Квадрат тамплиеров

Глава 5

Гвидо Версавел сломал левой рукой пластиковый стаканчик из-под кофе и кинул его в урну. Он появился в участке в 7.15 свежим и отдохнувшим. Девять часов сна, горячая ванна, и последствия предыдущего дня были нейтрализованы.

Он принес небольшой портативный приемник и поручил все вызовы, связанные с Дегрофом, переадресовывать в 204-й кабинет.

Между тем Версавел еще раз просмотрел отчет, который он писал накануне. Кто-то из коллег знал, что Версавел иногда еще и пишет в свободное время. Два рассказа были опубликованы под псевдонимом, а теперь он еще закончил свой первый роман. Его не волновало, что обычный полицейский отчет написан в слишком хорошем стиле, потому что его волновал родной язык.

Первое сообщение поступило в 8.15.

Некто Арманд Гийоот сообщил, что видел трех марокканцев, шатавшихся на Стин-стрит накануне в 22.30.

– У одного из них была спортивная сумка, – добавил он со смешком.

Версавел поблагодарил и положил трубку. Ничего важного, подумал он. Следующие десять секунд телефон снова звонил несколько раз.

За полтора часа он принял тридцать звонков. Три было от марокканцев о каком-то черном парне и о двух турках. Пожилая дама перепутала «Дегроф. Бриллианты» с «Дэлооф. Газонокосилки в Зедельгеме». Она видела въехавший на стоянку грузовик в ту ночь и слышала звук разбивающегося стекла. Потом оказалось, что «Дэлооф. Газонокосилки» действительно был ограблен в ту ночь.

Версавел также принял пару звонков от шутников. Один был прослежен сразу, потому что горе-хулиган использовал свой собственный телефон. Были еще люди, не знавшие, что их телефон определяется.

Версавел отметил четыре интересных звонка и составил краткий отчет для комиссара Ван-Ина.

Надо отдать должное преступникам, их образ действий был поразительно, вызывающе наглым. Размышляя над их странным поведением, Версавел решил, что, пожалуй, меньше всего это похоже на желание специально привлечь чье-то внимание. Он отлично знал, что в этом месте почти совсем замирает жизнь после 22.30.

Взломщикам, вероятно, был хорошо известен этот факт. В большинстве магазинов в 22 часа с помощью таймера автоматически включалась витринная подсветка.

Времена, когда свет можно было бессовестно жечь, ушли в прошлое. Экономия электроэнергии была теперь в моде. К тому же это было дешевле и экологически корректно, клиентам нравилось такое поведение.

Даже полицейские патрульные ничего бы не заподозрили, если бы увидели двоих, работающих за витриной, они также не придали бы этому значения, как и пара Корнёйт, ведь хозяева часто работали допоздна.

Голландцы стояли несколько минут напротив и поэтому могли дать детальное описание. Версавел в этом смысле отдал им предпочтение и для более полного описания предложил им прийти в 14.30, надеясь, что к тому времени вернется Ван-Ин.

Два других полезных информатора слышали глухой взрыв где-то между одиннадцатью и полуночью. Один сказал, что это прозвучало как ружейный выстрел, а пожилая женщина, проживавшая в обшарпанной квартире за углом в Клейне на Сен-Аман-стрит, была потревожена глухим хлопком и решила, что это бабахнул неисправный глушитель.

Версавел знал, что Ван-Ин будет заинтересован. У них имеются в распоряжении четыре полезных свидетеля, и это более чем достаточно, чтобы осчастливить заместителя прокурора Мартенс.

Де-Kи не показывался в то утро. Ван-Ин позвонил ему вечером, чтобы сказать, что он назначил встречу на девять с Дегрофом для стандартного допроса. Он решил встретиться с ним пораньше, чтобы разрулить ситуацию.

Если все пойдет по плану, то все закончится обычной писаниной и отправится файлом в прокуратуру.

Так, по крайней мере, полагал Версавел.

Ван-Ин плохо спал. Дело Дегрофа выбило его из колеи, и это ему не нравилось. Когда он пришел в полицию, Брюгге был тихим кладбищем провинциального захолустья. Утешение для горожан, но не для полицейского. Серьезные преступления были редкостью.

Ван-Ин дослужился до помощника комиссара и начальника отдела специальных расследований, и все это время он жаждал особого дела. Этого не произошло, и его энтузиазм угас. Ему до зубовного скрежета надоели бумажная рутина и мелкие интриги. Так прошли годы.

И вот теперь чем больше он думал об этом расследовании, тем яснее понимал, что дело Дегрофа – то самое экстраординарное, чего он когда-то ждал.

Тот факт, что на Де-Ки оказывается давление, заставил Ван-Ина насторожиться. События той ночи были слишком странными, но не трагичными. И тогда выходит, что есть еще какая-то причина, по которой Дегроф-старший был вынужден прибегнуть к «тяжелой артиллерии» – надавить на Де-Ки. И комиссар был преисполнен решимости докопаться до этой причины, чего бы ему это ни стоило, даже ради того только, чтобы произвести впечатление на очаровательного заместителя прокурора Ханнелоре Мартенс.

После обычного критического осмотра своего тела перед зеркалом, когда он вспоминал, как все было прежде, Ван-Ин принялся искать свой лучший костюм.

Он выбрал один из трех имеющихся у него в наличии галстуков и повязал его как полагается. День святого Валентина 1984 года, грустный и памятный. Его последний ужин при свечах с Соней. Тогда они зарезервировали столик в «Де-Зевенд-Хемель» в уютном местечке на Вал-сквер. В ту ночь он был на седьмом небе от счастья.

Ресторан обанкротился пару месяцев спустя, так же как и его брак. Соня получила мебель и то, что осталось от их сбережений. Ван-Ин взял кредит – пару миллионов франков, чтобы компенсировать плату за дом. Кредит стоил ему двадцать четыре тысячи франков ежемесячно.

Он должен был платить почти тридцать пять тысяч, чтобы удержать за собой дом, но оно того стоило. Это был дом его мечты. Он был счастлив в нем, как ребенок.

Пожилая старая дева жила тогда в нем, она готовила ему блины почти каждую среду. Он полюбил Ветте-Виспорт и дом в конце Моэр-стрит, верхнюю комнату, где он вставал по часам, твердый дубовый стол у окна, винтовую лестницу, ведущую в сад, на берегу канала, темный сводчатый подвал, стянутый паутиной, скрип деревянного пола наверху. Дом, окутанный уютом, сплетенным лучами света, проникавшего сквозь зеленые стекла окон, спокойствием, не оставлявшим его никогда.

Они решили жить в этом месте, когда он уже стал старше. Дом был выставлен на продажу в 1978 году, когда он и Соня были женаты уже четыре года. Ван-Ин согласился на непомерную цену. Как и он, Соня была полна энтузиазма. В юношеской наивности они пошли на очень большой кредит. Она работала день и ночь, чтобы заплатить за дом своей мечты. Она была шеф-поваром в эксклюзивном ресторане Брюгге и зарабатывала гораздо больше, чем молодой полицейский. Она выжимала себя до седьмого пота.

В 1984 году, когда худшее, казалось, было позади, их брак распался.

Долгими вечерами Ван-Ин чувствовал себя одиноким. Он рухнул в объятия молодой коллеги, польстившись на ее прелести, и наслаждался короткими и страстными отношениями с девятнадцатилетней девушкой. Она была ненасытной, пока не поняла, что Ван-Ин не сможет продвинуть ее карьеру, он сам недавно получил повышение, став инспектором. Она бросила его, как кусок грязи, а Соня узнала об этом на следующий день.

Ван-Ин не пытался понять, что случилось с их браком, который мог быть прекрасным, но теперь это было уже слишком поздно. И жалость к себе в таких делах – плохой помощник.

Его темный костюм делал его более стройным, что его заметно порадовало. Он дошел до угла Моэр и направился в полицейский участок на Бёрс-сквер.

Сегодня можно было сказать, где живут настоящие патриоты. Повсюду сверкали «львиные флаги»[8], Фландрия праздновала свой ежегодный фестиваль, но это был также и обычный рабочий день.

Ван-Ин вошел в участок и спросил у дежурного, есть ли свободная машина. Офицер Кардон порыскал в кармане и дал ему ключи от «фольксвагена», которым обычно пользовался Ван-Ин.

– Спасибо, Роберт, – сказал Ван-Ин.

– К вашим услугам, комиссар, – ответил тот.

Он мельком взглянул на лестницу, ведущую наверх, в его кабинет, но не стал в него подниматься, когда увидел часы в коридоре. Было 8.45.

Радиосообщения запланированы на каждые полчаса. Он был уверен, Версавел на своем посту, за столом. Если нет новостей, это может подождать до второй половины дня.

Он поехал по Смеде-стрит и выехал на главную дорогу из города в направлении к Гистель. Дегроф жил в Варсенаре, небольшом городке между Брюгге и Джабеке.

Ван-Ин был знаком с Гроте-Темс, элитным районом, где располагалась официальная резиденция Дегрофа. Люди, которые жили в том месте, имели право называть себя респектабельными гражданами. Здесь жили врачи, риелторы, успешные бизнесмены, руководители банков и просто богатые собственники. Аристократический титул особенно ценился в Гроте-Темс, хотя ротарианцы и члены клуба «Киванис», а также рыцари Мальтийского ордена и многочисленные Опус Деи[9] также могли рассчитывать на особое отношение.

Ван-Ину потребовалось некоторое время, чтобы найти дом Дегрофа на миниатюрной улице в Гроте-Темс, бросившей вызов логике. Здесь словно каждый житель изо всех сил старался создать впечатление, что он один живет на своей улице. Наконец он нашел то, что искал, после по меньшей мере десятиминутных блужданий вокруг.

Дегроф жил в сооружении, изображавшем сельское поместье, типичное жилище богачей, которые строили свои дома в семидесятых под лозунгом «Назад к природе», как было модно в те времена. Кто мог себе это позволить, покупал дорогой участок земли и строил свой собственный деревенский дворец за пределами города.

Он не жалел ни денег, ни усилий для воплощения своей затеи – иметь простой сельский дом. Два архитектора заработали около полутора миллионов франков за каждый проект. Финансовые вложения, конечно, отразились на результате: чудовище из дорогого заказного кирпича, с тремя гаражами, дубовыми воротами и ставнями. В середине безупречный газон и кругленький прудик, в котором пара лебедей плавали, выполняя обязательную программу. «Хорошо обучены», – подумал Ван-Ин.

«Фольксваген-гольф» проковылял вверх по булыжной дороге и припарковался перед одним из гаражей. Прежде чем он успел нажать на кнопку звонка, молодой человек, лет двадцати или около того, открыл входную дверь. Он был одет в безупречный черный костюм с галстуком-бабочкой, одежда сразу же говорила о его статусе в домашнем хозяйстве. Его темно-коричневая кожа, пухлые губы и таинственные черные глаза сразу сообщали о его этническом происхождении. Было известно, что в этих краях люди не прочь воспользоваться недорогим трудовым контингентом.

– Помощник главного комиссара Ван-Ин, – произнес Питер лишь с намеком на представительность. – У меня назначена встреча с господином Дегрофом.

Индиец изобразил улыбку. Его жемчужно-белые зубы вызвали у комиссара зависть.

– Момент, сэр, – сказал дворецкий почти без акцента и оставил его ждать у двери.

Ван-Ин чувствовал себя неловко в этом костюме. Воротник его рубашки щипал шею, галстук был слишком туго затянут. Несмотря на ранний час, было уже довольно тепло. По национальному телевидению обещали сильный дождь. Индиец обернулся меньше чем за минуту.

– Господин Дегроф сейчас примет вас, – произнес он подобострастно, поклонился, как складной нож, и жестом предложил Ван-Ину войти.

Холл был существенно больше, чем спальня Ван-Ина. Дорогие тибетские ковры украшали пол. Ван-Ин узнал их, потому что когда-то мечтал о покупке подобного. Он был без ума от оттенков коричневого и охры, от простых геометрических узоров. Но Ван-Ину достался вкус, а Дегрофу – ковры. Стены были увешаны картинами в богатых рамах, в основном сельскими пейзажами, в большинстве своем – неизвестных мастеров девятнадцатого века.

Хрустальные люстры, свисающие с потолка, поддерживаемого балками из дуба, были совершенно не к месту.

Дворецкий провел его через двойную дверь в гостиную. В комнате было по меньшей мере шестьсот квадратных футов, и здесь был тоже настоящий китч: кожаная мебель в стиле кантри, китайский фарфор в антикварных шкафах, ковер из шкуры леопарда, перед открытым очагом выложена плитка «Делфт», большие хрустальные люстры, медальонные обои Валь Сен-Ламберт, бронзовая и медная чеканка. Ван-Ина почти выворачивало от всего этого.

Огромная стеклянная раздвижная дверь занимала целую стену, за ней были терраса и сад. Дегроф вышел к нему с широкой улыбкой.

– Комиссар Ван-Ин! – встретил он его с распростертыми объятиями. – Как я рад видеть вас снова, – сказал он на искаженном голландском языке, подстраиваясь под простой народ, к какому относился Ван-Ин.

Ван-Ин пожал его сухую руку.

– Я не хотел вас беспокоить тогда, господин Дегроф, но уверен, что вы понимаете необходимость уточнить кое-что с помощью пары вопросов. Для проформы, – добавил он саркастически.

– Mais bien sur[10]. Я весь к вашим услугам. – Его французский акцент был болезненным.

Дегроф был одет исключительно: свободные бежевые брюки, белая рубашка с открытым воротником, мокасины на босу ногу. Он казался не просто отдохнувшим, а прямо-таки на десять лет моложе.

– Мы можем поговорить на террасе, комиссар?

– Конечно, – сказал Ван-Ин.

Индиец помог ему снять пиджак. Он был благодарен за то, что здесь не было зеркал, ведь пиджак был его прикрытием.

Терраса была того же размера, что и гостиная. Беседка с брызжущим фонтаном, охлаждающим и освежающим воздух. «Там не будет жарко и под солнцем», – подумал Ван-Ин. Овальный стол красного дерева был накрыт для завтрака. Бутылка шампанского отдыхала в серебряном ведерке со льдом.

Он заметил пару шезлонгов за столиком и опешил, когда увидел женщину, сидящую за столом.

– У нас гости, парень? – По ее тону было ясно, что она никого не ждала. Она встала и осмотрела Ван-Ина с головы до ног, чтобы сразу «задавить».

– Могу я представить мою жену Анну-Мари, комиссар?

Ван-Ин остолбенел, и болтовня Дегрофа превратилась для него в фоновый шум. На Анне-Мари не было ничего, кроме крошечного бикини. Она подошла к нему, не смущаясь. Глаза Ван-Ина были приклеены к ней в течение нескольких секунд. У него было мало вариантов. Она была уже совсем близко. У нее было тело двадцатилетней девушки, стройное и упругое. Темный цвет кожи, угловатая линия челюсти, прямой нос и большие серые глаза.

– Моя жена бывшая модель, – сказал Дегроф, подчеркнув «бывшая».

Ее глаза, показалось, на мгновение сверкнули. Ван-Ин словно пережил контрастный душ, когда она пожала ему руку. Она была так близко, что ее грудь коснулась его рубашки.

– Я здесь по поводу… э-э… вчера, – бормотал он.

Анна-Мари видела, что Ван-Ин взволнован, и казалось, это развлекало ее.

– Ты должен был сказать мне, что мы ожидаем кого-то, парень, – сказала она укоризненно.

– Mais cherie[11]. Вот же, я сказал.

Тот факт, что его жена была почти голой перед Ван-Ином, казалось, не беспокоил его совершенно. Хуже того: это выглядело так, словно все было подстроено – вся эта нехорошая сцена.

– Может быть, мы могли бы сесть за стол, комиссар, – предложил хозяин дома наконец после нескольких неловких секунд.

– Как пожелаете. – Ван-Ин попробовал смотреть в другую сторону.

– Кофе?

Анна-Мари развернулась и пошла обратно к шезлонгу, нарочито покачивая бедрами.

– Или комиссар предпочитает бокал шампанского?

Она вышла из поля зрения Ван-Ина, и он вздохнул с облегчением.

– Почему бы и нет, – сказал он с благодарностью. Пот лился по его спине, и это было не только из-за солнца.

– Ты тоже, ma chere? – пролепетал Дегроф.

Его жена развернула шезлонг, теперь она смотрела на них. Индиец обернул бутылку полотенцем и наполнил три бокала, сначала Анне-Мари, потом Ван-Ину и Дегрофу.

– Sante, commissaire[12], – поднял Дегроф бокал и немного отпил.

– Ваше здоровье, – последовал Ван-Ин примеру, но шампанское не утоляло жажду.

– Уверена, комиссар, вы здесь не для того, чтобы сказать – дело решено, – плаксиво протянула Анна-Мари. – Может, это один из тех случаев, которые решаются сами собой? Буквально.

Ван-Ин улыбнулся из вежливости, но чувство обиды уже терзало его. Они явно издевались, и это сводило его с ума.

– Ну-ну, дорогая, пусть комиссар делает свою работу, – произнес Дегроф примирительно.

Она фыркнула и повернулась в другую сторону. Ван-Ин пересел, заняв место Анны-Мари.

– У моей жены бездна чувства юмора, она очень смешливая, – проговорил ювелир нарочно низким сдавленным голосом, рухнул в кресло и вытянул ноги под столом. Он не притрагивался к шампанскому более, Ван-Ин поддерживал этикет и отставил недопитый бокал.

– Ну, о деле, комиссар, – словно спохватился Дегроф, как только Ван-Ин с сожалением поставил бокал на стол. – Засыпьте меня вопросами. Я весь внимание.

Ван-Ин откашлялся и вынул записную книжку. Он еще не решил, как подойдет к опросу Дегрофа, и не был уверен, будет ли каждое слово передаваться через Дегрофа Де-Ки.

– Я считаю, что мы имеем дело с чрезвычайным и причудливым преступлением, – сказал он, начиная издалека. – Если бы преступник или преступники взяли драгоценности, мотив был бы очевиден. Они также должны были бы избавиться от своих следов, тонкий момент, имея в виду, что вещи были эксклюзивными и, как следствие, трудно было бы продать их скопом. Только горстка скупщиков пошла бы на это.

– Кому вы говорите! – кивнул Дегроф.

– Я полагаю, многое оценивается в миллионы.

Бухгалтер Дегрофа проводил общую инвентаризацию накануне.

– Между двадцатью и двадцатью пятью миллионами. В сейфе хранилась коллекция для выставки в Антверпене.

Ван-Ин принял к сведению эту новую информацию и продолжил:

– По моему скромному мнению, мотивом такого бессмысленного акта вандализма должна быть месть или ревность, господин Дегроф. Если мы не имеем дело с сумасшедшим.

Дегроф наклонился вперед, уперся локтями в стол и потер подбородок.

– Кто знает, комиссар? – сказал он с расслабленным удовольствием извращенца.

– У вас есть враги, господин Дегроф?

– Враги? Анна-Мари, – вскрикнул он, – у нас есть враги?

Ван-Ин воспользовался вопросом, чтобы посмотреть на нее. Он ждал, но она не повернулась.

– У всех есть враги, – не поворачиваясь к ним и перевернув страницу журнала, ответила она.

– Bien sur[13], но враги – преступники? Я так не думаю, комиссар.

– А конкуренты? – предположил Ван-Ин. – Подумайте, господин Дегроф. Что-нибудь из прошлого. Вы были когда-нибудь жертвой шантажа? Может, какое-то сотрудничество с мафией. Вам предлагали крышу?

– Mais non[14], Ван-Ин, – возмутился Дегроф. – Здесь, в Брюгге? Я не могу даже подумать о ком-нибудь… Кроме того, почему они ничего не взяли?

Ван-Ин заметил тревогу в глазах Дегрофа и удивился, что его вдруг стали называть по имени. Он проклинал себя за то, что задавал вопросы один за другим. Теперь было трудно сказать, который из них взволновал Дегрофа. И нет смысла их повторять. Важна только первая реакция.

– Преступники знали код охранной сигнализации, у них был ключ, и они точно знали, что у вас время от времени бывают клиенты в неурочный час, – проговорил Ван-Ин на одном дыхании. – Охранник даже утверждает, что он узнал ваш голос, – продолжил Ван-Ин, надеясь на удачу.

– Я уже сказал вам. Я не звонил им в тот вечер. Я также сделал заявление об этом уполномоченному Де-Ки, – произнес он, по-видимому уже раздражаясь.

«Давай-ка полегче, Ван-Ин, – сказал себе комиссар. – Наш потерпевший как будто сдается».

– Но у вас были клиенты в нерабочее время на регулярной основе. Люди в охране были знакомы со всей процедурой. Если я не ошибаюсь, они обязаны звонить вам каждый раз, когда сигнал тревоги включается или выключается в необычном режиме. Это именно то, что произошло вчера.

– Конечно, комиссар. Но я не звонил им в пятницу вечером, – произнес Дегроф елейным голосом.

Он вернулся в «седло». «И что, боже, с этим всем делать?»

– Это говорит о том, что злоумышленники должны были наблюдать за вами и в магазине в течение достаточно долгого времени и что они, скорее всего, работали по наводке кого-то, кого вы знаете. Возможно члена семьи, знакомого, – настаивал Ван-Ин, решив – пусть Дегроф видит, что это все чушь. – Я полагаю, не только вы имеете доступ к коду?

– Мон дью, мон дью, – проворчал Дегроф. – Кого вы обвиняете?

– Боже, – пробормотал Ван-Ин.

– Что?

– Ничего, господин Дегроф, на самом деле ничего, lapsus linguae[15].

Пока Дегроф пытался справиться с lapsus linguae, Ван-Ин продолжал:

– Я просто должен записать информацию для последующего отчета заместителю прокурора. Без этого придется все начать сначала.

– Bon, – сказал Дегроф, поняв, что от него требуется. Он снова расслабился и вытянул ноги под столом. – Мой отец знает код, управляющий по делам и Идрис, – добавил он с безразличием.

– Идрис? – нахмурился Ван-Ин.

– Слуга-бой, – неохотно объяснил Дегроф.

«Почему Идрис?» – хотел он сказать, но вместо этого:

– Кто ваш управляющий по делам?

Дегроф глотнул шампанского.

– Жорж вне подозрений, можете мне поверить. Я знаю Жоржа Хорнаэрта многие годы. Во всяком случае, он в отпуске на Фиджи.

Ван-Ин отметил имя и поставил вопросительный знак после «Идрис».

– Удовлетворены, комиссар?

Дегроф улыбнулся, обнажив жемчужно-белые зубы, на которых не отражались годы. Однако они были сделаны из фарфора, а дочь стоматолога, которая училась в университете в Лёвене, получила «Пежо-204».

– Одна последняя деталь, господин Дегроф. Знали ли эти люди комбинацию сейфа?

Дегроф сдерживал свои чувства как мог.

– Нет, только папа и я.

– Ясно, – кивнул Ван-Ин. – И как долго в магазине работает эта электроника?