Кто-то вроде тебя

Книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Убедительная просьба удалить файл с жесткого диска после прочтения!

Сара Дессен

«Кто-то вроде тебя»

Автор: Сара Дессен

Книга: Кто-то вроде тебя

Серия: Вне серии

Оригинальное название: Someone like You by Sarah Dessen

Главы: 19

Дата выхода в оригинале: May 1, 1998

Переводчик: Катерина Чернецова

Редактор: Катерина Чернецова

Обложка: Асемгуль Бузаубакова

Обсудить книгу и нашу работу вы можете ЗДЕСЬ

Специально для группы •WORLD OF DIFFERENT BOOKS•ПЕРЕВОДЫ КНИГ•

При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу! Имейте совесть. Уважайте чужой труд!

Часть 1. Лучшие друзья.

- Скарлетт? – позвала я в темноте, и, когда она повернулась, я увидела, что ее лицо залито слезами. Целую минуту я не представляла, что могу сделать. Мне вновь вспомнилась фотография, приклеенная к ее зеркалу: она и Майкл всего лишь несколько недель назад, вода позади них такая чистая и сияющая. Я спросила себя, что делала она, когда я тысячу раз плакала, уткнувшись в ее плечо, и протянула руки, обнимая подругу. Прижав Скарлетт к себе, я очень-очень постаралась хотя бы на минуту отодвинуть все невзгоды и хотя бы немного унять ее боль.

Глава 1

Скарлетт Томас была моей лучшей подругой с тех пор, как я себя помню. Именно поэтому, когда она позвонила мне в Сестринский лагерь во время худшей недели в моей жизни, я сразу поняла, что что-то случилось. Один лишь звук ее голоса на другом конце линии – и я уже знала это.

- Майкл, - тихо произнесла она. В трубке потрескивало, и ее слова ломались на расстоянии. – Майкл Шервуд.

- Что с ним?

Директор лагеря, дама по имени Рут с короткими волосами и в биркенштоках (*Биркенштоки - от Birkenstock, обувь от немецкого обувного бренда), нетерпеливо постукивала ногой по полу позади меня. В Сестринском лагере мы, предположительно, были «изолированы от Давления Общества, чтобы Лучше Узнать Себя, Как Женщину». Телефонные звонки были нежелательны, особенно в полночь по вторникам, когда тебе приходилось вылезать из кровати и направляться в офис, чтобы там несколько минут поговорить по старомодному телефону с тяжелой трубкой.

Скарлетт вздохнула. Стряслось что-то нехорошее.

- Что с ним? – повторила я. Директриса закатила глаза, и я готова была поспорить, что она считала все происходящее пустой тратой времени.

- Он умер, - несмотря на содержание произносимых слов, голос Скарлетт был твердым, словно она перечисляла таблицу умножения. На заднем фоне слышались звон и всплески воды.

- Умер?! – мельком взглянув на Рут, я заметила, как она выпрямилась, внезапно прислушавшись. Я отвернулась, - Как?

- Мотоциклетная авария. Сегодня днем. Он столкнулся с машиной на перекрестке. – Всплески стали громче, и я поняла, что она моет посуду. Скарлетт, всегда ответственная, вероятно, занималась бы домашними делами даже во время ядерной войны.

- Умер, - проговорила я, и комната вдруг показалась такой маленькой, словно стены сжимались вокруг меня, а директриса подошла ко мне и положила руку мне на плечо. Я отошла в сторону, стряхивая ее. Мне представилась Скарлетт, стоящая возле раковины в шортах и футболке, с волосами, забранными в хвост, и зажимающая трубку между щекой и плечом. – Боже мой.

- Знаю, - откликнулась Скарлетт, а затем раздался особенно странный всплеск, словно трубку подставили под струю воды. Она плакала.

Мы долго оставались на линии, молчали, и единственным звуком оставались лишь шум воды и звон тарелок. Мне хотелось дотянуться до нее через телефон, оказаться на той же кухне рядом с ней. Майкл Шервуд, парень, с которым мы выросли, парень, которого одна из нас любила. Ушел.

- Галлея? – внезапно тихо позвала Скарлетт.

- Да?

- Ты можешь приехать домой?

Я выглянула в окно – темно, полная луна сияет над лужайкой. Был уже конец августа, почти что конец лета, школа начнется через неделю. В этом году мы будем одиннадцатиклассницами.

- Галлея? – снова спросила она, и я поняла, что ей сейчас тяжело даже говорить.

Но она никогда не нуждалась во мне.

- Держись, - сказала я, глядя на деревянные стены, выкрашенные желтой краской. – Я уже еду.

Майкл Алекс Шервуд погиб в 20:55 13 августа. Он как раз сворачивал на Моррисвилль Авеню, когда бизнесмен на БМВ столкнулся с ним – и, увы, столкновение было смертельным. Майкла сбросило с мотоцикла, который он получил совсем недавно, в июне, и парень пролетел двадцать футов. В газетах писали, что он скончался от удара о землю. Майклу Шервуду было шестнадцать. Кроме этого, он был единственным парнем, которого Скарлетт по-настоящему любила. Мы обе знали его с тех пор, как были детьми, и были знакомы с ним, наверное, не меньше, чем знали друг друга.

Лейквью, наш городок, простирался всего на несколько улиц, а на въезде у нас был растянут плакат: «Добро пожаловать в Лейквью – район друзей!». Несколько лет назад кто-то из выпускников старшей школы замазал краской буквы «r» и «s», оставив нам лишь «район монстров» (*игра слов: friends – друзья, fiends – монстры). Мой папа находил это необычайно смешным, и, каждый раз, когда мы проезжали мимо плаката, он начинал безудержно хохотать, а мама всякий раз рассуждала вслух о том, не ему ли принадлежала эта идея.

Еще одной примечательной характеристикой Лейквью был аэропорт, выстроенный в трех милях от города, что означало постоянный шум взлетающих и приземляющихся. Это тоже нравилось папе, он часто проводил вечера на заднем дворе, глядя в небо и слушая гул двигателей, приближавшийся все ближе и ближе, пока, наконец, самолет не пролетал над домом, заставляя стекла в окнах дрожать мелкой дрожью. Это сводило с ума нашего соседа, мистера Крамера, который постоянно жаловался на высокое давление, но папа просто обожал это. Для меня же этот шум был чем-то привычным, и я не особенно часто замечала его, он даже спать мне не мешал.

Впервые я увидела Скарлетт в день их переезда. Она приехала со своей мамой, Мэрион. Мне тогда было девять. Я сидела у окна и разглядывала новых соседей, когда заметила девочку моего возраста с рыжими волосами в синих теннисных тапочках. Она сидела на крыльце своего нового дома и смотрела, как из машины выгружают мебель. Подтянув колени к груди, она опустила на них подбородок и подняла белые пластмассовые солнцезащитные очки надо лбом, наподобие ободка. И она не обратила на меня ни малейшего внимания, когда я вышла из дома и остановилась на их подъездной дорожке. Я ждала, что она первая скажет что-нибудь. Заводить друзей удавалось мне не очень легко, слишком уж тихой и неприметной я была. Как правило, все заканчивалось тем, что любящие командовать девчонки доводили меня до слез, и я убегала домой, где жаловалась маме. Лейквью, район друзей, был полон маленьких монстров на розовых велосипедах с Барби в корзинках. А у меня никогда не было лучшей подруги.

Я подошла к новой девочке, которая уже успела опустить очки на глаза, и в темных стеклах в форме сердечек я увидела собственное отражение: белая футболка, синие шорты, побитые кеды и розовые носки. Я ждала, что она засмеется, выгонит меня или будет продолжать игнорировать, как делали девочки постарше.

- Скарлетт? – раздался из глубины дома женский голос. Он звучал устало и раздраженно. – Куда я дела чековую книжку?

Девочка на ступеньках повернула голову.

- Положила на кухонную стойку, - громко откликнулась она. - В коробку, где все документы от риэлтора.

- В коробку, где, - теперь голос прозвучал неуверенно, - все документы от риэлтора? Хм, милая, я не уверена, что… О, погоди. Да. Нашла! – обладательница голоса была так рада, словно открыла Северо-Западный проход (мы выучили его на географии в конце года). Девочка посмотрела на меня, досадливо покачав головой. Я тогда подумала, что она выглядит и ведет себя гораздо старше своего возраста. И мне снова показалось, что передо мной маленький монстрик на розовом велосипеде.

- Привет, - вдруг сказала она, когда я уже собиралась развернуться и уйти домой. – Меня зовут Скарлетт.

- Я Галлея, - представилась я, пытаясь говорить так же весело и бесстрашно. У меня не было ни одной знакомой с таким необычным именем. Девочки в нашем классе были Лизами, Тэмми, Каролинами или Кимберли. – Я живу здесь, - я махнула рукой на наш дом, стоявший напротив.

Она кивнула, затем отодвинула сумку, стоявшую рядом с ней, пересела немного в сторону и рукой отряхнула ступеньки, оставляя место как раз для кого-то, кто был примерно тех же размеров, что и она. Затем посмотрела на меня и улыбнулась, и я пересекла короткое расстояние между нами и села рядом, глядя на свой дом.

Тогда мы не болтали очень уж много, но все и так было хорошо. Перед нами была целая жизнь, чтобы наговориться. Я просто сидела рядом с ней, смотрела на наш дом, гараж и отца, подстригающего розовые кусты. Все, что было в моей жизни, я знала наизусть, но теперь появилась Скарлетт. И с того самого дня уже ничто не выглядело так, как раньше.

Попрощавшись со Скарлетт, я позвонила маме. Она была терапевтом, экспертом в области поведения подростков. Но даже с двумя ее книгами, горой семинаров и приглашениями на многочисленные ток-шоу, где она рассказывала родителям, как пережить Самые Трудные Времена, моя мама понятия не имела, как справиться со мной. Когда я позвонила, у них было 1:15.

- Алло? – как ни странно, голос мамы звучал ничуть не сонно. Это было частью манер, которые она старалась привить всем своим клиентам: я сильная, я справляюсь со всем. Я не сплю.

- Мама?

- Галлея? Что случилось? – на заднем плане послышалось бормотание – звонок разбудил папу.

- Майкл Шервуд, мам.

- Кто?

- Он умер.

- Кто умер? – бормотание стало чуть громче, и я услышала, как папа спрашивает: «Кто умер? Кто?!»

- Майкл Шервуд, - повторила я. – Мой друг.

- О господи, - она вздохнула, и, хоть мама и прикрыла трубку рукой, до меня донеслось, как она сказала отцу, чтобы он шел спать. – Милая, я понимаю, это ужасно, но сейчас очень поздно. Откуда ты звонишь?

- Из главного офиса, - ответила я. – Мне нужно, чтобы ты приехала за мной.

- Приехала? – мама явно была удивлена. – Но ведь еще целая неделя, Галлея.

- Да, но я хочу вернуться.

- Милая, ты устала, уже поздно, - теперь она перешла на тон терапевта, который я знала уже много лет, - почему бы тебе не перезвонить завтра? Ты успокоишься, и мы поговорим. Тебе ведь не хочется уезжать из лагеря раньше?

- Мама, он умер! – снова сказала я. Каждый раз, когда я произносила это, Рут, все еще стоявшая позади меня, вздрагивала и делала сочувствующее лицо.

- Я знаю, дорогая, это ужасно. Но приезд домой ничего не изменит. Твой отдых просто прервется, и я не вижу причин…

- Я хочу домой, - произнесла я, перекрывая ее голос. – Мне нужно домой! Скарлетт сказала мне о том, что произошло, и я нужна ей! – в горле начало саднить, с таким нажимом я произносила слова. Мама просто не понимала. Она никогда не понимала.

- У Скарлетт есть мать, Галлея. С ней все будет в порядке. Дорогая, уже поздно. Ты там с кем-то? Рядом вожатый?

Я сделала глубокий вдох, представляя Майкла, парня, которого я едва знала, и чья смерть внезапно стала так важна для меня. А еще я подумала о Скарлетт, ждущей меня на кухне. Для нее это, должно быть, мучение.

- Пожалуйста, - прошептала я в трубку, пряча лицо от Рут, не желая, чтобы эта странная женщина пыталась выражать мне свое сочувствие. – Пожалуйста, забери меня.

- Галлея, - теперь мамин голос звучал устало, почти раздраженно, - иди спать, я позвоню тебе завтра. Тогда все и обсудим.

- Пообещай, что ты приедешь, - проговорила я. Мне не хотелось просто вот так повесить трубку, остановившись ни на чем. – Просто скажи, что приедешь. Он был нашим другом, мам.

Она молчала, и я легко могла представить, как она сидит в кровати возле спящего папы, возможно, в своей синей ночнушке, а в окно виден свет, горящий на кухне Скарлетт.

- Ох, Галлея, - произнесла она наконец таким голосом, словно я была источником всех проблем. Как будто мои друзья умирали каждый день! – Хорошо. Я приеду.

- Точно?

- Я же только что тебе сказала, - я поняла, что скоро ее терпение лопнет. – Дай трубку вожатому.

- Хорошо, - я повернулась к Рут, чье терпение, кажется, тоже было на исходе. – Мам?

- Да.

- Спасибо.

Молчание. Затем:

- Все в порядке. Передай ей трубку.

И я вручила телефон Рут, а затем встала возле двери, слушая, как она уверяет маму, что все нормально, я соберусь и буду готова ехать, и какой же это кошмар – такой молодой парень! Затем я вернулась в свой домик, легла в кровать и закрыла глаза.

Заснуть не удавалось долго. Перед глазами у меня стояло лицо Майкла Шервуда, которое можно было запомнить с первого взгляда, и которое мы со Скарлетт изучали в одном ежегоднике за другим. А потом я вспомнила фотографию, которая была приклеена к зеркалу в комнате Скарлетт. Они с Майклом сидели у озера, это было всего несколько недель назад. Ее голова лежала на его плече, его рука – на ее колене. Он смотрел на нее, а не в объектив, когда я нажала на красную кнопку и краткая вспышка вырвалась из фотоаппарата в моих руках.

Мама выглядела не слишком довольной, когда на следующий день остановила машину у главного офиса. Уже было ясно, что вместо какого-либо прогресс, к которому я должна была прийти в Сестринском лагере, вышел полный провал. Именно это я и предсказывала, когда она высадила меня здесь же две недели назад, и я встретилась с группой девчонок, с которыми мне предстояло провести две последние недели лета в горной местности.

Сестринский лагерь, настоящее название которого было «Лагерь надежды» (шуточное название придумал папа), был местом, о котором мама услышала на одном из своих семинаров. Тогда она вернулась с брошюрой, которую положила передо мной на стол однажды утром со словами: «Что думаешь?». Моей первой реакцией было: «Думаю не много. Спасибо, но нет». Ну а что сказали бы вы, увидев на обложке фотографию двух девочек примерно моего возраста, держащихся за руки и бегущих через поле? Основная информация гласила, что лагерь был самым обыкновенным – с плаванием, катанием на лошадях и всем прочим, но кроме этого там были семинары и психологические группы «Как мама, как я» и «Давление общества: как мне справиться?». В брошюре был целый раздел, посвященный занятиям по «самопознанию» в лагере, навыкам «самоподдержки» и другим словам, которые я узнала лишь из маминого профессионального лексикона. Лично мне было достаточно осознавать, что мне пятнадцать, что я получу права меньше, чем через три месяца, и что я уже выросла из поездок в лагеря и занятий в каких-то там группах.

- Это было бы невероятно ценным опытом,– возбужденно говорила мама за ужином. – И уж куда более полезным, чем сидение в комнате Скарлетт, загар и болтовня о мальчиках.

- Мам, это же лето, - простонала я. – И оно почти закончилось. Школа через две недели начинается!

- Ты вернешься как раз вовремя, - сказала она, заглянув в брошюру.

- А как же моя работа? – предприняла я последнюю попытку увильнуть. Мы со Скарлетт работали на кассе в продуктовом магазине «У Милтона», который находился чуть ниже по улице. – Я не могу просто исчезнуть на две недели.

- Мистер Эверби сказал, что летом не так много покупателей, так что твоя смена вполне может быть временно закрыта, - легко отозвалась мама.

- Ты звонила мистеру Эверби? – я отложила вилку. Папа, который до этого молча ел, оставаясь в стороне, покосился на маму. Даже он понимал, как это отстойно - когда твоя мама звонит твоему боссу. – Господи, мам!

- Я просто хотела узнать, возможно ли это, - сказала она скорее папе, чем мне, но он лишь покачал головой и вернулся к ужину. – Я же знала, что она подумает обо всех причинах, чтобы не ехать.

- И почему я должна тратить последние две недели лета, пропадая невесть где с кучкой людей, которых даже не знаю? – возмутилась я. – Мама, у нас со Скалетт есть планы. Мы берем дополнительные смены, чтобы, пока есть время, накопить на весенние каникулы, и…

- Галлея, - она начала сердиться. – Скарлетт будет здесь, когда ты приедешь. Я не прошу от тебя слишком много, верно? Это просто то, чем мне хотелось бы, чтобы ты занялась. Это будет полезно для тебя, ты и сама вскоре поймешь. К тому же, это всего лишь две недели.

- Я не хочу ехать, - я взглянула на отца в поисках поддержки, но он только улыбнулся извиняющейся улыбкой и ничего не сказал, помогая себе собрать остатки еды кусочком хлеба. Он никогда не вмешивался, предпочитая улаживать конфликты уже после главной бури. Папа всегда приходил в мою комнату после ссоры с мамой или после того, как я была наказана, и приносил мне свой специальный Успокаивающий Молочный Коктейль. Он верил, что его Коктейль может решить все проблемы, и после криков и хлопанья дверями, когда мы с мамой расходились по разным углам, на кухне неизменно начинал жужжать блендер, а затем в мою дверь прокрадывался папа и вручал мне прохладный плотный напиток.

Но все коктейли мира не могли бы помочь мне пройти через это.

Вот так вот я и потеряла конец летних каникул. В то воскресенье мои вещи были собраны, а я – отвезена в горы, слушая мамины воспоминания о ее «золотых годах, что она ездила в лагеря» и ее обещания, что «я сама буду благодарна за это». Она оставила меня у офиса, поцеловав макушку и сказав, что любит, а затем помахала рукой на прощание и уехала в закат. Я стояла там со своим чемоданом и разглядывала остальных девочек, которые явно тоже не были в восторге от предстоящего «отдыха». Я приехала сюда по, как здесь называли это, «стипендии» - мои родители были терапевтами, так что мне и еще четырем девочкам не нужно было платить за лагерь. Мне удалось подружиться с соседками по домику, и мы бесконечно жаловались друг другу, передразнивали людей, ведущих семинары, и загорали, болтая о мальчиках.

Но сейчас я уезжала домой раньше срока, чтобы попрощаться с парнем, которого едва знала. Я положила чемодан в багажник и села рядом с мамой, которая сказала «Здравствуй» - и не более того – за первые пятнадцать минут поездки. Как я поняла, мы поменялись местами: сначала мне не хотелось ехать сюда, теперь ей не хотелось отвозить меня домой. Но уж вышло, как вышло. Хотя мама вряд ли смотрела на все так же, как и я. В последнее время мы на многие вещи смотрели по-разному.

- Ну, как все-таки было? – поинтересовалась она, когда мы выехали на шоссе. Она включила кондиционер, и обстановка, кажется, потихоньку стала успокаиваться. – Или что ты узнала нового?

- Нормально, - отозвалась я. – Семинары были скучными.

- Хм, - так, видимо, ответ неверный. Зная маму, я точно могла сказать, что она произнесет дальше. – Ну, возможно, если бы ты осталась на весь срок, ты бы извлекла из них больше.

- Возможно, - согласилась я. В зеркале заднего вида горы понемногу исчезали за нашими спинами. Я понимала, что она хочет услышать от меня. Например, почему мне вдруг стал так важен Майкл Шервуд, о котором я упоминала крайне редко. Или почему я возненавидела идею с лагерем с самого начала. Или почему в последние несколько месяцев мы превратились из лучших подруг в людей, которые с трудом ладили. Но мама не сказала ни слова.

- Мам?

Она повернулась ко мне, и я почти услышала вдох, который она сделала, готовясь к тому, что я могу произнести.

- Да?

- Спасибо, что позволила мне вернуться.

Она снова посмотрела на дорогу.

- Все в порядке, Галлея, - мягко ответила мама. – Все в порядке.

Мы с мамой всегда были близки. Она знала обо мне все, от мальчиков, которые мне нравились, до девочек, которым я завидовала. После школы я сидела с ней на кухне, жевала что-нибудь и делала домашнее задание, прислушиваясь к звукам снаружи. Когда ее машина останавливалась напротив дома, и мама заходила внутрь, у меня всегда было что ей рассказать. После моих первых школьных танцев она усадила меня перед собой, открыла упаковку мороженого и стала расспрашивать обо всем, что было – от первой до последней песни. По субботам, когда у папы была смена на радиостанции, у нас был настоящий девичник – мы шли завтракать куда-нибудь. Она обожала милые заведения, где подавали пасту, а я любила фаст-фуд и пиццерии, так что у нас всегда был выбор. Она предлагала мне улиток, а я наблюдала, как она несмело откусывает (а потом наслаждается больше, чем думает сама) от огромного Биг Мака. У нас даже было правило: заказывать два десерта и делиться. А после завтрака мы шли в торговый центр и выискивали распродажи, соревнуясь, кто найдет лучшую вещь по лучшей цене. Мама обычно выигрывала.

Она писала заметки и статьи в журналах о том, какими замечательными являются ее собственные отношения с дочерью-подростком, и как мы вместе прожили мой первый год в старшей школе. На семинарах для учителей и родителей мама говорила, как важно Быть Ближе к Своему Подростку. Когда ее подруги приходили в гости на чашечку кофе и жаловались на своих детей, она осуждающе качала головой, и они принимались расспрашивать, как же ей удается ладить со мной.

- Не знаю, - отвечала она. – Мы с Галлея просто близки. Мы можем поговорить обо всем.

Однако с началом этого лета все внезапно изменилось. Не знаю точно, в какой момент это началось. Но это произошло после поездки в Большой Каньон.

Каждое лето мы с родителями ездим куда-нибудь. Эту поездку мы планируем весь год и обычно выбираем что-нибудь по-настоящему классное, например, Мексику или Европу. В этом году мы поехали в путешествие по Калифорнии, а затем в Большой Каньон, останавливались тут и там, посещали достопримечательности и наслаждались видами. Большую часть времени машину вел папа, и мы с мамой веселились – болтали, слушали радио, менялись одеждой, шутили и пели хором. Мы с папой давили на нее, останавливаясь лишь в кафе фаст-фуда и заставляя есть бургеры, в качестве мести за годы правильного питания и зеленого салата. Две недели мы провели вместе, иногда споря, конечно, но чаще всего нам было просто весело.

А когда мы вернулись, произошли сразу три важных вещи.

Во-первых, я устроилась на работу к «Милтону». В конце учебного года мы со Скарлетт заполнили множество анкет, и магазин «У Милтона» оказался единственным местом, куда брали нас обеих, и где нас все устраивало. Когда я приехала, Скарлетт уже отработала две недели и легко научила меня всему, что следовало знать.

Во-вторых, она познакомила меня с Джинни Тейбор, которую встретила в общественном бассейне, пока меня не было. Джинни была чирлидером с определенной репутацией среди футбольной команды. Впрочем, ее любили за веселый характер и невероятный спортивный дух. Она жила в нескольких милях отсюда, в Эрборсе – районе, где был загородный клуб и целая улица шикарных особняков. Отец Джинни был стоматологом, а ее мама весила примерно восемьдесят фунтов (*что составляет примерно 36 килограмм в пересчете на наши единицы измерения), курила дорогие сигареты, а ее кожа была похожа на шелк. Она сорила деньгами направо и налево, и позволяла нам с Джинни плескаться в их огромном бассейне или бегать по ночам на вечеринки.

А это, в итоге, привело к третьему важному событию, когда еще через две недели после возвращения я рассталась со своим давним знакомым и недавним парнем Ноем Ваном.

Ной был моим первым «бойфрендом», что означало, что мы звонили друг другу по телефону и иногда целовались. Он был высоким и худым, с черными волосами и кучкой прыщей на лице. Его родители дружили с моими, и каждый пятничный вечер наши семьи проводили вместе, у них дома или у нас. Для начала Ной был неплох, но потом я открыла новый, совершенно безбашенный мир, куда меня пригласила Джинни Тейбор, и ему пришлось уйти.

Не то что бы он воспринял это легко. Он слонялся в округе, поглядывал на меня и по-прежнему приходил к нам гости каждую пятницу со своими родителями и младшей сестрой. Затем он садился на диван и с каменным лицом сидел так весь вечер, а на прощание не говорил ни слова. Я же сбегала из дома по пятницам, говоря, что иду с Скарлетт, но вместо этого мы обычно шли на очередную вечеринку у бассейна или тусовались где-нибудь с Джинни. Моя мама переживала из-за нашего с Ноем расставания больше, чем кто-либо. Думаю, она вообще мечтала, что однажды мы поженимся. Но это была Новая Я, девушка, в которую я превратилась в течение этих жарких и длинных летних дней. Я научилась курить, выпила свое первое пиво, хорошо загорела и дважды проколола уши – словом, начала отдаляться от всего, что составляло мою жизнь раньше, и, к сожалению, в первую очередь – от мамы.

У нас дома есть фотография с нашего путешествия, которая всегда напоминает мне о том, какими были наши с мамой отношения. На снимке мы стоим у Большого Каньона, который выглядит просто потрясающе за нашими спинами. На нас одинаковые футболки, солнечные очки, и мы улыбаемся, позируя и обнимая друг друга. Никогда, ни на одной фотографии, мы не выглядели так похоже. У нас одинаковые маленькие носы, одни и те же улыбки, и стоим мы тоже одинаково. Мы кажемся такими счастливыми под этим солнечным светом и пронзительным голубым небом, которое вроде бы и рядом, а вроде бы и в сотне миль от тебя. Когда мы вернулись, мама немедленно поставила эту фотографию в рамку на каминную доску, и ты всегда замечал ее, что бы ни делал. Мама будто бы знала, что однажды нам понадобится такое вот доказательство того, что были и другие времена, где мы с ней похожи внешне и внутренне, когда у нас было много общего. Я и моя мама, лучшие подруги, стоят у Большого Каньона.

Когда мы приехали, Скарлетт сидела на ступеньках своего дома. Вечерело, слегка начинало темнеть, и во всех домах зажигался свет, люди выходили с собаками или возвращались с прогулок с детьми. Кто-то, чуть ниже по улице, устраивал барбекю, и дивный запах доносился даже до нас. Я вылезла из машины и достала чемодан из багажника, посмотрела на дом Скарлетт, на единственное пятно света – кухонное окно, и представила ее кухню, на этот раз пустую, но все еще такую яркую. Затем взглянула на подругу. Она подняла руку и махнула мне.

- Мам, я к Скарлетт.

- Ладно. – Я все еще не была окончательно прощена, но было поздно, мама устала, да и к тому же у нас еще было время закончить перепалку.

Дорогу к дому Скарлетт я знала так хорошо, что могла бы проделать этот путь безо всяких чувств – ни зрения, ни слуха мне бы не потребовалось. По обе стороны невысокой калитки – колючие кусты, о которых можно легко оцарапать руку или ногу. Восемнадцать шагов от ограды до крыльца (мы посчитали их, когда учились в шестом классе и были без ума от всего точного и фактического. Мы тогда много времени провели, подсчитывая расстояния и измеряя длины самых разных дорожек и проходов).

В полутьме я подошла к их крыльцу, прислушиваясь к единственному звуку – моим собственным шагам и тихому гудению кондиционера в доме подруги.

- Привет, - позвала я, и она подвинулась, освобождая для меня место. – Как ты?

Наверное, это было самой идиотской вещью, которую я могла спросить, но у меня действительно не было даже идеи о том, что сказать. Я посмотрела на Скарлетт – вот она сидит возле меня, босоногая, волосы забраны в хвостик, и плачет.

Я никогда не видела подругу такой. Из нас двоих именно Скарлетт всегда была сильнее, умнее, храбрее. Она сумела поставить на место Мисси Ласситер, самую вредную девчонку из всех маленьких монстриков на розовых велосипедах, когда та попыталась довести нас до слез. Она следила за порядком в доме и говорила маме, что делать, словно она сама была тридцатипятилетней женщиной, а ее мать – пятилетним ребенком. И Скарлетт не давала миру поглотить меня – ну, или я просто так считала.

- Скарлетт? – позвала я в темноте, и, когда она повернулась, я увидела, что ее лицо залито слезами. Целую минуту я не представляла, что могу сделать. Мне вновь вспомнилась фотография, приклеенная к ее зеркалу: она и Майкл всего лишь несколько недель назад, вода позади них такая чистая и сияющая. Я спросила себя, что делала она, когда я тысячу раз плакала, уткнувшись в ее плечо, и протянула руки, обнимая подругу. Прижав Скарлетт к себе, я очень-очень постаралась хотя бы на минуту отодвинуть все невзгоды и хотя бы немного унять ее боль.

Мы долго сидели вдвоем, я и Скарлетт, возле ее дома. Конец лета, конец многих вещей.

Я обнимала ее и чувствовала, как трясутся ее плечи под моими руками. Я понятия не имела, что сделать или что будет дальше. Все, что я знала – она нуждается во мне, и вот я здесь. И сейчас это было лучшим, что я могла сделать.

Глава 2

У Скарлетт были рыжие волосы, но не морковно-оранжевого оттенка, а темнее. Волосы подруги больше напоминали по цвету красное дерево, более темные пряди перемешивались с более светлыми, и на этом фоне ее зеленые глаза выглядели буквально люминесцентными. Ее бледная кожа была усыпана веснушками первые несколько лет, что я знала, но, когда мы обе стали старше, они исчезли, и осталась лишь небольшая горсточка возле носа, словно их смели рукой в одно место. Скарлетт была ниже меня на дюйм и три четверти (* примерно 3,5 см), но ее размер ноги был больше, а на животе у нее был шрам от аппендикса, напоминавший улыбку. Моя подруга была прекрасна во всех отношениях, о некоторых «параметрах» ее красоты мне даже и мечтать не приходилось, так что я завидовала – и, наверное, больше, чем сама себе признавалась. Для меня Скарлетт всегда была необычной, словно с другой планеты. Но она говорила, что многое была отдала за мои длинные волосы и летний загар, за мои тонкие брови и густые ресницы. И это еще не говоря о моем отце, моей дружной семье и обстановке подальше от Мэрион с ее многочисленными любовными приключениями. Так что мы со Скарлетт завидовали друг другу в чем-то, и это, пожалуй, было правильно и честно.

Нам с подругой всегда казалось, что наши жизни идеально параллельны. Мы проходили одинаковые фазы в одном и тоже время, нам нравились фильмы ужасов и сочные фрукты, мы обе знали наизусть каждое слово из любой песни со старых кассет моих родителей. Но в то же время Скарлетт была более уверенной в себе и легче заводила друзей, а я была тихой и застенчивой, и меня знали лишь как «Галлея, ту подружку Скарлетт». Впрочем, я не возражала. Без нее я бы, наверное, тусовалась на парковке с ботаниками и Ноем Ваном. Это, вероятнее всего, было предначертано мне судьбой, если бы в тот день Скарлетт не посмотрела на меня поверх своих солнцезащитных очков и не пододвинулась, освобождая мне место на ступеньках… и в своей жизни. И я была благодарна. Потому что жизнь – это ужасное, невыносимое место, если у тебя нет лучшего друга.

Когда на психологических я изображала себя в абстракции, это были яркие цветные линии, но они всегда были хаотично разбросаны. Весь стандартный набор фигур – круги, треугольники, квадраты, но все в беспорядке, словно чего-то не хватает. А Скарлетт рисовала себя как скопление красных и золотых фигур, и, думаю, окажись наши рисунки на одном листе, они бы идеально дополнили друг друга.

Большую часть старшей школы мы не были так уж хорошо знакомы с Майклом Шервудом, хоть и выросли вместе в одном районе. Летом после средней школы он уехал на каникулы в Калифорнию, а вернулся совершенно изменившимся: загорел, вырос и внезапно стал невероятно привлекательным. Майкл Шервуд превратился в парня, с которым любая девчонка захотела бы пойти на свидание.

Он встречался с Джинни Тейбор (примерно пятнадцать минут), а затем с Элизабет Гандерсон, капитаном группы поддержки (несколько месяцев). Но Майкл не стал одним из парней из хоккейной команды в этих их форменных бомберах. Он продолжал общаться со своими друзьями из Лейквью, в том числе и с лучшим другом детства Мэйконом Фокнером. Иногда мы видели их, идущих по улице посреди ночи, они курили сигареты и смеялись. Они были другими, и это буквально притягивало нас.

Майкл Шервуд вроде как не входил в круг популярных ребят, а потому был загадкой. Никто не знал, в какой вообще круг он входил, потому что он был дружелюбен абсолютно со всеми. Майкл был знаменит на всю школу своими пародиями на учителей, а еще его постоянно просили рассказывать интересные истории и даже платили по доллару за рассказ. Он вешал нам на уши невероятную лапшу, правдивую, в лучшем случае, наполовину, но все его истории были такими смешными, что вам не было бы жалко доллара, уж поверьте. Я, например, до сих пор помню тот рассказ о психованной девчонке из отряда герл-скаутов, что преследовала его. Не то что бы я прямо уж поверила в эту сказку, но, тем не менее, дала ему два доллара и пропустила обед. История того стоила.

У каждого из нас были свои воспоминания о Майкле, что-то, что он сказал или сделал. А то, чего он не делал, тоже отличало его от всех остальных. Словом, Майкл Шервуд был как будто на голову выше нас и на порядок лучше. Он выделялся, но в то же время мог быть лучшим другом для каждого.

В конце каждого учебного года мы устраивали слайд-шоу, в котором были фотографии, не вошедшие в ежегодник. Мы собирались в аудитории и хохотали над лицами одноклассников, появляющимися на большом экране. Все веселились, глядя на друзей и тех, кто им не нравился.

Среди всех снимков была лишь одна фотография Майкла, но она была хорошей. Он сидел на ограде, сдвинув на затылок черную бейсболку, с которой никогда не расставался, и смеялся над чем-то, что не попало в кадр. Трава позади него была ярко-зеленой, а небо – невероятно голубым и чистым. Когда эта картинка появилась на экране, все захлопали и закричали, стали поворачиваться в разные стороны в поисках Майкла. Он сидел рядом с Мэйконом Фокнером и выглядел смущенным, но таким уж он был для нас – местная знаменитость, парень, которого любят все.

Похороны были назначены на следующий день, четверг. Я пришла к Скарлетт сразу после завтрака, даже не потрудившись надеть обувь (все равно живем напротив!), и принесла два черных платья, из которых никак не могла выбрать одно. В своей жизни я была лишь на одних похоронах – у бабушки в Буффало, но тогда я была совсем маленькой, и кто-то позаботился о моей одежде за меня. А сейчас все было иначе.

- Заходи, - услышала я голос Мэрион, не успев даже постучаться. Она сидела за столом, держа в руках чашку кофе и листая «Вог».

- Привет, - поздоровалась я, и она улыбнулась мне. – Она встала?

- Даже и не ложилась, - тихо отозвалась Мэрион и сделала глоток кофе. – Когда я проснулась, она сидела на диване вот здесь. Ей нужен отдых, иначе она просто сломается.

Я с трудом удержалась от улыбки. Именно эти же слова я постоянно слышала от Скарлетт о Мэрион – я же говорила, что они постоянно меняются ролями! Когда Мэрион была в депрессии и много пила несколько лет назад, именно Скарлетт постучалась в наш дом в два часа ночи, потому что нашла свою мать валяющейся на подъездной дорожке. Мой отец поднял Мэрион и принес ее в дом, пока мама успокаивала Скарлетт, которая ничего не говорила и только ерзала на стуле позади кровати Мэрион, приглядывая за ней до утра. Папа сказал, что Скарлетт не по годам серьезна, мама – что моя подруга «отрицает тяжесть момента».

- Привет.

Я подняла голову и увидела Скарлетт в красной футболке и длинных джинсах, на голове – полный беспорядок. Она кивнула на платья у меня в руках.

- Какое наденешь?

- Не знаю, - покачала я головой. Она подошла, взяла одно и приложила к моей груди, затем прищурилась.

- Короткое, - тихо сказала она, откладывая второе в сторону. – То, что с круглым вырезом, делает тебя похожей на двенадцатилетку.

Я посмотрела на «двенадцатилетнее» платье, пытаясь припомнить, когда я его надевала. Скарлетт всегда лучше удавалось запоминать даты и события (и то, что говорят учителя на уроках), я же забывала все, с трудом удерживая в голове то, что происходило хотя бы на прошлой неделе. Но Скарлетт помнила все – от платья, в котором была, когда впервые поцеловалась с мальчиком, до имени сестры парня, с которым я познакомилась прошлым летом. Подруга была волшебным кладезем наших воспоминаний.

Скарлетт открыла холодильник и достала молоко, затем, проходя мимо открытой упаковки рисовых батончиков, достала оттуда парочку и села во главе стола, оставив Мэрион по левую руку от себя. Я села справа. Даже в их маленькой семье для меня было отведено специальное место за столом. Подруга насыпала в миску немного хлопьев, добавила сахара из сахарницы и посмотрела на меня.

- Хочешь немного?

- Нет, - отказалась я. – Я уже завтракала.

Мама приготовила мне французский тост, традиционно обменявшись сплетнями с нашей соседкой (и ее лучше подругой) Ирмой Трилби, которая была знаменита своими азалиями и большим ртом. Их разговор был слышен в моей спальне все утро. Миссис Трилби была знакома с миссис Шервуд по Ассоциации родителей и уже принесла ей запеченного цыпленка, чтобы выразить свои соболезнования. Еще миссис Трилби сказала, что не раз видела меня, Майкла и Скарлетт, возвращавшихся вместе с работы, а как-то раз даже заметила моих друзей, целующихся под фонарем. Он был милым мальчиком, говорила она печальным голосом. Он подстригал их лужайку и всегда помогал выбирать лучшие бананы «У Милтона», даже если приходилось лезть в самый дальний конец полки. Милый мальчик.

Так что мама вернулась от Ирмы с горой новой информации и грустью на лице, приготовила мне завтрак, а затем села напротив меня с чашечкой кофе, улыбаясь, словно ждала чего-то.

Как будто Майкл Шервуд был всего лишь подстригателем лужаек и честным продавцом!..

- Так во сколько служба? – поинтересовалась Мэрион, доставая пачку Мальборо.

- В одиннадцать.

Она зажгла сигарету.

- У нас сегодня много заказов, но я постараюсь прийти. Хорошо?

- Хорошо, - отозвалась Скарлетт.

Мэрион работала в гламурном магазине фотографии «Fabulous You» в местном торговом центре. Она наносила макияж и подбирала одежду, чтобы девушки (как правило, приходили именно они) могли быть уверены, что фотография, которую они подарят своему мужу или парню, будет восхитительна. Сорок часов в неделю Мэрион наносила чересчур много помады на лица домохозяек и девочек-подростков, которые затем позировали, пытаясь стать хоть чуточку похожими на моделей из агентства «Lakeview Models». Эта работа была действительно непростой, потому что каждый раз «исходные материалы» были разными. Мэрион часто говорила, что ей чудом удается подобрать подходящий консилер или хорошие румяна.

Мэрион отодвинула стул, провела рукой по волосам. У нее было то же лицо, что у Скарлетт – круглое, с красивыми зелеными глазами, но, в отличие от дочери, она была блондинкой (хотя все равно осветляла волосы каждый месяц). Она постоянно курила, красила ногти в ярко-красный цвет и владела большим количеством нижнего белья, чем «Victoria`s Secret». Когда я впервые увидела ее в день их со Скарлетт переезда, Мэрион флиртовала с грузчиками, нарядившись в штаны, как у исполнителей танцев в стиле хип-хоп, и короткий топ, украшенный макраме, открывавший ее живот. Каблуки ее туфель были никак не меньше четырех дюймов (* примерно 11-12 сантиметров). Она не была похожа на мою маму, она не была похожа на чью-либо маму вообще. Мне тогда она показалась куклой Барби – и с тех пор притягивала к себе мой взгляд.

- Ладно, - Мэрион встала и потрепала Скарлетт по голове, проходя мимо. – Надо приготовиться к кислым минам. Вы, девочки, позвоните, если я буду нужна.

- Хорошо, - снова сказала Скарлетт, зачерпывая ложкой еще хлопьев.

- Пока, Мэрион, - крикнула я.

- Она не придет, - произнесла Скарлетт, как только Мэрион отошла достаточно далеко и не могла нас слышать.

- Почему нет?

- Похороны ее «убивают», - подруга положила ложку в миску, закончив есть. – У Мэрион есть оправдание на все случаи жизни.

Затем мы поднялись наверх, чтобы собраться. Я села на край кровати Скарлетт, отодвинув журналы и листочки, под которыми было скрыто практически все покрывало. Подруга открыла шкаф и сцепила руки в замок, выбирая. Мэрион прокричала «Пока, девочки!» снизу, и входная дверь захлопнулась, а затем мы услышали, как заводится мотор ее машины и она отъезжает от дома. Из окна над кроватью Скарлетт я могла увидеть маму, сидевшую на террасе с кофе и читающую газету. Когда Мэрион проезжала мимо, мама помахала, улыбнулась своей «соседской улыбкой» и вернулась к чтению.

- Ненавижу это, - внезапно сказала Скарлетт, доставая из шкафа синее платье с белыми полосами в морском стиле. – У меня нет ничего, что хоть немного бы подходило.

- Ты можешь надеть мое платье двенадцатилетки, - предложила я, и она скорчила рожицу.

- Наверное, у Мэрион что-нибудь есть, - подруга развернулась и вышла из комнаты. Гардероб Мэрион был легендой: она обожала моду и скупала буквально все, что ей нравилось.

Я включила радио, стоящее на полочке над кроватью, откинулась на спину и закрыла глаза. Половину своей жизни я провела именно здесь, в комнате Скарлетт, то сидя у окна, то валяясь на кровати, читая журналы или болтая обо всем на свете, выбирая платья для выпускного или обсуждая проблемы с мальчиками. Рядом с окном висела еще одна полка, уставленная фотографиями: вот мы со Скарлетт на пляже два года назад, стоим в одинаковых бескозырках и отдаем честь, смеясь в камеру. А вот старая школьная фотография Мэрион, ей здесь восемнадцать. И, наконец, последняя фотография, самая новая, пока еще без рамки: Скарлетт и Майкл на озере. Когда я уезжала в Сестринский лагерь, подруга поставила фотографию на видное место.

Я почувствовала, как что-то твердое уперлось мне в спину, и повернулась, чтобы убрать это. «Этим» оказался ботинок на толстой подошве, который я почему-то не смогла сдвинуть без усилия. Тогда я села и потянула снова, удивляясь, что Скарлетт вообще носит такое. Я уже почти собралась позвать ее, когда ботинок вдруг ожил в моих руках и дернулся сам по себе, после чего вся кровать пришла в движение. Откуда-то появились руки и ноги, словно поверхность подо мной внезапно ожила, стряхивая журналы и листочки. И вот, наконец, я оказалась лицом к лицу с Мэйконом Фокнером.

Он удивленно огляделся, словно не был уверен, что точно знает, где находится. Его светлые волосы были взъерошены, при ближайшем рассмотрении я заметила три серебристых обруча в одном ухе.

- Что… – начал он, садясь прямо и моргая. Один из листков упал на его руку. – Где Скарлетт?

- Здесь, внизу, - машинально ответила я, указывая на дверь.

Мэйкон потряс головой, пытаясь проснуться окончательно. Я была удивлена, как если бы увидела Махатму Ганди (*один из руководителей и идеологов движения за независимость Индии от Великобритании) или Элвиса Пресли в кровати Скарлетт. Я и понятия не имела, что она знает Мэйкона Фокнера. Ну, то есть, мы все знали, кто он – парень с Репутацией, о котором в нашем районе слагались легенды. Но Мэйкон – и в постели Скарлетт?!

Серьезно, она бы рассказала мне! Мы с ней все друг другу рассказывали. И Мэрион сказала, что Скарлетт спала на кушетке…

- Вот, думаю, можно надеть это, - услышала я голос подруги, и в следующее мгновение она появилась в комнате с черным платьем в руках. Посмотрев на Мэйкона, а затем на меня, она подошла к шкафу, словно это все совершенно нормально – подумаешь, какой-то парень обнаруживается в четверг утром в ее кровати.

Мэйкон лег обратно, закрыв глаза одной рукой. Его ботинки (и, соответственно, его ноги) каким-то образом оказались у меня на коленях.

Ноги Мэйкона Фокнера на моих коленях.

- Ты знаком с Галлея? – поинтересовалась Скарлетт, вешая платье на дверцу шкафа. – Галлея, это Мэйкон. Мэйкон, Галлея.

- Привет, - сказала я, удивившись, каким тонким вдруг стал мой голос.

- Привет, - кивнул он, убирая ноги с моих колен, словно в том, что он внезапно обнаружился в кровати моей подруги, не было ничего особенного. – Черт, я чувствую себя ужасно.

- Неудивительно, - хмыкнула Скарлетт из-за шкафа. – Ты был… хм, опустошен.

Мэйкон перевернулся и захлопал руками по журналам и листкам вокруг себя, разыскивая что-то, а я просто сидела на кровати и пялилась на него. На нем была белая футболка и темно-синие шорты, а на ногах – те самые ботинки на танковой подошве. Он был высоким и накачанным, его загар был почти шоколадным (сказывалась работа на воздухе на соседских лужайках). Первый раз в жизни я видела его так близко.

- Ты не находила… - начал он, но Скарлетт уже достала откуда-то из-под стола бейсбольную кепку и вручила ему. Мэйкон взял ее, с благодарностью посмотрев на мою подругу.

- Спасибо.

- Не за что, - она откинула волосы за спину и медленно заправила прядь волос за ухо, что означало, что она размышляет. – Тебя подбросить на службу?

- Нет, - отказался он, вылезая, наконец, из кровати и направляясь к двери, переступив через мои ноги, словно я была невидимкой. – Там увидимся.

- Ладно, - Скарлетт снова повернулась к шкафу.

- Там можно пройти? – он указал на выход в коридор.

- Да.

Он кивнул и неловко потянулся, чтобы поцеловать ее в щеку.

- Спасибо, - тихо повторил он. Наверное, предполагалось, что я этого не услышу. – Правда.

- Никаких проблем, - улыбнулась ему Скарлетт, а затем мы наблюдали, как он уходит, стуча тяжелыми ботинками по полу. Вот он спустился вниз и показался в окне. Я подошла ближе и прислонилась лбом к стеклу, глядя на него. Вот он прошел эти восемнадцать шагов, а вот моя мама подняла голову, тоже наблюдая за ним.

- Поверить не могу, - сказала я, наконец, когда Мэйкон Фокнер миновал колючие кусты и свернул налево, направляясь к перекрестку.

- Он был расстроен, - просто отозвалась Скарлетт. – Майкл был его лучшим другом.

- Но ты никогда не говорила, что знаешь его. А тут я вдруг прихожу, и он – в твоей кровати!

- Нас познакомил Майкл. Он запутался, Галлея. У него были проблемы.

- Это странно, - продолжала я. - Я имею в виду, что он был здесь.

- Ему просто нужен был кто-то, - сказала она. – Вот и все.

Я все еще косилась на Мэйкона, идущего мимо идеальных домов и кажущегося пришельцем из другой вселенной – настолько он не вписывался в это место. Не знаю, что именно заставляло меня смотреть ему вслед. Но, когда он уже должен был свернуть за угол и пропасть из виду, он внезапно обернулся и поднял руку, помахав мне, словно знал, что я стою у окна и наблюдаю за ним.

Когда мы приехали в церковь, там уже собралось довольно много народу. Скарлетт была немногословна всю дорогу, а когда мы подходили к церкви, она сцепила руки в замок.

- Ты как? – спросила я.

- Просто это странно, - тихо сказала она. Подруга смотрела прямо перед собой. – Все это.

Оглядевшись, я поняла, что она имеет в виду. Элизабет Гандерсон, капитан группы поддержки, стояла на ступенях церкви, окруженная группой ребят. Она истерически рыдала в красную футболку, которую комкала в руках. Скарлетт остановилась, когда мы были в нескольких шагах от толпы, так что я прошла чуть дальше, а затем заметила это и вернулась к ней. Подруга стояла, скрестив руки на груди.

- Скарлетт?

- Это была плохая идея. Нам не стоило приходить.

- Но…

Прежде, чем я успела закончить фразу, к нам подошла Джинни Тейбор с трясущимися руками и немедленно ударилась в слезы. От нее пахло лаком для волос и сигаретами. На Джинни было синее платье, которое отрывало ноги слишком уж сильно.

- Господи, - проговорила она, обнимая меня и Скарлетт, и мы с подругой немедленно постарались отстраниться настолько незаметно, насколько было возможно. – Это так ужасно, просто невыносимо. Я не могла есть с той минуты, как узнала. Я просто разбита!

Ни одна из нас не сказала ни слова. Джинни двинулась вперед, все еще держа руки на наших спинах, и нам пришлось следовать за ней. Затем она отпустила одну руку и достала сигарету, еще через несколько мгновений уже разгоняла дым рукой.

- Понимаете, то время, что мы были вместе, может, и не было прямо уж великолепным, но я так его любила! Это просто обстоятельства, - она прокашлялась, встряхнув головой, - которые нас разделили. Но он был буквально всем для меня в эти два месяца. Всем!

Я посмотрела на Скарлетт, которая изучала паперть, и осторожно произнесла:

- Мне очень жаль, Джинни.

- Ну, - тоненьким голосом сказала она, выпуская длинную струю дыма, - все совершенно иначе, когда ты знаешь человека так хорошо. Понимаешь?

- Понимаю, - заверила я ее.

Мы не особенно часто видели Джинни с середины этого лета. После нескольких безумных недель с нами ее отправили в полу-чирлидерский, полу-религиозный лагерь, когда ее родители отправились путешествовать по Европе. Впрочем, нам от этого хуже не стало. Слишком много Джинни – это тоже уже перебор. А через несколько дней после ее отъезда Скарлетт встретила Майкла, и началась вторая половина этого лета.

Мы шли к церкви, и Джинни, безусловно, не могла не устроить большое шоу, когда мы проходили мимо Элизабет. Она снова разрыдалась, и они кинулись друг другу в объятия, плача теперь вместе.

- Это просто кошмар, - сказала какая-то девушка позади меня. – Он так любил Элизабет! Это ведь его футболка, ну, у нее в руках. Она не расставалась с ней ни на минуту после того, как узнала эту новость.

- Я думала, они расстались? – удивилась еще одна девушка, и я услышала, как лопнул пузырь из жвачки.

- В начале лета. Но он все еще любил ее. Неважно, но Джинни Тейбор – такая дура! – сказала первая девушка. – Она встречалась-то с ним, наверное, два дня.

Зайдя внутрь, мы сели сзади, возле двух пожилых женщин, которые вежливо отвели колени в сторону, когда мы проходили мимо них. Напротив входа висели два больших плаката из Майкла: детские снимки и фото из школы, некоторые из них я узнала по ежегоднику. А в середине, самая большая, была именно та фотография из слайд-шоу, где Майкл сидел, смеясь над чем-то, о чем никто из нас уже не узнает. Я хотела сказать Скарлетт об этом, но, когда я повернулась к ней, то увидела, что она просто смотрит вперед, а ее лицо побледнело. Я промолчала.

Служба началась с опозданием, когда люди заполонили всю церковь и начали вставать у стен, держа в руках маленькие брошюры, которые им вручали на входе. Элизабет Гандерсон вошла, все еще рыдая, и шмыгающая носом Джинни Тейбор проводила ее к свободному месту. Странно было видеть одноклассниц в таких обстоятельствах. Некоторые были одеты мило, но соблюдали правила и выбрали что-то подходящее. Другие же казались совершенно неуместными в своих обтягивающих платьях или юбках. Интересно, что бы подумал Майкл, если бы мог видеть всех этих людей с красными лицами, завывающих девушек и своих родителей, которые вместе с его младшей сестренкой сидели в первом ряду. Я посмотрела на Скарлетт, которая так сильно влюбилась в него за такое короткое время, и нашла ее руку, сжав ее. Она пожала мою ладонь в ответ, все еще глядя точно перед собой.

Церемония была обычной и довольно короткой, в церкви быстро стало душно – слишком уж много было людей, и мы с трудом могли услышать священника за всеми всхлипами и шмыганиями. Он говорил о Майкле, как много тот значит для всех, кто знал его, но, как он сказал, у Бога были свои причины. Элизабет Гандерсон встала и, прижимая руки ко рту, вышла из церкви на добрых десять минут после этого. Группа друзей немедленно последовала за ней, и пожилая женщина, сидевшая возле нас, неодобрительно посмотрела на них. Скарлетт сильнее сжала мою руку, ее ноги впились мне в ладонь.

Когда все закончилось, мы услышали приглушенный хор множества бормочущих голосов, и все стали выходить на улицу. Там внезапно стало очень темно, начал дуть холодный ветер, а в воздухе запахло дождем. Над деревьями быстро собирались большие черные тучи.

Я чуть не потеряла Скарлетт в толпе голосов и лиц. Джинни повисла на Бретте Херши, капитане футбольной команды, и он осторожно вел ее куда-то. Элизабет сидела на водительском сиденье в своей машине, оставив дверь открытой и обхватив голову руками. Ее друзья стояли вокруг, неуверенные, что же им делать - уйти или сесть рядом с ней? – переминались с ноги на ногу и мяли в руках брошюры, поглядывая на небо.

- Бедная Элизабет, - мягко сказала Скарлетт, когда мы подошли к ее машине.

- Они расстались уже давно, - заметила я.

- Да. Давно, - она поддела носком туфли гальку, и та ударилась об колесо. – Но он действительно любил ее.

Я смотрела на подругу. Ветер трепал ее волосы, кожа Скарлетт казалась почти белой на фоне черного платья. Даже в самые тяжелые моменты моя подруга была невероятно красива.

- Тебя он тоже любил, - произнесла я.

Она посмотрела на темные облока.

- Я знаю, - тихо проговорила она. – Я знаю.

Первая капля была тяжелой и крупной, мокрое пятно немедленно расползлось по моему плечу, оставляя круглый темный след. А затем дождь полил как из ведра. Хлынув с неба, дождь заставил людей ускориться по пути к машинам, прятаться внутри или бежать, прикрывая головы церковными брошюрами. Мы со Скарлетт сели в ее машину и изнутри наблюдали за струями воды, стекающими по лобовому стеклу. Не помню, чтобы в последнее время дождь был таким же сильным.

Мы свернули на главную улицу. Свой форд Скарлетт получила в апреле, в качестве подарка на День рождения от бабушки. Он был не больше обувной коробки, словно машину побольше распилили пополам да так и оставили. Когда мы проезжали мимо речки, в моей голове мелькнула глупая мысль, что из нее сейчас выйдут Уинкин, Блинкин и Нод и утащат нас под воду.

Скарлетт заметила его, идущего по улице, первой. Его белая футболка насквозь промокла и прилипла к спине, а голова была опущена. Он медленно шел по шоссе, убрав руки в карманы, не обращая никакого внимания на людей, бегущих мимо него, и машины, проезжавшие рядом. Скарлетт нажала на гудок, замедляясь рядом с ним.

- Мэйкон! – крикнула она в окно. – Эй!

Он не услышал, и она обратилась ко мне:

- Крикни ему, Галлея.

- Что?

- Опусти свое окно и спроси, нужно ли его подвезти.

- Скарлетт, - я внезапно занервничала. – Я ведь его даже не знаю.

- И что? – она неодобрительно посмотрела на меня. – Там ливень. Давай быстрее.

Я опустила окно и высунулась на улицу, чувствуя, как капли воды проникают мне в волосы и стекают по шее.

- Извини, - позвала я. Он не услышал. Я прочистила горло и позвала чуть громче, - Извини!

- Галлея, - Скарлетт посмотрела в зеркало заднего вида, - мы задерживаем движение.

- Он не слышит меня, - попыталась оправдаться я.

- Да ты практически шепчешь.

- Вовсе нет, - возразила я. – Я говорю тоном, который прекрасно можно расслышать!

- Просто крикни ему.

Машины начали объезжать нас, и я снова высунулась в окно. Скарлетт громко вздохнула, что означало, что она теряет терпение.

- Давай, Галлея, не будь слабачкой.

- Я не слабачка, - повернулась к ней я. – Господи!

Она молча посмотрела на меня, и я вернулась к окну.

- Мэйкон, - сказала я немного громче, потому что начала сердиться. – Мэйкон.

Еще один громкий вздох от Скарлетт. Мои волосы стали практически мокрыми.

- Мэйкон, - позвала я еще громче, высунувшись из окна. – Мэйкон!!

Он вздрогнул и наконец-то обернулся, увидев меня. Остановился и просто уставился на машину. Футболка прилипла к его телу, мокрые волосы свисали со лба. Он смотрел на меня, словно я была сумасшедшей.

- Что? – крикнул Мэйкон в ответ. - Что такое?

Позади меня Скарлетт фыркнула – и вот так я впервые с момента возвращения услышала ее смех. Она откинулась на сиденье и расхохоталась. Мне захотелось провалиться сквозь землю.

- Эм, - сказала я в окно, - тебя не нужно подвезти?

- Я в порядке, - он наклонил голову, отвечая скорее Скарлетт, чем мне. – Но спасибо.

- Мэйкон, дождь льет, - подруга заговорила голосом Мамы, я знала этот тон. Мэйкон смотрел на нас своими покрасневшими от слез глазами и молчал. – Садись, ну!

- Я в порядке, - снова сказал он и отступил на шаг. Пробежав рукой по волосам и лицу, стряхнул воду. – Увидимся позже.

- Мэйкон! – крикнула Скарлетт, но он уже пошел вперед, растворяясь в дожде. Когда мы остановились у светофора, он свернул за угол и исчез. Последнее, что я видела – его футболка, белое пятно посреди темной аллеи. Он скрылся за стеной дождя так быстро, как будто растворился в воздухе, словно волшебник, и вот я уже смотрела на пустую аллею, спрашивая себя, был ли он здесь вообще.

Глава 3

Когда я думаю о Майкле Шервуде, первое, что приходит на ум – продуктовый магазин. Ярко-желтые бананы, спелые зеленые киви, холодные сливы, леденящие руку при малейшем прикосновении. Да-да, наша дружба с Майклом Шервудом, популярным парнем и настоящей легендой, началась с фруктов и овощей.

Мы со Скарлетт работали кассирами в магазинчике «У Милтона», наряжались в зеленые комбинезоны и прикрепляли бейджики (мой, например, гласил: «Здравствуйте, я Галлея. Добро пожаловать к «Милтону»!». Наши кассы стояли рядом, и любая из нас легко могла закатить глаза, глядя на другую, когда очередь становилась слишком большой. Возможно, это была не самая прекрасная работа на всем белом свете, но мы, по крайней мере, были вместе.

В конце июня на собеседование пришел Майкл Шервуд. Мы увидели его, стоявшего у доски объявлений в ожидании менеджера. На нем был галстук, и Майкл явно нервничал. Заметив меня, он помахал рукой, словно мы были друзьями. Он получил место в отделе овощей и фруктов, официальное название его должности было: «Помощник менеджера по продажам», что означало, что он приносил в торговый зал ящики с фруктами и овощами, раскладывал их по полкам или упаковывал в фирменные зеленые пакеты, а кроме того сбрызгивал овощи из пульверизатора дважды в день.

Он много смеялся и в целом неплохо проводил время, быстро подружившись буквально со всеми, от мясного отдела до отдела сопутствующих товаров. Но со мной и Скарлетт он общался больше других. Ладно, со Скарлетт. Как обычно, я была там как бы заодно.

Все началось с киви. В течение первой недели работы Майкл Шервуд съедал четыре киви на ланч каждый день. Только киви. Ничего больше. Он приносил их на кассу Скарлетт в маленьком пластиковом пакете, улыбаясь, расплачивался и выходил на улицу. Там он садился на скамейку на парковке, чистил и ел их, одно за другим. Мы удивлялись этому – мы никогда не ели киви.

- Он любит фрукты, - легко сказала Скарлетт, когда он однажды отошел от ее кассы, где пару мгновений назад стоял, улыбаясь и заставляя ее краснеть. Один раз он подошел и к моей кассе, но к третьему дню уже всегда становился в очередь со стороны Скарлетт, даже если надо мной горела табличка: «Свободная касса!».

Я посмотрела на Майкла, сидящего под ярким солнцем на улице с этими странными маленькими фруктами в руках, на его форменный зеленый комбинезон, и покачала головой. Скарлетт перестанет краснеть примерно через пятнадцать минут – это я уже знала.

На следующий день, когда он снова прошел мимо подруги со своим ланчем, она подняла на него взгляд.

- Судя по всему, тебе они очень нравятся.

- Они классные, - заверил он ее, принимая у нее чек. – Ты пробовала?

- Только во фруктовом салате, - покачала головой Скарлетт, и я поняла, что уже несколько минут прислушиваюсь к их разговору, а в моей очереди начинается недовольное бормотание. Я задерживала женщину, покупавшую упаковку макарон, гроздь винограда и коробку тампонов. Поспешно вернувшись к работе, я пропустила половину диалога и, когда повернулась к подруге, увидела, что Майкл уже вышел на улицу, а Скарлетт сидит, держа в руках один из фруктов.

- Он угостил меня, - прошептала она. Ее лицо по цвету напоминало помидор. – Ты можешь себе представить?

- Извините, мисс, - крикнул кто-то из моей очереди, - вы открыты?

- Да, - крикнула я в ответ, потом обратилась к Скарлетт, - он сказал еще что-нибудь?

- У меня есть вот это, - произнес высокий волосатый мужчина в рубашке в горошек, протягивая мне пачку купонов на скидку. Он покупал четыре лотка замороженного мяса, освежитель воздуха и две большие банки с жидкостью для зажигалок. Иногда ты просто не хочешь даже думать о том, что люди собираются делать со своими покупками.

- Думаю, у меня перерыв, - сказала Скарлетт, ставя на кассу табличку. – Все равно никого нет.

- Погоди, я с тобой, одну секунду, - но, конечно же, моя очередь была длинной, в корзинках у людей было штук по пятнадцать разных товаров, и все смотрели на меня, желая, чтобы их обслужили побыстрее.

- Ты против? – Скарлетт уже вышла из-за своего стола и сняла бейджик, держа киви в руке. – В смысле… - она бросила быстрый взгляд на Майкла на парковке.

- Все в порядке, - покачала я головой, пропуская скидочные купоны мужчины с жидкостью для зажигалок через кассу. – Сделаю перерыв позже, наверное.

Но она меня не слышала – подруга уже ушла, поспешно направляясь к солнцу, скамейке и, конечно же, Майклу. Вот так моя лучшая подруга Скарлетт променяла свое сердце на киви.

С тех пор я проводила с ней не слишком много перерывов. Майкл Шервуд, казавшийся притягательным иностранцем из страны фруктов и овощей, угощал ее зелеными дынями или темно-красными апельсинами. Когда она была занята, он облокачивался на ее кассу и стоял там, гипнотизируя ее взглядом и улыбаясь, когда она поворачивалась. Иногда он пробивал фрукты на моей кассе, а потом оставлял их у Скарлетт, незаметно для нее и для меня. Я никогда не замечала, как он делал это, и меня слегка раздражало счастливое выражение на лице Скарлетт. Но в Майкле Шервуде все же было что-то необыкновенное, и, конечно же, подруга обожала это. Мне приходилось испытывать то же самое, хотя со мной никогда не случалось ничего подобного.

Это лето было первым, когда были не только мы со Скарлетт. Майкл всегда смешил нас, дурачась в бассейне, или неожиданно хватал мою подругу за руку, когда она что-нибудь готовила на кухне. Это лето было первым, когда мы со Скарлетт не проводили вдвоем каждый вечер – чаще всего я теперь отправлялась домой, чтобы из своего окна смотреть на свет в окне Скарлетт и машину Майкла на подъездной дорожке. Я знала, что не должна мешать имя. Поздно ночью до меня доносилось их прощание, и иногда я отодвигала в сторону занавеску, чтобы увидеть, как он целует ее в приглушенном свете уличного фонаря.

Никогда раньше мне не приходилось бороться за внимание подруги, но теперь я столкнулась с этим. Майкл словно уводил ее от меня, и я оставалась где-то позади, сидя в одиночестве за ланчем или перед телевизором с папой, который всегда засыпал около восьми вечера. Я скучала по ней.

Но Скарлетт была так счастлива, что я не могла бы сделать ничего, что расстроило или задело бы ее. Она практически сияла двадцать четыре часа в сутки, всегда смеялась и улыбалась, даже когда сидела за кассой перед длинной очередью в «У Милтона». Майкл приносил ей виноград в обеденный перерыв и кормил ее ягодками, одной за другой. Они проводили целые вечера в ее доме, готовя спагетти для Мэрион и смотря фильмы.

Подруга говорила, что после расставания с Элизабет Майкл был сыт по горло всякими сплетнями. Когда мы поехали на озеро, это был первый раз, когда об их отношениях могли узнать одноклассники, но в тот раз на пляже практически никого не оказалось, и мы трое были одни, играли с фрисби и ели ланч, заботливо собранный Скарлетт для нас. Я сидела со своим журнальчиком в руках и наблюдала, как они плавают вместе, брызгают друг в друга водой и смеются. Уже позже, когда солнце садилось, и небо за их спинами становилось красно-оранжевым, я предложила сделать фото – и это была единственная их фотография. Скарлетт выхватила ее у меня из рук в тот же миг, как увидела ее напечатанной, сделала копию и подарила Майклу, который прикрепил ее над спидометром в машине. Там она и оставалась следующие несколько недель, пока он не продал автомобиль, чтобы купить мотоцикл.

В начале августа он сказал, что любит ее. Скарлетт рассказывала, что они сидели у бассейна, болтали ногами в воде, и он просто придвинулся, поцеловал ее в ухо и произнес это. Подруга рассказывала об этом шепотом, словно все это было хрупким волшебством, способным исчезнуть, если только кто-то громко расскажет о нем.

Я люблю тебя.

И от этого всё стало еще хуже, когда он ушел так быстро, всего спустя две недели. Единственный парень, который сказал это – и, действительно, имел это в виду. Никто в мире понятия не имел, как сильно Скарлетт любила Майкла Шервуда. Даже я с трудом понимала, хотя и очень старалась.

В первый школьный день мы со Скарлетт заехали на парковку, нашли свободное место и припарковались. Подруга отстегнула ремень безопасности, выключила двигатель.

- Я просто не хочу, - решительно заявила она.

- Знаю, - ответила я.

- Я имею в виду, в этом году, - вздохнула Скарлетт. – Просто не представляю, как справиться со всем этим. Со всеми этими… обстоятельствами.

- Понимаю, - почему-то я снова ответила коротко. Со дня похорон Скарлетт, кажется, ушла в себя, почти не упоминала Майкла – и я тоже молчала.

Остаток лета мы провели, разговаривая обо всем, кроме него. Он как будто бы был под запретом. Возле школы планировалось посадка дерева в его честь и установка специальной таблички. Семья Майкла выставила дом на продажу – я слышала, они переехали во Флориду. Жизнь продолжалась без него. Но, когда кто-нибудь упоминал его имя, на лице Скарлетт пробегало такое выражение страдания, что мне самой становилось плохо.

Новенькие ребята проходили мимо в новой одежде, приличная толпа учеников шла к главному зданию, на парковку заезжали машины. Сидя в машине и глядя на все из окна, мы ловили последние мгновения свободы. Я сидела в ожидании, сжимая в руках ремень своей новой сумки, которая стояла у меня в ногах. Внутри лежали несколько тетрадей на спирали с красивыми обложками и нераспечатанная упаковка карандашей – все такое сияющее новизной, яркое. Из нас двоих всегда именно Скарлетт решала, когда пора идти за покупками к школе.

- Ладно, - мрачно произнесла она, скрещивая руки на груди, - судя по всему, у нас нет никакого выбора.

- Скарлетт Томас! – закричал кто-то позади машины, и в зеркале заднего вида мы увидели Джинни Тейбор. У нее была новая стрижка, на губы она нанесла красную помаду, а сейчас бежала к нам, держась за руки с Бреттом Херши, тем капитаном футбольной команды. Только Джинни могла подцепить кого-то на похоронах. – Школа – вон там! – указала она красным ногтем в сторону здания, затем рассмеялась, откидывая голову, а Бретт выглядел так, словно ждал, что в него вот-вот что-то швырнут. Джинни помахала нам пальчиками и потащила своего его дальше. Я поверить не могла, что мы провели так много времени вместе, а ведь это было тем же летом! Казалось, что это было несколько лет назад.

- Боже, - пробормотала Скарлетт. – Терпеть ее не могу.

- Понимаю, - судя по всему, это моя линия на сегодня.

Подруга сделала глубокий вдох, потянулась на заднее сиденье за своей сумкой и положила ее на колени.

- Ладно. Этого не избежать.

- Согласна, - я разблокировала дверь.

- Значит, пошли, - сказала она, выбираясь из машины, и я последовала за ней.

Мы пересекли парковку учеников, миновали место для стоянки учительских автомобилей и тоже пошли к главному зданию. Первый звонок уже прозвенел, и все заходили внутрь, создавая самый настоящий живой коридор из тел и сумок. Я старалась держать Скарлетт в зоне видимости, направляясь к своей классной комнате.

- Ну вот, - произнесла я, когда толпа донесла нас до двери мистера Александра, украшенной вырезанными из картона лягушками.

- Удачи, - откликнулась Скарлетт, открывая дверь в своей класс и закатывая глаза в последний раз, прежде чем исчезнуть внутри.

Класс мистера Александра всегда пах формальдегидом. Учитель улыбнулся мне, и его усы зашевелились. Я села на свое место. Первый день всегда одинаковый: они устраивают организационные собрания, выдают нам расписания и отправляют родителям тысячи бумажек и брошюрок, в которых написана какая-нибудь ерунда о меню в кафетерии и школьных правилах.

За моей спиной Бен Крузак уже улегся на парту и, кажется, заснул, а Мисси Кавано позади него красила ногти. Даже змее в аквариуме было скучно, и она отдыхала, слопав свою утреннюю мышь, пока мимо ходили ученики и стучали по стеклу пальцами, пытаясь привлечь ее внимание.

Через пятнадцать минут вступительных речей и кучи напоминаний, мистер Александр все-таки раздал нам расписания. С моим явно было что-то не так: я оказалась записана на пре-исчисления (хотя даже не брала алгебру-2), французский – 3 (а выбрала испанский) и, хуже всего, группу.

- Всем удачного дня! – прокричал мистер Александр, и тут же прозвенел второй звонок. Все направились к двери, а я подошла к его столу. – Да, Галлея?

- У меня неправильное расписание, - сказала я. – Я записана в группу!

- В группу?

- Да. И на пре-исчисления, и на французский-3. Это вообще не мои уроки.

- Хм-м, - он уже смотрел поверх моей головы на учеников, заходящих в класс. – Зайди к первому учителю и возьми пропуск в офис.

- Но…

Он стоял передо мной, глядя мне за спину.

- Ладно, народ, садитесь, и сейчас я пущу по рядам листок, где вы запишете номера столов и свои имена. Так вы будете сидеть до конца семестра, так что, надеюсь, выбирать вы будете осмотрительно. И не стучите по стеклу, это беспокоит змею. Итак, начнем с небольшого вступления. Биология – это очень обширная наука, так что если вы не считаете, что вас это интересует…

Я вышла из класса, где возле огнетушителя уже стояла Скарлетт.

- Привет, какой первый урок?

- Пре-исчисления.

- Что? Ты же не брала алгебру-2!

- Вот именно, - я закинула сумку на плечо, внезапно устав от школы. – Мое расписание какое-то странное. Я вообще записана в группу.

- В группу?!

- Ага, - я отошла в сторонку, давая пройти нескольким футболистам. – Так что я пошла в офис.

- Сочувствую, - покачала головой она. – У меня английский, а потом коммерческий дизайн, так что встретимся позже, ладно? Во внутреннем дворике, у автомата с содовой.

- Предположительно я тогда буду в группе, - мрачно заметила я.

- Они не могут заставить тебя ходить туда, - смеясь, ответила Скарлетт. Я просто посмотрела на нее. – Серьезно. Ладно, иди в офис, встретимся позже.

Канцелярия, или офис, уже была полна народу – кто-то стоял, прислонившись к стене, кто-то сидел на полу, и ждал, когда же их вызовут. Секретарь, чей телефон звонил, не смолкая, смотрела на все происходящее глазами загнанного зайца.

- Что? – раздраженно повернулась она, когда я подошла к ее столу. – Что тебе нужно?

- У меня неправильное расписание, - сказала я под очередной телефонный звонок и мигание красной лампочки на корпусе аппарата. – Я хотела увидеть консультанта.

- Ладно, хорошо, - она схватила трубку и наставила на меня палец, словно нажимала на кнопку паузы. – Здравствуйте, школьная канцелярия. Нет, он сейчас занят. Хорошо. Да, конечно, - она повесила телефон. – Итак? Тебе нужен консультант?

- У меня неправильное расписание, - снова произнесла я. – Меня записали в группу.

- В группу? – она заморгала. – А что не так с группой?

- Ничего, - сзади меня кто-то быстро прошлепал по полу, не трудясь поднимать ноги и издавая громкое шарканье. – Если не считать того, что я ни на чем не играю. В смысле, я даже не выбирала группу.

- Ну, - медленно ответила она, когда телефон снова зазвонил, - может, это введение? Уровень для начинающих.

- Я не записывалась туда! – сказала я, пытаясь перекричать телефон. – И не хочу туда ходить.

- Ладно, напиши свое имя вот здесь, - она протянула мне листок, теряя терпение. – Мы вызовем тебя, как только сможем.

Я записала свое имя и отошла к стене, сев рядом с полками, уставленными книгами из кабинета психолога: «Наши различия: как понять подростка», «Давление общества: найди свой путь». А вот и вторая мамина книга – «Смешанные чувства: мама, дочка и старшая школа». Мое настроение испортилось еще больше. Если бы мне захотелось окончательно добить себя, я могла бы взять ее и прочитать от корки до корки, пока ждала своей очереди.

В комнате было жарко, все говорили, и голоса сливались в один. Девчонка, сидевшая рядом со мной, старательно выводила разными цветами слова «Умри, умри, умри» на обложке одной из тетрадей. Я закрыла глаза и стала думать о лете, прохладном бассейне и длинных днях, когда ничего не нужно было делать – только спать и купаться. Кто-то сел рядом со мной, случайно задев меня плечом. Я подтянула к груди колени, обхватывая их руками. Затем этот кто-то постучал по моему плечу. Я открыла глаза, готовясь встретить Джинни Тейбор.

Но это была не Джинни. Это был Мэйкон Фокнер, и он широко улыбался мне.

- Что ты натворила? – поинтересовался он.

- Что?

«Умри, умри, умри» - девочка положила красный фломастер в упаковку, валявшуюся рядом с ней, и достала из нее зеленый.

- Что де

- Что ты натворила? – снова спросил он. – Еще только первый день, а у тебя уже неприятности, - он обвел взглядом канцелярию.

- Нет, вовсе нет, - покачала я головой. – Мне дали неправильное расписание.

- Ну да, конечно, - откликнулся он, растягивая слова с притворно понимающей интонацией.

На нем была уже знакомая мне бейсболка, надетая задом наперед, красная футболка и джинсы. У него не было ни рюкзака, ни сумки, лишь несколько тетрадей на спирали и ручка в руках. Мэйкон Фокнер определенно не был парнем «школьного» типа.

- Ты, вероятно, устроила драку, а?

- Нет, - снова ответила я, не понимая, что сегодня вообще за день такой – то ли я была не в себе, то ли мне передалась частичка бесстрашия Скарлетт, но я ничуть не нервничала, разговаривая с ним. – Меня записали не на те уроки.

- Точно, - согласился он, откидываясь к стене. – Ты ведь знаешь, как себя тут вести?

Я взглянула на него.

- Что?

- Как себя вести, - он заморгал, удивленно покосившись на меня. – О, нет. Тебе явно нужна помощь. Ладно, слушай. Во-первых, ни в чем не признавайся. Это самое важное.

- Да нет у меня никаких неприятностей!

- Во-вторых, - громко сказал он, игнорируя мои возражения, - сбей их с толку, сказав что-нибудь о своем терапевте. Ну, например, говори: «Мой терапевт полагает, что у меня проблемы с авторитетом». И да, сделай серьезное лицо при этом. Кстати, одно лишь слово «терапевт» уже смягчит их.

Я рассмеялась.

- Ага, конечно.

- Это правда, - серьезно кивнул он. – А если это не сработает, используй трюк джедайский умственный трюк.

- Что использовать?

- Джедайский умственный трюк, - Мэйкон посмотрел на меня. – Ты что, «Звездные войны» не смотрела?

Я задумалась.

- Вроде бы смотрела.

- Так вот, этот трюк – это когда ты говоришь кому-то то, о чем он должен думать, по твоему мнению. И человек думает об этом. Например, вот я – мистер Мэтэрс. И я говорю: «Мэйкон, ты уже перешел через все границы, а ведь сегодня первый день школы! Разве так нужно начинать учебный год?». А ты – это я. Что ты ответишь?

Я покачала головой.

- Понятия не имею.

Он закатил глаза.

- Ты отвечаешь: «Но, мистер Мэтэрс, вы ведь закроете на это глаза, ведь сегодня еще только первый день! И это, честно, было ошибкой, а огонь загорелся так быстро, что…»

- Огонь? – перебила я. – Какой еще огонь?

- Не отвлекайся, - нахмурился Мэйкон, махнув рукой. – Смысл в том, что ты повторяешь ему его же слова, причем очень уверенно. И что он тебе скажет?..

- Что ты чокнутый?

- Да нет же. Он скажет: «Ладно, Мэйкон, я закрою на это глаза, ведь сегодня еще первый день, и это было ошибкой, хоть огонь и разгорелся…»

Я снова засмеялась.

- Не скажет.

- Скажет, - кивнул Мэйкон. – Это же джедайский умственный трюк. Поверь мне.

И, когда он улыбнулся мне, я почти улыбнулась ему в ответ.

- Серьезно, у меня нет неприятностей, - я протянула ему расписание. – Даже если эта штука и работает, не думаю, что это мне понадобится.

Мэйкон изучил расписание.

- Пре-исчисления, - он приподнял бровь, - правда?

- Нет. Я с трудом продралась через алгебру.

Он кивнул, снова глядя на листок.

- Французский у нас общий, о, смотри-ка, и физкультура тоже.

- Да? – я и Мэйкон Фокнер играем в бадминтон. Учимся правилам гольфа. Наблюдаем друг за другом в гимнастическом зале. Ого!

- Ага, третьим уроком, - он продолжил читать, затем снял бейсболку, потряс головой и надел обратно. – Наука, английский, бла-бла-бла… О! Ты только взгляни!

Я уже знала, что он сейчас скажет.

- Группа! – он широко улыбнулся. – Ты в группе.

- Я не в группе, - сказала я чуть громче, чем следовало бы, и несколько ребят обернулись на меня. – Это огромная ошибка, но никто мне не верит.

- Так на чем ты играешь? – хихикнул он.

- Ни на чем, - раздраженно ответила я. Наверное, мне нужно было сердиться больше, но он был таким милым. Я и понятия не имела, почему он вообще вдруг заговорил со мной.

- Выглядишь, как флейтистка, - он задумчиво потер подбородок. – Та, что играет на маленькой флейте.

- Заткнись, - посоветовала я, немедленно удивившись своей храбрости.

Он рассмеялся, покачав головой.

- А как насчет треугольничка? – Мэйкон приподнял руки, притворяясь, что играет на нем воображаемой палочкой.

- Да хватит уже, - простонала я, закрывая лицо руками, и больше всего надеясь, что он меня не послушается.

- О, ну ладно тебе, - сказал он, и я почувствовала его руку на своих плечах. Мне захотелось умереть на месте. – Я же просто шучу.

- Это худший день, - сказала я, выскользая из его объятий. – Просто худший!

- Фокнер, - позвала секретарша и указала на дверь в кабинет директора. – Твоя очередь.

- Это мне, - весело сказал Мэйкон, вставая и подбирая с пола свои тетрадки. Я наблюдала, как мистер Мэтэрс в своем кабинете стоит возле стола с листком в руках. Он выглядел недовольным. Мэйкон наставил на меня палец. – Помни, джедайский трюк.

- Точно, - кивнула я.

- Увидимся позже, Галлея, - произнес он и повернулся к кабинету. Я поверить не могла, что он вообще запомнил мое имя. «Умри-умри-умри» - девочка сидела, уставившись на меня, словно короткий диалог с Мэйконом Фокнером сделал меня более важной или достойной внимания. Впрочем, я тоже чувствовала себя по-другому. Мэйкон Фокнер, который едва сказал мне семь слов за всю мою жизнь, вдруг появился и заговорил со мной, потратив на это несколько минут! Словно мы были хорошими друзьями – и это после того, как моя подруга просто представила нас друг другу. В животе у меня появилось странное чувство, и мне почему-то вспомнилось выражение лица Скарлетт, первый раз в жизни держащей в руках киви.

- Хэл Кук! Есть тут Хэл Кук? – скучающим голосом сказала секретарша, и я шестым чувством поняла, что мне пора подниматься с пола. Первый раз в жизни я злилась на родителей, которые не назвали меня Джейн или Лизой.

Оказывается, первая секретарша уже ушла, и на ее месте сидела другая – тучная афроамериканка – и пыталась разобрать мое имя.

- Галлея, - поправила я, подходя ближе. – Это «Галлея».

- М-гм, - она взглянула на меня и указала на дверь под номером три. Проходя мимо двери в кабинет директора, я услышала голоса мистера Мэтэрса и Мэйкона. Интересно, джедайский трюк все же сработал?

Все это почти вылетело у меня из головы, когда я, уставшая и измотанная, стояла с новым расписанием в руках у канцелярии. Прозвенел звонок со второго урока, и коридор за какие-то считанные секунды наполнился шумом и учениками. Я пошла во внутренний дворик - к автомату с содовой, где уже стояла Скарлетт.

- Привет еще раз, - кивнула она, отходя в сторонку и уступая место нескольким ребятам, держащим в руках купюры. Подруга держала в руках две баночки, но вместо того, чтобы отдать одну из них мне, она пошла вперед, и я последовала за ней. Наконец, мы остановились у той самой ограды, на которой сидел Майкл на фотографии из слайд-шоу.

Скарлетт отдала мне напиток.

- Ну, как группа?

- Великолепно, - я открыла банку и сделала глоток. – Они сказали, что я уже просто профи в игре на габое.

- Черта с два, - фыркнула она. Я улыбнулась.

- Я выпуталась из этого, слава богу. Но ты ни за что не поверишь, когда узнаешь, с кем я говорила в канцелярии!

- И с кем же?

Раздался громкий неприятный звук, означавший, что автомат с содой перестал работать. Это всегда случалось как минимум один раз в день из-за того, что банки закончились. Толпа возле автомата недовольно загомонила, но потом ребята разошлись, и я продолжила:

- С Мэйконом Фокнером.

- Правда? – Скарлетт открыла свой рюкзак и стала рыться в нем в поисках чего-то. – Как он там?

- Ну, у него уже какие-то неприятности, как я поняла.

- Неудивительно, - подруга отставила напиток в сторону. – Боже, у меня внутри словно что-то горит. Отвратительное чувство.

- Ты заболела?!

- Судя по всему, - она достала упаковку адвила (* обезболивающее), нажала на крышку, и оттуда выпали две таблетки. – Хотя, возможно, это просто реакция организма на школу.

- Возможно, - повторила я за ней, глядя, как она глотает лекарство и прислоняется к ограде, закрыв глаза. На солнце ее волосы казались красными, почти нереальными. – Но, правда, - продолжала я, - это было так странно. Он просто сел рядом и начал разговор. Как будто он знает меня!

- Он и знает тебя.

- Да, но лишь с того дня на похоронах. До этого мы вообще не общались.

- И что? Это маленький городок, Галлея. Все знают всех.

- Это просто было странно, - снова сказала я, проигрывая ту сцену в своей голове – от момента, когда он постучал меня по плечу, до его слов: «Увидимся позже, Галлея». – Не знаю.

- Ну, - медленно сказала она, убирая волосы в хвост, - может, ты ему понравилась.

- Ой, да перестань, - мое лицо немедленно запылало.

- Никогда не знаешь наверняка. И тебе следует перестать думать, что это так невероятно.

Зазвенел звонок, и я допила колу, бросила банку в урну позади меня.

- Третий урок.

- Бр-р. Океанография, - она надела рюкзак. – А у тебя?

- У меня… - начала было я, но кто-то постучал по моему плечу. Я обернулась, но рядом никого не было – классическая обманка. Повернувшись к Скарлетт, я увидела Мэйкона, бодро направлявшегося в сторону спортзала.

- Пошли, - крикнул он, оборачиваясь, - ты же не хочешь опоздать на физкультуру!

-… физкультура, - смущенно закончила я. – Мне лучше идти.

Скарлетт молча посмотрела на меня, покачав головой, словно она уже знала что-то, что пока было недоступно мне.

- Смотри в оба, - посоветовала она тихо.

- Почему? – не поняла я.

- Ты знаешь, - отозвалась подруга, и ее лицо вдруг стало таким грустным, затем она выдавила улыбку и сделала пару шагов по направлению к зданию школы. – Ну, мячи и все такое.

- Хорошо, - согласилась я. Подруга смотрела на что-то за моей спиной, будто ей вдруг пришло какое-то видение, и избегала моего взгляда. Может быть, дело было в Мэйконе – он так напоминал ей о… обо всем. – Буду осторожна.

Она помахала мне и пошла к корпусу, где были научные классы, а я повернулась в другую сторону, где находился спортзал. Открыв дверь, я вдохнула типичный спортивный запах –смесь пота, резиновых мечей и дезодоранта. Мэйкон Фокнер ждал меня? Возможно.

Но, как бы то ни было, сорок пять минут физкультуры стали теперь самыми важными в моей жизни. Невзирая на болезнь, национальное бедствие или даже смерть я была обязана появиться на третьем уроке в белых носках и синих шортах, ни в коем случае не опаздывая.

Мэйкон частенько прогуливал, и в эти дни мне было грустно, не было никакого запала ловить мяч или бежать кросс, я просто поглядывала на часы. Но если он появлялся, уроки физкультуры становились лучшей частью школьного дня.

Конечно же, я прикидывалась, что ненавижу этот предмет, потому что, действительно, это было хуже, чем тусоваться с кучкой ботаников в этой дурацкой группе. Но я была единственной из девчонок, кто в раздевалке не жаловался громким голосом, пока мы все переодевались, собираясь на волейбол. Моя задача состояла в том, чтобы выйти из раздевалки и независимо пройти мимо Мэйкона, прикидываясь, что я еще не вполне проснулась и не замечаю, что он стоит у фонтанчика с питьевой водой, уже надев свою форму, но проигнорировав носки (он никогда не надевал их, за что каждый раз получал минус на уроке). Я садилась где-нибудь в футе от него, наконец, «замечала» и махала рукой, а затем притворялась, что совершенно не жду, что он преодолеет этот фут между нами. Между тем, он делал это всегда. Всегда. И те несколько минут, пока тренер Ван Лик листает свой журнал и разбирается с планшетом, были лучшей частью моего дня. В них обычно входило (с небольшими вариациями) нечто подобное:

Мэйкон: Как дела?

Я: Сил просто нет.

Мэйкон: Понимаю. Я гулял вчера вечером.

Я (как будто всегда гуляла по вечерам в будни, как и он): И я. А ты опять не надел носки сегодня?

Мэйкон: Да забыл про них.

Я: Ты так физкультуру завалишь, ты в курсе?

Мэйкон: Нет, если ты купишь мне носки.

Я (саркастически смеясь): Ага, точно.

Мэйкон: Ну, тогда это будет на твоей совести.

Я: Заткнись.

Мэйкон: Готова к волейболу?

Я (как будто готова): Конечно. И да, я собираюсь побить тебя сегодня.

Мэйкон (со смехом): Ладно. Я понял. Посмотрим.

Я: Ладно, посмотрим.

Я жила ради этого.

Мэйкон ходил в школу не для того, чтобы Получить Образование или Подготовиться к Колледжу. Для него это было необходимым злом, становившемся более-менее сносным благодаря фаст-фуду и возможностям опаздывать. На половину уроков он заявлялся в таком виде, словно только что скатился с кровати, да так и пришел, а еще на него постоянно кричал тренер – за то, что Мэйкон протаскивал еду на уроки физкультуры: кола в рюкзаке, шоколадные батончики или печенье в карманах. Кроме этого, он был мастером железных оправданий.

- Фокнер, - ворчал тренер, когда Мэйкон появлялся через десять минут после звонка, без носков и с наполовину съеденным крекером во рту, - надеюсь, у тебя есть документ.

- Безусловно, - весело отвечал тот, протягивая учителю сложенный вдвое листок. Мы все внимательно наблюдали за тем, как тренер Ван Лик изучает его. Мэйкон же в это самое время был настолько спокойным, насколько только мог быть. Он пропускал уроки или опаздывал на них, но с легкостью мог подделать абсолютно любую подпись. Это был просто его дар.

- Все дело в руках, - сказал он как-то раз после того, как предоставил справку от врача, с подписью терапевта и собственной матери. Я все ждала, когда же он попадется, но этого никогда не происходило. У него не было и комендантского часа, а все, что я знала о его матери – это то, то она не считала какое-либо установленное время необходимым для воспитания. Я не знала также и где он жил. Мэйкон был другим, и, когда я была рядом с ним, я тоже становилась другой, и мне было легко вести себя так же бесстрашно, как и он. Он рассказывал мне о вечеринках, на которые заявлялись копы, или о дорожных происшествиях, в которые он попадал прямо посреди ночи, или о том, что иногда брал машину и ехал, куда глаза глядят, просто потому, что ему хотелось. По понедельникам он приходил в школу с совершенно безумными историями, футболками с музыкальных фестивалей, о которых я никогда не слышала, на его руках были штампики то одного клуба, то другого. Он называл имена и места, которые были мне неизвестны, но я всегда кивала, запоминая, а потом пересказывая все это Скарлетт, словно я и сама знала этих людей и была в этих местах. Что-то в нем было такое, в его легкой походке и озорной улыбке, в его секретах и загадках, что притягивало меня, и мне нравилось чувствовать себя частью его историй.

Моя подруга, конечно же, все время качала головой, слушая мои возбужденные рассказы, и улыбалась, пока я описывала ей все малейшие детали вечеринок или передавала наши волейбольные диалоги. Она сидела возле меня, не говоря ни слова, когда за ланчем я оглядывалась по сторонам, но Мэйкон никогда к нам не присоединялся. Тогда я принималась за еду, а поднимая голову, иногда натыкалась на ее грустный взгляд, словно за моей спиной вдруг материализовался Майкл Шервуд, вырвавшись из ее памяти, где она заперла и его, и воспоминания о начале лета.

Тем временем на протяжении всего сентября жизнь продолжалась. Папина программа на радио на волне Т104 подверглась тщательному анализу и поменяла формат, внезапно став Программой, Которую Можно Слушать. По утрам я слышала папин голос, доносившийся буквально из каждой машины на парковке, или у светофора, или на заправке, где мы со Скарлетт иногда останавливались по дороге в школу, чтобы наполнить бак или купить колу. Папа шутил, принимал звонки от слушателей и ставил разную музыку, которая постепенно становилась саундтреком к каждому моему движению. На стене торгового центра висел большой плакат: «Слушайте Брайана по утрам! Он лучше, чем «Wheaties»!» (* марка хлопьев в США). Папа находил это невероятно смешным, даже более забавным, чем «Район монстров», и мама только закатывала глаза, когда он в очередной раз выбирал длинный путь к нашему дому, чтобы проехать мимо этого плаката.

Я слышала его голос везде, куда бы ни пошла, словно никуда не выходила из дома. Но в том, что папа вдруг стал таким популярным, было и что-то обескураживающее.

Хуже всего было, когда он говорил обо мне. Я была на заправке, зашла перед школой, и, конечно же, у них там было включено радио – Т104. Этим утром люди звонили, чтобы поделиться своими неловкими историями и смущающими моментами. Примерно половина учеников нашей школы была тут же, все покупали сигареты, печенье или батончики – нужно же закинуться никотином или сахаром перед школой. Я стояла почти в самом начале очереди, когда вдруг услышала свое имя.

- Да, вот помню, когда моей дочери Галлея было пять, - говорил папа, - чувак, это был самый смешной момент! Мы тогда пошли в гости к соседям, и мы с супругой…

Мое лицо начало краснеть. Температура вокруг меня поднималась на десять градусов с каждым словом, сказанным им. Кассир, конечно же, отошел, чтобы поменять чек в кассе. Я застряла.

- …и мы стояли, разговаривая с кем-то из соседей, а неподалеку была большая грязная лужа – дождь шел несколько дней, и всю землю просто развезло. В общем, Галлея крикнула: «Эй, папа, смотри!», мы с супругой обернулись, и увидели, как она к нам бежит – знаете, как бегают маленькие дети, как-то криво и боком?

- Черт, - пробормотал кассир, пытаясь вставить новый чек. Касса не работала. Я попала в ад.

- И, клянусь, - продолжал папа, теперь посмеиваясь, - когда она приближалась, я подумал: «Боже, она же сейчас упадет в лужу!». Я практически уже видел, как это происходит.

За моей спиной кто-то тихонько фыркнул. Мой желудок перевернулся.

- И вот она остановилась у самого края лужи, но тут ее ноги просто заскользили, и… - папа не удержал рвущийся наружу смех, и с ним засмеялись (о господи!) сотни его слушателей, работники офисов, водители машин и люди, стоящие в очереди за мной. – Я имею в виду, она хотела остановиться, но затормозила слишком поздно, и приземлилась прямо посреди лужи. Галлея была вся в грязи, с головы до пят, и мы так старались не расхохотаться! Это была самая смешная вещь, которую я когда-либо видел, серьезно.

- С вас доллар и девять центов, - вдруг сказал кассир. Я бросила доллар и мелочь, схватила свои покупки и вылетела из магазина, стараясь не смотреть на улыбающиеся лица. Скарлетт ждала в машине.

- О боже, - сказала она, когда я села рядом, - представляю, насколько ты смущена.

- Заткнись, - отозвалась я.

Весь день мне пришлось выслушивать «смешные» шуточки от одноклассников и встреченных в коридорах школы незнакомцев, которым было известно мое имя. Мэйкон окрестил меня «Грязными брючками». Это было хуже всего.

- Извини, - сказал папа, едва ступив на порог тем же вечером. Я проигнорировала его, молча поднимаясь по лестнице. – Мне, действительно, очень жаль! Это просто вырвалось, Галлея, правда!

- Брайан, - покачала головой мама, - я думаю, тебе стоит оставить жизнь Галлея в стороне от передачи, хорошо?

Совет женщины, написавшей две книги о дочерях-подростках. Мои родители, кажется, делали все, чтобы унизить меня.

- Знаю, знаю, - ответил он, но уже улыбаясь, - просто это было так забавно, верно? – он хихикнул, затем попытался принять серьезный вид. – Разве нет?

- Не то слово, - заверила его я. – Невероятно.

Вот вам и пример, как мои родители сводили меня с ума. Впрочем, дело не только в этом радио-позоре. Просто было еще что-то, чему я не могла дать точного определения, но что заставляло меня как бы сворачиваться в клубочек и выставлять иголки, защищаясь. Дело было не в их словах или во взглядах, которыми они обменивались, когда спрашивали меня, как дела в школе, а я бормотала, что все, как обычно. Мне не хотелось разговаривать, я смотрела на окна Скарлетт и представляла, как она ужинает в одиночестве перед телевизором, и ей не нужно отвечать ни на какие вопросы. Раньше мама была бы первым человеком, которому я бы рассказала о Мэйконе Фокнере и внезапной важности физкультуры. Сейчас я смотрела на ее тонкую шею и плотно сжатые губы, слушала ее слова о том, что мне нужно делать домашнее задание, и нет, я не могу сделать его у Скарлетт, а еще я должна вымыть посуду и вынести мусор. Все это она говорила мне годами, но сейчас эти пожелания переросли во что-то другое, как будто между нами выросла какая-то стена, и разделял нас не только стол. Разговаривать и откровенничать не хотелось.

Теперь я знала, что мама ничего не поймет о Мэйконе. Он был тайной, которую я держала подальше от нее, Ноя Вана и той идеальной дочери, которая обнимала идеальную маму на фотографии в Большом Каньоне. Новый мир, в котором я жила сейчас, старшая школа, моя любовь к физкультуре и смерть Майкла просто не оставляли места для прошлой меня и всего, к чему та девочка с фотографии была привязана. Это было похоже на тест, где вас просят выбрать понятие, которое не подходит по смыслу в общий ряд: яблоко, банан, трактор, груша. Мама ничего не могла с этим поделать. Она стала трактором.

Глава 4

18 октября в 11:27 Мэйкон наконец-то пригласил меня на свидание. Это был очень важный момент, незабываемое событие. В моей жизни происходило не так уж много невероятных вещей, так что я собиралась запомнить все до мельчайших подробностей.

Это была пятница, день теста по бадминтону. Когда я сдала свой листок, то достала тетрадь по английскому и начала повторять слова, одновременно следя краем глаза за Мэйконом, грызущим кончик карандаша, косящимся в потолок и пожимающим плечами в ответ на первые пять вопросов, хотя этот тест тренер давал нам каждый год. Через несколько минут Мэйкон тоже пошел сдавать листок, сунув карандаш за ухо и минуя меня. Я вся подобралась, но приказала глазам уставиться в тетрадь. Со страницы на меня смотрело слово «фельетон». Я повторяла его в голове, как заклинание, которое может повернуть Мэйкона в мою сторону. Фельетон, фельетон. Вот он отдает листок тренеру и поворачивается, чтобы идти назад. Фельетон, фельетон. Он уже ближе, вот он улыбается мне, направляясь туда, где я сижу. Фельетон, фельетон! Слово носилось в моих мыслях, весь мир как будто перестал вращаться. И, наконец, с последним «фельетоном» тетрадка Мэйкона приземлилась возле меня, а затем рядом опустился и он.

В тот момент я почувствовала, что, должно быть, все планеты сейчас выстроились в ряд или произошло еще что-то очень значительное, потому что следующие пятнадцать минут, что остались до конца урока, Мэйкон будет лишь возле меня.

- Итак, - сказал он, вытягиваясь на сверкающем полу спортзала и кладя голову неподалеку от моих ног, - кто придумал игру в бадминтон?

Я покосилась на него.

- Ты не в курсе?

- Я этого не говорил. Просто мне интересно, что ты скажешь.

- Поверь, я назову правильный ответ.

- И как же он звучит?

Я пожала плечами.

- Ты же знаешь. Тот парень.

- О, ну да, - он кивнул, улыбнувшись, и провел рукой по волосам, взъерошив их еще больше. – Правильно. Я ответил точно так же, Грязные брючки.

- Рада за тебя, - я перевернула страницу тетради, притворяясь, что полностью поглощена домашним заданием.

- Что делаешь в выходные? – поинтересовался он.

- Пока что не знаю.

Такой диалог происходил каждую пятницу. У него всегда были грандиозные планы, а я… Ну, я притворялась, что у меня они тоже были.

- Большое свидание со стариной Ноем?

- Нет, - покачала я головой. Класс Ноя участвовал в волейбольном турнире против нашего, и, когда он выдавил «Привет» в мою сторону, мне пришлось объяснять, кто это. Понятия не имею, зачем я сказала, что мы с ним встречались – ведь я, вроде как, пыталась жить, не вспоминая об этом. – А что насчет тебя?

- Ну, будет вечеринка, не знаю, - сказал он. – Там, в Эрборсе.

- Серьезно?

- Ага. Хотя, думаю, там будет скучновато.

Я кивнула, потому что это было безопаснее всего, а затем соврала, потому что это тоже был отличный вариант ответа.

- Понятно. Кажется, Скарлетт что-то говорила.

- Кстати, да. Уверен, она знает о ней, - Скарлетт была нашей точной опоры в некоторых разговорах. Ну, для меня. – Вы не думали о том, чтобы прийти?

- Может быть, и пойдем, - ответила я, мысленно отмечая, что мы будем там, даже если сам господь бог попытается остановить нас. – Если она захочет. Я еще не знаю.

- Ну, - он взглянул на меня из-под волос, свесившихся на лицо, - даже если она не пойдет, тебе стоит прийти.

- Я же не могу прийти туда одна, - сказала я, не раздумывая.

- Ты будешь не одна, - отозвался он, - я ведь тоже там буду.

- О.

И тогда я взглянула на часы, запечатляя в памяти этот момент навсегда. Во всем потоке волейбольных соревнований и тестов по бадминтону было одно светлое мгновение – и именно его я ждала все это время. Наконец, оно настало.

- Ладно, я приду.

- Отлично, - он улыбнулся, и в тот момент я могла бы согласиться со всем, что бы он ни сказал и что бы ни предложил, неважно, было это опасно или нет. – Увидимся там.

Прозвенел звонок, громкий, как и всегда, и все вокруг нас ожило, все заторопились в раздевалку. Тренер Ван Лик прокричал о том, что боулинг начнется с понедельника, и мы все должны быть подготовлены, но его никто не услышал. На самом деле, мы вообще друг друга-то едва слышали. Мэйкон взял тетрадку и поднялся, затем протянул руку, помогая подняться мне. Я посмотрела на него, гадая, во что же я ввязываюсь, но это было неважно. Моя рука оказалась в его ладони, его пальцы были так близко к моим! Я позволила ему поднять себя на ноги, и мои глаза широко распахнулись.

После школы мы со Скарлетт пришли к ней домой, где Мэрион собиралась на свидание с бухгалтером по имени Стив Майклсон. Она красила ногти и курила, пока мы со Скарлетт ели чипсы и смотрели на нее.

- Так, - начала я, - что за парень этот Стив?

- Он очень милый, - ответила Мэрион своим низким голосом, выпуская струю дыма, - серьезный, но в хорошем смысле. Он друг друга нашего друга, что-то такое.

- Ты ей другое расскажи, - Скарлетт закинула в рот еще пару чипсов.

- А что? – Мэрион отставила лак в сторону.

- Ты знаешь, о чем я.

- О чем? – спросила я, ничего не понимая.

Мэрион подняла одну руку, изучая ее.

- Ой, да это о его хобби.

- Скажи ей, - повторила Скарлетт, приподнимая брови, и я поняла, что за этим что-то последует. Мэрион только вздохнула.

- Он в группе. Нет, - поправила она себя, - скорее, в историческом клубе. Они изучают средневековье.

- Это интересно, - осторожно сказала я, глядя, как Скарлетт отодвигает стул и идет к раковине. – Исторический клуб.

- Мэрион, - Скарлетт включила воду, - ты же не сказала, что именно он делает в этом клубе.

- А что? Что он делает? – все, теперь мое любопытство было не остановить.

- Наряжается, - Скарлетт не дала Мэрион даже открыть рот. – У него, типа, есть средневековое альтер-эго, и по выходным они с друзьями наряжаются в эти их средневековые костюмы и становятся своими «средневековыми я». Устраивают рыцарские турниры, проводят праздники и распевают баллады.

- Они не устраивают турниров, - проворчала Мэрион, приступая к другой руке.

- Устраивают, - твердо ответила ей дочь. – Я тут говорила с ним как-то раз, он мне все и рассказал.

- Ну и что с того? – покачала головой Мэрион. – Тоже мне, большое дело. И я вообще думаю, что это мило. Это же как другой мир!

- Это же, - передразнила Скарлетт, - как сумасшествие.

- Вовсе нет.

- А знаешь, как зовут его альтер-эго? – подруга обратилась ко мне. – Вот угадай.

Я посмотрела на нее.

- Даже представить не могу.

Мэрион притворялась, что не слышит нас, аккуратно нанося второй слой лака на розовый ноготь.

- Влад, - драматично произнесла Скарлетт. – Влад Цепеш.

- Не Цепеш, - раздраженно оборвала ее мать, - а Воин. Есть разница, знаешь ли.

- Неважно.

Скарлетт никогда не нравился ни один из мужчин, с которыми встречалась Мэрион, и все они чувствовали себя неуютно под ее взглядом, когда выходили из их дома по утрам.

- Как бы то ни было, - медленно произнесла я, глядя, как Мэрион трясет левой рукой в воздухе, - я уверена, что он очень хороший.

- Это действительно так, - согласилась она, вставая из-за стола и направляясь к лестнице, все еще встряхивая руками. – И Скарлетт тоже бы это знала, если бы хоть раз в жизни дала кому-нибудь шанс.

Мы слушали ее удаляющиеся шаги, затем ее каблуки прозвучали над нами, когда она вошла в свою спальню. Скарлетт собрала пустые упаковки от чипсов, смяла их и выбросила в мусорной ведро, затем взяла лак и средство для удаления кутикулы и отнесла их на полку в ванной, где они обычно и стояли.

- Я давала шансы многим людям, - внезапно произнесла она, пока Мэрион все еще была в своей комнате и не могла ее слышать. – Но, как правило, этой веры в людей оказывается слишком много.

Когда приехал Стив, мы сидели в комнате Скарлетт, вот его машина остановилась у дома, и он вышел с букетом в руках. Он не был похож ни на воина, ни на Цепеша, когда вел Мэрион к машине, открывал дверь для нее и осторожно закрывал ее, когда мать моей подруги села. Скарлетт отвернулась от окна, когда они отъезжали, но я прижалась к стеклу и помахала вслед машине.

Когда позже я пришла домой, мама сидела на кухне и читала газету.

- О, привет, - подняла она глаза. – Как дела в школе?

- Хорошо, - я остановилась в кухонном проеме, беспомощно покосившись на лестницу.

- Как тест по математике? Со всем справилась?

- Конечно, - ответила я. – Ну, я так думаю.

- Молодец. Ваны придут сегодня к нам, мы будем смотреть кино. Это на случай, если ты захочешь присоединиться. Они уже целую вечность тебя не видели.

Ной Ван тоже был в одиннадцатом классе и все еще проводил пятничные вечера за просмотром фильмов в компании родителей и их друзей. Сейчас я поверить не могла, что он был мои парнем когда-то.

- Я собираюсь к Скарлетт.

- О, - мама кивнула, - ладно. Чем займетесь?

Я подумала о Мэйконе, часах на стене спортзала, том моменте, когда пообещала прийти на вечеринку, и не сказала ни слова.

- Да ничего особенного, - пожала я плечами, - может быть, поедим пиццы где-нибудь.

Пауза. Затем:

- Хорошо, будь дома к одиннадцати. И не забудь, что ты завтра подстригаешь газон, верно?

Моя мама, написав две книги о подростках и ответственности, решила последовать собственным советам и взвалила на меня куда больше работы по дому, чем раньше. Это, по ее словам, сближало семью. Мы все работаем вместе для достижения одной цели. Ура!

- Газон, - отозвалась я, - точно.

Я уже была на середине лестницы, когда она снова окликнула меня:

- Галлея? Если вам со Скарлетт будет скучно, приходите к нам. Чем больше народу, тем веселее!

- Ладно, - согласилась я, и снова подумала, как же она старается приложить руку ко всему, что происходит в моей жизни, даже если я сопротивлялась, как могла. От одной мысли о том, чтобы рассказать ей все о Мэйконе, в моей голове начинал звучать ее голос: чья это вечеринка? Будут ли там родители? Собираетесь ли вы выпивать? Я даже могла представить, как она звонит в дом хозяев вечеринки, чтобы переговорить с родителями, как будто это был первый раз, когда я иду куда-то, где кроме девчонок есть еще и парни. Пожалуй, мне стоит оставить Мэйкона в секрете – так же, как я оставляла всё в последнее время. В нашей жизни появились секреты, правду заменила полуправда, и все это оставляло ее на расстоянии вытянутой руки. За дверью. В милях от меня.

Мы со Скарлетт приехали на вечеринку в девять тридцать, кошмарно опаздывая из-за пробок на дороге. Наконец мы припарковались на улочке, уже забитой машинами. Это был дом Джинни Тейбор, вечеринку устраивала она, так что первой, кого мы увидели, тоже была она. Джинни уже успела напиться и сидела в БМВ своей матери с бокалом вина в одной руке и сигаретой в другой.

- Скарлетт! – завопила она, когда мы подошли к крыльцу, выкрашенному в белый и шоколадно-коричневый, как и весь дом. Дом Тейборов напоминал особняк Тюдоров, а вокруг была лужайка, усаженная цветами.

Джинни продолжала выкрикивать имя моей подруги, выбираясь из машины и повисая на руке Бретта Херши.

- Эй, девчонка! – воскликнула она, подходя ближе, немного пошатываясь. На ней было красное платье и туфли на высоких каблуках, все это выглядело чересчур милым для обычной пятничной пивной вечеринки. – С тобой-то я и хотела поговорить!

За моей спиной Скарлетт протяжно вздохнула. Она простудилась и вообще не хотела никуда ехать. Мы были здесь лишь потому, что я умоляла ее и говорила, как ужасно будет прийти туда в одиночестве. Подруге не хотелось покидать уютное место на диване перед телевизором и расставаться с пледом, но тогда я пригрозила, что в противном случае мы пойдем к моим родителям и Ною. Ной, кстати, слонялся по кухне, пока я не ушла, и смотрел на меня так, словно ждал, что я вот-вот одумаюсь и снова захочу стать его девушкой. Его младшая сестренка Клара вцепилась в мою ногу и умоляла меня остаться, пока мама напоминала, что, если нам со Скарлетт будет скучно, нас всегда ждут здесь. Я не удивилась бы, если бы они все привязали меня к стулу и не позволили пойти туда, где мне хотелось быть больше всего на свете. Но мне успешно удалось избежать этого, и теперь оставалось только надеяться, что Мэйкон тоже придет к Джинни.

Я пыталась высматривать его так, чтобы никто не заметил, а Джинни обняла Скарлетт. Бретт переминался с ноги на ногу рядом и выглядел неуверенным. Он был одним из тех парней, которые выглядят чисто по-американски, знаете, эти широкие плечи и белозубая улыбка.

- Это просто лучшая ночь. Ты ни за то не поверишь, что произошло! – говорила Джинни Скарлетт, и я чувствовала запах ее дыхания даже со своего месте. – Лори Миллер и Кент Хатчерсон были вдвоем в комнате для гостей почти весь вечер, а соседи даже вызвали полицию. Но взрослые тоже здесь, так что они не могли сделать ничего, кроме того, чтобы сказать нам прекратить все это.

- Правда? – Скарлетт чихнула и стала искать в кармане носовой платок.

- И Элизабет Гандерсон тоже здесь, со всеми этими девчонками, с которыми она тусуется с тех пор, как Майкл умер. Они все пьют и плачут. Кажется, они даже создали что-то вроде алтаря в его честь, но это просто слухи, как я думаю, - Джинни сделала еще глоток вина. – Ну разве это не странно? Как будто они пытаются его вернуть.

- Нам нужно зайти внутрь, - сказала я и потянула Скарлетт за воротник футболки. Музыка в доме вдруг стихла, и до нас донесся чей-то смех. – Мы ищем кое-кого.

- Кого? – крикнула Джинни нам вслед, и Бретт схватил ее за запястье, удерживая от того, чтобы броситься за нами. Музыка снова заиграла, и следующих слов Джинни было уже не разобрать.

Я толкнула дверь, и мы вошли внутрь, немедленно врезавшись в Калеба Митчелла и Сашу Бенедикт, которые целовались почему-то прямо возле входа. В гостиной несколько человек танцевали, кто-то сидел у телевизора и смотрел MTV на большом экране без звука. Чуть подальше несколько девушек играли во что-то, подбрасывая кубик над кофейным столиком. Мэйкона я нигде не видела.

- Пойдем, - сказала Скарлетт, и я последовала за ней из холла в кухню, где несколько человек сидели по углам и за столом, курили сигареты и пили пиво. Лиза Корбин, которая раньше была, пожалуй, самым большим изгоем в школе, а потом стала моделью, что принесло ей огромную популярность среди одноклассников, сидела на коленях одного из футболистов и смеялась, откинув голову ему на плечо. Еще одна девочка с нашего курса сидела на полу, подтянув колени к груди, держала стакан с вином и выглядела странно позеленевшей. Скарлетт прошла через кухню и открыла еще одну дверь, напугав какую-то женщину, которая сидела на широкой кровати и вышивала.

- Прошу прощения, - извинилась моя подруга, когда женщина взглянула на нас, затем закрыла дверь и покачала головой, усмехнувшись. – Это, должно быть, и есть «взрослые».

- Наверное, - согласилась я. Мне начинало казаться, что весь этот вечер был ошибкой: мы увидели здесь уже всю футбольную команду, всех болельщиц, половину ребят, знакомых нам по школьным коридорам, но никакого Мэйкона тут и в помине не было. Я чувствовала себя дурочкой, вспоминая, как выбирала наряд, чтобы выглядеть так, словно надела первое, что подвернулась под руку, да и вообще постоянно хожу на вечеринки и встречаюсь с парнями.

Мы даже поднялись наверх, все еще оглядываясь по сторонам, но его и тут не было. Мне казалось, что меня обманули – вот ищу я его здесь, а он, может, в милях от этого дома, едет где-нибудь по ночной дороге только потому, что ему этого хочется.

Еще до того, как мы спустились обратно на первый этаж, я поняла, что что-то произошло. Стало очень тихо, а потом раздался чей-то вскрик. Когда я вышла из-за угла, я увидела Джинни посреди гостиной, она стояла над кучкой осколков битого стекла на полу. Красное пятно, подходившее по цвету к ее платью, медленно и неумолимо впитывалось в белый ворс. Джинни застыла, ее лицо побледнело, а рукой она указывала на дверь.

- Все, хватит, убирайтесь! – закричала она на группу ребят, которые топтались рядом и смотрели на нее во все глаза. – Я же сказала вам! Сейчас же!!!

- Ооо, - протянула Скарлетт позади меня, - интересно, что здесь произошло?

- Кто-то разбил семейную реликвию, - пояснил девичий голос за нашими спинами, и, обернувшись, я узнала девочку, с которой ходила на физкультуру. – Из красного дерева, или алмазная, не знаю. А еще кто-то пролил вино на ковер.

Джинни опустилась на колени и стала пытаться оттереть пятно какой-то футболкой, а несколько ее друзей столпились рядом, давая советы. Толпа в гостиной начала медленно рассасываться и вытекать за дверь.

- Это уже скучно, - сказала какая-то девушка в коротком топе, проходя мимо. – Да и пива уже не осталось.

Ее подруга, рыженькая и с пирсингом в носу, кивнула, накручивая прядь волос на палец.

- Я слышала, за городом вечеринка студенческого братства. Может, пойдем туда? Там будет гораздо веселее, чем с этими ребятами из старшей школы.