Крутые перевалы

ПАРТИЗАН, ПИСАТЕЛЬ, ГРАЖДАНИН

Гражданский и человеческий облик Петра Поликарповича Петрова, автора этой книги, известного писателя-сибиряка 30-х годов, активного участника революции и гражданской войны в Сибири, на редкость привлекателен. Его имя пользовалось широкой популярностью у сибиряков еще задолго до того, как он стал писателем-профессионалом. Петрова хорошо знали и любили енисейские и минусинские партизаны, защитники героического Степного Баджея — столицы партизанской советской республики в глубоком тылу Колчака, внимательно к нему прислушивались участники многосотверстного саянского похода партизанской армии в Урянхайский край летом огневого 1919 года.

Известен был Петров в то время и старожилам таежных хуторов, заимок, сел и деревень Заманья, среди которых он проводил большую разъяснительную работу, поднимая таежное население Енисейской губернии на открытую борьбу с колчаковщиной. Листовки и воззвания, написанные политработником Петровым в бурные годы гражданской войны, заставляли колчаковских солдат переходить на сторону партизан, а его горячее слово партизанского вожака, агитатора и трибуна, обращенное к защитникам революции, воодушевляло бойцов перед боем, вселяло бодрость, укрепляло уверенность в победе в тяжелые минуты неудач и временных отступлений. Он был в рядах тех, кто с оружием в руках оборонял Белый дом — боевой штаб Центросибири и Военно-революционного комитета в дни декабрьских боев 1917 года в Иркутске.

Доброжелательный и отзывчивый по натуре своей, с открытым по-русски характером, Петров был истинным народным самородком, человеком по-настоящему талантливым и ярким, мужественным и кристально чистым. И жизнь свою он прожил столь же талантливо и честно, щедро и без остатка отдавая ее на благо родного народа. Не случайно писатель в одном из последних своих писем заметил с чувством исполненного долга:

Биография П. Петрова типична для людей его поколения, того поколения, которое штурмовало Зимний дворец, било Деникина и Колчака, громило интервентов, а потом садилось за учебники, поднимало страну из развалин и разрухи, разжигало первые домны и писало первые советские книги.

Простой сибирский крестьянин из глухого таежного села Перовское Енисейской губернии (он родился 25 января 1892 года), Петров многим был обязан Октябрьской революции.

Революция пробудила его к активной общественно-политической деятельности. Петров был делегатом Первого и Второго всесибирских съездов Советов, дважды избирался в состав Центросибири, работая рядом с такими выдающимися революционерами, как Павел Постышев, Яков Боград, Сергей Лазо, Федор Лыткин, Сергей Лебедев, Яков Шумяцкий.

В период колчаковщины центросибирец Петров создает в родном Перовском подпольную организацию, возглавляет штаб повстанцев, выступивших в декабре 1918 г. с оружием в руках против белогвардейщины. Вскоре он был избран председателем объединенного Совета Степно-Баджейской партизанской республики. Летом 1919 года во время похода партизанской армии А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкина в Урянхайский край (нынешняя Тува), а оттуда в Минусинск П. П. Петров возглавлял агитотдел армии. В Минусинске под его редакцией выходила газета «Соха и молот». Со страниц газеты Петров вел доверительный разговор со своими читателями, разговор, что называется, «по душам», и кто знает, скольких колеблющихся в это тревожное и грозное время вывели на верный путь непритязательные газетные строки партизанского публициста и агитатора. Известны случаи, когда колчаковские солдаты платили большие деньги за номер «Сохи и молота», а потом переходили на сторону партизан, показывая как пропуск, называя как пароль номер газеты с обращением Петрова и его соратников и товарищей к колчаковским солдатам.

В начале 20-х годов он учится в Красноярском институте народного образования, работает в Енисейском союзе кооператоров. К этому времени относятся и первые его литературные опыты — стихи, статьи и воспоминания о партизанском движении в Красноярском крае. В 1927 году в журнале «Сибирские огни» появляется поэма Петрова «Партизаны», тепло встреченная читателями.

Одновременно с поэмой писатель увлеченно работал над «Борелью», одним из первых своих прозаических произведений, впервые опубликованном в трех номерах «Сибирских огней» за 1928—1929 годы. В 1931 году роман вышел отдельным изданием в московском издательстве «Федерация».

Интересна творческая история этого произведения. Вот как об этом рассказывает сам писатель:

По словам автора, роман был навеян «знакомством с обстановкой, которую пришлось наблюдать».

«Борель» создавалась в середине 20-х годов и, естественно, несет на себе все приметы времени. Вне учета конкретно-исторической обстановки, своеобразия литературного процесса той поры трудно уяснить многие стороны этого произведения, в том числе и своеобразие авторского стиля, на котором явственно сказался налет натурализма. Сознавал это впоследствии и сам писатель.

Увлечение натурализмом, особенно сильно проявившемся в языке персонажей «Борели», свидетельствовало не только о писательской неопытности автора, но и об общей литературной традиции, своего рода эстетической норме, характерной для литературы тех лет. Характерно в этом отношении свидетельство самого П. Петрова, не раз выступавшего с публичным чтением отрывков из романа в различных читательских аудиториях.

Особенным нападкам подвергся роман со стороны литературной группы «Настоящее», объединявшей левацки настроенных сибирских литераторов. Вскоре эта группа печально прославилась своими хулиганскими выпадами против М. Горького. Используя лефовские лозунги, ориентируясь на «литературу факта», «настоященцы» подвергли ожесточенному обстрелу все истинно талантливое в нашей литературе 20-х годов. Не прошли они и мимо «Борели». Сохранился любопытный рассказ П. Петрова о стычке с «настоященцами» на одном из публичных чтений романа в Новосибирске.

Сразу после появления в печати талантливая книга П. Петрова вызвала живейший интерес читателей. О ней заговорили в журналах, газетах, на многочисленных читательских конференциях. Так, в 1929 году писатель сообщал из Красноярска одному из своих корреспондентов, известному энтузиасту и пропагандисту советской литературы среди сибирского крестьянства, учителю А. М. Топорову:

О большом интересе к роману свидетельствовали и положительные отклики в периферийной и центральной прессе. Да это и неудивительно. Своим произведением молодой писатель включался в магистральный поток советской литературы. Одним из первых, вслед за гладковским «Цементом» он заговорил о восстановительном периоде. На фоне литературы 20-х годов, почти всецело захваченной живописанием героики гражданской войны и революции, такое обращение к строительным будням выглядело несомненным новаторством, да оно и на самом деле было таковым. Оказалось, что новая послереволюционная действительность не такая уж будничная и обыденная, как это представлялось иным литераторам, привыкшим черпать свое вдохновение в романтической героике боев и походов. Здесь тоже была своя героика, ибо жизнь в ее повседневности представала перед взором внимательного и вдумчивого художника полной глубокого драматизма, острейших социальных конфликтов, высокого нравственного накала.

Именно такой видит и рисует советскую действительность начала 20-х годов в своем произведении П. Петров. Динамично развивающийся сюжет, живописные и колоритные детали эпохи, интересно задуманные, живо выписанные характеры — все это делает «Борель» по-настоящему увлекательной книгой. Автору удалось правдиво воссоздать самую атмосферу сложного, драматического в своей основе времени. Трудная борьба за восстановление золотого прииска, которую, опираясь на передовых рабочих, ведет вчерашний партизан, коммунист Василий Медведев, составляет сюжетный узел романа, вбирающий в себя все нити повествования.

Жутью и тленом пахнуло на Василия, когда он в изрядно потертой, видавшей виды шинели впервые после четырехлетней отлучки увидел прииск Боровое. На всем лежала печать заброшенности и разрушения: провалившиеся крыши казарм и жилых построек, вкривь и вкось торчащие стропила, накренившиеся столбы, почерневшие от дождей и непогоды неподвижные и безмолвные чудища тайги — драги. Еще более зловещее впечатление производил прииск ночью, когда он погружался во тьму. Электричества давно нет. Только в отдельных казармах скупо мерцают сквозь затянутые брюшиной окна самодельные светцы, вырывая из темноты жалкую домашнюю утварь, какие-нибудь деревянные обрубки, заменяющие столы и стулья.

Только что закончилась гражданская война. На заброшенном золотом прииске орудуют мелкие хищники, алчные и жестокие спиртоносы-тунгусники, называющие себя «свободными золотничниками». Последнее оборудование прииска растаскивается по винтику и болтику. Бывшие рабочие нищают и под пьяную руку избивают своих жен на потеху уличным зевакам.

— Да неужели это так? — в сотый раз спрашивает себя Василий Медведев. — Неужели прииск погиб не за грош?

Кажется, что все забыли о затерявшемся за сотни верст в тайге Боровом, да и старых рабочих теперь не узнать. Вот как, например, выглядит в первую встречу с Медведевым бывший молотобоец Никита:

Сколько отчаяния и безнадежности звучит в словах этого выбитого из колеи недавнего рабочего-умельца и партизана:

С беспощадным реализмом обнажает художник те, казалось бы, непреодолимые препятствия, с которыми пришлось столкнуться его герою, недавнему слесарю-подростку, рабочему парню Медведеву.

Образ Медведева выписан в романе резкими и жесткими красками плаката. Автор усиленно подчеркивает в своем герое одни вполне определенные и четкие качества — железную волю и упорство. Подчас он намеренно огрубляет характер Медведева, словно боясь сделать его сентиментальным. Автор далек от какой бы то ни было романтической идеализации своего героя. Медведев малообразован, нередко груб и прямолинейно резок, да и в личной жизни способен на взбалмошные и необузданные поступки. И вместе с тем в нем подкупает цельность характера, избыток нерастраченных сил, напористость и волевая целеустремленность. А где-то подспудно в Медведеве угадываются и душевная мягкость, и нежная мечтательность. С какой непосредственностью и силой чувства переживает он крушение семейного счастья, разбитого собственными неумелыми и грубыми руками! Не зря же полюбили его и рабочие. И не случайно, конечно, так потянулась к нему Валентина Сунцова, человек иной среды и воспитания.

Особенно ярко проявился характер Медведева в длительном поединке с умным и изворотливым врагом Сунцовым. Именно здесь как нельзя пригодились ему талант организатора, находчивость и мужество, выдержка и стремительность в действиях.

Медведев — совсем в духе времени! — редко действует убеждением и логикой, он поступает напористо, решительно. На первом же собрании этот человек что называется с порога грохнул:

Понадобится время, живой опыт практической работы с людьми, пока порывистый и стремительный Медведев поймет, что одним махом социализм не построишь, что в новых условиях окриком и наганом многого не достигнешь. В конце романа он говорит технику Яхонтову:

«Борель» — остросюжетное и остроконфликтное произведение. На страницах романа сшибаются и бушуют страсти, активно действуют два классово-враждебных лагеря, между которыми развертывается борьба не на жизнь, а на смерть. На стороне Медведева — старые кадровые рабочие — драгер и слесарь, старый подпольщик и бунтарь, коновод забастовщиков Качура, молотобоец Никита Лямкин, его жена Настя. К нему тянутся техник Яхонтов, Валентина. Этой группе противостоит анархиствующая свора тунгусников во главе со своим вожаком, «жохом-парнем» Евграфом Сунцовым. В разгульной ватаге Сунцова привольно живут разбойные молодцы типа Ганьки, парня с расплюснутым носом, с широкой арбузообразной физиономией. Опора его — матерые бродяги из беглых уголовников. Образ Сунцова — один из наиболее ярких в романе. Это несомненная удача автора.

Разоряя и терроризируя приискателей, нагло обирая эвенков, упивается своей властью Сунцов. А от него тянутся нити не только к какой-нибудь фельдшерице Лоскутовой, пустой и вздорной бабенке, ненавидящей Советскую власть, но и к более крупным хищникам — за границу.

Путь Сунцова — путь индивидуалиста и отщепенца, скатившегося к открытому бандитизму. Ослепленный ненавистью к новому, Сунцов не останавливается даже перед зверским покушением на родную сестру, вставшую по другую сторону баррикады.

Так, не скрывая трудностей и ошибок, не идеализируя своих героев, ведет нас художник от одной преодоленной преграды к другой, чтобы в конце романа показать преображенный, оживший прииск, изменившихся людей, пробужденных к жизни и творческому труду волею партии, энергией беззаветных энтузиастов. Первые тяжелые взмахи парового молота, долгие годы стоявшего без движения и теперь наполняющего своим гулом тайгу, пуск первой драги заставляют учащенней и радостней биться сердца не только героев, населяющих роман, но и читателей.

«Борель» подкупает широтой охвата событий, динамически развивающимся повествованием, живыми подробностями и приметами времени и, наконец, добротно разработанными, цельными характерами, будь то Медведев, Сунцов или же эпизодически мелькающие, но пластически выразительные фигуры старого Лямки, забубенного бандита Ганьки и др.

Острота классовой борьбы, разруха и голод, бандитизм недавних хозяев прииска, сочно выписанные бытовые сцены, рождение нового трудового коллектива и новых человеческих взаимоотношений, сложное переплетение людских судеб — все это вошло в роман и живет и движется на его страницах, подкупая нас неприкрашенной правдой подлинной жизни. Не случайно эта безыскусственная книга начинающего сибирского литератора в свое время так понравилась Горькому. В одном из писем к литературоведу и критику Е. С. Добину он назвал «Борель» в числе лучших произведений, отразивших пафос социалистического строительства. В январе 1931 года он посылает роман в подарок рабочим Алдана.

К полюбившемуся произведению сибирского писателя Горький возвращался неоднократно в письмах, беседах, статьях. Так, в «Беседе с молодыми ударниками, вошедшими в литературу» он снова говорит о «Борели» как о значительном событии в литературе.

В архиве Горького сохранилась следующая любопытная характеристика романа П. Петрова и его персонажей.

Настойчиво пропагандируя «Борель», Горький добивался издания этой книги в массовой серии «Дешевая библиотека» Госиздата. Об этом он несколько раз писал председателю Госиздата А. Б. Халатову. Так, в письме к нему от 15 января 1931 г. он советует:

В одном из последующих писем к Халатову Горький снова возвращается к своему предложению.

Мало того, Алексей Максимович хлопочет о переводе книги писателя-сибиряка на английский язык, считая это делом «важным и нужным». 4 декабря 1931 года он пишет П. П. Крючкову:

Внимание и поддержка Горького сыграли значительную роль в литературной судьбе Петрова, заставили его поверить в свои силы. Об этом не раз позднее с благодарностью вспоминал и говорил сам писатель.

Романом «Борель» было положено начало художественному освоению современности в творчестве Петрова. За «Борелью» последовали в первой половине 30-х годов еще два значительных произведения писателя — романы «Шайтан-поле» и «Золото». Оба они были посвящены теме социалистического преобразования Сибири. Пристальное внимание его привлекает главный герой эпохи — образ коммуниста, вожака и организатора масс. В «Борели» это волевой и напористый Василий Медведев, в «Шайтан-поле» — Петр Пастиков, строящий в таежной глухомани звероводческий совхоз, мечтающий поставить на службу советскому человеку несметные таежные богатства. В романе «Золото» таким героем выступает Гурьян Нарыков, человек с богатым житейским опытом, сложным, эмоционально ярким внутренним миром. Не случайно Вяч. Шишков, познакомившись с романом «Золото», писал его автору:

«Шайтан-поле» автор начал публиковать в иркутском журнале «Будущая Сибирь» в 1932 г. В 1933 году публикация романа была закончена. Он явился непосредственным откликом писателя на животрепещущие проблемы времени. В романе нарисована правдивая картина преображения глухих таежных окраин в годы первых пятилеток. Автор считал «Шайтан-поле» своей лучшей и любимой книгой, работа над которой потребовала от него немало труда и времени.

Роман Петрова весь пронизан пафосом преобразования действительности. На нем лежит яркий отблеск времени с его энтузиазмом и безграничной верой в творческие, созидательные силы нового человека, призванного изменить, преобразовать мир и отношения людей друг к другу.

Рассказывая в своем новом произведении о постройке звероводческого комбината в непроходимых таежных дебрях, писатель страстно утверждал романтику социалистического созидания, романтику освоения необъятных богатств, хранящихся на необозримых просторах Родины.

Перед Петром Пастиковым, человеком горячей мечты и не менее горячего сердца, в воображении встают величественные картины преображенной волей человека забытой дикой окраины.

Герой Петрова — типичный представитель того поколения, которое строило Днепрогэс и Магнитку, прокладывало Турксиб, возводило Комсомольск-на-Амуре, бороздило Северный Ледовитый океан и осваивало воздушную трассу через Северный полюс. Именно отсюда идет романтическая окрашенность и приподнятость повествования в романе писателя. Пафос книги — в утверждении красоты труда советского человека, пробивающего дороги через непроходимые дебри к несметным сокровищам, скрытым в таежной глухомани. В этом отношении произведение писателя и поныне звучит необычайно современно.

Со страниц «Шайтан-поля» перед читателем возникают картины таежных просторов, горных стремительных речек, зеркальных озер. Здесь пенится и клокочет неуемная река Сыгырда — бунтующая таежная красавица, на десятки километров раскинуло свои священные воды девственное и привольное озеро Ширан, что значит по-русски «окно бога», пролегла стиснутая со всех сторон, лесами и горными массивами благодатная, щедрая на дары долина Шайтан-поле.

Роман интересен и другим — развернутыми сценами жизни маленького таежного племени камасинцев, постепенно приобщающегося к социалистическому строительству. Суеверия, шаманство, безграничная власть старейшины рода — все это начинает сгорать на очистительном огне ворвавшейся в тайгу новой жизни. Автор правдиво рассказал о том, как неузнаваемо меняются судьбы крошечного, обреченного ранее на вымирание народа в условиях социализма.

«Шайтан-поле», как и «Борель», отличает стремительность развития действия. Читателя невольно захватывает увлекательность и занимательность рассказа. Интриги старого Алжибая, главы рода камасинцев, шаманские камланья, преследование бандитов, охота на таежных красавцев-маралов, драматические эпизоды строительства совхоза, живописность и выразительность массовых сцен — все это оставляет глубокое впечатление. Стоит в данном случае вспомнить хотя бы прекрасно написанную сцену насильственной ночной свадьбы Веры с сыном Алжибая Тимолаем, свадьбы, происходящей около пылающего костра, в окружении десятка небритых, косматых и оборванных таежных бандитов, сопровождаемой зловещим хохотом филина. Хороши в романе образы Алжибая, шаманки Фанасей, Самохи Кутенина. Портит хорошую книгу писателя небрежность в обращении со словом, претенциозная «красивость» стиля авторской речи. И все же эти недостатки не могут заслонить от нас главного в «Шайтан-поле» — верно переданного пафоса социалистического созидания, исторически правдивой картины преобразования глухих окраин трудом и волей советского человека.

Значительное место в творчестве П. Петрова занимает тема гражданской войны, партизанского движения. Ей посвящены роман «Половодье», повести «Кровь на мостовых», «Памятная скала», «Саяны шумят», «Крутые перевалы». Все эти произведения во многом автобиографичны. Они изображают в большинстве случаев события, участником или свидетелем которых в свое время пришлось быть писателю. В частности, источником повести «Крутые перевалы» послужили события из истории Степно-Баджейской партизанской республики. Повесть открывается изображением боя под Нарвой, на берегу широкой и стремительной горной реки Маны, сжатой с обеих сторон отвесными скалами и непроходимой тайгой. Как видно уже из первых эпизодов повести, партизанам приходилось сражаться не только с белогвардейцами, но и с иностранными интервентами всех мастей.

Хорошо показана в произведении Петрова повседневная жизнь партизанской республики — лихорадочная работа оружейных мастерских, создание своей газеты, эпизоды отчаянных и лихих разведок во вражеском стане. Надолго запоминается отважный поступок командира партизан Николая Потылицына, проникшего в самое логово врага, волнуют и приключения героини повести, отправляющейся с группой смельчаков в Красноярск для установления связи с местной подпольной организацией и попадающей в колчаковский застенок. В этом эпизоде, как, впрочем, и в целом ряде других, автором запечатлены подлинные события. В исторической и мемуарной литературе есть сведения о том, как руководство Степного Баджея направило в Красноярск за боеприпасами и для установления связей активную деятельницу партизанского движения Малышеву. Т. Рагозин, например, рассказывает:

Заслуживают особого внимания страницы повести, посвященные боевой дружбе партизан с интернационалистами мадьярами, отважно сражавшимися на стороне защитников пролетарской революции.

Героическое революционное прошлое и современность — таковы две основных ипостаси в творческом облике Петрова. В каждом из этих направлений своего творчества писатель оставил произведения, правдиво отразившие существенные черты своего времени и эпохи. Будучи человеком ярко выраженного общественного темперамента, он достойно представлял в жизни и литературе свое поколение, поколение героев и защитников Великого Октября. Умер Петр Поликарпович Петров 23 октября 1941 года.

Василий ТРУШКИН.