«Оккультный Рейх». Главный миф XX века

Кристоф Линденберг в свое время справедливо писал: «Охарактеризовать Гитлера как личность затруднительно, ибо многие публикации на эту тему грешат тенденциозностью, а бесчисленные карикатуры лишь искажают образ»¹⁵⁰. Действительно, каких только небылиц в отношении нацистского диктатора не придумали ангажированные «исследователи». Здесь и гомосексуализм, и половые увечья, и шизофрения, и паранойя, и многое другое¹⁵¹. В наши задачи не входит развенчание всего этого бреда. Интересующегося читателя мы отсылаем к наиболее авторитетному биографу фюрера — Вернеру Мазеру¹⁵².

Целью этой главы будет анализ духовного мировоззрения Гитлера, его отношения к христианству, мистике, магии и оккультизму. Мы постараемся ответить на вопрос, уместно ли называть диктатора сатанистом и медиумом потусторонних сил.

Сразу же определимся с источниками. В числе наиболее надежных — основной труд руководителя нацистской партии «Моя борьба», а также письма соратникам и политическим противникам (в том числе «открытые») и официальные выступления. Разумеется, нам могут возразить, что точка зрения на тот или иной вопрос, высказанная публично, далеко не всегда отражает подлинное мировидение человека. Отчасти признавая правоту такого утверждения, все же отметим, что «Мою борьбу» можно считать отражением сокровенных мыслей Гитлера. Во-первых, эта книга писалась задолго до прихода к власти¹⁵³. Во-вторых, в ней будущий вождь Третьего рейха достаточно откровенно и недвусмысленно заявляет свою позицию, скажем, по еврейскому вопросу, а также в отношении своих планов на жизненное пространство немецкого народа на Востоке. Зачем же в таком случае Гитлеру якобы понадобилось камуфлировать свои религиозные взгляды, спросим мы?

С большой осторожностью надо подходить к мемуарной литературе. Как мы уже отмечали, целый ряд таких «источников» с полным основанием можно отнести либо на счет военной и политической пропаганды (книги Германа Раушнинга и Генри Пикера), либо обусловить желанием их авторов, оправдывая себя, очернить режим, которому они «невольно» служили (воспоминания Альберта Шпеера, Вальтера Шелленберга, Отто Дитриха и проч.). Впрочем, указанный массив источников нельзя назвать совершенно бесполезным. Применительно к нашей тематике, необходимо будет также процитировать мемуары Леона Дегрелля, Отто Скорцени, реплики Юлиуса Эволы и ряда других деятелей (конечно же, со скидкой на то, что все они в той или иной степени симпатизировали национал-социализму).

Из литературы нами будут востребованы биографии Гитлера, написанные Мазером и Фестом. Монографии этих авторов можно вполне назвать объективными, впрочем, не без оговорок. Среди русскоязычных исследователей своей взвешенной позицией отличается, на наш взгляд, Олег Пленков, который посвятил одну из глав своей работы «Третий рейх. Социализм Гитлера» символике и мистике нацизма, а также их связи с негативным аспектом культивирования «национальной общности»¹⁵⁴. К сожалению, даже в эту добросовестную монографию вкрались серьезные ошибки. Так, Пленков со ссылкой на В. Пруссакова пишет о знакомстве Гитлера с «гроссмейстером „Общества Туле“ профессором Карлом Хаусхофером»¹⁵⁵. Как известно, «Обществом Туле» руководил самозваный барон Зеботтендорф, поэтому Хаусхофер не мог быть его «гроссмейстером». Кроме того, идеолог геополитики вообще не состоял в этой организации и не был оккультистом.

Итак, каков же был генезис духовного мира фюрера? Какие соблазны встречались ему на пути окончательного определения, и на какие противоречия в его взглядах мы должны указать?

Детство и юность Гитлера

Будущий фюрер родился 20 апреля 1889 года (незадолго до начала пасхальной ночи) в приграничном австрийском городке Браунау-на-Инне. Австро-Венгрия, как и юг Германии, с которым связан политический старт Гитлера, была в то время патриархально-католической страной. Уже через два дня местный католический священник Игнатий Пробст окрестил ребенка именем Адольф. Родители новорожденного — Клара (в девичестве Пельцль) и Алоиз Гитлер¹⁵⁶ — были уважаемыми и добропорядочными людьми, которых вполне можно назвать искренне верующими христианами.

1 мая 1895 года Адольф поступил в народную школу в Фишльгаме, а через год — во второй класс школы монастыря бенедектинского ордена в Ламбахе. В этом католическом учебном заведении Гитлер проучился до весны 1898 года, проявив себя прилежным учеником и получая только лучшие отметки. Он поет в монастырском хоре, во время мессы помогает священнику. Вероятно, именно в Ламбахе Адольф впервые увидел свастику — этот символ был составной частью герба аббата монастыря Хагена и украшал канцелярию этого клирика.

Гитлер вспоминал в «Майн Кампф» о необыкновенных впечатлениях, которые производил на него «торжественный блеск церковных празднеств». Какое-то время юный Адольф считал профессию католического священника своим идеалом («как им в свое время для моего отца была должность деревенского пастора»¹⁵⁷). О привлекательности для Гитлера католической церкви свидетельствуют его рисунки между 1906 и 1913 годами. Он часто изображает Христа и Пресвятую Деву, деревенские церкви, монастыри и памятники духовной архитектуры Вены.

С 1900 года Гитлер обучается в государственной реальной школе в Линце, а с 1904 года — в Штейерской школе. В этот период его начинают посещать некоторые сомнения в отношении католицизма. Эти сомнения можно обусловить, с одной стороны, юношеским максимализмом, а с другой — и это гораздо более важно — халатным отношением к своим служебным обязанностям учителя религии Силицко и профессора религии Шварца. Последнего Адольф и его школьные товарищи называли «туповатым и бесчувственным»¹⁵⁸, считая его ответственным за то, что многие ученики реальной школы Линца стали воспринимать Католическую церковь как чуждую.

Один из первых выпадов политических противников нацистов относится к 1923 году, когда «Мюнхенер пост» написала о том, что Адольф был вынужден покинуть школу в Линце из-за того, что он якобы выплюнул во время Причастия облатку и сунул ее в свой карман. Эта сентенция не подтверждается никакими источниками и, вероятнее всего, является пропагандистской «уткой». Гитлер всегда выступал против этого сообщения не только перед общественностью, но и перед своими ближайшими товарищами. Более того, он подал против настоятеля бамбергского собора Георга Шпонселя, который тиражировал вышеуказанное обвинение, иск в земельный суд Ансбаха. Суд приговорил священника к выплате штрафа. Кроме этого, Шпонсель был вынужден публично взять свои слова обратно. Кстати, упомянутая школа сразу же после появления сообщения поспешила заявить, что это неправда.

По всей видимости, с начала 1900-х годов Гитлер перестает быть примерным прихожанином. Вместе с тем он не становится и атеистом. Отметим, что духовный мир будущего фюрера окончательно сформировался во время пребывания в Вене (февраль 1908 — май 1913 года). Гитлер отмечал в «Майн Кампф»: «В это время я составил себе известное представление о мире и выработал себе миросозерцание, которое образовало гранитный фундамент для моей теперешней борьбы. К тем взглядам, которые я приобрел тогда, мне пришлось впоследствии прибавить только немногое, изменять же ничего не пришлось»¹⁵⁹.

Какое же мировоззрение выработал Гитлер в этот период «учения и страданий»?

Венский период

Значительное число пангерманистов Австро-Венгрии в то время резко отрицательно высказывались против католицизма, мешавшего, по их мнению, объединению всех немцев. Многие солидаризировались с «протестантским Рейхом». Большое распространение получил лозунг «Прочь от Рима». Между 1899 и 1910 годами в Богемии, Штирии, Каринтии и Вене в протестантизм перешли десятки тысяч немцев. Показательно, что протестантские миссионеры нередко жаловались, что «политика отпугивает паству, тогда как их новые союзники вообще не заботились о религии»¹⁶⁰. Еще одним веянием того времени надо назвать пышный расцвет среди немецкого сообщества народнической, или фелькиш (volkisch) идеологии, прочно связанной с неоязычеством, масонством и оккультизмом.

Нас интересует, как относился к указанным двум тенденциям молодой Адольф Гитлер? В «Майн Кампф» он совершенно четко высказывается и по поводу фелькиш-теоретиков, и по поводу идеи объединить всех немцев под сенью протестантизма. Гитлер отдает должное последовательности и настойчивости Георга Шенерера, крупного венского политика, возглавившего кампанию «Прочь от Рима». Вместе с тем фюрер считает, что борьба за эмансипацию от влияния Римской церкви зиждилась на неправильных выводах и предпосылках¹⁶¹. По его мнению, большинство священников вообще были далеки от национальных чаяний немецкого народа. В первую очередь он адресует этот упрек католическим клирикам. Впрочем, и протестантизм «оказывается совершенно парализованным, как только приходится защищать национальные интересы в такой сфере, которая мало связана с общей линией его представлений и традиций»¹⁶². Самый главный упрек Гитлера в отношении клерикалов, представляющих обе конфессии, заключается в том, что они не уделяли должного внимания еврейскому вопросу.

Гитлер был далек от идеи перейти в протестантизм, поскольку не видел в нем мощного движения, способного эффективно разрешить наиболее насущные проблемы, и, несмотря ни на что, никогда не порывал с католицизмом. Вернер Мазер отмечает: «До конца жизни не только выдержали его критику, но даже вызывали восхищение „конституция“ католической церкви, ее организация, достоинство ее священников и ее пышность. Ему импонировали прочность и историческая непрерывность католицизма, который никогда (кроме как из-за Мартина Лютера) не подвергался серьезной опасности ни из-за собственных ошибок и слабостей, ни из-за происков политических и религиозных противников и врагов»¹⁶³.

Гораздо более резко Гитлер высказывается в отношении фелькиш-идеологов. Правда, эти высказывания относятся уже к периоду партийного строительства, то есть к началу 1920-х годов. Поэтому вернемся к ним позже. А пока ответим на вопрос, испытал ли будущий лидер Германии в предвоенный период (до 1914 года) серьезное влияние со стороны фелькиш-оккультистов.

Ряд исследователей предполагают, что на религиозные (якобы оккультные) взгляды молодого Гитлера серьезно повлияли работы ариософов Ланца фон Либенфельса и Гвидо фон Листа. В предыдущей главе мы уже касались этого вопроса. Здесь уместно остановиться на нем более подробно.

Напомним, что с конца 1905 года Ланц начал издавать ариософский журнал «Остара». По ряду свидетельств, молодой Гитлер был постоянным читателем этого издания. Еще в 1930 году политический противник национал-социалистов Август Ноль заявил перед студенческой аудиторией в Вене, что нацистский лидер просто позаимствовал свои идеи у журнала «Остара». После войны сам Либенфельс вспоминал, что Адольф посещал его в редакции в 1909 году. Ланц утверждал, что будущий фюрер просил его продать несколько старых номеров для своей коллекции. Николас Гудрик-Кларк считает это свидетельство достаточно достоверным, отмечая: «Ввиду сходства их идей, касающихся прославления и сохранения стоящей под угрозой арийской расы, победы над неарийцами, некая связь между этими двумя фигурами выглядит вполне вероятной»¹⁶⁴.

Некоторые авторы абсолютизируют влияние Ланца на Гитлера. Так, Валентин Пруссаков в своей полной примитивных мифологем книге «Оккультный мессия и его Рейх» заявляет (правда, с оговорками) о том, что Гитлер получил от Либенфельса «посвящение в его масонского типа организацию»¹⁶⁵ (имеется в виду Орден новых тамплиеров). Подобные досужие утверждения полностью отвергает биограф фюрера Иоахим Фест. Его вывод однозначен: «Анализ имеющегося материала не позволяет сделать вывод о том, что Ланц оказал на Гитлера сколько-нибудь значительное влияние, не говоря уже о том, что якобы именно он „дал ему идеи“»¹⁶⁶.

Действительно, и расизм, и антисемитизм, и другие темы, поднимавшиеся на страницах указанного австрийского журнала, не были изобретены Ланцем. Оккультномистические построения Либенфельса, а также его мечта о панарийском государстве во главе с Габсбургами вообще были чужды фюреру. Он вполне мог читать и даже коллекционировать «Остару», но это вовсе не значит, что его мировоззрение было целиком и полностью сформировано именно этим изданием. Кроме того, Гитлер никогда не упоминал имя Ланца в каких-либо зафиксированных разговорах, речах или документах. Остается добавить, что в период Третьего рейха издание трудов Ланца было запрещено, а Орден новых тамплиеров распущен, подобно всем остальным масонским и эзотерическим группам. На наш взгляд, это довольно весомый аргумент в пользу того, что фюрер не питал никаких симпатий к «тайным знаниям». Все попытки «исследователей» вроде Воробьевского и Первушина обусловить гонения нацистов на представителей оккультизма «боязнью конкуренции» являются просто абсурдом.

Еще более спорно мнение по поводу влияния на будущего фюрера ариософа Гвидо фон Листа. Утверждения о влиянии Листа на будущего фюрера основаны на воспоминаниях некой Эльзы Шмидт-Фальк. Гитлер якобы говорил ей, что некоторые члены «Общества Листа» в Вене снабдили его рекомендательными письмами к Ванеку¹⁶⁷, который жил тогда в Мюнхене. Письма не пригодились, поскольку Ванек к моменту прибытия Гитлера уже умер. По ее же свидетельству, Гитлер часто с энтузиазмом цитировал Листа. Еще одним «доказательством» связи фюрера с Листом служит упоминание о том, что одна из первых членов НСДАП доктор Штайнингер подарила руководителю партии книгу, на форзаце которой написала следующее посвящение: «Адольфу Гитлеру, моему дорогому арманен- брату».

Николас Гудрик-Кларк убедительно доказал, что Шмидт-Фальк является сомнительным свидетелем. Ученый пишет: «Едва ли Гитлер мог оценить антикварную направленность мысли Листа. Его, конечно, интересовали немецкие легенды и мифология, но он никогда не пытался искать их следы в фольклоре, местных обычаях и названиях. Его не интересовали ни геральдика, ни генеалогия»¹⁶⁸. Сообщение о надписи на форзаце надо также признать лжесвидетельством. Гитлер не мог быть «арманен-братом», ибо в «Общество Листа», не говоря уже о внутреннем круге, входили исключительно влиятельные и преуспевающие австрийские немцы — политики, финансисты, военные и журналисты. Как известно, Гитлер в венский период был лишь бедным художником, и вход в высшее общество был для него заказан. То же самое можно сказать и о довоенном мюнхенском периоде его жизни (май 1913 — август 1914 года). Нет никаких документов, подтверждающих связь Гитлера с «Germanenorden», «Reichshammerbund» или другими фелькиш-группами Мюнхена в это время.

Если говорить об источниках, повлиявших на духовный мир будущего руководителя Германии в этот период, то их надо искать не в плоскости оккультизма и фелькиш-теорий. В ряду этих источников следует, прежде всего, назвать труды двух наиболее популярных в германском мире начала XX века расистских мыслителей — Артура Гобино и Хьюстона Стюарта Чемберлена.

Граф Жозеф Артур де Гобино — французский дипломат, социолог и писатель, опубликовавший главную книгу своей жизни «Опыт о неравенстве человеческих рас» в 1853–1855 годах. Этот труд считался одним из первых серьезных обоснований расовой теории. Согласно Гобино, движущей силой развития народов является неравенство, связанное с расовыми различиями. Наиболее способной к культурному развитию ученый считал арийскую расу, смешение которой с небелыми народами ведет к снижению ее способностей. Гобино был пессимистом и считал вырождение белой расы необратимым процессом.

Для нас важно, что автор «Опыта» был искренне верующим христианином, что нашло отражение в его книге. Так, при создании исторической картины борьбы рас ученый опирается на Библию. В некоторых местах своего труда Гобино явно входит в противоречие с собственной теорией. К примеру, он отрицательно относится к мнению, что существуют народы, «обреченные на то, чтобы никогда не узнать учения Христа». Считая подобное утверждение повторением «местнической доктрины евреев», Гобино отмечает: «Я готов признать, что все человеческие расы наделены одинаковой способностью войти в христианскую семью»¹⁶⁹. Вряд ли Гитлер был согласен с такой точкой зрения, вместе с тем нельзя исключить, что он вынес из «Опыта» не только обоснование расового неравенства, но и уважение к христианскому фактору в истории.

Хьюстон Стюарт Чемберлен — английский философ и социолог, также часто называется в ряду «предтеч» нацистской идеологии. Действительно, ряд положений его главного труда «Основы XIX столетия» (первое издание вышло в 1899 году в Мюнхене) нашли воплощение в книге Альфреда Розенберга «Миф XX века». Адольф Гитлер также часто называл имя Чемберлена в частных беседах, неизменно выражая свое согласие с теорией британского мыслителя.

Чемберлен, как и Гобино, апологетизирует «арийский фактор» в истории, с презрением относится к проявлениям азиатского духа, но в отношении христианства придерживается несколько иной точки зрения, нежели французский автор. Философ считает, что изначальное учение Христа было во многом искажено еврейскими элементами первых христианских общин. Рождение же самого Христа Чемберлен считает важнейшей датой мировой истории. Он писал, что Христос не был евреем, а называющие его таковым являются просто невежественными или лицемерными людьми. В работе «Арийское миросозерцание» (Вена, 1905 год) мыслитель отмечал: «Христос дал нам нечто, чего не могло дать все древнеарийское мышление, вместе взятое… Он возвещает нам свое ДА, радостное, беспредрассудочное и полное доверия; в этой жизни заключено Небо, как зарытый в поле клад»¹⁷⁰. Добавим, что Чемберлен отрицательно относился к Ветхому Завету («Мы весьма далеки от того „Бога Саваофа“, который создал весь Космос на радость и утешение евреям»).

Религиозные чувства Адольфа Гитлера до начала Первой мировой войны можно назвать вполне типичными для молодого бюргера начала XX века. Оставаясь католиком, Гитлер не отличался ревностным отношением к Церкви, но не бросался и в другие крайности — демонстративный переход в протестантство, нарочитый мистицизм или неоязыческие искания, характерные для некоторой части немецкого сообщества Австрии и юга Германии.

Весть о начале войны будущий руководитель Германии воспринял так же, как и большинство немцев Второго рейха. Он вспоминает в «Майн Кампф»: «Я нисколько не стыжусь сознаться, что, увлеченный волной могучего энтузиазма, я упал на колени и от глубины сердца благодарил Господа Бога за то, что Он дал мне счастье жить в такое время»¹⁷¹.

Определенных свидетельств о духовном мировоззрении Гитлера в ходе войны практически не существует. Мы можем только предполагать, что многочисленные боевые эпизоды, в ходе которых ефрейтор Гитлер неоднократно проявлял героизм¹⁷², способствовали усилению его религиозности. Вероятно, именно в эти годы, когда судьба не раз спасала его от гибели или увечья, зародилась его ставшая впоследствии незыблемой вера в покровительство Провидения.

Существует, правда, стихотворение, якобы написанное будущим диктатором на фронте. Его приводит в книге «Воскрешение героя» чилийский автор Мигель Серрано:

Однако, принимая во внимание спорность всего того, о чем пишет Серрано (он сообщает, к примеру, что в 1945 году Гитлер покинул Берлин на летающей тарелке), аутентичность приведенного текста вызывает большие сомнения.

Гитлер и «оккультисты» Мюнхена

После катастрофического для Германии финала 1918 года Гитлер остается в столице Баварии. Именно здесь он и стал лидером Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП). Каков же был духовный мир фюрера в этот период?

Повель и Бержье, а также их многочисленные эпигоны утверждают, что на лидера НСДАП с самого начала его политической карьеры серьезно влияли оккультные круги Мюнхена, прежде всего члены «Общества Туле», являющиеся проводниками воли неких «Высших Неизвестных». Персонально называются руководитель «Туле» Рудольф фон Зеботтендорф, Дитрих Эккарт, Альфред Розенберг, Карл Хаусхофер и Рудольф Гесс. Отсюда следует вполне однозначный вывод: даже если Гитлер до сентября 1919 года (когда он вступил в Немецкую рабочую партию) формально и оставался католиком, то с этого момента он уже ничего общего с христианством не имел, поскольку его наставники сделали лидера НСДАП медиумом и агентом дьявольских сил.

Начнем с того, что «Общество Туле», вопреки распространенному мнению, не стояло у истоков Немецкой рабочей партии. Кроме того, Зеботтендорф не мог влиять на Гитлера хотя бы потому, что никогда не встречался с ним лично. Как мы уже отмечали, в начале мая 1919 года «барона» исключили из «Туле» его же соратники за утрату кассы общества и потерю членских списков. В конце месяца самозванец покинул столицу Баварии.

Будущий фюрер прибыл в Мюнхен из госпиталя в начале декабря 1918 года и сразу же явился в свою воинскую часть. Практически все время Гитлер проводит в казарме, а в начале февраля 1919 года его направляют охранять лагерь военнопленных в Траунштайне. Когда он возвратился, Зеботтендорфа в Мюнхене уже не было. К слову, в своих воспоминаниях «барон» и не утверждал, что был знаком с Гитлером или что фюрер был членом «Общества Туле».

Также не подтверждается мнение о том, что в «Туле» входил поэт Дитрих Эккарт. В именном указателе к своей книге «Прежде чем пришел Гитлер» Зеботтендорф пишет об Эккарте, что тот «был приглашен принять участие в заседаниях общества». Неизвестно, принял ли известный антисемитский автор это приглашение (видимо, нет, иначе формулировка была бы более конкретной). В любом случае очевидно, что Эккарт в «Туле» не состоял. Кроме того, не существует источников, характеризующих Эк-карта как антихристианина и оккультиста.

Дитрих Эккарт (1868–1923) был зажиточным и преуспевающим поэтом. Его драмы «Король-лягушка», «Отцы семейства» и другие ставились во многих немецких театрах, а его перевод ибсеновского «Пер Гюнта» в Берлинском государственном театре играли 500 раз только до ноября 1923 года. Он вступил в Рабочую партию Германии еще до Гитлера, был редактором печатного органа нацистов «Фелькишер беобахтер» и автором лозунга «Германия, пробудись!».

Пожалуй, можно согласиться с тем, что Дитрих Эккарт значительно повлиял на будущего руководителя Третьего рейха (правда, отнюдь не в оккультном духе). Известно, что на заре национал-социалистического движения именно Эккарт ввел Гитлера в высшее баварское общество, был постоянным его собеседником в интеллектуальных спорах, финансово поддерживал вчерашнего солдата. По мнению Гитлера, Эккарт был человеком, который «сумел послужить делу возрождения нашего народа как поэт и мыслитель и, наконец, как боец»¹⁷⁴. Их диалоги нашли отражение в неоконченной книге Эккарта «Большевизм от Моисея до Ленина: мои разговоры с Адольфом Гитлером», опубликованной в марте 1924 года в Мюнхене¹⁷⁵. Благодаря этому источнику мы можем составить определенное мнение о религиозных представлениях Гитлера в ранний период существования партии.

Основной темой диалогов была критика еврейства как «причины нарушения мирового исторического порядка». Книга позволяет сделать вывод о достаточно глубоком знании Гитлером Библии, а также о его знакомстве с наследием Мартина Лютера. Фюрер восторженно говорит о Христе, отстаивая версию о Его «арийском» происхождении: «Он [Христос] стоял среди раболепствующей еврейской черни с пламенным взором, выражающим презрение, и слова его, как плети, сыпались на них: „Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи“… Христос всегда был совершенно честным и искренним. Боже, разве не ясно, что там столкнулись два противоположных мира! В Палестине, после вавилонского пленения многочисленные низшие слои нееврейского населения находились во власти еврейских ростовщиков, набравшихся могущества благодаря своему жульничеству. Надо особо отметить, что настоящее население, состоявшее из угнетенных крестьян, было совершенно неиудейской расы. Евреи постепенно склонили их к своей религии. Сам Христос возопил об этом: „Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном гиены, вдвое худшим вас“. Галилея считалась у евреев страной гоев, чье население, как они себе нахально представляли, „сидело во тьме“. Они говорили: „Может ли что доброе выйти из Назарета?“ и „Ты не из Галилеи ли? Рассмотри, и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк“. Иудеи были настолько твердо убеждены в нееврейском происхождении Христа, что отнесли его к самым ненавистным для себя — самаритянам»¹⁷⁶.

Гитлер неоднократно приводит примеры антисемитизма крупнейших христианских деятелей: святого Фомы Аквинского, который приказал приковать евреев цепями к рулю корабля за то, что те во время плавания «воровали из цейхгауза товар и сверлили дыры в корпусе»¹⁷⁷, или Мартина Лютера, призывавшего «сжечь все синагоги и еврейские школы, а останки их засыпать землей»¹⁷⁸. Впрочем, фюрер все равно критикует Лютера за то, что тот нападал на католицизм, вместо того, чтобы атаковать евреев. Гитлер полагает, что из современных протестантов дух Лютера «как будто полностью выветрился»¹⁷⁹. В адрес Ватикана звучат подобные же обвинения: «Рим не может набраться духа, чтобы назвать вещи своими именами. Много раз он делал попытки в этом направлении, но его немедленно заставляли замолчать. Католичество хочет говорить — еврейство парализует его язык»¹⁸⁰.

В диалогах высказывается и критическая позиция в отношении Ветхого Завета, а также упреки в адрес апостола Павла, якобы «извратившего» суть христианства. Вполне очевидно, что подобные сентенции (надо отметить, довольно распространенные в немецком обществе того времени) повторяют высказывания Фридриха Ницше и Хьюстона Чемберлена. Кстати, такой же взгляд на Ветхий Завет и Павла мы встречаем у Альфреда Розенберга в «Мифе XX века»¹⁸¹. Розенберг, как и Гитлер, с большим уважением относится к Христу, отмечая: «Нет ни малейшего основания предполагать, что Иисус был еврейского происхождения»¹⁸², но крайне резко отзывается о Павле. В отличие от Гитлера, Розенберг однозначно не приемлет Католическую церковь («антикатоличество почти просветительского толка» — характеризовал его позицию Юлиус Эвола), а протестантизму, напротив, отдает дань уважения за его «нордическую» сущность. Кроме того, «главный нацистский философ» восторгается немецкой христианской мистикой (прежде всего в лице Майстера Экхарта), тогда как фюрер к мистике был совершенно равнодушен (он говорил, что «для национал-социализма нет ничего более чуждого, чем наполнять сердца немцев мистикой»¹⁸³).

Повель и Бержье утверждают, что Розенберг в течение трех лет «тщательно формировал» Гитлера и «руководил его мыслями и поступками»¹⁸⁴ (спрашивается, что мешало ему руководить мыслями фюрера и в дальнейшем?). А такой «исследователь», как Антон Первушин, почему-то называет Розенберга «адептом оккультных наук» (что за науки имеются в виду?), которого Дитрих Эккарт ввел в «Общество Туле»¹⁸⁵. Первушин, в очередной раз показывая свою некомпетентность, просто-напросто путается в терминологии: мистика и оккультизм совершенно не одно и то же.

Эккарт не мог «ввести» этого молодого архитектора в «Туле», поскольку сам не состоял там. Розенберг прибыл в Мюнхен, бежав от большевистского террора в России, в конце 1918 года (тогда же, когда и Гитлер). С «Туле» он столкнулся в конце 1919 года, когда общество, лишившись своего создателя и вдохновителя Зеботтендорфа, а вместе с ним и финансирования, находилось на грани полного развала. По всей вероятности, Альфред Розенберг и Рудольф Гесс посетили всего несколько собраний «Туле» и не были его активными членами. Наконец, ни Розенберг, ни Гесс не могли оказывать «оккультное влияние» на фюрера, «руководить его мыслями и поступками», во-первых, потому что были сами фанатично преданы лидеру НСДАП, во-вторых, в силу своего явно не лидерского характера. Вернер Мазер совершенно верно отмечает: «Рудольф Гесс, в будущем „заместитель фюрера“, не оказал на становление Гитлера ни малейшего влияния, несмотря на корректорскую работу (лишь несущественную) над „Майн Кампф“… Группа вождей НСДАП — Гесс, Геринг, Эссер, Штрейхер, Розенберг… с самого начала были не учителями Гитлера, но всегда лишь его учениками»¹⁸⁶.

Но, может быть, на фюрера «оккультно повлиял» «маг» Карл Хаусхофер? Некий Г. Попов, автор книжонки «Тайные учения и культы», заявляет, к примеру, что Хаусхофер ни больше ни меньше «основатель германского фашизма, рядом с которым Гитлер выглядит как тень этого человека»¹⁸⁷. А Повель и Бержье пишут в «Утре магов»: «Лишь под влиянием Хаусхофера „Туле“ окончательно принимает вид тайного общества посвященных, находящихся в контакте с невидимым, и становится магическим центром нацизма… В „Обществе Туле“ медиумом был Гитлер, а магом — Хаусхофер»¹⁸⁸. Эти же авторы безапелляционно заявляют, что Хаусхофер получил посвящение в одном из влиятельных тайных буддистских обществ и обязался в случае провала его «миссии» совершить ритуальное самоубийство. Хаусхофер вместе со своим учеником Гессом ежедневно навещали Гитлера в Ландсбергской тюрьме, где внушили ему тайное учение.

В приведенном отрывке одна нелепость следует за другой. Глава германской геополитической науки не являлся оккультистом¹⁸⁹, никогда не состоял в «Туле», ни разу не был в Тибете и не мог посещать Гитлера «совместно с Гессом», поскольку Гесс сам был заключенным указанной тюрьмы.

По мнению Кристофа Линденберга, версия о «маге Хаусхофере» строится на трех фактах. Во-первых, перед Первой мировой войной геополитик много путешествовал по Южной и Восточной Азии и год провел в Японии, будучи командирован туда Генштабом баварской армии. На этом и основываются утверждения о его пребывании в Тибете, ведь тот, кто был в Японии, вполне мог посетить и Тибет. Во-вторых, Гесс действительно был учеником Хаусхофера и слушал его лекции по геополитике. После того, как после провала «пивного путча» Гесса вместе с Гитлером посадили в Ландсберг, профессор неоднократно посещал своего студента. В ходе этих посещений Хаусхофер несколько раз беседовал с Гитлером на геополитические темы. В-третьих, тезис об оккультном воздействии «мага» на Гитлера опирается на сонет, написанный сыном профессора Альбрехтом в тюрьме Моабит, куда он был заключен за причастность к заговору 20 июля 1944 года. Вот этот сонет:

Из текста вовсе не следует, что отец заговорщика непосредственно влиял на фюрера. «В трактовке Альбрехта Хаусхофера его отец предстает отнюдь не магом и провидцем, а, напротив, человеком, не сумевшим провидеть последствия своих поступков и виновным в том, что он не низвергнул „духов… на дно“», — заключает Линденберг¹⁹¹.

По поводу того, что Гитлер в определенный момент освободился от опеки «Высших Неизвестных» (то есть неких таинственных сил, стоявших за «магами» вроде Хаусхофера и Розенберга), Юлиус Эвола в своем эссе «Гитлер и тайные сообщества» с сарказмом пишет: «В этом случае нужно признать, что у этих „Высших Неизвестных“ были очень ограниченные способности и никакого предвидения, если они оказались не в силах остановить их предполагаемого медиума Гитлера»¹⁹².

Таким образом, ни Зеботтендорф (которого с большой натяжкой можно назвать оккультистом), ни Хаусхофер, ни Эккарт, ни Розенберг с Гессом не оказали на Гитлера никакого оккультного влияния. Можем ли мы допустить возможность того, что фюрер практиковал оккультизм и находился в «тесных связях» с «Высшими Неизвестными», без помощи указанных персоналий? Может быть, Гитлер все же вынес из венского периода и из своего военного опыта симпатии к фелькиш-оккультизму? Увы, известные нам факты и источники совершенно не подтверждают этого.

Борьба с фелькиш-теоретиками

Мы уже говорили о том, что в «Майн Кампф» Гитлер очень резко отзывается о фелькиш-теоретиках. Ниже мы приведем довольно пространную цитату, для того чтобы убедить читателя в том, что фюрер презирал оккультистов и неоязычников и поэтому не мог идти у них на поводу. В главе, посвященной первоначальному периоду развития Национал-социалистической рабочей партии Германии, Гитлер характеризует фелькиш-оккультистов следующим образом:

«Самым характерным для этих натур является то, что у них всегда на устах примеры из эпохи старогерманского героизма, что они постоянно болтают о седой старине, о мечах и панцирях, каменных топорах и тому подобном, а на деле являются самыми отъявленными трусами, каких только можно себе представить. Размахивая в воздухе зазубренными жестяными мечами, натягивая на себя страшную шкуру медведя и напяливая на голову самый страшный головной убор, они для текущего дня проповедуют борьбу посредством так называемого „духовного оружия“ и разбегаются как зайцы при появлении первой же группки коммунистов с резиновыми палками в руках…

Я слишком хорошо изучил этих господ, чтобы испытывать к их фокусничеству что-либо другое, кроме чувства презрения. В народной массе они вызывали только смех. Появление таких „вождей“ было только на руку евреям… Наплыв подобных людей становится настоящей карой Божьей для честных прямодушных борцов, которые не любят болтать о героизме прошлых веков, а хотят в наш нынешний грешный век на деле выказать хоть немножко практического героизма.

Довольно трудно бывает разобраться в том, кто же из этих господ выступает так только по глупости и неспособности, а кто из них преследует определенные цели. Что касается так называемых религиозных реформаторов Остмарка (Австрии. — Д. Ж.), то эти персонажи всегда внушают мне подозрение, что они подосланы теми кругами, которые не хотят возрождения нашего народа. Ведь это же факт, что вся деятельность этих персонажей на деле отвлекает наш народ от борьбы против общего врага — еврея и распыляет наши силы во внутренней религиозной распре.

…Нет ничего удивительного в том, что именно из кругов этих народнических (фелькиш) Агасферов и вербуются наиболее озлобленные противники централизованного сильного руководства нашего движения. Они ненавидят эту силу именно за то, что она не дает им вредить движению…

Назвавшись партией, мы освобождались от этих поклонников старины, от всех этих пустомель, прожужжавших нам уши о прелестях народнической идеи… мы отрезали от себя весь длинный хвост рыцарей печального образа, желающих сражаться только „духовным оружием“, избавлялись от всех тех „шляп“, которые за фразами о духовном оружии прятали только свою собственную трусость…

Еще и теперь я считаю необходимым самым решительным образом предостеречь наше молодое движение против сетей этих так называемых „тихих“ работничков. Они не только трусы, но и невежды и бездельники… Прибавьте к этому еще надменность и неслыханное самомнение, характерное для этих господ. Вся эта ленивая и трусливая сволочь всегда считает своим долгом сверху вниз критиковать действительную работу преданных делу людей»¹⁹³.

Совершенно очевидно, что под «религиозными реформаторами Остмарка» Гитлер подразумевает эпигонов Либенфельса и Листа, а под сторонниками «тихой работы» — людей вроде Зеботтендорфа. Надо отметить, что определенное количество подобных людей примкнуло к нацистскому движению (о чем также упоминает фюрер), но они, как отмечает Олег Пленков, никогда «не имели прямого влияния на Гитлера и не были его духовными инспираторами»¹⁹⁴. Народники всегда оставались в своеобразной внутренней оппозиции, испытывая к Гитлеру самые отрицательные чувства, рассматривая его как человека, не имеющего ни малейшего представления о «эзотерических знаниях». Эта оппозиция переросла в глухую ненависть после прихода НСДАП к власти (январь 1933 года), когда оккультная деятельность была объявлена вне закона.

Внутрипартийная борьба со сторонниками неоязычества, религиозной реформации и фелькиш-оккультистами на заре нацистского движения получила отражение в партийной программе НСДАП. Как известно, 25 пунктов программы разработал лично фюрер в 1920 году. Вплоть до крушения Третьего рейха программа не изменялась. 24-й пункт гласил: «Мы требуем свободы всем религиозным вероисповеданиям в государстве до тех пор, пока они не представляют угрозы для него и не выступают против морали и чувств германской расы. Партия, как таковая, стоит на позициях позитивного христианства, но при этом не связана убеждениями с какой-либо конфессией. Она борется с еврейско-материалистическим духом внутри и вне нас и убеждена, что германская нация может достигнуть постоянного оздоровления внутри себя только на принципах приоритета общих интересов над частными»¹⁹⁵.

Более развернуто Гитлер высказался по поводу христианства и «религиозной реформации» в «Майн Кампф»: «Тот, кто кружными путями хочет через политическую организацию прийти к религиозной реформации, обнаруживает только, что он не имеет ни малейшего представления о том, как в живой действительности складываются религиозные представления или религиозные учения, и как именно они находят себе выражение через Церковь»¹⁹⁶. Далее фюрер резко отрицательно отзывается о тех, кто хочет сделать религию «оружием своих политических гешефтов», отмечая, что политические партии не должны иметь ничего общего с религиозными проблемами («для политического руководителя религиозные учения и учреждения его народа должны всегда оставаться совершенно неприкосновенными»).

Гитлер выступает и против необоснованных нападок на религию и Церковь: «Надо признать, что на одного недостойного священника приходятся тысячи и тысячи честных пастырей, сознающих все величие своей миссии. В нашу лживую развращенную эпоху люди эти являются зачастую цветущими оазисами в пустыне»¹⁹⁷.

Между тем многие авторы пишут (правда, всегда в сослагательном наклонении), что нацисты планировали создать некое новое вероучение («Новая религия Гитлера была бы эклектичной смесью германского язычества, различных оккультных учений, каких-то внешних элементов христианства и даже буддизма», — безапелляционно заявляет Михаил Шкаровский¹⁹⁸). Разумеется, такой подход никак нельзя назвать научным. Никто не может знать, что было бы в случае победы Германии в войне, и все заявления такого рода являются не чем иным, как пропагандистскими спекуляциями.

Перед приходом к власти

Что можно сказать о духовном мировоззрении Гитлера во второй половине 1920-х — начале 1930-х годов? Сторонники «оккультного мифа» полагают, что в 1932 году нацистский лидер «принял предложение стать Великим Магистром Германского Ордена»¹⁹⁹, хотя крайне сомнительно, чтобы к этому времени эта организация вообще существовала (даже если это и так, то вряд ли фюрер согласился бы скомпрометировать себя членством в крохотной и маргинальной группке).

К указанному периоду относятся и некоторые «диалоги» Раушнинга с фюрером. Четвертую главу своей книги «Говорит Гитлер» данцигский фальсификатор назвал «Антихристианин». «Откровения» фюрера в отношении христианства, по мысли Раушнинга, должны были относиться к началу 1933 года. Гитлер якобы заявлял тогда следующее: «Хватит рассуждать. Ветхий Завет, Новый Завет, или даже просто Слова Христовы, которые предпочитает Хьюстон Стюарт Чемберлен, — все это один и тот же жидовский обман… Немецкая церковь, немецкое христианство — ерунда. Или ты христианин — или язычник. Совмещать одно с другим невозможно… Можно превратить Иисуса в благородного человека и отрицать, что он Бог и Спаситель… Но все это бесполезно. Вы не можете сделать Иисуса арийцем, это абсурд»²⁰⁰.

Как видно из приведенного отрывка, Гитлер полностью противоречит тому, что он заявлял в разговорах с Дитрихом Эккартом, и тому, что он писал в «Майн Кампф». Крайне сомнительно, чтобы зрелый человек так быстро и радикально изменил свои взгляды. О подлинном мировидении фюрера мы можем судить по более надежному источнику — воспоминаниям Отто Вагенера, одного из самых близких и доверенных лиц фюрера с осени 1929 до лета 1933 года. В главе, посвященной религиозной позиции Гитлера, Вагенер приводит такие слова нацистского лидера: «Когда бы я ни читал Евангелие и откровения различных пророков, я неизменно поражался тому, что сделали с учением Иисуса Христа, которое было предельно ясно». Далее Гитлер обвиняет тех, кто, по его мнению, извратил христианство, в клевете на Бога, и провозглашает необходимость возродить «сокровища живого Христа»²⁰¹. Таким образом, «интерпретация» Раушнинга оказывается совершенно несостоятельной.

Рейхсканцлер

После 30 января 1933 года национал-социалистов часто обвиняли в неоправданных нападках на Церковь, в репрессиях против клира и паствы, в желании создать новую религию. Эту критику в ряде случаев можно признать справедливой (религиозную политику нацистского государства мы рассмотрим в отдельной главе). Но нас интересует личная позиция Гитлера в отношении Церкви после прихода НСДАП к власти.

Начнем с того, что в своих многочисленных выступлениях Гитлер неоднократно упоминал «der Schopfer Almachtiger», то есть Творца Всемогущего. В частных разговорах он неизменно подчеркивал: «Я был и остаюсь католиком, и я буду им всегда»²⁰². Кроме того, он посещал праздничные службы и исправно платил церковную подать, что раздражало некоторых атеистически настроенных высокопоставленных нацистов, таких, как Мартин Борман²⁰³. В 1936 году Гитлер заявил: «Наше смирение обусловлено преклонением перед установленными Богом законами и их уважением. Мы полагаемся только на последовательное выполнение этих традиционных обязанностей»²⁰⁴. После 1934 года фюрер, следуя примеру своего предшественника на посту рейхспрезидента — Пауля фон Гинденбурга, оказывал честь каждой матери, родившей десятого ребенка, становясь крестным отцом младенца²⁰⁵.

В речи, произнесенной 23 марта 1933 года в рейхстаге, Гитлер назвал христианские церкви «важным элементом сохранения души немецкого народа» и пообещал уважать их права. Фюрер стремился лично поддерживать хорошие и даже приятельские отношения с некоторыми представителями клира. Показательно, что еще в 1920-е годы одним из редакторов его книги «Майн Кампф» стал католический священник патер Бернхард Штемпфле²⁰⁶. С начала 1930-х годов другом фюрера стал капеллан восточно-прусского военного округа Людвиг Мюллер, организовавший в недрах протестантизма «движение немецких христиан»²⁰⁷.

4 ноября 1936 года Гитлер пригласил в свою резиденцию в Бергхофе кардинала Католической церкви в Германии Михаэля Фаульхабера. Этот клирик болезненно воспринимал акции ряда нацистских чиновников в отношении католицизма, отстаивал Ветхий Завет и время от времени выступал с протестами против репрессивных мер Бормана. Вместе с тем, следуя библейскому принципу «несть власти аще не от Бога», Фаульхабер никогда не отождествлял себя с политической оппозицией режиму, старался мирно уладить все конфликтные ситуации. Когда в 1936 году Фаульхабер узнал о том, что швейцарские церковные руководители обратились к своей пастве с призывом молиться о смерти Гитлера, кардинал обвинил их в отходе от христианства и обратился к немецкой пастве: «Католики, мы сейчас все вместе помолимся за жизнь фюрера».

В беседе с кардиналом Гитлер отметил: «Католическая церковь не должна обманываться. Если национал-социализму не удастся победить большевизм, то и Церковь и христианство также прекратят существование в Европе. Большевизм является смертельным врагом Церкви»²⁰⁸. Добавим, что в 1944 году Фаульхабер отказался примкнуть к заговору против Гитлера, публично осудил попытку террористического акта в отношении руководителя Рейха и подтвердил свою личную преданность и лояльность фюреру.

После прихода к власти Гитлер неоднократно резко отрицательно отзывался по поводу неоязычников и оккультистов. Когда в 1933 году крейсляйтер Аугсбурга Карл Валь, ревностный католик, в разговоре с Гитлером недоуменно спросил, почему новые язычники все еще продолжают вести свою пропаганду, фюрер заверил его, что «в свое время обязательно наведет порядок». Действительно, через несколько недель на выступления и публикации оккультистов и неоязычников был наложен запрет²⁰⁹.

В своей «Речи о культуре» 6 сентября 1938 года фюрер резко осудил все проявления оккультизма и резко дистанцировался от тех, кто хотел сделать из национал-социализма религию. Олег Пленков отмечает: «Он [Гитлер] категорически отвергал мысль о собственном обожествлении»²¹⁰.

В годы войны

Трактовки и гипотезы в отношении религиозной позиции фюрера в годы Второй мировой войны также отличаются противоречивостью. В качестве основного источника большинство авторов избирает крайне противоречивую книгу Генри Пикера «Застольные разговоры Гитлера», представляющую собой избирательную подборку авторизованных стенограмм монологов руководителя Германии в Верховной ставке за период с 21 июля 1941 года до 31 июля 1942 года.

Некоторые из приводимых Пикером монологов практически целиком посвящены христианству и Церкви. Скажем, «текст 9» (запись 11.11.1941 года) призван показать радикальный антиклерикализм Гитлера: «Я бы с удовольствием выстроил всех попов в одну шеренгу и заставил побеспокоиться о том, чтобы в небе не появились английские или русские самолеты»²¹¹. В монологе от 9.4.1942 года он заявляет: «Все церковное вероучение просто чушь. Ибо как же это может быть, чтобы человека в аду насаживали на вертел, поджаривали или как-то еще мучили, когда тело человеческое не может ожить уже потому, что происходит естественный процесс разложения. Также ерунда — представлять небеса как место, куда необходимо стремиться попасть, хотя в соответствии с церковным учением туда попадут лишь те, кто никак себя не проявил в жизни, например, оказался умственно неполноценным. Воистину никакого удовольствия не доставит встретить там всех тех, чья глупость раздражала еще при жизни»²¹².

Любопытно, что «Застольные разговоры» просто пестрят противоречиями. В одном месте фюрер предстает пантеистом («Тот, для кого символ Бога лишь дуб или дарохранительница, а не вся совокупность явлений, не способен до глубины души проникнуться благочестием»), в другом — атеистом («Догматам веры не выдержать конкуренции с такой мощной силой, как естествознание, их ждет забвение»), в третьем — солидаризируется с христианским вероучением («Десять заповедей — это законы, на которых зиждется мироздание, и они полностью достойны похвалы»). В монологе от 13.12.1941 года Гитлер заявляет: «У меня шесть дивизий СС²¹³, ни один из этих солдат не ходит в церковь»²¹⁴. При этом известно, что за год до этого Гитлер отмечал вместе с солдатами Лейбштандарта СС Рождество в Меце. Фактом является и то, что в 1940 году свыше двух третей эсэсовцев были христианами²¹⁵. Таким образом, «Застольные разговоры Гитлера» не являются надежным источником.

Известно то, что во время войны Гитлер не предпринимал никаких неадекватных враждебных действий по отношению к Церкви, и даже неоднократно осаживал (правда, не всегда успешно) рейхсляйтера Мартина Бормана от мер такого характера. Что касается его религиозных взглядов в этот период, то они не претерпели никаких коренных изменений по сравнению с довоенным временем. Бельгийский лидер Леон Дегрелль, близко знавший фюрера и неоднократно встречавшийся с ним в ходе войны, пишет следующее: «Верил ли Гитлер в Бога? Он глубоко верил в Бога. Он называл Бога Всемогущим, повелителем всего известного и неизвестного. Пропагандисты изображали Гитлера атеистом. Он им не был. Он верил в необходимость норм и богословских догм, без которых, повторял он неоднократно, великое здание Христианской церкви рухнет. Он также признавал духовные потребности за каждым человеческим существом»²¹⁶.

А вот мнение полковника Николауса фон Белова, который был в годы войны адъютантом Гитлера от ВВС. В своих мемуарах он писал: «Никаких признаков религиозной набожности я в нем (Гитлере. — Д Ж.) никогда не наблюдал, равно как и преисполненной ненависти религиозной настроенности, скажем, того же Бормана, примитивность и неотесанность которого, проявлявшиеся не только в этом, постоянно действовали на меня отталкивающе. Не сомневаюсь, что Гитлер по-своему верил во Всемогущего Бога, но это отнюдь не делало его смиренноподчиненным»²¹⁷.

Духовное мировоззрение фюрера в конце войны может быть охарактеризовано с точки зрения реакции Гитлера на попытку переворота 20 июля 1944 года. Фест, описывая состояние диктатора сразу же после покушения, пишет: «Его самообладание вытекало в первую очередь из чувства „чудесного спасения“: казалось даже, что он был благодарен этому предательству за то, что оно укрепило в нем сознание собственного призвания»²¹⁸. На следующий день все немецкие радиостанции разнесли голос Гитлера: «Я вижу подтверждение возложенной на меня Провидением миссии — продолжать осуществление цели моей жизни, как я это делал до сих пор»²¹⁹.

По отношению к последним дням жизни нацистского лидера существует масса свидетельств и трактовок. Сестра Евы Браун Ильза твердо утверждала, что Гитлер и его супруга молились перед тем, как покончить с собой²²⁰. Сторонники же «оккультного мифа» убеждены в том, что дату самоубийства — 30 апреля — фюрер избрал отнюдь не случайно. Бреннан пишет: «Черный посвященный остался верен себе и своей вере до конца, сделав так, чтобы его самоубийство было жертвоприношением Властям Тьмы. 30 апреля — это древнейший праздник костров, день, который переходит в Вальпургиеву ночь. Это, возможно, наиболее важная дата во всем календаре сатанизма»²²¹. Этот в высшей степени оригинальный пассаж дословно переписывает Первушин. Валентин Пруссаков идет еще дальше: «Гитлер покончил с собой в Вальпургиеву ночь, в одну из наиболее благоприятных дат для жертвоприношений в германском язычестве. Похоже на то, что он сделал это специально, чтобы обеспечить себе наилучшую реинкарнацию»²²².

Создается впечатление, что все эти фантазеры просто чересчур увлеклись всевозможными жертвоприношениями и сатанизмом. Юрий Воробьевский всерьез утверждает, что католицизм и сатанизм — это одно и то же. Что ж, если руководствоваться подобными обскурантистскими установками и идти на поводу у мрачного и тупого мракобесия, можно согласиться с тем, что католик Гитлер был сатанистом. Правда, в этом случае сатанистами надо признать также Блаженного Августина, Фому Аквинского и многих других отцов Римско-католической церкви…

Перейдем к выводам. Исходя из доступных нам достоверных источников, можно сказать, что духовный мир Гитлера включал в себя компоненты различного характера. Здесь и незыблемая вера в Провидение, и сугубо положительная, даже восторженная, оценка личности Христа, и восхищение церковными обрядами Католической церкви. Вернер Мазер пишет: «Гитлер считал себя глубоко религиозным и „в глубине души набожным“ человеком, давал положительную оценку религии и религиозным вероисповеданиям»²²³. Вместе с тем надо отметить и уязвимость религиозного мировоззрения фюрера с точки зрения христианского богословия. К примеру, нацистский лидер отрицательно относился к Ветхому Завету и полагал, что апостол Павел «извратил подлинное учение Иисуса». При этом надо отметить, что в политическом плане Гитлер был расчетливым прагматиком, отчасти в духе социал-дарвинистских установок, противоречащих христианской картине мира. Юлиус Эвола в статье «Гитлер и тайные сообщества» отмечал: «В Гитлере можно заметить много признаков человека с типично „современными“ взглядами на мир, которые по существу являются профаническими, натуралистическими и материалистическими; в то же время он верил в Провидение, чьим орудием видел себя, особенно в отношении судьбы немецкой нации»²²⁴.

Подобный мировоззренческий сплав окончательно сформировался, видимо, в венский период жизни Гитлера. Испытав искушение оккультными и фелькиш-идеями, будущий фюрер уже к началу Первой мировой войны однозначно отверг «религиозную реформацию» и неоязычество. С представителями этих направлений он вел настоящую борьбу (иногда не очень успешно) с момента рождения НСДАП.

Надо отметить и то, что фюрер никогда не стремился навязать свои собственные религиозные представления (подчас не вполне совместимые с католическим вероучением) своим подчиненным, партии и государству, поскольку считал, что религия — явление глубоко личное.

Эвола даже обвиняет его в этом («Сам Гитлер не внес ценного вклада в проблематику мировоззрения в высшем смысле»). Тем более не имеют под собой никакой почвы утверждения о том, что фюрер планировал создать некую новую религию.

Наконец, не выдерживают критики пассажи сторонников «оккультного мифа» в отношении сатанизма нацистского диктатора и по поводу того, что Гитлер был медиумом, магом и посвященным таинственных «Высших Неизвестных».