Кто заставит сердце биться...

Глава пятая

Майкл должен был заехать в юридическую контору для переговоров с куратором данного проекта. Чар пошла с ним, но так и просидела, листая журналы в ожидании окончания встречи. Все это время она размышляла над словами Майкла.

Она находилась на пути переоценки ценностей. Ей нравился Майкл, нравился больше, чем кто-либо другой. Он был самым привлекательным мужчиной из тех, кого ей довелось встретить в жизни, но в нем таилась еще какая-то изюминка, нечто, что не давало ей покоя.

Начнем с того, что он — кристально честный человек. Когда там, на пляже, он признался в своих чувствах, изумлению ее не было предела. Где обычное равнодушие, свойственное мужчинам? Где бравада, показная удаль? Своей искренностью Майкл поставил ее в тупик.

И в то же время он был полон внутренних противоречий, из-за которых не мог жить в ладу с собой. Чарин увидела это в тревожном взгляде Майкла. Некое событие в его прошлом явилось причиной жесткого отношения к женщинам… что-то, о чем он не хотел говорить. Тайна делала его еще более загадочным.

Однако самым поразительным было то, что он сумел разглядеть ее сущность. Ей удавалось обманывать многих людей своим поведением «дерзкой девчонки». Мужчины вообще редко вглядываются в то, что скрывается под внешностью, но не Майкл. Он сумел увидеть ее истинное лицо, возможно, даже понял душу и те самые вещи, в которых она сама не могла признаться себе. Неужели, правда?

Эй, подожди минутку, говорила она себе с долей скептицизма. Ты делаешь поспешные выводы.

Он знает о ней такие подробности, откуда… Дьявол, она сама себя дурачит, прикрываться щитом из показной удали легко, а вот сохранить свое истинное лицо… Она должна признать, у него дар психолога.

— Всего лишь совпадение, — бормотала она вполголоса.

Но сама себе не верила.

Закончив совещание с юристом, Майкл поднялся и повернулся к выходу. Взгляд его карих глаз наткнулся на Чарин, и опять ее охватил приступ веселья.

О нет, ты не должна, твердила она себе, поднимаясь из кресла и показывая ему путь к двери. Держи себя в руках.

Вскоре они уже мчались по трассе. Из-за несчастного случая на дороге возникла пробка, поток машин двигался медленно. Чар позвонила в мастерскую и выяснила, что ее машина еще не готова. Они сильно опаздывали, и Чарин волновалась за детей.

— Они испугаются, если я не приеду вовремя, — ерзала она на сиденье. — Не могли бы вы мне помочь? Пожалуйста… я имею в виду, если вы не возражаете… не подбросите меня в детский сад?

Майкл пожал плечами.

— Конечно.

И снова Чарин весела и спокойна. Она боялась попросить его об одолжении, а он ответил так, словно в ее просьбе не было ничего необычного. Странно, но к ее детям он относится слишком серьезно.

Или так только кажется?

Когда он припарковал машину около детского сада и выключил двигатель, Чарин улыбнулась.

— Не хотите пойти со мной?

— Нет, спасибо. — В его взгляде читалось сомнение. — Я подожду вас здесь, пока вы пройдете все «круги ада». — Майкл сделал вид, будто сверяет часы. — Если не увижу вас до шести, то вызову команду спасателей.

— Очень смешно. — Женщина взялась за ручку, но дверцу не открыла. — Знаете, что я думаю? — Она снова обернулась к нему. — Я думаю, вы боитесь детей.

— Что? — с неподражаемо надменным видом изумился он.

— Вы боитесь. — По его реакции можно было заметить, что она не просто привлекла его внимание, а задела за живое. — Вы не смеете пройти туда, где возятся маленькие сорванцы. Я права?

— Какая нелепость. — Он в пух и прах разметал ее предположения. — Я умею ладить с детьми.

— Вы? — Колкость за колкостью, и вот вам результат. — Тогда пойдемте со мной. Что они могут сотворить с вами, кроме как пощипать вас за икры?

Майкл свирепо сдвинул брови, но теперь Чарин знала, что он больше делает вид, чем на самом деле сердится.

— Вы же не трус. — Она широко улыбнулась. — Я опять бросаю вам вызов.

Некоторое время он изучающе глядел на нее, затем покачал головой и произнес, тяжело откидываясь на спинку:

— Нет, Чар. Довольно.

— Этот вызов гораздо серьезнее.

Майкл встретил взгляд ее сверкающих глаз и не мог противиться, не мог остановить себя, желая слушать и слушать этот чудесный голос. И когда она вышла из машины, ни секунды не сомневаясь, что он пойдет за ней, Майкл подчинился.

Рискованное предприятие. Воздух звенел детскими голосами, и, как только Майкл шагнул за ворота, ребятишки были везде. Он оглядывался вокруг, чувствуя, как внутри зашевелилось отвращение: неопрятные шумные маленькие чудовища.

— Пойдемте. — Чар поманила его рукой.

Майкл последовал за ней в помещение, стараясь не показывать волнения и удивляясь собственным поступкам. И тут он увидел Ронни — рыжие волосы торчком, голубые глазенки словно блюдца, а рот открыт в немом вопросе.

— Рикки, смотри! — кричал мальчуган. — Тот дядя здесь.

Чар постаралась пригладить рукой непослушные вихры сына.

— Ронни, солнышко, называй этого человека мистер Греко. Это его имя.

— Гекко! — Ребенок помахал ручкой. — Привет, мистер Гекко.

— Привет, Ронни. — Майкл вынужден был признать, что горячее приветствие мальчика тронуло его сердце… совсем чуть-чуть. Он перевел взгляд на Рикки, тот, сосредоточив все свое внимание на деревянной мозаике, притворялся, что не замечает «маминого друга».

Неожиданно Майкл увидел себя ребенком, как в кино, прокрученном в обратную сторону. Он вспомнил свои в течение долгого времени подавляемые чувства. И теперь без сомнений знал, что показное безразличие Рикки не что иное, как ширма для более глубокой раны.

Однако времени для психологического анализа совсем не оставалось. Воспитательница, молодая блондинка, чуть не упала в обморок при виде Майкла. Она начала щебетать, пытаясь удержать его внимание, и не оставляла Майкла в покое следующие пять минут. Другим родителям пришлось стоять истуканами в надежде, что когда-нибудь она отвлечется от мужчины, который не любит детей.

— Какая предупредительность, — шептала Чар, неодобрительно покачивая головой. Но светловолосая воспитательница уже тащила Майкла к детской выставке рисунков.

— На картинах ребята нарисовали тех персонажей и героев, которыми хотят стать на День всех святых. — По-видимому, нахальная девчонка просто не могла оторвать глаз от такого красавца, как Майкл. — Вот рисунок Рикки, — воспитательница указала на изображение ребенка в костюме тигра.

Чарин одобрительно закивала: она мастерила этот костюм, будь он неладен, несколько недель. Мальчики собирались ходить по соседям, собирая подарки и угощения в канун Всех святых.

— Мы должны быть тиграми, мама, — картавил Ронни, когда речь зашла о костюмах на праздник. — Р-р-р!

— А это нарисовал Ронни, — чирикала воспитательница.

Изумлению Чар не было предела. Вместо тигра на листе красовалась фигурка худенького мальчика, одетого в белую рубашку и темные брюки, в руке которого был — что выглядело особенно подозрительно — маленький портфельчик.

— Что это, Ронни? — обратилась Чарин к сыну.

— Мой костюм, — мальчик разразился счастливым смехом.

— Я думала, ты хочешь быть тигром, как Рикки.

— Не-ет, — ребенок отрицательно покачал головой и указал на рисунок. — Так хочу.

Перед Чар промелькнули все недели кропотливого труда над желто-полосатым комбинезоном.

— И кем же ты собираешься стать?

Глаза ребенка сияли неподдельной радостью.

— Мистером Гекко, — выпалил мальчуган, будто его желание было самым естественным в мире. Его рот растянулся в беззубой улыбке. — Понимаешь? Как он.

Майкл встретился взглядом с Чарин и беспомощно улыбнулся.

— А что я могу сделать, если дети выбрали меня объектом для подражания? — спросил он, но глаза его были красноречивее всяких слов: такое подражание может стать опасным.

Когда они шли обратно к машине, Майкл заметил одну странность: хотя шум и беготня все еще царили в вестибюле, парочка мальчишек в его сопровождении вела себя безупречно. Близнецы оказались лучшими из лучших, и молодой мужчина почувствовал в своем сердце нечто сродни любви.

Майкл задержался в офисе, выполняя работу, которая на самом деле не являлась ни важной, ни необходимой, лишь бы была возможность вернуться попозже в красивый викторианский дом, где Чарин возится с детьми и застилает себе постель. Он не мог встречаться с ней лицом к лицу. Их общение даст очередной повод для раздумий, а они ему не под силу. Он боится признаться себе, что день, который они провели на пляже, стал… самым лучшим днем в его жизни. Не желает вспоминать, как прекрасна была Чар, танцующая в воде, и как она откликнулась на его прикосновение. С ней Майкл чувствовал себя безмерно счастливым, хотя был уверен, что почти забыл вкус счастья. Впрочем, думать об этом слишком опасно, самая разумная вещь сейчас — сохранить дистанцию.

— Чем выше взбираешься, тем больнее падать, — успокаивал он себя. Такая позиция отрезвляла ум и сердце.

Майкл заявился домой после полуночи, сочтя поздний час вполне безопасным. Войдя в дом, он вобрал в легкие тишину. Маленький ночник горел внизу в холле, чтобы никто не свернул себе шею на лестнице. Все спали, казалось, он — единственная бодрствующая душа в особняке.

Теплый душ размягчит сведенные судорогой мышцы и смоет усталость и тревоги. Захватив полотенце и халат, Майкл отправился в ванную комнату в конце коридора. Первая ошибка — он забыл об условном сигнале «тук-тук-тук — пауза». Он и не постучал вовсе, а просто толкнул дверь.

— Эй! — взвизгнула Чарин, хватая большое белое полотенце и пытаясь прикрыть обнаженную красоту распаренного тела. Она смотрела на Майкла как на призрак, возникший из тумана. — Закройте дверь!

И Майкл сделал так, как она попросила. Только прежде, чем закрыть дверь, он уже сделал шаг в ванную комнату. Они стояли и молча смотрели друг на друга. Ее влажные волосы прилипли к розовой коже, большое махровое полотенце укутало стройную фигурку с головы до ног, но осознание того, что пряталось под покровом, опьяняло его разум. Майкл поклялся не приближаться к этой женщине, но судьба поставила его на колени. Что остается делать в такой ситуации мужчине? Сопротивление казалось бесполезным. Отбросив свой халат в сторону, Майкл сделал еще один шаг и протянул вперед руку в надежде поймать летучий пар, исходивший от теплой влажной кожи.

Чар посмотрела прямо ему в глаза и не отступила.

— Я думаю, вы движетесь в неправильном направлении, — сухо заметила она.

Майкл усмехнулся, взял в руки ее голову и наклонился.

— Как это может быть неправильным, когда сама судьба ведет нас? — пробормотал он и прильнул к ее губам.

Она ответила на его поцелуй… без робости и колебаний. Ее руки были заняты тем, что удерживали полотенце, но вот рот находился в его распоряжении, теплый, податливый, пробуждающий эротические фантазии. Никогда еще не удавалось ему целовать такие губы — сладкие, сочные, восхитительные. Он мог бы целовать ее целую вечность, но она уже приготовилась бежать.

— В сторону сантименты, это не самая удачная идея. — Она слегка задыхалась.

Его рубашка намокла и пристала к груди, и все же как приятно быть с ней рядом.

— Верите или нет, но наша встреча — случайность.

Ее губы дрогнули, и она вскинула голову.

— Тогда это меняет дело.

Он снова усмехнулся, проводя пальцами по влажной щеке и наслаждаясь теплом женской кожи. Температура ее тела подскочила вверх.

— Нас можно простить?

— Нет, — выпалила она, голубые глаза метали молнии. — Мы оба виноваты.

Темные густые брови застыли в немом вопросе.

— Оба?

— Оба, — просто ответила Чар. — Возможно, вы не заметили, но искушение обоюдно. Кажется, я без ума от вас.

Майкл и раньше ощущал ее повышенный интерес к его персоне, но слова, произнесенные вслух, пронеслись горячей волной удовлетворения по его жилам.

— Да что вы! — поддразнил Майкл. — А мне казалось, при первой нашей встрече вы говорили совсем другое. Ах да, рисунок губ жестковат.

Раздался тихий женский смех.

— Что правда, то правда.

— И глаза слишком близко посажены.

Чарин смущенно хихикнула.

— Легкое преувеличение.

— Как насчет бегающих глаз?

— Бегающих? — Она выглядела невинным младенцем. — Мне казалось, я говорила «проницательных».

— Правильно.

Майкл поцеловал ее снова. Он просто не мог уйти, когда она была так близко. Чарин поцеловала его в ответ, и ему почудилось, что у их отношений есть будущее. Его мучило ненасытное желание видеть каждый изгиб, каждую родинку, познать каждый дюйм ей тела. Майкл почти чувствовал, что значит познать любовь этой женщины, какие тайны откроются при их слиянии. Он жаждал окунуться в неуловимый мир, который заставляет жизнь играть новыми красками. Он был рядом, остается только попросить ее сбросить полотенце…

— Эй, Чарин! Ты там?

Мужской голос, громкий и настойчивый, разрушил чары и заставил их отшатнуться друг от друга.

— Д-да, — отреагировала Чар, ее глаза расширились от ужаса.

— Привет. Это я, Боб. Хотел удостовериться, что с тобой все в порядке. Мне показалось, я слышал голоса.

Ее остекленевший взгляд наткнулся на Майкла, и тот тихо застонал. Боб Дженкс, инженер из Санта-Барбары, иногда останавливался на втором этаже, когда случались длительные командировки.

Чарин собралась с мыслями и выдала достойный ответ:

— О, я всего лишь… пела. — Затем зашептала Майклу: — Наш отель похож на вокзал. Кто-нибудь осознает, что время за полночь? — И снова громко: — Я пела.

— Хорошо, — отозвался Боб. — Ты там надолго?

Женщина мельком взглянула на Майкла и состроила гримасу.

— О… нет. Хочешь воспользоваться ванной?

— Да нет. Просто… вода бежит по трубам, как раз над моей кроватью. Мне кажется, я слышу Ниагарский водопад. Хотел удостовериться.

— О, извини. — Женщина остановила взгляд на Майкле и опять зашептала: — Что, если он будет ждать снаружи?

Он усмехнулся и понизил голос:

— Тогда мы выйдем вместе, как двое взрослых людей.

— Размечтались! — зашипела она и дальше вслух: — Все в порядке.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — В ее голосе теплилась надежда.

Прозвучали шаги, сначала рядом, затем дальше и дальше, наконец все стихло. Взгляд Чарин можно было сравнить лишь с молнией.

— Видите, что вы наделали? — набросилась она.

Майкл с трудом сдерживал смех.

— Я ни в чем не виноват. Старина Боб страдает бессонницей, прячется в холлах и подглядывает за женщинами…

— Не вижу ничего смешного. — До Чарин начал доходить весь ужас создавшегося положения. Если ее заметят здесь с мужчиной, что скажут люди? — В конце концов, у меня дети. Они спят в нескольких шагах отсюда, я не могу позволить себе такие развлечения. Это неприлично. — Она очень хотела найти в нем поддержку.

Майкл почувствовал укор и забормотал в свое оправдание:

— Я не думал, что вы приверженец морального кодекса.

— Это всего лишь одна из моих маленьких особенностей. — Сказала — словно отрезала. — Вот такие мы — «романтичные старомодные девушки».

— Вы придираетесь к словам?

Чарин отвернулась, слегка разочарованная. Неужели Майкл такой, как все, искатель легких приключений? Она-то думала, он другой, особенный. Чарин взяла халат, надела и туго затянула пояс на талии.

— Я выхожу. Стойте здесь так, чтобы никто не мог вас видеть, когда я открою дверь.

— Как пожелаете.

Он проводил Чарин взглядом, видел, как с символичным треском захлопнулась дверь, и тихо выругался. Поделом ему. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что нельзя связываться с такой женщиной, как Чарин. С самого начала ее интересы были для него открытой книгой. Так чего было ожидать?

Случай в ванной еще раз убедил его держаться от этой женщины на расстоянии… на очень большом расстоянии.

Утро следующего дня стало новым испытанием. Ханна, верная своему слову, приготовила чудесный завтрак, и Майкл не мог оскорбить ее своей поспешностью в еде. Каждый кусочек был верхом кулинарного искусства.

Солнечные лучи, проникавшие сквозь кружевные занавески, заливали комнату ярким светом. Зеленые подставки, прекрасный желтый фарфор, тяжелые серебряные столовые приборы, в центре стола ваза с оранжевыми исландскими маками — все это создавало особую атмосферу.

— Ханна, у вас память как стальной капкан, — обратился Майкл к пожилой женщине, чье лицо сияло от удовольствия. — Вы приготовили завтрак в точности так, как я просил вчера. Не упустили ни одной детали.

Она положила на его тарелку еще один поджаренный тост.

— Все приходит с опытом. Я готовлю для людей и знаю свою работу.

— Это уж точно. Восхитительно.

Майкл проснулся очень рано в надежде ускользнуть из дома прежде, чем его обитатели соберутся в столовой на завтрак. Но еда просто таяла во рту, и он засиделся за столом до тех пор, пока не появились остальные жильцы. Нет в мире ничего подобного восхитительным кулинарным изыскам, что повышает настроение… даже если люди того не заслуживают.

Он уже был готов встать из-за стола, правда с большой неохотой, и покинуть комнату, когда вошла Чар со своими мальчиками. Уйти прямо сейчас выглядело бы, по меньшей мере, странным.

Чарин вскользь улыбнулась ему, села на стул и сосредоточила внимание на детях.

Майкл знал, что должен уйти, но волшебное чувство сытости разлилось по телу, и внезапно он обнаружил себя оживленно болтающим за чашкой кофе с двумя другими мужчинами. Его собеседниками оказались инженер Ральф Буртс из Далласа и рабочий-контрактник из Сиэтла по имени Саймон Джитер. Однако все внимание Майкла занимали Чар и дети; она казалась хорошей матерью. Только вот почему он чувствует гордость за нее, разве ему не все равно? Он же предупредил себя об опасности сближения с Чарин не далее как ночью?

— Эти рыжики напоминают мне моих ребятишек, — сказал Ральф, наблюдая за попытками Рикки удержать полную ложку около рта. — Я так скучаю по ним. Надеюсь по возвращении домой побыть с ними недельку-другую.

— Сколько у вас детей? — спросила Чар, ловко подхватывая ложку.

— У меня тоже двое мальчиков. И три девочки.

— О боже, целая команда!

— Да, мы весело проводим время. Они хорошие ребятки. Куда бы мы ни передвигались, мы словно маленькое стадо.

Чар улыбнулась. |

— Я всегда хотела иметь много детей. Моей целью было родить шестерых. — Чарин хмыкнула. — Особенно мне хотелось иметь девочку или двух, похожих на меня, но я счастлива и с этими двумя сорванцами.

— А вы, Греко? — по-дружески спросил Ральф. — У вас есть дети?

— Нет, — коротко ответил тот, делая большой глоток кофе.

Слова Чар засели у него в голове. Итак, она хочет иметь много детей. Ему следовало знать, что она предназначена для большой семьи. Если до этого он тешил себя призрачной надеждой наладить с ней отношения, подвернись хотя бы одна возможность из ста, то теперь любые попытки стоит пресечь на корню. Настроение ухудшилось, тело задеревенело, а желудок словно завязался в узел.

— Мистер Греко не любит детей и постоянно нас информирует о своем недоброжелательном отношении к ним. — Взгляд Чар едва коснулся его и затем метнулся в сторону.

— Как жаль, — посочувствовал Ральф. — Что произошло? Несчастливое детство или что-то другое? — Он покачал головой, не ожидая ответа. — В том-то все и дело, — обратился Ральф к молодой маме. — У меня был друг, который ненавидел детей. С ним плохо обращались, когда он был ребенком.

— Со мной обращались хорошо, — холодно произнес Майкл, вытирая губы салфеткой и поднимаясь из-за стола. — В наших телевизионных программах полно дрянной психологии. Все в погоне за объяснениями причин любви, ненависти, — добавил он. — Просто моя жизнь сложилась так, а не иначе.

Когда Майкл покидал комнату, то чувствовал на себе взгляд Чарин, и на мгновение ему показалось, что она видит его насквозь, видит его ложь. Конечно, это не так. Откуда ей знать о его детстве? Он солгал, когда говорил, что с ним обращались хорошо. Но ни к чему выставлять напоказ кровоточащие раны. Сегодня он ясно осознает свои проблемы, связанные с детством. Однако вы не можете изменить то, что уже случилось. Так какого черта его жизнь должна кого-нибудь волновать?

Гнев бурлил и готов был выплеснуться наружу, если бы не одно событие, которое подействовало на него как ушат холодной воды. Майкл завернул за угол в холле и наткнулся на Ронни. Тот на вытянутых руках держал его тяжелый портфель.

— А вот и вы, — улыбнулся мальчик. — Идите на работу, мистер Гекко!

Майкл взял портфель и посмотрел вниз; нежданное тепло разлилось в груди.

— Спасибо, Ронни. — Его голос слегка дрогнул, и первое желание взъерошить рыжие волосы удалось подавить с большим трудом. — Увидимся вечером.

— Увидимся вечером, — отозвался эхом детский голосок, и ребенок бросился к подоконнику, с которого был виден фасад дома.

Майкл чувствовал спиной его взгляд, поэтому, прежде чем сесть в машину, обернулся и помахал рукой. Ронни помахал в ответ. Отчего запело сердце в груди и заиграла улыбка на губах, Майкл не знал, но весь путь до офиса он тихо мурлыкал себе под нос.