Курская дуга

6

— Шофер, останови, пожалуйста… Я выйду, — сказал Дмитрий, заметив на бугре ветряную мельницу с одним крылом.

Угостив водителя папироской, он быстро зашагал к мельнице. Ее крыло, как стрела, указывало путь на север. На серых досках стояли огромные белые буквы: ХК. «Хозяйство Курбатова», — подумал Дмитрий. За бугром на опушке леса виднелись заснеженные треугольники крыш какого-то села. Ярко искрился снег. Ветер был сильный, но теплый, чувствовалось приближение весны.

В селе Дмитрий представился коменданту, и тот приказал связному «указать гвардии майору землянку, отведенную для корреспондентов». Связной повел Дмитрия по тропинке к лесистому оврагу.

Склон оврага был похож на соты, в него врезались и глубоко ушли под землю десятки землянок и блиндажей. Спустившись, связной остановился у фанерной дверцы.

— Это ваша землянка, товарищ гвардии майор. Разрешите быть свободным?

— Да, можете идти!

Катя Сенцова, приоткрыв дверцу, выглянула из землянки.

— Дмитрий Андреевич, мы вас так ждем! Руку вылечили? Как ваше здоровье? Рассказывайте!

— Сейчас все хорошо, а было неважно, чуть без руки не остался.

— Вот вам и царапина… Да что ж мы стоим у порога? Заходите, пожалуйста.

Дмитрий вошел в землянку и осмотрелся.

— Просторная, стильная, все под березу. Даже электрический свет есть. Где это вы взяли крышку от рояля?

— Бойцы из какого-то немецкого блиндажа принесли. На ней спят Бобрышев с Гайдуковым. Александр Грачев прозвал их роялистами.

Дмитрий улыбнулся.

— А где наши товарищи?

— Пошли получать сухой паек. Мы решили проводы устроить Гайдукову. Он был у нас несколько дней, полосу готовил о снайперах. Я теперь не только фотокорреспондент, но и домашняя хозяйка. Вот попробуйте мой обед!

— А какие новости на фронте?

— Наши войска освободили Льгов, Дмитриев-Льговский, Севск и закрепились. Вынужденная передышка. Не за горами распутица. Да, Дмитрий Андреевич, — спохватилась Катя, — вы, правда, из госпиталя, но все равно — танцуйте. Вам два письма. Одно из Харькова…

— Там у меня бабушка. Где письмо? — Распечатав конверт, он метнулся к окну. — Она жива, но болеет. В Харьков зовет, повидаться хочет.

— Видите, какая у меня легкая рука, недаром я бережно хранила ваши письма, — встряхнув золотыми кудряшками, проговорила Катя.

Дмитрий вскрыл второе письмо и стал читать про себя:

Он снова перечитал письмо. Ему стало жарко от какого-то нового, непонятного чувства, и он расстегнул ворот гимнастерки.

В землянку вошел молоденький лейтенант. Отрекомендовавшись порученцем Курбатова, он сказал:

— Товарищ гвардии майор Солонько, командир корпуса просит вас немедленно зайти к нему. Я уже дважды справлялся о вас и только что узнал у коменданта о вашем прибытии.

— Ну что ж, я готов.

— Разрешите вас проводить, — и лейтенант открыл фанерную дверцу.

Спустившись в блиндаж командира корпуса, Дмитрий застал Курбатова сидящим у раскаленной времянки. Генерал, видимо, откуда-то приехал и грел у огня озябшую, покрытую рубцами ногу. Услышав шаги, он оглянулся.

— Дмитрий Андреевич, вот кстати! Что ж это ты расхворался в такое время? В корпус приехали, нет того, чтобы сразу зайти к генералу, изволь посылать за тобой! Старых друзей забывать стал. Запомним это, запомним, — шутливым тоном произнес Курбатов и, натянув сапог, уже серьезно спросил: — А фронтовую газету сегодня читал, знаешь о «тигре»?

— О каком тигре? — удивился Дмитрий.

— Так ты еще не видел газеты?

— Не видел, товарищ генерал.

— Мне недавно принесли ее, прочти на третьей странице статью.

Дмитрий развернул газету.

— Что?! — вырвалось у него. — У гитлеровцев тяжелый танк T-VI — «тигр»! — И он принялся внимательно читать.

«Стойкой пехоте, зарытой в землю, тяжелые танки T-VI не страшны!»

— Рассказы бывалых воинов о том, как они жгли фашистскую броню, — сказал Курбатов, придвигаясь к столу, — это верное лекарство против танкобоязни, оно поможет новичкам. У вас в газете есть уголок юмора — «Прямой наводкой». Отличное название! Я прошу вас, Дмитрий Андреевич, как фронтового поэта, и всех ваших товарищей по перу стать действительно на прямую наводку и открыть огонь по «тиграм». Меткое слово, подобно молнии, вмиг облетит все роты, сделает свое дело.

— Я понимаю вас, товарищ генерал, не так черт страшен, как его малюют. Эта мысль должна пройти через все газетные материалы.

— Вот и отлично, формула найдена. Простыми, понятными словами надо высмеять «неуязвимость» вражеских танков T-VI. — Генерал закрыл печную дверцу и продолжал: — В результате нашего наступления образовался Курский выступ. Площадь его равна двадцати двум тысячам квадратных километров — немало! Это прекрасный плацдарм для фланговых ударов. Мы нависаем над орловской группировкой гитлеровцев и в то же время сковываем врага у Белгорода. Он ведь не может начать широкое наступление, если не срежет нашего Курского выступа.

— Ясно, — сворачивая в трубку газету, сказал Дмитрий, — на Курском выступе дела будут серьезные, и надо уже сейчас готовить к этому войска.

Курбатов достал из портфеля несколько напечатанных на машинке листков:

— В руки наших корпусных разведчиков недавно попала любопытная записная книжка одного немецкого барона, капитана войск СС. Это, брат, документ. Барон, видишь ли, проходил в Германии повышенные курсы танкистов, осваивал «тигры». И зашифровал все, что знал о тяжелых танках T-VI.

— И удалось расшифровать?

— В общем — да… Нам теперь известны данные танковой пушки: калибр — 88 миллиметров.

— Сильная пушка.

— Да, — согласился Курбатов и перевернул листок. — За минуту башня делает один поворот. А о чем это говорит? — повеселел он. — Вот оно, уязвимое место! Башня поворачивается медленно. Есть в «тигре» и еще одна выгодная для нас черта, — усмехнулся комкор. — Вес брони и вооружение солидные, а мотор — всего 600 лошадиных сил. Значит, маневренность танка невысокая. — И Курбатов спрятал листки в портфель.

Дмитрий окинул взглядом блиндаж. В углу за времянкой стояла походная кровать, покрытая серым одеялом, над ней висела маленькая полка с книгами. Все вещи Курбатова умещались в одном чемодане. Генерал, как солдат, не терпел в походе лишнего имущества.

Сам Курбатов на первый взгляд показался Дмитрию помолодевшим. Но это было обманчивое впечатление. Удивительная выправка скрадывала годы, а голубые без старческой мути глаза, несмотря на седые волосы и морщины на щеках, молодили комкора.

Все же Дмитрий заметил, что волосы генерала за очень короткое время сильно поредели. На лбу появилась новая глубокая складка.

Возвратясь в землянку, Дмитрий застал своих товарищей за чтением газеты.

— С выздоровлением тебя! — воскликнул Бобрышев и обнял Солонько.

Грачев, чуть прихрамывая, бросился к Дмитрию.

— Я ради тебя остался здесь ночевать — что ж, думаю, уезжать не повидавшись.

— Спасибо, Александр, молодец!

Гайдуков, пожав Дмитрию руку, спросил:

— Как нравится новость?

— Я только что от Курбатова. — И Дмитрий принялся рассказывать о своей беседе с генералом.

— Николай Спиридонович, надо взглянуть на наш фронт, ты у нас бывший начальник штаба полка, у тебя карта всегда идеальная, сделай одолжение, дай ее, — выслушав Солонько, попросил Гайдуков.

— Можно… Александр, тебе ближе всех, ну-ка, сними с гвоздя мою сумку!

— Приступим к анализу оперативной обстановки, — повернувшись в пол-оборота, шутливым тоном произнес Грачев.

— Ладно, давай скорее сумку!

— Сумку? Пожалуйста!

— Обратите внимание на линию фронта, — начал Бобрышев, раскладывая на крышке рояля хрустящую двухкилометровку, — какое оригинальное очертание! Смотрите… К западу от Курска фронт вклинивается в территорию, занятую врагом, а к востоку от Орла — в расположение наших войск.

— Два плацдарма, — проронил Гайдуков.

— Можно наступать и нам и противнику, — продолжал Бобрышев, — и наносить фланговые удары с юга и севера. Обстановка опасная, острая. Не случайно сюда пришла сталинградская гвардия. Если мы выиграем битву под Курском, то, мне кажется, гитлеровцы не удержатся и на правом берегу Днепра.

— Днепр… — мечтательно произнес Солонько.

Гайдуков взял со столика карандаш и провел им по красноватой жилке шоссе Белгород — Курск — Орел.

— Вот где таится опасность! Здесь гитлеровцы могут нанести удар крупными танковыми силами. Надо учитывать и нежелательный исход сражения. А что, если враг срежет Курский выступ?

— Тогда фронт под Курском превратится в «мешок». Наши войска, расположенные по дуге Курского выступа, будут окружены, и враг сможет начать новое наступление на Москву, — хмуря брови, сказал Бобрышев.

— Николай Спиридонович, сколько прошли гитлеровцы в сорок втором году? — спросил Гайдуков.

— Если взять Юго-Западное направление… то местами до шестисот километров.

— От Томаровки до Курска гитлеровцам надо преодолеть сто двадцать пять километров, а со стороны Орла — всего лишь семьдесят пять.

— Разные годы и разные погоды, — перебил Гайдукова Бобрышев. — Да и мы уже не те, нельзя забывать, дружище, Сталинград.

— Погоди, Бобрышев, ты выслушай меня до конца. Я хотел сказать вот о чем. Когда Гитлер смотрит на Курский выступ, у него горят глаза. Пройти двести километров — и наши войска в котле. Заманчивая штука, не правда ли?

— Еще бы! — кивнул Бобрышев.

— По черным обломкам фашистских машин придем мы к победе и вступим в Берлин! — продекламировал Солонько.

— Вот и «шапка» готова к полосе, о которой я думаю. Стой, это находка! — Гайдуков достал из кармана блокнот, записал стихи.

— А что ж наши союзники?.. Неужели, когда начнется бой под Курском, они не помогут нам, не откроют второй фронт?

— Спешить они, Дмитрий, не будут… А Гитлер соберет под Курском отборные дивизии и новые тяжелые танки… — пощипывая усы, вздохнул Гайдуков.