14. Сомнений шумный рой

Нельзя сказать, что долгая служба в криминалистике сделала Лебедева бесчувственным чурбаном. По-своему он переживал за каждую жертву. Только его сочувствие выражалось в конкретных формах: поиске улик, выявлении фактов и определении истинных причин происшедшего. За долгие годы службы в полиции он насмотрелся всякого. Вряд ли какой-нибудь преступный гений мог изобрести нечто такое, что повергло бы его в шок и трепет. А если к личному опыту добавить багаж знаний о том, что человек за многие века цивилизации умудрился вытворять над себе подобными, начиная от пыток Нерона и заканчивая изощренными фантазиями инквизиции, то шансы преступника удивить криминалиста сводились к нулю. И все-таки Аполлон Григорьевич некоторым образом был выбит из привычной брони. Выйдя на свежий воздух, он вертел сигарку, никак не находя душевной точки опоры. Он не снял широкий кожаный фартук и длинные перчатки толстой резины. Взгляд его бродил в чистом весеннем небе Павловска.

Появление чиновника сыска не было удостоено движения его бровей. Прекрасно зная повадки великого друга, Ванзаров не стал лезть с вопросами, а набрался терпения. Хитрость имела успех. Аполлон Григорьевич вздохнул и наконец удостоил друга косого взгляда.

– Как успехи? Мастерство не растеряли от безделья?

– Там видно будет, – ответил Ванзаров.

– Психологику вашу уже расчехлили?

Отвечать Ванзаров не счел нужным. Почитая его талант поиска преступников, Лебедев не мог смириться с тем, что младший друг изобрел и успешно использует методику, которую называл психологикой. Лебедев ревновал и не мог принять, что кто-то, кроме него, может придумать нечто похожее на научный метод. Он называл психологику лженаукой, а порой и шарлатанством. А ведь при помощи этой психологики Ванзаров всего-то оценивал характер человека и делал логический вывод о том, как этот характер будет действовать в той или иной ситуации. Никаких формул или метрических таблиц психологика не требовала, нуждалась в остром уме, наблюдательности, опыте и понимании причин человеческих поступков. То есть материях неточных и относительных. Что безмерно раздражало Лебедева. Особенно когда психологика приносила неожиданный результат.

– И что вы от меня ждете? – немного раздраженно спросил он.

– Время смерти мне известно, – ответил Ванзаров. Сейчас надо было взвешивать каждое слово. Психологика успешно работала не только против преступников. Оттого, вероятно, Лебедев и не любил ее.

– Да, мне сообщили. Кстати, этот Шадрин, санитар, толковый малый. Помог тело перенести и вообще дельно рассуждает…

– Рад слышать.

Лебедев скомкал в кулаке сигарку и швырнул под ноги.

– А вот мне радоваться нечему.

– Кроме вас, некому ответить на второй главный вопрос, – как мог мягко, сказал Ванзаров.

– Это какой же?

– Как такое возможно…

– И что вы от меня хотите услышать?

– То, что может сказать только великий криминалист.

Аполлон Григорьевич раздраженно отмахнулся.

– Перестаньте, друг мой, не пытайтесь ко мне подлизываться. Ваши старания вижу на три шага вперед.

– Неужели все так плохо? – спросил Ванзаров.

– Плохо то, что я не могу признавать очевидный факт. И, тем не менее, это есть. Доказательство лежит на столе в мертвецкой…

– Почему не можете?

Лебедев широко развел руками.

– А то вы не понимаете! Девицу, симпатичную, надо сказать, нашпиговали, как поросенка чесноком!

– Вам такое попадалось?

– Чтобы молодое человеческое тело в двух десятках мест продырявили толстым шилом или заостренным прутом, а потом в эти дырки воткнули ветки, как в клумбу? Причем воткнули так, чтобы вытащить было невозможно: изнутри обломки веток загнуты и упираются в кожный покров? Нет, мне такое не попадалось!

– Там у нее на груди еще…

– Это сущий пустяк! – Аполлон Григорьевич резким жестом словно бы отмел возражения. – Всего лишь срезали кожу тонкими полосками вроде какого-то иероглифа.

– Астрологический знак, – сказал Ванзаров.

– Что?

– Знак Льва.

– О, ну тогда совсем другое дело! – и криминалист выразился так, что уши матерого извозчика покраснели бы от стыда.

Этому Ванзаров был рад: Лебедев выпустил пар и теперь способен нормально вести беседу.

– Аполлон Григорьевич, объясните, каким образом барышня с такими ранами смогла прожить не менее двенадцати часов, при этом была счастлива, передвигалась сама и, по словам свидетелей, танцевала?

– Для танцев у нее отлично развита мускулатура икр. И имеются мозоли на пальцах ног, что говорит вот о чем – она танцует много и часто, – последовал уклончивый ответ.

– Разве человеческий организм может вынести такое страдание?

– Не только страдание, там налицо заражение крови, кровопотеря.

– Каков ваш вердикт? – Ванзаров не отставал, хуже репейника.

– Могу сказать, что ни один жизненно важный орган ветками не задет, – сказал Лебедев. – А как она это вытерпела… Не знаю. Радуйтесь. Да, я не знаю…

– Радоваться нечему. Возможно, морфий?

– На такое время никакого морфия не хватит. Тем более, не нашел следы от уколов. Предположу какой-то особый состав. Взял образцы крови, тканей, содержимое желудка. Будем разбираться… Кстати, не льстите, что ваше указание ввести морфий ее убило. Скорее всего, просто закончилось действие обезболивающего.

– Благодарю, вы сняли с души моей камень…

– Позвольте! – Лебедев упер руки в бока кожаного фартука. – Это вы из меня второй главный вопрос вытягивали, а какой же первый?

Можно было чуть-чуть поиграть с терпением великого криминалиста, доведя его до грани. Что Ванзаров и проделал.

– Первый главный вопрос… – он нарочно растягивал слова, как будто раздумывал прямо сейчас, – очевиден: для чего ее отпустили?

Кажется, Лебедев ожидал услышать нечто иное.

– И что в нем такого важного? – спросил он.

– Психологика… Ой, простите… – Ванзаров даже похлопал себя по губам. – Некий преступник заманивает барышню под неизвестным предлогом. Как я понимаю, сопротивления она не оказывала?

– Следов от веревок на запястьях и щиколотках нет. Под ногтями чисто.

– Благодарю… Предположим, что барышня добровольно ложится на медицинский стол, ей вводят некое средство, вырезают на груди знак Льва, протыкают множеством веток. Допустим, ей хорошо, она ничего не чувствует, она счастлива. Зачем ее отпускать? Зачем не оставить там, где все это было проделано над ней? Или не умертвить и не уничтожить тело, насладившись содеянным?

Аполлон Григорьевич хотел ответить быстро, но, немного задумавшись, промолчал. Ванзаров не торопил.

– А действительно, не подумал. Вот она, привычка иметь дело с трупами. На самом деле: для чего ее выпустили?

– В таком состоянии она убежать не могла, – продолжил Ванзаров.

– Исключено.

– Второй факт: плащ. Ей специально оставили только плащ. Для прогулки. Кстати, на нем есть что-нибудь?

Лебедев покачал головой.

– Следы от веток, но я еще раз более тщательно проверю.

– Ее одежда осталась где-то там. А саму жертву выпустили. Вопрос: зачем? Кого хотели напугать? Что хотели этим сказать? Во что идет игра?

– Да уж, вопросики… – только и мог сказать Аполлон Григорьевич.

– Исключаю, что цель этого эксперимента – привести господина Антонова в полубезумное состояние. Хотя испугался бедняга крепко.

– Могу себе представить…

– Встретить ночью барышню в потеках крови, с торчащими отовсюду ветками, улыбающуюся и танцующую. Нервы должны быть, как у вас, Аполлон Григорьевич…

Криминалист согласно кивнул.

– Жаль беднягу.

– Недаром она показалась Антонову выходцем с того света: мертво-живая…

– Ходячий мертвец! Подумать только! Нет, ну вы меня своими готическими сказками до дрожи напугали. – Лебедев вытащил очередную сигарку и пристроил в зубах. – История занимательная. Только сами как на свой вопрос ответите? Я-то вас как облупленного знаю, уже, небось, вывод готов?

– Только предположение, – сказал Ванзаров.

– Не томите, друг мой!

– Ритуал.

По лицу Аполлона Григорьевича расползлось брезгливое выражение, будто ему сообщили антинаучную глупость.

– И только? Ну, не знаю…

– Во всяком случае, нас хотят в этот убедить, – добавил Ванзаров. – Проверить будет несложно.

– Каким образом?

– Мне не понятно другое: почему преступник был так уверен, что барышня не придет в себя и не откроет, кто с ней сделал это?

– А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Аполлон Григорьевич, простите за дерзость: вы осмотр тела тщательно провели?

Проговорив дерзость, Ванзаров на всякий случай зажмурился. И было от чего. Лебедев чуть не лопнул от возмущения. Другая сигарка закончила свою судьбу в его кулаке.

– Ну, знаете! – только и смог выдохнуть он. – От кого уж, от кого, а от вас я такого не ожидал! Нет, вы явно растеряли мозги в отставке…

– Ну, простите, болтнул глупость, – примирительно сказал Ванзаров.

– То-то же! – При всем ужасном характере Лебедев был отходчив, как быстро сгорающий порох. – Ладо уж, идите, играйте с вашей психологикой. А я тут еще немного покопаюсь – и к себе. Утомил меня что-то Павловск.

Санитар Шадрин поднялся с лавочки, готовый оказать любую услугу звезде криминалистики. Его призвали величественным жестом. Аполлон Григорьевич любил славу и почет, даже мелкий. Хоть не признавался в этом.

Загрузка...