«Наука и Техника» [журнал для перспективной молодежи], 2007 № 02 (9)

Двенадцатый Архангел (самолет-разведчик SR-71)

(окончание)

Проект Oxcart разрабатывался как замена U-2 для полетов над территорией СССР. Но после случая с Пауэрсом президенты Эйзенхауэр и Кеннеди публично заявляли, что США больше не будут проводить или планировать такие полеты. Таким образом, дальнейшая судьба Oxcart становилась неясной.

Первой попыткой применить Oxcart стал Кубинский кризис. После того, как над Кубой сбили U-2, военные начали планировать полеты А-12 над островом.

Но отсутствие в то время двигателей J58 стало ахиллесовой пятой самолета. Военные засомневались в успехе и отменили полет. Когда Ракетный кризис завершился, U-2 продолжали фотографировать Кубу, контролируя вывоз ракет и услуги А-12 уже не понадобились.

В начале 60-х годов в трех поселках Ленинградской области началось строительство пусковых площадок и бетонных сооружений для неизвестного ракетного комплекса. Поступавшие агентурные сведения об этих широкомасштабных работах требовали подробных фотографий объектов, и в апреле 1963 года директор ЦРУ Джон Маккон (МсСопе) встретился с президентом Кеннеди. Разведывательное ведомство хотело получить разрешение на хотя бы один полет А-12 над Ленинградской областью, но президент не дал своего согласия.

Летом 1964 года после заявления Никиты Хрущева о том, что только выборы в США мешали зенитчикам сбивать U-2 над Кубой, американцы опять начали планировать разведывательные полеты А-12. Операция получила название Skylark — Жаворонок. Первый вылет должен был состояться 5 ноября 1964 года. Офис специальных операций, невзирая на незавершенность летных испытаний, выделил пять самолетов и начал подготовку экипажей. Когда подготовка к проведению операции завершилась, приказа на вылет так и не поступило. А-12 оставили в резерве на случай обострения ситуации.

После окончания летных испытаний самолет все еще считался небоеготовым. На его борту отсутствовали системы радиоэлектронной борьбы и радиоразведки. Одна из причин их отсутствия крылась в опасениях военных, что в случае потери А-12 над вражеской территорией аппаратура РЭБ попадет в руки противника и предоставит ему возможность разработать соответствующие контрмеры.

Третий опытный образец А-12 «Article 123», разбившийся 24 мая 1963 года в штате Юта.

Весной 1965 года после потери нескольких самолетов-разведчиков U-2 над Китаем американцы решили заменить их на менее уязвимые А-12. Операция по использованию Oxcart на Дальнем Востоке получила название Black shield — Черный щит. В качестве аэродрома базирования для самолетов А-12 выбрали базу Кадена, на японском острове Окинава. На ней требовалось удлинить полосу, создать необходимую инфраструктуру и, для обеспечения полетов, перебросить на нее 255 человек обслуживающего персонала.

Операцию разбили на два этапа. На первом этапе в Японию перебрасывалось три А-12, которые действовали бы оттуда в течение 60 дней, два раза в год. На втором этапе, А-12 переходили уже к круглогодичным полетам, для постоянного мониторинга развития оперативной обстановки на Дальневосточном направлении.

20 ноября 1965 года для “командировки” в Японию определили три самолета, “Артикли” 127, 129 и 131. Однако, невзирая на заявления Кларенса Джонсона об успешном окончании летных испытаний, начало Black shield затягивалось — А-12 были все еще не готовы к выполнению боевых задач. Только после того, как 21 декабря 1966 года А-12 под управлением Билла Парка пролетел 16408,6 км за шесть часов, средняя скорость на маршруте составила 2734 км/ч, самолет посчитали пригодным для дальних разведывательных миссий. Но очередная катастрофа опять отодвинула дату начала “Черного щита” на неопределенное время. Трагедия произошла 5 января 1967 года в Неваде. На самолете 125 отказала топливомерная система, пилот ЦРУ Уолтер Рей (Walt Ray) прекратил выполнение задания и решил возвращаться на базу. На обратном пути у него закончилось топливо, и Рей катапультировался. Когда служба поиска и спасения обнаружила труп летчика, он был все еще привязан к своему креслу, система разделения не сработала. Устранение причин этой катастрофы заняло более трех месяцев.

Развертывание А-12 на Окинаве началось весной 1967 года. 22 мая из “Зоны 51” на “Article 131” вылетел Мел Войводич. Через шесть часов шесть минут, без промежуточных посадок, он приземлился в Кадене. Через день на базу прилетел Джек Лейтон (Jack Layton), он улучшил результат Войводича на 11 минут. Третий полет не был столь удачным. На самолете 129 пилота Джека Викса (Jack Weeks) отказала инерциальная навигационная система, и ему пришлось посадить А-12 на промежуточный аэродром атолла Уэйк для ремонта ИНС. Викс прибыл в Кадену только на следующий день. Два дня летчики затратили на изучение района полетов и ознакомление с обстановкой. 29 мая отряд отрапортовал о своей готовности к выполнению заданий правительства. Первый боевой вылет назначили на 31 мая.

В назначенный день утром пошел сильный дождь. Для самолетов, рожденных в Невадской пустыне и ни разу не летавших в плохую погоду, это было серьезным испытанием. Тем не менее, откладывать полет никто не собирался. Мел Войводич поднял машину в воздух. К югу от острова он встретился с самолетом-заправщиком и после дозаправки направился в сторону Северного Вьетнама. Ему предстояло заснять около 200 целей, но главной задачей полета был поиск вьетнамских ЗРК. На боевом курсе полет проходил со скоростью М=3,1 на высоте 24384 м. На обратном пути, находясь над Тайландом, Войводич произвел дозаправку и через 3 часа 39 минут после вылета произвел посадку в Кадене. Бортовое радиоразведывательное оборудование не обнаружило сигналов станций наведения ракет, поэтому американцы решили, что самолет прошел над головами вьетнамцев незамеченным. Пленка из фотоаппаратов была немедленно отправлена специальным самолетом в США для обработки. После дешифровки оказалось, что А-12 сфотографировал 70 % из запланированных целей, что являлось большим успехом первого боевого применения разведывательного самолета. Уже в конце операции “Черный щит” пленку стали обрабатывать прямо на месте, увеличивая оперативность использования полученной информации.

Следующие семь полетов показали, что машина является далеко не невидимкой для вьетнамских средств ПВО. Четыре раза А-12 облучали станции наведения ракет, но пусков отмечено не было. Первый обстрел самолета состоялся 28 октября. Об этом узнали только после проявки пленки. На снимке с высоким разрешением была хорошо видна маршевая ступень ракеты В-750 от комплекса С-75. 30 октября 1967 года ракета, наконец, настигла А-12. Самолет Article 129 пилотировал Дэн Салливан (Dennis Sullivan). Он видел конденсационные следы и почувствовал взрывы трех ракет позади своего самолета, летящего со скоростью М=3,1 на высоте 25603 м. Послеполетный осмотр показал, что самолет и пилота спасло лишь случайное стечение обстоятельств, осколки боевых частей пробили нижнюю обшивку правого крыла и застряли в силовом наборе, рядом с топливными баками.

С 16 августа до 31 декабря 1967 года А-12 совершили 15 боевых вылетов. В следующем году они вылетали на разведку еще четыре раза. Три последних полета в рамках первой фазы операции “Черный щит” — 23 января, 19 февраля и 8 мая 1968 года проходили над Северной Кореей. Они были вызваны захватом корейцами разведывательного судна “Пуэбло” (Pueblo).

Больше разведывательных полетов А-12 не совершали, а операция “Черный щит” была продолжена силами самолетов SR-71. 8 июня 1968 года А-12 должны были вернуться в “Зону 51”. 4 июня 1968 года Джек Уикс (Jack Weeks) выполнял контрольный облет самолета Article 129, после замены правого двигателя. Через 19 минут после дозаправки в воздухе, когда Уикс находился где-то в 800 километрах восточнее Манилы, связь с ним прервалась. Поиски машины и летчика успехом не увенчались.

Первый опытный образец А-12 заруливает на стоянку. На заднем плане истребитель сопровождения F-101

В мае 1967 года ЦРУ опять вернулось к вопросу четырехлетней давности о пусковых комплексах под Ленинградом. На протяжении нескольких лет управление внимательно следило за ходом работ. Разведчики считали, что русские строят пусковые комплексы ракет противовоздушной обороны, а специалисты из ВВС были уверены в том, что это комплексы ПРО. Все попытки заснять строительные площадки с рейсовых пассажирских самолетов, терпели неудачу.

За прошедшие годы масштабы работ в России возросли и уже появились дополнительные площадки в Эстонии. На парадах в Москве и Ленинграде провозили новые ракеты длиной более 13 метров, которые представлялись, как “высокоскоростные перехватчики воздушно-космических целей”. На самом деле это были ракеты ОКБ Лавочкина “Изделие 400” из комплекса ПВО “Даль”, работы по которому прекратили в 1963 году. А все заявления и показы на парадах давно превратились в хитро продуманную КГБ систему дезинформации.

Клюнув на наживку, Офис специальных операций приступил к разработке плана очередной разведывательной миссии. Так как SR-71 был еще не готов к выполнению таких ответственных заданий, лететь должен был А-12. Специалисты утверждали, что снимки пусковых устройств с разрешением около 20 см, которые могли дать камеры Oxcart, позволят определить назначение ракет, а полученные записи приборов радиоразведки раскроют рабочие частоты и другие характеристики радиолокационных станций в Эстонии. Полет должен был поставить точку в таинственной истории о неизвестной советской оборонительной системе, которую уже успели окрестить “Таллиннской”.

Операция получила несколько глуповатое с точки зрения советской стороны кодовое название Upwind — «Против ветра». По плану операции А-12 должен был сначала лететь вдоль побережья Норвегии, затем повернуть на юг и пройти вдоль советско-финской границы. В районе Ленинграда А-12 поворачивал и следовал над Балтийским морем, фотографируя побережье Эстонии, Латвии, Литвы, Польши и Восточной Германии. Общая протяженность маршрута составляла 20372 км. Его планировалось одолеть за восемь с половиной часов, с четырьмя дозаправками в воздухе. Изюминкой плана было взаимодействие А-12 с разведчиком U-2 над Балтийским морем. Здесь U-2 выполнял роль самолета радиоразведки, а А-12 — фоторазведки. При этом Oxcart, как более скоростная и приоритетная цель, вызывал бы на себя “огонь” таллиннских радиолокационных станций, a U-2, находясь на безопасном расстоянии, преспокойно записывал бы их излучение.

Нарушения границ по плану Upwind не предусматривалось, но скептики опасались случайностей. Во-первых, радиус разворота А-12 на большой скорости составлял почти 140 км и от пилота требовалась ювелирная точность пилотирования, чтобы не влететь на территорию СССР. Во-вторых, весь полет будет проходить в зоне поражения комплексов ПВО дальнего действия, и гарантию безопасности для А-12 никто дать не мог.

Руководство ЦРУ и Министерства обороны полностью поддержали план, но президент Джонсон не дал своего согласия. Таким образом, самолеты А-12 так никогда и не летали на задание по разведке военных объектов в СССР.

А-12 подходит к заправщику КС-135

В апреле 1962 года, еще до первого полета А-12, Skunk Works начала разработку модификации самолета А-12 для ВВС по программе Senior crown — «Царская корона». В отличие от ЦРУшников, военные хотели получить разведывательно-ударный самолет (RS). Машина предназначалась для фиксирования результатов ядерных ударов по территории противника. При необходимости экипаж мог “добить” цель. Под его фюзеляж планировалось подвешивать контейнер с ядерным оружием, по типу контейнера у В-58. Предварительный контракт на постройку шести самолетов был заключен 18 февраля 1963 года.

Новому самолету присвоили рабочее обозначение R-12, R — от слова реконфигурированный. Фюзеляж самолета немного удлинили и усилили для размещения дополнительного запаса топлива и второго члена экипажа, кабину которого поставили вместо одной из больших фотокамер сразу за кабиной летчика. Изменили и расположение остального разведывательного оборудования. Первый осмотр полномасштабного макета R-12 прошел 13–14 июня 1963 года. Представители ВВС, незнакомые с засекреченным А-12, получили неизгладимые впечатления. Не желая ухудшать летные характеристики, от подвески на самолет контейнера с ядерным оружием отказались. Незначительные замечания были устранены, и в декабре начался выпуск самолетов.

Носовая часть YF-12A. Видны ИК-датчики установленные в передней части наплывов

До выступления президента США от 25 июля 1964 года работы проходили в обстановке полной секретности. Первый полет SR-71 состоялся 22 декабря 1964 года. Самолет пилотировал летчик-испытатель фирмы Lockheed Роберт Гиллиланд (Robert J. Gilliland). Продолжительность полета составила 1 час. В воздухе летчик сразу разогнал самолет до скорости 1600 км/ч. Самолету присвоили неофициальное название Black Bird — Черный Дрозд.

Сначала испытания самолетов шли гладко, сказывался опыт испытаний А-12, но 25 января 1966 года произошла трагедия. Второй экземпляр SR-71 развалился в воздухе в момент выполнения разворота на скорости более 3 Мах. Вероятнее всего была превышена допустимая перегрузка. Пилот фирмы Lockheed Билл Вивер (Bill Weaver) и оператор разведывательных систем Джим Звайер (Jim Zwayer) были выброшены из кабины. Вивер приземлился на землю благополучно, а у Звайера с головы сорвало шлем, и он немедленно погиб.

7 января 1966 года ВВС получили в свое распоряжение двухместный SR-71B номер 61-9756. Он сразу отправился на авиабазу Бил (Beale) в Калифорнии, где было основное место базирования SR-71 и размещался центр переучивания летного состава на новые самолеты.

Летом 1966 года Бюджетный комитет издал меморандум, в котором обсуждался вопрос о целесообразности финансирования двух фактически одинаковых программ Oxcart и Senior crown (SR-71). Кроме этого, в документе высказывались сомнения по поводу необходимости наличия у ЦРУ собственной разведывательной авиации. Копии документа направили в Министерство обороны и ЦРУ. Ведомства должны были принять одно из предложений или выработать свою схему снижения затрат на стратегическую разведку. Но Министерство обороны сразу отказалось заниматься этим вопросом, сославшись на то, что SR еще не готов. Разведчики тоже не горели желанием расставаться со своей авиацией.

Несмотря на сопротивление ведомств, вопрос требовал разрешения, затраты на две программы вырастали до астрономических размеров. По настоянию Бюджетного комитета была создана комиссия, которой предстояло решить судьбу обеих программ.

Окончательное решение вопроса затянулось. Наконец, 21 мая 1968 года президент подписал распоряжение, в котором утверждалось предложение Бюджетного комитета — прекратить программу Oxcart и оставить только Senior crown, самолеты которой будут выполнять все разведывательные задания. Начиная с 7 июня, самолеты А-12 стали перегонять на базу хранения и ставить их на консервацию.

Всего построили 15 самолетов А-12, это число указано с учетом двух носителей М-21. Пять машин было потеряно в авариях и катастрофах. Погибли два летчика. Кроме этого, на “черном” счету программы числятся катастрофы двух истребителей сопровождения F-101.

28 июня 1968 года Кларенс Джонсон торжественно закрыл программу Oxcart. До настоящего времени сохранилось восемь самолетов А-12 и один самолет М-21.

Носитель М-21 с беспилотным разведчиком D-2I. Снимок с самолета-заправщика

Первый SR-71, способный выполнять боевую задачу, был передан ВВС 4 апреля 1966 года. Фирма полностью выполнила заказ военных к концу 1967 года. Всего военно-воздушные силы получили тридцать один самолет, из них две спарки — седьмая и восьмая серийные машины. Правда, на самом деле за ВВС числится 32 SR-71.

Один “лишний” получился за счет двухместной машины с обозначением SR-71C, бортовой номер 61-7981. Он был построен с использованием элементов потерпевшего аварию истребителя-перехватчика YF-12A весной 1969 года на замену SR-71B 61-7957, который разбился 11 января 1968 года при посадке на авиабазу Бил.

В этом случае спарка не дотянула до полосы всего 15 километров. Авария была вызвана отказом сразу двух электрических генераторов. Электросистема переключилась на резервное питание от аккумуляторов, но их емкости не хватало для возврата на аэродром базы Бил. Посадка на запасном аэродроме исключалась ввиду плохой погоды. Несмотря ка мизерные шансы, экипаж решил возвращаться на базу. Аккумуляторы сели в тот момент, когда летчики уже видели край полосы. Электрические топливные насосы остановились, и двигатели прекратили работу. Оба летчика успешно катапультировались с высоты 900 м.

Из всех построенных машин только 16 самолетов выполняли разведывательные миссии в разных местах земного шара. Они были сведены в два боевых подразделения — 1-ю и 99-ю эскадрильи стратегической разведки (SAS) 9-го Стратегического аэрокосмического крыла (SAW), по восемь SR-71А в каждой эскадрилье. Кроме боевых самолетов, в подразделении имелся один учебный SR-71B и тренировочный Т-38, система управления последнего была настроена так, чтобы имитировать поведение SR-71 в воздухе.

Кабина учебного варианта SR-71

Первая кабина SR-71

Вторая кабина SR-71

Первой боевой задачей, поставленной перед новыми разведчиками, стало продолжение разведывательных полетов с базы на Окинаве после выведения оттуда самолетов А-12. Операцию по перебазированию в Японию грех SR-71 с номерами 978, 974 и 976 назвали Glowing Heat — Белое каление. 15 марта 1968 года самолеты были готовы к выполнению заданий.

Первый вылет SR-71A на разведку целей во Вьетнаме назначили на 15 марта, но плохая погода заставили отложить полет сначала на 18, а затем на 21 число. Второй полет состоялся 10 апреля. В этом полете у SR-71А.4*976 на высоте 24384 м произошел срыв скачка уплотнения в воздухозаборниках обоих двигателей. Самолет стал стремительно терять высоту. Летчику Джеферсону О‘Мейли (O’Malley) удалось перезапустить воздухозаборники и восстановить управляемость только на высоте 6100 м. Дозаправившись в воздухе, он совершил штатную посадку на базу Кадена. После этого случая SR-71 на Окинаве получил прозвище — “Свинцовые сани”. Через неделю аналогичный случай произошел с самолетом № 978 летчика Бадди Брауна (Buddy Brown). Отказ был усложнен выходом из строя одного из бортовых генераторов. SR-71 пошел на вынужденную посадку на аэродром в Таиланде. Туда немедленно вылетела техническая команда, и после ремонта самолет вернулся на базу.

19 апреля 1968 года очередь отказов дошла и до борта № 974, когда самолет совершал пятый разведывательный полет. На этот раз срыв в воздухозаборнике не застал пилота Джима Уоткинса (Jim Watkins) врасплох. Ему удалось быстро справиться с проблемой, удерживая обороты двигателя на пару делений выше, чем это положено по инструкции.

Причину этих отказов американцы списали на плохие погодные условия, хотя проблемы с воздухозаборниками на SR-71 считались хронической болезнью, и решить их окончательно так и не удалось.

26 июля 1968 года SR-71 № 976 подвергся ракетному обстрелу над Ханоем. На проявленной пленке были видны пуски ракет комплекса С-75, одна из ракет взорвалась в трех километрах позади самолета, не принеся ему никакого вреда.

10 мая 1970 года американцы потеряли первый самолет из отряда Кадена. После взлета и дозаправки в воздухе прямо по курсу SR-71 № 969 появился мощный грозовой фронт. Облака находились на высоте 13700 м, и машина могла их легко обойти, поднявшись выше. Но скороподъемность тяжело груженой топливом машины оказалась слишком маленькой. Когда SR-71 влетел в облачность, у него произошел срыв скачка уплотнения в воздухозаборнике, и упали обороты двигателя. Экипаж решил покинуть самолет. Пилота Уильяма Лоусона (William Е. Lawson) и оператора разведывательных систем Гилберта Мартинеса (Gilbert Martinez) подобрали в районе Тапао в Таиланде.

Следующая авария произошла 20 июля 1972 года на SR-71 № 978. Во время посадки в сложных метеоусловиях пилот Деннис Буш сбросил выпущенный тормозной парашют и ушел на второй круг. Во время повторного захода летчик не смог удержать машину на ВПП при сильном боковом ветре и съехал с полосы. Экипаж не пострадал, но самолет был полностью выведен из строя. Целые детали конструкции, в частности кили, были сняты и в дальнейшем использованы для ремонта других самолетов. Остатки планера, не подлежащие восстановлению, зарыли на территории базы.

После окончания войны во Вьетнаме SR-71 продолжали базироваться на Окинаве до 1990 года и совершали разведывательные полеты над Вьетнамом, Лаосом, Камбоджей, Таиландом и Северной Корей. В 1987-88 годах самолеты выполнили четыре 11-часовых полета над Персидским заливом, для наблюдения за ходом Ирано-Иракской войны. Достаточно часто самолеты из Кадены замечались в районе Камчатки, Курильских островов и острова Сахалин.

Самолет№ 974, базировавшийся в Кадене, разбился 21 апреля 1989 года над Южно-китайским морем. У него на большой скорости разрушился (взорвался) компрессор левого двигателя. Лопатки и части колеса компрессора пробили крыло, фюзеляж и перебили проводку управления. Летчику удалось снизиться до 3000 м, после чего экипаж катапультировался. Летчик и оператор приводнились в 180 м от берега острова Лузон Филиппинского архипелага. Местный рыбак поднял их на борт своей шхуны.

В общей сложности с аэродрома Кадена разведчики совершили 2410 самолето-вылетов. Местные жители прозвали черные самолеты “Хабу” — именем местной гадюки. Прозвище прижилось и экипажи стали наносить на кили стилизованное изображение змей.

Личный состав и самолеты 1-й Эскадрильи стратегической разведки США

Осенью 1973 года Арабские страны заканчивали подготовку к крупномасштабной операции по освобождению оккупированных Израилем земель. Для раскрытия планов арабов, слежения за ходом конфликта и для оказания помощи Израилю была спланирована серия разведывательных полетов самолетов SR-71 под кодовым названием Giant Reach — “Гигантский охват”. По плану операции самолеты должны были взлетать с авиабазы Бил, пролетать над зоной конфликта, совершать промежуточную посадку в Великобритании на базе Милденхолл (Mildenhall) и возвращаться в США. Полет по маршруту с шестью дозаправками в воздухе должен был занимать одиннадцать с половиной часов. Для выполнения задания выбрали два самолета, № 964 и № 979. Непосредственно перед началом операции аэродром вылета перенесли поближе, на Восточное побережье США, на авиабазу стратегической авиации Гриффис (Griffiss), штат Нью-Йорк. В случае плохих погодных условий вылеты переносили на авиабазу Сеймур Джонсон.

Первый вылет SR-71A № 979 состоялся 13 октября 1973 года. Пилот Джим Шелтон (Jim Shelton) и оператор Гари Колеман (Gary Coleman) провели в воздухе 11,13 часов, причем пять часов они летели на скорости более 3 Мах. Разведданные, полученные в этом полете, помогли израильтянам сориентироваться в обстановке, перехватить инициативу и отбросить наступающие арабские войска.

Следующий вылет состоялся уже после перемирия в войне “Судного дня” — 25 октября 1973 года, для оценки ситуации на Синайском полуострове и в Галилее. Всего в рамках операции “Гигантский охват” провели девять полетов.

С 31 марта 1976 года база Королевских ВВС Великобритании в Милденхолл стала использоваться самолетами SR-71 в качестве базового аэродрома. Они совершали разведывательные полеты на Фолклендские острова, вдоль границ СССР и стран Варшавского договора. В 1986 году один самолет выполнял разведывательные полеты над Ливией в рамках подготовки к операции El Dorado Canyon.

После того, как в 1989 году самолеты SR-71 были сняты с вооружения, правительство США подарило Великобритании один самолет (№ 962) за «большой вклад в победу над СССР в Холодной войне». Сейчас этот самолет демонстрируется в Имперском военном музее Дюксфорт (Duxford).

Всего было построено 32 самолета SR-71. За все время эксплуатации парк самолетов SR-71 налетал 53490 часов, совершив 17300 вылетов. Из них 3551 — были разведывательными полетами по целям, расположенным в Северной Корее, Вьетнаме, Ближнем Востоке, Африке, Кубе, Никарагуа, Ливии, на Фолклендских островах и границах стран Варшавского договора. На скорости более 3 Мах машины налетали 11675 часов. В авариях и катастрофах ВВС потеряли 12 самолетов, остальные находятся в авиационных музеях. Два-три самолета используются в интересах NASA.

ЛTX самолета SR-71A

Первая «настоящая ракета»

Истоки интереса военных кругов Германии к реактивному оружию следует искать на страницах мирного договора, подписанного 28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца представителями стран Антанты и США— с одной стороны, и министром иностранных дел вкупе с министром юстиции Германии — с другой.

В специальной части Договора оговаривалось количество и виды вооружений, которыми могла владеть армия Германии: ей запрещалось иметь тяжелую артиллерию, танки, дирижабли и военную авиацию; запрещался ввоз в Германию оружия и другого военного имущества; запрещалось создание военной и морской авиации.

Ракеты на момент подписания договора считались слишком несерьезным объектом, чтобы как-то оговаривать их в таком серьезном документе.

Еще со времени подписания Компьенского перемирия (11 ноября 1918 года) генералы рейхсвера почувствовали себя униженными и оскорбленными. Когда стало ясно, что войну они проиграли, задумались о реванше. Заботой генералов стало стремление обойти статьи Версальского договора.

Генералитет потерпевшей стороны не мог не думать об укреплении рейхсвера, а Германии, в частности, разрешалось иметь не более 204 орудий калибра 77 мм и 84 гаубиц калибра 105 мм, на каждое орудие полагалось не более 1000 снарядов.

И жаждущие реванша ухватились за техническую новинку. Реализация идеи полета с помощью реактивных двигателей пошла не по пути создания средств доставки людей во внеземное пространство, а по пути создания средств доставки на головы людей груза большой разрушительной силы.

Направление реванша было выбрано верно — Германия имела талантливых ракетчиков-теоретиков еще со времен кайзера. Так, инженер Г. Оберт создал проект большой ракеты на жидком топливе, оснащенной боевым зарядом. Предположительная дальность ее полета составляла несколько сот километров. Офицер авиации Р. Небель работал над созданием авиационных ракет для поражения наземных объектов. В 1920-х годах Оберт, Небель, братья Вальтер и Ридель проводили первые эксперименты с ракетными двигателями и разрабатывали проекты баллистических ракет. «В один прекрасный день, — утверждал Небель, — ракеты, подобные этой, вытеснят артиллерию и даже бомбардировщики на свалку истории».

ФАУ-2 на транспортно-пусковой установке

Военные взяли в свои руки судьбу ракетостроения. Космос не то, что бы мало интересовал, а совсем не был в кругу их интересов. Это потом они стали представлять себя энтузиастами науки. Их внимание привлекло то, что ракеты на твердом топливе могли заменить пушки, а жидкостные ракеты (по крайней мере, теоретически) давали возможность стрелять дальше, чем это могла артиллерия.

Министр рейхсвера в начале июня далекого 1929 года принял решение возложить на начальника отдела баллистики Управления вооружений сухопутных войск Германии полковника Карла Эмиля Беккера (Karl Emil Becker) ответственность за разработку ракет и отдал ему секретный приказ об определении возможности увеличения дальности стрельбы артиллерийских систем, включая использование ракетных двигателей в военных целях.

Беккер не был светилом в этой области техники, но именно он способствовал форсированному приведению в действие приказа. Через неделю в недрах руководимого им отдела сформировалась секретная группа. Долго искали человека, который мог бы возглавить выполнение поставленной задачи. Наконец, весной 1930 года на должность руководителя группы назначили 35-летнего военного инженера Вальтера Роберта Дорнбергера (Walter Robert Domberger).

После детального и тщательного изучения архива Управления вооружений, с одобрения Беккера, Дорнбергер поставил перед собой в качестве ближайшей цели создание ракеты, которая могла бы покрыть вдвое большее расстояние, чем снаряд, выпущенный из крупповского сверхдальнобойного орудия «Колоссаль», которое во время 1-й мировой войны обстреливало Париж. Дальность стрельбы этой суперпушки внушала уважение — до 120 километров (!), но точность была невысока, живучесть ствола была крайне низкой, а массивная конструкция полностью исключала какую-либо маневренность.

Вальтер Дорнбергер начал с организации экспериментальной лаборатории по созданию жидкостных реактивных двигателей для баллистических ракет. А в октябре 1932-го в эту лабораторию пришел работать Вернер фон Браун, вскоре ставший ведущим конструктором ракет и первым помощником Дорнбергера. К осени 1932 года Дорнбергер организовал испытательную станцию «Вест» в 27 километрах к югу от Берлина, на артиллерийском полигоне «Куммерсдорф-Запад».

На реализацию многих замыслов значительно повлияло (и ускорило!) создание в том же году профессором Германом Обертом камеры сгорания с соплом — основной части классического ЖРД. В Куммерсдорфе были проведены его первые огневые испытания.

Также в 1932-м к команде Дорнбергера присоединились инженер В. Ридель и несколько механиков. Группа начала свою деятельность со сбора статистических данных, основанных на бесчисленных испытаниях своих и сторонних ракетных двигателей, изучались зависимости соотношения топлива и окислителя, охлаждения камеры сгорания и способов зажигания. Одним из первых двигателей был «Хейландт» со стальной камерой сгорания и электрической пусковой свечой. С двигателем работал механик К. Вахрмке. Во время одного из испытательных пусков произошел взрыв и механик погиб. Испытания продолжил механик А.Рудольф.

Его ракетная карьера началась с чтения научно-популярной литературы и наблюдения за небом. В то время как Циолковский разглядывал звезды в треснутый бинокль, у Брауна был свой телескоп. Позже он вспоминал: “Это была цель, которой можно было посвятить всю жизнь! Не только наблюдать планеты в телескоп, но и самому прорваться во Вселенную, исследовать таинственные миры”. Однажды Вернер натолкнулся в журнале по астрономии на рекламу книги Г. Оберта “Дороги к космическому путешествию”. Мечта о полетах в космическом пространстве заставила юношу зубрить математику для понимания этой книги. Тогда же он возглавил группу одноклассников для постройки обсерватории, сердцем которой стал телескоп, подаренный фрау Эмми. В 15 лет Вернер вступил в общество космических путешествий, где познакомился с настоящими специалистами-ракетчиками. Поступил на машиностроительный факультет Цюрихской федеральной технологической школы. Особый интерес проявлял ко всему, что связано с разработкой и конструированием ракет.

Вернер фон Браун

Семья вначале неодобрительно отнеслась к техническому уклону Вернера. Его отец — Магнус фон Браун занимал важные посты в Министерстве внутренних дел, являлся членом правления Рейхсбанка и, соответственно, мечтал о дипломатической карьере для младшего сына. Старший сын Зигмунд уже выбрал дипломатическое поприще. Однако вскоре знающие люди объяснили Магнусу фон Брауну все значение ракет для Германии, и он лично похлопотал об устройстве сына в ракетный отдел. Он обоснованно считал Беккера одним из тех военных и ученых, кто может составить протекцию его сыну. В день своего 18-летия Вернер на празднестве, организованном его отцом, не присутствовал, но среди приглашенных был полковник Беккер. Состоялся разговор по поводу устройства Вернера. Через некоторое время в Цюрих ушла телеграмма с просьбой о выдаче студенту Брауну необходимых документов, чтобы тот мог продолжить учебу на родине.

Вернер в 1930 году становится студентом Высшей технической школы в Берлине. Через два года он, получив квалификацию инженера, поступает в Берлинский университет Фридриха-Вильгельма и уже 1 октября 1932 года оказывается в штате Управления вооружений, в группе капитана Дорнбергера. Должность, занимаемая им, называлась весьма неопределенно для учреждений рейхсвера — референт. Наряду с этим он становится первым штатским служащим бдительно охраняемой станции «Вест».

После прихода Гитлера к власти университет Фридриха-бильгельма стал одним из первых учебных заведений, откуда были изгнаны демократы и пацифисты. Их места заняли новые люди, с военной выправкой. В числе преподавателей появился доцент Берлинской высшей технической школы Карл Эмиль Беккер. Он стал читать студентам университета курс «Общей военной техники», и Вернер фон Браун оказался под его покровительством. Фюрер высоко ценил ученых, способных создавать новое оружие. Однако ему требовались абсолютно лояльные и желательно расово чистые кадры. Вернер фон Браун, барон и истинный ариец, был прекрасной находкой.

В том же 1933 году Вернер фон Браун, как и еще две тысячи немецких ученых, вступил в СС. Прошел год, и Вернер фон Браун представил на рассмотрение доктору Беккеру рукопись диссертации под довольно гуманным заглавием “Konstruktive, theoretishe und experimentelle Beitrage zu dem Problem der Flussigkeitsrakete” («Конструктивные, теоретические и экспериментальные соображения по проблеме жидкостной ракеты»).

Диссертацию он защитил легко — без обсуждения, так как тема была объявлена закрытой. 27 июня 1934 года Вернер фон Браун стал самым молодым в Германии доктором технических наук: ему было всего 22 года. Ему выделили лабораторию в Куммерсдорфе и патент на все ракетные разработки.

Следует признать, что он одним из первых понял, что будущее развитие ракетной техники не за изобретателями-одиночками, что только заинтересованность правительства и промышленников может дать необходимые средства, лаборатории, оборудование и профессиональные кадры в размерах, соизмеримых с масштабами поставленной задачи.

В 1934-м на «Хейландте» была зафиксирована тяга в 122 кгс. В том же году начали «снимать» характеристики с ЖРД конструкции фон Брауна и Риделя, созданного для «Агрегата-1» (ракета А-1) взлетным весом 150 кг. Топливный бак, разделенный герметичной перегородкой, содержал в нижней части спирт, а в верхней — жидкий кислород. Это была первая из серии ракет, разработанных под руководством Дорнбергера при активном участии фон Брауна на базе двигателя Риделя тягой 300 кг. Топливом служила комбинация — жидкий кислород (окислитель) и 75 % раствор этилового спирта в воде (горючее). В камеру сгорания двигателя они подавались давлением сжатого азота. В процессе доводки тяга двигателя была увеличена до 1000 кг, а такой двигатель требовал более вместительных баков— запаса 38,5 кг ему было мало. При попытке запуска ракета взорвалась.

К декабрю 1934 года были изготовлены две новые ракеты А-2 (улучшенный вариант ракеты А-1) с нужным запасом топлива. Стабилизация их достигалась с помощью гироскопа массой 40 кг, система управления не требовалась— ракета предназначалась для вертикального полета. Полигон Куммерсдорф был уже мал для реальных пусков, и в декабре 1934-го две ракеты, «Макс» и «Мориц», поднялись с острова Боркум. Полет на высоту 2,2 км длился всего 16 секунд. Но по тем временам это был впечатляющий результат!.

16 марта 1935 года в конференц-зал Министерства пропаганды были приглашены иностранные журналисты. К ним вышел Геббельс и заявил, что с этого дня Германия не признает военных постановлений Версальского договора. Затем зачитал текст закона о введении в Германии всеобщей воинской повинности и о создании вместо 100-тысячного рейхсвера (Reichswehr) 36-дивизионного вермахта (Wehrmacht).

Сообщение вызвало эффект разорвавшейся бомбы.

В апреле-мае была введена новая структура вооруженных сил Германии.

Верховным главнокомандующим был объявлен фюрер NSDAP и рейхсканцлер Адольф Гитлер.

Интерес армии к разработкам нового оружия получил новый толчок с приходом к власти нацистов. Через год лабораторию посетил командующий сухопутными войсками генерал фон Фрич. Впечатлившись, он добился у фюрера выделения 20 миллионов марок на новые опыты. В дело вмешалось и Министерство авиации. В апреле 1936 года у начальника штаба люфтваффе состоялось совещание, на котором решено было создать новую базу для наземных и летных испытаний. Размеры полигона в Куммерсдорфе уже не удовлетворяли. Присмотрели уединенный район в северной части острова Узедом, расположенного в Балтийском море недалеко от устья реки Одер, район рыбацкой деревушки Пенемюнде (Peenemunde — «Устье реки Пене»).

На обустройство сверхсекретного объекта ведомство Геринга выделило три четверти миллиона марок. В августе здесь появились первые строительные батальоны ВВС и организации «Тодт». Жителей с острова вывезли. Вермахт, полиция, части СС закрыли территорию, объявив ее запретной зоной.

Маленькая рыбацкая деревня дала Центру имя: Heimat Artilleriepark Peenemunde (НАР). Позже он стал называться Heeres Vcr Suchsanstall Peenemunde (HVP) — Исследовательский Центр Пенемюнде. Ему в истории суждено было стать стартовой площадкой великой ракетной гонки. В 1936-м специальная конференция приняла решение создать «Армейскую экспериментальную станцию», которая должна была стать совместным испытательным центром ВВС и армии под общим руководством вермахта. Военным руководителем был назначен генерал Вальтер Дорнбергер, научным — Вернер фон Браун. В свои 24 года барон стал руководителем важнейшего направления военных разработок и практически хозяином большого научно-исследовательского центра.

Быстрыми темпами строились взлетные полосы, мастерские, подземные хранилища топлива, жилой городок, бараки. Строились стартовые площадки для уже готовых ракет и стартовые установки для будущих. Возводились заводские цеха, аэродром, кислородный завод, подземные хранилища топлива, железные и автомобильные дороги, на материке — мощная радиостанция с антеннами направленного действия. Возводилось все это и руками узников концлагерей.

По мере строительства «Пенемюнде» завершалась работа над ракетами А-3, начатая еще в Куммерсдорфе. Много времени было потрачено на проектирование надежного ЖРД с вытеснительной системой подачи компонентов топлива. Новый двигатель вобрал в себя все передовые технологические достижения Германии.

«Агрегат А-3» представлял собой веретенообразное тело с четырьмя длинными стабилизаторами. Внутри корпуса ракеты располагались бак с азотом, емкость жидкого кислорода, контейнер с парашютной системой для приборов регистрации, бак с горючим и двигатель. Для стабилизации А-3 и управления ее пространственным положением использовались молибденовые газовые рули. В системе управления использовались три позиционных гироскопа, соединенные с демпфирующими гироскопами и датчиками ускорения. Также А-3 имела гиростабилизированную платформу с акселерометрами коррекции траектории по тангажу и по курсу. Длина ракеты достигала 6,5 м при диаметре 0,7 м. Полный ее стартовый вес составлял 750 кг при ЖРД тягой 1500 кг.

В. Браун среди военного руководства III Рейха

Ракета ФАУ-2 в транспортном положении

В мае 1937 года группа фон Брауна, в которой работали К. Ридель, Г. Вальтер, А. Тиль, В. Ридель (всего 120 человек), перебралась в Пенемюнде, где и провели к осени того же года испытательные пуски трех ракет А-3. Двигательная установка отработала в соответствии с расчетами, но система наведения не оправдала надежд. Чтобы понять причину, были разработаны методы моделирования полета ракеты, позволившие исследовать влияние внешних воздействий на ракету, включая аэродинамические силы и ветровые нагрузки. Выяснилось, что газовые рули ракеты слишком малы, а реакция сервосистемы на управляющие сигналы замедлена, что датчики условий полета и ввод данных в систему управления весьма несовершенны.

Техническое задание на проект новой ракеты Дорнбергер и фон Браун получили от главнокомандующего сухопутными войсками Германии генерала Фрича. «Агрегат А-4» должен был доставить заряд весом 1 т. на расстояние 300 км, требуемая дальность полета определила максимальную скорость ракеты — 1600 м/с, а вес боевой части — сухой вес ракеты (около 3000 кг). Для достижения нужной скорости понадобился запас топлива около 6000 кг. Таким образом, определился стартовый вес ракеты — 12 тонн, и требуемая тяга ЖРД — до 25 тонн.

Постоянные неудачи с А-3 приводили в уныние как ракетчиков, так и командование вермахта. На многие месяцы затягивались сроки разработки боевой ракеты А-4, над которой уже трудились более 120 сотрудников центра Пенемюнде. Поэтому параллельно с работами по А-4 решили создать и уменьшенный вариант ракеты — А-5.

На проектирование А-5 затратили два года и летом 1938-го провели первые ее запуски.

Все новые и новые группы специалистов прибывали в «святая святых». С 1937 года число сотрудников Центра резко возросло, но по причине соблюдения секретности большинство из них не имели даже представления, над чем они собираются работать. В Пенемюнде в подчинении фон Брауна оказалась целая армия рабочих и инженеров — до 20 тысяч человек. Он командовал ими четко, добиваясь максимальной отдачи и эффективности. Как и в советских “шарашках”, в его лабораториях скрывались ученые, которым угрожали лагерь или фронт. Пока они делали дело, фон Браун держал их у себя, но лень или небрежность сразу лишали их покровительства Зевса — такую кличку получил барон.

Непосредственное окружение Вернера фон Брауна составляли: инженер Эберхард Реес, директор завода; профессор Гельмут Вальтер, доктор Вальтер Тиль, инженеры Артур Рудольф и Пельман работали над ракетными двигателями и их оборудованием; доктор Рудольф Герман, начальник аэродинамической трубы, со своими помощниками; баллистики — доктор Штойдинг и доктор Эрнст Штулингер. Исследования материалов и ракетных топлив входили в компетенцию доктора Фрица Гаевского из «ИГ Фарбениндустри». Надежным поставщиком кадров был Карл Вагнер, профессор из Высшей технической школы.

На окруженной тройными рядами колючей проволоки базе днем и ночью кипела работа. Близилась война, и фюрер требовал от ученых создания оружия, способного поражать дальние цели. Мечты о космических полетах пришлось на время забыть.

Накануне войны, в марте 1939 года, в Пенемюнд приехал Гитлер, которому показали испытания ракеты. Позже фон Браун признался, что при первой встрече фюрер не произвел на него впечатления. Похоже, другая сторона тоже осталась недовольна: после визига ассигнования на ракеты были урезаны наполовину. Тогда Гитлер еще надеялся быстро захватить Англию путем высадки десанта. Все это, конечно же, затормозило развитие проекта А-4. Снижение уровня ассигнований отодвинуло начало комплексных летных испытаний на лето 1942 года. Наперегонки с группой Брауна работали и их конкуренты из ВВС, которые в своей лаборатории в Гроссендорфе создавали крылатые ракеты, или самолеты-снаряды (будущие ФАУ-1).

Отношение фюрера к детищу Брауна изменилось после того, как операция по вторжению в Британию “Морской лев” была отменена. Перед ракетчиками поставили задачу как можно быстрее создать оружие, способное наносить удары с большого расстояния. Еще в декабре 1942-го был издан приказ о развертывании массового производства ракеты А-4 и ее компонентов в Пенемюнде и на заводах «Цеппелин». В январе 1943-го при Министерстве вооружений создается комитет по А-4 под общим руководством Г. Дегенкольба. На Вернера фон Брауна не жалели денег: в 1942 году, в разгар войны, на Пенемюнде тратилось всего вдвое меньше средств, чем на производство танков. Сегодня очевидно, что военный результат ракет “А-4” на европейских фронтах был почти нулевым. Ракетная программа нанесла военно-промышленному потенциалу Рейха существенный урон, что невольно сделало фон Брауна нашим “союзником”, т. к. на Восточный фронт не были переброшены тысячи дополнительных самолетов и танков, средства на производство которых поглотило детище Брауна.

Подготовка ракеты А-5 к старту

Изготовление А-4 началось после успешных испытаний «обогнавшей» ее ракеты А-5. Работа по созданию ЖРД тягой 25 тонн для нее весьма активно шла еще на этапе рождения ракеты А-3. Двигатель, несомненно, явился достижением доктора Вальтера Тиля, ставшего одной из ведущих персон в «команде фон Брауна». Первая опытная партия из семи экземпляров ракеты А-4 была готова к летным испытаниям в начале 1942 года. Экземпляр № 1 установили на испытательный стенд 25 февраля. При пробном пуске 18 марта первый прототип А-4 V-1 взорвался на пусковом столе во время предварительного прогрева двигателя.

Попытка запуска ракеты А-4 V-2, состоявшаяся 13 июня, на которой присутствовали министр вооружения и боеприпасов Альберт Шпеер и генерал-инспектор Люфтваффе Эрхард Мильх, окончились неудачей. Ракета, пожирая 125 кг спирта и кислорода в секунду, оторвалась от стартового стола, на какое-то мгновение застыла в воздухе, словно опираясь на огненный столб, и устремилась вверх… На 36 секунде наступила тишина, и из нависших над полигоном облаков появилась падающая ракета. Она была без хвостового оперения, и, кувыркаясь, упала на расстоянии чуть больше километра от места старта. Выяснилось, что на 94-й секунде полета отказала система управления. Через два месяца А-4 V-3 также не достигла необходимой дальности. И только 3 октября 1942-го четвертая ракета А-4 V-4 пролетела 192 км на высоте 96 км и разорвалась в 4 км от цели. С этого момента работы проходили все более удачно, и до июня 1943-го удалось осуществить 31 запуск. Пуск ракеты был снят на кинопленку. Результаты доложены Гитлеру.

На ракету стали возлагать все больше и больше надежд. Вернер фон Браун становится признанным любимцем руководящей верхушки рейха. Он превозносит до небес возможности своей ракеты и прилагает максимум усилий для организации серийного производства А-4. Спустя восемь месяцев специально созданной комиссии по ракетам дальнего действия были продемонстрированы пуски двух ракет А-4, точно поразивших условные цели. Эффект удачных стартов А-4 произвел ошеломляющее впечатление на Шпеера и гросс-адмирала Деница, которые безоговорочно поверили в возможность при помощи нового «чудо-оружия» поставить на колени правительства и население многих стран.

Принятые меры дали положительный результат. 7 июля 1943-го начальник ракетного центра в Пенемюнде Дорнбергер, технический директор фон Браун и начальник полигона Штейнгоф выступили с докладом об испытании «оружия возмездия» в ставке Гитлера «Вольфшанц» в Восточной Пруссии. Был продемонстрирован цветной фильм о первом удачном запуске ракеты А-4 с комментариями фон Брауна, а Дорнбергер выступил с подробным докладом. Гитлер был буквально заворожен увиденным. 28-летнему фон Брауну присвоили звание профессора, а руководство полигона добилось получения вне очереди необходимых материалов и квалифицированных кадров для массового производства своего детища.

Итак, через десять лет после начала теоретических исследований и шести лет практических работ в Германии появился новый вид оружия — баллистическая ракета среднего радиуса действия. Эта ракета имела характеристики, которые могли ввергнуть в шок и прострацию всех ракетчиков остального мира: длина 14 м, диаметр 1,65 м, размах стабилизаторов 3,55 м, стартовая масса 12,9 т, вес боеголовки 1 т, дальность 275 км. Показатели для того времени просто выдающиеся!

ФАУ-2 в сборочном цеху

А была ли во всем этом тайна? В свете нового времени ответ простой: «Тайна была, но не для всех». Еще 20 января 1935 года в Москве, в Пятом отделе внешней разведки (ИнО ОГПУ) с целью, как было сказано в постановлении о заведении дела, «выявления разработкой личного состава, деятельности, вооружения рейхсвера» было открыто агентурное дело «Хелм». В нем концентрировались материалы, начиная с 1927 года, по разделам: взаимоотношения командования вооруженных сил с руководством НСДАП, армия, ВМФ, вооружение, военная промышленность.

А в ноябре 1935 года Военное Министерство Германии в обстановке строжайшей секретности проводило совещание. Участников возили на военные заводы, знакомили со всеми новейшими видами военной техники, как уже принятой на вооружение, так и находящейся в стадии экспериментальной отработки. В совещании принимала участие тщательнейшим образом отобранная группа контрразведчиков, которым демонстрировали все, что им предстояло охранять как святая святых германской армии. В этой группе находился и начальник одного из подразделений контрразведывательного отдела гестапо Вилли Леман. Он, в 1929 году, будучи сотрудником контрразведывательного отдела при полицай-президиуме Берлина, предложил свои услуги, связавшись с резидентом внешней разведки, и стал агентом ИнО ОГПУ «А/201». После отмены подобного обозначения ему было присвоено оперативное имя «Брайтенбах».

Прошло несколько дней после совещания, и в агентурном деле «Хелм» появились шесть страниц с описанием артиллерийских орудий, бронетехники, специальных фанат и твердотопливных ракет для газовых атак. Была здесь информация и о разработках принципиально нового вида оружия — ракет на жидком топливе для поражения целей на расстоянии, измеряемом сотнями километров, о том, что создавались эти ракеты под руководством молодого «доктора философии» Вернера фон Брауна.

17 декабря 1935 года донесение агента А/201 легло на стол Сталину. 26 января 1936 года оно было передано заместителю Наркома обороны М. Тухачевскому.

Начальник Разведупра (им был в то время С.П. Урицкий), которому эти сведения были даны строго для личного ознакомления, возвращая документ, приложил к нему вопросник на трех листах. В пункте первом вопросника:

«Ракеты и реактивные снаряды:

а) Где работает инженер Браун? Над чем он работает? Нет ли возможностей проникнуть к нему в лабораторию?

б) Нет ли возможностей связаться с другими работниками в этой области?»

На ряд вопросов Вилли Леман сумел найти ответы. В мае 1936 года он сообщил дислокацию пяти секретных полигонов для испытаний новых видов оружия, в конце года — об особых мерах режима секретности, введенных гестапо для охраны государственной тайны в области разработки и производства новых видов вооружения… Эта информация пригодилась позже.

1 сентября 1939 года части вермахта вторглись в Польшу.

Началась Вторая мировая война, а 19 сентября в триумфальном сопровождении Гитлер прибыл в Гданьск. На площади Ландмаркт была воздвигнута трибуна, с которой фюрер произнес речь. Он обращался к немцам, но некоторые фразы предназначались не только им. Один раз фюрер упомянул о каком-то оружии, которое «в настоящее время неизвестно и с помощью которого на нас напасть невозможно».

Разведывательная служба Британии получила задание установить, о каком именно оружии шла речь. Решить эту задачу поручили руководителю отдела научно-технической разведки Министерства авиации Великобритании профессору Реджинальду Виктору Джонсу (Reginald Victor Jones), который называл себя «личным советником» Уинстона Черчилля по вопросам военной техники.

Тщательно изучив перевод речи Гитлера и другие материалы по секретному вооружению противника, поступавшие в распоряжение разведслужбы с 1934 года, Джонс в конце 1939 года представил аналитический доклад. Вывод гласил, что некоторые виды оружия, о которых неоднократно упоминалось в агентурных донесениях, следует серьезно принять во внимание. К ним он отнес: бактериологическое оружие, новые боевые отравляющие вещества, огнеметы, планирующие бомбы, воздушные торпеды, беспилотные самолеты, дальнобойные орудия, подводные лодки, «лучи смерти», выводящие из строя моторы танков и самолетов. Никакой информацией о немецких ракетах британская разведслужба не располагала: работы по ракетной технике Германия держала в строжайшем секрете. Несколько дней спустя в английском посольстве в Осло, разбирая поступившую корреспонденцию, помощник секретаря обнаружил конверт. Ни адреса отправителя, ни подписи под напечатанным на машинке письмом на немецком языке.

Когда до английского военно-морского атташе дошел смысл письма, ему стало не по себе. И уже во второй половине дня документ доставили в Лондон. Попал он сразу к Р.В. Джонсу.

Письму присвоили название «Документ Осло». В нем рассказывалось о ракетах, описывались результаты исследований в области боевых отравляющих веществ, раскрывались детали радиолокационной техники. И это тогда, когда англичане полагали, что радиолокация является их монополией.

Наибольшее внимание вызвала заключительная часть письма, в которой анонимный автор сообщал, что в Германии разработали и испытывают баллистическую ракету дальнего действия.

Так в штабе английского адмиралтейства стало кое-что известно о том, что делалось на испытательной базе в Пенемюнде, о существовании которой и не ведали за рубежами Германии. Стало кое-что известно об «оружии особого назначения», секрет которого берегла, как зеницу ока, целая армия контрразведчиков в штатском и в военном.

Кто же был автором «Документа Осло»? Долго на Западе это считали «неразрешимой тайной Второй мировой войны». Юлиус Мадер почти определенно утверждает, что автором этого письма является инженер Ганс Генрих Куммеров (Hans Heinrich Kummerow), а переправил его в Норвегию Эрхард Тэмфор, друг и доверенный человек Куммерова.

Английские военные и научные авторитеты, весьма легко заполучившие ценнейший документ, сочли ею фальшивкой, сфабрикованной специалистами по дезинформации. Название «Пенемюнде» оказалось на некоторое время забытым вместе с «Документом Осло», отправленным в архив.

Первые осмысленные, но разрозненные сведения о Фау-2 начали поступать в аналитический центр британской разведки только летом 1944-го, когда 13 июня при испытании радиокомандной системы на «Агрегате А-4» в результате ошибки оператора ракета изменила траекторию и через 5 минут взорвалась в воздухе над юго-западной частью Швеции, вблизи города Кальмара. 31 июля англичане обменяли 12 контейнеров с обломками упавшей ракеты на несколько передвижных радиолокаторов. Примерно через месяц в Лондон доставили и фрагменты одной из серийных ракет, добытых польскими партизанами.

Ракета А-4 (экспериментальный образец 10) при запуске с стенда в Пенемюнде в январе 1943 г. взорвалась на пусковом испытательном столе через 2,5 с после воспламенения.

Оценив реальность угрозы от дальнобойного оружия немцев, англо-американская авиация в мае 1943-го ввела в действие план «Пойнт-блэнк» (удары по предприятиям ракетного производства). Английские бомбардировщики провели серию налетов, целью которых был завод фирмы «Цеппелин» во Фридрихсхафене, где производили окончательную сборку Фау-2.

Американские самолеты разбомбили и промышленные корпуса заводов в Винер-Нойштадте, изготавливавшие отдельные компоненты ракет. Особыми объектами для бомбардировок стали химические предприятия, производившие перекись водорода. Это было ошибкой, так как к тому времени еще не были выяснены компоненты ракетного топлива Фау-2, что не позволило на первом этапе бомбардировок парализовать выпуск спирта и жидкого кислорода. Затем произвели перенацеливание бомбардировочной авиации на стартовые позиции ракет. В августе 1943-го полностью разрушили стационарную позицию в Ваттоне, а вот подготовленные позиции легкого типа потерь не понесли из-за того, что считались второстепенными объектами.

Насколько союзников беспокоила и одновременно интересовала любая информация о немецком «оружии возмездия», говорит обращение Уинстона Черчилля с личной просьбой к Иосифу Сталину:

Сталин ответил 15 июля 1944 года.

Лукавил «вождь народов»? Или играл в незнание?

Ведь уже в мае 1944 года отряд особого назначения им. Пожарского был вблизи этой базы и собирал информацию о тщательно охраняемом полигоне. Советская разведка предпринимала попытки собрать информацию о работах на «запретном острове» с самого начала войны. Так, в конце ноября 1941 года группу из трех человек вывезли на самолете в район Пенемюнде. Радистом в группе был сын члена ГКО Сергей Берия: «Наша группа должна была десантироваться на территории Германии в районе Пенемюнде. Легенды у моих спутников-немцев были отработаны до мелочей. Мне предстояло, как радисту, передавать в Центр информацию об испытаниях нового оружия… Внизу простиралась окутанное туманом Балтийское море; даже на бреющем полете ничего нельзя было рассмотреть… Мы уже готовились к выброске, когда сообщили: «Возвращаемся, сильный туман».

Через три-четыре дня мы предприняли вторую попытку. Целый час кружили, но последовал приказ о возвращении…» — выяснилось, что провалились явки.

Тогда группа была заброшена в Иран, чтобы через Турцию переправить ее в Германию. В задуманной операции получилось не все. Лишь одному из группы, немцу-антифашисту, удалось достичь цели — внедриться в центр Пенемюнде, в «команду фон Брауна». После войны он вместе с другими уехал в США.

А Серго Берия? «…мы остались вдвоем, но вскоре к нам присоединилась группа курдов и персов из десяти человек». Задачей этой команды стало выявление немецкой агентуры.

Первая из трех ракет «ФАУ-2», запущенная в рамках операции «Бэкфайр». «Цель» была расположена в Северном море в 74 км северо-западнее Рингкебинга (Дания)

18 июля 1944 г. под Ковелем «заговорили» более шести тысяч советских орудий. Красная Армия, разгромив минскую группировку вермахта, прорвала фронт и вышла к Западному Бугу. В этот же день она форсировала реку и вступила на территорию Польши. 60-я армия, продолжая наступление в направлении Жешув-Дембица, вела бои со Станиславской группировкой врага, которая оказала сильное сопротивление частям Красной Армии. Черчилль сообщил уточняющие данные. И получил ответ:

Не после этого ли обещания был произведен массированный налет советской авиации на полигон?

23 августа войска 1-го Украинского фронта в ходе Львовско-Сандомирской операции освободили город Дембиц. Наступление частей Красной Армии вынудило Гиммлера отдать приказ об эвакуации Близны.

3 сентября английские специалисты во главе с полковником Сэндерсом прибыли на испытательный полигон. Находившиеся здесь сборочные цеха, лаборатории, стенды, пусковые установки, склады фашисты взорвали, часть оборудования и весь персонал были вывезены, техническая документация уничтожена.

У англичан была карта с указанием точек старта и падения ракет. С этой картой члены группы Сэндерса разъехались по окрестностям к местам падения ракет.

«Улов» был богатый…

(окончание следует)

Пар и Парус

Спонсор рубрики — HOC international^® Настоящие подшипники

Павленко С.Б.

На особом совещании в Париже 8 ноября 1847 года морской министр барон Тюпинье доложил о новом плане, принятие которого предоставляло Франции благоприятные возможности обойти Туманный Альбион в военно-морской гонке. С момента появления паровой машины французский флот не был способен бороться за первое место, и был вынужден следовать за идущим впереди Королевским Флотом. «Нужно признать, говорил Тюпиньи, — что сейчас наш флот идет позади, и что ему далеко до прогресса, который наш соперник на море, со свойственной ему предприимчивостью, уже достиг».

Но — и это было ключевым моментом заседания — благодаря новому типу корабля, разработанному во Франции кораблестроителем Дюпюи де Ломом, подобного которому никто еще не строил, Франция может, наконец, захватить лидерство. Доводы Тюпинье возымели действие, и 7 февраля 1848 года, за три недели до очередной революции, в Тулоне заложили корабль, «в раз» затмившего все английские «переделки». Машины для него изготавливали в Эндре, а вся постройка должна была завершиться за год. Революция, свергнувшая режим Луи-Филиппа, смешала все сроки, что позволило внести в проект некоторые изменения, не всегда — оправданные, как, например, тяжелую шестеренчатую передачу от паровой машины к винту. По-другому подошли французы и к возможности хода под парусами. Французский вариант, по которому винт и паровую машину «скрещивали» с парусами, заключался в отсоединении винта от вала машины, что позволяло винту свободно вращаться в потоке набегающей воды. В британском флоте применялась конструкция, требовавшая специального «колодца» в корме корабля для подъема тяжелого винта.

Корабль, названный «Наполеоном», был спущен на воду 16 мая 1850 года. Он был не самоходной батареей, а полноценным 90-пушечным линейным кораблем, основной движущей силой которого был не ветер (впрочем, он был и неплохим парусником), а мощная 900-сильная паровая машина. В записке Морскому министерству Дюпюи де Лом выражал уверенность, что скорость под парами составит минимум десять узлов. На самом же деле он предполагал, что скорость будет еще выше, и оказался прав: на испытаниях корабль развил более тринадцати (!) узлов. Но конструктор специально занизил оценку, чтобы не вызвать недоверия. Очевидным недостатком проекта был относительно малый объем запасов, которых — из-за размеров машины — можно было взять не более чем на два месяца плавания. Даже максимального запаса угля хватало лишь на десять дней хода под парами. Но взамен корабль — пока хватало угля — мог развить огромную по тем временам скорость. Даже десять узлов были пределом мечтаний для лучших винтовых линейных кораблей тех лет, «Бленхэймы» же англичан развивали скорость почти в два раза меньше. Это было превосходным достижением, делавшим возможным проведение операций, ранее невыполнимых. Как напоминал в своей записке Дюпюи де Лом, располагая определенным числом подобных кораблей, можно было бы развязать против Британии войну против торговли, так как «Наполеон» мог настичь даже быстроходные почтовые пароходы. Кроме того, можно было сделать численное превосходство англичан в числе военных кораблей несущественным — блокада, осуществляемая британскими винто-парусными линкорами, могла быть прорвана новыми быстроходными кораблями. Выйдя же в открытое море, эскадра могла сама выбирать место и время для нанесения удара. Более того — что было особенно важно для морского министерства, которое в те годы было также и министерством по делам колоний — быстроходные линейные корабли могли обеспечить надежное сообщение между Францией и Алжиром.

Линейный корабль Bretagne

У нового проекта было и еще одно достоинство. До сих пор, говорил Дюпюи де Лом, переброска десанта на пароходах была делом возможным, но весьма рискованным: флот транспортов не мог сопровождаться могущими защитить его линейными кораблями из-за проблем со скоростью последних. Теперь же ситуация изменилась: «Наполеон» с легкостью мог идти наравне с пароходами и защищать их от любых вражеских кораблей.

Проект, казалось, отвечал принципу «многое в малом». Одной из его сильнейших сторон было соответствие его французской военно-морской политике. «Наполеон», с его уменьшенными запасами воды и провизии, с мощной паровой машиной, явно был создан для операций в европейских водах, вблизи от верфей и заводов, так редко встречавшихся в других частях земного шара. Но для французов это не было серьезным недостатком. Конечно, они помнили о своих планах, подразумевающих действия в дальних морях — защищать торговлю, поддерживать престиж Франции, обеспечивать свободу мореплавания. Но подразумевалось, что линейный флот будет развернут именно в европейских водах. В число основных задач входила еще одна, совершенно очевидная задача — защита французского побережья и прибрежного судоходства. Но надо признать, что для выполнения этой задачи созданный корабль и впрямь не слишком-то подходил.

Неудивительно, что проект завоевал много сторонников. Но также неудивительно — принимая во внимание стоимость такого корабля — нашлись и противники. Первый корабль нового проекта должен был обойтись в четыре миллиона франков — на миллион дороже, чем парусный линейный корабль первого ранга. Если бы одновременно было бы заложено несколько кораблей такого типа, то Франция могла бы захватить лидерство в военно-морской гонке. Но это было сочтено слишком опрометчивым, и в итоге решили подождать с закладкой таких кораблей до окончания испытаний прототипа.

В апреле 1849 года армия и флот Второй республики получили из Парижа приказ прибыть в Италию для поддержки Папы Римского против революционеров, и спустя десять дней после того, как приказ был получен в Тулоне, 7561 солдат, 344 лошади, две батареи полевой и одна батарея осадной артиллерии вместе с припасами на двадцать дней, пройдя по морю сотню лиг, были высажены в Чивитавеккье. Намек на возможность пересечения Ла-Манша был совершенно прозрачным… Но даже в 1851 году британское Адмиралтейство хотело сохранить резерв из пятидесяти парусных линейных кораблей. И только из-за угрозы, которую несло усиление французского флота, ему приходилось расширять программу создания винтового флота.

Линейный корабль “Duke of Wellington”

К октябрю 1851 года Королевский Флот располагал — не считая блокшивов — мощным винтовым линейным флотом (находившимся, однако, в основном в состоянии достройки). «Санспарей» был спущен на воду в марте 1851 года, «Агамемнон» — в мае 1852, «Джеймс Уатт» задержался, коснувшись воды лишь в апреле 1853, в результате чего был опережен другим винтовым кораблем, некоторое время остававшимся самым крупным в своем классе. Им был 131-пушечный «Дюк Веллингтон» (Duke of Wellington), корпус которого на стапеле удлинили на 30 футов, благодаря чему смогли поставить на него самую мощную — 780-сильную — паровую машину. Водоизмещение его в итоге составило 5829 тонн. Кроме указанных, велась постройка еще четырех линейных кораблей — как переделанных из парусных, так и спроектированных как винтовые, «с нуля».

Но этого не было достаточно. В декабре 1852 года Британия начала новую большую программу, призванную скомпенсировать предпринятые французами меры. К переделке были предназначены еще восемь кораблей, к которым в мае-июне следующего года добавился еще один, а также — два заложенных винтовых корабля. На этом этапе численное превосходство было удержано британцами, которые построили или еще только заложили (не считая блокшивов) девятнадцать винтовых линейных кораблей, против четырнадцати французских. Безопасность Британии, как казалось, была надежно обеспечена.

Линейный корабль “Napoleon”

Построенные винтовые парусные линейные корабли условно можно разделить на два типа. К первому относились корабли, специально спроектированные для установки на них паровой машины и винта, размещения угольных бункеров. Они могли быть спроектированы как «с нуля», или же заложены — и даже частично построены — как парусники, но средняя часть корпуса и корма были изменены еще на стапелях, с тем, чтобы разместить новое оборудование и уголь без катастрофического уменьшения запасов провизии и воды. Полностью новые или переделанные, они относились, тем не менее, к одному типу — в котором паровая машина была «привита» к прежним парусным кораблям с их огромной дальностью плавания. Представителем этого типа является «Агамемнон» (см. № 7 за 2006 г.). Он имел 600-сильную машину и мог развивать под парами скорость до одиннадцати узлов. 485 тонн угля должно было хватить на шесть с половиной суток плавания под парами. Его рангоут практически не был сокращен, запасов же провизии и воды должно было хватить соответственно на четыре и три месяца.

Представителем другого типа, отражающим общее положение дел, был «Ройал Джордж» (“Royal George”). Он являлся довольно старым — спущенным на воду еще в 1827 году — кораблем, и его деревянный корпус попросту устарел. Переделка парусного линейного корабля в винтовой стоила недорого, машина и уголь были буквально «впихнуты» в существующий корпус за счет провианта и балласта. Последний был урезан на две трети, запас воды — на три четверти, провизии — наполовину. В результате 500-сильная машина обеспечивала скорость в девять узлов, запас угля — ход в течение пяти дней, а автономность плавания сильно сократилась — восемьдесят четыре дня. Более того, пострадала и мореходность» сокращение балласта и установка паровой машины привели к тому, что центр тяжести переместился вверх, и корабль стал валким под парусами. Хотя он часто подвергался переделкам, проблему решить так и не удалось. Был уменьшен рангоут, затем срезали полуют, затем — одну палубу, в результате чего 120-пушечный корабль превратился в 90-пушечный. Команда также не находила корабль приятным для несения службы. Вентиляция была совершенно недостаточной, и во время летней кампании 1855 года в Черном море температура в кочегарке достигала 68 °C. Как, с истинно английским сарказмом, отмечал его первый командир в письме Первому Морскому Лорду: «…он (корабль) пригоден для установки машин, но не для того, чтобы в нем жили офицеры и матросы, и не для того, чтобы быть военным кораблем». По крайней мере, кочегары были с ним полностью согласны. Но в смысле своего «малого стратегического значения» — небольшой дальности плавания — он не слишком выделялся среди прочих винтовых линейных кораблей британского флота. Из девятнадцати имевшихся или строящихся на июнь 1853 года кораблей восемь были схожими с ним недорогими переделками парусников в винтовые корабли, лишь ненамного превосходившими блокшивы.

Линейный корабль “Borda”

У переделанных кораблей имелись и свои преимущества — дешевизна и быстрота постройки, малая потребность в новом — столь дефицитном — корабельном лесе. Но насколько они были полезны для Великобритании с ее многочисленными колониями? Можно ответить так: несмотря на понимание важности колоний и необходимости располагать хоть небольшим числом кораблей с высокой автономностью, оборона империи всегда зависела от ситуации в европейских водах. За единственным относительным исключением — флотом США — за пределами Европы не было ни одного настоящего флота. Это, вкупе с географическим положением Британских островов относительно континента, давало Адмиралтейству возможность сконцентрировать в британских водах большую часть флота и при этом все равно пользоваться всеми выгодами господства над морями.

Возникает закономерный вопрос — насколько успешно «Ройал Джордж» или «Агамемнон» могли противостоять «Наполеону»? Современники явно отдавали предпочтение французам. Даже лучшие линейные корабли Британии были спроектированы как «парусники». Это было логично — дальность плавания позволяла им противостоять любым силам, которые французы могли развернуть в дальних морях. Высокая автономность имела значение и при действиях в европейских водах, главным образом при блокаде французского побережья и портов. Но как британцы могли рассчитывать осуществлять ближнюю блокаду со своим флотом, располагающим несколькими вполне удачными «парусниками», но при том и многими тихоходными кораблями (типа «Бленхейма») с малой дальностью плавания, если бы им пришлось иметь дело с эскадрой «Наполеонов»? На что вообще могли рассчитывать англичане, когда с одной стороны выступал бы британский флот, а с другой — не столь многочисленный и обладающий меньшей автономностью, но однородный, и благодаря превосходству в скорости, способный сам выбирать — вступать в бой или отступать — французский флот? Дюпюи де Лом действительно предложил французскому флоту кораблестроительную политику, которая позволила ему, вместо того, чтобы наверстывать отставание, разом захватить лидерство и создать корабли, лучше отвечающие стратегическим потребностям страны. Благодаря этому флот получил возможность если и не добиться победы в морской войне с Британией, то, по крайней мере — чего так не хватало в прошлых войнах — наносить врагу быстрые и опасные удары.

Таким образом, кораблестроительные политики Англии и Франции в конце 1840-х годов сильно отличались. С одной стороны можно было увидеть склонность к краткосрочному планированию, традиционной стратегии, следованию накопленному опыту. С другой — дерзость, готовность положиться на удачу, стремление скорее смотреть в будущее, нежели опираться на уроки прошлого.

Но у Франции оставалась одна проблема. Четыре миллиона франков за один корабль — это не то, что французскому правительству было легко проглотить, и оно не было готово повторить заказ прежде, чем прототип не покажет свои достоинства в море.

В докладе Морскому министру от марта 1851 года отмечалось, что у Франции недостаточно средств, чтобы тратить их так расточительно, как это делает Британия: «Нам надо озаботиться составлением хорошо продуманного плана, в котором будут учтены и наши ресурсы, и операции, которые нам надо будет проводить во время войны». Министерство сделало какие-то выводы из британского опыта и избежало наиболее бесплодных экспериментов. Французское Морское министерств привлекало проекты кораблей, значительно более совершенных, чем «Бленхейм». В 1849 году было решено переделать в «парусно-паровые линкоры» два почти готовых, но остающихся пока на стапелях парусника — «Шарлемань» и «Аустерлиц». Осторожность конструкторов и частые проверки, сопровождавшие переделку, позволили добиться удачного компромисса между мощностью машины, ходкостью под парусами и автономностью без серьезных переделок корпуса. Другими словами, эта пара в целом напоминала «Ройал Джордж» — хотя и заметно превосходила его. В апреле 1850 года было решено переделать по тем же чертежам «Жан Бар».

Линейный корабль “Bretagne”

Решив строить одновременно блокшивы и быстроходные линкоры, Франция не поступила противоречиво. Конечно, в ряде случаев одновременное использование кораблей обоих типов было невозможно: включить в одну эскадру блокшивы и «Наполеон» означало ограничить и эскадренную скорость, и возможности командующего. Но у французского флота были и другие задачи, для выполнения которых можно было задействовать оба типа кораблей. Если же не оставалось ничего другого, кроме войны с Британией, то «Шарлемани» могли, выступая в качестве блокшивов, помочь береговой обороне, — в самом деле, использовать для этой цели «Наполеоны» было бы слишком расточительно. И, конечно же, парусные линкоры были бы гораздо полезнее в переделанном, а не своем первозданном виде. Как и в случае с «Ройал Джорджем», переделка была недорогим способом привести в относительно современный вид боевые единицы, которые в противном случае оказались бы совершенно устаревшими. Единственный минус состоял в том, что на переделку отвлекались ресурсы, которые в другом случае можно было пустить на создание «идеального флота» Тюпинье и Дюпюи де Лома.

В целом строительство французского винтового линейного флота велось достаточно последовательно. Единственным безусловным «ляпом» была постройка блокшива «Монтебелло» с машиной мощностью всего 150(?!) л.с. Предполагалось, что такие корабли смогут удовлетворять стратегические нужды страны, и вести длительные операции в дальних морях. Но вскоре иллюзии развеялись. Еще до выхода «Монтебелло» в море возникли серьезные сомнения в его полезности.

Начало сомнениям положили испытания «Шарлеманя» в конце 1851 года. Этот корабль с 450-сильной машиной, оснащенный подъемным винтом, показал прекрасную управляемость под парусами и хорошую скорость под парами: девять с половиной узлов. Морским министерством, наконец, было осознано, что будущий линейный флот должен быть исключительно паровым. Совет Адмиралтейства также порекомендовал начать работы по переделке «парусников» в «пароходы» как можно скорее, с чем министерство согласилось: четыре, позднее — семь парусных кораблей были предназначены для установки на них паровой машины. Надо отметить, что они должны были стать весьма быстроходными «переделками» — мощность их машин составляла 650 л.с. Испытания «Шарлеманя» показали, сколь плачевна будет судьба тихоходного корабля наподобие «Монтебелло», при встрече с вражеским парусно-винтовым линкорам. О блокшивах отныне было забыто. Морской министр отмечал, что: «Франция намеревается сосредоточить основную часть парового линейного флота в европейских водах, где скорость и огневая мощь кораблей будут играть большую роль. Отныне, в случае войны с Англией, вести боевые действия в дальних морях под трехцветным флагом будут корабли рангом не выше фрегата».

Испытания «Шарлеманя» дали еще один результат. Стало ясно, что если уж он смог развить девять узлов, то оценка скорости «Наполеона» с вдвое более мощной машиной, данная Дюпюи де Ломом, слишком занижена. В целом испытания поспособствовали дальнейшему росту репутации «Наполеона», начавшемуся еще в конце 1851 года. Несколько членов Национальной Ассамблеи даже сочли, что быстроходные линейные корабли могут воплотить в жизнь их мечты о морском могуществе.

Линейный корабль “Bretagne”

В мае 1852 года, еще до окончания испытаний, Совет Адмиралтейства предложил заложить еще два таких же корабля. Но работы не были начаты — возможно, потому что ведущаяся переделка парусных кораблей в винтовые поглотила все ресурсы, но более вероятно — потому, что ждать испытаний оставалось совсем недолго. Они прошли летом и завершились триумфом, омраченным лишь относительно плохой управляемостью «Наполеона» под парусами в легкий бриз. Таким образом, даже успех «Шарлеманя» был полностью превзойден. Как было заявлено Совету:

«… все предположения о превосходных качествах быстроходных линейных кораблей были слишком осторожными.»

В результате французская кораблестроительная политика еще больше склонилась в пользу более мощных кораблей, улучшенных «Наполеонов», которые и должны были составить основу будущего флота.

Французам повезло — в 1852 году экономия перестала быть фактором, в первую очередь определявшем планы моряков, бюджет — благодаря оживающей экономике и интересу к флоту Луи-Наполеона — стал заметно солиднее и позволил, наконец, приступить к работам.

Первым делом изменения коснулись переделок парусников в пароходы: отныне в первую очередь средства должны были направляться на постройку новых винтовых кораблей. Но самое главное — началось создание впечатляющей и не имеющей себе равных эскадры быстроходных линейных кораблей. В январе 1853 года начались работы по переоборудованию «Бретани» (Bretagne) — только что начатого постройкой парусного линейного корабля первого ранга — в быстроходный 131-пушечный винтовой. В итоге «Бретань» стала самым большим линейным кораблем, превзойдя даже «Дюк Веллингтон». С марта по сентябрь заложили пять кораблей второго ранга, по сути — усовершенствованных «Наполеонов». В следующем году заложили еще два, а заодно начали установку на уже почти достроенный парусный корабль «Эйлау» 900-сильной паровой машины (для чего пришлось сильно изменить центральную часть корпуса корабля).

Линейный корабль “Borda”

Англичане были «смяты и раздавлены». В 1853-54 годах французский флот занял относительно английского Royal Navy более выгодные позиции. Преимущество французам обеспечила постройка кораблей не только мощных, но составлявших однородную силу, специально предназначенную для решения стоявших перед их флотом задач. По правилам игры Британии пришлось принять брошенный вызов. Британское Адмиралтейство поняло, что его обыграли — чему поспособствовали испытания «Наполеона». Качество французов смотрелось явно весомее количества англичан. Возможно, что именно вследствие этого в июле 1853 года британцы заложили свой первый быстроходный 101-пушечный линейный корабль «Конкерор» (Conqueror). Но настоящим откровением стала Крымская война.

• «Duke of Wellington» («Герцог Веллингтон», Великобритания, 1853 г.)

• «Le Napoleon» («Наполеон», Франция, 1852 г.)

• «Algesiras» («Алжир», Франция, 1855 г.)

• «Le Bretagne» («Бретань», Франция, 1855 г.)

Танк Т-62

Шумилин С.Э.

Входе серийного производства Т-62 подвергался модернизации. Так, в 1967 г. была изменена конструкция крыши МТО. С броневого листа, прикрывающего двигатель, убрали два больших люка, которые предназначались для осмотра двигателя и воздухоочистителя, лист стал сплошным. Такие машины можно назвать Т-62 образца 1967 г. Со средины 60-х годов на танки стали устанавливать более надежные гусеницы с резинометаллическим шарниром (РМШ), которые были вдвое долговечнее старых (их пробег составлял 2–3 тыс. километров). По внешнему виду гусеницы с РМШ отличались от старых тем, что не имели по краям трака двух цевочных окон для зацепления с зубьями ведущего колеса. Соответственно была изменена и конструкция съемных венцов ведущих колес. Венцы для гусеницы с РМШ имели 14 зубьев, вместо 13 у старых венцов (для гусеницы с металлическим шарниром).

В начале 80-х годов в КБ УВЗ были проведены работы по глубокой модернизации танков Т-62, которые имели своей целью преобразование среднего танка в основной.

В их ходе был создан и в 1983 г. принят на вооружение танк Т-62М. В результате модернизации удалось повысить боевую эффективность танка Т-62, относящегося к первому послевоенному поколению, до уровня основных танков Т-64А и Т-72 первых серий.

Основное внимание при модернизации уделялось усилению огневой мощи и защищенности при сохранении прежнего уровня подвижности. Огневая мощь повышалась за счет установки вместо старого прицельного оборудования нового комплекса системы управления огнем (СУО) и системы управляемого вооружения «Шексна», который включал в себя: выстрел ЗУБК10-2 с управляемой ракетой 9М116-2 и аппаратуру управления. В СУО, устанавливаемую на танке Т-62М, входят лазерный дальномер КДТ-2, баллистический вычислитель БВ-62, прицел ТШСМ-41У и стабилизатор «Метеор» Ml.

Ствол пушки стали закрывать теплозащитным кожухом, т. к. стволы гладкоствольных пушек имеют меньшую толщину стенок и большую длину по сравнению с нарезными танковым и пушками. Поэтому они более чувствительны при стрельбе к разности температурных искривлений, которые появляются в металле трубы под воздействием солнечных лучей, дождя и т. д. При стрельбе из пушки с теплозащитным кожухом углы вылета снаряда изменяются от действия указанных факторов в 5-10 раз меньше, чем без него. Поэтому, получив информацию об использовании теплозащитных чехлов на НАТО-вских танковых пушках, ГБТУ потребовало их установки и на советские танки.

Танк Т-62М во время парада в Кубинке

Защищенность танков Т-62М повышалась в основном за счет установки дополнительного комбинированного бронирования корпуса и башни. Дополнительное бронирование лобовой части башни и корпуса представляет собой сварную коробчатую конструкцию из броневых листов толщиной 30 мм, внутри которой с зазором 30 мм размещены 5-мм стальные пластины. Полость между ними заполняется пенополиуретаном.

Противокумулятивные секционные резинотканевые бортовые экраны имеют толщину 10 мм. Противоминная защита механика-водителя повышена за счет дополнительного бронирования днища путем приварки к нему снаружи каркаса из броневых листов толщиной 20 мм.

Изменено радиооборудование — вместо радиостанции Р-123М установлены радиостанция Р-173 и радиоприемник Р-173П.

В результате комплекса мер по усилению огневой мощи и защищенности боевая масса Т-62М возросла до 41,5…42,0 т. Для компенсации возросшей массы и сохранения подвижности на Т-62М устанавливались более мощные двигатели — В55У (620 л.с.), а затем В-46-5М (690 л.с.).

Был принят на вооружение в 1983 г. и производился путем модернизации на танкоремонтных заводах Министерства обороны. На танке устанавливался комплекс активной защиты ЮЗОМ «Дрозд» (по которому машина и получила в названии индекс «Д»), позволивший получить высокий уровень защищенности без существенного увеличения боевой массы (которая составляла 40 т). Как и Т-62М, машина получила дополнительное бронирование корпуса, башни, днища, а также бортовые резиновые экраны, но система запуска дымовых гранат «Туча» на башне не устанавливалась

Комплекс активной защиты «Дрозд» был разработан в период с 1977 по 1982 г.г. и предназначался для защиты танка от противотанковых управляемых ракет (ПТУР) и противотанковых гранат (ПГ) путем их подрыва, механического повреждения или отклонения от заданной траектории.

Оснащение серийных танков комплексом активной защиты «Дрозд» теоретически позволяет уменьшить их потери в различных боевых ситуациях в 2–3 раза. Однако комплекс не обеспечивал адекватной защиты от противотанковых снарядов, поэтому по-прежнему устанавливалось дополнительное бронирование башни, корпуса и днища, а также резиновые противокумулятивные экраны.

На некоторых Т-62Д устанавливался баллистический вычислитель БВ-62 и лазерный дальномер КТД-2 (КТД-1).

В 1985 г. был принят на вооружение танк — Т-62МВ, разработки КБ УВЗ. Он был спроектирован на базе Т-62М, от которого отличался системой дополнительного бронирования. Вместо многослойных экранов из комбинированной брони, устанавливавшихся на башне и корпусе танка Т-62М, был использован комплекс динамической защиты (КДЗ). Дополнительное бронирование днища и бортовые резинотканевые экраны сохранялись. На части танков элементы КДЗ устанавливались и на бортовых экранах. Танки Т-62МВ выпускались путем модернизации на ремонтных заводах Министерства обороны.

Противокумулятивная броня, основанная на принципе контрвзрыва, работы над которой были начаты в Советском Союзе еще в 50-е годы, была практически отработана уже к концу 70-х годов. Однако ее внедрению на танках препятствовала психологическая неподготовленность части высокопоставленных представителей армии и промышленности. Только появление в ходе арабо-израильской войны 1982 г. динамической защиты разработки доктора М. Хельда (на танках типа М48, М60, состоявших на вооружении армии Израиля) окончательно смело возражения ее противников. Наличие полностью подготовленных технических, конструкторских и технологических решений позволило в рекордный срок, всего за один год, оснастить противокумулятивной динамической защитой (ДЗ) основной танковый парк Советского Союза.

Система вооружения танка Т-62МВ такая же, как у Т-62М.

Т-62МВ в музее в Кубинке

После войны Судного Дня 1974 г в состав Армии самообороны Израиля, которая испытывала потребность в пополнении танкового парка, было включено около 150 захваченных у арабов Т-62, которые здесь получили название Tiran 6 (название Tiran 5 имели Т-54).

Чтобы обеспечить нормальное использование этих иностранных машин и привести их в соответствие со своими требованиями, израильтяне подвергли их модернизации.

В первую очередь было заменено радиооборудование на радиостанции, используемые израильской армией, на башню и заднюю часть корпуса наваривались ящики для хранения имущества танкистов и инструментов, устанавливались новые грязевые щитки и т. д… Бывшие арабские танки получили также американские пулеметы «Браунинг» и новую систему пожаротушения.

Следующим этапом была замена основного вооружения. Еще в конце 60-х годов командование Армии самообороны Израиля пришло к выводу о необходимости стандартизации танкового вооружения. В израильской армии находились танки нескольких типов, соответственно, вооруженные различными орудиями, что затрудняло снабжение танковых частей боеприпасами. В качестве единого орудия была выбрана лучшая в то время на Западе танковая пушка— английское 105-мм нарезное орудие L7 (точнее, ее американский вариант — М68). Эту пушку стали получать все танки Армии самообороны— начиная с престарелых «Шерманов» и заканчивая Т-62. Правда, перевооружение проходило постепенно, и некоторые Т-62 так и закончили службу в израильской армии с родной 115-мм пушкой.

В начале 80-х годов на израильских Т-62 начали устанавливать элементы динамической защиты «Блэйзер».

Европа. Европейским дебютом Т-62 стала операция «Дунай»— ввод войск стран Организации Варшавского договора на территорию Чехословакии весной 1968 г. Всего в операции участвовало около 2000 танков, в основном Т-54/55 и Т-62.

Процесс перевооружения с Т-55/62 на новые Т-64 и Т-72 начался в конце 70-х— начале 80-х во всех советских танковых частях, дислоцировавшихся на Западе. Причем, мероприятия по перевооружению были спланированы так, чтобы боеготовность танковых подразделений и частей пострадала в наименьшей степени.

СССР — КНР, 1969 г.

Боевое крещение Т-62 получили не в Европе, а на другом конце света, во время советско-китайского конфликта в районе о. Даманский

2-17 марта 1969 г. Утром 15 марта китайцы при поддержке артиллерии и танков стали атаковать остров. Из-за отсутствия должного взаимодействия армейского командования и пограничников, удерживающих остров, последние остались без огневой поддержки. Тогда начальник погранотряда Д. Леонов решил нанести удар в тыл противника танками приданного ему взвода. Головной Т-62, в котором находился Леонов, был подбит из гранатомета, а сам он смертельно ранен. Два уцелевших танка, бросив командирский, ушли в сторону погранзаставы. Ночью в ходе контратаки танк был отбит, но китайцы уже успели снять с подбитой машины стабилизатор пушки и другие приборы. После этих событий танк Т-62 был рассекречен и начались его широкие поставки за границу, в первую очередь в страны Ближнего Востока.

СССР — Афганистан, 1979–1989 гг.

Т-62 активно использовались «ограниченным контингентом» советских войск в Афганистане, представленным 40-й армией. Танковые части 40-й армии насчитывали 39 танковых батальона. Кстати, «шестьдесятдвойки» имелись и на вооружении самой Афганской армии — партия из 100 танков Т-62 была получена еще при режиме Тараки, в середине 1979 г., до ввода советских войск. Наличие в частях 40-й армии танков Т-62 и еще более старых Т-55 объясняется тем, что наиболее современные в тот период основные танки Т-64 и Т-72 направлялись в дивизии ГСВГ и западные военные округа, а выводимые оттуда Т-62 поступали в Азиатские и Дальневосточные ВО, в том числе и в части, дислоцированные на южной границе СССР. В ходе боевых действий необходимость в более современных танках не возникала, так как моджахеды на протяжении всей войны не имели танков и располагали ограниченным числом противотанковых средств, главным образом РПГ и безоткатными орудиями.

В ходе афганской войны Т-62 пришлось вести боевые действия на местности, абсолютно не пригодной для танков, и выполнять функции, к которым танкисты никогда не готовились. Танки в основном использовались при блокировании и прочесывании местности, для сопровождения колонн и как подвижные огневые точки на блокпостах. Специфические условия боевых действий в Афганистане выявили некоторые недостатки Т-62. В частности, из-за ограниченного угла подъема танковой пушки и спаренного пулемета огонь по целям с превышением более 30 градусов был невозможен, а это в условиях горной местности часто было необходимо.

В условиях высокогорья и сильной запыленности возникли проблемы с работой силовой установки, трансмиссии и ходовой части. Выявилась низкая стойкость к воздействию мин различного типа. В результате экипажи предпочитали ездить с открытыми башенными люками, что в какой-то мере ослабляло воздействие взрыва мины под танком. Несмотря на активную минную войну, боевые потери Т-62 в Афганистане были сравнительно низкими. Соотношение выхода из строя по техническим причинам и боевым повреждениям бронетехники составляло 20/1. Опыт боевых действий в Афганистане был оперативно использован при модернизации Т-62 и Т-55.

Танк Т-62 на вооружении армии Афганистана, 1979 год

Танк Т-62 на вооружении армии Афганистана, 2005 год

Арабо-израильская война, 1973 г.

На вооружение Египта и Сирии танки Т-62 начали поступать после третьей арабо-израильской войны 1967 г. После поражения в этой войне арабский мир оказался в кризисе. Израиль захватил Голанские высоты, западный берег реки Иордан, Синайский полуостров и сектор Газа. Президенты Египта Анвар Садат и Сирии Хафез Асад не могли смириться с таким военно-политическим поражением и потерей территории. В результате новая арабо-израильская война была неизбежна.

Начиная с 1967 г. беспрецедентными темпами велось перевооружение или, проще говоря, воссоздание боевой мощи арабских армий. Египет только за короткое время получил 400 танков Т-62, 1260 Т-54/55 и много другого вооружения. Поставки вооружений в Сирию также были внушительными. В результате к началу боевых действий армия Египта насчитывала 2200 танков и САУ из них 750, т. е. почти треть были Т-62. Сирия располагала 1350 танками в основном Т-62 и Т-54/55.

Война началась 6 октября 1973 года, в израильский праздник Иом-Киппура (судный день, отсюда и ее название — «Война Судного дня»). С первых же дней обе стороны широко применяли свои танки, и египетские «шестьдесятдвойки» принимали участие в большинстве стычек. Так, на рассвете 7 октября подошедшая израильская 460 танковая бригада, ведя огонь на дальних дистанциях, смогла без потерь со своей стороны сжечь 67 египетских Т-62 и Т-55. На северном фланге, в районе Кантары, жестокое танковое сражение длилось весь день 8 октября. В течение дня израильские 162-я и 252-я бронетанковые дивизии потеряли около 120 и 170 танков соответственно. 600-я танковая бригада из 162-й бронетанковой дивизии в одной из атак лишилась 24 машин за 18 минут! На юге в районе израильского укрепленного пункта Литуф (вблизи Малого Горького озера) египтяне сосредоточили более 400 танков, а их 7-я и 19-я пехотные дивизии при поддержке двух танковых бригад развивали наступление вглубь Синая. На следующий день была практически уничтожена израильская 190-я танковая бригада, а ее командир полковник Асаф Ятури попал в плен.

Т-62 (Tiran 6) Армии Израиля

Некоторое затишье, наступившее после первых четырех дней жестоких боев, закончилось в 6.00 утра 14 октября. Египтяне начали мощное наступление на шести участках фронта силами шести танковых бригад, всего с их стороны в наступлении участвовало более 1200 танков. К этому времени израильтяне смогли сосредоточить на Синае 750 танков. Так началась крупнейшая со времен Курской дуги танковая битва. В общей сложности на поле боя столкнулось более 2000 танков противоборствующих сторон. Яростные танковые дуэли продолжались в течение всего дня. На севере наступала 18-я египетская пехотная дивизия и танковая бригада, оснащенная Т-62, которые прорвали фронт. В этот район израильтяне немедленно перебросили 162-ю бронетанковую дивизию. В завязавшемся сражении египтяне потеряли более 55 танков Т-62 и были вынуждены остановиться. К вечеру стало ясно, что египетская армия потерпела поражение. Нападавшие потеряли за день 264 единицы бронетехники, а обороняющиеся — 43 (по израильским данным).

С утра 17 октября началось крупное танковое сражение в районе экспериментальной сельскохозяйственной станции — «Китайская ферма». Бои развертывались на площади всего 20 кв. км. Около 8 часов утра израильский разведывательный самолет RF-4E обнаружил около 100 египетских Т-62, движущихся к оборонительным линиям 162-й израильской бронетанковой дивизии. Это была 25-я египетская танковая бригада. Навстречу ей израильтяне выдвинули 217-ю танковую бригаду, имевшую на вооружении модернизированные М60, на помощь которой направлялась 500-я танковая бригада. В 14:45 начался бой, а к 17:00 египетская 25-я танковая бригада фактически перестала существовать. 86 танков Т-62 было сожжено, лишь десять машин смогло укрыться в районе укрепленного пункта Боцер. Израильтяне утверждали, что в этом бою потеряли только 4 танка, подорвавшихся на израильских же минах, установленных перед войной.

Боевые действия на Сирийском фронте также начались 6 октября атакой на израильские укрепления на Голанских высотах в районе Эль-Кунейтры. Сирийцы бросили в бой три пехотные, две танковые дивизии и отдельную танковую бригаду. Всего сирийцы привлекли к операции 1500 танков (Т-62 и Т-55/54). На передней линии находилось 900 машин, 500 танков было сосредоточено в районе Катна-Касаве, и 100 машин Республиканской Гвардии — в районе Дамаска. Общее число израильских танков на Голанских высотах составляло 180–200 машин.

К вечеру израильтянам все же удалось приостановить наступление сирийцев. Поле сражения представляло ужасающее зрелище разбитых и сожженных танков. Танкисты 7-й израильской бригады, в которой к вечеру осталось всего 35 танков (из 105 машин), под впечатлением увиденного назвали это место «Долина слез».

В 22 часа израильские разведчики, посланные в «Долину слез» буквально, наткнулись на арабскую танковую колонну. Это была подходившая 81-я сирийская танковая бригада, имевшая на вооружении исключительно Т-62. Через пять минут после обнаружения сирийские танки попали под артиллерийский огонь. Тяжелый танковый бой продолжался и ночью. Темнота играла на руку сирийцам, их Т-62 и Т-55 были оснащены приборами ночного видения, тогда как экипажи «Центурионов» и М 48 могли полагаться только на осветительные снаряды и ракеты, фары и прожектора. К утру 7 октября танки 46-й сирийской танковой бригады вклинились в оборону израильской армии на 4–7 км.

Танк Т-62 на вооружении Сирийской армии

В ночь на 9-е октября сирийцы бросили все свои силы против 7-й израильской бригады. В атаке принимали части 3-й танковой дивизии, а также танковые подразделения элиты сирийской армии— Республиканской гвардии, но к вечеру сирийское наступление выдохлось. В «Долине слез» было уничтожено около 230 арабских танков, но и израильские потери были велики — только 7-я израильская бригада потеряла 98 «Центурионов» (из 105).

Последней крупной танковой атакой стал семичасовой бой 20 октября, когда в наступлении приняли участие более 120 арабских танков. В этот же день Израиль и Сирия заключили перемирие.

Война «Судного дня» останется в истории, как случай одного из наиболее массовых применений танков Т-62 и Т-54/55. Потери танков в войне 1973 г. (по западным данным) составляли: арабы — 2400 машин, Израиль — 2500, т. е. соотношение потерь примерно 1:1. При этом необходимо учитывать, что значительная часть арабских танков была уничтожена авиацией, а также — худшую подготовку танкистов Сирии и Египта. Таким образом, несмотря на высокие потери Т-62 и Т-55/54 в абсолютном выражении, необходимо признать, что они в целом, как минимум, соответствовали уровню современной им западной бронетехники. Это признавали и сами израильтяне. Так, один высокопоставленный офицер израильской армии отказался сравнивать американские танки с Т-62 и Т-54, заметив, что арабы «просто оказывались не в том месте и не в то время, с чем и связаны их высокие потери в танках». Другим подтверждением является то, что сразу после войны в поисках альтернативы американскому М60 израильтяне обратились к Англии с просьбой закупить более защищенные танки «Чифтен».

Ливан, 1982 г. Следующим военным конфликтом на Ближнем Востоке, в котором принимали участие Т-62, стала война в Ливане. Боевые действия велись между Сирией и вооруженными формированиями Организации освобождения Палестины (ООП) — с одной стороны и Израилем с другой. В начале 1982 года сирийские вооруженные силы в Ливане контролировали около 70 % территории, включая столицу Бейрут. Большая и лучшая часть сирийских войск в Ливане была сосредоточена в долине Бекаа: 1 танковая дивизия, 76-я и 91-я танковые бригады, на вооружении которых находились танки Т-62 и новейшие Т-72. В Бейруте и пригородах дислоцировалась 85-я отдельная танковая бригада Т-54. Всего сухопутные войска Сирии имели на вооружении 2200 Т-54/55, 1100 Т-62 и 400 Т-72. Интересно, что к этому времени в составе вооруженных сил Израиля также имелось около 150 трофейных танков Т-62.

Для участия во вторжении в Ливан, которое получило кодовое название— операция «Мир для Галлилеи», командование армии Израиля выделило 1200 танков (всего имелось 1100 танков «Центурион», 650 М48, 810 М60, 400 «Меркав», 250 Т-54/55, 150 Т-62). Наступление планировалось вести по трем направлениям— западному (на Бейрут), центральному, а также в долине Бекаа.

Боевые действия начались 6 июня 1982 года, однако первые столкновения израильтян и сирийцев произошли только 8 июня в ходе боя за город Джеззину. Его защищал сирийский 424-й пехотный батальон, усиленный тремя танковыми батальонами. Атаковавшие Джеззину «Центурионы» из израильской 460-танковой бригады на окраине города неожиданно попали под сосредоточенный огонь Т-62 — три «Центуриона» загорелись в первые же минуты боя. Тяжелый бой продолжался до темноты, когда передовая рота израильтян смогла пройти через город, по пути уничтожив три Т-62. При этом 460-я бригада потеряла не менее 10 «Центурионов».

В ночь на 9 июня рога «Центурионов» попала в засаду на узкой горной дороге вблизи города Эйн-Зехальты, организованную двумя батальонами танков Т-62. В первые же минуты боя было потеряно два «Центуриона». В дальнейшем колонна понесла еще более значительные потери. Чтобы им помочь, израильтяне попытались зайти во фланг сирийцам — им удалось сжечь несколько сирийских остановлено всего в 20 километрах от шоссе Дамаск-Бейрут.

На приморском направлении первое израильско-сирийское танковое сражение произошло 10 июня под городом Кфар-Силом. Подпустив передовые танки сирийцев поближе, два израильских М60 открыли огонь, выведя из строя одиннадцать сирийских Т-62. А 22 июня израильская 188-я танковая бригада в районе Эль-Зехалты опрокинула оборону сирийцев, при этом танкистам в качестве трофеев досталось десять 7-62.

Последнее, на сегодняшний день, крупномасштабное танковое противостояние арабов и Израиля закончилось осенью 1982 «ода. Потери в войне были тяжелыми с обеих сторон. Армия обороны Израиля потеряла не менее трети своих танков. По израильским данным, сирийская армия и формирования ООП лишились 334 танков.

Иран — Ирак, 1980–1988 г.г.

Еще одним военным конфликтом, в котором широко применялись танки Т-62, была ирано-иракская война. К началу войны танковые войска Ирака были в основном укомплектованы советской бронетехникой— Т-54/55 и Т-62 (которых к началу войны насчитывалось около 1500 шт). Иран располагал 400 М60А1 и более чем 300 «Чифтенами».

В ходе иранского контрнаступления 1981 года произошло несколько крупных танковых сражений. Наиболее известным является бой в долине Хархе вблизи города Сусенгерда. В январе усиленная 16-я танковая дивизия Ирана (300 английских танков «Чифтен» и американских М60) при поддержке 55-й парашютной бригады готовила контратаку вблизи Сусенгерда (Иран) с целью освободить дорогу на Ахваз и снять иракскую осаду с города Абадан. Иракское командование предугадало намерения противника и выдвинуло навстречу ему танковую дивизию (300 танков Т-62). 6 января передовая иранская танковая бригада вышла к иракским позициям. Считая, что перед ними лишь небольшое прикрытие, иранские танки атаковали с ходу. Иракские подразделения тут же отошли, в результате чего первая иранская бригада оказалась в подготовленном огневом мешке и была атакована с флангов.

Потери иранцев составили белее ста танков. Вторая и третья бригады, действуя разобщенно и без поддержки пехоты, попали в ловушку позже — 7 и 8 января. Ирак объявил, что уничтожил или захватил 214 иранских танков, Иран же признал потерю только 88 машин. В ходе боя окончательно прояснилось, что 115-мм бронебойный подкалиберный снаряд пушки танка Т-62 надежно пробивает лобовую броню и танков «Чифтен». В дальнейшем иранские танкисты избегали лобового столкновения с современными танками советского производства.

Т-62 армии Египта, захваченный израильтянами

Ирак — «Буря в пустыне», 1991 г.

В боевых действиях в зоне Персидского залива (17 января — 28 февраля 1991 года), вызванных захватом Ираком Кувейта, иракским Т-62 пришлось столкнуться с самыми современными танками западного производства — американскими M1 «Абрамс» и английскими «Чегленжер», которые имелись на вооружении войск коалиции межнациональных сил (МНС), в которую входили США, Великобритания, Франция, Сирия (интересно, что в состав Сирийских сил входила танковая дивизия, вооруженная Т-62) и т. д. К началу боевых действий общее число танков со стороны межнациональных сил (МНС) составляло 5100, а Ирака 5300. Непосредственно в зоне боевых действий МНС задействовали 3500 танков, Ирак — 3700. Боевым действиям на земле предшествовала воздушная операция МНС под кодовым названием “Буря в пустыне”, начавшаяся 17 января и длившаяся более месяца. В ее ходе, по оценкам командования МНС, Ирак потерял около 500 танков. В условиях слабой ПВО танковые подразделения Ирака несли большие потери, несмотря на то, что иракская армия широко применяла специальные меры защиты: задолго до начала конфликта были приобретены сотни гектаров маскировочных сетей, использовались тысячи макетов танков и БМП, изготовленных из формованного стеклопластика, равно как и надувных.

Массированное применение танков имело место на центральном направлении (главный удар — на Басру, где размещалось командование южной группы войск Ирака).

Иракским танкистам на уже устаревших к этому времени танках Т-62 в борьбе с более сильным противником, которым являлся танк «Абрамс» приходилось применять изощренные уловки. Как, например, в боевом столкновении 26 февраля на окраине Эль-Кувейта в районе столичного аэропорта танкового подразделения 16-й иракской мотопехотной дивизии, имевшего 9 танков Т-62, пытавшегося выйти из окружения, и роты «Абрамсов» 1-го батальона морской пехоты США, находившейся в боевом дозоре. Чтобы усыпить бдительность противника, иракцы, развернув башни своих Т-62 назад и выкинув белые флаги, выдвинулись в направлении прорыва. Американские танкисты, увидев белые флаги, ослабили бдительность, за что и поплатились. Когда дистанция между машинами противоборствующих сторон сократилась до 300 м, иракские танки неожиданно развернули башни и нанесли серьезное огневое поражение противнику. В этом скоротечном бою было уничтожено пять «Абрамсов» и почти столько же получило различные повреждения.

Интересны наблюдения американского офицера Рея Мэннинга о подготовке иракских танкистов и об их технике. Он отмечает, что большинство танков поддерживалось в довольно хорошем состоянии, и они оказывали ожесточенное сопротивление. В тех случаях, когда он мог разобраться в намерениях противника, иракские танкисты показывали хорошее понимание тактики. Многие танки были оснащены лазерными дальномерами. Практически все Т-62, увиденные им, имели внешние лазерные дальномеры (как он считал — британского производства), установленные над орудиями.

Т-62 армии Ирака на огневой позиции

К 1990 г согласно данным, заявленным советской стороной на венских переговорах по ограничению обычных вооружений в Европе, на европейской территории СССР, а также в частях дислоцированных в Восточной Европе, находилось 2144 танка Т-62, Т-62К, Т-62М и Т-62МК.

После развала Советского Союза танки Т-62М в составе российских частей внутренних войск принимали и принимают участие в антитеррористической операции в Чечне.

Помимо Советского Союза Т-62 состояли или состоят на вооружении в: Алжире (300 единиц на 1995 г.), Анголе, Афганистане, Вьетнаме, Египте (580 на 1995 г.), Израиле (трофейные Египетские и Сирийские), Ираке (1500 на начало ирано-иракской войны), Иране (трофейные Иракские), Кубе (400 на 1995 г.), Ливии, Монголии, Северной Корее, Сирии (1000 на 1995 г.), Сомали, Судане, Эфиопии.

Тысячи Т-62 продолжают нести службу в десятках армий мира. Эти машины еще обладают значительными ресурсами ходовой части, но существенно устаревшим вооружением, системой управления огнем и неадекватной современным условиям защитой. Поэтому рынок модернизации этих танков обладает поистине неисчерпаемой емкостью. Даже при относительно незначительных изменениях, внесенных в базовую конструкцию, ее боевые возможности могут быть существенно повышены. Неудивительно, что в последнее время было разработано несколько проектов модернизации танков Т-62.

Как правило, большинство проектов в этой области предусматривают модернизацию системы управления огнем с целью повышения точности стрельбы, расширения условий применения (в первую очередь обеспечения стрельбы ночью) и существенного повышения функциональных возможностей командира.

В 1998 г. появилась информация о доработке и испытаниях российскою танка Т-62, «проведенных в одной из стран с жарко-пустынным климатом». Модернизация танка включала размещение на нем системы управления огнем, разработанной для БМП-3 с одновременной доработкой стабилизации башни для повышения точности стрельбы. В состав СУО входили: прицел-прибор наводчика с двухплоскостной стабилизацией линии визирования и информационно-визирным каналом, лазерный дальномер, баллистический вычислитель с системой датчиков, блок сопряжения с доработанной электроникой управления стабилизатором. Проведенные доработки позволили разместить и автоматизированную систему управления. Были проведены стационарные и стрельбовые испытания. В результате, как сообщалось, удалось существенно повысить точность при стрельбе неуправляемыми снарядами и обеспечить стрельбу с места и с ходу (скорость 15–20 км/ч) управляемым вооружением.

Т-62 с модернизацией пушкой 125 мм Харьковским КБМ им. Морозова

Проект более радикальной модернизации был продемонстрирован летом 2001 г. на IV международной выставке «Омск-2001». Здесь КБТМ была представлена новая унифицированная сварная башня, предназначающаяся в первую очередь для модернизации танков Т-55 и Т-62. При ее установке экипаж машины сокращается до трех человек. По сравнению со старыми башнями новая имеет оригинальную форму, в своей передней части напоминающую диск и обеспечивающую повышенную защищенность от боеприпасов кинетического действия. Защита от кумулятивных боеприпасов обеспечивается за счет широкого применения встроенной динамической защиты. Вооружение башни состоит из 125-мм гладкоствольного орудия с автоматом заряжания (автоматизированная горизонтальная боеукладка расположена в «кармане» кормовой части башни). Система управления огнем соответствует современным требованиям и включает оптические, инфракрасные и телевизионные информационно-прицельные каналы, а также цифровой баллистический вычислитель.

По некоторой информации, оснащением «шестьдесятдвойки» 125-мм и 120-мм орудиями занимается и ХКБМ им. Морозова в Украине.

Все эти разработки свидетельствуют о том, что окончательно прощаться с Т-62, видимо, еще рано.

Реальность и фантастика двуручного меча

Григорий Панченко

Большинство читателей — кроме разве что самых юных — впервые знакомились с этим оружием, думается, именно на страницах «Трудно быть богом». И оттого у очень многих закрепилось представление, что орудовать двуручным мечом надлежит «по-памповски», описывая широкие круги и зловеще шелестя, да еще чтоб длина — за 2 метра, а вес свыше 20 кг. С величайшим уважением относясь к барону и его создателям, все же попытаемся отделить мух от котлет, а меч — от вертолета.

Разумеется, не всякий меч, за рукоять которого можно взяться обеими руками, суть двуручник. Основных типов подлинно двуручных мечей минимум четыре, даже если считать лишь европейские варианты и даже если не включать в их число переходный вариант типа «бастард». А включать его надо, потому что название некорректно, ибо это не «внебрачная помесь» простого меча с лордом-двуручником, а скорее исходный образец: лишенный ряда фамильных черт предок, доживший до времен потомков. Длина самого большого (но не самого тяжелого) из известных мне двуручных мечей — чуть более 196 см, в среднем же на 10–20 сантиметров покороче. В руках я их держал, каюсь, лишь единицы» видел — немногие сотни, но данные имею о многих сотнях. Фотографию самого тяжелого двуручника — правда, с неверной датой изготовления — читатели могут найти в скверной научно-популярной фантастике (как ее еще, простите, назвать?) издательства «Росмэн», серия «Невероятен»… простите, я хотел сказать «Очевидец», название «Доспехи и оружие», стр. 17. Там сказано, что весил этот меч 7 кг и, будучи слишком тяжел для боя, использовался лишь как парадное оружие. Реально весит он ПОЧТИ 7 кг (все равно это килограмма на полтора-два больше, чем боевые), для боя, безусловно, плох — скверный металл, минимальная проработка «действующих участков» и еще при жизни явно неухоженный вид; для парада, по тем же причинам, вообще не пригоден. Скорее всего, это — учебный образец: меч-тренажер. Потому и утяжелен он.

Альбрехт Дюрер был не только великим художником — но также и очень неплохим мастером боевых искусств. Этот эпизод из составленного им обширного учебника фехтования и боевой борьбы показывает, как их приемы сочетались в тренировочном поединке на двуручных мечах

В общем, вес боевого меча — 4,5 кг плюс-минус еще 500–700 г. Причем минус — часто, зато плюс — очень, очень редко. А двадцатикилограммовые монстры появились уже в XIX в. Эти декоративно-коллекционные экземпляры изготовлялись пронырливыми умельцами специально для тогдашних аналогов «новых русских», которых и в Европе хватало. Когда такой вот свежеутвержденный барон желал выглядеть «настоящим аристократом» — он сразу вслед за титулом покупал «прадедовский» замок и развешивал по стенам «прадедовское» оружие. Наверно, существуй в этой среде мода на нынешнюю распальцовку — эфесы тех мечей неизменно оказывались бы снабжены некими кольцами (для удобства двуручно-четырехпальцевого хвата). Тем более что подлинные двуручники и в самом деле имели особые кольца — пусть не там и не столько.

Ножен у двуручных мечей нет, хотя бывают у них «лезвийные футляры»: своего рода чехлы, не прикрепленные к поясу или портупее. В ножнах носили разве что мечи-бастарды— а их огромными не назовешь. Впрочем, размер — вещь условная: большой бастард — под 1,5 м, а маленький и даже средний эспадон — немногим за 1,5 м. Рассчитанный на действия в тесноте строя очень своеобразный ландскнехтский двуручник — примерно такой же длины, порой и меньше (ландскнехт, конечно, мог и бастард либо эспадон использовать). Классический двуручный меч, позволяющий использовать все преимущества данного оружия, — это все же эспадон. Носят его «в голом виде» (иногда — с зачехленным клинком) справа на плече или слева под мышкой, придерживая большим пальцем левой руки за кольцо» о коем речь пойдет ниже. Из такого положения эспадон легко переходит в боевую позицию: правой рукой — под крестовину, а левая, плавным движением сбросив кольцо, тут же перехватывает за рукоять сзади или за навершье.

Длина рукояти у него очень редко достигает полуметра и совсем уж редко превышает его, т. е. «рукоять лишь вполовину короче лезвия», как ее порой описывают — некоторый перебор. Впрочем, для хвата руки служит и клинок за крестовиной, где он притуплен, иногда даже обтянут кожей: это — рикассо, «пятка». Между ней и лезвиями — «усики» контргарда. Он помогал парировать удар, иногда и сам предназначался для удара, но вот на заклинивание или перелом вражеского клинка был рассчитан редко. Заклинивание оружия осуществляли, прежде всего, кольцеобразные ловушки возле крестовины (тоже не всегда: бывали и чисто защитные кольца — вот за них-то на марше и придерживали меч большим пальцем; а порой они и вовсе отсутствовали). Размах крестовины бывал и свыше 50 см, особенно часто — как раз у «коротких» эспадонов, где именно перекрестье становилось главной «смысловой частью» оружия, проводя и блокируя атаки, позволяя задействовать эфес….

Ну, об этом позже.

Таковы параметры эспадона. Другие типы, как правило, попроще — без контргарда, со слабо выраженным рикассо… Перекрестье, правда, почти всегда развитое и сложное, иногда снабженное почти шпажным набором защитных дужек. Если у двуручника оно действительно близко к крестовидной форме — то это оружие скорее не воина, а палача. Или признак начала XV в., когда боевые двуручные мечи только-только «обрели себя».

А как же проходит бой?

Прежде всего: двуручный меч есть оружие скорее колюще-полосующее, чем рубящее. Вращать его «по-вертолетному» приходится нечасто, даже при схватке одного с несколькими — а вот делать обводки, досылать в длинном выпаде, резать врагу бок или запястье на этом досыле или на отдергивании… Рубящие удары относительно редки. Конечно, такой удар может рассечь врага от макушки до аппендикса и ниже, может расколоть даже латный доспех, особенно при попадании по слабому месту — но дистанция и темп боя препятствуют их широкому применению. В XVI в. (расцвет эспадонного фехтования) эта дистанция такова, что, судя по ряду фехтовальных трактатов, при схождении двух умелых бойцов вертикальный удар мог достать лишь ступню ноги, если противник запоздал со сменой стойки, — а «игра ног» в этом фехтовании поистине виртуозна. Она вообще древнее клинковых защит — каковые, впрочем, эспадоном тоже берутся (и преодолеваются) виртуозно.

Кстати, о вертикальных ударах. Положения эспадона в руках были очень многообразны, но рубящий удар, как правило, наносился отвесно или почти строго в горизонтальной плоскости (поперечный). По-самурайски «от левого плеча к правому бедру» эспадоном, в общем, не рубили: у него иная механика движений, он много длиннее и тяжелее японской катаны. А вот боевой шпагой, кстати, рубили именно наискось (когда рубили: она все-таки и вправду больше предназначена для укола).

Уточним: это воздействие на противника, а не на его оружие. Прорубаясь сквозь копейную стену, древки пик, воин с эспадоном кроит под углом. И вообще в смертельной круговерти общевойскового боя доля рубящих ударов возрастает — как и для любого оружия: в таких условиях вообще растет доля «неклассических» приемов. Во всех других ситуациях если мы и видим бойца в широкой стойке, высоко возносящего над собой эспадон, — то имеется в виду скорее не размашистый удар, а смена позиции или «длинная» защита.

Каково же место таких меченосцев в отрядной схватке?

Сколько-то их сосредоточено в глубине пеших построений — на случай, если враг прорвет ряды. Сопровождают они и командиров, являясь скорее не «стражей» (этот термин заставляет думать об оборонительной, церемониальной, а то и полицейской функции), а как бы отрядами коммандос. Ведь в тех условиях командир — не просто руководитель: с этой своей свитой он бросается в ключевые места схватки, развивая свой прорыв или ликвидируя вражеский…

Но главную работу двуручник проделывал не В рядах, а ПЕРЕД ними. Представьте: копьеносное построение, медленно разгоняясь для таранного натиска, трусцой бежит на аналогичного противника — ас флангов, иногда даже перед фронтом (!) рассыпным строем легконого бегут отборные воины в пехотных латах, с эспадонами, бастардами и большими ландскнехтскими мечами. Их задача — проделать брешь в пикинерском строю. Правда, перед вражеским строем бегут такие же «спецназовцы», так что не всякий раз меченосцам удается прорваться к вражеским рядам, иногда им даже приходится отступить под защиту своих. Но когда удается, то мечник сносит несколько пик, порой добирается и до их владельцев, словом — разваливает первую шеренгу, как шрапнельный заряд. Если он после этого не успел отойти на фланг, прежде чем отряды сошлись, — свои копейщики постараются его не задеть (они тоже отменно тренированы, так что даже сверхдлинную пику не просто держат перед собой, но и направляют в цель), и будет он рубиться в глубине вражеских рядов, ожидая, что пробитая им брешь вот-вот станет воротами для общего прорыва.

Итак, двуручный меч — оружие отрядное (хотя и на благородный поединок с ним выходят), оружие элитное. Как ни парадоксально такое сравнение, он — что-то вроде пулемета: один-два на взвод, несколько на роту, не всякому по силам, но без него не обойтись. Зачастую сражались им и рыцари, чаще все-таки неблагородные пехотинцы — но это были матерые, высокооплачиваемые профессионалы, которым и латы по средствам.

Впрочем, латы у них специфические. Поножи обычно без наголенников, шлем чаще всего без забрала (необходимо «широко смотреть»: и на врагов, и на свой строй, отслеживая маневр). Вместо наплечников часто — кольчужная пелерина особо плотного плетения. Насчет «неловкого отмахивания скованной доспехами рукой» — это, конечно, фантастика, но ЛОВКИМ оно бывает, когда латы «модельные», идеально пригнаны к фигуре. Ландскнехт такое мог себе позволить не всегда, потому плечевой пояс, где конструкция латного доспеха особенно сложна, порой защищал более архаичной броней.

Через полвека после Дюрера. Тренировочный зал фехтовально-борцовской школы знаменитого Иоахима Майера. И это далеко не все приемы, разработанные для эспадона!

Продолжив парадоксальные сравнения, скажем: кроме «пулеметной» ассоциации, возникает еще и «пистолетная». Потому что довольно похожим образом и именно в постсредневековые век-полтора норовили проделывать бреши в копейной стене рейтары, атакующие пикинеров или тех же ландскнехтов (для их боевого строя длинная пика уж никак не менее характерна, чем двуручный меч!). Правда, рейтары в таких случаях действовали верхом: шеренга всадников налетает на глубокое построение выставившей копья пехоты, но не врезается в нее (уж больно это опасный противник!), а с малой дистанции, лишь чуть-чуть превышающей длину пик, дает пистолетный залп — и заворачивает коней; так же поступает и вторая шеренга… третья… Четвертая может уже и пойти напролом, если в пехотном строю образуется достаточно приличные бреши.

У пехоты в этой ситуации, разумеется, есть своя контригра. Не говоря уж о том, что для таких-то случаев и существует поддержка других родов войск: хотя бы той же конницы, не обязательно рейтарской. В общем, тут — кто кого переиграет…

Описание всех этих «игр» выведет нас уж слишком далеко за пределы этой статьи. Отметим лишь, что разыгрываются они главным образом на послесредневековой сцене.

Где еще хорош двуручник? При обороне укреплений (не штурме: на осадной лестнице с ним не управиться!). Собственно, от «осадных» мечей XIV в. он, видимо, родословную и ведет, окончательно сформировавшись к началу XV в. (а не к середине, как порой утверждается) и просуществовав как боевое оружие почти до конца XVII в. В общем, двуручный меч — оружие «излета» классического средневековья. Он активно применяется в эпоху мощных доспехов (век которых, правда, вот-вот начнет подходить к концу — но современникам это еще не известно!), сложившихся школ фехтования, оформившейся как самостоятельная сила пехоты — и, пожалуй, отчасти размытых граней между «благородным» и «неблагородным» воинством…

Как видим, двуручник отнюдь не вымер в ту самую эпоху, когда главным «личным» оружием, символом воинского сословия, дворянства, стала шпага. Наоборот — в XVI–XVII вв. имеет место его расцвет: и форм самого оружия, и стилей владения им.

У мастеров-основателей фехтовальных школ этот факт вызывал сложные, порой даже противоречивые чувства.

Некоторые из них без комплексов принимали эспадон как одну из допустимых форм оружия, особенно — оружия поля боя. Ведь в таких школах обучались не только правилам дуэльного поединка (который, за редкими исключениями, действительно проходил «по ведомству» шпаги), но и боевому искусству как таковому, включая даже приемы боя без оружия. Однако некоторых мастеров охватывал своего рода «шпажный шовинизм». Так, в 1630-х гг. великий Тибо — непревзойденный фехтовальщик, славнейший из отцов-основателей французской школы владения шпагой — постоянно подчеркивал, насколько легко он может управиться с любым из противников, вооруженных двуручным мечом. В его показе это выглядело более чем убедительно, даже когда на тренировках ему противостояли самые «продвинутые» из его учеников: не подмастерья, а мастера. Однако тут имеет место незаметная «подмена тезиса»: ведь сам Тибо был не просто мастером, но воистину гроссмейстером шпажного боя, и с рядовым мастером клинка (любого!) он действительно мог сделать что угодно!

Это изображение ландскнехтов 1520-х гг. является не очень добрым шаржем с явственно идеологическим подтекстом (он удобно пристроился как раз над их головами) — но при этом оно отражает некую реальность… Любопытно соседство мечника и копейщика в качестве не врагов, а символически дополняющих друг друга фигур (пары того же типа, как рабочий и колхозница, красноармеец и партизан…). На поясе первого — «катценбальгер», ландскнехтский меч для ближнего боя (его S-образную гарду в данном случае «позаимствовал» и эспадон); то, что на поясе второго, впоследствии превратится в палаш

Но его предшественники и даже современники вовсе не были столь уж категоричны. Ахилло Мароццо, один из виднейших мастеров XVI в., прославившийся прежде всего искусством шпажного боя, охотно практиковал технику работы и двуручным мечом. А Николетто Джиганти (это не фамилия, а прозвище, заработанное многими годами практики: «Гигант», в смысле — «Непревзойденный», «№ 1»), ведущий фехтовальщик Венеции начала XVII в., позировал для «рекламной афиши» своей школы не со шпагой, а с двуручным мечом! Да, это был не классический эспадон, а скорее универсальный меч-бастард; но ведь заведение Джиганти называлось «Школа рапирной науки»!

Итак, если уж двуручный меч оказывается в руках, — то он вполне может стать оружием высшего совершенства. Но оружием повседневным, «бытовым» ему действительно стать не дано, и тут можно понять тех мастеров, которые сделали выбор в пользу шпаги. Эспадон или даже бастард, ландскнехтский двуручник, шотландский клеймор — все это оружие воистину скорее поля боя, чем дворянского быта…

Редко, но хорошо работают такие мечи и в корабельных боях: как при абордаже (корабельный борт все-таки не крепость, его штурмуют без осадных лестниц), так и при отражении оного. Вообще, в таких схватках порой очень желательно, чтобы на отряд приходилась пара-тройка воинов с мощным оружием длиной где-то в человеческий рост, которым можно рубить людей и корабельный такелаж, проводить зацепы и отталкивания, держать на расстоянии сразу нескольких «стандартно» вооруженных противников. Даже запорожцы, готовясь к рейдам, в ходе которых планировалась встреча с турецкими кораблями, норовили брать на борт своих чаек… нет, все же не эспадоны (может, не отказались бы, однако почти неоткуда взять их, и совсем неоткуда взять специфические навыки эспадонного фехтования, столь отличные от традиций сабельного боя), но московские бердыши: Москва их для таких случаев охотно поставляла, даже когда у нее самой вроде бы был с Турцией мир.

Применим ли двуручный меч в конном бою? В схватке «пеший против всадника» — да (тоже важная сфера его деятельности), в любой другой ситуации — НЕТ!!! Ряд исследователей предполагал, что эспадон кавалеристы использовали как таранное копье: рукоять — под мышку, ладонь — на рикассо (контргард при этом защищает кисть руки), клинок — вперед. Аз, грешный, и сам развил эту тему в ряде публикаций 1990-х годов, опираясь на французские миниатюры времен Людовика XIII. Но миниатюра, как известно, миниатюрна — всех деталей не различишь. После более полного анализа источников выяснилось: это не двуручный меч держат как копье, это копье размером с двуручный меч — поздний церемониально-тренировочный отпрыск рыцарского копья, выполненный в стиле барокко. Оставшиеся от копейного щитка изукрашенные «финтифлюшки» создают впечатление мечевого контргарда.

Любопытно, что некоторые боевые копья Европы проэволюционировали в направлении эспадона — и по облику, и по габаритам, и даже функционально. Например, укороченная версия альшписа. Но это уж точно было оружие пехоты, и вообще о нем отдельный разговор.

Как орудовать эспадоном в ближней схватке? Ну, во-первых, он, как никакое другое оружие, позволяет держать противника (или противников) на расстоянии. Во-вторых, при ближнем схождении все типы двуручных мечей допускают разнообразнейшие перехваты: не только за «пятку», но и за лезвийный клинок! Разумеется, при наличии боевых перчаток со стальными «бортиками». В ряде учебников XV–XVI вв. они не изображены, но ведь учебные бои проводились на затупленном оружии. Крайне необычно выглядят эти схватки: яблоко эфеса порой работает как булава или копейный подток, крестовина — как клевец или «цепляющая» часть алебарды, клинок используют в качестве рычага при болевом заломе… проводя обезоруживающий зацеп рукоятью, лезвие вражеского меча прижимают к своей шее (!). Да, в бою она будет закрыта кольчатой пелериной, неуязвимой для полосующего движения, но на тренировке доспехов нет — и требуется знать эту специфику, чтобы понять суть этого и многих иных приемов.

Разумеется, такая техника схватки требует серьезнейших навыков боевой борьбы — владения приемами обезоруживающими, сваливающими, болевыми, вообще всеми атрибутами бескомпромиссно-жестокого боя— но… почти без ударов (латы!). И такая борьба действительно есть! Это тоже следует помнить, анализируя борцовско-фехтовальные (они, как правило, не разделялись) трактаты той эпохи.

Когда и почему истекло время двуручных мечей? По большому счету — не так уж поздно: д’Артаньян еще успел застать их «вживую», правда, лишь в качестве оружия военного, никоим образом не поединочного. Но именно XVII век с его постепенным переходом к «стреляющим», а не «колющим» боевым линиям и редукцией доспехов стал для эспадона роковым. В поздних учебниках уже нет хватов за клинок: ладонь его по-прежнему сопровождает и направляет, но лишь лежа на плоскости. Латные перчатки начали исчезать раньше, чем шлем и кираса…

1536 г. Ахипло Мароццо демонстрирует стойку с эспадоном, применяющуюся при отражении выпада древковым оружием (обратим внимание на несколько перерубленных пик, лежащих у его ног). Очень характерен т. н. «полуклинковый» хват, с удержанием одной из рук за рикассо

1630 г. Шпага против эспадона: мастер Тибо показывает работу «на опережение»

Применяют ли двуручный меч в паре с другим оружием? Да: с… дротиком, сравнительно коротким (немногим длиннее бастарда, а эспадона, возможно, и вовсе не длиннее), но довольно массивным. Держат такое копьецо широким хватом вместе с двуручником; левая рука, придерживая дротик под наконечником, лежит на мечевом клинке — ну, это мы уже проходили. За несколько шагов до противника дротик в него мечут — и если есть нужда, тут же пускают в ход меч (зачастую, не успев перехватить, — эфесом вперед). Во всех остальных случаях для другого оружия потребовалась бы третья рука: лишь бастардом можно какое-то время биться, держа его не двуручно. Эспадон одной рукой удерживали разве что для добивания поверженного противника (второй рукой иногда приходилось придерживать этого самого противника, если он был повержен не окончательно и все еще возражал, мешая победителю спокойно направить меч в щель доспехов). Конечно, на поясе мечника порой висел короткий клинок (а то и два!), но это — как раз на случай утраты основного оружия…

Двуручный готический меч, (вторая половина XV в., Германия).

Граненая рукоять и головка в виде рыбьего хвоста свидетельствуют о готической революции в культуре того времени.

Двуручный меч рыцарей Ордена Тамплиеров.

1300–1350 г.г. Найден в реке Темза, в Лондоне. Меч, похоже, попал в реку, когда король Эдвард II в 1314 году распустил Орден Тамплиеров. В то время многие члены Ордена были казнены или заточены в крепость. Украшение рукояти было общим для всех мечей Ордена

Двуручный готический меч, (XV в., Германия)

Средневековый двуручный меч

Последний вопрос: насколько остр двуручник? Ну, волос на воде, как описывают ирландские сказания, он рубить явно не может (это вообще поэтическая вольность) — но все-таки?

Полосующее оружие должно быть острым, хотя никогда эспадон не оттачивался как катана. Однако контакт с латами, копейными древками и т. п. даром не проходит: в ходе сражения лезвия первозданную остроту теряли. Особенно это касается последней трети клинка, самой «рабочей» — она у ряда сохранившихся экземпляров сильно изношена. Правда, мало радости, когда таким вот лезвием — пусть и не бритвенно острым, но как бы иззубренным — проведут с подтяжкой по неприкрытой доспехами части организма…

Был и другой вариант, реализованный в мече типа «фламберж» («пламенеющий»; вот странно — в русском языке такие изгибы называют «волнистыми», породнив их совсем с иной стихией). Сам клинок, строго говоря, не «пламенеет» — это для малоразмерного оружия вроде малайского криса; но вот лезвийная кромка у него действительно волнистая.

Если рубить с подтягом, то такой край идеален для работы по «мягкому» — мягче железа — материалу. Древку пики, кожаной броне (даже у высокооплачиваемых пехотинцев — не всегда латы), живому мясу — в последнем случае еще и болевой шок обеспечен. При попадании по латной пластине результат хотя и не лучше, но не хуже, чем у эспадона; зато всякие ремни доспешного крепления и матерчатую защиту, создающую «эффект свободно висящей ткани» — извечное проклятье для рубящего прямого клинка! — фламберж рассекает успешно. Рикассо и контргард фламберж имел, но вот за его клинок, будь он свой или вражеский, даже в латных перчатках лучше не хвататься. Ладонная часть у таких перчаток кожаная (стальной она бывает лишь в исключительных случаях, и как раз для мечевого боя такие прикрытия малопригодны), а «бортики» от волнистого лезвия, особенно при подтяжке, не сберегут.

Вообще-то лишь двуручникам такое лезвие прощалось (и то не всегда!). Все же у них оно в основном для честной воинской работы, а не для нанесения «шоковых ран». Зато с теми, кто использовал волнистую шпагу или обычный меч, попади они в плен, поступили бы так же, как поступали в «На западном фронте без перемен» Ремарка с солдатами, штыки которых имели пильчатую спинку. Потому шпаги такого типа предназначались главным образом для «гражданской самообороны» или… для дуэльного поединка (чтоб противник не хватался за клинок а-ля «Роб Рой» — т. е. не роман, а голливудский фильм).

Наконец, САМЫЙ последний вопрос: бытовали ли двуручники у нас? В древнерусском (или, если кому-то угодно, «древнеукраинском») аналоге позднего средневековья?

(Простите за стадиальную несогласованность, но наша хронология хронически сбита: не то что в художественной, но даже и в научной литературе «древнерусскими» называют реалии и эпохи крестовых походов и порой даже времен написания «Дон Кихота»!) Нет. Бастарды изредка проникали — но в боях, видимо, не применялись, играя роль эффектного, престижного, импортного «прикида» (как видим, «новые русские» и в Древней Руси водились). То, что изучено, не несет боевых меток. А эспадоны, фламбержи и пр. — вообще нет, хотя теоретически могли попасть в районы, граничащие с Речью Посполитой (где они тоже были не очень в ходу, даже если ясновельможные паны Сенкевич с Мицкевичем и считали иначе). Из-за татарского колорита войн XV–XVII вв. и на Руси, и на Украине была совершенно иная роль пехоты, да и городов как таковых…

Тренировочный зал времен «Трех мушкетеров». Как видим, даже в эпоху мушкета упражнения с двуручным мечом считаются необходимым элементом воинской подготовки

Впрочем, САМЫЙ известный из «древнерусских» (кавычки необходимы!) мечей — это именно двуручник, точнее, бастард. Речь идет о «мече Всеволода Мстиславича» (кавычки опять-таки необходимы!). Да, о нем есть летописное упоминание XII в., однако тот меч, который дошел до наших дней под названием «меча князя Всеволода», относится все-таки к рубежу XIV–XV вв., хотя он вроде бы еще в 1137 г. был поставлен над надгробьем князя в Троицком соборе Пскова. Все дело в этом «вроде бы». Очевидно, не позже середины XV в., когда на глаза кому-то из княжьих потомков вдруг попался очень эффектно выглядевший меч-бастард, было решено, что реально установленный над могилой Всеволода Мстиславича старый клинок выглядит недостаточно «круто». В результате к моменту посещения собора Иваном Грозным (1536 г.) этот подменыш столь хорошо «прижился» на надгробье, что ни у кого не возникло сомнений в его подлинности, — а царь даже сделал удивленно-восторженное замечание насчет «величества» древнерусского оружия.

К счастью для всех окружающих, Иван Васильевич не присмотрелся к мечу вплотную. Иначе он обнаружил бы на его крестовине латинскую надпись «Honorem meum nemini dabo» («Чести моей не отдам никому») — девиз графского рода Зайн-Витгенштайнов. А навершье рукояти и оковку ножен украшают витгенштайновские гербы. Так что для кого именно этот меч был изготовлен — сомнений не вызывает…

Зная нрав царя Ивана, можно легко предположить, что кому-нибудь из псковитян это наблюдение могло обойтись очень дорого.

Впрочем, «меч Всеволода Мстиславича» известен даже тем, кто не слышал ни об этом князе, ни об Иване Грозном. Дело в том, что это оружие, веками считавшееся «самым большим из древнерусских мечей» (еще бы: его длина составляет 152 см — для бастарда почти максимум!), успело в этом качестве попасть на… милицейские эмблемы.

Став эмблемой, меч несколько изменил свои пропорции — но одна из его деталей сохранилась именно так, как выглядела, когда этот двуручник еще числился оружием князя Всеволода. В те столетия его крестовина при каких-то обстоятельствах оказалась перевернута, смонтирована «наизнанку», изгибом к рукояти, а не к лезвию. У боевого клинка такое было бы обнаружено (и исправлено) тотчас же; однако когда оружие работает символом — пусть еще и не милицейским! — его фехтовальные качества проходят, мягко говоря, гораздо менее жесткий контроль.

Сейчас, став музейным экспонатом, он демонстрируется уже в правильном виде: во время одного из достаточно уже давних осмотров это неправильное монтирование все-таки обнаружили и исправили. Но на эмблемах и в ряде исторических картин мечи, скопированные с псковского экспоната, по-прежнему изображаются «шиворот-навыворот»…

“Летаргический сон”

Раздел выходит под редакцией Мороза С.Г.

В период между мировыми войнами Великобритания и Соединенные Штаты Америки приложили огромные усилия к тому, чтобы убедить ведущие мировые державы заключить систему многосторонних договоров, жестко ограничивающих наращивание вооружений всех видов. Наиболее значительными достижениями в этом стали Лондонское и Вашингтонское морские соглашения, определявшие лимиты тоннажа и предельные тактические характеристики боевых кораблей основных классов. Сторонники прекращения гонки вооружений призывали все страны подписать аналогичные документы и в области авиации, сократив, прежде всего, тяжелые бомбардировщики. Аргументы их были просты и понятны простому избирателю: бомбардировщик — это орудие агрессии, направленное, прежде всего, против мирного населения. Однако за столь благими намерениями отчетливо просматривались корыстные интересы. Англия стремилась за счет сдерживания Франции, Германии и Италии сэкономить средства для того, чтобы держать в узде расползающуюся колониальную империю, Америка же такую империю создавала. Это партнерам-переговорщикам было ясно как день, они видели в своей авиации единственно возможный противовес сверхмощным военно-морским флотам англоговорящих демократий и не собирались от него отказываться.

Но и в самих величайших державах Запада не было единого мнения относительно целесообразности сдерживания роста военной мощи в мирное время. Одни политики убеждали общество в необходимости раскошелиться еще и на строительство армады тяжелых бомбовозов, другие наоборот называли это дорогостоящим безумием и бездарной тратой денег. Не было единства мнений и относительно того, каким же должен быть бомбардировщик, мало того, военные сами пока не могли определиться со стратегией и тактикой использования тяжелых бомбардировщиков, не имели планов их использования на войне, не знали, сколько нужно таких самолетов, не могли, наконец, четко сформулировать тактико-технические требования к тяжелому бомбовозу.

Уже в годы I мировой войны все авиационные державы пытались отказаться от проектирования самолета «по птичьему чутью» и перевести этот процесс на строгую научную основу. Во всех промышленно развитых странах уже сформировались научно-экспериментальные учреждения, которые призваны были идти впереди промышленности, определяя главные пути развития авиации. В Великобритании это был Королевский институт авиации RAE, а в США — Национальный консультативный комитет по аэронавтике NACA. В начале 30-х годов, когда закончилась Великая депрессия, их финансирование резко увеличилось, что позволило улучшить опытно-экспериментальную базу. Возводились гигантские натурные аэродинамические трубы, в которых можно было исследовать обтекание натурных аэропланов при работающих моторах, лаборатории для испытаний прочности самолетов, сооружались стенды силовых установок, приборов, оборудования и вооружения. Теоретики в свою очередь создавали методы расчетов, позволявшие сократить время и стоимость экспериментальной отработки сложных конструкций, отказавшись от бесконечных подгонок при работе методом «проб и ошибок».

Вместе теория и практика теперь гарантировали положительный результат того или иного проекта с вероятностью свыше 50 %. Однако военные, которые все это оплачивали из своих бюджетов, не всегда понимали, на что же они тратят деньги. Да и аргументы ученых, лиц обычно сугубо гражданских, доказывавших, что в условиях современной войны нужен именно такой и никакой иной самолет, не всегда находили понимание заказчика в погонах. Это касалось и споров относительно того, какая схема лучше — биплан или моноплан.

Королевский институт авиации Великобритании указывал на необходимость перевода бомбардировщиков на схему моноплана уже в начале 20-х годов. Фирма «Бердмор», специализировавшаяся на выпуске авиационных и иных двигателей, купила у немецкого промышленника Рорбаха патент на тяжелый трехмоторный моноплан.

Бомбардировщик Бердмор «Инфлексибл»

Самолет-гигант с размахом крыла свыше 48 м оснастили тремя моторами Роллс-Ройс «Кондор» Mk. II по 650 л.с. Для снижения нагрузок на штурвале и педалях рули и элероны имели роговые аэродинамические компенсаторы. Бомбовая нагрузка определена пока не была, а оборонительное вооружение состояло из одной автоматической пушки и шести пулеметов калибра 7,69 мм. Самолет «Инфлексибл» был облетан в 1928 году. Он оказался перетяжелен, летные качества были низкими, это добавило аргументов сторонникам тяжелых бипланов, и когда в ноябре 1931 года фирма «Фейри» представила на испытания свой ночной тяжелый бомбардировщик-моноплан «Хендон», командование Королевских ВВС и Министерство авиации встретили его весьма холодно.

Между тем проект был не так уж плох — самолет имел относительно небольшое лобовое сопротивление благодаря скругленным формам фюзеляжа, зализам в зоне стыка сужающегося крыла и стабилизатора, а также обтекателям шасси. Каркас был цельнометаллический, обшивка, правда, местами осталась полотняная. Силовую установку составляли два звездообразных Бристоль «Юпитера» по 460 л.с. на взлете. Вся бомбовая нагрузка помещалась в закрытых отсеках мощного крыла, а оборону должны были обеспечивать носовая и хвостовая экранированные (т. е. полностью закрытые от набегающего потока) турели, в каждой из которых было по спаренному «льюису». Все кабины соединялись между собой единым проходом. Опытный самолет совершил первый полет в ноябре 1931 года, а в следующем году был начат его выпуск. Серийный «Хендон» Mk.I получил новейшие высотные моторы «Кестрел» IIIS (480 л.с.), но значительных преимуществ перед бипланом Хендли-Пейдж «Хейфорд» Mk.I с такой же силовой установкой не имел, проигрывая ему в вооружении. Потому выпуск «Хендона» был остановлен после приемки 14-й машины, а фирме было поручено улучшить характеристики самолета.

«Хендон» Mk.II проектировали с расчетом на существенно большие скорости и высоты, для этого планировалось поставить моторы «Кестрел» VI в высотном варианте с турбокомпрессорами с приводом от выхлопных газов мотора. Но в серию запустить их не удалось, и обошлись обычными приводными центробежными нагнетателями (ПЦН), мощность на которые отбиралась от коленчатого вала мотора через специальный редуктор. На взлете такой мотор в серийном исполнении выдавал 600 л.с., но мощность на высоте была существенно меньше, чем у варианта с турбокомпрессором. Препятствовало существенному увеличению скорости полета и уширенное, по сравнению с первым вариантом, крыло с меньшими удельной нагрузкой и относительной толщиной профиля. Военные хотели усилить наступательное вооружение, но повысить бомбовый груз не представлялось возможным, так как объемы в крыле были ограничены лонжеронами, оставшимися на прежних местах. Зато увеличилась дальность полета — с 1600 до 2190 км.

Самолет очень долго «доводили до ума», и его серийный выпуск начался только в 1936 году. До весны 1937 года первый контракт на 62 «Хендона» был выполнен, но продлевать его не стали, несмотря на положительные отзывы из строевых частей (самолет оказался очень надежным — в войсках это всегда в цене). Английская промышленность уже разворачивала постройку новых тяжелых бомбардировщиков (о них мы вскоре расскажем), и такое старье было уже не нужно. В частях RAF первой линии они использовались недолго и еще до начала мировой войны были переданы в летные школы и в подразделения, обеспечивающие тренировку расчетов зенитной артиллерии как буксировщики мишеней.

В 1934 году британское Министерство авиации выдало фирме «Хэндли-Пейдж» спецификацию (техническое задание) B3/34 на дальний бомбардировщик, который в мирное время можно было бы использовать в качестве самолета для обучения экипажей пилотированию тяжелых самолетов любых типов как днем, так и ночью. Но через год фирме вручили новую спецификацию В.29/35, которая предусматривала еще и перевозку десантников и грузов. В результате проект был полностью переделан, и его расчетные летные данные упали. Крыло подняли на верхнюю часть овального фюзеляжа, его объем увеличили, сделали широкую грузовую дверь. В полу грузовой кабины нельзя было сделать вырез под бомболюк, потому все восемь 250-фунтовых (113 кг) бомб подвешивались снаружи под фюзеляж.

Бомбардировщик Фейри «Хендон» Mk 1

Компоновку самолета, получившего обозначение Н.Р. 54 «Харроу», трудно было назвать элегантной, но его конструкция содержала много интересных особенностей. Одной из них была разбивка фюзеляжа и крыла на отдельные, стыкуемые без дополнительной подгонки и специального стапеля секции, что позволяло изготавливать их независимо и тем расширить фронт работ. Эта идея в дальнейшем была использована на всех тяжелых самолетах, причем не только английских. Двигатели «Пегас» Мк. Х вращали новейшие трехлопастные воздушные винты изменяемого шага типа «Хеле-Шоу», угол установки которых плавно менялся в зависимости от режима работы мотора, такой винт стал прототипом широко распространенной в годы II мировой войны серии английских воздушных винтов «Ротол». Наконец, три закрытые огневые установки — в носу, на «спине фюзеляжа» и в хвосте — были механизированными, т. е. поворот пулемета в них стрелок осуществлял уже не мускульной силой, а воздействуя на гидравлические приводы. Хотя для единственного пулемета «Виккерс-К» весом всего около 10 кг, установленного в каждой стрелковой точке, это было, возможно, и лишним, но на самолете «Харроу» такие системы прошли первую отработку и в дальнейшем пригодились при проектировании двух- и четырехпулеметных турелей, ворочать которыми вручную было бы уже тяжело.

Опытный Н.Р. 54 совершил первый полет 10 октября 1936 года, а в январе следующего 1937 года 214-я АЭ Королевских ВВС получила первый серийный бомбардировщик «Харроу». За ней на новую технику перевооружились 37-я, 75-я, 115-я и 215-я эскадрильи RAF. После выпуска 39 самолетов первой модификации с 850-сильными моторами «Пегас» Мк. Х фирма построила еще 61 «Харроу» Mk.II с двигателями «Пегас» Мк. XX по 925 л.с. и увеличенной бомбовой нагрузкой.

Совмещение функций бомбардировщика и транспортного самолета существенно отражалось на летных данных, особенно на скорости и скороподъемности. Но это было общей тенденцией в те годы, а у Великобритании, напомним, было еще одно обстоятельство, подталкивающее конструкторов к такому симбиозу — постоянные колониальные войны и именно такой самолет лучше всего подходил для них. Причем подчас транспортные задачи оказывались важнее бомбардировочных. Именно они стояли на первом месте в спецификации С.26/31, выданной в 1931 году английской фирме «Бристоль». Главным назначением самолета «Бристоль 130» была перевозка 24-х десантников или 10-ти носилочных раненых. Задача ударов по удаленным вражеским объектам, для чего самолет мог нести восемь 113-кг бомб на внешней подвеске, была второстепенной.

Бомбардировщик Н.Р.54 «Харроу»

Внешне он походил на описанный выше самолет «Харроу» (но надо напомнить, был спроектирован раньше). Это был уже третий по счету моноплан разработки этой фирмы, но предыдущие два были неудачными, — крутильная жесткость их крыльев была слабой. Несущие плоскости нового бомбардировщика были сделаны по новой схеме — каждое полукрыло крепилось к силовым шпангоутам фюзеляжа и имело семь лонжеронов, сваренных из стальных труб. Теперь с прочностью и жесткостью было все в порядке, но такая конструкция закономерно получилась тяжелой. Проектирование самолета «Бристоль 130» тянулось очень долго, по ходу дела в проект вносились все новые усовершенствования. Вместо обычных деревянных винтов на моторы «Пегас» установили ВИШ «Хеле-Шоу», поставили механизированные пулеметные турели (носовую и кормовую), в стойках шасси применили гидравлические амортизаторы шасси вместо резинометаллических пластинчатых и т. д. Опытный самолет был достроен только в 1935 году и совершил первый полет 23 июня. Испытания вскрыли множество недостатков, но фирма настойчиво предлагала принять самолет на вооружение в таком виде, как он есть, с обещанием исправить недостатки на следующей модификации. Споры между руководством фирмы, Министерством авиации и штабом ВВС продолжались до 1938 года, тем временем заводы фирмы «Бристоль» были до отказа загружены другими заказами, и когда наконец разработчик самолета представил его усовершенствованную модификацию «Бристоль 130А», выпускать ее оказалось негде. Потому серийный выпуск самолета, названного «Бомбей» Mk. I, пришлось отдать заводу «Шорт и Харланд» в Белфасте, Северная Ирландия. В 1939 году он сдал 50 самолетов с двигателями «Пегас» Mk. XXII по 1010 л.с. Но даже довольно мощные по тому времени моторы не смогли обеспечить приемлемых летных данных: его скорость была лишь немного выше, чем у основного тяжелого бомбардировщика-биплана «Хэйфорд» с вдвое менее мощными моторами! Единственным положительным моментом нового самолета была большая дальность, более 3500 км, — это был самый дальний тяжелый бомбардировщик Королевских ВВС в то время.

Как мы видим, несмотря на все прилагаемые усилия и выделяемые немалые средства, Англия в первой половине тридцатых годов потеряла свои позиции абсолютного лидера в области тяжелобомбардировочной авиации, уступив пальму первенства Советскому Союзу. Ненамного лучше дела с этим обстояли в начале тридцатых и в США. Появление бомбардировщиков-монопланов как класса совпало с изменением внешнеполитического курса американского правительства. Под влиянием депрессии в экономике и неудач в «полицейских акциях» в Южных Морях и в Центральной Америке Конгресс принял ряд законов, существенно ограничивших военную активность вне федеральной территории, приняв внешнеполитическую доктрину «изоляционизма». В связи с этим командование Корпуса армейской авиации США сменило приоритеты в заказе авиатехники, сосредоточившись на закупках штурмовиков, ближних и легких пикирующих бомбардировщиков. Созданные в те годы самолеты Дуглас В-7, Атлантик-Фоккер В-8, Боинг В-9 и Мартин В-10 вряд ли можно отнести к классу тяжелых дальних бомбардировщиков с их радиусом действия всего в 250–350 км и боевой нагрузкой до тонны бомб. В Америке также не было единого мнения по поводу стратегии и тактики применения бомбардировочной авиации, в результате в тот период авиация США так и не получила современного самолета, способного наносить удары по удаленным тыловым объектам. Эта задача пока отошла на второй план, зато в Америке родился новый класс боевых самолетов — средний фронтовой бомбардировщик.

В начале 30-х годов Англия и Америка, казалось, впали в летаргический сон, убаюканные собственными политиками, декларировавшими всеобщее прекращение войн на словах и провоцировавшими их возникновение на деле. Обороне и развитию бомбардировочной авиации уделялось все меньше внимания, невзирая на возникновение все новых и новых очагов войны в Европе, Азии, на Тихом океане и в Латинской Америке. Апофеозом этого «миротворчества» стала печально известная фраза, брошенная в толпу только что прилетевшим из Мюнхена после насильственного раздела Чехо-Словацкого государства английским премьером Чемберленом: — я «привез вам мир!» До начала новой мировой войны оставалось менее двух лет.

Справедливости ради надо сказать, что в Англии к разработке тяжелых бомбардировщиков нового поколения, скоростных обтекаемых монопланов с большой дальностью, хорошей бомбовой нагрузкой, современными двигателями и новейшим оборудованием приступили уже в начале тридцатых. В конце десятилетия начался серийный выпуск этих новых самолетов, однако заменить старую технику полностью не успели.

К началу войны эскадрильи, вооруженные самолетами «Бомбей», были перебазированы с Британских островов в Северную Африку, и там они вступили в бой против итальянцев. Большая дальность полета там оказалась как нигде кстати. «Бомбей» появлялись над целями и в Абиссинии, и в Сомали, и в Ливии. Самой знаменитой их акцией стала операция «Компас». После изнурительных дневных штурмов укрепленных опорных пунктов итальянской обороны по инициативе эйр-коммодора Колишоу, командовавшего британской авиацией в Северной Африке в 1939–1940 годах, большая группа бомбардировщиков должна была атаковать вражеские форты ночью, а их гул скрыл бы рев двигателей танков, которые должны были подойти в кромешной тьме безлунной ночи на расстояние выстрела прямой наводкой. Единственными самолетами, которые были под рукой, и оказались устаревшие «Бомбей», да и те без бомб. Тогда решили использовать имевшиеся в достатке минометные мины — английские 20-фунтовые и трофейные итальянские. На пол грузовой кабины их укладывали по 200 штук. Ночная атака удалась, итальянская оборона была прорвана, положение на африканском фронте изменилось в пользу англичан, однако вскоре на континент начали прибывать немецкие войска, и «томми» вновь были вынуждены отступать.

Санитарный вариант самолета Бристоль “Бомбей” Мк-1

Бомбардировщик Бристоль “Бомбей”Mk I

К концу 1940 года даже на второстепенных ТВД, таких как Африка или Средний Восток, устаревшие самолеты «Бомбей» и «Харроу» уже не могли использоваться как бомбардировщики. Но наличие грузовой кабины позволило применять эти машины как транспортные. Первой операцией в таком качестве стала высадка диверсантов из спеоцотряда SAS в приграничных с Францией районах весной 1940 года. Целью английского спецназа стали пять важнейших аэродромов Люфтваффе. Хотя поставленная задача была выполнена, эта операция не смогла оказать решающего влияния на исход французской кампании.

В 1941 году с устаревших типов бомбардировщиков, передаваемых транспортному командованию RAF, сняли часть оборонительного и все бомбардировочное вооружение, что позволило несколько улучшить летные данные. В таком виде и «Бомбей», и «Харроу» приняли участие в доставке грузов и подкреплений для войск союзников, высадившихся в Нормандии летом 1944 года, а затем в Голландии. Последним важным этапом их боевой биографии стала крупная десантная операция «Маркет Гарден» в сентябре 1944 года, целью которой был захват стратегических мостов через реку Маас в районе города Арнем. Под Арнемом 271-я АЭ Королевских ВВС потеряла два «Харроу», это были последние самолеты этого типа, сбитые в боевом вылете. В 1945 году 271-я АЭ RAF наконец-то перевооружилась на американские «Дакоты», а последние самолеты «Бомбей» она сдала на утилизацию в конце 1944 года.

Наименования, принятые в советской и англоязычной технической литературе

Тяжелые бомбардировщики-бипланы 20…30-хх г.г.

Бумажный тигр (противоракетная оборона СССР)

С первым успешным применением немцами ракет ФАУ-2 8 сентября 1944 года человечество вступило в новую ракетную эру. С этого момента ни один город мира, даже имеющий сильную ПВО, не мог ощущать себя в безопасности.

После окончания Второй мировой войны в США и СССР началось производство и дальнейшее совершенствование баллистических ракет. Дальность, высота и скорость их полета росла. Соответственно росла и угроза крупным промышленным и политическим центрам. За океаном американцы начали разрабатывать систему обороны от ракет под названием Tamper.

В 1945 году руководство Наркомата вооружений и командование ВВС СССР тоже приступило к исследованиям в области борьбы с баллистическими ракетами. Первые задачи в виде заказных научно-исследовательских работ (НИР) поставили группам Г.М. Можаровского и А.Я. Брейтбарта. Первая группа работала в Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского. Ее НИР называлась “Ракета против ракеты при радиолокационном обеспечении”. Брейтбарт, из НИИ № 20 в Кунцево, разрабатывал принципы построения радиолокационной станции обнаружения ракет в работе под шифром “Плутон”.

Весной 1946 года огромное количество работ по ракетной тематике, которые стали дополнительной нагрузкой для ученых, работающих в интересах ВВС, заставили руководство Министерства обороны создать специальную сеть чисто ракетных научно-исследовательских организаций. Приказом от 13 мая были созданы: НИИ-88 в Подлипках, для разработки ракет, под руководством Л. Р. Гонора и С. П. Королева; НИИ-855 в Монино, для разработки систем наведения и управления, главные конструкторы М.С. Рязанский и Н.А. Пилюгин; НИИ-10 (НИИ-944), для разработки гироскопических систем, под руководством В.И. Кузнецова; ОКБ-456 в Химках, для разработки двигателей под руководством В.П. Глушко; ЦКБ, для создания стартовых комплексов ракет во главе с В.П. Барминым.

Темы по противоракетной тематике передавались во вновь созданные учреждения. На бумажную волокиту потратили несколько лет, и только в 1948 году работы продолжились.

В НИИ-88 под руководством Гонора открылась тема под шифром И-32 — “Борьба с ракетами и бомбардировщиками дальнего действия”. Ракету проектировал Е.В. Синильщиков, систему управления делали в НИИ-885 В.А. Говядинов и Ю.С. Хлебцевич, а над РЛС продолжал работу Брейтбарт.

Радиолокатор обнаружения баллистических ракет “Дунай 2”

Работы были скорее аванпроектами потому, что четких требований к противоракетной системе тогда еще не было. Тем не менее, Синильщиков предложил два типа противоракеты с осколочными боевыми частями (БЧ). Одна с радиокомандной системой наведения, а другая — с системой самонаведения. Осколочная БЧ первой ракеты при подрыве создавала дискообразное плоское поле осколков, летящее навстречу цели. У самонаводящейся ракеты, как у более точной, при подрыве БЧ создавался поток осколков, направленный в сторону цели.

Общие требования к противоракетной системе удалось сформулировать только в конце 1949 года, когда Можаровский закончил соответствующую НИР по тактико-техническим требованиям к “противоракетной обороне района”.

Но к этому времени приоритеты советского руководства резко изменились. Американцы закончили испытания и начали серийное производство реактивного стратегического бомбардировщика В-47. Скоростные и высотные характеристики В-47 делали его неуязвимым от зенитной артиллерии и истребителей-перехватчиков. Угроза, которую представлял этот самолет, не шла ни в какое сравнение с “мифической” угрозой от примитивных ракет с фугасными боевыми частями.

По личному указанию Сталина все незанятые в ядерной программе силы ракетных НИИ были брошены на создание системы ПВО Москвы, работы по противоракетам остановили. Разработку зенитного комплекса начал лично курировать Берия.

Опытный радиолокатор “РЭ”

И только после завершения создания комплекса ПВО С-25Р и появления водородной бомбы руководство Министерства обороны СССР в августе 1953 года обратилось в Президиум ЦК КПСС с запиской о возобновлении работ по противоракетной тематике. Расчет военных оказался верным, термоядерная угроза постепенно становилась реальностью. По данным разведки, в США полным ходом шли работы по созданию межконтинентальной баллистической ракеты “Атлас”, первой мишенью которой становилась Москва.

Через месяц состоялось совещание ЦК, на котором приняли положительное решение. И, как результат, в конце 1953 года вышло постановление Совета Министров СССР “О разработке методов борьбы с ракетами дальнего действия” Исследования поручалось провести двум организациям: КБ № 1, ведь именно там железной волей Берии были собраны лучшие умы, и Радиотехнической лаборатории АН СССР (РАЛАН) под руководством академика А.Л. Минца.

Проблема, поднятая в записке военных, уже обсуждалась учеными на одном из совещаний. Мнения ведущих специалистов разделились. Одни, в их числе был и сам Минц, считали перехват баллистической ракеты невозможным, другие, наоборот, высказались в поддержку этой идеи. Среди последних был мало кому известный ученый Г. В. Кисунько — начальник одного из отделов КБ № 1. Ему и поручили проработку основных научных вопросов этой системы.

Для детальной разработки наиболее сложных элементов системы ПРО решили создать один исследовательский образец, испытать его в полигонных условиях и только после этого перейти к построению настоящей боевой системы. Прототип получил рабочее название — система “А”.

Первым делом Кисунько наладил контакт с разработчиками баллистических ракет и лично с С.П. Королевым. По просьбе Кисунько ракетчики стали устанавливать специальные датчики на головные части своих ракет. Датчики выдавали информацию о поведении боеголовки после ее отделения от носителя, а телеметрия отсылалась для анализа в КБ-1.

Для обнаружения баллистических ракет требовался специальный радиолокатор. Его начали проектировать В.П. Сосульников и А.И. Берг в НИИ-108.

Кисунько понимал, что существующей аппаратуре не под силу одновременно получать данные от РЛС обнаружения, просчитывать траекторию цели и вырабатывать сигналы наведения для противоракеты. Он решил пойти новым путем и построить комплекс вокруг цифровой ЭВМ, способной решить все эти задачи одновременно и в реальном масштабе времени. Машина разрабатывалась коллективом ученых под руководством академика С.А. Лебедева. Для связи ЭВМ с элементами системы предполагалось создать своеобразную локальную сеть с использованием цифровых радиорелейных линий связи.

Разработку противоракеты поручили ОКБ П.Д. Грушина, который ранее работал у Лавочкина и занимался ракетами для комплексов С-25 и С-75. Так как полигонный вариант системы не рассчитывался на перехват цели за пределами атмосферы, то ему поставили задачу разработать обычную зенитную ракету с высокими характеристиками и досягаемостью по высоте не менее 25 км.

Одной из самых важных и сложных частей противоракеты стала ее боеголовка. Оказалось, что разрушить головную часть баллистической ракеты очень сложно, ведь она рассчитывается на огромные температуры и перегрузки, которыми сопровождается вход в атмосферу.

За создание боеголовки взялся К. И. Козорезов из КБ Лавочкина. Для работы ему выдали следующие исходные данные:

— вес боевой части 600 кг;

— скорость противоракеты 1,5 км/с;

— скорость цели 3,5–4 км/с;

— высота подрыва 25 км;

— вероятный промах противоракеты — 75 м;

В ходе разработки проверялись варианты боевых частей, начиненных готовыми осколками различной формы. Наиболее подходящими оказались шарики, изготовленные из карбида вольфрама. Они пробивали 150 мм теплозащиты и 10 мм прочного корпуса боеголовки, но при этом теряли энергию, и гарантировано вывести из строя ядерное устройство уже не могли. Тогда Козорезов решил поместить вольфрамовый шарик в стальную оболочку, заполненную взрывчатым веществом. Попадая в боеголовку, стальной шарик диаметром 24 мм проникал сквозь теплозащитный экран, а от соударения с прочным корпусом детонировал. Взрывом расчищалась дорога для вольфрамового сердечника диаметром 10 мм, который крушил ядерный заряд.

Противоракета В-1000 на пусковой установке

В БЧ противоракеты помещалось 16000 штук таких шариков. После взрыва, разлетаясь в стороны, они образовывали облако осколков в виде плоского диска диаметром около 100 м, несущееся на встречу цели. Именно такую форму предлагал Синильщиков в своей работе 1948 года.

Еще одной особенностью БЧ противоракеты стало отсутствие контактного или дистанционного взрывателя. Момент подрыва рассчитывался наземной ЭВМ, которая управляла всем комплексом, и команда передавалась на борт противоракеты по радиоканалам управления. Подход обычный для того времени. По подобной схеме срабатывала боеголовка на американской зенитной ракете “Найк Аякс” (Nike Ajax).

И, наконец, главной изюминкой всей системы “А” стал метод точного определения траектории полета боеголовки, предложенный Кисунько. Он назвал свой метод — методом трех дальностей. Его сущность сводилась к следующему: Вокруг защищаемой территории на равных расстояниях друг от друга (150 км) устанавливались три РЛС. Каждая из них определяла направление на цель и наклонную дальность до цели. По этим данным ЭВМ вычисляла координаты боеголовки в пространстве и направляла на нее противоракету. Ошибка определения координат в этом методе составляла всего несколько метров.

1 февраля 1956 года состоялся научно-технический совет с участием представителей Министерства обороны, на котором рассматривались системы ПРО Кисунько и Минца.

Альтернативный вариант системы ПРО, разработанный в КБ № 1 Минцем и Расплетиным, получил название “Барьер”. По задумке разработчиков, на предполагаемом пути полета баллистической ракеты устанавливались радиолокационные станции с вертикально направленными лучами. Когда боеголовка пролетала через луч, система замеряла параметры ее полета и на основе этих данных экстраполировала траекторию боеголовки. Но подобный подход к решению задачи позволял прикрыть защищаемый объект только с одного направления. Кроме этого, “Барьер” был проработан с меньшей степенью детальности и уступал системе “А” по своим характеристикам. Военные решили использовать разработки организации Минца только в части радиолокационных станций дальнего обнаружения баллистических ракет.

Систему “А” объявили победительницей и рекомендовали для производства и испытаний.

Через два дня после совета вышло совместное постановление ЦК и Совета Министров “О противоракетной обороне”. Министерству обороны в лице маршала Василевского поручались выбор места и создание полигона для испытаний системы “А”. Формировалось новое специальное конструкторское бюро СКБ № 30, главным конструктором которого назначался Г. В. Кисунько. Разработкой противоракеты занимался П. Д. Грушин, ЭВМ — С. А. Лебедев, системы передачи данных — Ф. П. Липсман, а локаторы предстояло совместно делать А. Л. Минцу и В. П. Сосульникову.

Написав знакомую фамилию, не могу не отвлечься на любимую авиационную тематику. Тем более что она связана с родным городом. Петр Дмитриевич Грушин в начале 40-х годов жил в Харькове и работал главным конструктором Харьковского авиазавода. Под его руководством были созданы два двухмоторных истребителя Гр-1 и Гр-2. В 1942 году его перевели в КБ Лавочкина, где он начал заниматься ракетной тематикой.

К марту 1956 года Кисунько завершил эскизный проект своей системы. На его основе стали проектировать полигонные объекты. Для размещения полигона выбрали одно из самых неприветливых мест в Средней Азии — каменную пустыню Бетпак-Дала в районе озера Балхаш. Отсутствие населения в радиусе нескольких сотен километров и наличие ветки железной дороги с небольшой станцией Сары-Шаган очень устроило военных. Вскоре там высадилась передовая группа строителей и началось сооружение объектов полигона. Полигон получил название Государственный научно-исследовательский испытательный полигон № 10 (в/ч 03080).

Сначала выбрали места для трех РЛС точного наведения и станции обнаружения ракет “Дунай-2”. Затем определили место для военного городка на берегу озера. Городок назвали Приозерском.

Прежде чем начать детальную разработку радиотехнических средств комплекса, было необходимо изучить радиолокационные характеристики боеголовок баллистических ракет. Для этого в кратчайшие сроки спроектировали и собрали опытную РЛС “РЭ” с поворотным зеркалом диаметром 15 метров. В марте 1957 года станцию установили на полигоне и летом провели несколько пусков ракет. Станция их уверенно обнаруживала и дала ученым необходимые данные для разработки локаторов точного наведения противоракеты.

Тем временем в СКБ № 30 построили натурный стенд системы “А”, на котором начали отрабатывать взаимодействие всех составляющих. После этого начался монтаж системы в Сары-Шагане.

Радиолокационную станцию обнаружения ракет “Дунай-2” сдали в 1958 году. Она состояла из двух антенн, расположенных на расстоянии 1 км друг от друга. Передающая антенна имела длину 150 м и высоту 8 м, приемная антенна, при такой же длине была выше на 17 м. Летом состоялись испытания этой РЛС по проводке ракет Р-5 запущенных с полигона Капустин Яр.

В 1959 году началось опытное производство противоракет для комплекса “А”, под обозначением В-1000. Первый пуск ракеты состоялся 13 октября 1957 года. На ракете отсутствовала аппаратура наведения и боевая часть, а рули выставлялись в нейтральное положение. Такой пуск ракетчики называют бросковым.

Противоракета УР-100 системы “Таран”

Ракета выполнялась по классической аэродинамической схеме с треугольным крылом и трапециевидными рулями в хвостовой части. Для разгона ракеты использовался стартовый твердотопливный ускоритель с тягой 200 т и тремя стабилизаторами большой площади.

Жидкостный маршевый двигатель с тягой 10,5 т обеспечивал ракете скорость полета 1000–1500 м/с.

Дальность полета ракеты 60 км, досягаемость по высоте до 28 км, вес боевой части -500 кг.

12 мая 1960 года на полигоне начались пуски В-1000 с управлением от ЭВМ комплекса. Затем последовали стрельбы по условным баллистическим ракетам, траектории которых были заложены в память машины на основе экспериментов с РЛС “РЭ”. Наличие в комплексе ЭВМ позволяло решать и обратную задачу: проводить виртуальные пуски противоракет против реальных боеголовок. Для этого достаточно было заложить в машину математическую модель противоракеты. Когда РЛС “Дунай” обнаруживала цель, она выдавала информацию о ней на радиолокаторы точного наведения (РТН), те брали ее на сопровождение, и ЭВМ начинала строить траекторию полета цели. В нужный момент вместо ракеты запускалась ее математическая модель, которая и отрабатывала команды управления. Для того времени это просто фантастические возможности, если учесть, что быстродействие Лебедевской чудо-машины М-40 составляло всего 40000 операций в секунду, что примерно в половину меньше производительности 286-го процессора фирмы Intel.

В реальных пусках все оказалось гораздо сложнее.

24 ноября 1960 года В-1000 впервые вылетела против реальной баллистической ракеты типа Р-5.

Боеголовки у противоракеты не было. Ее место занимала телеметрическая аппаратура. В-1000 прошла вблизи цели и пуск посчитали успешным.

Затем последовала целая серия неудач. 8 декабря сбой в ЭВМ. 10 декабря сбой в автоматике ракеты. 17 декабря “отличился” радиолокатор точного наведения. 22 декабря не сработал оператор станции дальнего обнаружения. А под новый год эстафету отказов опять приняла противоракета. Ракетчики из Капустиного Яра истратили впустую 5 ракет Р-5. В верхах начали поговаривать об ошибках в архитектуре всей системы “А” и неспособности Кисунько решить поставленную задачу.

Противоракета А-350Ж установленная перед Домом офицеров в Приозерске

Противоракета А-350Р в транспортно-пусковом контейнере

Новый 1961 год опять начался с неудачного пуска. Но затем полоса неудач прекратилась. Работу комплекса удалось отладить. На 4 марта 1961 года запланировали пуск полностью снаряженной В-1000 по новейшей баллистической ракете Р-12. Станция “Дунай-2” обнаружила Р-12 на дальности 1500 км. Компьютер просчитал траекторию, и в работу включились РТН. После пуска противоракеты произошел сбой в ЭВМ, но его удалось быстро устранить, и на 175 секунде полета противоракета поразила макет боеголовки. Подрыв БЧ произошел на высоте 25000 м. В этот момент В-1000 находилась на 32 метра левее и на 3 метра выше цели. Впервые в мире была перехвачена и уничтожена реальная баллистическая ракета.

Когда о последних новостях с Сары-Шагана доложили Хрущеву, он лично позвонил Григорию Васильевичу Кисунько и поздравил его с успехом: “Это хорошо, что Вы научились попадать своей ракетой в муху в космосе. Но не забывайте, что надо научиться управляться с роями этих мух…”

В дальнейшем система “А” перехватила еще 11 боеголовок и начала использоваться для испытаний новых разработок в области ПРО. Испытывались несколько видов дистанционных взрывателей и тепловая головка самонаведения для противоракеты.

Основные задачи, которые ставились разработчиками к системе “А”, были выполнены. И хотя она могла еще долгое время использоваться в решении вопросов, возникающих при создании боевой системы, — ее списали. Часть аппаратуры передали в другие организации. Антенны локаторов точного наведения превратили в радиотелескопы РТ-15 (15— это диаметр зеркала в метрах). Один РТ-15 сейчас находится в физико-техническом институте Туркменистана, а два других расположены на Украине.

Работа над первым в мире боевым комплексом ПРО А-35 началась еще в 1958 году и шла параллельно с испытаниями системы “А”. На вооружение А-35 планировали взять в 1964 году. Комплекс А-35 существенно отличался по своей архитектуре от системы “А”. На этапе эскизного проектирования приняли решение использовать на противоракете ядерную боевую часть, хотя этому всячески противился Кисунько. Он справедливо считал, что это отодвинет рубеж перехвата подальше от Москвы, и сократит резерв времени на реакцию системы.

Но при использовании боеголовки такого типа снижались требования к точности наведения противоракеты и от метода трех дальностей можно было отказаться. Это снижало общую стоимость системы за счет использования только одного локатора наведения вместо трех.

Конструкторы учли и недостатки системы “А”, которые проявились в ходе стрельб по баллистическим ракетам.

После отделения боеголовки баллистической ракеты от последней ступени носителя к цели приближались два предмета: сама боеголовка и отработанная ступень.

Операторы обычно наводили противоракету по впереди идущей отметке.

А вдруг это не боеголовка? А если противник применяет еще и ложные цели? К сожалению, автоматическая селекция цели на фоне помех пока отсутствовала, а отдавать такой важный этап боя на откуп операторам, пусть даже и очень опытным, в боевой системе было нельзя. Тогда Кисунько решил стрелять сразу двумя ракетами. Каждая наводилась на свою отметку. Поэтому на одной позиции расположили два локатора наведения и один локатор сопровождения цели.

Комплекс в целом мог перехватывать до шести двойных целей, подлетающих к Москве с разных направлений.

Установка противоракеты А-350Р в шахту

По техническому заданию перехват должен был происходить на высоте 300–350 км, а для таких высот обычной зенитной ракетой от системы “А” уже не обойдешься. Проект новой ракеты предложили сразу три КБ.

КБ Лавочкина разработало ракету на основе уже готовых узлов и деталей от изделий другого назначения, в основном от ракеты комплекса “Даль”.

В КБ Грушина делали ракету под обозначением А-350 (В-1100) с прямоточным воздушно-реактивным двигателем.

В КБ Сухого инженеры подошли к проблеме с наибольшей степенью новизны и оригинальности. Силовая установка находилась в центре тяжести ракеты. Это, по мнению проектировщиков, увеличивало маневренность изделия и упрощало ее стабилизацию на траектории.

Комиссия, занимавшаяся отбором проектов, рекомендовала в производство ракету Лавочкина, как самый дешевый и почти готовый вариант. А-350 была забракована, так как ее силовая установка не удовлетворяла требованиям заатмосферного перехвата, а КБ Сухого порекомендовали заняться разработкой перспективных ракет.

Неизвестно по какой причине, но результаты конкурса были пересмотрены в пользу КБ Грушина. Возможно, неудача с комплексом “Даль” сильно подорвала

репутацию бюро Лавочкина, а успех комплекса С-75 Грушина, наоборот, поднял престиж его “фирмы”. Тем не менее, Грушин опять взялся за дело.

На этот раз он предложил принципиально новую двухступенчатую ракету — А-350Ж. Ее первая ступень выполнялась в виде связки из четырех твердотопливных ускорителей со складывающимися стабилизаторами. Вторая ступень имела маршевый жидкостный ракетный двигатель (ЖРД), отсюда и буква “Ж” в названии.

Заложенная в систему наведения комплекса А-35 возможность перехвата цели на встречно-пересекающихся курсах потребовала от конструкторов новых подходов в проектировании системы управления второй ступенью противоракеты. Отмечу, что система “А” работала только на встречных курсах. Для повышения маневренности А-350Ж разработчики применили поворотное сопло маршевого ЖРД. А для того, чтобы жидкое топливо и окислитель не “метались” по бакам и не раскачивали ракету во время резких маневров, Грушин предложил гениально простое решение. В баках установили специальные крыльчатки, которые раскручивали жидкости. Центробежная сила прижимала их к стенкам баков и предотвращала появление волн. Для компенсации возникающего крутящего момента топливо вращалось в одну сторону, а окислитель в другую.

В качестве окислителя и топлива для ЖРД применялись высокотоксичные соединения — азотный тетраксид и несимметричный диметилгидразин. Они позволяли держать ракету в заправленном состоянии долгое время.

Для хранения и запуска А-350Ж разработали транспортно-пусковой контейнер (ТПК). Он представлял собой металлический гофрированный цилиндр, закрытый спереди крышкой из плотного пенопласта, который пробивался вылетающей ракетой. Перед стартом контейнер закрепляли между двумя бетонными опорами и поворачивали на нужные углы по азимуту и углу места. Контейнер и пусковое устройство делали на заводе “Большевик” в Ленинграде.

Пусковые установки с боезапасом из двух ракет объединялись в так называемые стрельбовые узлы. А те, в свою очередь, — в стрельбовые комплексы. Каждый узел включал в себя четыре пусковые установки, одну РЛС сопровождения цели и две РЛС наведения противоракет.

Стрельбовые узлы выносились на расстояние 90 км от Москвы, образуя внешнее кольцо системы А-35. На расстоянии 65 км находилось внутреннее кольцо, состоящее из восьми секторных РЛС дальнего обнаружения баллистических ракет “Дунай 3”. Каждая станция за 1 секунду “просматривала” свой сектор в 45 градусов и могла обнаружить боеголовку на дальности 1500 км. Данные о целях стекались в главный командно-вычислительный центр, где автоматически принимались соответствующие решения на запуск противоракет.

Летом 1961 года на полигоне в Сары-Шагане началось строительство объектов для сокращенного варианта системы А-35, под условным наименованием “Алдан”. Полигонный вариант системы состоял из командно-вычислительного центра, одной станции “Дунай 3”, трех стрельбовых комплексов.

Осенью 1962 года комиссия под председательством маршала П.Ф. Батицкого утвердила эскизный проект системы. За несколько месяцев до этого вышло постановление Совмина и ЦК о начале производства и строительства компонентов комплекса А-35 под Москвой.

7 ноября 1964 года противоракеты А-350Ж в ТПК провезли по Красной площади во время военного парада. Западные специалисты знали о ведущихся в СССР работах, но видели противоракеты впервые. Как бы они удивились, узнав, что советская система ПРО еще не создана.

Первый испытательный пуск противоракеты А-350Ж, укомплектованной всеми системами и новой силовой установкой, состоялся только 24 декабря 1965 года. Это был уже восьмой пуск с момента начала летных испытаний ракеты. Ракета имела следующие характеристики: длина — 19,8 м, максимальный диаметр — 2,97 м, размах складных стабилизаторов — 6 м, стартовый вес — 32700 кг, дальность поражения цели — 322 км, боевая часть — ядерная, мощностью 3 Мт.

Комплекс “Алдан” в Сары-Шагане сдали в эксплуатацию в 1967 году.

Началась первая фаза испытаний комплекса. Она включала в себя отработку программного обеспечения, проверку работы пусковых установок и оборудования противоракеты.

Затем начали производить пуски противоракет по условным целям, которые моделировались ЭВМ в командно-вычислительном центре. Радиолокатор сопровождения цели проверялся на реальных баллистических ракетах и искусственных спутниках.

29 октября 1969 года испытатели произвели первый пуск двух ракет А-350Ж по реальной цели, в качестве которой выступала боеголовка ракеты Р-12 и ее разгонная ступень. Этим пуском завершались испытания всего комплекса, и его официально приняли на вооружение. К этому моменту под Москвой закончилось строительство только двух РЛС “Дунай-3” и пяти стрельбовых комплексов. Однако дальнейшее развертывание системы А-35 оказалось под большим вопросом.

Дело в том, что в США появились баллистические ракеты Minutemen 3 с многозарядными головными частями. Теперь в космосе летело уже не два объекта, а, как минимум, четыре: три боеголовки и ступень разведения. Кроме этого, ступень разведения могла маневрировать и направлять каждую боеголовку на свою цель. Через минуту после отделения последней боеголовки ступень разведения подрывалась и создавала на экранах РЛС сопровождения цели десятки, если не сотни, ложных засветок. Это был приговор системе А-35.

Подобная судьба ждала и еще одну идею Григория Васильевича — систему “Аврора”. Она предназначалась для отражения массированного удара двумя типами ракет. Ракета А-900 наносила расчищающий удар, отбрасывая легкие ложные цели, а вторая ракета А-351 добивала тяжелые боеголовки. Кисунько удалось построить только прототип радиолокационной части системы, под именем “Аргунь”. Летом 1967 года разработку “Авроры” прекратили, а Кисунько, лишившийся поддержки высокопоставленных чиновников, был снят с должности и отправлен на пенсию.

Транспортно-пусковой контейнер с ракетой А-350Ж на пусковой установке

Модель противоракеты дальнего действия В-825 комплекса С-225. На заднем плане модель ракеты А-350Р

Работы по А-35 прекращались, но выбрасывать ее не спешили. Ведь 30 марта 1967 года под нее создали целый новый род войск — Войска особого назначения противоракетной и противокосмической обороны. Если систему списать, то чем будут заниматься тысячи специалистов в погонах?

А-35 решили принять только в опытную эксплуатацию, урезав ее до четырех стрельбовых комплексов. В зависимости от времени сдачи в эксплуатацию они получали названия “Енисей” или “Тобол”. Разница между ними была незначительной. Все развернутые ракеты превращались в макеты боевого оружия. Вместо топлива засыпался песок или цемент, вместо боевой части ставили макеты, а служба личного состава превращалась в череду показных учений в режиме “УБРУПР” — запуск условных противоракет против условных боеголовок. Фактически на боевом дежурстве новые войска играли в компьютерные игры на суперЭВМ, руководствуясь старой поговоркой: “Что бы враг не скучал и солдат не дремал”. Полигонный комплекс “Алдан” стал тренировочной базой для боевых расчетов. Там проводились тренировки с реальными противоракетами.

Пока военные игрались с новой игрушкой, ученые продолжали попытки совершенствования системы. Следующий вариант модификации был принят и получил название А-35М. Его предложил новый главный конструктор Иван Дмитриевич Омельченко, бывший 1-й зам Кисунько. Генеральным конструктором ПРО Москвы назначили А. Г. Басистова, который не отличался большим творческим потенциалом и предлагал просто скопировать американскую систему Safeguard.

Модернизированный комплекс получил новые РЛС наведения ракет и усовершенствованные ракеты А-350Р шахтного базирования. Переделке подверглись только два стрельбовых комплекса. На каждом из них установили по восемь шахт, а на технической позиции разместили боезапас из 16 противоракет. Оставшиеся два стрельбовых комплекса системы А-35 законсервировали.

Во время государственных испытаний “новая” система не смогла перехватить парную цель. Одна из запущенных противоракет взорвалась сразу после старта. Неудачу списали на случайность, и в мае 1978 года А-35М поставили на “боевое” дежурство. В шахтах опять находились весовые макеты ракет с действующим электрооборудованием. При необходимости боевые ракеты могли поместить в шахты, но для этого требовалось трое суток. Таким образом, комплекс А-35М теоретически мог защитить Москву, но только от “шальной” моноблочной ракеты, и то, если о ее появлении будет известно за трое суток.

Сложнейшая система, на которую ухлопали многие миллионы, если не миллиарды рублей, превратилась в бумажного тигра, который играл роль козыря на переговорах с американцами. Система А-35М стояла на вооружении до декабря 1990 года.

Прототип ракеты В-825 в сборочном цехе

Еще в мае 1961 года в КБ-1 под руководством Расплетина начали разрабатывать альтернативную систему ПРО под шифром С-225. Если внимательно рассмотреть шифр системы, который начинается с буквы “С” (вспомните: С-25, С-75, С-125 и т. д.), то создается впечатление, что это обычный зенитно-ракетный комплекс. И действительно, 225-я система создавалась как мобильный комплекс ПРО для защиты небольших объектов, с возможностью работы по самолетам.

По замыслу конструкторов эта система ПРО имела в своем составе две ракеты. Одну для дальнего перехвата, а другую для ближнего. Дальнее обнаружение целей должны были осуществлять РЛС Минца РО-1 или РО-2, расположенные в Мурманске и Риге, а для слежения за целью и управления ракетами создавалась новая станция с подвижной фазированной антенной решеткой. В 1965 году закончили эскизный проект системы С-225, и в Сары-Шагане началось строительство ее прототипа под названием “Азов”.

Разработка ракет поручалась КБ Грушина. Ракета для дальнего перехвата получила обозначение В-825 (изделие 5Я27). Она имела две ступени, оснащенные жидкостными ракетными двигателями. До момента отделения первой ступени ракета управлялась аэродинамическими рулями, которые раскрывались в момент выхода из контейнера.

27 июля 1967 года произвели первый испытательный пуск В-825. В 1971 году приступили к управляемым пускам. Всего провели около 50 запусков. 29 октября 1976 года ракетой В-825 была перехвачена реальная головная часть баллистической ракеты.

Ракета малой дальности 5Я26 также имела две ступени, но на ней использовались твердотопливные двигатели. В 1969 году двухступенчатый вариант был забракован, и разработку ракеты передали в ОКБ “Новатор”, под руководством Л. В. Люльева, который предлагал одноступенчатый вариант, удивительно напоминавший американскую противоракету Sprint.

Ракета предназначалась для перехвата головных частей баллистических ракет на высотах до 50 км. Это расстояние цель пролетала всего за 10–15 секунд, поэтому противоракета 5Я26 за несколько секунд разгонялась до скорости 4 км/с. При этом стартовое ускорение составляло около 300g.

Ракета имела вид острого конуса с теплозащитным покрытием. 27 ноября 1973 года состоялся первый бросковый пуск противоракеты. Во время полета корпус ракеты раскалялся, и она покрывалась слоем плазмы, которая мешала прохождению радиокоманд наведения. Только к 17-му пуску удалось подобрать оптимальное расположение приемных антенн на ее корпусе. Летные испытания 5Я26 продолжались до 1984 года. В конце программы испытаний 5Я26 перехватила реальную боеголовку на высоте 40 км с промахом около 50 м. Всего провели 28 испытательных пусков.

К сожалению, дальнейшая разработка С-225 была прекращена. По условиям советско-американского договора по ПРО, мобильная система “Азов” подлежала сокращению. Мобильную часть аппаратуры комплекса свалили в большой котлован и залили бетоном.

В те годы А. Г. Басистов предложил разработать новую систему ПРО, учитывающую особенности договора 1973 года. Так появилась система А-135. Она включала в себя части комплексов А-35М и С-225. От последнего бралась ракета ближнего перехвата 5Я26, и ей присваивалось обозначение ПРС-1. Благодаря этому 5Я26 испытывалась уже под другим названием и считалась составляющей стационарного комплекса. Таким образом, она выводилась из поля действия договора по ПРО.

Во время проработки архитектуры А-135 ученые признали, что комплекс по-прежнему не сможет противостоять массированной ракетной атаке. Его основным назначением оставался перехват одиночных баллистических ракет.

По сравнению с А-35М новый комплекс подвергся существенной модернизации. На нем используются новая станция слежения за целью и управления противоракетами — “Дон-2Н”. Новая центральная ЭВМ “Эльбрус-2” и современные системы передачи данных. РЛС “Дон-2Н” представляет собой усеченную пирамиду с основанием 100x100 м, высотой 40 м, на четырех гранях которой установлены плоские антенные решетки диаметром 15 м. Мощность станции такова, что в ее лучах сгорают пролетающие птицы.

В 1971 году правительство утвердило проект системы А-135 под названием “Амур”. Началось строительство его полигонного варианта “Амур-П”.

Обслуживание противоракеты В-925

Противоракета ближнего действия 5Я26 в Приозерске. На заднем плане ракета В-1000

Ракета дальнего перехвата В-925 (51Т6) шахтного базирования, использованная в А-135, представляет собой модернизированную ракету А-350Р, на которой вместо четырех твердотопливных ускорителей установлен один, большого диаметра. Однако главные изменения коснулись системы управления.

Учитывая возросшие возможности систем радиоэлектронной борьбы, на В-925 используется комбинированная система наведения — радиокомандно-инерциальная. В случае, если центр перестанет выдавать команды наведения, ракета продолжит полет к точке встречи с целью. Управление возьмет на себя бортовая ЭВМ, которая рассчитает траекторию на основе последних переданных на борт данных.

Работами по модернизации ракеты руководил В.Г. Светлов, руководитель КБ-2 (теперь называется “Факел”) после смерти П.Д. Грушина.

В 1978 году закончили строительство полигонного варианта системы. Он состоял из РЛС “Дон-2НП”, только с одной антенной, шахтных пусковых установок ракет и командно-вычислительного центра.

В 1979 году начали испытательные пуски ракеты В-925. В 1982 году приступили к первому этапу испытаний комплекса в целом. Он длился до 1984 года. За это время запустили восемь ракет В-925 и пять — ПРС-1. Второй этап испытаний продлился до 1987 года. В это время комплекс работал по реальным целям. Было проведено 2 пуска В-925 и пять пусков ближних перехватчиков ПРС-1.

Через два года начались приемные испытания боевого комплекса, расположенного под Москвой. Центр системы с РЛС “Дон-2Н” и командно-измерительным пунктом расположились в г. Софрино. Пусковые шахты противоракет В-925 разместили в четырех пунктах (Сергиев Посад, Клин, Нудоль, Наро-Фоминск), по восемь пусковых в каждом пункте. Шахты для ракет ПРС-1 расставили в пяти районах по 16 ракет в каждом. Место их точной дислокации неизвестно.

После принятия на вооружение в 1995 году А-135 вошла в состав 9-й дивизии противоракетной обороны Российской Федерации и по настоящее время находится на боевом дежурстве.

После развала СССР 10-й полигон и Приозерск перешли под юрисдикцию Казахстана и пришли в упадок. Испытательные площадки растаскивались на металлолом. Кабели систем передачи данных вырывали целыми километрами. Большинство специалистов с полигона уволилось. 1-е Научное управление было сокращено со 150 до 30 человек! Местные жители стали возить по объектам туристов.

Не лучше обстояли дела и на боевом комплексе. Россия лишилась основных учебных заведений, в которых готовили специалистов по ПРО. Это Киевское высшее инженерное радиотехническое училище ПВО и Житомирское высшее училище ПВО. Научные кадры для ПРО ковались также на Украине — в Харьковской радиотехнической академии.

ПРО России стало выходить из кризиса только в начале этого века. Руководство Российской Федерации стало восстанавливать отдельные объекты на полигоне и возобновило контрольные пуски противоракет.

Кроме РФ систему ПРО имеют и Соединенные Штаты. По своим характеристикам она близка к системе А-135. Ее объекты законсервированы и боевого дежурства система не несет. Новые разработки систем ПРО в США касаются, в основном, объектовых систем малой дальности и особой успешностью не отличаются. Таким образом, А-135 до сих пор остается единственной в мире боеспособной системой противоракетной обороны.

РЛС “Дон-2Н” комплекса “Амур”.