«Если», 2010 № 06

Конкурс «Рваная грелка», состоявшийся в конце марта — начале апреля нынешнего года, на этот раз проходил в необычном формате. Соискателями стали те авторы, которые намеревались побывать на «Росконе». На первом этапе 62 конкурсанта определили двадцать лучших произведений, а уже во время фестиваля фантастики окончательное голосование выявило десять лидеров.

Тема, предложенная оргкомитетом «Роскона», звучала так: «Завтра не будет Луны». В качестве дополнительного условия, учитывая юбилейный характер конвента, была предложена обязательная фраза: «На десятилетие мне подарили настоящую ракету».

«Если» пообещал опубликовать одно произведение из финальной десятки по собственному выбору. Предлагаем вниманию читателей рассказ Юлии Черных, занявший третье место.

Черных Юлия Вадимовна родилась в 1960 году в Москве. Работает в МВД России в области научно-технической информации, подполковник милиции.

Фантастику пишет с 2006 года. Публиковалась в жанровых журналах и альманахах. Является победителем и лауреатом конкурсов литературных сообществ, журналов «Милиция», «Азимут» и других. Дипломант Всероссийского литературного конкурса МВД России «Доброе слово».

Юлия Черных …И накроется медным тазом

Я люблю своего брата. Люблю его гладить, расчесывать, целовать в мохнатую мордочку. Люблю гулять с ним в парке, петь ему песни и слушать басовитое ворчание.

Мой брат почти не говорит — у него пасть по-другому устроена, зато бойко печатает и рисует прекрасные акварели. А в перекапывании огорода ему вообще нет равных!

Сестру я люблю меньше, наверное, потому что редко вижу. Она давно от нас отделилась, свила свое гнездышко в дальней стороне.

Но иногда, по вечерам, она прилетает, и тогда мы все втроем садимся в саду и смотрим, как из-за темно-зеленой кромки леса медленно выплывает огромная, словно кастрюля, Луна.

Окно полицейского участка золотили косые лучи заходящего солнца, освещая письменный стол, стопку бумаги, щегольские сапоги с прошивкой и персональный жетон констебля на имя Сэмюеля Гранта.

Дежурство подходило к концу. День прошел спокойно, ненасыщенно. Два фермера подрались из-за покоса, да котенок забрался на дерево и не мог слезть. Фермеров Сэмюель отправил в арбитражный суд, а к котенку послал команду дружинников-селенитов. И сейчас, удобно расположившись в кресле, закинув ноги на стол в лучших техасских традициях, он достал сигару и вознамерился предаться блаженству.

Однако едва он прикурил, в полицейский участок ввалился молодой человек, худощавый, но с заметным брюшком.

— Мы пришли заявить о готовящемся государственном преступлении! — взволнованно объявил юноша.

Сэмюель огляделся в поисках его спутника, не обнаружил, достал бланк заявления о происшествии и протянул юноше.

— Пишите. Так, мол, и так, я такой-то, проживаю там-то, заявляю о преступных намерениях.

Юноша с сомнением посмотрел на бланк.

— А устно можно?

— Валяй.

— Я Михаил Батманов, проживаю в поселке Селена, дом пять, заявляю о том, что мои соседи из дома номер семь собираются строить импульсный дезинтегратор.

Сэмюель опустил ноги на пол, выпрямился и уставился на юношу.

— Дез… чего там?

— Им-пульс-ный дез-ин-те-гра-тор. Он все разрушает, — счел нужным пояснить юноша.

— Это я понимаю. А почему вы так думаете?

— Они вырыли яму.

— Что?

— Яму. Они вырыли большую яму.

Сэмюель задумался. Что-то было не так. Парень с виду чистый человек, но проживает в поселке селенитов. Может быть, он из обслуги? А почему тогда порет чушь?

— То есть, если я правильно понимаю, ваши соседи вырыли котлован для бассейна, и вы на этом основании решили, что они строят импульсный дез-как-его-там?

— Ты не так объясняешь! — в районе живота юноши возникло шевеление. Михаил расстегнул рубашку и оттуда высунулся маленький рассерженный человечек. Сэм от неожиданности выронил сигару изо рта. — Майкл Бэтмен, — представился человечек. — Проживаю там же. Понимаете, это специальная яма для дезинтегратора. Ее ни с чем не спутаешь! А сегодня приехала фура из интернет-магазина, и целый час разгружали коробки. Вы же можете проверить, что они заказали.

Сэмюель хмыкнул, нагнулся, подобрал с ковра сигару.

— Ну, допустим. А для чего, по-вашему, соседи строят этот ваш разрушитель?

Человечек поднял голову и переглянулся с Михаилом.

— Как для чего? Чтобы уничтожить Луну.

С этого момента Сэмюелю стало неинтересно. Селениты все на Луне подвинутые — кто в культ возводит, кто ненавидит. Он задал для вида пару вопросов и выпроводил посетителей.

Уже на пороге Михаил обернулся и сказал чуть смущенно:

— Понимаете, я сам не очень верю в дезинтегратор. Но вдруг наши соседи действительно выстрелят по Луне, ее осколки упадут на Землю и тогда…

— И тогда мы все накроемся медным тазом! — торжественно провозгласил Майк.

«Дизенттегратер», — записал Сэм на стикере и наклеил на стенку компа. Чушь не чушь, а сигнал надо отрабатывать.

В среду я пересаживала тюльпаны. Муторное занятие — особенно, если годик-другой пропустить. Тюльпаны обрастают детками, уходят вглубь, так что трудно бывает до них докопаться, не повредив. Спасибо, братик помог. Своими когтями он зарывался в почву и выдергивал целую пригоршню луковиц.

Конечно, шерсть потом долго придется отмывать, но я бы с тюльпанами дольше ковырялась.

Внезапно брат насторожился и поднял уши.

— Миш-ш–ш, — сказал он.

Ага, значит у нас будут гости. Я сама уже услышала визгливую перебранку: «Ну ты, бурдюк на ходулях, не прыгай как «КамАЗ» на колдобинах. Убери отсюда эту кошку, почему она на меня так смотрит? Зачем?! Зачем ты на солнце вышел? Дай сюда мою шляпу!»

Миша Батманов — тихий, культурный, вежливый молодой человек. Его сиамский брат — самое вздорное существо из всех селенитов, кого я знаю. Миша родился в России, куда его родители вернулись с Луны, а Майк отпочковался уже в Америке. Так что у них получились разное гражданство и фамилии. Про характеры я вообще молчу!

— Армилочка, золотко, иди сюда, я тебя расцелую! — завопил Майк от калитки. — Жарища невероятная, уф, как же я устал.

— Здравствуй, Армилла, — сдержанно произнес Миша. — Добрый день, Кеннети.

Я нагнулась, чмокнула Майка в лобик, подала Мише локоть для пожатия.

— Прости, руки в земле. Проходите, сейчас мы с Кеном умоемся и будем чаевничать.

Столик я накрыла на веранде, выгнав налетевших за утро бабочек.

— Значит так, — сказал Майк, шумно отхлебнув из чашки. — Жабицкие строят дезинтегратор, Богомоловы, похоже, с ними в заговоре. Мы должны это дело пресечь. Жабицкие уже заготовили бункер для импульсного генератора. Они вырыли огромную яму, — Майк очертил руками круг, чтобы у меня не оставалось сомнений, что яма действительно огромная.

Я посмотрела на Михаила. Тот кивнул.

— Надо обратиться в полицию, — посоветовала я.

— Уже. — Майк помахал надкусанной баранкой с маком. — Но они нам не поверили.

Я снова посмотрела на Михаила. Тот опять кивнул.

Кен вытащил клавиатуру теледоски:

— Здоровенный обалдуй в ковбойских сапогах, — сказал Майк.

— Его зовут Сэмюель, — пояснил Миша.

— Пока он запрягает, Луна три раза грохнется! Мы сами должны вмешаться. Я считаю, надо установить дежурство недалеко от ямы, подловить Богомоловых во время установки генератора, скрутить и вызвать полицию.

— А если устанавливать будут Жабицкие? С ними не так-то просто справиться, — засомневалась я.

— Значит, вызвать полицию и потом скрутить, — парировал Майк.

— Опасно, — сказал Михаил. — Можем не успеть. Надо провести разведку, поговорить с Богомоловыми. Или с Жабицкими.

— Точно! Армилка, сходи к ним, ладно? Ты же со всеми водишься.

Вот парадокс: Жабицкие, похожие на небольших бегемотиков, и Богомоловы — точь-в–точь огромные кузнечики, контактировали друг с другом лучше, чем с остальными. Впрочем, Майк ухитрился рассориться почти со всеми обитателями поселка, и даже Михаилу не всегда удавалось сглаживать отношения. Хорошо, что он такой единственный, представляю, что могли бы устроить два Майка. Или Майк и, скажем, Майя.

— Ладно, схожу, предложу тюльпаны. Мадам Жабицкая, кажется, увлекается цветами.

— Разве что болотными, — буркнул Майк. — Поделись с ней мхом и лишайником, она будет счастлива.

Если иметь связи в техническом отделе, из Интернета можно добыть все. В отделе «Т» у Сэма была знакомая блондиночка, косившая под Мэрилин Монро. Сэмюель вообще неровно дышал к блондинкам.

В отличие от героинь знаменитой актрисы, девушка была умненькая и быстро раскопала искомый заказ.

Именно поэтому Сэмюель жарким июльским утром не сидел в баре, попивая холодное безалкогольное пиво, а с некоторой оторопью изучал перечень товаров, востребованных семьей Жабицких.

Расходы селенитов из политических мотивов щедро оплачивались правительством. Считалось, что деньги налогоплательщиков идут на неотложные нужды не по своей воле пострадавших существ.

В неотложные нужды семьи Жабицких входили, помимо прочего:

Мортира Сэмюеля добила. Аквариум — куда ни шло. Презервативы — тоже. Хотя две тысячи… Но кто ж знает селенитов, мы, люди, их жалеем, а может, стоит позавидовать? Очешники тоже озадачивали. Но мортира?!

— Я сел однажды в медный таз без весел и руля, — промурлыкал Сэм, отбивая на ручке кресла ритм блюза. — И переплыть Па-де-Кале на нем собрался я, ведь на подобном корабле, через пролив Па-де-Кале никто не плавал до меня… — Он еще раз проглядел список. — Кажется, я знаю, чем мы все накроемся.

Старший констебль, которому Сэмюель доложил о странных покупках семьи Жабицких, только посмеялся.

— Глава семьи — уважаемый селенит, акционер ООО «Лунная радуга». Не вздумай приставать к ним с этой ерундой. Ну и что — очешники? Может, ими детишки играются. Не те времена, чтобы повсюду шпионы мерещились!

Пришлось действовать на свой страх и риск. Сунув перечень покупок в шляпу, Сэм, поколебавшись, вставил пистолет в заплечную кобуру и направился в поселок селенитов.

У мадам Жабицкой оказались чудесные горки. В груде камешков гнездился серебристый ягель, зеленел пышный сфагнум, яркими звездочками желтела календула. Вдоль тропинок высились шикарные ирисы, коричневые, оранжевые, фиолетовые, махровые и простые.

Я обзавидовалась. Из луковичных у меня росли, главным образом, лилии и ацидантеры. И, конечно же, нарциссы.

— Тюльпаны? Спасибо, Армилочка, как мило с твоей стороны, — мадам Жабицкая поспешно накрыла газетой поднос с сушеными червячками. — Проходи, дорогая. Извини, у меня не совсем убрано.

Стремительно вертя головой, я оглядывала клумбы, одновременно пытаясь замечать все остальное вокруг. Жабицким хорошо — их глаза так устроены, что, не вертя головой, они могут наблюдать за окружающими.

У задней стены под навесом была навалена груда ящиков. Маленькие жабки рылись в куче предметов и носились друг за другом, хлопая крышками футляров, в которых я с удивлением узнала очешники. Хмурый подросток разбирал другой ящик, раскладывая по коробочкам мелкие разноцветные детали. Я поздоровалась с ним, но он брезгливо двинул оттопыренной нижней губой и вернулся к своему занятию.

В подростковый период все дети такие, что ж поделаешь.

— А вот тут я думаю посадить вокруг бархатцы и анютины глазки, чтобы создать разноцветный веселенький бордюрчик.

Мадам Жабицкая подвела меня к приличных размеров яме посредине участка. В яме было немного воды — наверное, натекло со вчерашнего дождика — и сидели два тоскливых лягушонка. Жабицкая, кряхтя, перегнулась через край. Держась одной рукой за трубу, выступавшую из ямы, она аккуратно подхватила лягушат, подняла и бережно пустила их в траву.

— Все падают и падают, — пожаловалась она. — По нескольку раз в день достаю.

— А зачем вам эта яма? — спросила я напрямик.

— Да, действительно, зачем вам эта яма?

Я вздрогнула и обернулась. Плечистый мужчина в кожаной шляпе и сапогах (в летний-то день!) подкрался совершенно неслышно и теперь заглядывал нам через плечо.

— Сэмюель Грант, констебль, — представился мужчина. — Проводим незаконные раскопы? Что это будет? Бассейн? Колодец?

Мадам Жабицкая зарделась.

— Садок. Это будет садок, констебль.

Сэмюель сдвинул шляпу на лоб и почесал затылок.

— А для чего вам садок?

Жабицкая смутилась еще больше.

— Что вы, не при детях. Папуля! — закричала она. — Папуля, иди сюда! Господин констебль хочет знать, для чего нам садок.

С крыльца степенно спустился отец семейства. Он подошел к жене и обнял ее за покатые плечи.

— Видите ли, э-э–э, Сэмюель. Мы думаем о, скажем так, прибавлении семейства. Чтобы вокруг звенели веселые детские голоса, что-то вроде этого. Ну, в смысле моя толстушечка собралась нереститься, а я… того. Тоже участвую. Непосредственно. Я понятно объясняю?

У констебля вдруг сделался такой вид, будто он сам себе прикусил язык. Но он быстро взял себя в руки, напустил официальный вид и поинтересовался:

— Воду будете наливать?

— Точно так, господин констебль.

— Ага. Значит, вы строите гидротехническое сооружение, подлежащее регистрации. Пройдемте в дом и оформим документы.

Он повернулся и пошел по дорожке к дому, обмахиваясь шляпой. Жабицкие побежали вперед, что-то объясняя, кланяясь и заискивая.

Внезапно из шляпы выпорхнул сложенный вчетверо листок бумаги и упал прямо к моим ногам. Я машинально подняла, потянулась отдать, но вся троица скрылась за дверью.

Положив записку в корзину, я поплелась домой.

Он чуть было не ляпнул про презервативы, когда Жабицкий заявил о прибавлении семейства. Вот был бы скандал, если бы обнаружилось, что полиция вскрыла интернет-почту селенитов!

Но, кажется, Жабицкие ничего не заметили, а вот смутно знакомая рыжеволосая девица в панаме определенно уловила его замешательство. У девицы были длинные пушистые ресницы и ясные карие глаза. Она была не блондинка, но тем не менее оставила след в памяти бравого констебля.

Под предлогом проверки условий проживания многодетной семьи Сэм обшарил весь дом, открыл все двери и сунул нос в каждую, даже самую незначительную комнатку. Заявив, что нарушаются условия пожарной безопасности, он переворошил коробки под навесом, заглянул во все уголки участка, в кусты и канавы. Но того, что искал, констебль не обнаружил.

Предмет поиска должен был иметь приличную длину и изрядную ширину. Сэмюель ни разу его не видел, но ясно себе представлял.

Сэм искал ствол мортиры.

По его мнению, ствол, предположительно отлитый из бугроватого чугуна, должен составлять не меньше полутора метров длины и двадцати пяти сантиметров ширины в самом узком месте. Из детских книжек о пиратах у Сэма сложилось мнение, что мортира — страшное оружие не самого дальнего действия, стреляющее ядрами размером с крупный резиновый мяч. Но ничего похожего на участке не нашлось.

В расстроенных чувствах, оставив хозяев заполнять длинномерные анкеты, Сэм спустился в сад. Целью его было незаметное деревянное сооружение, традиционно возводимое на всех садовых участках.

Поселок селенитов проектировался под одну, человеческую гребенку. Без учета физиологии поселенцев, не принимая во внимание индивидуальные особенности лунных питомцев, на каждом участке строился дом с тремя спальнями, двумя санузлами и одним большим залом. Кроме этого, в обязательном порядке собиралась тесная дощатая избушка ограниченного применения с затейливым окошком в виде сердечка. Русские называли ее «tualet tipa sortir».

Вот в этот «типа сортир» и направился констебль.

И его счастье, что он направился туда в разведывательных целях, а не тех, для которых сортир, собственно, был предназначен. Ибо сантехнического оборудования в туалете не обнаружилось. Зато обнаружился искомый ствол мортиры, стоймя занимавший основное пространство туалета. Кроме того, внутренняя поверхность домика оказалась обита металлическими листами. Констебль ошалело оглядел эту невероятную конструкцию и протиснулся внутрь. Этот незамысловатый шаг оказался самым опрометчивым из того, что Сэм успел сделать в жизни.

Дверь немедленно захлопнулась, и полицейский остался один взаперти.

Кен был на дежурстве и домой вернулся только вечером. Вот тут-то я его обрадовала.

Я не смогла ясно сформулировать, чего хотел полицейский, и протянула брату бумагу, которая выпала из его шляпы. Кеннет некоторое время разглядывал Сэмовы каракули, потом взвился почище Майка Бэтмена. Он рычал, ворчал и размахивал руками, пытаясь мне, тупой и растерянной, что-то объяснить.

Наконец, немного придя в себя, он написал: «Это не дезинтегратор».

— Почему? — спросила я.

— Зачем? — спросила я.

«Наверное, чтобы лететь на Луну», — у Кена на морде появилось мечтательное выражение. Он бы сам с удовольствием слетал, Луна манит его и притягивает. Но селенитам путь на спутник Земли заказан. Что-то происходит с ними там, в пыльном пространстве открытого космосу мира. Говорят, они становятся истинными селенитами.

Человечество готово принять странных разумных существ-гибридов, кормить и ухаживать за ними, как за зверюшками в зоопарке. Но терпеть постороннюю цивилизацию у себя под боком — никогда!

— Точно! — обрадовалась я. — Значит, все в порядке. Никто ничего разрушать не будет, и никто не пострадает. Разве что лунный пилот, но он сам нарвался.

Кен наморщил нос и тихо зарычал.

— Что не так? — спросила я.

Брат посопел, пофыркал и тщательно вывел: «Импульсный генератор такой мощности без промышленной защиты превращает в кашу мозги людей в радиусе трех километров».

Я прочла два раза, и только потом до меня дошло.

— У людей. А у селенитов?

И мой брат отвернулся.

Понимаете?

Мой брат отвел глаза и отвернул морду.

Мой младший братик, которого я носила на руках, пела ему песни. Бог ты мой! Я вытащила Кена из зверинца, куда его сплавил преступный директор Дома малютки. Я просиживала ночи возле него, когда он болел своими странными детскими болезнями, обивала пороги фондов в поисках денег. Я… да что там говорить.

Странную шутку сотворила Луна с людьми, с теми, кто беспечно пришел ее покорять. Мы бредили Луной, мечтали о ней. На десятилетие мне подарили самую настоящую ракету, я носилась с ней как с писаной торбой, мечтала, что вслед за мамой и папой тоже полечу на Луну. И никто не подозревал, что лик спутника Земли коварен и переменчив.

Драгоценный лунный газ, добывавшийся в ее недрах, роковым образом влиял на наследственность, вызывая невероятные мутации.

Когда моя мама, вернувшись домой, родила братика — забавного, лохматого, желтого, как цыпленок, — отец еще держался. Но когда она снесла яйцо, он не выдержал, объявил ее «дьявольским отродьем» и уехал в неизвестном направлении, оставив ее одну — высиживать. Сестренка родилась слабенькая, долго училась ходить, потом летать, но мама не дожила до этого дня. Она тихо угасла, препоручив заботы о потомстве государству.

Если бы я не вырвала из рук так называемого государства эту заботу, что было бы с моим дорогим братом? И сестрой? Это в наше время США на правах первооткрывателей Луны взялись за обустройство селенитов, создали государственную программу, построили поселки вдали от городов, в благодатной местности. А тогда лунные отпрыски считались просто уродами, и нам приходилось буквально выживать на скудное пособие.

И вот теперь он от меня отвернулся!

— Ар-р–р, — сказал мой брат.

Это первое слово, которому он научился. Не «папа», не «мама» и не «дай», как все интернатские. Армилла — так меня зовут.

Я знаю, что у селенитов мозги устроены по-другому. У них биотоки настроены в другом диапазоне, иная структура нервных клеток. Они откуда-то знают вещи, о которых земные ученые слыхом не слыхивали.

Но я никогда не делила близких на людей и селенитов.

А брат, родной брат отвернулся…

— Ар-р–р, — повторил Кен и повернул мой стул к теледоске.

На ней было не набрано на клавиатуре, а накарябано когтем (зацените!): «Я сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось».

В сортире Сэмюель провел около тринадцати часов, и это были не лучшие часы его жизни.

Во-первых, мортира занимала почти все пространство внутри домика, оставляя для полицейского углы, в которых можно было лишь стоять. Во-вторых, туалет все-таки иногда использовался по прямому назначению; выгребная яма, придавленная мортирой, нещадно воняла на жаре, и вокруг жерла вились жирные навозные мухи.

Ближе к полудню проявилось еще одно подлое свойство кустарной тюремной камеры: листы железа от жары раскалились и стали жечь сквозь одежду.

Сначала Сэм неистово дергал дверь, наивно полагая, что она заперта лишь на ветхую вертушку. Однако, когда его глаза привыкли к полумраку, обнаружился магнитный замок, надежный, как Национальный банк. Постояв, скрючившись, на одной ноге, потом на другой, Сэмюель попробовал подвинуть мортиру, но та находилась в углублении и сдвигаться не собиралась. Из последних сил он протиснулся между стволом и дверью и приник к единственному источнику света и воздуха — окошку в виде сердечка.

На дворе наблюдалась всеобщая суета. Жабицкие и Богомоловы носились вокруг ямы, складывая в непонятном для наблюдателя порядке разные предметы. Даже угрюмый подросток под навесом задвигал пальцами быстрее. Отцы семейств подбадривали их командами. Отдельные возгласы долетали до Сэмюеля: «Должны успеть, пока его не хватились», «…сегодня ночью, ничего, что Луна не полная…», «Как это что с ним делать?.. Закопать». На этом месте Сэмюель вздрогнул и покрылся потом, но оказалось, что реплика относится к скрученной металлической коряге, которую вставили в яму и принялись забрасывать землей.

Ближе к вечеру, мучимый всеми основными человеческими желаниями — кроме секса! — Сэм догадался: никто не знает, куда он пошел. Никто, кроме рыжеволосой девицы. Напрягая остатки памяти, полицейский вспомнил, что эта девушка приходила в управление в День благодарения, на праздник. Точно! У нее брат селенит, член народной дружины, то ли медведь, то ли собака… Ах да, они из России, значит, точно медведь!

Надежда на то, что рыжеволосая будет его искать и поднимет переполох, была ничтожно мала. Сэм вздохнул, принял привычную позу «кочерга, вид сбоку» и впал в забытье.

Из состояния помраченного сознания его вывели шум и резко открывшаяся дверь. Полицейского вытащили из сортира, растянули на земле, а папаша Жабицкий сел на него сверху. Остальные в это время вытаскивали ствол мортиры. Когда эта непростая операция была окончена, Сэма запихнули обратно в импровизированную тюрьму и захлопнули дверь.

Все познается в сравнении. Скажи бравому констеблю, что он будет почти что счастлив в туалете, взаперти, в кромешной темноте, он рассмеялся бы собеседнику в лицо. Но сейчас, несмотря на то что все мухи в поселке с жужжанием устремились на манящий аромат, Сэм довольно потянулся, расправил плечи и покрутил шеей. И сразу почувствовал пистолет в подмышечной кобуре.

В полицейском участке никого не оказалось. Дверь была не заперта, свет нигде не горел.

— Заходи, кто хошь, бери, что хошь, — проворчал Майк. — Интересно, где здесь оружейная комната?

— Наверное, констебль где-то рядом, — предположила я. — Может быть, в туалете?

Тогда я не представляла себе, насколько недалека от истины.

— Давайте уйдем отсюда, — нервозно сказал Михаил. — Могут неправильно понять. И даже арестовать.

Майк фыркнул.

— Я вот думаю, может, не останавливать Жабицких? Выжгут тебе мозги, так оно и к лучшему!

Михаил наклонил голову и отвесил Майку чувствительный щелбан.

— А-а–а! — заверещал тот. — Ну точно, дурак. Тебе же самому больно.

— Я потерплю, — с достоинством произнес Михаил.

Мой брат фыркнул, сморщил нос и тихо зарычал.

— Молчу-молчу, — выставил ладошки Майк.

Мы прошли в кабинет констебля. Я обратила внимание на бумажку с надписью «Дизенттегратер» и рядом приписку: «Проверить».

— Слушайте, а не мог Сэм остаться у Жабицких? Например, он там обнаружил какой-нибудь криминал и проводит полицейскую операцию.

— Я скорее поверю, что Жабицкие провернули против него полицейскую операцию, — сказал Майк.

Мы переглянулись.

— Скорее туда! Смотри, Луна уже восходит!

Довольно долго на улице ничего не происходило, слышны были только возня вокруг ямы и тихие голоса. Потом тишину нарушил звонкий стук металла по металлу, и снова все стихло. Луна скрылась за тучей, и на лужайке сделалось совсем темно.

И вдруг пространство вокруг ямы осветилось. Несколько фонариков поймали в перекрестье лучей странное, необыкновенное сооружение. В глубине замысловатой ажурной конструкции высился ствол мортиры. Жерло его венчали два медных таза, склепанных вместе наподобие зернышка чечевицы. Сооружение тихо гудело, медные тазы, покачиваясь, парили в десяти сантиметрах от кромки дула.

У Сэма пронзительно, до тошноты заболела голова. Он кое-как вытащил пистолет из кобуры и взвел курок.

В этот момент на лужайке послышался шум потасовки. Сэм прильнул к окошку, но смог разглядеть только мелькание рук и ног, мохнатых когтистых лап. В один момент он заметил рыжую встрепанную головку, сердце его дрогнуло.

Она здесь.

«Все пропало», — мелькнула мысль. Почему пропало? С чего он взял? Но Сэмюелю было не до сложных логических построений. Сквозь усиливающуюся головную боль он увидел, что пришельцев оттеснили от сооружения. Гудение стало громче, в глазах потемнело.

Он прицелился в конструкцию над ямой, и в тот момент, когда из-за непроницаемого черного облака показалась серебристая каемка, а головная боль стала нестерпимой, Сэмюель выстрелил.

Чечевица из медных тазов подскочила вверх, закружилась и вдруг взорвалась, осыпав поляну мелким сухим порошком. Пронзительно закричала мадам Жабицкая. Что-то забормотали Богомоловы, забегали по поляне. «Дави их всех», — подростковым фальцетом завопили из темноты. Гудение разлилось над поселком. Теряя сознание, преодолевая мрак в глазах, Сэм одну за другой всадил семь пуль в ажурную конструкцию и рухнул на грязный, вонючий пол. Последнее, что он уловил гаснущим сознанием, был яркий свет и отблеск его на стене в форме сердечка.

Я честно думала, что все кончено, когда головная боль отпустила и я услышала, как орет Майк.

— Ах вы, гады болотные, — верещал маленький человечек. — Да я тебе уши поотгрызаю, кикимора пузатая, дай только добраться. Не сметь трогать моих друзей!

Мадам Жабицкая кинула в его сторону равнодушный взгляд и поплелась к яме, где сгрудились остальные: «не все потеряно…», «надо попытаться снова…», «избавиться от свидетелей…».

В который раз я приготовилась к битве не на жизнь, а на смерть, и вдруг участок залило светом, и через забор полезли фигуры в черной форме и бронежилетах. Жабицких и Богомоловых окружили и загнали в большой сетчатый контейнер.

Нас выпутали из веревок. Я поднялась, растирая руки, и подошла к мадам Жабицкой, поникшей за частой сетью.

— Ну что же вы? Люди могли погибнуть.

— Так то же люди! — презрительно хмыкнула мадам.

Не знаю, как историки отделяют одну эпоху от другой, но, на мой взгляд, именно в этот момент история нашей цивилизации окончилась и началась история другой — той цивилизации, в которой людям надо научиться жить и соседствовать с иными. Рожденными от земных женщин, но абсолютно другими, с нечеловеческой логикой и первобытным стремлением выжить.

Оказывается, Жабицкие строили ракету, чтобы забросить на Луну споры — свои и Богомоловых. Смешавшись с лунной пылью, они вместе с добываемым газом инициировали бы нужные мутации у газодобытчиков. Об этом рассказал констебль Сэмюель, когда я ему вручала грамоту «Чемпиону по стрельбе по тазикам».

Команду из народной дружины вызвал мой брат, встревоженный отсутствием полицейского, и, фактически, это нас спасло.

— Двумя медными тазами, — поправила его я.

Я люблю своего брата. Я люблю целовать его в мохнатую мордочку и рассказывать местные сплетни. И я точно знаю, что он никогда не скажет «нет», даже не подумает: «Так то же люди!».

Когда младшая сестра прилетает домой, мы зовем Мишу с Майком и садимся вечером в саду. Иногда к нам присоединяется Сэм. Теперь это случается редко, сестра вышла замуж и успела снести яйцо. Она не стала высиживать сама, отдала в инкубатор, за что мы в шутку дразним ее «кукушкой». У нашей бизнес-леди мало времени, сирены нарасхват в рекламных агентствах.

Но мы родные друг другу — люди мы или не люди, и время от времени, бросив все дела, в полнолуние усаживаемся на лавке в саду и наблюдаем, как из-за черной кромки леса выплывает огромная, словно медный таз, Луна — наша боль, наша надежда и наше проклятие.