Кукла по имени «Жизнь»

Глава 12

Я опасался, что уход Прис к Берроузу настолько выбьет Мори из колеи, что он вряд ли сможет справиться с обязанностями партнера по фирме. Однако я оказался не прав. В действительности он, похоже, удвоил усилия: отвечал на письма относительно органов и спинетов, оформлял перевозку товара с фабрики в любую точку северо-западного побережья Тихого океана, в глубь Калифорнии, Невады, Нью-Мексико и Аризоны. Вдобавок еще включился в новый проект разработки и запуска симулакров-нянек.

Без Боба Банди мы не могли разработать принципиально новых контуров. Мори посчитал, что придется модифицировать старые. Наша нянька будет, так сказать, хиловатым отпрыском Линкольна. Второй модификацией, только послабже. Он откопал где-то научно-фантастический журнал. Там был рассказ о слугах-роботах, защищающих детей как гигантские механические собаки. Их называли «Нэнни», несомненно по имени собачки Питера Пэна. Имечко Мори понравилось, и когда собрался наш Совет директоров — Стентон председательствовал, а мы с Мори, Джеромом, Честером и нашим ат-. торнеем Авраамом Линкольном присутствовали, — он выдвинул идею использования этого названия.

— Полагаю, что журнал или автор подадут в суд, — предположил я.

— Это было так давно… — возразил Мори. — Журнал прекратил свое существование, а автор, вероятно, умер.

— Спроси у нашего атторнея.

Старательно рассмотрев вопрос, мистер Линкольн решил, что идея назвать механическую няньку «Нэнни» не могла сейчас вызвать возражений со стороны заинтересованных лиц или организаций, так как это имя перешло уже в разряд всеобщей собственности.

— Так как я довожу до вашего сведения, — завершил он, — что вы все знаете, откуда пришло это имя, не читав при этом названного рассказа.

Итак, мы назвали своих симулакров-нянек Нэнни. Однако решение стоило нам нескольких ценных недель, пока, дабы принять окончательное решение, Линкольн был вынужден читать «Питера Пэна». Книга ему так понравилась, что он стал брать ее с собой на заседания Совета и читать вслух, фыркая от смеха в тех местах, которые особенно забавляли его. У нас не было выхода — пришлось смириться с литературной учебой…

— Я вас предупреждал, — заметил нам Стентон после того, как один очень уж затянувшийся сеанс чтения вслух заставил нас искать спасения в курилке.

— Что меня ставит в тупик, — ворчал Мори, — так это то, что чертова книжка написана для детей. Если уж ему так приспичило читать вслух, почему бы не прочесть что-нибудь полезное, например, «Нью-Йорк тайме»?

Между тем Мори подписался на газеты, выходящие в Сиэтле, в надежде найти в них хоть какое-нибудь упоминание о Прис. Он был уверен, что какая-нибудь заметка вскоре появится. Прис была в Сиэтле как пить дать, поскольку в один прекрасный день в доме у Мори появился водитель машины, которому было приказано забрать ее оставшиеся пожитки и отвезти в Сиэтл. Ясно, что Берроуз оплатил это удовольствие — у Прис не водилось таких деньжат.

— Ты все еще можешь обратиться в полицию, — посоветовал я своему партнеру.

Он мрачно ответил:

— Я доверяю Прис. Знаю, она добровольно найдет правильный путь и вернется ко мне и к своей матери. И как бы то ни было, давай смотреть правде в лицо: она — поднадзорная правительства. С точки зрения закона я ей больше не опекун.

Я же со своей стороны продолжал надеяться, что она НЕ вернется. В ее отсутствие я чувствовал себя несравненно раскованнее и ладил со всем миром. А еще мне было ясно, что, несмотря на угрюмый вид, Мори в работе превзошел самого себя. Он больше не позволял куче домашних неприятностей терзать его. К тому же ему больше не приходили подрывавшие его финансы ежемесячные счета от доктора Хорстовски.

— Думаешь, Берроуз нашел ей хорошего амбулаторного психоаналитика? — спросил Мори однажды вечером. — Интересно, во сколько ему это влетело? Три дня в неделю по сорок долларов за визит — это сто двадцать в неделю. Значит, более пятисот в месяц. И все для того, чтобы излечить ее подлую душонку! — И Мори мотнул головой.

Я вспомнил, как примерно год назад медицинские авторитеты сочинили лозунг о душевном здравии и поручили развесить его в каждом почтовом отделении Штатов:

Шольники в светлых повязках звонили по вечерам у дверей — собирали пожертвования в фонды исследований в области психиатрии. Они давили на публику, выжимая из людишек состояние, и все это ради благого дела, ознаменовавшего наш век.

— Мне жаль Берроуза, — заметил Мори. — Надеюсь, что ради него Прис снова возьмется за дизайн тела симулакра. Однако больно уж сомнительно. Без меня она — всего лишь дилетант. Будет валять дурака, болтаться без дела, рисовать потешные картинки — и все. Помнишь мозаику в нашей ванной? Так вот: это одна из очень немногих ее затей, которую Прис завершила. А так — она потратила сотни долларов на материал, который потом пришлось выбросить.

— Ух ты! — выдохнул я, еще раз мысленно поздравив себя и всю остальную нашу компанию с избавлением от маленькой стервы.

— А эти ее творческие планы, — продолжал Мори, — она на самом деле целиком и полностью погружается в них, по крайней мере вначале… — Вдруг он предостерегающе произнес: — Только не надо ее недооценивать, приятель. Посмотреть приятно, как она расписала тела Стентона и Линкольна. Ты должен признать, что Прис свое дело знает.

— Да, знает, — согласился я.

. — И кто же будет проектировать для нас оболочку Нэнни сейчас, когда Прис ушла? Не ты же! В тебе ни капли художественных способностей. И не я. И не эта штука, прокравшаяся непонятно откуда на землю, которую ты зовешь своим братом.

Я был поглощен размышлениями. И вот до чего додумался…

— Слушай-ка, Мори, — внезапно вырвалось у меня, — А КАК НАСЧЕТ МЕХАНИЧЕСКИХ НЯНЕК ВРЕМЕН ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ?

Он глянул на меня с сомнением.

— Дизайн у нас уже есть, — продолжил я, — мы сделаем две модели: одна — это будет дядька, одетый в мундир «синих», другая модель — в мундир «серых». Часовые сторожевой заставы при исполнении своего долга. Что ты на это скажешь?

— Я скажу — что такое сторожевая застава?

— Это совсем как караул, только их там много. После длительной паузы Мори сказал:

— Да, солдат указывает на преданность долгу. Такая нянька будет привлекательной для ребятишек. Я откажусь от типичного для роботов дизайна. Он был бы холодным и обезличенным. — Мори кивнул. — Идея прекрасная, Льюис. Давай соберем Совет и изложим нашу, а вернее, твою идею прямо сейчас, чтобы мы уже могли спокойно над ней работать. Идет? — И он поспешил к двери, весь аж трепещет от рвения. — Позвоню Джерому и Честеру и сбегаю вниз, приглашу Линкольна и Стентона!

У обоих симулакров были отдельные жилища в нижнем этаже дома Мори. Сначала он сдавал эти помещения в аренду, однако сейчас ему пришось приспособить их для нужд наших новых работников.

— Тебе не кажется, что они станут возражать, а? Особенно Стентон, — он такой твердолобый. Полагаешь, что он сочтет это святотатством? Ладно, нам надо только зажечь народ идеей, а там — будь что будет.

— Если они станут возражать, — откликнулся я, — мы будем ее настойчиво расхваливать. В конце концов мы сможем протолкнуть ее, потому что я не представляю, какие, собственно, у них могут быть против нее аргументы? Если не считать какие-нибудь дикие пуританские фобии и комлексы Стентона.

И еще — так как эту идею родил я, я ощутил странное чувство усталости, как если бы в момент творчества моя выносливость сгорела в огне вдохновения. Я провалил бизнес и загубил все, к чему мы прилагали усилия. Почему так получилось? Была ли моя идея слишком простой? В конце концов, это была всего лишь переделка того, с чего мы, вернее Мори и его дочка, начали. В самом начале они лелеяли мечту о том, чтобы полностью воспроизвести все сражения Гражданской войны, используя миллионы участников. Сейчас мы были в восторге просто от идеи механического слуги в костюме времен Гражданской войны. Симулакр смог бы освободить домохозяйку от ее проклятой ежедневной беготни. Где-то в промежутке мы потеряли самую ценную часть идеи.

Мы вновь стали всего лишь маленькой фирмой для зарабатывания денег. У нас не было грандиозной мечты, а всего лишь схема, как разбогатеть. Мы были вторым Берроузом, но в сильно уменьшенном, жалком масштабе. Жадность у нас такая же, а вот размах подкачал. Если будет такая возможность, скоро мы начнем мелочную операцию с Нэнни. Вероятно, станем задвигать продукцию в каких-нибудь подозрительных уличных лавчонках, с помощью каких-нибудь не очень честных фокусов, вроде наших пресловутых рекламных объявлений, коими мы пользовались в прошлом.

— Нет, — сказал я Мори. — Это отвратительно. Забудь об этом.

Остановившись на миг у двери, он завопил:

— НО ПОЧЕМУ? Это великолепно!

— Потому что, — ответил я, — это… — Я не смог выразить словами. Я чувствовал смертельную усталость и отчаяние, но сильнее всего — одиночество. Но что или кто был причиной? Прис Фрауенциммер? Берроуз… да, это он и вся его шайка виноваты в моем теперешнем состоянии — и Бланк, и Колин Нилд, и Боб Банди, и Прис. Что они сейчас делают? Какую придурковатую, нелепую, неприменимую на практике идею вынашивают? Я страстно желал бы знать это. Нас всех — Мори, меня, Джерома и моего брата Честера оставили в глубокой жопе.

— Ну, говори! — рычал Мори, раздраженно выплясывая вокруг. — Почему?

— Это… банально, — вздохнул я.

— Банально! Черта с два! — Он уставился на меня, как в афишу коза, совершенно сбитый с толку.

— Забудь про этот треп. Как ты полагаешь, что сейчас замышляет Берроуз? Думаешь, они создают семейство Эдвард-сов? Или насилуют нашу идею с празднованием столетия Гражданской войны? Или готовят тайно что-нибудь совершенно новое? Мори, у нас нет никакой мечты. Вот что плохо. Никакой мечты…

— Уверен, что есть.

— Нет, — отрезал я. — ПОТОМУ, ЧТО МЫ НЕ ПОМЕШАННЫЕ. Мы здоровы и рассудительны. Этим мы отличаемся от твоей дочери, от Берроуза. Разве не так? Думаешь, ты не сможешь это ощутить? Отсутствие этого здесь, в этом доме? Какого-нибудь лунатического клацанья щипцами для кафеля, ради претворения в жизнь некого сумасшедшего проекта. До седьмых петухов, в любое время дня и ночи. И не важно, что проект будет заброшен ровно на середине и начнется другой, не менее кретинский?!

— Может, ты и прав, — пожал плечами Мори, — но, Боже милосердный, Льюис, мы же не можем пасть ниц и умереть оттого, что Прис переметнулась на сторону гадов. Думаешь, меня не посещали подобные мысли? Я знаю девчонку гораздо лучше, дружище, чертовски лучше. Не было ночи, чтоб я не крючился и не рычал, думая обо всех них. Но нам надо продолжать и сделать лучшее, на что мы способны. Теперь насчет твоей идеи. Ее, конечно, не поставишь в ряд с изобретением спичек или электрической лампочки. Однако она хороша. Она не попахивает грандиозностью, но зато результат звякнет крупной деньгой. Она сработает. И потом — можем ли мы сделать что-нибудь покруче? В конце концов, она позволит нам сэкономить деньги, на которые мы сможем пригласить какого-нибудь дизайнера со стороны. Он займется разработкой тела Нэнни. Подыщем инженера на место Банди — при условии, что мы его сможем заполучить. Ладно, дружище?

«Сэкономит наши деньги, — подумал я. — У Прис и Берроуза нет нужды беспокоиться по таким мелочам. Они, видите ли, присылают машины для перевозки шмоток из Буаз в Сиэтл. Мы сморчки. Мы заглотыши.

Мы пустоголовые горлопаны.

Без Прис — без нее».

«Что я сделал? — спросил я сам себя. — Влюбился в нее? В девку с ледяными глазами. В расчетливую, амбициозную, шизоидную личность, поднадзорную правительства и его Бюро Психического контроля. В маньячку, которая будет нуждаться в психотерапии весь остаток своей жизни. В экс-психопатку, которая по уши вязнет в бредовых бессмысленных проектах, которая кусает и обсирает любого в поле зрения, кто немедленно не дает ей того, что она хочет и когда она хочет? Что за женщина, что за ШТУЧКА — чтоб в нее влюбиться. Какая же страшная судьба мне уготована!?»

Это было так. Прис была для меня одновременно и жизнью и антижизнью, смертью, жестокостью, терзанием и пыткой. И к тому же еще смыслом существования. Движение: она сама была движением в чистом виде. Жизнью, с ее ростом, замыслами, расчетами, резкостью, безрассудной действительностью. Я не мог вынести ее присутствия рядом со мной — и не смогу вынести существования без нее. Без Прис я катился по наклонной, пока не стал бы нулем. И, возможно, не умер бы как насекомое, на задворках жизни, незамеченный и ненужный. Когда она была поблизости, меня хлестали, доводили до посинения, резали на кусочки, топтали — тем не менее я жил. Это было мое. Нравилось ли мне страдать? Нет. Похоже, страдание стало частью жизни, частью бытия с Прис. Без Прис нет страдания, нет ничего странного, несправедливого, неуравновешенного. Однако нет и ничего живого, одни лишь ничтожные мелочи, идейки, маленький пыльный офис с двумя-тремя людьми, роющимися в говне…

Видит Бог, мне совсем не хотелось страдать от рук Прис или кого-нибудь еще. Но страдание — показатель того, что действительность рядом. Во сне, бывает, испытываешь страх, но не постоянную, медленную, тягучую боль. Ежедневную муку Прис заставляла испытывать самим своим присутствием. И делала она это отнюдь не преднамеренно. Это естественный результат того, чем она БЫЛА.

Мы могли этого избежать, лишь избавившись от нее, — так мы и сделали. Мы ее потеряли. А вместе с ней ушла реальность, со всеми ее противоречиями и странностями. Сейчас жизнь станет полностью предсказуемой. Мы начнем выпускать нянек Нэнни в виде солдат времен Гражданской войны, у нас появятся настоящие деньги и так далее. Какое это имело значение?

— Слушай, — говорил мне Мори, — мы должны продолжать.

Я кивнул.

— Говорю это всерьез, — проорал он мне прямо в ухо. — Нам нельзя отказываться от работы. Мы соберем Совет директоров, как хотели, и ты изложишь им свою идею. Ты будешь бороться за нее, как если б ты действительно в нее уверовал. Идет? Обещаешь? — Он двинул меня по спине: — Ну давай, черт тебя возьми, или я тебе так дам в глаз, что придется отправлять тебя в больницу. Ну же, дружище, соберись с духом!

— Ладно, — ответил я, — но у меня такое ощущение, будто ты разговариваешь с кем-то, кто уже давно цветочки снизу нюхает…

— Ну да, так у тебя и вид-то как у покойника. Однако давай, собирайся в кучу, хватит сопли по стенке размазывать! Займемся лучше делом. Сходи-ка вниз, поговори со Стентоном. Уверен, что с Линкольном у нас не будет никаких неприятностей — он сейчас занимается тем, что сиднем сидит в своей комнате и ржет над «Винни-Пухом».

— А это еще что такое? Опять детская книжка?

— Все в порядке, приятель, — ухмыльнулся Мори. — А теперь беги вниз.

Я подчинился, почувствовав, что несколько приободрен. Однако никто не вернет меня к жизни, никто, кроме Прис. И я должен был как-то существовать с постоянным ощущением потери и находить в себе силы сталкиваться с этим фактом нос к носу ежедневно, ежесекундно.

Первая заметка в сиэтловских газетах, в которых мы рылись из-за маленькой паршивки, чуть не ускользнула от нас, так как, в общем-то, непохоже было с первого взгляда, что она была написана о Прис. Мы были вынуждены снова и снова перечитывать ее, пока не разобрались.

Там говорилось о Сэме Берроузе — вот что бросилось нам в глаза. И о сногсшибательной юной художнице. Его видели с ней в ночных клубах. Если верить газетчикам, звали девушку Пристин Вумэнкайнд.[15]

— Гооосподи! — пронзительно закричал Мори, лицо его перекосилось. — Это ведь ее фамилия! Это перевод фамилии Фрауенциммер с ее точки зрения. Однако все совершенно не так. Слушай, дружище, я всегда и всем говорил насчет перевода своей фамилии неправду — тебе, и Прис, и моей бывшей жене. Фрауенциммер не означает «женщина». Это словечко значит «распутница»… Ну, ты сам знаешь — проститутка. Уличная шлюха. — Он скептически перечитал статью: — Изменила свою фамилию… но она ведь не знала… черт, если переводить правильно, то Прис должна назваться Пристин Проституткинз. Боже, какой маразм! Какое безумие… Ты знаешь, откуда ветер дует? Это все та проклятая книжонка, «Марджори Морнингстар» — настоящая фамилия героини была Моргенштерн — это переводится как Морнингстар, Утренняя Звезда. Прис позаимствовала идею оттуда. А переделывать Присциллу в Пристин — нет, я с ума сойду! — Мори метался, как обезумевший, по офису, вновь и вновь перечитывая заметку. — Я знаю, это Прис. Это должна быть она. Послушай, я прочту тебе ее описание, а ты мне скажешь, если это не Прис:

«Видели «У Свами» — не кого иного, как Сэма (Здоровяка) Берроуза, сопровождающего то, что для деток, которые не засиживаются допоздна, мы готовы назвать его «новой протеже», тоньше-чем-карандаш-учителки-начальной-школы-цыпочка. Зовут ее, если вы проглотите это, — Пристин Вумэнкайнд, с неземным выражением, словно она не понимает нас, вульгарных смертных, с черными волосами и фигуркой, которая заставила бы одну из этих старинных деревянных штук, украшавших носы парусников (вам знаком этот тип?), позеленеть от зависти. Еще один член их теплой компании, Дэйв Бланк, юрист, говорит, что Прис — художница, обладающая еще массой других талантов, которые не всем дано испытать на себе… и, как сказал Дэйв, усмехнувшись, этот цыпленок собирается выступить в ближайшие годы по телевидению в качестве актрисы — хотите верьте, хотите — нет!..»

— Боже, какой вздор!. — воскликнул Мори, бросая газету на пол. — Как могут эти писаки из скандальной хроники стряпать такое? Они совсем в идиотизме погрязли. Однако ты можешь сказать — это так или иначе Прис? Что значит это сообщение о ее намерении дебютировать в качестве телевизионной актрисы?

— У Берроуза должна быть собственная телестанция или доля в какой-нибудь из них, — предположил я.

— Он владеет компанией по производству корма для собак, выпускает китовую ворвань в банках, — вопил Мори. — И спонсирует телешоу раз в неделю, нечто вроде цирка и варьете. Вероятно, он наложит на них лапу, чтобы дать Прис парочку минут эфирного времени. Только что она там будет делать? Она играть-то не умеет! Она бездарна, как пробка! Думаю, мне придется вызвать полицию. Приведи сюда Линкольна. Мне нужен совет атторнея.

Я попытался успокоить его. Он был на грани полного вырубона.

— Он с ней спит! Это животное спит с моей доченькой! Он — разложившийся трупак в чистом виде! — Мори принялся лихорадочно звонить в аэропорт Буаз, пытаясь заказать билет на реактивный самолет до Сиэтла. — Я прилечу туда и арестую его, — вопил он между звонками. — Я возьму с собой пистолет. На черта мне полиция! Девчонке всего лишь восемнадцать.[16] Это же уголовщина чистой воды! Мы получили доказательство. Ясно с первого взгляда, все улики против него. Я его в бараний рог согну. Законопачу в тюрягу лет на двадцать пять.

— Послушай, — вмешался я наконец, — Берроуз все досконально продумал. Успел прикрыть себе задницу. У него есть этот юрист, Бланк, который таскается за ними как хвост. Они полностью отмазаны. Не спрашивай у меня, каким образом, но они все продумали. Лишь потому, что какой-то писака из раздела сплетен решил нацарапать, что твоя дочь…

— Значит, я убью ее, — обреченно прохрипел Мори.

— Подожди! Ради Бога, заткнись и послушай! Спит она с ним, как ты полагаешь, или не спит, — не знаю. Вероятно, она — его содержанка. Думаю, тут ты прав. Но доказать это будет чертовски сложно. Ты можешь сейчас заставить ее силой вернуться в Онтарио. Однако даже в этом случае у него останется лазейка, которой он, при случае, воспользуется.

— Хотел бы я, чтобы она снова оказалась в клинике. Не надо было ее оттуда выписывать. Прис — всего лишь несчастный ребенок с остаточными явлениями психоза! — Мори немного успокоился. — Как он сможет заполучить ее обратно?

— Берроуз может заставить какого-нибудь мудака в своей организации жениться на ней. И когда это произойдет, родители официально теряют над ней власть. Ты этого хочешь? Я посоветовался с Линкольном, и он доказал мне, насколько трудно вынудить такого человека, как Берроуз, знающего закон как свои пять пальцев, сделать ЧТО-ЛИБО. Берроуз может выгибать закон, как ему захочется, словно проволоку для чистки трубок. Для него правила не писаны. Обходить закон стало для Сэма привычкой.

— Вот ужас-то! — вздохнул Мори. — Понимаю, что ты имеешь в виду. Легальный предлог, позволяющий держать Прис в Сиэтле. — Мори побледнел.

— И тогда ты никогда не вернешь ее обратно.

— И девочке придется спать с двумя мужиками — своим вонючим мужем, каким-нибудь занюханным посыльным, и с Берроузом одновременно… — Он уставился на меня, дико выпучив глаза.

— Мори, — сказал я твердо, — мы вынуждены смотреть фактам в лицо. Вероятно, Прис уже спала с молодыми людьми, например, в школе…

Его еще больше перекосило:

— Мне очень горько говорить тебе об этом, — продолжал я, — но однажды ночью она втянула меня в такой разговор…

— Ладно, — махнул рукой Мори, — пропустим это.

— Ну, спит она с Берроузом? Так от этого еще никто не умирал. Да и ты жив останешься… В конце концов, она вряд ли залетит. Берроуз парень ушлый. Он проследит, чтобы девчонка принимала свои пилюли.

Мори тяжело опустил голову и проворчал:

— Лучше бы я сдох.

— Поверь, мне тоже не сладко. Но помнишь, что ты сказал мне не далее как два дня назад? О том, что мы обязаны двигаться вперед, независимо от нашего паршивого самочувствия? А сейчас я говорю тебе о том же. И не важно, как много значит Прис для нас обоих — не так ли?

— Точно, — с трудом выдавил он.

На этом мы покончили с личными проблемами и вернулись к прерванному разговору о делах. На заседании Совета директоров Стентон наотрез отказался одевать Нэнни в форму «серых». Конечно, он был отнюдь не против вольной трактовки Гражданской войны, однако желал, чтоб все симулакры-нянь-ки непременно носили форму бравых парней Федерации.

— Вы только подумайте, — вопрошал Стентон, — кто доверит своих детей бунтарям и бандитам?!

После долгих препирательств мы согласились. Затем Джером прошелся насчет того, чтобы начали быстрым ходом готовить оборудование на фабрике, а нам в офисе «Объединения Р и Р» неплохо бы заняться подгонкой планов. К тому же заглохли переговоры с японскими электронщиками, счастье еще, что их наняли на неполный рабочий день.

Несколько дней спустя в сиэтлской газете появилась заметка:

«Мисс Пристин Вумэнкайнд, блистательная юная звезда, открытая «Корпорацией Берроуза», украсит церемонию вручения «Золотого Мяча» чемпионам Малой бейсбольной лиги. Об этом сообщил сегодня Ирвин Кан, пресс-секретарь мистера Берроуза».

Значит, у Сэма Берроуза имелась еще и своя пресс-шавка, в придачу к Бланку и прочим хмырям… Да, Берроуз подсунул девчонке ту наживку, которую она сама хотела. Теперь можно спокойно подсекать, не боясь нарушить предварительную сделку. А они ведь наверняка друг с другом договорились. Каждый будет теперь по-своему блюсти условия.

— Рыбка попала в глубокий аквариум, — пробурчал я себе под нос. — Вряд ли бы нашелся в Америке другой мужик, кроме Сэма, кто сумел бы удержать возле себя придурковатую Прис. Да еще потворствовать всем ее прихотям.

У статейки имелся броский заголовок: «БОЛЬШАЯ ЛИГА ВРУЧАЕТ ЗОЛОТОЙ МЯЧ ЧЛЕНАМ МАЛОЙ ЛИГИ». Свинство какое-то получается: Прис — «большая лига»… для «маленьких членов». Тьфу!

Проштудировав материал дальше, я узнал, что мистер Берроуз раскошелился на униформу и снаряжение игроков. Наверное, сам рассчитывает хапнуть приз. Стал бы он просто так финансировать бейсбольную команду. Это же надо додуматься — вручать награду самому себе. Он и на призах, может, с тыльной стороны выбил:

КОРПОРАЦИЯ БЕРРОУЗА.

Конечно, с лицевой стороны для вида напишут название спортивного клуба или школы, из какой ребята приехали.

Я не сомневался, что Прис действительно счастлива. В конце концов, Джейн Мэнсфилд[17] начинала с того, что получила титул «Мисс Ровная Спинка», а выдвинула ее ассоциация знахарей-хиропрактиков. Это был ее первый выход в свет. В те дни Джейн слыла ярой фанатичкой вегетарианства.

«Итак, смотрите-ка, какое будущее может открыться перед Прис, — заметил я сам себе. — Сначала она вручает призы бейсболистам. Потом резко набирает крутизну. Быть может, Берроуз сумеет пристроить в «Лайф» снимки обнаженной Прис. Дело нехитрое, они печатают такие фотографии еженедельно. Девчонке светит ни много ни мало, как прославиться на всю Америку. Перенапрягаться не нужно — всего лишь сбросить прилюдно одежки да покрутить задом перед фотографом. Вряд ли это труднее, чем делать то же самое в уютном гнездышке перед светлыми очами Сэма Берроуза».

«Потом она сможет ненадолго выйти замуж за президента Мендосу. Он был женат, но разве это помеха — всего-то сорок один раз. Правда, всегда не более чем на неделю… Или же, на худой конец, Прис могут пригласить на одно из холостяцких сборищ в Белом доме. Или прошвырнуться по дальним морям на президентской яхте. Или какой-нибудь уик-энд на роскошном спутнике, где президент проводил свое свободное время. Особенно на эти холостяцкие сборища: девушки, которые там появляются, никогда не попадают туда дважды. Успех им гарантирован, теперь все двери перед ними открыты, особенно на ниве увеселительных мероприятий. Поскольку если президент Мендоса не побрезговал, значит, любой мужчина в Штатах непременно возгорится к девочкам желанием, так как все знают невероятно тонкий вкус президента Соединенных Штатов, равно как и то, что он первым производит отбор…»

Подобные мысли отлично мостили в моих мозгах прямую дорогу в безумие.

«Сколько времени потребуется Берроузу? Хотел бы я знать! Недели? Месяцы? Сможет ли Сэм провернуть это прямо сейчас, или же ему придется поднапрячься?»

Неделю спустя, проглядывая обзор телепередач, я обнаружил Прис в списке участников еженедельного шоу, спонсируемого берроузовской компанией по производству корма для собак. Согласно объявлению, Прис играла девушку в риског ванном трюковом номере: в нее метали горящие ножи, в то время как она наяривала шотландский танец, одетая в один из новомодных прозрачных купальников.

Я на всякий случай припрятал программку от Мори, но он все-таки на нее наткнулся. За день до передачи он позвал меня к себе и сунул злополучную страницу под нос. В журнале тиснули небольшое фото Прис, правда, только голову и плечи. Однако же снимок таил в себе явный подвох.

Фотограф сумел щелкнуть Прис так, что создавалось впечатление, будто она в неглиже. Вот тебе и плечи! Мы созерцали снимок со свирепым отчаянием. И все же маленькая мерзавка определенно выглядела счастливой. Вероятно, так оно и было…

За ее спиной на снимке виднелись зеленые холмы и гладь озера. Естественные, здоровые чудеса Земли. И на их фоне — смеющаяся, черноволосая девушка, полная жизни, возбуждения и энергии. Переполненная — будущим.

Будущее принадлежит ей, понял я, рассматривая снимок. Появится ли она обнаженной на пледе из козьей шерсти, окрашенном растительными красками, станет ли любовницей президента на пару деньков или будет плясать сумасшедший танец, голая до талии, пока в нее швыряют горящие ножи во время идиотской телепередачи. — Прис останется такой же подлинно прекрасной и удивительной, как холмы и озеро. И никто не в состоянии это разрушить или испортить. А что имеется у нас с Мори? Что мы можем ей предложить? Только скуку кромешную. Что-нибудь, от чего идет зловонный душок отнюдь не завтрашнего, а вчерашнего дня, трупный смрад прошлого… Возраста, горя и старухи-смерти.

— Дружище, — сообщил я Мори, — хочу смотаться в Сиэтл. Он промолчал, тупо уставившись на страницу телеобзора.

— Мне, если честно, сейчас наплевать на симулакры, — вновь начал я. — Прости, что так говорю, но это правда. Я хочу только смотаться в Сиэтл и посмотреть, как она там. Может быть, после этого…

— Ты не вернешься. Вы оба не вернетесь.

— Постараемся все-таки вернуться.

— Побьемся об заклад?

Я заключил с ним пари на десять баксов. А что еще мне оставалось делать? Лицемерно надавать обещаний, которые я, вероятно, не смогу или не захочу исполнить.

— Я угроблю «Объединение Р и Р», — заметил Мори.

— Вполне возможно, но мне все равно надо ехать. Вечером я начал собирать вещи. Заказал место в реактивном «Боинге». Он вылетал в Сиэтл следующим утром, в десять тридцать. Сейчас меня уже ничто не держало. Я даже не стал звонить Мори. Зачем лишний раз расстраивать его, тратить время и молоть бесполезную чепуху? Он ничего не мог поделать. А я? Это мы еще увидим.

Мой «сервис» 45-го калибра был слишком громоздким, поэтому я упаковал пистолет поменьше, 38-го калибра, завернув в полотенце вместе с коробкой патронов. Я никогда не слыл метким стрелком, но, думаю, сумел бы пристрелить какого-нибудь гада в пределах комнаты обычных размеров, а может, и в более объемном помещении. Где-нибудь в ночном клубе или театре. Если дела примут скверный оборот, я смогу испытать оружие на себе. Вот уж во что я точно попаду с первого раза, так это в собственную дурную башку…

Так как мне нечего было делать до утра, я уселся с копией «Марджори Морнингстар», которую одолжил мне Мори. Вполне возможно, это была та самая книжка, что давным-давно читала Прис. Я листал эту гадость не ради удовольствия, а чтоб поглубже нырнуть в ту бездну, имя которой «душа Прис».

Утром я встал рано, помылся-побрился, съел легкий завтрак и отправился в аэропорт Буаз.