Кто-то другой

ПОЛЬ ВЕРМЕРЕН

Как каждое утро за последний год, Поль Вермерен зашел в подъезд дома номер восемь-бис по улице Благовещенья, скользнув взглядом по золоченой табличке своего агентства. В тот самый день, когда он еще только осматривал это помещение, название само собой пришло в голову: «Агентство Благая весть». Он не ошибся — намек на иронию в названии вызывал доверие, многим клиентам это пришлось по душе. Поль пересек мощеный двор, поднялся по лестнице А и вошел в помещение на третьем этаже, которое не было даже закрыто на ключ. Расположение комнат было идеально: небольшая прихожая, служившая комнатой ожидания для клиентов, куда выходили двери двух независимых друг от друга комнат — его кабинет и закуток его компаньона Жюльена Грийе. Третья клетушка, оборудованная кухонькой и душевой кабиной, служила Полю убежищем в те дни, когда слежка мешала ему вернуться в деревню, примерно два раза в неделю. Он кинул кожаную куртку на спинку кресла и направился в кухню, где Жюльен уже готовил кофе.

— Ну как Сен-Мало?

— У меня не было времени для экскурсий, — ответил Поль.

— А как твое дело?

— Все прошло удачно, но к концу слишком затянулось.

Жюльен рассказал, как в полной праздности прошли его выходные, одновременно прослушивая сообщения на автоответчике. Полю не терпелось приступить к работе, и он решил допить кофе в своем кабинете. Ему надо было написать отчет о поездке в Сен-Мало, так как клиент непременно хотел получить его сегодня же вечером. Пришло время обратиться к своим записям, разобрать некоторые, уже не поддающиеся расшифровке и переделать их в нечто более понятное. Он включил компьютер, создал новый документ в папке «Отчеты», назвав его именем клиента — Летеррье.

Летеррье обратился к нему две недели назад по поводу своей жены, работавшей в крупной строительной фирме. Уже много месяцев она жаловалась на участившиеся командировки в филиал фирмы в Сен-Мало, чтобы поправить дела в никудышном руководстве. Она просила мужа немного потерпеть и ездила туда на одни выходные в месяц. В связи с чем муж и отправил Поля Вермерена разобраться во всем на месте.

Чтобы размять ноги, Поль пошел заварить чай и предложил чашечку Жюльену.

— Это перебьет мне аппетит. Может, лучше пойдем пообедаем?

Поль посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже час дня.

— Нет времени. Захвати мне, пожалуйста, сандвич с тунцом и овощами и минералку с газом.

— Тебе звонил какой-то Мартинес, сегодня после обеда можешь позвонить ему в лавку.

— Спасибо.

— Что за лавка-то?

— Кондитерская. Он хочет знать, не обводит ли его промышленник вокруг пальца.

Поль займется им после отчета, который он обязательно должен закончить до встречи, назначенной на четыре.

Он перечитал и поправил одно-два слова, чувствуя себя так, словно за спиной стоит Родье. Оперившись, Поль часто вспоминал о нем. Он чувствовал себя виноватым, что не может позвонить ему, спросить, что новенького, рассказать о своей жизни. Ему была ненавистна мысль о том, что человек, который не жалел сил, чтобы обучить его этой сумасшедшей профессии, спасший его от тысяч ловушек (истинную ценность его уроков Поль начал понимать только сейчас), будет считать его неблагодарным. Родье так и не понял, по какой невероятной причине Тьери отказался перенять его агентство и клиентов. Золотой подарок. Он был готов на все, чтобы пройти через все формальности переоформления, договориться с арендаторами, предупредить постоянных клиентов, найти компаньона и много чего другого.

— Ты правда хочешь начать с нуля?

— Да.

— Не понимаю. Но тебе решать.

— Пока, шеф.

— Держи меня в курсе.

— Конечно.

Это был их последний разговор. Через восемь дней он стал Полем Вермереном. Его до сих пор преследовали угрызения совести за то, что он разочаровал своего старого учителя.

Поль подул на клавиатуру, чтобы избавиться от крошек. Если он будет продолжать в том же духе, он сможет закончить отчет до назначенной на четыре встречи и успеет выпить кофе в кафе напротив.

В пятницу вечером, как только в квартире Нанти погас свет, Поль позвонил Жаку Летеррье и сказал, что то, что он уже видел, кажется ему достаточным. Но муж настаивал, чтобы Поль час за часом описал ему выходные его супруги и ее любовника с фотографиями в подтверждение. В подобных случаях все мужчины и женщины хотят видеть лицо соперника. По большей части они находят их ужасно уродливыми.

Поль Вермерен в последний раз прочел отчет на экране, прежде чем распечатать. Он предвидел реакцию своего клиента на каждую фразу. Летеррье готов многое вытерпеть — спешку первых минут, любовное гнездышко, откуда они практически не вылезали, полотенце на голове, даже суп, который она готовила и который говорит о чудовищной повседневности. Единственная мелочь, которая ранит его гораздо больше, чем все остальное, — рубашка. Рубашка, которую мадам Летеррье поехала покупать без ведома своего любовника, чтобы сделать ему сюрприз. Подарок, который делают своему мужчине. Поль до сих пор помнил ее взгляд, когда она вышла из магазина, ее желание сделать ему приятное. По дороге обратно она так счастливо напевала что-то, крутя педали и предвкушая радость подарка.

Поль сосредоточился на этом эпизоде и описании его в отчете. Подумав, он решил, что нет никакой необходимости упоминать эту рубашку. Ни при каком раскладе она ничего не изменит в решениях Летеррье. И он вычеркнул поездку на велосипеде, словно ее никогда не существовало. В его силах было стереть этот маленький эпизод из личной жизни совершенно незнакомых людей, вернуть тем, кто его пережил.

Потом его взгляд остановился на:

Поль помнил эту картину, которую он не захотел фотографировать. Влюбленные надолго застыли, молча глядя на набегающие волны. Это было не молчание притершейся пары, но минута некоего единения, нечто большее, чем просто влечение, секс, грех… одна эта сцена выражала невыразимое — умиротворение, разделенное счастье, кроме которого ничего и не надо. Но в отчете Поля этой сцене была отведена одна-единственная строчка, которая не выражала ничего из этого, но тем не менее подчеркивала значительность мгновения. Он распечатал текст как есть и сунул его в конверт. Без десяти четыре, для кофе слишком поздно. Он воспользовался паузой и позвонил Мартинесу, чтобы договориться о встрече. В дверь позвонили. Поль впустил в кабинет молодую женщину лет тридцати, он видел ее впервые.

— Я держу небольшую сеть из трех бутербродных, часто приходится доставлять заказы на дом, и если мои работники возвращаются поздно, когда мы уже закрыты, они бросают чеки от клиентов в почтовый ящик. И недавно два чека моих клиентов были подделаны. На первом автоматически вместо суммы 345 франков появилось 62 345, а второй был подделан вручную. Полиция раскопала, что по обоим чекам деньги получили некие личности, открывшие счет по подложным документам, и почти всю сумму они потребовали наличными. Я хочу знать, были ли эти чеки украдены из моего почтового ящика или я должна подозревать кого-то из своих сотрудников. Это самое ужасное предположение.

Поль записал несколько слов, глядя женщине прямо в глаза. Родье предостерегал его против новых лиц.

— Когда ты откроешь свое агентство, не верь ни слову из того, что скажут тебе первые клиенты. Ты будешь так счастлив их видеть! Поэтому не доверяй естественному чувству сопереживания, адюльтеры — это самые иррациональные и самые щекотливые проблемы.

И действительно: одно из самых первых дел Поля — муж попросил его следить не за женой, а за ее любовником.

— Хочу знать, чем он занимается, с кем встречается.

— Могу я узнать, зачем?

— Я хочу, чтобы вы мне доказали, что он дурак.

— ?..

— Настоящий дурак, занимающийся дурацкими делами, и со своими дурацкими привычками. Узнав это, Анжела перестанет бегать к этому дураку.

Через некоторое время Поль принимал женский вариант этого человека — женщина лет сорока, замужем пятнадцать лет, она просила его следить за любовницей мужа.

— Хочу знать, есть ли у нее другие любовники, кроме него.

— Зачем?

— Потому что он не выносит шлюх.

У клиента гораздо больше причин быть подозрительным, чем у следователя. Доведенный до крайности, он готов выслушать первого встречного, способного узнать правду. Для того, кто страдает, правда бывает только одна.

Было что-то захватывающее и одновременно устрашающее в том, как работал Жюльен Грийе. В отличие от Поля, сыщика, рыщущего по городу, Грийе уже двадцать лет расследовал все дела, не выходя из кабинета, работая с регулярностью метронома и никогда не покидая своего кресла. Рано утром факс выплевывал списки фамилий, исходивших от страховых компаний, агентств недвижимости или даже обманутых владельцев, пострадавших от неплательщиков, которые прибегали к услугам Жюльена, чтобы найти новое место жительства прохвостов. Он занимался примерно пятнадцатью делами в день и разрешал три четверти. Основываясь на последнем известном месте жительства, он звонил в организации, которые могли ему помочь, он знал все учреждения и их работу, не только все входы-выходы, формальности, ключевые слова, но и их нравы, психологию этой категории служащих и способы обойти предписания. Он играл на проницаемости разных служб и доставал информацию, которую официальным лицам было нелегко добыть из-за сложных бюрократических процедур. Поль любил слушать, как он выдает себя за налогового полицейского, прося помощи у коллеги или — и того лучше — у самого полицейского. Поль питал слабость к изготовителям фальшивок и лжецам, а потому восхищался, слушая, как Жюльен дурачит всю страну. Получив адрес, Жюльен проверял по Минителю,[2] искал телефон соседа по лестничной клетке и звонил, представившись, например, налоговиком, который не знает, что делать с переплатой месье Икс. В десяти случаях из десяти сосед радостно подтверждал, что месье Икс живет именно здесь. Если фамилия была распространенная, Грийе во избежание ошибок звонил самому месье Иксу. Его способ быть уверенным в качестве выполняемой работы.

Сыщику вроде Поля часто нужен был следователь, чтобы узнать адрес, имя, прояснить вопрос с платежеспособностью или наследством. В начале сотрудничества Поль спросил у Жюльена, не скучает ли он по работе на природе. Но тот с детства был уверен, что чем меньше его видят, тем лучше для него. «Когда я веду слежку, на улице все смотрят только на меня». Зато он получал все, что нужно, по телефону, у него был дар. В юности он умел уговаривать девушек прийти на вечеринку, и там уже ни одна из них его не замечала. Больше всего Жюльен любил выдавать себя за сотрудника телефонного узла, старшего капрала, управляющего финансами, кузена из провинции, самого Деда Мороза, не важно кого, главное, чтобы ему верили. Пока он разговаривал по телефону, у него самого создавалось впечатление, что он понемножку становится всеми этими людьми.

Уже год Поль Вермерен и Жюльен Грийе составляли команду, и агентство «Благая весть» процветало. И ни один не лез другому в душу.

В конце дня Поль выкроил время, чтобы бороться с начинающейся дряблостью и растущим животиком. Он минут за двадцать доехал до своей деревеньки, которую шум и ярость пока обходили стороной. Он уютно устроился в беседке выпить рюмку портвейна в угасающем свете дня и в тишине поразмышлять над событиями сегодняшнего дня и наступающего. Он никогда не забывал о том, что его песочница все тяжелее с каждым днем, и с некоторых пор каждая песчинка была важна.

Прихорашиваясь перед зеркалом, он скользнул взглядом по своим уже почти белым шрамам. Черты лица застыли раз и навсегда на месте маски, нарисованной Жюстом.

Сегодня вечером ему захотелось надеть галстук — желание сделать приятное той, что будет ждать его в кафе «Монпарнас» в десять часов вечера. Эве нравились хорошие манеры и галантность, особенно при зарождении романтических отношений. Если их история умрет сегодня же вечером, то ни он, ни она не будут рвать на себе волосы. Эва умела разделывать свежую рыбу, чтобы приготовить суши, и всегда носила черное кружевное белье. Она считала Поля опереточным детективом и полагала, что он ее разыгрывает в те редкие минуты, когда он говорит о своей работе. Он повел ее ужинать в тихое место, где они развлекались тем, что представляли себе детей, которых у них никогда не будет. Она предложила ему пойти к ней, чтобы воспользоваться террасой и заняться любовью под открытым небом. По дороге туда Поль сделал крюк и проехал мимо здания в двенадцатом округе, откуда ему завтра в десять утра придется начинать слежку. Когда Эва спросила его, почему он выбрал такой окольный путь, он ответил, что в ее обществе он совершенно теряет голову.