«Если», 2016 № 01

Бад Спархоук
ПРОЩЕНИЕ

/фантастика

/гуманитарные технологии

/глобальная война

Тони появился в городе и нанялся на работу оператором дробилки на складе металлолома. Он был крупным парнем, но, несмотря на это, передвигался с кошачьей грацией — как будто весил вполовину меньше, чем могла весить эта гора мускулов и сухожилий. И он был ветераном, это уж точно. Шрамы и ожоги, украшавшие тыльные стороны его ладоней, смахивали на боевые ранения, хотя сам он рассказывал, что получил их на какой-то фабрике. На какой, он точно сказать не мог.

Мира немногое сумела разузнать о Тони — ни во время их частых мимолетных разговоров в закусочной, ни потом, из других и более откровенных бесед, когда Тони стал завсегдатаем заведения. Нельзя сказать, что забегаловка располагалась особенно близко к складу, где работал Тони, да и еда, откровенно говоря, оставляла желать лучшего.

Мира начала надеяться, что эти случайные встречи перерастут в нечто большее. У нее уже давно не было мужчины.

Пит, городской шериф, невзлюбил Тони с первого взгляда — как, впрочем, и каждого появлявшегося в их городе ветерана.

— Не стоит тебе встречаться с этим чертовым комиссованным, — ворчал он.

Пит всегда заходил выпить кофе и съесть слойку перед утренними обходами.

— Может, он и ведет себя как нормальный человек, будто с ним все в порядке, но откуда нам знать? Что, если он все еще помнит эти чертовы трюки?

— Не думаю, что он что-то помнит, — возражала Мира. — Те процедуры, что проходят при амнистии, должны вытеснять все эти воспоминания.

Пит сделал глоток кофе и передернулся.

— Еще не остыл. Я знаю, что амнистия должна стереть у него из памяти все эти навыки, но кто знает, работает она или нет? И можно ли вообще доверять их словам? Им солгать — как плюнуть, вот что я думаю, так что наверняка ничего не узнать.

— Тони клянется, что ничего не помнит о войне.

— А как же! — фыркнул Пит. — Но все равно я буду приглядывать за ним. Скоро он себя покажет: волк недолго сможет прятаться в овечьей шкуре.

— Тогда с ним должно быть все в порядке, — ответила Мира, подавая шерифу слойку. — Говорят, что амнистия не влияет на характер, так что Тони наверняка раньше был славным парнем.

— Ты так думаешь? Считаешь, что если убрать из памяти убийцы пару деталек, это его изменит? Что можно начисто стереть то, чему его научили? У парня изначально должна быть склонность к убийству, иначе его не стали бы тренировать. И уж поверь мне, он такой же чертов душегуб, каким был всегда — свирепый головорез!

— Но я слышала, как доктора говорили… — начала Мира, однако Пит не дал ей закончить.

— Да уж, ты поверишь любой ерунде, которую скажут доктора, верно?

Перегнувшись через прилавок, он очень тихо добавил:

— Послушай. Мне рассказывали, как один из этих ветеранов, вроде бы прошедших терапию, слетел с катушек. Прикончил двоих, прежде чем Касадорес[1] сумели его утихомирить.

Вновь опустившись на стул, Пит продолжил:

— Но в новостях такого не услышишь, верно? Нет уж, правительство будет молчать о подобных вещах, чтобы люди не запаниковали. Лучше делать вид, что все спокойно.

Мира сомневалась, что такие новости можно утаить, даже если в деле замешаны таинственные Касадорес, карающие за военные преступления. Столь высокий уровень скрытности потребовал бы создания сложной структуры, включающей политиков, врачей, журналистов и бог знает сколько еще людей. Нет, история Пита была просто еще одной из его параноидальных фантазий, без которых он, кажется, жить не мог.

— Никогда о таком не слышала.

— Но я-то знаю, — погрозил пальцем Пит. — Те из нас, кто умеет слушать, знают, что происходит на самом деле.

Тут он взглянул прямо на Миру.

— Скажи, а ты подумала о том, что будешь делать, если этот парень слетит с катушек? А это возможно. Люди могут серьезно пострадать.

Мира знала, что с Питом нет смысла разговаривать, когда он заводится. Скорей всего, он был неправ, но, может, у шерифа имелся доступ к полицейским источникам, закрытым для широкой публики.

— Не знаю, что бы я сделала, — ответила девушка и двинулась к следующему клиенту.

Тони, похоже, комментарии Пита ничуть не шокировали.

— Может, он и прав, Мира. У меня нет ни единого воспоминания о том, что я делал, не считая этого, — он потер шрамы на руках, как будто мог их стереть. — Меня преследует невероятное чувство вины. А если я совершил что-то ужасное и непростительное? Кем мне себя считать после этого?

Мира поняла — должно быть, поэтому Тони выглядел таким потерянным.

— Чепуха, — решительно заявила она. — Мы все чувствуем себя виноватыми, даже если не помним из-за чего: стащили конфету, или не вернули чужую книжку, или смухлевали на экзамене. Суть в том, что каждый в чем-нибудь провинился.

— Даже ты? — с деланным удивлением спросил Тони. — Мне сложно в это поверить.

Мира покраснела.

— Ну, и я чувствую себя виноватой… иногда.

После долгой паузы она сказала:

— Послушай, ты не должен волноваться из-за этого. Может, твое чувство вины ничем не обосновано.

— Все равно, — продолжил Тони. — Хотелось бы знать, что еще я забыл, когда они подчистили мою память. Может, я потерял людей, которых знал или любил? Что, если я не тот человек, которым был, ну ты понимаешь, прежде?

Мира ободряюще похлопала его по покрытой шрамами руке.

— Даже если так, разве не стоит быть благодарным за то, что ты не можешь вспомнить? Разве жить с воспоминаниями о том, что ты сделал, не больней, чем с чувством вины? Поверь мне — то, что ты не знаешь этого, делает тебя лучше.

— Но я не могу смириться с этим! Мои воспоминания делали меня тем, кто я есть, Мира. Как я могу оставаться тем же самым человеком, если забыл большую часть событий и переживаний, сформировавших меня? — Тони взглянул вдаль, словно искал там ответ. — Мы то, что мы помним, Мира. Кем бы я ни был раньше, этот человек исчез вместе с утраченными мной воспоминаниями, и теперь… теперь я кто-то другой.

— Нет, это неправда, Тони, — покачала головой Мира. — Все говорят, амнистия стирает воспоминания только выборочно, а потеря памяти о войне не может изменить твою личность. Ты не можешь стать другим человеком. Просто не можешь!

— Но почему я теперь оператор дробилки? Был ли я им раньше, или они просто внедрили мне в мозг фальшивые воспоминания?

Тони сжал голову руками.

— Боже, и зачем я просил об амнистии? Неужели все было настолько плохо, что я не мог с этим жить? Неужели все эти терзания о том, чего я не могу вспомнить, того стоят?

— Я уверена, что тебе не хотелось вспоминать ужасы войны. К тому же разве ты не помнишь, как учился работать на дробилке?

— Ну, я помню, что до войны работал на фабрике, но никаких деталей. Это больше похоже на полузабытый сон. Не сомневаюсь, что остальные ветераны ощущают то же самое.

— Но не Пит, — возразила Мира. — Он говорит, что во время войны работал при штабе. И клянется, что не проходил обработку.

— Это может быть фальшивым вспоминанием, в точности как у меня, — хмыкнул Тони. — Никто из нас не знает правды. Он тоже мог быть солдатом.

Мира покачала головой.

— Сомневаюсь. Пит не такой здоровяк, как ты, и он все время жалуется, что не прошел по здоровью.

— Похоже, вы с ним близко знакомы.

Это было легким преуменьшением.

— Да, я знаю его лучше прочих.

Они с Питом начали встречаться, когда Мира получила работу в закусочной. И были вместе два года, прежде чем она наконец-то решила покончить с этим.

За все это время Пит ни разу не проявил сильных эмоций и ни разу не сказал, что любит ее, — так, чтобы она ему поверила. Его нельзя было назвать совершенно бесчувственным, но и на роль откровенного парня он не тянул. Мира подозревала, что все дело было в подспудной озлобленности: он негодовал, что на войне ему досталась такая неприметная административная роль. Может, он компенсировал это сейчас, став шерифом. Несмотря на то, что до боя Пит не дорос, Мира знала наверняка — подлости ему хватало.

Пит не стеснялся рассказывать всем и каждому, как проверял допуски, распределял трудные и ответственные задания и спускал их дальше по цепочке. Она помнила, как Пит говорил, что просто «перекладывал бумажки», словно стыдился этого.

— Они сказали, что я слишком хилый, чтобы участвовать в боевых операциях — я! — часто восклицал он под хмельком.

Первым тревожным звонком стала размолвка между Тони и двумя местными громилами. Джека Вайса отправили в больницу с переломом руки, но Джош Эпплкорн, второй задира, отделался лишь небольшими порезами и синяками к тому времени, когда полиция их растащила.

Эпплкорн немедленно обвинил Тони.

«Он внезапно выскочил из переулка, — цитировала пострадавшего городская газетенка, — и набросился на нас прежде, чем мы смогли защититься».

Если Тони и был не согласен с такой точкой зрения, то в газете про это ничего не напечатали, а ножи и дубинки, изъятые у сладкой парочки, так и остались без объяснений.

«Я задержал их обоих до выяснения обстоятельств», — согласно газетной статье, заявил шериф.

Когда не обнаружилось ни одного надежного свидетеля, пожелавшего указать, кто начал драку, Тони и Джоша выпустили. Однако обоим пришлось уплатить штраф за нарушение общественного спокойствия.

— Мне не нравится, что этот чертов комиссованный ошивается возле тебя, — провозгласил Пит, когда зашел выпить кофе пару дней спустя. — Я говорил тебе, с ним не оберешься проблем. По тому, как он разделался с этими парнями, сразу видно, насколько он опасен. Так и случается, когда с терапией что-то неладно и они возвращаются к старому.

— А ты уверен, что в этом виноват Тони? — возразила Мира. — Может, драку начали те двое придурков. Их нельзя назвать образцовыми гражданами.

Но Пит пропустил это мимо ушей.

— Я уже почти собрался связаться с теми парнями, что охотятся на военных преступников. Кто знает, что он натворил? Что его заставили забыть? Было ошибкой отпускать военных преступников безнаказанными по чертовой амнистии.

Это стало постоянным предметом их споров. Мира знала, что обе стороны во время войны совершили немало ужасов и жестокостей, но если не дать людям, творившим все это, забвение, то что еще с ними делать?

— Мы должны были когда-то разорвать этот замкнутый круг мести и кары, — возразила она. — Другого пути нет.

— А я говорю, — не согласился Пит, — что его все равно следовало изолировать, неважно, прошел он там амнистию или нет. Не надо было гладить его по головке и позволять разгуливать на свободе, как невинная овечка. Это опасно. Он — все равно что бомба с часовым механизмом!

Внезапно Пит свел все к Тони. Но Мира не собиралась сдаваться.

— Какой смысл наказывать Тони, если он забыл свои преступления, Пит? Амнистия — это не просто забвение, это акт прощения. Если Тони и другие ветераны ничего не могут вспомнить, почему они должны нести ответственность?

На секунду она задумалась о том, все ли ветераны, подобно Тони, живут с этим постоянным чувством вины.

— Все равно, неизвестно, на что они способны. Я знаю, какого сорта людей они отбирали в солдаты. И муштра въелась им в самое нутро. Кто знает, насколько эти тренировки изменили их разум? Я ни на секунду не поверю, что какая угодно терапия сможет стереть это. Да ты посмотри, как он избил тех парней!

— Не думаю, что Тони был зачинщиком драки, — ответила Мира. — Он для этого слишком славный парень. И зачем ему нападать на незнакомцев?

Но Пит словно не слышал ее, что, впрочем, было для него характерно.

— Как будто ты хорошо разбираешься в людях, — фыркнул он. — Послушай, я не хочу, чтобы ты водила с ним дружбу. От него одни беды. Насколько мы знаем, он может снова сорваться. Мира, я не желаю, чтобы ты связывалась с одним из этих комиссованных ублюдков.

— Но амнистия…

— Амнистия, черта с два! — перебил ее Пит. — Можно сколько угодно закрашивать воспоминания, но это не отменяет того, что они сделали.

Тут он стукнул ладонью по прилавку.

— Черт тебя побери, послушай меня: он убийца и не заслуживает второго шанса.

Миру удивила эта вспышка. Она никогда еще не видела Пита в такой ярости. Может, дело было вовсе не в том, что Тони опасен, просто шерифа вновь одолела ревность?

— Пит, тебе надо успокоиться. Между мной и Тони нет ничего серьезного.

«Пока, по крайней мере», — добавила она про себя.

— Но я волнуюсь за тебя, Мира, вот и все. Для тебя будет безопасней держаться подальше от него, милая.

Пит обычно прикидывался заботливым, когда угрозы не действовали. Мира сотни раз слышала это прежде, когда он пытался манипулировать ею.

— Я просто не хочу, чтобы ты пострадала.

— Опять?

Не успев сказать это, Мира уже пожалела о своих словах — и неважно, что они полностью соответствовали ее чувствам в ту ночь, когда девушка порвала их отношения.

Пит выглядел совершенно взбешенным. Он швырнул на стойку пару купюр в оплату кофе и слойки и вышел вон, не сказав больше ни слова.

Тело Джоша Эпплкорна нашли в мусорном баке неподалеку от склада металлолома, где работал Тони. Эпплкорна сильно избили, перед тем как сломать ему шею.

— Буду держать эту проклятую зверюгу за решеткой, пока не получу отчет с результатами вскрытия, — объяснил Пит, когда Мира пришла в участок. — Может, он оставил какую-нибудь улику на теле и мы сможем прищучить его.

— Но Тони был со мной, — запротестовала Мира и, поколебавшись, добавила — Всю ночь.

— Ну конечно, а что еще ты можешь сказать?

Мира отшатнулась от яростного взгляда Пита.

— Все знают, что он затаил злобу на Эпплкорна с той драки. Вот и решил расквитаться. Черт возьми, да ты только вспомни, где нашли тело — рядом с тем местом, где работает твой добрый друг Тони, Мира. Кто бы еще бросил труп там?

— Но он был со мной, — умоляюще повторила Мира. — Почему ты не хочешь мне верить?

— Потому что я знаю, что моя девушка — не какая-нибудь долбаная шлюха, — заорал Пит, вскакивая со стула и упираясь кулаками в стол. — Потому что не хочу, чтобы ты плела небылицы, лишь бы выгородить этого головореза.

Мира отшатнулась. Судя по покрасневшему от ярости лицу Пита, до взрыва оставалось не больше секунды.

— Я не вру, — тихо сказала она, хотя и понимала, что никакой пользы это не принесет.

И Тони пришлось бы сидеть в тюрьме, пока Пит ждал отчета коронеров, если бы не одно совпадение — сразу после убийства машина Джоша исчезла в неизвестном направлении заодно с Джеком Вайсом и Шерри, подружкой Джоша.

Полицейский патруль сцапал их в мотеле в пятидесяти милях от города, когда сладкая парочка пыталась воспользоваться украденными кредитками Джоша. Полицейские заметили, что Джек Вайс выглядел так, словно дрался не на жизнь, а на смерть: содранные костяшки пальцев, фингал под глазом и то, что вполне могло оказаться брызгами крови Эпплкорна, на гипсе. Вдобавок на нем были золотые часы Джоша.

К тому времени, когда патрульные доставили беглецов для допроса, Шерри уже вовсю причитала, что не имеет никакого отношения к драке Джека и Джоша.

— Он заставил меня поехать с ним, — заявила девушка, что явно противоречило найденным при ней тщательно упакованным чемоданам с коллекцией бижутерии и плюшевых игрушек.

Тони быстро выпустили.

— Не в этот раз, так в следующий, — ворчал Пит над своей кружкой кофе в то утро, когда судья засадил сладкую парочку и освободил Тони. — В военных преступниках всегда пробуждается инстинкт убийцы. В следующий раз я не позволю тебе сочинять для него алиби.

Мира попросила другую девушку принять его заказ.

О винтовках она услышала в тот день, когда Чак, клерк из мотеля, явился опрокинуть кружечку пивка после обеда.

— Эти парни выложили оружие прямо на кровати, — сказал он, приглушив голос. — Наверное, покрывала испачкали, кретины.

Мира кивнула, чтобы показать, что слушает его.

— Как только я увидел это, убрался оттуда как можно быстрее. Не собирался там околачиваться. Нет, это уж дудки!

— Ты бы лучше сказал Питу о винтовках, — посоветовала ему Мира. — Пусть шериф с ними разбирается.

— Разбирается с кем? — спросил Пит, плюхаясь на соседний табурет и делая знак, чтобы ему налили кофе. — С двумя охотниками? Да, они заходили в участок, чтобы зарегистрировать лицензии.

— По-моему, не похожи они на охотников. С какой стати им заезжать сюда? — возразил Чак. — И их снаряжение тоже не слишком-то смахивало на охотничье. Скорее, военное — зеленое и потрепанное.

— Охотники часто используют списанные армейские винтовки, — пожал плечами Пит. — У них есть лицензии. А остальное меня не касается.

Он взял кружку с горячим кофе и подул, вместо того чтобы опрокидывать туда холодные сливки.

— А еще они спрашивали про ветеранов, — продолжил Чак. — Я рассказал им о том новом парне на складе металлолома. Интересно, зачем он им сдался? Может, это те самые Капер… как их там?

— А может, у них тут вечер встречи ветеранов, — спокойно ответил Пит. — Мне-то откуда знать?

Сделал еще глоток и добавил:

— Или заморачиваться по этому поводу.

Мира ничего не сказала, но определенно решила, что надо передать содержание их разговора Тони.

Выдался такой жаркий денек, что они решили пообедать на площади напротив забегаловки. Для себя Мира захватила клубный сэндвич на ржаном хлебе, а для Тони — сэндвич с болонской колбасой на белом хлебе, с горчицей и квашеной капустой.

Не теряя времени, девушка сразу взяла быка за рога.

— Чак говорил, у них армейские винтовки. Говорит, это здоровые молодчики и они точно не похожи на продавцов Библий. И у одного из них был такой же загнанный вид, как и у тебя.

— Это можно сказать почти о любом из тех, кто побывал на войне, — кивнул Тони.

— Они спрашивали о ветеранах.

Когда Тони ничего не ответил, Мира добавила:

— Чак рассказал про тебя и остальных.

— Они говорили, что ищут конкретно меня? — подняв голову, спросил Тони.

— Нет, но с чего бы им расспрашивать о бывших военных и зачем им винтовки? Не думаю, что они охотники. Чак считает, что это Касадорес, разыскивающие беглых военных преступников.

— Они представились как Касадорес?

Мира ткнула его в плечо.

— Нет, не представлялись, но зачем им выспрашивать про ветеранов, если они просто охотники? Что еще тебе нужно знать?

Она замолчала, не зная, хочет ли услышать ответ на следующий вопрос.

— А они могут… Они могут искать тебя?

Улыбка Тони погасла.

— Если я сделал нечто настолько ужасное, что Касадорес пришли за мной, то заслуживаю любого наказания. Я не собираюсь беспокоиться об этом.

— Ты чертов кретин, если тебя это не беспокоит.

Поколебавшись, Мира продолжила:

— Послушай, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Тони. Ты стал мне добрым… другом.

Тони снова откусил и хлебнул из бутылки.

— Спасибо за заботу, Мира, но если кто-то захочет найти меня — найдет. Я ведь не прячусь. К тому же я одобряю то, что делают Касадорес: люди должны отвечать за свои преступления.

— Может, тебе лучше бы было убраться отсюда, как она и предлагает.

Мира подскочила на месте, обнаружив, что сзади к ним незаметно подкрался Пит.

— Мне не нравится, когда бузотеры ошиваются рядом с моей женщиной.

Его женщиной? Прежде чем Мира успела одернуть Пита, Тони поднял голову.

— Не вижу, с какой стати вам вмешиваться в дела Миры, шериф.

— Не обращай на него внимания, — Мира смерила Пита яростным взглядом. — Он просто ревнует.

Пит не отводил глаз от Тони.

— Предупреждаю тебя, — прошипел шериф, наклоняясь ближе, — держись от нее подальше.

Мире был знаком этот взгляд, пристальный и пронзительный, — и обычно он предвещал нечто худшее. Еще одна причина, побудившая ее уйти.

Тони внезапно встал, что заставило Пита попятиться. И прежде чем Мира успела сообразить, что происходит, шериф накинулся на Тони. Последовал быстрый обмен ударами, в результате которого у Тони из носа хлынула кровь, а под глазом Пита появилась неприятного вида ссадина. Рука Пита застыла в паре дюймов от кобуры.

— Держись от нее подальше, — проорал он. — Держи от нее подальше свои треклятые грязные лапы.

Вокруг собралась небольшая толпа, включая выбежавшего из забегаловки Майка, и Пит внезапно заговорил официальным тоном:

— Не на что тут пялиться, ребята. Просто небольшая личная размолвка.

Злобно покосившись на Миру, он повернулся к Тони, проворчал: «Позже» и зашагал прочь.

— Источник был почти уверен, что это Элдер.

Мира услышала, как тот из двоих, что пониже ростом, прошептал это, сгорбившись над своей тарелкой. В его глазах девушка заметила то же загнанное выражение, что и у некоторых других ветеранов, однако взгляд этого пришельца был злее и напряженней.

Официантка принесла им еще две порции выпивки и чуть задержалась неподалеку, пока двое разглядывали небольшое изображение на наладоннике.

— Дай-ка взглянуть, Фред, — сказал тот, что повыше. — Э, да он выглядит совершенно обычным парнем, правда? Не похож на того, кто станет творить чудовищные преступления.

Фред забрал у приятеля наладонник.

— Не знаю, Чак. Он мог поменять внешность. Может, начал с чистого листа — стал уважаемым гражданином и все такое. Но мне плевать, будь он хоть чертовым святым.

Он доел бургер и вытер губы.

— Ему придется заплатить. Мне плевать, помнит он или нет: в глубине души он остается все тем же убийцей.

Чак кивнул.

— Возможно, но ему не спрятать от нас своих чертовых глаз.

Только тут он заметил Миру и спросил:

— Тебе что-то нужно, крошка?

Мира покачала головой и отошла к другому концу барной стойки, где принялась оттирать след от пивной кружки. Она терла и терла подсохший кружок, в то же время отчаянно пытаясь разобрать сквозь игравшую в баре музыку, о чем еще говорят Касадорес.

Ей хотелось бы знать, что заставляет этих парней охотиться на тех, кого они считают преступниками. Разве суть амнистии не в прощении? В конце концов, как люди могут отвечать за свои поступки, если больше не помнят, что совершили?

— Меня это уже так достало, — произнес Фред. — Я просто хочу забыть.

— Получишь свою терапию, если мы поймаем Элдера. Но не раньше, — подчеркнул Чак.

Он встал, оставив на прилавке небогатые чаевые.

К тому времени когда Майк подошел сменить ее, Мира уже чуть не обмочилась. Кажется, они говорили о каком-то звонке? Но кто мог позвонить им и для чего?

Господь Всемогущий, а что, если они искали Тони? Нет, это невозможно! Тони был славным парнем, добрым, воспитанным, и он очень ей нравился. Он не мог, просто не мог совершить никаких военных преступлений. Он не мог этого сделать.

Независимо от того, виновен Тони или нет, она все равно должна пересказать ему то, что услышала. Она должна спасти его — пускай хотя бы ради себя самой.

— Вот, бери все, — пробормотала она, сунув ему в руки свои жалкие сбережения. — Тут достаточно, чтобы купить билет на самолет. Я отвезу тебя в аэропорт, как только соберешь вещи.

Тони уставился на деньги.

— Я не могу взять это, Мира, и я никуда не уезжаю.

— Но что, если Касадорес пришли за тобой? Ты не можешь просто позволить им схватить тебя.

— Они безжалостны. Если я сбегу, они продолжат поиск, пока не выследят меня снова. Бегство ничего не решит.

— Но как ты можешь быть таким чертовски спокойным? Эти парни практически признали, что пришли за тобой. У них есть винтовки, так что, возможно, они хотят убить тебя. Ради всего святого, что еще тебе нужно знать? Если не хочешь уезжать, попытайся хотя бы как-нибудь защититься.

— Но я не собираюсь скрываться от ответственности за совершенные мной преступления, даже если не могу их вспомнить, — улыбнулся Тони.

Потом на его лице промелькнуло выражение сожаления.

— Даже если ты и сделал что-то плохое, — возразила Мира, — разве амнистия все это не отменяет?

Тони обнял ее за плечи.

— Она, может, и помогла мне забыть о содеянном, но разве это снимает с меня вину? В конце каждого предложения должна быть точка, Мира, — сказал он, возвращая ей деньги. — Оставь это себе. Мне не нужно.

— Но…

— Послушай меня: чтобы ни случилось, тебя это не касается. Я не хочу, чтобы ты пострадала, так что следующие несколько дней держись от меня подальше. Иди!

— Нет у тебя нескольких дней, — вскипела Мира. — Как ты не понимаешь?

— Просто уходи.

Мира была вне себя. Как она могла оставаться в стороне, если эти двое пришли за Тони? Если они собираются его убить?

Некоторое время она размышляла, не попросить ли Пита вмешаться. Он был хорошим полицейским. Мира надеялась, что он поможет, несмотря на ревность. Однако когда девушка позвонила шерифу, тот проявил очень мало сочувствия.

— Я не могу действовать, исходя из твоих подозрений, — заявил Пит. — Даже если они Касадорес — в чем лично я сомневаюсь, — им придется сотворить с твоим дружком что-нибудь противозаконное, прежде чем я смогу вмешаться.

— О, ты был бы не против, не сомневаюсь, — прошипела Мира.

Ей не требовалось видеть лицо шерифа, чтобы понять, как эти слова его разозлили.

— Дело тут не в нас с тобой, Мира, — ответил он с деланным спокойствием, а секундой позже перешел на тот фальшивый приторно-сочувственный тон, который она искренне ненавидела: — Я просто хочу защитить тебя. Хорошо, я зайду на склад, чтобы убедиться, что с Тони все в порядке.

Когда Мира ничего не ответила, он добавил:

— Будет лучше, если ты не станешь в это вмешиваться, дорогая. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

Миру взбесила эта снисходительная болтовня — сначала в исполнении Тони, а теперь и Пита — и она бросила трубку. Понятно, что Пит и не думал помогать. Но она не собиралась оставаться в стороне — она должна была хоть что-то предпринять!

Затем Мира вспомнила о дробовике. Майк хранил его под прилавком. Она не слишком разбиралась в огнестрельном оружии, однако помнила, что из дробовика не обязательно точно целиться. Может, выстрелом из ружья она сумеет отпугнуть Касадорес или предупредить Тони, чтобы он успел передумать, сбежать, скрыться и избежать тех последствий, от которых с таким ослиным упрямством не желал уклоняться.

Выйдя из закусочной, Мира вскорости обнаружила, что обмотанный полотенцами дробовик нести тяжело и неудобно и что он постоянно норовит выскользнуть из рук. Девушка проверила оба ствола, убедившись, что ружье заряжено, и запихнула в карман пальто несколько дополнительных патронов из коробки Майка.

Она знала, что в это время Тони все еще работает на складе, поэтому направилась туда. Там валялось достаточно автомобильных остовов, чтобы найти укромное местечко для наблюдения.

Патрульной машины рядом со складом она не заметила, так что Пит, скорей всего, наврал, когда обещал приглядеть за Тони.

С дальнего конца склада доносился металлический лязг дробилки Тони, а справа грохотал пресс. В этом шуме тонули все прочие звуки. Мира огляделась, высматривая Касадорес.

Где же они? Может, она ошиблась?

Тени по-вечернему удлинились. Грохот пресса стих, но дробилка продолжала скрежетать. От этого воя заломило зубы.

Справа Мире почудилось какое-то движение. Оглянувшись, она заметила бурую униформу Пита и почувствовала облегчение: в кои-то веки шериф собирался выполнить обещание. Может, она все-таки слишком плохо о нем думала.

Пит направился к дробилке, очевидно, не замечая, что за ним наблюдают. И тут Мира увидела, как Касадорес — Чак и Фред — входят в ворота склада. В руках у них были винтовки. Если Пит не будет осторожен, то окажется прямо между ними и машиной Тони.

Мира подняла дробовик и положила палец на спусковые крючки. Дать предупреждающий выстрел? Но когда и кого она этим предупредит?

Лязг дробилки внезапно смолк. Тони выбрался из здоровенной машины и вытер покрытые шрамами руки замасленной тряпкой. Затем он заметил Пита и замер.

— Явился за реваншем, Пит?

Шериф немедленно взвился.

— Ты мерзкий ублюдок! — рявкнул он. — Надо было посадить всех вас, чертовых убийц, за решетку, вместо того чтобы позволить безнаказанно разгуливать на свободе. Я велел тебе держаться подальше от Миры.

— Ну, это уж ей решать, так ведь?

Мира подобралась ближе, чтобы лучше слышать. Что там происходит? Неужели все дело в том, что Пит ревнует?

Пит явно пытался довести себя до белого каления.

— Я знаю, что вы делали на войне! Все вы! Они не могли скрыть преступления солдат, учитывая, что все отчеты проходили через меня. Может, амнистия и предполагает забвение, но она не означает, что мы должны кого-то прощать. Некоторые вещи невозможно забыть, пока о них помнит хотя бы один человек.

— Я согласен, — покачал головой Тони. — В конце каждого предложения должна быть точка, Пит.

Мира задержала дыхание. Тони говорил это раньше. Может, в его словах есть какой-то дополнительный смысл?

— Если ты не уберешься, я сам поставлю точку в конце твоего чертова предложения, — прошипел Пит.

— И как же ты собираешься это сделать?

Пит вытащил пистолет.

— Может, пристрелю тебя. Я ведь всех предупреждал — комиссованные вроде тебя постоянно слетают с катушек. Просто скажу, что ты напал на меня, и никто не докажет, что было не так. Все видели, как ты набросился на меня в парке.

Поведение Пита привело Миру в замешательство. Он просто выпендривается или и в самом деле готов застрелить Тони? Девушка внезапно поняла, что Пит, должно быть, и вызвал Касадорес. В животе у Миры похолодело. Боже, а что, если он провоцирует Тони?

Пит со смехом взмахнул пистолетом.

— Может, я даже скажу, что ты беглый военный преступник.

Тут он направил ствол в грудь Тони и рявкнул:

— Может, я так и сделаю.

Судя по тону, он не блефовал.

Мира глазам своим не верила. Неужели Пит способен на такое? Однако, похоже, он действительно не блефовал. Если она ничего не предпримет, Тони может погибнуть. Она должна была остановить это.

Девушка резко выпрямилась и надавила на оба спусковых крючка. БАМ! Оба ствола рявкнули, и двойной заряд крупной дроби врезался в землю в трех метрах впереди. Отдача оказалась такой сильной, что Мира чуть не выронила дробовик.

Не успело смолкнуть эхо от ее выстрела, как прозвучал новый, и Тони, пошатнувшись, упал на спину. Пит развернулся в сторону Миры и присел на корточки, щурясь и держа поднятый пистолет обеими руками.

В ту же секунду вразнобой загрохотали винтовки, отшвырнув Пита назад. Мира, еще толком не пришедшая в себя, увидела, как двое Касадорес бегут к Тони.

Она принялась лихорадочно рыться в кармане, разыскивая патроны. Пальцы дрожали. Один патрон она выронила, когда перезаряжала ружье, но второй ухитрилась вставить на место. Со щелчком закрыла ствол.

— Не подходите к нему, — крикнула Мира, пытаясь тверже держать ружье и от всей души надеясь, что успеет пристрелить хотя бы одного.

По левой руке Тони текла кровь. Пит не шевелился. Боже, почему он мертв, когда Тони…

Фред, тот, что пониже, нацелил на нее винтовку.

— Опустите чертов дробовик, дамочка, — прокричал он. — Все в порядке. Я не собираюсь стрелять в вас.

— Сначала ты убери винтовку, — ответила Мира, по-прежнему направляя на него ружье дрожащими руками.

К ее удивлению, Фред выполнил ее просьбу и присел рядом с Питом.

— Зачем вы стреляли в Пита? — спросила Мира, опуская дробовик. — Он шериф.

— Он бы выстрелил, — ответил Фред и кивнул Чаку. — Вызывай «скорую». Второй еще дышит.

Затем стрелок обернулся к Мире.

— Он мог выстрелить, не глядя, в кого стреляет. Я не стал рисковать. Эти комиссованные иногда реагируют автоматически.

— Не болтай, Фред, — одернул его Чак, звонивший в «скорую».

Мира была поражена.

— Но Пит не комиссо… не ветеран, — поправилась она. — Он говорил, что не проходил амнистию.

Фред переключился на Тони: прижал пальцы раненого к своему наладоннику, затем оттянул веки.

— Когда он позвонил, мы проверили записи. Он был снайпером. Пытался уклониться от амнистии, но, наверное, не смог жить с чувством вины.

— Нет, нет, нет!

Пит, конечно, был тем еще гаденышем, но не хладнокровным убийцей. Только не Пит. Не мужчина, с которым она спала.

— Он говорил, что был только штабным работником.

— Так же, как Тони говорил, что работал на фабрике? — пожал плечами Чак. — Дамочка, у некоторых мозги пропекают глубже, чем у других.

— Не все согласились принять амнистию, — вмешался Фред. — Большинство Касадорес предпочли сохранить воспоминания о войне и о том, что творили настоящие преступники…

Тут он осекся, как будто даже вскользь упоминать об этом было тяжело.

— В любом случае, мы подряжались только ловить этих ублюдков, — рявкнул он.

— Но если они прошли амнистию?.. — спросила Мира, глядя на двух раненых.

— Амнистия стирает только воспоминания, но не поступки. Есть вещи, за которые прощать нельзя. Никогда.

Вдали раздалась сирена подъезжающей «скорой».

— Мы не должны стрелять в них, — продолжил Фред с улыбкой, противоречившей его словам. — Только если они вынудят нас, угрожая жизни невинных граждан.

Не убирая руку с груди Тони, он смотрел на экран наладонника.

Тони поморщился:

— Вы скажете мне, по крайней мере, что я натворил? Боже правый, разве я не заслуживаю это знать?

Фред снова сверился с наладонником.

— Сетчатка, отпечатки пальцев и лицо не совпадают с Элдером.

Он со злобой захлопнул компьютер и встал.

— Еще одна ложная тревога, черт побери! Если бы ты натворил что-то по-настоящему серьезное, то засветился бы у меня в списке.

— Тогда с ним все в порядке? — спросила Мира, опускаясь на колени рядом с Тони и пытаясь понять, почему судьба Пита беспокоит ее куда меньше. — С ним все будет в порядке?

Прежде чем ответить, Чак взмахом руки подозвал санитаров.

— В порядке? Не знаю. Просто попытайтесь жить дальше… все вы.

«Но возможно ли это?» — подумала Мира. Что будет с Питом — сохранит ли он свою работу, станет ли по-прежнему цепляться за фальшивые воспоминания или, как Тони, признает, что на нем лежит огромное бремя вины? И смирится ли Тони с тем, что его преступления — пускай и ужасные — не страшней, чем поступки других на войне?

И сможет ли она найти прощение для них обоих?

© Bud Sparhawk. Forgiveness. 2014.

Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале

Analog science fiction and fact.

© Юлия Зонис, перевод, 2016

© АкуАку, илл., 2016

Бад Спархоук (Bud Sparhawk)

____________________________

Ученый-электронщик и фантаст Джон К. Спархоук, который подписывает свои произведения «Бад Спархоук», родился в 1937 году в Балтиморе (штат Мэриленд). Фантастика покорила Бада еще в 12-летнем возрасте, когда он прочел все номера «Аналога», начиная с 1938 года. После окончания бакалавриата по теоретической математике в Мерилендском университете вступил в военно-воздушные силы США. Получив образование в области электронных коммуникаций, он несколько лет руководил станциями связи, а затем переключился на работу в разведке. Уволился с военной службы в звании капитана после того, как получил степень магистра бизнеса от университета Оклахома-Сити. Пожив во Франции, Англии, Японии и различных американских городах, Бад вернулся в родной Мериленд, в город Аннаполис. Там работал в сфере информатики «на большие корпорации, правительство и военных», а все свободное время отдавал яхтингу — большинство рассказов написаны им на борту его яхты.

Свой первый научно-фантастический рассказ «Случай с батареей Томкинса» автор опубликовал в 1976 году, однако после нескольких выступлений замолчал почти на полтора десятилетия. Как писатель-фантаст он снова заявил о себе лишь в начале 1990-х. Сейчас на его счету роман «Мегера» (2008), семь повестей из серии о Сэме Буне (некоторые из них печатались в «Если»), три из серии «Нулевая вероятность», а также более сорока рассказов и повестей, лучшие из которых составили сборник «Танцуя с драконами» (2001). Рассказ «Прощение» был написан как НФ-реминисценция Эрнесту Хемингуэю.

Произведения Бада Спархоука два раза номинировались на премию «Хьюго» и четыре — на премию «Небьюла».