Лампада глинская. Старчество в современном мире

Духовные наставления инокам

На заре существования Церкви Христовой ищущие спасительного подвига познали, что в миру — среди мирской суеты — трудно исполнять заповеди Божии и потому установили особый образ жизни — жизнь иноческую, удаление в пустыню, в безлюдные места, отречение от сродников, от земной славы и земных стяжаний, занятие непрестанной молитвой, соблюдение строгого поста, перенесение различных злостраданий во имя высших целей, во имя вечности — вот чем стали известны эти великие избранники, вышедшие из мира, но уже ему не принадлежащие. Они и заповеди Божии соблюли и принесли Богу особые дары: целомудрие и нестяжательность. Это высокое служение Богу они избрали сами, по своей собственной воле и по своему духовному разумению. О сем ясно и сильно говорится в чине пострига. Перед святым Евангелием ко вступающему в монашество обращаются с такими словами: «Се Христос невидимо зде предстоит: виждь, яко никтоже тя принуждает прийти к сему святому образу; виждь, яко ты от своего произволения хощеши обручение великаго ангельского образа» (87).

Удалившись от мира, иноки, как правило, составляли особые поселения, братства великой духовной семьи, где царствовали мир, любовь, богоугождение, где изгонялась ссора, покорялись непокорные, поддерживались слабые, возбуждались к ревности охладевающие, где большое — «главное внимание» — обращалось «на духовное воспитание», на то, чтобы представить всю братию достойной милосердия Божия в последний и страшный час (30). О старце Амвросии († после 1918) сказано в Патерике: «Каждого насельника старался поставить в такое положение, чтобы он мог возрастать и преуспевать духовно. Удивительно было его умение давать послушания, соответствующие способностям каждого, которые он предузнавал всегда с редкой проницательностью» (563).

Инокам постоянно напоминалось о должном соблюдении всех обетов, «которые лучше исполняются оставившими «вся еже в мире»» (84).

Подобало отрекаться «от мира и сущих в мире» (87), отсекать свою волю и ни в чем не оправдываться (84), «ибо ничто не приносит такой пользы человеку, как отсечение своей воли. От отсечения воли человек преуспевает более чем от всякой другой добродетели. Отсекать свою волю можно десять раз в самое короткое время» (91). В Патерике объясняется это на конкретных — понятных случаях, что часто происходит не только в подвиге инока, но и в жизни любого человека: «Положим, кто-нибудь, проходя небольшое расстояние, увидел что-либо, и помысл говорит ему: «Посмотри туда», а он отвечает помыслу в уме своем: «Не стану смотреть», не смотрит и отсекает свое хотение. Встречает празднословящих, и помысл говорит: «Скажи и ты такое-то слово», а он не говорит. Помысл внушает идти и спросить у повара: «Что варит?» — он не идет и отсекает желание. Увидел какой-либо предмет, и помысл говорит: «Спроси, кто принёс это?» — а он не спрашивает. Таким образом, начиная с малого, человек привыкает в великом спокойно и без труда отсекать свою волю: наконец достигает того, что вовсе не имеет воли. Что ни случится, он бывает спокоен, как будто не имеющий пристрастия, и от этого он приходит в совершенное бесстрастие. Видишь ли, в какое преуспеяние постепенно приводит отсечение своей воли?» (91).

С отсечением воли неразрывно связано послушание «даже до смерти» (87), несение креста в подражание «нас ради Преклоншему небеса и Сошедшему на землю» (84), терпеливое перенесение всякой тесноты и скорби (87), всегдашнее смирение — старание «от сокрушенного сердца называть себя грешным и непотребным рабом» (84).

Превыше всего ставилась любовь к Богу. Инока увещали: «Ничего не предпочитать и не любить более Бога: ни отца, ни мать, ни братию, ни кого-либо из близких, ни самого себя, ни мира сего, ни покоя или чести» (87).

Непрестанным занятием инока служит повторение молитвы Иисусовой — «ею прогоняются вражеские помыслы» (84). Невозможно быть достойным иноком без молитвы келейной. «Монахи, не держащие келейного правила, мертвые монахи. Правило келейное есть возбудитель душевных сил, отрезвляющий ум для предстояния перед Богом; оно есть первый руководитель к непрестанной молитве и стена, ограждающая монаха от внутренних искушений» (343).

Где есть постоянная молитва, там есть и пост. «По принятии святого ангельского образа ты... дал обещание жить в посте,... довольствуясь только необходимым... Принимая на себя ангельский образ и свидетельствуясь пред Богом, ты желал постнического жития... ради угождения Господу и по своей непринужденной воле» (87).

Украшением инока служит соблюдение девства, целомудрия, пребывание «в нестяжании и добровольной Христа ради нищете общежития, ничего не приобретая, ничего не храня, кроме необходимого на общую потребность и то за послушание, а не по своему произволению» (87). Отсечение стяжания вещей есть и отрешение от самого пристрастия к ним. Даже «маловажные обыкновенные вещи, не стоящие никакого внимания (по отношению к важности спасения)», могут увести на путь гибели, «а мы, — учит Патерик, — не знаем и не разумеем этого. Посему если хотим совершенно измениться и освободиться (от мира), то научимся отсекать хотения наши и таким образом, мало-помалу, с помощью Божией, преуспеем и достигнем бесстрастия» (91).

Недопустимы для инока расслабление, лень, праздность. «Остерегайся праздности», — повелевает Патерик (84). Архимандрит Исаия (впоследствии схиархимандрит Иоанникий, † 1912), будучи настоятелем Глинской пустыни, «большое внимание уделял бодрствованию каждого инока над своей душой. Сам Исаия, несмотря на множество забот, не только не терял своей внутренней собранности, но преуспевал в трезвении» (375). Старцы считали «трезвение основным духовным деланием» и вслед за преподобным Симеоном Новым Богословом утверждали, «что святые отцы преимущественно упражнялись в нём и сподобились им получать Божественные дарования» (575). «Ты монах, — учил схиархимандрит Илиодор († 1879), — и потому непременно должен бодрствовать» (327). Трезвение называли и, соответственно, определяли по-разному. По слову преподобного Симеона Нового Богослова, «это делание некоторые из отцов называли сердечным безмолвием, другие называли его вниманием, иные трезвением и противоречием (помыслам) и хранением ума» (375). Патерик смотрит на трезвение с точки зрения нравственно-практической: «Трезвение — главное средство борьбы против греховных помыслов, которые являются одним из основных препятствий к достижению духовнонравственной жизни, жизни во Христе» (375). Как необходимое «предохранительное средство» для отражения врага нашего спасения трезвение заповедали еще св. ап. Пётр и Павел: «Трезвитесь, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол яко лев рыкая ходит иский кого поглотити» (1 Петр. 5, 8)... «Да не спим, якоже прочии, но да бодрствуем и трезвимся... мы сынове суще дне, да трезвимся» (1 Сол. 5, 6, 8) (375). Зная эту апостольскую заповедь, старец Исаия учил братию быть постоянно в бодрственном состоянии, непрестанно следить за своим умом, сердцем и часто повторял: «Будь внимателен!» Внимание к помыслам старец сравнивал с «мысленной мастерской», переделывающей страстную жизнь в бесстрастную. «Если человек, — учит отец Исаия, — находясь среди других, отсекает свою волю и не обращает внимания на чужие грехи, то помыслы его собираются» (375). Сам старец, чем бы ни занимался, «ум его пребывал в богомыслии, которое, по учению святых отцов, является основанием внутреннего совершенства»(370-371). Иеромонах Иулиан († 1911) считал, что единственно правильный путь постоянно устремлённой к Богу духовной жизни и обязательный для всех — и монахов, и мирян — это «постоянное внимание ко всем своим действиям, и, особенно, словам. Старец учил беречь свой ум от рассеянности, ибо она вносит нестроения в духовную жизнь... Призывая учеников стяжать внимание к своим душам, отец Иулиан указывал им на святоотеческое изречение о хранении чувств: «Дар бодрствования (трезвения) не попускает помыслам входить, а если они и войдут, то не допускает им вредить» (552). В плане этих суждений глубоко назидательно наставление старца Георгия († после 1961). Когда молодые иноки вопрошали его о духовной жизни, старец говорил, «что главное — хранить в душе мир. Этот мир есть место недосягаемое для лукавого. Злой дух... стремится, прежде всего, вывести человека из равновесия, возмутить его, расстроить. Когда это ему удаётся через какое-либо искушение или наваждение (чаще всего через другого человека), тогда в сей «мутной воде» души враг начинает делать свой улов, толкать человека, ослабленного страстью (гнева, зависти, похоти, стяжательности) — на преступление, то есть преслушание закона Христова. И если человек молитвой и покаянием не порвёт паутины, то через некоторое время она станет бечёвкой, затем — верёвкой, и, наконец, цепью, сковывающей всего человека, и человек пригвождается, как каторжник, к тачке развоза зла по миру, делается орудием лукавого. Рабство и сыновство Божие заменяются сначала рабством, а потом и сыновством лукавому. Поэтому правило духовной борьбы: всякую страсть побеждать силой Христовой, немедленно, как только она зародилась. Изгнать её совершенно мы не можем сразу, но можем всё время загонять её «на дно», чтобы там страсть умирала под действием вод благодати, а душа наша всегда была бы мирная, кристальная, любящая, благожелательная, бодрственная, духовно трезвая. Если на какой-либо стороне души намечается или происходит «прорыв», сейчас же всё внимание сердца надо обратить туда, и усилием, то есть молитвенной борьбой, надо восстановить мир сердца, души» (694). Патерик заключает: «Это и есть трезвение духовное» (694).

Приобрести трезвение нелегко. О схиархимандрите Иоанникии († 1912) сказано, что он ещё в юности много потрудился, чтобы стяжать его. В течение длительного времени он ежедневно вечером спрашивал себя: «Как провёл день? С чем приду на суд? Что сегодня приобрёл я для вечной жизни?», а утром — «Как прошла ночь?» (370). Постоянная молитва и постоянный контроль над своими мыслями помогали ему удержать язык. «Кроме молчания трезвение требовало сдерживания и всех остальных чувств, воздержания в пище и питии, что ревностно соблюдал Иоанн (имя в миру. — К. С.). Но при этом воздержание его было разумным. В трапезу он приходил вместе со всеми, но ел весьма мало, стараясь это скрывать. Также не предавался он и совершенному молчанию, хотя говорил редко и лишь тогда, когда в этом действительно была необходимость. И так во всём стремился он ничем не выделяться среди братии, опасаясь тщеславия» (370).

Но чем труднее приобретение трезвения, тем оно ценнее. «Для духовно трезвого человека враг не страшен», — учит Патерик. Страшен он для расслабленного душой. Человек ленивый, сонливый, не сохраняющий свою душу, не спасется (694).

Особое слово наставления обращалось к новоначальным инокам или духовно слабым, по указанию Священного Писания: Не требуют здравии врача, но болящии (Мф. 9, 12). Их укрепляли добрыми мудрыми советами. Вот один из них: «Страшливый да не исходит на брань, ибо воины царя земного, ратуя против врагов, за стыд себе вменяют не только бегство с поля битвы, но даже и раны, получаемые ими не лицом к лицу. Так и воины Христовы, приемля и терпя раны от супостата лицом к лицу, через искушения, наносимые им, этим доказывают своё мужество» (57).

В наставления инокам входило и напоминание о символическом значении монашеских одежд. Хитон власяной напоминает о терпении и добровольной нищете. Крест — о подражании страданиям Спасителя. Ряса — о попрании печалей от беса и о радости во Христе. Пояс — о готовности бороться со злом и исполнять заповеди Христовы. Мантия — об избежании дел ветхого человека, о ризе спасения и броне правды. Покрывало на голову — о смирении и отвращении глаз от суеты мира. Сандалии — о скорости и усердии на всякое послушание и доброе дело. Чётки — о творении непрестанной молитвы. Наконец, свеча напоминает и означает, что инок «должен чистым и добродетельным житием и добрыми нравами быть светом миру, как говорит Господь: Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех (Мф. 5, 18)» (88-89).

Патерик подмечает, что даваемые иноку наставления исходят из его обещания при постриге, которое «невидимо предстоящие Ангелы записали» и потому исполнение его должно быть ненарушимо (87).

Исполнение иноческих обетов кажется трудным и путь спасения иноков весьма тесным, но Господь сказал: Иго Мое благо и бремя Мое легко есть (Мф, 11, 30). Противоречия здесь нет. Святые отцы объясняют это кажущееся несоответствие так: «Имеющим доброе произволение иго благо и бремя легко; не имеющим благого произволения, ленивым и нерадивым исполнение иноческих обетов — путь тесный и прискорбный» (86).

Отвергается инок от мира с желанием соединиться с Богом, «восстановить в себе образ Божий, потемнённый страстями после Святого Крещения» (90). Это восстановление может быть целожизненным подвигом. В него войдут и неисчислимые молитвы, и различного рода воздержания, и разные добродетели — в целом: исполнение заповедей Божиих. Важно в этом подвиге найти царский путь и им идти. О старце Филарете читаем: «Он советовал инокам держаться царского пути, т. е. середины в подвигах, предостерегая их от самообольщения, например, неумеренным постом» (57).

Как бы обобщая все наставления инокам, старец Пётр († l898) учит: «Во всяком монастыре всеми силами мы должны стараться соблюдать всё то, что от нас самих зависит и без чего мы жить и спасаться не можем, именно: иметь глубочайшее смирение, то есть думать о себе и считать себя всегда наигрешнейшими и худшими всех живущих в монастыре... Стараться со тщанием проходить всякое послушание. Всю братию нелицемерно любить... А потом уже мы можем... носить монашеские и келейные подвиги, как-то: умеренный пост, нощные бдения, молитвы, поклоны и прочее... Ради покаяния и спасения мы оставили мир и пришли жить в монастырь и в монастыре должно жить уже не по-мирски, а по-монашески. Для сего должно со вниманием, как можно почаще, читать святых отцов книги... Если будем их знать и познанное исполнять на деле, то избавимся от вечных мучений и получим Царствие Небесное» (503, 504).

На вопрос: «Что должно исполнять монаху?» Патерик отвечает: «Монаху, как сыну, должно от всего сердца и всем помышлением любить Бога; как рабу — благоговеть пред Ним и повиноваться Ему, со страхом и трепетом исполнять Его заповеди, каждодневно производя над собою суд относительно помыслов и дел (и затем) недостающее восполнять, а соделанным добром не возноситься, называя себя рабом неключимым, должного не исполнившим, как следует; обо всём Бога Всесвятого благодарить и Ему приписывать всё (сделанное) исправно в своей жизни; ничего не делать по тщеславию или человекоугодию, но всё делать тайно, и от единого Бога ожидать похвалы. Прежде же всего и более всего (необходимо) быть ограждённым православной верой во все догматы Вселенской Церкви, переданные ей от Апостолов, богопроповедников и от святых отцов, ибо жительствующим так великое воздаяние (будет): жизнь нескончаемая и обитель несокрушимая у Отца и Сына и Святого Духа — Единосущного Триипостасного Бога» (99).

«Помните великий день вашего пострига, — призывает старец Андроник († 1974), — помните обеты при постриге, данные вами... быть истинными монахами — вовеки не согрешите» (666).

«Сын и брат о Господе — обращается к иноку старец Филарет († 1841). — Если так поступишь и этим благоугодишь Господу, то заслужишь похвалу и прославишься перед Ангелами и человеками, как верный воин Христов, и наследуешь Царствие Небесное со всеми святыми» (84).