Кто Вы, доктор Зорге?

ГЛАВА VIII БЕЗОПАСНОСТЬ ГРУППЫ ПОД УГРОЗОЙ

Весть о начавшейся перегруппировке японских войск первым принес Мияги. Однажды вечером, сидя за столиком в баре «Каван», он рассказал Зорге, Клаузену и Вукеличу, что случайно узнал о переброске подкреплений для Квантунской армии. Эти сведения им были получены от офицера службы связи японской армии, который сам читал приказ генерального штаба о переброске в Маньчжурию двух пехотных дивизий из Китая и одной моторизованной дивизии из Японии. Выслушав сообщение Мияги, с минуту все молчали, пораженные мыслью о том, что переброска войск может означать подготовку к внезапному нападению на Советский Дальний Восток. Ранее переданные группой сведения о спокойствии на границе оказались бы никому не нужными, и вся работа, которую вела группа в течение четырех лет, стала бы бесполезной, если бы японским войскам удалось захватить советскую Дальневосточную армию врасплох.

На следующий день Зорге поручил Одзаки добыть сведения, подтверждающие сообщение Мияги. День проходил за днем, но Одзаки не удавалось найти хоть что-нибудь о переброске войск в Манчжурию. У Одзаки были хорошие связи только в политических кругах. Он имел возможность узнать о планах и намерениях высшего японского командования, но данные о группировке войск были прерогативой генерального штаба, доступа к которому у Одзаки не было. Зорге не мог успокоиться до тех пор, пока Мияги не сообщил ему о содержании еще одной своей беседы, на этот раз с одним из солдат японской армии, который заверил Мияги в том, что из разговоров со своими товарищами из других частей ему известно о поступлении приказа быть в готовности к переброске в Манчжурию. Этого сообщения для Зорге было достаточно: ведь оно подтверждало ранее полученные сведения. Радиопередатчик был немедленно приведен в действие, и пока Клаузен вызывал «Висбаден», Зорге готовил первую из своих шифрованных телеграмм, которые должны были предупредить советское командование о готовящемся нападении.

Первое сообщение, которое передал тогда Зорге, как видно из материалов следствия по его делу, гласило:

«Япония, по-видимому, усиливает Квантунскую армию новыми дивизиями. Сведения еще не проверены. Рамзай».

В последующие дни Клаузен передал несколько коротких радиотелеграмм, содержавших уточняющие сведения о перебросках японских войск, характеристику источников, из которых эти сведения поступали, и информацию о мероприятиях, проводимых группой Зорге для проверки и подтверждения полученных сведений через более надежные источники в высших кругах страны. Общий объем переданных за эти дни радиотелеграмм превысил 500 слов.

На той же неделе контрразведывательный отдел японской секретной службы зафиксировал работу нелегального радиопередатчика из района Токио. В Германии тогда уже была создана радиопеленгационная аппаратура, позволяющая определить местонахождение передатчика с большой точностью. Англия и США, по-видимому, располагали такой же аппаратурой. В Японии же в этом отношении было сделано очень мало. Технические средства, которыми она располагала, были крайне примитивными. С их помощью нельзя было определить местонахождение передающей станции даже в радиусе трех километров. Для такого большого города, как Токио, это означало необходимость проверки сотен домов и многих тысяч жителей. Одним словом, возможности обнаружения нелегального передатчика были крайне малы.

Отсталость японской контрразведки в техническом оснащении можно отчасти объяснить тем, что до появления Рихарда Зорге в Японии никогда не было нелегальных радиопередатчиков и ни одна страна в мире не вела шпионажа против Японии в сколько-нибудь существенном масштабе. Возможно, что это была заслуга японской секретной службы, пользовавшейся славой четко действующей организации. Возможно также, что Советский Союз был первой из великих держав, которая сумела дать должную оценку той роли, которую Японии предстояло сыграть на международной арене. Во всяком случае, из-за отсутствия должного опыта японской контрразведке потребовалось четыре года, чтобы обнаружить работу радиопередатчика Зорге.

Оператор японской радиопеленгационной станции был немало удивлен, когда зафиксировал работу радиопередатчика Зорге, передававшего свое первое сообщение о военной обстановке в Манчжурии. Начальник японской контрразведки полковник Осаки, которому доложили об этом факте, был также поражен. Он сначала даже расценил это донесение как грубую попытку скомпрометировать его. Однако, когда радиопеленгаторы начали фиксировать одну передачу за другой, Осаки приказал докладывать ему обо всем лично.

В первый раз оператор радиопеленгационной станции был настолько ошеломлен случившимся, что успел записать только отрывки закодированного текста. Полковник Осаки внимательно изучил перехваченный текст и отдал распоряжение вести круглосуточную радиовахту на волне, которой пользовался радиопередатчик Зорге.

Возможно, это мера была бы действенной, если бы Зорге не дал указание Клаузену менять длину волны через каждые 250 слов передачи. Это означало, что радиопеленгатор японской контрразведки мог перехватить только часть сообщений радиопередатчика Клаузена за неделю, а затем был вынужден снова искать его в эфире на другой волне. Однако этого было уже достаточно, чтобы убедить полковника Осаки в том, что какая-то нелегальная радиостанция ведет регулярные передачи, полностью игнорируя возможность перехвата.

Отрывки перехваченных передач были направлены японской контрразведкой в дешифровальную службу, которой поручили как можно быстрее найти ключ от шифра. Однако японские криптографы были полностью сбиты с толку, когда поняли, что Зорге менял код после каждой передачи, какой бы короткой она ни была. Несмотря на это, факт оставался фактом: японской контрразведке удалось нащупать радиопередатчик Зорге и, таким образом, выйти на след руководимой им группы. В то время полковник Осаки вряд ли думал, что встретится с мощной, хорошо организованной разведывательной сетью, но и Зорге, наверное, не подозревал, что безопасность его группы оказалась под угрозой.

Две недели спустя Эдит Вукелич отправилась в Шанхай, чтобы встретиться с посланцем Фунакоси, находившимся в Ханькоу. Она вернулась с сообщением о том, что несколько японских дивизий переброшены из Манчжурии в Японию. Вместо них в Манчжурию прибыли две дивизии из Китая и одна из Японии.

Пока происходили эти события, в Токио и Берлине завершился одноактный спектакль, исполнителями главных ролей в котором были Гитлер и полковник Ойген Отт. Полковник Ойген Отт не пользовался благосклонностью нацистов. Он откровенно поддерживал военную оппозицию против Гитлера, Геринга и Геббельса еще в первые годы их борьбы за власть. Поэтому друзья Отта помогли ему получить назначение в Токио, подальше от гитлеровцев, иначе вряд ли можно было поручиться за его жизнь в условиях непрекращающихся репрессий. Отт сам сознавал опасность, которая ему грозила, и с удовольствием посвятил себя изучению Дальнего Востока и роли дипломата.

Вскоре Отт стал незаменимым помощником посла фон Дирксена, тяжелобольного человека, долгое время страдавшего от астмы. Болезнь усиливалась, и фон Дирксен решил выйти в отставку.

После того как Дирксен официально объявил о своем намерении, в посольстве начали гадать о том, кто же будет его преемником. Находясь в Маниле по пути в Германию, Дирксен почувствовал себя лучше и в телеграмме, направленной в Берлин, попросил не считать себя в отставке и дать новое назначение. Дирксену было приказано отправиться в Лондон, где он занял пост посла и оставался на нем до самого начала войны. Некоторое время спустя из Берлина в Токио пришла телеграмма, в которой сообщалось о присвоении полковнику Отту звания генерал-майора. Затем поступила подписанная Гитлером телеграмма, в которой говорилось: «С удовольствием уведомляю Вас о назначении послом, полномочным представителем рейха в Японии».

Отт, находившийся в оппозиции к нацистам, мог с чистым сердцем принять назначение военным атташе в любой стране — эта должность была бы просто продолжением его военной карьеры. Стать же послом значило поддерживать нацистский режим. Тем не менее Отт согласился и стал официальным представителем человека, которого в общем-то презирал.

Весть о назначении Отта послом была с восторгом воспринята группой Зорге в Токио. Ведь теперь лучший друг Зорге в Японии получал доступ к самым секретным делам государства и мог первым в Токио заранее узнать о любой авантюре командования армии. Это была большая удача, которая по своему значению могла сравниться только с получением Одзаки поста главного секретаря японского правительства.

Скоро стало совершенно очевидно, кто пользуется наибольшим влиянием в посольстве, после того как во главе стал Отт: Рихард Зорге, нацистский журналист. Это случилось не сразу. Начало росту его авторитета было положено, когда однажды он был приглашен в семь часов утра на завтрак к генералу Отту и его супруге. Жена Отта очень ценила Зорге, и главным образом благодаря ее благосклонности Отт скоро стал считать его своим ближайшим советником.

Завтрак у посла вскоре стал традицией. Каждое утро Зорге, просмотрев свежие газеты и побывав в японском телеграфном агентстве «Домей Цусин», отправлялся в посольство. Там он знакомился с поступившими за ночь телеграммами о положении в стране и за рубежом. В семь часов утра Зорге являлся на завтрак к Отту и докладывал ему обо всем, что произошло в мире за истекшие сутки. Отт был в восторге от талантливого журналиста, умевшего быстро оценить факты и доложить о них так четко. Никто не мог и подозревать, что все это было только мастерски исполняемой театральной ролью и имело целью добиться расположения единственного на Дальнем Востоке человека, который мог предоставить полную свободу действий в посольстве и открыть доступ ко многим его секретам.

Оглядываясь в прошлое, я сейчас просто не могу себе представить, как совершенно секретные документы, которые послу не разрешалось показывать ни первому секретарю посольства, ни мне, могли стать известны в Кремле; видимо, только из-за чрезмерного доверия посла человеку, которого он считал вполне надежным хранителем тайны. У посла были все основания доверять Зорге. Как бы ни относился каждый из нас в посольстве к Зорге, все считали его именно тем человеком, за которого он себя выдавал. Его авторитет еще больше вырос, когда в посольство на имя Зорге пришло письмо, заверенное официальной печатью нацистской партии. Ознакомившись с содержанием письма, Зорге рассказал, что получил от иностранного отдела партии предложение стать руководителем нацистской организации в Японии. У нас не осталось никаких сомнений, что у Зорге имеются влиятельные друзья в Берлине, а Отт счел целесообразным поддерживать с Зорге дружеские отношения на тот случай, если Гитлер когда-нибудь вспомнит о его, Отта, оппозиции к нацистам в прошлом.

В то время в Японии было немного членов нацистской партии. Все сотрудники посольства были профессиональными дипломатами, а среди немецкой колонии в Японии большинство составляли коммерсанты, которым незачем было вступать в нацистскую партию. Тем не менее около 30 членов нацистской партии учились в различных учебных заведениях или работали в немецких исследовательских организациях. Несколько нацистов было и среди журналистов, работавших подобно Зорге в качестве представителей различных журналов и газет. Зорге отказался от предложенного ему поста и выдвинул следующие веские основания своему отказу: во-первых, принятие этого назначения нанесло бы ущерб его престижу как корреспонденту «Франкфуртер цейтунг»; во-вторых, журналистская работа отнимает у него много времени и требует частых выездов в различные районы страны и за ее пределы. По этим причинам, указывал Зорге, партийной работе был бы нанесен ущерб, если руководителем организации стал бы человек, не имеющий возможности для выполнения своего партийного долга. И в посольстве и в Берлине безоговорочно согласились с доводами Зорге. Его честный отказ, явно пронизанный чувством сожаления, даже произвел хорошее впечатление, и акции Зорге сильно возросли.

Сейчас мне представляется, что Зорге отказался от почетного поста совершенно по иным причинам. Если бы он принял этот пост и попал бы в мутный водоворот партийной жизни нацистов, полной зависти и соперничества, он мог бы заиметь себе врагов, которые заставили бы гестапо перепроверить сведения о нем. Именно этого Зорге боялся больше всего. Двадцать четыре часа в сутки он жил под угрозой разоблачения в результате какой-нибудь случайной ошибки, которая могла привлечь к нему внимание гестапо.

Успех Зорге как журналиста и разведчика стоил ему немало сил и здоровья. Это в равной степени тревожило и его немецкого друга генерала Отта, и его друзей по разведке.

Именно в это время мне представилась мимолетная возможность разоблачить Зорге как шпиона. Теперь я знаю (и это меня иногда приводит в ужас), какова была ставка в игре, которую вел Зорге.

Как секретарь посольства, я выполнял обязанности начальника протокольной службы, должен был следить за соблюдением этикета на приемах и ведал их организацией. С этим у меня никогда не было хлопот. А вскоре после того как Отт стал послом, в Японию приехала одна из русских княгинь, близкая родственница русского императора Николая Романова. Теперь она жила в Германии и стала немецкой подданной, а поэтому наше посольство должно было позаботиться о ней.

Во время визита княгини в Токио с ней произошел удивительный случай в нашем посольстве. Княгиня была приглашена на официальный прием. Был приглашен и Зорге. После обеда гости вышли из-за стола и группами разошлись по фойе. Я заметил, что Зорге о чем-то строго говорит княгине. Мне показалось, что разговор не очень нравится гостье, и я решил помешать ему. Однако меня срочно вызвали к телефону, и мне не удалось сделать того, что я хотел.

Возвращаясь в фойе, я чуть было не столкнулся с княгиней в прихожей. Она быстрыми шагами направлялась к лестнице в свою комнату. По лицу ее текли слезы. Я, наверное, вскрикнул от удивления; помню, она приложила руку ко лбу и жестом показала мне, что не хочет ни о чем разговаривать. Я еще смотрел ей вслед, когда она вдруг остановилась, потом подошла ко мне и раздраженно сказала: «Это ужасно. Как он смеет так говорить!» Больше она не произнесла ни слова и только попросила меня никому не рассказывать о том, что я видел и что она тогда сказала. Сославшись на головную боль, она ушла к себе в комнату, а я вернулся в фойе и передал послу, что княгиня, почувствовав себя немного нездоровой, ушла к себе.

Мой взгляд остановился на Зорге. Он нервно ходил взад-вперед по залу, лицо его было злым. Тогда я подумал, что он сделал княгине какое-то оскорбительное замечание, которое привело к взаимной вспышке гнева. Теперь я понимаю, почему тогда так нервничал Зорге. Всем было хорошо известно, что княгиня ненавидит коммунистов. Зорге, тоже зная об этом, по-видимому, умышленно напомнил ей о судьбе ее семьи и, может быть, даже попытался оправдать действия большевиков. По-моему, именно это и вызвало столь болезненную реакцию у княгини. А поведение Зорге в тот момент, когда я, проводив княгиню, вернулся в фойе, видимо, можно объяснить как сожаление о том, что он зашел так далеко в своем разговоре с княгиней.

У меня сначала было мелькнула мысль немедленно информировать посла и рассказать ему и сопровождавшему княгиню полковнику Бергеру о своих подозрениях. Сделай я это, генерал Отт и Бергер были бы вынуждены во всех подробностях доложить о происшествии в Берлин, с тем чтобы избежать каких-либо недоразумений в случае жалобы со стороны княгини. Донесения Отта и Бергера, несомненно, повлекли бы за собой вмешательство гестапо и всестороннюю проверку личности Зорге. Вместо этого, вспомнив о своем обещании княгине и не желая предпринимать каких-либо действий, которые могли бы вызвать скандал, я решил ничего и никому не говорить о происшедшем.

Теперь я сознаю, что если бы тогда официально доложил кому следует о поведении Зорге, то княгиня наверняка подтвердила бы все мной сказанное. Но Зорге везло даже тогда, когда другой на его месте обязательно бы оказался в беде из-за допущенной ошибки.

В конце 1938 года в международной обстановке наступило относительное затишье, но оно было обманчивым. Группа Зорге была занята отправкой информации о численности и составе реорганизованных японских дивизий в метрополии, Северном Китае и Манчжурии, а также сведений о конструкции новых танков и тактико-технических характеристиках поступивших на вооружение японской армии самолетов. Сбор этих чисто военных разведывательных данных не представлял особого труда для группы Зорге. Даже не информировав своего шефа об источнике информации, Мияги сумел получить довольно точные сведения от своего старого друга, который в течение многих лет был личным секретарем генерала Угаки. Этот генерал был одним из немногих старших офицеров верховного командования, считавших безусловно правильными планы генерального штаба по захвату Китая. Он выступал с резкой критикой тех членов правительства, которые высказывали сомнения в необходимости продолжать военную авантюру в Китае. Борьба двух группировок в японском верховном командовании закончилась победой сторонников генерала Угаки, который вошел в состав правительства Коноэ, а друг Мияги стал официально личным секретарем члена правительства. Зорге долгое время не мог понять, каким образом Мияги удавалось получить обширную военную информацию, и был немало удивлен, когда Мияги случайно проговорился об этом источнике. В следующей своей радиотелеграмме во Владивосток Зорге указал, что всю военную информацию от него в будущем следует считать весьма надежной.

Передача информации осуществлялась не только по радио, но и через связных. Анна Клаузен дважды ездила в Шанхай. Во время первой поездки она должна была встретиться со связным в универсальном магазине. В петлице ее жакета была алая гвоздика, под мышкой — небольшой пакет. Мимо нее один или два раза прошел мужчина в черном костюме с гвоздикой в петлице пиджака (этот цветок и был опознавательным знаком) и также с пакетом в руках. Этот человек покружился у прилавка, как бы рассматривая разложенные там вещи, а затем быстро пошел навстречу Анне. В этот момент она обернулась, и мужчина невольно столкнулся с ней. Оба пакета оказались на полу. Пролепетав извинения, мужчина нагнулся, поднял оба пакета и один из них вручил Анне. Затем он ушел. В руках Анны остался пакет, который раньше был у незнакомца.

Анна спокойно прошла в туалет, раскрыла пакет и переложила из него в свою сумочку крупную сумму денег. Из универмага Анна отправилась в банк и положила деньги на счет, принадлежавший ее мужу. Позднее Макс Клаузен мог перевести эти деньги в Токио. Выполнив свою задачу, Анна возвратилась домой.

Месяц спустя Анна снова оказалась в Шанхае. В ее бюстгальтере были зашиты десять роликов с микрофильмами. Приехав на вокзал в Шанхае, она зашла в туалет и там переложила микрофильмы в свою сумочку. Затем на такси отправилась к известному книжному магазину. В отдаленном уголке этого магазина, скрытого от посторонних взглядов тремя рядами книжных полок, Анна «случайно» встретила еще одного книголюба, и микрофильмы быстро перекочевали к нему в карман. Их место в сумочке Анны заняла пачка денег.

Примерно в это же время Зорге неожиданно для нас, сотрудников посольства, получил разрешение японских властей побывать в Северном Китае. Неожиданным это разрешение было потому, что до сих пор иностранцев, в том числе и немцев, японские власти в Китай не допускали. Зорге провел в Пекине две недели. Возвратившись в Токио, он выразил восхищение деятельностью японских властей и проведенными в Китае реформами, которые якобы способствовали повышению жизненного уровня населения.

После поездки Зорге в Пекин у меня появилась одна интересная идея. Я давно мечтал побывать в Юнцзянских пещерах. Находясь в Токио, так недалеко от этого места, я просто сгорал от желания осуществить свою мечту. Если Зорге, журналист, получил разрешение побывать в Северном Китае и других оккупированных японцами районах, то разве мне, дипломату, не будет разрешена такая же поездка? Я обратился в министерство иностранных дел за разрешением посетить Северный Китай и получил отказ. Даже личное ходатайство министра иностранных дел не помогло. О моей неудаче каким-то образом узнал Зорге и предложил помочь мне. Я согласился, и на следующий день мне позвонили из военного министерства и сообщили, что я могу получить пропуск для поездки в Пекин. Права побывать в других районах Китая этот пропуск не давал. Вечером на приеме в английском посольстве я встретил Зорге и Вукелича, прибывших туда немного раньше. В гардеробе Зорге подошел ко мне и сказал:

— Я разговаривал с одним своим знакомым в военном министерстве относительно пропуска для вас в Китай. Вам должны позвонить оттуда через день-другой.

— Благодарю вас за любезность, — ответил я, — но мне сегодня утром уже звонили из военного министерства и сообщили, что я могу ехать в Пекин, но не далее. Это меня не устраивает, ведь мне хочется побывать в Юнцзянских пещерах.

— Очень хорошо, — заметил Зорге, улыбаясь. — Эти ребята из министерства уже научились плясать под мою дудку. Не беспокойтесь, Мейснер, забирайте пропуск, а я дам вам рекомендательное письмо к начальнику жандармерии в Пекине. Он поможет вам добраться до этих пещер, хотя я не могу понять, почему вам так хочется поехать туда.

Я поблагодарил Зорге, и на следующее утро посыльный принес мне от него конверт с рекомендательным письмом к какому-то полковнику в Пекине. С согласия посла я взял отпуск на три недели и отправился в Пекин. Прежде всего я побывал там в немецком консульстве, чтобы изложить цель своей поездки. Консул был очень удивлен, когда я рассказал ему о своих намерениях. Он сказал, что пещеры находятся в районе, куда въезд иностранцам категорически запрещен. Консул, видимо, считал мой приезд бессмысленным, но когда я рассказал о рекомендательном письме к полковнику из жандармерии, он был уже несколько иного мнения. Со слов консула я понял, что этот японский жандарм был всесильной фигурой. По его приказу японские жандармы не раз арестовывали иностранных туристов, даже дипломатов, по обвинению в нарушении установленных на оккупированных территориях правил. Консул считал, что я могу легко попасть в беду и будет нелегко вызволить меня из рук жандармов. Было хорошо известно, что японцы видят шпиона в каждом иностранце.

На следующий день я отправился в жандармерию. Меня провели в кабинет невысокого лысеющего японца, выражение лица которого вполне соответствовало его репутации злого и недоверчивого человека. Вручая ему рекомендательное письмо Зорге, я не питал каких-либо надежд получить разрешение на поездку за пределы Пекина. Я был буквально шокирован и, во всяком случае, очень удивлен, когда услышал, в каком дружеском тоне полковник заговорил о Зорге; он попросил меня передать ему привет по возвращении в Токио. Беседа быстро закончилась, и меня попросили подождать в приемной полковника.

Мне не было нужды читать принесенный через несколько минут пропуск, чтобы узнать о разрешении проезда по оккупированной территории, где нога иностранца не ступала почти два года. Таков был авторитет Зорге в оккупированном японцами Китае. Подпись полковника на пропуске открыла передо мной такие возможности, о которых я мог только мечтать. В Северном Китае штаб японской армии предоставил в мое распоряжение автомобиль и водителя. Я мог свободно наслаждаться красотами Юнцзянских пещер.

По возвращении в Токио я еще больше заинтересовался личностью Зорге. Мне хотелось знать, каким образом он добивается такого огромного влияния на людей. Когда я рассказал послу о своих похождениях в Китае, он только пожал плечами и посмотрел на меня так, словно хотел предупредить о чем-то. «У Берлина есть другие связи с Токио помимо дипломатических каналов», — сказал тогда посол. Я расценивал это заявление как намек, что Зорге является сотрудником какой-то тайной нацистской организации. Сейчас мне кажется, что Отт поддерживал с Зорге дружеские отношения, прежде всего исходя из своего убеждения в больших связях журналиста среди влиятельных лиц рейха.

Короткое время спустя после возвращения из Пекина я узнал источник той силы, которая открыла мне возможность поездки в Китай. В декабре военное министерство Японии устроило прием для дипломатов и других важных иностранных представителей в Токио. Прием был официальный, и все гости были одеты по-парадному. Смокинги иностранных дипломатов, разукрашенные орденами мундиры генералов и адмиралов — все это было весьма торжественно. На приеме были и все пять советских разведчиков. Казалось, что их имена автоматически попадали в список приглашенных чуть ли не на любой прием. Посол провел весь вечер, беседуя с Зорге, Одзаки и некоторыми японскими генералами.

Я имел прекрасную возможность убедиться, что Зорге пользуется большим уважением и благосклонностью высших чинов японской армии. Его друзья в военном ведомстве не делились с ним, иностранцем, такой секретной информацией, которую они могли свободно поведать своему соотечественнику Мияги. Но если Зорге хотелось побывать в Северном Китае самому или помочь другу из немецкого посольства совершить такую поездку, ему охотно шли навстречу.

Хотя Зорге очень нуждался в «уважении» со стороны японских военных руководителей, еще важнее для него было ликвидировать появившуюся угрозу безопасности его группе. Контрразведывательная служба полковника Осаки обратилась за помощью в разведывательный отдел японской секретной службы, и японской агентуре за рубежом был дан приказ установить, насколько подробно известно правительствам других стран о военных планах Японии.