Часть 3 РУССКИЕ

ПРИГОТОВЛЕНИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА К ОБОРОНЕ

Никто никогда не называл его добрым. Он едва ли делал что-либо такое, что бы отдалённо напоминало это представление. Действительно, он казался даже больше машиной, чем человеком, полностью посвящавшей себя тому, что должно было, по его мнению, быть сделано. Он относился совершенно равнодушно к смерти, независимо от количества погибших и от того, умирали ли враги или его собственные люди. Только одно имело значение для маршала Георгия Жукова — цель.

Он признавал только одного бога — полную преданность своему долгу. Хуже его неудовольствия мог быть только расстрел. Он не принимал никаких извинений и сам не приносил их никому. Он был выше всего, за исключением тщательности и дотошности в своих действиях. Он не оставлял ничего на волю случая и наказывал, иногда с ужасными результатами, своих подчинённых, которые его подводили.

Тем не менее никто в той же степени, что и он, не был ответственен за неудачи Германии. Он побеждал немцев везде, где сталкивался с ними. Он никогда не требовал от своих подчинённых низкопоклонства, но он заслужил их непоколебимое уважение. Он был жёстким, талантливым, блистательным.

У нас тоже есть список великих военных. Всплывает в памяти генерал Джордж Паттон. Есть фельдмаршал Бернард Л. Монтгомери и генерал Дуглас МакАртур. Гудериан считается одним из лучших танковых командиров, как и генерал Эрвин Роммель. Есть также и другие «гиганты» военного дела. Адмирал Честер Нимитц, генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр, подполковник Джеймс Дулитл. Но сколько учеников, для которых история Второй мировой войны — всего лишь обязательный предмет в школе, сразу выделяют имя Георгия Жукова? Сколько людей знают, кем он был, что он делал? Сколько людей знают, что этот человек, лучше всего описанный Харрисоном Е. Солсбери, «будет лучшим из всех мастеров военного дела в двадцатом веке».

Выдающиеся достижения Жукова в боях против лучших сил нацистской Германии выглядят ещё более поразительными при изучении битв, которыми командовал Жуков. Жуков редко обладал военным преимуществом перед врагом. Действительно, он был «пожарником» на русском фронте: когда другие генералы не могли ничего сделать, когда другие генералы терпели поражения, Сталин вызывал Жукова. Он выходил на арену со своим военным гением, со своим железным характером, со своей решительностью, ничего не признавая, кроме собственной воли, — и предотвращал беду, поставив врагу шах и мат.

В последние дни августа и первые дни сентября 1941 года, когда немецкая военная машина смела всё перед своими мощными танковыми дивизиями, именно Жуков подарил русским победу среди моря тёмных и ужасных поражений. Битва под Ельней, жестокое сражение, проходившее в 220 милях западнее Москвы и в 50 милях юго-восточнее Смоленска, была работой Жукова. В первый раз немецкое наступление было остановлено и немцы были разбиты защитниками России.

Это было следующим крупномасштабным сражением, укрепившим этого человека как величайшего эксперта всех времён в области массовой войны. С октября 1941 по январь 1942 года, когда весь мир думал, что русские потерпят кровавое поражение от руки немецких захватчиков, Жуков управлял обороной Москвы.

Затем прошла битва под Сталинградом, с августа 1942 года по февраль 1943 года. После этой мясорубки немцы готовились к решительному наступлению, в котором они так нуждались для того, чтобы вернуть себе инициативу, — Курской битве. И опять всё решит тяжёлая, непобедимая, беспощадная рука Жукова, которая будет ощущаться на поле боя.

Каждое из этих крупномасштабных сражений представляет собой образец, практически не отличающийся от других. В каждом бою Жуков командовал более чем миллионом людей, обычно двадцатью или более армиями каждый раз. Число танков под командованием Жукова было огромным. С начала Курской битвы у него в распоряжении имелись первые русские самоходные установки. Он не просто использовал массовые артиллерийские обстрелы, он верил в эффективность плотных, непрекращающихся обстрелов. Он широко использовал тактику дальнего боя везде, начиная от миномётных обстрелов и заканчивая массированными ракетными обстрелами.

В концентрацию огневой мощи он верил больше, чем каким-либо цифрам. Он собрал все самолёты, способные подняться в воздух и сражаться. На некоторых направлениях он использовал мины десятками тысяч. С людьми дело обстояло так же, как и с орудиями, которыми они сражались; просто они были другим оружием. Они должны были быть приготовлены к бою настолько хорошо, насколько можно, им было выдано лучшее снаряжение, и они отправлялись в самое сердце сражения. Для него они были всего лишь цифрами. Он не сожалел о погибших, если цель достигалась, враг был разбит, бой был выигран.

Сложно спорить с таким рассуждением. Если бы Жуков не был бы тем, кем он был, если бы он не поступал так, как поступил, возможно, что решающие сражения в России не были бы выиграны — а тогда потери в России были бы сравнимы с потерями во всей Европе.

Жуков был не последним, кто был прислан на фронт для защиты Советского Союза от Германии. В его семье все были профессиональными солдатами. В Первой мировой войне он героически сражался и получил даже не одну, а две высших медали за отвагу в бою от царского правительства. В 1919 году как член большевистской партии он участвовал в жесточайших сражениях с белыми около Царицына. Раненый, завоевавший внимание начальства, он был отправлен на обучение в военные школы и академии.

С Жуковым немцы были давно знакомы — и со всех сторон. Во-первых, ранее, в 1930-х, он был секретно отправлен в Германию с группой офицеров из Красной Армии для изучения продвинутой тактики и военной доктрины в школе генерала Ганса фон Секта. Во-вторых, танковые бои в Испании, в которых участвовали немцы, итальянцы и русские, внимательно наблюдал Жуков.

После Испании Жукову было дано военное задание в Китае. Это дало ему возможность наблюдения и исследования японской Квантунской армии, что создало прочную основу для того, чтобы наголову разгромить японцев чуть позднее. Монголия стоила русским больших потерь. Но никто не возражал. Японцы были разбиты и с позором отступили, испытав шок, достигший стен Токио.

Как-то раз Жукову задали вопрос о гигантских потерях, понесённых им. Этот вопрос показался Жукову странным. Как можно выиграть бой без потерь?

Однажды Жуков сказал Эйзенхауэру, что если его солдаты натыкаются на минное поле, они атакуют так, как будто его там нет: потери, которые мы бы понесли от немецких пулемётчиков и артиллерии, защищающих эту территорию, приблизительно равны потерям, понесённым от мин.

Философия человека, который будет командовать советскими силами в Курской битве, была совершенно ясна ещё до того, как немцы начали атаку. Присутствие Жукова кардинально повлияло на ход сражения. Именно поэтому Манштейн был твёрдо уверен в том, что операция «Цитадель» не должна была проводиться. Манштейн знал, что в присутствии Жукова, и особенно с учётом двухмесячной отсрочки операции, оборона Красной Армии будет настолько сильной, что сокрушить её будет невозможно. Но было уже слишком поздно, и Манштейн пошёл на роковой штурм.

На 13-й странице вступления к своей книге «Величайшие бои Маршала Жукова» Харрисон Солсбери даёт прекрасное представление о том, как вёл бои Жуков.

Жуков сражался так — а это могло быть как следствием обстоятельств, так и частью плана: давал врагу растянуться, ждал, пока немецкое наступление наберёт обороты, а затем устраивал нацистам кровавую мясорубку. Между тем, несмотря на ужасающие потери и опасный прорыв немцев, Жуков осторожно, внимательно и тщательно собирал резервные армии, которые он отказывался бросать в бой до срока, несмотря на то, насколько острой была ситуация на фронте. А затем, когда немцы израсходуют свои силы, он наносил контрудар с поразительной быстротой — обычно в течение 48 часов, перед тем как нацисты смогут достаточно укрепить свои позиции.

Ранее мы уже видели содержание Директивы номер шесть, которая была доставлена немецким командирам 15 апреля 1943 года; притом, как уже было замечено, эта директива попала в руки Высшего советского командования от Люси через Швейцарию. Но ни один русский в здравом уме не поверит стенограмме, отправленной прямо из Берлина. Всегда есть шанс, что немецкое командование загоняет их в ловушку, которая будет иметь колоссальные последствия. Верховное командование действовало единственным разумным методом. Вся информация, получаемая от Люси, взвешивалась, а затем проводилась тщательная разведка немецких линий.

После изучения приготовлений русских к Курской битве становится ясным одно. Немцы до этого были очень методичны и последовательны: они никогда ничего не оставляли несделанным при подготовке к бою. Это, разумеется, верно, но, что менее известно, русские тем временем готовились ещё тщательнее.

Имея информацию от Люси, данные разведки и рекогносцировки, Жуков к 8 апреля — за неделю до того, как Оперативный Приказ номер шесть вышел из Берлина, — приказал провести оценку сил Вермахта, собиравшихся для операции «Цитадель».

Докладываю своё мнение о возможных действиях противника весной и летом 1943 года и соображения о наших оборонительных боях на ближайший период.

1. Понеся большие потери в зимней кампании 1942/43 года, видимо… ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте. Исходя из наличия в данный момент группировок против ваших Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные действия противник развернет против этих трёх фронтов…

2. Нанесёт удар своей Орловско-Кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока.

3. На втором этапе противник будет стремиться выйти во фланг и тыл Юго-Западному фронту в общем направлении через Валуйки — Уразово.

Навстречу этому удару противник может нанести удар из района Лисичанска в северном направлении на Сватово — Уразово.

На остальных участках противник будет стремиться выйти на линию Ливны — Касторное — Старый и Новый Оскол.

4. На третьем этапе после соответствующей перегруппировки противник, возможно, будет стремиться выйти на фронт Лиски — Воронеж — Елец и, прикрывшись в юго-восточном направлении, может организовать удар в обход Москвы с юго-востока через Раненбург — Ряжск — Рязань.

5. Следует ожидать, что противник в этом году основную ставку при наступательных действиях будет делать на свои танковые дивизии и авиацию, так как его пехота сейчас значительно слабее подготовлена к наступательным действиям, чем в прошлом году.

В настоящее время перед Центральным и Воронежским фронтами противник имеет до 12 танковых дивизий и, подтянув с других участков 3–4 танковые дивизии, может бросить против нашей курской группировки до 15–16 танковых дивизий общей численностью до 2500 танков.

6. Для того чтобы противник разбился о нашу оборону, кроме мер по усилению ПТО Центрального и Воронежского фронтов, нам необходимо как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить в резерв Ставки на угрожаемые направления 30 полков ИПТАП, все полки самоходной артиллерии сосредоточить на участке Ливны — Касторное — Ст. Оскол.

Жуковская манера подготовиться ко всем мыслимым вариантам, а затем разгромить врага ясно проявляется в заключительном параграфе доклада:

Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника.[9]

В то время как Жуков посылал этот отчёт Сталину, на линии фронта в районе Курской дуги, на юге и на севере от Курска, ситуация оставалась достаточно стабильной. Территория, на которой должно было проходить сражение, была разбита на несколько участков. Северной частью фронта на Курской дуге командовал маршал Константин Рокоссовский, а на Воронежском фронте (на южной части Курской дуги) — генерал Николай Ф. Ватутин (Никита Хрущёв присутствовал на фронте как политический деятель).

Северной частью фронта назывался Брянский фронт под командованием генерала Попова. Центральной частью фронта руководил генерал В. Соколовский. А югом Воронежского фронта назывался Юго-Восточный фронт.

Генерал Рокоссовский (Центральный фронт) первым порекомендовал расположить огромные резервы на востоке от Курской дуги. Этот основной стратегический резерв, состоящий из пяти армий, назывался Резервным (название было впоследствии изменено на Степной фронт), и он находился под командованием маршала Ивана С. Конева.

В армии маршала Конева была одна танковая армия и один танковый, один моторизованный и три кавалерийских корпуса. В распоряжении Рокоссовского было шесть армий, включавших в себя одну танковую армию и два отдельных танковых корпуса. На Воронежском фронте Ватутина насчитывалось четыре армии на фронте и одна пехотная и одна танковая армия, а также два танковых и один пехотный корпус в резерве.

Вокруг количества войск, собранных русскими для Курской битвы, существует множество разногласий, чаще всего из-за разной степени достоверности многих источников. По официальным источникам советского правительства, в битве принимало участие 1 337 000 человек, 20 220 орудий, 3306 единиц бронетехники и 2650 самолётов.

Жуков требует продукты, топливо и снаряжение для 1 300 000 человек, 3600 танков, 20 000 артиллерийских расчетов и 3130 самолётов (включая дальние бомбардировщики).

По данным Рокоссовского, русские силы состояли из 1 300 000 офицеров и солдат, примерно 20 000 единиц артиллерии, по меньшей мере 3600 танков и самоходных установок (включая 2535 тяжёлых и средних танков и САУ) и примерно 3130 самолётов. Рокоссовский добавляет к этому интересную статистику, гласящую, что русские превосходили врага в 1,4 раза в пехоте, в 1,9 раза в артиллерии, в 1,3 раза в бронетехнике и почти в 1,6 раза в авиации.

Алан Кларк в книге «Барбаросса» утверждает, что к концу июня у русских было больше артиллерийских полков, чем пехотных. Кларк также пишет, что Рокоссовский обладал более чем 20 000 единиц артиллерии, не менее 6000 из которых были смертоносными 76,2-миллиметровыми противотанковыми орудиями и 920 ракетными установками «Катюша» (каждая из них содержала несколько пакетов направляющих с ракетами). Кларк добавляет, что центральная часть фронта была невероятно плотно устлана четырьмя тысячами противотанковых и противопехотных мин на каждую квадратную милю фронта.

Жуков утверждает, что на части линии фронта, на которой располагалась Тринадцатая армия, ожидался наиболее сильный удар, и на ней было сконцентрировано до 148 орудий и миномётов на милю. Жуков также добавляет, что самая сильная противотанковая оборона была создана на Центральном фронте в секторе, где располагалась Тринадцатая армия, и на прилегающих флангах, на которых стояли Сорок восьмая и Семнадцатая армии, и на Воронежском фронте в районе Шестой и Седьмой защитных армий. На одну милю приходилось в среднем 25 орудий, а если считать и вторую защитную линию — 48. Позднее к противотанковым силам добавились два танковых полка и один танковый корпус.

Через два дня Жуков посылает предварительный отчёт о ситуации Сталину. Другой отчёт в Москву приходит от Рокоссовского.

а) Учитывая наличие сил и средств, а главное, результаты наступательных операций 1941–1942 годов, в весенне-летний период 1943 года следует ожидать наступления противника лишь на курско-воронежском оперативном направлении.

На других направлениях наступление врага вряд ли возможно.

При создавшейся общей стратегической обстановке на этом этапе войны для немцев было бы выгодно прочно обеспечить за собой Крым, Донбасс и Украину, а для этого необходимо выдвинуть линию фронта на рубеж Штеровка — Старобельск — Ровеньки — Лиски — Воронеж — Ливны — Новость. Для решения этой задачи противнику потребуется не менее 60 пехотных дивизий с соответствующим авиационным, танковым и артиллерийским усилением.

Такое количество сил и средств на данном направлении враг сосредоточить не может.

Отсюда курско-воронежское оперативное направление приобретает первостепенное значение.

б) Исходя из этих оперативных предположений, следует ожидать направления главных усилий противника одновременно по внешним и внутренним радиусам действий:

по внутреннему радиусу — из района Орла через Кромы на Курск и из района Белгорода — через Обоянь на Курск;

по внешнему радиусу — из района Орла через Ливны на Касторное и из района Белгорода через Старый Оскол на Касторное.

в) При отсутствии противодействующих мероприятий с нашей стороны этому намерению противника успешные его действия по этим направлениям могли бы привести к разгрому войск Центрального и Воронежского фронтов, к захвату противником важнейшей железнодорожной магистрали Орел — Курск — Харьков и выходу его войск на выгодный рубеж, обеспечивающий прочное удержание Крыма, Донбасса и Украины.

г) К перегруппировке и сосредоточению войск на вероятных для наступления направлениях, а также к созданию необходимых запасов противник может приступить после окончания весенней распутицы и весеннего половодья.

Следовательно, перехода противника в решительное наступление можно ожидать ориентировочно во второй половине мая 1943 года.

5. В условиях данной оперативной обстановки считал бы целесообразным предпринять следующие меры:

а) Объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку противника и этим лишить его возможности нанести удар из района Орла через Ливны на Касторное, захватить важнейшую для нас железнодорожную магистраль Мценск — Орёл — Курск и лишить противника возможности пользоваться Брянским узлом железных и грунтовых дорог.

б) Для срыва наступательных действий противника необходимо усилить войска Центрального и Воронежского фронтов авиацией, главным образом истребительной, и противотанковой артиллерией не менее 10 полков на фронт.

в) С этой же целью желательно наличие сильных резервов Ставки в районе Ливны — Касторное — Лиски — Воронеж — Елец.[10]

Расчет выкатывает 76-мм пушку Ф-22 на огневую позицию. Орловское направление. Июль 1943 года

Через два дня, 12 апреля, после представления детального отчёта о силах немцев, расположенных в этом районе, штаб Воронежского фронта отметил в сообщении в Москву:

Таким образом, следует ожидать, что противник перед Воронежским фронтом сможет создать ударную группу силой до 10 танковых дивизий и не менее шести пехотных дивизий, всего до 1500 танков, сосредоточения которых следует ожидать в районе Борисовка — Белгород — Муром — Казачья Лопань. Эта ударная группа может быть поддержана сильной авиацией численностью примерно до 500 бомбардировщиков и не менее 300 истребителей.

Намерение противника — нанести концентрические удары из района Белгорода на северо-восток и из района Орла на юго-восток, с тем чтобы окружить наши войска, находящиеся западнее линии Белгород — Курск.

В дальнейшем следует ожидать удара противника в юго-восточном направлении во фланг и тыл Юго-Западному фронту, с тем чтобы затем действовать в северном направлении.

Однако не исключена возможность, что в этом году противник откажется от плана наступления на юго-восток и будет проводить другой план, именно после концентрических ударов из района Белгорода и Орла он наметит наступление на северо-восток для обхода Москвы.

С этой возможностью следует считаться и соответственно готовить резервы.

Таким образом, перед Воронежским фронтом противник, вероятнее всего, будет наносить главный удар из района Борисовка — Белгород в направлении на Старый Оскол и частью сил на Обоянь и Курск. Вспомогательные удары следует ожидать в направлении Волчанск — Новый Оскол и Суджа — Обоянь — Курск.[11]

Рокоссовский на Центральном фронте хотел немедленно выдвинуть силы на немцев. Ватутин на Воронежском фронте пришёл к решению, что лучшим способом справиться с немцами будет занять оборонительную позицию и ждать наступления немцев.

Казалось бы, это должно вызвать разногласия в русском верховном командовании, однако каждый принимал решения на своей части фронта и каждый составлял рекомендации для того, чтобы решить военные проблемы как можно эффективнее и быстрее.

Немцы, сражавшиеся против Рокоссовского, испытывали в тот момент серьёзные трудности со снабжением. Машины, подвозившие всё необходимое для армии, застревали в весенней слякоти. Приготовления Рокоссовского к масштабному наступлению были далеки от завершения. Он считал, что немцам потребуется пять недель, чтобы подготовиться к атаке.

В таком случае — а это было бы очень эффективным действием — лучшим способом справиться с растущей силой нацистов на Центральном фронте было бы ударить по ним в момент их наибольшей слабости. Как гласит проверенная временем истина, лучший способ обороны — это нападение.

Загрузка боеприпасов в Т-34. Воронежский фронт

Но то, что было так логично для Рокоссовского, для Ватутина на Воронежском фронте совершенно не подходило. Там немцы уже укрепились и не испытывали таких проблем со снабжением, как на Центральном. Согласно оценкам Ватутина, немцы будут готовы к нападению не более чем через три недели.

Также различие в ситуации обусловливалось географическими причинами. На юге (Ватутин) слякоть на дорогах закончится гораздо раньше, чем на севере (Рокоссовский), и немцы будут готовы к наступлению гораздо быстрее.

Что выдаётся, подобно свету маяка, из рапортов этих двух советских офицеров, несмотря на различные проблемы и условия — и что Гитлер всё ещё должен был подписать Оперативный Приказ номер шесть, — и Рокоссовский, и Ватутин прекрасно сформулировали оценки возможностей противника, с которым они должны были сражаться. Но, как показали события, Советскому Союзу оказалось нужнее занять оборонительную позицию, чем ударить первым, и Рокоссовскому было запрещено проводить наступление на врага, собиравшегося атаковать.

Конечно, как показывают рапорты и отчёты, ни один советский офицер не считал, что немцы начнут наступление позже мая. Но кто же мог предсказать множество мелких проблем, с которыми столкнулся Гитлер, не говоря уже о тех, которые он сам создал своим промедлением? Никто из русских не рассчитывал на то, что немцы будут настолько «щедры», что подарят Красной Армии дополнительно к предполагаемой дате наступления на Курской дуге ещё шесть-семь недель.

Интересно то, что верховное русское командование казалось полностью убеждённым, что даже если наступление состоялось бы в мае, оно бы всё равно было отбито.


Жуков прибыл в Москву ночью 11 апреля и провёл весь следующий день с генералом Александром Василевским и генералом А. И. Антоновым из Генерального штаба, чтобы подготовить карту, отражающую состояние на Курской дуге, и рекомендации для Красной Армии на следующие месяцы. Эти три человека пришли к тому же решению, что и Гитлер: немцы должны будут держать фронтовую линию от Финского залива до Азовского моря, а чтобы суметь удержать весь этот фронт, им потребуется провести наступательную операцию на Курской дуге.

Вечер 12 апреля Жуков провёл у Сталина. Жуков рассказал о решениях, которые необходимо было принять на определённых участках фронта. Между ними было достигнуто соглашение, что в районе Курска нужно собрать большую военную мощь, несмотря на то что Сталин ни в коем случае не хотел ради этого рисковать безопасностью Москвы. Он продолжит заниматься защитой советской столицы, однако ему придётся преодолеть сверлящий его страх потерять Москву.

К середине апреля фронтовые командиры получили приказы о начале подготовки к приближающейся атаке немцев. Причём приказы были доставлены офицерам ещё до того, как Гитлер выпустил оперативный приказ, который впоследствии создаст операцию «Цитадель».

Под строгим командованием Жукова русские, работая день и ночь, доставляли людей и боевую технику в район Курской дуги, притом они всегда, были готовы изменить свою основную стратегию в соответствии с новыми событиями.

Нужно было ждать двух критических периодов — последней недели мая и первой недели июня. К этому времени, по словам Жукова, русским были известны все детали вражеского плана удара по Воронежскому и Центральному фронтам. Немцы собирались использовать огромные танковые силы, в том числе они хотели пустить в бой новые танки «Тигр» и самоходные установки «Фердинанд».

Подготовка русских к обороне была поистине грандиозным мероприятием. На самой дуге оборонительные линии строились ряд за рядом. По всей линии фронта, длившейся 110 миль, русские подготовили шесть смертоносных укреплённых линий, через которые должны были пройти немцы. Каждая из них была грандиозно укреплена, и если бы Вермахт попытался пробить оборону русских, их бы ожидали многочисленные войска Степного фронта, за ними — ещё одна укрепленная линия, а ещё дальше — укрепления на восточном берегу реки Дон.

Минные поля располагались перед и между защитными линиями. Причём это были одни из самых плотных минных полей в истории. На одну милю в среднем приходилось более 5000 противотанковых и противопехотных мин. Это в четыре раза больше, чем под Сталинградом, и в шесть раз больше, чем под Москвой.

Были вырыты сотни миль глубоких противотанковых окопов. Только на Центральном фронте было выкопано более трёх тысяч миль траншей. То же самое было сделано на Воронежском фронте. То есть на этих двух фронтах русские вырыли траншеи общей протяжённостью, равной расстоянию от западного побережья Соединённых Штатов до Англии. Большая часть работы была проделана русскими солдатами, но командиры осознали, что необходимо привлечь ещё людей, и они созвали со всего Курска всех способных к тяжёлой работе горожан. К середине апреля русские собрали более 100 000 граждан на дугу для строительства траншей, а в течение шестидесяти дней они увеличили это число до 300 000 граждан.

Экипаж занимает места в танке по тревоге. Воронежский фронт, 1-я гвардейская армия

Пока работа продолжалась, русские путём постоянных тренировок готовили своих людей к титаническому сражению. Ничего не было оставлено воле случая.

Один из советских капитанов пишет, что его бригада предсказала пять возможных мест, по которым могли ударить немцы, и всегда было известно, с кем рядом мы будем сражаться, были известны наши перемещения и местонахождения командных постов. Мост был расположен в тылу, а траншеи и укрытия — на фронте. Маршруты, по которым можно было добраться до них, были обозначены.

Была проведена топографическая разведка, на земле были установлены указатели. Глубина бродов, максимальная тяжесть, которую способны выдержать мосты, были известны. Связь с дивизией была продублирована, о кодах и сигналах было условлено. Часто по ночам и днём раздавался сигнал тревоги, и солдаты были хорошо знакомы с тем, что им нужно делать…

ПЛАН БОЯ ЖУКОВА

Основу плана боя Жукова составляли улучшенные меры, которые оказались эффективными в жестоких боях под Москвой и Сталинградом. Всё основывалось на том, чтобы позволить немецкой армии начать сражение, дать немцам растянуться на пути наступления — и обнаружить их самые уязвимые точки настолько быстро, насколько можно.

В Москве Сталин одобрил основную часть плана, которому будут следовать многочисленные армии, готовящиеся к бою, и Жуков передал полевым командирам об их обязанностях во время отражения наступления. Русские не начнут огонь до тех пор, пока не будет совершенно ясно, что немцы идут в наступление. Затем, сразу после того как враг сконцентрирует свои силы в местах, в которых планируется прорыв, вся имеющаяся у русских артиллерия, миномёты и штурмовики откроют по ним огонь.

Воздушные силы должны были посодействовать защитным манёврам Красной Армии. Истребители должны были уничтожить авиацию врага (включая дальние бомбардировщики).

Русские должны были отступить, только если было бы совершенно невозможно удерживать позиции, но такое отступление было бы проведено строго в соответствии с изначальным планом и только если бы была уверенность, что немцы понесут серьёзные потери.

Затем всё пойдёт по классической схеме операций Жукова. Поскольку немецкое наступление теряет напор, вражеские силы будут уничтожены превосходящей огневой мощью русских, инициатива на поле боя окажется у русских. Жуков будет изучать каждую деталь сражения и поймёт, когда немецкое наступление начнёт выдыхаться… Тогда он пошлёт свои армии в наступление против расстроенных орд врага на Воронежском, Центральном, Степном и Брянском фронтах, на левом крыле Западного фронта и правом крыле Юго-Западного.

Центральный фронт, как следует из написанного выше, был самой решающей частью сражения. К двадцать пятой годовщине этого события маршал, дважды Герой Советского Союза Рокоссовский написал для «Советского военного обозрения» специальное исследование этих событий:

Советскому командованию удалось своевременно разгадать замыслы противника, предположительные направления основных его ударов и даже сроки перехода в наступление. Учитывая сложившуюся на фронте обстановку и намерения врага, Ставка приняла решение в оборонительной операции под Курском ослабить его ударные группировки, а потом перейти в наступление на всём южном участке фронта — от Смоленска до Таганрога. Не могу умолчать о том, что при обсуждении в Ставке предстоящей операции (на этом совещании присутствовали и мы — командующие фронтами) были сторонники не ожидать наступления противника, а, наоборот, упредить удар. Ставка поступила правильно, не согласившись с этим предложением.

В соответствии с принятым Ставкой решением Центральному и Воронежскому фронтам были отданы указания о создании прочной обороны.

Наибольшую опасность мы у себя на Центральном фронте видели в основании Орловского выступа, нависавшем над нашим правым крылом. Поэтому было решено создать здесь наиболее плотную группировку сил. На этом же направлении предусматривалось расположить и основную часть фронтовых резервов.

Принятое командованием Центрального фронта решение было одобрено Верховным Главнокомандующим.

Учитывая, что противник будет наносить удар безусловно крупными силами, командование фронта уже в конце марта в своих приказах и директивах дало войскам конкретные указания об оборудовании оборонительных рубежей.

Организуя эти работы, мы использовали опыт, накопившийся к этому времени. Все приказы и директивы командования фронта требовали создания прочной, глубоко эшелонированной, многополосной полевой обороны с максимальным развитием инженерных сооружений на всю её оперативную глубину.

Вначале предполагалось построить пять оборонительных полос общей глубиной 120–130 километров. Но затем глубина оборонительных полос на отдельных, наиболее важных направлениях была увеличена до 150–190 километров.

За три месяца войска фронта оборудовали шесть основных оборонительных полос. Кроме того, были построены промежуточные рубежи и отсечные позиции, протянувшиеся на сотни километров. Ходы сообщения между траншеями строились с таким расчётом, чтобы при необходимости они могли служить отсечными позициями. Батальонные узлы сопротивления, как правило, были подготовлены к круговой обороне.

Особое внимание уделялось прикрытию стыков, обеспечению манёвра артиллерии траекторией и колёсами, а также манёвра войск по фронту и из глубины.

Всего войсками фронта за апрель — июнь было отрыто до 5 тысяч километров траншей и ходов сообщения, установлено до 400 тысяч мин и фугасов. Только на участке 13-й и 70-й армий было выставлено 112 километров проволочных заграждений, из которых 10,7 километра — электризованных и свыше 170 тысяч мин.

Располагая данными о том, что немецкое командование, готовясь к летнему наступлению, особые надежды возлагает на массированные удары своих танковых войск, оборону Курского выступа мы строили прежде всего как противотанковую, в расчёте на отражение ударов крупных танковых группировок противника. Приходилось учитывать и то, что противник собирается широко применять свои новые мощные танки «Тигр» и самоходные орудия «Фердинанд». Мы подготовили сильные противотанковые рубежи с мощными опорными пунктами на наиболее опасных направлениях и максимально насытили их артиллерией.

К отражению вражеских танков решено было привлечь всю артиллерию фронта, в том числе и зенитную, сосредоточив её основные силы в полосах обороны 13-й, частично 48-й и 70-й армий на направлении ожидаемого главного удара противника.

Для лучшей организации взаимодействия и удобства управления опорные пункты объединялись в противотанковые районы. К июлю на правом крыле фронта глубина противотанковой обороны достигла 30–35 километров. Только в полосе 13-й армии на главной полосе обороны насчитывалось 13 противотанковых районов, состоявших из 44 опорных пунктов; на второй полосе имелось 9 таких районов с 34 опорными пунктами, а на третьей полосе — 15 районов с 60 противотанковыми опорными пунктами.

Большое внимание было уделено созданию различного вида противотанковых заграждений. Перед передним краем и в глубине обороны на танкоопасных направлениях была подготовлена сплошная зона таких препятствий. Сюда входили минные поля, противотанковые рвы, надолбы, плотины для затопления местности, лесные завалы.

Хотя использование гвардейских миномётов — «Катюш» для борьбы с танками инструкцией не предусматривалось, было решено и их привлечь к выполнению этой задачи. Чтобы найти наиболее эффективные способы применения реактивной артиллерии для отражения массированных танковых атак, с минометчиками провели опытные стрельбы по макетам танков. Они показали высокий процент попаданий.

К борьбе с танками противника в случае их вклинения в нашу оборону мы готовили в дивизиях и армиях подвижные отряды заграждения, которые в ходе боя должны были выставлять на пути вражеских танков мины, фугасы и переносные препятствия. Эти отряды состояли в дивизиях из одной-двух сапёрных рот, а в армиях — из инженерного батальона, усиленного автоматчиками. Им заранее указывались вероятные районы их действий.

Кроме отрядов заграждения в дивизиях, армиях и во фронте были созданы артиллерийские противотанковые резервы. В моём резерве находились три противотанковые артиллерийские бригады и два противотанковых артполка.

При создании обороны особое внимание уделялось организации системы огня. Огневые средства эшелонировались на всю армейскую глубину. Предусматривался манёвр огнём и массирование его на угрожаемых направлениях. Для обеспечения простоты и надёжности управления огнём создавалась разветвлённая сеть наблюдательных пунктов с устойчивой связью.

При построении боевых порядков в ротных районах обороны мы в первую очередь руководствовались требованием создать непроницаемую огневую завесу. Исходя из условий местности, подразделения располагались в одном случае углом вперёд, в другом углом назад, что позволяло держать под обстрелом всю местность внутри батальонного района и вести фланкирующий и косоприцельный огонь. Почти во всех батальонах был подготовлен заградительный и сосредоточенный огонь станковых пулемётов как перед передним краем, так и в глубине батальонных районов и полковых участков. Миномётные роты заранее пристреляли участки и рубежи. Расчёты противотанковых ружей располагались повзводно или отделениями на танкоопасных направлениях.

По такому же принципу строилась система огня пехотного оружия во второй и тыловой армейской оборонительных полосах. На участках, занятых войсками, эти рубежи по насыщенности огневыми средствами почти не уступали главной полосе. В тыловой полосе 13-й армии плотность огневых средств была даже выше, чем на главной полосе обороны.

На вероятных направлениях действий противника мы сосредоточили мощные артиллерийские группировки. Общая плотность артиллерии у нас составляла 35 стволов, в том числе более 10 противотанковых орудий, на километр фронта, но в полосе обороны 13-й армии эта плотность была намного выше.

Наряду с оборонительными работами войска усиленно занимались боевой подготовкой. Не менее трети всех занятий проводилось в ночных условиях. Неутомимая учёба шла в штабах.

Противник собирался применить тяжёлые танки «Тигр», имевшие толстую броню и вооружённые 88-миллиметровой пушкой. Наши бойцы и командиры изучали тактико-технические данные этих машин, осваивали методы борьбы с ними. В каждой армии были оборудованы полигоны, где проводились боевые стрельбы по танкам-мишеням. Расчёты 45-миллиметровых пушек учились бить по гусеницам танков с близких дистанций. В результате систематических занятий удалось значительно повысить мастерство артиллеристов.

Боевая готовность артиллеристов проверялась прямо на позициях. Прибыв на наблюдательный пункт артиллерийского командира, проверяющий в соответствии с планом обороны сообщал, что в таком-то районе появился противник. Цели указывались на позициях гитлеровцев. Не проходило и минуты, как открывался меткий огонь.

Очень многое сделали для нас партизаны Брянщины и Белоруссии. С партизанскими штабами мы поддерживали постоянную связь. Оттуда к нам поступали сведения о передвижениях войск противника. Наблюдения нашей воздушной разведки перепроверялись и дополнялись партизанами. По их целеуказаниям авиация бомбила важные вражеские объекты. Со своей стороны мы по мере сил помогали народным мстителям: снабжали оружием, боеприпасами, медикаментами, вывозили раненых на Большую землю.

Строительство укреплений главной полосы велось войсковыми частями. В сооружении второй и третьей полосы обороны, а также тыловых армейских и фронтовой полос наряду с войсками активно участвовало местное население.

В мае и июне сильно активизировалась немецкая авиация. Она совершала налёты на железнодорожные узлы, станции, мосты, стремилась помешать нам подвозить к фронту войска, технику, боеприпасы и горючее.

Обычно поздно вечером я просматривал шифровки, а затем шёл ужинать в столовую Военного совета, помещавшуюся в соседнем доме. Но однажды я почему-то не стал ожидать у себя шифровальщика, а, позвонив ему, попросил, чтобы он принёс шифровки в столовую. В это же время пролетел немецкий самолёт, сбросил осветительные бомбы, а затем послышался шум ещё одного самолёта и свист сброшенных им бомб. Я успел лишь подать команду «Ложись». Все легли на пол, и тут же прогремел оглушительный взрыв… Из нас никто не пострадал. Однако от дома, где я жил, ничего не осталось — он был снесён второй бомбой. Спас меня просто случай, а возможно, интуиция. На войне всякое бывает.

Вторая половина июня ознаменовалась особенно сильными воздушными боями. Бывали дни, когда в воздухе с обеих сторон участвовало одновременно свыше сотни самолётов, и всё это происходило на сравнительно небольшом участке неба. Противник упорно старался нарушить наши перевозки. Это еще более осложняло и без того трудные задачи тыла фронта. Для борьбы с авиацией противника была привлечена вся 16-я воздушная армия генерала Руденко, успевшая перебазироваться под Курск, части авиации ПВО страны, фронтовая и армейская зенитная артиллерия. Завязалась настоящая борьба за господство в воздухе.

А тучи всё сгущались. В конце июня стали поступать данные о крупных передвижениях немецких бронетанковых, артиллерийских и пехотных соединений. Они подтягивались к переднему краю. Артиллерийская и воздушная разведки засекали всё новые артиллерийские позиции, скопления вражеских танков в балках и рощах вблизи переднего края.

2 июля Ставка предупредила: противник вот-вот перейдёт в наступление. Это было уже третье предупреждение. Первое мы получили 2 мая, второе — 20 мая.

В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие сапёры, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.

До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.

Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжёлым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне. Благодаря этому я смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.

Было предпринято несколько попыток захватить и/или допросить пленных из германских передовых частей, что позволило бы русским немедленно получить информацию о надвигающемся вражеском наступлении. Некоторые из этих попыток являются критически важными, и кажется логичным рассмотреть их несколько подробнее.

Первый «захват» состоялся 4 июля в районе Белгорода. Словенскому сапёру удалось добраться до советских оборонительных линий, где он и сдался в плен. По его донесению немецкие солдаты получили провизию и коньяк на пять дней вперёд. Он также утверждал, что его отряд был задействован в расчистке минных полей и удалении колючей проволоки и что их работа должна была быть закончена до того, как немецкие армии начнут движение в 03.00 5 июля.

Второй случай послужил подтверждением первому. В ночь с 4 на 5 июля в Тринадцатой армии на Центральном фронте была поднята тревога. Патруль из Пятнадцатой стрелковой дивизии наткнулся на группу немецких сапёров, которые расчищали дорожку сквозь минное поле (это именно та группа, о которой пишет Рокоссовский). Рядовой Фермелло, прикомандированный к сапёрной группе 6-й пехотной дивизии, раскололся на допросе и весьма ясно и чётко выдал всю информацию русским. Фермелло (возможно, с некоторой подсказки допросчиков) сказал русским, что атака была назначена ровно на 3 часа утра 5 июля и что передовые отряды уже заняли свои позиции.

Было известно о двух очень чётких, произошедших в разных местах, несвязанных событиях, а также других небольших происшествиях на других участках. Время наступления стало известным, и русские подготовились соответствующе.

Время ожидания перед сражением было тяжело для русских как никогда. Это было сражение, которого Советский Союз ожидал во многих отношениях. В первый раз «они играли на своём поле».

Начальник танковых войск сказал, что в начале войны всё делалось второпях, в спешке, и времени всегда не хватало, но на этот раз мы перешли к действиям спокойно и с расчётом.

Одно было бесспорно: на этот раз немцы испытают на себе силу нового русского солдата.

Теперь посмотрим поближе на этого «Ивана».

ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЛ СОБОЙ РУССКИЙ СОЛДАТ

Каждая война звучит по-своему. На разных полях сражения звуки были разными. У русских снарядов звук свой собственный, прекрасно отличимый от остальных. Когда вы находитесь в конечном пункте назначения таких снарядов, как немцы на Курской дуге, вы инстинктивно начинаете на слух узнавать признаки приближающейся смерти.

«Вы когда-нибудь слышали, как захлопывается дверь? Захлопывается где-то в небе? Вот так, — писал немецкий солдат своей семье, — звучат русские снаряды. Когда они открывают артподготовку, кажется, будто она идёт без остановки и повсеместно вокруг тебя. Хлопает одна дверь, потом другая, потом ещё дюжина, и не слышно ничего, кроме этого. А затем снаряды начинают разрываться с такой быстротой, что шум от них становится похож на глухой гул, а иногда отчётливо и громко слышатся отдельные взрывы, всё ближе и ближе, и весь этот шум сливается в раскаты грома, заполняющие весь мир…»

Звуки взрывов. Даже в темноте опытные ветераны могли отличить «наши» от «их». Слышите? Пулемётная очередь. Выстрелы, достаточно высокие. Шипящий треск. Это немецкий пулемёт.

Потом более грубый звук. Как скрежет. Глухой, похожий на кашель, звук русского пулемёта. Совершенно точно.

Но есть оружие, звук от которого ни с чем не спутаешь. В немецкой армии он назывался Nebelwerfer — ракетный миномёт. Снаряды запускались из стволов, многие из них имели взрывной заряд в форме луковицы. При выстреле из этого орудия образовывалось чрезвычайно много дыма и раздавался громкий ревущий звук. Тёмное, коптящее пламя вырывается назад, облако горячего дыма выбрасывается из сопла ракеты. Это нельзя увидеть, смотря сзади, потому что в первые же доли секунды из ракет стремительно вырываются пламя и дым. Вы смотрите в то место, куда летит ракета, множество ракет, выстреленных этим залпом, и туда, выпрыгивая из грязного, развеиваемого ветром дыма, выскакивает смазанный силуэт фугасного снаряда, летящего в сторону русских. Немного позже слышатся звуки взрывов.

Русские «Катюши» отличаются от этого оружия очень сильно. Солдаты называют их «Оргàном Сталина». Залп из «Катюши» — хлыст смертоносного ракетного огня. Ракеты выстреливаются из ячеек, закреплённых на грузовике. Русские обычно выставляют грузовики дюжинами, ряд за рядом. На каждом грузовике может быть один, два, три или даже четыре ряда ячеек, и огневая мощь одного такого грузовика если не превосходит, то точно не меньше мощи боевого крейсера.

Когда они ведут огонь массовыми залпами, сразу же появляется пламя — длинные, похожие на наконечник копья, языки пламени вырываются назад из ракеты на каждом грузовике, а затем множество таких огней устремляется в небеса через ими же созданный дым. Вокруг стоит шум, сравнимый с шумом от рвущейся простыни, если бы эта простыня была размером с небеса. Пламя беснуется не так уж долго, лишь настолько, сколько нужно, чтобы придать скорость фугасному заряду. Это похоже на десять тысяч тяжёлых пушек, дающих залп в течение нескольких секунд. Звук пронзает и сотрясает небеса, везде огонь.

Снаряды падают с небес как наказание библейских времён, но гораздо хуже: тысячи камней с пронзительным свистом падают с небес, а когда они ударяются о землю, она превращается в ад. Тысячи взрывов раздаются вокруг, вся видимая территория вокруг покрывается пламенем, как огненным ковром.

Есть ещё один звук, который никогда не забудет ни один немец. Это крик русского солдата. Когда он осознаёт свою значимость в атаке и он и его товарищи вылезают из окопов и траншей и бегут на врага, они кричат «Ура!». Опять и опять они хором кричат это яростное, дерзкое «Ура!». Некоторые из них умирают с этим криком, но остальные подхватывают его и бросаются в решительную атаку.

Русский солдат, объясняет генерал Меллентин, уникален и «обладает невероятной способностью противостоять самому сильному артиллерийскому огню и воздушным бомбардировкам». Эта способность была известна русским командирам не хуже, чем тем, кто обстреливал этого Ивана в его траншее, ждущего того, чтобы покинуть свой окоп и начать смертоносное наступление на немецкие орудия. Если верить тому, что говорят и русские, и их враги, это солдат, который не отступит под таким огнём, от которого другой бы побежал в ужасе.

«Косность большинства русских солдат, — пишет Меллентин, — делает их совершенно нечувствительными к потерям».

Действительно ли это так? Мы уже видели, как мало японцы ценили единственную жизнь. Мы забили себе в голову, что японцы ничуть не заботились о своей жизни и что они с радостью кинутся на американские пушки. Возможно, мы всё-таки путаем слепую преданность делу с полным безразличием к собственной жизни? Может, мы неправильно поняли взгляды на жизнь этой нации, и что то, что мы считали склонностью к самоубийству, было на самом деле патриотизмом? После войны выяснилось, что японцы были не менее чувствительны к смерти, чем наши люди. Может, они были настолько фаталистичны, что принимали свою смерть на поле боя как неизбежное? Скорее всего. Никто не станет в бою оспаривать фатализм. Какому солдату, побывавшему в гуще сражения, не приходилось его испытать?

Но действительно ли это было полное безразличие к собственной жизни? Неужели мы поверим, как и Меллентин, что русскому солдату действительно было наплевать на собственную жизнь?

«Русский солдат, — пишет Меллентин в книге „Танковые бои“ (Norman, Okla.: University of Oklahpma Press), — ценит собственную жизнь не больше жизни товарищей. Он может совершенно хладнокровно ходить по горам трупов своих бывших друзей; даже не моргнув глазом он будет продолжать атаку или оставаться на позиции, которую ему приказано удерживать».

Меллентин вскрыл всю суть дела, когда написал о русском солдате: «Жизнь не ценна для него. Он невосприимчив к самым невероятным трудностям, он просто их не замечает; он кажется совершенно безразличным к бомбам и снарядам».


Одним из наиболее выдающихся источников из числа использованных в этой книге является одно из серии исторических исследований, проведённой Министерством обороны США, проходящий под номером 20-230, под названием «Методы ведения боёв русскими во Второй мировой войне» и предназначенный для ограниченного пользования.

В предисловии было отмечено, что это издание было подготовлено комиссией бывших немецких офицеров во время ускоренного допроса в Нейштадте, в Германии, в конце 1947 года и начале 1948-го. «Все эти офицеры, — написано в предисловии, — приобрели богатый опыт в войне на Восточном фронте с 1941-го по 1945-й. Главный автор, например, на протяжении всего этого времени командовал танковой дивизией, корпусом, танковой армией и группой армий».

Весьма примечательная последовательность командных постов, она настолько чётко даёт понять, что такой взгляд неизбежно страдает узостью поля зрения, что в исследовании повторяется осторожная пометка: «Публикации в „Журнале немецких отчётов“ написаны немцами и поэтому дают взгляд только с немецкой точки зрения».

Эта черта делает очаровательным исследование, являющееся, возможно, самым близким взглядом, который мы можем бросить на русского солдата, который и является выдающейся фигурой Курской битвы. К нашему вечному беспокойству, мы до сих пор не в состоянии получить от русских представления об их рядовых солдатах без необходимости пробираться через глубокое болото клятв в почти религиозной и истеричной преданности Коммунистической партии.[12] Поэтому мы приводим выдержку исторического исследования 20-230, с выделениями, сделанными непосредственно автором:

На основании опыта возможно предсказать поведение в заданной ситуации солдата практически любой западной страны — но не русского. Черты характера этого полуазиата, как и таковые его пустынной страны, непонятны и противоречивы. В течение последней войны встречались части, которые сегодня отражали мощные германские атаки с выдающейся храбростью, а назавтра полностью сдавались. Были и другие, которые терялись с первым разрывом снаряда, а на следующий день держались, позволяя разносить себя на куски, одного за другим. Русские, в общем, нечувствительны к чрезвычайным обстоятельствам, но иногда обретают крайнюю чувствительность к ним. Как правило, они не боятся угрозы своим флангам, но временами становятся крайне восприимчивыми к обходам. Они отрицают множество устаревших законов тактики, но слепо цепляются за свои собственные шаблоны.

Ключ к этому странному поведению может быть найден в национальном характере русского солдата, который, как воин, не имеет ни рассудительности, ни способности к независимому мышлению. Он — субъект настроения, сравнивать которого с человеком Запада бессмысленно — он действует согласно инстинкту. Как солдат, русский примитивен и непритязателен, храбрый по природе, но замкнуто-пассивный в группе. Эти черты делают его во многих отношениях противостояния превосходящим самоуверенного и более требовательного к комфорту солдата других армий…

Неуважение к человеческой жизни и презрение к смерти — другие черты русского солдата. Он с полным безразличием и хладнокровием пробирается среди трупов сотен павших товарищей, чтобы пойти в атаку на ту же самую цель. Стой же апатией он будет работать весь день, хороня павших товарищей после боя. Он смотрит на собственную смерть с той же самой отстранённостью. Даже тяжёлые ранения мало влияют на него. Например, русский, сидя прямо на улице, несмотря на то, что обе его ноги отстрелены ниже колен, может с дружеской улыбкой попросить сигарету. Он преодолеет холод и жару, голод и жажду, сырость и грязь, болезни и паразитов с полным хладнокровием. Благодаря его простой и примитивной натуре любые трудности не вызывают у него ничего, кроме немногих эмоциональных реакций. Его эмоции охватывают спектр от звериной жестокости до наивысшей мягкости; злобный и жестокий в группе, он может быть дружелюбным и готовым помочь в одиночку.

В атаке русский дерётся до смерти. Несмотря на многочисленные широкие германские оборонительные мероприятия, он продолжает идти вперёд, полностью наплевав на потери. Он, как правило, не поддаётся панике. Например, после прорыва линии обороны под Брянском в октябре 1941-го, русские бункеры, давно обойдённые и оставленные в глубоком тылу, продолжали держаться, даже когда исчезла всякая надежда на помощь.

Вслед за форсированием Буга немцами в июле 1941 года укрепления, зачищенные от противника 167-й пехотной дивизией, были вновь заняты через несколько дней группой русских окруженцев, и впоследствии тыловые дивизии были вынуждены тщательно зачищать их вновь.

Сумма этих разнообразных характеристик делает русского отличным солдатом, который, при должном управлении, становится опасным противником. Было бы серьёзной ошибкой недооценивать русского солдата, даже при том, что он не вполне соответствует образцу оснащённого современным оружием и образованного бойца. Силой западного солдата являются осознанные и рационально контролируемые действия. Ни самостоятельные действия, ни согласованность действий с другими солдатами не являются частью образа действий русского.

При оценке базовых качеств русского солдата необходимо отметить, что по натуре он храбр, что ясно показывает история. В 1807 году именно русские солдаты впервые выстояли против Наполеона — эта схватка была воистину эпической.

Наряду с этим освобождением от иллюзий следует учитывать ещё один определяющий фактор, привнесённый в Красную Армию комиссарами, — беспрекословное повиновение. Доведённый до логического завершения, он превратил бесформенную людскую массу в первоклассную военную машину. Систематические тренировки, муштра, безразличие к собственной жизни, природная склонность русского солдата к бездумному подчинению и, не в последнюю очередь, реальные рычаги власти, доступные комиссарам, являются основой этого железного подчинения. В этой связи следует помнить, что Россия — автократическое государство — абсолютная диктатура, требующая и внедряющая полное подчинение любого индивидуума. Это слепое повиновение масс, становой хребет Красной Армии, является триумфом коммунизма и объяснением его военного успеха.

Не будет преувеличением сказать, что русский солдат не подвержен влиянию погоды и местности. Этот иммунитет даёт ему решительное преимущество над немцами, особенно на русской территории, где времена года, температура и местность играют решающую роль.

Проблемы снабжения для отдельного солдата в русской армии всегда были на втором плане, поскольку русскому солдату для его собственных нужд требуется очень мало продуктов. Полевая кухня, священная корова других армий, для русского солдата — приятный сюрприз, если она есть, а её отсутствие — вполне терпимое неудобство, которое можно выносить днями и неделями.

Во время зимней кампании 1941 года русский полк был окружён в лесах под Волховом и, по причине недостатка сил у немцев, был оставлен вымирать. Через неделю разведывательные патрули столкнулись с таким же сопротивлением, как и в первый день, ещё через неделю сдалось только несколько человек, а большинство пробилось к своим войскам, несмотря на плотное окружение. Согласно показаниям пленных, русские всё это время питались небольшим количеством мёрзлого хлеба, листьями и сосновыми иглами, которые они жевали, и небольшим количеством табака. Никто ни разу не потерял сознания от голода, а холод (минус тридцать по Фаренгейту) на них не действовал.

Близость к природе, которую русские сохранили в большей степени, чем другие европейцы, является причиной способности русских использовать местность, практически сливаться с ней. Русский — мастер маскировки, окапывания и оборонительных позиций.

Крайняя осторожность нужна при движении по незнакомой местности. Даже длительное наблюдение часто не может обнаружить тщательно замаскировавшихся русских. Часто германские разведывательные патрули проходили в непосредственной близости от русских позиций или отдельного стрелка, не обнаруживая их, и затем были расстреляны с тылу.

Русские создавали всё то новое оружие и военное снаряжение, которое требовала военная машина, с потрясающей быстротой. Солдаты, имеющие подготовку по техническим специальностям, тщательно расставлялись на должности, на которых они могли вдолбить необходимые основы своим более глупым городским товарищам и тем, кто был призван из сельской местности. Технические навыки русских были особенно заметны в области связи. Чем дольше шла война, тем лучше русские управлялись с этим родом техники.

По контрасту с хорошими сторонами русского солдата были и плохие, не менее существенные. Для немцев было непредсказуемо, какая сторона любого русского соединения будет доминировать. У них всё ещё оставались существенные рецидивы глупости, неповоротливости и апатии, которые так и не были преодолены и вряд ли будут преодолены в ближайшее время.

Непредсказуемость настроения русского солдата и его выраженный стадный инстинкт временами приводили к внезапной панике в отдельных частях. Такими же необъяснимыми, как фанатичное сопротивление отдельных частей, были случаи их массового бегства или внезапной полной капитуляции. Причиной может быть непредсказуемая ситуация морального состояния. Этот эффект не мог быть просчитан ни одним комиссаром.

Эмоции превращали русских в стадо, которое давало ему силу и храбрость. Индивидуальный боец, продукт современной военной науки, среди русских редок. Большинство времени русский тупо стоит и не знает, что делать. Однако во время войны эта серьёзная слабость компенсировалась большими людскими массами.

Относительно русских командных инстанций исследование, в частности, утверждает:

Высшие эшелоны русского командования показали себя компетентными с самого начала войны и, разумеется, значительно улучшились в её ходе. Они были гибкими, инициативными и энергичными. Однако они были не в состоянии управлять большими массами русских солдат. Большинство командиров выдвинулись на высшие посты в мирное время и в очень молодом возрасте, хотя среди них были и более пожилые. Были представлены все социальные группы, от обычного рабочего до университетского профессора монгольского языка и культуры. Разумеется, революционные заслуги учитывались, но подбор по критериям характера, военного мышления и интеллекта был правильным. Чисто партийные генералы занимали позиции, связанные большей частью с престижем. Характерной была технология, к которой командование обращалось при выполнении своих обязанностей. Каждый день и глубоко за полночь проводились совещания, на которых они собирались, чтобы письменно зафиксировать итоги дня.

…ресурсы их страны и огромное количество доступных войск давали советскому командованию преимущество перед германским. Оснащение, обучение и физическое и моральное состояние их армии — всё соответствовало условиям войны на Востоке. По этой причине немцы были вынуждены столкнуться с огромным количеством трудностей, которые просто не существовали для русского Верховного Командования. В дополнение низкая цена человеческой жизни освобождала советское командование от моральных ограничений. Когда, к примеру, несколько дивизий погибали в окружении или когда дивизия пополнения погибала на Мурманском фронте в снежном буране, это было не особенно важно. До самого конца войны, когда большая продолжительность войны и тяжёлые потери вынудили Красное командование к большей экономии огневой силы.

Гибкость, продемонстрированная высшим командованием (армии и фронты), была нехарактерной для более низких уровней. Низшие командные структуры (ниже уровня дивизии) и промежуточный эшелон (в основном дивизионный уровень) долгий период оставались негибкими и нерешительными, избегали персональной ответственности. Жёсткие шаблоны обучения и слишком строгая дисциплина так тесно ограничивали низшее командование рамками существующих инструкций, что результатом была летаргия… Русские части, прорвавшиеся через германский фронт, днями оставались в немецком тылу без понимания их преимущественной позиции и попыток реализовать это преимущество. Страх командира мелкого русского подразделения сделать что-нибудь не то и быть взятым за это на карандаш превосходил стремление воспользоваться ситуацией.

Командиры русских общевойсковых соединений часто были хорошо обучены в тактическом плане, но по какой-то причине они не вникали в суть тактических доктрин и поэтому часто следовали шаблонам, а не обстоятельствам. Также присутствовал выраженный дух слепого подчинения, который, вероятно, был привнесён в военную область из жёстко регламентированной гражданской жизни.

Ни одно суждение о русском как о солдате не может быть полным без комментария о роли политических комиссаров, выдержка из которого приведена в исследовании:

Влияние Коммунистической партии и её представителей в армии — комиссаров — было гигантским. Комиссар был, пожалуй, наиболее противоречивой фигурой в русской армии. Даже в Советском Союзе мнения относительно его позиции в армейской иерархии и его полезности расходились. Он был движущей силой армии, управляющей ею с хладнокровием и умением.

Посредством частой сети осведомителей и особенно избранных личностей комиссары жёсткой хваткой держали армию под своим контролем. Комиссары в преобладающей степени были настоящими политическими фанатиками. Они в основном были выходцами из рабочего класса, почти все за редким исключением были горожанами, храбрыми, умными и беспощадными.

Однако неверно, что русский солдат хорошо сражался только из-за страха комиссаров. Солдат, мотивированный только страхом, никогда не обладает теми качествами, которые продемонстрировал на этой войне русский солдат. Страх может быть финальным доводом в трудной ситуации, но в основном русские имели не меньше национального — и отличного от политики — патриотизма, чем солдаты западных армий, и который являлся таким же источником силы.

Среди самих войск отношение солдат к комиссару обычно было сносным, несмотря на бескомпромиссную жёсткость и строгость комиссара. Высшие штабы, однако, относились к комиссарам с недоверием.

Пример, демонстрируемый комиссарами, в большой степени является причиной стойкого сопротивления русского солдата даже в безнадёжной ситуации. То, что немецкий «приказ о комиссарах», требующий передачи захваченных в плен комиссаров СД (службе безопасности) для «специального обращения», то есть расстрела, был причиной сопротивления комиссаров до последнего, верно не в полной мере. Движущей силой гораздо чаще был фанатизм в сочетании с качествами солдата и, пожалуй, также чувство личной ответственности за победу Советского Союза.

В исследовании был также и комментарий, касающийся женщин в рядах сражающихся:

Комиссары находили особую поддержку среди женщин, которые служили в рядах Советской Армии. Русские женщины служили в отдельных женских частях, в так называемых партизанских отрядах[13] отдельно — наводчиками в артиллерии, забрасывались с парашютами в качестве разведчиков, в медицинских частях, придаваемых войскам, и во вспомогательных частях в тылу. Они были политическими фанатиками, полными ненависти к каждому врагу, жестокими и беспощадными. Женщины были ярыми коммунистами — и они были опасными.

Для женщин не было необычным сражаться на линии фронта. Так, женщины в форме участвовали в финальной попытке прорыва из Севастополя в 1942 году, женщины из медицинских частей обороняли последнюю позицию под Ленинградом с пистолетами и ручными гранатами, пока не погибли в бою. В боях на Северском Донце в феврале 1943 года русский танк внезапно встал неподвижно после прямого попадания. Когда немецкие танки приблизились, он внезапно вновь открыл огонь и попытался прорваться назад. Второе прямое попадание снова обездвижило его, но, несмотря на безнадёжное положение, он оборонялся, пока противотанковая группа не подобралась к нему. Наконец, он взорвался от подрывного заряда, и только тогда башенный люк открылся. Женщина в танкистском комбинезоне выбралась наружу. Она была женой и членом экипажа командира танковой роты, который был убит первым попаданием. И лежал за ней в башне. Как считали красные солдаты, женщины в форме были товарищами или командирами, которые достойны уважения.

РУССКИЕ ПАРТИЗАНЫ ТЕРРОРИЗИРУЮТ ГЕРМАНСКИЕ ЛИНИИ СНАБЖЕНИЯ

Маршал Жуков в своём отчёте о подготовке к бою на Курской дуге в апреле 1943 года утверждал, что более 200 000 русских партизан действовали далеко в тылу немецкой армии. И это была не небольшая сила, целью которой было только изредка тревожить немцев. Напротив, они были мощнейшей частью Красной Армии и, как и все, получали приказы, продовольствие и патроны от центрального управления партизанского движения. Глава передаёт свои директивы через подпольные и партизанские части (units), работающие в оккупированных городах, областях и районах.

Перечисляя многочисленные фронты, созданные Верховным Главнокомандованием при подготовке к Курской битве, Жуков упоминает Центральный, Воронежский, Степной, Брянский и Западный фронты и утверждает, что центральному штабу управления партизанским движением был отдан приказ организовывать массовые диверсии во вражеском тылу на всех транспортных маршрутах под Орлом, Брянском, Харьковом и в других областях и собрать разведывательную информацию.

Таким образом, партизаны играли огромную, даже решающую роль в Курской битве, и об этих силах, способных быстро передвигаться в немецком тылу, необходимо упомянуть в рассказе о грандиозном сражении. Потому что, что бы немцы ни делали или ни пытались делать для подготовки к предстоящему сражению, на это влияла деятельность партизан в тылу и даже в самом центре могущественных, но распределённых по большой площади немецких сил.

Это было гораздо большее, чем просто небольшие уколы; русские настолько извели немцев своими атаками «из ниоткуда», что заметная часть немецких войск была рассредоточена для совершения атак и удерживания партизан. И это послужило значительным препятствием для немцев на пути к подготовке наступления на Курской дуге. Также немцы понесли потери в живой силе и технике из-за беспощадных налётов в тылу.

Если бы вы посмотрели на карту русских территорий под немецкой оккупацией, у вас сложилось бы ложное впечатление о настоящей ситуации. Реальное положение дел было таково: несмотря на то что немцы обладали множеством опорных пунктов, большая часть территории была усеяна очагами сильного сопротивления. В действительности немецкие оккупанты держали только крупные транспортно-административные центры, связанные с фронтом. Огромные районы в немецком тылу были выжжены и не населены, дороги были слишком опасны для ремонта, почти все мосты выгорели, и только по железным дорогам с усиленной охраной двигались поезда. От использования всех остальных путей снабжения немцы отказались.

Можно подумать, что за границами этих удерживаемых немцами «оазисов» были обширные леса и болотистые районы, всё сопротивление в которых было подавлено. Всё было совершенно наоборот, эти территории кишели жизнью, озлобленной, полной ненависти, опасной жизнью. Настоящие хозяева и властелины леса, которых так боялись и ненавидели немцы, — русские партизаны.

В этих густых лесах ночью, когда исчезал дневной свет и на землю спускалась тьма, начинала кипеть жизнь. Партизаны взрывали железнодорожные пути, разрушали только что отремонтированные немцами мосты. Они устанавливали мины на путях поездов, грузовиков и машин. Они поджигали поля так, что ветер относил огонь в немецкие лагеря. Они отравляли источники воды, обстреливали бараки и пытались поджигать склады.

Даже ночное небо было во владении партизан и тех, кто снабжал их припасами с другой стороны немецкого фронта, потому что ночью небеса грохотали и сотрясались от звуков русских бомбардировщиков и транспортных самолётов, доставлявших припасы на расчищенные поля и отдельные дороги. Очень быстро с них разгружали боеприпасы, топливо, взрывные заряды и другие запасы. Территория вокруг ночных посадочных полей сулила неминуемую смерть любым немецким силам, потому что в этих зонах были собраны чрезвычайно большие партизанские силы. От этого зависела их жизнь, и рисковать было нельзя.

Тем не менее было множество партизан, которые отвлекали внимание врага на другие вещи. Дорожные заставы, опорные пункты, штабы — любое скопление ненавистного Вермахта становилось мишенью для партизанских ружей, миномётов, пулемётов и сапёров. Страна партизан была территорией постоянных глухих звуков, внезапных вспышек ослепительного света от осветительных ракет, запускаемых немцами для обнаружения врага.

Опорные пункты становились целью партизан ночью — это была единственная возможность для атаки. На дорогах никого не было, железнодорожные депо были закрыты и усиленно охранялись. Отдельные гарнизоны изолировались от остального мира. А в каждом таком гарнизоне, ненадолго оставленном без внимания партизан, люди, всматриваясь в темноту, слышали взрывы других атакуемых гарнизонов.

И только с первым лучом рассвета приходило освобождение от опасности партизанских атак. Днём партизанские силы прекращали свою деятельность и шли в свои тайные места и прятались там. Только тогда немцы могли выходить из своих укреплённых каморок. Они искали мины и взрывные заряды, устраняли воронки в дорогах, тушили тлеющие огни, искали ловушки и давали своим истощённым часовым поспать. И все знали, что, когда солнце вновь зайдёт за горизонт, это начнётся опять.

Конечно, немцы как завоеватели делали всё, что было в их силах, чтобы эти сводящие с ума штурмы на их позиции прекратились. Потому что партизаны не просто докучали им; они подрывали всю структуру тыла по всей России. Был только один способ нанести ответный удар партизанам на оккупированной земле — беспощадно, с силой, с использованием всего доступного оружия и быстро. И нацисты создавали мощные мобильные силы, привлекали их к охране коммуникаций. Они пробирались через территории, на которых подозревали о наличии партизан, и пытались выбить партизан из их укрытий. Если им не хватало сил, они даже вызывали подкрепления с фронта, а затем в самый благоприятный момент нападали на подозреваемую территорию.

Немецким силам было невозможно хорошо держать строй, поддерживать связь, как только они уходили с ровного ландшафта в горы, густые леса, болота или топи. Поэтому, перед тем как они приближались, партизаны уже выбывали из своих тайных мест. Прочь от немцев, пока их фланги не истончились опасным ландшафтом, пока их транспортные средства не будут вынуждены передвигаться по узким дорожкам, пока их преследователи не откроют уязвимые места.

То, что изначально было сжимающимся кольцом, впоследствии становилось кучкой тонких разрозненных линий. И партизаны всё ещё оставались невидимыми, выжидая момента, пока их невидимые приготовления не сработают в их интересах. Вездеходная машина пробирается по своему мучительному пути, не находя ни одного партизана много километров. Затем транспорт наткнётся на мину, скрытую под землёй, и раздастся оглушающий взрыв, машину охватит огнём, несколько солдат умрут и ещё больше будут ранены. Это именно то, чего добиваются партизаны, — не решающего сражения, а постепенного, планомерного разрушения немецких сил. По мере того как немцы продвигались в глубь лесов, они несли потери от мин и растяжек. Немцев тревожит ощущение того, что рядом находится невидимый враг. Это замедляет передвижение, нервы солдат напряжены, и они готовы в любой момент выстрелить.

Как ни странно, деятельность партизан продолжалась весь день; просто вид деятельности сменялся ото дня к ночи. Партизаны регулярно проводили оценку немецких сил. Эта информация была жизненно важна для расположения и передвижений отрядов Красной Армии. Террористические атаки — снайперские выстрелы, взрывы мин и тому подобное — были столько же вероятны как днём, так и ночью. Советские агенты, работавшие в немецких штабах (а с этой проблемой немцы столкнулись на территории всей оккупированной России), были специалистами в распускании слухов, которые часто принимались за правдивую информацию, и приводили к полному беспорядку, что сильно мешало завоевателям. Немцы часто сталкивались с саботажем, потому что целая армия русских работников — уборщиков, водителей, ремонтников, плотников и каменщиков, электриков, переводчиков — была вовлечена в работу оккупантами. Где только это было возможно, они обрезали провода, прокалывали шины, сыпали песок в топливные баки; эта невидимая битва на истощение продолжалась всё время.

Любые жилища русских, которые работали на немцев, становились первой целью партизанских атак. Обычной политикой было убивать тех, кто работал на немцев, их жён и детей. Это был террор в его худшем смысле, и он проводился с усердием, присущим русским. Партизанские агенты также шли работать на немцев. Зачем? Чтобы возбудить в немцах ненависть к русским, которая вылилась бы в репрессии против местного населения — это делало жизнь под немцами нетерпимой и приводило к сопротивлению врагу.

Во время месячной подготовки к битве на Курской дуге партизаны, действуя под прямым руководством из Москвы, усилили свою деятельность против немцев, готовившихся к наступлению.

Весной 1943 года Вторая танковая армия, содержавшая 35 дивизий, была занята в тяжёлой оборонительной операции в секторе Орёл — Брянск. Большое количество немецких припасов доставлялось по дублированной железной дороге Гомель — Унеча — Брянск — Орёл, по которой также доставлялись грузы для стоящей рядом Второй армии в район Курской дуги. Одноколейная дорога Кричев — Сурож, которая вливается в основную линию в Унече, была предназначена для экстренных случаев и немного облегчала поток по основной линии. Другая одноколейная дорога, служившая дополнительным маршрутом поставки, проходила из Смоленска через Рославль в Брянск. В дополнение к железнодорожным путям была основная дорога, проходившая по пути Смоленск — Рославль — Брянск. Меньшая дорога, ведущая из Гомеля через Унечу, была сплошным разочарованием, потому что она вела по открытому пространству и была в настолько ужасном состоянии, что немцы считали, что её можно будет использовать только в крайнем случае.

Сильные партизанские отряды владели лесами на востоке от посёлка Локоть (на юге от Брянска). Это были не просто какие-нибудь фермеры, а группы настоящих убийц, сформированные из русских солдат, изначально отделённых от основных сил в жестокой битве в районе Брянска и Вязьмы. Окружённые немцами и отделённые от основных сил, они ни в коем случае не были убраны с поля боя. Они просто приняли новую роль — роль партизан, получавших приказы от штаба партизанского движения, располагавшихся в глубоком немецком тылу. Когда русские зимой 1942/43 г. занимали район Курска (чтобы организовать оборону), эти партизаны проводили постоянные нападения на врага и тем самым представляли постоянную угрозу тылу и флангу Второй танковой армии.

Они представляли такую опасность, что немцы рекрутировали русских в районе Локтя; это были русские, крайне недовольные сталинским режимом и готовые работать на немцев против своих же сограждан. Можно предположить, что после того как немцы были изгнаны из этого района, отдельное внимание было уделено этим рекрутам, которых русские считали самыми худшими предателями.

Результатом подготовки к обороне Курской дуги также явилось большое количество отставших солдат в районе посёлков Клетня и Акуличи. Они формировали партизанские отряды, и с такой активностью, которая перечёркивала все заявления немцев о том, что они полностью контролировали свой тыл, фактически партизаны взяли под контроль главные лесопилки и начали переправлять жизненно необходимую древесину через немецкий фронт — в том числе ночью на самолётах!

Эти партизаны были, разумеется, больше чем просто лесорубы и плотники. Они собирались в мощнейшие группы и ударяли из лесов по дорогам и железнодорожным путям, ведшим к Рославлю, и на долгие сроки останавливали движение транспорта. Это было жизненно важно для русских и дало Красной Армии решающее преимущество в Курской битве.

Чтобы защитить себя от усилившихся набегов, Вторая танковая армия была вынуждена выделять всё больше и больше сил на войну с партизанами. Они уходили с фронта целыми дивизиями для защиты путей сообщения на севере и на юго-западе от Брянска и дорог и железнодорожных путей, ведущих к Орлу, а также связующих дорог в районе Жиздры. Русские перебежчики использовались Вермахтом для охраны тылов около города Трубчевска (к югу от Брянска).

Между ренегатами и партизанами разгорелось жесточайшее сражение, впоследствии район Жиздры стал последним убежищем русских крестьян. Эти небольшие общины подвергались сильнейшим атакам партизан, искавших еду, патроны и людей для пополнения. Несомненно, в этих налётах возникало много личных счётов, и сельские жители с нескрываемой ненавистью ополчались против партизан. Столкновения между русскими партизанами и деревенскими жителями были настолько значительны, что последние даже сами совершали набеги на леса, чтобы найти брошенное оружие и амуницию, необходимые им для защиты не от немцев, а от партизан.

Действия против партизан предпринимались и днём, и ночью. Ничто не могло находиться в безопасности, если оно не охранялось круглосуточно. Немецкие охранные силы выделяли мощные отряды для обороны депо, мостов, штабов и казарм. Любой поезд, движущийся через открытое пространство, должен был усиленно охраняться, если только планировалось, что он вернётся из этого рейса. Все колонны грузовиков конвоировались от одного опорного пункта к другому. Все эти меры по охране тылов при этом были в основном неэффективны, что подтверждалось большими жертвами и колоссальными потерями в боеприпасах и продовольствии, испытываемыми немецкой армией. Об этой территории есть ироническое примечание: ровно здесь же до 1926 или 1927 года укрывались остатки белой армии русских, так и не схваченные советскими силами.

Из всех целей партизан самой важной и для русских, и для немцев была железнодорожная сеть. Когда в Россию пришла весенняя оттепель, она осталась единственным способом переправлять на фронт подкрепления и поставлять припасы. Дороги были непроходимы, и даже когда они были восстановлены, немцы обнаружили, что тысячи их грузовиков находятся в настолько ужасном состоянии, что у них не оставалось никакого выбора, кроме того, как перейти на лошадиные упряжки, очень уязвимые для атак партизан.

Партизаны приобрели серьёзный опыт в части ударов по железнодорожным путям, и их методы работы были очень многообразны. Для рядовых нападений они использовали несколько типов мин, притом различие в видах мин затрудняло задачу распознавания и обезвреживания их немцами. Мины, реагирующие на давление и на вибрацию, были просты и эффективны и были рассчитаны так, что взрывались, когда над ними проходил локомотив. Но если партизаны хотели чего-то большего, чем просто крушения локомотива и остановки движения, например уничтожения груза с боепитанием (скажем, топлива для танков), они устанавливали на путях заряды, которые взрывались, если потянуть за шнур. Нацистам также сильно досаждали установленные под железнодорожными путями в ходе отступления мины, которые взводились только после трёх месяцев с момента их закладки.

Конечно, немцы прибегали к такой предосторожности, как прицепка перед локомотивом тяжело загруженных платформ. Партизаны предпринимали контрмеры против этого: они перешли к минам замедленного действия. Мины активизировались давлением платформ, но взрывались с задержкой в несколько секунд, так что взрыв происходил, только когда локомотив или другие вагоны были над миной.

Нацистские миноискатели были очень эффективны, но даже самое продвинутое оборудование было бесполезно против настойчивости и находчивости русских. Многие мины представляли собой не что иное, как взрывные заряды, заключённые в металлическую коробку с предохранителем. Когда немцы изменили свои методы обнаружения для поиска этого вида мин, русские начали использовать магнитные мины, помещаемые прямо на поезда саботажниками в мастерских и на станциях; эти магнитные мины просто обладали детонаторами с большей задержкой по времени.

Один из наиболее громких взрывов прогремел на железнодорожной станции Осиповичи. Разрушения были настолько значительны, что все операции были приостановлены на недели. Русский саботажник прикрепил магнитную мину к вагону с топливом. Вагон взорвался, и взрыв охватил соседние вагоны, которые также взорвались, и вскоре огонь охватил весь поезд.

На соседнем пути стоял поезд с боеприпасами, а времени убирать вагоны со станции не было. Жар и не стихающие взрывы от цистерн с топливом в конечном счёте подожгли поезд со снарядами, взрыв от которого и разрушил всю станцию. Из-за этого, в свою очередь, загорелись почти все вагоны стоявшего рядом поезда с продовольствием. Взрывы и пожиравший всё огонь полностью вышли из-под контроля, и вскоре добрались до четвёртого поезда, от начала до конца загруженного новейшими танками «Тигр».

Партизанская разведка была ответственна за «сверхъестественную осведомлённость» русских штабов относительно данных о местоположении и содержимом немецких поездов и складов, на которые немцы сильно рассчитывали, в целях доставки припасов для войск, собравшихся для операции «Цитадель». Опять же необходимо заметить, что в любом смысле эта деятельность была частью Курской битвы, так как она повлияла не только на подготовку к сражению, но и на его исход. Совершенно неправильно было бы думать, что результат Курской битвы не мог бы быть другим, если бы партизаны не действовали бы так эффективно и под управлением русского Верховного Командования.

Действуя хорошо управляемыми группами, партизаны собрали обширную информацию о немецкой железнодорожной системе и направляли сильнейшие группировки русских бомбардировщиков на цели. В большинстве случаев партизаны оставались рядом, для того чтобы гарантировать попадание бомб в цель. До весны 1943 года русские воздушные удары по железным дорогам и складам были крайне неэффективны. Всё поменялось с тех пор, как маршал Жуков привёл в действие свои тщательно проработанные планы по уничтожению костяка немецких танковых сил, одной из частей которого было не дать немцам доставить все дееспособные машины на фронт.

Красные военно-воздушные силы были достаточно сильны для того, чтобы предпринимать налёты на точки, где были сконцентрированы немецкие склады, и в последние месяцы перед тем, как Курск стал местом начавшегося сражения, мощные атаки предпринимались на немецкие железнодорожные станции снабжения под Орлом и Брянском. Эти линии не только служили базовым потребностям Второй танковой армии, но и были основной артерией снабжения для операции «Цитадель».

Немецкие исторические документы показывают, что эффективность воздушных ударов русских была высока, как никогда до этого, и налёты действительно очень сильно затруднили подготовку к операции «Цитадель». Один из воздушных ударов по Орлу был особенно эффективен, когда бомбардировщики успешно провели несколько прямых попаданий в поезд с продовольствием, предназначавшимся для немецких солдат. Удар проходил днём, и яростные языки огня перекинулись на склад с продовольствием для армии, которое ещё не успели поместить в подземный бункер. На восточной окраине Брянска русские бомбардировщики атаковали склад с боеприпасами, местоположение которого было указано партизанами. Всё прошло идеально для Воздушных сил Красной Армии — более двенадцати сотен тонн боеприпасов исчезли в огне прямого попадания. Обычно немцы не пускали ночные поезда из-за активности партизан, но критическая необходимость поставок всё изменила. Русские бросали одновременно многие сотни бомбардировщиков на железнодорожные центры, и Брянск был мишенью для рейдов, которые шли всю ночь.

Вермахт прибегал к отчаянным мерам, чтобы доставить всё необходимое для операции «Цитадель», и когда снабжение начало уничтожаться целыми составами и это стало оказывать эффект на положение на фронте, они немедленно разделили все большие склады на множество маленьких. Этот ход вызвал ряд новых серьёзных проблем. Чтобы маленькие склады функционировали надлежащим образом, немцам приходилось использовать всё, что имело колёса и могло на них ездить. Автомашины корпусного и дивизионного звена были переведены с фронта на линии снабжения, и с ними ушли тысячи солдат, необходимых для охраны.

Поскольку новые склады располагались далеко от железнодорожных путей, они требовали всего наличного транспорта и тем самым сильно увеличили потребление бензина (который предназначался для танков и бронированных машин). Строгий приказ рассредоточить склады едва ни разрушил планы немцев по доставке грузов к назначенным целям. Очень часто поезда с поставками не доходили до главных разгрузочных узлов. Вагоны поодиночке растаскивались по корпусам, которые имели свои отдельные железнодорожные ветки и станции разгрузки. Таким образом немцы могли под покровом ночи переместить каждый вагон с уязвимых железнодорожных станций.

Система железнодорожных путей постоянно находилась под атакой партизан. Обычно немцы задерживали целые поезда на время, пока пути ремонтировались. Но то, что времени было очень мало, а также постоянные атаки партизан всё изменили, поезда разгружались там, где они были. Тысячи солдат с каждой стороны поезда вручную таскали грузы к ожидающим грузовикам и другим транспортным средствам. Система работала достаточно хорошо, но она обладала своими недостатками: было необходимо ещё больше грузовиков, ещё больше топлива, ещё больше водителей и ещё больше охранных отрядов. Немцы вскоре осознали тщетность такой попытки и попытались изменить путь доставки припасов для операции «Цитадель» на Рославльско-Брянском направлении.

Партизаны сразу же доложили об изменении маршрутов снабжения Верховному командованию русских, и ВВС Красной Армии перенесли своё внимание на новый маршрут.

Сильные, частые, точные воздушные удары полностью уничтожили железнодорожную станцию Сещинская, находившуюся на 55 миль северо-западнее от Брянска. Параллельно железной дороге проходила большая автомобильная дорога, и русские бомбардировщики уделили особое внимание обоим путям, в результате чего они оба оказались непроходимыми. Немцы начали принимать отчаянные меры: они задержали поезда в Рославль, где грузовики группы армий ждали того, чтобы доставить груз с поездов на фронт. Когда немцы и здесь столкнулись с теми же проблемами, что и раньше, они собрали ремонтные части с остальных участков русской территории, чтобы сконцентрировать свои силы.

В воздушных атаках на склады есть несколько недостатков. Чем больше удалённость от линии фронта, тем более непредсказуемая погода может встретить ВВС Красной Армии. Особенно русским мешало прикрытие немецких истребителей. Становилось ясно, что воздушные удары, даже по наводке партизан, не могли полностью защитить фронтовые линии от немецкого удара. Из Москвы приходили приказы партизанам: увеличить активность отрядов и атаковать немецкие пути снабжения с наибольшей возможной силой.

Первая волна партизанских атак отразилась в десятках случаев перекрытия основного маршрута между Орлом и Гомелем, партизаны взрывали его с той же скоростью, с которой немцы успевали его ремонтировать. После этого немцы перешли к одноколейной дороге между Кричевом и Унечей. Но тыловая охрана на линии настолько истончилась, что стала совершенно неэффективной.

На время русским удалось практически полностью изолировать Орловскую дугу в районе Курска, перекрыв главную линию поставок. То, что не могли сделать русские бомбардировщики, партизаны сделали одной стремительной операцией. Гигантский разрыв в линии находился на расстоянии порядка 15 миль на северо-запад от Брянска, где двухколейная железная дорога пересекала по мосту реку Десна. Мост был единственным уязвимым местом на линии, и на этот факт много раз было обращено внимание гитлеровского командира, отвечавшего за эту область, которому было приказано сохранить этот мост «любой ценой». Это означало высокую концентрацию солдат и в дополнение охранный взвод с противотанковыми орудиями.

Конечно же, приказ охранять «любой ценой» не сработал, как обычно и бывает со спускаемыми сверху вниз приказами. Рано вечером партизанские разведчики, следя за тем, как сменялись защитные силы немцев, обнаружили, что ночь наступает раньше, чем немецкие часовые занимают свои посты. Было похоже, что немецкие солдаты предпочитали держаться вместе, прикрывая друг друга, а не бродить во тьме, рискуя быть схваченным партизанами. Русские немедленно собрали силы для атаки и на рассвете ударили. Партизаны открыли плотный огонь по мосту с запада и были встречены открытым огнём оборонявшихся немцев.

Это было именно то, чего партизаны и добивались. В то время как немцы отстреливались на западной стороне моста, триста партизан зашли с востока, сняли немецких часовых и под сильным прикрытием заложили взрывные заряды на основные несущие балки. Через несколько секунд взрывы разнесли мост и окончательно перекрыли путь.

Немцы бросили туда всех доступных инженеров-железнодорожников, все ремонтные силы. Под ещё более усиленной охраной они построили несущие конструкции для железнодорожных пролётов высотой в шестьдесят футов. Спустя пять дней, прикрытые кольцом солдатских автоматов, немецкие инженеры смогли пустить по мосту одиночный гружёный вагон. Но только один вагон мог находиться на временном сооружении, причём толкать его нужно было руками. Через несколько дней по мосту можно было посылать целый поезд, но только без локомотива. Все составы необходимо было толкать на мост паровозом сзади, а затем тянуть локомотивом спереди.

В это время немцы возлагали большие надежды на запасную железнодорожную ветку, проходившую от Кричева до Унечи. Эти надежды растворились в огне взрывов, которые производили партизаны, перерезав линию в девяноста местах на протяжении шестидесяти миль, тем самым блокировав её по меньшей мере на неделю.

В январе 1943 года немцы зафиксировали 397 нападений на железнодорожную сеть, обеспечивающую операцию под Курском; эти атаки повредили 112 локомотивов и 22 моста. И это было только самым началом того, что станет грандиозной операцией: записи немецкого управления «Восточными железными дорогами» показывали печальную статистику. В феврале количество нападений увеличилось с 397 до более чем 500, до 1045 нападений в мае, до 1092 в июне, а во время хода Курской битвы — до 1460 нападений в июле.

Немецкий солдат писал домой своей жене:

«Наш поезд идёт один день, а затем три дня ремонтируются пути, потому что партизаны всё взорвали. Две ночи назад они организовали столкновение курьерского поезда с встречным эшелоном… Вот как мы живём в России».

Историческое исследование номер 20-230 (Армия Соединённых Штатов) ссылается на немецкий отчёт о том, что «активные действия на фронте немедленно сказывались на активности партизан, целью которых, конечно, являлось разрушение железнодорожных путей». Обращая внимание на начало действий, связанных с Курской битвой, в отчёте отмечается, что «основная железнодорожная линия, по которой планировалось доставлять боеприпасы и продовольствие трём немецким армиям, была разрушена в двух тысячах местах за одну ночь и настолько эффективно разбита, что всё движение было приостановлено на несколько дней».

Партизаны показали прекрасное мастерство в ударах по особым целям. То же самое исследование ссылается на случай, произошедший летом 1943 года, когда говорящий по-немецки русский солдат в немецкой офицерской форме проехал в расположение военного командования, где он запросил аудиенции с немецким генералом.

Ему удалось оглушить генерала и закатать его в большой ковёр. С невозмутимым видом он попросил помощи у немцев вынести тяжёлый ковёр и положить его в грузовик. А затем на этом грузовике он доставил генерала в руки партизан, ждавших в лесах за городом.[14]

НЕВЕРОЯТНЫЙ РУССКИЙ ТАНК Т-34

Водитель сел в обитое кожей кресло, спинка надёжно зафиксировалась за ним. Никакой роскоши; только то, что нужно, чтобы оставаться на своём месте, когда условия движения лучше всего будет охарактеризовать как «жестокие». При тряске во время езды по пересечённой местности условия в тесном нутре Т-34 комфортными не назовёшь никак. Танк есть танк, и одной из вещей, которые совершенно не беспокоили разработчиков Т-34, была забота об условиях экипажа.

Четыре человека управляли тем, что было поистине величайшим оружием Второй мировой войны. Спереди слева сидел водитель, контролировавший с помощью рычагов скорости гусениц Т-34. Он также управлял сцеплением, у него был ножной тормоз и педаль газа, размещённые в стандартном порядке, справа налево, как в автомобиле. Некоторые танки, производимые во время войны, злили танкистов тем, что было предпринято всё, чтобы он обладал максимумом комфорта, в то время как многие средства управления движущейся крепостью были зажаты и скучены между плитами брони. Но только не в Т-34.

В полной боевой готовности русский танк весил от 54 до 56 тысяч фунтов, в зависимости от состава оборудования и боекомплекта для различных боевых ситуаций. В длину Т-34 насчитывает немногим меньше двадцати двух футов, если считать от конца дула до кормы танка. Высота танка равнялась восьми футам. Он передвигался на двух гусеницах шириной 19 дюймов.

Сердце Т-34 — а Гудериан ещё задолго до войны говорил, что все слишком много думали о пушках, но совершенно забыли о двигателе, — было одним из его сильнейших мест. Двенадцатицилиндровый двигатель, частично сделанный из алюминия, работал на дизельном топливе и мог выдавать мощность до 500 лошадиных сил при 1800 оборотов в минуту, он сочетал в себе прекрасную надёжность с исключительной экономичностью. Чтобы наблюдать и контролировать свою машину, у водителя Т-34 были датчики температуры воды, температуры и давления масла. Слева от него была панель, где находился тахометр, спидометр, амперметр, вольтметр и кнопка стартёра. Танк Т-34, использовавшийся летом 1943 года (во время войны танк непрерывно улучшался), обладал коробкой передач с тремя передними и одной задней передачей.[15]

Справа от водителя в таком же обитом кожей кресле с регулируемой спинкой сидел пулемётчик, стрелявший из 7,62-мм пулемёта Дегтярёва, работающего на принципе отвода пороховых газов. У этого оружия был дисковый магазин с шестьюдесятью патронами. По официальным данным, пулемёт был способен делать 580 выстрелов в минуту, но это была совершенно нереалистичная цифра (как и многие другие данные о скорострельности пулемётов), и скорострельность в бою доходила максимум до 150 выстрелов в минуту.[16]

Двое других членов экипажа имели ещё меньше пространства, и им было ещё менее комфортно, чем водителю и пулемётчику; командир танка и заряжающий с трудом помещались в тесной башне Т-34. Представьте, что командир танка должен был действовать в пространстве шириной всего пятьдесят шесть дюймов,[17] на которых ему было нужно командовать действиями всего танка, наводить тяжёлую пушку и вести из неё огонь, координировать свои действия с заряжающим — эффективные действия требовали от русских танкистов большой ловкости.

Оба находящихся в башне члена экипажа сидели на обшитых кожей трубчатых сиденьях. У каждого из них была широкая мягкая спинка, жёстко закреплённая на кольцевом погоне башни. Устройство, требующее изрядной ловкости. В большинстве танков, произведённых в Соединённых Штатах и Британии, сиденья экипажа были закреплены так, что поворачивались вместе с башней. Но не в Т-34, где кресла крепились к неподвижному погону башни. Когда башня поворачивалась для того, чтобы экипаж мог навести 76,2-мм орудие, командир и заряжающий должны были перемещаться со своих невращающихся сидений.[18]

Это были самые основы умений, которые требовались для боевых действий в условиях боя, когда мир наполнялся сумасшествием ревущих моторов, лязгающих траков, стука пулемётов, ударов пушек и вытряхивающего из тела душу движения по суровой пересечённой местности.

Командир танка управлялся не только с мощной пушкой, но и со спаренным с ней пулемётом. Он наводил оружие с помощью обзорного перископа и переламывающегося телескопического прицела, в обоих случаях он использовал объективы с резиновым наглазником, защищающим глаза и брови, прижимаясь к нему как можно плотнее, чтобы не получить травму при жёстких рывках при маневрировании. Командир вёл огонь посредством ручного или ножного спуска (наводчик также мог стрелять из пулемёта с помощью отдельного спускового крючка), и иногда возможность использовать тот или иной способ была критической.

Мало кто на поле боя был занят больше, чем командир Т-34. Впереди и ниже него водитель вёл танк, пользуясь крайне ограниченным полем зрения наблюдательных приборов (к примеру, намного меньшим, чем на немецких танках). Пока танк не выходил на прямой курс, водитель нуждался в постоянных указаниях от командира, которые тот подавал через ларингофон. В то же время командир постоянно отвлекался от управления на операции с пушкой и контроль результатов стрельбы — мощная пушка была полностью под его контролем.

Итого, командир должен быть задавать направление водителю, наводить орудие и спаренный пулемёт, давать приказания наводчику о выборе типа снаряда, использовать прицел для определения дистанции, прицеливания и стрельбы — и быть абсолютно уверенным, что он не находится на пути отката орудия, поскольку оно при каждом выстреле со смертельной мощью отбрасывалось отдачей на целых четырнадцать дюймов. Он должен был также наблюдать за флажковыми сигналами командира взвода, который мог отдать какие-либо указания; русские не озаботились оснащением радиостанциями танков ниже уровня командира взвода, имевшего под началом три танка.

Заряжающий, размещавшийся в башне рядом с командиром, имел кучу своих проблем. Комплект снарядов для орудия составлял семьдесят семь выстрелов. Типичный боекомплект (менявшийся в зависимости от ожидаемых условий боя) состоял из девятнадцати бронебойных, сорока трёх фугасных и пяти шрапнельных снарядов. Если начавшийся бой быстро заканчивался, работа заряжающего не была особенно трудной; но в затяжном бою от него требовалось настоящее жонглёрство.

Из семидесяти семи выстрелов, входивших в боекомплект Т-34, легко доступны были не более девяти — шесть в укладке на левой стороне башни и ещё три в укладке справа. На днище корпуса под башней размещались укупорки с оставшимися шестьюдесятью восемью выстрелами. Достаточно умно, но они лежали под резиновыми ковриками, которые образовывали пол башни. Если бой затягивался на хоть сколько-нибудь продолжительное время, заряжающий должен был, сгибаясь к полу, снять коврики, чтобы получить быстрый (но быстрый не значит легкий) доступ к снарядам. И он должен был совершать эти резкие движения в жестоко трясущемся и раскачивающемся танке, оглушённый шумом, в удушающей жаре, при этом складывая обжигающие стреляные гильзы после каждого выстрела пушки в освободившиеся укладки.

И это был тот самый танк, который составил основу русских бронетанковых сил под Курском? Танк, который немцы сочли настолько опасным, что неделю за неделей откладывали начало «Цитадели», чтобы нагнать на фронт побольше «Пантер» и «Тигров»? Тот самый Т-34, со всеми своими конструктивными ограничениями?

И ответ по всем пунктам будет — да. По всем статьям Т-34 был властителем поля боя на Восточном фронте, даже принимая во внимание все эти факторы.

Конечно, были решительные заявления Меллентина, что он считает «Пантеры» и «Тигры» полностью превосходящими Т-34. Конечно, Меллентин и кое-кто вместе с ним никогда не считали Т-34 бронированным властелином битвы. Немецкие танковые эксперты, зацикленные на технических деталях, почти всегда приходили к финальным оценкам, в которых Т-34 находился далеко от начала списка.

Но русские, игнорируя такую зацикленность, продолжали производить Т-34 в максимально возможных количествах и использовали его для сокрушения германских танковых сил.

Могло ли тупое количественное превосходство стать тем фактором, который принёс Т-34 его славу? Определённо нет. Не то чтобы количество было неважным, но количество само по себе никогда не даёт такой репутации на поле боя, которая сложилась у Т-34.

Это был танк, которым генерал-полковник Гейнц Гудериан, бывший командующий Второй танковой армией был «очень обеспокоен… потому что если до сегодняшнего дня мы наслаждались превосходством в танках, то в настоящий момент ситуация изменилась. Перспективы быстрых и решительных побед начинали истаивать в тумане».

И согласно высказыванию не менее значимой фигуры — генерал-фельдмаршала Эвальда фон Клейста, командующего Первой танковой армией, Т-34 «был лучшим танком мира».

Всё это на первый взгляд прямо противоречит приведённому здесь перечню конструктивных недостатков Т-34. Но есть разница между узкими проблемами конкретного танка и разница в общей эффективности.

Проблемы Т-34, если рассматривать его, как и должно, в качестве оружия, были невелики.

Дуглас Оргилл, ветеран Второй мировой, командир танка в Британской армии, в своей книге «Т-34: Русская броня» сделал примечательное и крайне существенное замечание в оценке танка. Т-34, согласно Оргиллу, «на сегодняшний день является превосходным решением основного уравнения, которое должно быть золотыми буквами начертано на столе каждого конструктора: „Эффективность оружия равна его способности быть доставленной на нужную позицию, чтобы нанести решительный ущерб противнику, продержавшись достаточное время под наносимыми противником ударами“».

Танковый десант занимает места на боевых машинах. 22-я танковая бригада. Воронежский фронт

Оргилл добавляет, что Т-34 «был плодом не вдохновенного озарения, но крепкого здравого смысла. Он обязан своим существованием людям, которые предвидели картину поля боя середины столетия более ясно, чем кто-либо на Западе, более ясно, чем это смогли сделать многочисленные теоретики. Работа, проведённая Кошкиным и его коллегами в 1939 году на Харьковском паровозостроительном заводе, изменила историю войны — а значит, и Европы, и всего мира».

И ещё один заключительный комментарий Оргилла по вопросу, который играет большую роль в окончательном определении советского бронетанкового монстра в великой битве под Курском: «Основой танка являются вооружение, броня и манёвр. Степень успеха именно в балансе этих трёх факторов и определяет окончательно боевые качества танка. В каждом из этих качеств Т-34 бросал самый серьёзный вызов любому из современных ему танков».


Русские концентрировали для жестокой битвы на Курской дуге танки двух основных типов.[19] Т-34 были основой их сил, что выглядело странным, поскольку это был средний танк, а не тяжёлый, подобно КВ-1, весящему около 45 тонн. Оба танка использовали один и тот же двигатель, но вследствие разницы в весе Т-34 имел максимальную скорость 33 мили в час, тогда как скорость KB была всего 24 мили. Т-34 имел точно ту же высокоэффективную 76,2-мм пушку, что и KB-1. На KB было 3 пулемёта вместо 2 на Т-34.

Многие танки имели более толстую, чем у Т-34, броню, но никто не мог сравниться с ним в своём классе. Бронирование (65-мм башня и 47-мм корпус) было достаточно тяжёлым, но благодаря своей толщине оно было более эффективным, чем у любого другого современника. Русские уделяли громадное внимание использованию любой возможности усилить защиту Т-34, и из испытаний, направленных на увеличение способности брони противостоять бронебойным снарядам, они сделали вывод, что наклонная броня намного эффективнее брони, установленной на танке вертикально. Если 100-мм броня установлена на танке под углом 60 градусов, она даст почти ту же защиту, что и вертикально установленная 300-мм броня.

Вплоть до лета 1943 года, когда «Тигры» и «Пантеры» не поступили на вооружение германских танковых войск, основным оппонентом Т-34 был танк Pz IV. Первоначально эта машина имела короткоствольную 75-мм пушку, которая показала себя ужасающе неэффективной против Т-34, а сам танк был в высшей степени уязвим для русского танка. Короткоствольная пушка Pz IV имела начальную скорость снаряда ок. 1300 футов в секунду по сравнению с 2172 футами в секунду у Т-34, и русские имели серьёзное преимущество, вскрывая броню немецких танков, как жестянки.

Поле боя у станции Поныри. Видны два подбитых «Фердинанда», два советских Т-70 и три Т-34

Эффект для морали немцев был большим, чем влияние потерь на поле боя, ведь какие-то «унтерменши», русские недочеловеки, обладали таким разрушительным оружием, на голову превосходившим всё, что служило становым хребтом германских танковых сил.

«Это чудо-оружие, — писал один немецкий танкист, — которое сеет страх и ужас везде, где появляется».

Немецкие противотанковые части, на вооружении которых стояли 37-мм противотанковые пушки и задачей которых была борьба с русскими танками, с возрастающим изумление и ужасом наблюдали, как их снаряды бессильно отскакивают от наклонной брони Т-34 — и затем, спасая свои жизни, бежали, когда русские танки неумолимо приближались к беззащитным артиллеристам.

В стремительных налётах или скоротечных перестрелках, в которых высокая проходимость по пересечённой местности была жизненно важна, ничто не могло сравниться с Т-34. Но было и много других боёв, в которых русские тяжёлые танки KB-1 продемонстрировали другую сторону немецких кошмаров, как в случае, зафиксированном в официальной истории Первой танковой дивизии немцев, описывающем их первую встречу с КВ-1.

Наши танки открыли огонь примерно с восьмисот метров, но огонь оказался неэффективным. Мы продвигались ближе и ближе к противнику, который, со своей стороны, также шёл на сближение как ни в нём не бывало. Очень скоро мы сблизились на расстояние от пятидесяти до ста метров друг от друга. Яростный обоюдный огонь вёлся без видимых успехов для немцев.

Русские танки продолжали приближаться, и все бронебойные снаряды отскакивали от них. Поэтому мы вскоре столкнулись с угрожающей ситуацией, когда русские танки прорвались через танки Первого танкового полка к нашей пехоте и тылам. Наш танковый полк развернулся и начал преследование KB… следуя за их линией. Входе этой операции мы смогли обездвижить некоторые из них специальными снарядами с очень короткой дистанции — от двадцати до шестидесяти метров.

Немецкий сержант, наводчик танковой пушки из Четвёртой танковой дивизии, так описывал столкновение с Т-34:

…нет ничего более ужасного, чем танковый бой против превосходящего врага. Количество не играет особой роли, мы привыкли к численному превосходству противника. Но лучшие, чем у тебя, машины — это ужасно. Ты форсируешь двигатель — но он отзывается слишком медленно. Русские танки настолько проворны, что на короткой дистанции они вскарабкаются на склон или пересекут болото быстрее, чем ты развернёшь башню. И через весь этот шум и тряску ты продолжаешь слышать звон ударов по броне. Когда русские попадали в один из наших танков, очень часто следовал сильный продолжительный взрыв, гул горящего топлива. Слава богу, этот гул был таким громким, что заглушал крики сгорающих заживо экипажей.

Т-34 «утюжит» немецкую артиллерийскую батарею. Судя по положению станин 10,5-см гаубицы, ее расчет пытался покинуть позицию, но сделать этого не успел

Но битва под Курском должна была быть проведена новыми образцами танков, с которыми русские в бою ещё никогда не встречались. Конечно, в частности, должны были использоваться и старые Pz III, которые немцы намеревались использовать подальше от основных схваток. Pz IV, особенно с более толстой бронёй и длинноствольной 75-мм пушкой с высокой начальной скоростью снаряда, должны были идти в гущу боя. И сверх того, туда направлялись новые «Пантеры» и Pz VI «Тигр», выстроенные в ударные клинья, которыми немцы рассчитывали вскрыть оборону русских. Туда направлялись также массивные самоходные орудия «Фердинанд», уже прозванные немецкими солдатами «Элефантами» — для мощной огневой поддержки в любой точке, где она должна была понадобиться.

Следует внести ещё одно замечание в этом предварительном обзоре, прежде чем перейти к описанию разразившейся на Курской дуге битвы. Слово «Тигр» стало символом блестящего тяжелобронированного орудия убийства. Из Второй мировой войны этот танк вышел с совершенно магической репутацией, несравнимой с репутацией любого другого оружия.

Но в том, что касается Курской битвы, то её итоги показали, что для такой оценки нет оснований.

Достаточно провести сравнение Т-34 с «Тигром» в том состоянии, в котором они подошли к битве летом 1943 года, и приходишь к удивительному факту — Т-34 был явно лучшим оружием. Конечно, «Тигр» был тяжелее, лучше бронирован и был вооружён великолепной 88-мм пушкой. Но он был неподходящим оружием для наступления на Курской дуге. По пересечённой местности он двигался вдвое медленнее Т-34, развивая скорость всего 12 миль в час. Его дальность хода была не более шестидесяти миль, и без дозаправки прямо на поле боя «Тигры» скоро теряли подвижность и становились лёгкими мишенями для русских орудий.

Другим фактором, который был более чем значимым — с точки зрения того, что производство должно превышать потери, — было то, что танки «Тигр», направленные под Курск для участия в операции «Цитадель», страдали от дурной привычки внезапно, без предупреждения выходить из строя. Танк, сломавшийся на поле боя, не был единичной потерей.

Потому что отбуксировать «Тигр» с поля боя мог только другой «Тигр».


Был и ещё один случай, которые немецкие офицеры вспоминали перед тем, как рёв орудий дал начало Курской битве; случай, который показал, насколько упорным, отважным и опасным противником может быть один-единственный русский танковый экипаж. Предлагаемый вниманию читателя отчёт о бое одного русского тяжёлого танка, вскоре после их первого появления в бою, взят из немецких — не русских — документов. Если бы этот отчёт исходил от русских, ему, без сомнения, почти никто не поверил бы.

Танки Степного фронта на марше

Одному из русских танков КВ-1 даже удалось перерезать единственный путь снабжения германской боевой группы, удерживающей северный плацдарм, и заблокировать его на несколько дней. Первые ничего не подозревающие грузовики со снабжением были немедленно сожжены танком. Не было никаких возможностей уничтожить это чудовище. Его было невозможно обойти по причине заболоченности окружающей местности. Ни боеприпасы, ни другое снабжение не могли быть доставлены. Тяжелораненые не могли быть доставлены в госпиталь для необходимых операций, что привело к их смерти. Попытка вывести танк из строя огнём батареи 50-мм противотанковых пушек… с дальности 500 метров закончилась тяжёлыми потерями среди расчётов и вооружения батареи.

Танк остался неповреждённым, хотя, как было потом установлено, он получил четырнадцать прямых попаданий. Эти попадания в основном оставляли синеватые отметины на броне. Когда замаскированная 88-мм зенитная пушка была выдвинута на позицию на дистанции около 700 метров, танк хладнокровно позволил развернуть её, а затем уничтожил её вместе с расчётом прежде, чем она открыла огонь. Попытка взорвать танк ночью силами сапёров не увенчалась успехом.

Точнее, сапёрам удалось подобраться к танку в течение ночи и заложить под гусеницы подготовленные заранее подрывные заряды. Заряды сработали согласно плану, однако оказались недостаточно мощными для разрушения огромных траков. От траков были отломаны куски, но танк сохранил подвижность и продолжал досаждать фронтовым тылам и блокировать подвоз припасов.

Первоначально экипаж получал продовольствие по ночам от рассеянных групп русских войск и местных жителей, но немецкие войска ликвидировали эту возможность, заблокировав окружающий район. Однако даже изоляция не вынудила русских покинуть выгодную позицию. Наконец, они стали жертвой немецкой уловки. Пятидесяти танкам было приказано симулировать атаку с трёх направлений и вести огонь, чтобы приковать внимание русских. Под прикрытием этой демонстрации удалось установить на позиции и замаскировать ещё одну 88-мм зенитную пушку в тылу танка, так, что она смогла открыть огонь. Из двенадцати достигнутых попаданий три пробили броню танка и уничтожили его.

И это был один русский тяжёлый танк.

Загрузка...