Квотербек, пошел к черту!

Глава 4

Харлин Квин Олдридж

К моему вопросу о еде мой желудок поддакивает мне, сообщая о моем зверском аппетите.

«Заткнись, маленькое голодное чудовище», – мысленно обращаюсь я к ворчливому желудку.

– Не знаю, что ты предпочитаешь, – отвечает мне Ченнинг и окидывает меня своим взглядом, заостряя особое внимание на груди.

Бюстгальтер я априори не ношу из принципа. Поскольку это лишение свободы и самовыражение, а лучшее, что могла дать Америка своим гражданам – да-да, свободу, пусть и мнимую. И я, как президент собственной «страны» или «штата», даю любую свободу своим деткам.

– Сейчас я согласна на все, что ты мне можешь предложить, – отвечаю я и игриво приподнимаю бровь.

Ковбой явно уже оттрахал меня во всех чертовых позах камасутры, даже в самой нереальной. И почему бы не заставить его штаны задымиться еще больше. Да и признаться, я не против попробовать парочку поз. Парень уж очень горячий.

– Я могу много чего предложить, все зависит от твоих предпочтений, – отвечает мне Ченнинг немного низким голосом с легкой хрипотцой, и я вижу, как его голубые глаза темнеют от желания и похоти.

– Хот-дог, – произношу я и чувственно облизываю губы.

– Могу организовать, – отвечает он.

– Тогда показывай, что у тебя есть, ковбой, – отвечаю я своей коронной фразой, после которой даже самые отъявленные кобели теряют свою сноровку, боясь облажаться. Трехочковый! Фраза не подводит, как и всегда.

– Кхм. Мы сейчас точно о еде? – прочистив горло, спрашивает Ченнинг.

– Я да, а ты? – Улыбаясь я дьявольской улыбкой и делаю шаг по направлению кухни, оставляя позади себя ковбоя. – Я умираю с голоду, поэтому готова проглотить хот-дог целиком. – Еще один трехочковый.

Ни один не справился с моей манерой общаться, и ковбой не исключение. Все мозги плавно перетекают во второй мозг, оставляя своего хозяина безоружным.

Захожу на кухню и открываю холодильник. Да, «мой» новый приятель тут явно не на пару дней. Холодильник забит до отвала. Хватаю огромную бутылку молока, бейглы в пакете и продолжаю изучать содержимое. Сыр Филадельфия, йогурты, консервы.

– А так с виду и не скажешь, – прилетает мне почти сразу со спины. – И ты забыла кое-что.

– Что, прости? – Обхватываю зубами хвостик от пакета с бейглами28, беру коробку с Филадельфией и оборачиваюсь на говорящего, и тут же отшатываюсь в прохладные пары холодильника. По спине пробегает холодок, а вот лицо обдает жаром от близости с этим амбалом. Я почти смотрю ему в грудь. В коридоре в ярком освещении Ченнинг не казался настолько высоким и с такими широкими плечами, и развитой мускулатурой, как в близи и в более тусклом освещении. Меня вновь окатывает жаром уже со всех сторон, и рефрижератор не справляется со своей обязанностью.

Я вздрагиваю, стоит Ченнингу приблизиться почти вплотную. Мне приходится потесниться, стараясь не позволить нашим телам соприкоснуться, иначе я сгорю заживо. Он протягивает руку над моей головой, а после произносит:

– Забыла начинку для бейгла. – И перед моим лицом появляется упаковка колбасок для хот-дога «Сабрет»29. – Вероятно, мой хот-дог войдет с большим трудом в твой бейгл, но, если хорошо постараться, то все пройдет как по маслу, Харлин.

Харлин…

Ох… От того, как Ченнинг произносит мое имя, между ног начинает пульсировать, а внезапно холодный «выдох» холодильника окутывает меня, вызывая миллион мурашек по всему моему телу, делая мои соски еще более твердыми. Зубы непроизвольно разжимаются, и чертовы бейглы падают к моим ногам, и мой взгляд говорит об одном – трехочковый забили мне.

– Ты уронила, – как-то со скучающим видом произносит Ченнинг и медленно опускается вниз, не разрывая со мной зрительного контакта. Оставаясь в таком положении, добавляет: – И я думаю, к бейглам идеально подойдет мой петушиный соус30. – Договорив, он поднимается, вновь окуная руку в гудящий от негодования холодильник. – «Сирача»31, – поясняет мужчина, выуживая на свет традиционный тайский соус с петухом на этикетке. – Тачдаун32, детка, – произносит он, опираясь рукой с бейглами о бортик холодильника, захватывая меня в свой плен.

«Харли, Харли, Харли, подбери свои влажные трусики и ответь уже что-нибудь этому Казанове, – твержу себе я, но кроме как смотреть в потемневшие глаза Ченнинга я ничего не могу. – Харли, Харли, детка, очнись уже, черт тебя подери!»

Собираюсь с мыслями и произношу первое пришедшее на ум:

– Хочу авокадо. – «Что, Харли? Что? Авокадо? Ты совсем спятила, что ли?»

– Удивительно, как идеально совпадают наши вкусы. Еще бы я не отказался от тихоокеанских устриц, у них более солоноватый вкус.

Кажется, моими сосками можно уже резать вольфрам33. Не выдерживает даже рефрижератор, издающий стонущий звук, и позади меня гаснет лампочка.

– Кажется, мы сломали холодильник, – произношу я слегка хрипловатым голосом от желания.

– Не думаю, что он может потечь, все же «Ноу Фрост», – произносит Ченнинг, смотря вниз, а после возвращает свой взгляд мне. – А лучше не проверять, – говорит Ченнинг, и на мою талию ложится рука, привлекающая меня к сильному мужскому и обжигающему телу. О боги! Объятия такие твердые, как камень, мышцы, словно сталь под теплой кожей. Моего тела больше не касается освежающая прохлада, и Ченнинг, будто в танце, разворачивает меня, а за его спиной слышится шлепок закрывшейся дверцы холодильника. До слуха доносится звук заработавшего мотора.

Как же хорошо, что в одной моей руке галлон молока, а в другой – сыр филадельфия. Иначе, я б уже не отвечала за свои действия.

– Еще есть пицца, – произносит Ченнинг. – В морозилке. Хочешь? Пепперони.

Ченнинг Райнер

Тачдаун, малышка Харлин. Гол, трехочковый, фулл. Мне хочется обрушиться поцелуем на ее приоткрытые и такие манящие губы, вторгнуться в ее просторы, завладеть ею и победить еще один период. Усадить на стол, сорвать с этой потрясной задницы обтягивающие кожаные штаны и трахать блонди пока не закончатся силы.

– Я, конечно, все понимаю, тебя сильно возбудили бейглы и «Сирача», но, ковбой, приструни своего жеребца, пока он не вспорол мои штаны, – отвечает мне Харли. – Я уж очень прикипела к ним душой.

Вот же чертова заноза!

– Смотрю, ты острая на язык, – произношу я, все так же не выпуская из своих объятий девушку. В конце концов, она начала эту игру первой, и я не собираюсь отступать. Не в моих это правилах.

– Осторожно, Ченнинг, ненароком могу порезать и отравить своим ядом. – Облизывает она свои губы.

Мне хочется склониться и поймать губами этот острый язычок и пососать, пробуя его на вкус. Наверняка он будет, как самый острый чили перец. И то, как Харлин произносит мое имя. О боги, я хочу слышать, как эта крошка выкрикивает его этой ночью, кончая на моем члене.

Мои грешные мысли прерывает громкое урчание в животе девушки, отчего мои губы невольно расплываются в улыбке.

– А ты требовательная, Харли, – говорю я.

– Ты даже не представляешь насколько. И когда я голодна, то становлюсь невыносимой, и не советую это проверять. – В ее животе вновь урчит, и эти звуки я не только слышу, но и ощущаю от нашей с ней близости.

– Ну что ж, думаю, можно поесть. – Признаться, я тоже проголодался, игра с этой занозой пробудила во мне аппетит.

– Тогда, может быть, все же отпустишь меня?

Я с большим трудом выпускаю девушку. Буквально слышу, как «скрипят» мои «механизмы», упираясь этому действию. Спустя время мы усаживаемся за стол, принимаясь за легкий перекус, а дальше – будет что-нибудь посытнее бейглов и колбасок…