«Мы от рода русского...»

Глава 8 «Мы от рода рускаго...»

Так наконец-то прозвучали эти слова, прозвучали в письменном русско-византийском договоре 911 года, отрицать который не решаются самые убежденные скептики. Они, эти слова, как мощный прожектор высветили весь предшествующий путь русской дипломатии, пробивающей себе дорогу из туманной глубины веков, связали воедино прежние неясные факты, проложили дорогу к пониманию последующих факторов внешнеполитической истории Руси, ее дипломатии, ее места в международном сообществе того времени...

Под 912 годом «Повесть временных лет» сообщает-«Посла мужи свои Олегъ построити мира и положите ряд мелею Русью и Грекы, и посла глаголя...», а далее следует полный текст русско-византийского договора, в конце которого говорится, что он утвержден 2 сентября «в лето создания мира 6420»,— это соответствует 2 сентября 911 года. Но после слова «глаголя», т. е. «говоря», записана фраза, о которой мы уже упоминали выше: «Равно другаго свещания, бывшаго при тех же царьхъ Лва и Александра». А это значит, что, когда Олег посылал своих мужей в Константинополь, между византийским императором Львом VI и великим киевским князем Олегом уже состоялась договоренность, «свеща-ние» относительно заключения этого нового русско-ви-заитийского соглашения.

После похода Руси на Константинополь в 907 году и заключения «договора века» между Русью и Византией, казалось, ничто не предвещало в ближайшее время новых русско-византийских переговоров, и все же между 907 и 911 годами представители обоих государств вновь встретились и договорились о необходимости дополнить «договор века» новым соглашением. Это было вызвано требованием четкой регламентации оформленных в 907 году взаимоотношений между двумя странами. Мир? Да. Торговля, обмен посольскими миссиями, поря-док расселения руссов в Константинополе? Да... Но этого было так мало, чтобы учесть асе те многообразные случаи, с которыми уже сталкивались и могли еще столкнуться впредь и руссы, и греки в отношениях друг с другом. Не случайно после общеполитической преамбулы в договоре 911 года говорится: «А о главах, аже ся ключит проказа, урядимъ ся сице», т. е. «а о главах, касающихся возможных совершиться злодеяний, договоримся так». «Проказы», конфликты, злодеяния, нарушения установленных договором 907 года отношений между подданными двух стран — вот чем были озабочены власти и Руси, и Византии, вот для чего потребовался новый русско-византийский договор.

Он развивал, детализировал, углублял, обогащал взаимоотношения двух государств, и именно для этого послы Олега отправились вновь в Константинополь.

При тех же царях — императорах Льве VI и Александре — они договорились о том, что в ближайшее время в Константинополь прибудет новое русское посольство.

И вот они в византийской столице — пятнадцать человек: Карл, Инегелд, Фарлоф, Вельмуд, Рулав, Гуды, Руалд, Кари, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид. Пятнадцать человек в основном с варяжскими именами, которые, как когда-то «свеоны» в Ин-гельгейме, выступают от пославшего их Русского государства. «Мы от рода рускаго,— заявили послы в Константинополе,— ...иже послани от Олга, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его, сЕетлых и великих князь, и его великих бояръ, к вам, Лвови и Александру и Костянтнну, великим о бозе самодержь-цем, царемъ греческым...»

Наступило лето 911 года. 9 июня в Константинополе шестилетний Константин был коронован в качестве византийского императора своим отцом, Львом VI. Теперь официально трон занимали три соправителя, но правящим императором, императором-автократором по-прежнему оставался Лев VI.

В Киеве внимательно следили за событиями в византийской столице, и когда послы отплыли на юг от почай-новской гавани1, они уже везли наказ Олега, в котором он адресовался ко всем трем византийским императорам.

Где состоялись предварительные переговоры? На этот счет нет никаких сомнении. Конечно в Константинополе. При «тех же» царях проходили они, как и переговоры 907 года. Об этом прямо говорится в начале договора 9U года. Кроме того, необходимо помнить о некоторых канонах византийской дипломатии. С большой неохотой и то под давлением тяжких обстоятельств или откровенной заинтересованности Византии в добрых отношениях с тем или иным государством появлялись императорские послы в столицах сопредельных стран. II как бы ни знаменателен был поход Олега на Константинополь для Руси, какой бы горделивый восторг он ни вызвал у русского летописца, это вовсе не означало, что такого же значения он был исполнен для Византийской империи. Возможно, что для греков он виделся еще одной, очередной, опасной, но быстротечной 'военной кампанией варваров, которые такими приступами добивались для себя у великой империи политических и торговых привилегий. Бросить им подачку было одно, но вступить с ними в равноправные отношения, возвысить их до своего политического уровня — это было совсем другое. И за свой политический престиж империя держалась упорно и постоянно. Мы уже видели, как послы победоносной русской рати в 907 году отправились на основные переговоры в Константинополь, как в 911 году Олег вновь направил в Византию свою посольскую миссию. Там же побывало и предварительное посольство, которое согласовало с греками смысл предстоящих переговоров, а возможно, и принципиальные положения договора 911 года. Кстати, такого рода предварительные посольства широко практиковались .государствами того времени, и многие договоры Византии с Персией, Венецией, Пизой, Болгарией заключались лишь после таких же предварительных договоренностей. Трудно себе представить, чтобы такой обстоятельный документ хотя бы в основных чертах не был бы согласован в Киеве и послы подписали его в Константинополе на свой страх и риск — без предварительного уведомления о нем князя Олега, подчиненных ему князей и бояр.

Для Византии Русь являлась пока еще временным внешнеполитическим фактором и не наступила пора для того, чтобы императорские послы направились в Киев.

Но вот, наконец, обе стороны обменялись предварительными соображениями о будущем договоре, вероятно, и византийские императоры, и киевский князь внесли свои коррективы в проект будущего договора, разработали своп, встречные предложения, и лишь после этого русское посольство— 15 послов, прислуга, охрана, корабельщики ~~ двинулось в путь.

В Константинополе договор также не был заключен так сразу. Русским представителям пришлось не раз встречаться с императорскими чиновниками прежде, чем договор был окончательно выработан. В самом его тексте мы находим следы посольских переговоров, посольской конференции. -Урядим ся енце:— говорится в договоре, а это означает: «договоримся так». В этой фразе прослеживается факт обсуждения статей, их редактуры во время посольского совещания. Далее идет речь об «уставленных» «главах», т. е. снова о выработанных статьях.

Мы немало знаем о ходе аналогичных переговоров византийских дипломатов с посольствами других стран во второй половине I тысячелетия новой эры, и многие из них сопровождались весьма долгими и острыми прениями.

Но вот что удивительно. От того времени дошел всего один полный текст договора Византии с другим государством (кроме Руси) и всего один в деталях известный нам ход выработки такого соглашения. Это был знаменитый договор Византии с Персией 562 года. Другими такими уникальными памятниками стали русско-византийские договоры 911 и 944 годов, которые заключили с империей великие киевские князья Олег и Игорь.

Поэтому весьма любопытно сравнить переговоры византийских послов с персами и тех же византийцев с руссами, тем более что византийская дипломатия была весьма консервативным, рутинным инструментом государственной политики; ее каноны, отработанные в течение столетий, затем мало менялись. Новые партнеры империи вынуждены были вписываться в эти каноны, принимать эту рутину.

К тому же византийско-персидские переговоры и договор 562 года были блестяще доведены до последующих поколений греческим историком Менандром Про-тиктором, который сохранил в своем труде и текст договора, и ход переговоров.

Он рассказал, что в 562 году, после того как было заключено перемирие в длительной греко-персидской войне и после того как стороны провели предварительные (как и руссы с греками) посольские переговоры, в один из пограничных городков Персии прибыло посольство византийского императора во главе с видным греческим дипломатом того времени — магистром Петром.

До этого Петр возглавлял императорское посольство в Персию в 550 году, затем, через два года, вел от имени Византии переговоры с папой римским Виргилием. Вторым послом был некий Евсевий. Для переговоров на греко-персидскую границу вместе с ними явилось также шесть переводчиков.

И начались длительные, упорные переговоры. Слово брал то магистр Петр, то его оппонент — посол персидского шаха Хосрова I постельничий (Зих) Иесдегусн. Переводчики, представленные с обеих сторон, переводили посольские речи.

В основном Петр и Зих выступали по принципиальным вопросам, а в это время, как бы мы сегодня сказали, аппарат посольств разрабатывал постатейный договор, который и согласовывался с послами в «рабочем порядке», прежде чем лечь на стол для окончательного обсуждения. «Были споры об этом и о других предметах»,— писал о ходе переговоров Менандр.

Судя по описаниям древних хронистов, не передававших, однако, как Менандр, весь ход переговоров и полный текст договора, подобным же образом проходили переговоры Византии, например, с Венецией,

Теперь свой «уряд» творили русские послы во главе с Карлом, день за днем, заседание за заседанием,

Договор, как мы знаем, был подписан 2 сентября 911 года. Время шло к окончанию навигации, и русскому посольству надлежало возвращаться на родину. Появление его в Константинополе можно датировать серединой лета — скажем, июлем, т. е. после того, как в Киеве стало известно, что малолетний Константин был венчан на царство. Таким образом, на выработку первого письменного русско-византийского договора ушло, по самым скромным подсчетам, от полутора до двух месяцев. Много это или мало? Думается, что темпы были по тем временам вполне хорошими. Греки не любили торопиться с дипломатическими переговорами, «выдерживали» послов на подворьях, прежде чем приступали к переговорам с ними, но в этом случае престиж, видимо, демонстрировать было некогда: подступала осень, послы должны были к концу навигации поспеть в Киев. К тому же, судя по договору, греки были в нем заинтересованы не менее руссов, а потому 2 сентября дело было завершено.

...Мы можем себе представить, как в жаркий июльский день русское посольство на многих ладьях появилось в виду Константинополя. Карл и его товарищи вновь увидели могучие крепостные стены византийской столицы, купола расположенного неподалеку Влахерн-ского храма. Четыре года назад здесь, перед городскими воротами, стояло русское войско, а потом Карл вместе с другими послами вошел в город, и они вели долгие беседы с императорскими дипломатами. И вот теперь русским послам снова надлежало встретиться с византийскими дипломатами.

У причала русские ладьи уже встречали императорские «мужт во главе с легатарием — чиновником, в повседневное ведение которого поступало посольство. Тут же все члены посольства были переписаны, и стало ясно, на скольких человек полагалось выплачивать императорское жалованье и сколько кому причиталось. К причалу были поданы повозки, и в сопровождении легатария русский караван через одни указанные ворота въехал в город.

А на подворье близ монастыря святого Маманта царило оживление. Жившие здесь купцы, которые прибыли со своими товарами еще по первой воде, весной, вышли встречать именитых русских гостей; сзади толпилась челядь. Все с нетерпением ждали вестей с родины.

Карл и другие послы вошли в подворье, приветствуя здешних руссов, а те со всех сторон окружили их. н разом заговорила, загалдела оживленная русская толпа...

Вскоре послы расположились на отдых. Помещения им были отведены в соответствии с рангами; лучшее из них было предоставлено главному послу — Карлу.

По существу, это был первый известный нам руководитель посольской миссии Древней Руси. Сегодня мы сказали бы, что Карл являлся одним из первых русских кадровых дипломатов. Он стоял во главе посольства в 907 году, видимо, он же вел предварительные переговоры с греками между 907 и 911 годами о проекте нового договора, и теперь он возглавлял новое русское посольство.

Другие члены посольства также не были новичками в своем деле. В составе прежнего посольства упоминались Фарлоф, Вельмуд, Рулав. Лишь новое лицо Иие-гельд вторгся в пятерку послов, которая вела переговоры еще в 907 году. Затем в составе посольства появляются новые лица, а пятнадцатым по счету стоит знакомый нам еще по 907 году Стемид.

Что касается Карла, то здесь все, как говорится, яс-. но: испытанный дипломат, неоднократный первый посол, он вновь встал во главе посольской миссии. Так Русь восприняла древний обычай назначать руководителями посольств опытных, бывалых людей, владевших, как правило, одним или несколькими иностранными языками. В этом смысле Карл очень напоминает нам магистра Петра, неоднократного греческого посла в разных странах. Да и позднее в Византии, других государствах во главе посольских миссий вставали люди, умудренные дипломатическим опытом, хорошо знающие тогдашний мир. Так, известен греческий дипломат протовестиарий. Феофан, который неоднократно вел переговоры с венграми, тот же патриарх Фотий, позднее епископ Евхаит-ский, который был послан в 60-е годы IX века к болгарскому правительству, а потом к киевскому князю Святославу, а позднее появился в стане печенегов, направив их против возвращавшегося с «малой дружиной» Святослава. Русь выдвигала своих дипломатических лидеров, и Карл был одним из них. Нас не должен смущать' тот факт, что имя у него было варяжское. В 838—839 годах в Византии и Франкском государстве Русь также представляли варяги. И что из того, что при Александре I и Николае I немец Нессельроде стоял в течение сорока лет во главе русского внешнеполитического ведомства.

Несколько слов по поводу самого скромного из этой первой русской посольской когорты — Стемида. Это тоже лицо не случайное в дипломатии того времени. Он входил в состав и посольства 907 года, и посольства 911 года. Но что удивительно — и там и здесь он значится на последнем месте. В первом случае Стемид замыкает пятерку послов, а во втором случае, пропустив вперед в списке своих товарищей по 907 году, оказывается вообще на пятнадцатом месте

Учитывая строгую иерархию посольского представительства, которую Русь, как видим, уже знала в это гремя, определив на первые роли бывалых и, наверное, знатных по тем временам лиц, можно с уверенностью утверждать, что Стемнд являлся одним из второстепенных, но весьма необходимых членов обоих посольств. Возможно, что это был человек, осуществлявший секретарские функции или ведавший переводчиками. Но как бы там ни было, иерархия, функции первого и последующего послов, выделение в составе посольства «работников аппарата» уже четко прослеживается в это время. И все они вместе представляли Русь — единое государство, Киевскую державу, Русскую землю — и гордо заявляли: «Мы от рода рускаго...»

Едва родившееся раннефеодальное государство в этой посольской миссии осознает себя представителем всей Русской земли. Здесь же в договоре дается и расшифровка этого представительства. «Русский род» в понимании киевского князя — это сам Олег, великий князь и все, кто находится «под рукою его»,— «светлые» и «великие» князья и «великие бояре». Адресуясь к византийским императорам от «рода рускаго:>, верхушка Киевской Руси отождествила себя со всей Русью, со всем государством. В этом видна еще неразработанность русского феодального представительства, его некоторая наивность, неискушепность киевских правителей в вопросах политической демагогии. Они писали о том, что было в действительности, потому что именно великий киязь, другие князья, бояре составляли основу вновь создаваемой феодальной государственной машины.

В то же время уже в этом первом письменном документе древнерусские дипломаты утверждают те принципы государственности, которые смутно угадывались прежде, когда киевские послы выступали просто от имени Руси, и в этом виден рост уровня государственного самосознания древнерусского общества.

Важно, что здесь одновременно подчеркивается единство Руси, соподчиненное положение иных князей и «великих бояр:> власти киевского князя Олега. Сказано, что они «суть под рукою его.>.

Вся «Великая скуфь», собранная Олегом под власть Киева, получила свое представительство в договоре 911 года.

Любопытно, что и греки примерно так же рекомендовались русским представителям. О переговорах 907 года говорилось: «И яшася греди, и реста царя п боярьство все». И в договоре 911 года неоднократно упоминается, что он заключен между Русью и «хрестианы», т, е. все-ми греками. Как видим, византийские политики тонко маскировали господство феодального класса фразами, говорящими, что власть представляет весь народ. В этом они дали наглядный урок руссам, которым те не замедлили воспользоваться и уже в следующем русско-Ензантнпеком договоре также пошли по пути этого политического камуфляжа.

И начались переговоры. Карл и его товарищи, представлявшие Русь, беседовали с императорскими чиновниками, говорившими от имени императоров и «всех грекоз».

В многократных встречах, прениях вырисовывался, наконец, тот договор, который донесла до нас летопись.

Он делится на три четкие части — политическое введение, или протокол, конкретные статьи и заключение, которое носит, так же как и введение, общий, политический характер. По существу, в такой структуре мы видим дипломатическую классику, которая затем столетиями незыблемо определяла форму дипломатических соглашений. И эта классика на Руси проявилась уже в начале X века. Не случайно, видимо, удивленный историк XIX века воскликнул, что этот договор — «величайшая достопамятность.-) всего средневековья.

Олег послал своих мужей «построитн мира и поло-жнти ряд» между Русью и Византией, и в ходе посольской конференции эта задача была блестяще выполнена: и «мир» и «ряд» были построены. «Мир» — это подтверждение мирных, добрососедских отношении между странами, открытый договором 907 года, а «ряд» — это те конкретные статьи, которые составили сердцевину, основную часть договора 911 года.

Действительно, и во введении, и в конце документа звучит идея мира, заключенного, однако, не заново, а з подтверждение прежней договоренности. «Да умиримся с вами, грекы, да любим друг друга от всеа души и пзволенпа»,— говорится в начале договора; далее стороны клянутся сохранить «любовь непревратну п иепо-стыжиу» «во вся лета». И в заключении Русь и Византия клянутся ^нз преступишь вставленных главъ мира и любви».

Для чего же потребовалось и Руси, и Византии через четыре года после заключения договора «мира и любви» 907 года вновь возвращаться к идее мира? Ответ на этот вопрос содержится здесь же, в строках договора.

Там говорится, что послы направлены в Константинополь лишь сна удержание и на извещение» емпра и любви», т. е. на закрепление уже достигнутого. Здесь же указывается,, и каким способом достигается это «удержание»: «не точыо просто словесемъ, и писанием н клятвою твердою», т. е. не только на словах, но и в письменном виде. А это значит, что и Русь, и Византия решили прежний клятвенный «варварский» мир 907 года, дополненный императорской привилегией — хрнсову-лом, закрепить письменным двусторонним договором.

Прошло лишь несколько лет, и в Киеве поняли всю неравноправность выданного им хрнсовула, в котором, несмотря на победу русского оружия, греки оказали Руси милость и выдали ей привилегию согласно своим представлениям о непререкаемом мировом авторитете великой империи. Руссам навязали это снисхождение в Константинополе и объяснили, что только в такой форме византийцы и могут выполнить те условия, на которых настаивала Русь.

И вот через четыре года киевский князь решил исправить это неловкое для Руси положение. Послы явились в столицу империи не просто за подтверждением прежнего договора,—они пришли возвысить внешнеполитический престиж победившей Руси и перечеркнуть императорский хрпсовул.

Теперь и «мир», и «ряд» выглядели как равноправные обязательства сторон, оформленные в письменном документе.

Кажется, что все это мелочи, пустые формальности, но в действительности Русь таким путем боролась за утверждение своего внешнеполитического суверенитет;!, настойчиво добивалась политического равноправия с надменными греками и преуспела в этом.

Но ярче всего говорит о равноправии, конечно, основная часть договора, его «ряд», который вновь и вновь заставляет нас вспомнить единственную в этом смысле аналогию — греко-персидский договор 562 года, который тоже был заключен двумя равноправными партнерами.

Когда окидываешь мысленным взором недолгую известную нам историю развития русской дипломатии, то нельзя не удивиться ее стремительности. Еще пятьдесят лет назад Русь с большим трудом вырвала у империи первый клятвенный мир, и вот теперь перед нами развернутый письменный договор, сочиненный по всем законам тогдашней дипломатии.

Перед нами «ряд» — тринадцать конкретных статен, обнимающих широкий круг проблем, интересов, противоречий, касающихся обоих государств.

Вот первая статья. Она формулирует общие принципы наказаний за те «проказы», которые могут допустить подданные обоих государств. Отмечается, что подлинным злодеянием считается лишь то, которое будет <:яве:>, т. е. явно удостоверено свидетелями. Но если точных доказательств его нет, то все решает так называемая очистительная клятва, которая произносится обвиняемой стороной.

Следующая статья — об ответственности за убийство русса или грека, которая ярче всего выражает стремление обоих государств прекратить стихию беспорядков, насилий, драк, которые, видимо, нередко сопровождали появление и греков на Руси, и руссов в Византии. Договор предписывает сурово карать убийц: с.аще кто убьеть... да умрет, иде же аще сотворить убийство». Смерть настигала убийцу на месте преступления. Но есть и оговорка на случай бегства убийцы. В том случае, если убийца является имущим человеком, то его собственность передается родственникам убитого (за выче-тогл лишь части, причитающейся жене убийцы), но если убийство совершит бедный человек, то он подлежит непременному сыску, пока не будет схвачен. А уж после этого он «да умреть». Статья весьма лаконична, но нельзя не обратить внимание на то, что после выдачи имущества родственникам убитого богатый человек может чувствовать себя в безопасности. О его смерти за убийство более не говорится. Бедняку же один конец — казнь. Так сурово уже в те непросвещенные времена власти Византии и Руси карали неимущих и находили лазейки для богатых людей.

Третья статья говорит о наказании за побои. Если кто кого ударит, либо мечом, либо каким-нибудь другим предметом, то пострадавший должен получить «по закону русскому» пять литр серебра. Но если ответчик был бедняком, то он должен отдать все, что имеет, вплоть до одежды, в которой ходит.

Так же жестоко карали обе стороны и за воровство. Уличенного вора или человека, лишь собирающегося совершить кражу, надлежало убить на месте преступления. Причем убийство проходит безнаказанно, и, кроме того, пострадавший может забрать то, что он потерял. Если же вор добровольно отдается в руки правосудия, то его оставляли в живых, но взыскивали украденное в тройном размере.

Пятая статья наказывает за грабеж, за насильственное изъятие имущества. За это полагается взимание в пользу потерпевшего имущества в тройном размере.

Шестая статья направлена на облегчение торговых связей между двумя странами, и сама она говорит о регулярности этих связен и тех трудностях, которые ждут торговцев на долгом и рискованном пути <;пз варяг в греки». Там идет речь о всяческой помощи мореходам, потерпевшим кораблекрушение, проявляется забота о товаре. В переводе эта статья звучит так: «Если выкинута будет ладья сильным ветром на чужую землю и будет там кто-нибудь из нас, русских, и (хозяин) соберется снабдить ладью товаром своим и отправить вновь в Греческую землю, то проводим ее через всякое опасное место, пока не придет в место безопасное; если же ладья эта от бури или противного ветра задерживается п не может возвратиться в свои места, то поможем гребцам той ладьи мы, русские, и проводим их с куплею их поздорову».

Подобные же обязательства берут на себя и греки: «Если же случится около Греческой земли такое же зло русской ладье, то проводим ее в Русскую землю...»

Далее идут статьи седьмая и девятая — о взаимном выкупе пленных, которая напоминает о недавней атаке русским войском Константинополя.

А вот статья восьмая говорит уже о начале мирных, дружественных и даже союзных отношений между недавними противниками. В ней идет речь о разрешении руссам, «сколько бы их ни пришло в какое время», служить в армии византийского императора доброй волей после того, как они отбудут там службу по велению великого киевского князя.

Как известно по данным византийских хроник, а начале X века русские отряды нередко входили в состав греческих войск, отправляемых против разных неприятелей. И эти руссы теперь могли уже «своею волею после выполнения союзнических обязательств остаться на службе у византийского императора. Яркая демонстрация союзнических отношений, которые могут быть возведены к 907 году, а может быть и к 860 году, когда русское войско, как помним, ударило по Закавказью в поддержку борьбы Византии против арабоа.

Десятая статья посвящалась порядку возвращения бежавшей из обеих стран челяди.

Законники и дипломаты и Руси, и Византии езято блюли право собственности господ на рабов-челядь и сурово карали за их укрывательство. Беглецов надлежало немедленно возвращать хозяевам. Дознание и суд призывались в помощь потерпевшим господам. Так обе стороны поддерживали классовые интересы господ, стремились удержать в узде бунтующую и бегущую за море челядь.

Одиннадцатая статья подробно регламентировала практику наследования имущества умерших в Византии руссов; двенадцатая говорила о порядке русской торговли в Византии. Она так и называлась; «О взимающих куплю Руси». Но текст ее ж сохранился в договоре, и, обозначив ее, летописец не смог дать ее расшифровку. И, наконец, последняя, тринадцатая статья посвящалась наказанию должников, не выплативших свой долг заимодавцам. «Если злодей не возвратится на Русь,— говорится в этой статье,— то пусть жалуются русские греческому царству, и будет схвачен и возвращен насильно на Русь. То же самое пусть сделают русские грекам, .если случится такое же»

И здесь оба раннефеодальных государства проявляют обоюдную заинтересованность в охране собственности своих подданных и сурово карают несостоятельных или злостных должников.

Любопытно, что греко-персидский договор 562 года— единственный из сохранившихся полностью договоров Византин с другим государством, на этот раз с дреьнеи и могучей Персидской державой,—в своей конкретной части тоже имеет тринадцать статей. Что это, совпадение или традиция? Но как бы там ни было, а содержание греко-персидского «ряда:> очень напоминает нам договор 911 года.

В первой статье греки и персы договорились не использовать Дербентский проход в военных целях; во второй согласились запретить своим союзникам вести войны против обеих сторон; в третьей договорились вести торговлю <:по существующему обычаю через определенные таможни»; в четвертой — способствовать посольским обменам и предоставлять послам «должное обеспечение»; в пятой — соблюдать установленный порядок торговли и со стороны купцов зависимых «варварских народов»; в шестой — разрешить переход подданных из одной страны в другую лишь в военное время, а в мирные дни выдавать друг другу перебежчиков; в седьмой—определить порядок рассмотрения жалоб подданных обоих государств друг на друга; в восьмой—не строить пограничных укреплений и не давать тем самым повода к новой войне; в девятой — не нападать на территории другого государства; в десятой — не держать грекам в пограничной крепости Дары военных сил сверх необходимых для ее охраны и не использовать ее для нападения на персидские владения; в одиннадцатой— определить практику судебных разборов спорных имущественных вопросов, разного рода обид, возникавших между подданными обоих государств. В двенадцатой статье содержится обращение к богу, который должен поддерживать «хранящих мир», а в последней статье записано, что мир заключается на 50 лет; там же определяется порядок утверждения государями документа, согласованного послами.

Если вычесть из договора сюжеты, связанные с недавней греко-персидской войной, которые — что вполне естественно — доминируют в соглашении, то мы увидим знакомую картину: те же вопросы торговли, посольских обменов, установление порядка разбора имущественных споров и т. д. И в этом смысле Русь четко восприняла международные нормы, хотя рассмотренные соглашения были отделены друг от друга долгими столетиями. За эти века Русь поднялась в своем развитии до высот, на каких уже прежде стояли крупные государства прошлого, и договор 911 года закономерно отразил ее достижения в области экономики, развития социальных отношений, формирования «закона русского» в других сферах социально-экономической, политической, культурной, военной жизни. И в этом смысле значение первого письменного для Руси договора трудно переоценить.

Но руссы не остановились на уровне греко-персидского договора. Они пошли дальше. Договор стал поистине вершиной тогдашней дипломатии. Кто определил эту его вершинность? Греки, руссы? Трудно сказать. Конечно, мы не должны забывать об огромном международном опыте византийцев, об их невероятной искушенности в дипломатических делах, и все же мы чувствуем, как Русь вливала свое дипломатическое вино в старые мехи великой империи — привносила в статьи договора свой расчет, свои государственные интересы, свой масштаб.

Если мы даже бегло сравним два этих договора, то сразу же заметим, что они разнятся по своей структуре. Греки и персы по существу отделили конкретные статьи от соглашения о мире, которое было оформлено особым документом. Утвердительная часть договора вошла в состав конкретных статей.

По-иному выглядит русско-византийский договор: здесь есть введение, в котором названы послы, заключившие договор, лицо и государство, интересы которых они представляют, а также государство и лица, с которыми заключено соглашение. Здесь же сформулирована общеполитическая цель договора — мир, добрососедские отношения между двумя странами. Затем идет непосредственное содержание самого договора, его статьи, а также порядок его утверждения и клятвы сторон. Третья часть договора заключительная; она содержит дату подписания документа. Эта «классика» на долгие столетия сохраняется как неотъемлемая часть дипломатических соглашений, и договор 911 года, вобрав в себя предшествующий опыт веков, одновременно явился в этом смысле предтечей позднейших дипломатических документов.

Мы помним, что в 907 году греки еще великодушно даровали Руси хрисовул — льготы, где помечены лишь обязательства Византин.

Прошло лишь четыре года, но как разительно изменились отношения между странами: здесь нет ничего похожего на односторонне дарованные льготы. Напротив, договор проникнут идеями равноправия, Русь пытается встать вровень с великой империей.

Еще раз всматриваемся в статьи договора: два государства представлены во введении договора — <;Русь:> и <-Грекы:>. Русь обязуется поддерживать мир, и, хотя текст договора идет от русской стороны, поскольку это русский вариант, в нем говорится: «Тако же и вы, гре-кы, да храните тако же любовь ко княземъ нашим светлым рускым».

Главы о «проказах» также пронизаны обязательствами каждой из сторон. В первой же главе, посвященной наказаниям за преступления, идет речь о том, что в случае его недоказанности обе стороны должны клясться по своей вере. Убийство карается смертью и для русса, и для грека. И в ответственности за воровство, грабеж и побои вновь предстают две стороны — руссы и «христиане», т. е. греки («аще украдеть что любо русин у хрестьянина, или паки хрестьянинъ у русина...»). В случае кораблекрушений обязанность помогать потерпевшим возлагается на обе стороны. Мы могли бы этот список продолжить: Русь и Византия выступают равноправными партнерами в статьях об ответственности за взятый долг, о выкупе пленных («аще полоняникъ обою страны держим есть или от Руси, или от грекъ...:>) и в других. Некоторые статьи содержат лишь обязательства греков, но это связано с их содержанием. Так, Византия разрешает руссам служить в императорской армии после оказания союзной помощи. В другом случае видим обязательства лишь Руси — в статье, которая касается возвращения руссами захваченных в плен греков за выкуп по установленной цене в 20 золотников.

И в конце договора мы снова видим обе договаривающиеся стороны. Там говорится, что «мир» записан «на двою харатью:-1-, т. е. оформлен в виде двух грамот. Одна из них удостоверена византийским императором и передана русским послам. На другой же клялись русские послы, и она была передана византийцам. Любопытно, что и в случае с греко-персидским договором, абсолютно равноправным для обоих государств документом, и греки, и персы также изготовили два варианта договора — на греческом и персидском языках. С этих двух оригиналов были сделаны копии; затем каждый передал другой стороне заверенный оригинал на своем языке. Но для памяти каждый взял себе и копию этого экземпляра.

То же и здесь: вырабатываются два варианта — на русском и греческом языках. Византийский император Лев VI подписывает греческий оригинал и передает его Карлу и его товарищам, а те, в свою очередь, подписав русский вариант договора, передают его грекам, но оставляют себе копию этого документа. Эта копия, видимо, и была взята летописцем из княжеского архива и вписана в текст «Повести временных лет».

Теперь нам становится понятным начало грамоты— «Мы от рода рускаго...»; проясняются и другие подобные же пассажи, идущие от русской стороны: «да умиримся с вами, грекы...», «мы же кляхомся (клянемся) ко царю вашему...» и т. д.

Мы никогда не видели и, наверное, никогда не увидим самого оригинала этой грамоты, как и оригинала византийского документа, но можем предположить, что греческий вариант договора шел от имени трех византийских императоров, «мы» — там были греки, и подписан он был правящим императором Львом VI Философом. Наверняка этот греческий оригинал находился в русском великокняжеском архиве и безвозвратно погиб и пламени пожара вместе с русской копией, драгоценный тегхт которой сохранил для нас великий Нестор и другие летописцы, работавшие над «Повестью временных лет» вслед за ним.

А теперь хочется вернуться к статье договора, которая говорит о разрешении русским воинам ссвоею волею» оставаться на службе в Византии после того, как они отбудут там службу государственную, службу Руси.

Здесь совершенно очевидно сохранились следы военно-союзного русско-византийского договора. Когда он был заключен? Видимо, в 907 году возобновилась договоренность прежняя, пятидесятилетней давности. Но там мы лишь предполагали этот сюжет, конструировали его, исходя из реальностей тогдашних русско-византийских отношений. Теперь же он приобрел законченную форму письменной статьи нового договора: «Егда же требуетъ на войну итн...» По просьбе византийского императора руссы должны были направить в помощь грекам свое войско. В свете этой договоренности становится понятным появление в византийской армии, ведущей борьбу с арабами, русского отряда в 911 году, удар русской рати на Закавказье, где действовали сателлиты Арабского халифата — противника Византии — в 912/13 году. Становится понятна и угроза, с которой обратился в адрес Болгарии константинопольский патриарх Николай Мистик, пообещавший наслать на болгар -..скифские племена» и среди них «Русь».

И все же, хотя успех был налицо и Русь многого добилась в смысле упрочения своего суверенитета в переговорах, возвышения собственного государственного престижа, ей и в 911 году не удалось полностью встать вровень с Византией. Византийские послы не появились в Киеве, Олег не ратифицировал самолично договор. Да и в тексте соглашения Олег неоднократно именуется просто «светлостью», «светлым князем». Случайно ли это? Думается, что нет. Вопрос о титуле главы того или иного государства в древности и средневековье играл принципиальную роль, и неспроста греки в своих обращениях к окрестным владыкам тщательно дозировали степень своего уважения. В византийской дипломатии существовал тщательно разработанный ритуал таких обращений, который греки неукоснительно проводили в жизнь. И изменить этот порядок можно было только силой.

Что касается Руси, то в своем труде «О церемониях:) император Константин VII Багрянородный, тот самый, который в год приезда русского посольства ребенком вступил на престол, учил позднее своего сына и соправителя Романа, как следует обращаться к великому киевскому князю: «Грамота Константина и Романа, христолюбивых императоров римских, к архонту Руси». Титул архонта был невысок. Скажем, к франкскому владыке было рекомендовано обращаться совершенно по-иному: «К светлому царю франков». А титул архонт, дошедший в Византию из древнегреческих полисов, соответствовал владетелю невысокой руки. И русский архонт — князь Олег — именовался просто «светлостью». Не более.

И все же Русь кое-чего добилась и в отношении формы.

Русское посольство 911 года проходило в Константинополе по образцу посольств других, уже признанных Византией и дружественных государств. Летописец рассказывает, что император Лев VI <:почтп послы Рускые дарми златомъ, и паволоками и фофудьами (сосудами)... и тако отпусти а (их) во свою землю с честию великою».

На языке средневековой дипломатии это означает, что император принял послов перед их отъездом на родину, или предоставил им <;отпуск», от его имени послы получили прощальные дары. Это был обычный ритуал отпуска иностранных посольств из Византии, и он был точно соблюден в отношении Руси.

Но на этом «великая честь», которую оказал русскому посольству византийский император, не ограничилась. Византийский владыка организовал знакомство членов посольства с Константинополем, его святынями. И руссы в сопровождении приставленного к ним «мужа» увидели «церковную красоту, и полаты златыа», наполненные колоссальными сокровищами — золотом, дорогими тканями, драгоценными камнями, а также православными святынями — религиозными реликвиями, связанными с именем Христа, мощами святых.

Неспроста повели греки русское посольство поглядеть на «церковную красоту»: вновь и вновь обращались византийские политики к идее крещения Руси в своих великодержавных гегемонпстских интересах. Первые попытки крестить Русь и учредить там византийскую епархию закончились неудачей. Языческая толща поглотила как русских инициаторов крещения, так и греческих миссионеров, и вот Константинополь вновь исподволь продолжал прежнюю политику. Летописец заметил, что греки во время этих посещений «учаще я (их) к вере своей и показующе им истинную веру:>.

Послы ходили по величественным соборам и роскошным дворцам Константинополя, смотрели на византийские чудеса, набирались знаний.

Дело шло к осени, приближался октябрь, пора было отправляться в обратный путь.

Руссы покинули Константинополь, судя по всему, вскоре после отпуска и в октябре уже были в Киеве.

И тут наступил заключительный акт Есей этой дипломатической истории — встреча посольства с князем Олегом. Это был официальный прием послов главой Русского государства, на котором Карл и его товарищи поведали Олегу «вся речи обою царю (т. е. обоих царей—Льва VI"и Александра), како сотвориша мнръ, и урядъ положиша, межю Грецкою землею и Рускою...».

Официальный характер приема как бы подчеркнул всю значимость посольства, его международный престиж, связал воедино процедуру, которая совершилась в Константинополе, с киевским приемом, отпуск посольства у византийских императоров — с приемом его у Олега. Даже такая, казалось бы, малозначительная деталь была продумана киевским правительством, настойчиво поднимавшим государственный престиж Древней Руси.