Лампада глинская. Старчество в современном мире

Служение ближнему

Служение ближнему — широкая заповедь, и потому исполнение её многообразно. Это любовь, а любовь не имеет границ. Её нельзя зажать какими-либо пределами — она безгранична, она велика. А всё великое имеет и подобную ценность. По слову Христа Спасителя в последний день — на Страшном Суде — спросят, прежде всего, накормили ли мы голодного, напоили ли жаждущего, дали ли одежду имеющему в ней нужду, посетили ли больного, страждущего, находящегося в темнице, приняли ли под свой кров отверженного миром..... Если мы сможем ответить: да! мы это исполнили, то услышим самое радостное: Придиите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира (Мф. 25, 34).

Эти дела служения ближнему святитель Московский Филарет († l867) называет делами милости телесной. К ним он присоединяет ещё и духовные дела милости: обратить грешника от его гибельного пути, научить истине не знающего добра, предостеречь ближнего от незамечаемой им опасности, молиться за него, утешить его, быть к нему великодушным — от всей души прощать обиды.

На эти стороны служения ближнему и обращает внимание Глинский патерик: их он глубоко впитал, ими он стоит, на них утверждается и их несёт окружающему миру.

Любовь глинских подвижников была настолько широка, что они готовы были обнять всех ближних, «весь мир и всех привести к Богу» (247). Истинная любовь ищет не избранных, а даёт всем, что может (515). В Патерике приводится такой рассказ. Однажды старцу Луке († 1898) благодетели прислали перед Великим постом грибы и маслины. Один из иноков, зная об этом, подумал: «Вот, отцу Луке прислали грибов и маслин. Он говорил, что всем надо давать, а сам не делает. Пойду к отцу Петру, если отец прозорливый, то узнает мой помысл и поступит так, чтобы мне не осуждать его». И пошёл. Чтобы попасть в келью отца Петра нужно было по коридору пройти мимо дверей кельи старца. И не успел инок подойти к ним, как старец вышел в коридор, подозвал к себе инока, велел ему идти к ключнику, у которого и взять себе нужное, при этом сказал: «Грибы и маслины я отдал ключнику для раздачи скитянам» (515).

Старцы своим примером учили, что во имя служения ближнему надо быть готовым на любой подвиг. Об иеромонахе Макарии († 1864) сказано, что он, по слову св. ап. Павла, никогда не искал своего — для себя (1 Кор. 13, 5), а заботился о ближнем. «Иногда он сам старался исполнить послушание отсутствующих: так, например, неоднократно по ночам он месил хлеб и исправлял другие тяжёлые работы. Вот тут-то, более чем где-либо, приходилось подвижнику применить наставление апостола: Должны есмы мы, сильный, немощи немощных носити и не себе угождати. Кийждо же вас ближнему да угождает во благое к назиданию (Рим. 15, 2). Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2)» (248). «Про отца Макария, — добавляет Патерик, — не обинуясь можно сказать то же, что было сказано про тезоименитого ему подвижника авву Макария Египетского: «Он всех покрывал любовью»» (248).

Самая высокая любовь к ближнему — это забота о нём, равная заботе о себе (Мф. 22, 39). Именно к такой любви старцы и призывали. Схимонах Архипп († 1896), свято исполняя заповедь Христа Спасителя, «того же желал ближнему, чего и себе; чего не желал себе, того не желал другим. Боялся он мук вечных, о них говорил, чтобы и другие боялись и не попали в них. Памятовал он о смерти, которая внушала страх Божий и предохраняла от греха; той же спасительной памяти смертной он желал каждому» (459).

Служение ближнему — это желание быть ему полезным, умение им быть и, самое главное, действительно им быть. «Требованиями послушания поставленный в необходимость соприкосновения с людьми светскими, — читаем о старце Макарии († l864), — он и с ними находил о чём беседовать и умел всем быть полезным. Начиная с обыкновенных вещей, отец Макарий незаметно умел направить разговор на тему о спасении души, и тогда-то оживлённо и как бы вдохновенно начинал он, как из чистого источника, напоять слушателей словом спасения. Увлечённые обаятельной силой его слова, собеседники внимательно слушали подвижника, и многие через него познали науку истинно христианской жизни» (249).

Сами испытав немало скорбей, искушений и зная на своём опыте, как трудно выйти из них победителем, старцы были исполнены глубочайшим пониманием всех к ним приходящих: терпеливо выслушивали раздирающие душу скорби, несчастья, несправедливости, обиды — всех хотели утешить, всем «дать добрый совет, помочь и проч.» (227, 303).

Вот молодая барыня приходит к старцу и от горя не может даже говорить: вышла замуж с самыми добрыми надеждами, но всё рухнуло — муж проводит время за картами, дома нет мира. Молодые годы проходят в тревоге, на грани отчаяния. Старец спокойным голосом ласково советует рыдающей «всё переносить терпеливо, молиться Матери Божией с упованием, что всё изменится к лучшему». Хорошо зная, что праздное время есть первый пособник скуки и уныния, батюшка, умудрённый опытом иноческой жизни, велит употребить свободные часы на чтение духовно-нравственных книг, на прогулки с целью помочь бедным и т. д. Получив в благословение икону и книгу, барыня уходит «вполне успокоенная» (227-228)...

Вслед за молодой барыней является старушка. У неё своё горе: «Три было сына, одного в солдаты отдали, другой умер, а младший обижать стал: пьёт, ругается... Больно мне, батюшка...» — «Потерпи, матушка, — учит старец, — всё пройдёт. Жени сына, невестку к себе возьми и заживёшь припеваючи. Молись Богу, Господь всё ко благу нашему делает. Сперва накажет нас, а потом и помилует». Старушка уходит утешенная... (228).

Входит крестьянин — у него не меньшая беда: жена при смерти, остаются малые дети. Старец советует отслужить молебен Божией Матери и целителю Пантелеимону, взять маслица от чудотворной иконы. «Помажь больные места, — говорит старец — и Царица Небесная воздвигнет с одра болезни жену твою. Не отчаивайся, надейся, будет здорова». И мужичок выходит из кельи с доброй надеждой (228)...

Дверь кельи открывается беспрерывно — в неё один за другим несут с верой и упованием всё, что наболело на сердце. — И старец всё принимает в свою душу — вместе и скорбит, и плачет, и утешает. «Родной мой, скажет он, — и начнёт утешать своей мудрой речью». Уходят от него только с радостью (303).

Старец настолько близко принимал всё складываемое в его келье, что подчас его добрая душа нуждалась хотя бы в небольшом перерыве. «Много надо было силы всё перенести, всё выслушать, не теряя присутствия духа! После таких приёмов отец Иннокентий († 1888. — К. С.) делал перерывы, — ему необходимо было самому успокоиться, чтобы быть готовым опять выслушивать всякое человеческое горе. Во время перерыва батюшка оставался один, молился о всех этих несчастных; он их любил, жалел, готов был им все отдать!... В эти минуты сам утешающий искал утешения свыше — от Святого Духа — Утешителя плачущих, скорбящих, болящих» (228).

В Патерике утверждается, что во имя любви к ближнему должно понести «всяк зол глагол», как и во имя любви к Богу. — Когда в сороковых годах девятнадцатого столетия появилась в России тенденция споить народ водкой, иеромонах Порфирий († l868) смело и даже резко выступил против откупной системы как гибельного для многих зла. За это выступление, якобы не входящее в его обязанности, отец Порфирий был по приказанию императора Николая 1 сослан на Валаам, где много перенёс испытаний, но не отказался от забот о ближнем. Как только явилась возможность, он повторил свою просьбу перед новым монархом — Александром II — и с 1 января 1883 г. откупная продажа спиртных напитков была отменена (301-302)... Нередко подвергался неприятностям и иеросхимонах Макарий († 1864) за то, что своей любовью покрывал «немощи немощных братий» (249).

Покрывая любовью недостатки других, старец с той же любовью наставлял духовных чад — его учение исходило «из сердца» (248), было исполнено добрым чувством, лаской (413). Если кто в чём-либо провинялся, старец, «обыкновенно, без всякого гнева, а со скорбью и сожалением говорил: «Ишь ты какой! Разве можно так делать?» (413). При этом, естественно, не было никакого лицеприятия или пристрастия. Ко всем людям — «любых убеждений» — старец был открыт. Во всяком человеке он видел, прежде всего, «его бессмертную душу и старался привести её к Богу» (649). Схимонах Архипп, увидев одного пожилого человека в сюртуке и накрахмаленной рубашке, невзирая на то, что последний был благодетелем обители, без всякого лицеприятия велел ему: «Сюртук замени длинной свиткой и подпояшься поясом, рубашку носи простую. К чему тебе наряжаться: ты старик, тебе надо к смерти готовиться» (460)... Пришедшим двум господам, служившим на видных местах, он же беспристрастно сказал: «Вы пришли ко мне получить наставление — слушайте: занимаете вы хорошие места, для других должны служить примером, чтобы вами не соблазнялись, а вы как живёте? Вот ты уже старик, а что делаешь? Не думайте, что всё так пройдёт; Господь взыщет за всё. Будьте справедливы, не обижайте никого, избегайте всяких греховных пожеланий» (461). А некоему, нежившему своё тело, подвижник заметил: «Ты гладкий, а вот сегодня-завтра смерть, и тогда всё пропадёт» (461). Даже приехавшего из другой обители священноинока старец строго вопрошал: «Ты отчего живёшь без руководителя? Отчего редко в церковь ходишь? Почему так и сяк живёшь?» (461). И Патерик продолжает: «Всю жизнь посетителя видел старец. Почему не имел руководителя и почему не ходил в церковь, священноинок дал ответ, но относительно своей жизни должен был сознать себя виновным и, видя в старце человека Божия, просил прощения. Отец Архипп дал ему спасительное наставление» (461).

Поистине, Глинская пустынь стала подлинной «духовной лечебницей для душ, истерзанных грехом, потерявших, или не нашедших смысл жизни, скорбящих и страждущих, ищущих вразумления, утешения, духовной поддержки, а также разрешения своих сомнений и недоумений» (585). Болящий, скорбящий, нуждающийся — каждый получал здесь требуемое. И не только здесь, а и в любом другом месте, где по тем или иным причинам оказывался Глинский старец. Об архимандрите Иннокентии, настоятеле пустыни (1862-1888), читаем: «С приездом отца Иннокентия в какой-либо ближайший уездный город, к дому, где он останавливался, съезжались экипажи, собирались многочисленные толпы народа (229).

Глинская обитель служила ближнему, оказывая ему не только духовную помощь, но и помощь материальную.

Христианское милосердие — это и заповедь Божия, неоднократно возвещённая человеку, и особое, заложенное Богом в нашу природу, чувство доброты к ближним, благожелательности к ним, сострадания, долготерпения, а к обидчикам — прощения. Игумен Авксентий († l857), раскрывая святоотеческое учение об этой весьма важной добродетели, говорил: «...если даже язычники, движимые естественным законом, проявляют милосердие к нуждающимся, то христианина тем более должно подвигнуть к этому не только родство естественное, так как все имеем одного праотца Адама, но и родство духовное, и более всего имя Христово. Если кто хочет, чтобы его любили, не обижали и помогали в земной жизни, то всё это он прежде пусть исполнит сам. Тогда ему непременно воздастся не только на земле во сто крат, но и на небе. В такой настроенности — вся христианская наука, и изучать эту науку христианин должен от младенчества и до конца жизни» (165).

Без милосердия, без помощи ближнему «невозможно наследовать Царствие Небесное» (165). Еще в Ветхом Завете Ангел Божий возвестил: «Милостыня от смерти избавляет и может очищать всякий грех» (Тов. 12, 3). В Новом Завете Сам Господь призывает к милосердию: «Будьте милосердны, как и Отец ваш милосерд» (Лк. 6, 36) (165). И св. ап. Иаков: «Суд без милости не оказавшему милости» (Иак. 2, 15). Следуя этим указаниям Божественного Откровения, иеросхимонах Макарий († l864) писал одному должностному лицу: «Не тяготитесь делать добро бедным вдовам и сиротам, пока время для вас удобное и возможное. Не думайте, что это вам не принесёт никакой пользы. Нет, это будет самое прочное богатство для вашего спасения; оно, может быть, оправдает вас перед Богом во время великой нужды» (257). А старец Архипп, советы которого были краткие, но разнообразные, говорил: «Лучше дать, чем взять» и при этом читал свою выписку по-славянски: «Егда Фома апостол взя злато у некоего царя для построения палат в Индии и разда нищим, и паки взя и паки разда, тогда царь посла уведати и не обрете построения, всади его в темницу. И бе видение цареву брату, яко таковые палаты Фома устроил царю в Царствии Небесном. Возрадовался зело царь и отпусти Фому с великой честью» (457).

Благотворительность многогранна. Такой она была и в Глинской пустыни.

В мирное время св. обитель содержала странноприимницы, в которых подолгу находили кров, пищу и медицинское обслуживание бедные, нищие окрестных сёл, деревень, городов, да и из дальних мест пришедшие в обитель богомольцы (166. Ср.:30). Устроен был также «Дом трудолюбия», в котором дети-сироты обучались разным ремеслам, грамоте, готовились к вступлению в самостоятельную жизнь в миру, если не пожелают остаться в обители. Сначала Дом был расчитан на десятка полтора-два сирот, но уже в начале XX в. число их достигло двух сотен.

Об игумене Авксентии († 1857) Патерик повествует, что он организовал такую щедрую благотворительную деятельность обители, что правящий епископ Илиодор в своём епархиальном отчёте за 1856 г. писал: «Христианский долг призрения бедных среди всех обителей Курской епархии особенно исполняется в Глинской пустыни» (166).

Хорошо была поставлена издательская деятельность: выпускались и широко распространялись «Глинские листки», «Глинские Богородицкие книжки», представлявшие собой выписки из творений святых отцов и подвижников благочестия; различные назидательные книги: о святых Таинствах Церкви, о самой обители, её уставе, особенностях... Вот как, например, отзывались современники об издательской работе игумена Исаии (впоследствии схиархим. Иоанникий, † 1912): «Он заботится о всех православных христианах, ради которых и занялся издательской деятельностью. В широко известном издании «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» о Глинской пустыни сказано: «Монастырь занимается книгоиздательством для народа»» (374).

Должное внимание уделялось церковной проповеди и миссионерскому делу. «В 1908 г. в целях борьбы с сектантскими лжеучениями (в частности, со штундо-баптизмом), появившимися в епархии, в Глинской пустыни был открыт миссионерский кружок во имя святого апостола Иоанна Богослова. В обязанности членов кружка входило ежедневное чтение поучений в храмах, а также среди народа в гостиницах, столовых на монастырских дворах» (375).

С ростом благосостояния Глинской пустыни, с увеличением монастырской казны ширится и служение ближнему. В годы настоятельства только что упоминавшегося отца Исаии святая обитель ежегодно принимала десятки тысяч паломников и во время пребывания их в обители обеспечивала всем необходимым. Более того, в случае нужды оказывала им и денежную помощь (372).

Благотворительность в Глинской пустыни была присуща каждому иноку. Монахи с радушием встречали богомольцев и старались, не щадя своих сил, оказать им посильную помощь. При служении ближнему они помнили о себе лишь как о призванных раздавать дары Божии, по слову св. Григория Богослова: «Ты никогда не будешь щедрее Бога, хотя бы и пожертвовал всем, что имеешь, хотя бы отдал вместе с имуществом и самого себя; ибо и то самое, чтобы отдавать себя Богу, человек получает от Него же. Сколько ты ни уплатишь Богу, всё ещё больше того будет оставаться на тебе, и ничего не дашь ты своего, поелику всё от Бога» (167).

Архим. Иннокентий († 1888), прозванный «благоутробным, чадолюбивым, сострадательным, милосердным», милостыню давал не считая — и тайно, и явно. Без помощи от него никто не уходил. Любопытен в этом отношении разговор отца Иннокентия с прибывшей в Глинскую пустынь некоей игуменьей. Видя непомерную щедрость батюшки, игуменья сказала: «Я думаю, что вы раздали рублей пятнадцать». — «Более, — отвечал ей отец Иннокентий, — роздано восемнадцать рублей». — «Можно ли так?» — «Нам их, матушка, Сам Бог посылает. В этом я убеждён и опытом и словом Божиим». В это время подают пришедшую почту. Там было две повестки на 700 рублей. Отец Иннокентий, показывая их матушке, говорит: «Вот вам доказательство» (231). Но иногда у старца ничего не было, тогда он снимал с себя одежду, обувь и отдавал нуждающемуся (231).

О схимонахе Луке († 1898) сказано, что он и приняв схиму, продолжал заботиться о братиях — помогал им, «то чаем и сахаром, то чем-либо другим» (510).

Монах Евгений († l894) служил ближним, чем мог — «добрым советом, больным давал разные простые средства, хотя сам лекарствами никогда не лечился» (416).

Иеросхимонах Макарий († l864), узнав, что одна монахиня имеет излишнюю одежду, сказал ей: «Что же ты не раздашь, ведь это грех. Я наг родился и хочу нагим умереть. Сколько у тебя горит лампадок в келлии?» — «Три». — «А сама спишь и потягиваешься. Лучше бы лампады не горели, да сама встала и положила сто поклонов» (262).

Высшим проявлением служения ближнему явилась жертвенность подвижников Глинской пустыни во время войн в России.

Когда шла долгая изнурительная война на Кавказе (1817-1864), иеромонахи св. обители самоотверженно несли служение отрядных священников. Вместе с русскими воинами они мужественно переносили все тягости борьбы. Так, иером. Паисий († l869) вместе с отрядом ходил за Кубань, попал в плен к горцам, которые «обобрали его дочиста и заставили нести на гору десять русских ружей. На горе сели отдыхать. Один черкесский князёк, потерявший в схватке своего сына, стал рубить русских». Эта же участь ожидала и батюшку, но Промысл Божий сохранил его: один из черкесов взял его к себе как военную добычу. У него отец Паисий пробыл полгода, когда был выкуплен русскими (309).

Также во время Крымской войны (1853-1856) братия св. обители усугубляли свои молитвы к Богу, оказывали «материальную поддержку воинам фронта, семьям погибших, утешали скорбящих своими проповедями, а многие из братии, руководствуясь глубоким чувством патриотизма и голосом гражданской совести, добровольно шли на фронт» (166).

В годы Освободительной войны (1877-1878) в монастырской больнице был устроен «лазарет для больных и раненых воинов, в котором пребывало на излечении 50 человек. Больные содержались за счёт обители. Благодаря хорошему уходу и лечению, все выздоровели» (227).

Даже в труднейшее для обители время советской власти, когда иноки находились в крайней бедности, тем не менее они делились с богомольцами своим последним, «особенно заботясь о сиротах и вдовах» (584). В монастыре была оборудована аптека, в которой можно было бесплатно получить лекарства. Действовала и библиотека. «Не только иноки, но и богомольцы могли взять здесь те книги, которые духовник благословил им прочесть» (585). В обитель поступало много писем, и на все давались ответы. «Нередко, получив письмо из Глинской пустыни, человек изменял всю свою жизнь и устремлялся к духовному совершенствованию, поскольку к наставлениям и советам иноки присоединяли свою горячую молитву о том, кто просил у них помощи» (585). Обитель продолжала кормить приезжающих (более 700 человек в день) и оставляла их ночевать. Потом сие советские власти поставили в вину обители: «В монастыре, — говорилось в обвинительном акте, — предоставляют паломникам гостиницу и питание... На автомашине и гужтранспортом привозят и увозят паломников со станции Локоть и из Глухова... На станции Локоть организовали гостиницу, где останавливаются приезжие паломники...»

Так, заключает Патерик, несмотря на различные запреты «и угрозы советской власти, Глинские иноки, исполняя заветы прежних настоятелей и сохраняя вековые традиции пустыни, продолжали оказывать самый тёплый и заботливый приём богомольцам» (625).

«Старцы Глинской пустыни принимали, исповедовали, наставляли множество паломников, совершали постриги в монашество и в великую схиму» (626).

Благодарение Богу — служение ближнему Глинской пустыни продолжается и сегодня.