Крылатая гвардия

По следам героя

— Ты знал летчика Севастьянова?

— Конечно, а кому же из ленинградцев он неизвестен!

Я подробно рассказал своему сыну о подвиге Алексея Тихоновича Севастьянова, истребителя-гвардейца, имя которого в трудную блокадную зиму знали все до единого жители нашего города — от мала до велика. В честь Севастьянова названа новая улица за Московской заставой.

Очевидно, такой же вопрос, как и мне, в те дни (а это было в 1958 году) задавали своим родителям все пионеры 6–б класса 203-й школы Дзержинского района. Ребята организовали отряд «красных следопытов» и по совету своей учительницы Веры Павловны Лазаревой решили собирать материал о Герое Советского Союза А. Т. Севастьянове.

Среди летчиков, защищавших небо фронтового Ленинграда, было много отважных и умелых. И все они не щадили себя в воздушных боях, всех их знали и любили ленинградцы. Но имя Севастьянова среди них занимает особое место.

…Горожане по тревоге спускались в бомбоубежища, они слышали там разрывы зенитных снарядов, а часто и свист бомб. А те, кто дежурил на вышках и на крышах, могли видеть и вражеские бомбардировщики, и наши патрульные истребители.

Но никогда еще не случалось, чтобы свидетелями воздушного боя были одновременно сотни тысяч ленинградцев. Буквально на глазах у всего населения, над самым центром Ленинграда, совершил свой подвиг Алексей Севастьянов. И поэтому его узнал и полюбил весь город. За несколько минут ночного воздушного боя Севастьянов стал всенародным героем.

Это произошло осенью 1941 года, когда на фронт ездили на трамвае. Ленинград — в блокаде. Прерваны все связи по железным и шоссейным дорогам. Только по Ладоге еще мог проскочить небольшой пароходик, да над озером, прижимаясь к воде, мог пролететь транспортный самолет. Гитлеровцам штурм города сорвала Советская Армия, но угроза городу не миновала, она оставалась такой же серьезной, как и в сентябре. Фашистская артиллерия непрерывно стреляла по улицам и площадям. Фашистская авиация круглосуточно бомбила город.

Немецкие аэродромы были так близки к Ленинграду, что «Юнкерсы» и «Мессершмитты» после подъема делали небольшой бросок и сразу оказывались над городом.

Перед октябрьским праздником Гитлер угрожал «качнуть» Ленинград. Фашистские шептуны, грязные вражеские листки предупреждали население о сильнейших бомбежках. Наши летчики-истребители вылетали по пять-семь раз в сутки, вступая в бои, неравные по количеству, а нередко и по качеству самолетов.

Вечером 4 ноября в квартирах, общежитиях, заводских цехах снова раздался вой сирены. Снова налет. Группа фашистских самолетов пыталась использовать ясную погоду, чтобы нанести массированный удар по центру города, устрашить жителей.

Большинство гитлеровских бомбардировщиков не смогло достигнуть черты города. Серебристые стрелы прожекторов то скрещивались, то расходились, прочерчивая всё небо. Плотный огонь зенитных пушек, атаки истребителей сделали свое дело. Немцы маневрировали на большой высоте, бросая бомбы куда попало.

Несколько самолетов всё же прорвалось к самому городу. В бой вступили зенитки, находившиеся на крышах домов, на набережной Невы, в городских садах. В бой вступили патрульные истребители.

Алексей Севастьянов дежурил в зоне Н., и у него был свой «гектар неба». Забрался повыше — тысяч на пять. Отсюда и надо искать, здесь выгоднее всего навязать бой злому пришельцу.

Летчик заметил разрывы снарядов, значит зенитчики засекли цель. Вскоре там же скрестились лучи прожекторов: со стороны Ржевки и Рыбацкого наши прожектористы взяли в клещи бомбардировщик. Севастьянов направил свою «Чайку» к этому месту: «Ага, «Хейнкель-111». Знакомая машина…»

Расстояние сокращалось. Казалось, ударь из пулемета — и цель твоя. Нет, не так-то это просто. «Хейнкель» в действительности гораздо выше, ночная мгла обманчива, да и освещенная поверхность машины путает расстояние. Лейтенант потерял немца, потом снова увидел его, освещенным с земли. Атака! Мимо! Стрелок-радист открыл ответный огонь по советскому истребителю: промазал!

Световая стрела коснулась «ястребка», осветила машину, что-то сильно резануло по глазам, и на какое-то мгновение Алексей потерял зрение. Бомбардировщик исчез. Попробуй, найди в этой сплошной тьме маневрирующий самолет…

Советский истребитель, преследующий фашиста, оказался в зоне обстрела. И хотя не было отбоя тревоги, люди вышли на улицы и стали невольными свидетелями ночного поединка.

Прожектористы цепко держали цель. И Севастьянов производил атаку за атакой. Пилот вражеского бомбардировщика ловко маневрировал, стараясь уйти от пулеметных очередей и залпов реактивных снарядов, вырваться из лучей, освободиться от груза.

Лейтенант увидел, как падают с «Хейнкеля» бомбы.

Севастьянов нажал на гашетку пулемета. Выстрела не последовало. Всё. Израсходован весь боезапас. Всё зря. Что же теперь делать? Неужели немец уйдет?..

Не может уйти!

В такие минуты решение приходит мгновенно. Таран! Севастьянов бросил свою машину на «Хейнкеля», и удар страшной силы потряс немецкий бомбардировщик. Машина стала разваливаться.

Всё это видели с земли. Ленинград ликовал, люди плакали от радости и рукоплескали герою.

На ленинградскую землю падали обломки вражеского бомбовоза и севастьяновской «Чайки». На ленинградскую землю спускались на парашютах экипаж «Хейнкеля» и советский летчик-истребитель…

К утру о ночном бое знали все ленинградцы, и с тех пор таран молодого летчика стал как бы частью истории города, а Севастьянов его почетным гражданином.

В памяти народной этот подвиг сохранился до наших дней.

Слышали о нем и «красные следопыты».

Ну, а что произошло после тарана? Сотни вопросов задавали ребята, и на всё надо было найти ответы, обо всем собрать материал, расспросить очевидцев, самим побывать там, где жил и работал Алексей.

Как воевал Севастьянов дальше? Какова его судьба? Откуда родом и где учился, кто его друзья?

Да и о самом ночном поединке ведь известно очень мало.

Куда, например, упали обломки фашистского бомбардировщика? Оказывается, в Таврический сад! Так это же рядом со школой, теперь здесь городской детский парк… Туда отправились всем отрядом, обошли весь сад и — ничего не увидели. Ну разве спустя 17 лет найдешь какие-нибудь следы! Всё заросло травой, везде разбиты клумбы с цветами, дорожки. Где-то на поляне, ближе к Таврическому дворцу, Вова Собираев заметил ямки: «Наверное, сюда упал!»

Поиски следов «Хейнкеля» привели в Музей истории города. Там хранится несколько кусков искореженного металла — обломки крыла сбитого Алексеем самолета. Кто-то из мальчишек хотел поднять кусок крыла. «Не трогай, противно!» — остановила Надя Аристархова.

Узнали подробности и об экипаже бомбардировщика. Когда самолет начал разваливаться, немцы раскрыли парашюты и, освещенные прожекторами, опустились… на улицу Маяковского. Ну а тут что было! Хорошо, что бойцы истребительного батальона сразу окружили гитлеровцев и до прихода милиции спрятали их в булочную, а то никакая сила не остановила бы женшин…

На допросе выяснилось, что командир экипажа — кавалер двух железных крестов, опытный обстрелянный пилот, над всей Европой рыскал, раз двадцать летал на Лондон. Всегда выходил из боя целехонький. На Ленинград летел впервые — и вот сразу беда, сбили. Пленные показали, что на аэродромах под Ленинградом накоплены большие силы бомбардировочной авиации для ударов по городу (наши разведчики подтвердили это, и штурмовики вместе с истребителями разгромили аэродромы).

И еще важную деталь установили потом ребята. В полковом журнале боевых действий за 5 ноября 1941 года, то есть на следующий день после севастьяновского тарана, было записано: «Встреч с воздушным противником не было». Хоть на денек, да отбил Алексей охоту у немецких вояк бомбить Ленинград! Был сорван задуманный фашистами массированный налет в день Октябрьской годовщины.

Поиски юных разведчиков продолжались. В штабе ребятам сказали, что обломки севастьяновской «Чайки» упали во двор одного из домов на Басковом переулке. Вот, какое совпадение, опять рядом со школой!

Где они? К сожалению, никто не знает, как будто были переданы на выставку обороны Ленинграда, но теперь этой выставки нет и где остатки «Чайки» — неизвестно. Жаль… Может быть, всё-таки удастся найти?..

Ну, а как себя чувствовал после тарана сам Севастьянов? Когда от удара младшего лейтенанта выбросило из кабины, он сначала летел затяжным прыжком, не раскрывая парашюта, подальше от падающей машины, а потом дернул за кольцо и начал медленно опускаться. Теперь всё в порядке: под куполом парашюта родной Ленинград.

Первое, что отчетливо увидел Алексей, была заводская труба, и он тут же ударился, упав на крышу, а оттуда скатился, — к счастью, на мягкую кучу шлака; одной унты не было на ноге, видимо сорвало.

— Стой, гад! Ни с места!

…В дневнике «красных следопытов» появилась такая запись, сделанная на Невском заводе имени В. И. Ленина со слов очевидцев:

«Однажды мы наблюдали воздушный бой, который развернулся как раз над Невской заставой. С замиранием сердца следили за нашими самолетами, которые отбивали налет вражеской авиации. Один из них кружил возле фашиста. Вдруг наш самолет резко развернулся и пошел в лоб на гитлеровскую машину. Вот это удар! Мы уже не могли в темноте различить, куда падал наш самолет, а куда — вражеский.

Вскоре над цехами проплыл парашют. Значит, кто-то с разбитого самолета опускался на заводской двор. Мы успели заметить, что летчик был в свитере, без формы. Решили: гитлеровец! Вооружились, кто чем мог, и бросились к угольному складу, где спустился летчик. Скомандовали:

— Хенде хох! (Руки вверх!)

— Да что вы, братцы, — отвечает летчик. — Я свой, русский.

А рабочие и говорят:

— Знаем мы вас, так сказать любой гад может. Сдавайся — и всё тут.

Никакие уговоры не помогли. Летчик был обезоружен, связан и приведен в заводской штаб. Никаких документов пленный предъявить не смог, сказал, что они остались в кителе. Вызвали командира из штаба фронта. Приехал офицер и сразу узнал одного из своих лучших летчиков, — фамилия его была Севастьянов, тогда нам совсем неизвестная. Мы извинились, почувствовали себя виноватыми.

— Молодцы, товарищи, — успокоил Севастьянов, — действовали правильно! Так поступайте и в дальнейшем!

Славного летчика мы проводили со всеми почестями и с тех пор считаем его членом нашего коллектива: защищал завод, был на заводе, да еще и попал к нам не через проходную, а прямо с воздуха».

После рапорта о ночном поединке Севастьянов поехал в здание, где шел допрос пленного командира «Хейнкеля».

— Вот кто вас сбил, — генерал кивнул головой в сторону Севастьянова.

— Такой молодой? — спросил немец.

— Молодой, да удалой, — улыбнулся генерал и, обращаясь к переводчику, добавил: — Да вы не переводите, всё равно не поймет…

Фашистский летчик протянул лейтенанту руку. Алексей отвернулся и подошел к окну. Прохожих на улице было совсем мало.

Вскоре в деревню Холм Калининской области ушло письмо с обратным адресом полевой почты.

«Здравствуйте, дорогие родные, мама и Витя! — писал А. Севастьянов. — К великой моей радости, я сегодня получил от вас письмо. Действительно, это очень большая радость, потому что из письма я узнал о том, что вас фашистское зверье не тревожило и живете вы хорошо. У меня жизнь протекает тоже хорошо. Это вы можете судить по тому, что почти каждый ленинградец знает мою фамилию. Это всё из-за того, что я ночью сбил фашистский самолет, который упал в самом городе.

Здоровье у меня отличное. Настроение, как и у каждого патриота, хорошее и уверенное.

Прошу прислать все адреса братьев, если они у вас есть.

Желаю плодотворной работы, хорошего здоровья.

Крепко целую вас.

Ваш Алексей».

Это письмо каждый следопыт переписал в свой дневник и каждый знал его наизусть. Больше ни одного письма Алексея, ни одной записки, ничего, что связано с самим летчиком, найти не удалось. Зато приходило много писем от однополчан Севастьянова, от командиров и молодых летчиков гвардейской части, в которой он служил. Все стремились помочь юным ленинградцам в их благородной работе.

На карте поисков появились новые точки, в дневниках — новые записи.

Очень много интересного узнали от капитана И. П. Голубева — он был техником самолета Севастьянова — и Героя Советского Союза В. А. Мациевича, — боевого друга Алексея.

Василий Антонович рассказал:

— Родился Алексей в год Октябрьской революции, был пионером, комсомольцем, девятнадцати лет поступил в военное училище. Каков он собой? Высокий, статный, красивый, настоящий гвардеец. Летал он на самолетах разной конструкции, летал хорошо и днем и ночью, отличный стрелок и штурман.

Сам принимал участие в ремонте самолетов, а ведь они часто приходили из боя пробитые и разбитые…

Командование части писало пионерам: «С радостью и благодарностью узнали мы, что вы собираете материалы о жизни и боевой деятельности Героя Советского Союза А. Севастьянова. Хорошее, нужное дело начали вы, ребята, и мы вам поможем в этом, ибо нельзя забывать воинов, которые, не щадя жизни, отстаивали Родину. Это они обеспечили вам, ребята, свободную и счастливую жизнь…

Память о бесстрашном соколе Алеше Севастьянове останется на века и в сердцах его однополчан, и всех ленинградцев».

Из штаба вскоре сообщили: «Севастьянов совершил около трехсот боевых вылетов. 13 марта 1942 года в течение одной ночи он трижды поднимался в воздух, атаковал пулеметным огнем и реактивными снарядами укрепленные точки противника в районе Шлиссельбурга и на берегу Невы. 16 апреля Севастьянов доставил командованию ценные разведывательные данные о количестве и расположении самолетов на аэродроме противника».

В школу прислали выписку из боевой характеристики командира второй эскадрильи старшего лейтенанта А. Т. Севастьянова: «Летный и технический состав, руководимый Севастьяновым, сплочен в крепкий воинский коллектив, устремленный на выполнение боевых задач. Товарищ Севастьянов — прекрасный летчик-истребитель и культурный командир, примером личной отваги в бою воспитывающий подчиненных».

…23 апреля 1942 года старший лейтенант А. Т. Севастьянов не вернулся на свой аэродром.

Журнал боевых действий сообщал о гибели Алексея коротко и официально: «В воздушном бою сбит самолет «МИГ-3», пилотируемый старшим лейтенантом Севастьяновым. Самолет упал в районе поселка № 4, что в десяти километрах юго-восточнее поселка Всеволожский…»

Ну, а подробности? Как это произошло, почему? Где обломки севастьяновского «ястребка»? Где похоронен Алексей Тихонович?

Кто-то упорно утверждал, что могила Севастьянова находится в районе Всеволожского. Вера Павловна Лазарева и ее неутомимые помощники отправились в путь. Все изъездили, исходили, расспросили десятки местных жителей, но никаких следов могилы героя не обнаружили.

Кто же поможет ребятам? Прежде всего, конечно, надо найти свидетелей гибели Алексея, тех, кто был вместе с ним в его последнем бою и последнем вылете… Щербина? Погиб. Молтенинов? Тоже… Вот Цыганенко — четвертый участник боя — жив.

Ребята разыскали адрес полковника в отставке В. С. Цыганенко, и вскоре от него пришел ответ:

«Здравствуйте, дорогие следопыты!

Сегодня получил ваше письмо и сразу же отвечаю. Я, Цыганенко Василий Степанович, служил с Алексеем в одном полку в 1942 году и действительно участвовал в воздушном бою, когда он погиб.

Вот как это было.

23 апреля в первой половине дня над нашим аэродромом появились два фашистских истребителя «Ме-109». Они охотились за нашими транспортными самолетами, которые доставляли в Ленинград продукты и эвакуировали из Ленинграда детей и раненых.

Я (тогда капитан) и капитан Молтенинов вылетели на самолетах «И-16» с целью отогнать немцев от воздушной трассы, по которой ходили наши транспортные самолеты. Фашистские летчики заметили наш взлет и, имея преимущество в высоте, стали нас атаковать, не давая набрать высоту. Видя наше тяжелое положение, командир полка выслал нам на помощь еще двух летчиков на самолетах «МИГ-3». В воздух поднялись Алексей Севастьянов и капитан Щербина. Они также оказались в невыгодном положении, так как фашистские летчики сохранили преимущество в высоте.

В процессе боя старший лейтенант Севастьянов при попытке атаковать ведомого стервятника сам был атакован ведущим фашистским летчиком. Самолет Алексея загорелся и упал на землю. Воздушный бой происходил в районе Углово на высоте 1000–1500 метров. Самолет упал где-то в районе между ст. Ириновка и Проба.

Алексей погиб, пытаясь оказать помощь своим товарищам.

После посадки я узнал, что самолет и летчик Алексей Севастьянов упали в болото.

Как видите, ребята, на основной ваш вопрос: где могила Алексея Севастьянова — я ответить, к сожалению, не могу. Предполагаю, что ее, вероятно, вообще нет.

Буду рад, если вам что-нибудь станет известно точнее.

Если я написал неясно или потребуются еще подробности, — с готовностью отвечу вам.

Благодарен вам за вашу работу.

С приветом полковник В. С. Цыганенко

13 июня 1958 года».

С земли этот бой видел техник капитан И. П. Голубев. Он демобилизовался и сейчас живет под Ленинградом.

— Днем, примерно после обеда, — рассказывал капитан пионерам, — Севастьянов вбежал в землянку и приказал мне немедленно подготовить самолет к вылету. Вместе с Алексеем по тревоге я побежал к самолету «МИГ-3», быстро запустил двигатель, а в это время летчик подвязал парашют. Опробовав двигатель, я уступил кабину Севастьянову.

В это время над селом шел воздушный бой. Немецкие самолеты разбились на две группы. Четыре «Мессершмитта» вели бой с нашими летчиками — с Цыганенко и еще с одним, не помню точно, с кем. А вторая группа «Мессершмиттов» ходила за облаками, блокируя наш аэродром.

Севастьянов находился в самом невыгодном положении — ему нужно было взлететь и вступить в бой в условиях, когда группа «Мессершмиттов» ожидала его взлета. Севастьянов сел в кабину, и я сразу понял, что он будет помогать товарищам, не щадя жизни.

Старший лейтенант дал газ. Самолет взлетел. На первом развороте два «Мессершмитта» мгновенно выскочили из облаков, и один из них расстрелял самолет Севастьянова, не дав ему даже набрать высоту…

Итак, получены свидетельства очевидцев. Но даже самая хорошая память не заменит документа.

Поиски продолжались. В архиве было найдено боевое донесение, написанное командиром эскадрильи, участником этого боя капитаном Молтениновым сразу после возвращения на аэродром. Вот заключительные строки этого донесения: «Используя высоту и превосходство своих машин, немцы сумели сковать наши действия и заставить нас принять круговую оборону на высоте, невыгодной для ведения воздушного боя на самолете «МИГ-3». Отбивая атаку за атакой, мы стали набирать высоту, рассчитывая использовать боевые качества своих самолетов. Самолеты «Ме-109» поняли это и усилили свои атаки.

Выбрав удобный момент для атаки, один «Ме-109» спикировал на Севастьянова слева сверху и с дистанции метров 50 дал по самолету «МИГ-3» длинную очередь, он вспыхнул и горящим врезался в землю. После этого самолеты противника с набором высоты ушли обратно».

Не сразу хватило сил у однополчан Алексея сообщить горестное известие родным. Начинал писать один, затем другой, писали под диктовку, писали вместе… Как сообщить такое матери!

Наконец отважился комиссар полка. Вот это письмо — слово в слово, запятая в запятую:

«Здравствуйте, Мария Ниловна!

Пишу Вам письмо, абсолютно не зная Вас лично, но зная как мать, воспитавшую такого героя, каким был Леша Севастьянов.

Мария Ниловна, как комиссар части, где служил Ваш сын, я считаю своим долгом сообщить Вам, что Ваш сын геройски погиб при исполнении служебных обязанностей 23 апреля 42 года.

Леша Севастьянов был для нас самым лучшим боевым другом. Он как зверь дрался с воздушными пиратами и всегда выходил победителем. Его горячо любили трудящиеся города Ленина и нередко можно было увидеть его портрет на предприятиях. Не раз он рисковал жизнью ради жизни ленинградцев и счастья своего народа. Его любовь к Родине сказалась и в том, что, рискуя своей жизнью, он ночью таранил самолет противника. За свое мужество и храбрость тов. Севастьянов был награжден орденом Ленина и ему присвоено высокое звание — звание Героя Советского Союза.

Мы, личный состав части, его товарищи, с глубокой ненавистью к врагам нашей Родины, скорбим об утрате Леши и заверяем Вас, дорогая Мария Ниловна, что счастье народа мы, Ваши сыны, будем защищать стойко, будем ковать победу с еще большей силой. Пусть еще не одна жизнь будет вырвана извергами из наших рядов, но это не заставит нас пасть духом и встать на колени перед фашизмом.

Недалек день, когда наши матери, пролившие много слез, услышат победные песни и принесут венки на могилы героев, погибших смертью храбрых в боях за Родину, за жизнь наших матерей и малюток, любящих так весело играть и смеяться…

До свидания, уважаемая Мария Ниловна. Еще раз благодарим за Алексея, который был воспитан Вашей лаской и материнским словом, за настоящего героя, каким был наш любимый и бесстрашный летчик — истребитель Алексей Тихонович Севастьянов (его мы по-дружески называли просто «Лешик»)…

Если у Вас будут трудности, прошу писать мне.

Военком М. Т. Ермолаев».

…Севастьяновский уголок в 203-й школе всё время пополнялся. Стали приходить письма из Калининской области — из сельсовета и колхоза имени Дзержинского, от учеников Первитинской школы, где учился Алексей, и от членов его семьи. Одно письмо читали всей школой, читали много раз и снова перечитывали — письмо от Марии Ниловны Севастьяновой.

«Здравствуйте, многоуважаемые пионеры 6–б класса и Ваш многоуважаемый учитель Вера Павловна! Примите наш горячий привет, много наилучших пожеланий в подготовке к учебным занятиям в школе. А еще моя просьба ко всем ученикам класса учиться только на «5» и быть твердыми и смелыми героями нашей необъятной Родины.

Вера Павловна, письмо Ваше я, мать Алексея, получила. Очень и очень благодарна, что вы, жители города-героя, не забываете моего сына Алексея, который отдал свою жизнь, защищая Ленинград.

Вера Павловна, Вы спрашиваете, что есть у меня из вещей Алексея или тетрадей, по которым учился мой сын. Я хочу Вам вот что ответить: когда он учился в городе Лихославле в железнодорожной школе (там он кончал 5, 6, 7-й классы), вещей его не осталось у меня. После школы он поступил в городе Калинине в техникум машиностроительный, где окончил два курса.

Да, я еще Вам пропустила написать, как Алексей учился в начальной школе села Первитино. Летом пас скот, работал пастухом.

А когда он кончил учебу в военной школе, то жил и работал на границе. Когда началась война, то вещи, которые у него были, конечно, все остались там, и их там не найти нам.

Вера Павловна! Тетради, по которым учился сын, хранились у меня порядочное время, а потом их у меня понемногу выпросили — молодежь из техникума, где учился Алексей Тихонович.

Вера Павловна! Пару слов напишу о себе. Я — мать Мария Ниловна. Мой возраст — 73 года. Я получаю приличную пенсию за сына-героя. Осталась я без мужа с 1935 года. Время было тяжелое. У меня старший в армию пошел, а младшему был одиннадцатый год. И всё же всех учила в школе до седьмого класса обязательно, а потом, куда желали, они шли.

И вот началась война. И все шестеро с первых дней принимали участие в боях. И вот что получилось с моими сыновьями.

Старший Сергей не имеет одной ноги, и у него десять ран на другой. Инвалид второй группы. Николай имеет два ранения и осколок в легких. Алексей Тихонович погиб геройски. Василий служил пограничником на западной границе, там он принял первый бой, там и погиб. Михаил под Москвой воевал, имел две благодарности за защиту столицы, артиллерист. Тоже погиб, под Ржевом.

Виктор жив, пробыл в армии семь лет.

Вера Павловна! Я только сейчас, вот эти последние годы, немножко забылась, а то ходила как тень от этих переживаний.

В настоящее время живу я хорошо, хотя здоровья у меня хорошего нет, но всё же для себя и воду сама ношу.

Еще раз хочу Вас и Ваших учеников отблагодарить за письмо.

Пишите, может, что я Вам и не написала, тогда после допишу. В письмо кладу фото Алексея. Это когда он учился в техникуме. Крепко жму всем руки и целую всех.

Мария Ниловна».

Дальше приписка:

«Вера Павловна и ученики вашего класса! Примите привет от меня, от моей жены и детей.

С приветом брат Алексея Виктор Севастьянов».

— Когда я читала это письмо в классе, — рассказывала В. П. Лазарева, — многие девочки, да и мальчики плакали. Шаг за шагом, по крупицам собирали материал наши школьники, и постепенно всё ярче и отчетливее перед ними вставал образ героя. Они сроднились с ним, полюбили его как старшего брата. Эта увлекательная патриотическая работа юных следопытов сплотила класс, познакомила ребят со многими однополчанами Алексея Тихоновича — тоже героями, вызвала стремление подражать им… Наши «красные следопыты» мечтали побывать на родине Севастьянова, познакомиться с Марией Ниловной…

Эта мечта осуществилась через год. Пионеры поехали в Калининскую область, чтобы собрать дополнительные материалы о детстве Алексея и поработать на колхозных полях. Три недели летних каникул ленинградские школьники работали в колхозе имени Дзержинского. Бригадиром к ним поставили Виктора Тихоновича Севастьянова, брата Алексея. Это была чудесная пора. Всё интересно, всё легко — даже то, что не в привычку городским ребятам.

Познакомились с семьями братьев Алексея (Мария Ниловна гостила на Урале у старшего сына), с местными школьниками (они тоже «красные следопыты» и тоже собирают материал о летчике-земляке), побывали в школе, где учился Леша, — в школе имени Героя Советского Союза А. Севастьянова, ездили в Калинин.

А с Марией Ниловной следопыты встретились в своей школе. Хоть и нелегко было, но собралась она в Ленинград — посмотреть город, который защищал сын, побывать у его фронтовых друзей. Приехали мать Алеши, брат Виктор, председатель колхоза В. А. Бойков.

В честь Марии Ниловны была выстроена пионерская линейка, ей показали школу, читали стихи, вручили подарки внучатам. Поручение всей школьной колхозной бригады выполнил Георгий Занько. Он сказал:

— Дорогая Мария Ниловна, просим вас, считайте нас своими детьми.

Когда директор школы предоставила слово Марии Ниловне, она поднялась, оперлась на стол, постояла так минуту-две и сказала только одну фразу:

— Дорогие ребята, приезжайте еще в колхоз…

В части проходили торжества, посвященные годовщине севастъяновского тарана. Взволнованной матери героя преподнесли портрет Алексея, написанный солдатом. Смахнув слезу, Мария Ниловна поблагодарила командира части.

Вместе с гостями из Калининской области в гвардейской части, где служил Севастьянов, побывали и «красные следопыты». Оттуда они уехали не с пустыми руками… Реликвии непрерывно пополнялись…

Все собранные материалы о Севастьянове пионеры перед окончанием школы передали в Музей истории города. Среди них есть и репродукция рисунка художника Яр-Кравченко, сделанного с натуры, — «Прием младшего лейтенанта Севастьянова в партию».

Было это в землянке, незадолго до Октябрьской годовщины. Партийное собрание проводилось накоротке — в перерыве между боями. За месяцы войны все хорошо узнали Севастьянова — и как товарища и как бойца, и прием много времени не занял. Кто-то из офицеров заметил:

— А не молод еще?

Из глубины землянки раздалось:

— Так это и хорошо.

Все проголосовали «за».

— Буду равняться на лучших, — ответил Алексей своим товарищам. — Высокое звание коммуниста оправдаю в бою.

Никто не сомневался, что это так и будет.

Когда ближе знакомишься с боевой биографией летчика Севастьянова, подробнее узнаёшь о его воинской службе, на память приходят нравственные принципы, изложенные в Программе КПСС, — в моральном кодексе строителя коммунизма: любовь к Родине, преданность делу коммунизма, высокое сознание общественного долга, коллективизм и товарищеская взаимопомощь, непримиримость к врагам дела мира и свободы наподов… Ведь на самом деле: кодекс — закон нашего бытия — родился не на пустом месте, не сам по себе. Он как бы олицетворяет всё лучшее, что есть у советских людей, Всё, что отличает коммунистов. В нем и подвиги Чапаева, Николая Островского, молодогвардейцев и Алексея Севастьянова.

Жизнь коммуниста-летчика — пример, достойный подражания.