Леди чародейка

Линька закончилась. Передо мной предстало нечто, напоминающее огромного змия с человеческий рост. Чешуйчатое тело, большая змеиная голова. Невероятно длинный раздвоенный язык, больше похожий на гибкий хлыст, со свистом рассек воздух и хлестнул Ари по ноге. Вскрикнув, она отскочила назад.

Снежный барс бросился вперед. Клыки сомкнулись на боку драккадо, но вонзиться в плоть не смогли – слишком жесткой была змеиная броня. Метаморф ринулся в новую атаку, но, встретившись со странным взглядом желтых глаз драккадо, внезапно замер на месте. Слишком поздно я сообразила отвести взгляд. Глаза перевоплощенного Келбро уставились на меня в упор, голова закружилась, в ушах начал нарастать громкий гул, рубиновый кинжал выпал из ослабевших пальцев.

Краем угасающего сознания я увидела, как Ари подается вперед. На мгновение окружающий мир застыл. Трава за спиной драккадо перестала колыхаться на ветру – верный признак «разбивающих» чар Хранительницы. По блестящей темно-зеленой чешуе зазмеились трещины. Я ожидала, что желтоглазого змия постигнет та же участь, что и гусеницу, и он развалится на безобразные куски плоти… не тут-то было.

Распавшись на части, Келбро и не думал умирать. Плоть его стала десятком змей – шипящих и невероятно подвижных. Чары странных желтых глаз драккадо потеряли над нами власть – снежный барс с еще большим рвением набросился на мерзких пресмыкающихся, я, подхватив с земли кинжал, с брезгливым вскриком вонзила его в змею, нацелившуюся на мою щиколотку.

Вынула кинжал, с которого стекала алая кровь, и вонзила снова. Завидев следующую змею, одним ударом отсекла ей голову. Я почти гордилась собой.

Правда, две змеи против десятка убитых Ари и барсом – невеликое достижение. Подняв голову, я убедилась, что Келбро побежден. Как человек, как драккадо, как расплетенный клубок змей.

– Лучше сжечь все это, – тяжело дыша, проговорила Ари. – И кожу, и все, что осталось от Келбро.

Мы со снежным барсом отошли в сторону, позволяя Хранительнице развести своеобразный погребальный костер. Останки драккадо вспыхнули пламенем – слишком ярким и светлым, чтобы быть настоящим.

Наблюдая за танцующими в воздухе языками пламени, я задумчиво произнесла:

– Что делать с теми, кто заперт в клетках? Их теперь некому кормить.

– За них не переживай, – небрежно бросила Ари. – Я отправлю весточку магическому сообществу, в чью задачу входит наблюдение за магическими же зверьми. Это их проблема, не наша. К тому же, выпускать их из клеток слишком опасно.

Втроем мы побрели прочь от «Удивительного зоопарка мистера Келбро». Воспоминания о превращении человека в гигантского змия еще долго преследовали меня.

Глава двадцать первая. Шаги по облакам

– Так что с тобой произошло? – полюбопытствовала Ари у Конто, когда мы отошли от ворот зверинца. – Почему ты не можешь обратиться в человека?

Конто скривил симпатичную морду. Выглядело это, надо сказать, весьма забавно.

– Думаю, это проклятие.

– Снова Ламьель? – обреченно спросила я.

– Не исключено, – мотнув головой, пробормотал Конто. – Сила метаморфа весьма соблазнительна для колдуньи, которая не гнушается любыми средствами для возрождения былой мощи. Возможно, это какой-то обряд, который позволит ей перевоплощаться. Как бы то ни было, я найду того, кто это со мной сотворил.

– Как так вышло, что ты не знаешь, кто именно лишил тебя дара перевоплощения? – недоверчиво спросила Ари.

– Это случилось на охоте… – начал Конто.

– Охота?! – возмущению Хранительницы не было предела. – Вы что, все еще соблюдаете эти дикарские традиции?

– Наше племя – да, леди, – с достоинством ответил барс. Видя, что я не понимаю, о чем идет речь, охотно пояснил: – Каждый месяц мы празднуем день Великой Охоты – в память о том, что звериная сущность в нас неотделима от человеческой. Мы отправляемся в Дикие Чащи в животном обличье и там… кхм… вершим справедливость.

– То есть убиваете тварей без разбору – проще говоря, ведете себя как дикие звери, – неодобрительно фыркнула кошка. В ее глазах репутация красавца-барса явно понизилась.

– Как я уже и говорил, звери мы и есть – ровно наполовину, – спокойно ответил Конто. Я мысленно поаплодировала ему – барс оказался стервочке Ари не по зубам. – Я помню, как возвращался с охоты домой, а затем… пустота. Пришел в себя неподалеку от Диких Чащ, попытался перевоплотиться…

– И ничего не вышло, – закончила за него я.

– Верно, – сокрушенно вздохнул Конто. – Все, чего я сумел добиться – вернуть себе человеческий голос и часть магических сил. Куда меньшую, чем я обладал, когда находился в человеческом обличье. И сколько я ни пытался вспомнить, что со мной произошло, так и не смог. Словно кто-то высосал из меня не только дар, но и воспоминания.

Ари остановилась, глядя вдаль – в сторону непрекращающейся ярмарки, скрытой песками пустыни. Повернулась к снежному барсу.

– Ламьель вполне могла подослать одного из своих слуг, чтобы забрать у тебя силы. Если в твоем проклятии причастна действительно она, то с ее смертью ты сможешь вернуть себе контроль над обращением.

– Да, я думал об этом, – напряженно отозвался Конто.

– Ты можешь помочь нам. Я слишком давно не была в этих землях. Здесь все так быстро меняется.

– Помочь вам в чем? – Барс переводил взгляд с Ари на меня. – Хотите сказать… вы охотитесь на Ламьель? – В голосе его звучало безграничное изумление.

– Нам необходимо ее уничтожить, – отрывисто сказала Хранительница. – Пока это все, что тебе нужно знать.

– Лаадно, – протянул Конто. – И вы знаете, где ее искать?

– Не я, и уж тем более не Беатрис, – помедлив, ответила Ари.

Я стиснула зубы – ну сколько можно тыкать меня носом в мою беспомощность и… обыкновенность! Я и так чувствовала себя не в своей тарелке в мире, где магия встречалась на каждом шагу.

– Я иду в Пустоту, чтобы вызволить бывшего мага, однажды убившего Ламьель – к сожалению, лишь ее тело, но не душу. Он знает, где ее искать, и приведет меня к ней.

Конто перевел на меня взгляд прозрачно-голубых глаз, похожих на круглые осколки льдинок. С белоснежной шерстью и глазами цвета льда он казался истинным воплощением зимы.

– А… ты?

– А я провожу Ари к зеркалу, через которое проникла в Ордалон, и на этом моя роль в этой истории закончится. Так считает Ари, – мстительно добавила я.

Изумрудные глаза взглянули на меня с укоризной.

– Беатрис! Тебе слишком опасно находиться в Ордалоне.

– Но я ведь еще жива, – с вызовом ответила я.

– Это ненадолго, – безжалостно отчеканила Ари.

Ясно. Ей ни к чему была помеха в виде девицы, не обладающей магией, не искусной в бою, не умеющей превращаться в зверя… и прочее, прочее, прочее. Все, что было у меня – это череда бесконечных «не».

Конто покачал головой, сказал негромко:

– Я бы все отдал, чтобы вернуть себе человеческое обличье. Если Ламьель действительно к этому причастна – я готов на все, чтобы отыскать ее и основательно пощипать ей перья.

– Значит, решено, – подытожила Ари. – Спутник в Пустоте мне пригодится.

Я решительно зашагала вперед, не обращая внимания на сочувственный взгляд Конто.

– Куда ты? – недовольно бросила кошка.

– К зеркалу, – процедила я. Рука невольно коснулась хрустального кинжала в ножнах – моего единственного преимущества, если не брать в расчет подаренный Дайаной оберег, действующий по своему собственному усмотрению.

Прошло всего несколько мгновений, прежде чем я услышала за спиной несинхронные шаги – кошачьи и человеческие.

Когда день уже начал клониться к закату, Древо Тайн оказалось далеко позади.

– Может, устроим привал? – предложила я.

Не хотелось выглядеть слабой в глазах жителей Ордалона, но я, в отличие от них, действительно не привыкла к долгим путешествиям. Мы и так прошагали полдня без остановки, а дороге еще и предшествовал недолгий, но выматывающий бой с драккадо.

Конто кивнул, Ари недовольно скривилась, но промолчала. Я заглянула в сумку и тяжело вздохнула.

– Еда закончилась. Я уже и забыла, когда ела в последний раз. Кажется, сутки назад.

– Это легко поправить, – заверил меня Конто.

Снежный барс скрылся в лесной чаще. Вернулся несколько минут спустя, зажимая в зубах окровавленную тушку. Ари взяла несчастного кролика и ловко разделала, мне оставалось лишь молча наблюдать. Все как обычно.

Я хотела быть хоть немного полезной и принялась разводить костер. Но даже этого мне сделать не дали – стоило мне сбросить на землю хворост, как он тут же зажегся от пристального взгляда Ари. Клянусь, она даже пальцем не пошевелила!

Роль пассивной наблюдательницы мне уже порядком осточертела. Отчасти я была даже рада, что скоро все это закончится. Я не привыкла считать себя каким-то довеском, ненужной, совершенно бесполезной. Но ценность в этой истории представляла, увы, не я, а клинок из сердца Истинного Дара – вещь, которая легко могла перекочевать в другие руки.

Ари права – я исполнила свою роль. Я блестяще справилась с заданием Хрустальной принцессы, и могу отправляться в родной мир с чистой совестью и осознанием, что сделала все, что могла. Тогда отчего мне так тоскливо?

Может, оттого, что я совершенно не представляла, как мне теперь жить, зная, что совсем рядом существует другой мир, полный волшебства: порой – потрясающего, порой – мрачного и пугающего. И я оказалась в этом мире лишней.

Как мне вернуться в обыкновенную, до зубовного скрежета скучную реальность после всего, что мне довелось увидеть и пережить? Ходить на работу, на вечеринки с друзьями, зная, что больше никогда не увижу магию снова?

– Беатрис!

Я подняла взгляд на Конто. Кажется, он звал меня не первый раз.

– Все в порядке? – участливо спросил барс. Кивнул в сторону костра с дымящимся на углях мясом, словно приглашая к столу.

– Да, все хорошо. – Я улыбнулась через силу.

Мы сытно пообедали. Я вонзала зубы в сочное мясо, и все проблемы отступили на второй план.

Как оказалось, ненадолго.

Ари поднялась, чтобы затушить костер, и тут же с болезненным вскриком рухнула на землю. Я бросилась к ней, но Конто, разумеется, меня опередил.

– Нога… – прошептала стремительно бледнеющая кошка. – Что-то с ногой.

Она провела ладонью по обнаженной коже. Я проследила за ее движением, но ничего особенного не увидела – ни вывиха, ни даже пореза. Кожа гладкая и совершенная.

– Я ее не чувствую…

Конто склонился над Хранительницей, кинул виноватый взгляд и лизнул ее ногу чуть выше колена.

Всегда невозмутимая Ари, кажется, немного покраснела.

– Вообще-то, это неприли…

– Яд.

– Что? – вскричали мы обе одновременно.

Дальше солировала я:

– Ари, я видела, как Келбро хлестнул языком по твоей ноге! – Нахмурилась. – Правда, я не заметила никакой раны. И сейчас не вижу.

– Неудивительно, – пробормотал Конто. – Драккадо – не просто змий, он змий, магически одаренный. Яд в крови, под кожей, поэтому, прекрасная леди, вы и не чувствуете ногу. Если мы ничего не предпримем в ближайшее же время…

Договаривать не было нужды.

– И что же нам делать? – прошептала я, глядя на мертвенно бледную Ари.

– С магическим ядом под силу справиться только целителям Нуа, – устало прикрыв веки, ответила она.

Я подняла взгляд на Конто.

– Нуа? Что это?

– Гора. Город. – Барс задрал голову вверх, задумчиво глядя в вышину.

– Сколько до нее идти? – быстро спросила я.

– К горе Нуа не приходят, ее можно лишь призвать, – объяснил он. – Вот только… Я застрял в теле барса, тем самым потеряв львиную долю своих сил – уж простите за каламбур.

Беловолосая красавица осторожно приподнялась на локте.

– Значит, ее должна призвать я.

– Ари, это слишком опасно! – протестующе воскликнула я. – Я видела, как магия выпивает из тебя энергию. У тебя ее и так осталось немного – из-за яда.

– Именно поэтому времени у вас будет мало, – нетерпеливо проговорила кошка. – Вам нужно будет подняться на гору и найти целителей. Справитесь?

Я решительно кивнула. Как бы я ни злилась на Ари за ее упорное нежелание видеть во мне сильную личность, соратницу, помощницу в борьбе с Ламьель, я не могла позволить ей умереть. Я не могла подвести ее. Ее, Дайану, Алистера Морэ…

– Я буду рядом и не допущу, чтобы с вами что-то случилось, – клятвенно заверил Конто.

Его бархатный голос подействовал на Ари успокаивающе. Губы кошки-метаморфа дрогнули в столь редкой для нее улыбке.

– Пора начинать.

Хранительница прикрыла глаза. Пушистые ресницы подрагивали, глазные яблоки под тонкой кожей век лихорадочно метались из стороны в сторону.

Я почувствовала, как задрожала подо мной земля, встревоженная чарами Ари. Услышала невыносимый грохот – будто где-то неподалеку пролетел самолет. Ветви окружающих нашу полянку деревьев согнулись от порыва сильнейшего ветра.

Грохот стал просто невыносим. Мне казалось, что еще немного – и барабанные перепонки, не выдержав давления, просто лопнут. Судя по морде Конто, он чувствовал себя ничуть не лучше.

Я открыла рот, чтобы спросить, когда все это закончится, и тут в нескольких шагах от меня с неба обрушилась гора. В тот же самый миг Ари упала в обморок. Осознание окатило ледяной волной: на чары призыва она отдала все свои силы.

Та часть горы, что предстала передо мной, казалось весьма странной, и больше походила на лестницу без ступеней, под наклоном уходящую куда-то ввысь.

– Быстрее, – заторопилась я.

Конто подставил мощную спину, я бережно положила хрупкое тело Ари на нее. Стянула с пояса платья тонкий кожаный ремень и привязала бесчувственную кошку за талию.

– Идем, – мотнул головой Конто.

Я подняла голову вверх, туда, где тонула в облаках вершина горы и едва слышно сказала:

– Надеюсь, целители нам помогут.

Подъем в гору вышел нелегким, хотя я не чувствовала, чтобы воздух стал разреженным. Конто без устали шел вперед, а я довольно быстро запыхалась, но старалась вида не подавать. Ари умирала. Сейчас не то время, чтобы идти на поводу своих слабостей.

– Целители там, на вершине горы? – спросила я, только для того, чтобы отогнать тревогу беседой.

– Не на вершине. Нуарийцы живут в облаках.

Я промолчала, не зная, как реагировать на заявление снежного барса.

После получаса беспрестанной ходьбы я ненароком глянула вниз, ожидая с высоты увидеть лесную чащу. От раскинувшегося подо мной пейзажа захватило дух. Я видела под собой… целый мир. Континенты, моря и реки. Плохо различимые точки – города.

– Как… Как это возможно? – выдавила я. Голова кружилась, но вот что удивительно – мне совершенно не было страшно.

Конто обернулся, чтобы понять, что же меня так ошеломило.

– Гора Нуа возвышается над всем Ордалоном. Она… поистине огромна.

Я испуганно взглянула наверх, на облака, затем – на потерявшую сознание Ари.

– Сколько же мы будем добираться до вершины?

– Время на дороге до Облачного Города течет по другим законам. Иначе дорога до Нуа заняла бы даже не годы – десятилетия. Но не волнуйся, обратно ты вернешься такой же юной. – И добавил добродушно-ворчливо: – Вы, барышни, всегда беспокоитесь о собственном внешнем виде.

С некоторым сожалением я продолжила путь. Я могла бы вечно наслаждаться потрясающим видом с высоты горы Нуа, но… время не ждет.

Осознание, что мы находимся на вершине, пришло совершенно неожиданно. Просто кажущаяся бесконечной дорога закончилась небольшим пятачком окруженной облаками скальной породы, мало походящим на покрытую шапкой снега вершину настоящей горы. Впрочем, во всем Ордалоне было мало от привычной мне реальности.

Я растерянно взглянула на Конто.

– И где город? Где целители?

– Леди, вам всего лишь нужно сделать пару шагов по облакам. – Снежный барс обнажил пугающие клыки в некоем подобии широкой улыбки.

Я последовала его совету. Сделала первый несмелый шаг – ботиночек утонул в пенистом облаке. В какой-то момент мне показалось, что я сейчас просто провалюсь вниз. Страшно только представить, каким долгим будет это падение! Сердце скакнуло под самое горло, но облако выдержало вес моего тела. Я шагнула снова, уже куда увереннее. Обернулась назад и ахнула.

Вершина горы исчезла, как и дорога, ведущая к ней. Повсюду было лишь белое воздушное море, сотканное из облаков.

Через несколько минут пути появились и первые жители Небесного Города – тонкокостные, светлокожие и светловолосые. Из небытия проступили здания, сотканные из облаков – словно шапке пены придали очертания домов.

Я поймала себя на том, что улыбаюсь. Это было несправедливо по отношению к Ари, до сих пор пребывающей без сознания… Просто я представила, как дома, по утрам, за чашкой кофе, или по ночам, ложась на прохладные простыни, буду вспоминать, как ходила по облакам…

– Ты бывал здесь раньше? – обратилась к Конто. – Знаешь, где искать целителей?

– Здесь каждый пятый – искусный целитель. А каждый второй – нуариец. Чужакам долго здесь находиться запрещено.

– Вот значит как, – пробормотала я.

Делать нечего, пришлось обратиться с вопросом к первому же прохожему. Он сочувственно взглянул на Ари, привязанной к спине Конто, и проводил нас до дома, едва отличимого от прочих – сотканного из белоснежных облаков, с башенками и провалами вместо окон, невероятно похожего на дом, который купающийся ребенок построил из воздушной пены. Я прошла в арку, заменяющую хозяину дома дверь. Похоже, в здешние дома мог войти любой желающий – неужели нуарийцы не боялись того, что незваные гости могут оказаться опасными?

Я попала в просторную комнату, где все предметы мебели были созданы из облаков, скорее, являясь продолжением дома. Из пола вырастали столы, шкафы и стулья, из стен – полки и… камин со сверкающим в центре ярко-голубым пламенем.

Удивительно, но в этом волшебном месте – Нуа, Небесном городе, полном света и облаков, мне не хватало красок. Я быстро устала от этой вечной белизны, что стерла собой все остальные цвета и оттенки. И если Конто со своей белоснежной шкурой почти сливался с окружающей обстановкой, то я в своем синем платье выглядела чужеродным темным пятном.

Вышедший на мой зов был, несомненно, истинным нуарийцем – его выдавали хрупкое телосложение и тонкая, кажущаяся едва ли не прозрачной, кожа. Ярко-голубые глаза – цвета горящего в камине пламени – взглянули на меня с участием. Я не успела сказать и слова, а незнакомец уже склонился над Ари и осторожно освобождал ее от пут.

Стоило ей оказаться на полу, как облако под ней взмыло вверх, образуя подобие стола или кровати. Только теперь я увидела, что кожа ноги Ари в том месте, где драккадо прошелся по ней ядовитым языком, посерела, просвечивающиеся вены стали угольно-черного цвета. Плохо, очень плохо.

Касаясь кончиками пальцев ее кожи, нуариец пробормотал:

– В ее крови яд.

Конто кивнул с самодовольным видом. На его морде так и читалось небезызвестное: «Я же говорил!», тут же сменившееся тревогой за беловолосую красавицу.

Целитель вонзил прозрачный ноготь в ногу Ари. Я передернула плечами. Из ранки потекла не кровь – а темно-зеленая жидкость. Макнув в нее кончик пальца, нуариец провел рукой перед лицом.

– Слишком сильный яд, – прошептал он, прикрыв глаза и отклоняясь назад.

– Я думала, вы можете исцелить любые раны!

– Речь идет не о простом яде. Этот яд существа древнего, как сам Ордалон. Мне не вылечить его без противоядия, настолько же древнего и могущественного.

– О каком противоядии идет речь? – нахмурился Конто, беспокойно глядя на струйку яда, стекающую по ноге Ари.

– О горгате.

– Оу, – многозначительно протянул метаморф.

Меня насторожила его реакция.

– Ты знаешь, что это?

– Дерево, растущее только в Диких Чащах, – кивнув, ответил барс.

Внимательно изучив рану на ноге Ари, целитель добавил:

– Мне понадобится и кора, и листья.

– Значит, мы отправимся в Дикие Чащи и принесем вам кору горгата, – решительно заявила я. – Как нам узнать это дерево?

– Вы точно не перепутаете его ни с каким другим, – невесело усмехнулся нуариец, – его кора насыщенного черного цвета. Не сухая и не сгнившая, просто черная. Листья красные, как сама кровь. Но будьте очень осторожны.

– Оно точно целебное? – недоверчиво спросила я. Увидев такое дерево воочию, я бы обошла его десятой дорогой.

– Выглядит оно, конечно, жутковато, но и кора, и листья, и корни горгата обладают мощной целительной силой.

Я взглянула на склонившегося над Ари снежного барса.

– Значит, снова будем спускаться вниз? – вздохнула я.

– Слишком долго, – помотал пушистой головой Конто.

– Что ты имеешь в виду? – Его тон почему-то заставил меня насторожиться.

– Гораздо быстрее будет просто упасть.

– Хочешь сказать, нам нужно будет упасть с вершины горы в Дикие Чащи? – медленно проговорила я.

Под роскошной бело-серебристой шкурой перекатились мощные мышцы – Конто вновь по старой привычке попытался пожать плечами.

Безумие.

Я прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы прийти в себя и примириться с очередным испытанием.

В конце концов, когда еще мне выпадет случай полетать?

Как только мы вышли из дома целителя, я спросила Конто:

– Когда мы упадем…

– Не волнуйтесь, прелестная леди, мы выживем. – Он ухмыльнулся.

– Это радует, но я немного не о том. Ты говорил, что гора Нуа возвышается над всем Ордалоном. Это значит, что мы можем попасть прямо в Дикие Чащи?

Конто кивнул.

– Все верно. Когда мы подберемся к вершине горы, ты увидишь под собой именно то место, куда тебе необходимо попасть. Но ты должна быть готова ко всему, – предупредил барс. – Дикие Чащи не зря называются дикими.

– Шааты? – предположила я.

– Не только. Куда хуже холаки – так называемые «хранители чащ». Тем, кто никогда не схлестывался в битве с холаком, его орудие кажется несерьезным и не представляющим особой угрозы – подумаешь, какая-то там ветка! Глупцы. Хранители чащи обычно используют большие и тяжелые ветки и вкладывают в удар всю свою мощь, благодаря чему обычная палка может легко размозжить череп человеку или зверю.

Я поежилась, представив себе эту картину. Негромко переговариваясь, мы дошли до того места, где облака рассеивались, обнажая площадку на вершине горы. Конто был прав – спустившись на пару шагов, я увидела раскинувшееся далеко внизу зеленое море из крон деревьев. Дикая Чаща.

– Скажи, как только будешь готова, – внимательно глядя на меня, сказал Конто.

– Готова, – твердо сказала я.

– Тогда вперед. – Он подмигнул мне и первым бросился вниз.

Не думая, не рассуждая, я просто разбежалась и прыгнула.

Глава двадцать вторая. Дикие Чащи

Дикий страх высоты, восторг от свободного падения – все это сплелось в тугой комок. Кажется, я визжала – не знаю, от страха или восторга. Я видела, как приближаются верхушки деревьев, но верила в слова Конто, верила в магию Ордалона. Знала, что не разобьюсь.

Когда до земли оставалось совсем немного, я увидела расстеленное внизу облако. Утонула в его невесомости, а когда пришла в себя, поняла, что лежу на голой земле. Облако бесследно растворилось.

Рассмеялась – облегченно и восторженно. Этот полет я забуду еще нескоро.

Конто с довольным видом подошел ко мне, удостоверился, что я цела, и помог подняться. Когда первый восторг поутих, в сердце закралась тревога. Дикие Чащи, по словам барса, просто кишели разного рода хищниками. Нужно было как можно скорее найти горгат и убраться отсюда.

Обернувшись, я без удивления увидела позади подножие горы Нуа.

– Она ведь останется здесь?

– Да, но нам лучше не медлить, – подтвердил мои мысли Конто.

Не теряя времени даром, мы направились вперед, все дальше углубляясь в чащу в поисках странного черно-красного дерева. Я не отнимала руки от ножен и беспокойно озиралась по сторонам, едва заслышав малейший шум.

Относительно спокойное блуждание по лесу быстро нарушил хруст ломающихся веток и топот чьих-то тяжелых ног. Я мученически застонала, до судороги крепко сжимая в руке хрустальный кинжал – я так надеялась, что схватки удастся избежать!

Конто всем телом развернулся в сторону, откуда доносились звуки. Ветки приземистого дерева с пышной кроной раздвинулись, показалось существо, не виденное мною прежде. Внушительного роста – в полтора раза выше обычного человека, с копытами вместо ступней и огромными ветвистыми рогами. В похожих на человеческие, но четырехпалых, руках, холак держал отломанную толстую ветвь.

Не успела я оценить наши с Конто шансы, как из-за спины хранителя чащи показалось еще двое холаков. Выхватив взглядом самого крупного, Конто незаметно подкрался к нему и резко прыгнул. От неожиданности и внушительного веса снежного барса холак оступился, упал и выронил палку из рук. Теперь в ход пошли мощные тяжелые лапы барса, которыми он с бешеной скоростью молотил по морде холака, не давая ему опомниться.

Лишив дикого сил к сопротивлению, Конто оскалил пасть и вонзил зубы в его горло, перерезая трахею. Обагрив светлую шкуру барса, холак вскоре затих. Конто соскочил с тела дикого и пригнулся, готовясь к новой атаке.

Я не могла просто стоять и ждать, пока бой завершится. Неважно, что я была слабее метаморфа и уж тем более холака. Воспользовавшись тем, что внимание хранителей чащи полностью сосредоточено на Конто, я скользнула в сторону, затерявшись среди деревьев. Осторожно, контролируя каждый свой шаг, начала продвигаться вперед. План был прост – подкрасться к одному из холаков со спины, привлекая на свою сторону эффект неожиданности.

Передвигаясь крадучись, я не сводила глаз с Конто и его противников. На этот раз снежный барс сосредоточился на том, чтобы обезоружить холака. Сомкнув челюсти на палке и повиснув на ней, Конто одновременно вцепился когтями в четырехпалую руку холака. Тот, завопив, принялся трясти дубиной с висящей на ней барсом, пытаясь его стряхнуть. Я нервно вонзила ногти в ладонь, видя, что Конто едва удерживается, чтобы не упасть.

Но снежный барс не сдавался. Он положил другую лапу на руку дикого, и впил в нее свои когти. Холак снова завопил от боли и выпустил ветку из рук. Отшвырнув оружие назад, Конто занялся диким. Длинный прыжок – и барс уже вцепился зубами в плечо холака, в то время как его когти провели глубокую борозду на мощной груди дикого. Рассвирепев от боли, холак обеими руками оторвал от себя барса и легко, как котенка, отшвырнул в сторону.

Снежный барс пригнулся к земле и подобрался, как большой кот, готовящийся к прыжку. В одну секунду взлетел на торчащий из земли валун, оттуда спрыгнул на холака, атакуя его в прыжке. Отвлек дикого, расцарапав ему глаза, а затем вонзил в незащищенное горло острейшие зубы. Раздался предсмертный крик, и тяжелое тело холака с грохотом упало на землю.

Оставался последний. И пока Конто, припадая на одну лапу, отступал назад, чтобы хоть немного прийти в себя после предыдущей схватки, холак его настигал.

Подобраться сзади не получалось – у меня элементарно не хватало времени. Тогда я просто замерла на месте, притаившись в кустах, и дождалась подходящего момента. Как только холак, жаждущий настигнуть свою жертву, подобрался к Конто вплотную, тем самым оказавшись ко мне спиной, я выскочила из кустов.

Как в замедленной съемке видела, как на шум поворачивается рогатая голова на мощной шее. Но я была быстрее.

Подскочив к холаку, вонзила хрустальный кинжал ему в спину, целясь в выпирающий позвоночник. Вынула клинок и нанесла удар снова.

Я ожидала увидеть хлынувшую фонтаном кровь, но произошло нечто совершенно другое. Холак так и не смог развернуться ко мне. Внезапно застыл и рухнул назад, едва не упав мне на ноги. Руки его дергались как в агонии, глаза бешено вращались. Заканчивающиеся копытами ноги судорожно били по земле, но, как ни старался, холак не мог подняться.

– Я думал, вы спрятались! – задыхаясь, с трудом проговорил Конто. – Вы должны были спрятаться и сидеть тихо!

– Я не могла, – просто ответила я.

Холак угрожающе взревел, но остался лежать на забрызганной кровью земле.

– Он что, парализован? – воскликнул Конто, изумленно переводя взгляд с поверженного хранителя чащи на клинок в моих руках. – Полезная вещица.

– Ты… не убьешь его? – сглотнув, спросила я.

– Так будет лучше, – хмуро отозвался барс. – Иначе он погонится за нами, когда – или если – придет в себя или, что еще хуже, призовет своих собратьев. Тогда нам точно несдобровать.

– Тогда делай, что нужно.

Я отвернулась, делая вид, что стряхиваю зацепившиеся за платье колючки от кустов. Послышался влажный хруст и сдавленный стон холака. Оглядываться я не стала. Просто пошла вперед, зная, что Конто идет за мной – подвернутая лапа выдавала его.

– Сильно болит?

– Ничего страшного, – отмахнулся барс. – Нам бы только найти этот проклятый горгат, и вернуться обратно, а там целитель все поправит.

К всеобщему облегчению, поляна с горгатами обнаружилась довольно скоро. Диковинное дерево внушало мне какой–то суеверный ужас: листья – кроваво-красные, а кора и голые ветки черны, как ночь. Я направилась к ближайшему гаргату и надрезала рубиновым кинжалом кору. И тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Я услышала странный звук, похожий на визг, и в то же мгновение ветки горгата начали обвивать мое тело.

Я попыталась отрубить затягивающуюся вокруг запястья ветку кинжалом, но другая ветка ловко выбила его из рук и отшвырнула в сторону. Конто, которого постигла та же участь быть пойманным в ловушку хищным деревом, пытался дергаться, извиваться, кусал ветки, но все было бесполезно.

Горгаты на этом не успокоились – опутавшие нас ветви поднялись в воздух. Другие начали сплетаться вокруг каждого из нас, и в итоге мы оказались в своеобразной клетке, сплетенной из веток дерева, каждый – в своей.

– Что происходит? – крикнула я.

– Очевидно, нуариец забыл сказать, что горгат – живой, – мрачно ответил Конто.

Ошеломленно озираясь по сторонам в поисках выхода из патовой ситуации, я наткнулась взглядом на кое-что, от чего мне сразу поплохело. Под несколькими деревьями, среди опавшей бурой листвы, лежали кости. Я подняла голову наверх и едва сумела сдержать вскрик, увидев скелет – несомненно, человеческий, зацепившийся за ветку одного из горгатов.

– Горгат убивает людей, – враз охрипшим голосом прошептала я.

Я понятия не имела, что делать. Острые когти и клыки Конто не причиняли деревянной клетке не малейшего вреда. Магический клинок из сердца Истинного Дара, который наверняка мог бы помочь, находился вне зоны моей досягаемости. Я находилась на самом краю бездны, имя которой – отчаяние. Паника уже подбиралась к сердцу – холодная и неотвратимая, – когда я вспомнила о последнем своем преимуществе.

Опустила глаза вниз, на обмотанную вокруг запястья цепочку с оберегом. Слава всем богам Ордалона, он сумел пережить долгое путешествие и короткую схватку с холаком.

Я по-прежнему не знала, как именно действуют чары слезы Хрустальной принцессы, покоящиеся в часах мистера Морэ, но после происшествия в доме сумасшедшего художника Сэмвеля, знала – она не оставит меня в беде.

Дрожащими руками я вынула хрустальную слезу из ее золотой шкатулки. Возможно, у меня будет только одна попытка – если горгат «узнает», какая опасность заключена в обереге, его постигнет та же участь, что и рубиновый кинжал.

Так и произошло – магическое дерево заволновалось, когда слеза Хрустальной принцессы оказалась в моей ладони. Черная как бездна ветвь потянулась к моему запястью, чтобы оплести его в нерушимом и наверняка болезненном объятии. Но стоило ей коснуться хрустальной слезы, как визг, уже слышанный мной недавно, повторился. Ветка вдруг рассыпалась, а я торжествующе вскрикнула.

Оберег обжигал ветви горгата, превращая их в труху. Не прошло и минуты, как державшая меня клетка расплелась, выпуская ставшую вдруг опасной добычу. Единственное, что я не учла, когда с сияющим взглядом касалась хрустальной слезой гогата – на этот раз падение облако Небесного Города не смягчит.

Я ушибла спину, но тут же неуклюже поднялась – Конто все еще находился в руках… в ветвях горгата.

Подняла с земли рубиновый клинок и, увернувшись от удара дерева, отрезала огромный пласт коры. Брезгливо поморщилась, когда из свежей «раны» потекла красная жидкость, до ужаса напоминающая кровь. С мстительным удовлетворением приложилась драгоценным оберегом к обнажившейся плоти горгата. Дерево издало свой характерный визг, ветви разжались.

Как только Конто по-кошачьи ловко приземлился на все четыре лапы, я подняла с земли отломанную ветку, увенчанную алыми листьями и отбежала от поляны со злополучными горгатами.

– Пожалуйста, – взмолилась, глядя на Конто, – пойдем скорее отсюда!

Мы дошли до подножия горы Нуа так быстро, как будто за ними гнались все твари Диких Чащ. Но у нас был другой враг – нас подгоняло время.

– Знаете, леди, а вы молодец, – внезапно сказал Конто, когда мы ступили на уже знакомый обоим скалистый путь. – Любая другая на вашем месте растерялась.

Я лишь улыбнулась, не зная, что ответить на похвалу. Я просто делала то, что должна.

Когда впереди замаячило облачное море, я вздохнула с облегчением. Едва не бегом мы добрались до дома целителя. В этом я целиком полагалась на Конто – сама я едва могла различить один дом нуарийца от другого. Все они были похожи друг на друга, как близнецы.

Ари по-прежнему лежала посреди комнаты, заботливо укрытая облаками.

– Вы принесли? – взволнованно спросил целитель, едва завидев нас.

– Принесли, – отозвалась я, доставая из бездонной сумки пласт коры и ветку, – кстати говоря, это дерево живое.

– Вы этого не знали? – округлил глаза нуариец. Покачал головой, глядя на барса. – Вы ведь говорили, что знаете, что представляет из себя горгат.

– Я видел его только в засушенном виде и на картинках. Мне никогда не доводилось подходить к нему так близко, – признался донельзя смущенный Конто.

– А откуда, вы думаете, у листьев горгата такой странный, насыщенно-красный цвет? Его листья впитывают кровь тех бедняг, что становятся пленниками дерева.

– Радость от того, что мы выбрались, стала еще больше, – пробормотала я.

Боясь даже дышать, я наблюдала за манипуляциями целителя. На каждом листе горгата нуариец ножом вырезал несколько линий для того, чтобы пустить сок. Сев на колени возле Ари, освободил ее ногу от облачного покрывала, и обложил рану кроваво-красными листьями горгата. Затем перетянул ногу светлой тканью, таким образом, крепко прижав листья горгата к телу Ари.

– Все, – поднимаясь, сказал целитель, – теперь осталось только ждать, когда горгат начнет действовать и вытягивать из раны яд. А вам обоим нужно отдохнуть.

Я начала возражать, при этом отчетливо чувствуя, насколько же устала – напряжение последних дней сильно сказалось на моем состоянии. Но вместе с тем, мне безумно не хотелось оставлять Ари.

– В моем доме с твоей спутницей ничего не случится, – будто услышав мои мысли, мягко сказал нуариец, – а тебе просто необходим сон.

Я все еще медлила – не хотела пропустить момент, когда Ари очнется.

– Я побуду с ней, – заверил меня Конто, преданно глядя на беловолосую Хранительницу. – Мне отдых нужен куда меньше, чем вам.

В конце концов я сдалась. Целитель, представившийся Гвеллом, отвел меня в одну из гостевых комнат. Я легла на расстеленное посреди комнаты облако, и оно тут же обняло меня, как невероятно мягкое пуховое одеяло. Я позволила себе улыбку – кто из моих знакомых мог похвастаться тем, что спал в облаках?

Глава двадцать третья. Кошмары во сне и наяву

Я снова видела его. Снова смотрела в карие глаза, полные беспросветной грусти и усталости. К моему облегчению, мы находились не посреди озера – меня радовало, что участь быть утопленной, пусть даже и во сне-видении, мне не грозит.

Его взгляд изменился. Не знаю, почему, но меня это тревожило.

Мы находились в особняке, на балконе. Взявшись за руки, смотрели вдаль, на заходящее солнце, окрасившее небо в золотисто-алые цвета. Воздух был напоен ароматами распустившихся под окном цветов, ветер ласково обдувал лицо, мягко ероша волосы. Мистер Морэ переплел свои пальцы с моими. Мне было так хорошо и спокойно… Но стоило только вспомнить, что молодая женщина, которая стоит сейчас напротив Алистера, имеет чужое лицо и говорит чужим голосом, и моя радость поблекла.

Его жена. Теперь я точно знала, что смотрю на мир ее глазами. Связанная с мистером Морэ странными узами, крепче золотой цепочки на его часах, я бесстыдно вторгалась в их общие воспоминания.

– Ты снова со мной, – прошептал он, зарываясь лицом в мои волосы. Светлые волосы. – Они хотят отобрать тебя у меня. Но я им не позволю.

Я боялась, что своими словами могу разрушить связывающие нас нити, и мне не позволят больше видеть Алистера в своих странных видениях. А это было мне необходимо – я должна была знать, что он все еще жив.

Это было неправильно, противоречило истинному ходу вещей, и все же я посмела нарушить верное течение чужих воспоминаний. Я должна была предупредить его. Но как же тяжело давались слова!

– Пустота. – В горло словно вонзились тысячи острых стекол. Обжигающих холодом льдинок, которые мешали мне говорить. Замораживали слова прежде, чем они успели сорваться с языка. – Вы в Пустоте. Вам надо бежать.

Силы кончились, и в тот же самый миг неправильное воспоминание начало стремительно таять. Белая дымка заполонила предзакатное небо, затем края балкона, на котором мы стояли. Последним она поглотила Алистера.

– Нет! – крикнула я, но мой крик потонул в абсолютной тишине.

Я взглянула вниз и увидела под собой белую пропасть. И я падала, падала, падала…

– Беатрис! – Кто-то настойчиво тряс меня за плечо.

Я с трудом разлепила веки и увидела склонившегося надо мной Конто. Выглядел он не на шутку встревоженным.

– Ты кричала! Должно быть, тебе снился кошмар.

Перед глазами всплыло лицо Алистера Морэ – красивое своей особой, мрачной красотой. Его влюбленный взгляд – посвященный, конечно же, не мне.

– Не совсем, – пробормотала я.

Снежный барс казался озадаченным, но ничего объяснять я не стала.

– Как Ари?

– Плохо, – помрачнел Конто. – Ей явно очень больно. Гвелл, правда, говорит, что то, что происходит с ней – совершенно нормально. Горгат вытягивает яд, и процесс этот болезненный.

Я с неохотой выбралась из воздушной постели, и направилась в зал, где лежала кошка-метаморф.

Несколько часов Ари провела в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Это время показалось мне вечностью – смотреть на то, как смертельно бледная Хранительница мечется по кровати, крича от боли, просто невыносимо. Белая ткань покраснела от крови, но яда почему-то не было.

Несколько раз Ари приходила в себя, но от боли не могла даже говорить. Потом вновь теряла сознание. Было больно смотреть на ее мучения, еще больнее – осознавать, что Ари может не выжить – слишком долго яд жил в ее теле, слишком древним и могущественным существом был его носитель – драккадо.

Ближе к закату я вдруг обратила внимание, что лицо Хранительницы немного порозовело, а крики и стоны стихли. Заметил это и Гвелл. Под нашими пристальными взглядами начал разматывать ткань на ноге Ари.

Я нетерпеливо подалась вперед. Листья горгата из красных стали темно–зелеными. Как объяснил Гвелл – они впитали весь яд в себя и их теперь необходимо было сжечь. Когда целитель освободил тело Ари от листьев, я увидела, что черные прежде вены под бледной кожей приобрели привычный голубой цвет, а ранка затянулась.

Однако следующие слова Гвелла разбили мою надежду на скорое выздоровление Ари.

– Листья вытянули яд из раны, но ее тело уже ослаблено им. Теперь ей необходимо выпить зелье, которое восстановит ее силы и вернет способность призывать магию.

Целитель разложил на столе необходимые ингредиенты и принялся готовить целебное зелье. Смешал в ступке разнообразные коренья, травы и измельченную кору горгата, затем перелил все это в небольшой чан и поставил на огонь. Через несколько минут зелье было готово. Оно оказалось насыщенно черного цвета и с таким резким запахом, что я невольно порадовались тому, что не мне придется его пить.

Гвелл перелил зелье в чашу и поставил рядом с постелью Ари. Достав какую–то ужасно пахучую веточку, поднес ее к носу метаморфа, и та мгновенно очнулась, хватая ртом воздух.

– Тише, тише, – успокаивающе произнес целитель. – Выпей, и тебе сразу же полегчает.

Ари окинула нас затуманенным взглядом. Я не увидела в ее глазах узнавания. Она выпила зелье до дна, даже не поморщившись, и устало откинулась на подушку из облака.

– Она выздоровеет? – быстро спросила я.

– Должна, – ответил Гвелл. – Зелье из коры горгата просто не может не помочь. Но на это потребуется много времени.

– Много… это сколько? – похолодев, спросила я.

– Несколько дней, быть может, неделю. Зелье погрузило ее в целебный магический сон, который по крупицам восстанавливает ее организм. Процесс этот небыстрый.

– Несколько дней? – ошеломленно повторила я. – Это слишком долго!

Гвелл лишь с сочувствующим видом пожал плечами.

Я отошла к окну – провалу в стене сотканного из облаков дома, села на подоконник, отрешенно глядя вдаль – на бесконечную белую пустыню. Услышала за спиной мягкие кошачьи шаги.

– Что я делаю? Ари права – я совершенно бесполезна, – в отчаянии шептала я. – Я могла бы помочь, напасть на драккадо, а вместо этого позволила ему ранить Ари.

– Не забывайте, что я тоже был там. – Барс поднялся на задние лапы и положил пушистую морду на мой живот. Мохнатая лапа мягко опустилась на мое колено. – В том, что произошло с Ари, нет нашей вины. И, Беатрис, она поправится.

Я невольно улыбнулась и обняла Конто, уткнувшись лицом в густой мех.

– Я знаю. – Мой голос звучал глухо. – Просто… Мы не можем ждать так долго. Кто знает, как скоро Ламьель надоест мучить Алистера и как скоро она обретет достаточно сил, чтобы разбить зеркала… – Я вскинула голову, встретилась с взглядом льдисто-голубых глаз. – Значит, остается только единственный выход – мне нужно отправиться в Пустоту и найти Алистера Морэ. Иного выхода нет…

– Я пойду с вами, – решительно откликнулся Конто. – Я обещал помочь, и сдержу свое слово. К тому же… Я тоже держу на эту чертовку Ламьель зуб…

– А если это не она тебя прокляла?

– Тогда я буду искать того, кто это сделал, – твердо сказал он. – Мне нужна моя человеческая сущность.

– Понимаю, – пробормотала я. Каково это – лишиться не только магии, которая с рождения текла в твоих венах, но и способности быть человеком?

Мы попрощались с доброжелательным Гвеллом. Целитель заверил нас, что здесь, в Небесном Городе, Ари ничего не угрожает. Бросив прощальный взгляд на спящую беловолосую красавицу, мы покинули дом нуарийца. Конто провел меня до места, где заканчивался город Нуа, и начиналась гора.

– Снова падать? – Я не знала, радует это меня или же страшит. – Мы попадем прямо в Пустоту? Что бы это ни значило, – добавила я уже тише.

– Да, мне достаточно будет лишь об этом подумать. Именно поэтому первым прыгнуть лучше именно мне. Но, Беатрис, будьте осторожны – Пустота очень опасна, особенно для тех, кто никогда в ней не был. А так как и мне не приходилось бывать там прежде… мы должны быть готовы ко всему.

– Тоже самое ты говорил и об Диких Чащах, – с усмешкой напомнила я. – Судя по всему, в Ордалоне безопасных мест не так уж и много.

– С тех пор, как возродилась Ламьель – да, – мрачно подтвердил Конто. – Она сильная колдунья, и, если честно, я ума не приложу, как ее можно победить.

– Можно. – Я непроизвольно погладила кончиками пальцев рукоять кинжала из сердца Хрустальной принцессы. Я верила в то, что Истинный Дар, живущий в сердце Дайаны, способен остановить Ламьель. Не знаю, почему, но верила.

– Ну что, вперед?

Едва договорив, снежный барс отважно бросился вперед. Я прыгнула следом, уже в полете раскинула руки в сторону, представляя себя птицей. Или же большой белкой-летягой.

Приземление вышло таким же комфортным, как и в прошлый раз. Я утонула в мягкой перине растелившегося подо мной облака. Поднялась, настороженно озираясь.

Тревожные нотки в голосе Ари в те моменты, когда она говорила о Пустоте, заставили меня представлять эти земли как мрачное и жуткое место. Но сейчас я видела перед собой лишь простиравшуюся далеко вперед пустошь с чахлыми деревцами и пожухлой травой. Ничего, в общем-то, особенного.

Но стоило мне только увидеть взгляд Конто, как сердце забилось в тревоге – что-то было не так.

– Что? – охрипший внезапно голос не позволил мне продолжить.

Конто растерянно глянул на меня.

– Ничего не понимаю. Я отчетливо попросил гору привести нас к Пустоте. Но, насколько я знаю, это не Земли Пустоты.

– И что это может значить? – Я обхватила себя руками. Становилось прохладно.

Снежный барс долго молчал, по-прежнему не двигаясь с места. Огляделся по сторонам.

– Объяснение может быть только одно, – задумчиво произнес он. – Чтобы попасть к Землям Пустоты обычным путем, нужно пройти через Неправильные Земли – место, знаменитое своей весьма своеобразной магией. Неправильные Земли очень любят путать путников, и они вполне могли изменить магию горы Нуа, из-за чего вместо Пустоты мы попали в Неправильные Земли.

Земли Ордалона, обладающие своей собственной магией… Не скажу, что это сильно меня удивило. Гораздо больше меня тревожило другое – я не знала, чего ожидать от Неправильных Земель.

В одном я была совершенно уверена – ничего хорошего ждать не стоило.

Глава двадцать четвертая. Бесконечная серость

Наше путешествие длилось уже около часа, но пока ровным счетом ничего не происходило. Однако это явно не успокаивало Конто – он беспрестанно крутил головой по сторонам, словно с минуты на минуту ожидая подвоха.

– Расскажи мне об этом месте, – попросила я.

–Я бывал здесь всего однажды, – признался Конто. – И шел, разумеется, не в Пустоту. Тогда мое путешествие закончилось весьма непредсказуемо – за мной погналась мышь размером с дом и едва не съела! Можешь себе это представить!

– С трудом, – отозвалась я, едва сдерживая смех.

– Вам смешно, – пробурчал барс, – а я тогда еле спасся! Здесь все, как в кривом зеркальном отражении.

Через несколько минут пути непривлекательная пустошь безо всякого предупреждения превратилась в широкий тракт, уходящий в никуда. Пожав плечами, я ступила на дорогу. Оглянулась назад – пролегая там, где секунду назад была пустошь, тракт вел до самого горизонта.

– Я одного понять не могу, – задумчиво сказала я, невольно ускоряя шаг. – Зачем Алистер пошел в Пустоту, если это такое жуткое место?

– Никто толком и не знает, что находится там. Потому что попавшие туда однажды имеют привычку никогда оттуда не возвращаться. Во всяком случае, на моей памяти нет ни одного человека, кто бы мог похвастаться тем, что однажды бывал в Пустоте, и вернулся оттуда целым и невредимым. Я могу верить лишь слухам, но вот что я скажу – никто и никогда по собственному желание в Пустоту не приходит. Ну если только не брать в расчет отчаянных вроде нас с тобой – тех, кто отправился в Земли Пустоты, чтобы спасти чью-то шкуру.

– Эй, смотри! – вскрикнула я, перебив Конто, и тыча рукой в небо над головой.

А посмотреть там было на что. Мы с барсом сейчас находились прямо под городом, в котором все дома были прикреплены к облакам. Куда-то спешили прохожие – в основном, я видела лишь их макушки. Пройдя чуть дальше и подпрыгнув, смогла коснуться шпиля самой высокой в городе башни. Взвизгнула от восторга, заслужив красноречивый взгляд Конто, которым обычно награждают глупеньких резвящихся котят.

– Леди, ваше возбуждение так очаровательно! – с легкой насмешкой сказал снежный барс.

Я пропустила его слова мимо ушей и, задрав голову, наблюдала за людьми удивительного города. Но пришлось признать – у нас просто не было на это времени. Вздохнув, я неохотно опустила взгляд и направилась вперед, лишь изредка поднимая голову и невольно улыбаясь.

Город-перевертыш остался далеко позади. Я шла, стараясь поспевать за быстрым шагом Конто, периодически неосознанно переходящим на рысцу. Кипящий в крови адреналин и жажда найти проводника к владениям колдуньи Ламтель гнали его вперед. Время от времени окликая убежавшего вперед Конто, я размышляла - какие еще сюрпризы приготовили для нас Неправильные Земли?

Долго гадать не пришлось.

Длинная дорога, появившаяся из ниоткуда, вполне предсказуемо заканчивалась ничем. Во всех смыслах этого слова. Тракт просто обрывался, а за ним не было ни-че-го - ни пустоши, которой закончился полет с горы Нуа, ни новой дороги. Только серая клубящаяся неизвестность.

Я замерла, растерянно оглянулась назад. Как нам быть? Конто разделял мое недоумение. Подойдя к живой серой стене вплотную, сел на задние лапы, обернув возле них пушистый хвост подобно милой домашней кошечке – из моей, кажущейся такой далекой, реальности.

– Мда, – глубокомысленно изрек барс.

– И что нам делать? – растерялась я, обозревая пространство позади нас. – Идти обратно?

– Куда? – справедливо заметил Конто. – Можно, конечно, побродить вокруг – вдруг эта стена где-нибудь заканчивается?

Не сдержав непрошенного вздоха, я огляделась вокруг. Конто уже двинулся вдоль стены, как меня внезапно осенило.

– Стой! Есть идея.

Барс послушно остановился.

Я вплотную приблизилась к серой стене, протянула руку с обмотанным вокруг запястья оберегом. Задержав дыхание, протянула руку вперед, с гордостью отметив, что она даже не дрогнула. Пребывание в Ордалоне определенно шло на пользу моей выдержке и хладнокровию. Остаться бы при всем при этом еще живой…

Мой расчет элементарен – если эта странная клубящаяся стена смертоносна, то оберег не позволит ей причинить мне вреда. Во всяком случае, я очень на это надеялась.

Существовал и запасной вариант, однако, также связанный с магией хрустальной слезы Дайаны. Если магия серой стены окажется убийственной, то оберег хотя бы частично должен смягчить эффект. И я просто обойдусь, что называется, малой кровью.

Мои пальцы стали невидимы, исчезнув в непроницаемой стене. Поколебавшись, я просунула руку еще дальше, по самый локоть, через несколько мгновений, убедившись, что все в порядке – по самое плечо.

Обернулась к Конто, наблюдавшим за мной со смешанным выражением интереса и тревоги. Сказала, торжествуя:

– Можно идти. Что бы это ни было, оно не причинит нам вреда.

– Я думал, ты не владеешь магией, – с некоторым удивлением ответил Конто.

– Не владею, – хмуро отозвалась я. – Мне помогает девочка, называемая Истинным Даром.

Снежный барс ахнул – несомненно, он был наслышан о Дайане.

– Но как?!

– Долго объяснять, – отмахнулась я. – А у нас слишком мало времени. Не удивлюсь, если эта преграда возникла здесь не случайно – кто-то определенно не желает, чтобы мы добрались до Пустоты.

– Если ты права, то нам действительно нужно туда. – Конто кивнул на клубящуюся перед нами серость.

– Тогда идем? – краешком губ улыбнулась я.

Я первой шагнула вперед, поздно подумав о том, что лучше бы нам держаться поближе друг к другу. Ворчливый голос Конто, раздавшийся неподалеку, меня успокоил. Барс сетовал на непроглядную темень. Его высказывание было не совсем верным – света здесь было достаточно, но вот чего недоставало – так это хоть малейших ориентиров и понимания, куда нужно идти. В конце концов я приняла решение идти прямо, но очень быстро убедилась – в этой странной серости понятие “прямо” теряло всякий смысл.

Я ориентировалась на звук голоса метаморфа и надеялась, что в конце концов, мы куда-нибудь да выйдем.

Оптимистичный настрой я сохраняла ровно до того момента, пока из серого ничто впереди меня не вылепилось чье-то лицо. Лишенное тела и словно бы повисшее в пустоте, оно раззявило рот. Оно взывало ко мне, вызывая ледяные мурашки – от кожи на затылке до кончиков пальцев.

– Беатриссс… – прошелестело лицо, словно вылепленное из глины.

Не успела я прийти в себя, как сбоку от меня в бесконечной стене серости проявилось второе лицо.

– Беатрис! – В его голосе, то ли женском, то ли мужском – разобрать почти невозможно – звучало столько муки, что у меня сжалось сердце.

– Беатрис! – вторили ему другие голоса. Их уже было больше десятка – и голосов, и лиц,– и с каждым мгновением становилось все больше. – Беатрис! Беатрис!! Беатрис!!!

Голоса сплелись в ужасный гомон, который с рьяной настойчивостью раскалывал мне виски. Невидимый железный обруч обхватил голову, в которой, как в осином рое, бешено кружились голоса, – и сжимался все туже.

Я закричала от боли и страха. В глазах полыхнула белая вспышка. Эти голоса что-то делали со мной, они сводили меня с ума. Я не знала, как избавиться от наваждения, я могла только стоять, обхватив голову руками, и кричать.

Лица множились, их голоса становились все громче, все требовательней. Как сверла они вламывались в мой мозг, жужжа, крича, воя. На миг отняв руки от ушей, я ожидала увидеть на них кровь. Ладони были чисты.

Я смотрела на переплетения линий остекленевшим взглядом и внезапно со всей ясностью поняла: если я не тронусь с места, голоса погубят меня, сведут с ума или взорвут мой мозг на тысячи кусочков. Стоило только мне сделать первый шаг, как вылепленные из серости лица разочарованно взвыли. Без конца повторяя мое имя, они умоляли меня вернуться.

Я упрямо брела вперед – прямо сквозь чехарду мелькающих передо мной бесполых лиц. Голоса стихали, слабея с каждым моим шагом. Они звучали все тише и тише, пока не смолкли совсем. Обернувшись, я увидела, что все лица исчезли.

Я бросила взгляд на часы Алистера Морэ, под золоченой крышкой которых хранилась слеза Хрустальной принцессы. Наверное, глупо, но мне было приятно оттого, что я сумела справиться с ситуацией и без помощи чьей-либо магии.

– Конто!

Нет ответа.

Пройдя несколько шагов, я крикнула снова. И вновь ответом мне была лишь тишина.

Я ускорила шаг, торопясь поскорее выбраться из ничто. Почему-то мне казалось, что там, снаружи, я найду Конто.

Какой-то странный звук, донесшийся до меня глухо, словно через толстый слой ваты, заставил меня остановиться. Я крутила головой, силясь определить его источник.

Но тихий смех был, казалось, везде и всюду. Я задрала голову вверх, поняв, что звук доносится именно оттуда. По позвоночнику пробежал холодок – кто бы ни смеялся, он находился высоко надо мной. И его смех был пугающе довольным.

Как у хищника, настигшего долгожданную добычу.

Мое сознание вдруг заволокло туманом. Ноги ослабели и подкосились, не в силах выдержать вес ставшего вдруг неподъемным тела. Я пыталась противиться слабости, но мое сопротивление было жестоко подавлено.

Отяжелевшие веки закрылись, и место серости заняла тьма.

Глава двадцать пятая. Кукла-марионетка

Пробуждение было невероятно странным. Я с таким трудом разлепила веки, словно к ресницам подвязали миниатюрные гири. Увидела комнату, выкрашенную в ядовито-розовый цвет, так почитаемый современными модницами. Растерянно поморгала и опустила взгляд вниз. Шея отозвалась ноющей болью, как бывает, когда долго спишь в неудобном положении, а меня ждало еще одно открытие. Я лежала на кровати с таким же розовым и безвкусным покрывалом, как и все вокруг.

На то, чтобы принять сидячее положение, у меня ушло не меньше минуты – тело, будто налитое свинцом, просто отказывалось подчиняться. Еще какое-то время потребовалось для того, чтобы спустить ноги с кровати.

Меня словно переехали катком. И хотя на теле я не увидела ни одного синяка, каждое движение давалось с неимоверным трудом.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я сумела принять вертикальное положение, лично мне показалось – целая вечность. И вот что странно – с каждым новым движением, оковы спадали с меня – звено за звеном. Тело все лучше мне подчинялось.

Я переступила порог комнаты, чувствуя себя почти счастливой оттого, что невыносимый розовый цвет перестал мозолить глаза.

Что называется, рано радовалась.

Если коридор был выполнен в приятных глазу спокойных пастельных тонах, то следующая комната, в которой я очутилась, “радовала” очередным буйством красок всех оттенков пронзительно-фиолетового. Но это было еще не самым худшим.

Посреди комнаты замер мужчина – худощавое телосложение, светло-русые волосы. Я осторожно приблизилась к нему, но он даже не шелохнулся.

– Мистер?

Ноль реакции.

От абсолютной неподвижности незнакомца мне стало жутковато. Я сделала еще один нетвердый шаг по направлению к нему. Перебарывая себя, положила руку на его плечо и тут же отдернула, словно обжегшись. Вот только причина моего испуга кроилась совсем в другом – плоть мужчины под тонкой тканью рубашки казалась каменной.

Страшась того, что могу увидеть, я обошла его. Моему взгляду открылось привлекательное лицо с легкой щетиной. Незнакомец глядел прямо перед собой, и его черты казались спокойными, но в глазах застыл страх.

Он передался и мне, заразил мою кровь паникой.

“Дыши, – приказала я самой себе. – Дыши и думай”.

Не было никаких сомнений в том, что передо мной находился именно человек – а не статуя, невероятно на него похожая. Слишком живыми были черты, слишком явственным выражения ужаса в глазах. Но почему тогда он не мог пошевелиться?

Я вспомнила, с каким трудом сумела подняться с кровати – действие, прежде оказавшееся таким простым и таким обыденным. Вспомнила, сколько сил приходилось вкладывать в каждое маломальское движение.

Несомненно, это были какие-то чары – вроде тех, что использовала Ари в битве с драккадо. Несомненно, мне на помощь вновь пришла магия Истинного Дара. Пожалуй, сейчас, как никогда я была благодарна Дайане – мысль о том, что я могла также оказаться запертой в ловушку своего тела, как этот бедняга, приводила меня в ужас.

Его зрачки не двигались, но отчего-то я была уверена, что он знает о моем присутствии, видит меня. И молит о помощи.

Я представила этот крик, растущий где-то глубоко внутри и обреченный никогда не вырваться наружу, и мне стало не по себе.

Я не могла похвастаться разнообразием доступных мне чар – как та же Ари. Магия хрустальных кинжала и слезы изначально не принадлежала мне, и была весьма ограничена в действии. И все-таки она не раз приходила мне на выручку – как и сейчас. Если оберег помог мне обрести контроль над своим телом, то я вполне могла разрушить сковывающие незнакомца чары.

Я открыла крышку часов и вынула слезу Дайаны. Поколебавшись лишь мгновение, коснулась ею застывших губ незнакомца. Он мог знать то, чего не знаю я, а для того, чтобы “оживить” его тело, одной маленькой слезинки могло оказаться недостаточно.

Прикосновение хрусталя к губам мужчины длилось лишь несколько секунд. А затем стол, спокойно стоявший в дальнем углу комнаты, вдруг на двинулся на меня. Я успела отскочить в самый последний момент – ножка стола лишь задела меня по пальцам ноги. Я взвыла от резкой боли, оторопело глядя на оживший предмет мебели.

Надо мной раздался грохот – это одна за одной рушились полки.

Из губ окаменевшего мужчины вдруг вырвался мучительный хрип:

– Беги...

И я бросилась бежать, твердо обещая себе, что вернусь в эту комнату, как только найду способ избавиться от опасности.

Прихрамывая, метнулась в коридор, побежала в дальний его конец, где виднелась еще одна дверь и лестница наверх. Когда я пробегала мимо, висевшая на противоположной стене картина полетела в меня и больно саданула по плечу. Стиснув зубы, я стерпела и вовремя уклонилась от еще одной взбесившейся картины, сорвавшейся со стены.

Добежав до двери, я подергала ручку. Дверь не поддавалась. Я налегла сильнее, отступила назад, рассчитывая ударить в дверь здоровым плечом. Я знала, что, поднявшись наверх, я загоню себя в ловушку. Мне нужно было открыть эту чертову дверь.

Удар не оказал никакого эффекта – дверь даже не дрогнула. А стоило мне вновь взяться за ручку, она… оказалась у меня в руках.

Я застонала от отчаяния. Выбора не было, нужно подниматься наверх. Я взлетела по лестнице. Окно, перед которым я очутилась, казалось таким же неприступным, заклеенным наглухо. Но хуже всего было то, что выходило оно в... никуда. Все в ту же, уже знакомую мне, бесконечную серость.

Впрочем, я и не рассчитывала выпрыгивать из окна – в доме находился человек, которому нужна была моя помощь. Мне бы только суметь к нему подобраться…

А для начала нужно понять, как утихомирить находящиеся в доме предметы.

Лестница вела на третий этаж, на который я подниматься пока не спешила. Осторожно продвигаясь по коридору второго этажа, я напряженно ожидала очередной вспышки безумия от висящих на стене картин. Ее не последовало. Во всяком случае, пока.

Первая комната, в которую я попала, оказалась огромной гардеробной. Десятки туфель – как мужских, так и женских, сотни платьев, брюк, рубашек, плащей и курток. Я удивленно помотала головой и закрыла гардеробную.

Следующая дверь привела меня в просторную гостиную. Один только взгляд в конец комнаты – и в горле застрял ледяной комок.

Я смотрела на длинный стол, окруженный десятком стульев. Почти на каждом из них сидел человек, и каждый из них был совершенно неподвижен. У низкого столика с газетой в руках стоял молодой мужчина. Но застывший в голубых глазах ужас, роднивший его со всеми остальными в гостиной, не вязался с образом человека, решившего почитать газету.

Меня словно зашвырнули в чужой кадр – картина, представшая моим глазам, был такой же статичной, безжизненной, как старая фотография.

Я бросилась к мужчине с газетой в руках – он был ко мне ближе остальных, и приложила вынутую из часов-шкатулки слезу Хрустальной принцессы. Напряглась в ожидании новой атаки, но ее не последовало – дом словно устал после недавней вспышки гнева. Но я знала, что это ненадолго. В голове вдруг всплыли недавние слова Конто: “Здесь все как в кривом зеркальном отражении”. Куда уж кривее – застывшие как изваяния люди, живущий сам по себе дом.

Как только магия Дайаны подействовала, с губ окаменевшего мужчины сорвались первые слова:

– Помоги нам…

– Помогу, – пообещала я. – Но для этого мне нужно понять, что здесь происходит.

– Это все кукла, – устало ответил он.

– Что, прости?!

– Одна из марионеток вдруг стала разумной. Она решила отомстить кукловоду… и не только ему. Всем, кто наблюдал, как ее дергают за ниточки, как повелевают каждым ее шагом. Всем. Людям. – Голубоглазый незнакомец перевел дыхание. Несмотря на то, что магия хрустальной слезы заставила его губы оттаять, говорить ему было все еще тяжело. – Теперь она ловит людей, запирает в доме и играется с ними – как когда-то играли с ней.

Перед глазами возникла огромная гардеробная, полная самой разнообразной одежды. Уверена, если бы я побродила по дому чуть подольше, то нашла бы еще много интересного.

Кукла, которая использует людей в качестве игрушек… А я думала, что готова ко всему.

– Что мне делать? – в отчаянии прошептала я.

– Бежать. И привести помощь.

Я помотала головой. Убежать и оставить всех этих людей, обрекая их если не на гибель, то на нескончаемое мучение – означало для меня потерять важную часть себя.

– Я не уйду, – твердо сказала я. Прикоснулась оберегом к руке мужчины.

И в этот же самый миг дом проснулся. Направляемые своей невидимой хозяйкой предметы полетели в меня. Мне пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы избежать столкновения с огромным диваном.

Диван смел стоявшего на пути мужчину с газетой, словно бильярдный шар – кеглю. Голубоглазый упал набок, по-прежнему не выпуская из рук газету.

– Я в порядке, – будто почувствовав мою тревогу, сказал он. – Я все равно ничего не чувствую.

Последние его слова подняли во мне волну ярости, идущую от самого сердца и грозящую смести все на своем пути.

– Покажись, ты, трусливая тварь! – закричала я. – Ты хотя бы видела того, кто дергал тебя за нитки, так почему же ты прячешься?

– Что ты творишь… – прошептал мужчина. Мне показалось, что он побледнел. – Она же всех нас…

Ему не дали договорить или же мне – дослушать. Стены дома задрожали, гнев его хозяйки выплеснулся на меня дождем из разбитых зеркал.

Я метнулась за шкаф и резко распахнула дверцу, используя ее как щит. Услышала, как в деревянную поверхность вонзаются зеркальные осколки. Не успела я облегченно вздохнуть, как шкаф пришел в движение. Мне снова пришлось бежать.

Хуже всего то, что я понятия не имела, что мне делать. Даже если я сумею покинуть дом и отправиться за помощью, я быстро заплутаю в серости – там, где сверхъестественные существа вроде ожившей куклы-марионетки имели куда большую власть.

Обезумевшие предметы отрезали мне путь в другой конец коридора, гнали вперед. Я понимала, что меня загоняют в ловушку, но ничего не могла с этим поделать. Снимать чары с каждой заколдованной марионеткой вещи, призвав на помощь хрустальную слезу… да мне и вечности не хватит.

Мне нужно было еще немного времени, чтобы придумать план, как выбраться отсюда. Но оживший дом лишал меня и этой надежды.

Я бегом преодолела последний проем лестницы, ворвалась в первую же комнату, держа наготове оберег. Но применять его было не на ком – комната оказалась пуста. Стены окрашены в сочный ярко-оранжевый цвет, из-за чего казалось, что какой-то чудак с сомнительным чувством юмора поместил меня в нутро апельсина. На невысоком столике стояли пустые кружки и тарелки, аккуратно разложены вилки и ножи. По коже пробежал холодок: я вдруг отчетливо поняла – это мое место. Место, в которое направила меня она, кукла.

Я развернулась, чтобы выбежать вон, но собственное тело вдруг показалось мне чужим. Комната словно заполнилась вязким клеем, и каждый шаг давался невероятно тяжело. Руки деревенели, немело лицо. Я призвала на помощь все свои силы, чтобы не застыть посреди комнаты, уподобившись мухе в янтаре.

Там, внизу, были люди. Я просто не могла их подвести.

Я до боли сжимала оберег в ладони, и ни на мгновение не прекращала попытки сдвинуться с места. Очень медленно, но упорно продвигалась вперед. В конце концов я достигла порога, тем самым нарушив все планы марионетки.

Дом снова взбесился, по дрожащим стенам пробежал гул, похожий на вопль отчаяния. А потом все погрузилось в небытие. Я вновь оказалась в серой пустоте, оторванной от реального мира. И на этот раз я была в ней не одна.

Распахнутые глаза с неестественно длинными ресницами смотрели на меня с нескрываемой ненавистью.

– Неправильная кукла! – вскричала марионетка.

Ее руки и ноги по-прежнему были прицеплены на нити, тянущиеся куда-то высоко и теряющиеся в серой дали, заменяющей небо. Кукла дергалась так, что от ее резких движений болели глаза. И каждое движение сопровождалось мукой в огромных зеленых глазах, и струйкой крови там, где толстые нити пронзали белую плоть.

Сумев сбежать от кукловода и создать собственный кукольный театр, она все же не могла избавиться от пут.

– Неправильная кукла, – упрямо твердила марионетка. – Ты должна играть. Как все!

Ее лицо исказила гримаса боли, из незаживающих ран побежала кровь. А я вдруг представила, каково было ей однажды очнуться и понять, что она – лишь кукла, которую беспрестанно дергают за нити на потеху публике. Каково было чувствовать эти нити в своем теле, чувствовать вечную, непрекращающуюся боль, от которой нет спасения. Видеть чужие равнодушные взгляды, которым нет дела до мучений какой-то куклы.

Кто бы не захотел мстить после такого? Я бы точно захотела.

Моя рука легла на висящие на поясе ножны, уверенным жестом вынула хрустальный клинок. Глаза марионетки испуганно расширились, она отшатнулась назад. Но где бы она сейчас ни находилась, вырваться оттуда не могла.

Зеленые глаза неотрывно следили за зажатым в моей руке клинком, который с каждым моим шагом становился все ближе. Марионетка поняла свою ошибку, но почему-то не могла ее исправить, отослав меня обратно в дом, где у меня против нее не было бы ни единого шанса.

Не могла или не хотела. Я видела в ее взгляде смирение. Даже… облегчение. Она устала от боли и сжигавшей ее изнутри ненависти.

Я приблизилась к кукле – здесь, в безликой серости, мы оказались одного роста. Размахнувшись, с силой опустила кинжал. Снова и снова.

Вопреки моим ожиданиям, даже клинок из сердца Истинного Дара не смог перерубить зачарованные нити. Но как только лезвие коснулось прицепленных к ногам куклы нитей, они стали хрупкими и рассыпались в пыль. Лишенная поддержки, марионетка упала на колени. Подняла глаза, в которых отражались растерянность и безграничная благодарность.

Путы, сдерживающие ее руки, рассыпались. Марионетка была свободна.

Закрыв лицо руками, она расплакалась от облегчения. Прошептала:

– Спасибо.

Окружающая меня серость рассеялась. Я оказалась все в той же безумной пародии на кукольный театр. Его стены, задрожав, сложились, как карточный домик. Я не удержалась и провела по ним рукой. Действительно, картон. Оказавшись на земле, стены превратились в пыль. Когда она улеглась, я обнаружила себя стоящей посреди поляны рядом с бывшими пленниками кукольного дома. Живыми, подвижными. Растерянно переглядываясь, они постепенно разбредались – каждый в свою сторону. Ушла и я.

Пройдя всего несколько шагов по уже знакомой широкой дороге, я остановилась. На земле сидел прелестный котенок с белоснежной шкуркой и прелестными бирюзовыми глазами. Всегда неравнодушная ко всем представителям кошачьих, я восторженно ахнула и наклонилась к милому ушастику, чтобы его погладить. И только тогда заметила черные пятнышки, украшавшие бело-серебристую шубку. Резко отстранилась, глядя на котенка во все глаза.

– К… Конто?? – Моему изумлению не было предела.

– Мяу, – мрачно буркнул котенок. Голос был высоковат, но в нем определенно угадывались знакомые нотки.

Откинув голову назад, я расхохоталась.

– Конто… ты… что с тобой? – еле выдавила я, вытирая выступившие в уголках глаз слезы.

– Тебе смешно, – изо всех сил стараясь казаться обиженным, пропищал Конто.

Сдержать новый взрыв неудержимого хохота было выше моих сил. Я чувствовала, как отлегает от сердца, как спадает сковавшее меня напряжение. Когда смех утих, я послала метаморфу, с укоризной глядящему на меня, виноватую улыбку.

– Прости, – покаялась я. – И что же нам с тобой делать? Как вернуть твое прежнее обличье барса?

– К счастью, сделать это гораздо проще, чем вернуть мне человеческую сущность, – обнадежил меня Конто. – Просто давай скорее отсюда уйдем. У меня уже эти Неправильные Земли вот где.

Котенок провел когтистой лапкой у горла. Я не могла с ним не согласиться. Взяла на руки, не обращая внимания на его бурные протесты.

– Конто, так будет куда быстрее, – урезонила я метаморфа. Представила, как он едва поспевает за моим шагом, семеня своими коротенькими лапками, и не удержалась от очередного смешка.

Впрочем, довольно быстро Конто понял всю прелесть его нового положения: свернулся уютным клубочком, устроив себе ложе на сгибе моего локтя. Осторожно придерживая барса-малютку свободной рукой, я старалась не думать о том, что он, хоть и зачарованный, но все-таки мужчина.

Глава двадцать шестая. Скрипачка

Неправильные Земли наконец остались позади. Не знаю, кто из нас двоих был рад этому больше.

Пустота, встречи с которой я так боялась и так ждала – ведь там был Алистер, чье сознание затуманила магия колдуньи Ламьель, – оказалась… странной. Другого слова в голову мне не приходило. Пустота была неким подобием пустыни, только без палящего солнца и барханов: ни единой травинки, ни даже самого чахлого кустика или деревца. Только голая земля цвета пепла. Жуткое место, похожее на огромную – от горизонта до горизонта – воронку, оставшуюся от гигантского метеорита. Или дорогу в ад.

Новенькие кожаные ботиночки, приобретенные мной в городе-древе, мгновенно покрылись толстым слоем пепла и потеряли товарный вид. Не знаю, почему, но меня преследовало неприятное ощущение, что я бреду по кладбищу, и вот-вот из земли покажутся руки, тянущиеся ко мне в немой мольбе.

У Конто, к которому после выхода из Неправильных Земель вернулось наконец его прежнее обличье, был не менее безрадостный вид. Поднявшийся ветер бросал хлопья пепла на его шкуру, довольно скоро потерявшую свою белоснежность.

Мы шли в абсолютном молчании. Пустота давила, стирая хорошие эмоции и оставляя лишь глухую подавленность. Серые тучи нависли над землей, грозя дождем.

И хотя сердце ныло от беспричинной тоски, я чувствовала лихорадочное возбуждение. Где-то тут был Алистер Морэ. Как долго мы будем его искать? Узнает ли он меня?

Мои размышление прервало появление незнакомки – девочки с белокурыми локонами, с идеально красивым личиком и светлой, словно фарфоровой кожей. Путница, одетая в летящее платье и кожаные сандалии, держала в руках скрипку и смотрелась невероятно неуместно посреди пепла – распада, разрушения.

– Простите, – обратилась я к странной незнакомке.

Она даже не стала меня слушать. Положила скрипку на плечо и, прикрыв глаза, провела смычком по струнам. Полилась мелодия – нежная, печальная, завораживающая. Я застыла, заколдованная чарующей музыкой, невысказанный вопрос застыл на губах. Все вдруг стало таким неважным – застрявший в Пустоте мистер Морэ, погрузившаяся в целебный сон Ари, ушедшая в небытие, но не умершая Дайана… Музыка – единственное, что имело смысл.

Скрипачка словно играла на струнах, запрятанных глубоко в моем сердце, заставляя его сжиматься в сладостной муке. Я не осознавала, что плачу, пока не ощутила на губах соленый дождь.

Я чувствовала прикосновение к руке теплого меха, но не хотела оборачиваться к Конто, чтобы увидеть, поразила от его мелодия также, как меня. Весь мир сузился до худощавого силуэта, идеального тандема – девочки и ее скрипки.

Я готова была вечность положить к ее ногам, лишь бы музыка не прекращалась.

Прелестная скрипачка, не переставая играть, вдруг развернулась и пошла вперед, увеличивая расстояние между нами.

– Нет, стой! – вскричала я в отчаянии, протягивая руки вперед, к медленно удаляющемуся силуэту, намереваясь дотянуться, задержать.

Мелодия затихала, а я никак не могла позволить этому случиться.

– Умоляю, – обессиленно прошептала я.

Скрипачка не замедлила шаг, и тогда я бросилась за ней. Я должна была ее догнать.

Запястье вдруг обожгло болью. Ошеломленная, я опустила глаза вниз, на раскаленные докрасна часы Алистера Морэ. Хрустальная слеза, промелькнуло в голове. Мой вечный талисман, оберег, спаситель. Но от чего он уберег меня на этот раз?

Конто обогнал меня, размеренно ступая. На краткий миг я увидела его остекленевшие глаза и все поняла. Слепо и послушно, как марионетка, метаморф следовал за скрипачкой – как и я несколько мгновений назад.

– Конто, – вполголоса окликнула его я, зная, что он не обернется.

Так и случилось. Барс даже не сбился с шага – зачарованная мелодия, окутав сознание туманом наваждения, неумолимо вела его вперед.

Догадка вспыхнула в голове яркой вспышкой. Вот как оказался заколдован Алистер Морэ. Вот что привело его в Пустоту, вынудило оставить любимую дочь в одиночестве. Его просто заманили сюда некоей магией, которую несли в себе скрипка и ее юная владелица.

Тревога усилилась, но у меня не было другого выбора, кроме как идти следом за снежным барсом. Я не могла бросить Конто в беде. И я знала, что, рано или поздно, но таинственная скрипачка приведет меня к Алистеру.

Глубоко вздохнув, я поспешила догнать Конто. Скрипачка, ни на миг не прекращая играть, брела впереди. Барс, чеканя шаг, следовал за невидимым шлейфом магической мелодии.

Поле пепла закончилось, появились первые деревянные дома. И первые люди. Все они – сплошь мужчины, были заняты стройкой. В воздухе витал отчетливый запах деревянных опилок. Меня поразило, как слаженно – и, главное, тихо, – они работали. Не было слышно ни привычной болтовни, ни чисто мужских шуточек и поддевок. И их глаза… в них было что-то странное. Словно в них проникла сама Пустота.

Как долго они строили эту деревушку и, главное, зачем? Дома – простые, даже грубые, одноэтажные. Рядом с каждым – небольшой огородик, где, не разгибая спины, трудились женщины. Растения, хорошо сдобренные магией, росли прямо на глазах. Зеленые плоды наливались цветом и тяжестью. А вот детей, что обычно кружились возле матерей или играли на улице, нигде не было видно.

Мы прошли мимо деревушки, вновь ступив на поля, до горизонта застеленные одеялом из пепла. Я потеряла счет минутам. Небо не меняло своей окраски, не было ни солнца, ни луны. Я понятия не имела, день сейчас или вечер. Ноги уже болели от долгой ходьбы, но Конто, казалось, не чувствовал усталости. Он шел, как солдат на параде, в едином четком ритме.

Ведомые – по собственной воле или же против нее – девочкой со скрипкой, мы прошли еще одну деревушку, похожую на первую как близнец. Та же нескончаемая стройка, то же сопровождающее ее безмолвие, те же растения, растущие под воздействием магии. С минуты на минуту я ожидала, что скрипачка остановится, но она продолжала идти вперед – как и мы с Конто.

И, конечно же, я беспрестанно искала глазами Алистера. Неопределенность пугала, но я намеревалась идти до конца – во всех смыслах.

Хлопья пепла, растревоженные поднявшимся ветром, запутывались в волосах и норовили попасть мне в глаза. Приходилось идти, низко опустив голову и прикрыв глаза ладонью. Именно поэтому изменения в окружающей реальности я заметила слишком поздно – когда стеклянный замок уже возвышался надо мной, а скрипачка поднималась на крыльцо по стеклянным лестницам.

Я восхищенно смотрела на величественное сооружение в несколько этажей, сотворенное из светло-голубого стекла, с башенками, балкончиками, шпилями и фронтонами. Настолько прозрачное, что отсюда, с улицы, я отчетливо видела тех, кто находился внутри. Вот где прятались дети, чье отсутствие в деревнях так меня смутило.

Хотя прятались – слово совершенно неверное. Дети сновали и, судя по всему, были заняты делом, как и их родители. Вот только в чем именно их работа заключалась, отсюда, снаружи, я понимала с трудом.

Когда я пересекла порог замка – язык не поворачивался назвать его просто домом – в сердце вонзилась ледяная игла. Я задохнулась от боли, но она тут же отпустила.

Таинственная скрипачка поднялась по крученой лестнице. Она привела нас на верхний – четвертый – этаж. Мои каблуки звонко цокали по стеклянному полу. Опустив взгляд вниз, я увидела детей с первого, второго и третьего этажей. Я возвышалась над хрупкими фигурками, а прозрачный пол позволял мне рассмотреть каждого из них. Некоторые из них бесцельно бродили по замку, другие были заняты тем, что натирали до блеска его стены и пол.

Я проходила мимо стеклянных статуй, изящных трельяжей, стеклянных цветов в стеклянных же вазах. Несмолкаемая мелодия, прежде казавшаяся такой прекрасной, такой чарующей, раздражающе царапала слух, как заевшая пластинка.

Незнакомка со скрипкой пересекла этаж и остановилась – впервые за все это долгое путешествие – у дверей из толстого голубого стекла, покрытого рисунком, очень похожим на изморозь. Единственное, что было здесь не прозрачным.

Двери распахнулись безо всяких усилий с ее стороны. Скрипачка переступила порог спальни – я явственно видела огромную стеклянную кровать. Следующим вошел Конто, по-прежнему пребывающий во власти магии скрипки – или же ее владелицы. Я поспешила следом, но… дверь внезапно захлопнулась прямо перед моим носом, отрезая метаморфа от меня.

Я обернулась в растерянности. У детей, снующих по замку, в глазах застыла та же отрешенность, что и у взрослых в деревнях. Что, если они заметят мою невосприимчивость? Мне никак нельзя было выдать себя.

Помощь пришла совершенно неожиданно. Я услышала напряженный шепот:

– Быстро садись и оттирай этот чертов пол!

Говорившим оказался мальчишка лет тринадцати – худой и насупленный. Из-за густых черных бровей на меня взглянули карие глаза. Увидев в них осмысленность, я вздохнула с неимоверным облегчением.

Паренек разорвал надвое тряпку, которую держал в руках, и протянул мне кусок. Мягкая, воздушная ткань казалась сотканной из облака. Впрочем, я бы не удивилась, будь оно на самом деле так.

Я послушно опустилась на колени, оттирая пол в том месте, где виднелись следы чьих-то ног или хлопья принесенного с пустыря пепла.

– Я – Паоло, – шепнул мой новый знакомый.

– Беатрис, – представилась я.

– Как же я рад, что больше не один! Так надоело видеть эти кукольные лица изо дня в день! Я все жду, что они проснутся, но они не просыпаются… – И хотя в голосе Паоло сквозило отчаяние, в его взгляде, обращенном на меня, я видела надежду.

В моей голове крутились десятки вопросов, но Паоло опередил меня:

– Как у тебя вышло не поддаться ее магии?

Я скользнула взглядом по детям с пустыми глазами, занятым наведением чистоты в стеклянном замке.

– Не бойся, они не слышат, – торопливо заверил меня Паоло. Буркнул с досадой: – Они зациклены на одном. Скрипачка любит, чтобы ее замок сверкал.

“Целый замок для одной юной девочки!” – пораженно подумала я, но вслух сказала совершенно другое:

– Скрипачка? Так ее зовут?

– У нее нет имени. Точнее, она нам его сказать не может. Ты так и не сказала…

– Ах да, – спохватилась я.

Вместо ответа протянула в сторону Паоло руку и тут же недоуменно нахмурилась. Часы Алистера и сама цепочка покрылись тонкой глазурью льда. Я вспомнила укол холода, кольнувший меня в сердце на входе в замок, и нахмурилась еще больше.

Паоло с уважением кивнул.

– Довольно сильный амулет, раз он сумел принять на себя удар Скрипачки, да еще и не позволить затуманить твой рассудок. А у меня вот.

Он вытащил из-под рубашки резной деревянный кулон. Взялся за него пальцами обеих рук, и амулет раскололся на две половины. Внутри, как в деревянном сейфе, лежал маленький стеклянный флакон с чем-то красным, подозрительно напоминающим…

– Кровь из пальца моей матери, – гордо сказал он. – Она была сильной колдуньей… Не такой, как Ламьель, конечно, но… Мама дала нам с Брук амулеты, но когда на нас напали разбойники, они сорвали амулет с ее шеи. Мы бежали, очень долго, и почти оторвались от них… А потом эта Скрипачка… Я не мог понять, почему Брук идет за ней, пока не увидел остальных. У нее не было амулета, который ты смог ее защитить…

– Брук…

– Моя старшая сестра. – В карих глазах Паоло, окруженных густыми ресницами, засветилась печаль. – Отец остался совсем один. Я пошел за Брук, надеялся, что смогу вызволить ее отсюда, но оказалось, что я ничем не могу ей помочь. Амулет мамы защищает от враждебной магии, но сил не дает…

– Мы что-нибудь придумаем, обещаю. Я помогу тебе.

“Не знаю, как, но помогу”, – добавила я мысленно.

Паоло взглянул на меня и слабо улыбнулся. Отважный юноша, пожертвовавший свободой ради призрачной надежды помочь сестре.

Не переставая оттирать стекло под ногами, Паоло взглянул на дверь в покои Скрипачки.

– Должно быть, ей понравился твой питомец, и она решила им завладеть.

– Он не просто питомец, он – метаморф, – объяснила я. – Хотя в данный момент этот факт не играет совершенно никакой роли. Паоло, как долго ты находишься здесь?

– Недели две или около того.

– Ты знаешь, зачем Скрипачке нужны все эти люди?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Незачем. Они нужны не ей, а колдунье Ламьель. Она смогла подчинить себе Пустоту, а Пустота поглощает души людей – высасывает их жизненные силы, эмоции, воспоминания… Ламьель становится живой, а все они – пустыми, полыми.

– А Скрипачка… – начала я.

– А Скрипачка – лишь ее инструмент. Люди боятся Пустоты, избегают ее, а Ламьель нужны новые, свежие души. Ведь когда Пустота высосет из них все, что делает их живыми, они перестанут быть людьми. Станут просто пустыми оболочками. – В голосе Паоло звучал неприкрытый ужас. – Тогда Ламьель просто выбрасывает их… и ищет новых.

Мне вдруг стало очень холодно. Стараясь отвлечься от гнетущих мыслей – ведь в ловушке Ламьель теперь находились и Алистер, и мы с Конто, – я задумчиво произнесла:

– Скрипачка заманивает в Пустоту людей мелодией своей скрипки. Но зачем ей это?

– Скрипачка – сирена, потерявшая голос. Ламьель прокляла ее, лишила ее голоса за какую-то провинность, но пообещала его вернуть…

– Если Скрипачка будет делать то, что ей нужно.

Паоло с угрюмым видом кивнул.

– Ты ведь понимаешь, как важен для любой сирены ее голос. Без него она не может кормить Океан…

Я вспомнила одну из сказок из книги Дайаны, где речь шла о сиренах – сладкоголосых жительницах морей и океанов, заманивающих в их воды своих пением людей. Так они приносили жертвы Океану.

Что и говорить, сирена, даже потерявшая голос – создание опасное и лишенное сострадания. Будет непросто справиться с ней. Ситуация осложнялась еще и тем, что Скрипачка была совсем юной. Даже зная, кем она является, и что сотворила, сколько людей обрекла на ужасную участь, я никогда не смогу причинить вред ребенку.

Паоло внезапно резко вскинул голову, тревожно глядя сквозь окно в свинцовое небо.

– Скоро наступит ночь.

Я недоуменно проследила за его взглядом.

– Как ты это понимаешь? По-моему, снаружи ничего не изменилось.

Паоло пожал плечами.

– Когда находишься в Пустоте так долго, невольно начинаешь ее понимать.

Юный паренек, говорящий с рассудительностью и серьезностью взрослого. Испытания, выпавшие на его долю, ответственность, которую он возложил на себя, сделали из мальчика мужчину.

Паоло с надеждой посмотрел на сумку, висящую у меня на боку.

– А у тебя нет еды?

Я помотала головой. Я уже и сама не помнила, когда ела в последний раз.

Паоло вздохнул.

– Значит, придется наведаться к рабочим. – Увидев мой непонимающий взгляд, юноша пояснил: – Тем, кто строят дома за пределами замка. Я кормлюсь с их огородов. Правда, для этого приходится терпеть целые сутки!

– Ты можешь выходить отсюда? – удивилась я.

– Да, а иначе как бы я доставал себя пропитание? Когда наступает ночь, весь замок погружается в сон. Скрипачка спит до самого рассвета, и из ее спальни не доносится ни единого звука. Она словно умирает, чтобы на утро возродиться.

Я нахмурилась, откладывая в сторону тряпку и разминая натруженную усиленным трением руку.

– А почему тогда ты не можешь просто сбежать из замка вместе с сестрой?

– Если бы все было так просто! Днем магия Скрипачки не дает Брук и шага лишнего сделать. Она просто блуждает по замку, выполняя волю сирены, и не реагирует на мое прикосновение. А ночью, когда Скрипачка спит, Брук – и все, кто находятся в замке – засыпают тоже. Сон словно… замораживает их, а благодаря магия Скрипачки им не нужна ни еда, ни вода. Только этот странный сон… Погоди, скоро сама все увидишь.

Удивительно, но от подробного рассказа Паоло вопросов стало еще больше. Я молчала, пытаясь собрать разбегающиеся мысли воедино. Юноша наклонился ко мне, осторожно тронул за руку.

– Как только замок уснет, действовать нужно будет очень быстро. Нам нужно успеть к огородам до того, как все начнется. Иначе мы останемся без еды до следующей ночи.

– Что начнется? – спросила я. В горле внезапно пересохло. От тревоги, написанной на лице Паоло, страха, впервые прозвучавшего в его голосе и чего-то еще – смутного, необъяснимого ощущения, похожего на предчувствие. Предчувствие того, что совсем скоро мне придется стать свидетельницей чего-то мрачного, пугающего, неразрывно связанного с магией.

Паоло ответил мне с почти благоговейным страхом:

– Время Распада.

Глава двадцать седьмая. Время Распада

Паоло не ошибся. Спустя несколько минут дети с остекленевшими глазами побросали свои тряпки и выпрямились. Ближе всех ко мне была девочка с чудными золотыми волосами, живым плащом укрывающими спину. Ее ярко-зеленые глаза казались совершенно пустыми. Выпрямившись, она застыла. А затем ее лицо, все ее тело начало покрываться льдом. Ахнув, я подалась вперед и тут же испуганно огляделась по сторонам. Но никому из детей не было до нас с Паоло дела – они спешили погрузиться в свой странный ледяной сон.

Когда я вновь обратила свой взгляд на золотистоволосое дитя, она уже полностью превратилась в ледяное изваяние. Даже золотистые волосы поблекли, став почти прозрачными, с легким оттенком бирюзы. Зеленые глаза, так напоминающие мне бедняжку Ари, потускнели. А я вдруг со всей отчетливостью поняла, что все что меня окружало, было не стеклом. А льдом, настолько тонким и прозрачным, что стеклом казалось. Вот откуда холод, на мгновение объявший сердце, изморозь, покрывшая часы Алистера и хранившуюся в них слезу Истинного Дара. Скрипачка попыталась заманить меня в свои ледяные сети, но оберег принял весь удар на себя.

Ледяной замок погрузился в сон. Стало так тихо, что я легко могла различить тяжелое дыхание Паоло. Он схватил меня за руку холодной рукой.

– Бежим, у нас мало времени.

“Время Распада”, – стучало у меня в голове.

Я бросилась следом за Паоло, почти бесшумно сбегающим по стеклянной – ледяной – крученой лестнице. Никто нас не останавливал – дети, превратившись в ледяные фигуры, безмятежно спали.

За стеной замка меня встретило все то же налитое свинцом небо и ветер, нахально бросающий в лицо хлопья пепла. Паоло бросился вперед – в сторону, обратную от того, откуда пришли мы с Конто.

– Эта деревушка ближе всех, – крикнул он, стараясь перекричать вой ветра. В рот ему тут же забился пепел, и Паоло, брезгливо поморщившись, стал отплевываться.

Я догнала его, теперь мы бежали рядом. Сумка била меня по бедру, я придержала ее рукой и постаралась ускориться – длинноногий мальчуган оказался отличным бегуном.

Спустя несколько минут на горизонте выросла деревушка. Мы бежали что было сил и вскоре добрались до первого домика – и огорода за низкой деревянной оградой. Паоло бросился к ближайшему кусту, чтобы сорвать с него ярко-красные плоды, похожие на овальной формы помидоры. Глаза его сверкали голодным блеском. Я ринулась на помощь. Срывала плоды и кидала их в сумку, которая, сколько бы в нее не положили, объемнее не становилась.

– Она безразмерная, – объяснила я.

Глаза Паоло округлились.

– Здорово! – восхищенно воскликнул он. – Так мы сможем собрать куда больше, может даже, не придется завтра сюда приходить.

– Думаю, нам нужно оставить немного еды этим людям, – хмуро сказала я.

К моему удивлению, Паоло в ответ помотал головой.

– Я наблюдал за ними, и хорошо знаю их порядки. Они уже насытились, а все, что ты видишь перед собой, скоро исчезнет. А замок защищен от магии Распада.

– Почему? – заинтересовалась я.

– Он находится за чертой Пустоты, в Ледяной Пустыне. Давай собирать!

Я подчинилась, качая головой. Вскоре движения стали почти машинальными – сорвать плод с ветки, положить в сумку, на корточках передвинуться к следующему, взять из рук Паоло плоды и кинуть к остальным. В один момент юноша протянул мне странный треугольный плод, дырчатый, как сыр, но мягкий и пахнущий… дрожжами.

– Это вместо хлеба, – лаконично пояснил Паоло.

Я не удержалась и откусила кусочек. Действительно, очень похоже.

– Все, начинается, – напряженно проговорил Паоло.

Я проследила за его взглядом. От куста с “хлебными” плодами вверх взмыло одинокое хлопье пепла. Затем от светло-бежевого листа, пронизанного коричневыми прожилками, отделилось еще одно. Растение не увядало, оно распадалось.

Я перевела взгляд на ближайший дом и увидела, что с ним происходит то же самое – хлопья пепла отделялись от крыши, плавно взмывая вверх, и в том месте вместо черепицы зияла дыра.

Пепел – с каждой минутой его становилось все больше – поднимался в свинцовое небо, ставшее, казалось, еще темнее прежнего. Тут и там в окружающем меня пространстве появлялись дыры, пробелы в реальности. Растения медленно лишались плодов и листьев, дома – крыш, часть стены исчезла, превратившись в серый пепел.

Наступило Время Распада.

Сквозь провал в стене я видела женщину, лежащую на кровати, у которой недоставало ножки, из-за чего она опасно кренилась на бок. Думаю, когда наступит утро, женщина очнется на голой земле.

– Не понимаю, – тихо сказала я. – Зачем они строят дома, если каждую ночь все то, что они создавали днем, исчезает?

– Вряд ли они осознают, что делают, – пожал плечами Паоло. – Думаю, это что-то вроде одержимости. В их сознании заложено, что их долг -- обеспечить себе крышу над головой…

– А в сознании женщин – что они должны накормить свою семью, – закончила за него я. Люди в Пустоте все больше напоминали мне бездушных механических кукол, подчиненных заложенной в них программе.

– К тому же, Ламьель не нужно, чтобы люди умирали раньше времени, ведь Пустота иссушает их постепенно. Поэтому они обречены каждый день добывать себе еду и строить жилище, не понимая, что все это будет уничтожено Распадом.

– Она даже не отбирает у них магию, – задумчиво произнесла я, вспоминая, как под пальцами незнакомки робкий росток превратился в увешанный плодами куст. Думается мне, и мужчины применяли магию, только иного рода – без магии такой домишко за день не построить. Особенно, если рядом нет ни единого дерева.

– Не отбирает, – мрачно согласился Паоло. – Потому что не боится того, что они применят эту магию против нее. Их разум в руках Пустоты, они – ее вечные пленники.

Он замолчал, молчала и я, занятая тревожными мыслями. Как остановить этот бесконечный замкнутый круг распада и созидания? Как освободить людей, чья воля подавлена Скрипачкой? Как найти Алистера и очистить его сознание от чужого вмешательства? Конто, Брук – как помочь им всем?

Я чувствовала, что задыхаюсь. Паника всколыхнулась в груди, вцепилась в горло ледяными пальцами. Вокруг меня разрушался мир, поднимая в воздух хлопья не пепла – праха. Вся Пустота оказалась огромным колдовским кладбищем. Кладбищем, где у людей отнимали души.

– Беатрис… – тревожно произнес Паоло.

Я вскинула на него глаза. Тряхнула головой, пытаясь избавиться от терзающих меня сомнений и ледяного страха. Я боялась не того, что попаду в сети, расставленные Ламьель, не того, что она может со мной сделать. Смерти я не боялась. Ведь там, за порогом, меня ждала Сандра.

Меня пугало другое – что я не оправдаю надежд Дайаны, не смогу ее спасти. Я невольно втянула в это дело Конто, и теперь была ответственна за него. Я держала в руках хрупкие ниточки чужих судеб, и не знала, по плечу ли мне такая ноша.

– Беатрис… – Взгляд Паоло встревоженно скользил по моему лицу, пытаясь разгадать мои мысли. – Нужно возвращаться. Ночь в Пустоте очень короткая.

– Да, конечно, – хрипло ответила я. Едва заставила себя оторвать взгляд от деревни, уже наполовину превратившейся в прах. Развернулась и пошла прочь, к ледяному замку.

Как бы высокопарно это не звучало, но… Я нужна им. Пусть я – обычная девушка, не обладающая и толикой собственной магии, но благодаря Истинному Дару Дайаны, я единственная здесь, кто может переломить заведенный ход вещей. И пусть я не знаю, как именно это сделаю, я должна попытаться. Я должна знать, что сделала все возможное, чтобы вернуть Дайане, Алистеру, Конто и Брук ту жизнь, которую они заслуживают.

Глава двадцать восьмая. Ледяные дети

Мы замерли у статуи высокой девушки. Почему-то, когда Паоло говорил о сестре, за которой пошел в Пустоту, мне представлялось, что она намного его младше. Реальность же оказалась другой.

– Брук старше меня на четыре года. Папа всегда говорит – уже настоящая невеста. Только замуж не торопится. Вечно витает в облаках – это тоже папа говорит. – Паоло совсем сник.

Я обняла его за плечи, легонько сжала. В голове вдруг молнией промелькнула спасительная мысль. Мой оберег! Почему я не подумала об этом раньше?!

Я отпустила Паоло и поднесла правую руку к застывшему лицу Брук. Коснулась оберегом ее губ, только сейчас увидев, что лед, покрывший часы и цепочку прозрачной глазурью, и не думал таять.

Ничего не происходило. Я опустила руку, попыталась пальцами свободной руки раскрыть крышечку и вынуть хрустальную слезу, но она не поддавалась. Я вскрикнула от досады и увидела, как глаза Паоло, горевшие надеждой, потухли. Я вновь сжала его плечо.

– Помнишь, что я тебе обещала? Мы ее вытащим.

Он неуверенно кивнул.

– Давай рассуждать, – предложила я. – У нас ведь есть немного времени до рассвета? – Ободренная очередным кивком Паоло, я продолжила: – Я так понимаю, что скрипка – это не просто инструмент Скрипачки, а носитель ее странной магии.

– Скрипка – это ее голос, – глухо сказал Паоло.

Мой взгляд задумчиво скользнул по застывшим статуям – тем, кто с рассветом превратится в детей из плоти и крови.

– Как так вышло, что Скрипачка забрала из деревень всех детей?

– Скрипачка возомнила себя кем-то вроде правой руки Ламьель. – Паоло презрительно скривился. – И решила, что, как любой уважающей себя благородной особе, ей нужен собственный замок. А там, где есть замок, нужны слуги. Скрипачка держит детей у себя, потому что Ламьель они не интересны. Слишком коротка их жизненная нить, слишком мало у них воспоминаний о прожитых годах. Она выпивает у них часть сил, а потом оставляет Скрипачке и ледяным джиннам.

Я уже ничего не понимала, но сердце кольнуло недоброе предчувствие.

– Что еще за ледяные джинны? – простонала я.

Паоло обвел рукой вокруг себя.

– Земля, на которой стоит обитель Скрипачки, принадлежит им. Я же говорил тебе, что сейчас мы уже не в Пустоте. Мы в Ледяной Пустыне. Джинны помогли Скрипачке воздвигнуть замок, а взамен забрали немного тепла, которого им так не хватает. Сами по себе как ледяные, так и огненные джинны бесплотны, но они могут вселяться в других и смотреть на мир их глазами. – Он помолчал, нежно провел рукой по волосам Брук. – Говорят, ледяные джинны прокляты. Они страдают от вечного холода и не могут покинуть Ледяную Пустыню, которая стала для них тюрьмой. Человеческие тела для них – единственное спасение, единственный способ хоть немного согреться. Джинны очень коварны, но и их можно подчинить – если дать им то, чего они так отчаянно желают. Тепло.

Я изумленно покачала головой.

– Откуда ты вообще все это знаешь? – не выдержала я.

Паоло ответил с легкой улыбкой:

– Я умею слушать.

Мы достали из сумки добычу и плотно поели. Сочные фрукты утолили жажду.

– А где ты спишь? – поинтересовалась я.

– Тут, на полу. Правда, приходится быть очень осторожным, ведь нужно проснуться до того, как проснется Скрипачка. Не помню, когда в последний раз спал больше пары часов, – признался Паоло.

Я сочувственно вздохнула.

– Когда все закончится, разрешаю тебе проспать целые сутки.

Паоло улыбнулся, ободренный моими словами. Я хотела расспросить его побольше о джиннах, но, взглянув на покрасневшие белки карих глаз и тени, залегшие под ними, решительно сказала:

– Тебе нужно немного поспать.

Паоло попытался воспротивиться, но после моих заверений, что разбужу его, как только дернется первая статья, сдался. Он и правда сильно устал – юное дитя, взвалившее на себя не по годам тяжелую ношу.

Я села, опираясь на ледяную стену, но не чувствуя исходящего от нее холода, Паоло свернулся калачиком прямо на полу, положив голову на мои колени. Не прошло и минуты, как его дыхание стало глубоким и размеренным. Он заснул.

Мне приходилось бороться с желанием опустить веки, ставшие вдруг невероятно тяжелыми. Долгая дорога, безумные события последних дней вымотали меня, но я не могла позволить Скрипачке застать нас врасплох. Не могла подвергнуть Паоло опасности. Я дала обещание, и намеревалась сдержать его во что бы то ни стало.

Или занимавшие меня мысли ускорили течение времени или же ночь оказалась настолько короткой, но совсем скоро до меня донесся негромкий звук. Так хрустит под ногами тонкий лед, когда идешь по недавно замершей речке. Я резко дернула головой вправо. Статуя, стоящая в нескольких шагах от меня, начала оживать.

– Паоло, – громко зашептала я, с силой тряся мальчишку за плечо.

Он застонал и разлепил веки.

– Уже? – спросил мученическим тоном.

Я извиняюще улыбнулась. Мы поспешили подняться на четвертый этаж, чтобы не пропустить появление Скрипачки. Я лишь успела заметить, что у сестры Паоло те же карие глаза в обрамлении пушистых ресничек, те же черные как смоль волосы.

Оказавшись перед дверьми спальни нашей тюремщицы, мы схватились за тряпки и принялись до блеска натирать пол. Замок проснулся – ледяные изваяния ожили и принялись за работу. Только сейчас я заметила облачка пара, вырывающиеся изо рта детей. Джинны забирали человеческое тепло, взамен оставляя лишь холод.

Двери позади меня распахнулись с уже знакомым похрустыванием. Лед, прежде запечатывающий двери, ломался, выпуская Скрипачку.

Мгновением спустя я увидела ее – юную фарфоровую куколку с неизменной скрипкой в руках. И… Конто, которого она вела на поводке, украшенным похожими на топазы камнями – или, что более вероятно, фигурными кусочками льда.

Во мне вскипела ярость. Да как она смела? Позабыв обо всем, я выпрямилась во весь рост, глядя вслед спускающейся по лестнице сирене и пылая от возмущения.

Ну все, Скрипачка, тебе несдобровать. Ты ответишь за то, что вела моего друга на поводке, как какую-то псину!

Я знала, что нужно делать. Если скрипка – голос немой сирены, данный ей взамен отобранного Ламьель, значит, нужно лишить ее голоса. Снова.

Глава двадцать девятая. Обитель ледяных джиннов

Паоло с тревогой наблюдал за моими манипуляциями. Я сломала все ногти под корень, но так и не смогла открыть дверь, ведущую в спальню сирены -- скованная льдом, она не желала поддаваться.

Вынула из ножен кинжал из сердца Истинного Дара, подержала на ладони, ощущая его вес. Что, если лед покроет лезвие, как прежде – поверхность часов Алистера, и кинжал станет бесполезным?

Я колебалась. Ведь моя конечная цель – не Скрипачка, а Ламьель. Но и бросить детей одних в Ледяной Пустыне, где их единственными спутниками будут ледяные джинны, вселяющиеся в их тела в отчаянной попытке согреться, и фанатично преданная Ламьель сирена, я просто не могла.

Приняв решение, я вонзила рубиновый клинок в крохотную щель между створками двери. Рукоять мгновенно стала обжигающе холодной. Вскрикнув, я отняла руку, наблюдая как иней покрывает кинжал, по-прежнему торчащий в двери, причудливым узором.

Происходило то, чего я так боялась – магия Ледяной Пустыни пыталась подавить магию Истинного Дара.

Но я зря недооценивала силу последнего. По кромке инеевого рисунка побежали яркие рубиновые всполохи. Покрывший рукоять лед захрустел, будто признавая свое поражение. Рубиновые искры переметнулись с клинка на дверь. Они складывались в причудливые линии, словно жилы пронизывающие поверхность оледеневшей двери. И кровь, бегущая по этим жилам – Истинный Дар, – была способна растопить любой лед.

За моей спиной восторженно ахнул Паоло. Сейчас как никогда я разделяла его чувства. Привыкнуть к чудесам за такой короткий срок невозможно, и где-то в глубине души я все еще оставалась маленькой девочкой, которая восхищенно наблюдала за творящимся вокруг волшебством.

Дверь распахнулась, кинжал со звоном упал на пол. Я порывисто обернулась, но никто из детей никак на шум не среагировал, словно и вовсе его не слышал. Сунув клинок обратно в ножны, я приблизилась ко входу в покои Скрипачки, взглянула на дверь.

Стоило мне только отнять кинжал, и лед вновь начал сковывать дверь неприступной печатью. Створки потянулись друг к другу, проем все уменьшался.

– Дверь сейчас захлопнется, – торопливо проговорила я. – Паоло, оставайся снаружи и приглядывай за сестрой. Будь готов. – Я не уточняла, к чему, потому что и сама пока не знала.

– Что ты собираешься делать?

– Понятия не имею, – отозвалась я, переступая порог спальни. – Что-нибудь придумаю.

Дверь захлопнулась за спиной, лишив меня возможности услышать ответ Паоло.

Я с интересом огляделась вокруг. У окна стоял роскошный трельяж – наша юная сирена, по всей видимости, обладала толикой нарциссизма. Распахнула сворки огромного шкафа, сквозь толстое полупрозрачное стекло – лед, конечно же, это был лед, – видя его содержимое: десятки тонких платьицев, покачивающихся на вешалках. В дальнем углу комнаты рассмотрела внушительных размеров ванную, в которой комфортно уместился бы и рослый мужчина. Ванная была наполнена до самых краев, но поверхность воды затянуло корочкой льда.

Большую часть комнаты занимала огромная кровать с балдахином из инея. Сотканное из изморози кружевное покрывало доставало до самого пола. Вот оно, мое укрытие.

Не теряя времени даром – кто знает, как скоро вернется сирена, и услышу ли я ее шаги за толстой дверью изо льда, – я скользнула под кровать. Места там оказалось предостаточно, а сквозь кружево покрывала пробивался робкий свет.

Я опустила веки, давая глазам немного отдохнуть, и принялась ждать.

Поразительно, но я умудрилась задремать! Сказалась многодневная усталость и напряжение, беспрестанно давящее изнутри. Я вспомнила собственные слова, сказанные Паоло и невольно улыбнулась. Когда все закончится, я сама просплю целые сутки, а потом еще неделю позволю себе валяться на кровати, смотреть сериалы и есть фисташковое мороженное. Никаких сирен, ледяных джиннов и колдуний.

От сладких грез меня отвлекло уже до боли знакомое похрустывание – дверь в спальню открывалась. Сердце забилось испуганной пташкой, но я быстро взяла себя в руки. Мне никак нельзя сейчас поддаваться страху.

Легкие шаги в полной тишине замка звучали подобно грому. Скрип кожаных сандалий, шелест мягких лап. Скрипачка и Конто.

Лежа совершенно неподвижно, даже дыша через раз, я максимально напрягла слух. Закрыла глаза, чтобы полностью сосредоточиться на внешних звуках. Различила легкий стук – кажется, на пол упал поводок, на котором сирена вела Конто. Чертова позерка.

Только сейчас я поняла, что не слышала мелодии скрипки, так поразившей меня недавно. Очевидно, новых пленников в замке не появилось.

Еще один стук, на этот раз куда более громкий, раздался по левую руку от меня – там, где находился трельяж. Я прерывисто вздохнула. Скрипка!

Новый звук, парный, с небольшим интервалом – сирена сбросила сандалии? А следом – едва слышный шелест -- скинутое платье.

Конто не издавал ни малейшего шума, я даже не понимала, в какой стороне он находится. Чует ли он меня? Бросится ли, как верный охранник сирены, когда я выберусь из-под ее кровати? По идее, не должен – ведь заколдованные Скрипачкой дети не слышали и не видели ничего вокруг, – но там, где дело касалось магии, я ни в чем не могла быть уверенной.

Скрипачка прошлепала мимо кровати босыми ногами. Я поняла, куда она направляется, и встрепенулась. Вряд ли сирена, рожденная в океане, может долго находиться без воды.

Спустя несколько мгновений хруст льда и легкий всплеск подтвердили мою догадку – Скрипачка погрузилась в ванную. Похоже, холодная вода не доставляла ей ни малейших неудобств.

Лучшего шанса невозможно представить.

Не позволяя сомнениям и страху взять над собой вверх, я ловко откатилась вправо. Покрывало из изморози легко скользнуло по лицу, в глаза ударил свет, отраженный от голубоватых стен.

Я увидела, как сирена выскакивает из воды. В ее широко раскрытых глазах полыхало возмущение – как посмели вторгнуться в ее покои!

По обнаженной коже сирены стекали прозрачные капли. Она сорвала с кровати покрывало изморози и завернулась в него, как в тончайшее кружево.

Я бросилась к трельяжу, краем глаза видя неподвижную фигуру Конто. По груди разлилось облегчение – я не представляла, что буду делать, если барс нападет на меня. Подлетев к трельяжу, я схватила скрипку за изящный гриф. Развернулась и с силой саданула о пол. Скрипачка бросилась ко мне, попыталась схватить за руки, но я увернулась и с силой толкнула ее плечом. Она отшатнулась назад, ударившись спиной о стену.

Ее рот раскрылся, но их него не вырвалось ни звука. Сирена, лишенная голоса. В другой ситуации мне было бы ее жаль, но она сделала свой выбор, когда решила помогать Ламьель в ее грязной игре.

Отберите у меня голос, но я никогда не стану похищать чужих детей, превратив их в вечных слуг и сосудов для ледяных джиннов.

Несмотря на удар, скрипка осталась целой и невидимой. Ах так? Я вынула кинжал и с силой провела им по струнам.

В тот миг, когда они порвались, раздался ужасный звук – нечто среднее между усиленным визгом инструмента и отчаянным человеческим то ли стоном, то ли воем. И в эту же самую секунду окна разлетелись на сотни осколков.

Скрипачка заплакала, обхватив себя руками за плечи – бесшумно и безутешно. Она лишилась своей силы.

Но я слишком рано праздновала победу.

Здесь, в замке, еще остались те, чья магия не зависела от заколдованной скрипки. Но им совсем не понравилось, что чужачка разрушила их игру – ведь без скрипки ледяным джиннам не приманить новых жертв, новых источников драгоценного тепла.

Я нутром почувствовала – что-то изменилось. Обернулась.

Конто. В его глазах был лед. С приоткрытой пасти капала слюна, на лету превращаясь в крошечные льдинки и со звоном разбиваясь о пол. Припав на передние лапы, он рычал, демонстрируя длинные клыки.

– Конто? – прошептала я.

Он не отозвался – ледяные джинны прочно завладели его сознанием. Я метнулась к выходу из комнаты, Конто бросился следом. Меня обдало холодом – но он шел не из разбитого окна замка. Будто кто-то невидимый пронесся мимо, невзначай коснувшись моей щеки. Ледяные джинны бесновались оттого, что кто-то посмел нарушить их планы.