«Если», 2016 № 01

Уилл Макинтош
РАЗВЕДЧИК

/фантастика /инопланетяне

/контакт

/глобальная война

Кай понимал, что пялиться, чтобы понять, следит ли за ним старик за прилавком, не стоит. Так он сразу раскрылся бы. Поэтому Кай глядел на отражение старика в витрине с прохладительными напитками, давно уже теплыми — тратить энергию на охлаждение напитков было уголовным преступлением.

Из-за неправильного прикуса верхняя челюсть владельца магазинчика выпирала, делая его чуть похожим на обезьяну; всю наличную седую шевелюру он зачесывал назад тонкими прядями. Насупившись, старик взирал на Кая с подозрением. Кай знал, что кажется оголодавшим мальцом, сирота сиротой, но сделать ничего не мог — не находил в себе сил на то, чтобы перестать хмуриться и выдавить из себя улыбку. И габариты Кая ему, скорее, мешали. Недаром мама говорила, что в свои тринадцать лет он выглядит на все шестнадцать.

Воспоминания о маме вызвали волну боли. Сам Кай сейчас ощущал себя не на тринадцать, а на восемь. Хотелось к мамочке, хотелось прижать лицо к ее длинным, мягким волосам, чтобы она покачала его на руках. После вторжения все дети хотели одного и того же. Крутых не осталось, только испуганные. И отчаянные вроде Кая.

Дверь скрипнула, и пухлая женщина с татуировкой на плече потопала к прилавку. Улучив момент, Кай сунул три толстых куска вяленого мяса и пакет с фаршем под куртку, прижав их к телу левой рукой.

Выпрямившись, он пару секунд глядел на напитки в витрине — по большей части домашнего приготовления: отпечатанные на бутылках фирменные логотипы были полузаклеены белыми бумажками, надписанными от руки. Поспешишь — будет шиш. Кай вновь остановился на пути к двери, якобы посмотреть, что за новости показывает три-ди над передним прилавком.

Шла военная хроника: полдесятка луйтенов атаковали термоядерную станцию. Столько луйтенов сразу — редкое зрелище. Они были одиночками и, объединяясь, теряли часть своих преимуществ. Групповая атака обычно означала, что цель, по их мнению, плохо защищена.

Кая воротило от одного вида луйтена: гигантская морская звезда, безликая, немая. Двое летели в странных, повторявших луйтенскую форму тела шести- и семиконечных кораблях, остальные галопировали по земле на трех-четырех конечностях, стараясь держаться под прикрытием машин и деревьев, и метали свободными отростками снаряды-молнии. Солдаты палили наугад, потому что целить в луйтена бесполезно: он просто выдернет намерение из головы и отклонит выстрел. Будь у солдат оружие помощнее, огнестрелы или 360-е кассетники, у них был бы шанс. Впрочем, будь у них оружие помощнее, луйтены знали бы об этом — и воздержались от атаки.

Когда смотреть стало невозможно, Кай направился к выходу.

Старикан неожиданно резво выдвинулся из-за прилавка и прижал Кая к двери, размахивая шокером.

— Хоть я и ничего не видел, ты явно что-то стырил. — Он повел шокером. — А ну распахни куртку.

Кай хотел сказать старику, что у того нет права обыскивать ребенка лишь потому, что ребенок грязный и усталый, но толку спорить? Он сунул руку под куртку и достал мясо.

Пухлая женщина с розовой татухой охнула и потрясла головой. Подошла ближе.

— Я хороший. Просто, ну, папу с мамой убили во время атаки на Ричмонд и идти мне теперь некуда. — Кай говорил визгливо, поскуливая как ребенок. — Мне очень хочется есть.

Старикан вырвал мясо из вытянутой руки.

— Я знаю, ты не врешь. Паршивые времена. — Он мотнул подбородком в сторону дороги. — Иди в Агентство по беженцам, может, там тебя покормят.

— Агентство закрыто. Как я досюда добрался, так все время и закрыто. Пожалуйста, дайте мне один кусок.

Старик дернул головой.

— Я не могу раздавать еду голодающим.

Он жестом указал Каю на дверь.

Тот выглянул в темную, холодную, дождливую ночь. Дождь стучал по витрине, еще немного — и пойдет град. Кай обернулся.

— Можно я хотя бы останусь тут, в тепле? Я ничего не возьму, обещаю.

Старик страдальчески скривился.

— Нельзя. Я из-за тебя работы лишусь.

Кай толкнул дверь, пряча подбородок в воротник. Сунул пустые руки в карманы и быстро пошел по улице, лавируя между кучами мусора, в основном электроприборов, которые не работали или потребляли слишком много энергии. Мимо со свистом проносились машины, но редко-редко. Совсем не так, как до войны.

Кай брел куда глаза глядят. Дойдя до конца квартала, он свернул налево, оставляя автомагистраль за спиной, миновал многоквартирные дома; все это время он глазел на теплые желтые огни за окнами, покрытыми защитной сеткой. Кай очень хотел оказаться в одной из этих квартир, в теплой постели, но нигде не видел зеленых лент, сигнализировавших, что тут рады беженцам. Либо квартиры уже полны, либо, скорее всего, семьи игнорируют просьбу президента Вуда дать убежище тем, кто бежал от луйтенов.

Беда в том, что беженцев стало многовато. До падения Ричмонда они появлялись в центре по мере того, как морские звезды захватывали все новые окраинные районы, и Кай с родителями делали что могли, чтобы помочь бедолагам, — это был их долг. Кай раздавал одежду беженцам-подросткам, звал их потусить со своими друзьями. Он помнил, как гордилась им мама, как она улыбалась, всякий раз когда он по-доброму говорил с очередным испуганным, съежившимся ребенком, который появлялся на их улице с чемоданом. Теперь, когда Кай и сам стал беженцем, таких детей стало слишком много, чтобы доброты хватало на всех. Вашингтон просто кишел ими.

Так трудно было привыкать к новым лишениям. Сначала пропала связь — луйтены вырубили спутники. Не поговоришь уже ни с бабушкой, ни с Поли, лучшим другом Кая до прошлого года. И в школьную сеть не зайти — тогда школы еще работали. Потом луйтены блокировали дороги между городами, пропала зубная паста и готовая еда. Потом захватили контроль над солнечными и ветровыми фермами, над термоядерными станциями и АЭС, и энергии не стало хватать ни на домашний ИскИн, ни на Кабуки, личный ИскИн Кая.

А теперь у него не было ни теплой постели, ни еды вообще.

Кай все больше отдалялся от лачуг импровизированного лагеря, где ночевал последние три дня. До лагеря нужно было шагать и шагать — в темноте и холоде; пытаясь найти магазин, с продавцом, который был бы не столь бдителен, как торговцы близ лагеря, Кай забрел слишком далеко.

Пальцы ног закоченели, ботинки промокли — Кай шел по лужам, которых не видел.

Так хотелось, чтобы кто-то был рядом. Кто угодно. Если выбирать из остававшихся в живых, Кай хотел бы увидеть не ребят из крутой компании, с которой водился с прошлого года, а Поли, которого знал целую вечность. Тощий, глупый Поли — перед тем, как прервалась связь, Кай часто не хотел с ним говорить, просто так, без особой причины. Когда Кай стал отталкивать Поли, мама огорчилась. Она сказала Каю, что друзей не бросают.

Кай многое отдал бы, чтобы Поли в эту минуту шагал рядом. Интересно, где он сейчас, что с ним?

Впереди высился старинный дом из кирпича и бетона. Темнели три открытых ангара — видно, здесь была мастерская кузовного ремонта, а может, пожарная часть. Зданию было лет сто, не меньше. Из кирпича давно уже ничего не строили.

В первом ангаре Кай увидел голый бетонный пол; тут хорошо укрываться от дождя, но не от холодного порывистого ветра. Три бетонные ступеньки вели к приоткрытой двери в стене. Даже если это крошечный туалет, там все равно будет теплее.

Кай дернул дверь, и та со скрипом отворилась. Пахнуло куревом. Наверное, раньше это была контора. В углу свернулась калачиком женщина. Прикрылась уголком громадного ковра, отодранного от пола. В тусклом свете Кай смотрел на ее распухшее лицо, спутанные волосы, выпученные, пустые, немигающие глаза. Он захлопнул дверь, застонав от отвращения.

Покрываясь мурашками, он спрыгнул со ступенек и выбежал из ангара под жалящий дождь.

Еще два ангара. Спать так близко от мертвого тела Каю не улыбалось, но его бил озноб, и нужно было где-то переждать ночь. Велики ли шансы найти еще один заброшенный дом?

Во втором ангаре тоже имелась дверь, но она вела не в контору, а в душевую. В третьем и последнем ангаре дверей не было, так что Кай вернулся во второй, собрал все обрывки бумаги, какие смог найти, подобрал картонный пакет и укрылся в душевой.

В помещении было влажно и немного пахло высохшей мочой. Все еще дрожа, Кай взял с кулера полрулона туалетной бумаги и стал промокать ею мокрую одежду. Получалось не очень.

Душевая была слишком маленькой, чтобы Кай мог вытянуться в полный рост; он поджал ноги, подложил под голову сплющенный пакет из-под сока, набросал на ноги побольше мусора. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что надо засыпать медленно — ИскИна, который ввел бы его в сон, тут не было.

По Кабуки он скучал почти так же сильно, как по Поли, хотя и совсем не так, как по маме. Он знал, что Кабуки ненастоящий: всего лишь куча чипов, которую запрограммировали, чтобы она говорила приятные вещи и выполняла указания, — но Кабуки был рядом с Каем столько, сколько тот себя помнил.

Кай мерз. Дрожь не прекращалась; сиплое дыхание эхом отражалось от наполовину облицованных стен.

Вспыхнул и погас образ: женщина в соседнем ангаре. Явно замерзла насмерть, может, прошлой ночью. А ведь у нее был ковер.

Сквозь оставленную Каем щель между дверью и косяком свистел сквозняк. С закрытой дверью было бы теплее, но тогда Кай не видел бы даже тонкой полоски серого света. Оставаться в полной темноте он не хотел.

Он не понимал, как это все могло случиться. Неделю назад он лежал в теплой постели; мать подоткнула его одеяло и сказала не тревожиться за папу, который вместе со своей бригадой был меньше чем в сорока милях от них, между Ричмондом и напавшими луйтенами. Назавтра Кай с детьми и стариками уже ехал в автобусе по трассе 1-95[2].

Слезами делу не поможешь, но Кай не мог не заплакать. От собственного хныканья ему становилось только хуже. Что теперь делать? Почему никто не скажет ему, что делать и куда идти? Ты почуял?

Кай заорал и вскочил на ноги. Это не воображение: слова просто пришли, они скребли по его голове, как стальные пальцы скребут по стеклу. Она курила. Зажигалка.

Кай зажал уши ладонями. Его мокрые штаны вдруг стали теплыми, он еле отдавал себе отчет в том, что обмочился. Жечь костер.

Чувство было такое, будто что-то ползает внутри черепа. Кай замер, его била дрожь, он молился, чтобы это не повторилось. Или смерть.

Кай завыл от ужаса. Он не понимал, что с ним происходит. Происходит с тобой. Кай. Замерзнуть.

У Кая зуб на зуб не попадал, его трясло от холода и от страха. Голос не умолкал, он говорил о холоде, о смерти Кая, об огне. Вокруг полно мусора, который можно поджечь, но только чем? Она курильщик. Зажигалка.

Зажигалка — то, что надо. Ты смерть это утро. Так ведь Кай?

Голос о чем-то просил. Кай боялся, что если он не ответит, голос рассердится и что-нибудь с ним сделает. Сведет его с ума, притянет в темное, кошмарное место, туда, где обитает. Что-то с голосом было не так, он был ужасно странный. Слова были будто шероховатые и скребли голову изнутри. Так ведь?

— Нет, я не хочу умирать, — сказал Кай, вздрагивая от собственного голоса, звучавшего в крохотном помещении очень громко. Она курила. Зажигалка.

Может быть, он уже сошел с ума. Ведь так оно и бывает, разве нет? Голоса в голове? Зажигалка. Ее карман.

Кай взвился опять. Ее карман. Внезапно он понял, о чем твердит голос. Она курила. Мертвая женщина курила. Он ведь учуял запах курева, разве нет? Голос говорил, что в ее кармане есть зажигалка. Да.

Он не хотел возвращаться в ту комнату. Она мертва, у нее глаза выпучены… Или ты умереть. Иди.

Кай ногой открыл дверь, выглянул в ангар, готовый увидеть монстра, который припал к полу и ждет его, но в ангаре не было ничего, кроме бетона, теней и завывающего ветра.

Сгорбившись, Кай промаршировал в соседний ангар. Его сердце ушло в пятки. Он поднялся на ступеньки, положил руку на ручку двери, чуть ее повернул.

Может, голос живет в душевой. Может, если не возвращаться, голос его не найдет, не сможет говорить с ним… Неверно. Иди уже.

Кай сжал ручку сильнее. Она была ледяной. Он повернул ее до конца и приоткрыл дверь.

Она лежала все там же. Он открыл дверь настолько, чтобы войти. Она была немолода, лет шестидесяти, с испанскими чертами лица — ну или индейскими. Кончик языка высовывался между синих губ.

Кай не хотел этого делать; лучше насмерть замерзнуть, чем совать пальцы в ее карман и касаться мертвого тела. Какое оно на ощупь — податливое или жесткое?

Голос молчал, но Кай знал, что если подождать, то он заговорит снова и опять велит взять зажигалку. Голос может даже заорать. Ужас. Надо это сделать. Быстро — так быстро, как только можно. Кай хрипло и часто дышал. Он сделал глубокий вдох и задержал воздух, на секунду застыв. Сделай это.

Голос был как тычок в спину. Кай подскочил к телу, присел. Другой рукой, сказал голос, прежде чем Кай успел поднять левую руку. Он вытянул правую, засунул два пальца в карман.

Ее бедро через джинсы казалось каменным. Это было не так ужасно, как он боялся, но все равно ужасно. Он нащупал заостренный кончик зажигалки, но не смог ухватить его. Вытяни ее.

Нужно коснуться тела, коснуться по-настоящему. Кай отчаянно не хотел этого делать.

Прискуливая, он метнулся к ногам женщины, крепко взялся за ее изношенные ботинки, зажмурился. Стоило ему сделать усилие, как те соскользнули. Живот скрутило от отвращения, Кай отшвырнул ботинки в сторону, схватился за распухшие, мягкие лодыжки и потянул на себя.

Тело поддавалось дюйм за дюймом, потом голова женщины внезапно перекатилась налево — и тело тяжело упало на спину. Стараясь ни о чем не думать и желая поскорее со всем этим покончить, Кай засунул руку в карман женщины. Его пальцы ухватили длинную тонкую зажигалку.

В следующий миг он уже бежал по ангару. Мусор для огня.

Голос прав: в этом ангаре мусора куда больше, чем в других. Кай набрал столько, сколько мог унести, и вернулся обратно.

Через минуту он грелся у маленького костра. Волна прекрасного тепла доходила до его пальцев, щек, носа. Оранжевое пламя оттолкнуло тени и темноту, сделало помещение странно родным, хотя выразить это чувство словами Кай не мог. Лучше. Да. Собери еще мусор.

Кай так и сделал: проверил последний ангар, вернулся с охапкой хлама и сложил его у костра. Теперь спать. Я буду оберегать тебя от опасностей.

Голос был кошмарен, но слова успокаивали, делались более ясными, раздражали все меньше. Кай лег, закрыл глаза. Он очень устал.

Голос будет оберегать его. Как он это сделает? Где у него глаза, спросил себя Кай.

Он дремал, чувствуя животом тепло; спина и ноги деревенели от холодной влаги. Голос будет оберегать его.

Кай вскочил, потому что вдруг понял, чей это голос. Я не причиню тебе боли.

Они знают, о чем ты думаешь. Но Кай никогда не слышал о том, чтобы они с кем-то говорили. Никогда не слышал. Ни по новостям, ни от кого-либо еще. Мы можем говорить, если хотим.

Луйтен слышал все его мысли. Кай не мог перестать думать, укрыться от луйтена было невозможно. Тот был у него в голове. Они читают мысли даже на расстоянии в несколько миль. Кай прижал ладонь к холодному полу. Нужно… Если ты побежишь, я сделаю тебе больно.

Кай застыл, по позвоночнику поползла струйка страха.

— Где ты? — прошептал он. Близко.

Кай замер, боясь шевельнуться и вздохнуть.

Спи.

Кай приподнял плиту дорожки, вьющейся по обнесенному стеной церковному саду. Как и сказал луйтен, под плитой лежал квадратный ключик. Кай вынул его из тайника и направился к задней двери церкви. Не туда. Другим путем. Иди вдоль стены.

Кай послушался. Его рот наполнился слюной от нетерпения, несмотря на жуткое чувство вины. Церковь…

Внутри низкой ограды с орнаментом располагалось скромное кладбище. Плющ покрывал ограду и сползал на землю. Вон там. За статуей.

За плесневелой статуей ангела с распростертыми крыльями Кай увидел круглое бетонное возвышение с металлической крышкой. Поглядев по сторонам, хотя это наверняка было лишним, Кай приблизился к возвышению, вставил ключ в дыру и откинул крышку.

Крышка поддалась легко, за ней Кай увидел темную дыру и лестницу. Спустившись примерно на десять футов, Кай ощутил под ногами твердую поверхность. Его окружали полки с едой — сухими пайками вроде тех, что едят солдаты.

«Чье это?» — подумал он. Это сбивало с толку — говорить, ничего не говоря. Не было границы между тем, что он хотел сказать, и тем, что он всего лишь подумал. Пастора. Говори вслух, если так удобнее, только тихо.

— Почему здесь так много еды? — прошептал Кай с облегчением. Потому что он не хочет делиться. Возьми шесть.

Дрожащими от предвкушения руками Кай сгреб пайки, при помощи одной руки кое-как взобрался по лестнице, направился к калитке. Рано. Иди к церкви.

— Я не хочу, чтобы меня поймали, — прошептал Кай. Я знаю, кто где находится. Иди.

Кай пошел. Голос направил его на задний двор, к покрытой грязью и листьями черной железной решетке в земле у стены.

Откинь решетку. Брось четыре пайка вниз.

Бросить? Зачем?

Понимание обожгло Кая ледяным страхом. Луйтен был здесь. Прятался. Возможно, он был ранен. Я в беде, как и ты. Я один и я боюсь, как и ты.

Стуча в дверь, Кай говорил себе, что у него нет выхода — он должен подчиняться луйтену. Тот не угрожал, но был огромным и сильным, а Кай — всего лишь ребенок.

Открыла женщина. Азиатского происхождения, как и он сам, с седой прядью в длинных волосах. Куда важнее был аромат рыбы и риса, донесшийся с кухни. Ее зовут миссис Боэ. Скажи ей, у тебя послание от ее дочери. Валерии.

— Миссис Боэ? Меня зовут Кай. У меня послание от вашей дочери Валерии.

Женщина изменилась в лице.

— Вы видели мою дочурку?

Она открыла дверь пошире, положила руку на плечо Кая и провела его внутрь. Валерия на окраине Ричмонда, она жива. Ты помог ей бежать. Она просила передать матери, что хочет извиниться за перепалку, случившуюся перед ее уходом.

«Валерия жива?» — подумал Кай. Вероятно, нет.

Борясь с комком в горле и чувством вины, Кай сказал миссис Боэ, что ее дочь жива и с ней все хорошо. За кухонным столом сидели локоть к локтю человек десять, и все они слушали его рассказ. Еда уже была на столе, и когда Кай умолк, женщине ничего не оставалось, кроме как пригласить его разделить с ними трапезу. Женщина великолепно готовила; Кай алчно набросился на еду, но каждый комочек риса застревал у него в горле, когда он смотрел на миссис Боэ — та улыбалась и ела, может быть, с большим аппетитом, чем все четыре месяца, прошедших с тех пор, как ее шестнадцатилетняя дочь ушла воевать с луйтенами.

Нужно им сказать, думал он. Нужно выпалить: под церковью прячется луйтен! После такого он ничего мне не сделает. Луйтен — враг. Он и такие, как он, хотят уничтожить всех людей на Земле, и у них получается… Если ты ей скажешь, снова будешь голодать и ходить по холодным улицам.

Кай не хотел голодать. Еще больше он не хотел оставаться один в темноте и натыкаться на трупы внутри домов.

— У тебя есть родственники в Ричмонде? — спросила Кая старая сутулая женщина.

— Нет. Только тетя и дядя в Коннектикуте, но это слишком далеко.

Я не солдат. Я никого не убил.

Луйтен говорил это не первый раз.

Он утверждал, что был сброшен с неба в составе маленького контингента, который должен был произвести ночную разведку над округом Колумбия. Военные знали, что в этой местности прячется луйтен, и охотились за ним. За Разведчиком, напомнил себе Кай. Луйтен попросил называть его так. Видно, он повредился при столкновении с землей, хотя об этом луйтен молчал.

После еды миссис Боэ сказала:

— Я бы предложила тебе остаться, но, как видишь, у нас уже нет места. — Она показала на родственников, по большей части подростков или глубоких стариков.

Кай сказал, что все понимает, и пошел за женщиной к двери. Миссис Боэ вручила ему пакет с остатками еды.

Шагая к заднему двору церкви, Кай размышлял о том, случайно ли Разведчик выбрал дом, где Кая точно накормили бы, но не смогли оставить на ночь. Если бы кто-то взял Кая к себе, у него было бы меньше причин хранить секрет луйтена. Да, сказал Разведчик. Я не хочу умирать. Я боюсь смерти так же, как ты.

— Зачем вы это с нами делаете? — прошептал Кай, его никто не мог услышать: улица была холодной и пустой; одни только светящиеся оранжевые полоски тротуара провожали Кая во тьму. — Разве мы не можем поделить мир? Почему вам нужна вся планета?

Мы бы с радостью поделили мир, но только мы знаем ваши мысли. Ты правда думаешь, что твой вид принял бы нас как беженцев? Они даже тебя не хотят пускать к себе.

Кай откинул решетку церковного подвала и бросил пищу, которую дала ему миссис Боэ, во тьму.

Очнись. Мысль Разведчика оглушала хуже громко звонящего будильника.

Кай приподнялся с холодного бетона, спросонья глядя на улицу: туман клубился у самого тротуара.

— До утра еще далеко.

Приближаются солдаты с прожекторами. Спрячься в душевой.

По-прежнему сонный, Кай собрал полотенца и одеяло, украденные из квартиры, ключ от которой ее владелец прятал под половиком, и поспешил.

Через пару минут он услышал рев моторов. Мимо проехали два гусеничных внедорожника, свет прожекторов заливал здания, солдаты осматривали дома через ночные бинокли. Кай поплотнее закрыл дверь.

— Откуда они знают, где тебя искать?

Мой сердечный ритм. У меня есть глушитель, но я не могу прятаться все время.

— Почему нет?

Внедорожники укатили. Интересно, доверяет ему Разведчик или нет? Да и должен ли? Сейчас я тебе доверяю. Но когда я улечу или если меня убьют, ты расскажешь другим людям о том, что узнал от меня. Если я спасусь, вероятно, тебе не поверят. Но если меня поймают, тебе поверят.

Кай сразу же подумал, что надо соврать — мол, он никому ничего не скажет. И тут же одернул себя: вранье не имеет смысла. Заговорив с тобой, я предал свой вид. Мне ужасно стыдно. Я был один, мне было очень больно. Я боялся умереть.

Предавал ли Кай свой вид, не выдавая Разведчика? Он думал, что да, предавал, хотя Разведчик и не представляет угрозы — он прячется под церковью и отрезан от своих. Отвечая на твой вопрос: мои силы почти на исходе. Вот почему я не могу глушить сигнал все время.

Кай привык к тому, что Разведчик говорит внутри его головы. Это было уже не так неприятно, как поначалу. Кай подумал, что так же привыкал к острому соусу. Попробовав острый соус к мясу впервые, он обжег язык и губы и чуть не заплакал. Потом жжение сделалось даже приятным.

Но когда он думал о том, откуда шел голос, и воображал гигантскую морскую звезду, ползающую под церковью…

Кая переполнил страх.

— Я не понимаю, почему ты просто не выберешься тайком из города, если знаешь, кто где находится.

Я большой, я буду привлекать внимание. Мне не удастся отвести глаза каждого, кто выглянет из окна.

Разумно.

— И как ты собираешься бежать?

Пока один из наших не войдет со мной в контакт, я не сбегу.

Утром Разведчик разбудил его снова. Они возвращаются. Теперь их больше. Гораздо больше.

Кай вгляделся в прямоугольник улицы, который видел с того места, где спал, в проезжающие машины, в многоквартирный дом в форме улья напротив.

— Они тебя найдут?

Вероятно. Тебе нужно бежать, чтобы они не поймали и тебя тоже. Иначе тебя могут допросить — что ты видел и слышал. Их оптика оборудована вокальными стресс-детекторами, они поймут, что ты врешь. Я не хочу, чтобы ты пострадал, оттого что был добр ко мне. Беги сейчас же через черный ход.

Скатав одеяло, Кай выбежал через заднюю дверь ангара в высокие заросли молочая, заполнявшие площадку между гаражом и следующим домом.

Предупреждающий шепот сверхлегкого вертолета становился громче; Кай выбрался на тротуар, повернул направо, стал взбираться на холм. Ты должен быть горд, сказал Разведчик. Мы были добры друг к другу, невзирая ни на что. Мне не стыдно назвать тебя моим другом.

На вершине холма появилась колонна армейских внедорожников; их «лапы» были подобраны, большие колеса вращались.

Кай провожал их взглядом и не знал, что ему думать. Он будет скучать по Разведчику, особенно ночью; в то же время он радовался тому, что освободится от ужасного груза вины — ведь он все это время предавал других людей. Впрочем, он всегда будет ощущать себя виноватым за то, что якшался с врагом. Что скажут другие, если узнают?

Кай услышал крики — кто-то отдавал приказы. Отряд солдат забежал за угол. Опустив голову, Кай вжался в стену, и солдаты пробежали мимо. Все они были молоды, но далеко не дети. Солдаты в самом расцвете сил. Таких оставалось немного.

Что, если солдат прямо спросит у него, видел ли он что-нибудь, слышал ли? Соврет ли он, чтобы защитить Разведчика? Наверное, Разведчик знал это лучше, чем сам Кай.

Может, потому Разведчик и велел ему убираться: луйтен не защищал Кая, он боялся, что Кай его выдаст. Неправда. Я пытаюсь тебя защитить.

Кай сбежал вниз с холма. Он видел церковь и часть огражденного сада. Там были двое солдат, но, кажется, они не знали, где искать. Глушитель Разведчика все еще работал. Я трачу на него остаток ат. Он не продержится долго, но, может быть, они уйдут раньше.

Кай увидел, что один из солдат — женщина. С азиатскими чертами лица. Возможно, дочь миссис Боэ. Как ее зовут? Валерия. Если солдаты заберутся в подвал, Разведчик их убьет? Я не солдат. Я не боец.

Если бы они были луйтенами, пришедшими убить Кая, Кай не медлил бы.

Он сделал шаг к церкви, замешкался. Что он должен делать? И пойти туда, и остаться тут — неправильно.

Он закрыл глаза, вспомнил маму. Что бы она ему сказала? Именно это он и должен сделать. Друзей не бросают, сказала она однажды. Но разве это правильно — дружить с луйтеном? Такие, как он, убили маму, и папу тоже.

Кай открыл глаза и пошел вниз по склону холма к церкви. Кай, пожалуйста. Не надо. Я просто хочу домой. Я просто хочу увидеть мою маму. Теперь, когда я знаю тебя, я не стану им помогать.

Кай толкнул калитку, и солдаты обернулись. Их стволы смотрели в землю.

— Мальчик, иди домой… — сказала женщина с азиатскими чертами лица.

— Он там, — сказал Кай, указывая на церковь. — В подвале.

Оба солдата встрепенулись. Они меня убьют. Пожалуйста. Они меня сожгут.

— Ты его видел? — спросил другой солдат, чернокожий мужчина.

— Я… — Кай не мог подобрать слов. — Я его слышал. Мы друзья.

Женщина повторила то, что сказал Кай, в коммуникатор, и сообщила координаты.

— Обещайте, что не сделаете ему больно. Это просто разведчик… не солдат.

Солдаты таращились на Кая, как на сумасшедшего. В ворота церкви ворвались еще несколько военных.

— Подвал? — крикнул седой солдат на бегу.

— Так парень говорит.

Они открыли люк и стали спускаться по лестнице. Они близко. Мне страшно, Кай. Мне страшно.

Кай бросился к церкви.

— Не делайте ему больно!

За что?

В подвале кто-то орал приказы, потом раздался рев, и Кай увидел яркую оранжевую вспышку.

Луйтен выпрыгнул из открытого люка на яркий солнечный счет, как чудовище из кошмарного сна. Луйтен был объят пламенем, и на воздухе огонь горел ярче; огромная морская звезда кубарем катилась по саду.

Солдаты поливали луйтена пламенем из огнеметов, пока из десятка ран не засочилась черная кровь. Кай кричал, чтобы они прекратили, его крик тонул в реве пламени, в треске выстрелов — и в воплях Разведчика в его голове.

Когда Разведчик не смог больше двигаться и упал на траву, Кай заметил, что у него не было одной конечности. Культя была покрыта швами. Наверное, Разведчик потерял конечность при падении и пытался заштопать рану, пока лежал под церковью.

Кай, не помня себя, рыдал и повторял:

— Прости меня, прости меня…

— Парень, да что с тобой? — спросил один солдат. Они все смотрели на него, в их глазах он видел смятение и отвращение.

— Не нужно было его убивать. Он был ранен, он был простой разведчик, не солдат.

— Видно, надо было зачитать ему его гребаные права, — сказал солдат.

Кай посмотрел на тлевшее тело чужака на траве и сглотнул. Правильно ли он поступил? Гордилась бы мама его поступком — или нет?

© Will McIntosh. Scout. 2014.

Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале

Asimov's Science Fiction.

© Николай Караев, перевод, 2016

© Анна Сучкова, илл., 2016

Уилл МАКИНТОШ (William D. MCINTOSH)

____________________________

Американский писатель, преподаватель, профессор психологии Уилл Макинтош родился в Нью-Йорке в 1962 году. С 1990 г. преподавал в университете Джорджии.

В 2003 году неожиданно решил стать фантастом и поступил на семинар молодых фантастов «Clarion». Тогда же состоялся его дебют в жанре. С тех пор опубликовал полсотни рассказов и повестей и четыре романа. Два рассказа («Вероятности» и «Шар Синяя полночь») были напечатаны в «Если». В 2012 году Макинтош оставил должность профессора психологии в университете и вместе с женой Элисон и близнецами Ханной и Майлсом перебрался в Уи-льямсбург, штат Виргиния.

Рассказ «Разведчик» основан на романе «Защитники», который вышел в мае 2014 года в издательстве Orbit Books. Права на экранизацию романа приобрела студия Warner Brothers. Предыдущий роман Уилла, «Любовь минус восемьдесят», написан по мотивам рассказа «Bridesicle», получившего читательскую премию Азимова и премию «Хьюго» (2010). Дебютный роман «Мягкий апокалипсис» был финалистом премий «Локус» и Мемориальной премии Джона Кэмпбелла.