«Бой абсолютно неизбежен»: Историко-философские очерки о книге В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»

Кончался 1907 год. Ленин живет в Финляндии. Напряженная работа: доклад о недавно состоявшемся Штутгартском конгрессе II Интернационала на Петербургской конференции РСДРП, статья об этом же для газеты «Пролетарий», предисловие к первому тому собрания своих сочинений «За 12 лет», выходящему в издательстве «Зерно», совещание членов литературной группы большевиков для обсуждения рукописи брошюры Луначарского об отношении партии к профсоюзам, доклады о III Государственной думе, об участии социал-демократов в буржуазной печати на конференции Петербургской партийной организации, участие в IV конференции РСДРП в Гельсингфорсе, продолжение научной разработки аграрного вопроса в России, переговоры с представителем издательства братьев Гранат относительно сотрудничества в их «Энциклопедическом словаре», встречи и беседы с Богдановым, Бонч-Бруевичем, Ольминским…

В декабре (ранее 8/21) большевистский центр принимает решение о перенесении издания «Пролетария» за границу (реакция наступала, печатать газету в России становилось невозможным) и поручает Ленину, Богданову и Дубровинскому выехать за рубеж и организовать там ее издание.

12 (25 декабря) при переходе по льду Финского залива, направляясь на остров Нагу, где он должен был сесть на пароход, следующий в Стокгольм, Ленин чуть было не погиб: лед стал проваливаться…

Наконец Ленин в Стокгольме. Несколько дней в ожидании Крупской. Посещение королевской библиотеки, беседа со шведскими социал-демократами. 21 декабря (3 января 1908 года) Ленин и Крупская выехали поездом в Женеву через Берлин. На следующий день в столице Германии их встречал член берлинской группы РСДРП Аврамов. Вечер они провели у Розы Люксембург[162]. 25 декабря (7 января) Ленин прибыл в Женеву.

Знает ли Ленин, предполагает ли, что вскоре ему придется вновь ввязаться в жесточайшую борьбу – на этот раз на философской арене?..

1. «…Зачем уже так нас обижать…»

3 (16) января 1908 года газета «Речь» (№ 2) напечатала сообщение о выходе в свет первой части второго тома сочинений Вл. Ильина «За 12 лет» (она вышла под названием «Аграрный вопрос»). А два дня спустя та же «Речь» (№ 4) сообщила о появлении сборника «Очерки по философии марксизма», составленного из статей махиствующих социал-демократов. До этого выступления ревизионистов махистского толка, хотя и становились они все активнее, носили все же более или менее индивидуальный характер (если не считать сборника «Очерки реалистического мировоззрения») – теперь же появилась своего рода коллективная платформа, документ, свидетельствовавший об общей наступательной деятельности махистов. Это был уже открытый вызов диалектическому материализму вообще, серьезный факт общепартийной жизни.

«„Очерки „по“ философии марксизма“… представляют из себя необыкновенно сильно действующий букет именно в силу коллективного характера книги, – писал Ленин. – Когда перед вами выступают вместе и рядом Базаров, который говорит, что по Энгельсу „чувственное представление и есть вне нас существующая действительность“, Берман, объявляющий диалектику Маркса и Энгельса мистикой, Луначарский, договорившийся до религии, Юшкевич, вносящий „Логос в иррациональный поток данного“, Богданов, называющий идеализм философией марксизма, Гельфонд, очищающий И. Дицгена от материализма, и, наконец, С. Суворов со статьей „Основания социальной философии“, то вы сразу чувствуете „дух“ новой линии. Количество перешло в качество. „Ищущие“, искавшие доселе порознь в отдельных статьях и книгах, выступили с настоящим пронунциаменто. Частные разногласия между ними стираются самым фактом коллективного выступления против (а не „по“) философии марксизма, и реакционные черты махизма, как течения, становятся очевидными» (18, 351 – 352). «…Настоящий поход против философии марксизма» (18, 9) – так определил Ленин это выступление.

Реакция на махистские «Очерки» была самой различной. Горячо приветствовал сборник Горький. В феврале 1908 года он писал с Капри в Париж Е.П. Пешковой: «…вышел интереснейший сборник „Очерки по философии марксизма“. Если б ты одолела в нем статьи Базарова и Богданова – это было бы очень ценное приобретение для тебя. Богданов – самый интересный и – м[ожет] б[ыть] – самый крупный философ Европы, недаром немцы восхищаются им, поверь»[163]. И несколько позже, в том же феврале: «Если ты усвоишь богдановскую статью – будет хорошо. Готов повторить сто раз, что он – самый оригинальный и здоровый философ современности и что его ждет великая слава. Затем статьи Базарова и Луначарского»[164].

Иной была реакция В.Ф. Горина. В начале 1908 года он подготовил статью с разбором учения Маха и думал было просить Луначарского о содействии ее опубликованию в журнале «Образование»: «Я относился к Луначарскому хорошо как к человеку и не видел ничего постыдного в обращениях к нему. В настоящее время дело изменилось. Недавно эмпириомонисты выпустили сборник под названием „Философия марксизма“, в котором, конечно, нет ничего марксистского. Но не в этом беда, а в том, что там имеется статья Луначарского, в которой он запел „аллилуйя“ и вообще в духе булгаковщины. Конечно, к Булгаковым[165] я не стану обращаться ни с какой просьбой, ни с требованием, хотя бы самым справедливым…»

А Ленин в письме А.М. Горькому от 25 января (7 февраля) 1908 года писал: «…я читаю внимательно наших партийных философов, читаю внимательно эмпириомониста Богданова и эмпириокритиков Базарова, Луначарского и др. – и все мои симпатии они толкают к Плеханову! Надо же иметь физическую силу, чтобы не давать себя увлечь настроению, как делает Плеханов! Тактика его – верх пошлости и низости. В философии он отстаивает правое дело. Я – за материализм против „эмпирио“ и т.д.» (47, 135).

В статье «К 25-летию выхода в свет книги Ленина „Материализм и эмпириокритицизм“» (1934) Крупская свидетельствовала, что стимулом, обратившим Ленина к занятиям философией, явилось именно распространение махистской философии среди большевиков: «На протяжении всей своей деятельности яро боролся Ленин против оппортунизма, против сдачи принципиальных позиций, и, когда в среде большевиков под влиянием наступавшей все напористее реакции начались оппортунистические шатания в области философии, попытки, прикрывшись плащом самой непримиримой революционности, взять под сомнение научность диалектического материализма путем ссылок на небольшую группу вставших на путь идеалистической философии ученых-физиков, исказить сущность диалектического материализма, Ленин решил, что в данный момент борьба на философском фронте – это то звено, за которое надо ухватиться, что на этом именно фронте надо дать бой оппортунизму»[166].

Выступая в это время за отделение философских споров от «цельной партийной работы», Ленин еще не принял решения о собственном печатном выступлении против махистов. В том же письме к Горькому содержится признание: «Я очень сознаю свою неподготовленность к этой (философской. – А.В.) области, мешающую мне выступать публично» (47, 134 – 135). Как это характерно для Ленина! Лет десять назад в одном из писем А.Н. Потресову (от 27 июня 1899 года), возмущаясь антимарксистскими писаниями в области философии и социологии немецких (Штаммлер) и русских (Струве, Булгаков) неокантианцев, Ленин подобным же образом заявлял: «…не намерен писать на эти (философские. – А.В.) темы, пока не подучусь» (46, 31). Вот и теперь Ленин все еще не решался публично выступить с философским произведением.

Нет, однако, сомнений, что философия все больше затягивала Ленина. Тут своеобразную роль играли, конечно, его эпистолярные споры с Горьким.

13 февраля (31 января) Ленин писал Горькому: «Насчет материализма именно как миропонимания думаю, что не согласен с Вами по существу. Именно не о „материалистическом понимании истории“ (его не отрицают наши „эмпирио“), а о философском материализме. Чтобы англосаксы и германцы „материализму“ были обязаны своим мещанством, а романцы анархизмом, – это я решительно оспариваю. Материализм, как философия, везде у них в загоне. „Neue Zeit“, самый выдержанный и знающий орган, равнодушен к философии, никогда не был ярым сторонником философского материализма, а в последнее время печатал, без единой оговорки, эмпириокритиков» (47, 137 – 138). Ленин писал далее о том, что философия Маркса и Энгельса «мещанства не допускает и на порог»; напротив, «все мещанские течения в социал-демократии воюют всего больше с философским материализмом, тянут к Канту, к неокантианству, к критической философии» (47, 138).

Действительно, «поражение русской революции пятого года, разгул реакции ударяли не только по настроениям российской социал-демократии – разгром русской революции не мог не отозваться и на настроении международной социал-демократии, усиливая в ней оппортунистические настроения»[167]. Действительно, в философии там уже давно тянули к Канту. Теперь потянули к Маху.

Уклон германских социал-демократов к оппортунизму проявился, в частности, и в их примиренческом, если не сказать более, отношении к махистскому ревизионизму. Вот один из характерных фактов. В конце февраля 1908 года Плеханов писал К. Каутскому: «…мне кажется, что наши немецкие товарищи все более и более отворачиваются от материализма. Кстати, один товарищ[168] спрашивает меня, может ли он рассчитывать, что „Neue Zeit“ напечатает статью по вопросу о том, были ли Маркс и Энгельс в философии марксистами или же скорее махистами, как говорит Адлер-junior (младший. – Ред.). Я не решился ответить ему утвердительно»[169]. Каутский так ответил на это (10 марта 1908 года): «Что касается Маха, то я отношусь к нему без всякой предвзятости; должен сознаться, что еще не собрался ничего прочесть из его произведений. Ввиду значительности его выступления, я считаю необходимым давать высказаться в „Neue Zeit“ его сторонникам, так как „Neue Zeit“ является органом для обсуждения всех серьезных социалистических воззрений. А поскольку мне известно о Махе, к нему нужно отнестись серьезно… Если какой-нибудь товарищ хочет ответить Адлеру – Богданову, то, разумеется, я буду рад»[170].

Л.И. Аксельрод была в общем права, когда 2 июля (19 июня) 1910 года писала Плеханову, что у теоретиков германской социал-демократии немало грехов. «Утверждают же они, что можно Маха с Марксом соединить».

В самом деле, Каутский по существу вел себя уклончиво, утверждая, будто марксизм не связан с какой-либо определенной философией и поэтому может быть «совместим» с теорией познания Маха. А австрийский социал-демократ Фридрих Адлер объявил доктрину Маха большим научным открытием[171]. В 1909 году Ф. Адлер (перевод его статьи «Открытие мировых элементов» Н. Валентинов напечатал в своем опусе «Э. Мах и марксизм») опубликовал в австрийском журнале «Der Kampf» («Борьба») ответ Каутского рабочему Бендианидзе, обратившемуся к нему из Цюриха с просьбой высказаться о возможности сочетания махизма с марксизмом.

«Вы спрашиваете, – писал Каутский, – является ли Мах марксистом. Это зависит от того, что понимать под марксизмом. Я марксизм рассматриваю не как философское учение, а как эмпирическую науку, как особое понимание общества. Это воззрение, правда, несовместимо с идеалистической философией, но оно не противоречит теории познания Маха… Я лично не вижу существенного различия между воззрениями Маркса и Дицгена. Мах же очень близок к Дицгену»[172].

Отличая от Маха и Дицгена их последователей, которые «пишут глупости», Каутский признавал, что, выступая против них, Плеханов прав. Другое дело: правильно ли сам Плеханов понимает марксистскую философию? Ведь у Маркса, заявлял Каутский, не было никакой философии – он провозгласил конец всякой философии. Высказывая сожаление по поводу имеющих место в среде российских социал-демократов споров о Махе, которые якобы не имеют ничего общего с задачами партии, Каутский усматривал выход из создавшегося положения в объявлении занятий философией частным делом; при этом махизм, по его словам, отнюдь не противоречит положению «общественное бытие определяет сознание людей», а все остальное не суть важно.

Поэтому не было ничего случайного и удивительного в том, что теоретический орган германской социал-демократии «Neue Zeit» 14 февраля 1908 года (№ 20) поместил к 70-летию со дня рождения Маха статью Богданова «Эрнст Мах и революция». Это был перевод его статьи «Чего искать русскому читателю у Эрнста Маха?», помещенной в качестве введения к русскому изданию книги Маха «Анализ ощущений и отношение физического к психическому» (1907, 2-е изд. – 1908). По данному поводу сам Богданов в 1914 году в неопубликованной работе «Десятилетие отлучения от марксизма» писал: «В 1908 году Маху исполнилось 70 лет. Орган немецких марксистов „Neue Zeit“, редактором которого состоит Карл Каутский, счел нужным отпраздновать эту годовщину. И он сделал это таким образом, что напечатал мою статью о Махе – статью еретика Богданова – с сочувственным предисловием переводчика!»

Махистская проповедь Богданова зазвучала, таким образом, и на международной арене. Мало того. В предисловии переводчика к его статье утверждалось, что в русской социал-демократии проявляется «сильная тенденция сделать то или иное отношение к Маху вопросом фракционного деления в партии».

Думается, что окончательным толчком, побудившим Ленина принять решение самому засесть за книгу против махистов, было именно это выступление «Neue Zeit», искаженно представлявшее борьбу в РСДРП по вопросам философии.

По этому поводу Ленин подготовил текст заявления от редакции газеты «Пролетарий» как органа большевистской фракции (напомним, что в редакцию наряду с Лениным и Дубровинским входил и Богданов), где подчеркивалось, что философский спор среди русских социал-демократов фракционным не является и что «всякая попытка представить эти разногласия, как фракционные, ошибочна в корне. В среде той и другой фракции есть сторонники обоих философских направлений» (16, 421). 24 (11) февраля 1908 года совещание редакции единогласно утвердило текст этого заявления[173].

25 февраля, т.е. на следующий день после этого совещания, Ленин пишет письмо Горькому, содержащее, по сути дела, первый набросок будущего философского труда (47, 141 – 145). Где-то около этого же времени в письме родным Ленин просит разыскать и прислать ему рукопись по философии (относящуюся к лету 1906 года) с критикой богдановского «Эмпириомонизма». «Заметки рядового марксиста о философии» – таков первоначальный заголовок, который Ленин хотел дать своему труду (47, 142).

В упомянутом письме Горькому, отметив, что махистская книга «Очерки по философии марксизма» «сугубо обострила давние разногласия среди беков по вопросам философии», Ленин рассказывает об истории своих отношений с Богдановым. В частности, он высказывает сожаление о том, что в свое время, в 1906 году, не напечатал свои заметки о богдановском «Эмпириомонизме». Что же касается «Очерков…», то при знакомстве с ними Ленин, по его словам, «прямо бесновался от негодования» (47, 142). «Нет, это не марксизм!.. Конечно, мы, рядовые марксисты, люди в философии не начитанные, – но зачем уже так нас обижать, что подобную вещь нам преподносить как философию марксизма!.. Меня опять потянуло к „Заметкам рядового марксиста о философии“ и я их начал писать, а Ал. Ал-чу (т.е. Богданову. – А.В.) – в процессе моего чтения „Очерков“ – я свои впечатления, конечно, излагал прямо и грубо» (47, 142, 143).

При этом Ленин указывает, что поводом для «довольно тяжелой драки» его с Богдановым в редакции «Пролетария» послужило обсуждение статьи Горького «Разрушение личности»: «…Вы явным образом начинаете излагать взгляды одного течения в своей работе для „Пролетария“» (47, 143).

Считая теперь «некую драку между беками по вопросу о философии» «совершенно неизбежной», Ленин вместе с тем твердо убежден, что раскалываться из-за этого было бы глупо, опрометчиво: «Мы заключили блок для проведения в рабочей партии определенной тактики. Мы эту тактику вели и ведем до сих пор без разногласий (единственное разногласие было о бойкоте III Думы, но оно, во-1-х, никогда не обострялось между нами даже до намека на раскол; во-2-х, оно не соответствовало разногласию материалистов и махистов, ибо, например, махист Базаров был, как и я, против бойкота и написал об этом большой фельетон в „Пролетарии“).

Мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм, было бы, по-моему, непростительной глупостью. Мы должны подраться из-за философии так, чтобы „Пролетарий“ и беки, как фракция партии, не были этим задеты. И это вполне возможно» (47,144 – 145).

Надо сказать, что Горький довольно остро отреагировал на это ленинское письмо. Получив его, он тотчас же направил такую записку Луначарскому:

«Дорогой Анатолий Васильевич!

Пожалуйте, прошу, немедля!

Ибо – скандал!

Нужно говорить нам, весьма нужно, ей же богу!

А.»[174].

О результатах этого разговора мы ничего не знаем. Вместе с тем нам важно зафиксировать: время начала работы Ленина над книгой «Материализм и эмпириокритицизм» – между 14 и 25 февраля 1908 года. Начиная с этого времени на протяжении семи с лишним месяцев – до сентября 1908 года (именно сентябрем помечено предисловие к книге) – Ленин работает над своим философским трудом.

Работа эта была исключительной по напряженности, велась практически без отдыха (лишь в конце июля – начале августа Ленин провел несколько дней в горах в районе Дьяблере) и почти без отключения на другие занятия (если не считать статей для «Пролетария» да поездки – но это уже в октябре – в Брюссель на заседание Международного социалистического бюро). Более двухсот источников – статей и книг – использовал Ленин, подготавливая свой труд.

Воссоздать детально процесс работы Ленина над книгой «Материализм и эмпириокритицизм» едва ли возможно: материалов, где зафиксирован этот процесс, у нас практически нет. Не разысканы «Заметки рядового марксиста о философии», написанные в 1906 году. Совершенно неясна и судьба рукописи самой книги, хотя, как будет видно из дальнейшего, у Ленина имелась и копия с нее. Почти неизвестны и другие подготовительные материалы.

Впрочем, кое-что все-таки имеется. Это прежде всего ленинские «Десять вопросов референту» (см. 18, 1 – 6), явившиеся своего рода планом-конспектом будущей книги, а также пометки Ленина на некоторых философских трудах, проштудированных им в период с февраля по октябрь 1908 года.

Речь идет, в частности, о пометках Ленина на книге И. Дицгена «Мелкие философские работы. Избранное» (Штутгарт, 1903, на немецком языке) (см. 29,365 – 454, 666); на статье Энгельса «Об историческом материализме», напечатанной в «Neue Zeit» (№ 1, 1892 – 93) (см. 18, 25, 106 – 115); на книге Г.В. Плеханова «Основные вопросы марксизма» (Спб., 1908)[175] (см. 29, 455 – 458).

К лету 1908 года относится работа Ленина и с книгой В.М. Шулятикова «Оправдание капитализма в западноевропейской философии. От Декарта до Э. Маха» (М., 1908); известен его отзыв о ней (см. 29, 459 – 474). Думается, что внимание Ленина к этой книге было привлечено, помимо всего прочего, ее подзаголовком, в котором упоминается Мах.

Ранее 14 (27) октября Ленин делает пометки на 2-м томе Собрания сочинений Фейербаха (Лейпциг, 1846, на немецком языке); эту книгу он тоже использует при написании своего труда (см. 18, 181, 209 – 210)[176].

Некоторые этапы этой работы – а она была связана с использованием многочисленных источников (на четырех языках) – мы с известной долей условности можем определить, опираясь прежде всего на ленинскую переписку того времени.

2. «Бой абсолютно неизбежен»

Первый из этапов – период с середины февраля до 16 мая 1908 года (в этот день Ленин уезжает из Женевы в Лондон), три месяца, занятые главным образом изучением сочинений русских махистов и их философских учителей. В это же время Ленин работает над статьей Энгельса «Об историческом материализме» и книгой Плеханова «Основные вопросы марксизма».

Работал Ленин в основном в читальном зале «Общества любителей чтения» (Гранд-рю, 11), членом которого он вновь стал в январе 1908 года[177] (8 февраля ему был выдан абонемент Общества). Посещал он и библиотеку Женевского университета (ул. Кандоль). Но здешние условия не удовлетворяли Ленина. Раздумывая, он часто ходил из угла в угол; поэтому он предпочитал библиотеку Общества: там это было возможно.

Деловые товарищеские отношения с Богдановым и Луначарским поддерживаются: издание совместными усилиями газеты «Пролетарий» Ленин считает важнейшим партийным делом. А вот идейно, точнее говоря, философски Ленин находится с ними, так сказать, в антагонизме.

В одном из писем Горькому (от 16 марта) Ленин говорит о собственном «философском запое» – эти слова выразительно характеризуют основную направленность его занятий: «Из-за философии этой с Ал.Ал. мы вроде как в ссоре. Газету я забрасываю из-за своего философского запоя: сегодня прочту одного эмпириокритика и ругаюсь площадными словами, завтра – другого и матерными. А Иннокентий (Дубровинский. – А.В.) ругает, и за дело, за небрежение к „Пролетарию“. Недружно идет.

Ну, да иначе нельзя. Перемелется – мука будет» (47, 148).

24 марта Ленин отвечает на письмо Горького «насчет драки… с махистами». Горький высказывал опасение, что борьба по философским вопросам приведет к расколу большевистской фракции и от этого выиграют меньшевики. Подобное Ленину писали и его «питерские друзья». Ленин считает это мнение ошибочным: «Вы должны понять и поймете, конечно, что раз человек партии пришел к убеждению в сугубой неправильности и вреде известной проповеди, то он обязан выступить против нее. Я бы не поднял шуму, если бы не убедился безусловно (и в этом убеждаюсь с каждым днем больше по мере ознакомления с первоисточниками мудрости Базарова, Богданова и K^o), что книга их – нелепая, вредная, филистерская, поповская вся, от начала до конца, от ветвей до корня, до Маха и Авенариуса» (47, 151).

И Ленин вновь пишет о том, что в споре против махистов «Плеханов всецело прав… по существу», но (и здесь происходит определенная переакцентировка, появляется новый момент в ленинской оценке позиции Плеханова[178]) «не умеет или не хочет или ленится сказать это конкретно, обстоятельно, просто, без излишнего запугивания публики философскими тонкостями. И я во что бы то ни стало скажу это по-своему» (47, 151).

Это очень важный нюанс: прорисовывается, скажем так, «жанр» будущего философского выступления Ленина – конкретного, обстоятельного, доступного «публике», – и вместе с тем обнаруживается все более растущее желание выступить в печати против махистов по-своему – во что бы то ни стало.

«Бой абсолютно неизбежен», – пишет Ленин. Но вот задача: как отделить философскую драку от фракционных отношений, «чтобы практически необходимая партийная работа не страдала»? Для этого нужно, чтобы философские выступления осуществлялись «на стороне», вне партийных, т.е. в данном случае большевистских, изданий (см. 47, 151).

Еще 7 февраля Ленин писал Горькому: «Можно ли, должно ли связывать философию с направлением партийной работы? с большевизмом? Думаю, что теперь этого делать нельзя. Пусть наши партийные философы поработают еще некое время над теорией, поспорят и… договорятся. Я бы стоял пока за отделение таких философских споров, как между материалистами и „эмпирио“, от цельной партийной работы» (47, 135). 25 февраля Ленин вновь обращает внимание на этот вопрос: «Мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм, было бы, по-моему, непростительной глупостью. Мы должны подраться из-за философии так, чтобы „Пролетарий“ и беки, как фракция партии, не были этим задеты. И это вполне возможно» (47, 145).

И вот теперь та же мысль в письме Горькому от 24 марта. Выступая против его предложения издавать журнал, который печатал бы дискуссионные статьи по философии («Не сделает это раскола неизбежным вследствие обострения и озлобления без конца?»), Ленин убежден: меньшевики «выиграют, если большевистская фракция не отделит себя от философии трех беков (т.е. Богданова, Луначарского и Базарова. – А.В.)… А если философская драка будет идти вне фракции, то меки будут окончательно сведены на политику и тут им смерть» (47, 152).

«Конечно, – продолжает Ленин, – на живых людях это отделение (драки от фракции. – А.В.) сделать трудненько, больненько. Нужно время. Нужны заботливые товарищи» (47, 152). И тут он рассчитывает на помощь Горького, «если, конечно, – добавляет он, – по прочтении моей книжки против „Очерков“ не впадете против меня в такое же бешенство, в какое я впал против них» (47, 152).

В Полном собрании сочинений В.И. Ленина впервые опубликована его записка Богданову (конец марта). После беседы с приехавшим в Женеву польским социал-демократом Я. Тышкой (муж Розы Люксембург), который должен был встретиться также и с Богдановым, Ленин пишет последнему: Тышка «еще ничего не знает об обострении наших философских разногласий и было бы крайне важно (для успеха наших дел в ЦК), чтобы он и не узнал об этом» (47, 153).

Еще и в апреле Ленин в «философском запое»: «Я еще никогда так не неглижировал своей газетой: читаю по целым дням распроклятых махистов, а статьи в газету пишу неимоверно наскоро», – сообщает он Горькому (47, 154). И, обращаясь к нему с просьбой писать для «Пролетария», добавляет: «Дайте мне полаяться по-философски, помогите пока „Пролетарию“!» (47, 154).

Тогда же Ленин пишет и отсылает в печать статью «Марксизм и ревизионизм», в примечании к которой говорит о намерении вскоре выступить против «Очерков по философии марксизма»: «…я должен ограничиться пока заявлением, что в ближайшем будущем покажу в ряде статей или в особой брошюре, что все сказанное в тексте про неокантианских ревизионистов относится по существу дела и к этим „новым“ неоюмистским и необерклианским ревизионистам» (17, 20)[179].

«Я уже послал в печать самое что ни па есть формальное объявление войны» (47, 155), – сообщает Ленин Горькому 3 (16) апреля. В тот же день он пишет Луначарскому: «А у меня дороги разошлись (и, должно быть, надолго) с проповедниками „соединения научного социализма с религией“ да и со всеми махистами» (47, 155).

Вместе с тем Ленин, как уже говорилось, ни за что не хочет связывать философскую «драку» с организационно-политической деятельностью, стремится к единству практически-политических действий большевистской фракции в целом. Это вполне соответствовало его принципиальным установкам в области внутрипартийных отношений. Выступая на IV (Объединительном) съезде партии, он говорил даже о желательности того, чтобы идейная борьба большевиков и меньшевиков внутри русской социал-демократии не раскалывала партийные организации, не нарушала единства действий пролетариата. «Это новый еще в практике нашей партии принцип, – отмечал Ленин, – и над правильным проведением его в жизнь придется немало поработать. Свобода обсуждения, единство действия, – вот чего мы должны добиться» (13, 64).

Известно, что действия меньшевиков сделали практически невозможным это единство действий русской социал-демократии. Что же касается теоретических разногласий внутри большевистской фракции, то Ленин считал, что их преодоление в процессе острых философских споров, ведущихся вне партийных изданий, может и должно сопровождаться совместной дружной работой в области практической политики. Способ реализации этой установки Ленин видел, повторяем, в том, чтобы философские статьи, до сих пор публиковавшиеся «на стороне», и впредь печатались вне партийных изданий: «Надо отделить от партийных (фракционных) дел философию…» (47, 155). Иначе говоря, начало резкой критики махистов со стороны Ленина, публичное объявление им войны еще не означало организационного разрыва с махистами-большевиками. Ленин считал, что это значительно ослабило бы партию[180].

Такая диалектическая, сложная по своему характеру установка Ленина не находила понимания даже у некоторых большевиков, поддерживавших его в борьбе с махистами. Так, уже упоминавшийся нами В.Ф. Горин, которого Ленин всячески поощрял к публичным выступлениям против махизма, писал брату из Женевы: «…не схожусь с Ильичем в практическом отношении к махизму. Он резко относится к махизму, но не к махистам, с которыми он практически рвать не хочет… Он готов публично нападать на Бельтова по поводу его мелких ошибок в философии… а щадит Богданова». Как видно, у Горина не хватало понимания подлинного отношения Ленина к махистам из среды большевиков: резкость критики махизма не означала тогда для Ленина прямого и непосредственного «практического разрыва» с его приверженцами.

С другой стороны, некоторым казалось странным, как это Ленин собирается выступать с критикой своих товарищей по большевистской фракции, признавая принципиальную правоту Плеханова в философии в его споре с Богдановым, Луначарским и другими махистами. Даже кое-кто из большевиков не понимал в этом Ленина, называя его борьбу против эмпириокритицизма «бурей в стакане воды»[181]. Тут Ленину приходилось идти, что называется, «против течения».

И в самой книге «Материализм и эмпириокритицизм», принципиально и резко критикуя воззрения Богданова, Луначарского, Базарова, Ленин в то же время еще не оставлял надежды на их отход от позиций эмпириокритицизма. Характеризуя этапы эволюции взглядов Богданова и отмечая, что в последних работах он пытается «убрать некоторые противоречия махизма, создать подобие объективного идеализма», Ленин писал: «„Теория всеобщей подстановки“ показывает, что Богданов описал дугу почти ровно в 180°, начиная со своего исходного пункта. Дальше ли отстоит эта стадия богдановской философии от диалектического материализма, или ближе, чем предыдущие стадии? Если он стоит на одном месте, тогда, разумеется, дальше. Если он продолжает двигаться вперед по такой же кривой линии, по которой он двигался девять лет, то тогда ближе: ему нужен теперь только один серьезный шаг, чтобы снова повернуть к материализму, именно – универсально выкинуть вон свою универсальную подстановку. Ибо эта универсальная подстановка так же собирает вместе, в одну китайскую косу, все грехи половинчатого идеализма, все слабости последовательного субъективного идеализма… как „абсолютная идея“ Гегеля собрала вместе все противоречия кантовского идеализма, все слабости фихтеанства…

Поживем – увидим, долго ли еще будет расти китайская коса махистского идеализма» (18, 243 – 244).

Но мы забежали вперед. Пока еще, 6 (19) апреля, Ленин вновь пишет Горькому: «Еще раз повторяю, что ни в каком случае непозволительно смешивать споры литераторов о философии с партийным (т.е. фракционным) делом… Мы свое фракционное дело должны вести по-прежнему дружно: в той политике, которую мы вели и провели за время революции, никто из нас не раскаивался. Значит, наш долг отстаивать и отстоять ее перед партией… Если при этом А обругает Б или Б обругает А за философию, то мы должны сделать это особо, сиречь без помехи делу» (47, 156 – 157).

Горький усиленно звал Ленина на Капри. Ленин, не отказываясь от приглашения в принципе, все же очень сомневался в целесообразности этой поездки: «Ехать мне бесполезно и вредно: разговаривать с людьми, пустившимися проповедовать соединение научного социализма с религией, я не могу и не буду. Время тетрадок прошло. Спорить нельзя, трепать зря нервы глупо» (47, 155).

Наконец Ленин решил: поедет. В день своего рождения, 22 апреля, он находится в Риме по пути в Неаполь. Время между 10 и 17 (23 и 30) апреля он проводит на Капри.

Накануне (до 9-го апреля) Горький писал И.П. Ладыжникову: «Сегодня А[лександр] А[лександрович] читает реферат на тему о „эмпириомонизме“, на днях читал Луначарский, – вообще живем очень интересно. Вызываем Ильича к приезду Б[азарова] и С[тепанова]. Не опоздайте попасть в „самую гущу“»[182].

Во время пребывания на Капри Ленин еще раз откровенно говорит Богданову, Базарову и Луначарскому о расхождении с ними по кардинальным вопросам философии марксизма, предлагает им совместную разработку «большевистской истории революции». Но это его предложение поддержки не находит (см. 47, 198; 48, 140)[183].

Не понимая всей принципиальности возникших разногласий, Горький пытался «уладить» отношения Ленина с приверженцами «новой философии» – Богдановым, Базаровым, Луначарским. Ничего, конечно, из этого не получилось и получиться не могло.

3. Вопросы референту

Второй период работы Ленина над книгой «Материализм и эмпириокритицизм» – двадцатипятидневное пребывание его в Лондоне, с 3 по 28 мая (с 16 мая по 10 июня) 1908 года. В богатейшей библиотеке Британского музея он штудирует специальную философскую литературу, отсутствовавшую в Женеве. «Своей поездкой в Лондон, – писала впоследствии Н.К. Крупская, – Ильич был доволен – удалось собрать нужный материал, его подработать»[184]. В это время окончательно складывается уже не только общая концепция, но и основная логическая структура книги. Свидетельство тому – посланные Лениным из Лондона И.Ф. Дубровинскому «Десять вопросов референту» (написаны ранее 15 (28) мая).

По существу эти «Десять вопросов…» – как бы краткий набросок основных идей и одновременно эскиз архитектоники будущей книги: в тезисах явно прослеживается общая последовательность развертывания аргументации в будущей работе и сжато выражены ее ключевые положения.

Но по своему непосредственному предназначению «Десять вопросов…» – это рабочий план, руководство к действию, наметки для выступления другого товарища, единомышленника.

Вообще говоря, Ленин часто писал тезисы для разного рода выступлений своих товарищей по совместной работе. В лекции «Ленин как редактор» (1931) Луначарский говорил: «Он очень любил, поручая кому-либо выступать… давать тезисы. У меня таких тезисов было очень много…»[185] Сохранились ленинские тезисы («Речь Воинова») для выступления Луначарского в Женеве 26 декабря 1904 года[186]. И вот теперь Ленин пишет тезисы для выступления против ближайшего философского соратника Луначарского – Богданова. Думается, не последнюю роль здесь играло то обстоятельство, что Дубровинский был членом редакции газеты «Пролетарий» и Большевистского центра; наверное, прежде всего поэтому Ленин и обратился к нему с поручением-просьбой выступить на реферате Богданова.

В женевской колонии социал-демократов философские рефераты стали к этому времени чуть ли не обыденным делом. Например, А.М. Деборин рассказывал позже, как он однажды выступил с таким рефератом: «На моем реферате от материалистов выступал Плеханов, а со стороны махистов – Богданов и Луначарский. Ленина в это время в Женеве не было»[187]. По свидетельству Деборина, именно с этим рефератом связано появление работы Богданова «Приключения одной философской школы», где давалась критика выступлений Плеханова, Аксельрод и Деборина[188].

Готовясь к выступлению, Дубровинский внес в текст тезисов изменения: зачеркнул седьмой вопрос (в ленинском тексте), а второй, третий и десятый перередактировал.

Выступление Дубровинского на реферате Богданова 15 (28) мая знаменовало собой публичное отмежевание Большевистского центра от философии эмпириомонизма.

4. «Поработал я много над махистами…»

Июнь – сентябрь 1908 года – третий период в создании «Материализма и эмпириокритицизма».

Сразу же по возвращении в Женеву Ленин выступает на заседании редакции газеты «Пролетарий», где отклоняет вместе с Дубровинским проект резолюции Богданова, в котором утверждалось, что философия эмпириокритицизма «не противоречит» интересам большевистской фракции, и предлагалось осудить выступление Дубровинского на реферате Богданова (см. 18, 515). Это было окончательным, официальным идейным размежеванием.

В это время Ленина уже начинает волновать проблема издания его будущей философской книги. Основания для волнений имелись. А.И. Ульянова-Елизарова свидетельствовала: «…то было время реакции после первой нашей революции. Из высыпавших, как грибы после дождя, издательств многие были закрыты правительством, с привлечением издателей и авторов к ответственности, другие закрылись сами. При массе возникших тогда литературных дел, с наложением тяжелых взысканий, издатели стали, понятно, чрезвычайно осторожны с приемом новых книг, прежде всего взвешивая, не придется ли отвечать за них. Особенно боязливо относились они к предложениям со стороны писателей, стоявших на крайнем левом крыле, имея все основания опасаться разных полицейских кар даже за легальную как будто бы книгу такого автора. Ильин был тогда широко известен как прямолинейный революционер. Вот почему так мудрено было пристроить его книгу даже на философскую тему»[189].

В письме матери – М.А. Ульяновой от 7 (20) июня 1908 года Ленин высказывает сожаление, что «московский философ-издатель» (речь идет о П.Г. Дауге) отказался издавать его книгу. «Если можно, я бы попросил написать кому-либо из московских знакомых литераторов, не подыщут ли они издателя. Я теперь без связей в этом отношении» (55, 251).

По-видимому, к этому времени у Ленина имелась уже твердая уверенность в скором завершении книги. Косвенным подтверждением этого являются некоторые свидетельства Горина в его письмах к брату.

15 июня Горин пишет, что он еще не вполне уяснил «некоторые пункты» философии Богданова, хотя постоянно сталкивается с ним лично, – «правда, теперь уже враждебно». В целом он видит в теории Богданова разновидность учения Маха. Тут же Горин упоминает о своем личном резком, хотя и не особенно удачном, выступлении против Богданова, Луначарского и Базарова: «Мое выступление против махистов создало мне довольно-таки пакостное положение. Товарищи одного со мною общественного направления от меня отвернулись. Здесь среди 40 человек этих товарищей оказалось лишь три материалиста: я, еще один (по-видимому, Дубровинский. – А.В.) и Владимир Ильич. Против последнего они, конечно, ничего не могут предпринять, а мне (и другому товарищу) пакостят. Они особенно обозлены [тем], что я выступил вопреки общему постановлению обратного свойства (я заявил, что не могу подчиниться в этом деле товарищескому постановлению, так как дело узкофракционных интересов). Против меня (и 2-го товарища) принимаются решения о бойкоте и в других городах… Единственное утешение – поддержка Вл.И.».

Говоря о поддержке со стороны Ленина, Горин замечает: «…он скоро выступит… в защиту материализма против махизма с брошюрой, обсуждающей вредную прикладную сторону махизма, в чем он вполне компетентен. Тогда мои дела поправятся, так как надеюсь на влияние талантливого и страстного изложения, ему свойственного…»[190].

18 июня (1 июля), отвечая на письмо В.В. Воровского (он находился тогда в Одессе), Ленин пишет: «Надвигается раскол с Богдановым. Истинная причина – обида на резкую критику на рефератах (отнюдь не в редакции) его философических взглядов. Теперь Богданов выискивает всякие разногласия. Вытащил на свет божий бойкот вместе с Алексинским, который скандалит напропалую и с которым я вынужден был порвать все сношения. Они строят раскол на почве эмпириомонистической-бойкотистской. Дело разразится быстро. Драка на ближайшей конференции неизбежна. Раскол весьма вероятен. Я выйду из фракции, как только линия „левого“ и истинного „бойкотизма“ возьмет верх» (47, 159 – 160).

Тут же Ленин спрашивает Воровского: «Не знаете ли какого-нибудь издателя, который взялся бы издать мою философию, которую я напишу?» (47, 160).

30 июня (13 июля) Ленин пишет сестре М.И. Ульяновой: «Мою работу по философии болезнь моя задержала сильно. Но теперь я почти совсем поправился и напишу книгу непременно. Поработал я много над махистами и думаю, что все их (и „эмпириомонизма“ тоже) невыразимые пошлости разобрал» (55, 252)[191].

В это время Ленин, вероятно, достаточно часто общается с Гориным. Тот пишет брату 24 июля: «„Махизм“ имеет в России успех, а материализм в загоне (по новейшим сведениям). – Вл.И. также пишет против „махистов“ и, вероятно, через месяц выпустит брошюру».

27 июля (9 августа) Ленин сообщает М.И. Ульяновой о намерении «месяца в полтора» закончить свою «непомерно затянувшуюся» работу по философии (см. 55, 253).

Летом (не ранее июля) Ленин встречается и беседует с М.Г. Торошелидзе, который информирует его о позиции Г.К. Орджоникидзе, И.В. Сталина, С.Г. Шаумяна и других по отношению к Богданову и читает ему письмо Орджоникидзе, сообщавшего о единодушной поддержке Ленина[192].

По сведениям заграничной агентуры, 11 – 13 (24 – 26) августа Ленин присутствует на заседании Большевистского центра, на котором разбирался конфликт в редакции «Пролетария» между Лениным и Богдановым по вопросам философии и тактики[193].

Любопытно, что уже 12 (25) августа газета «Речь» печатает такое сообщение: «В Москве выходит книга Н. Ленина „В защиту диалектического материализма“. Автор обличает своих товарищей по фракции большевиков в увлечении эмпириокритицизмом. И что больше всего вызывает сенсацию в с.-д.-овских (т.е. социал-демократических. – А.В.) кругах – это то, что книга посвящена Г.В. Плеханову». Ленин, по-видимому, познакомился с этим сообщением: газету «Речь» он читает регулярно, да и среди женевской эмиграции это извещение получило отклик. Но работа над книгой еще не закончена. Только в сентябре Ленин пишет предисловие к ней (см. 18, 11). Однако и это отнюдь не означает окончания работы над рукописью. Еще в конце сентября он дорабатывает отдельные места.

К тому же все еще никак не решается вопрос об издателе. 25 сентября (8 октября), сообщая брату, что издатели боятся философии, Горин пишет: «Так, даже книгу Владимира Ильича (человека, известного издателям) Гранат (издатель крупный и гоняющийся за литературой Вл.И.) не берется издавать: боится прогореть с философией». Как бы то ни было, Ленин настоятельно просит сестер Анну и Марию Ульяновых найти издательство, которое взялось бы выпустить его книгу, а сам продолжает работать над ней.

11 сентября М.И. Ульянова пишет из Липитино (Московская губерния) в Петербург Анне Ильиничне: «Вчера получила письмо от Володи. Он пишет, что книга его затянулась, надеется кончить ее к 1/Х по новому стилю. Всего будет 20 – 25 листов (40 т. букв). Просит заключить с издателем точный договор… Я читала на днях в газетах о новых книгах, которые выходят в издательстве Львовича. Не взялся ли бы он издавать В[олодину] книгу?»[194].

В тот же день, 11 сентября, А.И. Ульянова-Елизарова пишет из Петербурга Ленину о результатах своих переговоров насчет издания его книги в издательстве «Звено» (она разговаривала об этом с Н.С. Ангарским (Клестовым)[195]. «Звено» – частное издательство Л.О. Крумбюгеля, существовавшее в Москве в 1908 – 1911 годах и выпустившее ряд социал-демократических изданий. Издатель находил возможным издать книгу Ленина по философии тиражом не более 3 тысяч экземпляров. «Напиши кстати, какого объема она приблизительно будет, а то все спрашивают, это важно для выяснения стоимости издания»[196], – обращалась к Владимиру Ильичу старшая сестра.

Тут же она сообщала, что еще до встречи с Ангарским имела разговор с К.П. Пятницким – директором-распорядителем издательства «Знание» – и что тот едет на днях за границу: «Сам он стоит за издание твоей книги и против того, чтобы издательству и в этом (философском) вопросе было придано одностороннее направление, но окончательно хочет выяснить там (т.е. за границей, скорее всего у Горького, который возглавлял это издательство. – А.В.) и тогда обещал дать мне знать телеграммой сюда, а также я просила его известить одновременно и тебя; тогда ты сам сможешь списаться, установить условия… Я думаю, что во всех отношениях лучше будет, если устроится со „Знанием“…»[197].

Анне Ильиничне не очень, видно, хотелось соглашаться на условия «Звена», но выбора не было. Петербургское издательство «Посев» за издание книги не бралось. Видимо, невозможно было издавать и в «Зерне», во главе которого стоял М.С. Кедров, выпускавший марксистскую литературу и не раз присуждавшийся за это к заключению в крепости. В общем, дела с изданием подвигались плохо.

А о том, что книга «уже подходит к концу», Ленин писал матери 17 (30) сентября, причем из общего контекста этого письма видно, что окончание работы над книгой планируется им на середину – вторую половину октября (н.ст.): именно на вторую половину месяца намечал он свою поездку в Италию, чтобы там «отдохнуть с недельку» (см. 55, 254 – 255).

Работал же Ленин очень много. До Анны Ильиничны в сентябре дошли сведения, что выглядит он плохо и очень переутомился. «Не зарабатывайся, пожалуйста, дорогой, и побереги себя, – писала она… – Ну, пусть попозже выйдет философия»[198]. А Ленин себя не берег – работа над «философией» все не кончалась.

5. «Недели в две закончу пересмотр…»

Так выявляется еще один – четвертый этап работы Ленина над книгой: уже после того, как написано предисловие и рукопись в основном готова, Ленин продолжает в сентябре – октябре дорабатывать, пересматривать ее.

14 (27) октября он пишет Анне Ильиничне: «Пришли мне, пожалуйста, адрес для пересылки рукописи моей книги. Она готова. Вышло 24 печатных листа (в 40.000 букв), – т.е. около 400 страниц. Недели в две закончу пересмотр и отправлю: хотел бы иметь хороший адрес для отправки» (55, 255 – 256)[199].

В этой связи обращает на себя внимание относящееся к несколько более раннему времени (25 сентября (8 октября) 1908 года) письмо Горина. Объясняя брату свое продолжительное молчание, он пишет: «Дело в том, что я весь месяц был занят просмотром обширной (выйдет страниц 400 печатных in octavo) рукописи Вл.И. (которая вскорости будет напечатана (об этом в „Речи“ в нелепой форме было уже объявлено, без ведома автора) и составлением к ней критических заметок… С марксистской философской литературой он очень хорошо знаком. При хорошем знании 3 языков – английского, французского, немецкого, – дающем возможность обставить вещь эрудицией, и при блестящем публицистическом таланте и чрезвычайно остром уме, – при всем этом у него есть возможность придать своей книжке самый лучший вид… К сожалению, я не убежден, примет ли он к сведению все мои критические замечания… Эти мои критические заметки (которых имеется, кажется, около 40 почтовых листков), вероятно, составят главу в моей будущей книжке о современной русской философии. Сейчас они лежат у него».

Итак, еще и в октябре Ленин задерживает у себя замечания Горина. 13 ноября (31 октября) Горин пишет: «Владимир Ильич еще мне никак не возвращает моих заметок; говорит, нужны еще».

К концу октября – началу ноября работа над рукописью наконец заканчивается.

6. Рукопись отослана – работа продолжается

А в России книгу уже ждали. Свидетельства этому мы находим и в письмах к Ленину. Одно из них – из Петербурга, от 23 октября (5 ноября) – принадлежит меньшевику-махисту П.С. Юшкевичу: «Здесь все время ходят слухи – и даже в газетах упоминалось об этом – что Вами написана большая философская работа, где Вы громите „махистов“»[200].

Другое письмо Ленин получил от В.Д. Бонч-Бруевича, который 26 октября (8 ноября) писал: «В Питере очень ждут Вашей книги». Неделей позже он же писал Н.К. Крупской: «Приветствую Владимира Ильича. Хлопочу устроить его философскую книгу»[201].

Ждали многие. Но далеко не все из ждавших желали выхода ленинской книги.

В общем картина складывалась такая, что, с одной стороны, прогрессивные издательства, раньше печатавшие произведения социал-демократов, в годы реакции стали более осторожно относиться к их рукописям, а с другой – в тех издательствах и редакциях, где на первый взгляд можно было бы издать книгу, сидели работники, симпатизировавшие философской «моде» – махизму[202].

Ленин конечно же хорошо представлял себе всю сложность обстановки в издательствах. Поэтому он и попытался через А.И. Ульянову-Елизарову обратиться к П.Г. Дауге, который издал до этого некоторые книги по философии. Но, как уже отмечалось, Дауге не захотел принять рукопись к изданию (впоследствии он с сожалением вспоминал об этом).

Что же касается К.П. Пятницкого, то 2 (15) ноября он послал Горькому телеграмму о том, что сестра Ленина предлагает к изданию его книгу и что И.И. Скворцов-Степанов, В.Д. Бонч-Бруевич и В.А. Базаров поддерживают ее ходатайство[203].

Отвечая на эту телеграмму, Горький написал Пятницкому (до 9 (22) ноября): «…относительно издания книги Ленина: я против этого, потому что знаю автора. Это великая умница, чудесный человек, но он боец, и рыцарский поступок его насмешит. Издай „Знание“ эту его книгу, он скажет: дурачки, – и дурачками этими будут Богданов, я, Базаров, Луначарский. …Спор, разгоревшийся между Лениным – Плехановым, с одной стороны, Богдановым – Базаровым и K^o, с другой – очень важен и глубок. Двое первых, расходясь в вопросах тактики, оба веруют и проповедуют исторический фатализм, противная сторона – исповедует философию активности. Для меня – ясно, на чьей стороне больше правды…»[204]

Это письмо Горького несет на себе, конечно, следы его общения с Богдановым и Луначарским. Письмо Богданова к Скворцову-Степанову от 23 ноября 1908 года прямо свидетельствует о непосредственной причастности его к делам издательства «Знание». В частности, там сообщалось: «…я высказался против издания философской работы Ленина: для себя тесно, где тут противников устраивать».

4 (17) ноября Ленин пишет матери: «Анюте, пожалуйста, передай, что философская рукопись послана уже мной тому знакомому, который жил в городке, где мы виделись… в 1900 году[205]. Я надеюсь, что он уже получил ее и доставил вам… В Питер я написал двум приятелям, прося их помочь в деле устройства с изданием. Поручил им списаться с Анютой, ежели что представится, через нашего общего знакомого, служащего в „Знании“[206]. На само „Знание“ я почти вовсе не надеюсь: „хозяин“ его[207], давший полуобещание Анюте, большая лиса и, вероятно, понюхав воздух на Капри, где живет Горький, откажется. Придется искать в ином месте» (55, 260).

Позднее, 15 ноября 1908 года, А.И. Елизарова сообщала из Москвы Ленину, что накануне И.И. Скворцов-Степанов возвратился из Петербурга, где по ее просьбе виделся с Пятницким. Тот говорил, что «стоит всецело» за издание книги Ленина в «Знании» и едет не позже 15-го ноября на Капри для личных переговоров. «Принимая во внимание теперешние издательские условия, Иван Иванович советует мне также обождать этого ответа, каковой, по его мнению, должен быть утвердительным»[208]. При этом Скворцов-Степанов посоветовал для ускорения «запросить непосредственно Горького». Судя по письму, Анна Ильинична обратилась с таким запросом, «чтобы положить конец волоките». В общем и теперь с издательством все еще было неясно. «Пока же не знаю, что делать. Бонч предлагал написать в „Звено“, где он знаком, просила его сделать это, – без письма же идти не имеет смысла. Приходится уж выждать еще немного. Разве попытать еще в одно издательство здесь зайти»[209].

Рукопись «Материализма и эмпириокритицизма» Анной Ильиничной была уже получена, и она читала ее (надо думать, она была вторым, после Горина, ее читателем). В том же письме она сообщала Ленину: «Книгу твою читаю (прочла около половины). Чем дальше, тем она все интереснее. Заменяю согласно твоему указанию „поповщину“ „фидеизмом“; вместо „попов“ ставлю „теологов“. По-моему, надо основательнее все такое выкинуть, а то книга будет нецензурной. С этой целью надо заменить как-нибудь: „Луначарский даже боженьку себе примыслил“ (стр. 189)… Ну, а потом некоторую ругань надо опустить или посгладить. Ей-богу, Володек, у тебя ее чересчур много, точно в „Победе кадетов“[210]. Для философской книги особенно уже пестрит ею. Иногда очень сильно и метко – сравнение Чернова с Ворошиловым например прямо превосходно. Многие нападки на философов, их тарабарщину и т.п., хотя крайне резки и тебе за них достанется, наверное, но с твоей точки зрения последовательны и понятны. Но… „il ne font rien outrer“[211] (привожу одну из твоих любимых поговорок), потому что такая утрировка лишь ослабляет, – уверяю тебя. Поэтому ходатайствую, чтобы ты выбросил „Гоголевский Петрушка“ (о Юшкевиче, – этот особенно прямо в порошок стерт и без того[212]); выражения „трусливы“ и „нечестно“ (о Базарове и Богданове). „Литературное неприличие“ (на стр. 207). Эта фраза и по себе очень некрасива. – „Не улыбку, а омерзение“… (стр. 519). Это и с цензурной стороны неудобно и резко прямо до грубости… Пожалуйста, выкинь это „омерзение“ невозможное – ведь разбор дела по существу в этой главе гораздо красноречивее»[213].

Два дня спустя, сообщая еще о некоторых деталях переговоров с Пятницким, Анна Ильинична добавляет: «Термин „реализм“, который ты отбрасываешь так просто, принят ведь еще древнегреческой философией в отличие от идеализма или номинализма, и потому, понятно, все еще встречается в философии»[214].

А Ленин продолжал работать над книгой – это уже пятый этап его работы над ней. 13 (26) ноября, в день получения письма от Анны Ильиничны (от 9 (22) ноября), сообщавшей о доставлении ей рукописи, он пишет сестре о необходимости исправить там одно место о Валентинове (опустить несколько строк) и подклеить к последнему слову 5-го параграфа V главы примечание о работе Эриха Бехера «Философские предпосылки точного естествознания» (см. 18, 307 – 308). «Копии с этой главы у меня нет сейчас дома, поэтому не могу привести последнего слова…» (55, 261 – 262), – пишет Ленин. Отсюда мы можем заключить, что вообще копия рукописи – по крайней мере, некоторых глав – у него была (при указании поправки в тексте о Валентинове он точно указывает страницу рукописи)[215].

В этом же письме Ленин признается: «…смертельно боюсь пропажи большущей, многомесячной работы да и замедление ее меня действительно изнервливает» (55, 261). Он одобряет решение Анны Ильиничны «узнать телеграммой ответ» Горького и в случае отказа советует немедленно издавать через Бонч-Бруевича. При этом Ленин настоятельно предупреждает, чтобы тот никому не давал читать рукопись.

27 ноября (10 декабря) Ленин получил письмо Анны Ильиничны о возможности заключения и условиях договора на издание книги с издательством «Звено». В тот же день он послал ей телеграмму о принятии условий[216]. В письме к матери Ленин высказывает удовлетворение тем, что «удалось устроиться помимо „Знания“, и торопит с заключением договора, советуя при этом Анне Ильиничне „быть осторожнее, т.е. не давать по возможности своего имени, чтобы не быть ответственной по законам о печати (и не отсидеть в случае чего…)“» (55, 262 – 263).

Все же договор был составлен на имя А.И. Елизаровой. Тираж предусматривался в 3.000 экземпляров с оплатой по 100 рублей за печатный лист[217]. Между прочим, в письме Ленина М.А. Ульяновой от 10 декабря 1908 года говорится: «Насчет фамилии автора я не стою: какую угодно, мне все равно, пусть издатель выбирает» (55, 263)[218].

1 (14) декабря Ленин выехал из Женевы в Париж (вместе с Н.К. Крупской и ее матерью). Начинается шестой, парижский этап работы над книгой «Материализм и эмпириокритицизм».

7. «…Дьявольски важно, чтобы книга вышла скорее»

6 (19) декабря 1908 года Ленин из Парижа отвечает Анне Ильиничне (ее письмо было переслано ему из Женевы): «Итак, все улажено и подписано. Это превосходно. Насчет исправлений я писал тебе в пропавшем письме. Повторю. На смягчения по отношению к Базарову и Богданову согласен; по отношению к Юшкевичу и Валентинову – не стоит смягчать. Насчет „фидеизма“ и проч. соглашаюсь лишь по вынуждению, т.е. при ультимативном требовании издателя» (55, 263 – 264). И далее: «Пуришкевича оставь. Ругательства прочие согласен смягчать, а равно и неприличные выражения. Примыслил боженьку – придется заменить: „„примыслил“ себе… ну, скажем мягко, религиозные понятия“ или в этом роде» (55, 265; см. 18, 75, 207). В конце 1908 года книга пошла в набор.

25 декабря 1908 года (7 января 1909 года) заведующий экспедицией «Пролетария» Д.М. Котляренко уже рассылает по заграничным группам партии письмо-объявление о предстоящем выходе книги Вл. Ильина (итак, псевдоним выбран) «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии». Указаны цена книги и условия ее продажи[219].

Три дня спустя, 10 января 1909 года, пересылая брату окончание своих «критических заметок о философии Вл. Ильина» (ранее, 11 декабря (28 ноября), была послана основная их часть), Горин сообщает: «Книга Вл.И. уже сдана в печать. Еле-еле издатель согласился печатать, не вследствие качества литературы, а вследствие упомянутых уже тебе причин. В издательствах везде господствуют наши махисты, а следовательно, являются и цензорами материалистической литературы (уже один этот издательский успех махизма не говорит в его пользу)».

Из письма А.И. Елизаровой Ленину от 27 января (из Москвы) видно, что печатание уже началось: «Кажется, первые листы сданы уже в печать. Посылаю исправленные корректуры в гранках»[220]. 24 января (6 февраля) Ленин сообщает сестре о получении им первых корректур и посылает список опечаток (см. 55, 267). С этого времени и по апрель Ленин работает над корректурой книги, периодически сообщает об исправлениях и дополнениях (см. 55, 267 – 291).

А обстановка в редакции «Пролетария» стала совсем горячей. 1 (14) февраля Ленин на заседании редакции «Пролетария» настаивает на открытом выступлении против богостроительства Луначарского. 8 (21) февраля Ленин порывает личные отношения с Богдановым[221]. Редакционная статья «Не по дороге» с критикой богостроительства была напечатана 12 (25) февраля 1909 года в № 42 «Пролетария» (см. 18, 518). На следующий день М.И. Ульянова писала из Парижа старшей сестре: «Атмосфера здесь теперь очень тяжелая, Володины предположения относительно раскола оправдываются, если уже не оправдались. Начата война против А.А. и Ник-ча»[222] (имеются в виду А.А. Богданов и Л.Б. Красин (Николаев).

Именно в связи с этим Ленин страшно торопится с выходом книги. «Хоть бы к 15 марта по старому стилю выпустить ее, а то просто беда!» (55, 278), – пишет он Анне Ильиничне 24 февраля (9 марта). Там же он просит не смягчать мест против Богданова и поповщины Луначарского: «Отношения с ними у нас порваны совсем»[223]. И в следующем письме, от 12 марта, Ленин требует «ускорять, ускорять во что бы то ни стало», а в постскриптуме добавляет: «Пожалуйста, не смягчай ничего из мест против Богданова, Луначарского и K^o. Невозможно смягчать. Ты выкинула, что Чернов „более честный“ противник, чем они, и это очень жаль. Оттенок вышел не тот. Соответствия во всем характере моих обвинений нет. Весь гвоздь в том, что наши махисты нечестные, подло-трусливые враги марксизма в философии» (55, 279 – 280).

7 (20) марта, отвечая на письмо Ленина от 24 февраля (9 марта), Анна Ильинична возвращала добавление к IV главе (о Чернышевском как критике кантианства) и сообщала, что его «придется поместить уже в конце книги, так как IV глава не только сверстана, но сдана уже в печать»[224]. Одновременно она посылала 19-й и 20-й листы верстки и с сожалением отмечала, что книга страшно запаздывает, хотя и печатается в самой большой московской типографии – А.С. Суворина[225]. «Смягчения в рукописи я делала, руководствуясь твоими указаниями: ты писал, что по отношению к Богданову и Базарову можно смягчить, а по отношению к другим я ничего не изменяла»[226]. Тут же Анна Ильинична сетовала на то, что на Москву Ленин «жертвует» только 4 авторских экземпляра из выторгованных ею у издателя ста.

19 марта А.И. Ульянова-Елизарова отправляет в Париж сверстанные 20-й (с диаграммой) и 21-й листы, замечая, что успела вставить две дополнительные страницы – 802а и 802б, а вот примечание о Рамсэе в свое время в гранки не вставила и оно не попало в 20-й лист, теперь она поставит его к стр. 837 (см. 18, 331 – 332). В первых числах апреля – вот когда по ее предположениям должна выйти книга[227].

Отвечая ей 23 марта (5 апреля), Ленин указывает на важную поправку: набранное «мыслитель-материалист В.И. Вернадский» («это совершенно искажает смысл») надо исправить на «мыслитель-натуралист» (55, 286)[228].

26 марта (8 апреля) Ленин пишет старшей сестре: «…мне дьявольски важно, чтобы книга вышла скорее. У меня связаны с ее выходом не только литературные, но и серьезные политические обязательства» (55, 289). Эти слова объясняются тем, что в июне предстояло заседание редакции «Пролетария», на котором должен был произойти решительный бой Ленина с Богдановым и его сторонниками. Ленин просит сестру «обязательно нанять себе (или „писателю“[229], если ты ему передашь) помощника для специальных посещений типографии и погонянья ее», так как «необходимо помимо издателя действовать на типографию» (55, 289).

В письме Ленину 2 (15) апреля Анна Ильинична, имея в виду предполагавшийся свой отъезд с серьезно заболевшей матерью на юг, пишет: «Настаиваю усиленно, чтобы мне хотя бы гранки послали все, чтобы все вставки сделать, а сверстанные поручить бы уже писателю»[230]. 9 (22) апреля Анна Ильинична и Мария Александровна выехали из Москвы; поэтому всех гранок А.И. Ульянова-Елизарова просмотреть не успела[231]. Авторскую корректуру взял на себя И.И. Скворцов-Степанов.

В апреле – не позднее 18 (1 мая) – издательство завершает печатание книги.

21 апреля (4 мая) Ленин получил письмо от Л.С. Переса из Москвы (от 18 апреля (1 мая) с сообщением об окончании печатания книги и скором поступлении ее в продажу, а также о вынужденной уступке издательству, не пожелавшему поместить половину опечаток. Перес обещал прислать авторские экземпляры в Париж к 25 – 26 апреля (8 – 9 мая)[232]. Ленин тут же сообщил И.Ф. Дубровинскому: «…книга моя готова. Наконец-то! Ее замедление больше всего меня изнервило» (47, 179).

В конце апреля – начале мая книга «Материализм и эмпириокритицизм» поступила в книжные магазины книготорговой фирмы Суворина в Петербурге, Москве, Харькове, Одессе и других крупных городах. Вскоре ее держал в руках и Владимир Ильич. «Книгу получил, – пишет Ленин матери 8 (21) мая 1909 года. – Издана прекрасно. Все жалуются только на цену (2 р. 60 к.), но это уже, видимо, вина издателя!» (55, 291). Об этом же Ленин пишет и Анне Ильиничне 13 (26) мая (см. 55, 291 – 292).