Когда Корнилов, вызванный звонком Бугаева, приехал на Петроградскую, дверь в квартиру художника была уже открыта. Подполковника встретил сотрудник районного управления внутренних дел Сазонкин, провел в комнату. На огромной тахте степенно восседали старик и молодая женщина, а Бугаев стоял у маленького письменного стола и листал какой-то толстый альбом. Первое, что бросилось в глаза Корнилову в этой огромной светлой комнате, большое неоконченное полотно на мольберте. Как раз напротив дверей. Безбрежная белая равнина, сливающаяся на горизонте с белесым холодным небом. Слеза два утонувших в сугробах домика, кусты сирени с прихваченными морозом зелеными листочками и небольшой дубок поодаль, ярко-желтый, словно вызов холодам и метели. А среди снегов - крошечная фигурка человека, уходящего вдаль, к горизонту, по еще не обозначенной художником дороге. От картины веяло холодом.
- Товарищ подполковник, смотрите, - Бугаев протянул Корнилову две фотографии - ту, что была сделана с мертвого лыжника, и другую, видимо, найденную в альбоме. Но подполковник и так все понял: на стене среди других картин висел, наверно, автопортрет художника. Корнилов сразу узнал в изображенном на нем человеке убитого лыжника. Узнал по чуть утолщенному переносью и косой морщинке, перечеркнувшей лоб, будто глубокий шрам. Художник смотрел пристально, с вызовом. На втором плане, за его спиной, в хрустальной вазе стояло несколько веток спелой рябины. Картина была яркая, какая-то торжественная, насыщенных тонов. Широкие, рельефные мазки.
- Значит, правильно предположил Юрий Евгеньевич. Убитый - художник?
Бугаев кивнул:
- Тельман Алексеев! Странное имя, да?
- Странное. А как нашли адрес?
- Да вот так совпало, товарищ подполковник, - развел руками Бугаев. - Я ведь сюда, в квартиру напротив, привез вашего психа. - Корнилов посмотрел на Бугаева сердито, тот осекся и оглянулся на прислушивающихся к разговору понятых. - Гусельников стал рассказывать про соседа-художника. А я же вчера весь этот район перепахал. Автобусный билетик-то! Ну вот и поинтересовался. Пошел искать управдома, а он уже из районного управления гостей ждет. Встретились с товарищем Сазонкиным у дверей.
Сазонкин кивнул:
- Мы, товарищ подполковник, получив задание, выяснили в союзе адреса всех художников, проживающих в нашем районе. Стали обзванивать. К тем, у кого телефона нет, просили домоуправов заглянуть. А я с Алексеем Алексеевичем Талызиным разговаривал, просил справиться, дома ли художник Алексеев.
Подтянутый старик, сидевший на диване, слушал внимательно, кивал головой.
- Он позвонил в квартиру, в почтовый ящик заглянул - почту несколько дней не вынимали… Я и решил проверить.
- Молодчина, майор, - сказал Игорь Васильевич. - Позвоню Рудакову, попрошу, чтоб отметил вас. - Рудаков был начальником Ждановского райуправления.
Корнилов снова подошел к неоконченному зимнему пейзажу, молча остановился перед ним, и ему невольно вспомнились заснеженные поля и темный, холодный лес вокруг одинокой деревеньки Владычкино. И представилось, что маленькая фигурка, затерявшаяся в белой замети, это и есть сам художник, идущий навстречу выстрелу. «Куда же шел этот Тельман? К кому? Нет, не случайно оказался он около Орельей Гривы… Кстати, какое красивое название: Орелья Грива! Орлы, кони. Почему эта маленькая горка так называется? Эх, не в этом дело!» Корнилов вздохнул и полез в карман за сигаретами. Но их там не оказалось. Наверное, второпях забыл в кабинете.
- Зачем понадобилось леснику стрелять в художника? - сказал он тихо.
- Вы уверены, что убийца - лесник Зотов? - спросил Бугаев, продолжая внимательно рассматривать бумаги, вынутые из письменного стола.
- Я не исключаю, что убийца - лесник. - Корнилов посмотрел на часы. Было без пятнадцати пять. - Думаю, что скоро мы будем все знать точно. Лесник ли стрелял или кто-то посторонний. Посторонний, но скорее всего известный Зотову. Ведь, судя по лыжне, не мог убийца миновать кордон лесника. Ладно, подождем! Белозеров, наверное, уже закончил свои поиски…
Он отошел от мольберта и стал внимательно рассматривать картины, развешанные на стене. В основном это были деревенские пейзажи, несколько женских портретов. Портреты не понравились Корнилову - они оставляли впечатление какой-то застылости, статичности. У всех людей были неживые, белесые глаза. А пейзажи радовали. Светлые, лиричные. «У них и краски будто бы горячие». Ему показалось: приложи ладонь - ощутишь тепло нагретых солнцем трав, бревенчатых домиков.
Одна из стен этой большой комнаты, служившей, очевидно, и мастерской, и жилищем художника, была увешана иконами, старинными прялками, потрескавшимися изразцами с причудливыми рисунками.
Бугаев закончил разбирать бумаги в столе.
- Не густо, товарищ подполковник. - Он протянул Корнилову диплом об окончании института имени Репина, маленькую книжечку Союза художников. На фотографии Алексеев был совсем молодым, с длинной челкой - совсем не похож на того, что глядел с портрета.
- А документы, письма?
Бугаев покачал головой:
- Сейчас возьмусь за шкаф.
Небольшой красного дерева, старинный книжный шкаф с бронзовыми завитушками стоял в углу рядом с диваном.
- Он что же, один жил? - спросил Корнилов у Сазонкина.
Тот посмотрел на управдома и сказал:
- Алексей Алексеевич, вы-то уж, наверное, знаете…
- Что, что? - растерянно переспросил старик, поднимаясь с дивана. Он, видать, задумался и не расслышал вопроса.
- У Алексеева есть семья? Жена, дети?
- Да, есть. Жена, - управдом посмотрел на Корнилова виновато. - Я не помню ее имени. Она у него переводчица, сейчас за границей. Мне Тельман Николаевич рассказывал. В Финляндию уехала. А детей у них нет. Живут вдвоем.
- Надо ведь сообщить жене? - нерешительно произнес Сазонкин.
- Надо, - вздохнув, ответил Корнилов. - Возьмите это на себя. Узнайте, где она работает, переговорите с руководством, Вы с товарищем Сазонкиным продолжайте осмотр, - обратился он к Бугаеву. - Оформите протокол, а я поехал. Узнаю, как дела у Белозерова. - Он попрощался с понятыми, тихо сидевшими на диване, и пошел было уже к дверям, но вернулся: - Семен, если найдешь письма, или документы какие, сразу звони.