«Защита 240». Роман

3

Было еще рано, еще не собирались на лекции студенты, не приходил на работу медицинский персонал городка, а доктор Виктор Васильевич Пылаев уже шел от центрального помещения института к клиническому корпусу. Четырехэтажный корпус в глубине институтского парка в этот ранний час утра тускло поблескивал своими темными окнами, за которыми, казалось, было все спокойно и безмятежно. Но Пылаев знал, как много людей мечутся здесь на больничных койках от бессонницы, тоски и страха.

Кто-то сказал, что самая страшная болезнь та, при которой человек теряет разум. Пылаев не помнил сейчас, кто это сказал, но он не мог не согласиться с тем, что действительно нет болезни страшнее. Разум, этот светоч, выделяющий человека из среды животных, начинает затухать или мерцает неверным, мигающим огоньком.

Доктор Пылаев посвятил себя борьбе с этим страшным недугом. Прошло много лет, отданных этой борьбе, и теперь настали дни, когда он с коллективом сотрудников мог подвести некоторые итоги: заканчивались последние клинические наблюдения, связанные с новым методом лечения психических заболеваний.

В корпус он вошел тихо и хотел незаметно пройти к себе в кабинет, чтобы до прихода врачей, сестер, санитарок, студентов-практикантов спокойно разобраться в накопленном материале. Но у самой двери кабинета встретился с дежурным врачом.

- Здравствуйте, Виктор Васильевич! А вам, я вижу, не спится.

- Доброе утро, Варвара Никитична. Не спится - сегодня такой день… Я хотел тайком проскользнуть к себе в кабинет, но от вас никак не скроешься. Ну, как больной Никитин?

- Спал нормально.

- Это очередная победа. Прекрасно, Варвара Никитична, прекрасно. Пылаев и дежурный врач прошли в кабинет. - Принесите, пожалуйста, анализы крови и мочи Никитина. Да, и вот еще что, захватите последние электроэнцефалограммы больных моряков - Толоковникова и Василенко.

Дежурный врач вышла, и Пылаев принялся за материалы клинических наблюдений.

Диагноз: шизофрения.

Тоска, растерянность, мания преследования и страхи. Больные поступали в клиническое отделение с потерей сна, ослаблением памяти, с приступами бреда и галлюцинациями.

Пылаев перебирал карточки, и за каждым листком плотной бумаги, исписанной краткими диагностическими определениями, видел людей, вспоминал, какими поступали в клинику эти люди, вырванные из жизни психическими расстройствами. С застывшими неподвижными лицами или, наоборот, суетливые или мнительные, подверженные маниакальному страху, постоянно слышавшие какие-то «внутренние» голоса, внушавшие им ужас.

Над ними проводились тщательные наблюдения, изучались причины, вызывавшие заболевание, и они проходили курс лечения радиосном.

И вот первые результаты:

«…к концу курса лечения, - просматривал истории болезней Пылаев, состояние больного резко улучшилось. Держится просто, свободно. Активен, критичен к своим болезненным переживаниям в прошлом. Выписан и в настоящее время работает по специальности».

«…к концу лечения больная активнее, живее, свободнее. Выписана в состоянии значительного улучшения».

«…появилась бодрость, улучшился сон. Вернулся к работе по специальности».

«… чувствует себя совсем здоровой, как до болезни… Выписана, приступила к занятиям».

«…выписан… Работает по специальности…»

«…полностью освободилась от бредовых идей. Выписана. Приступила к занятиям, успешно закончила институт».

«…выписан… выписан… выписан».

Радиосон возвращал людей к полноценной творческой работе, в великую единую семью строителей будущего.

Кто не знает о благотворном влиянии сна при протекании почти всякого заболевания! Но только в результате трудов великого русского ученого Павлова лечение сном получило свое теоретическое обоснование, а в результате деятельности целой плеяды советских врачей и практическое применение при лечении шизофрении, эпилепсии, психоневрозов, реактивных психозов и последствий травматических поражений.

В результате долголетней экспериментальной работы Павлов пришел к выводу, что сон - это торможение клеток головного мозга, задержка их деятельности.

Нервная система психически больного человека при встрече с какими бы то ни было трудностями или после непосильного для нее раздражения неизбежно приходит в состояние истощения, а истощение нервной системы приводит к возникновению тормозного процесса как охранительного. Павлов считал, что, углубляя это развивающееся охранительное торможение, можно создать условия для отдыха истощенных корковых клеток головного мозга, достичь восстановления работоспособности.

Теоретические положения Павлова легли в основу методики лечения сном.

При лечении психических заболеваний с успехом применялись препараты брома и некоторых других снотворных средств. Однако все они в какой-то мере токсичны и иногда приводят к осложнениям. Начались работы над тем, чтобы найти такой метод лечения, при котором в организм не нужно было бы вводить медикаментов. Но если нежелательно введение снотворных, то можно вызвать сон, действуя на мозг электрическим током соответствующей характеристики, и создать этим самым в нервных клетках процесс охранительного торможения. Так был применен метод лечения психических заболеваний электросном.

Метод дал хорошие результаты, но Пылаев в своих разработках пошел дальше.

Не во всех случаях психические больные позволяют надевать на себя специальные очки и укреплять на затылке электроды, как это практикуется при лечении электросном, не все спокойно переносят ощущения, правда, очень слабые, электрического тока. Пылаев стал работать над осуществлением нового метода лечения психических заболеваний - над радиосном.

- Виктор Васильевич, вот результаты исследования больных моряков и Никитина.

- Давайте рассмотрим. Обратите внимание: в электроэнцефалограмме затылочных областей видна нормализация биотоков мозга. Да, да, несомненно. Смотрите, вот в этой части записи явно большая синхронность и исчезла асимметрия. А как, интересно, осциллограммы теменных областей? Ну, что же, и здесь неплохо - явная нормализация биотоков. Хорошо. Данные биохимического анализа?

- Очень небольшое снижение количества белка. Остаточный азот снизился.

- Это закономерно. Как углеводный обмен?

- В норме.

- Превосходно. Вас кто сменяет, кажется, врач Богданова? Передайте ей, пожалуйста, чтобы к двенадцати часам приготовили больного Никитина.

Так начался трудовой день.

Когда были подобраны материалы клинических наблюдений, прочитано два часа лекций для студентов пятого курса и до проведения сеанса радиосна Никитину оставалось полтора часа, к Пылаеву вошла врач Богданова.

- Виктор Васильевич, приехал капитан Ливенцов спрашивает, можно ли ему побеседовать с вами.

- Почему же нельзя? - Пылаев посмотрел на часы. - До сеанса еще есть время. Проведите его, пожалуйста, в центральный корпус.

Пылаев прибрал бумаги на столе и направился в центральный корпус, где его уже поджидал Ливенцов.

- Здравствуйте, товарищ капитан, приехали справиться о здоровье своих морячков?

- Здравствуйте, Виктор Васильевич. Здоровьем ребят, конечно, интересуюсь. Но знаете… - замялся капитан, вынул трубку и тут же поспешно спрятал ее. - Знаете, хотел побеседовать с вами о «космических» событиях. Волнует меня это. Вы уж извините. Отрываю я вас от дела.

- Ну что вы, Евгений Петрович, я прекрасно понимаю вас - ваш корабль одним из первых подвергся «нападению». Понимаю. Сегодня утром у меня был товарищ Титов, скоро должен снова подъехать. Он оставил мне текст речи Кларка. - Пылаев задумался. - Так, значит вскоре мы узнаем, что представляет собой космическая катастрофа. Ведь ужас чего нагородили! Здесь и водородные облака, и высокая проникающая способность каких-то никому еще не известных электромагнитных волн, а в общем… «покупайте наши бериллиевые каски!» Ну, разве не бред? И все это, заметьте себе, с усиленным призыванием на помощь господа бога. Иван Алексеевич говорил, что вы вместе с ним побывали у радиоастрономов?

- Побывал. И это не уменьшило тревоги. Космос - болтовня, конечно, а вот излучение… Сегодня это только первые их попытки, а завтра, быть может, на расстоянии тысяч километров начнут действовать излучатели.

Капитан испытующе посмотрел на Пылаева, ожидая, ч-то тот опровергнет его предположение, но доктор молчал.

- Значит, - нерешительно произнес Ливенцов, - можно действовать излучением на расстоянии?

- Можно. Смотря на каком, конечно. Теперь мы убеждены, что моряки вашего корабля подверглись именно такому воздействию. А при сопоставлении данных браунвальдского дела с материалами, собранными Егоровым, многое прояснилось… Можно ли, говорите, действовать на расстоянии?.. - Пылаев посмотрел на часы. - Скоро мы начнем сеанс радиосна больному Никитину. Если хотите, я могу показать вам действие излучения на расстоянии.

- О, хочу, конечно. Но если вы еще располагаете временем, я хотел бы расспросить вас…

- Я вас слушаю.

- Вот мне что неясно. Почему происходили катастрофы с автомобилями и самолетами, как сообщало Международное статистическое бюро. Похоже, что человек за рулем подвергается более активному воздействию лучей, чем, скажем, пешеход или велосипедист. Не выходит из головы - почему заснули люди в моторке, а в шлюпке, посланной им на выручку, чувствовали себя хорошо. И на корабле было все в порядке.

- Трудно, конечно, сказать что-либо по этому поводу, но единственным объяснением, которое напрашивается сразу, может быть такое. Существует много факторов, способных вызвать сон, то есть общее торможение коры больших полушарий. Однообразные, монотонные раздражители звукового и другого порядка являются обычным хорошо известным усыпляющим средством. Почему так происходит? Да ведь все дело в том, что длительным воздействием они утомляют и истощают соответствующие центры коры. Весьма возможно, что в случаях, о которых вы спрашиваете, давало себя знать, так сказать, профессиональное явление. Летчики, шоферы и мотористы вашего катера испытывали постоянное утомляющее мозг воздействие вибрации моторов. Это естественно. В нормальных условиях организм сопротивлялся, этому воздействию, и они работали нормально. Но вот возникает постороннее воздействие. Электромагнитные колебания какого-то излучателя начинают углублять охранительное торможение и действуют, при прочих равных условиях, прежде всего на людей, нервная система которых подвержена постоянному профессиональному истощению под влиянием мощного раздражителя, в данном случае шума работающих моторов автомобилей, самолетов, катеров. Вот пока и все, что я могу сказать. А теперь пройдемте в клинический корпус, - заспешил Пылаев. - Титов что-то задерживается. Ну, ничего, мы попросим проводить его прямо в аппаратную.

При входе в корпус Ливенцову дали белый хрустящий халат, он накинул его поверх кителя, и они поднялись с Пылаевым на второй этаж. По дороге Пылаев рассказал Евгению Петровичу о работе своей группы над новым методом лечения психических заболеваний радиосном.

- В своей работе, - говорил физиолог, - мы всегда обращаемся к трудам нашего учителя - великого физиолога Павлова. Он указывал на необходимость к любому лечению психических заболеваний присоединять нарочитый покой, по возможности исключать беспрерывные и сильные раздражения окружающей обстановки, изолировать больных друг от друга, от особенно беспокойных.

Пылаев провел Ливенцова в аппаратную. Большая светлая комната была уставлена приборами, на стене - несколько экранов, около которых стояли небольшие пульты с регулирующими приспособлениями.

- Вот и в этом случае, который я хочу продемонстрировать, - продолжал, физиолог, - больному нужна такая покойная обстановка. Больной Никитин поступил на излечение в крайне возбужденном состоянии. Подозрителен, боится окружающих, считает, что его преследуют, от всех прячется, но говорит, что совершенно здоров. Никаких процедур принимать не желает, считает, что его собираются «погубить». Мы держим его в полном покое. Посмотрите на этот экран. Пользуясь специальной телеоптической системой, мы можем свободно следить за больным в то время, как он нас не видит и не боится нашего присутствия.

Ливенцов подошел к экрану и увидел небольшую комнату с белой кроватью, тумбочкой, небольшим столиком и удобным креслом. На полу лежал красивый ковер, на высокой этажерке в несколько рядов стояли цветы. Сперва капитан не заметил больного в комнате, но потом увидел выглядывающее из-за цветов бледное, утомленное лицо мужчины лет тридцати. Он вышел из-за стойки с цветами, быстро подбежал к двери и приложился ухом к замочной скважине. Так он простоял довольно долго, очевидно прислушиваясь, потом бросился к кровати, заглянул под нее, заглянул под кресло и снова спрятался за цветами. Ливенцова охватила неприятная дрожь. Было как-то жутковато и вместе с тем жалко смотреть на человека, которого коснулась болезнь мозга.

В аппаратную вошли врач и два ассистента.

- Виктор Васильевич, в приемной ожидает Белова Евгения Андреевна. Она просит допустить ее на сеанс радиосна Никитину.

- Нельзя, - твердо ответил Пылаев.

- Виктор Васильевич, вы же сказали ей, что подумаете, - начала упрашивать молоденькая ассистентка. - Она так хотела взглянуть на него…

- Не могу, - уже мягче сказал доктор, - не могу. Я посоветовался с товарищами, и мне не рекомендовали допускать Белову к Никитину.

Пылаев посмотрел на часы.

- Давайте приступим к сеансу, Евгений Петрович, - обратился он к капитану. - Посмотрите на экран. Видите, с люстры свешивается коротенькая трубочка? Это антенна-излучатель, она соединена с соответствующими приборами. Наблюдайте! Подготовьте магнетрон, - обратился Пылаев к ассистенту.

Ливенцов, затаив дыхание, наблюдал за всем происходящим в палате.

Никитин вышел из-за цветов и стал крадучись пробираться к двери.

- Внимание! Включить излучение! - приказал Пылаев.

Никитин дошел уже до середины комнаты, и вдруг его походка изменилась. Она уже не была крадущейся и пугливой, он выпрямился и стал оглядываться по сторонам. Сделав несколько шагов по направлению к кровати, Никитин оперся о ее край руками и вскоре повалился безжизненно на бок.

Капитан вздрогнул и оглянулся на Пылаева. Тот стоял спокойный, сосредоточенный и внимательно смотрел на секундомер. В аппаратной было тихо, и Ливенцов не посмел своими вопросами нарушить эту тишину. Пылаев опустил секундомер и обратился к врачу:

- Пройдите, пожалуйста, к больному.

Капитан увидел на экране, как врач вошла в палату и вместе с сестрой уложила больного в постель, прикрыла его одеялом, прикрепила контакты принесенного с собой прибора, сестра опустила шторы, и они вышли.

- Теперь он ничего не чувствует. Врач присоединила к его голове контакты электроэнцефалографа. Это прибор, который регистрирует электрическую активность головного мозга, связанную с процессами, происходящими в нервных клетках. Вот посмотрите сюда, - обратился физиолог к Ливенцову и указал на круглую стеклянную выпуклость на пульте с извивающейся на ней светящейся зеленоватой змейкой. - Это регистрация биотоков мозга на катодном осциллографе. Прибор регистрирует процессы торможения и возбуждения, возникающие в нервных центрах. Состоянию покоя соответствуют колебания низкой частоты со значительной амплитудой - так называемый альфа-ритм. Во сне этот ритм замедляется и может исчезнуть вовсе. Смотрите, колебания затухают, сглаживаются.

В аппаратную тихо вошел Титов. Пылаев кивнул ему и продолжал:

- Сон у больного становится глубже, покойней. Истощенные клетки его мозга будут теперь отдыхать, набираться новых сил для борьбы со страшным недугом. Еще восемь или десять сеансов, и этот человек, я думаю, будет здоров.

- Значит, через недельку…

- Да, Иван Алексеевич, дней через десять капитан Бобров сможет с ним побеседовать. - …и, надо надеяться, мы узнаем, наконец, почему труп Протасова оказался в карьере.

Ливенцов ничего не понял из этого разговора.

- Вы ведь еще не знаете, - обратился к нему Титов, - об этой запутанной истории. Она тоже имеет отношение к заинтересовавшему вас делу. В свое время, Евгений Петрович, я расскажу вам о Протасове.