«Тигры» горят! Разгром танковой элиты Гитлера

НАЦИСТЫ ИДУТ В НАСТУПЛЕНИЕ

Курск был ужасающим столкновением, которое разворачивалось шаг за шагом. Столкновение развивалось начиная с десятков мелких стычек к нескольким главным боям и затем, уже с полной силой, оно покатилось через поля Центральной России.

Как мы видим, никто не планировал этого. Немецкое главнокомандование предусматривало, что наступление «Цитадель» должно было начаться разрушительной артиллерийской и ракетной подготовкой, поддержанной повторяющимися массированными авианалётами, на исходе ночи. Ожидалось, что массирование огневой мощи пробьет огромные бреши в плотной обороне, организованной русскими. На рассвете 5 июля, после нескольких часов безжалостного обстрела русских позиций, немецкие войска покинут свои укрепления и последуют за танками на врага. Помимо всего прочего, именно Девятая армия Моделя, которая должна была сыграть основную роль в немецкой атаке, была усилена мощным кулаком из девяноста тяжёлых самоходных орудий Порше «Фердинанд».

Дальше к югу от Курска, координируя действия своих сил с силами Моделя, Гот должен был сокрушить своей Четвёртой танковой армией Воронежский фронт под командованием Ватутина. Несмотря на огромные силы, сконцентрированные Моделем против Центрального фронта Рокоссовского, именно Гот командовал цветом немецких танковых сил и именно танки Гота должны были прорываться к Курску.

Жуков, командовавший всей операцией, полностью отдавал себе отчёт, что неважно, насколько полными были его данные разведки от Люси или даже данные разведки подчинённых ему командиров о планах противника, он всё ещё крупно рисковал. Единственное неверное предположение — и путь немцам, следующим за своими танками, открыт.

Чтобы предотвратить выход ситуации из-под контроля — а немцы использовали любой удачный прорыв, — Жуков серьёзно рассчитывал на мощный оперативный резерв маршала Ивана Конева. Конев держал в готовности к немедленному развёртыванию на любом угрожаемом направлении мощные танковые соединения, которые включали Пятую гвардейскую танковую армию генерала П. А. Ротмистрова, 1-й гвардейский механизированный корпус, 4-й гвардейский танковый корпус и 10-й танковый корпус. Среди этих резервных сил (в манере Жукова было держать наиболее мощные силы именно в резерве для его излюбленного мощного контрудара) была элита русских танковых войск.

Немецкие армейские командиры были намного лучше осведомлены о растянутой в глубину русской обороне, чем их фюрер в Берлине, и они задолго до битвы отбросили традиционные приёмы наступления, применявшиеся ранее против русских. «Старый» способ продвижения через оборону противника состоял в ударе танков и мотопехоты — быстром, сильном и на максимально возможную глубину; за ними следовали массы пехоты, которые должны были замыкать кольцо вокруг окружённого противника. Это работало раньше; но это не могло сработать теперь, и немцы вместо этого обратились к идее танкового клина.

Танковый клин — в самом прямом и угрожающем смысле. Основой немецкой атаки был клин, составленный из тяжёлых танков, в данном случае — новых массивных «Тигров». За ними должны были следовать новые «Пантеры» и более старые Pz IV. Но это было больше, чем просто один клин, это было несколько последовательных уступов, следующих один за другим, расширяющихся к концу, так что его движение вперёд напоминало удар массивного копья. За клином, который можно сравнить с наконечником копья, должна была двигаться пехота, вооружённая автоматическим оружием и гранатами. Сразу за этими силами двигались тяжёлые подразделения, состоящие из бронетранспортёров с войсками, которые были готовы оказать им плотную огневую поддержку из тысяч миномётов.

Немцы надеялись, что даже мощная русская оборона не сможет сдержать последовательный удар этих клиньев, каждый из которых теоретически мог пробить огромную брешь в русском фронте. По мере того как один клин расходовал свой наступательный порыв, другой продолжал движение, так что русские должны были быть уничтожены до последнего человека либо вытеснены со своих ключевых оборонительных позиций. Тогда дорога на Курск будет открыта.

Русские, как ожидалось, конечно, не могли быть полностью в неведении относительно новой немецкой тактики. Но даже лучшие разведданные от Люси, разведгрупп или от воздушной разведки не смогли бы снабдить Жукова деталями, касающимися маневрирования вражеских частей. Нужно было одно-единственное усовершенствование системы обороны, использовавшейся Красной Армией, которое позволило бы предотвратить любую неожиданную угрозу, и русские обратились за необходимым им опытом к противнику.

В собственной обороне немцы уже долгое время использовали систему опорных пунктов. Ключевым элементом в этой системе были противотанковые орудия, а основным таким оружием советских войск была 76,2-мм пушка. Она была смертельно эффективной против танков Pz III и Pz IV, но «Тигр» — это было совсем другое дело, и первоначальные стычки с пятидесятишеститонными танками продемонстрировали русскому командованию, что их снаряды слишком часто будут отскакивать от толстой брони новых тяжёлых танков. А ещё были проблемы с монстрообразными «Фердинандами». Эти самоходные орудия были защищены 200-мм бронёй, более толстой, чем у большинства крейсеров на море.

Соответственно система опорных пунктов была видоизменена русскими, чтобы обеспечить ливень орудийного огня тогда и там, где им это было необходимо в максимально короткий срок. Один офицер командовал примерно десятком противотанковых пушек, огонь которых он мог концентрировать на одной цели. Если одна или две 76,2-мм пушки могут быть неэффективными против «Тигра», то десять таких орудий почти наверняка вскроют его, как консервную банку, или выведут из строя жизненно важные части. Однако этого было недостаточно, и русские окружили каждый опорный пункт плотными минными полями.

Это было сделано с двумя целями. Во-первых, это должно было выводить из строя гусеницы танков, делая их беззащитными перед яростным огнём не только артиллерии опорных пунктов, но и перед огнём тяжёлой артиллерии, стреляющей с закрытых позиций. Тяжелая артиллерия в высшей степени неэффективна против танков — но против движущихся танков.

И второе. Если даже мины не смогут остановить танки, они замедлят их продвижение, они будут едва ползти, и вот тогда — время вызвать на них огненный всесокрушающий дождь артиллерийского огня.

Было у простирающейся на многие километры в глубину обороны системы опорных пунктов и ещё одно достоинство. Она продемонстрировала беспрецедентный уровень обдуманности в части размещения, организации и фортификации, а маскировке было придано такое значение, опорные пункты были так вписаны в местность, что немецкая разведка полностью провалилась в попытках определить их расположение перед началом битвы. Типичный отчёт штаба танковой дивизии иллюстрирует эту проблему: «Ни минные поля, ни опорные пункты не были обнаружены до тех пор, пока первый танк не взрывался или первое противотанковое орудие не открывало огонь…»

Приказ на начало операции «Цитадель» предусматривал начало артиллерийской подготовки ровно в 02.30 5 июля. Тридцать минут немецкая артиллерия, миномёты и ракетные установки должны были утюжить русские траншеи. В 03.00 утра передовые танки должны были выдвинуться вперёд, за ними — пехота и моторизованные части. Они должны были занять исходные позиции с первыми лучами солнца, чтобы немецкие ВВС атаковали поле боя и нанесли удар по русским оборонительным позициям.

Таков был план, но осуществиться ему было не суждено. Вместо того чтобы начаться с единого мощного удара по всему фронту, образующему Курский выступ, «Цитадель» разворачивалась как серия отдельных событий, какие-то из них были взаимосвязаны, какие-то представляли собой отдельные стычки, но каждое из них своим особым образом входило в ту последовательность событий, которая подобно взрыву развернулась утром 5 июля.

Гот принял решение, что его силы занимают невыгодную позицию для начала наступления «Цитадель» к указанному Берлином времени — 03.00 5 июля. Согласно его плану, Четвёртая танковая армия должна была несколько изменить линию фронта. Он хотел нанести сильный удар своими силами, чтобы получить необходимое преимущество. За двенадцать часов до назначенного времени начала «Цитадели» противостоящие фронту Ватутина германские силы провели атаку.

День был жарким и душным, грозовые тучи нависли над районом боя — определённо не лучшие условия для авиационной поддержки, которая требовалась немцам для «изменения линии фронта». Несмотря на мешавшую им облачность, немецкие бомбардировщики и истребители рвали русские траншеи под аккомпанемент короткого, но крайне мощного артиллерийского налёта. Стремительным броском танковые и пехотные клинья рванулись вперёд.

Казалось, атака застала русских врасплох. Разведподразделения LII корпуса, быстро ворвавшиеся на занимаемую русскими территорию, как для собственно разведки, так и для совершения диверсий, свободно прошли русскую линию обороны. Одновременно самые мощные части XLVIII танкового корпуса рванулись вперёд и обрушились на оборону Шестой гвардейской армии. Немцы ожидали ожесточённого сопротивления своему удару, Шестая гвардейская армия была мощной и опытной силой, которая, однако, понесла тяжёлые потери, отражая прорыв XLVIII танкового корпуса на Дону.

Мнение немцев, что русские были захвачены врасплох, подтвердилось, когда несколько часов прошло без существенного противодействия артиллерии оборонявшихся русских войск. Какой-то огонь вёлся, но он был спорадическим и неэффективным, и немцы пришли к заключению, что командующий артиллерией был не в курсе положения на фронте. XLVIII танковый корпус уверенно продвигался на рубеж примерно тремя милями южнее Лучанино, Алексеевки и Завидовки. Тяжёлые штурмовые орудия и сапёрные подразделения обеспечивали прямую, мощную и эффективную поддержку гренадерам и пехотинцам корпуса, части двигались компактно, так, что могли немедленно использовать любую брешь, образовавшуюся в оборонительных порядках русских.

Атака немцев в течение дня дала превосходные результаты. К наступлению ночи продвигающиеся части заняли достаточно места для развёртывания дивизии и значительно улучшили своё положение для начала основного наступления, которое должно было состояться на следующий день в рамках «Цитадели». Как только спустилась ночь, дивизия «Великая Германия» со всеми своими тяжёлыми танками двинулась вперёд, чтобы по окончании ночи (утром 5 июля) нанести решительный удар. II танковый корпус СС продвинулся на вновь занятую территорию и выслал сильные дозоры для дальнейшей разведки русских оборонительных линий в целях подготовки главного удара.

Немцы были более чем довольны. Вся линия фронта сдвинулась в направлении на Драгунское, и главные бронетанковые силы находились на позиции, пригодной для развития успеха. Передовые части получили приказ: рано утром 5 июля «Великая Германия» ударит всеми силами между Сырцевым и Лучанино. 3-я и 11-я танковые дивизии будут продвигаться на флангах «Великой Германии», обеспечивая нанесение танковым клином главных сил сокрушительного удара по обороне русских.

К несчастью для Вермахта, ни русские, ни погода не желали содействовать исполнению этого плана.

Во-первых, русские не выражали никакого беспокойства по поводу продвижения немцев. По их мнению, это не имело никакого отношения к тому, как будут проходить будущие бои. Да, немцы продвинулись, но будет ли им столь же просто, когда они столкнутся с основными линиями обороны русских, — было неочевидно.

Согласно оперативным картам, немцы улучшили свои позиции, но их продвижение было, в общем, ограничено одной-двумя милями. Маленькие русские деревеньки, занятые немцами, имели небольшое значение для главной системы обороны, и русские в высших штабах с интересом смотрели, как глубокой ночью немцы упорно сражаются, очищая каждый отдельный дом в каждой деревне. Интерес относился не столько к бою мелких подразделений, сколько к тяжёлым танкам и другим силам, которые немцы перемещали под покровом ночи.

Как думал Ватутин, немцы отлично сыграли свою роль. Своим продвижением с целью улучшения положения после подтягивания подкреплений к русской оборонительной линии немцы на самом деле точно сообщили русским, где сосредоточены их основные ударные силы. Огонь русской артиллерии был спорадическим и, в общем, малоэффективным по всему полю боя весь день и весь вечер 4 июля, но Ватутин намеревался изменить положение. Ставка (русское Верховное командование) информировала его, что основной удар ожидается в ночь с 4 на 5 июля, и теперь он имел возможность спутать немцам карты.

Немецкие войска тем временем были серьёзно заняты выкуриванием русских одиночек из захваченных при продвижении русских деревень. Ватутин хорошо знал, зачем они это делают — немцы обеспечивали фланги ударной группировки у реки, чтобы утром главные силы смогли форсировать водную преграду и выдвинуться к русским рубежам.

В 22.30 4 июля небо рухнуло на немцев. Ватутин собрал достаточно информации для того, чтобы дать слово своим большим пушкам, и вся масса артиллерии всей Шестой гвардейской армии начала свою работу. Тысячи снарядов сыпались на готовящиеся к наступлению войска, огромные взрывы загоняли немцев в укрытия, дезорганизовали попытки немцев подготовиться к наступлению, которое вот-вот должно было начаться.

Снова и снова мощные орудия обрушивались на немецкие танки, мотопехоту, сапёрные батальоны, разносили в клочья автоколонны, топливные склады, превращая ночное небо в сплошное, непрерывно мерцающее огненное полотно. Немецкая артиллерия, почти подавленная неожиданной яростью русского обстрела, наконец смогла открыть ответный огонь, после чего Ватутин выложил свою вторую карту.

Несколько сотен крупнокалиберных орудий, молчавших до этого момента, теперь, когда немецкая артиллерия обнаружила свои позиции, вступили в действие, посылая по засечённым позициям новые порции снарядов. Ватутин имел в распоряжении гигантскую артиллерийскую мощь, и он использовал её в полной мере. Пушки грохотали всю ночь, а к утру Ватутин ввёл в действие ещё больше артиллерии. Он приказал всей артиллерии Шестой армии и Седьмой гвардейской армии открыть огонь по целям по всему фронту.

То, что началось как ограниченное продвижение немцев — успешное продвижение, — превратилось в ужасный обстрел мощью тысяч русских орудий. Немцы понесли тяжёлые потери, но ещё больше они пострадали от дезорганизации, вызванной беспощадным и безостановочным обстрелом.

Но каким бы тяжёлым ни был обстрел, немцы умели воевать и в таких условиях, а темнота мешала русским точно оценить эффективность их налётов. Немцы получили своё и понесли потери. Они потеряли время для подготовки атаки в рамках «Цитадели», но они всё равно ударят и добавят свою огромную силу, особенно силу танковых дивизий, к полномасштабному удару по Курскому выступу.

И в это время погода на Воронежском фронте тоже повернулась против немцев. Собиравшиеся в течение всего жаркого и душного дня тучи ночью выполнили свою угрозу, вылившуюся в мгновенный шквал, с тысячами молний, бьющих прямо в поле битвы. В четырёх маленьких деревеньках, занятых немцами, где предпринимались все усилия для обеспечения флангов наступления, земля превратилась в толстый слой грязи. Между Сырцевом и Завидовкой земля вообще превратилась в болото.

Немцы с тоской смотрели на потоки, несущиеся вдоль берегов, разливающиеся в стороны всё больше, на глазах превращая маленькие спокойные ручейки в небольшие бурные реки. Дороги и тропы, ведущие к немецким позициям, превращались в реки грязи. Грузовики, снующие по этим дорогам, не находили грунт под слоем воды. Колёсные машины были беспомощны, и чертыхающиеся немецкие водители должны были ждать гусеничных тягачей, которые вытянули бы их из грязевого плена.

С течением ночи дождь продолжался без перерыва, временами перемежаемый резкими порывами ветра. Вспышки молний смешивались со вспышками взрывов тяжёлых снарядов, а небеса сотрясались под непрерывными ударами выстрелов артиллерии и мощной канонадой грома.

Это был подарок капризной фортуны, который русские не замедлили использовать. Под прикрытием собственной непрерывной канонады и резкого снижения видимости вследствие низкой облачности и сильного дождя они вкатили тяжёлые пушки и танки прямо в разбитые дома на окраинах городка. Красные войска навели свои орудия туда, где должны были собраться немцы. Стальной и свинцовый ливень обрушился на серый горизонт, командиры русских орудий имели перед собой идеальную цель — плотно скученные части двух немецких дивизий, пытающиеся форсировать поток воды, на несколько футов глубже, чем несколько часов назад, с почти непроходимыми берегами.

Момент начала «Цитадели» согласно плану наступил и прошёл, и всё, чего Гот смог достичь своим «улучшением» фронта, был прорыв первой линии обороны русских и раскрытие своих сил для огня второго оборонительного рубежа, который быстро показал, что русские сильнее, чем докладывала немецкая разведка. События ночи дали, писал Меллентин, «большие преимущества для второй линии обороны русских к северу от реки, увеличившие и так внушительные оборонительные возможности».

Тем временем назначенный час начала артиллерийской подготовки на Центральном фронте приближался, и здесь немцы тоже будут серьёзно выведены из равновесия.

СОВЕТСКИЙ ОГНЕННЫЙ СЮРПРИЗ

Вечером 4 июля Жуков совещался с командующим Центральным фронтом Рокоссовским и его штабом. Мы видели ранее, что русские требовали, чтобы каждый клочок разведывательной информации с фронтов немедленно поступал в штаб фронта, каждое из таких мелких сообщений давало возможность сместить равновесие, получить немедленное преимущество в надвигающейся битве. Несколько пленных и как минимум один перебежчик своими показаниями прояснили, что немцы начнут атаку на рассвете следующим утром. Ещё одно донесение с фронта в последний момент сняло все сомнения в том, что немцы атакуют утром пятого числа.

Жуков проводил часы, проверяя донесения с разных фронтов. Он был у телефона, разговаривая с находящимся на своём командном пункте Василевским (Юго-Западный фронт), когда получил сводку донесений разведки, собранную на участке фронта в районе Белгорода. От Василевского Жуков также получил информацию о том, что пленный из 168-й пехотной дивизии «согласился» дать показания захватившим его разведчикам о том, что наступление начнётся прежде, чем закончится ночь.

Другие сообщения были более общими, но приводили к тому же выводу. Так, сразу после 02.00 5 июля телефон на командном пункте зазвонил. К аппарату требовали Рокоссовского. Генерал Пухов, командующий 13-й армией, сообщил ещё один кусок «железной» информации. Захваченный сапёр из 6-й пехотной дивизии показал, что наступление начнётся этим утром в 03.00. Оставалось менее часа.

Рокоссовский повернулся к Жукову. «Что делать? Информировать вышестоящее руководство или отдать приказ на артиллерийскую контрподготовку самостоятельно?»

Жуков ответил мгновенно. Для корифея массовых сражений это было улыбкой фортуны. Такая информация не должна пропадать впустую, и даваемое ею преимущество во времени тоже тратить впустую нельзя.

«Мы не можем терять времени, — ответил Жуков. — Отдавайте приказ согласно плану, а я позвоню Сталину и сообщу ему эту информацию».

Как только Рокоссовский отвернулся, чтобы отдать приказ о начале обстрела, Жуков связался со Сталиным в Ставке Верховного Главнокомандования и сообщил полученную от пленных информацию, а также своё решение начать контрподготовку. Для Сталина новость не стала сюрпризом, поскольку он только что закончил разговор с Василевским. Он немедленно одобрил приказ открыть огонь по немецким траншеям и попросил Жукова информировать его.

Медленно текли минуты, требующиеся приказу на прохождение вниз по команде. Полковник Г. С. Надышев, начальник штаба артиллерии фронта, держал постоянную связь с артиллерийскими офицерами в Ставке и с командующим артиллерией фронта генералом В. И. Казаковым. Наконец, Надышев и Казаков замолкли. Все ждали.

«В 02.20 5 июля, — писал Рокоссовский, — шквал артиллерийского огня разорвал предрассветную тишину над позициями на обеих сторонах на широком участке фронта к югу от Орла. Получилось так, что наша артиллерия открыла огонь на участке обороны 13-й и, частично, 48-й армии, где мы ожидали удара противника, за десять минут до начала вражеской артподготовки».

Нет никаких сомнений, что огонь русской артиллерии, массированный именно для этого удара, был сокрушительным. В дополнение к тяжёлым орудиям и миномётам русские выпустили тысячи ракет М-31 («Катюша»), превращавших ночь в день. В расположении командования Центрального фронта здание командного пункта тряслось непрерывно от выстрелов пушек, и Жуков отметил: «Грохот тяжёлых пушек и взрывы ракет М-31 были ясно слышны».

Пушки продолжали стрелять, когда последовал телефонный звонок от Сталина. «Ну что, вы уже начали?» — спросил он Жукова. Когда ему ответили, что обстрел уже идёт, Сталин спросил: «А что делает противник?»

Жуков мог доложить, что реакция немцев пока вялая и что немцы «пытаются отвечать несколькими батареями».

«Хорошо, — сказал Сталин, — я ещё позвоню».

Для немцев открытие русскими массированного артиллерийского огня было почти полным сюрпризом. Гитлеровские войска готовились начать свой собственный налёт в 02.30, длительностью в 30 минут и затем перенести огонь, чтобы немецкие войска смогли начать движение к русским позициям.

С самого начала около ста немецких батарей попали под огонь пушек Рокоссовского. Некоторое время на немецких позициях царила неразбериха, и как минимум половина батарей не могла ответить на русский огонь.

В 04.30, через два часа десять минут после того, как русские задействовали свои тяжёлые орудия, первые батареи немцев открыли огонь согласно плану. Какое-то время эффект от обстрела был несущественным, но к 05.00 эффективность значительно улучшилась, а к 05.30 громовое крещендо оповестило о начале тяжёлого немецкого обстрела.

Тем не менее, чего бы немцы ни смогли достигнуть этой усиливающейся подготовкой, конечный результат был меньше, чем предполагалось. Нигде в немецких планах массированная контрподготовка со стороны русских не предусматривалась. Немцы рассчитывали на сокрушительный удар по русским позициям из своих стволов. Вместо этого русские застали их врасплох.

При этом огромная масса снарядов, обрушенная Рокоссовским на немецкие позиции, была именно тем, что могло дать русским неожиданное преимущество. Русские артиллерийские командиры, образно говоря, блуждали во тьме относительно мест сосредоточения германских войск для рывка к русским позициям. Не было также надёжной информации о расположении немецких батарей. Поэтому командующий артиллерией фронта Казаков применил обстрел по площадям, рассчитывая на эффект огромной массы русского залпа, а не на точность. Конечно, у него не было другого выхода, но, как заметил Жуков, «это позволило немцам избежать тяжелейших потерь».

Вся информация, которую могли получить русские касательно эффекта контрподготовки, могла поступить только от пленных, захваченных в начале битвы. Рокоссовский, отметив медленно растущую мощь германской артиллерии после начала ею артподготовки в 04.30, пришёл к выводу, что хороших вещей слишком много не бывает, и приказал подготовить ещё более мощный удар по немецким позициям.

У него были веские причины для такого решения. Русская контрподготовка привела к молчанию многие германские артиллерийские батареи, но теперь у них было время на реорганизацию и исправление полученных ими тяжёлых повреждений, и скоро они вновь войдут в строй. Тринадцатая армия сообщала о тяжелейшем артиллерийском обстреле со стороны немцев, затем пришли сообщения, что армия находится под сильным ударом со стороны около трёхсот немецких бомбардировщиков. В этот момент Рокоссовский приказал Казакову начать ещё один массированный обстрел германских позиций, только на этот раз количество вываливаемой на немцев взрывчатки должно было быть удвоено.

Более тысячи тяжёлых пушек, миномётов и ракетных установок одновременно открыли огонь, и следующие тридцать минут немецкие и русские войска были вовлечены в дуэль на уничтожение, в которой более двух тысяч орудий с обеих сторон непрерывно вели огонь друг по другу. Немецкие авианалёты усилились с первыми лучами солнца.

То, что немцы подготовили удар превосходящими тяжеловооружёнными силами, стало очевидно в 05.30 утра. Немецкие танки, сапёры и пехота перешли в наступление на всём фронте 13-й армии и на правом фланге 17-й армии.

Эффективность русской контрподготовки ставится под вопрос, особенно что касается времени её начала, и Жуков впоследствии выражал мнение, что он и его командующие фронтами слишком поторопились. В этом отношении Жуков использует анализ битвы постфактум, но этот вопрос следует рассмотреть в приложении к тому, что в это время проходило на Центральном и Воронежском фронтах.

Когда русские орудия начали массированный налёт, большая часть немецких войск ещё отсыпалась, войска были всё ещё надёжно укрыты в глубоких траншеях, окопах, блиндажах и «лисьих норах»,[20] в отношении которых огонь русской артиллерии был ослаблен. Большинство немецких танковых частей всё ещё выдвигалось на исходные позиции и представляло собой трудную цель для русской артиллерии, что тоже смазало эффект от русского огня.

Однако налёт советской артиллерии всё же определённо повлиял на ситуацию как в данный конкретный момент, так и в будущем. Немецкие войска, возможно, и были хорошо защищены, но громовые раскаты тысяч разрывающих землю снарядов вокруг них мешали их сбору и выдвижению на исходные позиции. Почти везде изготовившиеся немцы обнаруживали, что связь с командованием отсутствует, и Жуков (как и другие русские полководцы) нашёл утешение в том факте, что основная эффективность контрподготовки состояла в нарушении системы связи почти во всех районах сосредоточения немецких войск.

Насколько хуже пришлось бы русским оборонительным позициям, если бы русская артиллерия не открыла огонь? Насколько более эффективным был бы огонь немецкой артиллерии, если бы орудиям Вермахта позволили бы вести точный огонь без помех?

Жуков и его генералы отмечали, что способность немецких войск к самовосстановлению была почти фантастической. Несмотря на внезапный первоначальный налёт шестью сотнями пушек, несмотря на вторую жестокую дуэль между немецкой артиллерией и тысячью русских крупнокалиберных орудий, в 05.30 утра 5 июля — всего через два с половиной часа после определённого планом времени — немецкие танки и части поддержки уже двинулись и ударили по русскому рубежу обороны.

И снова глобальный вопрос из серии «если бы…». Немцы почти сразу достигли некоторых успехов в прорыве оборонительных позиций Красной Армии. Что, если бы они смогли провести свои действия без помех со стороны русской артиллерии — это серьёзный вопрос. В каждом случае немцы понесли серьёзные потери во время артиллерийских налётов на Центральном и Воронежском фронтах, они были несколько дезорганизованы, их график был сорван, начатое ими наступление было плохо организовано и развивалось скорее согласно приказам, полученным изначально ещё до выдвижения.

Вполне возможно, что Курская битва закончилась бы с совершенно иным результатам, не прими Жуков, Рокоссовский и другие командующие решения о контрподготовке.

Но есть ещё одна составляющая военной силы, с которой русские потерпели неудачу. Фронтовые командиры рассчитывали на мощный удар по немецким позициям русских бомбардировщиков под прикрытием истребителей. Их ждало разочарование. Жуков признал (и его признание нехарактерно для русских), что русские бомбардировщики в начальной стадии Курской битвы действовали плохо. Он утверждал, что «…воздушная поддержка была недостаточной и, если быть откровенным, неэффективной. Наши удары по вражеским аэродромам на рассвете запоздали».

ГИТЛЕРОВСКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ СПАСАЮТ ПОЛОЖЕНИЕ

Жуков в своей оценке той роли, которую сыграли русские ВВС в начале битвы под Курском, ясно говорит, что воздушная поддержка его войск была несущественной, «поскольку ночью состоялась превентивная бомбардировка».

Вообще-то ночные атаки не представляли каких-либо особенных трудностей для Люфтваффе, так что в 03.30 фронтовая группировка из семнадцати сотен истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков и противотанковых самолётов — согласно Кэйсу Беккеру (Cajus Bekker), «Военные дневники Люфтваффе» (Luftwaffe War Diaries) — «уже… находилась над линией фронта и начала атаки не только на аэродромы, но и на укрепления, траншеи и артиллерийские позиции глубоко эшелонированной системы обороны русских».

За редким исключением русские историки предпочитают помалкивать о той роли, которую сыграли красные ВВС в начальной фазе Курской битвы. Можно быть вполне уверенным, что именно Люфтваффе царили над полем битвы, выполняя свои задачи. То, что немцы не смогли достичь успеха, нельзя поставить в вину немецким ВВС, которые воевали с исключительной эффективностью и были разбиты вследствие недостаточной собственной численности и всё возраставшего численного превосходства русских.

Как и во многих других аспектах битвы на Курской дуге, попытки уточнить факты о количественном составе сил быстро тонут в постоянных противоречиях между данными из многочисленных источников. Оценки количества немецких самолётов простираются от сравнительно небольшой цифры в тысячу семьсот машин всех типов — но это только машины первой линии, непосредственно участвовавшие в бою. Эти цифры в любом случае требуют увеличения с учётом самолётов, находящихся в ремонте, непосредственных резервов и пополнений, направляющихся на фронт. По мере хода битвы количество принимающих в ней участие машин постоянно растёт, и для точного учёта количества задействованных в битве машин становится необходимым обращение к другим источникам.

Но то, что тысяча семьсот машин были готовы к вылету для атаки русских позиций утром 5 июля, сомнений не вызывает. Одна тысяча самолётов должна была поддерживать Четвёртую танковую армию Гота на юге, а оставшиеся семьсот были направлены на прикрытие Девятой армии Моделя.

Немцы ожидали сильного противодействия со стороны русских истребителей, но их на удивление мало беспокоила способность Советов помешать действиям ударных самолётов. Неважно, что могут утверждать историки относительно сравнения технических характеристик русских и немецких самолётов, и то, что немецкие пилоты считали русских опасными только при их громадном численном превосходстве, тоже не было аргументом. Всё равно истребительная поддержка была критически важной, притом что большинство полётов проходили на очень низких высотах, когда немецкие самолёты стремились поддерживать свои танки и пехоту, продвигающиеся в глубь русской обороны, с минимальной дистанции.

Немецкая истребительная авиация имела на вооружении одномоторные машины — великолепные «Фокке-Вульфы» FW-190 и «Мессершмитт» Bf-109. Основу ударной авиации составляли знаменитые «Юнкерсы» Ju-87 «Stuka», но использовались они уже не в той роли пикирующих бомбардировщиков, которая принесла им их легендарную известность.

В специальных противотанковых частях, созданных как раз для Курской битвы, имевших на вооружении тяжёлые пушки, числился прославленный охотник за танками, пилот «Штуки» Ганс Рудель. Отдельная часть, вооружённая двухмоторным истребителем танков «Хеншель» Hs-129, тоже была отправлена на фронт, и эта машина показала себя исключительно эффективной при поддержке наземных войск. Ожидалось, что противотанковые самолёты станут полным сюрпризом для русских. Они были вооружены 30-мм пушкой с высокой начальной скоростью снаряда и с пилотами, обученными атаковать так, чтобы их снаряды попадали в борта или в корму русских танков, так как атака в лоб считалась неэффективной против толстобронных танков Т-34 и КВ-1.

Были задействованы, разумеется, и стандартные машины бомбардировочного флота Германии — истребители-бомбардировщики, несущие большой бомбовый груз, большое количество различных модификаций двухмоторных бомбардировщиков «Юнкерсов» Ju-88, и некоторое количество устаревших двухмоторных бомбардировщиков «Хейнкель» Не-111. В передовых частях встречались и другие машины — немцы скребли по всем сусекам, пытаясь усилить свою группировку под Курском.

Немцы планировали реализовать своё качественное превосходство в некоторых чётко известных аспектах. Во-первых, истребители будут защищать бомбардировщики от русских истребителей. Во-вторых они должны были также предотвратить нанесение русскими ударными самолётами ударов по наземным войскам. В-третьих, истребителям предоставлялся практически карт-бланш для расчистки воздуха — как по заявке с земли, так и при свободной охоте.

Для истребителей танков роль была определена чётко — в первую очередь выбивать русские танки, в качестве вторичных целей фигурировали самоходная артиллерия и автотранспорт. Бомбардировщикам также были отведены ясные и хорошо знакомые роли: они должны были работать по заявкам наземных сил, оказывать тесную, быструю и мощную воздушную поддержку, при необходимости уничтожая основные цели в обороне русских.

Большинство советских самолётов делало свои вылеты в целях непосредственной поддержки наземных войск, при значительно меньшем акценте на остальной спектр возможностей применения авиации. Для русских самолёт был просто чем-то вроде дальнобойной пушки, и это была его основная задача. Их истребители получили совершенно примитивные приказы — атаковать немецкие истребители при каждой возможности и не давать немецким противотанковым самолётам и бомбардировщикам атаковать их цели.

Одним из самолётов, на которые русские возлагали большие надежды, был штурмовик Ильюшина Ил-2, одномоторный ударный самолёт с выдающейся, почти невероятной способностью выживать под уничтожительным огнём противника. Экипаж штурмовика сидел за плитами толстой брони, на самом деле все жизненно важные части самолёта были прикрыты такой толстой бронёй, что штурмовик мог выдержать количество попаданий, которого хватило бы для того, чтобы сбить несколько обычных самолётов. И продолжить полёт. Даже немецкие пилоты, относившиеся к другим русским машинам с презрением, только уважительно качали головой при упоминании о «летающем доте», который красные ВВС бросили в этот бой.

Среди немецких лётчиков ходила история — реальная история — о штурмовике, атакованном четырьмя истребителями Люфтваффе. Ситуация была — просто конфетка. Одинокий русский самолёт был перехвачен четырьмя истребителями, вооружёнными пулемётами и пушками. Первый истребитель пристроился за «летающим танком» и высадил по русскому весь боезапас. Без какого-либо видимого эффекта. Один за другим остальные три истребителя сделали то же самое, но русский продолжал лететь своим курсом.

Ошарашенный немецкий пилот связался по радио с остальными, спрашивая, как этот русский ещё может держаться в воздухе. Последовал классический ответ: «Господин полковник, ежа в задницу не укусишь».

Через два дня после начала наступления для штурмовиков Ил-2 настанет их звёздный час в этой войне, когда несколько эскадрилий, атакуя части 9-й танковой дивизии, уничтожат семьдесят немецких танков за двадцать минут.

Немецкий план обеспечения массированной воздушной поддержки первого удара операции «Цитадель» едва не закончился катастрофой. Дело решали минуты. Финал битвы снова в огромной степени зависел от влияния событий, произошедших вне театра операции.

Готовясь к старту самолётов с пяти аэродромов под Харьковом, немецкие ВВС держали пилотов и экипажи в готовности номер один, начиная с полуночи. Разумеется, никаких проблем, досаждающих ВВС зимой, вроде холодных двигателей или других головных болей, не было. Даже погода способствовала немцам. Угроза ураганных ветров в районе Харькова сошла на нет, и метеорологи обещали, что ясная погода на рассвете поможет немецким планам.

Всё было готово, и экипажи ждали только сигнала занять свои места и запустить моторы. Немцы планировали поднять бомбардировщики первыми; они сформируют строй и затем встретятся с истребителями сопровождения, которые поднимутся в воздух в последний момент.

Истребительное сопровождение считалось критически важным. Немцы всё ещё верили, что точное время начала наступления «Цитадель» остаётся секретом, который неизвестен русским. В последние несколько дней немцы демонстрировали серьёзную активность в воздухе, чтобы, в частности, дать русским привыкнуть к частым ударам как к обычной подготовке к наступлению. Но командующие Люфтваффе были уверены, что мощный удар по русским позициям будет достаточно неожиданным, чтобы пройти без серьёзного противодействия. Если всё пойдёт согласно планам, они также поймают большую часть русских бомбардировщиков и истребителей на аэродромах при подготовке к взлёту. Русские упорствовали в неприятии ночных полётов, и немцы чувствовали, что всё идёт к тому, что мощный удар уничтожит значительную часть красных ВВС на земле.

Экипажи уже садились в свои самолёты, когда в штаб VIII авиакорпуса в Микояновке по радио пришёл тревожный сигнал с командного пункта генерала Ганса Зейдеманна. Было зафиксировано внезапное и резкое увеличение радиообмена на стороне русских. Обмен между советскими авиаполками вырос более чем в три раза: чёткий показатель того, что русские готовятся предпринять крупную авиационную операцию. Истребительным частям было приказано приготовиться к экстренному взлёту, и через короткое время новые сообщения всколыхнули штаб Зейдеманна.

Радарная станция «Фрея», расположенная в районе Харькова, засекла сотни русских самолётов — уже в воздухе и уже на прямом курсе, ведущем к скученным около Харькова аэродромам. Немцы потребовали подтверждения доклада — если это верно, то русские были полностью осведомлены о времени начала немцами наступления, и они собирались сделать с Люфтваффе ровно то же, что немцы планировали в отношении них, — уничтожить противника на земле, прежде чем он поднимется в воздух.

Аэродромы Харькова были особенно уязвимы к такому удару. Каждый свободный клочок был занят истребителями и бомбардировщиками, это были настоящие пороховые бочки, набитые огромными запасами снарядов, бомб и топлива. Даже если немецкие бомбардировщики немедленно начнут взлёт, пройдёт слишком много времени, прежде чем они поднимутся в воздух, и русские истребители будут иметь отличную возможность атаковать их. Самолёты стояли так плотно, что русским было невозможно промахнуться по такой цели.

Бомбардировщикам был отдан приказ: оставаться на своих местах. Назначенное время взлёта прошло, и с минуты на минуту экипажи ожидали разрешения на вылет.

Тем временем истребители уже выруливали на взлёт. Пилоты в Микояновке ждали около своих самолётов, по первому сигналу тревоги они забрались в кабины, в то время как механики запускали моторы. Истребительная группа 52[21] с рёвом взлетала в небо, отчаянно набирая высоту, стремясь перехватить русских на максимальной дистанции, прежде чем они прорвутся к харьковским аэродромам.

Затем в действие вступила 3-я истребительная группа. Бомбардировщики ожидали сигнала выруливать на взлётную полосу, с работающими моторами, когда они получили приказ оставаться на месте. Истребители третьей группы пробирались между их рядами, лихорадочно маневрируя, чтобы избежать столкновения, взлетая без разрешения контрольной вышки. Как писал Кейс Беккер, «в эти минуты операция „Цитадель“ могла бы быть обречена, ещё не начавшись. Поскольку без мощной и постоянной воздушной поддержки битва не могла бы быть выиграна».

Немецкие истребители взлетали со всех направлений, игнорируя ветер, прямо с рулёжных дорожек — всё для того, чтобы взлететь и набрать высоту. Небо над Микояновкой заполнилось гулом, и немецкое командование могло наблюдать идущую прямо над головой массу русских самолётов, рвущуюся к Харькову.

Но задолго до того, как эта масса достигла своей цели, «Фокке-Вульфы» и «Мессершмитты» прорезали её, как волки прорезают овечье стадо. Две полных группы немецких истребителей сошлись с четырьмя сотнями русских бомбардировщиков, истребителей и штурмовиков, и началась одна из самых больших и самых жестоких воздушных битв на русском фронте.

Генерал Зейдеманн, наблюдавший за этой гигантской каруселью, вспоминал этот воздушный бой, как «…редкостное зрелище. По всему небу самолёты горели и взрывались. Почти мгновенно 120 самолётов было сбито. Наши потери были настолько незначительны, что можно говорить о тотальной победе, следствием её было полное господство в воздухе в секторе VIII авиакорпуса».

Читатель может усомниться в цифре 120 русских самолётов, сбитых за такое короткое время. Но то, что немецкие истребители своим перехватом достигли успеха, было правдой. Они атаковали русские бомбардировщики на всём пути к Харькову, не отцепляясь от них даже в зоне собственной ПВО, продолжали атаки и сделали всё, чтобы разрушить строй русских. По всем показателям они добились своей цели. Бомбы сбрасывались где попало, и не может быть сомнений, что попытка нанести мощный удар по немецким бомбардировщикам на их аэродромах была ими провалена. Через несколько минут после запланированного времени немецкие бомбардировщики начали выруливать на взлётные полосы, чтобы взлететь и нанести свой удар. Немецкие истребители садились, заправлялись, пополняли боекомплект и снова взлетали на прикрытие идущих на свои цели бомбардировщиков.

Многие детали воздушных боёв на всём протяжении долгой битвы под Курском потеряны в потоках оглушающей болтовни. Но ясно, что русские продолжали использовать свой шаблон, применяя авиацию как дополнение к артиллерии для непосредственной поддержки своих войск.

Что представляется новшеством в тактике применения авиации, так это то, что русские собирали огромные группы штурмовиков для массированной атаки немецких танковых и механизированных частей, когда их уничтожение требовалось для спасения советских наземных сил.

Гитлеровцам крайне нужны были дополнительные самолёты, и особенно они нуждались в истребителях танков, которые они развили до предельно возможной степени эффективности. Старая добрая «Штука» всё ещё применялась в больших количествах, и она применялась оправдавшим себя способом, действуя, как летающий клин непосредственно перед наступающими немецкими танками. С передовых аэродромов, выдвинутых к линии фронта, немцы могли обеспечивать шесть вылетов в сутки на самолёт и пилота. Применяя бомбардировочную карусель — одна группа бомбит цель, вторая идёт домой, третья взлетает, — они делали всё для того, чтобы всегда держать свои самолёты над полем боя.

Русские делали примерно то же, хотя, кажется, красные ВВС действовали по принципу «возьмём всё, что летает, и пошлём в бой» — неважно, насколько устали пилоты и насколько изношена материальная часть. Русские использовали авиацию точно так же, как они использовали артиллерию или пехоту на земле: пошлём всё, способное взлететь, на врага, а когда авиация необходима для немедленной помощи войскам в опасной тактической ситуации, сделаем всё, чтобы смешать немцев с землёй, невзирая на действия немецких истребителей и, следовательно, на потери.

Для немцев Курск стал первой возможностью для широкомасштабного использования их воздушных охотников за танками, и они сделали всё, что могли, благо целей в гигантском столкновении брони было предостаточно. На четвёртый день наступления южная часть германских клещей, стремящихся сомкнуться вокруг Курского выступа, продвинулась на двадцать пять миль к северу от исходных позиций. Продвижение было в своём роде небезопасным, восточный фланг Четвёртой танковой армии был опасно оголён.

Местность была прямо-таки создана для русского контрудара — раскиданные там и сям рощи давали частям Красной Армии отличное укрытие, так что, при серьёзном общем превосходстве немцев, всё ещё избегали танкового удара. К тому же немцы понесли настолько серьёзные потери в танках, что были не в состоянии обеспечить свой фланг, все танки были связаны жестокими боями. Армия обратилась к Люфтваффе за постоянной воздушной разведкой, рассчитывая на немедленное извещение об опасности и затем и на парирование угрозы, когда авиаразведка выявит её характер.

Рано утром 8 июля худшие страхи немцев стали явью. На полностью обнажённом, не прикрытом никакими войсками фланге немецкие самолёты обнаружили массу русских танков, с мощной поддержкой пехоты, пробирающуюся через густые леса. Первым русских заметил капитан Бруно Мейер, ведущий звена «Хеншелей» Hs-129, охотников за танками.

Сделанный по радио доклад Мейера вызвал немалое беспокойство у командования Четвёртой танковой армии: по мере того как он продолжал кружить над лесами, обнаруживались новые и новые танки, пока он не смог насчитать как минимум сорок подвижных крепостей, сопровождаемых «плотными колоннами пехоты, как на средневековом батальном полотне».

Это было критическим испытанием надежд немцев на их новые авиационные средства борьбы с танками. Это были не бомбы, а 30-мм пушки с большой начальной скоростью снаряда, созданные специально для этой цели. Мейер приказал всем «Хеншелям» из Микояновки — четыре эскадрильи по шестнадцать самолётов каждая — одновременно идти на взлёт для атаки.

Через пятнадцать минут русские войска попали под огонь первой эскадрильи. Немецкие пилоты пикировали с высоты в строгом порядке. Не было и тени русских истребителей — единственной реальной угрозы. Так долго укрывавшиеся в густых лесах русские предпочли бросить свои истребители в бой, а не отправлять на обычное воздушное патрулирование.

Это была идеальная ситуация, о которой немцы не могли и мечтать. Тяжело бронированные «Хеншели», игнорируя направленный на них огонь пехоты и танковых пулемётов, атаковали со всех сторон, всаживая снаряды своих пушек в мишени. Каждый проход самолёта означал четыре или пять попаданий в русский танк, и каждый самолёт, завершив атаку, разворачивался и атаковал снова.

Через секунды после первой атаки первый танк загорелся, и Мейер сообщил по радио, что за первые пять минут, прошедших с начала атаки, загорелось как минимум шесть танков и что русская бронетанковая бригада смешала свои порядки. Мейер передал по радио: истребителям — атаковать пехоту, тогда как «Хеншели» продолжали атаковать танки.

Прежде чем прошли ещё двадцать минут, истребители «Фокке-Вульф» FW-190 проредили скученную пехоту, нанося удары осколочными бомбами и затем делая повторные штурмовые заходы, стреляя из четырёх 20-мм пушек и двух тяжелых пулемётов каждый. Точных цифр уничтоженных русских танков не приводится, но Мейер сообщил своему командованию, что местность «была усеяна подбитыми и горящими танками» Более того, он доложил, что уцелевшие танки бригады, с рассредоточившейся между ними пехотой, отступили назад под прикрытие густого леса. Внезапная угроза флангу Четвёртой танковой армии была сочтена ликвидированной.

В более общем масштабе, однако, роль воздушной поддержки, как оказалось, была сведена к вторичному фактору в общей картине битвы. Русские были убеждены в том, что сражения такого рода подразумевают тяжёлые потери, и не очень важно, были ли эти потери причинены германской авиацией или же танками и орудиями сухопутных сил. Если бы с одной или обеих сторон участвовало больше самолётов, воздушная поддержка рассматривалась бы в приложении к передвижению огромных армий, вцепившихся друг в друга, более явно. Но, согласно образу мыслей Жукова, самолёт не был королём битвы, именно танк, а не самолёт решал, каков будет итог под Курском.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ФРОНТ

Массовое сражение под Курском разворачивалось на двух отдельных удалённых фронтах с утра 5 июля. На севере это был Центральный фронт под командованием Рокоссовского, на юге — Воронежский фронт под командованием Ватутина. Хотя каждый из этих фронтов не может рассматриваться отдельно от всей Курской битвы, ясно, что жестокие бои на каждом из них были отдельными большими наступлениями и что эти два наступления объединятся в одно, только если немцам удастся сомкнуть свои клещи, чтобы отрезать так необходимый им Курск.

Вскоре после 00.30 утра 5 июля немцы выдвинулись со своих оборонительных линий к русским позициям, чтобы начать операцию «Цитадель». На участке Тринадцатой армии немцы наносили главный удар тремя танковыми и пятью пехотными дивизиями в первой линии наступления. На острие копья находились немецкие танки и поддерживающая их мотопехота. Пока танки и пехота медленно продвигались навстречу шквальному огню русской обороны, немцы расширяли линию наступления. Они построили свои силы (9, 18 и 20-ю танковые дивизии, 6, 78, 86, 216 и 292-ю пехотные дивизии) с расчётом ударить не только по русской Тринадцатой армии, но и по соседним флангам Сорок восьмой и Семнадцатой армий.

Немцы сконцентрировали свои войска на фронте в двадцать восемь миль и, как Жуков и его штаб впоследствии выяснили, гром и ярость наступления на самом деле были отвлекающим манёвром, призванным отвлечь внимание русских от главного удара Вермахта — мощного наступления Девятой армии против Воронежского фронта Ватутина на юге. Это было, конечно, неважно в тот момент для Рокоссовского, поскольку наступление на его участке было существенной и мощной угрозой, и оно явно обладало достаточной мощью, чтобы прорвать его оборонительные рубежи.

В течение тридцати минут или около того русские полностью приготовились к встрече бронированных клиньев немцев, пытающихся прорваться через их позиции. Во главе ударных сил находились две мощные группы, образованные из наиболее опытных танковых и мотопехотных частей фронта. Каждая группа насчитывала приблизительно от сорока до пятидесяти танков, поддерживаемых пехотой.

Солнце взошло над картиной ужасающего разрушения, когда русские встретили атакующих жутким шквалом огня. Тяжёлая артиллерия стреляла прямой наводкой по остриям германских клиньев, кроме того, русские открыли яростный огонь из миномётов, орудий меньших калибров, 76,2-мм пушек опорных пунктов, совершали свои ужасающие огневые налёты ракетные установки «Катюша». Над головами русские истребители и противотанковые штурмовики летели над самыми верхушками деревьев, атакуя немецкие танки и более уязвимую пехоту. Плотная завеса огня почти сразу подожгла траву и поля, уничтожала хутора и деревеньки. Огонь и дым, разносившиеся по полю боя утренним ветром, быстро смешались с густыми столбами дыма от горящих танков. Казалось, горит сама земля, когда взрывы снарядов выбрасывали её тысячами фонтанов, перемешивая её в воздухе с сажей и обломками.

Чего бы немцы ни ожидали, они получили от обороны русских больше, чем могли представить. Опорные пункты сами по себе были не подарком, но русские ещё и прикрыли каждую группу противотанковых пушек плотной обороной. Немцы представляли, что следует ожидать русских мин, но они обнаружили, что земля буквально засеяна тысячами смертельных зарядов. Конечно, сапёры и инженеры помогали танкам пробираться через минные поля, но немцы не догадывались, что самые удобные проходы через минные поля, где мин было не так много, были теми самыми местами, где русские и ожидали немецкие танки.

Сапёры расчистили путь, и танки пошли по коридорам, которые находились под постоянным прицелом русских артиллеристов. Как только танк попадал в сектор обстрела русского опорного пункта, русские давали яростный залп не менее чем из десяти пушек. Даже толстая броня «тифа» не могла противостоять 76,2-мм русскому снаряду с высокой начальной скоростью на дистанции прямого выстрела. А когда танк попадал в один из коридоров, он попадал под обстрел сразу нескольких опорных пунктов. Всюду, где это было возможно, русские провели пристрелку тяжёлой артиллерией, и танк не имел никаких шансов против такой большой массы огня и взрывчатки.

Прежде чем танки продвинулись на милю, большое число бронированных машин пало жертвой мощных мин и было обездвижено. Танк со сброшенной гусеницей или вставший из-за повреждений, конечно, почти всегда может быть возвращён в бой снова, особенно если его быстро эвакуировать из-под ведущегося русскими разрушительного огня. Но немцы слишком буквально соблюдали приказы, которые рвущиеся вперёд части получили перед началом операции «Цитадель»:

На Курской дуге этот приказ, возможно, привёл к гибели многих танковых экипажей. Русские орудия были установлены с такой концентрацией сил, что любой повреждённый танк, не эвакуированный с поля боя другим танком, немедленно становился объектом тяжёлого концентрированного обстрела.

Танки, разумеется, были готовы к уничтожению орудийных позиций, мешающих их продвижению. Но это оказалось невозможным из-за количества и размещения опорных пунктов, а также из-за принятых русскими специальных мер. Каждый опорный пункт, не беря в учёт личное оружие расчётов, был расположен так, что он прикрывался перекрёстным огнём миномётов и пулемётов. Когда танки останавливались пушками опорного пункта, немецкая пехота получала приказ выдвинуться вперёд и уничтожить орудия. Но никто не мог обнаружить позиции пулемётов и миномётов, оборонявших опорный пункт. Русские издали строгий приказ — пулемётчики и миномётчики должны были открывать огонь только по нацистским пехотинцам, атакующим тот опорный пункт, который они должны были прикрывать. Результатом был хаос среди атакующих. Опорные пункты разрывали на части танки, а поддерживающая их пехота разрывалась на куски беглым огнём со всех сторон, с хорошо окопанных и защищённых от ответного огня позиций.

По мере ожесточения битвы, когда большие потери замедлили немецкое наступление, русские применили ещё один неприятный сюрприз, один из тех, что хорошо соответствует духу русского солдата. Между минными полями земля была исчерчена глубокими зигзагообразными траншеями, через которые танки, следующие за расчищающими минные поля сапёрами, спокойно проходили.

После того как танки проходили, специальные отряды отчаянных русских, бойцов противотанковых отделений, вставали из глубоких узких траншей за немецкими танками с фанатичным рвением, вызывая растерянность у врага, ошеломлённого обнаружением советских солдат за собой, в самой гуще боя.

Будучи полностью убеждёнными в неизбежности столкновения с угрозой частых минных полей, немцы заготовили контрмеры. Тяжёлые танки толкали впереди себя катки, создающие сильное давление на грунт, чтобы привести в действие детонаторы мин. Они также применили одно из самых странных порождений войны — маленькую, лишённую экипажа танкетку, дистанционно управляемую по радио, которая рвалась через минные поля, пока её собственный заряд не взрывался по команде оператора. Миниатюрные железные жуки, парадоксально названные «Голиафами», сновали впереди танков, но в результате их эффект, на фоне разрушительного русского огня, оказался пренебрежимо малым.

Постепенно, но необратимо, нацистское наступление начало выдыхаться. Русская тактика применения мощного миномётного и пулемётного огня по пехоте, в то время как опорные пункты разбирались с танками — и всё это при поддержке волн летящих на бреющем самолётов, — отлично оправдалась. Немецкие пехотинцы обнаруживали, что они отрезаны от танков. Сами танки уничтожались шквальным перекрёстным огнём опорных пунктов, и наступление захлебнулось. Под ужасающим кинжальным огнём немцы отступили на исходные позиции.

В 07.30 того же утра Вермахт, перегруппировавшись и придя к выводу, что оборона русских оказалась намного мощнее, чем ожидалось, снова начал наступление с тех же позиций. На этот раз немцы обрушились на левый фланг Тринадцатой армии, предварив новую волну наступления интенсивным артиллерийским обстрелом, продолжавшимся час. Танки и части поддержки двигались под прикрытием огненного вала, выжидая момента, когда обстрел завершится к 08:30 утра. Теперь главные ударные силы неотвратимо надвигались на русские оборонительные рубежи, на это раз много большей мощью, чем в первой попытке несколькими часами ранее.

Во главе двигались мощные «Тигры», а чтобы придать взламывающим оборону русских клиньям запредельную мощь, им были приданы специальные подразделения гигантских самоходных орудий «Фердинанд», весом около семидесяти тонн, защищённых 200-мм бронёй. «Тигры» и «Фердинанды» стремительно сокрушали оборону 15-й и 8-й дивизий Тринадцатой армии, но они были только наконечником массивной стрелы, пущенной Вермахтом из гигантского лука. За тяжёлыми немецкими танками следовали сотни средних танков Pz IV, во взаимодействии с бронетранспортёрами, набитыми ударными частями пехоты. Это была германская мощь во всём сиянии того самого блицкрига, о котором у русских остались столь тяжёлые воспоминания.

Как только русские полностью осознали масштаб наступления немцев, они бросили для отражения немецкой атаки все возможные силы. Шестнадцатая воздушная армия сконцентрировала на участке боя все свои самолёты, так что над полем боя постоянно находилось несколько сот истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. Генерал Хорст Гроссман (6-я пехотная дивизия), отметил: «Русские использовали авиацию в таких количествах, которые мы еще не встречали на востоке».

Но немцы всё ещё пребывали в полной уверенности, что их могучие клинья пробьют русскую оборону, особенно это касалось девяноста «Фердинандов» XLVII танкового корпуса. Даже с дистанции прямого выстрела русские 76,2-мм снаряды бессильно отскакивали от их толстой брони, и они в своём продвижении, казалось, почти не обращали внимания на мины, которые останавливали другие танки, разрывая их гусеницы. Тем временем, результаты боя «Фердинандов» против русской обороны подкреплял немецкие надежды. Танки Т-34 оказались беспомощными против гигантских «Фердинандов». На близких дистанциях яростной битвы пушки «Фердинандов» с их высокой настильностью траектории и огромной начальной скоростью снаряда разносили в клочья один русский танк за другим. Даже опорные пункты не могли ничего сделать с германскими монстрами.

Совместные действия гигантского клина «Тигров» и «Фердинандов» стали тем топором, который смог врубиться в русский оборонительный рубеж. Русские пушки не смогли ничего противопоставить этой силе, и немецкая пехота следовала за этой дубинкой, показавшей такую эффективность.

Теперь они уже были в глубине оборонительных порядков, и взаимоувязанная система опорных пунктов, прикрытых пулемётными гнёздами и позициями миномётов, начала нести ужасающие потери от огня немецких войск. Шаг за шагом пехота отрывалась от танков, по мере того, как русские артиллеристы, смирившись с неизбежным, переносили огонь с «Фердинандов» на средние танки, прореживая их ряды шквалом огня.

«Фердинанды» продолжали движение, неуязвимые и смертоносные, пока не вклинились в позиции русской пехоты, укрывавшейся в глубоких траншеях и подземных блиндажах. Русская пехота, опытная, фанатичная, исполненная ненависти, увидела, что «Фердинанды» оторвались от более лёгких танков — и теперь остались абсолютно беззащитными против простого солдата, который мог приблизиться к ним сбоку или сзади.

Именно русский солдат в гуще битвы подписал приговор могучим «Фердинандам». Группы истребителей танков выскочили из своих траншей и яростно рванулись к гигантским самоходным пушкам. Русские пехотинцы со своим громогласным «Ура!» начали карабкаться на сотрясающие землю «Фердинанды». Закрепившись на них, они засовывали стволы огнемётов в вентиляционные отверстия германских чудищ. Один длинный язык пламени — и «Фердинанд» был готов, его экипаж погибал от шока, обожжённый пламенем, или сгорал заживо. Тот, кому удавалось вылезти через открытые люки, разрывался на куски огнём множества направленных на него стволов.

Гудериан предупреждал об опасности боевого применения этого оружия — «Фердинандов» и «Тигров» Порше без оснащения их пулемётами. Он вынес свой вердикт относительно боя «Фердинандов» с Тринадцатой армией:

Русские не упустили возможность запечатать все прорывы, которых немцы смогли достичь на участке обороны Тринадцатой армии. Сапёрные части в первый день боёв прямо в гуще схватки, под дулами яростно рвущихся вперёд немецких пушек, установили на участке Тринадцатой армии ещё шесть тысяч мин. Эффективность минных полей настолько превзошла ожидания, что русские насчитали свыше сотни немецких танков и самоходных орудий, тяжело повреждённых или уничтоженных подрывами за первый же день боёв. Другим существенным эффектом минных полей, помимо прямого ущерба, который они наносили германским танкам, было то, что они направляли танки под огонь опорных пунктов. На протяжении всего дня командиры танков предпочитали двигаться по расчищенным от мин проходам, стесняя себя в манёвре и ещё больше увеличивая свою уязвимость от опорных пунктов, тяжёлой артиллерии и команд охотников за танками, скрывающихся в своих щелях по всему полю боя.

Позже, в тот же день, явно смиряясь с любыми потерями, которые были бы необходимы для прорыва русских позиций, Вермахт под командованием Моделя продолжил наступление массами своих танков. Поскольку медленное продвижение запиналось на каждом шагу, Модель затребовал максимальную воздушную поддержку для противодействия русским самолётам над полем боя, оттеснения их от атакующих немецких сил, а также для помощи в пробивании брешей в русских позициях. Именно эти воздушные удары, 5 июля и на следующий день, заставили Жукова признать, что «оба дня немецкая авиация сеяла опустошение».

Немецкий успех измерялся в медленном, запинающемся продвижении, за которое приходилось платить ужасными потерями в людях и технике. Вермахт провёл пять отдельных крупных атак на советские оборонительные позиции, но достижения нацистов были почти неразличимы до самого конца дня, когда они бросили в атаку все свои танки. При этом Модель не получил удовлетворения. Русские 15-я и 18-я дивизии оставили первую линию своей обороны, но только чтобы отойти назад ко второму, ещё более укреплённому рубежу всего в трёх-пяти милях южнее первой линии. Двигаясь к русскому городку Гнилец, немцы отбросили две русские дивизии, но обнаружили, что дальше чем на три мили продвинуться они не в состоянии.

Ещё одна массированная атака была предпринята против трёх дивизий на стыке Тринадцатой и Сорок восьмой армий, в яростной попытке Вермахта прорваться к Малоархангельску. Немцы достигли первоначального успеха в штурме русских позиций при массированной артиллерийской и авиационной поддержке. Но русские немедленно контратаковали и обрушились на изнурённых захватчиков. Вечером немцы были выбиты с захваченных ими на короткое время позиций на участке русской обороны, и эта территория не могла считаться взятой.

Ночью нацисты отчаянно пытались привести себя в порядок. Потери были настолько тяжёлыми, что было приказано эвакуировать все немецкие танки, самоходные орудия и другое вооружение для ремонта и возвращения в войска. Проще сказать, чем сделать. Немцы столкнулись с совершенно новыми русскими солдатами, и те использовали ночь для боевых действий такой ожесточённости, которая ранее не отмечалась на Восточном фронте.

Чтобы перегруппироваться, немцы должны были использовать захваченные днём территории, но темнота показала, что этот захват сопровождался некоторыми специфическими опасностями. Многие передовые танковые подразделения были теперь отрезаны от основных немецких войск. Маленьким группкам «Тигров» удалось вклиниться далеко в глубину русской обороны, где они не имели поддержки пехоты, в которой они отчаянно нуждались для защиты от русских сапёров, подбиравшихся к такой лакомой добыче.

Единственным способом для немцев воспользоваться скудными плодами дня 5 июля было подвести вперёд под покровом темноты пехоту; вся ночь прошла в этом движении, но не без тяжёлых потерь. Захваченная территория стала смертельной «ничейной землёй», полной русских патрулей, охотившихся на немцев, пытающихся пробиться к своим опасно отрезанным танкам. Пулемёты, винтовки и гранаты рвали ночь, и в огромном количестве траншей две вражеских армии сходились в смертельной схватке под неверным светом и косыми тенями осветительных ракет.

Немецким сапёрам было указано, что минные поля должны были быть обезврежены любой ценой для того, чтобы танковые части могли продвинуться и вырвать у русских победу. Здесь тоже проявился индивидуальный характер русского солдата, поскольку поле боя было полно снайперов, которые появлялись из своих берлог ровно на столько, сколько нужно было, чтобы расстрелять команду разминирования, а затем появиться ещё где-нибудь, перемещаясь по так хорошо знакомым им траншеям.

Рассвет застал первую линию обороны, надёжно захваченную немцами, но это было достигнуто ценой ужасных потерь, понесённых долгой, наполненной боями ночью. Цена для немцев была явно слишком высокой, учитывая то, что ждало их следующим днём.

Длинные и тщательные приготовления русских к битве теперь приносили им особую выгоду. Рокоссовский и его штаб предполагали, что они будут выбиты с первой линии обороны. Каждая пушка второй линии имела точные данные для стрельбы на случай, если эти позиции будут заняты противником. В дополнение русские нашли способ восполнить потери в орудиях, которые они понесли на занятых немцами территориях. В течение ночи они собрали сотни танков и вкопали большинство из них в грунт, защищая корпус толщей земли и оставляя сверху только башню, выступающую в роли импровизированной противотанковой артиллерии.

Немецкие атаки, возобновившиеся утром 6 июля, проходили под столь же яростным огнём, как и днём ранее. И немцы обнаружили, что русские солдаты бьются столь же ожесточённо, как и в первый день наступления. Там, где немцы врывались на позиции русских, они часто сражались до последнего человека. Жуков лично отметил один из примеров храбрости русских солдат: «Батарея под командованием капитана Г. И. Игишева отбила мощную атаку и уничтожила девятнадцать немецких танков в течение одного дня. Весь личный состав батареи героически погиб в бою, но не позволил фашистам пройти».

К концу второго дня наступления на Центральном фронте немцы добились общего продвижения на шесть миль. Это продвижение было достигнуто на фронте всего в двадцать миль, и войска Моделя заплатили десятью тысячами убитых и ещё пятнадцатью тысячами раненых и пропавших без вести.

Серьёзное продвижение вынудило немцев заплатить, но Вермахт обнаружил, что взятие этой территории не снизило нарастания потерь. Местность, по которой продвигался Вермахт, была как будто специально создана для обороны, и по мере того, как немецкие солдаты зачищали рощи и перелески, деревни, посёлки и холмы, они попадали под огонь отчаянных одиночек, которые появлялись, казалось, буквально отовсюду.

Ночью 6 июля положение немцев, несмотря на достигнутый ими прогресс, было незавидным. Двадцать пять тысяч человек, заменить которых было некем, выбыли из рядов войск под командованием Моделя. Как минимум двести танков и самоходных орудий были уничтожены яростным перекрёстным огнём русских — и замены им тоже не было. Вермахт израсходовал огромное количество боеприпасов, и Девятая армия имела настолько малое их количество, что Модель обратился с личным запросом к Цейтцлеру в ОКХ (главнокомандование армии) о выделении 100 000 снарядов для танков и другого тяжёлого вооружения.

К ужасу немецкого командования, русские продолжали ставить мины на всех направлениях и, что особенно их нервировало, в тылу немецких танковых клиньев, вонзившихся в оборону русских. Это означало, что войска поддержки, двигающиеся за танковыми клиньями, должны были сами выполнять утомительную и пожирающую время работу по расчистке пути через минные поля, тогда как они отчаянно нужны были на передовой.

Модель испытывал мало радости от того факта, что остриё его клина удалось вбить в русский рубеж обороны. Самое серьёзное продвижение его танков было намертво остановлено в холмистой местности к северу от Ольховатки.

Модель получил сообщения авиаразведки, что русские перебрасывают с востока крупные бронетанковые подкрепления. Затем он получил подтверждение, что крупные колонны русских движутся на запад, к югу от Малоархангельска, на Ольховатку и Поныри.

«Потерпев неудачу в достижении решительного успеха в центре и на левом фланге 13-й армии, — писал Рокоссовский, — противник перенёс свои основные усилия к деревне и железнодорожной станции Поныри, которая, в создавшейся ситуации, имела серьёзное оперативно-тактическое значение. Удерживая Поныри, наши войска могли нанести фланговый удар по противнику, продвигающемуся на Малоархангельск и Ольховатку, а также удерживать в своих руках железную дорогу Орёл — Курск».

На рассвете 7 июля Модель бросил свои силы на Поныри. Именно в их окрестности, вдоль изломанной линии от Малоархангельска до Никольского, и особенно между Понырями и Молотычами в течение следующих четырёх дней немцы полностью выдохлись.

Атака, проведённая с той яростью, которая характерна для людей, знающих, что они либо победят, либо увидят крах всех своих долговременных планов, превратила местность вокруг в огненный ад. Рокоссовский использовал свои вкопанные в землю танки для препятствия продвижению средних и тяжёлых танков немцев. Его приказы прямо запрещали прямое открытое столкновение русских танков с тяжёлыми немецкими машинами и предписывали атаковать вместо них пехоту и более лёгкие танки.

В течение нескольких часов густой дым покрыл небеса, затмил солнце, по мере того как загорались окрестные поля. Какой бы ни была ярость танковых атак до сих пор, она померкла в сравнении с этим моментом, когда две враждебные друг другу танковые армады маневрировали и подобно молотам атаковали друг друга. Массированный орудийный огонь перемежался рукопашными схватками между немцами и русскими. Русские окопались на обеих сторонах господствующих высот. Местность внизу была превращена в простреливаемый со всех направлений лабиринт траншей, блиндажей и «лисьих нор».

Чтобы пробить себе путь через ужасающий перекрёстный огонь русских, немцы прибегли к тактике «людских волн», одна цепь за другой рвалась навстречу ревущему грому русских орудий, вою ракет и непрерывному треску винтовочных выстрелов. Лучшие части, которые были у Вермахта в этом районе, атаковали ложбину между холмов сначала с запада, потом с востока, но вне зависимости от направления удара их встречал подавляющий огонь обороны, который, казалось, не прекращался ни на мгновение.

Потери, понесённые немцами, были достаточными для того, чтобы отбросить любую армию, и это было доблестью немцев — что признавали обе стороны, — что они продолжали драться с редкой отвагой и самоотверженностью. Один из полков в первый же час потерял убитыми и раненными всех офицеров. Батальоны сокращались до рот, но они продолжали сражаться, пока не сводились до уровня взводов.

В этой жестокой схватке жертвы и подвиги большинства участников были забыты, стёрты из памяти или даже не замечены на фоне ужасных понесённых потерь, и те подвиги выживших, которые стали известны, конечно, дают представление о намного большем количестве людей, погибших в бою.

История 2-й батареи 540-го лёгкого артиллерийского полка РГК русских даёт нам образец храбрости и отваги в бою, проявившихся в этом страшном сражении. Вторая батарея занимала позиции на прямой наводке к северу от Понырей. Одним из орудийных расчётов командовал старшина К. Седов; Седову и его расчёту предстояло проявить себя выдающимся образом даже на фоне массового героизма.

Расчёт Седова следил за продвижением тяжёлых танков Вермахта и не открывал огня до тех пор, пока немцы не приблизились к их позиции на каких-то двести метров. Они открыли огонь и прямым попаданием поразили головной танк, пробив его броню. Танк загорелся. Второй танк взорвался сразу же после этого, и прежде чем немцы ответили сильным и точным огнём, были подбиты ещё несколько танков.

Бой между батареей Седова и остановленными ею немецкими танками длился несколько часов. Артиллеристы один за другим гибли у своих противотанковых пушек. Их сменяли другие, пока не осталось только несколько человек, собравшихся у орудий. Краска на стволе орудия Седова сгорела. Раненые солдаты перевязывали с помощью товарищей свои раны и возвращались в бой. Бой выдыхался, и именно Седов и его товарищи выдержали его. Прежде чем немцы отползли назад, согласно официальным данным, одно-единственное орудие уничтожило восемь танков и до сотни солдат и офицеров атаковавшего противника.

Людские волны накатывались на ревущие русские орудия одна за другой. В один из моментов немцы бросили в долину около Понырей 150 танков и неизвестное, но огромное число бронетранспортёров для фланговой атаки на оборону русских. Обнаруженные авиаразведкой с истребителей немецкие войска сразу же поверглись удару тяжёлой артиллерией и атаке 120 штурмовиков и двухмоторных бомбардировщиков. Немцы с тяжёлыми потерями в беспорядке отступили назад.

Днём 7 июля Модель пришёл в отчаяние и вызвал тяжёлую авиационную поддержку. На этот раз немецкий налёт против окопанных танков и артиллерии был успешнее. Гитлеровские солдаты бежали за валом тяжёлых бомб, они рвались вперёд. Их ряды снова прореживались огнём, но наконец-то они добились успеха — два батальона пехоты при поддержке пятидесяти танков ворвались на северо-западную окраину Понырей. Но едва Модель заполучил свой первый реальный успех, захватив важный русский узел, как русские перешли в яростную контратаку, выбив силы немцев из города и уничтожив оба батальона.

Тьма медленно спускалась на поле боя, солнце в укутывающем мир дыму казалось не более чем призрачным диском. Модель знал, что не может останавливать давление, и послал в атаку ещё два пехотных полка и шестьдесят танков.

Свежие подкрепления пробили широкие бреши в порядках 307-й дивизии, которая медленно откатывалась под натиском немецкого наступления. Ночью, когда обе стороны прекратили атаки, русские согнали дезорганизованную 307-ю дивизию в один кулак, и с первыми лучами солнца провели контратаку, вышибив немцев с дорого доставшейся им территории и ликвидировав угрозу Понырям.

Тяжёлые танковые бои, начавшиеся 7 июля в районе Ольховатки, продолжались весь день и большую часть ночи 8 июля. Всё, что оставалось у немцев на этом участке — три сотни танков при мощной поддержке автоматчиков, — было брошено против 3-й противотанковой бригады к северо-западу от Ольховатки. Одна из батарей бригады под командованием капитана Г. И. Игишева уже была отмечена в приказе Жукова. Когда немцы откатились назад после жестокого боя, они не могли знать, что единственной оставшейся противостоящей им силой оставалось одно орудие и трое смертельно уставших израненных русских.

8 июля продемонстрировало ещё один пример отчаяния, с которым немцы бросались в атаку. Деревня Тёплое, на западном фланге участка боёв, стала сценой для яростной атаки, в которой участвовал последний бронетанковый резерв Моделя. Танки этого последнего резерва — 4-й танковой дивизии — пополненные танками 2-й и 20-й дивизий, совместно с мощной ударной группировкой мотопехоты, двинулись в атаку, которая «должна была завершиться успехом» благодаря мощному превосходству в огне и силах над уже ослабленной и измотанной обороной.

Рокоссовский выставил сильный резерв из числа предназначенных для наступления войск. Деревня Тёплое и холмы вокруг кишели русскими обороняющимися войсками, включавшими артиллерийскую и две стрелковые дивизии, две бригады танков и бригаду штурмовых орудий. Трижды немцы бросались на занимаемые советскими войсками господствующие высоты, и трижды русские контратаками выбивали их с политой кровью земли. Четвёртой атаки немцев не последовало; их наступление захлебнулось.

День 9 июля был последним днём, когда войска Моделя пытались хоть как-то атаковать яростно сражающихся русских. К 10 июля потери в танках оказались настолько тяжёлыми, а потери среди немецких солдат росли так быстро, что попытки Вермахта перейти в атаку рушились на глазах. В этот день никакого их продвижения на Центральном фронте зафиксировано не было.

Тем временем битва продолжалась, но её оборонительная фаза подходила к концу. Немцы захлебнулись, атакуя русские войска, подобных которым они не встречали ранее, а пружина мощного контрнаступления уже начала раскручивать свой механизм.

Но действительно титанические сражения, на которые немцы сделали главную ставку, разворачивались южнее, на Воронежском фронте.

ВОРОНЕЖСКИЙ ФРОНТ

Утром 5 июля дивизия «Великая Германия» обнаружила, что она столкнулась с серьёзной проблемой. Местность между Сырцевым и Завидовкой, где эта мощная немецкая дивизия должна была развернуть полномасштабное наступление на оборону Воронежского фронта, из-за прошедших ночью ливней превратилась в море грязи. Река, протекавшая между двух деревень, вышла из берегов, превратив ровную местность в огромное болото. Множество более мелких речек и ручейков превратились в быстрые водные потоки, пересекавшие трясину. В дополнение к этому рассвет застал немецкие дивизии плотно скучившимися на берегу этого болота — отличная цель для огромной массы русской артиллерии, которая была стянута под покровом темноты и которая только и ждала этого момента.

Спешно собранная артиллерия открыла огонь, проведя ужасающий налёт на порядки «Великой Германии», вынуждая людей и технику искать любое доступное укрытие. Темп и интенсивность огня увеличились, когда русские танки выкатились на вершины холмов на своей стороне водной преграды и выпустили по этому бардаку сотни стремительных снарядов.

Орудия Вермахта ответили на обстрел, и панические запросы к Люфтваффе вывели на сцену мощную авиационную поддержку. Истребители нацистов дрались с особенным ожесточением. Их главной целью были русские самолёты, атакующие инженеров «Великой Германии». Эта группа подвергалась постоянному обстрелу при своих безнадёжных попытках перебросить через вздувшийся от дождей поток мосты. Немцы были также стеснены постоянно взрывавшимися минами, и сапёрам с миноискателями была масса работы.

Если немецкая авиаподдержка в боях на Центральном фронте, примерно в сотне миль к северу, была сильной, то на Воронежском фронте она была почти всеподавляющей. То, чего немцам не хватало в артиллерии для ответа на обстрел русских орудий, они получили благодаря мощным бомбардировкам Люфтваффе.

Воздушное прикрытие было бы ещё более эффективным, если бы силы Вермахта не были бы так растянуты.

Сами русские решили предоставить артиллерии сражаться самостоятельно и использовать русские ударные противотанковые самолёты для той задачи, которая была их коньком — для атаки немецких танков, которые можно было найти в достаточном количестве и которые из-за дождя и грязи потеряли подвижность и стали отличными мишенями.

«Множество танков стали жертвой красных ВВС, — писал Меллентин позднее. — Во время этой битвы русские самолёты действовали с примечательной эффективностью, несмотря на германское превосходство в воздухе».

5 июля, второй день наступления сил Гота, был наполнен тяжёлыми потерями и разочарованиями в немецких рядах. Меллентин признал, что на занятой немцами 4 июля территории русские снайперы и группы истребителей танков «возникали из ниоткуда», и существенные силы из состава дивизии «Великая Германия» были отвлечены на борьбу с фанатичными русскими, которые представляли серьёзную угрозу дивизионным тылам. У инженеров дивизии ушло минимум 12 часов на строительство мостов через водные преграды и болота, тем временем наступила ночь, а немецкие войска всё ещё не могли начать по новым мостам переправу. Алексеевка и Лучанино, ближайшие цели наступления «Великой Германии», всё ещё были вне опасности.

На левом фланге «Великой Германии» 3-я танковая дивизия билась о твердокаменную оборону у Завидовки, но танковые части были остановлены. 3-я танковая сообщала о высокой плотности минных полей на участке операции, мины выводили из строя танки и бронированные машины почти везде. Бесценное время было потеряно на расчистку прохода в минных полях. Пока нацисты были заняты этой проблемой, русские, пользуясь, выгодами превышения местности на их стороне, крушили силы дивизии дальнобойной артиллерией, тогда как танки со склонов холмов своими снарядами производили опустошение в германских рядах.

Вместо того чтобы продвинуться, 5 июля 3-я танковая дивизия получала своё от русского обстрела и отражала яростные контратаки русских. И снова только Люфтваффе смогло достичь существенного успеха, когда самолёты нацистов нанесли яростный удар по русским артиллерийским позициям и атакующим танкам. Однако русские сосредоточили здесь такие запасы материальной части, что смогли перенести и этот удар.

После долгого, заполненного кровавыми боями промежутка времени, русские мало-помалу осознали, что войска Вермахта, собранные против них на Воронежском фронте, намного превосходят то, с чем столкнулся на Центральном фронте Рокоссовский. Гот планировал немедленный массированный удар по русским позициям, и он нанёс первоначальный удар приблизительно тысячей танков и тремястами пятьюдесятью самоходными орудиями — 300 бронированных монстров относились только к «Великой Германии» (которые, естественно, скучились, ожидая наведения мостов через реки и болота).

Если Гот видел, что часть его волны наступления остановлена в каком-нибудь районе, то у него было достаточно сил для того, чтобы надавить в других точках, чтобы достичь прорыва труднопреодолимой обороны русских. У него было пять танковых дивизий к северу от Белгорода и ещё три южнее этого города.

И, наконец, в центре дивизии СС Хауссера в битве такого накала ярости, который доступен лишь истинным арийцам, добились единственного бесспорного успеха немцев за этот день. К югу от Белгорода III танковый корпус зацепился за маленький, но жизненно важный плацдарм на берегу Донца. Всё, чего немцы смогли достичь за 5 и 6 июля, были три относительно маленьких прорыва. Ни один из них не простирался далее семи миль в глубину русских позиций, хотя Гот рассчитывал продвинуться на двадцать или более миль.

В ночь с 5 на 6 июля русские ввели в бой мощные подкрепления. Шестая гвардейская армия получила специализированные противотанковые части, Первая танковая армия развернулась за второй линией обороны, усилив и без того мощные оборонительные позиции. Стрелковые соединения Шестой гвардейской армии были сочтены опасно недовооружёнными тяжелой артиллерией, и несколько сот танков были выведены на позиции и окопаны по самую башню.

6 июля немцы начали прорыв. Люки закрыты, тяжёлые танки и самоходные орудия выдвинулись с защищённых исходных позиций и начали выдвижение по покрытым пшеницей полям. Радист танка «Тигр» писал:

Четвёртая танковая армия немцев 6 июля добилась уверенного продвижения к своей цели — Обояни, открывающей прямую дорогу на Курск. Для прикрытия увязшей в тяжёлых сражениях армии Люфтваффе совершило тысячу семьсот самолётовылетов на поддержку продвигающихся вперёд танков. Эффект в этой области был очевидным и стал весомым вкладом в успех Четвёртой танковой армии немцев, но его ценой были задержки в прикрытии других отчаянно нуждавшихся в нём сил. Воздушные операции по поддержке XLVIII танкового корпуса и II танкового корпуса СС были в высшей степени недостаточными, немецкие пилоты вынуждены были биться за свою собственную жизнь против всё растущих в количестве орд вездесущих советских истребителей.

Давление Вермахта, несмотря на интенсивное сопротивление русских, было основательным, и немцы продвигались к своей цели медленно, но неотвратимо. Советский офицер, наблюдавший движение немецких танков у Обояни, в пятидесяти милях южнее Курска, писал впоследствии:

Ситуация медленно, но неуклонно улучшалась для Вермахта, по мере того как танки подавляли оборону русских и расширяли прорыв на участке 67-й Гвардейской стрелковой дивизии, устремляясь к Обояни и форсируя Псёл. Танки СС Хауссера прорвались через оборону 52-й гвардейской стрелковой дивизии, готовясь к маршу в направлении Прохоровки. Ещё одна мощная сила пробивалась на Ржавец после форсирования Донца, но ожидания Гота относительно быстрого продвижения этой группы поблекли по мере того, как советское противодействие на этом направлении неожиданно усилилось.

Несмотря на это, Гот готовился максимально развить успех. Ему нужен был простор для его танков, чтобы они могли двигаться быстро и решительно, так что он сконцентрировался на прорыве, который давал ему выход на открытую местность к юго-востоку от Обояни. Там-то он и хотел применить всесокрушающий танковый клин, как он мечтал уже давно, и нанести мощный удар по русскому левому флангу и тылу. Если он добьётся успеха, если проведёт эту операцию с решительностью и быстротой, он вскроет русские оборонительные рубежи — и Курск более не будет недостижимо далёкой целью. Гот знал, что он обязан двигаться быстро, поскольку войска Моделя на севере увязли в фанатичном сопротивлении русских на Центральном фронте, и он не должен был ожидать оттуда помощи своему наступлению.

Гот не мог выбрать лучшего времени и места для своей рискованной ставки. В смертельной танковой битве под Обоянью его танки понесли серьёзные потери, но они нанесли могучий удар и по русским танковым войскам. Именно после этой схватки Ватутин приказал огромному числу оставшихся у него танков окопаться и действовать в качестве защищённой артиллерии, чтобы восполнить потери, понесённые при наступлении немецких войск. А согласно видению ситуации со стороны Гота, его Четвёртая танковая армия всё ещё была сокрушительным кулаком, насчитывающим шесть сотен «Тигров», «Пантер», Pz IV и самоходных орудий. С другой стороны, русским не хватало танков, которые они могли бы в большом числе выставить на поле битвы, и преимущество в мобильности перешло к Готу.

Русские, конечно, знали, что они должны ввести в бой свои танковые резервы, даже если это означает нарушение планов Жукова по нанесению мощного ответного удара в последний возможный момент. Если они не сделают этого, Гот будет иметь все шансы прорваться через Прохоровку, резко развернуть свои силы и рвануться через Обоянь к Курску.

Если его удастся остановить здесь и сейчас, то его продвижение превратится в марш по ужасной долине смерти, в которой будут навсегда похоронены надежды немцев на продолжение наступления. Поэтому Ватутин отдал войскам жёсткий приказ: «Немцы не должны прорваться к Обояни ни при каких обстоятельствах».

Он дополнил свой приказ мощным подкреплением в составе двух полков самоходных артиллерийских установок, направленных на тот участок, где дела шли особенно плохо для русских, но это был как раз тот случай, когда слишком малое подкрепление прибыло слишком поздно и танки разгромили ошеломлённых, только что вступивших в бой русских.

Угроза Обояни и собственно Курску была сочтена столь смертельной, что командный пункт Ватутина «удостоился» прибытия Никиты Хрущёва, представлявшего всю политическую мощь Москвы.

«Следующие два или три дня будут ужасными, — заявил Хрущёв. — Или мы удержимся, или немцы возьмут Курск. Они ставят на карту всё. Это для них вопрос жизни и смерти. Мы должны позаботиться о том, чтобы они свернули себе шею».

Он не добавил: «…Иначе…»

Утром 7 июля танки начали осуществлять надежды Гота, внушённые предшествующим ходом боёв. Продвигающиеся вперёд войска взяли штурмом деревню Дуброво, отбросив русских назад, к посёлку Сырцево на реке Пена, считавшемуся обеими сторонами последним узлом обороны, препятствующим рывку немцев непосредственно на Обоянь. Когда русские откатились к Гремучему и Сырцеву, они попали в радиус действия тяжёлой немецкой артиллерии и были разнесены на клочки. Отступление перешло в беспорядочное бегство. Воодушевлённые подобным успехом, танки на полной скорости рванулись на северо-запад, надеясь нанести глубокий и смертельный удар по русским оборонительным линиям, что дало бы им свободу манёвра в любом направлении, которое разведка сочла бы слабейшим. Этого не случилось.

Бегущие русские войска, встретив спешащие к месту разгрома резервы, остановили свои танки и грузовики и стали окапываться, чтобы продолжить бой с яростью, которая застала преследующих их немцев врасплох. Страшный огонь со спешно оборудованных позиций сначала остановил танки, а затем вынудил их драться насмерть, по мере того как тысячи русских поднимались из своих окопов для контратаки, следуя за линией танков Т-34 и КВ.

Справа от внезапно остановленных танков полк «Великой Германии», соблазнённый внезапным успехом, о котором им сообщили, атаковал городок Верхопенье, взятие которого обозначало бы действительно значительный прорыв обороны русских. Немецкое командование мгновенно ввело в прорыв специальную боевую группу, чтобы быстро воспользоваться обозначившимся успехом.

Когда эта группа была поймана в ловушку полковой обороны, немцы осознали, что они стали жертвой картографической ошибки и что до Верхопенья всё ещё далеко. Для этой боевой группы 7 июля закончилось схваткой, в которой оба врага яростно дрались за отдельные холмы, затихшей затем из-за обоюдного истощения к ночи.

Длинный фронт не был больше единым полем битвы, он разбился на несколько отдельных участков боёв, с чередующимися успехами и поражениями для обеих сторон. В течение ночи 7 июля 3-я танковая дивизия была задействована для развития своего дневного успеха, срезая очаги сопротивления русских на позициях вдоль реки Пена. XLVIII Танковый корпус благословлял темноту, поскольку огонь русской артиллерии и танков неожиданно прекратился, и передовые части начали форсировать Пену при странном отсутствии сопротивления со стороны обороняющихся.

Были и ещё признаки успеха бронированных клиньев, вонзившихся глубоко в линию обороны русских. К счастью для XLVIII танковый корпуса, три дивизии СС на его правом фланге пробили глубокие и широкие бреши в русском рубеже обороны. Но у СС не было никакого шанса самостоятельно развить этот успех. Они не могли свести вместе три глубоких вклинения, так что весь день 8 июля и большую часть 9-го три группы СС, продвигающиеся вперёд, отмечали, что сопротивление русских на флангах их прорывов стоит им слишком дорого как в людах, так и в танках. Наконечник клина каждой дивизии СС был силён, как всегда, но фланги тем временем разносились на кровавые кусочки.

Возобновившиеся на рассвете 8 июля локальные стычки продолжали вспыхивать там и сям. Отдельная боевая группа, которая вчера надеялась закрепить «взятие германскими силами Верхопенья», пробивала себе путь через усиливающуюся оборону русских. Танки прокладывали себе путь от одного холма до другого, русские медленно пятились, раздавая медвежьи удары противнику, по-видимому, жертвуя территорией в обмен на истощение сил и наступательного порыва немецких танков. Немцы дрались, демонстрируя впечатляющий дух и настойчивость, используя каждый перерыв в боевых действиях, используя каждую слабость русских, встречая грудью советский огонь, когда не оставалось другого пути продвинуться.

Одно мощное штурмовое подразделение из специальной боевой группы обошло Верхопенье, оставив штурмуемый город восточнее, так что деревня оказалась под перекрёстным огнём с нескольких направлений. Русские удерживали не только Верхопенье, но и, что было ещё более важным, холм в степи немного севернее, обозначенный на немецких картах как высота 243.

Русские танкисты оседлали холм и расстреливали из своих пушек продвигающихся внизу немцев. Ничего не смогли сделать ни немецкие танки внизу, ни немецкие тяжёлые танки и орудия на земле, ни яростные атаки с воздуха, которыми немцы пытались выбить русских танкистов, которые сокрушали любую попытку штурма жизненно важной высоты танками. А когда немцы вымотались и начали перегруппировку вследствие тяжёлых потерь, русские танки, казалось, появились отовсюду и беспощадно отбросили немецкие танковые клинья, воспрепятствовав их соединению с целью взаимного усиления и взаимной защиты.

Рано утром 8 июля сорок Т-34 атаковали группу «Тигров» XLVIII танкового корпуса, но с незначительным успехом. Они понесли действительно тяжёлые потери, и уцелевшие танки были вынуждены бежать под защиту оборонительных позиций на другом берегу реки Пена.

Днём было предпринято ещё семь тщетных атак Т-34 против «Тигров» — и на это раз был уничтожен 21 русский танк. Но русские продолжали контратаковать, совершая быстрые набеги в стиле «бей и беги», тогда как артиллерийские части продолжали обстрел, а красные ВВС набирали мощь и увеличивали свою эффективность с каждым днём.

На участке фронта, где немцы получили пространство и набрали было разбег, их порыв начинал выдыхаться.

«Ни высота 243, ни западные окраины Верхопенья не были взяты в этот день, — писал Меллентин, — и больше не было сомнений, что хребет германского наступления был сломлен и наступательный порыв утрачен».

Немцам следовало преломить локальную неудачу на поле боя, достигнув новой победы. Каждая сторона завоёвывала и теряла инициативу в многочисленных поворотах событий, но время начинало в большей степени работать на русских.

Неважно, сколько людей ни теряли, казалось, у них всегда есть свежие резервы. Неважно, сколько танков было уничтожено в бою, следующее утро приносило новые танковые волны, идущие, казалось, из неисчерпаемых источников. Неважно, насколько яростно Люфтваффе билось в воздухе, следующий день приносил новые и новые тучи русских истребителей и штурмовиков. Неважно, сколько было уничтожено военного снаряжения, сколько артиллерии было уничтожено или захвачено — всегда появлялась новая.

К 9 июля, после пяти дней яростных сражений на Воронежском фронте, немцы достигли существенных результатов на некоторых участках, но их силы были перемолоты. Не было никакого пополнения для немецких танков, даже если бы новые мощные части русских не включились бы в битву. Как заключили германские танковые командиры, полностью отвлекаясь от численных показателей, качественно битва разворачивалась в пользу русских.

Самоходные орудия «Фердинанд» на северном участке фронта Моделя доказали, что они являются неповоротливыми чудовищами, неспособными защититься от пехоты, и теперь здесь, на юге, средние танки «Пантера», на которые танкисты возлагали такие большие надежды, также доказали, что они являются маленьким бедствием сами по себе. Конструкция танка, вне всякого сомнения, была великолепной. Но он нуждался в длительном периоде доработки, для того чтобы устранить дефекты конструкции. Как «Фердинанд», так и «Пантера» посылались в бой с неподходящим для решения встающих перед ними задач боекомплектом. «Пантеры» также могли быть уничтожены попаданиями, которые только поцарапали бы «Тигр», а система питания бензином и маслом была защищена настолько плохо, что любая вспышка немедленно превращала танк в филиал ада.

А что же «Тигры» Порше?[23] Они разделили ту же судьбу, что и «Фердинанды», и они попадают под тот же безжалостный приговор Гудериана, что и неповоротливые самоходные орудия. Без дополнительного вооружения (в отличие от «Тигров» Хеншеля), «Тигры» Порше пали жертвами того же проклятия, что и «Фердинанды». Как только они оставались без плотного прикрытия пехоты, русские истребители танков набрасывались на них и превращали их в развалины почти безо всяких усилий.

Немецкие войска находились в боях и переходах уже пять суток. Они вступили в бой, неся свой рацион на своих плечах — как раз на пять дней, — и у них не было возможности пополнить запасы. Они были истощены и отчаянно нуждались в отдыхе. Боеприпасы кончались у стрелков, пулемётчиков, танков, артиллерии, миномётов. А артиллерийский огонь русских между тем становился всё сильнее, так же как и русские атаки с воздуха, крайне затрудняя для немецких тыловых служб подвоз топлива для танков, боеприпасов и другого снабжения для ремонта танков там, где это было нужнее всего — прямо на поле боя.

На самом деле не было ничего, что могло бы пополнить танковые части утром 9 июля. Силы Гота, находившиеся в бою с 4 июля, смогли пробиться на расстоянии 16 миль от Обояни (XLVIII танковый корпус), но кончик клина был всё ещё в пятидесяти пяти милях от Курска и, что было ещё важнее, минимум в девяноста милях от Девятой армии Моделя. В это время никто уже не питал хоть сколько-нибудь реальных надежд, что избиваемые и истекающие кровью войска Моделя смогут восстановить свои силы, чтобы справиться с армиями Рокоссовского.

Вермахт получил несколько болезненных уроков и чувствительных ударов по своей гордости. Русский солдат показал, что он является чем-то радикально отличающимся от портрета, который так карикатурно нарисовала пропаганда Рейха. Он поднимался со своих позиций, чтобы одержать победу над огромными самоходными орудиями «Фердинанд», которые не могли остановить русские орудия. Ужасные «Тигры», особенно те, что не имели пулемётов, также быстро становились жертвами ударов русских групп истребителей танков, заполняющих поле боя. Люфтваффе, вознесшее себя на недосягаемый пьедестал, обнаруживало собственную неспособность остановить русских в воздухе и оказалось бессильно сдержать русские самолёты, уничтожающие германские войска на земле.

«Пантера» считалась военными экспертами лучшим танком своего класса в мире, когда она была брошена в наступление «Цитадель», но русские сочли, что она горит вполне очаровательно. Среди многих важных уроков русские усвоили ещё один, простой, но самый важный.

88-мм пушка «Тигра» полностью превосходила 76,2-мм орудие как Т-34, так и КВ-1. Особенно уязвимым к бронебойным возможностям «Тигра» при этом был Т-34, которому недоставало массивной брони тяжёлого КВ. Урок, так чётко усвоенный русскими, состоял в том, что превосходство 88-мм пушки «Тигра» было абсолютным, только если русские и немецкие танки разделяла большая дистанция. Когда дело доходило до ближнего боя в садах, балках и среди строений, то начинались бои на дистанции прямого выстрела.

И на этой пистолетной дистанции Т-34 доказал, что он может поражать «Тигр» не хуже, чем «Тигр» может дырявить Т-34.

Это сразу и необратимо сместило баланс боя в сторону русских, у которых Т-34 было намного больше, чем «Тигров» у немцев (их танковые войска в большой степени основывались на старых танках Pz IV).

Когда 9 июня солнце поднялось выше, единственный бесспорный немецкий успех обозначился на участке дивизии «Великая Германия», которая вела ожесточённый бой в деревне, лежащей на основной линии обороны. Весь день и часть ночи немцы делали всё возможное для того, чтобы расширить прорыв, выслав сильную боевую группу пополнения, включая сорок танков, к передовым войскам.

Немцы провели это пополнение через брешь в русских позициях и затем с обновлённой яростью ударили на запад, двигаясь за русской линией обороны так, чтобы перемолоть основание оборонительной линии, которая блокировала продвижение танкового клина. Этой ночью (9 июля) русские преподнесли противнику сюрприз, ускользнув из Раково, где они блокировали продвижение немецких танков.

Подгоняемый необходимостью быстро использовать уже достигнутый прорыв, Гот приказал своему командованию ввести в брешь ударные части и самоходную артиллерию, уничтожить русских одиночек, быстро сосредоточить и направить в прорыв в стратегически важный район между Кругликом и Новосёловкой танковые войска, состоящие их опытных частей и имеющие достаточно огневой мощи, топлива и боеприпасов. Если они смогут прорваться, они расшатают самую основу советской оборонительной системы.

Следующие два дня проходила действительно критически важная для исхода битвы на Воронежском фронте схватка между этими русскими посёлками, где 3-я танковая дивизия и «Великая Германия» имели своим противником время. На холмистых берегах Пены немецкие пехотинцы пробивались от одной маленькой деревеньки до другой, нанося тяжёлые потери обороняющимся русским, но и сами они несли тяжёлые потери. Гитлеровские пехотные подразделения брали один дом за другим, падая на четвереньки и затем вновь поднимаясь в рывок на огонь обороняющихся из окон, дверей и сараев. Бой катился из комнаты в комнату, по разрушенным артиллерией ступеням. Русские и немцы сходились в ожесточённых рукопашных схватках, которые иногда доходили до ударов прикладами, когда кончались патроны.

Прогресс был достигнут, но он был ужасающе дорогим и безумно медленным, вечером 11 июня, когда разбитые русские войска укрылись в лесах около Берёзовки, немцы смогли осознать, что их яростные бои и понесённые потери смогли обеспечить им выступ около пятнадцати миль в ширину и только девять миль в глубину. Это было конечным результатом всех усилий, которые они приложили в попытке прорвать оборону русских.

Но для Гота это было необходимым. У него не было выбора, кроме как использовать возможности, которые давал ему этот выступ, и преимущество должно было быть использовано немедленно. Танковые войска наконец получили место для перегруппировки, приведения себя в порядок, одновременно удерживая фронт и оставаясь вне постоянного обстрела смертоносной русской артиллерии. Это также позволяло Готу рискнуть. Солдаты «Великой Германии» устали до степени полного истощения. Без какого-либо отдыха и пополнения они были не в состоянии продолжать бой. Немецкие войска окопались, и Гот приказал 3-й танковой дивизии занять позиции, освобождая «Великую Германию».

Это должен был быть короткий отдых, возможно — только на несколько часов, для того чтобы сконцентрировать «Великую Германию» на ведущей на север дороге. Люди встанут лагерем вдоль дороги и немного поспят, а затем они будут готовы к удару далеко на север. Там наступления Моделя на войска Рокоссовского превратилось в кровавую бойню, и без дополнительного давления на Центральный фронт — что было бы задачей «Великой Германии» — не было надежды на победу в операции «Цитадель».

Смена «Великой Германии» частями 3-й танковой дивизии прошла без происшествий. Но только до того момента, когда последние группы покинули свои позиции. Ночное небо озарилось ярко сверкающими вспышками, и кто угодно, кроме немцев, затруднился бы опознать в этом мощный советский артиллерийский налёт.

3-я танковая дивизия ещё не успела занять позиции, как в её порядках начали рваться снаряды. Войска превзошли себя в скорости и качестве окапывания — но это были неизбежные новые потери, которые немцы всеми силами старались избегать. Налёт внезапно прекратился, но это не сулило отдыха уставшим пехотинцам. Разведчики сообщали о звуках и перемещениях техники, обещавших скорую контратаку русских. Она последовала той же ночью, с достаточной стремительностью и силой, чтобы выбить 3-ю танковую дивизию с едва занятых ею позиций.

Рассвет принесёт с собой начало величайшей танковой битвы всех времён.

«ТИГРЫ» ГОРЯТ!

Напряжение в Москве ощущалось почти физически, когда русские получили первые сообщения о том, что германская армия начала наступление на Курской дуге. Те, кто был в курсе деталей войны, конечно, были обеспокоены огромным столкновением, готовившимся так много месяцев и, кажется, в кругах, имеющих отношение к битве, её оценки были адекватными. Детали, конечно, были неизвестны населению и даже иностранным корреспондентам в Москве, но недостаток подробностей вряд ли мог замаскировать перемещения громадных армий и странное затишье, предшествовавшее операции «Цитадель».

Не было никаких сомнений, что если разворачивающаяся под Курском битва пойдёт неудачно, Россия окажется в таком же страшном положении, как тогда, когда нацистский блицкриг захлестнул её границы летом 1941 года. Иностранные дипломаты, репортёры, русские официальные лица, собственный опыт и интуиция людей — всё говорило об одном, что страна подошла к определяющему моменту войны. Напряжение, как этого и можно было бы ожидать, росло и становилось почти невыносимым.

Первые официальные новости о том, что «плотину прорвало», вышли в пламенной националистической по духу статье, напечатанной в «Красной Звезде»:

Новости просачивались с фронта, и Москва приникла к радиоприёмникам, ожидая малейших порций новостей. Все понимали, что немцы рискнули, собрав все свои силы ради успеха в этой битве. Почти сразу стало ясно, что приготовления русских к обороне против вражеского наступления простирались далеко за пределы обычной практики с начала этой войны. Москва и Сталинград давали примеры победы над сильным и безжалостным врагом, но даже эти героические достижения должны были померкнуть перед тем, что приготовил Жуков для того, что бы остановить и потом разгромить противника у ворот Курска. Наконец, была выпущена первая официальная сводка:

Реакция на это сообщение была напряжённой. Никто не сомневался, что к югу от Москвы разворачивалась величайшая битва войны, и на всех устах была невероятная цифра — уничтожено пятьсот восемьдесят шесть немецких танков! Это число превосходило всё остальное, вместе взятое, и народ не мог заснуть, ожидая дальнейших новостей.

На второй день битвы, 6 июля, советское правительство признало мелкие отступления русских, не пытаясь скрыть тот факт, что причиной стало наступление немцев. Но это было неважно для миллионов людей, ждущих, затаив дыхание, новых цифр. И эти цифры, хотя и несколько меньшие, чем в прошлый день, были впечатляющими. Согласно правительственному заявлению было уничтожено 433 танка и сбито 111 самолётов.

На третий день, 7 июля, было заявлено 520 танков и ещё 111 самолётов.

Первые признаки железной мощи русских последовали 8 июля, когда Москва объявила, что на некоторых участках фронта русские войска перешли в контрнаступление. Немецкие потери за день были объявлены в количестве 304 танков и 161 самолёта.

К этому времени уже не было сомнений в том, что, даже если цифры и преувеличены, Вермахт подвергается кровавому и, вероятнее всего, смертельному избиению со стороны окопавшихся русских. Особенно потрясающими были потери немцев в танках, и по ним можно было представить германские потери в людях, автотранспорте, вооружении и другом военном снаряжении. И либо у немцев был неисчерпаемый источник военных материалов, либо до их крушения осталось не так уж долго.

Напряжение в Москве сменялось возбуждением и ликованием с каждым днём. Наконец, 9 июля вышел первый развёрнутый репортаж с поля битвы на Курской дуге.

И именно заголовок этого репортажа вызвал бурю в Москве и во всей России. Примечательный заголовок «„Тигры“ горят!».

Но это было только прелюдией к главной битве.

Не зная о планах друг друга, и немцы, и русские готовились к решительным ударам 12 июля, через неделю после начала боевых действий на Воронежском фронте.

Гот, как мы уже видели, отчаянно нуждался в прорыве на открытые пространства к юго-востоку от Обояни, около Прохоровки, где у него будет достаточно места для манёвра своими крупными танковыми силами, чтобы нанести по противнику сокрушительный удар и открыть своим танкам дорогу на Курск.

Русские чувствовали, что настало время для контрудара по Готу и приготовились к этому удару, собрав танковые части под командованием Ватутина. Ватутин планировал использовать для удара Первую танковую армию под командованием генерала Михаила Ефимовича Катукова, но его войска стояли в глубокой обороне, сдерживая постоянные атаки немецких войск. Жуков передал под командование Ватутина почти всю массу свободных резервов русских — Пятую танковую армию (известную также как Пятая гвардейская танковая армия) под командованием Ротмистрова, опытного и талантливого генерала танковых войск. В дополнение Жуков передал под контроль Ватутина Пятую гвардейскую армию генерала А. С. Жадова из состава Степного фронта.

Как уже говорилось, Жуков планировал провести серию контрнаступлений по всему фронту под Курском. Четыре армии должны были нанести удар утром 12 июля.

Это должен был быть удар против Орловского выступа, командующим войсками был Соколовский. Через сорок восемь часов Попов должен был нанести ещё один удар на соседнем фронте.

Но решающая битва должна была состояться между Ротмистровым и танками II танкового корпуса СС. Под командованием Гота немцы, собравшие танки со всего фронта, создать танковый кулак, способный пробиться к Обояни, собирались ударить по Ротмистрову.

Два основных противника в битве 12 июля, Ротмистров и Гот, не были друг для друга незнакомцами, поскольку уже встречались в жестокой схватке под Сталинградом, когда немцы предприняли отчаянную попытку пробиться к своим силам, окружённым русскими. Ротмистрову удалось выйти победителем в этой схватке с Готом, и он шёл в бой со спокойной уверенностью. Он знал, что Гот управлял всей битвой, разрываясь на части, подобно командующему фронтом Ватутину, а его непосредственным противником в сражении будет командующий II танковым корпусом СС Хауссер.

Согласно планам Ротмистрова, битва должна была состояться на открытом участке местности, прилегающей к Прохоровке. Если Хауссер будет действовать так, как предполагал Ротмистров, то немецкий командующий соберёт свои танки в мощный бронированный кулак, движущийся на относительно узком участке земли, лежащем между рекой Псёл и железнодорожной насыпью. Эта местность была тяжёлой для такого чудовищного столкновения, поскольку равнина на всём протяжении была изрезана лощинами и балками, усеяна садами и рощами. Почва быстро просыхала, что было педантично отмечено Ротмистровым. Это должно было привести к тому, что идущие в атаку танки должны были поднять огромные тучи пыли, надёжно скрывая поля боя от авиации.

Ротмистров собирался использовать любое преимущество, которое он мог иметь над противником. Он знал, что немецкие танки не выходили из боёв уже много дней, что неизбежно вело к тому, что уцелевшие машины немцев нуждались в обслуживании и ремонте, и что какой-то их процент неизбежно выйдет из строя прямо на поле боя из-за технических неполадок. С другой стороны, танки Ротмистрова были в отличном состоянии, экипажи отдохнули и рвались в бой, боеприпасы загружены, войска были оснащены всем необходимым — были учтены все факторы, критически важные для танкового сражения.

Ротмистров всегда в первую очередь учитывал необходимость личного наблюдения за своими войсками, с расчётом иметь возможность самому оказывать влияние на ход боя. На вершине холма, господствующего над Прохоровкой и над всем полем предстоящего боя, он расположил свой командный пункт. Он мог широким взглядом охватить большинство своих сил — 850 танков, в основном — Т-34, среди них было несколько тяжёлых КВ-1 и две бригады СУ-85, мощных самоходных орудий с 85-мм пушкой на шасси Т-34, которые были запущены в производство как непосредственный ответ на появление у немцев новых «Пантер» и «Тигров».

Сразу после начала дня волна за волной русские бомбардировщики и штурмовики, сопровождаемые мощным истребительным эскортом, атаковали немецкие позиции, уделяя особое внимание немецким танкам. Эффективность русского налёта вызывает сомнения, поскольку немецкие колонны продолжили движение лишь с незначительным нарушением порядка в рядах.

Отдельное танковое сражение разворачивалось в тот же день между XLVIII танковым корпусом немцев и Первой танковой армией, эта битва, затянувшаяся на несколько дней, стоила тяжёлых потерь обеим сторонам.

Начало боя между двумя танковыми лавинами — 850 бронированных машин с русской стороны и около 700 у немцев, включая более ста тяжелых «Тигров» и несколько меньшее количество «Пантер» — оказалось совершенно неожиданным для обеих сторон, что и определило итог схватки.

Лишь только войска Ротмистрова пришли в движение, дозоры сообщили о немецкой танковой колонне, почти не уступающей советской, рвущейся к русским оборонительным позициям. Советские войска с трудом смогли поверить своим глазам. Он планировали нанести по противнику неожиданный и внезапный танковый удар, а теперь наперерез им неслась приблизительно равная им по силе лава, вздымающая облака пыли и сотрясающая землю.

Танки обеих сторон задраили люки, и экипажи мчались в бой среди удушающей жары и пыли, их неповоротливые машины раскачивались и подпрыгивали на пересечённой местности. Самолёты обеих сторон устремились к земле, атакуя машины врага, но облака пыли, поднимаемые гусеницами, и густой дым вскоре отрезали авиацию от поля боя, сделав почти невозможным разобрать, где свой, где чужой. В результате воздушные армады вонзили свои когти друг в друга, они вертелись в карусели ближнего боя и внезапных атак, так продолжалось весь день.

Затем наступил критический момент. Немецкие танки неумолимо двигались своим курсом, а русские, пользуясь превышением местности с их стороны, не теряли времени, извлекая из ситуации выгоду. Ротмистров приказал атаковать с ходу, и Т-34 сломя голову понеслись по склону.

Осознанно избегая лобовой атаки, Т-34 удалось прорваться через уничтожающий огонь 88-мм пушек немецких танков, прежде чем враг сумел развернуться им навстречу. При подавляющем преимуществе нацистов в толщине брони и мощи орудий, посылающих более тяжёлые снаряды с большей начальной скоростью, их стратегией было держаться на большой дистанции. Русские уничтожили это преимущество резким рывком, обойдя немецкую армаду с фланга и рывком по диагонали выйдя на пистолетную дистанцию к немецкой танковой линии.

Никогда прежде не случалось танковых атак таких гигантских масштабов, никогда более до сих пор такого не повторялось. Это был единственный в своём роде танковый рывок, и массированный тактический ход, предпринятый советской танковой армией, определил весь рисунок предстоящего боя.

Казалось, весь мир задрожал от непрерывного лязга, доносившегося с поля боя. Это было адское крещендо орудийного огня, рвущихся снарядов и бомб, взлетающих на воздух танков, врезающихся в землю самолётов, ревущих моторов — всё смешалось в громовых раскатах боя, не смолкавшего восемь часов.

Там, где «Тигры» и «Пантеры» успевали развернуть свои башни и использовать свои длинноствольные пушки по назначению, они устаивали своим противникам жестокое избиение. На близких дистанциях 88-мм пушки были смертоносным орудием, и обычно одного выстрела хватало, чтобы пробить даже расположенную под большим углом наклона броню Т-34. Но шансов стоять на месте и разрывать своих противников на куски у немецких танков было немного. Т-34 были быстрее, их экипажи управляли ими умело и храбро, и они, казалось, были повсюду. Снова и снова немцы сталкивались с уроком: меньшая по сравнению с немецкими пушка Т-34 на дальностях до ста метров не теряла способности пробивать даже толстую броню «Тигров» и «Пантер».

В ошеломляюще короткий промежуток более полутора тысяч танков и самоходных орудий смешались в дикую смешанную массу орудийных вспышек и густых клубов пыли и дыма. Русская «кавалерийская атака» сломала хребет тщательно готовившимся немецким планам навязать противнику свою манеру боя. Атака Т-34 была проведена так быстро, что танки немцев просто не имели возможности повернуться навстречу угрозе. Прежде, чем немцы успели среагировать, первые подразделения русских танков уже прорвались сквозь первый эшелон немцев.

Немецкий танковый командир писал про этот невероятный момент:

Немцы ни разу не получили возможности перестроиться в правильный боевой порядок. Танковые подразделения смешались в суматохе ревущих пушек и яростных потоков огня, внезапных ослепительно-белых взрывов, отмечавших конец очередного танка или самоходного орудия. Снова и снова немцы пытались разорвать дистанцию и перестроиться, но «крысы» заполнили всё поле боя, сделав манёвр невозможным.

Поле битвы оказалось слишком тесным для огромного числа боевых машин, и в течение первого же часа склоны холмов были усеяны дымящими и горящими останками, многие из которых были разнесены на куски, с отброшенными взрывом на пятьдесят или сто футов от них башнями. Выжившие в горящих и взрывающихся танках экипажи понимали, что выбираться к своим по открытой местности было бы самоубийством. Бежать пришлось бы под градом снарядов, под ударами не различающих своих и чужих штурмовиков и пулемётным огнём уцелевших танков.

Наконец битва распалась на бой отдельных групп танков, которые маневрировали, концентрируя огонь на таких же мелких группах противника, ищущих укрытия за деревьями и за склонами неглубоких балок.

Ротмистров был одновременно вдохновлён и шокирован открывающимся с его командного пункта на вершине холма зрелищем. В плотных клубах пыли танки горели, как факелы — сотни факелов, и пыль мешалась с постоянно сгущающимися клубами чёрного дыма от уничтоженных машин. С такой дистанции невозможно было понять, кто атакует, а кто попал под удар.

Вот один из впечатляющих примеров индивидуального мужества из истории 2-го батальона 18-го танкового корпуса, атаковавшего врага вдоль левого берега Псёла. Батальон сразу же вошёл в столкновение с мощной группой «Тигров». Немецкие танки остановились, их длинные пушки нащупывали русские танки на предельно дальней дистанции. Если бы им это удалось, они разнесли бы русских на куски. Тяжёлые KB 2-го батальона могли справиться с «Тиграми» в ближнем бою, но на более существенных дистанциях немецкая броня отражала русские 76,2-мм снаряды.

Командир батальона капитан П. А. Скрипкин приказал своим танкам следовать за ним в решительном броске на «Тигров», и сам направил свой KB прямо в центр группы немецких танков. Это стало для немцев сюрпризом, и прежде чем «Тигры» открыли огонь, KB с малой дистанции вогнал снаряд в тяжёлый немецкий танк, пробив броню и вызвав мощный взрыв, полностью уничтоживший его экипаж.

Скрипкин резко развернул KB, догнал второго «Тигра» и поразил его тремя снарядами, подняв его на воздух. Но немцы успели навести свои орудия, и несколько «Тигров» сосредоточили огонь на отважном русском. Один 88-мм снаряд пробил борт KB, ещё один взорвался с частичным пробитием, тяжело ранив Скрипкина.

Механик-водитель Николаев вместе с радистом вытащили Скрипкина из горящего KB и укрыли в глубокой снарядной воронке. Русские собирались пересидеть в ней остаток боя, но их заметил экипаж одного из «Тигров», и танк направился к ним, чтобы прикончить выживших. Николаев выскочил из воронки обратно к своему пылающему танку, запустил двигатель и рванулся вперёд на полной скорости.

Что подумали немцы о несущемся на них объятом пламенем тяжёлом русском танке, осталось неизвестным, «Тигр» остановился, выстрелил по KB и промахнулся, «Тигр» пытался увернуться от несущейся на него пылающей глыбы. Поздно. Горящий танк Николаева на полной скорости протаранил «Тигр» и обе машины исчезли в пламени гигантского взрыва.

Примеры именно такого рода в битве с врагом можно было бы найти в любой точке схватки. Героический самоотверженный подвиг Николаева был из числа тех поступков, которые множились от схватки к схватке, и именно они вырвали победу у немецких танков.

Ночь, опустившаяся на поле боя, была полна огня. Зловещий пунктир пылающих костров и ярких вспышек от уничтоженных танков и самолётов, сбитых в течение дня, прорезал темноту. Это был бой, который стратеги могут счесть не принёсшим результата ни одной из сторон. Вермахт потерял как минимум 350, а возможно — и 400 танков, при любой арифметике половина их первоначального количества была уничтожена, а уцелевшие находились в ужасном техническом состоянии и отчаянно нуждались в пополнении боекомплекта и обслуживании. Ещё одна ужасная потеря — более десяти тысяч человек из числа опытных экипажей и поддерживающей пехоты, так же как и десятки сбитых самолётов и их экипажей.

Есть суждения, настаивающие, что русские не победили в этой танковой битве, и едва свели её в ничью. Это кажется близорукой оценкой, поскольку немцы бросили в бой силы, которые, как они считали, просто не могли потерпеть поражение. Сотня «Тигров» и несколько меньшее количество «Пантер» были тем, что некоторые эстеты назовут лучшими образцами танков всей войны, но они не смогли разбить своих русских противников. Советские войска серьёзно уступали в числе тяжёлых танков, но солдаты Ротмистрова в их немногочисленных КВ-1 и скоростных Т-34, несомненно, встретили врага на равных и били его так же яростно и эффективно, как и он бил их.

Существуют прямо противоположные мнения на тему того, что происходило ночью после грандиозного танкового сражения. Некоторые настаивают, что русские остались на поле боя для эвакуации повреждённых танков и спасения выживших экипажей. Другие говорят, что Ротмистров не смог уничтожить немецкие танки, что было его целью[24] и что он отвёл войска с поля для перегруппировки. Сильные аргументы приводятся в поддержку каждой из этих точек зрения, но в долгосрочной перспективе немцам это не дало бы ничего. Они потеряли в этот день минимум половину своих танков, и Гот насчитывал теперь всего 350 машин, тогда как у Ротмистрова их всё ещё было более 500.

Если даже Хауссер и в самом деле получил в качестве трофея эту страшную, выжженную землю, она всё равно была для него бесполезной, и скоро немецкие танки уйдут из этого района насовсем. Битва 12 августа, неважно, сколько потерь насчитают русским в будущем, сокрушила способность немцев диктовать, где и когда состоится следующая битва.

Разъярённый Гитлер отстранил Хауссера от командования, а немецкие танки вскоре отступили зализывать свои раны и решать новые проблемы в виде массированных русских атак на всех фронтах Курской дуги. Способность к наступлению была вырвана у немцев, которые больше никогда не станут играть первую скрипку.

12 июля над узкой полоской земли между рекой и железнодорожной насыпью прозвенел похоронный звон по немецким танковым войскам. В тот же день русские армии на прилегающих фронтах нанесли мощные удары по немцам. Через три дня Красная Армия добилась продвижения на глубину от пятнадцати до тридцати миль.

Через двенадцать дней после крупнейшего танкового сражения, когда-либо проходившего одномоментно, русские отвоевали каждый фут земли, захваченный Вермахтом с начала операции «Цитадель», с 5 июля. В районе Орла, Курска и Белгорода немцы бросили на русских семнадцать танковых, две моторизованных и восемнадцать пехотных дивизий, и к их отчаянию, они потеряли около 70 000 человек только убитыми, 2900 танков, 195 самоходных орудий, 844 полевые пушки, 1392 самолёта и более 5000 автомашин уничтоженными.

Но бои, которые разгорелись в этот день, были только началом великого уничтожения немецких вооружённых сил. В Советском Союзе считают, что битва под Курском длилась в течение пятидесяти дней, начиная с первых выстрелов 5 июля. Эти пятьдесят дней войдут в историю войны как гигантское летнее наступление Красной Армии.

Наиболее критическая фаза этих пятидесяти дней — время, когда Вермахт и его танковые дивизии в своих попытках взять Курск и вновь открыть себе дорогу на Москву, создали серьёзную угрозу русским — закончилась 24 июля. Начиная с этого момента русские ковали новые победы и сокрушали способность немецкой армии начинать новые наступления. Однако было бы тяжкой ошибкой рассматривать остаток лета как время, когда русские только и делали, что крушили своего врага. Как бы ни были избиты нацисты, они оставались мощной силой как в отношении живой силы и техники, так и в отношении своего упорства.

То, что операция «Цитадель» перемолола соль германских танковых войск, было фактом, который не мог отрицать ни один немецкий лидер, и неважно, в какой форме были озвучены эти признания.

Была и другая сторона медали, о которой следует рассказать, и битва под Харьковом в августе 1943 года в этом отношении особенно показательна. Огромные победы русских, прогремевшие на весь мир, заслонили детали сражений, в которых Вермахт временами превосходил своего противника и брал кровавую плату с русских, которые в соответствии с кредо Жукова считали, что никакая цена не является слишком большой, если цель достигнута.

Даже наиболее критично настроенные немецкие генералы рассматривают русское контрнаступление в районе Белгорода, как исключительно хорошо проведённое советскими генералами. Они менее великодушны в отношении исходящих из Москвы приказов и поясняют, что те исходили скорее из политических, чем из военных соображений.

В первый день мощного советского удара — то, что немцы называют началом Белгородского контрнаступления 5 августа — масса русских танков заполонила район вокруг Богодухова, к северо-западу от Харькова, и Грай-ворона. Затем, как сообщил один из командующих немецкими танковыми войсками на послевоенном брифинге американским офицерам в Нойштадте, русские танки «подобно лаве растеклись по широким равнинам к востоку о Ворсклы, где они были остановлены немецкими контратаками из района Полтава — Ахтырка».

Особенно интересно отметить настроение немцев и их интерпретацию ситуации вокруг Харькова. Утверждение, сделанное во время допроса командующих немецкими танковыми частями в Нойштадте, гласит:

Именно приказ из Москвы стоил русским столь дорого, хотя в начале гигантского наступления Ставка была убеждена, что реорганизованная Пятая танковая армия не встретит существенных трудностей в освобождении Харькова от немецких войск. Ставка ошиблась в определении мощности немецких сил в этом районе и недооценила скорость, с которой Вермахт реагировал на советское наступление.

Пять дивизий немецкого XI пехотного корпуса эффективно закрыли Харьковскую дугу в тот момент, когда немцы обнаружили признаки разворачивающегося танкового наступления. Для обороняющихся советский план был совершенно очевиден, без каких-либо возможностей его варьирования; он определялся силами немцев и условиями местности. Немцы могли делать твёрдую ставку на то, что русские, даже при их нечувствительности к ужасным потерям, не смогут провести фронтальную атаку на прикрывающие Харьков укрепления, но бросят свои силы по кратчайшему расстоянию между флангами оборонительной дуги к западу от города. Если бы им удалось прорваться в этой точке, они смогли бы вскрыть оборону и освободить город.

Считая, что русский план наступления должен следовать этой логике, нацисты выстроили мощную противотанковую оборону. Вдоль северного края «бутылочного горлышка» немцы выкатили и окопали на позициях свои смертоносные 88-мм зенитные орудия, наведя их на танкоопасные направления, и затем укрепили свою передовую линию обороны дополнительными батареями «8-8» на господствующих над предполагаемым полем боя высотах.

Не полагаясь только на эти орудия, немцы не успокоились относительно своей способности удержать Харьков, поскольку они ожидали, что русские атакуют крайне мощными танковыми силами. За день до русского наступления оборонительные порядки были усилены прибытием в город 2-й танковой дивизии СС «Дас Райх». Это мощное танковое соединение было направлено на наиболее угрожаемый участок.

Девяносто шесть «Пантер», тридцать два «Тигра» и двадцать пять тяжёлых самоходных орудий выдвинулись на позиции в ночь с 4 на 5 августа — как раз вовремя, чтобы встретить красные танки, рванувшиеся вперёд в массированном ударе.

Русские манёвры до сих пор ограничивались в основном концентрацией своих танков в деревнях и на заливных лугах на равнине перед построением в боевой порядок в точке сбора. Оборонявшие Харьков войска ответили мощными авианалётами.

Это был воздушный удар, подобного которому на русском фронте ещё не встречалось. Потери немцев в боеприпасах были столь высоки, что бомбардировщики «Штука» не имели бомб, обычно использовавшихся при атаке на танки. Всё, что было доступно — это груз четырёхтысячефунтовых бомб, предназначенных для использования против боевых кораблей русских. Не было другого выхода, кроме как использовать эти двухтонные чудовища, и «Штуки», загруженные этими тяжёлыми бомбами, взлетели и направились к месту сбора русских танков. К счастью для Вермахта, у этого рейда было мощное и эффективное истребительное прикрытие, иначе немецкие бомбардировщики просто были бы уничтожены.

Русские истребители возникли из облаков, чтобы защитить свои войска, но были перехвачены агрессивными нацистскими пилотами на «Мессершмиттах» и «Фокке-Вульфах». Вместо того чтобы удирать от русских истребителей, которые были связаны боем, «Штуки» построились клином, вошли в пике и ринулись к земле на танки противника.

Земля тряслась и колыхалась на мили вокруг, когда тяжёлые бомбы взрывались в области цели с силой землетрясения. Каждый раз, когда четырёхтысячефунтовая бомба взрывалась, удар разносился вокруг, как исполинский удар грома. Относительно свободные от атак русских истребителей, пилоты «Штук» с «великолепным спокойствием» пикировали к земле, выполняя бомбометание с исключительной точностью. Через минуты после первой волны — а на подлёте были ещё и другие — занятая русскими танками деревня пылала от края до края. Среди поднимающихся к небу языков огня от домов и ферм можно было заметить более яркие белые вспышки рвущихся боеприпасов и топлива от взрывающихся и полыхающих русских танков.

К концу дня, после серии интенсивных воздушных ударов приказ Сталина о наступлении был не выполнен. Заходящее солнце ярко освещало напоминающую ад картину. Всюду над долиной поднимались чёрные извивающиеся столбы дыма от разбитых танков. Для немцев это было свидетельством высокой эффективности Люфтваффе и большим подарком судьбы. Не рискуя ни единым танком, ни единым солдатом, они серьёзно ослабили врага и получили дополнительное время для организации системы обороны.

Следующее утро, 6 августа, показало, насколько хорошо русские выучили преподанный «Штуками» урок. Когда прорезался рассвет, массированных группировок танков уже не было, небольшие группы танков пересекали долину в разных местах и затем растворялись в раскинувшихся пшеничных полях, лежащих между двумя ордами врагов. Это было только временное укрытие для красных танков, поскольку поля заканчивались у идущей с востока на запад шоссейной дороги в нескольких сотнях метров от главной линии немецкой обороны.

Утро разгоралось, и русские экипажи неуклонно продолжали свой путь к цепи холмов и низменностей южнее полей. Немцы смотрели во все глаза, но вражеские танки были надёжно укрыты. Затем, как немцы и ожидали, русскими был дан сигнал — двигаться на максимальной скорости. Огромное скопление Т-34 превратилось в широкую дубину, русские водители выжимали всё из своих моторов, лязг и вой заглушили пулемётные очереди и глухие удары танковых пушек.

«Пантеры» были готовы и ждали, казалось, воздух кричал, разорванный настильными траекториями 88-мм снарядов немецких танков. Экипажи немецких танков выстраивали свои «Пантеры», чтобы подставить приближающиеся Т-34 под ужасающий фланговый огонь, и за считанные мгновения поле было усеяно пылающими Т-34 с оторванными башнями, продырявленными бортами, залито горящим топливом и маслом из пробитых баков в результате смертоносного огня «Пантер» с близкой дистанции. Первая волна Т-34 захлебнулась в рёве 88-мм пушек, и атака провалилась. Она не остановилась, она закончилась вследствие полного уничтожения русских танков.

Но у Красной Армии были ещё танки, казалось, у них всегда были ещё. И Пятая гвардейская армия, её командование, понуждаемое Ставкой взять Харьков любой ценой, бросило до того скрываемые вторую, третью, а затем и четвёртую волну Т-34. Ещё многие танки были подбиты, и количество горящих и разбитых машин увеличилось. Но Т-34, имевшие абсолютное превосходство в численности и упрямую решимость, вырывались из спасительной низины прямо в зубы «Пантер» и пробили путь к передовым позициям немцев.

То, что случилось с немецкими танками месяц назад, когда они штурмовали опорные пункты русских оборонительных рубежей, повторилось у ворот Харькова, только теперь русские были на другом конце стволов. Т-34 взломали первую линию обороны немцев, набрали скорость для штурма следующего рубежа и выкатились прямо в гнездо противотанковых и 88-мм зенитных орудий. И, уже совершенно неожиданно — под мощные стволы «Шершней» («Hornisse», 88-мм истребитель танков) и «Ос» («Wespe», 105-мм лёгкая полевая гаубица).

Убийственный перекрёстный огонь из более чем сотни смертоносных «8-8», палящих одновременно, и поддержанный дополнительной огневой мощью, разнёс в клочья русские попытки поддержать порядок в построении танков и рассёк продвигающуюся бронетехнику на широко разнесённые отдельные группы. Теперь «8-8» и особенно «Шершни», маневрирующие для выбора наиболее выгодных позиций, атаковали Т-34 с флангов и начали систематическое вырезание противника.

Русские всё ещё продвигались вперёд, игнорируя ужасающие уничтожительные потери, игнорируя неизменно меняющуюся в пользу немцев ситуацию. Т-34 всё ещё ползли по земле, упорно вели огонь, атакуя противника в лоб и с флангов. Часть танков останавливалась ударами в корму, а со стороны фронта огрызающейся яростным огнём обороны русским удалось сконцентрировать новые группы танков, чтобы пробиться через подавляющее численное и огневое преимущество. Т-34 уже массированно атаковали вторую линию обороны, когда внезапно они были жестоко атакованы с другого направления немецким резервом, состоявшим из прибывших тяжёлых «Тигров» и самоходных орудий.

Когда битва закончилась и русские отступили с поля боя, они оставили позади 184 уничтоженных Т-34.

Один из русских отрядов не оставил своих позиций. Батальон мотопехоты закрепился в покрытой густым лесом местности к западу от Люботина, занял оборону и выдержал очень тяжёлую атаку немцев. Отрезанным и изолированным от основных сил русским обещали помощь по радио, и они окапывались ещё и ещё, чтобы драться, когда закончится ночь.

7 августа началось с изменения советской наступательной тактики. Теперь не было массовых атак широким фронтом. Обороняющие свои позиции немцы, пополненные после вчерашнего боя, увидели надвигающуюся на них невероятную по мощи танковую атаку. Несколько сот машин двигались все вместе, гигантским клином, поднимая с трясущейся земли клубы пыли. Клин казался неостановимым, но командиры германских танков уже наводили свои орудия, эффективные на намного больших дистанциях, чем пушки Т-34. По рядам немцев пронеслась команда открыть огонь. С двух тысяч метров 88-мм пушки выжидающих «Тигров» и «Шершней» обрушили на броню Т-34, которые не могли ещё отвечать хоть с какой-нибудь эффективностью, дождь смертоносных снарядов. Пока гигантский бронированный клин двигался по открытой местности вдоль железной дороги, «Тигры» и «Шершни» продолжали выбивать свои цели одну за одной, и всё большее количество Т-34 вываливалось из строя разбитыми или подожжёнными.

8 разгар дня, после нескольких остановок, вызванных смертоносным огнём с дальних дистанций, русские, наконец, были готовы к завершающему рывку, и снова Т-34 вырвались из спасительных ложбин и ударили прямо в зубы германской обороны. То, что они испытали вчера, было подарком по сравнению с сегодняшней встречей. Каждый «Тигр», каждая «Пантера», каждое самоходное орудие, каждая противотанковая или зенитная пушка — все открыли беглый огонь. Земля, казалось, ожившая под ударами тысяч стремительных снарядов, покрылась разбитыми русскими танками, взрывы гремели, хаос воцарился среди густеющего дыма и ярких вспышек взрывающихся танков.

Сто пятьдесят четыре русских танка были сожжены, взорваны или уничтожены к концу этой атаки, но русские зацепились за почти непригодную для обороны позицию. Крупные пехотные соединения, серьёзно ослабленные потерей прикрывавших их танков, были открыты для огня немецких «8–8», и там разразилась кровавая бойня, когда снаряды рвали ряды бегущей пехоты.

Ещё один жестокий бой разгорелся в лесах неподалёку, где окружённый батальон Красной Армии отклонил все предложения сдаться и с безумной отвагой продолжал сопротивляться окружившему его противнику. В конце дня немцы перехватили его сообщение по радио, в котором советскому командованию сообщалось, что батальон пал в бою. В районе боя продолжались периодические перестрелки, пока не прогремел прямой наводкой залп тяжёлой германской артиллерии, а потом наступила тишина. Русские, до последнего человека, включая передавших радиограмму связистов, погибли, сражаясь.

К полному изумлению немцев, 8 июля прошло без атак. Целый день под палящим солнцем, среди раскалённого железа, русские эвакуировали с поля боя свои подбитые танки, чтобы пополнить свои поредевшие танковые части.

День почти закончился — до полуночи оставалось совсем немного, — когда сигнал тревоги всколыхнул немецкую оборону. Сонные танкисты и окопавшаяся пехота не могли поверить своим ушам. Из темноты, легко прорезая почти полную тишину, надвигались звуки множества моторов и лязгающих траков.

Прежде чем невидимый в темноте враг достиг подножья возвышенности, на которой укрепились немецкие войска, ночь была разогнана ослепительными вспышками огня. В свете выстрелов Т-34, ведущих огонь с той скоростью, которую только могли поддерживать заряжающие, немцы увидели беспрецедентную ночную массированную атаку всеми силами, которые русские смогли заставить двигаться.

В первые же мгновения боя, когда немецкие орудия открыли ответный огонь, обе стороны потеряли в ярких вспышках взрывов по несколько танков, и вспыхнувший свет горящего топлива ярко осветил поле боя. «Танковые факелы» росли в количестве, по мере того как бой закрутился на коротких дистанциях и всё больше машин разрывались на куски и поджигались.

Немцы никогда не сталкивались с чем-либо подобным. Расчёты противотанковых пушек почти впали в отчаяние, в неверном свете горящих танков они не могли различить своих и чужих, и их смертоносный огонь потерял эффективность. Командирам «Тигров» и «Пантер» было проще. Оправившись от шока, они криками приказывали своим экипажам двигаться прямо в гущу русских танков, стреляя на ходу. Обе стороны начали нести тяжёлые потери на дистанции пистолетного выстрела, и командиры немецких танков, знающие, что они бьются на собственных оборонительных позициях, начали таранить уцелевшие под снарядами 88-мм пушек русские танки.

Немцы продержались достаточно для того, чтобы танки резерва успели включиться в жестокую схватку. По мере того как ещё больше «Тигров» и «Пантер» вступало в бой, ночь становилась ещё ярче — не только от горящих танков, но и от почти непрерывных выстрелов тяжёлых орудий и всё увеличивающегося количества осветительных ракет, которые, подобно змеям, шипели в небе. Потом загорелись несколько отдельных деревенских зданий, света стало намного больше, и немцы уже могли различать русские танки по силуэтам на дистанции в одну-две сотни метров.

Ещё одним громом среди ясного неба, усилившим и до того безумный поток отдающихся экипажам немецких танков в темпе пулемётного огня приказов, стал грохот боя, доносящийся теперь уже со всех сторон от одного горизонта до другого. Яркие вспышки взрывов внезапно засверкали далеко за высоким плато, на котором шла грандиозная ночная танковая битва. Русские танки воспользовались темнотой и суматохой и прорвались далеко за линию обороны немцев, где они теперь рвали на куски всё, что подворачивалось под стволы их орудий.

Следующим утром сражение закончилось. Русские снова понесли тяжёлые потери в бронетехнике. На поле боя выгоревшими развалинами осталось более восьмидесяти Т-34. Оставался ещё один островок жестокой битвы. Далеко за линией немецкой обороны в густых лесах, русские мотострелки с небольшим количеством танков и противотанковых орудий окопались и дрались с полностью превосходящими силами противника. Ничто не могло выбить упрямых русских — пока огнемётные танки не выдвинулись и не сожгли весь лесной массив, выдавив русских под сокрушительный огонь. Было взято только несколько израненных и оглушённых пленных.

В результате длившейся три дня гигантской танковой битвы русские потерпели поражение, стоившее им 420 танков и таких потерь в людях и материальной части, что, согласно немецкой разведке, русская Пятая гвардейская танковая армия была «…на ближайшее будущее исключена из расчётов немецкого командования». Харьков оставался в руках немцев, пока им не был отдан приказ отойти.[25]

Однако имеют значение только финальные результаты. За пятьдесят дней, которые прошли со дня начала операции «Цитадель», 5 июля 1943 года, более сотни германских дивизий были разбиты в гигантском конфликте, ставшем известным как Курская битва.

Отдельные поражения и даже неожиданные ужасные потери не могут отменить прозвучавшего в опубликованном 9 июля 1943 года репортаже, который так образно описал и бои на Курской дуге, и дальнейший путь русских к Берлину, пророчества: