Кунсткамера

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Рассказана история первого общественного музея России. Прочитаны страницы героических биографий. Совершена экскурсия по странам и континентам. Остается произнести слова благодарности тем, кто дает жизнь Кунсткамере — Музею антропологии и этнографии сегодня, кто превратил ее из царской сокровищницы в источник познания мудрости и культуры народов, кто пополняет ее собрания, кто заставляет "говорить" уникальные творения рук человеческих.

Им, моим друзьям и коллегам, труженикам этнографической науки, я хочу посвятить несколько слов.

Посетителям музея может показаться, что за дверьми, на которых висят таблички с традиционной надписью: "Посторонним вход воспрещен", скрыто самое сокровенное. Это неверно. Там, за дверьми, — множество книжных полок, ящики с выписками из книг библиотечных фондов страны и мира, специальные шкафы с описями тех коллекций, которые выставлены в музейных залах или хранятся в фондах. Здесь работают научные сотрудники Института и музея. Они стремятся узнать как можно больше о культуре и быте народов и рассказать о них всем. Они обогащают нас знаниями, которые наполняют наш ум, нашу память.

Труд их сложен. Он требует таланта и усидчивости, он чаще приносит огорчения, но зато редкая удача дарит безмерную радость.

В мире сегодня живет свыше двух тысяч народов. Каждый из них говорит на своем языке, каждый создает свою культуру — частицу мировой цивилизации. Один народ не похож на другой, но все вместе они составляют человечество. Чтобы познать человечество — нужно знать все народы земли. Задача трудная, огромная, но разрешимая. Этнографы изучают народы, живущие сегодня и жившие когда-то. Самой профессией этнографы призваны путешествовать по странам и континентам, изучать сегодняшний, вчерашний и позавчерашний дни планеты.

Путешествие по современным странам требует специального снаряжения и транспортных средств. Путешествие в прошлое часто совершается с помощью книги, блокнота, карандаша. Обе экспедиции выглядят простыми. На самом деле они — дороги в незнаемое. На маршруте обеих много дорожных развилок. Куда пойти? Может быть, проще и легче вернуться? Легче, спокойней, но недостойней. Путь в науку всегда сложен, на нем подъемы и спуски, рытвины и ухабы. Бывает, нужна целая жизнь, чтобы, пройдя все тернии, достичь цели.

В традиции первого русского этнографического центра есть такой период, который называется "полевым сезоном". У геологов и археологов "полевой сезон" чаще приходится на весну и лето, когда земля освобождается от снега и раскрывает тайпы своих недр. У этнографов "полевой сезон" — круглогодичен. Ведь для человека смена времен года — это смена занятий, одежды, семейных и общественных торжеств. Значит, чтобы узнать жизнь, культуру, быт и традиции людей, надо видеть их, быть с ними в разные времена года. Полевой сезон этнографов, которые трудятся в старинной Кунсткамере, в московской части Института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР, в Государственном музее этнографии народов СССР, что расположен рядом с Русским музеем в Ленинграде, может начаться в любой день.

От берегов Невы по обширным просторам нашей страны и далеко за ее пределы протянулись маршруты этнографических экспедиций. Этнографы едут на стойбища оленеводов тундры — ненцев и чукчей, к охотникам тайги — кетам и эвенкам, к рыболовам Амура и Колымы, к скотоводам Тувы и Средней Азии, в горные аулы Дагестана и Памира, в русские города и села великой Русской равнины и древней Помории. Они подолгу живут на Гуцульщине и в Полесье, их можно встретить в зимовьях эскимосов Эквена и рыбацких поселках острова Сааремаа. Нет такого уголка нашей многонациональной Родины, где бы не побывали этнографы.

Двадцатилетней девушкой выпускница этнографического отделения Ленинградского университета Глафира Макарьевна Василевич впервые села на эвенкийского верхового оленя. Прошло четыре десятилетия: за это время она прошла и проехала по всем эвенкийским тропам от берегов Тихого океана до Урала. Она помогла этому многотысячному народу Сибири и Дальнего Востока создать письменность, букварь, первые учебники родного языка. Вся ее жизнь была связана с воссозданием истории и культуры эвенков. В стенах старинной Кунсткамеры она обрабатывала полевые записи, создавала труды о разных сторонах жизни народа, которого прежде называли "тунгусами". Помните, Пушкин выражал надежду, что его стихи будет читать "и ныне дикий тунгус". Эвенки читают и знают Пушкина, он переведен на их язык. Давно нет с нами замечательного русского, советского ученого Г. М. Василевич, но и сегодня на просторах тайги эвенки рассказывают легенды о "русской матери-учительнице Глафире".

А на берегу Ледовитого океана на полуострове Таймыр нганасаны-оленеводы и охотники тундры вспоминают русского учителя и друга Андрея Александровича Попова. Много полевых сезонов провел с нганасанами Андрей Александрович. Он учил их грамоте и новым приемам охоты и рыболовства, когда лук со стрелой заменило ружье, а вместо перегораживания реки начали применять ставную сеть. В честь несколько странного русского, приехавшего из невообразимого далека, во многих семьях родившимся мальчикам давали имя "Андрей", многие принимали его фамилию "Попов". По поверьям нганасан вместе с именем перейдут на их детей и лучшие качества русского — ум, смелость, доброта, благородство. Большая книга, написанная Андреем Александровичем и названная просто "Нганасаны", поведала миру о маленьком и самобытном народе северных окраин Сибири. Многие годы, проведенные в приарктической тундре, придали характеру А. А. Попова задумчивость и сосредоточенность, казавшиеся мрачностью, что пугало молодых сотрудников при первом знакомстве, но проходили первые минуты и перед собеседниками представал улыбчивый, жизнерадостный и обаятельный человек. И все же у него были свои странности: его трудно было, например, уговорить лишний раз съездить в соседний город, а на Таймыр он собирался в считанные часы.

За дверьми служебных кабинетов сектора народов Сибири портреты Андрея Александровича Попова и Глафиры Макарьевны Василевич висят рядом с портретами В. Г. Богораза и Л. Я. Штернберга.

Романтика странствий придает этнографической специальности особую привлекательность, однако в поездке к людям много нелегкого. Меняются привычный быт, временно установившиеся связи, ритм рабочего дня. В поле этнограф прекращает работу только на время сна. Бывает, по счастливой случайности тебя попутно забросят на самое дальнее стойбище, в труднодоступное горное селение, а потом проходят дни и недели, и нет такого же случая и нет возможности выбраться в другое место. Меняешь планы, живешь и работаешь там, где оказался. Огорчения от задержки уже не вспоминаешь при разборе материала дома, в Ленинграде. Если ты пробыл долго, ты и увидел, и узнал больше.

У каждого этнографа опыт полевой работы — обязательный критерий уровня профессионализма. Поле для него — это воздух науки и жизни. В любую пору года он собирается в дальний поход за знаниями, за коллекциями, которые войдут в экспозиции музея, станут основой новых исследований.

Экспедиции снаряжаются не только по нашей стране, но и за ее пределы. В жизни МАЭ и советской этнографии памятны работы Юлии Павловны Аверкиевой-Петровой и Ирины Александровны Золотаревской у индейцев Северной Америки, Георгия Адамовича Гловацкого и Николая Николаевича Чебоксарова в Китае. В 1970-х годах самыми знаменитыми стали две поездки советских этнографов по океаническим маршрутам Н. Н. Миклухо-Маклая на научном судне АН СССР "Дмитрий Менделеев". Этнографы Ленинграда и Москвы побывали в знаменитой деревне Бонгу на берегу Маклая в Новой Гвинее. Они не только оставили на утесе, где более века назад любил сидеть наш великий соотечественник, памятную плиту, но и собрали новый материал и новые коллекции, отражающие жизнь и культуру папуасов. Нашим современникам представилась редкая возможность установить изменения в традиционной культуре и обычаях народа за последние 100 лет. Тысячи миль, рассекая волны, шел корабль науки, и всюду, где были стоянки, на берег сходили этнографы. Их трудами пополнилась выставка предметов в залах Океании и Австралии, открылись новые страницы жизни народов бесчисленных островов Тихого океана.

Модель плота "Кон-Тики".

Несколько лет вместе с индийскими учеными работают советские этнографы и антропологи в Индии. Они побывали в разных районах, изучали кастовый и племенной состав огромной страны Азии. И во Вьетнаме работали ленинградские и московские этнографы, проходили тропами в джунглях к цели своей экспедиции — горному селению ман, к памятнику древней цивилизации.

Пройдите по залам музея, по залам бывшей Кунсткамеры, и вы увидите новые материалы, которые поступили в собрание вещественных памятников за последние три десятилетия. Здесь дары знаменитого путешественника Тура Хейердала, и среди них модель легендарного плота "Кон-Тики". Кубинские ученые тоже прислали свои коллекции; уникальные предметы и копии величественных памятников древности поступили в дар из Мексики, Дании и многих других стран мира.

Особая история у новых коллекций из Японии. В конце 1950-х годов японские этнографы обратились к ленинградским коллегам с просьбой собрать для их музея подлинный материал о культуре и быте двух сибирских народов. Ленинградские этнографы Людмила Васильевна Хомич и Евгения Алексеевна Алексеенко вместе со своими товарищами отправились в экспедицию. Одна в ненецкую тундру, другая в Туруханский район на Енисей. Там они собрали образцы одежды, модели жилищ и транспорта, предметы повседневного быта ненцев и кетов. Приняв редкий дар, японские этнографы отправили на берега Невы свою коллекцию, рассказывающую о театре, религии, праздниках и обычаях японского народа.

Музейный экспонат — это всегда предмет, бывший в употреблении у далекого или близкого народа. Вот маска чудища из религиозной ламаистской мистерии "Цам" дореволюционной Монголии. Ее надевали признанные и начинающие артисты, она служила долго, но однажды ее увидел Петр Кузьмич Козлов и приобрел для музея. Через пустыни и горы вместе с бронзовыми курильницами и сосудами маску привезли в город на Неве. Маска стала экспонатом. Получила от главного хранителя фондов музея свой номер и уже никогда не вернется на подмостки перед ламаистским храмом.

Изъятая из быта вещь не возвращается в быт — таков незыблемый принцип музейного хранения, который в истории Кунсткамеры был нарушен один раз — во время царствования Анны Иоанновны (для ряжения придворных — участников "Потешной свадьбы").

А разве не заманчиво было бы облачиться в подлинные кунсткамерные доспехи для съемок какого-нибудь киносюжета из эпохи феодализма? Илья Яковлевич Треногов, проработавший на посту главного хранителя фондов МАЭ почти полвека, обычно говорил членам съемочных групп "Ленфильма", "Мосфильма" или иных студий: "Вы уважаете Эйзенштейна, я тоже. Так для съемок Ивана Грозного он не требовал "шапку Мономаха" в натуре, он делал ее копию. У нас такие же бесценные предметы. Сделать копию мы разрешим, но не больше".

Мало приобрести предмет для музея, его еще нужно сохранить, уберечь от порчи временем. Его нельзя прятать, его нужно показывать всем и каждому. Этим нелегким делом заняты работники фондов Музея Антропологии и Этнографии. Для них примером служат труд и жизнь И. Я. Треногова. Он, окончив этнографическое отделение Ленинградского университета в начале 1930-х годов, пришел на работу в фонды МАЭ. Отсюда он ушел на фронт, закончил войну осенью 1945 года в Маньчжурии. В высоком воинском звании и со многими боевыми орденами и медалями вернулся И. Я. Треногов вновь в отдел фондов. Многим ему обязаны музей и молодежь, пришедшая на смену. Для нее примером служит и беззаветная работа в дни блокады истощенных голодом и измученных холодом музейных работников, которые спасли от вражеских бомб и снарядов бесценные сокровища мировой культуры.

Японские игрушки.

Хранятся экспонаты главного этнографического собрания страны в старинных академических зданиях на Стрелке Васильевского острова. Им уготована долгая жизнь, потому что у них заботливые опекуны и стражи. Кладовые фондов МАЭ — воистину заповедная часть музея. Туда доступ открыт только сотрудникам, ученым или художникам, надумавшим, например, перенести древний узор тлинкитов — индейцев северо-западного побережья Америки — на современные шторы для окон или на ткань для женского платья.

Едут экспедиции в сегодняшний день, изучают народы, чтобы восстановить их историю, показать роль каждого из них в развитии мировой цивилизации. На земле свыше двух тысяч народов, и подавляющее большинство их не имело прежде письменности, как не имели письменности и практически все народы окраин царской России. Национальная письменность к народам Сибири и Дальнего Востока, Севера и Средней Азии пришла вместе с победой Советской власти. Отсутствие письменности не значило, что пароды не имели истории. Восстановить их историю и стало задачей прежде всего этнографов. И советские этнографы отправились в путешествие. Они собирали старинные предания, изучали древние социальные отношения и обряды. Сидя за письменным столом, проникали в тексты иноязычных памятников, пытались найти упоминание об изучаемом народе, листали хроники близких и дальних соседей, исследовали археологический и антропологический материал. Шаг за шагом, страница за страницей восстанавливалась история народа.

Леонид Павлович Потапов, долгие годы руководивший ленинградскими этнографами и обоими этнографическими музеями Ленинграда, связал свою жизнь и научную судьбу с тюркскими народами Южной Сибири. За его плечами десятки полевых экспедиционных исследований, тысячи просмотренных и изученных музейных предметов в музеях страны и за рубежом, многие сотни страниц переведенных старинных письменных памятников — хроник, летописей, рукописей. Нет такого урочища или аила на Алтае, в Саянах, в Минусинской котловине или Кузнецком Алатау, где бы не побывал профессор Потапов. Сегодня, продолжая активно трудиться, он любит показывать ученикам домашний архив — многие папки записей, добытых в незабываемое время "полевого сезона". "У меня на четыре жизни есть работа", — улыбаясь, говорит Леонид Павлович. Каждый день в шесть утра он садится к письменному столу, и вязь мелких букв сплетается в повествование об истории тюрков. Четыре народа нашей страны — алтайцы, шорцы, хакасы и тувинцы — обязаны лауреату Государственной премии СССР Леониду Павловичу Потапову тем, что имеют сегодня свою написанную историю.

Дощечки "ронго-ронго" с острова Пасха.

Фрагмент.

В истории мировой культуры есть и такие народы, предки которых имели письменность: древние мудрецы замысловатыми знаками фиксировали деяния царей. Для того чтобы узнать, что происходило пять тысяч лет назад в долине Инда, где археологи нашли города, покинутые еще во II тысячелетии до нашей эры, нужно прочитать письменные знаки на печатях, кирпичах и сосудах. А знаменитые таблички "ронго-ронго" (что означает "говорящие дощечки") с острова Пасха, разве не скрывают они загадочную историю каменных изваяний древних рапануйцев? Как прочесть эти дощечки, если нынешние рапануйцы не знают знаков письменности своих предков?

Самобытная культура древних майя оставила иероглифическое письмо на каменных стелах, воротах, фресках, на свитках. Сначала ацтеки, а затем испанские завоеватели уничтожили людей, знавших это письмо, и сегодня среди двухмиллионного населения майя нет ни одного человека, владеющего письмом древних. Так же когда-то было с письменностью народов Древнего Египта, Ассирии, Вавилона. Через другие письменности, через годы и десятилетия труда ученые нашли ключ к известиям первых цивилизаций долины Нила, междуречья Тигра и Евфрата.

Овладение письменностью индийской культуры, острова Пасха, майя — много трудней. Есть набор сложных и простых знаков, короткие или сплошные, без точек и запятых, тексты, но неприменимы к их расшифровке уже известные науке принципы. Правда, монах Диего де Ланда, уничтожавший в середине XVI века и письменные памятники майя и создателей их, оставил толкование нескольких майякских знаков, но прочесть с его помощью сохранившиеся тексты нельзя. А как нужно прочесть! Как нужно, например, найти и прочесть неразгаданную письменность Анд! Завоевав обширные просторы современных Перу, Эквадора, Боливии и части Чили, покорив родственные самим себе племена, инки создали могучую империю. Прежние традиции употребления письменных знаков инками не поощрялись. Предания повествуют, что высшие священники инков пользовались письмом для составления летописи событий. Испанцы уничтожили всех инков — представителей правящего рода, дабы покоренный народ не имел вождей и не мог сопротивляться. Ушли из жизни те, кто еще мог знать смысл знаков андского письма. До наших дней дошли только отдельные знаки и предания о спрятанных где-то в горах или на дне озер вместе с инкскими сокровищами и свитках с записями. Найти бы эти свитки! Прочитать бы их! Какие бы бесценные сведения о жизни, делах и людях этого легендарного царства открылись нам!

Инкские летописи на андской письменности еще надо найти, а тексты древних майя, рапануйцев и создателей Харапской цивилизации в долине Инда есть. Но и они не донесут до нас вести из далекого прошлого, пока мы не прочитаем их.

Пять тысяч лет назад, когда расцветала Харапская цивилизация, на берегах Инда не было у нее близких соседей, владевших письменностью. Такими же одинокими, хотя и относительно недавно — всего около половины тысячелетия назад, были и майя, и рапануйцы. Как же открыть тайную дверь в загадочный мир? Что может быть подобием сказочного слова "Сезам"?

Долгим был путь поисков, и начинался он в музейных залах Кунсткамеры. Из океанических странствий привез на берега Невы с острова Пасха Миклухо-Маклай деревянные дощечки, похожие на лопасть большого весла. Дощечки испещрены вязью знаков, напоминающих рисунок орнамента, где изображены люди, животные, растения. Рисунчатая лента непрерывно опутывает дощечку, и нет у нее ни начала ни конца. Как будто нет. Не. все соглашались с тем, что дощечки несут письменные знаки, что они могут быть страницей или главой книги древних.

У музейной витрины с дощечками рапануйцев подолгу стоял юноша Борис Кудрявцев, член школьного кружка музея. Ему даже разрешали открывать стекло, брать дощечки в руки, рассматривать их со всех сторон. Перед Великой Отечественной войной Борис пришел к заключению, что на дощечках с острова Пасха — знаки письменности, что в сплошной ленте можно выделить блоки знаков, которые могут обозначать имя собственное, так как они начинаются изображением человечка. Борис не дожил до Победы, не дожил до дня, когда его открытие было напечатано в научном издании музея, но он сделал первый шаг вперед на долгом пути.

Также школьником в довоенном Харькове Юрий Кнорозов узнал о неразгаданных письменах майя. Потом была война, была Победа и учеба на кафедре этнографии исторического факультета Московского университета. На первом курсе студент Кнорозов по предложению профессора С. А. Токарева взялся за тему о письменных знаках майя. Он изучал культуру и историю этого народа, а в экспедиции ездил в Среднюю Азию. И в экспедиции свободное время он отдавал древним майя и поискам путей к разгадке их письменности.

Становясь этнографом, Юрий Валентинович Кнорозов начал понимать роль языка в формировании самобытной культуры народа, в передаче ее от поколения к поколению. Важным был вывод, который теперь звучит аксиомой: если в языке, меняющемся на протяжении столетий, есть формы грамматического строя и основного словарного фонда, сопротивляющиеся времени, то можно через живой язык потомков найти разгадку письменного языка их предков. Большинство современных майя считают испанский язык родным, но еще многие говорят по-майякски. Язык майя Гватемалы и Мексики известен, составлены словари и грамматики. Итак, считал Кнорозов, нерасшифрованной письменности древних майя надо найти языковое соответствие в современном мире.

Начался длительный методический подсчет повторяемости знаков в древних текстах, сопоставление с частотой повторений тех или иных частей современного языка. Так были найдены служебные слова, глагольные формы, существительные. Чисто лингвистические данные привели Кнорозова к написанию грамматики письменности майя. Общие этнографические сведения открыли путь к именам собственным, к религии майя, их героям легенд и преданий.

Письменность майя была расшифрована, и тексты прочитаны. За выдающиеся достижения в науке Юрий Валентинович Кнорозов был удостоен звания лауреата Государственной премии СССР.

Сегодня в нескольких служебных кабинетах Кунсткамеры — МАЭ — трудятся члены группы по дешифровке древних письменностей, которую возглавляет Ю. В. Кнорозов. У этой группы на очереди письма рапануйцев и народов долины Инда. Уже много сделано для прочтения "ронго-ронго", собран и издан материал по фольклору и этнографии аборигенов острова Пасха, но тексты оказались особо сложными, и впереди много работы. Решена самая трудная на начальном пути задача для будущей расшифровки харапских надписей. Ленинградские ученые, опирающиеся на этнографические данные, сделали безупречный вывод об этнической принадлежности создателей Индской цивилизации. Ее создали дравидоязычные пароды, которые до прихода в Индию индо-ариев (а они пришли только в XIII–XII веках до н. э., когда уже минуло почти четыре столетия со времени гибели харапской культуры), населяли и долину Инда и практически весь Индостан. Современные дравидоязычные народы живут на юге Индии и на севере Шри Ланка, их более ста миллионов, а в зоне древнеиндийской культуры сохранились брагуи — родственники по языку дравидам, возможные потомки древнейшего населения этих мест. Если известна языковая принадлежность создателей протоиндийского письма, то есть надежда, что археологи найдут новые и более обширные тексты, а группа Кнорозова подберет к ним ключ, и мы с вами получим известия о жизни, деятельности и чаяниях тех, кто начинал историю цивилизации на просторах Южной Азии.

Написанные истории бесписьменных прежде народов, дешифрованные письменности древних, разгаданные тайные заселения островов. Океании, континентов Австралии и Америки — все или почти все начиналось в научных кабинетах Кунсткамеры — МАЭ — Института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР. II всякий раз оказывал помощь ученому музейный экспонат. Потому его и называют бесценным. В нем самом, в его форме, материале, украшении, как в сложнейшей ЭВМ, заложена память веков и поколений.

Не торопитесь проходить музейные залы, остановите взгляд на том, что видите, задумайтесь и представьте, сколько времени и какое расстояние пришлось преодолеть каждому предмету до этой встречи с вами?

Кунсткамере и ее первым коллекциям уже более 265 лет. Смотрите, вглядывайтесь в произведения рук человеческих и помните о тех, кто собрал и сохранил все эти богатства для вас. Помните о тех, кто начинал познание народов России и мира, кто продолжает гуманную традицию русской науки сегодня. Спасибо им за труд во имя людей и для блага людей.