Александр Кушнир. «Аквариум». Геометрия хаоса

Какие нервные лица — быть беде;

Я помню, было небо, я не помню где;

Мы встретимся снова, мы скажем «привет»,

В этом есть что-то не то.

Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет,

Рок-н-ролл мёртв, а я...

Те, что нас любят, смотрят нам вслед.

Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет.

Отныне время будет течь по прямой;

Шаг вверх, шаг вбок — их мир за спиной.

Я сжёг их жизнь, как ворох газет, —

Остался только грязный асфальт.

Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет,

Рок-н-ролл мёртв, а я...

Те, что нас любят, смотрят нам вслед.

Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет.

Локоть к локтю, кирпич в стене;

Мы стояли слишком гордо — мы платим втройне:

За тех, кто шёл с нами, за тех, кто нас ждал,

За тех, кто никогда не простит нам то, что

Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет,

Рок-н-ролл мёртв, а я...

Те, что нас любят, смотрят нам вслед.

Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет.

1982

Второе стеклянное чудо (Предисловие)

Как-то раз, наткнувшись в домашних архивах на коробки с кассетами, содержавшими интервью героев рок-н-ролла, я захотел воскресить в памяти старый, «классический» «Аквариум». Как говорится, со всеми нюансами. Впервые я услышал их на магнитофонных катушках вскоре после московской Олимпиады, а на концерты стал ходить где-то в районе «Равноденствия». Прекрасно помню, как в конце восьмидесятых вокруг группы постоянно искрило напряжение: «Аквариум» распался, «Аквариум» собрался. Опять распался. Вроде бы навсегда. Как The Beatles. По-честному, по-настоящему.

В Питере тогда практиковались бесчисленные «последние концерты». Вот звучит «Пригородный блюз» — перекрашенный в блондина вокалист «Аквариума» падает на колени перед нереально трезвым, но уже смертельно больным Майком. Сорванный голос, разбросанные по сцене барабаны, разбитые гитары.

«А теперь мы уходим туда, откуда пришли», — нервно говорит, покидая сцену, «русский Дэвид Боуи». This is the end, beautiful friend.

Тогда мы жили в эпоху мифов и иллюзий, в эпоху «Рокси» и «Урлайта». Ещё не было книг про «Аквариум», юбилейных концертов в Кремле и пабликов в соцсетях. Я перечитывал в машинописи «Правдивую автобиографию Аквариума», а из статьи Вознесенского узнал, что в Волге утонул скрипач Саша Куссуль. Но ещё были живы Курёхин, Фан, Дюша, Оля Липовская и Миша из города скрипящих статуй. Пока ещё не эмигрировали Тит, Ляпин, Губерман и Фагот, а Мик Тейлор из The Rolling Stones ещё не нарезал на гитаре в лондонской студии «Таможенный блюз».

Вилли Усов уже не клеил на магнитофонные коробочки чёрно-белые фотообложки, а обдолбанный The Band ещё не догадывался, что будет записывать в Вудстоке альбом «Лилит». Список можно продолжить...

На вершине этой пирамиды уже более полувека стоит Борис Гребенщиков. Этот человек всегда вызывал у меня неподдельный интерес. В первую очередь — как просветитель, который сумел превратить клинописные таблички с текстами западных менестрелей в рок-поэзию на русском языке. Тогда я не догадывался, что в скором времени начну исследовать архивы, ездить по городам и брать десятки интервью у БГ, Капитана, Гаккеля, Джорджа, Дюши и полумифического «аппаратчика Марата». Что мне предстоит «длинная дорога домой»: очарования и ссоры, поиски Грааля и захватывающие дух находки. Что буду писать про эту эпоху, полную живого тока, охрипших воспоминаний и сильных эмоций. Возможно, эта книга про геометрию хаоса и есть осмысление любви...

Загрузка...