Лабиринт для Слепого

Глава 8

Этим же вечером коричневый микроавтобус БМВ, в кабине которого уместились пять человек, не считая водителя, мчался по Волоколамскому шоссе в сторону Москвы. Пассажиры курили, лениво перебрасываясь между собой ничего не значащими фразами.

– Ну вот, мы всегда как нефтяники-вахтовики, – вздохнул тридцатишестилетний Олег Владимирович Пескаренко.

– Да, Олежка, как вахтовики. Только сейчас, слава Богу, мы едем домой, а не из дому.

– Неделю отпахали, можно и отдохнуть, – ответил Олег Пескаренко своему шефу Станиславу Семеновичу Бархаткову, абсолютно лысому широколицему мужчине. – Надоело, не могу, – Олег жадно затянулся.

– Что тебе надоело, дорогой? Надоело получать деньги? Надоело жить, как человек? Да ты вспомни, кем был до этого и как жил.

Олег пренебрежительно махнул рукой.

– Что толку от этих денег?

– Как это что? – недоуменно заметил Станислав Семенович.

Известный химик, доктор наук, Бархатков два с половиной года тому назад остался без работы. Его лишили лаборатории в одном из московских научно-исследовательских институтов. Полгода он пошатался без дела, а затем ему предложили одно интересное занятие. Правда, оно было сопряжено с большой опасностью, но бедность так замучила Станислава Семеновича, что он махнул рукой на опасности и бросился в новое для него дело – так, как пловец бросается в воду. Станислав Семенович быстро организовал работу. Что-что, а организовывать он умел. Обладая недюжинным умом, плюс талантом ученого, он быстро поставил дело. И сейчас его люди, бывшие ученики и коллеги, проверенные и отобранные, занимались производством наркотиков.

Впереди мелькали рубиновые габаритные огни автомобилей, слепили фары. Микроавтобус мчался к городу. Мужчины продолжали лениво переговариваться, абсолютно не обращая внимания на двух охранников в кожаных куртках, расположившихся на передних сиденьях.

– Олег, ты в последнее время мне совсем не нравишься, – как-то по-отечески заметил Станислав Семенович.

Два месяца назад Бархаткову исполнилось пятьдесят шесть лет. День его рождения отметили обильными возлияниями, шикарно убранным столом. Правда, все это торжество проходило довольно странно – что называется, при закрытых дверях. Никого из посторонних не было, только свои – те, кто непосредственно связан с производством наркотиков.

Владимир Владиславович Савельев, человек, возглавляющий лабораторию по производству наркотиков, подарил, якобы от фирмы, завлабу и главному специалисту золотой портсигар, богатый и красивый, привезенный откуда-то из Арабских Эмиратов.

И сейчас Станислав Семенович вытащил этот портсигар и, открыв его, предложил Олегу:

– Закури. Хорошие сигареты.

– Не хочу я больше курить. И вообще, я ничего не хочу. Бросить бы все, уехать куда-нибудь и жить тихо.

– Может, тебе хочется стать фермером, купить свой кусочек земли и выращивать картошку, огурцы? Ходить босиком по росистой травке?.. – вяло пошутил Бархатков.

– Я сам не знаю, чего мне хочется.

– Так чего тогда ноешь?

– Я не ною, а выражаю свое мнение, – скривив тонкие губы и блеснув большими темными глазами сказал Пескаренко.

– Да вспомни, кем ты был! Вспомни хорошенько! – чуть ближе придвинулся к нему Станислав Семенович и выдохнул в лицо дым.

– Ну, кем я был? Кем?

– Да никем ты был – нулем! Самым обыкновенным нулем. У тебя даже денег не было, чтобы купить проездной.

– Ну и что? Зато я ощущал себя человеком.

– Человеком ты стал только сейчас. Может быть, в два эти последние года. Вспомни, на какие деньги ты купил все, что имеешь. Вспомни, где ты жил до этого, вспомни, как ютился. А сейчас у тебя хорошая квартира, новая – с иголочки, обставленная, жена одета, ездит отдыхать куда захочет, дети пристроены… А ты еще ноешь.

– Но, Станислав Семенович, вы же понимаете, я не об этом. Думал, наукой будем заниматься… Я же хотел докторскую защитить.

– Да на хрен она тебе нужна?! Вот я – доктор наук – и что толку?

Пескаренко пожал плечами, вновь скривил свои тонкие губы.

– Не хочу я этим заниматься, не хочу. Ведь мы смерть делаем. Смерть… – тихо прошептал Пескаренко прямо в ухо своему шефу.

– А когда я работал в институте, в Лаборатории, и делал всякую чертовщину для ВПК, я что, не смерть делал? А ты чем занимался? Вспомни, вспомни, что мы синтезировали в лаборатории.

Пескаренко нахмурился.

Его шеф говорил правду. Ведь до того, как они стали заниматься наркотиками, Бархатков и Пескаренко в лаборатории закрытого НИИ разрабатывали химическое оружие, вернее, они занимались компонентами этого оружия.

Станислав Семенович вытащил из кармана носовой платок, вытер вспотевшую лысину. Он был готов к подобным разговорам со своими подчиненными и не удивлялся им. Бархатков считал, что каждый ученый время от времени начинает ныть, капризничать, вес ему не нравится. И в это время самое главное – укрепить надежду и веру в человеке, убедить его, что он делает то, что нужно.

Правда, Станислав Семенович был человеком далеко не глупым и сам прекрасно понимал, какой дрянью им приходится заниматься, но ничего лучшего придумать не мог. За границу его никто бы не выпустил, ведь он всю свою жизнь проработал в закрытом институте и знал слишком много. Хотя Бархатков не сомневался, что все эти сведения – секрет полишинеля. И на Западе, и на Востоке обо всех их разработках прекрасно осведомлены…

За окнами микроавтобуса было темно, и только время от времени наступающая ночь прорезалась вспышками фар. Однажды навстречу промчалась «скорая» с включенной мигалкой и сиреной, и всполохи синего света сделали лица сидевших в микроавтобусе похожими на лица мертвецов.

Олег Владимирович Пескаренко даже поморщился, увидев лысую голову своего шефа. Бархаткой был похож на покойника такие же заострившиеся черты, тонкие и полупрозрачные, лицо, отливающее мертвенной синевой. Даже глаза блестели мертво под толстыми стеклами очков.

"Интересно, когда Бархаткова будут хоронить, он наденет свои очки? – подумал Олег Пескаренко и тут же улыбнулся. – А почему это он сам их будет надевать?

Ему наденет кто-нибудь из близких…"

– Ты чего разулыбался? Настроение улучшилось?

Радуешься встрече с женой, с детьми?

– Да нет, Станислав Семенович, я просто подумал, что когда нас убьют или расстреляют, мы будем выглядеть так, как сейчас.

– А как мы сейчас выглядим? – ничего не поняв, спросил Бархатков.

– Выглядим как покойники.

Павел Иннокентьевич Кормухин, кандидат наук, один из лучших специалистов по анализу, сидел запрокинув голову и закрыв глаза, его острый кадык вздрагивал.

– Видишь, Олег, Павел спит себе и ни о чем не думает.

– Ему хорошо, у него детей нет, один живет. Вернее, дети-то есть, а жены нет, семьи нет. Они же развелись.

– Ну и зря, – заметил Бархатков. – Ты хоть не вздумай бросить свою Инну. И передай ей привет.

– Спасибо, передам, – сказал Пескаренко и усмехнулся.

– И не ухмыляйся, как придурок. Все идет хорошо.

Еще годик поработаем, а потом можно всю жизнь ничего не делать. Будем читать журналы, удить рыбу и писать статьи.

– Куда мы будем писать статьи?

Два охранника время от времени поглядывали на ученых. Водитель уверенно вел машину. Охранникам надо было развезти ученых по домам и через два дня забрать, доставить в лабораторию, которая размещалась километрах в семидесяти от города. Они имели на этот счет твердое указание от Савельева и никогда еще его не нарушали В положенное время автобус подъезжал к дому, забирал вначале Станислава Семеновича Бархаткова, который выходил из подъезда с неизменным дипломатом в руках, затем заезжали за Кормухиным и только потом за Олегом Пескаренко.

Без Олега, конечно, ни Кормухин, ни Станислав Семенович Бархатков ничего не смогли бы сделать. Ведь Олег Пескаренко был одареннейшим человеком, почти гением. И то, что умел делать он, было уникальным.

Кормухин и Бархатков понимали, что если бы этот еще молодой человек попал в хорошие руки и занимался чем-нибудь важным, то скорее всего, через десяток лет он стал бы лауреатом всех премий. Возможно, стал бы всемирно известным ученым.

А в этой стране, после всех пертурбаций, происшедших с ней, такие ученые были не нужны.

И почти год Олег маялся без работы, время от времени перебивался репетиторством, готовя всевозможных бездарей для поступления в вузы. Он был химик и биолог, читал на пяти языках. В течение полугода освоил компьютер и научился работать на нем так, что один мог заменить двадцать высококвалифицированных программистов. Потеряв такого человека – Бархатков это понимал, – все их тайное производство лишится очень важного звена, лишится своего мозга и двигателя. Все последние разработки были сделаны именно Олегом Пескаренко, тридцатишестилетним ученым в расцвете сил.

– Олег, может, тебе надо отдохнуть? Не два дня, а неделю или даже месяц?

– Я не знаю, Станислав Семенович, – пожал худыми плечами Олег Пескаренко, – я просто хочу все бросить.

– Разве тебе не интересно работать?

– Уже не интересно. Поначалу было занятно, а сейчас, когда все поставлено, мне нечего делать.

– Займись какой-нибудь проблемой. Мы тебе мешать не будем.

– Где? В этом засраном доме? Да тут нет и половины тех приборов, которые мне нужны.

– Приборы можно купить. Только скажи, какие – и их тут же привезут.

– Что, можно перевезти весь наш институт? Все лаборатории, компьютеры?

– Нет, конечно, – усмехнулся Бархатков, – но кое-что из необходимого тебе будет доставлено и смонтировано.

– Нет, я не хочу. Ведь все, что я ни сделаю', тут же используется на какие-то гадкие цели.

Охранники переглянулись и стали прислушиваться к разговору ученых. Савельев строго-настрого их предупредил, чтобы они слушали все, о чем те говорят. Слушали и запоминали, а затем докладывали ему.

Но до сих пор разговоры были обычными. И то, что Пескаренко спорил с Бархатковым – это тоже было обычным. Охранники знали, что Олег Пескаренко по складу своего характера очень скандальный человек и даже там, на объекте, как они его все называли, Пескаренко часто кричал и спорил, требуя то одно, то другое, возмущаясь качеством реактивов или несовершенством приборов.

Бархатков слушал и смотрел на своего ученика с пониманием. Он сам не обладал таким талантом, как Олег, не обладал даже десятой долей его одаренности.

А Кормухин, дремавший на заднем сиденье, вообще никогда не вникал в споры. Он был одиноким человеком: с семьей он расстался. Он жил один в большой трехкомнатной квартире, купленной для него Савельевым. Конечно, Кормухин уже тысячу раз отработал свою квартиру, но Савельев время от времени напоминал ученому, который занимался технологией производства наркотиков, о том, что тот обязан ему если не всем, то значительной частью своей удачливо сложившейся после развода жизнью.

Кормухин неожиданно вздрогнул и покачал лысеющей головой.

– Вы чего базарите, коллеги? – обратился он к Станиславу Семеновичу и Олегу.

– Павел, спишь – и спи. Продолжай, – кивнул Кормухину Бархатков.

– Нет, я хочу понять, что здесь происходит, из-за чего вы завелись и не даете мне поспать.

– Да ничего мы не завелись, просто разговариваем.

– А чего у вас такие лица, словно вы хотите броситься один на другого, как цепные псы?

– Да помолчи ты! – одернул своего подчиненного Станислав Семенович и вновь полез в карман за портсигаром.

– Дай закурить, – попросил Кормухин.

Щелкнула зажигалка, осветив землистое с глубоко впавшими глазами лицо Павла Иннокентьевича.

– Выглядишь ты, Павел, хреново, – сказал Станислав Семенович.

– Да я и сам знаю. Что-то желудок в последнее время барахлит.

– А ты поменьше употребляв коньяк, тогда и желудок будет в порядке.

– А что мне еще остается делать? – с философской задумчивостью заметил Кормухин. – Ведь у меня ни жены, ни детей, ни любовницы.

– Так заведи себе любовницу. Денег-то у тебя хватит на самую шикарную бабу, – рассмеялся Олег Пескаренко.

– Молчал бы ты, мальчишка.

Кормухин был лет на восемь старше Олега и поэтому иногда позволял себе немного пренебрежительный тон в разговоре с Пескаренко. Но этот пренебрежительный тон был только в приватных разговорах, в тех разговорах, которые не касались проблем науки. Когда же речь шла о химии, Кормухин слушал с расширенными от восхищения глазами и заискивающе улыбался Олегу Пескаренко, а затем подходил к Станиславу Семеновичу Бархаткову, крепко сжимал его локоть и шептал на ухо:

– Что здесь делает Олег? Я не пойму. Ведь он гений, светлая голова!

– Работает, работает, – как правило, отвечал Бархатков и улыбался, чуть презрительно и в то же время радостно.

Он, как всякий ученый, ценил чужой талант, да ведь и жили они, и деньги получали только благодаря Олегу.

Это Пескаренко придумал оригинальную методику, по которой можно синтезировать сильнодействующий наркотик. А самое главное, что производство их наркотика было в несколько десятков раз дешевле, чем на Западе.

И именно это позволяло получать огромные деньги тем, кто стоял над лабораторией.

Правда, об этих людях ни Пескаренко, ни Бархатков, ни Павел Кормухин ничего не знали. Их непосредственным начальником, координатором и попечителем был Владимир Владиславович Савельев, отставной полковник Комитета государственной безопасности. Он отвечал за охрану, отвечал за производство и еще за тысячу разных проблем.

Сейчас у каждого из ученых в кармане лежала пухлая пачка денег.

Олег решил не продолжать этот разговор и подвинулся к окну, прислонившись к нему головой. Но автобус трясло, голова вздрагивала. Тогда он положил руки на переднее сиденье и уткнулся в них лбом. Ему было не по себе.

Уже прошло полгода, а может, чуть больше с того момента, как Олег стал задумываться над тем, что он делает и зачем делает Да, он был вынужден заняться этим делом. Но, во-первых, оно представляло для него чисто научный интерес Проблема с научной точки зрения была очень сложной, и Олег, пробившись над ней месяцев шесть, блестяще разрешил ее, найдя выход. Гениальное по своей простоте решение, о котором знали только три человека. И сейчас все эти трое ехали в одном микроавтобусе.

Олег почему-то подумал, что вот если бы сейчас их микроавтобус налетел на какой-нибудь бензовоз или врезался в грузовик, вспыхнул, загорелся, взорвался, то тогда, может быть, тысячи наркоманов остались бы без наркотиков. И, возможно, еще тысячи или десятки тысяч людей были бы счастливы, не стали бы наркоманами.

Но он прекрасно помнил слова своего шефа, Станислава Семеновича Бархаткова, который, когда Олег впервые заговорил с ним о том, что они занимаются грязным делом, сказал:

– Слушай, Олег, ты годишься мне в сыновья. И я хочу тебе сказать так, как я сказал бы своему сыну. Если не ты, если не я или Кормухин, то все равно кто-нибудь сделает это И скорее всего, уже делает. А тут самое главное, что мы первые Представляешь, если бы не мы сделали нейтронную бомбу, я уверен, ее сделал бы кто-нибудь другой. Важно было изготовить ее первыми.

– Это все разговоры.

– Нет, это не разговоры, – возразил Бархатков, – это жизнь. И от нее никуда не денешься. Сейчас, по крайней мере, ни ты, ни твоя жена, ни дети не думают о будущем. Оно ясно, обеспечено, и ты можешь заниматься своими проблемами, можешь работать на самых мощных компьютерах, которые тебе предоставили, можешь заниматься опытами, можешь продолжать синтезировать. В принципе, это наука.

– Да, это, конечно же, наука. Но мои находки и ваши находки, Станислав Семенович, идут не во благо.

– А ты думаешь, Эйнштейн все делал во благо? Он просто об этом не думал.

– Вот в том-то и разница, – заметил Олег, – что он не думал. Он просто делал одно открытие за другим, а мы с вами заранее знаем, куда и для чего пойдут наши открытия. Я уже вижу горящие глаза наркоманов, вижу, как они тянутся к ампулам, к порошку, как дрожат их руки, а из уголков рта у них течет слюна. Вижу, понимаете?

– Ой, понимаю, Олег. Лучше об этом не думай. Занимайся делом. Отправишь детей учиться за границу, и все у тебя будет хорошо.

Имелось еще одно обстоятельство, которое заставило Олега Пескаренко заниматься тайным производством наркотиков. Но вспоминать об этом обстоятельстве ему не хотелось, оно вызывало саднящую боль, как незажившая рана.

Дочь Пескаренко, Саша, которой сейчас было уже семь лет, в два года заболела. Никто ничем не мог помочь ребенку. Только в хорошей зарубежной клинике могли сделать сложнейшую операцию по пересадке костного мозга. Операция стоила больших денег, огромных. Олег тогда даже боялся назвать эту цифру. И вот если бы не Савельев и не Станислав Семенович Бархатков, скорее всего, его девочка была бы уже мертва. А так они дали деньги, все устроили, и его жена Инна вместе с дочкой на три месяца отправилась в Южную Африку.

Именно там, в столице ЮАР, сделали эту сложнейшую операцию. И сейчас его дочь была здорова. Операция стоила сто тысяч долларов. О таких деньгах Олег Пескаренко даже и думать не мог.

Он вспоминал глаза своего ребенка – погасшие, обреченные, и робкую улыбку. Девочка тянула к нему ручки и шептала:

– Папа, папочка, я умру, да? Мне очень больно.

У Олега сжималось сердце, заходилось в какой-то судорожной боли, словно рука в жесткой перчатке с острыми шипами стискивала его.

– Нет, ты будешь жить. Обязательно будешь жить, – говорил Олег на ухо Саше.

Жена стояла у стены и плакала. По ее красивому лицу бежали слезы. Эта картина повторялась каждый день по несколько раз.

И тогда Олег Пескаренко дал согласие.

– Я буду с вами работать. Но только в том случае, если вы поможете мне вылечить мою дочь.

Когда Владимир Владиславович Савельев узнал, сколько будет стоить операция, он в душе возликовал и мгновенно сообразил: теперь этот гений, как называл Пескаренко Бархатков, будет работать на них и никуда не денется. Буквально на следующий день Владимир Владиславович нашел Олега и сказал:

– Готовьте ребенка. Через неделю она должна быть в Африке, в клинике доктора Манцеля. Ее уже ждут.

– Как ждут?! – не поверил услышанному Олег.

И тогда Савельев вытащил из кармана паспорта, билеты и положил все это на стол перед Олегом и его дрожащей от страха и радости женой.

– Вот, я все устроил. Деньги переведены на счет клиники. Так что, в добрый путь.

И через неделю Пескаренко уже отправлял жену, дочь и сына в Южную Африку на сложнейшую операцию.

А через две недели жена позвонила и сообщила:

– Операция прошла успешно. Наша девочка будет жить. Так что, не волнуйся. Спасибо тебе, Олег.

А он в это время со всей энергией, присущей талантливому человеку, сполна одаренному Богом, уже корпел за рабочим столом, решая сложнейшие проблемы.

И еще не успела вернуться его жена с детьми из Южной Африки, как тайная лаборатория получила первые граммы на редкость дешевого и удивительно мощного наркотика.

Станислав Семенович Бархатков тронул за плечо Олега. Тот вздрогнул.

– А?! Что?!

– Ты спишь?

– Нет, просто задумался.

– Послушай, что вы с Инной собираетесь делать завтра?

Олег пожал плечами.

– Может, я пойду погуляю с детьми. А что?

– Вы не будете против, если я к вам зайду?

– Зачем? – насторожился Олег.

– Я давно не видел Инну, давно не видел твоих детей, Все-таки Сергей мой крестник.

– Ну да, я все понял. Конечно же, заходите.

– Ну вот и хорошо. Договорились. И главное, не хандри, Олег, все будет хорошо. Поработаем еще год, а потом бросим это дело.

– Вы думаете, так возможно? Думаете, они отпустят нас?

– А куда они денутся? Через год этим сможет заниматься любой, и наша помощь будет уже не нужна.

– А если они захотят придумать еще какую-нибудь дрянь?

– Это не дрянь.

– С научной точки зрения – это любопытно. А вот по сути своей я – сволочь, – сказал Олег.

– Да хватит тебе! Разнылся, как беременная женщина. И это не так, и то не так… Все будет хорошо.

Кормухин опять подвинулся к Бархаткову с Пескаренко.

– Что вы все ведете какие-то тайные разговоры?

– Да собираемся женить тебя, Павел Иннокентьевич. – беззаботно сказал Пескаренко.

– Меня?! – возмутился Кормухин, и его глубоко посаженные глаза блеснули.

– Да-да, тебя, Павел, – засмеялся Олег. – Мы нашли тебе женщину.

– Замечательная женщина! – подхватил шутку своего молодого коллеги Станислав Семенович Бархатков.

– И кто же она? – вполне серьезно осведомился Кормухин.

– Она прекрасна, Павел.

– Что, манекенщица?

– Еще лучше, – сказал Бархатков.

– Откуда она?

– А почему ты так озабочен? – не переставая смеяться, спросил Олег Пескаренко. – Что, у тебя не хватает денег на женщин? Или может, ты всю свою зарплату отдаешь на благотворительность?

– Отдаю туда, куда надо.

– Небось, твоя бывшая жена проклинает себя, локти кусает, что ушла.

– Да черт с ней! – махнул рукой Кормухин. – Я ее удерживал, говорил, все будет хорошо… А она не слушала. Забрала детей и ушла. Правда, это было так давно, что мне об этом и вспоминать не хочется. Так кого вы мне нашли?

– Знаешь, у нас там работает в охране – высокая такая блондинка, крашеная, груди, как репы? – спросил Станислав Семенович Бархатков, давясь хохотом.

Олег тоже прыснул. Он прекрасно знал, что больше всех на объекте Павел Кормухин ненавидит именно эту даму, которую звали Лариса Два Мужика, – огромную и сильную. Когда однажды в лаборатории надо было переставить стол, загроможденный тяжелой аппаратурой, и Кормухин с Олегом пытались это сделать, Лариса Два Мужика посмотрела на них свысока, как на детей, возящихся в песочнице, и сказала:

– Эх, ученые, спортом надо было заниматься в детстве!

И, навалившись на стол, сдвинула его с места одна, без чьей-либо помощи. А затем презрительно взглянула на Кормухина:

– Вам, мужчина, надо побольше кушать мяса и заниматься сексом, чтобы мышцы не атрофировались.

Кормухин побледнел. А Олег хохотал тогда до слез.

Пришел Станислав Семенович Бархатков и, увидев перекошенное от возмущения лицо Кормухина, спросил у Олега:

– Что у вас здесь происходит?

Олег рассказал. Станислав Семенович Бархатков от хохота повалился в вертящееся кресло и, как ребенок, затопал ногами и захлопал в ладоши.

– Как она тебя, а? Павел Иннокентьевич, как она тебя красиво?

С того момента Кормухин возненавидел Ларису и перестал с ней здороваться.

А та однажды спросила у Бархаткова:

– Скажите, пожалуйста, Станислав Семенович, у Павла Иннокентьевича есть жена?

– Нет, Лариса.

И тогда девушка подошла к Кормухину и попросила прощения. Но Кормухин хоть и простил Ларису, все равно рядом с ней чувствовал себя неловко.

А вот для Бархаткова и Пескаренко взаимоотношения их друга и коллеги с женщиной из охраны стали темой постоянных шуток. Они придумывали всякие курьезные ситуации, в какие якобы попадает Павел Иннокентьевич, и хохотали до упаду, чем и злили Кормухина, и одновременно веселили.

– Ну что, тебе выходить, Паша? – сказал Станислав Семенович Бархатков, когда коричневый микроавтобус подъехал к дому Кормухина.

Один из охранников открыл дверцу и пошел проводить ученого. Вскоре вернулся.

Олег тронул охранника за плечо.

– Все нормально? У него в квартире не было женщины?

Бархатков улыбнулся:

– Мне нравится, Олег, когда ты шутишь, а не изводишь себя всякими грустными мыслями.

– А что мне еще остается, Станислав Семенович?

Сколько бы я себя ни изводил умными мыслями, это ничего не изменит. Я прекрасно понимаю… – и Олег взглянул на крепкий, стриженый затылок охранника, вглядывающегося в ветровое стекло.

– Да, ты прав. Не все так просто и легко, как Хотелось бы.

– Вы знаете, взяли одного из охраны…

– Кого? – придвинувшись вплотную к Олегу, спросил Бархатков.

– Я просто видел, как его вели через двор.

– Да, наверное, конкуренты.

– Какие к черту конкуренты?! Наверное, ФСК, – тихо, почти беззвучно прошептал Олег.

– Нет, нет, что ты! Насколько мне известно, мы спрятаны и законспирированы так, что до нас невозможно добраться. Может, это просто были какие-то внутренние разборки, – сказал Бархатков.

– Может, – пожал плечами Пескаренко, и его лицо вновь стало мрачным и сосредоточенным.

– Да не думай ты ни о чем! Не изводи себя!

– Я не об этом сейчас думаю.

– Ну и хорошо.

– Я думаю об одной формуле, об одной простой схеме, – Олег вытащил из внутреннего кармана блокнот, ручку с золотым пером и принялся объяснять Станиславу Семеновичу одно свое наблюдение за поведением вещества при высокой температуре.

– Любопытно, любопытно… – Бархатков протер носовым платком линзы очков и попросил водителя остановиться.

Тот прижался к бордюру и затормозил. Охранник с изумлением повернул голову. Два человека, склонившись над листками бумаги, о чем-то ожесточенно спорили. Их разговор был абсолютно непонятен, ученые оперировали сложными формулами, какими-то числами, чертили графики.

– Станислав Семенович, – сказал охранник, – нам надо ехать. Я должен доставить вас домой.

– Да погоди ты! – пренебрежительно бросил Бархатков. – Не видишь, тут важное дело, Охранник пожал широченными плечами, кожаная куртка скрипнула и чуть не расползлась по швам.

А Пескаренко и Бархатков смотрели друг другу в глаза, и Бархатков вертел пальцем перед носом Олега.

– Ты сумасшедший! Ты псих! Может произойти взрыв. Взрыв, ты это понимаешь?

– Конечно я понимаю, но именно во время взрыва" возможно, произойдет то, о чем я вам рассказываю.

Смотрите!

И вновь на страницах блокнота начали появляться формулы и графики.

– Видите, видите, вроде бы все сходится!..

– По-моему, все это чушь, и очень опасная. Хотя, может, в этом и есть зерно. Погоди, Олег, дай мне сосредоточиться и подумать.

Станислав Семенович взял блокнот, положил себе на колени и, скорчившись почти вдвое, углубился в формулы. Его большие губы вздрагивали, кривились, по щекам ходили желваки. Он яростно потер ладонью большой выпуклый лоб, затем стал вытирать его носовым платком, долго сморкался и только после этого закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.

– Да, Олег, ты гений. Это несомненно.

Олег пожал плечами.

– Да никакой я не гений, и на хрен все это мне нужно!

– Погоди, погоди, – сказал Станислав Семенович, засовывая блокнот себе в карман. – Я подумаю, и завтра мы с тобой поговорим об этом. Ты согласен?

– Конечно! Согласен!, Вот об этом говорить интересно.

– И Кормухина надо будет позвать.

– Это вам решать, Станислав Семенович, – заметил Олег.

– Поехали! – радостно, как извозчику, крикнул Станислав Семенович Бархатков. – Скорее поехали, хочу попасть домой. Мне надо подумать, посмотреть свои записи. Знаешь, Олег, когда-то давно, лет восемь тому назад, подобная мысль у меня появлялась. Но мне она показалась абсолютно абсурдной, и я ее отбросил.

– Я помню. В вашей диссертации была эта формула.

– Да, да. Но я не пошел дальше, – и Станислав Семенович, вспоминая схемы и формулы, написанные Олегом, покачал головой.

«Какой ученый! Какой ученый!» – вертелась в голове одна и та же мысль. И зависть, и восхищение, и странное почтение испытывал Станислав Семенович к своему ученику.

Микроавтобус мчался по ночным улицам Москвы в искрящемся потоке ночных огней, в мерцании рекламных вывесок.

Бархатков закурил и предложил Олегу сигарету. Тот курил очень редко, но на этот раз взял сигарету, долго мял ее тонкими длинными пальцами, затем прикурил.

С улыбкой взглянул на своего учителя.

– Ну, так как?

– Олег, вес это надо обдумать, взвесить. Но мысль поразительно любопытная. И самое главное – неожиданная.

– Вот видите, Станислав Семенович, а вы писали в своей диссертации, что это тупиковый путь.

– Но для осознания того, что этот путь не тупиковый, потребовалось десять лет, Олег.

– Да, – Олег выдохнул дым.