«Если», 2001 № 07

Вл. Гаков Фантастическая игра

Играм — в основном, кровавым и агрессивным (военным и спортивным) — в научно-фантастическом кино был посвящен обзор в рубрике «Видеодром» (см. «Если» № 5, 2000). На сей раз разговор пойдет о материях, на первый взгляд, куда более спокойных. О древней игре, где соревнуются интеллекты, а не мускулы, выдержка, а не реакция, трезвый расчет, а не спортивный азарт. Речь, конечно, о шахматах.

Мы играем, нами играют… Мысль, ставшая трюизмом от частого употребления, своей глубины и драматичности при этом отнюдь не утратила. Даже не забираясь в метафизические дебри относительно того, является ли человек игрушкой неведомых высших сил или способен на самостоятельную собственную Игру, называемую жизнью, — можно отметить более «прикладную» сферу, где от подобных размышлений отмахнуться никому не удастся. Всякий раз, строя определенные планы в жизни, касающиеся в том числе и других людей, заранее предугадывая сопутствующие или мешающие этим замыслам обстоятельства, человеку приходится задумываться и о возможных реакциях тех самых «фигур», которыми он собирается «играть». Корень неудач многих социальных стратегов лежит именно в этом: они не допускают и мысли, что пешки могут воспротивиться и начнут ходить так, как им заблагорассудится.

На протяжении многих веков действо, представлявшее собой странную смесь науки и искусства, и в то же время не потерявшее живости и непредсказуемости спортивного поединка (ибо, по мнению автора этих строк, настоящее искусство и настоящую науку элемент соревновательности губит окончательно и бесповоротно), оставалось примером неагрессивного интеллектуального ристалища. Интеллигентные люди (многие даже в очках!) пожимали друг другу руки, садились за стол, думали, двигали фигурки, записывали ответы, и в конце снова пожимали руки; все чинно, мирно, культурно!

Впрочем, воображение писателей-фантастов рисовало и иные картины — более драматичные, а порой и трагичные.

Но, прежде чем обратиться к собственно «фантастике на 64 клетках», стоит упомянуть еще один ряд произведений, в которых местом действия Игры становится не поле битвы и не спортивная арена, а само общество.

Речь пойдет об играх глобальных, всеохватывающих, пронизывающих социальную ткань социума и во многом определяющих его иерархию, культуру, кодекс поведения и мировоззрение людей. Собственно, а что такое социум, возразит специалист-культуролог, как не определенная игра по выработанным на протяжении многих поколений правилам? Верно, но в реальной жизни сей факт очевиден только для специалистов — чтобы оттенить его в сознании массового читателя, сделать более доступным, писателям приходится прибегать к научно-фантастической гиперболе.

Пример знаменитой философской утопии Германа Гессе «Игра в бисер» (1943) все последующие полвека не давал покоя авторам научной фантастики. Цивилизации и культуры, основанные на некоей Игре с большой буквы, если и не наводнили мировую science fiction, то во всяком случае занимают в ней заметное место.

К примеру, в альтернативной истории австралийского автора Джеральда Мурнейна «Равнины» (1982) действие развертывается в «параллельной» феодальной Австралии, где местные сеньоры не только воюют и угнетают вассалов, но и покровительствуют искусствам — в частности, поголовно вовлечены в непрекращающуюся сословную «ритуальную» игру. В аналогичных глобальных играх проводят жизнь герои романов с похожими названиями — «Играющий» (1988) Йэна Бэнкса и «Игрок» (1975) Джорджа Алека Эф-финджера, рассказа Джоанны Расс «Игра Влет»[13] (1974) и многих других произведений. А если обратиться к кино, то первым на память приходит странный и завораживающий фильм Роберта Олтмена «Квинтет».

Впрочем, фантастический поворот сюжету могут сообщить и вполне обыденные, известные всем игры, если в них начинают играть не отдельные люди, а все общество в целом — даже порой не подозревая об этом, на уровне «коллективного бессознательного». Так, герой романа Барри Молзберга «Покрышка» (1972) играет на скачках и все время проигрывает, несмотря на разнообразные стратегии выигрыша, примененные при помощи «науки». Под этой обыденной историей есть и второй пласт: по мнению автора, вся окружающая действительность изначально абсурдна и в философском плане не допускает «выигрыша» человечества даже в принципе.

Свой социальный шанс пытаются найти в планетарной лотерее и жители мира, изображенного в первом романе Филипа Дика «Солнечная лотерея» (1955), не раз и не два обращавшегося в своем творчестве к теме Игры[14]…

Примеры можно множить, однако перейдем к обещанной конкретике: игре в шахматы, особенно популярной среди писателей-фантастов (неслучайно многие из них сами играли и играют на вполне приличном уровне — разрядника или даже мастера).

Шахматы — это, вероятно, древнейшая из известных человечеству «сложных», стратегических игр (в отличие, скажем, от бросания костей или примитивных карточных забав). Известно, что уже в VI веке нашей эры в шахматы играли индусы и китайцы, а в Европу шахматы были занесены спустя полтысячелетия. Что касается литературы, то, вероятно, первое упоминание об этой игре встречается именно в фантастическом произведении: одна из новелл цикла кельтских мифов «Мабиногион» повествует о магических шахматных фигурах, которые «зажили своей жизнью». Живые шахматы упоминаются также в легендах о волшебнике Мерлине, позже вошедших в артуровский цикл. Наконец, мастерами играть в шахматы были представители «малого народца» из ирландских и шотландских циклов: феи обычно предлагали смертным сыграть с ними три партии со все увеличивавшейся ставкой на кону — и давали выиграть первые две, чтобы затем обыграть в финальной, где ставкой становилась, как нетрудно догадаться, сама жизнь!

У истоков современной фантастики, посвященной шахматам и шахматистам (часто весьма необычным), стоят четыре «столпа» — произведения классиков, задавших четыре основных направления поисков для последующих авторов. Это, во-первых, бессмертная «Алиса в Зазеркалье» (1871) Льюиса Кэрролла, где детально разыграна эксцентричная шахматная партия с фигурами-персонажами (ее подробно разобрал математик и популяризатор Мартин Гарднер в своей блестящей книге «Аннотированная Алиса»). Во-вторых, новелла Амброза Бирса «Хозяин Моксона» (1893), в которой изображен шахматный автомат, восставший против своего создателя и погубивший его. Далее, рассказ «Гамбит трех моряков» (1916) лорда Дансени, герои которого ведут поединок за шахматной доской со слугами самого Дьявола, которые подглядывают верные ходы в хрустальном талисмане. Наконец, роман Эдгара Райса Берроуза «Шахматисты Марса» (1922), где описана фантастическая инопланетная игра «джетан», представляющая собой модификацию земных шахмат.

Посмотрим, что же удалось отыскать авторам современной фантастики на каждом из указанных направлений.

Может ли машина играть в шахматы? Одним из первых ответил на этот вопрос недавно скончавшийся американский математик Клод Шеннон — тот самый, которому человечество обязано формулой подсчета количества информации («обратный логарифм энтропии»). Именно он создал в конце 40-х годов первую шахматную программу и уже в 1950 году рассказал о перспективах электронных шахматистов в популярной статье, опубликованной в журнале «Scientific American». Шеннон оптимистично полагал, что никаких принципиальных проблем в деле создания «интеллектуальной» машины, которая составила бы за шахматной доской конкуренцию человеку, нет. Однако путь от первых, построенных еще в позапрошлом веке шахматных автоматов австрийца Теодора фон Кемпелена (и тогда же разоблаченных Эдгаром По на основании чисто логических рассуждений) до современного суперкомпьютера IBM RS/6000 SP (Deep Blue), на исходе прошлого века переигравшего чемпиона мира Гарри Каспарова, оказался долог и драматичен. Не меньший путь проделала и научная фантастика. Но ее авторов, разумеется, интересовали проблемы иного плана.

Удивительно, но первопроходцем на этом направлении можно считать нашего Александра Абрамова, в ранней повести которого — «Гибель шахмат» (1926) — изобретение шахматного автомата чуть было не привело к выхолащиванию и смерти любимой игры миллионов! Это прозрение удивительно вдвойне, если еще раз обратить внимание на дату выхода повести: до эры электронных компьютеров ждать еще было два десятилетия… Зато в 70-е годы электронные гроссмейстеры из рассказа Джина Вулфа «Неописуемый медный шахматный автомат» (1977) вряд ли кого-то особенно удивили. Еще раньше вышел рассказ Фрица Лейбера «Сумасшедший дом на 64 клетках» (1962), где также выдвигалась гипотеза — в ту пору умозрительная, — что когда-нибудь электронные машины будут играть на уровне гроссмейстеров. При том, что их стратегию и тактику спустя десятилетие разделал в пух и прах (в статье «Компьютер играл, как чайник», опубликованной в журнале «Analog») молодой коллега Лейбера Джордж Мартин — сам отличный шахматист и автор одного из лучших шахматных рассказов в мировой фантастике, «Беззвучные вариации» (1982).

Наконец, все смотревшие знаменитый фильм Стэнли Кубрика «2001: космическая одиссея», наверное, вспомнят, как внимательно следил бортовой суперкомпьютер HAL 9000 за шахматной партией двух астронавтов. И как предельно вежливо и терпеливо объяснял «несмышленышам» их ошибки — к чему это привело впоследствии, хорошо известно. И все же лучшими, на взгляд автора обзора, произведениями об электронных шахматах по сей день остаются два рассказа — «Бесконечная игра» (1954) патриарха американской science fiction Пола Андерсона и «Сумасшедший король» (1977) безвременно ушедшего от нас Бориса Штерна.

В обоих описаны шахматные фигуры, снабженные искусственным интеллектом: естественно, они тяготятся заложенной программой и стремятся ходить «по-своему». Персонажи Андерсона, которым программистами приданы черты личностей средневековых рыцарей, епископов (в английском языке фигура, соответствующая нашему «слону», называется «епископом»), королей и королев, недоумевают, почему вынуждены биться по несправедливым, неведомо кем установленным правилам. И почему их битва, которую они рассматривают как последнюю, окончательную, затем возобновляется опять.

А в рассказе Штерна (позже переработанном в повесть) шахматный король-талисман с вмонтированным компьютером, висевший на шее у гроссмейстера и тайком подсказывавший тому выигрышные ходы, не нашел нйчего лучшего, как влюбиться в королеву противника! После чего, естественно, начал ей «подыгрывать», ломая всю продуманную игровую стратегию своего хозяина.

Примеры «инопланетных» шахмат многочисленнее — но и однообразнее.

Рассказ Кэтрин Маклин и Чарлза де Вета «Вторая игра» (1958), переписанный в роман «Космические шахматы» (1962), так и остался бы ординарной «космооперой», если бы не одно усложнение, на которое пошли авторы: они придумали колоритную инопланетную культуру, социальная иерархия которой построена на умении играть в различные интеллектуальные игры, и среди них — экзотическая модификация древней земной игры.

Миры, в которых все поголовно играют в какие-то инопланетные «шахматы», или на их основе космические цивилизации осуществляют контакт и общение между собой, описаны в романах «Звездный гамбит» (1958) француза Жерара Клейна, «Планета на шахматной доске» (1951) американцев Генри Каттнера и Кэтрин Мур, «Тактика завоевателя» (1974) уже упоминавшегося Барри Молзберга, а также в одном из рассказов из цикла о берсерках Фреда Саберхагена — «Без проблеска мысли» (1963). Последний автор, кстати, составил и тематическую антологию «шахматной фантастики» — «Пешка в бесконечность» (1982). Можно еще вспомнить эффектные трехмерные шахматы, в которые играют земные и инопланетные члены космической команды из популярного сериала «Звездный путь», однако это пример отнюдь не богатства фантазии, а напротив — ее недостатка. Поскольку играть-то по-настоящему в эти шахматы нельзя, в этом легко убедиться, попытавшись понять закономерности перестановки фигурок на трехэтажной доске-этажерке, которая бойко продается на всех американских конвенциях…

Зато неожиданно мощно и интересно перенял эстафету у своего великого соотечественника Кэрролла английский писатель Джон Браннер, чей роман «Квадраты шахматного города» (1965) можно считать архетипическим для темы: «шахматы, в которые ОНИ играют НАМИ». ОНИ — это не какие-то неведомые космические силы, а вполне реальные власти, вооруженные современными средствами манипулирования массами; а НАМИ — это значит, теми самыми массами, которые позволяют собой играть… Но самое примечательное в романе то, что герои своими поступками, казалось бы, внешне никем не направляемыми, на самом деле разыгрывают реальную шахматную партию двух великих игроков конца XIX века (Стейниц — Чигорин, 1892 г.) — все ходы ее приведены в послесловии автора романа! Среди других примеров «социальных шахмат», в которые играют власть предержащие и где «фигурами» становятся их подданные, — роман-фэнтези Йэна Уотсона «Магия короля, магия ферзя» (1986), сюрреалистический роман Брукса Хансена «Шахматный сад, или Письма, написанные на закате Густавом Ойтерховеном» (1995), в котором изображен некий мир Антиподов, населенный шахматными фигурами, а также известный рассказ Чарлза Харнесса «Игроки в шахматы» (1953).

Тут, кстати, вполне уместно вновь вспомнить о «наших». Для многих читателей, вероятно, станет откровением, что еще полтора века назад русский писатель Николай Ахшарумов в рассказе «Игрок» (1858) послал своих героев в «шахматный мир». И как можно забыть одну из самых впечатляющих сцен из романа Стругацких «Град обреченный» (1989) — ту, в которой усатый диктатор, «лучший друг физкультурников», ведет свою Большую Игру, манипулируя на доске фигурами соратников!

За века существования шахматы не только не прискучили человечеству, но и постоянно бросали вызов человеческому интеллекту, заставляя задуматься о том, что, наверное, создать такое мог только интеллект нечеловеческий. Высший, непознаваемый… Неслучайно о фантастических шахматах писали и те авторы, которых не удовлетворяли рациональные объяснения внутреннего богатства, глубины и притягательности древней игры.

В то время как ученые-рационалисты строили шахматные программы для компьютеров, писатели задумывались об иррациональной сущности шахмат, об их неизбежной, как казалось писателям, связи с силами высшими, потусторонними.

Если герой премированного рассказа Фрица Лейбера «Бросим-ка кости» (1975)[15] решился испытать судьбу, сыграв в «орел-решку» с самой Смертью, то рыцарь в не менее знаменитом фильме Ингмара Бергмана «Седьмая печать» пригласил костлявую сразиться за шахматной доской. Полагая, что только в этой игре у него есть шанс переиграть старуху с косой… Позже аналогичным сюжетным ходом воспользовался Роджер Желязны, заменивший в рассказе «Вариации с единорогом» (1981) архаичную старуху более модным мифическим единорогом.

Для полноты картины можно упомянуть еще и роман-фэнтези Сьюзан Купер «В сторону моря» (1983), герои которого попадают в «потусторонний» мир кельтских мифов, где становятся участниками грандиозной шахматной партии, разыгрываемой местной богиней, олицетворяющей Смерть, и ее противником — отцом, братом и сыном в одном лице, символизирующим, очевидно, Жизнь.

Выходит, даже мифические персонажи не в состоянии предугадать все разнообразие и богатство вариантов в дерзком изобретении простых смертных.