“Капитал” и капитализм

Гриффен Л.А.

“Капитал” и капитализм.  К.: ЭЛМА.  2003.  148 с.

Рассмотрен ряд исходных предпосылок, на которых базируется классическая марксистская теория капитализма, в частности, в том виде, в каком она представлена в “Капитале” К. Маркса, и исследовано их соответствие сегодняшним задачам и уровню знаний.

ISBN © Л.А. Гриффен, 2003

Содержание

Стр.

Введение ……………………………….………………….. 3

1. Методологические предпосылки ………………….…..10

2. Основные положения………………………………….. 20

3. Расхождения теории и практики ………………….….. 38

4. Объект исследования ………………………….………. 49

5. Закон стоимости …………………………….…………. 64

6. Роль денег ……………………………………………… 82

7. Значение потребностей ………………….…………….. 92

8. Прибавочная стоимость ………………………………. 105

9. Эволюция капитализма ……………………………….. 124

Заключение ………………………………………….……. 139



Введение

Знания об окружающем мире только тогда могут быть использованы с максимальной эффективностью, когда они не просто представляют собой некоторый их набор, но сведены в определенную систему. Человеческая мысль во все времена стремилась тем или иным образом систематизировать добытые знания. Характер этой систематизации, в свою очередь, определялся уровнем накопленных знаний. На первом этапе, при весьма еще низком их уровне, на основе образного мышления формировалась система мифологии, «накладывающая» известные (а скорее привычные) явления ближайшего окружения на всю действительность, персонифицируя природу и общество. Следующим шагом стала философия, которая на основе как бы априорных элементов – категорий – идеально конструировала мир в виде более или менее связной системы этих элементов, опять же «накладывая» полученную конструкцию на действительность в качестве картины, полностью ее отражающей, – хотя и в самом общем виде. И только на третьей, научной стадии отражения мира с достижением достаточно высокого уровня знаний сам этот мир в своем разнообразии стал основой обобщений в систематически связанных понятиях.

Научная систематизация давалась с большим трудом  прежде всего ей мешали ограниченность знаний, а также переживший себя философский подход, а то и остатки мифологического. Поэтому данный процесс растянулся на огромный исторический период. Столетиями накапливались факты и разрабатывались методы, строились те или иные части величественного здания науки. И сам этот процесс не был плавным и непрерывным. В истории науки были узловые моменты, когда по отношению к той или иной области (или аспекту) действительности накопленный материал вызывал скачок в представлениях, давая фундамент и простор уже собственно научным исследованиям. Разумеется, такой скачок сам по себе обычно был достаточно продолжительным во времени, и в нем принимали участие многие исследователи, внесшие в его подготовку и осуществление неоценимый вклад. Но получилось так, что непосредственно сам скачок каждый раз знаменовался появлением книги, которая в целостном виде систематизировала и завершала предыдущий период накопления фактов и методов, впервые давая на дальнейшее комплексную основу для уже истинно научных исследований в данной области. История науки знает четыре таких великих книги.

Первая из них касалась наиболее общих количественных соотношений в мире, требовавших для своего понимания не столько большой суммы конкретных знаний, сколько развернутого общественного опыта в разных областях и высокого уровня абстрактного мышления (развитию которого в значительной мере способствовала философия). Эта книга – созданные еще в 3 в. до н.э. «Начала» Эвклида, – книга, давшая, по словам Эйнштейна, человеческому разуму ту уверенность в себе, которая была так необходима для его последующей деятельности. В ней были сформулированы основные количественно-структурные закономерности, заложившие базу для дальнейших исследований в этой области, и развит аксиоматический метод, долгие века служивший эффективным инструментом теоретических исследований.

До появления следующей великой книги, сыгравшей ту же роль в естествознании, какую предыдущая сыграла в математике, прошел огромный период времени, понадобившийся для накопления и систематизации знаний о конкретных объектах материального мира. Только в 1687 году были опубликованы «Математические начала натуральной философии» И. Ньютона, заложившие основы систематических физических знаний. Их автор не только обобщает предшествующие достижения в области физики и излагает результаты собственных исследований, революционизировавших ее, но и делает важнейший шаг от философии к науке, ограничивающейся фактами и не претендующей, подобно философии, на познание окончательных принципов строения и свойств материи.

В науке о живой природе почти через два столетия аналогичную роль выполнила книга Ч. Дарвина «Происхождение видов», которая произвела настоящую революцию в биологии. Произошло это в 1859 году, когда Дарвин по настоянию друзей в весьма скромном объеме опубликовал то, что сам он считал не более чем «извлечением» из огромной массы собранного им по данной теме материала. Но эта, несмотря на небольшой объем поистине великая книга, изменила сам фундамент представлений об основных структурных объектах живого – биологических видах. Вместо прежнего статического взгляда на них как на вечные и неизменные, она не только ввела представление об их преходящем характере, но и указала те факторы, которые вызывают их появление, изменение и гибель. Только работа Дарвина поставила биологию «на вполне научную почву»1.

Однако триумфальное шествие научных методов исследования объективной действительности не могло быть успешно завершено без их победы в еще одной области знаний – в области обществоведения. В других областях так или иначе накапливались эмпирические знания, на основе которых делались уже научные обобщения, а все, что касалось человека и общества, продолжало оставаться в ведении религиозно-философских систем. В частности, в Западной Европе на протяжении длительного времени решение вопросов, касающихся человека и общества, базировалось на авторитете Библии. Только начиная с эпохи Возрождения в обществоведение постепенно проникают сведения, почерпнутые из реальной жизни. Но проникают они не в виде объективных результатов научных исследований, а как отражение мнений отдельных людей. Замена авторитета божественного откровения на авторитет выдающихся личностей привела к формированию комплекса так называемых «гуманитарных наук». И только появление в середине XIX в. марксизма знаменовало внесение собственно научных («естественноисторических») методов в изучение человека и общества.

В 1867 году издан первый том фундаментальной работы К. Маркса «Капитал. Критика политической экономии» – четвертой великой книги в истории науки. В ней применительно к изучению экономических процессов в капиталистическом обществе был систематически реализован – доказав таким образом свою истинность и эффективность – материалистический взгляд на историю, позволяющий изучать общественные явления естественнонаучными методами, аналогичными тем, которые применялись ко всем остальным областям действительности. Как писал Ф. Энгельс, друг и великий соратник Маркса, им «было дано материалистическое понимание истории и был найден путь для объяснения сознания людей из их бытия вместо прежнего объяснения их бытия из их сознания»2.

Это без преувеличения гениальное открытие Маркса явилось (и является сегодня) надежной основой для изучения общественных процессов. И сам Маркс, прежде всего в «Капитале», блестяще применил его для анализа столь сложной конкретной общественно-экономической формации, сумев убедительно «объяснить неизбежность возникновения капиталистического способа производства в его исторической связи и необходимости его для определенного исторического периода, а потому и неизбежность его гибели … обнажить также внутренний … характер этого способа производства… Это было сделано благодаря открытию прибавочной стоимости. Было доказано, что присвоение неоплаченного труда есть основная форма капиталистического производства… Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства — мы обязаны Марксу» (20, 26-27).

Будучи переломными вехами на пути исследования тех или иных аспектов и областей действительности, указанные книги, естественно, не исчерпали рассматриваемые в них вопросы. Работа Эвклида только заложила основы математики. Сегодня даже целый коллектив талантливых французских математиков, под псевдонимом Н. Бурбаки выпускающий серию книг, в которых стремится максимально изложить современную математическую проблематику, не в состоянии хотя бы в самом общем виде исчерпать тему. Использование аксиоматического метода привело к созданию ряда «неэвклидовых геометрий», а он сам подвергся существенному развитию. Ньютон сумел построить первую непротиворечивую картину физической реальности. Но с тех пор ряд исходных принципов его теории (принцип взаимодействия, векторное сложение скоростей, постоянство массы и т.п.) подвергся радикальному пересмотру в теории относительности и квантовой механике. Дарвинизм был дополнен исследованиями причин изменчивости, механизмов передачи признаков, было расширено представление о естественном отборе (например, введено понятие стабилизирующего отбора) и т.п. С теорией Маркса дело обстоит существенно иначе.

Результаты любых научных исследований не только увеличивают объем знаний, тем самым косвенно влияя на жизнь общества, но и так или иначе непосредственно касаются интересов тех или иных людей. Поэтому история науки знает борьбу не только различных теорий, но и стоящих за ними людей. Даже о физике в свое время Планк говорил, что новые идеи в ней побеждают не так, что их сторонники переубеждают противников, а так, что противники вымирают, заменяясь сторонниками. Драматическим было становление эволюционной биологии (достаточно вспомнить хотя бы так называемый «обезьяний процесс»). Но особенно сказанное относится к тем наукам, которые непосредственно касаются человека и общества. Тем более, что исследования в области общественных наук в социально дифференцированном обществе, в обществе, разделенном на классы, затрагивают интересы не только отдельных людей, но и целых общественных групп. Ведь общество не стоит на месте, а его развитие неизбежно приводит к смене одних социальных групп другими. Поэтому отражающую этот процесс истину органично не приемлют те социальные группы, время которых ушло или уходит. Научные аргументы тут бессильны. Независимо от ее реального содержания, «неподходящая» теория объявляется либо неверной, либо, в лучшем случае, устаревшей, имеющей только историческое значение. Поскольку из теории Маркса следует, что капитализм, закономерно возникший, столь же закономерно и неизбежно будет заменен другой общественно-экономической формацией, то ясно, что защитники капитализма в принципе не могут принять такой теории  независимо от того, верна она или нет объективно. Соответственно и о дальнейшем ее развитии ими не может быть и речи.

Но, казалось бы, то общество, уже само появление которого (независимо от дальнейшего хода событий) стало убедительным подтверждением верности основных положений марксизма, как раз в развитии и углублении теории должно было быть крайне заинтересовано. Соответственно теория Маркса именно в нем должна была получить дальнейшее развитие – с углублением разработанной им методологии, с расширением охвата социальных явлений, с избавлением от неизбежно имеющихся в любой науке заблуждений. Не тут-то было.

Любые научные положения до их опытного подтверждения остаются только гипотезами. Даже о системе Коперника Энгельс писал, что она до опытного подтверждения «в течение трехсот лет оставалась гипотезой, в высшей степени вероятной, но все-таки гипотезой. Когда же Леверье на основании данных этой системы не только доказал, что должна существовать еще одна, неизвестная до сих пор, планета, но и определил посредством вычисления место, занимаемое ею в небесном пространстве, и когда после этого Галле действительно нашел эту планету, система Коперника была доказана» (21, 284).

Правота Коперника была доказана, но значит ли это, что его гипотеза стала теорией в том виде, в котором она была им сформулирована? Нет, конечно. Она подтвердилась в принципе, но отнюдь не в деталях. Оказалось, что планеты движутся вовсе не по таким орбитам, которые, вслед за Птоломеем, предполагал для них Коперник (эпициклы и деференты). Другими учеными были определены законы взаимосвязи небесных тел, формы орбит, их расположение, скорости движения и т.п., о чем Коперник не имел (и не мог иметь) ни малейшего представления. Для этого понадобились работы Ньютона, Декарта, Кеплера, ряда других ученых, благодаря которым данная система действительно отразила реальное положение и из гипотезы превратилась в теорию. Все это, разумеется, ни в малейшей степени не снижает значения научного подвига Коперника.

Гипотезы в обществоведении не поддаются предварительной экспериментальной проверке. А когда сама жизнь ставит «эксперимент», в обязательном порядке оказывается, что ряд их положений не реализовался, или реализовался не так, как предполагалось. Явление естественное, более того  неизбежное для любой теории. Но если в результате указанных «отклонений» появляется не предсказанная теорией господствующая социальная группа, заинтересованная в затушевывании самого факта своего существования, то ее (и ее «теоретической» обслуги) стараниями теория превращается в закостеневшую догму, а значит, ни о каком ее развитии опять же не может быть и речи. Более того, вульгаризуясь, наука превращается в свою противоположность. При этом «бескорыстные исследования уступают место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой» (23, 17). Сказанное о политэкономии, это в не меньшей степени относится ко всем так называемым «общественным наукам».

Именно так и произошло у нас с великой теорией марксизма, в том числе и в том, что касается анализа капиталистического общества. Разумеется, капитализм за полтора века весьма существенно изменился. Однако дело вовсе не в том, что Марк описывал «тот», «прошлый» капитализм и его теория сегодня устарела вместе со своим объектом. Маркс исследовал не какой-то там «свой» капитализм. Он рассматривал капитализм как определенный способ производства в его становлении и развитии  от зарождения вплоть до предполагаемой замены другим способом производства в результате действия присущих ему внутренних противоречий. В соответствии с имеющимся уровнем сведений он создал и исследовал теоретическую модель капитализма, получив выдающиеся научные результаты. Нет, теория Маркса не устарела: полученные им научные результаты, верно отражающие объективную действительность, тем самым имеют непреходящую ценность. Просто с ней произошло то же, что происходит с любой научной теорией. Прежде всего повысился уровень знаний об этой общественно-экономической формации. Но также проявились те черты капитализма, которые во времена Маркса еще только едва намечались или вообще были в латентном состоянии, появились новые факты. Все это требует и нового теоретического осмысления.

Но гораздо важнее те ограничения и, говоря словами Маркса, «теоретические упрощения» (25, I, 191) объекта исследования, которые обязательно используются в любой науке на каждом этапе ее развития. Они только и дают возможность его теоретического анализа, способствуя на данном этапе получению новых научных результатов. Сыграв свою положительную роль, столь же обязательно на следующем этапе они должны быть заменены новыми, отражающими как ранее полученные теоретические результаты и новые опытные данные, так и новые задачи на данном этапе общественного развития. Другими словами, когда говорится о необходимости подняться на новую ступень в изучении капитализма, дело не просто в том, что нынче имеет место новый этап его развития. Речь должна идти о новом взгляде все на тот же капитализм как определенную общественно-экономическую формацию, который изучал и Маркс.

Теория Маркса много лет прекрасно «работала». Но дальше с ней произошло то же, что происходит с любой теорией: на определенном этапе сформированный на ее основе прогноз поведения ее объекта стал неадекватным действительным результатам движения последнего. Причем дело не в отдельных деталях или мелких неточностях, которые можно подправить путем «косметического ремонта»  вопрос касается ряда существенных результатов, которые для данной теории являются определяющими. Это не значит, что теория плоха или неверна. Наоборот, для неверной теории этот момент не имеет значения  она тихо (а иногда и не очень) умирает естественной смертью. Для верной же теории это значит, что пришла пора перехода к следующей ее ступени. Но на каждой следующей ступени развития любой науки в обязательном порядке должно происходить диалектическое отрицание ее предыдущей ступени – уже хотя бы потому, что вообще «ни в одной области не может происходить развитие, не отрицающее своих прежних форм существования» (4, 297). Если марксизм – настоящая наука, то и ему раньше или позже не миновать этой болезненной, но неизбежной процедуры.

Как было сказано, во времена Маркса ряд свойств капитализма, которые в последнее время играют весьма существенную роль, носил латентный характер. Точнее, они существовали уже тогда, и уже тогда играли важную роль, но их практически нельзя было выделить именно в качестве существенных. И дело вовсе не в том, что они никак не проявлялись внешне. Они безусловно проявлялись, иногда не менее явственно, чем другие, принятые Марксом во внимание. Но проявлялись они по разным причинам достаточно слабо, и что еще более существенно, совместно с целым рядом таких, которые представляли собой по отношению к капитализму явления случайные, привнесенные или остаточные. Другими словами, сигнал, несмотря на всю его важность и информативность, не поднимался над уровнем шума, и выделить его именно в качестве сигнала на том этапе развития как объекта, так и его теоретического отражения, объективно не представлялось возможным.

Но с тех пор, оставаясь все той же общественно-экономической формацией, капитализм весьма существенно изменился по формам своего проявления, и то, что выглядело относительно менее важным в середине девятнадцатого века, приобрело исключительную важность в начале двадцать первого. Соответственно и внешние проявления этих моментов стали все более выпячиваться, постепенно затеняя другие, ранее представлявшиеся гораздо более важными. Но при ретроспективном взгляде оказывается, что и полтора века назад объективно они были не менее существенными. Потому возникает необходимость в анализе с учетом новых факторов (точнее, с приданием им более важного значения) не только сегодняшнего, но и прошлого состояния объекта анализа.

Приведем только один пример, где такая необходимость возникает самым настоятельным образом. Это хорошо видно применительно к взаимоотношению капиталистического Запада с остальным миром. Капитализм западной «метрополии» по отношению к остальному миру всегда имел принципиально грабительский характер, и не мог ни возникнуть, ни развиваться вне этого своего качества. Конечно же оно было достаточно заметно уже тогда и учитывалось Марксом в его анализе. Однако на фоне бурных внутренних процессов указанный момент для капитализма представлялся хотя и важным, но не принципиальным. Сегодня очевидно, что это не так. И делать вид, будто в своем классическом виде теория, развитая без учета данного момента в качестве одного из наиболее существенных, может объяснить сегодняшние процессы в мире вообще, и в капиталистическом обществе в частности, несерьезно.

«Предметом моего исследования в настоящей работе, – писал Маркс о «Капитале», – является капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена» (23, 6). В ней он совершенно определенно ставил своей «целью представить внутреннюю (!) организацию капиталистического способа производства» (25, II, 399), и с этой задачей справился блестяще. Теперь нужно рискнуть сделать следующий шаг, попытавшись представить капитализм в его глобальных взаимосвязях – не как единообразие (минувшее, нынешнее или грядущее – его не было, нет и не будет), но как единство в многообразии. А рассчитывать сделать этот шаг можно только на той надежной основе, которая была заложена гением Маркса.

Но другого Маркса пока нет. Да и усложнение как объекта исследования, так и науки о нем оставляет мало надежд, что один человек вообще в состоянии поднять эту глыбу. В сегодняшней ситуации проделать то, что сделал Маркс полтора века назад, одному человеку попросту невозможно. Но можно и нужно подготовить почву для коллективных исследований. Для этого представляется целесообразным рассмотреть, какие элементы общей картины капитализма, вырисовывающейся из марксова «Капитала», уже не соответствуют той, которая может (и должна) быть получена сегодня. И сделать это нужно на той же исходной базе классического марксизма, но с внесением коррективов, вытекающих как из накопленных на протяжении последних полутораста лет научных знаний об обществе, так и из развития самой этой общественно-экономической формации.

1. Методологические предпосылки

Столь сложный объект, как общество, или даже отдельная общественно-экономическая формация, должны рассматриваться как весьма сложная система. Одним из основных требований системного подхода к рассмотрению любого объекта является проведение исследования в направлении от общего к частному, – в том числе и потому, что «развитое тело легче изучать, чем клеточку тела» (23, 6). Так, например, для исследования социальных процессов в качестве основного объекта должно быть выбрано общество, и лишь только исходя из его основных свойств можно рассматривать «проблему человека», но никак не наоборот. Маркс с полным основанием полагал, что теоретическое исследование капитализма также должно вестись от общего к частному, в частности, что «более конкретные формы капиталистического производства могут быть исследованы исчерпывающим образом лишь после того, как будет выяснена общая природа капитала» (25, I, 122-123). Да он и не ставил своей целью изучение какой-то «клеточки», а считал предметом своего исследования «капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена» в целом.

Принципиально в определении основ капиталистического производства Маркс как раз так и поступает, начиная анализ с понятия, которое полагает наиболее общим – с понятия товара. Но когда начинаешь изучать «Капитал», возникает впечатление, что дальше Маркс идет в его изучении противоположным путем – от частного (производство и обращение индивидуального капитала) к общему (производство и обращение капитала в масштабах общества), что явно нарушает указанное выше его же требование.

Но это только формально получается, будто Маркс действительно начинает исследования с отдельного капитала. На самом деле это вовсе не так. Он начинает его с некоего абстрактного капитала, который существует как бы «сам по себе», взаимодействуя посредством обмена с остальными капиталами, также находящимися в некоем «идеальном виде», т.е. в таком виде, когда это взаимодействие не влияет на собственное функционирование и данного, и других капиталов (чего на самом деле нет и быть не может в действительности). И так во всей первой книге, которая благодаря анализу такого «идеального» капитала «в значительной мере является законченным целым и в течение двадцати лет занимала место самостоятельно произведения» (23, 33) (да и теперь еще по праву в значительной степени его занимает). Только во второй книге, при специальном рассмотрении обращения капитала в реальной «среде», начинает проявляться это взаимодействие во всей его сложности.

В третьей книге, где производство и обращение капитала рассматривается как целое, оказывается, что как раз весь совокупный капитал функционирует именно так, как в идеальном виде предполагалось функционирование отдельного капитала. И хотя здесь показано, что открытые ранее законы достаточно существенным образом отличаются от тех, которым подчиняется каждый отдельный капитал, все капиталы в совокупности подчиняются именно им. Все открытое ранее оказывается полностью соответствующим совокупному общественному капиталу – поскольку для капиталистов как класса «прибыль обеспечивается общей эксплуатацией труда совокупным капиталом» (25, I, 186). А «различные капиталисты относятся здесь друг к другу, как простые акционеры одного акционерного общества, в котором прибыль распределяется между ними … лишь в зависимости от величины капитала, вложенного каждым в общее предприятие» (25, I, 173). И не та прибавочная стоимость обычно достается капиталисту, которую произвел его собственный (причем переменный) капитал (как это предполагалось вначале), а «на равновеликие массы капитала … приходятся равновеликие доли (части) совокупной прибавочной стоимости, произведенной совокупным общественным капиталом» (25, I, 190). Что же касается отдельных капиталов, то они, «какова бы ни была произведенная ими самими прибавочная стоимость, стремятся вместо этой прибавочной стоимости реализовать в ценах своих товаров среднюю прибыль, т.е. стремятся реализовать цены производства» (25, I, 190). Таким образом, исследование капитализма в «Капитале» идет по классической диалектической схеме  «тезисантитезиссинтез».

Вторым важным моментом для «Капитала» является то, что этот научный труд по преимуществу представляет собой теоретическое исследование капитализма. Исследование любого объекта как качественно определенного материального образования с целью получения о нем новых знаний, предполагает обязательное сочетание «экспериментальных» и «теоретических» методов. Когда мы говорим об экспериментальных методах, имеются в виду различные формы изучения строения конкретного объекта и его реакций на те или иные воздействия. В зависимости от характера объекта возможны различные методы экспериментальных (опытных) исследований – от пассивного наблюдения за объектом до самого активного вмешательства в его структуру и функционирование. Этап экспериментальных исследований чрезвычайно важен, так как именно он осуществляет непосредственную связь исследователя с объектом, предоставляет единственную возможность накопления о нем положительных сведений.

Но сами по себе новые опытные данные, сколько бы их не набралось, еще не обеспечивают новый уровень понимания объекта. По самой своей природе любой объект исследования имеет бесконечное число свойств, характеристик, связей и т.п. (т.е. является бесконечно сложным), из которых иногда даже очень существенные исследователю неизвестны, а следовательно, в представлениях исследователя объект не может быть непосредственно охвачен в своей целостности. Для того, чтобы достичь данной цели, приходится создавать упрощенную модель объекта, отражающую его основные (существенные в определенном отношении) характеристики и состоящую из известных элементов, обладающую конечной сложностью, и в этом качестве доступную целостному восприятию.

Но данная процедура уже выходит за рамки экспериментальных исследований, хотя и базируется на них, и представляет собой первый этап другого типа исследований – исследований теоретических. Однако она имеет важнейшее значение и в исследованиях экспериментальных, ибо только наличие теоретической модели объекта позволяет найти достаточно определенное место новым знаниям, полученным экспериментальным путем, в целостных представлениях о нем. Равно как и правильно поставить вопросы для дальнейших исследований. Без такой модели полученные путем наблюдений или активного эксперимента сведения об объекте составляли бы всего лишь их хаотическое нагромождение, непригодное для практического использования – научного предвидения поведения объекта (что, собственно, и является конечной целью науки как общественного явления). Именно эту функцию, как правило, и выполняют теоретические исследования, что предопределяет их особое социальное значение.

Итак, в отличие от экспериментальных исследований, исследования теоретические имеют дело не с самим объектом исследования, а с искусственно созданной его моделью. Модель объекта может иметь вербальный, физический, математический или иной характер. Однако во всех случаях она предполагает наличие структурной и функциональной компонент. Как правило, наличных знаний об объекте не хватает для полностью детерминированного создания его целостной модели. Практически всегда в последней в явном (гипотеза) или неявном виде наличествуют некие «условные» элементы, которые не были найдены в экспериментальных исследованиях, но которые совершенно необходимы для получения целостной картины. То же самое касается связей между элементами. Эти «условные» элементы и связи и фиксируются при структурных исследованиях модели, расширяя таким образом знания об объекте.

Теоретические исследования только начинаются, а отнюдь не заканчиваются созданием модели объекта. Следующий их этап – исследование модели. Особый интерес представляют функциональные исследования, предполагающие исследование модели в динамике при воздействии на нее тех или иных факторов, аналогичных тем, которые в реальности действуют на объект исследования. Это исключительно важно в тех случаях, когда по тем или иным (физическим, социальным, экономическим, временным и т.п.) причинам мы не можем провести соответствующие исследования реального объекта. В этом случае именно по поведению модели мы можем судить о возможном (или будущем) поведении объекта.

Однако сделать мы это можем только в результате выполнения третьего этапа теоретических исследований – интерпретации полученных результатов. Ввиду ограниченности знаний, на основе которых создается модель объекта, равно как и ее существенной упрощенности по сравнению с самим объектом, результаты, полученные от структурных и функциональных исследований модели, всегда в той или иной мере отличаются от будущих или возможных результатов функционирования самого объекта. Поэтому полученные данные сравниваются с новыми данными наблюдений и экспериментов, и результаты такого сравнения дают опытные основания для корректировки теоретической модели объекта, что кладет начало новому циклу его исследования. Так во взаимодействии экспериментальных (опытных) и теоретических исследований и осуществляется накопление знаний об объекте3.

Экспериментальные (опытные) исследования – особая область науки, имеющая свои собственные законы, которыми мы здесь заниматься не будем. Что же касается исследований теоретических, то для того, чтобы они могли иметь место, т.е. чтобы появилась возможность создания и исследования теоретической модели изучаемого объекта, помимо исходных экспериментальных данных об указанном объекте (которые представляют собой своеобразный «строительный материал» и без некоторой «критической массы» которых о его научном исследовании не может быть и речи), необходимо выполнение еще ряда исключительно важных условий.

Прежде всего, должны существовать некоторые, определяемые всей общественной практикой, исходные, базовые положения, которые без доказательств принимаются в качестве истинных – некоторые постулаты (аксиомы). Указанные постулаты в значительной мере воплощают в себе наиболее общие представления о мире. Любая теоретическая модель любого объекта строится и исследуется с учетом указанных постулатов  в явном или неявном виде. Следующим важным моментом является возможно более четкое определение тех ограничений (упрощений), без которых не может быть создана «работающая» модель, т.е. модель, в определенном отношении адекватная объекту с одной стороны, и ограниченная по сложности с другой. И, наконец, должен существовать (также полученный в результате всего предшествующего общественного опыта) набор правил функционирования изоморфных объектов (комплекс методологических соображений), которые именно вследствие их универсальности могут быть применены и к конкретному исследуемому объекту.

Таким образом, любая серьезная теоретическая работа базируется на некоторых достаточно определенных исходных мировоззренческих и методологических предпосылках. Как уже упоминалось, эти предпосылки могут быть представлены в явном виде, а могут быть принятыми неявно, но именно они придают работе целостность и завершенность, а их отсутствие приводит к эклектичности и непоследовательности. Сказанное полностью относится и к рассматриваемой работе К. Маркса4.

«Капитал» – работа зрелого марксизма, написанная в то время, когда основатели последнего уже достаточно полно отработали его основные исходные положения. Прежде всего это относится к материалистическому взгляду на историю, к тому, что Маркс называл «общим результатом», к которому пришел в своих прежних исследованиях и который «послужил затем руководящей нитью» в исследованиях дальнейших: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройки и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке» (13, 6-7).

Эти положения определяют основные пружины развития общества, а применительно к данному конкретному случаю обеспечивают системность и последовательность в изложении материала, глубину и убедительность трактовки предмета исследования. Они и поныне остаются незыблемой основой плодотворных исследований в области так называемых «общественных наук», особенно в тех случаях, когда эти исследования касаются наиболее фундаментальных вопросов.

Однако, кроме упомянутых, в «Капитале» принят также ряд других, не менее важных предпосылок, которые сегодня уже не выглядят столь безупречными, какими они представлялись в свое время. Именно им мы должны в настоящее время уделить особое внимание, поскольку они также сыграли очень существенную роль в данном исследовании. Их критическим анализом мы займемся ниже, а здесь только кратко изложим эти предпосылки.

Поскольку речь идет о развивающемся объекте, то прежде всего вопрос касается общеметодологических представлений о развитии. Как известно, эти общие представления классики марксизма базировали на диалектике Гегеля, который «первый дал всеобъемлющее и сознательное изображение всеобщих форм движения». Правда, как у идеалиста «у Гегеля диалектика стоит на голове», и Марксу пришлось «поставить ее на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно» (23, 22). Было преодолено то положение Гегеля, что «процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление» (23, 21).

Однако не менее важным являлось и то, что гегелевская «абсолютная идея» представляла собой не только отмеченный Марксом «самостоятельный субъект», но и некий искусственно созданный объект развития, причем всеобъемлющий, а следовательно, единственный – наличие каких-либо других (внешних по отношению к данному) объектов принципиально не предполагались и, стало быть, принципиально же не предполагалось каких-либо внешних взаимодействий с другими объектами. Понятно, что при этом единственным фактором развития становится саморазвитие. Реальные же объекты, окруженные другими столь же реальными и достаточно самостоятельными по отношению друг к другу объектами, немыслимы вне их взаимодействия с этими другими объектами, и следовательно ограничиваться при их исследовании саморазвитием недопустимо5.

Сразу отметим, что вслед за Гегелем признавая в общем виде положение о саморазвитии как причине изменений объекта, классики марксизма, тем не менее, никогда им не ограничивались, поскольку прекрасно понимали, что реальные объекты столь же принципиально находятся во всеобщей взаимосвязи, и на характер их развития не может не влиять также наличие взаимодействия с другими объектами – ведь «в том обстоятельстве, что эти тела находятся во взаимной связи, уже заключено то, что они воздействуют друг на друга» (20, 392). Другими словами, в конечном счете «диалектика Маркса, будучи последним словом научно-эволюционного метода, запрещает именно изолированное, то есть однобокое и уродливо искаженное рассмотрение предмета»6.

Когда речь идет о диалектике, обычно имеются в виду законы изменения и превращения некоторого объекта под действием внутренних противоречий. А вот вопрос генезиса объекта развития гегелевская диалектика не ставит принципиально, ибо не нуждается в его выяснении: в ней идет речь об «абсолютной идее», как целое невозникающей и неисчезающей, а только претерпевающей ряд превращений. А как же «материалистическая диалектика»? А никак – в теоретическом плане она также вопрос о генезисе объектов не ставит. Но при практическом исследовании реальных предметов и явлений так или иначе данный вопрос решать приходится. В этом случае неизменно контрабандой протаскиваются внешние связи (это очень хорошо прослеживается в «Капитале», скажем, на примере «так называемого первоначального накопления»).

То же относится и к взаимодействию объекта и среды в процессе его развития (для гегелевской «абсолютной идеи» никакой «среды» быть не могло). Характерный пример в этом отношении представляет исследование движущих сил развития общества. Под влиянием гегелевских теоретических установок Маркс и Энгельс в общем виде соглашались, что именно саморазвитие на основе внутренних противоречий является тем, что определяет процесс изменения данного объекта. Применительно к обществу они полагали, что его развитие осуществляется на основе противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Однако ведущей стороной здесь они считали производительные силы. А ведь производительные силы как раз и являются воплощением связи между обществом и природой, так что получается, что развитие общества в значительной степени определяется чем-то, что, по крайней мере частично, лежит вне его как объекта развития.

Также в связи с гегелевской диалектикой одной из основных методологических предпосылок в понимании общественного развития у классиков марксизма являлось представление о линейном развитии общества, т.е. последовательном поэтапном саморазвитии определенного целостного объекта. Применительно к обществу это означало, что развитие производительных сил приводит к нарастанию их противоречий с наличными производственными отношениями, следствием чего является социальный скачок со становлением новых производственных отношений. Так происходило становление сначала феодальной, а затем капиталистической общественно-экономических формаций. Таким же в принципе предполагался и механизм смены капитализма коммунизмом7.

Но развитие какого объекта все же имелось в виду? Не рассматривая здесь вопрос в общем виде, ограничимся только тем, чтό именно Маркс считал объектом своего изучения в «Капитале». Сам он следующим образом отвечает на данный вопрос: «Для того, чтобы предмет нашего исследования был в его чистом виде, без мешающих побочных обстоятельств, мы должны весь торгующий мир рассматривать как одну нацию и предположить, что капиталистическое производство закрепилось повсеместно и овладело всеми отраслями производства» (23, 594). Другими словами, объектом исследования (по крайней мере, в принципе) оказывается весь мир, все человечество (по крайней мере бóльшая его часть – та, которая связана через мировую торговлю), причем в достаточно однородном (капиталистическом) состоянии.

Разумеется, Маркс прекрасно понимал, что реальная картина весьма далека от этой теоретической идеализации, что уровень развития в различных странах мира существенно сказывается на действии исследуемых им «естественных законов капиталистического производства». Однако такая идеализация была для него вполне закономерной, поскольку он полагал, что «дело здесь, само по себе, не в более или менее высокой степени развития… Дело в самих этих законах, в этих тенденциях, действующих и осуществляющихся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего» (23, 6-7).

Такой была общая предпосылка. В частных случаях Маркс пользовался такими, например, выражениями как «в масштабах общества» (25, I, 174), «данной страны в целом» (23, 174) и даже «в данном национальном обществе» (25, I, 214). Чаще всего при исследованиях тех или иных проблем функционирования и развития капитализма он использовал данные по Англии как стране, в которой этот способ производства на то время оказался наиболее развитым. Но всегда имелось в виду, что исследуемые закономерности являются общезначимыми в пределах всего мира, и только конкретная ситуация в данный момент может ограничивать их применимость.

Следует при этом учитывать также то, что капитализм (как и любую другую общественно-экономическую формацию) Маркс рассматривал как определенный способ производства. Другими словами, целью его в «Капитале» было исследование не всего капиталистического общества во всех его проявлениях, а только его экономического базиса. Потребности людей для своего удовлетворения вызывают необходимость общественного производства, предполагающего возникновение в данном процессе отношений между его участниками по поводу производства, обмена и распределения. Данная система (экономика), как система базисная, является самодостаточной и развивается по имманентным законам. А уже в качестве надстройки над данными экономическим базисом возникает вся сложнейшая система остальных общественных отношений (политических, юридических, религиозных, художественных и т.п.).

Это не значит, разумеется, что классики марксизма выводили все общественные события непосредственно из экономических оснований, ибо надстройка, определяемая в конечном счете базисом, является, тем не менее, активной и существенно влияет на характер протекания исторических процессов. Об этом Энгельс писал: «Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение  это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки» (37, 394). Таким образом, по форме общественные процессы далеко не полностью определяются экономическим базисом, однако они всецело определяются им по существу.

И уж, конечно, сами экономические процессы в своем глубинном течении определяются как раз саморазвитием базиса. Соответственно этому Маркс в «Капитале» не видит необходимости привлечения к анализу в качестве существенных каких-либо внеэкономических факторов. В своем анализе общественного развития Маркс опирался на законы экономического движения, на изменения базиса общества, за которым следует надстройка  активно воздействующая на базис, но в конечном счете определяемая его состоянием. Потому при всей важности надстройки, для Маркса «предмет исследования  это прежде всего материальное производство» (12, 709), ибо только оно представляет собой независимую переменную, и его анализ в главных чертах носит самодостаточный характер и не требует для своего изучения привлечения внеэкономических явлений. Этот «панэкономический» подход является одним из наиболее важных методологических моментов в «Капитале».

Однако в конечном счете движущей силой всего процесса движения капитала являются потребности: «Потребление, удовлетворение потребностей, одним словом – потребительная стоимость есть… конечная цель этого кругооборота» (23, 160). Но сами по себе потребности представляли для Маркса интерес только в узком смысле констатации данного факта. Что же касается их происхождения и конкретного характера, то Маркс выводил эти вопросы за пределы своего исследования как малоинтересные для его целей: «Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая, благодаря ее свойствам, удовлетворяет какие-либо человеческие потребности. Природа этих потребностей, – порождаются ли они, например, желудком или фантазией, – ничего не изменяет в деле. Дело также не в том, как именно удовлетворяет данная вещь человеческую потребность: непосредственно ли, как жизненное средство, т.е. как предмет потребления, или окольным путем, как средство производства» (23, 43).

Еще менее интересным оказывается то, как именно происходит само потребление – этому процессу Маркс вообще не считал нужным уделять внимание. Единственное, что у него можно найти по данному поводу, так это то, что поскольку предметы потребления (потребительные стоимости) уничтожаются в процессе потребления, поскольку, следовательно, потребленное одним уже не может составить объект потребления для другого, то предметы потребления в обязательном порядке и при любом способе производства должны быть предварительно распределены между индивидами. Даже в «союзе свободных людей» за вычетом той части продукта, которая остается общественной, поскольку используется в дальнейшем непосредственно в общественном производстве, остальная часть «потребляется в качестве жизненных средств членами союза. Поэтому она должна быть распределена между ними» (23, 89).

Но движущей силой поступков человека все же является стремление к удовлетворению его потребностей. Это касается и товарного обращения. Однако эта точка зрения, неоднократно подтверждаемая Марксом в его работах, не проводится последовательно в том важнейшем случае, когда дело касается накопления капитала  того, что является движущим стимулом действий капиталиста. Имеет место даже определенное противопоставление стимулов к действию капиталистов по отношению ко всем остальным: «Потребление, удовлетворение потребностей, одним словом – потребительная стоимость есть, таким образом, конечная цель этого [Т – Д – Т] кругооборота. Напротив (!), кругооборот Д – Т – Д имеет своим исходным пунктом денежный полюс и, в конце концов, возвращается к тому же полюсу. Его движущим мотивом, его определяющей целью является поэтому сама меновая стоимость» (23, 160). «Простое товарное обращение – продажа ради купли – служит средством для достижения конечной цели, лежащей вне обращения, – для присвоения потребительных стоимостей, для удовлетворения потребностей. Напротив (!), обращение денег в качестве капитала есть самоцель» (23, 163). Таким образом, потребности в качестве движущих сил, заставляющих человека действовать, оказываются в «Капитале» не универсальным стимулом. Здесь мы пока этим и ограничимся. Но поскольку проблема движущих сил является одной из важнейших, то вопрос о потребностях требует дополнительного рассмотрения.

Таковы, в основном, некоторые важные исходные положения, на которых базировался Маркс, предпринимая в «Капитале» исследование капитализма как способа производства. Эти исследования привели к поразительным результатам, позволившим понять наиболее важные законы внутреннего развития капитализма как системы, понять внутренние пружины этого развития, открыть тайну капиталистической эксплуатации и капиталистического накопления. Любые дальнейшие исследования капитализма без учета достигнутого Марксом, неэффективны. Посмотрим же, каковы, хотя бы в самых общих чертах, полученные им результаты.

2. Основные положения

«Капитал» Маркса является исключительно глубоким и весьма многоплановым произведением. Поэтому пересказывать его содержание – занятие неблагодарное. При этом обязательно будут упущены чрезвычайно важные «нюансы», «детали» и «боковые линии», что неизбежно скажется на полноте и точности представления материала. Однако в интересах нашего анализа данного произведения нам здесь все же придется выделить основную его линию, представляющую некоторый стержень всей работы, и попытаться кратко ее изложить, для точности изложения по возможности пользуясь выражениями самого Маркса8.

Исследование капитализма как общественно-экономической формации, выполненное в «Капитале», осуществлялось Марксом одновременно также и как критическое осмысление того, что было сделано его предшественниками, а потому носит общий подзаголовок «Критика политической экономии». Однако, разумеется, главной его заслугой было раскрытие внутренних механизмов капиталистического способа производства. Содержание трех книг своего главного труда, посвященного решению данной задачи, в концентрированной форме Маркс выразил в их наименованиях: первая книга названа им «Процесс производства капитала», вторая  «Процесс обращения капитала», и третья  «Процесс капиталистического производства, взятый в целом».

Определяя содержание первой книги «Капитала», Маркс писал: «В первой книге были исследованы те явления, которые представляют капиталистический процесс производства, взятый сам по себе, как непосредственный процесс производства, причем оставлялись в стороне все вторичные воздействия чуждых ему обстоятельств» (25, I, 29). Разумеется, речь здесь идет о производственном процессе не как о процессе технологическом, а о процессе производства капитала, т.е. рассмотрено прежде всего то, что характеризует капитализм именно как особый способ производства.

Одним из основных недостатков предшествующей политэкономии, даже той, которую Маркс с уважением называл «классической», было то, что в ней, наряду со стремлением понять сущность экономических явлений, еще слишком большое место занимала «видимость»  их внешнее проявление. Так, об А. Смите Маркс писал: «С одной стороны он прослеживает внутреннюю связь экономических категорий, или скрытую структуру буржуазной экономической системы. С другой стороны, он ставит рядом с этим связь, как она дана видимым образом в явлениях конкуренции… Оба эти способа понимания у Смита не только преспокойно уживаются, но и переплетаются друг с другом и постоянно друг другу противоречат» (26, II, 177). Работа Маркса свободна от таких формальных противоречий  он выстраивает свое видение капиталистического способа производства строго логически, разворачивая его из того, что он считал «экономической клеточкой буржуазного общества» (23, 6)  товара. «Исследование производственных отношений данного, исторически определенного, общества в их возникновении, развитии и упадке  таково содержание экономического учения Маркса. В капиталистическом обществе господствует производство товаров, и анализ Маркса начинается поэтому с анализа товаров»9.

«Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая, благодаря ее свойствам, удовлетворяет какие-либо человеческие потребности» (23, 43). Эти вещи удовлетворяет потребности благодаря своим потребительским свойствам и в этом смысле представляют собой потребительные стоимости. Однако капиталистическое общество предполагает обмен различными товарами между независимыми товаропроизводителями. Поэтому «при той форме общества, которая подлежит нашему рассмотрению, они являются в то же время вещественными носителями меновой стоимости». А меновая стоимость «прежде всего представляется в виде количественного соотношения, в виде пропорции, в которой потребительные стоимости одного рода обмениваются на потребительные стоимости другого рода» (23, 44).

Но для этого чрезвычайно разнородные товары необходимо как-то сравнивать, отыскав в них нечто общее, поддающееся сравнению. Что это может быть? «Если отвлечься от потребительной стоимости товарных тел, то у них остается лишь одно свойство, а именно то, что они  продукты труда» (23, 46). И «потребительная стоимость … имеет стоимость лишь потому, что в ней осуществлен, или материализован, абстрактно человеческий труд». Измеряется же величина стоимости «количеством содержащегося в ней труда…. Количество самого труда измеряется его продолжительностью, рабочим временем», а именно общественно необходимым рабочим временем. Это «то время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной стоимости при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда» (23, 47).

С физической точки зрения товар как стоимость «остается неуловимым». А дело в том, что «стоимость … имеет … чисто общественный характер … и проявляться она может лишь в общественном отношении одного товара к другому» (23, 56). Особенностью же отношения двух товаров является то, что в нем они играют различную роль: один из них выражается в другом. При чем «стоимость первого товара представлена как относительная стоимость, и она находится в относительной форме стоимости. Второй товар функционирует как эквивалент, или находится в эквивалентной форме» (23, 57). «Стоимость товара холст выражается поэтому в теле товара сюртук» (23, 61) (или же наоборот).

Маркс подробно рассматривает, как происходит эволюция такого отношения, а с ним меняется и форма стоимости. Начинает он с простой (единичной или случайной) формы стоимости, когда в случайным образом возникшем отношении двух товаров выражается «стоимость одного товара  в потребительной стоимости другого», что возможно только постольку, поскольку в них обнаруживаются «разнородные виды труда» (23, 61). Полная, или развернутая форма стоимости представляет отношение, когда «стоимость данного товара … выражается теперь в бесчисленных других элементах товарного мира» (23,72); при этом она сама «состоит лишь из суммы простых относительных выражений стоимости» (74). И, наконец, всеобщая форма стоимости предполагает, что любой товар «выражает свою стоимость в одном и том же эквиваленте» (23, 76). Именно всеобщая форма стоимости обеспечивает переход к денежной ее форме.

«Всеобщая эквивалентная форма есть форма стоимости вообще. Следовательно, она может принадлежать любому товару. С другой стороны, какой-либо товар находится во всеобщей эквивалентной форме … лишь тогда и постольку, когда и поскольку он, как эквивалент, выталкивается всеми другими товарами из их среды. И лишь с того момента … единая относительная форма стоимости товарного мира приобретает объективную прочность и всеобщую значимость.

Специфический товарный вид, с натуральной формой которого общественно срастается эквивалентная форма, становится денежным товаром, или функционирует в качестве денег» (23, 79). Возникает такая форма стоимости, когда стоимость любого товара отражается в особом (денежном) товаре (деньгах),  денежная.

Если «потребительная стоимость реализуется для людей без обмена, т.е. в непосредственном отношении между вещью и человеком», то «стоимость может быть реализована лишь в обмене, т.е. в известном общественном процессе» (23, 93). Но «чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоряжается этими вещами» (23, 94). Только тогда они могут участвовать в одном из важнейших процессов капиталистического общества  товарообороте.

Оборот товаров  это не просто их обмен. «Товарное обращение не только формально, но и по существу отлично от непосредственного обмена продуктами» (23, 122). Чтобы из чисто индивидуального процесса, каким обмен его товара на какой-либо другой является для каждого товаровладельца, он превратился во «всеобще общественный процесс»  «общественный обмен веществ», необходимо отойти от непосредственного обмена данного товара на другой, необходимый владельцу первого, носящего в общем случайный характер. Маркс пишет: «Присмотревшись к делу внимательнее, мы увидим, что для каждого товаровладельца всякий чужой товар играет роль особенного эквивалента его товара, а поэтому его собственный  роль всеобщего эквивалента всех других товаров»; следовательно, на деле «ни один товар не является всеобщим эквивалентом». Разрешается противоречие реальным выделением некоторого действительно всеобщего эквивалента. И теперь товаровладельцы «могут приравнивать свои товары друг к другу как стоимости, а значит, и как товары, только отнеся их к какому-нибудь другому товару, лишь противопоставляя их ему как всеобщему эквиваленту» (23, 96).

Таким образом, «оборот товаров, в котором товаровладельцы обменивают свои собственные изделия на различные другие изделия и приравнивают их друг к другу, никогда не совершается без того, чтобы при этом различные товары различных товаровладельцев в пределах оборотов не обменивались на один и тот же третий товар и не приравнивались ему как стоимости» (23, 98). Задача решается «путем развдвоения товара на товар и деньги. Следовательно, в той же самой мере, в какой осуществляется превращение продуктов труда в товары, осуществляется и превращение товара в деньги» (23, 97). Другими словами, обращение товаров может иметь только товарно-денежный характер, что свидетельствует о той важнейшей роли, которую деньги играют в процессах капиталистического общества.

Таким образом, при обращении товаров, данный конкретный товар, будучи проданным, превращается в деньги. Эту смену формы Маркс называет метаморфозом и обозначает Т  Д. Затем за вырученные деньги приобретается уже другой товар, необходимый в качестве потребительной стоимости: Д  Т. Завершенный процесс имеет вид Т  Д  Т. Именно такой вид товарного обмена и превращает его во всеобщий товарообмен: «Обращение товаров разрывает временные, пространственные и индивидуальные границы обмена продуктов именно благодаря тому, что непосредственная тождественность между отчуждением своего продукта труда и получением взамен него чужого распадается на два противоположных акта  продажи и купли» (23, 124). И деньги, как видим, играют в таком обмене незаменимую роль.

Даже глава, посвященная вопросу о деньгах, названа Марксом «Деньги, или обращение товаров». В ней он рассматривает различные функции денег, выполняемые ими в этом процессе. Одна из функций, выполняемых деньгами  функция меры стоимости, денежным выражением которой является цена товаров: «Цена есть денежное название овеществленного в товаре труда» (23, 111). Эту функцию деньги выполняют как «мысленно представляемые идеальные деньги», а «денежный металл» становится воплощением этого труда. Фиксированный же вес металла обеспечивает масштаб цен.

Та роль, которую деньги играют при метаморфозе товаров, отражает их функцию средства обращения. «Деньги постоянно удаляют товары из сферы обращения, становясь на их место в обращении и тем самым удаляясь от собственного исходного пункта. … Их движение как средства обращения есть поэтому в действительности лишь движение собственной формы товара» (23, 126). При этом «в частом повторении перемещений одних и тех же денег отражается не только ряд метаморфозов отдельных товаров, но и переплетение бесчисленных метаморфозов всего товарного мира в целом» (23, 127).

Такая роль денег вызывает «необходимость и страстное стремление удержать у себя продукт первого метаморфоза  превращенную форму товара, или его золотую куколку. …Золото и серебро сами собой становятся общественным выражением избытка, или богатства» (23, 141). Происходит образование сокровищ, воплощающее еще одну функцию денег. Полезная функция сокровищ при металлическом обращении  служить буферными резервуарами.

«С развитием товарного обращения развиваются отношения, благодаря которым отчуждение товаров отделяется во времени от реализации их цены. … Поэтому один товаровладелец может выступить в качестве продавца раньше, чем другой выступит в качестве покупателя. … Он покупает поэтому товар раньше, чем оплачивает его … как представитель будущих денег» (23, 146). В этом случае деньги приобретают другую функцию  они становятся средством платежа.

И, наконец, еще одна важная функция денег  мировые деньги. «Выходя за пределы внутренней сферы обращения, деньги сбрасывают с себя приобретенные ими в этой сфере локальные формы  масштаба цен, монеты, разменной монеты, знаков стоимости  и опять выступают в своей первоначальной форме слитков благородных металлов. В мировой торговле товары развертывают свою стоимость универсально». Для мировых денег «способ их существования становится адекватным их понятию» (23, 153).

Однако главное, что можно сказать относительно денег  это то, что в определенных условиях они превращаются в капитал. Что же это за условия? «Товарное обращение есть исходный пункт капитала» (23, 157). Как мы видели, «непосредственная формула товарного обращения есть Т  Д  Т, превращение товара в деньги и обратное превращение денег в товар, продажа ради купли. Но наряду с этой формой мы находим другую, специфически отличную от нее, форму Д  Т  Д, превращение денег в товар и обратное превращение товара в деньги, куплю ради продажи. Деньги, описывающие в своем движении этот последний цикл, превращаются в капитал, становятся капиталом и уже по своему назначению представляют собой капитал» (23, 158). «Там товар, здесь деньги образуют исходный и конечный пункты движения» (23, 159).

«Кругооборот Т - Д - Т имеет своей исходной точкой один товар, а конечной точкой другой товар», т.е. его смысл состоит в удовлетворении других потребностей посредством других потребительных стоимостей. Но «кругооборот Д - Т - Д имеет своим исходным пунктом денежный полюс и, в конце концов, возвращается к тому же полюсу» (23, 160), а следовательно, имеет смысл только в том случае, если «в результате этого процесса из обращения извлекается больше денег, чем первоначально было брошено в него. … Поэтому полная форма рассматриваемого процесса выражается так: Д - Т - Д´, где Д´ = Д + ΔД… Это приращение, или избыток над первоначальной стоимостью, - пишет Маркс, - я называю прибавочной стоимостью (surplus value). Таким образом, первоначально авансированная стоимость не только сохраняется в обращении, но и изменяет свою величину, присоединяет к себе прибавочную стоимость, или возрастает. И как раз это движение превращает ее в капитал» (23, 161). «Таким образом, Д - Т - Д´ есть действительно всеобщая формула капитала, как он непосредственно проявляется в сфере обращения» (23, 166).

Но откуда же берется это приращение? Его нельзя получить вследствие обмена товаров: «Хотя товары и могут быть проданы по ценам, отличающимися от их стоимости, но такое отклонение является нарушением законов товарообмена. В своем чистом виде он есть обмен эквивалентов и, следовательно, не может быть средством увеличения стоимости» (23, 169). Поскольку в конечном счете «продавец является покупателем и покупатель - продавцом» (23, 173), то «весь класс капиталистов данной страны в целом не может наживаться за счет самого себя» (23, 174). Поэтому «обращение, или товарообмен, не создают никакой стоимости» (23, 174). Но и в производстве как таковом также не изменяется стоимость товара. Труд производителя «может повысить стоимость товара, присоединяя к наличной стоимости новую стоимость посредством нового труда», но стоимость предыдущего товара «осталась тем, чем она была. Она не возросла, не присоединила к себе прибавочной стоимости. Следовательно, товаропроизводитель не может увеличить стоимость и тем самым превратить деньги или товар в капитал вне сферы обращения» (23, 176). Таким образом, получился «двойственный результат»: «капитал не может возникнуть из обращения и также не может возникнуть вне обращения. Он должен возникнуть в обращении и в то же время не в обращении» (23, 176).

Выход из данной ситуации состоит в том, чтобы «открыть в пределах сферы обращения, т.е. на рынке, такой товар, сама потребительная стоимость которого обладала бы оригинальным свойством быть источником стоимости, - такой товар, действительное потребление которого было бы овеществлением труда, а следовательно, созданием стоимости» (23, 177-178). И такой товар действительно существует: «это - способность к труду, или рабочая сила … совокупность физических и духовных способностей, которыми обладает организм, живая личность человека, и которые пускаются им в ход всякий раз, когда он производит какие-либо потребительные стоимости» (23, 178). «Капитал возникает лишь там, где владелец средств производства и жизненных средств находит на рынке свободного рабочего в качестве продавца своей рабочей силы». При этом «стоимость рабочей силы, как и всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для производства, а следовательно, и воспроизводства этого специфического предмета торговли … или стоимость рабочей силы есть стоимость жизненных средств, необходимых для поддержания жизни ее владельца» (23, 181). «Процесс потребления рабочей силы есть в то же время процесс производства товара и прибавочной стоимости» (23, 186).

«Потребление рабочей силы - это сам труд. … Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой» (23, 188). «Простые моменты процесса труда следующие: целесообразная деятельность, или самый труд, предмет труда и средства труда» (23, 189). Предмет труда это существующий в своем естественном виде или первоначально обработанный (сырой материал) природный материал, воздействуя на который получают вещи, «приспособленные к человеческим потребностям». «Средство труда есть вещь или комплекс вещей, которые человек помещает между собой и предметом труда и которые служат для него в качестве проводника его воздействий на этот предмет» (23, 190). Кроме того «к средствам процесса труда относятся все материальные условия, необходимые вообще для того, чтобы процесс мог совершиться» (23, 191). «Если рассматривать весь процесс с точки зрения его результата - продукта, то и средство труда и предмет труда оба выступают как средства производства, а самый труд - как производительный труд» (23, 192).

«Рабочий работает под контролем капиталиста» (23, 196). А «капиталист заботится о двоякого рода вещах. Во-первых, он хочет произвести потребительную стоимость, обладающую меновой стоимостью, предмет, предназначенный для продажи, т.е. товар. И, во-вторых, он хочет произвести товар, стоимость которого больше сумм стоимости товаров, необходимых для его производства, больше суммы средств производства и рабочей силы, на которые он авансировал на товарном рынке свои наличные деньги», т.е. произвести «не только стоимость, но и прибавочную стоимость» (23, 197). Достичь последнего результата он может постольку, поскольку «прошлый труд, который заключается в рабочей силе, и тот живой труд, который она может выполнить, ежедневные издержки по ее сохранению и ее ежедневная затрата - это две совершенно различные величины» (23, 204). Или, другими словами, «стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе ее потребления, суть две различные величины» (23, 204-205). «Если мы сравним теперь процесс образования стоимости и процесс увеличения стоимости, то окажется, что процесс увеличения стоимости есть не что иное, как процесс образования стоимости, продолженный далее известного пункта»(23, 206), и «прибавочная стоимость получается лишь вследствие количественного излишка труда, вследствие большей продолжительности того же процесса труда» (23, 209).

По отношению к образованию стоимости продукта труда сам труд имеет двойственный характер. «Рабочий присоединяет к предмету труда новую стоимость, присоединяя к нему определенное количество труда… С другой стороны, стоимости потребленных средств производства мы вновь находим в виде составных частей стоимости продукта» (23, 210). При этом «простым количественным присоединением труда присоединяется новая стоимость, вследствие же особого качества присоединяемого труда старые стоимости средств производства сохраняются в продукте» (23, 212). Учитывая различный характер участия данных факторов в образовании стоимости продукта, Маркс пишет: «Та часть капитала, которая превращается в средства производства, т.е. в сырой материал, вспомогательные материалы и средства труда, в процессе труда не изменяет величины своей стоимости. Поэтому я называю ее постоянной частью капитала, или, короче, постоянным капиталом. Напротив, та часть капитала, которая превращена в рабочую силу, в процессе производства изменяет свою стоимость. Она воспроизводит свой эквивалент и сверх того избыток, прибавочную стоимость… Поэтому я называю ее переменной частью капитала, или, короче, переменным капиталом» (23, 220). Маркс обозначал постоянный капитал как c, а переменный как v.

Что касается стоимости, присоединенной трудом, то часть рабочего времени можно считать затраченным на воспроизводство упомянутого эквивалента, а часть - на создание прибавочной стоимости. Маркс формулирует это так: «Ту часть рабочего дня, в продолжение которой совершается это воспроизводство, я называю необходимым рабочим временем, а труд, затрачиваемый в течение этого времени - необходимым трудом. … Второй период процесса труда, - тот, в течение которого рабочий работает уже за пределами необходимого труда … образует прибавочную стоимость… Эту часть рабочего дня я называю прибавочным рабочим временем, а затраченный в течение ее труд - прибавочным трудом» (23, 228). Прибавочную стоимость Маркс обозначал как m, а норму прибавочной стоимости, представляющей собой «точное выражение степени эксплуатации рабочей силы капиталом, или рабочего капиталистом» (23, 229), как отношение m/v = (прибавочный труд)/(необходимый труд).

Капиталист всегда стремится к увеличению прибавочной стоимости. Но достичь этого можно, удлинив прибавочное время одним из двух путей: либо за счет общего удлинения рабочего дня, либо за счет сокращения необходимого рабочего времени. «Прибавочную стоимость, производимую путем удлинения рабочего дня, - писал Маркс, - я называю абсолютной прибавочной стоимостью. Напротив, ту прибавочную стоимость, которая возникает вследствие сокращения необходимого рабочего времени и соответствующего изменения соотношения величин обеих составных частей рабочего дня, я называю относительной прибавочной стоимостью» (23, 325). По мере развития капитализма удлинялся и рабочий день, принося капиталистам все большую прибавочную стоимость. Но со временем, прежде всего вследствие борьбы рабочего класса за свои интересы, рабочий день постепенно начал снижаться, и наступил момент, когда «раз навсегда сделалось невозможным увеличение производства прибавочной стоимости посредством удлинения рабочего дня» (23, 420). Основным «резервом» роста прибавочной стоимости стало увеличение относительной прибавочной стоимости - главным образом за счет увеличения производительной силы труда. Последняя представляет «всякое вообще изменение в процессе труда, сокращающее рабочее время, общественно необходимое для производства данного товара, так что меньшее количество труда приобретает способность произвести большее количество потребительной стоимости» (23, 325). Поскольку «относительная прибавочная стоимость прямо пропорциональна производительной силе труда» (23, 330), то повышение последней является важным объектом внимания капиталиста. Однако «при капиталистическом производстве экономия на труде, достигаемая благодаря развитию производительной силы труда, отнюдь не имеет целью сокращение рабочего дня. Она имеет целью лишь сокращение рабочего времени, необходимого для производства определенного количества товаров» (23, 331).

Стремление к увеличению прибавочной стоимости приводило к тому, что именно на возрастание производительной силы труда была направлена эволюция форм организации капиталистического производства. Процесс начинается уже тогда, когда «капитал занимает одновременно многих рабочих, следовательно, процесс труда расширяет свои размеры и доставляет продукт в большем количестве» (23, 333), т.е. при простой кооперации. Вообще «одновременное употребление многих наемных рабочих в одном и том же процессе труда … образует исходный пункт капиталистического производства» (23, 346).

Маркс подробно рассматривает, как менялись формы организации капиталистического производства, особенно с развитием производительных сил. Первой такой формой явилась мануфактура, причем «с одной стороны мануфактура вводит в процесс производства разделение труда или развивает его дальше, а с другой стороны - она комбинирует ремесла, бывшие ранее самостоятельными» (23, 350). Но только крупное машинное производство дало адекватную основу для развития капитализма. «В мануфактурный период исходной точкой переворота в способе производства служит рабочая сила, в крупной промышленности - средство труда». Для капитала «машины - средство производства прибавочной стоимости» (23, 382), получившие особо широкое развитие тогда, когда крупная промышленность смогла «овладеть характерным для нее средством производства, самой машиной, и производить машины с помощью машин» (23, 396). При этом «машины … функционируют только в руках непосредственно обобществленного или совместного труда» (23, 397).

Но и при машинном производстве «источником прибавочной стоимости является только переменная часть капитала» (23, 418), затрачиваемая капиталистом на рабочую силу. Затраты эти осуществляются им в форме заработной платы рабочим, которая, выступая в качестве цены всего рабочего дня, что «стирает всякие следы разделения рабочего дня на необходимый и прибавочный, на оплаченный и неоплаченный труд. Весь труд выступает как оплаченный труд» (23, 550). Поскольку «рабочая сила продается всегда на определенный период времени», то «той превращенной формой, в которой непосредственно выражается дневная стоимость рабочей силы, недельная ее стоимость и т.д., является форма “повременной заработной платы”, т.е. поденная и т.д. заработная плата» (23, 553). Другой вид заработной платы - поштучная, вроде бы предполагает, что «потребительной стоимостью, которую продает рабочий, является не функция его рабочей силы, не живой труд, а труд, уже овеществленный в продукте» (23, 561). На самом же деле, как показывает Маркс, «поштучная заработная плата есть лишь модифицированная форма повременной заработной платы». Однако она «дает капиталисту совершенно определенную меру интенсивности труда» (23, 563). В любом виде заработная плата, потраченная рабочим на «жизненные средства», обеспечивает воспроизводство рабочей силы, которое необходимо, чтобы процесс производства был непрерывным.

«Итак, переменный капитал есть лишь особая историческая форма проявления фонда жизненных средств, или рабочего фонда, который необходим работнику для поддержания и воспроизводства его жизни» (23, 580). «Превращение известной денежной суммы в средства производства и рабочую силу есть первое движение, совершаемое стоимостью, которая должна функционировать в качестве капитала» (23, 576). Нанятый капиталистом рабочий в процессе производства «произвел как прибавочную стоимость, … так и фонд для своей собственной оплаты, т.е. переменный капитал… Эта часть продукта, непрерывно воспроизводимого самим рабочим, которая непрерывно притекает к нему обратно в форме заработной платы» (23, 579-580). Что касается прибавочной стоимости, то если она используется только как «потребительный фонд капиталиста» (23, 579), имеет место простое воспроизводство. При этом «капиталистический процесс производства, рассматриваемый в общей связи, или как процесс воспроизводства, производит не только товары, не только прибавочную стоимость, он производит и воспроизводит само капиталистическое отношение, - капиталиста на одной стороне, наемного рабочего - на другой» (23, 591).

Однако капиталист может не только «проедать» полученную прибавочную стоимость, но и превращать ее в капитал. «Применение прибавочной стоимости в качестве капитала, или обратное превращение прибавочной стоимости в капитал, называется накоплением капитала» (23, 592). А «накопление капитала, рассматриваемое конкретно, сводится к воспроизводству его в расширяющемся масштабе» (23, 594). Полученный таким образом дополнительный капитал «это - капитализированная прибавочная стоимость». Добавочные «средства производства, к которым присоединяется добавочная рабочая сила, как и жизненные средства, при помощи которых она поддерживает самое себя, есть не что иное, как составные части прибавочного продукта, - той дани, которая классом капиталистов ежегодно вырывается у класса рабочих» (23, 595). Затем капиталист «превращает средства производства, уже принадлежащие ему, при помощи этого также принадлежащего ему труда, в новый продукт, который точно так же принадлежит ему по праву» (23, 598). Дальше процесс повторяется, происходит накопление капитала. Ради этого накопления капиталист и ведет производство: «Производство прибавочной стоимости или нажива - таков абсолютный закон этого способа производства» (23, 632).

Таким образом, прибавочная стоимость идет на дополнительные средства производства и дополнительную рабочую силу. Но разделяется она отнюдь не пропорционально предшествующему строению капитала. Стремление к наживе заставляет капиталиста стремиться к повышению производительности труда, а «увеличение последней проявляется в уменьшении массы труда по отношению к массе средств производства, приводимой этим трудом в движение, или в уменьшении величины субъективного фактора процесса труда по сравнению с его объективными факторами» (23, 636). «Следовательно, если известная степень накопления капитала является условием специфически капиталистического способа производства, то последний, путем обратного воздействия, обусловливает ускоренное накопление капитала» (23, 638).

Вследствие этого «накопление капитала, которое первоначально представлялось лишь как его количественное расширение, осуществляется … в непрерывном качественном изменении его строения, в постоянном увеличении его постоянной составной части за счет переменной» (23, 643), то есть роста затрат на средства производства за счет относительного снижения затрат на рабочую силу. А это значит, что «капиталистическое накопление постоянно производит, и притом пропорционально своей энергии и своим размерам, относительно избыточное, т.е. избыточное по сравнению со средней потребностью капитала в возрастании, а потому излишнее или добавочное рабочее население» (23, 644). «Следовательно, рабочее население, производя накопление капитала, тем самым в возрастающих размерах производит средства, которые делают его относительно избыточным населением. Это - свойственный капиталистическому способу производства закон народонаселения» (23, 657-658). «Из этого следует, что по мере накопления капитала положение рабочего должно ухудшаться». Происходит «накопление нищеты, соответствующее накоплению капитала» (23, 660). А «чем больше нищенские слои рабочего класса и промышленная резервная армия, тем больше официальный пауперизм. Это - абсолютный, всеобщий закон капиталистического накопления» (23, 659).

Во второй книге своего труда Маркс исследует законы обращения капитала. Однако при всей важности исследования всех этих процессов для понимания механизма капиталистического способа производства, в принципиальном отношении они мало что добавляют к той общей характеристике капитализма, которая дана Марксом в первой книге. Отметим поэтому только некоторые наиболее важные моменты, представляющие существенно новый взгляд на функционирование этого механизма.

Маркс подробнейшим образом рассматривает круговорот капитала во всех его «ипостасях»: кругооборот денежного капитала, производительного капитала, товарного капитала. Таким образом, им были рассмотрены «различные формы, которые капитал принимает в своем кругообороте, и различные формы самого кругооборота. К рабочему времени … присоединилось время обращения» (24, 396). Рассматривался «кругооборот капитала как кругооборот периодический, т.е. как оборот капитала. При этом, с одной стороны, было показано, как различные составные части капитала (основной и оборотный) проходят кругооборот форм в различные промежутки времени и различным способом; с другой стороны, были исследованы те обстоятельства, которыми обуславливается различная продолжительность рабочего периода и периода обращения» (24, 396). При этом процесс производства берется как момент движения капитала, а «кругооборот капитала охватывает также и обращение прибавочной стоимости» (24, 395).

В целом «процесс воспроизводства капитала … охватывает весь кругооборот, который, как процесс периодический … образует оборот капитала» (24, 394). «Но кругообороты индивидуальных капиталов переплетаются друг с другом, предполагают и обусловливают друг друга и как раз благодаря этому-то сплетению образуют движение всего общественного капитала» (24, 397). «Движение общественного капитала состоит … из всей совокупности оборотов индивидуальных капиталов» (24, 395) «как составных частей всего общественного капитала» (24, 397).

В первой книге Маркс показывает, как в общем виде осуществляется саморегулирование капиталистического производства. Во второй книге он более конкретно рассматривает этот механизм. Для воспроизводства всего общественного капитала существенным оказывается то, что общественное производство делится на производство средств производства  т.е. товаров, имеющих «такую форму, в которой они должны войти … в производительное потребление» (I подразделение) и производство средств потребления  т.е. товаров, имеющих «такую форму, в которой они входят в индивидуальное потребление класса капиталистов и рабочего класса» (24, 445) (II подразделение). Маркс подробно исследует законы обращения составных частей капитала (с, v, m) внутри подразделений и между ними.

Проведенный Марксом анализ ввиду его сложности, связанной с исследованием взаимодействия между собой значительного количества элементов, плохо поддается упрощенному изложению. Поэтому мы не станем этого делать. Отметим только сделанный Марксом очень важный вывод, что сам характер обмена между I и II подразделениями создает условия для возникновения кризисов. Разумеется, в конечном счете существует «равновесие в самом обмене товаров, в обмене различных частей годового продукта», которое «обусловлено равенством сумм стоимости взаимно обмениваемых товаров» (24, 562). Но при этом происходят «лишь односторонние обмены», в которых исключительно важную роль играют «деньги не только как средство обращения, но и как денежный капитал». В результате здесь само товарное производство «создает известные, свойственные этому способу производства условия нормального обмена, … условия, которые превращаются в столь же многочисленные условия ненормального хода воспроизводства, в столь же многочисленные возможности кризисов, так как равновесие  при стихийном характере этого производства  само является случайностью» (24, 563). «Сама многосложность процесса дает столь же многочисленные основания для его ненормального хода» (24, 564). С точки зрения современной теории регулирования речь идет о колебательных процессах, которыми сложная саморегулирующаяся система отвечает на любые внешние или внутренние возмущения.

Итак, как мы видели, рассмотрев в первой книге процесс производства отдельных капиталов (точнее  капитала как такового), Маркс во второй книге рассматривает, как процесс производства дополняется обращением, где отдельные капиталы необходимо сталкиваются друг с другом, что влияет на характер их функционирования. Поэтому оказалось необходимым изучить весь процесс производства и обращения капитала, рассматриваемый как целое, в полном взаимодействии и взаимовлиянии отдельных капиталов. Его Маркс анализирует в третьей книге, и, по словам Энгельса, «блестящие положения» второй книги в конечном счете «представляют собой только вводные положения» к третьей книге (24, 23).

Начинает Маркс третью книгу с анализа издержек производства, включающих затраты постоянного капитала, стоимость которых переносится на продукт, и переменного капитала, стоимость которого к стоимости продукта не присоединяется – вместо нее туда входит новая стоимость, созданная трудом. Эта новая стоимость включает как возмещение затрат на рабочую силу, так и дополнительно созданную этой рабочей силой стоимость, которая капиталисту ничего не стоит – прибавочную стоимость.

Но для реализации процесса производства недостаточно той части постоянного капитала, стоимость которой переносится на продукт (т.е. той части стоимости машин и оборудования, которая затрачена на производство данного продукта). Продукт производится посредством определенного технологического процесса, для нормального течения которого необходимо все оборудование целиком, т.е. необходимо использование всего капитала, включенного в производство. «Весь капитал – как средства труда, так и производственные материалы и труд – вещественно служат создателем продукта» (25, I, 43). Следовательно, «прибавочная стоимость составляет прирост не только к той части авансированного капитала, которая входит в процесс образования стоимости, … но вообще ко всему капиталу, вложенному в производство» (25, I, 41-42). Соответственно создается ошибочное представление, будто «прибавочная стоимость возникает одновременно из всех частей включенного капитала» (25, I, 43).

«Прибавочная стоимость, представленная как порождение всего авансируемого капитала, приобретает превращенную форму прибыли» (25, I, 43). «Следовательно, прибыль … есть то же самое, что и прибавочная стоимость, но только в мистифицированной форме, которая, однако, необходимо возникает из капиталистического способа производства. Так как при видимом образовании издержек производства нельзя обнаружить никакого различия между постоянным и переменным капиталом, то изменение стоимости, совершающееся во время процесса производства, неизбежно связывается не с переменной частью капитала, а со всем капиталом» (25, I, 44). На самом же деле «прибыль есть форма проявления прибавочной стоимости» (25, I, 55), а «масса прибыли тождественна с массой прибавочной стоимости» (25, I, 155).

Однако степень эксплуатации рабочей силы определяется не величиной прибавочной стоимости, а ее отношением к затраченному переменному капиталу (т.е. стоимости средств потребления рабочих) – нормой прибавочной стоимости. Норма прибавочной стоимости как в пределах той или иной отрасли промышленности, так и между ними выравнивается конкуренцией рабочих между собой, вследствие которой рабочая сила перетекает из отрасли с большей нормой прибавочной стоимости в отрасль с ее меньшим значением. Таким образом, равенство степени эксплуатации рабочих различными капиталами «предполагает конкуренцию между рабочими и выравнивания путем постоянных переходов из одной отрасли производства в другую» (25, I, 191). Поэтому степень эксплуатации рабочей силы более или менее одинакова во всей промышленности.

С другой стороны, точно так же вследствие конкуренции капиталов выравнивается и норма прибыли – отношение величины прибыли к величине всего капитала. При этом «капитал извлекается из отрасли с более низкой нормой прибыли и устремляется в другие, которые приносят более высокую прибыль» (25, I, 214), в результате чего «не существует различия между средними нормами прибыли, да и не может существовать его без разрушения всей системы капиталистического производства» (25, I, 167).

Базируется это равенство норм прибыли на том, что «издержки производства одинаковы для продуктов различных сфер производства, если на производство этих продуктов авансируются равновеликие капиталы, как бы ни было различно органическое строение отношение постоянного капитала к переменному этих капиталов. … Это равенство издержек производства образует базис капиталистической конкуренции, посредством которой устанавливается средняя прибыль» (25, I, 167). И теперь при определении цены продукта уже не прибавочная стоимость (как при рассмотрении функционирования отдельного капитала), а «эта средняя прибыль присоединяется к издержкам производства, – такие цены суть цены производства» (25, I, 171). Следовательно, «только конкуренция капиталов в различных отраслях производства создает цену производства, которая выравнивает нормы прибыли различных отраслей» (25, I, 197).

Таким образом, цены производства продукта, по которым он реализуется на рынке, в различных отраслях в зависимости от строения капитала могут отклоняться от его стоимости. Но «в масштабах общества, – если рассматривать все отрасли производства как одно целое, – сумма цен производства производимых товаров равна сумме их стоимостей» (25, I, 174) – так, как это показано в первой книге применительно к отдельному капиталу. При этом «прибыль обусловливается общей эксплуатацией труда совокупным капиталистом» (25, I, 186), в результате чего «каждый отдельный капиталист точно также, как и совокупность всех капиталистов отдельной сферы производства, участвует в эксплуатации всего рабочего класса всем капиталом» (25, I, 215). Благодаря установлению цен производства, прибыль каждого капиталиста в среднем пропорциональна общей величине его капитала, и в этом отношении «различные капиталисты относятся здесь друг к другу как простые акционеры одного акционерного общества» (25, I, 173), а «каждый отдельный капитал должен рассматриваться просто как часть совокупного капитала» (25, I, 229).

Однако с развитием производства растет также масса средств производства, растет величина постоянного капитала по сравнению с капиталом переменным, затрачиваемым на рабочую силу. А «такое постоянное возрастание постоянного капитала по сравнению с переменным должно иметь своим результатом постепенное понижение общей нормы прибыли при неизменяющейся норме прибавочной стоимости, или при неизменной степени эксплуатации труда капиталом» (25, I, 232), что «выражает убывающее отношение самой прибавочной стоимости ко всему авансированному капиталу» (25, I, 234).

При этом надо иметь в виду, что «относительное уменьшение переменного капитала и увеличение постоянного при абсолютном возрастании обеих этих частей есть … только другое выражение возрастающей производительности труда» (25, I, 236), благодаря чему «еще быстрее возрастает масса производимых потребительных стоимостей» (25, I, 239). Но это возрастание средств производства предполагает возрастание численности рабочего населения, создание населения рабочих, соответствующих потребности, следовательно, предполагает перенаселение рабочих» (25, I, 239). Это ведет к возрастанию нищеты, причем в свою очередь «при капиталистическом производстве нищета порождает население» (25, I, 239). Однако «капитал возрастает в более быстрой прогрессии, чем та, в которой понижается норма прибыли» (25, I, 245). При этом «норма прибыли понижается не потому, что рабочего меньше эксплуатируют, а потому, что вообще применяется относительно меньше труда по сравнению с применяемым капиталом» (25, I, 269). И «по мере развития капиталистического способа производства требуется все большее количество капитала для того, чтобы применять ту же самую рабочую силу, и тем более для того, чтобы применять увеличивающуюся рабочую силу» (25, I, 245).

Таков общий закон, хотя его осуществлению препятствует ряд внешних факторов, а также его собственные внутренние противоречия. Маркс рассматривает их весьма подробно. Однако оказывая влияние на осуществление закона понижения нормы прибыли, превращая его в тенденцию, они не отменяют его действия. А поскольку «норма прибыли – это движущая сила капиталистического производства» (25, I, 284), то в указанной тенденции «обнаруживается чисто экономическим образом, т.е. с буржуазной точки зрения, в пределах капиталистического понимания, с точки зрения самого капиталистического производства, ограниченность последнего, его относительность, то, что оно – не абсолютный, а лишь исторический способ производства, соответствующий известной ограниченной эпохе развития материальных условий производства» (25, I, 285).

Но концентрация капитала одновременно приводит к тому, что «капитал все более оказывается общественной силой … которая противостоит обществу как вещь и как сила капиталиста через посредство этой вещи. Противоречие между всеобщей общественной силой, в которую превращается капитал, и частной властью отдельных капиталистов над этими общественными условиями производства становятся все более вопиющими и предполагают уничтожение этого отношения, так как оно вместе с тем предполагает преобразование условий производства во всеобщие, коллективные, общественные условия производства. Это преобразование обусловливается развитием производительных сил при капиталистическом производстве и тем способом, которым совершается это развитие» (25, I, 290).

Оказывается, что развитие капитализма в таком направлении, когда оно само неизбежно приводит к формированию предпосылок нового общества, представляет закономерное явление,  результат действия имманентных законов капиталистического производства. Говоря словами Энгельса, «неизбежным следствием существующих у нас социальных отношений, при всех условиях и во всех случаях, будет социальная революция. С той же уверенностью, с какой мы из известных математических аксиом можем вывести новое положение, с той же самой уверенностью можем мы из существующих экономических отношений и из принципов политической экономии сделать заключение о грядущей социальной революции» (2, 552). Или, по Марксу: «частная собственность в своем экономическом движении сама толкает себя к своему собственному упразднению … путем не зависящего от нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного развития» (2, 39).

Таким образом, в результате исследований, проведенных в «Капитале», Маркс в обобщенном виде представил механизмы функционирования этого способа производства. Изучив характер и особенности производства прибавочной стоимости, Маркс открыл тайну капиталистической эксплуатации, отыскал ту внутреннюю пружину, которая в главном определяет капиталистическое производство именно как капиталистическое, показав, что производство прибавочной стоимости как раз и является его основной целью. И, наконец, он обосновал тот вывод, что закономерно возникнув, капиталистический способ производства столь же закономерно, в результате действия законов его собственного движения, изживает себя, и те же его внутренние процессы, которые привели к его расцвету, ведут также и к объективной необходимости его замены другим способом производства.

При этом «“Капитал”  это главное и основное сочинение, излагающее научный социализм  ограничивается самыми общими намеками насчет будущего, прослеживая только те, теперь уже имеющиеся налицо, элементы, из которых вырастет будущий строй»10, зато указывает «такие силы, которые могут  и по своему общественному положению должны  составить силу, способную смести старое и создать новое»11.

Теоретическое исследование Марксом капиталистического способа производства позволило понять его в его целостности, уяснить объективные, от воли людей не зависящие законы его внутреннего функционирования, и таким образом дало исследователям и революционерам мощное средство, позволяющее прогнозировать дальнейшее развитие этой общественно-экономической формации, и, следовательно, на научной основе формировать программу своей деятельности. Оно также дало возможность хотя бы в основных чертах предсказывать те результаты, к которым приведет закономерная замена капитализма другой общественно-экономической формацией, что опять же обеспечивало научную основу для формулирования как ближайших, так и отдаленных целей.

Но, как мы уже говорили выше, и обобщенные исследования, и научное прогнозирование осуществляются на основе теории, представляющей собой модель объекта, в которую по сравнению с реальным объектом в обязательном порядке внесено ряд упрощений. Следовательно, действительное состояние объекта в результате его реального движения раньше или позже, но неизбежно, начинает отличаться от результатов исследования данной модели и сделанного на их основе научного прогноза. Это  общий закон для любого теоретического исследования. Чтобы максимально уменьшить возможности погрешностей в результате указанного обстоятельства, зная это общее положение следует выяснить, в каком виде оно реализуется в каждом конкретном случае. И применительно к теории Маркса желательно проанализировать, расходятся ли (и насколько) с предсказанными ею результатами действительные изменения, произошедшие за время от ее создания до сегодняшнего дня с обществом вообще, и с капитализмом в частности.

3. Расхождения теории и практики

Итак, теоретическая модель объекта, основанная на результатах его экспериментального исследования и определенных методологических предпосылках, дает возможность понять данный объект в его существенных взаимосвязях, как нечто целостное. Понимание же это необходимо для научного прогнозирования, являющегося надежной базой для формирования программы действий по отношению к объекту. Все это как нельзя более полно относится к такому сверхсложному объекту, как общество.

Неудовлетворенность существующим положением всегда вызывала желание его изменить. То же произошло и относительно капитализма. «Когда было свергнуто крепостничество и на свет божий явилось “свободное” капиталистическое общество, – сразу же обнаружилось, что эта свобода означает новую систему угнетения и эксплуатации трудящихся. Различные социалистические учения немедленно стали возникать, как отражение этого гнета и протест против него»12. Главным стремлением таких учений было «сконструировать» будущее общество, основанное на принципах социальной справедливости. Разное понимание этих принципов приводило к возникновению различных «моделей» предполагаемого общественного устройства, по названию романа Т. Мора получивших наименование «утопий». Социалисты-утописты рассчитывали реализовать свои проекты идеального общества, убедив остальных в их преимуществах, полагая, что «истинный разум и истинная справедливость до сих пор не господствовали в мире только потому, что они не были еще надлежащим образом поняты» (20, 18).

В противоположность им марксизм, представляющий социализм научный, исходил не из конструирования, а из прогнозирования будущего общества, ибо его основатели полагали, что развитие общества происходит под действием объективных, естественных законов, «осуществляющихся с железной необходимостью» (23, 6), т.е. законов, хотя и реализующихся через действия людей, но в конечном счете независимых от их воли. А потому «общество, даже если оно напало на след естественного закона своего развития, … не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. Но оно может сократить и смягчить муки родов» (23, 10). Эта возможность  главная причина того, что «сознание необходимости прекрасно уживается с самым энергичным действием на практике»13.

Однако чтобы даже самые энергичные действия приносили ожидаемый эффект, они должны быть направлены на реализацию не желаемого (по тем или иным соображениям) общественного устройства, а того положения, наступление которого «железно» предопределено естественноисторическими законами развития общества. Без «понимания необходимой исторической связи и, тем самым, вероятного хода развития событий, невозможна никакая успешная партийная политика» (35, 305). Что, в свою очередь, предъявляет повышенные требования к истинности тех теоретических построений, на основе которых осуществляется прогнозирование. При этом «качество» теории определяется тем, насколько предсказанное на ее основе движение объекта совпадет с тем, которое в дальнейшем будет иметь место в реальности. Вследствие упрощений, принятых при построении модели, такое совпадение принципиально не может быть полным. Но та теория, для которой указанное совпадение в некотором диапазоне ее применения будет практически приемлемым, может считаться соответствующей своему назначению.

Удовлетворяла ли этим требованиям теория Маркса, в частности, та модель капитализма как общественно-экономической формации, которая была разработана им в «Капитале»? Несомненно. Первым свидетельством ее соответствия своему назначению стало то, что, как объясняющая характер основных механизмов капиталистического общества, она была принята за основу своих научных представлений об этом обществе всеми теми, кто действительно хотел его изменить. Хотя произошло это далеко не сразу. По словам Энгельса, двадцать лет теория пребывала в латентном состоянии. Даже выход в 1867 году главной работы марксизма  первого тома «Капитала»,  не изменил положения: примерно в течение десяти лет эта работа практически замалчивалась. В 1875 году перед объединительным съездом ласальянцев и эйзенахцев Марксу присылают проект будущей Программы. На основе выработанных им теоретических представлений Маркс подвергает этот проект резкой критике. Ну и что? Программа принимается. И когда Маркс откликается на нее «Критикой Готской программы», эту работу не публикуют. Только в 1891 году, преодолевая сопротивление коллег социал-демократов, Энгельсу удается ее опубликовать. Так что нелегко пришлось марксизму завоевывать признание. И если к концу XIX века он стал прочной теоретической базой для всех, кто стоял на социал-демократических позициях, то это произошло не только благодаря внутренней стройности и логичности самой теории, но и тому, что она все эти годы достаточно адекватно представляла характер развития капитализма. Теоретическую мощь Маркса вынуждены были признать даже многие из тех, кто в объяснении общественных процессов стоял на иных позициях.

И это при всем при том, что теория марксизма подвергалась постоянному давлению со стороны адептов капитализма. По этому поводу Ленин писал: «Вот уже много лет ученые и ученейшие люди Европы важно заявляют (а газетчики и журналисты повторяют и пересказывают), что марксизм уже сбит с позиции “критикой”, – и тем не менее каждый новый критик опять сначала начинает трудиться над обстреливанием этой, якобы уже разрушенной, позиции»14. Прошло почти сто лет с тех пор, как были написаны приведенные слова. Все это время «обстреливание» марксистских позиций не прекращалось ни на минуту. И лучшим доказательством его безуспешности является то, что и сегодня каждый очередной «ниспровергатель» Маркса вынужден сызнова начинать это тщетное занятие.

Но настоящим торжеством для марксистской теории стала Великая Октябрьская социалистическая революция. Ею и последующей историей СССР было практически доказано, что развитие капитализма действительно приводит к возникновению нового общества, отрицающего частную собственность на средства производства. Быстрое (несмотря на исключительно неблагоприятные внешние и внутренние условия) экономическое развитие, индустриализация, культурная революция, победа в самой страшной в истории человечества войне, превращение во вторую сверхдержаву мира… Это ли не веские доказательства справедливости предсказаний теории Маркса  каковы бы ни были последующие события? Тем более, что еще одним подтверждением стала социалистическая революция в Китае (как и его сегодняшнее развитие). А потому даже сейчас, невзирая на произошедшие у нас события, серьезные ученые, хотя и не являющиеся последователями Маркса, отдают должное прогностической силе его теории.

Однако, наряду с такими вескими доказательствами ее прогностической силы, с развитием общества все больше нарастает количество фактов, которые не только не согласуются с выводами, следующими из теории, представленной Марксом в «Капитале», но и прямо им противоречат.

Начнем с главного. Исследование развития мировой системы капитализма привело Маркса (равно как и Энгельса) к выводу о ее преходящем характере, о неизбежности вызванной самим этим развитием всемирной коммунистической (социалистической) революции. Вот как представлял развитие капитализма на его собственной основе Маркс: «Теперь экспроприации подлежит уже не работник, сам ведущий самостоятельное хозяйство, а капиталист, эксплуатирующий многих рабочих. Эта экспроприация совершается игрой имманентных законов самого капиталистического производства, путем централизации многих капиталов. Один капиталист побивает многих капиталистов. … Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала … возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют» (23, 772-773).

А в действительности все произошло иначе. Количество «магнатов капитала» сегодня не уменьшилось, а увеличение их богатства вовсе не привело к «побиванию» мелких капиталистов  количество мелких предприятий в современном капиталистическом обществе огромно, да и так называемый «средний класс» количественно значительно вырос. А вот рабочий класс в промышленно развитых странах не только не растет, но довольно быстро уменьшается. И он вовсе не стремится к объединению  даже относительно количество членов профсоюза постоянно падает. И роста его возмущения что-то не заметно (особенно если судить по нынешнему состоянию коммунистического движения). Централизация капитала возрастает, но возрастания ее несовместимости с «капиталистической оболочкой» не видно. Незаметно, чтобы это особо тормозило обогащение стран «первого мира» (в среднем примерно те же 2-2,5% годового прироста ВВП, что и сто лет назад). Причем развитие идет ровнее: угроза кризисов не ликвидирована, но существенно смягчена. И нет никаких признаков, что данная оболочка намерена вот-вот «взорваться». Уже полтора столетия час капиталистической частной собственности все никак не пробьет.

А ведь когда у классиков марксизма шла речь о коммунистической революции, имелось в виду вовсе не какое-то отдаленное будущее. Еще в 1845 году Энгельс полагал, что «сейчас Англия … накануне социальной революции… Подобный переворот тотчас стал бы общеевропейским» (2, 551). И в дальнейшем классики марксизма ожидали мировой революции в самом ближайшем времени. Такой вывод они делали не потому, что им так хотелось. Он непосредственно вытекал из теоретического анализа процессов в самом капиталистическом обществе. Кризисы, нарастающая социальная дифференциация, закономерное снижение нормы прибыли с одной стороны, и мощный рост производительных сил, объективно требовавших дальнейших шагов в обобществлении производства, количественное возрастание, обнищание и организация пролетариата с другой,  вот что характеризовало западноевропейский капитализм ХIХ века, особенно его первой половины. Все это в соответствии с теорией создавало необходимые и достаточные условия для коммунистической революции, совершающей «превращение капиталистической частной собственности, фактически уже основывающейся на общественном процессе производства, в общественную собственность» (23, 773).

Однако, как мы теперь знаем, та всемирная коммунистическая революция, на которую рассчитывали Маркс и Энгельс, не произошла не только при их жизни, но и более чем сто лет спустя. Более того, судя по упомянутой ситуации в промышленно развитых странах, она сегодня в них оказывается значительно менее вероятной, чем тогда. А ведь за это время уровень развития производительных сил капиталистического общества  то главное, что должно было привести к социальному скачку,  возрос неизмеримо. Но «из всех орудий производства наиболее могучей производительной силой является сам революционный класс» (4, 184). Вот «революционного класса» как раз и нет,  соответственно нет и революции. Конечно, «верные марксисты-ленинцы» находят множество весьма убедительных объяснений этому, но сам факт несоответствия реального положения тому выводу, который строго логически вытекал из теоретических положений, все же остается фактом. Тем более, что социалистическая революция все-таки произошла. Но не там, не так, и не с теми последствиями, как предполагалось в соответствии с теорией.

Выше мы утверждали, что Великая Октябрьская социалистическая революция стала важнейшим подтверждением теории Маркса. И это действительно так, ибо она действительно привела к созданию нового общества, отвергающего частную собственность. Но была ли она на самом деле той революцией (или хотя бы ее началом, частью, элементом), которую предсказывали классики марксизма? Да ничего подобного. Классики марксизма рассчитывали никак не на «отдельно взятую» захолустную Россию, а на революцию всемирную, происходящую во всех наиболее промышленно развитых странах (или, по крайней мере, в большинстве их).