Лабиринт Ариадны

— Чему, Рус?! — я захлебнулась воздухом, но не решилась даже хихикнуть, хотя нервный смех рвался из груди. — Тому, что мои идеи никому не нужны и никогда не продадутся?

— И Вайцнер тебе завидует, если ты еще не поняла, — Руслан сделал глоток виски, задумчиво глядя в стену куда-то мимо меня.

— Не поняла. Правда. Если эти идеи не приносят денег, чему ты можешь завидовать?!

— И не поймешь.

Он пил свой странный коктейль, помешивая тонкой металлической трубочкой ледяные кубики в квадратном бокале. Расслабленный, спокойный. Металл позвякивал о лед, лед позвякивал о стекло в каком-то странном, иррациональном ритме.

Я сидела на краю столика и завороженно смотрела, как ползет вниз уровень жидкости в бокале, обнажая подтаявшие айсберги кубиков.

Время я не засекала, но длилось это очень, очень долго.

В моей голове носились разрозненные мысли, сталкиваясь друг с другом и беззвучно, словно в вакууме, взрываясь где-то в центре черепной коробки. Ни одна из них реальной не выглядела — словно мне в голову запустили космический флот из фантастического фильма вместо нормального процесса мышления.

— Скажи брату, пусть готовит документы на УДО, — наконец сказал Руслан, не глядя на меня.

Сердце рухнуло в желудок ледяной глыбой. И забилось там обезумевшим зверьком.

Я не стала спрашивать, как он провернет досрочное освобождение для человека, которого вот-вот должны перевести на строгий режим. Как перевели — так и провернет.

Но спросила другое:

— А его друзья?

— Наглая ты, Ари. — Руслан хмыкнул. — Но крутая. Всегда такой была. Выпьешь?

Он кивнул на бутылку виски и второй пустой бокал на столике.

Даже представить было страшно, во что может вылиться наша совместная пьянка.

Поэтому я покачала головой. Рус молча пожал плечами.

Я встала со столика, потопталась с ноги на ногу. Что теперь? Можно идти?

Сделала шаг к двери — он не отреагировал. Нажала на ручку, приоткрывая ее.

Сказала:

— Пока.

— Но в индустрии ты нигде работы не найдешь, — все так же не глядя на меня, сказал Руслан, продолжая помешивать льдинки. — Даже не пытайся. Хоть под своим именем, хоть под чужим.

— А Вайцнер? — обернулась я.

— А его игру я уже купил когда у них сорвалась сделка с инвестором. По дешевке.

Только когда я уже ехала в такси по ночным улицам Москвы, расцвеченным рубиновыми кляксами стоп-огней, до меня дошло.

Руслан Мальцев купил мою игру.

Глава сорок девятая. Возрождение Ариадны

Телефон окончательно умер, пока мы мерились с Русланом тем, что у него больше, а у меня крепче, и такси я ловила по старинке — подняв руку на обочине. Добравшись до гостиницы, я протиснулась мимо коробок и упала лицом в подушку, не в силах даже раздеться. Где-то в глубоком сне пришлось укрыться сверху вторым одеялом, покрывалом и старым пледом, в который была завернута посуда в одной из коробок. Кажется, что-то разбилось, пока я выпутывала из него чашки и бокалы, но мне было так холодно, что уже наплевать. Глаза я даже не открывала.

И все равно меня долго трясло, а снились мне загорелые мускулистые мужчины, плывущие на паруснике среди ледяных торосов. Нос корабля с нарисованными с двух сторон глазами раздвигал рыхлую шугу и безжалостно ломал молодой тонкий лед, наползая на него сверху. Меня бил озноб даже во сне, а темноволосые моряки упрямо смотрели на светлый горизонт темными глазами, без устали работая веслами и продвигаясь к какой-то лишь им известной цели.

Проспала я сутки. Разумеется, не вспомнив ни про какой телефон.

И только продрав глаза следующим вечером доползла до розетки и воткнула в нее зарядку. Едва капелька электричества пролилась в иссушенные потроха, телефон истерически взорвался уведомлениями. Примерно миллион сообщений и звонков от мамы, десяток от папы, еще миллион от Лики — это мама начала волноваться и подключила тяжелую артиллерию. Какие-то незнакомые номера… Много незнакомых номеров.

И один вызов с номера Ника.

Я сглотнула на сухую, боясь вообразить, что ему могло быть от меня надо.

Хотя, если Руслан уже довел до сведения всех, кого это касается, что меня нельзя брать на работу, Ник, наверное, захотел узнать, что случилось, из первых рук.

Перезванивать никому сил не было. Даже маме.

От долгого сна я чувствовала лишь боль в спине и звон в голове. Никакого ощущения победы даже близко не было.

Наверное, так всегда бывает, когда выигрываешь безнадежный бой, выложившись запредельно, на сто пятьдесят процентов. Надо бы праздновать — но радости нет. Только считаешь потери, обводя взглядом руины на месте прежней жизни.

Брата я спасла. Но потеряла все остальное, и теперь надо было разбираться, как жить на этих развалинах.

Телефон снова зазвонил, но я не глядя нажала отбой и прикрыла глаза. Не сейчас. Еще пять минуточек покоя. Можно?

Нельзя. Телефон зазвонил еще раз, уже упорнее. Номер на экране был незнакомый, и я вяло удивилась, когда это успела попасть в базы спамеров. Я же меняла все, абсолютно все — и телефон, и имя, а новые контакты никому не оставляла.

Кроме мамы, Ника, Лики и…

Еще я написала его в заявке на игровой конкурс.

От недавней апатии в одно мгновение не осталось и следа. Сердце пылающим болидом рвануло к горлу — я закашлялась, когда говорила свое «Алло!»

— Здравствуйте! Доставка цветов! — бодро ответили мне из трубки. — У нас для вас подарок! Куда привезти?

— К-какой подарок?.. — поперхнулась я, и сердце ледяным камнем ухнуло вниз. — От кого?

— Не могу сказать! — с каким-то особенным удовольствием сообщил мне собеседник. — Велели анонимно передать!

От кого? От кого мне могут доставить цветы?

От Ника? А смысл ему подлизываться к отыгравшей пешке?

От Руслана? Ой, нет. Разве что он все-таки решил меня убить, прислав отравленные розы.

Продиктовав адрес гостиницы, я попросила курьера подойти на ресепшен — с тайной надеждой, что у моей гибели от укола отравленным шипом будут хотя бы свидетели.

Пока он добирался, я нервно ходила взад-вперед по коридору и изрядно бесила этим лампы с датчиком движения, которым приходилось включаться и гаснуть каждые десять шагов от двери к окну и обратно.

Услышав треньканье колокольчика от дверей, я рванулась навстречу курьеру, так что он ошарашенно отступил, чуть позорно не сбежав от неуместного напора. Однако пересилил себя и протянул мне огромный букет в упаковке, защищающей цветы от холода. Но уходить пока не стал, помог мне его распутать.

Я ожидала внутри чего угодно — отравленных роз, подснежников, чертополоха…

Кроме этого.

— Что это за цветы? — осторожно дотрагиваясь до огромных соцветий, напоминавших помесь артишоков с подсолнухами, я искала в глубине причудливого букета открытку или карточку. Хоть что-то, намекающее на личность отправителя!

— Это протея королевская, — с довольным видом сообщил курьер. — Очень редкий вид из Африки. Мало у кого можно их заказать, но у нас есть все! Вот тут наша визитка, обратите внимание, сайт, телефон, адрес… Протея символизирует способность меняться, потому что названа в честь греческого бога, сына Посейдона, умевшего перевоплощаться во что угодно. И дарят эти цветы людям, меняющим мир, обладающим особым даром, уникальным личностям.

Уникальным личностям? Сомневаюсь, что отправитель справился со словарем языка цветов, прежде чем выбрать экзотический букет. Но реклама такая реклама…

Я погладила упругие глянцевые листья протеи и перехватила длинные стебли поудобнее. Каждый цветок был огромен, и всего их было девять — три белые, три фиолетовые и три красные.

— Вы довольны доставкой? — мальчик-курьер, на которого я едва взглянула, завороженная таинственным и роскошным букетом, светился так, словно это он лично мне его подарил. Хотя в каком-то смысле… — Что мне передать отправителю?

— Так кто отправитель-то? — вскинулась я.

— Не скажу… — покачал он головой, весьма довольный собой.

— Тогда ничего.

Пусть тоже мучается. Как я.

Курьер нахмурился, но настаивать не стал. Просто пробормотал «всего доброго» и вышел за дверь.

Я обернулась к дежурной на ресепшене. Пенсионерка под семьдесят, только что с жадным любопытством наблюдавшая за нами, тут же сделала вид, что ее что-то очень интересует в компьютере. Она даже наугад нажала несколько кнопок на клавиатуре, стараясь не очень заметно коситься в мою сторону.

Я опустила лицо в цветы, но протеи практически ничем не пахли. Разочарование гулко толкнулось где-то в груди. Как будто это было важно — чтобы необычные цветы подарили мне своим ароматом еще одну подсказку.

Увы.

Развернувшись, я направилась в свой номер с букетом наперевес, но успела сделать только два шага по коридору, когда за спиной вновь звякнули колокольчики.

— Ариадна! — позвал меня глубокий, как море, голос.

Глава пятидесятая. Ариадна и лабиринт

Замирает сердце. И я замираю. Сзади накатывает волна жара, словно вместе с новым гостем в двери вошло обжигающе горячее южное лето.

Медленно поворачиваюсь, уже зная, чего ожидать — и не зная. Потому что этого быть не может. Не здесь. Не сейчас. Не в этой жизни, где я совсем другая. Никаких золотых босоножек, сладких духов, текучего платья, обнимающего тело. Никакой дерзости, хмельного безумия, головокружения от чужой страны.

Темные кудри, припухшие словно от поцелуев губы, глубокие синие глаза цвета Черного моря. Медленная ленивая улыбка, от которой бросает в жар, и кожу колет словно иголками, будто я вернулась с мороза и залезла в горячую ванну.

Гулкий пульс, пряный запах — вино? Он сам? Смуглые пальцы, которые касаются моей щеки, терпкий вкус губ, ароматных, как нагретый солнцем виноград.

Погружаю пальцы в густые темные кудри и встаю на цыпочки, чтобы его ладони легли на мою талию, обхватив ее почти полностью. Рвется лента, скрепляющая тяжелый букет, падают на пол, как в замедленной съемке, огромные цветы с толстыми стеблями.

Прикусываю его нижнюю губу, пересчитываю языком белоснежные жемчужины зубов, ныряю в глубину поцелуя, не отрывая взгляда от его глаз, заполняющих собой мир. Где-то вдали гулко бьется прибой и завывает в снастях ветер, крики чаек разрывают полотно серых небес.

Это танец? Это сновидение? Это иллюзия?

Мираж, бред, видение, галлюцинация…

Под белоснежной, как паруса победителя, рубашкой мои пальцы ощупывают свои сокровища — упругие кубики мышц, гладкую атласную кожу, бьющий навылет пульс.

Мое сердце в ответ птицей бьется о свою клетку изнутри, мечтая выскочить ему в ладони.

Гаснет свет, вспыхивает свет, на закрытые веки ложатся поцелуи, разжигая алый закат в крови. Моя кожа стонет от нетерпения, сбрасывая с себя слой за слоем все лишнее, все ненужное. Сминаются простыни под сплетенными телами, заслоняют мир вокруг мои рассыпавшиеся волосы.

Тени густых ресниц дрожат, скрывая бушующий за ними шторм. Рваное дыхание — вдох ко вдоху, рот ко рту, губы к губам. Натянутые жилы на шее на вкус как просоленные корабельные канаты. Рвется изнутри горячей груди под моими ладонями низкий гортанный стон, в котором не разобрать слов, растекается по моей коже пульсирующим ритмом…

Хлопок двери звучит как выстрел.

Мир разлетается вдребезги

Распахиваю глаза.

Возвращаюсь в реальность.

В номер.

Здесь душно.

Пахнет влажным картоном. Дешевым мылом.

Скатываюсь с горячего мужского тела. Судорожно прижимаю к себе одеяло.

Вытягиваю руку, не давая приблизиться ко мне:

— Стой! Кто ты?!

Эта порочная улыбка на рубиновых как вино губах…

Он закидывает руки за голову, и перекатывающиеся под кожей мускулы заставляют меня почувствовать ноющую боль в груди. Пальцы колет от желания прикоснуться к тугим переплетениям мышц. Ловит мой взгляд, и от его широкой усмешки захватывает дух.

— Не узнала?..

Он вальяжно потягивается, заставляя напрячься каждую жилу и сухожилие на своем торсе атлета. Прорисоваться четче под загорелой кожей — до головокружения, до ощущения нереальности. Расстегнутый пояс выцветших джинсов уводит взгляд в манящую темноту.

— Узнала, но…

Растерянно приглаживаю растрепанные волосы, не зная, как объяснить, что нечасто бросаюсь на первого встречного прямо в коридоре гостиницы и утаскиваю его в свой номер, чтобы опрокинуть на кровать и оседлать с нетерпеливыми стонами.

— Твой любовник, Ариадна, — перекатывается на бок, опирается на локоть и вновь оказывается в магнетической близости от меня. — И твой будущий муж.

— Ты безумен… — шепчу я, завороженно глядя, как его пальцы очерчивают остроту моих ключиц.

Кожа зудит под жадным взглядом, разогревается и готова расплавиться, лишь бы он проник в меня. Глубже.

— Возможно… — шепчет он, сжимая широкой ладонью мою шею и притягивая к себе. — Разве любовь не безумие?

— Какая любовь? — отшатываюсь я. — Мы едва знакомы!

— Действительно? — он поднимает густые темные брови, глаза цвета моря сверкают, словно над волнами проносится зарница.

И склоняется ко мне, не давая отпрянуть и избежать своих губ.

Его поцелуем невозможно напиться. Он словно жажда и избавление от жажды в одном.

Его поцелуй невозможно прервать. Воспоминания вспышками разрывают мой разум, смешивая прошлое и настоящее. Мне не казалось, мне не приснилось, я не придумала себе безупречного бога, в чьих объятиях я провела самую огненную ночь в своей жизни.

Подаюсь к нему всей собой, роняя одеяло и вновь вплетая пальцы в его тугие кудри.

— Мне кажется… — говорит великолепный бог, с каждым словом касаясь губами моих губ. — Мы хорошо знакомы. Твое тело меня точно узнает. Ну же, Ариадна…

Я пью его дыхание, чувствуя, как скучала по нему. По его вкусу, запаху, теплу. Мне казалось — я совсем забыла о той ночи, но каждый поцелуй проламывает стены лабиринта, одну за другой, пока мы не оказываемся в его середине, где таится самое главное сокровище и скрыт самый страшный монстр.

— А разум? — тону в морской синеве его глаз, немыми губами споря с судьбой. — Или нужно только тело?

Он… отпускает меня.

Смотрит молча секунду или вечность — не разобрать. А потом вытаскивает из кармана расстегнутых джинсов телефон. Через экран тянется ветвистая трещина, словно бог грома поразил его своей молнией — но он работает, и мой прекрасный бог поворачивает его ко мне.

Осторожно наклоняюсь, щуря глаза.

Сердце сжимается от щемящего чувства — на экране моя заявка на конкурс. Моя игра.

— Не знаю, кто такая Ираида Войнова, — говорит он. — Но точно знаю, что это написала ты. И это тоже ты…

Он листает что-то на телефоне и вновь поворачивает его ко мне. Логотип «Лабиринта» заставляет меня сглотнуть колючий комок в горле.

— Нет, — говорю твердо. — Это не я. Это…

— Я встречался с твоим начальником. Он мне все рассказал.

Меня сметает с кровати в мгновение ока. Сдергиваю футболку со спинки стула и ныряю в нее с головой.

Я одета. Теперь я одета и готова.

Готова к бегству.

— Ник все рассказал? Про меня?

Ненавижу свой голос. Он становится слишком высоким, писклявым. Это от ужаса. Или отвращения. Не знаю, чего больше.

— Про то, кто сделал эту игру. На самом деле.

— А еще?.. Что еще он рассказал? Про то, что мы с ним…

— Про то, что он был твоим любовником.

Синие глаза темнеют — над морем начинается шторм.

Мне хочется зажмуриться. Но нельзя. Нельзя бежать зажмурившись, когда спасаешься из лабиринта, в центре которого таится самый страшный монстр.

Я сама.

Горло сжимают невидимые пальцы паники.

— Любовником… — пытаюсь набрать воздуха в легкие, но его не хватает в этой душной комнате без окон. — Он рассказал, да? Как я прыгнула к нему в постель? Что вообще люблю прыгать в постель к мужикам из геймдева? Что верю обещаниям взять меня замуж? Вы посмеялись над тем, как меня легко развести?

Шаг за шагом отступаю от кровати. Выход рядом. Уже рядом.

— Поэтому… — перевожу клокочущее истерикой дыхание и нащупываю ручку двери. — Поэтому ты сказал — будущий муж, да? Я теперь переходящий приз? Почетная подстилка для разработчиков игр? Не хочешь еще у Мальцева благословение получить? Я с ним тоже трахалась! Ник и это рассказал? Рассказал?!

Глава пятьдесят первая. Ариадна на Наксосе

Он поднимается с кровати — несколько движений. Сначала опереться на локоть, потом спустить ноги, оттолкнуться ладонью, встать и сделать два шага ко мне. Но эти движения сливаются в одно, медленное, текучее, завораживающее.

Он рядом — и потом у меня за спиной, заслоняет дверь.

Он такой большой, что мне приходится задирать голову. Такой живой, что все вокруг кажется картонными декорациями. Даже я. Такой притягательный — больше всего сейчас я хочу прижать к его груди ладони, прильнуть всем телом, слиться.

Он наполняет пространство вокруг звоном и запахом нагретой земли.

Теперь, чтобы сбежать — мне надо дотронуться до него, но я понимаю, чем это кончится. Он не отпустит — потому что я сама не смогу уйти. Магнетический, завораживающий…

Так было и в ту ночь.

— Что… Что сказал тебе Ник?.. — тихо спрашиваю я полуосипшим от надсадной истерики голосом. — Что?

— Словами? — он протягивает руку, и ладонь ложится на мою щеку. Нежная, шероховатая, теплая. О нее хочется потереться. — Я не слушал. Человеческие тела говорят куда яснее слов, Ариадна.

— Я Ираида! Меня даже зовут не так, как тебе хочется! С чего ты вообще решил, что я…

— Что ты моя Ариадна? — сверкает белоснежный жемчуг зубов. — Я не настолько безумен, чтобы спутать тебя с другой. Если только у тебя нет сестры-близнеца, что смеялась в моих объятиях, зажгла любовь в моем сердце и сбежала поутру.

Мне кажется, рядом с ним все мои страхи осыпаются старой листвой, как осыпалась с меня одежда. И я чувствую, как проклевываются внутри нежные зеленые почки, внутри которых — жизнь. Но мне страшно. Все еще слишком страшно, чтобы разрешить ему раздеть меня и увидеть обнаженную душу.

— А… — тяну я насмешливо, не отрывая взгляда от темного шторма в глазах цвета моря. — Просто не можешь смириться, что кто-то посмел бросить такого красавца? Нечасто случается, что от тебя сбегают одноразовые любовницы?

— Никогда. — Он кладет вторую ладонь на другую щеку и склоняется так близко, что я чувствую его дыхание, ароматное, как терпкое вино. — Не имею привычки просыпаться в одной постели с «одноразовыми любовницами».

Губы слишком близко, чтобы устоять. Я еще чувствую отголоски их вкуса на своих, но мне уже хочется еще. Мне хочется его всего. А думать — не хочется. И тем более спорить с ним.

— Незаметно, — шепчу, поднимаясь на цыпочки. — Вел ты себя как опытный… бабник.

Касаюсь уголка его рта кончиком языка, скольжу им дальше, стискиваю зубами его нижнюю губу. Хочется сжать зубы сильнее. Еще сильнее! Чтобы потек виноградный сок, чтобы он вскрикнул и оттолкнул меня. С трудом отстраняюсь, оставляя царапину на внутренней стороне его губ.

Он смотрит на меня, и я никак не могу прочитать, что хочет мне сказать вечно изменчивое море его глаз.

Я смотрю на него, и не могу отвести взгляд. Он слишком красив. Почти обнаженный, стройный, атлетичный. С узкой талией и широкими плечами. С крепкими бедрами и расчерченным на клетки, словно доска для какой-нибудь настольной игры, прессом.

Темно-синие глаза, налитые губы, крутой локон, падающий на лоб, бархатная на ощупь загорелая кожа, словно чуть-чуть стесанная песком, витые мышцы.

Безупречный бог.

Прекрасный не только внешне — о, в постели он не менее божественен.

Но не Аполлон. Лучше.

— Я даже не знаю, как тебя зовут… — беспомощно говорю я. — Наверное, вы все правы. Руслан, Ник, ты… Неважно, что я чувствую. Главное — как я себя веду. А веду я себя как шлюха!

— Почему не знаешь, как зовут? — густые брови сходятся на переносице.

— Ты не представился, — пожимаю плечами.

— Мы даже пили вино в мою честь.

— «Смех Диониса»? — вспоминаю я. — Это просто название.

Да, конечно, я звала его про себя Дионисом — из-за вина в том числе. Из-за того, что он знал толк в веселье и сексе. Все остальные греческие боги, хоть и не отказывали себе в постельных утехах со смертными женщинами, всегда казались мне высокомерными и слишком самовлюбленными. А он был живым и веселым, хоть и выглядел совершенством.

Однако настоящее имя не удосужилась даже погуглить, хотя могла бы. Человек не на последних ролях в руководстве компании, выпустившей «Стоун Меркури», единственный не кореец среди них — не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы узнать имя своего любовника. Даже на странице конкурса, уверена, оно значилось.

Но я этого не сделала.

— Вино из винодельни моего отца, — мягко говорит он. — Названное в мою честь.

Несколько бесконечно долгих секунд, неловких и ошарашенных, я молчу. А потом осторожно спрашиваю:

— Ты — Дионис?..

— А ты Ариадна, — усмехается он. — Кстати…

Он поворачивает ручку двери, за которую я только что судорожно цеплялась, наклоняется и подбирает с пола кожаную сумку и… снова собранные в букет протеи. Небрежно бросает букет на постель, а пока я провожаю цветы взглядом, ловко выуживает из сумки бутылку вина.

— «Улыбка Ариадны», — говорит он и передает ее мне. — В твою честь. Я попросил отца. Тебе не кажется, что все это неспроста?

— Это просто сказки! — беспомощно возражаю я, покачивая бутылку с розовым вином в ладонях. — Древнегреческие мифы! При чем тут…

— Есть в мире место, где мифы становятся реальностью, — его взгляд серьезен, хоть я и пытаюсь найти в нем насмешку. — Тебя назвали Ариадной.

— Это все мама! — пытаюсь спорить по инерции. — Она очень любила…

— А меня Дионисом, — обрывает он мой лепет, забирая бутылку. Ставит ее на стол, поворачивает защелку на ручке двери и решительно шагает ко мне. — Папа.

— Папа у тебя Зевс?

— Нет, папа у меня Георгий, — все еще очень серьезно отвечает он.

— Русский? — удивляюсь я, смутно припоминая, что он хвастался знанием языков. В том числе и…

— Нет, мы понтийские греки. Папа из Грузии, мама с Крита.

Точно, грузинским.

Смотрю, как он приближается. Чувствую, как скользят шершавые пальцы по ткани футболки, а потом приподнимают ее и ложатся на кожу, которая в ответ покрывается мурашками.

— А ты Дионис… — завороженно говорю я, поднимая к нему лицо.

— А я — Дионис, — его губы скользят по моим губам.

Легко, едва касаясь, но я пью его дыхание, как то самое вино, вкус которого не могла забыть еще долго после той ночи.

Мне хочется забыть обо всем и погрузиться в хмельной туман, такой легкий и такой притягательный. Но бог вина и веселья — еще и бог безумия.

Поэтому я судорожно вдыхаю его запах и отстраняюсь. Одергиваю футболку, которая уже задрана до самой груди.

И спрашиваю:

— Что тебе от меня нужно, Дионис? Только честно.

Глава пятьдесят вторая. Ариадна и Дионис

Дионис — настоящий греческий, мать его, Дионис! — вновь сверкает белоснежной улыбкой, ошеломляюще прекрасной на смуглом лице с глубоко синими глазами.

Отвечает просто.

Слишком просто.

— Я уже сказал. Мне нужна ты.

Ладони его, все еще задержавшиеся под футболкой, скользят выше, накрывая мою грудь.

Зажмуриваюсь — под веками взрываются вспышки воспоминаний о той ночи.

О том, как он умеет… Как он умеет!

Слишком просто. Я уже пробовала доверять — и ничего хорошего не вышло.

Качаю головой и открываю глаза:

— Ты просто хочешь меня в свою постель? Надолго?

— Я хочу не только твое тело, Ариадна.

Гортанное «р-р-р-р-р» в моем имени раскатывается вибрацией по коже, проникает глубоко в нервы и рождает предчувствие близости.

Ну хватит, хватит! Я уже поняла, что в этом он хорош!

— У меня больше ничего, кроме тела, не осталось, — тоскливо говорю я. — Ни сил, ни имени, ни идей.

— Ты снова возродишься, Ариадна, — в его голосе такая убежденность, что мне на мгновение хочется поверить.

— А толку? Для меня геймдев закрыт навсегда!

— Почему? — ладони замирают, а Дионис приседает, чтобы заглянуть мне в лицо.

Жмурюсь, чтобы он не увидел слезы. Я не успела еще обдумать требование Руслана, но одной из причин, почему победа меня не радовала, было именно оно. Мне так нравилось быть причастной к созданию миров! Пусть даже простой переводчицей, необязательно что-то изобретать! А теперь — все.

— Таково было условие спасения моего брата, поставленное Русланом Мальцевым. Тебе Ник разве не рассказал о том, как я жестоко обращаюсь с мужиками из индустрии, которые меня бросают? Как мщу им? Жаль, я не могу пожаловаться брату на Ника, чтобы он и ему ноги переломал!

Слезы все-таки вырываются на свободу. Злые горячие слезы, которые бесполезно скрывать.

Глаза Диониса опасно сверкают, а ладони на моей груди сжимаются.

— Не волнуйся… — в его голосе мертвый штиль, предваряющий бурю. — Никто из тех, кто тебя обидел, не уйдет без наказания. Мальцев, говоришь?

Гибельно щурятся глаза цвета моря, опушенные темными ресницами. Электрическое напряжение дрожит в пальцах, касающихся меня. Настоящий хищник.

Настоящий мужчина.

Властный и уверенный в своей правоте. Совсем как Руслан. Или Ник. Или мой брат.

— Бог ты мой! Что за чушь! Хватит! — я отталкиваю Диониса, и даже нахожу в себе силы не рухнуть в его объятия, едва ощутив ладонями налитые мышцы груди. — Я наивная дура, знаю! Но даже я могу чему-то научиться на горьком опыте! Не верить вашим обещаниями! Ничьим! Не лезть в эту ловушку! Уйди!

Я — то чудовище в глубине лабиринта, которое все старались спрятать, окружить десятками прочных стен, чтобы больше никто не мог туда попасть. Завладеть сокровищем. Сразиться с монстром. Увидеть меня настоящую.

Меня охватывает ужас — я вижу, как сдвигаются стены из древних, заросших мхом камней вокруг меня, запирая навсегда там, где никто не найдет. Не выведет на свободу по тонкой светящейся нити. Не отпустит.

— Хватит! — Я срываюсь на сиплый крик, так что вновь начинает саднить горло. — Хватит меня спасать! От вашего спасения только хуже! Ты отомстишь Русу, а он потом уничтожит меня! Ты отомстишь Нику, а он припомнит это в тот момент, когда ты наиграешься!

— Я не наиграюсь.

— Да все равно! Они найдут способ! Всегда находили! Даже когда брат… — захлебываюсь и прижимаю руки к груди, где сердце изо всех сил натягивает поводки вен и артерий, стремясь сорваться с них. — Даже когда он был самым страшным монстром! Те, кого он избил, все равно мне потом мстили! Вы… Защищаете! А потом я остаюсь… Одна…

Колени подкашиваются, и я почти падаю. Но Дионис успевает поймать меня у самого пола и подхватить на руки, как будто это самое естественное действие в мире.

Он садится на кровать, держа меня на коленях, и прячет в своих объятиях.

— Ты никогда больше не останешься одна, Ариадна, — его тихий шепот щекочет мое ухо.

— Это слова… — всхлипываю я. — Ты сам не веришь словам!

— Тогда прислушайся к моему телу.

Горячие руки сжимают меня так крепко, что кажется — не вырваться. Мне тепло в этом коконе, но тревожно — вдруг он больше никогда меня не отпустит?

Горло перехватывает от ужаса. Снова ловушка?

Снова сидеть в глубине лабиринта, отрезанной от всего мира, пока он распоряжается всем, что у меня есть, даже именем?

Мой взгляд падает на бутылку с розовым вином.

«Улыбка Ариадны».

Он тоже?

Дергаюсь, пытаясь выбраться на волю, готовая ко всему. И Дионис раскрывает объятия. Стены расступаются, позволяя мне делать, что я хочу.

Беру в руки бутылку и… не знаю, что делать дальше. Как ему сказать?

— Тебе нравится? — спрашивает Дионис. — Хочешь попробовать?

— Нет, — говорю я. — Нет. Я не хочу улыбаться с этикетки вина. Но…

Разве я могу запретить ему? Ариадна — это не только я. Это еще и героиня древнейшего мифа, этим именем может распоряжаться кто угодно. К тому же в паспорте у меня сейчас совсем другой набор букв.

— Хорошо, — говорит он, протягивая ко мне руки. — Попрошу отца назвать вино иначе.

И все. И все?

Медленно ставлю бутылку обратно на стол, чувствуя, что победила слишком легко. Как будто со мной никто и не собирался сражаться.

Забираюсь обратно на колени к Дионису, обхватываю его шею и вдыхаю с кожи запах солнечных виноградников. Утыкаюсь мокрым носом и рыдаю в ямку на плече, где под моими губами бьется сильный пульс.

Он ничего не говорит — лишь молча качает меня на руках, гладит ладонями по спине, целует в волосы и жарко выдыхает. Когда меня начинает бить дрожь — объятия смыкаются крепче.

— Вот это… Это тебе нужно? — вытираю мокрые щеки о его плечо и поднимаю зареванное лицо, чтобы окунуться в глубокое море глаз. — Мои истерики? Или все же та, другая Ариадна? Шлюшка, что трахалась с тобой до утра?

— Мне нужна ты… — голос звучит странно глухо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ И я вдруг пугаюсь, что уже утомила его своей истерикой, что сейчас он решит, что ему и правда это все не нужно — и уедет, оставив меня разбираться с руинами на месте своей жизни.

Но тут же, в то же самое мгновение, я понимаю, что если он и правда уедет — значит, я была права, что не верила. А значит — жалеть не о чем. Лучше как-нибудь справлюсь сама, чем вновь поверю очередному начальнику, который выкинет меня сразу же, как только возьмет все, что ему интересно из моих «никому не нужных» идей.

Но Дионис разворачивает меня к себе, кладет руку на затылок и прижимается к моему рту. Его губы собирают всю соль с моих губ — нежно и уверенно.

— Я заберу тебя с собой, Ариадна. Сделаю своей женой как можно скорее, чтобы ты стала моей семьей и больше никогда не оставалась без защиты.

— Я никуда не поеду.

Мое упрямство уже должно разозлить его. Руслан ненавидел, когда я плакала, ненавидел, когда я спорила с ним, ненавидел, когда имела свое мнение.

Ник не кричал на меня в ярости, когда я расстраивалась или не соглашалась с ним, но его так сильно это раздражало, что он потом весь вечер едва цедил слова, а на следующий день не приходил.

Дионис говорит спокойно:

— Значит, я останусь здесь, с тобой. Тем лучше. Будет возможность разобраться с твоими врагами прямо на месте, Ариадна.

— Какие у меня враги? — смеюсь сквозь жгучие слезы. — Мужики, которые меня обидели? Это нормально! Других и не бывает!

— Значит, я не мужик.

«Ты бог» — хочется сказать мне. Дионис, который, словно в мифе, явился на Наксос, увидел брошенную Тесеем Ариадну и влюбился. Забрал с собой на Олимп и сделал богиней.

Словно в мифе.

В мифе.

— Я не верю, — качаю головой. — Не верю и все. Я не могу поверить! Это глупо! С чего бы тебе быть другим?

— Может быть, лет через двадцать, когда ты родишь мне детей, а они родят мне внуков, ты начнешь мне доверять, — задумчиво говорит он, касаясь губами моего виска и согревая его хмельным дыханием. — Твои враги сгинут, и ты перестанешь бояться. Тогда я смогу отвезти тебя домой и познакомить с отцом. Он очень хочет тебя увидеть.

— Он знает обо мне?!

— Давно. И ждет. Я хотел бы свадьбу на Крите, но если ты против, подойдет и Азовское море. Оттуда пришли мои предки, и я хочу, чтобы они знали, что я нашел свою Ариадну.

Не могу поверить в то, как буднично и спокойно он это говорит. Он больше не смеется — лишь качает меня на руках. Он больше не пытается меня раздеть и овладеть моим телом — лишь оставляет горячие поцелуи на коже, от которых растекается тепло.

— Ты безумен… — шепчу я, утыкаясь в его плечо и касаясь загорелой кожи губами.

— Ты меня в этом уже обвиняла.

Глава пятьдесят третья. Ариадна и звезды

Со мной в постели темноволосый бог.

Совершенно точно — Дионис.

Он запрокидывает голову, и его спутанные кудри рассыпаются по подушке. С припухших губ срывается гортанный стон, а ресницы отбрасывают тени на смуглую кожу, когда он прикрывает глаза и сглатывает. Острый кадык дергается, и я не могу удержаться — наклоняюсь и прикусываю гладкую кожу зубами.

Он хмурит густые брови — на запрокинутых за голову руках, связанных лентой от букета, мышцы сплетаются в изумительный узор, от которого замирает сердце.

Если он напряжет их чуть сильнее — то легко порвет свои путы.

Но ему нравится лежать вот так, пока я скольжу по его телу своим телом, глажу ладонями широкие плечи и наклоняю бутылку с розовым вином, позволяя ему литься на грудь и живот Диониса.

Оно растекается по четко расчерченным дорожкам его пресса, и я слизываю ароматные капли, повторяя завораживающий паттерн.

— Нравится вкус? — спрашивает он, приоткрывая потемневшие глаза цвета моря. — Гармоничный букет? Чувствуются нотки нектаринов и черешни?

Вот так, вперемешку с его вкусом — очень. И нектарин, и черешня, и терпкий запах мужской кожи, и морская соль на кончике языка, и шум волн в голове…

Увы — никто не будет разливать по бутылкам розовое вино с нотками Диониса.

А зря.

Мы вроде бы закончили спорить и начали кое-что поинтереснее, но все-таки не закончили. Даже обездвиженный, в моей власти, со связанными руками — он все равно мужчина. А мужчины опасны. Они обманывают, используют и уходят. Поэтому я иногда вздрагиваю и смотрю на него недоверчиво. Отшатываюсь и пытаюсь успокоить участившееся дыхание.

Дионис чутко ощущает эти моменты. Замирает и ждет, пока меня отпустит, не проявляя ни капли нетерпения и, что самое интересное, не теряя энтузиазма и готовности к продолжению.

— Почему тебя не раздражает это все? — не выдерживаю я. — Возиться с моими тараканами вместо…

Сглатываю и прижимаю руку к горлу, ловя сбившееся с ритма сердце.

— Почему это должно меня раздражать? — удивляется он. — Тебе было плохо, тебе было страшно. Я сам виноват, что не нашел тебя раньше. Ты должна привыкнуть и поверить, что со мной безопасно. Даже когда тебе страшно и плохо.

Вытягиваюсь поверх его тела, пытаясь завернуться в его тепло и надежность.

Шепчу жилке на шее, пульсирующей в такт его сильному сердцу:

— Почему ты вообще меня искал?

— Потому что ты красивая, — отвечает он без паузы.

Замираю, прислушиваясь к своим чувствам.

Да нет же! Я… обычная.

Как любая женщина, я красива по случаю — в шелковом платье, на каблуках, с прической и глянцевой помадой на губах. В такие моменты я чувствую себя Еленой Троянской и готова наблюдать за войной, развязанной в мою честь.

Но сейчас… Я ненакрашенная, зареванная, со спутанными волосами.

И раненая.

Какая же я красивая?

— Потому что ты дерзкая, — продолжает он, не дав мне закончить возражать ему даже в мыслях. — Обожаю, когда ты со мной споришь.

— Я не спорю! — взвиваюсь я и ловлю его хмельную предвкушающую улыбку.

И даже чувствую, каким он становится твердым между моих бедер.

— Потому что ты такая… увлеченная, — не переставая улыбаться, он приподнимается, не помогая себе связанными руками, напрягая лишь мышцы на животе до каменного состояния.

— А еще умная и креативная? — спрашиваю я, глядя на его закусанные моими поцелуями губы.

Он пожимает плечами и улыбается. Невозможно удержаться, и я снова впиваюсь зубами в припухшую виноградную мякоть.

— Умная и креативная ты в работе. Я это ценю. Но люблю не за это.

Несмотря на то, что он уже говорил мне о свадьбе, знакомстве с родителями, переезде…

Несмотря на то, что он нашел меня по одной заявке на игру, одному заказанному букету и преодолел ложь Ника…

Несмотря на все его терпение и нежность…

Эти слова шокируют меня.

А он как будто не понимает, что такого сказал. Приподнимается, почти садясь, выпутывается из ленты, чтобы запустить пальцы в мои волосы и слегка оттянуть голову назад, ловя поплывший взгляд в свои глубины синего моря.

Мои бедра обнимают его — твердые, напряженные. И весь он твердый, напряженный, горячий — наполняющий меня до краев.

Меня сотрясает захватывающая дух дрожь, пока я медленно насаживаюсь на него, не спеша вынырнуть на поверхность.

— В прошлый раз на тебе были золотые босоножки, и мне понравилось…

Его голос вибрирует на той же частоте, что и его тело.

— Что?.. — замираю, пытаясь сообразить, что означает эта фраза. — Мне найти их? Без них тебе не нравится?

— Нет, зачем повторяться?

Он встряхивает головой, отбрасывая со лба упрямый темный завиток и тянется к сумке на полу, не выходя из меня. Все его мышцы напрягаются — и те, что остались внутри. Выдыхаю непроизвольный стон и ловлю уже привычную и любимую хмельную усмешку. А потом Дионис выпрямляется и протягивает мне в ладонях…

Корону?

— Что это?

— Северный венец. Корона из «Меркури стоун». Высшая награда, которую может получить игрок. Конечно, в том мире она сделана из ледяных звезд и паутинного ветра, но в нашем пришлось заменить на платину и бриллианты.

— Это… мне?

Корона кажется невесомой, и если бы меня спросили, на что больше похожи тончайшее плетение металла и сияющие камни, то я бы поставила на ветер и звезды, а не на банальные драгоценности.

— Это венец, в котором ты выйдешь за меня замуж. Но пока я хочу тебя в нем. Тебе идут драгоценности, Ариадна. Только драгоценности — и твое тело.

Он поднимает корону и благоговейно водружает ее мне на голову. Венец совсем легкий, но я могу встряхнуть волосами — он держится. Хочется выпрямить спину, чтобы соответствовать такой чести. А еще — увидеть себя в зеркало.

Я даже оглядываюсь по сторонам, но мой дешевый номер в отеле, не предполагает таких извращений, как зеркало напротив кровати.

Дионис с легкостью понимает, о чем я думаю. Обнимая меня так, что наша кожа сплавляет нас воедино, он гортанно мурлычет мне на ухо:

— Как только захочешь, отправимся ко мне в отель. Там есть зеркало на потолке. И огромная ванна, человек на десять. Тоже окруженная зеркалами.

— Человек на десять? Мы еще кого-то ждем на вечеринку? — не могу удержаться от подколки.

— Если захочешь… — в его глазах сверкают опасные искры.

— Нет! Хочу, чтобы ты был только мой! — сама не понимаю, как эти слова срываются с моих губ.

Не рано ли становиться капризной и требовательной? Что я вообще о нем знаю? Может быть, у его предложений — Крита, короны, виноградников — есть условия?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Только твой… — искры оборачиваются бликами солнца в глубокой синей воде.

И мне кажется, что я знаю его лучше, чем себя. Знала всегда.

До ночи еще далеко, но с каждым вдохом, с каждым движением и стоном она все ближе.

Гемера уходит в свои золотые чертоги, и на холодную землю наших суровых краев ступают босые ноги Никты. Она бродит вокруг отеля, не видимая в нашем убежище без окон.

Пока мы принимаем душ, и капли воды разбиваются об острые грани бриллиантов, а капли света пронизывают их, отбрасывая радужные блики на черный кафель.

Пока мы собираем вещи, прерываясь на поцелуи, вновь сплетаясь на мятых простынях и разбрасывая по крошечной комнате только что надетую одежду.

Пока мы перетягиваем толстые стебли протей многое повидавшей лентой — и Дионис сжимает мою руку в своей и выводит из полутемного номера в коридор, где я вдыхаю свежий воздух, в котором чувствуется запах снега и ночи.

Пока мы спускаемся по лестнице, а навстречу нам поднимаются крепкие парни в костюмах, небрежно кивающие Дионису.

— Они заберут твои вещи, — поясняет он, открывая передо мной дверь. — А я заберу тебя.

Я выхожу и поднимаю голову к темному небу, с которого на меня смотрят тысячи звезд, ошеломительно ярких для Москвы.

— Заберу тебя к себе.

Глава пятьдесят четвертая. Остров забвения

Дионис протянул Нику ладонь, и тот пожал ее через стол, ослепительно улыбаясь.

Секретарша собрала подписанные бумаги и ловко разложила их по папкам. Это была странная, чуть диковатая девушка, одетая совсем не по-деловому — многослойная юбка в стиле бохо, блузка с широкими рукавами и колокольчики, вплетенные в растрепанные волосы.

Но, как я успела заметить, Дионису прощали некоторую эксцентричность даже в российских деловых кругах. У него весь женский персонал был примерно такой — слегка шальные девицы не от мира сего. Зато мужчины — сплошь широкоплечие красавчики-атлеты, как на подбор, словно кастинг проводил бывший член жюри «Мистер Вселенная».

Впрочем, и те и другие меня сейчас волновали мало.

Я сидела на втором этаже шикарного ресторана, укрывшись за декоративным водопадом, и весь вечер нервно наблюдала за окончательным подписанием договоров. Компанию мне составлял «Нектар бессмертия» — лучшее вино из подвалов отца Диониса, заслужившее ошеломительное количество наград на винных фестивалях.

Вино было крепким, густым как кровь, но пилось легко, с каждым глотком даря покой и умиротворение, которых мне сейчас так не хватало.

Россыпь сыров, оливок и мясных закусок на множестве тарелочек, которые расставили передо мной, успокаивала меня куда меньше, поэтому успехом не пользовалась.

Вертя в пальцах тонкую ножку бокала, я наблюдала за тем, как Ник самодовольно оскалился, прощаясь с Дионисом, и не удержался от слегка киношного жеста «йес-с-с!» за его спиной.

А после откинулся в кресле с бокалом коньяка и достал телефон. Медный звон его удовлетворенного эго доносился сквозь шум воды даже до меня, заставляя скрипеть зубами.

Теплые сильные руки скользнули на мою талию, легли на живот — и я откинула голову Дионису на плечо, продолжая наблюдать из-под прикрытых ресниц, как Ник набирает уже третий номер — хвастается.

— И все-таки не понимаю, — пробормотала я, устраиваясь в родных объятиях, как дома. — За что ему такая награда? И почему ты все же купил его игру, хоть и не поверил ни одному слову?

— Твою игру, — горячие губы коснулись местечка за моим ухом. — Это была единственная связывающая с тобой нить. Но я рад, что согласился тогда. Как я и обещал — твои враги будут наказаны, Ариадна.

— Ты накажешь Ника тем, что сделаешь его главой своего греческого филиала и отправишь загорать на солнечный остров в Средиземном море? — я хотела недовольно фыркнуть, но от всех этих нежностей получился только какой-то кошачий мурк. — Серьезно? Нам стоит обсудить систему наград и наказаний, а то мне что-то страшновато рядом находиться…

Я даже не успела ахнуть, как сильные руки Диониса подхватили меня и переместили к нему на колени. Ладонь уверенно легла на бедро, стискивая его. Невольно вспомнилась скульптура Бернини «Похищение Прозерпины», которую я впервые увидела в студенческие годы и не сумела забыть.

Стыдно признаться, что впечатлила она меня не мастерством и не художественным высказыванием, а тем, с какой неумолимой властностью мужские пальцы сжимали белое мраморное бедро вырывающейся девушки. Меня до сих пор пробирает дрожью от этой детали, даже когда я вижу лишь фрагмент скульптуры на фотографиях в интернете.

И вот моя девичья сексуальная фантазия воплотилась в жизнь, и я жалею лишь о том, что пришла в брюках, а не с обнаженными ногами. И мечтаю повторить вот это все в более удобной обстановке.

— Да-а-а-а… Отправлю его заведовать греческой локализацией «Лабиринта» на самый крупный остров Киклад… — проговорил Дионис мне на ухо таким глубоким голосом, что было уже примерно все равно, что именно говорит, лишь бы продолжал. — У него будет о-о-очень высокая должность, широкие возможности управления и новые горизонты развития. На острове с населением в двадцать тысяч человек с крупнейшим в мире месторождением наждака, опытной командой, говорящей только по-гречески и незнакомой культурой.

— Наждака? — удивилась я, потому что была уверена, что его производят как-то иначе.

— Релокация и жилье за счет нанимателя, — тоном искусителя продолжал Дионис. — Двухэтажный дом, окруженный полем, на котором выращивают картофель на экспорт и с пасекой, где добывают знаменитый греческий тимьяновый мед. Надежный десятилетний контракт — Николаю особенно пришелся по душе пункт, согласно которому контракт невозможно расторгнуть с нашей стороны. Он посчитал незначительным неудобством то, что и сам не может этого сделать. Зато никто не уволит.

Я все еще не понимала, хотя уже чувствовала некоторый подвох — со стороны картофеля.

— Лучшая медицинская страховка, служебная машина и даже яхта в подарок…

— Яхта? Нику?! — возмутилась я. Это было перенести сложнее всего.

— О, ну конечно, — смешок Диониса щекотнул кожу. — Вдруг ему понравится рыбачить? На Наксосе очень сильны рыбацкие традиции. Яхты есть почти у всех. К тому же на ней можно плавать на соседние острова… Ведь паром до них ходит лишь раз в день. Зато туда летают самолеты — с понедельника по пятницу!

Я смотрела на него, открыв рот.

Правильно ли я понимаю, что…

— Разумеется, он подписал и очень строгий договор о неразглашении, согласно которому на протяжении всего срока контракта плюс пять лет, он не сможет разглашать никакую информацию о проекте, даже самую элементарную. Ведь, возможно, «Лабиринт» станет игрой-символом греческой культуры, как когда-то стал фильм «Грек Зорба», танец сиртаки из которого весь мир считает наследием Античности.

— Что?..

— Таков мой амбициозный план, — пожал плечами Дионис. — Никому не запрещено мечтать, любовь моя. Услышав о моих планах, Николай сам предложил отказаться от высокой зарплаты, заменив ее процентом с продаж игры. Когда она будет выпущена.

— Выпущена? На греческом языке? — уточнила я.

— Ну да, — пожал плечами Дионис. — Это же греческая культовая игра. На каком еще языке ее выпускать?

— И жить он будет среди греков? На острове с населением в двадцать тысяч, где почти не говорят по-английски и совсем не говорят по-русски? И ему нельзя участвовать в игровых конференциях и публиковать информацию о своей работе? И самолеты летают пять раз в неделю? А вокруг дома картофельное поле?

— И пасека, — напомнил мне Дионис. — Он глава международного филиала компании, разрабатывающий игру — будущее национальное достояние. Это очень почетно. Когда он закончит этот проект…

— Через десять лет? На греческом языке?

— Когда он закончит этот проект… — продолжил Дионис, и его чувственные губы расползлись в медленной улыбке. — Его коллеги и друзья, без сомнения, оценят такой выдающийся опыт.

Из глубины его глаз цвета моря поднимались темные силуэты подводных чудовищ, которые, как выяснилось, живут в душе моего греческого бога.

Я перевела взгляд вниз, туда, где Ник звонил уже не первому человеку, в последний раз рассказывая о том, как удачно складывается его карьера в игровой индустрии.

Глава пятьдесят пятая. Проклятие Протея

— Я все-таки немного нервничаю, — призналась я Дионису. — Руслан довольно четко сказал, что меня не должно быть в индустрии. А мы на игровой выставке. Пусть и не самой крупной, но…

— Ш-ш-ш-ш-ш… — Дионис накрыл ладонью мой затылок, пригнулся и коснулся губами губ. — Он запретил тебе работать в геймдеве. А ты отдыхаешь.

Он протянул мне бокал вина — кажется, уже третий за вечер. Я нервно вздохнула, но сделала глоток. Отдыхаю. Пришла полюбоваться на косплееров без рубашек и послушать выступления старых… друзей.

— Такой себе отдых! — возмутилась я. — Триумф Гришеньки! Публичный выход — это же полностью его стихия! Что может быть проще, чем пускать пыль в глаза, когда твой доклад полностью подготовили другие люди, а тебе остается только перелистывать слайды и травить байки?

— Я даже знаю, кто подготовил его доклад, — кивнул Дионис.

— Вот! Это же будет его победа!

— Думаешь?

Обожаю, когда его чувственные и порочные губы вздрагивают в предвкушении улыбки. Едва заметные искры в глазах намекают, что меня ждет сюрприз. Еще ни разу не удавалось угадать, какой именно. Но я все еще пытаюсь.

— Кто-кто, а Гришенька умеет выкручиваться! Какой вопрос ты ему ни задашь, он тебя заболтает насмерть! Для него тут — место силы!

— Что ж, давай посмотрим? — Беспечно отозвался Дионис и сплел свои пальцы с моими.

Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы напомнить себе, кто сейчас ведет меня к нашим местам сбоку от сцены, откуда видно и зал, и выступающих. Тот, кто играючи выстроил игровую империю на поле чужой культуры и завоевал уважение азиатских разработчиков.

По пути я заметила в аудитории Марка Евгеньевича. Кажется, он тоже меня увидел, но прежде чем он успел кивнуть или махнуть рукой, я отвернулась. Пока мне было все еще больно вспоминать, что он отказался даже выслушать мою версию событий. И это человек, который всегда бравировал своей справедливостью.

Вино на фуршетных столах принадлежало винодельне семьи Диониса. Это был его подарок устроителям выставки в обмен на договоренность о выступлении Гришеньки. После того, что случилось с Ником, я доверяла своему мужчине безоглядно, но по-прежнему не видела, как однозначный миг триумфа известного болтуна может стать его наказанием.

— Всем привет! — Гришенька появился перед аудиторией, как всегда, в великолепном костюме, сверкающих ботинках и с зализанными целой банкой геля волосами. Волна удушающего аромата его парфюма донеслась, кажется, до задних рядов. — Я вижу здесь множество людей с серьезными лицами, а ведь мы занимаемся самым веселым делом в мире! Так не пойдет!

Он отошел к кулисам и появился оттуда через мгновение, волоча за собой квадратный стол. Поставил его на центр сцены и присел на край.

— Раз-два-три, елочка, гори! — он махнул рукой с пультом, и на экране за его спиной появилась красочная мультяшная заставка с названием доклада.

— «Маркетинговые стратегии привлечения и удержания аудитории для глобального запуска мобильной онлайн-игры», — прочитал он и повернулся к залу. — Или, проще говоря, как сделать так, чтобы игрок не сбежал, пока игра загружается! Давайте сегодня обойдемся без профессиональных терминов. Ведь главное — понимать, чем ты занимаешься, а не говорить умными словами.

У меня появилось нехорошее предчувствие. Люди в зале начали улыбаться и переглядываться. По одному стали подтягиваться к столам за бокалами с вином и, сделав пару глотков, наблюдали за выступлением намного доброжелательнее.

— Чтобы привлечь игроков, недостаточно выйти на Красную площадь и закричать: «Эй, у нас новая классная игра!» Ведь всегда найдется конкурент, у которого есть новая игра, а еще бесплатная пицца!

Он щелкнул пультом, и на экране появилась блондинка в бикини с аппетитным кусочком пиццы в руках, сыр с которой стекал ей прямо на грудь.

Аудитория встретила картинку одобрительным гулом.

— Чтобы не только привлечь, но и удержать игроков, мы должны…

Гришенька снова щелкнул пультом, но блондинка осталась на месте. Еще несколько щелчков не помогли. Он потряс пульт, требовательно посмотрел в сторону будки техников, но это тоже не возымело эффекта.

— Что ж, это неплохой слайд, будем любоваться им весь доклад! — попытался спасти он ситуацию, продолжая щелкать пультом.

Но именно в этот момент слайд сменился другим, потом сразу третьим, дальше они замелькали как в калейдоскопе, пока не застыли на картинке мультяшного толстяка, снимающего штаны.

С подписью «Жопа есть, а слова нет».

Наверное, к концу презентации эта шутка зашла бы разогретой аудитории, но сейчас вызвала только недоуменное молчание.

Гришенька занервничал.

Он попытался продолжить доклад:

— Чтобы не только привлечь, но и удержать игроков, нужно постараться, поэтому… поэтому… кхм… основная цель, это баланс между монетизацией и лояльностью, то есть, проще говоря…

Гришенька щелкнул пультом и обернулся к экрану, но жопа была на месте. И ничего ему не подсказывала.

— Проще говоря, нужно привлечь инфлюэнсеров, но также нужно учитывать и то, как они себя ведут… Построение воронок конверсии требует… — он сглотнул, все еще глядя на жопу. — Требует учитывать удержание и привлечение. Также монетизация и комплексный подход… Очень важны, да. Нативная реклама, мониторинг ключевых метрик и… инфлюенсеры! Вот что важно!

Он обернулся к залу с ослепительной, но изрядно натянутой улыбкой. В зале послышались смешки и шепот. Я обернулась к Дионису, но тот был сосредоточен и серьезен. Его чувственные губы были крепко сжаты. Он даже кивнул мне на сцену, мол, не отвлекайся.

Гришенька все еще пытался собрать мысли в стройную картину:

— Привлечение и оптимизация воронки… также очень важны… Вот однажды мы заказали кампанию у известного блогера, точнее, блогерши… — он вдруг приободрился. — Вы просто не поверите, что она мне рассказала про их вечеринки! Слышали когда-нибудь про золотой «ламборджини»?

Вот и все. Он наконец-то обнаружил своего любимого конька и немедленно его оседлал. Теперь его ничто не собьет с проторенной дорожки пустой болтовни и забавных баек.

Но в этот момент Дионис сделал знак кому-то сидящему в зале.

Светловолосый мужчина в первом ряду, едва ли не единственный, кто явился в деловом костюме — ох уж эти игроделы! — поднял руку.

— О, уже вопросы? — Гришенька облегченно улыбался. — Конечно, я сейчас расскажу эту историю!

— С удовольствием послушаю, — сказал мужчина. — Но сначала хотелось бы уточнить по теме доклада. Вы упомянули важность долгосрочной лояльности. Какие именно метрики ретеншена вы отслеживаете и как на основе этих данных меняете маркетинговую стратегию?

— Мы… конечно, анализируем показатели удержания… — Гришенька затараторил, надеясь побыстрее проскочить опасный момент. — И корректируем стратегию…

— Можно чуть конкретней?

— Я скорее говорю об общих принципах, а не…

— Спасибо, я понял, — оборвал его мужчина и наклонился к своему соседу, шепча ему что-то на ухо.

— Если есть еще вопросы, не стесняйтесь задавать! — улыбка Гришеньки была бледноватой, но он явно думал, что легко отделался.

Зря.

Руку подняла знакомая мне девушка. Когда-то она несколько месяцев работала у нас, но устала делать все за Гришеньку и ушла буквально в один день, написав заявление об отпуске и последующем увольнении.

— У меня вопрос. Я бы тоже хотела узнать, как вы проводили A/B-тесты креативов или каналов привлечения пользователей? Какие были KPI и как на их основе вы приняли решение об оптимизации? — выражение лица у нее было хищным и злорадным.

— Э-э-э-э-э-э…

Я физически ощутила овладевшую Гришенькой панику. Не уверена, что он вообще слышал о подобном.

А вопросы сыпались один за другим. Никто уже не дожидался, что ему разрешат говорить. Просто закапывали нашего бедного маркетолога все глубже и глубже.

— Как вы оцениваете эффективность инфлюенсер-маркетинга?

— Какие показатели используете для расчёта ROI от коллабораций со стримерами и блогерами, если речь идёт о международном запуске с разными аудиториями?

— Как вы персонализируете маркетинговые кампании для разных регионов?

— Может быть, приведёте пример успешной локализованной кампании и поясните, какие метрики позволили понять, что она сработала лучше, чем универсальный подход?

Он не зря боялся профессиональных терминов. Слова вроде CPI, LTV, Conversion Rate, Engagement Rate не вызывали ни единого проблеска понимания в его взгляде. Он пытался отделаться общими словами, говоря о «гибком подходе», «доверии к экспертам» и «важности коммуникации», но сливался на просьбе привести конкретные цифры.

— I beg your pardon, — Дионис неожиданно поднялся со стула, и его глубокий голос перекрыл шум и смешки аудитории. Мгновенно воцарилась тишина, и все поднявшиеся сели обратно на свои места. — During our discussions regarding your presentation, you mentioned your ten years of experience working as a marketing professional with leading international companies. Could one of your former supervisors attest to your competence and recommend you as a specialist?

Гришенька замер, глядя на Диониса. А потом перевел умоляющий взгляд на меня, сидящую рядом. Ну, конечно. Я ведь его личная переводчица и ничего больше, правда?

Но мне запрещено работать в игровой индустрии. Даже переводчицей.

Поэтому я отпила глоток вина и посмотрела ему прямо в глаза.

— Он ведь все равно выкрутится? — спросила я Диониса, пока шумная толпа, в которой продолжали раздаваться взрывы смеха, постепенно расходилась, освобождая аудиторию. — Он всегда выкручивается.

— Уверен, что так. По правде говоря, если бы он подучил английский, я бы нанял его ментором для рекламного подразделения. Пусть расскажет секреты своего обаяния.

— Думаешь, выучит?

— Это уже зависит от него… — рассеянно отозвался Дионис, кого-то выглядывая в толпе. Ага!

Он стремительно встал и сделал несколько шагов, перегораживая выход Марку Евгеньевичу. Протянул ему руку и на этот раз на чистом русском предложил:

— Поговорим?

Глава пятьдесят шестая. Искупление титана

Марк Евгеньевич нахмурился и даже сделал попытку пройти сквозь Диониса, но атлетичные охранники, ожидавшие нас у дверей, так отчетливо напряглись, что моему бывшему начальнику пришлось отступить.

Он нахмурился и перевел взгляд на меня:

— Что происходит, Фролова? Я не стал выяснять, почему ты меня так подвела, но вам этого оказалось мало! — Марк Евгеньевич повернулся к Дионису: — Потом ты увел моего лучшего менеджера! А сейчас что происходит? Незаконное задержание? Мне звонить в полицию?

— Неплохо начали… — пробормотала я, отступая за спину Диониса.

— Может быть, лучше пойдем куда-нибудь, где тише? — миролюбиво предложил он.

— Никуда не пойдем! — сердито возразил Марк Евгеньевич. — Говорите немедленно, что вам надо, у меня еще дела!

Я разочарованно фыркнула, развернулась и хотела уже уйти. Зря мы решили, что есть смысл с ним помириться. Но Дионис удержал меня. Он прижал меня к себе, горячо выдохнул в волосы — и все раздражение растворилось, сменившись расслаблением и легкостью, как от хорошего вина.

— Ариадна, расскажи, как тебя уволили, — предложил он.

— Уволили? — Марк Евгеньевич практически выплюнул это слово. — Ее — уволили? Что за чушь?

— Сразу, как мы вернулись из Кореи, — сказала я.

— Конечно, я бы послал ее в такую командироку, чтобы потом уволить! — возмутился мой бывший начальник. — Это логично, не так ли?

— Знаете, что еще логично? — спросила я его, стараясь не поддаваться вновь растущему раздражению. — Что я уволилась, даже не поговорив с вами. После того, как советовалась даже по самым мелким вопросам.

— Да вам, молодым, что угодно в голову может взбрести. Нашла там себе кого-то, да и выскочила замуж…

Марк Евгеньевич смерил Диониса возмущенным взглядом, догадываясь, видимо, кого я там себе «нашла», но как-то сам собой взгляд стал уважительным.

Самое смешное, что если опустить детали, все именно так и вышло. Нашла в Корее Диониса и вот… Почти выскочила замуж.

Дионис обнял меня за плечи и привлек к себе, словно услышав эти мысли. А, может, он и сам понял всю иронию ситуации.

Но мы не будем опускать детали. В деталях таится все самое интересное.

— Руслан Мальцев пригрозил, что если меня не уволить, у вас будут проблемы, — повторила я то, что сообщил когда-то Ник. — И как бы я ни была вам дорога, компания все равно дороже. По-своему вас можно понять.

— Что-о-о-о-о? — лицо Марка Евгеньевича покраснело, словно в зале внезапно стало жарче. — Что опять за чушь?

— Разве это было не так?

— Нет! — отрезал он. — Впервые слышу!

— А Ник сказал, что так, — пожала я плечами. — Вы больше не нуждаетесь в моих услугах, потому что судьба какой-то переводчицы не стоит неприятностей с бизнесом.

— Да я вообще с вашим Мальцевым… — начал Марк Евгеньевич, но оборвал себя и резко выдохнул. — Мудак он, ваш Мальцев. Но я с ним в последний раз говорил год назад! И никаких угроз от него не получал ни тогда, ни позже.

Я молча смотрела на него с грустной полуулыбкой. Когда-то я уважала этого человека, потом была на него обижена, потом — разочаровалась. А сейчас его было даже жаль. Всегда больно видеть, как подламываются опоры у несгибаемого человека.

Марк Евгеньевич потер лоб и огляделся. Зал был уже пуст, лишь охрана Диониса блокировала двери, не пуская случайных людей. Конечно, было бы удобнее разобраться со сложным вопросом сидя за столом. Отвлечься на глоток чая, обдумать свои слова.

Но вышло как вышло.

Я опиралась коленом на сиденье одного из стульев и тоскливо косилась на стол, где еще остались бокалы с вином.

Разговор становился все тяжелее:

— Значит, говоришь, Ник соврал? Зачем?

Если б я знала — зачем… Чтобы я работала только на него? Почувствовать свою власть? Заиметь собственную домашнюю любовницу, которая радуется тебе как собачка, потому что ты единственный живой человек, с которым она общается? Я не готова была обсуждать это с Марком Евгеньевичем.

— Значит, ты не посылала заявление по почте? — уточнил он.

— Посылала. По собственному, как вы и просили.

— Я не просил! — он снова резко выдохнул и потер лоб. На его лице из-под маски упрямства проступали разочарование и стыд. — Да, хреново получилось. Как же так вышло… Ник, говоришь? А потом он и сам сбежал. Думал, мы с ним друзья, а тут вот так…

— Угу, друзья, — кивнула я.

— Ну да, друзья! Мы с ним коньяк пили, на рыбалку ездили… На лыжах вместе собирались. Нормальный же был мужик!

— Угу, мужик, — кивнула я.

Марк Евгеньевич нахмурился:

— Фролова, ну ты должна понимать, бизнес — мужское дело!

— Мужчины более надежные? — внезапно вмешался Дионис.

— Именно!

— Как мы видим… — не удержалась я.

— Тут я ошибся.

— Может быть, вы ошибаетесь еще в каких-то вопросах? — мягко спросил Дионис. — Готовы ли вы искупить свою вину?

— Мою вину?!

Я посмотрела на своего бога.

Сейчас он выглядел просто невероятно. Синяя рубашка оттеняла его глаза цвета моря, непокорный локон снова упал на лоб, чувственные губы были твердо сжаты, но во всей позе сквозила расслабленная уверенность, даже некоторая вальяжность. Словно он нисколько не сомневался, что все будет так, как он решил. Все в его власти.

И от этого у меня разбегались мурашки по коже.

Потому что я тоже была в его власти.

— Марк, вы гордитесь своей справедливостью, — спокойно сказал Дионис, не обращая внимание на то, что Марк Евгеньевич уже стиснул кулаки. — Что бы вы ответили Руслану Мальцеву, если бы он на самом деле потребовал уволить Ариадну?

— Конечно, послал бы его к черту!

— Правда? — влезла я.

Тот нахмурился, выпрямился и, метнув на меня яростный взгляд, уже открыл рот, чтобы отчитать. Но тут Дионис сделал знак, и к нему подскочила девушка с растрепанными волосами и в длинном свитере с зацепками. Если б я не знала, сколько сейчас такие свитера стоят, я была бы уверена, что она откопала его у моей мамы на антресолях. Я точь-в-точь такой же закинула туда в девятом классе, когда зацепилась за гвоздь на даче.

Дионис взял у девушки три увесистые папки и протянул одну из них Марку Евгеньевичу. Тот сначала отдернулся, словно опасаясь обжечься, но под понимающим взглядом глаз цвета моря, все же остался на месте и взял ее в руки.

— Что это? — нахмурившись, спросил он, перелистывая лежащие там документы. Некоторые были явными ксерокопиями, но на большей части красовались фиолетовые печати и чернильные подписи.

— Доказательства финансовых нарушений в компании Руслана Мальцева, — ответил Дионис. — Точнее — в компаниях. Некоторые из них подставные, некоторые — не в России. Здесь заверенные распечатки переписок, показания свидетелей и сверка бухгалтерских документов.

— Зачем мне это?..

— Здесь… — Дионис раскрыл вторую папку и положил ее сверху на первую. — Расчеты бюджета его проектов и фактически понесенные расходы. Доказательства подделки разрешений на строительство с нарушением норм, досудебные договоренности с пострадавшими, снова заверенные показания соучастников.

— Я и без вас знаю, что у Мальцева рыльце в пушку, — раздраженно бросил Марк Евгеньевич. — У нас каждого крупного владельца бизнеса потереби хорошенько — еще и не такое найдешь!

Словно не слыша его, Дионис положил сверху раскрытую третью папку, и я заметила там фотографию. Встав на цыпочки, сунула любопытный нос… И узнала собственного брата. Коротко стриженного, в темной робе заключенного.

— Это — разбор уголовных дел людей, осужденных по делам, связанным с Русланом Мальцевым. Его личные враги, враги его друзей, конкуренты, мешающие ему владельцы собственности. Показания свидетелей, доскональный разбор каждого дела, протоколы допросов прокуроров и судей.

— Да при чем тут я?!

— Вы, Марк, как я уже говорил, считаете себя справедливым человеком и уверены, что в конфликте между Ариадной и Русланом Мальцевым, встали бы на сторону правды.

Дионис сделал шаг назад и протянул мне руку. Я сплела свои пальцы с его и прижалась всем телом, пытаясь напитаться уверенностью от его витальной силы.

Марк Евгеньевич стоял с ворохом тяжелых папок в руках и явно не знал, что с ними делать.

— Допустим… И? — сердито тряхнул он стопкой бумаг. — Вы предлагаете мне все это обнародовать? Почему мне? Я не был замешан в этих махинациях, не получал от них никакой прибыли. А перед Фроловой готов извиниться и компенсировать несправедливое увольнение! Зачем мне ввязываться в скандал с…

— …самым могущественным человеком в российском геймдеве? — Дионис крепче стиснул мои пальцы, и только тут я почувствовала, что дрожу. — Согласен, это очень опасно. Даже если Руслан Мальцев будет признан полностью виновным, вся индустрия будет знать, кто именно приложил руку к его падению. И бояться иметь с вами дело. Или даже мстить.

Я сглотнула. Жестоко.

Марк Евгеньевич точно не заслужил такого наказания!

Повернувшись к Дионису, я привстала на цыпочки, чтобы шепнуть ему на ухо просьбу не карать моего бывшего начальника так сурово.

Но он снова сжал мою руку и добавил:

— Однако если вы просто оставите эти папки себе, ничего не случится. Никаких последствий молчание для вас иметь не будет. Вы можете их даже уничтожить — и тогда пропадут оригиналы документов — никто никогда ничего уже не докажет. Это ваш выбор.

Он сделал знак, и охрана распахнула перед нами двери.

Мы уходили по коридору, и за нами следовали атлетичные мужчины в строгих костюмах, женщины с безумными глазами в длинных платьях и с колокольчиками в волосах.

Но я спиной чувствовала взгляд Марка Евгеньевича и никого не свете не жалела так, как сейчас его.

Глава пятьдесят седьмая. Дионис. Выход из лабиринта

Серебристый «мерседес» тормозит на заправке, рядом с которой теплыми огнями сияет маленькое кафе. Ариадна выскакивает наружу, мазнув губами по моей щеке, и этот ритуальный жест наполняет сердце теплом. Я так часто видел, как это делают мама с папой, но даже не догадывался, сколько много в таком мимолетном прощании чувств. Даже когда это прощание на пять минут.

Шофер снова распахивает дверцу, и Ариадна забирается внутрь с двумя стаканчиками кофе в руках.

И с круглыми глазами.

— Я тебе сейчас такое покажу!

Беру один стаканчик, пока она ищет что-то в своем телефоне, и вдыхаю густой и горький запах кофе. Удивительно, что в этой стране можно найти великолепный кофе на заправке посреди нигде, и дрянной — в раззолоченном ресторане в центре.

Однако вкуснее всякого кофе — вдохнуть запах ее волос. Отвести мягкие пряди, коснуться губами венки на шее — там где горячее и вкуснее всего.

Отмахивается, смеясь:

— Погоди! Смотри лучше!

Но все равно придвигается ближе, откидывает голову на плечо и возится, устраиваясь поудобнее. С каждым днем она все реже сжимается рядом со мной, реже жмурится, словно ожидая удара от жизни. И дерзость ее оборачивается смелостью, а беззаботность — доверием.

Удивительная. Та, которую стоило искать.

Поэтому я остаюсь настороже и на всякий случай готовлюсь отразить любой удар судьбы. Что бы она ни приготовила — я справлюсь. Я всю жизнь готовился к встрече с Ариадной.

Помогал отцу делать вино — для нее.

Делал лучшие игры — для нее.

Учил русский — для нее.

Построил дом на солнечном острове, из окон которого видно бирюзовое море — для нее.

Даже в спортзал регулярно ходил, как оказалось, — для нее.

И теперь могу смело забрать ее с собой, зная, что достоин.

Ариадна вбивает что-то в поисковую строку и, захлебываясь, тараторит:

— Там телек был! И на первом канале новости! Про то, что акции Руса обвалились! Открыты уголовные дела! Двух прокуроров уже арестовали! Активы заморожены! — наконец она находит то, что искала, и показывает мне экран: — Смотри, тут написано, что почти все топ-менеджеры из его компании уволилась одним днем! Китайские и корейские партнеры приостановили действие договоров! Это мы, да? Это все мы натворили?

— Нет… — нежно целую ее волосы, пряча улыбку. — Это один справедливый человек поступил по совести.

— «Моисеенко Марк Евгеньевич — настоящий герой дня», — читает она вслух. — «Его офис окружен журналистами, словно Букингемский дворец перед коронацией». Новостные сайты просто взорвались! Это сенсация!

— Сенсация не то, что один бизнесмен врал, угрожал и воровал, — говорю я. — А то, что другой обнародовал подробности его преступлений, хотя ему от этого никакой выгоды. Просто потому, что так правильно.

— Ой… — Ариадна листает страницы дальше, и выражение лица из восторженного становится тревожным. — Ой, ой, ой…

Осторожно забираю телефон из ее рук и читаю заголовки статей аналитиков. Разумеется, они полны теорий заговоров, спекуляций по поводу его тайного профита и бредовых предположений. Ожидаемо. Это расплата за справедливость. И смелость.

Но Ариадна кладет руку мне на грудь, прямо напротив сердца и смотрит теплыми глазами, которые начинают подозрительно блестеть.

И это самый главный аргумент.

Она не должна плакать. Никогда. Тем более — по моей вине.

— Все будет хорошо, — говорю я мягко, возвращая ей телефон.

— Но как? — одна слезинка все же сбегает из уголка глаза, и я касаюсь ее губами, чувствуя соль на языке. — Ты же был прав… Его же сейчас все пошлют.

— Думаю, нам пора запускать официальную локализацию «Стоун Меркури» в России, — отвечаю я. — У тебя нет надежных людей, которые справились бы с переводом и поддержкой серверов?

Она несколько секунд хмурится, как будто действительно раздумывает над моим вопросом и вспоминает, кому можно поручить такое дело.

А потом в ее глазах вспыхивает яркий свет.

— Правда? Правда? Ты серьезно? Ты отдашь такую успешную игру нам?! — Ариадна запинается и добавляет: — То есть, им?

— Ваша компания отлично справились с локализацией предыдущей нашей игры, так почему бы нет?

— Но предыдущая была нишевая, не такой хит!

— С Марком мы уже работали, знаем, чего ожидать. К тому же… — усмехаюсь, кивая на ее телефон. — Главный конкурент, похоже, надолго выбыл из строя.

Навсегда.

Марку достался не весь полученный на Руслана Мальцева компромат. Самое интересное я приберег — на случай, если старый вояка струсит. Рад, что не ошибся в нем.

Но если законное наказание покажется мне недостаточно суровым — я достану и эти материалы. Впрочем, может быть, достану в любом случае, когда все утихнет. Чтобы разжечь заново и не дать Руслану подняться снова. Безнаказанность развращает.

Что позволено Юпитеру — то не позволено быку?

Посмотрим.

«Мерседес» сворачивает на разбитую дорогу среди густого леса, нас подбрасывает на кочках, и я слышу, как шепотом матерится шофер. Нечасто ему на машине S-класса приходится ездить в такие места.

Ариадна выключает экран телефона, но продолжает сжимать его в руках так, что белеют костяшки. Складывает ладони между коленей и смотрит вперед, сквозь лобовое стекло, на извилистую дорогу. Судьба Марка ее больше не волнует, как и судьба Руслана.

Обнимаю ее крепче и касаюсь губами края уха.

— Волнуешься?

— Безумно.

Ее тело напряжено. Накрываю сжатые руки ладонями — они ледяные, а вот телефон, напротив, раскалился и почти обжигает.

— 14–20! Мы опаздываем.

Она съезжает на край сиденья и вся вытягивается, стараясь заглянуть за очередной поворот.

Когда машина тормозит у низкого строения из темного кирпича, Ариадна выскакивает из нее раньше, чем водитель успевает выйти и открыть ей дверь.

Признаваться, что опоздали мы намеренно — не буду.

Главное — что ей не пришлось ждать. Потому что она не преодолевает и половины пути до здания, как серая, с ржавыми подпалинами, железная дверь открывается и выпускает высокого мужчину. Он одет в спортивный костюм и почему-то шлепки на босу ногу. На плече у него туго набитая сумка, а в руках ворох разноцветных пакетов, неуместно ярких в этом унылом месте.

И все это разом падает на землю, в замерзшую грязь, когда Ариадна налетает на него и виснет на шее. Ее визг слышен даже из-за закрытой двери машины. Она вцепляется в брата с безумной силой и долго-долго стоит, обняв его и замерев.

Дав им время поздороваться, выхожу и стою неподалеку. Я знаю, что меня заметили — нашу машину сложно не заметить, — но жду, пока схлынут первые эмоции от встречи.

Когда объятия размыкаются, я делаю знак охраннику, чтобы он помог с вещами. А то одна нетерпеливая девушка уже пытается собрать и сумку, и пакеты, и догнать брата, который небрежной походкой направляется в мою сторону.

Он знает, кто я. Я знаю, кто он.

Поэтому протягиваю руку первым, и он сжимает ее без промедления.

Сжимает сильно. На лице — кривая ухмылка. Жмет, жмет, жмет так, что на острых скулах начинают играть желваки. Едва заметно качаю головой и стискиваю его широкую, всю в мозолях ладонь так, что он резко вдыхает.

И отпускаю.

Он смотрит на меня очень долго, набычившись и не отводя взгляда. А потом расплывается в широкой улыбке и хлопает по плечу:

— Доверяю тебе! Молодец!

Вот и познакомились.

На обратном пути они с Ариадной устраиваются на заднем сиденье, и я слышу оттуда смех и сдержанное мужское хмыканье, пока сам разбираю почту, переместившись вперед.

— Заедешь переодеться? — предлагает она брату, когда мы въезжаем в город. — Или сразу к родителям?

— Сразу, — говорит он таким голосом, что у меня встают дыбом все волоски на теле.

В нем нетерпение, вина, сдержанная ярость и немного страха. Словно он опасался не успеть вернуться.

Страшный опыт. И страшный человек. Но у нас с ним одна цель — да и не первый это монстр, с которым приходится искать общий язык.

Я и сам…

Глава пятьдесят восьмая. Дионис. Эвое!

Дом родителей Ариадны встречает нас запахом пирогов и сочного мяса.

В маленькой прихожей становится тесно от набившихся людей, и я выгоняю охрану погулять, пока буду знакомиться с будущими родственниками. Это удачный момент для первой встречи — они взволнованы возвращением сына из тюрьмы, и на меня почти не обращают внимания. В ином случае я подвергся бы строжайшему допросу.

Но пока брат Ариадны принимает душ, под шум воды в ванной, меня официально представляют родителям. Жму руку отцу, целую — матери. Внутри непривычная дрожь волнения, хоть я и не сомневаюсь, что сумею им понравиться.

В конце концов, со мной «Три нимфы» — одно из наших лучших вин. Легкое, но яркое, в самый раз для застольных бесед — почти не пьянит, лишь развязывает языки и разжигает тепло в сердце.

— О! Так это правда! У твоей семьи своя винодельня! — оживляется отец Ариадны получая в руки бутылки из темного стекла. — Я ведь всегда мечтал увидеть, как делается вино. Правда, что до сих пор давят виноград ногами, иначе вкус не тот?

— Только для самых дорогих сортов, — очень серьезно отвечаю я. — Хотите посмотреть? Приезжайте на сезон винограда, папа будет рад поделиться секретами… и удачными винами. В 2012-м урожай был особенно хорош, советую попробовать.

— Но ведь сезон виноделия осенью? — припоминает он. — Не самое удачное время для поездки на море, эх!

— Конечно, поэтому надо приехать пораньше и заранее выбрать самую любимую лозу. Приходить к ней почаще, подвязывать своими руками, подкармливать, лечить. А главное — разговаривать и делиться секретами. Тогда вино из этого винограда окажется непревзойденным.

— Правда, что ли? — он недоверчиво вертит головой, но мифы и легенды — это то, против чего люди не в силах устоять. Поэтому я ловлю его выразительный взгляд на жену.

Женщину, которая назвала мою возлюбленную Ариадной.

В ней я не сомневаюсь.

— Ох, ну тебе лишь бы выпить! — морщится она. — Никакой культуры… Вы ведь на Крите живете, Дионис? Или на Наксосе, как положено богу вина и веселья?

Она приподнимает бутылку вина и разглядывает этикетку с тремя полуобнаженными фигурами. По глазам видно, с каким наслаждением она произносит названия островов, уже мысленно чувствуя на коже тепло греческого солнца.

— На Крите, — киваю я. — Неподалеку от Кносса.

— Ах, Кносс! — мечтательно вздыхает она. — Как я мечтала посмотреть его развалины! Представляете, Парфенон видела, а вот до Крита не добралась, а ведь минойская цивилизация меня интересует даже больше эллинистической!

— Разумеется, мое приглашение распространяется и на вас. Кстати, у меня есть друг, который знает все о раскопках Кносса и, поверьте, там гораздо больше любопытного, чем написано в популярной литературе.

Глаза у моей будущей тещи загораются восторгом точь-в-точь как у Ариадны. Вижу, вижу от кого она унаследовала свое любопытство и внутренний огонь — и радуюсь тому, что наши дети тоже будут вот так сиять, когда увлекутся чем-то интересным.

— Мить! Мить! Поедешь с нами? На Крит? — тут же зовет мама Ариадны сына, который выходит из душа уже переодетый в свободные брюки и тонкий свитер.

Выражение его лица тоже стало иным, более расслабленным. И я с удовольствием вижу перед собой уже не пугающего уголовника из суровой русской тюрьмы, как в американских фильмах, а весьма интеллигентного мужчину. Разве что очень усталого.

— Куда? На Крит? Не, у меня тут ребята тоже выйдут скоро, дела надо налаживать, помочь им освоиться, — он садится за накрытый стол, оглядывает его великолепие, и тянется к бутылке водки.

Но неожиданно взгляд его падает на бутылку моего вина, и брат Ариадны берет ее за горлышко. Так осторожно, словно боится слишком сильно сжать. Долго рассматривает танцующих нимф на этикетке — я могу назвать их по именам, но большинству они все равно не знакомы — а потом придвигает к себе бокал и плещет в него светло-рубиновую жидкость.

Делает хороший глоток и замирает.

Я знаю, что с ним происходит. «Три нимфы» — из винограда сорта Коцифали, молодое и ароматное. На вкус оно — словно начало лета, когда стоишь на холме ранним утром, когда солнце пока не жарит так беспощадно, и тебя окутывает запах фруктов, сочной травы и земли.

Эта лоза растет у нас на склоне горы, с которого всегда видно море. В детстве я больше всего любил собирать именно этот виноград.

Глаза Мити туманятся, и я выбираю именно этот момент, чтобы небрежно заметить:

— После тюрьмы вам нужно восстановиться. А у нас много солнца, фруктов, морской воздух. Вам нужен отпуск. Отдохнете — а потом уже решите, чем заниматься.

Ариадна бросает на меня быстрый благодарный взгляд и подходит, чтобы обнять. Впервые с тех пор, как открылась та серая железная дверь, она стоит так близко.

И с опаской косится на брата. Я понимаю, что она сама его немного боится. Но для нее он не опасен, а я тем более сумею справиться.

— Точно, Мить! Давай полетим отдохнем? — предлагает она, а сама хватает меня за руку и я чувствую как подрагивают ее пальцы.

Он, набычившись, смотрит на нас обоих. Взгляд у него тяжелый.

Зато улыбка — широкая.

— Ну если сестренка настаивает…

— Значит, ты хочешь пожениться на Крите? Этой осенью? — поворачиваюсь я к Ариадне.

Она жмурится, только тут понимая, что сама предложила то, на что я был готов уговаривать ее годами.

— Да, сестренка! Когда погуляем на твоей свадьбе? — подначивает Митя.

Все взгляды устремлены на мою краснеющую невесту, которая с преувеличенным интересом изучает накрытый стол. Там, конечно, есть, на что посмотреть. Запеченая баранья нога, ароматный картофель с зеленью, несколько видов сыров, салаты и нарезки, соленья и закуски, открытые пироги с рыбой, творогом и яблоками, маленькие конвертики из теста, истекающие ягодным соком и даже икра в хрустальной салатнице с расписной деревянной ложкой.

Глядя на это великолепие, я понимаю, что матери Ариадны найдется, о чем поговорить с женской половиной моей семьи. Боюсь даже, что одного виноградного сезона может не хватить на передачу всех кулинарных секретов.

— А давайте выпьем! — вдруг с энтузиазмом восклицает Ариадна, выхватывая бутылку вина у брата из рук. — За свободу!

Но никто не трогается с места, только молча смотрят.

Пока она, закатив глаза, не отдает бутылку мне. Разливаю вино по бокалам и передаю каждому в руки.

И снова все взгляды скрещиваются на Ариадне.

Она смотрит на меня. На брата. На родителей. Снова на меня.

— Этой осенью, — с тяжелым вздохом говорит она наконец. — На Крите.

— Горько!!! — ревет ее брат, вскакивая из-за стола и чокаясь своим бокалом со мной, так что вино расплескивается, наполняя воздух ароматом греческого лета.

Когда вечером мы собираемся домой, в шуме и суете прощаний, Митя подходит ко мне пожать руку. Он больше не испытывает меня на прочность, но притягивает к себе и сообщает вполголоса:

— Будешь должен. Иначе неизвестно, сколько она упрямилась бы.

Усмехаюсь — совсем не уверен, что это была только его заслуга.

И точно.

В темноте машины сонная нежная Ариадна, прижимаясь ко мне, бормочет:

— Мама на меня так смотрела, что стало понятно — пора решать. Стоять между ней и минойскими развалинами? Дураков нет…

Представляю, как отец познакомится с ее семьей и не могу сдержать улыбки.

— Кстати! — вскидывает она голову. — Лика спрашивала, есть ли у тебя такой же красивый брат! Если нет, то на свадьбу не полетит.

— Есть, — успокаивающе глажу ее по волосам. — Есть.

— Аполлон?

— Нет, Одиссей.

— Затейники твои родители… — снова опускает голову мне на плечо и щекочет волосами шею.

Кто бы говорил, любимая моя. Кто бы говорил.

Машина мчится по улицам ночной Москвы, и я скольжу рассеянным взглядом по разноцветным огням мегаполиса, от которого уже немного устал. В голове толпятся мысли, выстраиваясь в стройные ряды планов. Подписать договор с Марком, проследить за судами Руслана, закончить дела с документами Ариадны, решить вопросы с условным освобождением Мити…

Дел еще много, но я постараюсь закончить как можно быстрее. Глубокое море и звездное небо заждались мою жену. Пора покидать эти края и отправляться туда, где место таким, как она.

Катарсис

На залитой солнцем террасе густо пахнет розмарином и миртом. Темно-розовые и белые лепестки бугенвиллеи осыпаются на клавиатуру ноутбука и в мою чашку с чаем.

Я стряхиваю их нетерпеливым движением и продолжаю стрекотать по клавишам, боясь упустить мысль. Но она все-таки ускользает, и я замираю, не дописав абзац. Щурюсь, глядя на горизонт, где видны блики близкого моря.

К вечеру, когда затихнет шум машин и успокоится ветер, станет слышно, как бьются волны о прибрежные камни. Дионис придет на террасу с бутылкой вина, и я, как обычно, расскажу ему о том, что успела придумать за день.

Он говорит, что это его любимое время — когда мы сидим вдвоем, смотрим на яркие звезды, вдыхаем аромат бугенвиллеи, источающей его лишь в темноте, и под шум ночного моря обсуждаем новые идеи для игры.

И несмотря на мои подначки — «Самое любимое? А как же секс?» — твердо стоит на своем. Отвечает, что мне может сколько угодно больше нравиться секс, а ему удовольствие доставляет моя фантазия.

Эти перепалки случаются так часто, что скоро я начну верить в свой талант. Ну невозможно столько времени врать собственной жене. С такими честными синими глазами.

Однажды я зажала его в угол и потребовала ответить не как Дионис, муж Ариадны, а как Дионис — владелец игровой компании мирового уровня. Что из написанного мной имеет хоть какую-то коммерческую ценность? Что бы он запустил не ради того, чтобы побаловать меня собственной игрой, а по-настоящему, на рынок?

— Все. Абсолютно все твои идеи могут стать хитами, — ответил он тогда, не отводя взгляда. — Зависит от количества вложенных денег.

— То есть, даже если у меня получится фигня, ты ее раскрутишь? — уточнила я.

— Не понимаю… Ты этого боишься или хочешь? — Он обнял мое лицо ладонями и заставил смотреть ему в глаза. — Ты расстроишься, если твоя игра не взлетит. И расстроишься, если взлетит. Ариадна… Начинай уже верить в себя.

— Давай, лучше ты будешь верить в меня?.. — жалобно попросила я. — Мне сложно.

— Всегда.

Он ответил, не промедлив ни секунды. И коснулся моих губ своими обжигающими губами — словно скрепил это обещание самой вечной из клятв.

Я касаюсь своих губ пальцами, словно все еще чувствую этот поцелуй. Эту клятву. Всегда.

Невозможно и нереально так сильно любить собственного мужа.

Спустя год, спустя два, спустя три.

Когда он спит, и густые брови нахмурены — ему снится что-то тревожное.

Когда он работает, и нетерпеливым жестом собирает темные кудри в смешную пальмочку на макушке. Один локон всегда сбегает и падает на лоб крутым завитком.

Когда он улыбается мне, выходя из машины вечером долгого рабочего дня.

Когда готовит завтрак на кухне — без футболки, и крепкие мускулы перекатываются под загорелой кожей так, что вместо омлета хочется вонзить зубы в упругую плоть.

Двадцать семь — самый дурацкий возраст, думала я когда-то. Все более-менее приличные мужчины вокруг либо женаты, либо мудаки. Иногда — и то и другое.

Так что быть тебе запасным аэродромом, тайной любовницей, запертой в чужой квартире.

Да и в карьере все непросто. Из возраста юного гения вышла, на самостоятельный бизнес не хватает мозгов, на карьеру — упорства, в эскорт не проходишь по внешности. А опыта на крепкого специалиста еще не набралась.

Так что работать тебе с девяти до шести на зарплате ниже рынка и молиться, чтобы на смену не взяли кого-нибудь умнее, упорнее и с длинными ногами.

Творчество? Хорошо, когда оно приносит деньги. А если не приносит — мало того, что ты неудачница, так еще и с запросами. Кто тебе сказал, что у тебя есть талант? Сама решила?

Так что будь благодарна, если кто-нибудь успешный согласится воспользоваться твоими трудами для своих целей. Так они хоть как-то увидят свет.

Но однажды, в самый темный час, когда у тебя отнимут даже ту ерунду, на которую ты согласилась из отчаяния…

Когда предадут, бросят, заставят отказаться от самой себя…

Когда ты вступишь в последнюю, самую отчаянную битву, которую невозможно выиграть…

В тебя может влюбиться бог.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌

Конец