Майя Ахмедова ЛЕДЯНАЯ КОРОЛЕВА

Выражаю самую искреннюю признательность:

друзьям — за участие,

родным — за поддержку и терпение!

Счастье — это не станция назначения, а

способ путешествовать.

Маргарет Ли Ранбек

Почему бы мечтам без труда не сбываться,

Без лишений, хлопот, без борьбы, суеты?..

Но условия этой игры непросты,

Нам — увы! — не дано просчитать все ходы…

Только тот за удачей сумеет угнаться,

Кто не терпит бездействия и пустоты!

Майя Ахмедова

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

В этом мире на каждом шагу — западня.

Я по собственной воле не прожил и дня.

Без меня в небесах принимают решенья,

А потом бунтарем называют меня!

Омар Хайям[1]

Быть может, это был всего лишь

Туманный странный сон, похожий на реальность,

Навеянный полночным ветром в полнолунье…

А может — воплощение мечты?![2]

ПРОЛОГ

Он открыл глаза — медленно и неохотно. Густой ночной мрак плавно колыхался вокруг, тревожимый последними языками догорающего костра, по другую сторону которого мирно спали его друзья — вчера все они слишком устали за долгий трудный переход и решили не заводиться с возведением шалаша. Впрочем, погода позволяла обойтись даже без навеса, поэтому его затуманенный грезами взгляд устремился в бархатное иссиня-черное небо, усыпанное алмазными осколками звезд. «Как во сне…»

Вот уже больше года почти каждую ночь ему снилась Она — всегда на фоне звездного неба, стоящая по другую сторону бесконечной расщелины, широкой и бездонной, заполненной подвижными клубами буро-фиолетового тумана, густого и вязкого, как желе. Порывистый ветер трепал рукава и полы свободной одежды странного покроя, развевал распущенные волосы — волнистые, темные, с медным отливом…

Каждый раз он хотел помочь Ей перебраться, но провал был слишком широк, а вокруг не находилось ничего подходящего, несмотря на лихорадочные поиски. Она же протягивала к нему руки, почему-то излучавшие мягкий золотистый мерцающий свет, и пыталась объяснить что-то важное, но, видя его непонимание, огорчалась до слез. Вспомнить наутро, что Она говорила, не получилось ни разу, но Ее голос он бы узнал из тысяч…

А глаза!.. Таких по эту сторону Границы встречать не приходилось: цвета зеленого халцедона, в широких дымчатых ободках, чуть коричневатые у самого зрачка…

Он был уверен, что никогда не видел Ее наяву, ни вживую, ни на картине, но так хотелось думать, что эти греющие душу сны неспроста… Ночной ветер качнул верхушки вековых деревьев, раздул тлеющие угли, взметнув к небу целый сноп ярких мерцающих искр. Он приподнялся на локте, дотянулся до вороха заготовленного с вечера топлива, бросил в тут же оживившийся костер несколько толстых сучьев и с глубоким вздохом снова завернулся в одеяло. До утра было еще далеко…


Легкий ветерок нес приглушенные звуки большого ночного города и вел себя как разыгравшийся котенок: то теребил тонкие занавески, то затаивался снаружи, чтобы потом неожиданно стукнуть приоткрытой рамой, то шебуршал в пестрых листьях вымахавшей под самый потолок диффенбахии, словно пытался свить себе гнездо. Луна, чуть-чуть не дотянувшая до полной, заливала призрачным светом небольшую комнату на третьем этаже, искажая очертания предметов, погружая дальние углы в темноту и поселяя в ближних зыбкие тени. Тонкие голубоватые лучи были почти осязаемы, а когда их пересекала тень от колыхаемых ветром занавесей, казалось, что чьи-то невидимые пальцы бегло перебирают струны диковинного инструмента, наигрывая волшебную мелодию, слышимую лишь посвященными.

Несмотря на поздний час, по улице часто проезжали машины, посылая отсвет фар в короткое путешествие по стенам и потолку. Зыбкие неяркие пятна, меняя форму по мере скольжения с плоскости на плоскость, неизменно пробегали по висящей на стене картине, и тогда игра теней оживляла нарисованное, создавая иллюзию движения. Если дать волю воображению, можно было почти на самом деле увидеть перемещения изображенных персонажей или по меньшей мере представить, насколько чудно и странно будет утром обнаружить на полотне совсем не то, что красовалось там вечером…

Губы сложились в улыбку — мечтательную и грустную одновременно, взгляд блестящих в полумраке глаз цвета зеленого халцедона рассеянно скользнул по старому холсту, привычно задерживаясь на деталях, давно известных наизусть. Если бы впрямь было возможно вдруг взять и вызвать к жизни того, кто на картине… За это многое можно бы отдать! Но нет, подобная растрата не грозит — чудес такого рода просто не бывает в нашем рациональном и материальном мире!..

Сияние луны стало меркнуть — низкие тучи ненавязчиво, но настойчиво затягивали небосвод плотным одеялом. Вот сомкнулись края и последней прорехи… В комнате потемнело, по стеклу сначала робко, потом все решительней застучали крупные капли, потом они стали меньше и гуще, а еще через пару минут шелестящие струи стояли стеной. Вот интересно, это на смену погоды приключилось усиленно-слезливое настроение или наоборот — внеочередной приступ острой тоски по несбыточному сбил с панталыку небесные сферы?! Да, именно по несбыточному, ведь именно эту Границу человеку не дано преодолеть, по крайней мере наяву… Значит, надо жить, где живешь, и думать о реальных людях, а не витать в нездешних облаках!..

В приоткрытое окно ворвался ветер и принес головокружительные запахи сырой земли, мокрых тополиных листьев и цветущей сирени. Надо бы встать и закрыть раму, чтобы не натекло, и заодно включить бра, чтобы напоследок, перед сном, взглянуть еще разок на картину, только… да леший с ней, с той водой — сколько там ее натечет, а так пригрелась хорошо и удобно, а это нарисованное «чудо» и без того каждую ночь снится… Только толку чуть — всякий раз он остается по ту сторону непреодолимой преграды, такая вот ирония судьбы! На то она и несбыточная мечта, чтобы оставаться недосягаемой даже во сне…

Часть первая ПОЯВЛЕНИЕ И ПРОЯВЛЕНИЯ

ГЛАВА 1

Когда же началась эта длинная и запутанная история? Сложно сказать… Наверное, все-таки тем поздним весенним утром, когда я в компании своей лучшей многолетней подруги, по паспорту прозываемой Элеонорой Вячеславовной, а в быту среди своих просто Норкой, выпала на знакомой с детства пригородной остановке из переполненного старенького автобуса, в который двумя часами раньше мы едва смогли прорваться. Наскоро поправив перышки, мы бодро зашагали в нужном направлении, эмоционально высказываясь вслух по поводу той половины горожан, которым приспичило именно сегодня тащиться в такую даль, да еще и в ту же сторону. Мы-то ехали сюда по важному делу: предстояло привести в порядок дачный домик моей покойной ныне бабушки в связи с его предстоящей продажей…

Впрочем, настроение вскоре исправилось. Ласковое майское солнце, пение птиц, яркая свежая зелень, сногсшибательные запахи цветущей разносортной сирени сделали свое благое дело, так что к высокой резной калитке мы прибыли, уже будучи в ладу со всем существующим. Щелчок замка, тихий мелодичный скрип старых петель — и я замерла в проеме, не в силах противостоять волне нахлынувших детских воспоминаний.

Вот низкий сарайчик для хранения орудий нелегкого дачного труда, с крыши которого так здорово было прыгать, а еще лучше — собирать вишни… Вот аккуратная полянка молодой крапивы у самого забора: бабушка не давала ее выпалывать, а наоборот — холила и лелеяла, и все лето использовала данную «культуру» в лечебных и кулинарных целях (во всяком случае, щи из молодой крапивы я люблю до сих пор именно с ее легкой руки)… А вот соседский забор, в котором легко сдвигаются две доски, открывая доступ к самой вкусной на этой улице малине. Правда, и клопов на ней всегда бывало больше, чем на прочих кустах, — у них тоже губа не дура! — и не сосчитать, сколько раз приходилось отчаянно плеваться, поминая недобрым словом всю клопиную родню, когда, второпях недоглядев, забрасывала в рот истекающие соком ягоды вместе с вонючим конкурентом!..

А на эту старую корявую яблоню я, несмотря на дикую боязнь высоты, лазала регулярно и настойчиво — за особо привлекательными экземплярами нового урожая… А на той грядке помогала расти огурцам, закапывая маленькие пупырчатые зеленцы в землю и поливая их компотом. И ничего смешного — между прочим, абрикосовым, от сердца, можно сказать, отрывала! Это сейчас я уже два года как студентка биологического факультета, при наборе на который был конкурс восемь человек на место, а первые опыты по нестандартному овощеводству состоялись, когда мне стукнуло от силы лет пять… А здесь всегда цвели мои любимые бахромчатые тюльпаны, а там — попугайные, а там…

Вежливое покашливание над самым ухом привело меня в чувство. Незаметно смахнув набежавшие слезы, я шагнула вперед, освобождая узкий проход между разросшимися кустами махрового шиповника и лиловой сирени.

— С чего начнем?

Деятельная подруга уже повесила ветровку на ближайший гвоздь и засучивала рукава. Мы планировали быстренько покончить с родительским поручением и успеть вечером в кино, только умудрились проспать сразу обе, так что терять время и впрямь не стоило. Впрочем, на участке разве что несколько сорняков начали освоение ранее запретной территории. При бабуле — царство ей небесное! — везде был армейский порядок, несмотря на то что участок был по меньшей мере впятеро больше традиционной «пары соток». Даже усики у гороха закручивались только по часовой стрелке, ботва у свеклы с морковкой росла одинаковой длины, огурцы на мощных плетях висели густо и в шахматном порядке, и песчинки на дорожках замирали по стойке «смирно», не размываясь никаким дождем. Суетливые муравьи топали по своим тропинкам строго в ногу, а деловитые грачи, залетая в гости, печатали шаг не хуже кремлевских курсантов и четко тянули «носок».

Домик тоже не имел ничего общего с хлипкими халупами, старыми вагончиками, дощатыми кубиками «полтора на полтора дециметра» или кирпичными «скворечниками», возводимыми на микроскопическом клочочке драгоценной загородной территории. Это было небольшое (всего три комнатки), но добротное и уютное жилище с печкой, чердаком, подполом, кладовками, летней кухней и крохотной верандой с южной стороны. В домике тоже мало что изменилось, разве что пыли прибавилось, так что на нашей совести оставался чердак. Именно туда мы в первую очередь и забрались по скрипучей приставной лестнице. Осмотревшись, мы решили сортировать найденное сразу: книги, журналы и все более-менее путное складировать в отдельную кучку, а предназначенное на выброс попросту выкидывать в люк — во дворе весь этот хлам будет удобнее паковать, — и работа закипела.

Естественно, попутно шел разговор обо всех подряд жизненно важных вещах — о моем дне рождения, до которого буквально несколько дней, о грядущей сессии, полевых практиках, летних каникулах, актуальных направлениях в моде и, разумеется, о большой и чистой любви…

Кто именно из нас толкнул впопыхах тот ветхий шкаф, уже и не вспомню, но покосившиеся дверцы вдруг отворились, издав жуткий скрип, от которого мы обе одновременно подскочили. Норка не успела увернуться, и огромный рулон, тщательно умотанный в мешковину, рухнул прямо на нее, окутав заодно все окружающее пространство густыми клубами серой пыли. Я бросилась было на выручку, но споткнулась о какой-то узел и растянулась во весь рост поверх вороха старого тряпья, снеся попутно пару старых венских стульев и что-то еще…

Когда все улеглось, посреди запыленных просторов чердака возвышался только вышеупомянутый шкаф с радушно распахнутыми дверцами, затейливо украшенный длинными пыльными тяжами многолетней паутины, а вокруг вповалку лежали мы вперемешку с мелкими предметами старой мебели, книгами, свертками и прочим барахлом.

— Что это было? — вопросил слабый Норкин голос откуда-то из глубины образовавшихся руин.

— Генеральная репетиция падения Тунгусского метеорита! — отозвалась я рассеянно, поскольку была занята важным делом: пыталась помешать приземлиться на моем носу ядреному пауку, который возмущенно дрыгал длинными суставчатыми конечностями, раскачиваясь на паутинке прямо перед глазами.

— Так ведь он же уже упал?!

— Это было давно и неправда! — Паук, сраженный удачным плевком, кувыркнулся в какую-то щель, а мне наконец-то удалось кое-как сесть и обобрать с лица почти все бесконечные клочья пыльной паутины. — А наше-то столетие чем хуже? Тем более что в тот раз его так и не нашли… З-з-зараза липучая!!!

— Надеюсь, ты это не мне говоришь?

Невнятная возня завершилась грохотом, оглушительным чихом и новым извержением плотных клубов пыли.

— Лежи смирно! — велела я, осторожно вставая на четвереньки. — Не хватало еще домик разнести… Как только потолок выдержал!

— Если его строили еще при Брежневе…

Подруга все-таки смогла самостоятельно восстать из-под груды стульев, увенчанной старомодной вешалкой из рогов лося-долгожителя. Рулон она зачем-то продолжала сжимать в объятиях и не выпустила его даже после серии душераздирающих чихов.

— Брось, а то уронишь! — мрачно посоветовала я, отцепляя штанину от особенно загнутого крючка вешалки. — Будь здорова! И еще раз… три раза… нет, четыре! И вообще, ради всего святого, стой спокойно!!!

Поздно… Еще один, самый мощный чих — и дверцы шкафа с грохотом отвалились, а рулон с убийственной точностью приземлился мне на ногу.

— … … … каждую среду без обеда!!!

— Ох, извини! — ринулась на помощь верная подруга.

— Ничего, все живы. Во всяком случае, пока! — Я, кряхтя и чертыхаясь, приняла вертикальное положение, опираясь на злополучный рулон. — Интересно, чем это нас так настойчиво приголубило?!

Совместными усилиями узлы на все еще прочной бечевке были распутаны, пыльная мешковина размотана и сложена в углу. Под ней оказалось множество листов тонкого картона и ватмана, сплошь изрисованных всевозможными набросками карандашом и углем, а в самой середине — примерно три десятка холстов, свернутых в аккуратный тугой рулон.

— Похоже, кто-то из твоих родичей или их друзей в свободное время развлекался грабежом картинных галерей, — задумчиво изрекла Норка, снова поддергивая рукава.

— Вряд ли. — Я покачала головой, окидывая критическим взором находку. — Душа у нас у всех широкая, а это разве тянет на приличную добычу? Да и масштабы не те — грабить, так уж сразу Эрмитаж, нечего размениваться на мелочи! А это, как я понимаю, осталось от моего светлой памяти дедули…

Подруга соорудила на лбу пару задумчивых морщин:

— Так ведь он был ювелиром, а не художником, да и хоронили вы его совсем недавно, а такие залежи пыли десятилетиями образуются!..

— Так ведь речь о другом дедуле — биологическом! Помнишь, бабуля нам как-то рассказывала о своем первом супруге — гражданском? Ведь моя мамуля — это его дочь, а Михайловна она потому, что второй бабулин муж, официальный, сразу ее удочерил!

— Как все запутано! — вздохнула Норка, осторожно усаживаясь на краешек угрожающе скрипнувшего стула. — Так это его творчество?

— Скорее всего.

Я нагнулась к лежащему на полу рулону, ухватила выступающий край холста и…

Очнулась опять в горизонтальном положении на ворохе древнего барахла. На сей раз пауков поблизости не было, зато подруга, что-то ворча и озабоченно хмурясь, усиленно возила по моему лицу очень мокрой тряпкой. Неизвестно, что хуже…

— С-спа… тьфу… сибо!.. Хватит, говорю, мне уже везде мокро! Черт, и за шиворот натекло… Что это вообще было?!

— А я знаю?! — Норка махнула рукой, с тряпки полетели брызги. — Со стороны было похоже на неслабый удар током. Ты руки отдернула, как от огня, вскрикнула так, что до сих пор с потолка труха пополам с пауками сыплется, потом затряслась и упала. Я думала — сама рядом скончаюсь от сердечного приступа! Ты-то хоть что-нибудь помнишь?

— Вот именно, что «хоть»! По глазам — вспышка света, саму словно взрывной волной снесло… И сейчас голова еще гудит, а перед глазами черные мушки…

Продолжая говорить, я села и дотянулась до мирно лежащего рядом рулона. Норка присоединилась ко мне, и вскоре мы с оживленными комментариями обозревали один за другим пейзажи незнакомого мира. Две луны в разных фазах, украшающие ночное небо с иными созвездиями, жутковатые деревья, больше похожие на изваяния каких-то недобрых многоруких богов, четырехкрылые птицы, другие диковинные существа среди странных растений… Самый большой холст мы разглядывали долго и молча. У подножия бурно извергающегося вулкана распахнул огромные перепончатые крылья дракон потрясающей масти: все мыслимые и немыслимые оттенки черного цвета в сочетании с матово-серебристыми разводами казались еще ярче на фоне огня и лавы. Царственная поза, гордо вскинутая голова, массивная фигура почти явственно излучает мощь и небывалую силу…

— Ты сильно-то холст не тряси — такое ощущение, что сейчас это чудо взлетит! — первой нарушила тишину подруга. — Надо же, все чешуйки пересчитать можно!.. Золотые руки были у твоего дедули — будто с натуры писано!

— Как знать, — задумчиво покачала я головой, смутно припоминая, что было в биографии моего вышеупомянутого родственника нечто непонятное. — Они все тут как живые… Только представь: а вдруг он и впрямь видел это своими глазами?!

— Может, и видел — во сне, например, — пожала плечами Норка, вставая и отряхивая колени. — Ладно, давай добавим их к той кучке особо ценных находок и потом досмотрим спокойно, а сейчас надо заканчивать наш погром, иначе точно в кино не успеем!

— В самом деле! Вот еще только на одну взгляну и…

Я села мимо стула на все ту же кучу тряпья, но даже не заметила этого. Для меня сейчас вообще ничего не существовало, кроме старого пыльного холста размером где-то метр на полтора, заслонившего весь белый свет… и никакая в мире сила не смогла бы теперь его у меня отобрать!..

Тихий свист над самым ухом заставил вздрогнуть и очнуться. Оказывается, подруга, озадаченная вдруг наступившей тишиной, бросила потрошить очередной чемодан, подошла посмотреть, с чего это на меня напал столбняк, и сейчас тоже разглядывала картину, стоя у меня за спиной.

Вроде бы ничего такого уж особенного — фэнтези как фэнтези. У того же Валеджи подобных сюжетов — пруд пруди, но… Дело даже не в реалистичности сурового пейзажа и точности мельчайших деталей, хотя казалось, что наяву слышно бульканье крови, бьющей струей из глубокой раны в бронированном горле огромного и жуткого ящероподобного существа, задравшего сведенные судорогой когтистые лапы на переднем плане, и учащенное дыхание главного персонажа, еще не остывшего после бурной стычки с чудовищем. Дело именно в нем — в самом главном персонаже. Похоже, парню было все нипочем — далеко не плюсовая температура окружающей среды, мелкий, даже на вид колючий снег, секущий лицо, и худощавый мускулистый торс, прикрытый поверх загара лишь меховой безрукавкой нараспашку. Он поднимался с колена, поворачиваясь к стоящему в отдалении здоровенному волку и одновременно загоняя уже вытертый черно-серебристый меч в наспинные ножны, а тяжелые пряди длинных волос, перехваченных вокруг непокрытой головы плетеным ремешком, реяли по ветру…

— Подруга, ты жива?! — Норкина рука потрясла меня за плечо.

— А? Что? Кто, я?! Чтоб я знала!..

— То-то я смотрю — ты даже вовремя дышать забываешь… Чего вдруг тебя так приморозило?!

— Элеонора! — торжественно сказала я, не отрываясь от созерцания картины. — Помнится, не прошло и часа с тех пор, как ты в три тысячи пятнадцатый раз только на этой неделе высказала пожелание хоть одним глазком взглянуть на мужчину моей мечты? Твое желание исполнилось — можешь смотреть! И не одним глазком, а сразу всеми, сколько есть!!!

Подруга, только что приподнявшая крышку древнего сундука, разжала руки — по чердаку прокатилось гулкое эхо, как от выстрела.

— С ума сойти! Неужели…

— Да! Вот он!

Я повернула холст изображением к ней. Подруга дотошно и пристально исследовала картину и вскинула на меня глаза, полные искреннего недоумения.

— С каких это пор тебя интересуют седые угрюмые типы с кровожадными наклонностями?!

— Нет, подруга, ты кругом промахнулась! — покачала я головой, расстилая находку на свободном участке пола и задумчиво ее разглядывая. — Во-первых, он вовсе не седой.

— А какой же?

— Седина только на висках. — Кончики моих пальцев осторожно прошлись по запыленному полотну. — Видишь, совсем белые пряди. А волосы — просто серебряные. Да еще как выписаны, сразу видно, что густые и шелковые, так бы и запустила руки!

— А тебе бы все бы руками бы мацать!

— Чем же еще мацать — ногами? — хмыкнула я. — Или зубами?! Насчет кровожадности тоже перебор. Он совсем не рад, что пришлось эту милую тварюшку завалить, просто делает грязную, тяжелую работу, потому что, видимо, больше некому. Или выхода другого не было. И он вовсе не угрюмый, скорее сдержанно-суровый, немного усталый и с какой-то болью в душе…

— Ну и фантазия у тебя!..

— Да это же все по лицу и глазам прочитать можно, сама посмотри!

Норка только рукой махнула:

— Боюсь, я недостаточно умелая читательница. С живыми-то разобраться не всегда получается, а уж с картиной… Да еще настолько запыленной!.. Не всем же повезло с предками-экстрасенсами!

Я пропустила шпильку мимо ушей, не в силах оторваться от находки.

— Ты только взгляни на лицо: никакого тебе женоподобия или слащавой смазливости — этакая благородная и выдержанная мужественная красота! Разве что глаза… цвет не разобрать. Кстати, всегда в подобных случаях задавалась вопросом: на кой бы это мужикам настолько роскошные ресницы? И соболиные брови… А стать — взгляни! А фигура!.. Причем никакого перекачанного «мяса», вообще ничего лишнего! Да все греческие боги, вместе взятые, могут от зависти удавиться, хором или в порядке живой очереди!..

— Надо же, как тебя разобрало — слов нет, одни восклицательные знаки! — подивилась Норка, перетряхивая между делом ворох каких-то бебехов, и подзадорила: — Ну-ну, что там еще у него имеется?

— Еще? Много чего… Кстати, всякое там «хи-хи» культурно и предусмотрительно прикрыто меховыми штанами — зима все-таки. Зато руки видны во всей красе — крупные, сильные, но не грубые. Изумительные линии!

— Огласите весь список, пожалуйста! — продолжала измываться Норка.

— И какая татуировка интересная!..

— Где? — заинтересовалась подруга, бросая на пол охапку разноцветного тряпья и подходя ближе. — Ничего не вижу!

— Да вот же, смотри! — Мой палец обвел приличный участок загорелой кожи повыше левого локтя прекрасного незнакомца.

— Нет здесь ничего!

— Ну что у меня, по-твоему, глюки начались?! — возмутилась я.

Норка пожала плечами, попутно сдернув с балки старый мешок:

— Чего не бывает на радостях!.. А если серьезно, так это скорее всего заработали твои нестандартные сенсоры наперегонки с воображением… И вообще, сегодняшний день достоин красной отметки в календаре: моя драгоценная подруга наконец-то нашла мужчину своей мечты, у которого попросту нет недостатков!

— Нет, один все-таки есть.

— Да неужели?! Ушам своим не верю! Целый один?!! И какой же?

— Данная идеальная особь не существует в реальной жизни! — вздохнула я, начав сворачивать холст, но тут же остановилась. — Погоди-ка…

— Что? — без особого интереса переспросила Норка, прицельно метнув охапку пестрого барахла в распахнутый проем.

— По-моему… Знаешь, у меня такое ощущение…

— Ну-ну?!

— Здесь нарисовано не все, что было задумано.

— Почему? — Подруга нахмурилась, издали окидывая картину озадаченным взглядом.

— Погляди-ка сюда. — Я снова расправила холст на полу. — Он ведь явно смотрит на того, кто должен стоять вот здесь.

Мой палец обвел большое темное пятно, едва заметное на фоне запыленного полотна, — почти рядом с изображением потрясающего парня. Норка, бросив на полдороге старый чемодан, подошла поближе, вгляделась и неожиданно развеселилась:

— А это как пить дать местечко для тебя оставлено! Чего проще — попроси Огарыча или еще кого из той братии, так эти вольные художники тебе за вечер все устроят в лучшем виде!

Я оторопело воззрилась на хохочущую подругу:

— Что устроят? И зачем?!

— Увековечат и твою персону! Хоть на картине будешь вместе с ним!

— Иди ты … …!

— Нет, правда! — продолжала покатываться Элеонора свет Вячеславовна. — Только представь: изобразят здесь тебя с высокой мудреной прической, в перьях, драгоценностях и длинном парчовом платье со шлицами до подмышек и офигительным декольте по самое некуда! Или нет — учитывая обстановку, с румянцем на суровом лице, со сдвинутыми бровями, волосами по ветру, в мехах, ботфортах и с центнером холодного оружия, плавно распределенного по всему организму! Добавить зверского вида меч в мускулистой правой руке…

— Я, между прочим, левша, если ты помнишь!

— Хорошо, пусть будет в левой, большая разница! А правой ты небрежно будешь опираться на мощное копье с ритуальными насечками наискосок и полосато-волосатым хвостом, безжалостно и собственноручно вырванным тобой в неравной борьбе с какой-нибудь кусачей экзотикой…

— Тебе самой бы картины писать! Или сценарии для Голливуда!..

— Нет, серьезно! — не унималась расшалившаяся подруга. — Смотреться будете отпадно, а всякие там Уэланы, Пеннингтоны и Валеджи, не сумев пережить позора, тут же посыплют голову всем, чем найдут, и тихо уйдут с арены — ваять наружную рекламу пива и памперсов!!!

— Иди ты еще дальше! — огрызнулась я, невольно рассмеявшись тоже, ибо всерьез обижаться на ненаглядную подругу было попросту невозможно. Тем более что она, сама того не зная, подала мне хорошую идею.

В самом деле, отнесу-ка я, пожалуй, этот шедевр Огарычу — моему давнему и верному поклоннику Игорю Огареву, студенту с худграфа: у него знакомых реставраторов — море и маленький залив, пусть приведут полотно в божеский вид. Но это все завтра, а сейчас… Я аккуратно запаковала свернутый рулончиком холст и, заново засучив рукава, присоединилась к дальнейшим раскопкам…


Нет, все-таки стоит заглянуть в прошлое чуть подальше, а то слишком уж много всплывает неясных моментов… Дело в моей бабушке, маминой маме — горячо любимой, ныне уже покойной. Всю свою долгую и насыщенную событиями жизнь она относилась к редкой категории людей, о которых говорят «белая ворона», «не от мира сего» и прочее в том же духе. В самом деле, наличие у человека способностей к ясновидению и воздействию на живые существа в те времена вряд ли могло помочь в карьере или добавить общей популярности. Вот сейчас она озолотилась бы наверняка, даже работая в этой сфере «только для своих»!..

Первого мужа, хотя отношения они так и не узаконили, она обожала, но почему-то никогда и никому не рассказывала историю их знакомства. Сильно подозреваю, что сия знаменательная встреча состоялась при каких-нибудь совсем неординарных обстоятельствах, и бабуля просто привыкла не распространяться на эту тему, дабы лишний раз не будить в окружающих нездоровый интерес к своей персоне. Они прожили пять счастливых лет, успели обзавестись дочкой, а потом… Дело в том, что бабушкин гражданский муж обладал незаурядными целительскими способностями, да и в лекарственных травах разбирался как никто другой. Он постоянно пропадал в летних экспедициях, а еще чаще выезжал в одиночку и с компаниями в какие-нибудь заповедно-аномальные зоны, которые почему-то были для него неописуемо притягательными.

Бабуле, конечно, было нелегко мириться с частыми отлучками любимого человека, но никогда и никоим образом она не пыталась этому препятствовать, поскольку в отличие от многих свято следовала своему главному правилу: любой талант обязательно должен быть реализован, иначе дарованное свыше попросту отберут обратно. Поэтому в ее лице мой гражданский дедуля обрел ко всему прочему верную подругу и помощницу, понимающую его с полувзгляда…

Все закончилось в то злополучное лето, когда очередная компания специалистов и любителей исследовать малоизвестные чертовы кулички вернулась из поездки без Лени. Последний раз его видели, когда он среди бела дня пошел за водой к ручью, протекавшему в полусотне метров от стоянки, а через час на берегу нашли только пустые ведра — и никаких следов. Поиски велись две недели, но ни к чему не привели, словно человек испарился на ровном месте, даже травинки не примяв…

Как любящая женщина пережила эту потерю — боюсь и представить!.. Скорее всего удержаться в здравом уме и вообще в этой жизни ей помогла обожаемая дочурка, которую она растила и воспитывала одна еще пять лет. Поклонников у бабули даже со временем не убавилось, только ни к одному из них душа не лежала. Затем, в кои-то веки вняв наконец голосу разума и переживающих за нее близких, она приняла ухаживания самого терпеливого и настойчивого, ставшего моей маме заботливым отцом, а мне — дедой Мишей. Официальный муж тоже оказался незаурядной личностью, но профессию в свое время выбрал более банальную — был всего лишь ювелиром в третьем поколении. Вместе с младшим братом Борисом они трудились в небольшой фирме, в основном выполняя работы на заказ. Он всегда мечтал о большой семье, но общих с обожаемой супругой детей не получилось, поэтому вся любовь досталась приемной дочери, а после и единственной внучке в моем лице.

Бабушка же, по-моему, любила меня гораздо сильнее, чем дочь. Само по себе подобное не редкость, но в нашем случае были особые на то причины. Мамуля родилась вполне обычным человеком, а вот мне повезло — или наоборот, как посмотреть! — заполучить незаурядные способности от обоих нестандартных предков!.. Причем проявляться это все начало в самом раннем детстве, чуть ли не на пороге роддома. По этому поводу в семье долго не утихали споры: развивать ли мою непохожесть на окружающих или, дабы не осложнять мне жизнь, закопать, образно говоря, оба таланта в землю и предать забвению? Бабуля сумела всех переубедить и лично взялась обучать меня правилам пользования дополнительными возможностями.

Терпения ей было не занимать, и оно потребовалось все без остатка, потому что ученица из меня получилась — не дай бог!.. Слишком уж много сил и времени отбирали такие занятия, к тому же неизбежно возникающий при этом физический дискомфорт, скажем прямо, совсем не радовал мой сверхчувствительный организм. Не так-то просто смириться с тем, что при каждом «подключении» к другому человеку начинаешь морально и физически переживать все с ним происходящее, а уж привыкнуть к подобным «острым ощущениям», думаю, под силу разве что закоренелому мазохисту-экстремалу…

Кроме того, при моей непоседливой натуре и повышенной энергичности заставить себя надолго на чем-то сосредоточиться было почти невозможно. Впрочем, бабуля справлялась и с этим, каждый раз находя заново, чем заинтересовать не по возрасту пытливый внучкин ум, и не обижалась, когда у меня обнаруживались другие неотложные дела. Только головой качала, мол, грех разбрасываться подобными подарками судьбы!.. Я же искренне каялась и вскоре возвращалась к занятиям, не желая обижать обожаемую бабулю. Определенная польза была налицо — как ни крути, способность предсказывать неприятности в жизни всегда пригодится, но в глубине души теплилась надежда, что мне все же не придется использовать эти мои таланты в полной мере…

ГЛАВА 2

Я осуществила-таки свою давешнюю задумку и обратилась к Огарычу, который был только рад удружить мне хотя бы чем-нибудь и тут же задействовал все свои полезные знакомства. После реставрации картина словно ожила: краски обрели былую яркость, стали более заметны мелкие детали, вплоть до носимых ветром снежных крупинок, отдельных темных шерстинок на взъерошенном загривке волка и штриховых линий тонкого сетчатого рисунка на крупных чешуйках поверженного чудовища. Теперь дедушкино творение красовалось в моей комнате на самом удобном для обозрения месте. Со временем изображение, виденное по паре сотен раз на дню, запечатлелось в памяти настолько прочно, что я, пожалуй, легко смогла бы его воссоздать, хватило бы умения и терпения!..

Чем дальше, тем сильнее меня интересовала татуировка на левом плече прекрасного незнакомца — странная, но изящная и почему-то притягательная донельзя. Более-менее понятным элементом затейливого рисунка была, пожалуй, только спираль, расходившаяся струйчатыми витками прямо из центра сложной композиции, — подумав, я решила считать ее символом необратимости развития. В конце концов меня осенило, и я, тщательно скопировав рисунок, доступный, как выяснилось, только моему зрению, озадачила своего родственника-ювелира страстной просьбой срочно сделать мне медальон.

За материалом дело не стало, ведь бабушка еще при жизни презентовала мне резную, внушительных размеров шкатулку со своими украшениями, разрешив делать с ними все, что пожелается. Надо сказать, что золота она не любила — дескать, слишком тяжелый во всех отношениях металл, ни подпитки от него, ни защиты не получишь, да и лишнее внимание привлекает — и носила исключительно серебро и самоцветы. До сих пор мне пожелалось переделать по-своему только пару комплектов из агата и яшмы, но на сей раз все содержимое шкатулки подверглось досмотру с пристрастием. В сторону были отложены части толстой, давно порванной цепочки, лишившаяся пары массивная ажурная серьга и один браслет из трех, которые бабушка всегда носила вместе.

Соображениями я руководствовалась очень простыми: во-первых, это не жалко пустить на переделку, во-вторых, металл хоть и потускнел со временем, но сохранил свою непохожесть на остальное серебро, включая когда-либо виденное мною. Вот и хорошо, медальон получится оригинальным во всех отношениях!..

Желаемая срочность объяснялась вполне понятной причиной. Близился очередной день рождения моей самой давней и лучшей подруги, а в силу разных обстоятельств за последнее время в городе скопилось повышенное количество добрых друзей и просто хороших знакомых, которые наверняка — зови не зови — по старой памяти нарисуются с поздравлениями. Поэтому, прикинув ожидаемое количество гостей и план культурных мероприятий в честь ежегодного, но от этого не менее значительного события, мы решили провести выходные в частном домике Норкиной тетушки, которая до весны уехала к родственникам в другой город, где ее другая племянница умудрилась родить сразу двойню. Так что в нашем распоряжении оказывались три просторные комнаты, большой гараж, двор для шашлыков и даже небольшая банька.

Естественно, я просто должна была блистать в этом обществе как никогда! И новое оригинальное украшение пришлось бы очень кстати… Двоюродный дедушка, которого я чаще именовала дедушкой-дядюшкой, потому что был он моложав, подтянут, обаятелен и красив, несмотря на предпенсионный возраст, отнесся к моим переживаниям с глубоким пониманием и одобрил оригинальную задумку, но ее воплощению в жизнь помешали связанные с работой разъезды, так что я получила желаемое чуть позже, чем хотелось бы…


Тот памятный день как-то не задался с раннего утра. Для начала меня угораздило проспать, чего давненько не случалось, и очнулась я под истошные вопли мобильника, спешившего порадовать хозяйку сначала музыкой от «Queen», а потом звуками голоса лучшей подруги. После машинального поздравления ее с днем рождения пришлось-таки проснуться и задуматься о жизни всерьез. На первую пару можно было уже не спешить, потому что прошел почти час, как стало поздно выходить вовремя. Когда же я вспомнила, что сегодня эту лекцию читает наш декан, а он отсутствующих отмечает лично и поштучно, а страдать склерозом, несмотря на возраст, ни за что не соглашается, а в грядущую сессию сдавать его предмет… надо ли пояснять о переменах в настроении?!

Завтрак пришлось перенести на обед, что сильно добавило негатива — терпеть не могу активно жить на пустой желудок!.. Потом почему-то не хотел закрываться дверной замок, и наверняка еще долго после моего ухода эхо разносило на все девять этажей мои же цветистые комментарии по этому поводу. Потом я непривычно долго ждала нужный транспорт, но все-таки успела влететь в аудиторию впереди преподавателя, оторвавшись от него на целых полторы секунды.

После занятий, уточнив план действий на ближайшие трое суток, мы с Норкой разбежались в разные стороны. Описывать кросс по магазинам, погрузку в объемистую «рисовку» всего необходимого для успешного уик-энда с баней и хлопоты по приведению себя, любимой, в состояние полной неотразимости, пожалуй, не буду — всем знакомо! Скажу только, что на встречу с дедушкой-дядюшкой выбегала из дома в дикой спешке, оставив мобильник на подзарядке, о чем вспомнила уже в автобусе. Возвращаться было поздно, да и перспектива таскать взад-вперед увесистую торбу совсем не радовала, так что я предпочла отнестись к этому философски — попросту забыть. И без того найдется с кем и как пообщаться!..

Деда Боря где-то задерживался, поэтому пришлось коротать время с его молодой женой. Это нас обоих нисколько не расстроило, потому что мы уже давно нашли общий язык и с удовольствием использовали возможность лишний раз подколоть друг друга. Сегодня, кстати, я именовала ее строго «бабой Верой», а она меня «деточкой» и «внучечкой» — это при разнице в возрасте в пятнадцать лет! Были в затянувшемся ожидании еще приятные стороны, например, дегустация бутербродов, слоеных пирожков и пяти видов домашнего варенья под горячий чай, после которой все выпавшие на сегодня неурядицы стали волновать гораздо меньше…

Долгожданная встреча с обожаемым родственником прошла довольно сумбурно, ведь времени у меня было уже в обрез, но я все же успела вдоволь повисеть на дедушкиной шее, выпалить последние новости, справиться о его делах и получить наконец вожделенный подарок.

Это был ромб размером почти с мою ладонь, скругленный по углам и украшенный сверх договора изящной ажурной каймой, зато изображение на слегка выпуклом черненом поле с поразительной точностью повторяло рисунок той самой татуировки. В дополнение к медальону прилагалась витая широкая цепочка потрясающей красоты — дедушка-дядюшка очень даже кстати вспомнил, что уже давно не баловал подарками свою внучатую племянницу, единственную среди орды разновозрастных парней в моем поколении потомков с обеих сторон.

Повертевшись напоследок перед огромным зеркалом под одобрительные комментарии умиленных родственников (все обновки сидели на мне как влитые, удачно подчеркивая все что нужно!) и торопливо расцеловав обоих под мои твердые обещания навестить их буквально на следующей неделе, я подхватила сумки, застегнулась на ходу и пулей вылетела из теплой уютной квартиры в поздний промозглый ноябрьский вечер.


К ночи ветер усилился до тех самых обещанных с утра «девяти — двенадцати метров в секунду» и пригнал тяжелые тучи, которые добросовестно взялись в кратчайшие сроки засыпать залитый огнями город огромными хлопьями сырого снега. В розовато-золотистом свете фонарей сумасшедшая пляска мохнатых снежинок выглядела завораживающе красиво, но это совсем не радовало. Гораздо больше мое внимание занимала смена цифр на вокзальных часах. Высокая четырехгранная башенка, венчавшая недавно перестроенное здание, с двух сторон была украшена огромными табло, на которых сложенные из ядовито-зеленых палочек цифры бесстрастно информировали всех желающих о том, который час наступил у нас и в столице.

На «нашей» стороне картинка была малорадостной; на московской чуть лучше, учитывая трехчасовую разницу, но гораздо бесполезней… Нет, на последнюю «газель» я вполне успевала, даже с приличным запасом времени, которое частично потратила на то, чтобы заскочить в павильончик и купить недавно присмотренный оригинальный блокнотик-ежедневник взамен растрепавшегося, но… Захочет ли водитель тащиться в такую погоду на другой край города еще и до конечной остановки?! А может, он и вовсе забыл доехать до этой крайней точки маршрута, выгрузил последних пассажиров где-нибудь на подступах и давно уже урулил в снежную даль в направлении гаража и тещиных блинов, а я тут напрасно в одного танцую сиртаки вокруг рекламного столба?! Нет, я же лично видела, как новенький желтенький микроавтобус, украшенный нужным цифросочетанием на боку и лобовом стекле, прошмыгнул в «отстойник» и обратно не вернулся!.. Дорога тут одна (если только не двигаться напрямую через вокзал и пути), поэтому пропустить появление желанного транспортного средства при всем желании не получится, если, конечно, не спать стоя. Мне-то это никак не грозит — и погодка не та, и нервы на пределе…

Я на всякий случай прикинула, как буду выкручиваться при совсем уж скверном развитии событий, и приуныла. Получалось, что почти никак. Такси отпадает, ибо с пассажиров, подобранных у вокзала в такой поздний час, дерут четыре с половиной шкуры, а у меня и на одну не наберется, поскольку денежные поступления ожидаются не раньше пятницы. Сейчас мои «финансы поют романсы» после вкладывания своей доли в приобретение общего подарка любимой подруге и покупки разного рода необходимых мелочей… Позвонить кому-нибудь из наших, кто на колесах? Так они уже наверняка давным-давно закатили своих «лошадок» в просторный гараж и в ожидании припозднившейся меня приняли на грудь что-нибудь небезобидное, потому что раньше понедельника никто разъезжаться не собирался, к тому же мобильник до сих пор мирно подзаряжается там, где я его забыла днем, в спешке выскакивая из дома… Надо было позвонить от родственников, да чего уж после драки локти кусать — не возвращаться же в такую даль!..

Конечно, можно попробовать с пересадкой добраться, но сейчас даже думать не хотелось о том, как буду перетаскивать свою «рисовку» из двери в дверь по мокрым узким ступенькам и нервничать заново на каждой из промежуточных остановок. Это на совсем уж крайний случай, ни к чему заранее портить себе настроение!..

Из-за будки «Роспечати» показался нос «газели», два снопа яркого света выхватили из темноты буйной снежной круговерти фрагмент бетонного забора, возведенного вокруг незаконченной новостройки, который успел стараниями подрастающего поколения щедро украситься граффити (по гроб жизни буду помнить, что «Цой жыв!» и «Паша — казел!»). И какого лешего он, спрашивается, там застрял?! Я прямо-таки слышала, как в голове у водителя шевелятся сомнения… Черт подери, жаль, что не владею гипнозом! Но пусть попробует передумать или хотя бы только сократить маршрут! На дорогу лягу, зубами в бампер вцеплюсь… нет, рвать покрышки ногтями не стану — маникюр свежий, да еще и дорогой, лучше этого усатого в заложники возьму, заодно и выкуп стребую!..

К счастью, ничего подобного делать не пришлось. Долгожданный подарок судьбы, мерно гудя еще не разболтанным движком, плавно подкатил и остановился возле меня. Бормоча под нос что-то вроде благодарственной молитвы всем богам сразу, я распахнула дверь, с громким «э-э-эх!» забросила внутрь свою клетчатую торбу и следом вскочила сама. Расплатиться и умоститься на любимом одиночном кресле с левой стороны было минутным делом. Расстегивая шубку и откидывая капюшон, я прислушалась — в кабине у водителя звучный голос Маршала выводил: «Твой кораблик на волне, самолет мой в облаках, мы встречаемся во сне, наяву не встретимся никак!..» — и невольно хмыкнула по поводу печальной узнаваемости проблемы, но тут же выбросила это из головы. Теперь можно расслабиться и вполглаза подремать: ехать около часа, в салоне тепло и почти безлюдно, мерное гудение мотора действует вполне убаюкивающе, для чтения темно и неохота, в окно ничего нового не увидишь, так что… Впрочем, еще можно попредвкушать все море удовольствия от предстоящей вечеринки!

Меня и Норку связывала хорошая человеческая дружба, проверенная временем и событиями. Знакомство состоялось еще в детском саду, который мы единогласно не любили, потом последовала учеба в одном классе и в одной и той же группе одного и того же курса в одном и том же вузе. Мы ничего не таили друг от друга, но признавали право каждого на личное и неприкосновенное. В случае чего нам необязательно было прибегать к объяснениям — в таком прочно спевшемся дуэте для понимания достаточно полувзгляда…

При всем при том вкусы сходились у нас далеко не всегда. Так, мы обе любили филатовскую «Сказку про Федота-стрельца», кошек и фэнтези, особенно Белянина и Макса Фрая; не признавали Гарри Поттера, «Дом-2», излишества с косметикой и красный цвет в одежде, снисходительно смотрели на чужие слабости, но не прощали предательства, обожали теннис, плавание и отдых с шашлыками на природе, желательно в лесу поближе к водоему, но… Подруга была неисправимой сладкоежкой, а я всем пирожным на свете предпочитала соленую красную рыбу и маринованные грибы. В отличие от нее, обожавшей наряды в романтическом или этническом стиле и яркую бижутерию, меня больше привлекало «спортивно-разгильдяйское» направление, а украшения мои были сплошь из дерева и натуральных самоцветов. Норка расслаблялась под медленную мелодичную музыку, от классики до Морриконе и «Энигмы», я же легко могла дополнить это (а то и заменить) Высоцким, «Скорпами», Жарром или «Арией» — по настроению… Кстати, в разнице вкусов есть и плюсы: нам, например, не светило рассориться из-за вожделенной кофточки, оказавшейся в единственном и неповторимом экземпляре, или — еще того забавнее! — из-за парня, поскольку она чаще обращала внимание на рослых сдержанных брюнетов-мачо, желательно немного старше, а я быстрее велась на мальчишеское обаяние и светлые глаза, особенно если эта роскошь принадлежала загорелым спортивным блондинам…

Этот список можно продолжать и дальше, только незачем. Главное, мы понимали, уважали, поддерживали и дополняли друг друга, знали, чем и как помочь в трудную минуту, не тратя слов понапрасну — а что еще нужно для нормальных человеческих отношений? Поэтому, хоть и считается, что женской дружбы не бывает, мы были неразлучны много лет. Нас даже принимали за сестер, хотя особенного сходства между нами не было. Ну да, обе среднего роста, длинноногие, «номер третий» (у меня — с половиной), «все при себе» и волосы ниже лопаток, но при этом я — более рослая и подвижная, медно-каштановая, слегка кудрявая шатенка с матовой кожей, не терпящей солнца, ореховыми глазами в черных (своих!) ресницах и под черными же бровями, обладающая характером «резко континентального» типа. Норка — изящнее сложена, женственнее в повадках, легко покрывается изумительно ровным шоколадным загаром, а прямым темно-русым волосам придает рыжеватый оттенок с помощью краски, что в сочетании с большими и мечтательными серыми глазами производит безошибочный сногсшибательный эффект.

«Сшибленных» нами особей противоположного пола было вполне достаточно, чтобы об этом говорить, причем некоторые, получив отставку от одной из «сестренок», шли попытать счастья у другой. Нас подобные рокировки очень забавляли, хоть и приводили порой к неожиданным последствиям. В один прекрасный момент мы с Норкой узнали о своей нетрадиционной ориентации, что повергло нас обеих в кратковременный ступор по причине крайнего изумления. Подругу этот гнусный и пошлый поклеп расстроил до слез, я же смеялась до колик. В самом деле: те, чье мнение для нас имеет хоть какой-нибудь вес, в это никогда и ни за какие коврижки не поверят просто потому, что знают, что к чему и почем, а мнение остальных интересно разве что им самим, да и кому какое дело, если уж на то пошло?! В наше-то время делать сенсацию из чьей бы то ни было личной жизни — да я вас умоляю!..

Но я не поленилась выяснить, откуда ветер дует. Автором сплетни оказался отвергнутый Норкой поклонник — этакий «первый парень на селе», не привыкший к отказам, а добровольным распространителем — наша же однокурсница, которая, по-моему, ни есть, ни спать была не в состоянии, пока в течение суток не перемоет кости хоть кому-нибудь из ближних. Что ж, я охотно подала новый повод почесать язык — тут же отбила у нее парня, благосклонности которого ей в свое время пришлось добиваться полтора года. Непорядочно и неспортивно? А неча!!! И даже не буду вспоминать известную истину по поводу того, чем и по какому месту получит приходящий к нам с мечом! И совесть меня совсем не мучила, хотя этот новый ухажер мне так и не пригодился и дальше пары невинных свиданий у нас дело не пошло…

«Газельку» тряхнуло, еще раз… Я неохотно приоткрыла один глаз и сонно прищурилась в темное стекло. Мелькнула ядовито-зеленая вывеска круглосуточного павильона, потом светофор, мигающий желтым, — похоже, подъезжаем. Вот и знакомые повороты пошли вперемежку с еще более знакомыми колдобинами, через пять минут переезд, а там и на выход. Не сваляй я дурака с телефоном, сейчас бы меня уже встречали, а так придется топать самой с торбой наперевес… Ничего, маршрут знакомый, не заблужусь, а если выдохнусь, начну поедать что-нибудь из припасенных продуктов, заодно и сумка легче станет! Я, твердо решив начать с копченой колбасы, встряхнулась, вытянула «рисовку» из-под сиденья и, застегивая шубку, крикнула водителю:

— За тем поворотом остановите, пожалуйста!

Он, крутя баранку, что-то буркнул в ответ, сбросил скорость и плавно подрулил к знакомой остановке. Я забросила ремень сумочки на плечо, подхватила клетчатые лямки торбы и потянула тугую ручку. В открывшуюся дверь тут же ворвался ветер, колючие снежинки хлестнули по лицу. Я невольно зажмурилась, успев отметить, что на этой улице фонари почему-то не горят, шагнула с узкой ступеньки вниз и… ухнула в рыхлый снег по пояс! Это было так неожиданно, что я почти не обратила внимания на странную вспышку золотисто-зеленого света, ослепившую меня на какое-то время. Секундой позже торба с глухим шумом рухнула следом, дернув за руку, отчего я потеряла равновесие и повалилась на нее сверху.

— Что за … …?!

Не стоило и оборачиваться — отвечать на мой вполне уместный, хоть и не вполне цензурный вопрос было уже просто некому. Водитель не бухтел по поводу незакрытой двери, мотор «газели» не урчал за спиной — по причине полного своего отсутствия! Свет фар больше не демонстрировал сумасшедший хоровод лохматых снежинок, заметавших дорогу, да и самой дороги, откровенно говоря, тоже не было, равно как и едущих по ней припозднившихся машин. Только мелкий густой колючий снег, пронизывающий порывистый ветер, сугробы до подбородка да непроглядная тьма кругом…

— Это даже не песец, — ошалело пробормотала я, обводя лихорадочным взглядом окружающий неприветливый пейзаж, — а целая звероферма при психушке для особенно буйных!..

Очередной порыв ледяного ветра заставил меня поперхнуться и закашляться до слез, которые тут же замерзли на щеках. Надо бы где-нибудь укрыться, не то быстро превратишься в Снегурочку, причем без малейшей надежды отогреться на детском празднике с елкой, хороводом и пирожными… После долгих барахтаний в рыхлом сугробе, оказавшемся заметенной до краев ямой, удалось нащупать опору под ногами. Потом была продолжительная борьба с торбой, ни за что не желавшей покидать уже обжитое местечко. Еще немного погодя привыкшие к темноте глаза разглядели невдалеке какие-то скалы, куда я и направилась после того, как придирчиво проверила, все ли мое при мне.

— И что мы имеем на сегодняшний день… вернее, на уже завтрашнюю ночь? — вопросила я сама себя, стуча зубами от холода.

За широким уступом, куда удалось добрести после долгого ковыляния по глубокому снегу со спотыканиями и периодическими падениями с погружениями, ветра почти не ощущалось, но в остальном-то как был не май месяц, так он же и остался! Сначала мне было даже жарко — после таких-то упражнений на свежем воздухе! — но теперь я стала быстро замерзать. В конце концов, не Северный полюс ведь покорять собиралась, когда выходила из дому, и моя модерновая бело-черная норковая шубейка, так же как и остальной прикид (стильные «вельветы», велюровая водолазка и короткие сапожки на каблуке и с опушкой), была хороша для посиделок и перемещения по городу, но никак не для прогулки в экстремальных условиях!..

А посему выходило, что дело дрянь. И самое скверное — никакой информации. Что это за местность, в какой стороне дом, каким образом вообще меня сюда занесло и с какого перепугу — можно лишь гадать. Единственное разумное объяснение — шофер оказался маньяком, помешанным на загородных прогулках, но, затащив меня в неведомые дали, почему-то передумал (может, просто устал за честный и долгий трудовой день?) и бросил посреди родной природы, оскорбив бездействием… Я уже почти додумала сию глубокую мысль, когда поневоле пришлось отвлечься: ветер ухитрился разогнать низкие тучи, которые, казалось, нависали над самой головой, и в образовавшийся узкий рваный просвет стала видна полоска бархатного звездного неба, украшенная… двумя разнокалиберными лунами в разных фазах!!!

Через несколько мгновений небо стало прежним — черным, низким и лохматым, щедро сыплющим колкие мелкие снежинки в неограниченном количестве, — я же продолжала сидеть с отвисшей челюстью. За порогом сознания пока остались прочие детали увиденного при лунном свете пейзажа — глубокое заснеженное ущелье, отвесные обледенелые скалы на всем обозримом пространстве, несколько причудливо искривленных деревьев неподалеку и — самое главное и самое странное! — полное отсутствие каких-либо следов присутствия человека вообще!..

Ближайшее дерево сильно качнулось под порывом ветра, сбросив на мою закружившуюся голову приличную порцию снега, что и вывело меня из глухого ступора. Мысли бешено заскакали наперегонки. Нет, галлюцинациями я не страдаю, но увиденное никак не поддается разумному объяснению. Судите сами: если даже предположить, что я продремала в дороге не полчаса, а в десять раз больше, все равно непонятно, как меня занесло в горы! К тому же ехала я хоть и на окраину, но все-таки города, причем с миллионным населением, и в данной местности предполагалось наличие регулярного транспортного сообщения, макаронной фабрики, железнодорожной ветки с переездом, частного жилого сектора со стройными рядами разномастных стареньких домиков, украшенных резными, потемневшими от времени ставнями, а также некоторого количества небольших магазинчиков…

И где же все это великолепие? Где, я спрашиваю, почтенные развесистые деревья, которых каждую зиму толстый слой снега делает похожими на спящих мамонтов, брехливые собаки за глухими заборами, фонари на деревянных еще, потемневших от времени столбах? Где остановка и покосившееся полуразобранное сооружение, сплошь изукрашенное коряво начертанными перлами разновозрастных знатоков жизни местного разлива, над которым даже в безветренную погоду нудно поскрипывает мятый жестяной прямоугольник с почти стершимся расписанием движения рейсовых автобусов? И куда, интересно знать, подевалась трансформаторная будка, такая знакомая и милая сердцу?! Эта древняя постройка, на которой под характерной картинкой с черепом вместо типовой надписи давно уже рукой все тех же «мудрецов» был начертан более нецензурный вариант, помнила еще, наверное, XX съезд КПСС. Все наши знали, что от нее «второй переулок направо, а дальше прямо, до высоких зеленых ворот слева», за коими, собственно, и начинались владения Норкиной тетушки…

Ни-че-го!!! То есть совсем ничего из длинного списка ожидаемых привычных деталей давно и хорошо знакомой местности. Только непроглядная темень чужой вьюжной ночи да свист ветра, в который очень гармонично вплетается многоголосый вой… Что?! Какой, к черту, вой?!

Предпоследние полчаса я провела, добросовестно истребляя съестные припасы — откусывала горбушку от все еще хрустящей буханки, а колбасу прямо от разломленной пополам «палки». Потом, кое-как зажевав импровизированный ужин снегом, сидела, икая и пряча руки в раструбы рукавов на манер муфты, ежилась, дрожала и пыталась ужаться в компактный комок, чтобы поглубже втиснуться в узкую расщелину, немного прикрытую от происков неприветливой окружающей среды корявым и толстым древесным стволом. Теперь же, забыв о холоде, встала во весь рост, стряхнула с головы заснеженный капюшон и вдобавок сняла шапку, лихорадочно вертя головой. Кроме шуток — вой не пригрезился! Из-за усилившегося ледяного ветра определить направление не удавалось, но в том, что неведомые ночные вокалисты приближались, причем с неплохой скоростью, сомнений больше не было…

— Не было печали, просто уходило лето… Нет, не так: мы никого не звали, но рядом живоглоты где-то! — Привычка припоминать к месту и не очень строчки из песен, изменяя их порой до неузнаваемости, не подвела меня и сейчас. — Мне с детства с-снила-с-сь высота-а-а! Ч-ч-черт!!! — Это я поднатужилась и подвесила «рисовку» на ближайший сучок. — Я с детства рвался в поднебе-э-э-эсье (ага, с моей-то высотофобией — или как там она правильно называется?!)…

Подошвы скользили по кривым обледенелым веткам, стынущие пальцы примерзали к шершавой коре, поскольку тонкие перчатки очень быстро превратились в кожаные лохмотья, не выдержав неравной борьбы с дюймовыми четырехгранными шипами, там и сям торчащими вдоль основных побегов…

Науч-ч-чи м-меня летать,

С ветром в-в-весело играя,

Чтоб от-т-т края и д-д-до края

Весь огром-м-мный мир уз-з-знат-т-ть!..[3]

С пятой попытки удалось-таки вскарабкаться на пятиметровую высоту и перетащить ближе увесистую торбу. Большее мне было уже не по силам, оставалось лишь крепче жаться к дереву, цепляясь всем, чем только можно и нельзя, чтобы не слететь со скользкого промерзшего насеста, и петь громче, попутно стуча от холода зубами, чтобы не страшно было…

Ночные гости не заставили себя долго ждать. Не меньше трех десятков каких-то существ, хрипло воя, приближались к моему ненадежному убежищу с подветренной стороны. Я как-то умудрялась различать в непроглядной снежной круговерти массивные, слегка сгорбленные силуэты, снующие между корявыми стволами редких деревьев, и парные красные огоньки, многообещающе мерцающие уже совсем близко…

С моими глазами что-то произошло: яркая вспышка преобразила успевший надоесть суровый пейзаж почти до неузнаваемости. Заснеженный рельеф теперь смотрелся беспорядочными складками матовой черноты, границы которых были очерчены тонкими тускло светящимися линиями, деревья окутались едва заметным золотистым сиянием, а фигуры непрошеных гостей стали объемнее и ближе, да еще и подсветились багровым, так что рассмотреть их в деталях теперь не составляло труда.

— Мамочки!!!

Остальные слова попросту примерзли к языку. Случалось, конечно, видеть страшилищ и повнушительнее, но — по телевизору, который можно было выключить в любой момент, а эти… Приземистые, коренастые корпуса, покрытые косматой пятнистой шерстью, наводили на воспоминания о гиенах, но размеры больше подошли бы любому из камчатских медведей, а уж массивным челюстям позавидовал бы самый матерый из известных науке аллигаторов, хотя бы потому, что слегка изогнутые игольчатые зубы росли на каждой из них в три ряда!.. Кроме впечатляющей внешности неизвестные любители плоти сражали наповал явственно исходящими от них волнами голодного нетерпения и тупой животной агрессии.

Один из хищников остановился у подножия моего дерева, задрал уродливую морду и хрипло зарычал. Меня словно пинком подбросило вверх по стволу на добрых пару-тройку метров — надо же, а все прибеднялась!.. Воистину экстрим пробуждает скрытые возможности, особенно когда дело касается продления жизни, хотя бы на чуть-чуть… Никаких иллюзий на этот счет у меня не было, ведь помощи ждать неоткуда, обороняться нечем, да и многовато их на меня одну… Для продолжительного и вдумчивого сидения на дереве погодка слегка не та, надолго моих силенок не хватит, так что холод, усталость и ветер свое дело сделают, а голодные монстры ни за что не отступятся и добьются своего рано или поздно, им торопиться уж точно некуда…

Безрадостные размышления были бесцеремонно прерваны очередным рыком, прозвучавшим почему-то громче и ближе предыдущих, что разом вернуло меня к реальности. Нежданные гости в своем желании первыми добраться до недоступной пока добычи успели попытаться коллективно выкорчевать злосчастное дерево и вдоволь попрыгать в высоту. Последняя затея их заметно утомила (причиной тому, как я понимаю, стала их собственная массивность и глубокий рыхлый снег, наметенный поверх гладкого льда), зато прибавила голодной злости, которую они тут же сорвали на ближних. Слушая вспыхнувшую внизу ожесточенную грызню, я могла лишь крепче цепляться за обледенелые корявые сучья и тоскливо размышлять по поводу ближайшего будущего… Наверное, стоило попытаться заглушить малоприятные звуки громким пением чего-нибудь героически-оптимистического, только погодка не очень-то к этому располагала, да и на ум ничего не шло, кроме: «А нам все равно, а нам все равно — пусть боимся мы волка и сову…» Да, еще можно было бы потешиться прицельными плевками по мельтешащим внизу мишеням, но из-за сильного порывистого ветра от этой заманчивой затеи тоже пришлось отказаться, хоть и с большим сожалением.

Впрочем, ветер помешал не только мне. Когда раздраженная возня слегка поутихла, голодные твари снова стали рыскать поблизости. Несколько особо крупных особей продолжали кружить у подножия дерева, теперь уже просто не отрывая от меня взгляда мерцающих красным глаз и вздыбив на спине впечатляющий гребень из длинных игл, который начинался почти от ушей и заканчивался у основания хвоста. Следующим номером программы на сегодняшнюю ночь явно должен был стать тур местного варианта дартса со мною в роли главной мишени, но резкие порывы ледяного ветра свели на нет все их старания.

После нескольких безуспешных попыток хищники озверели окончательно и подняли дикий вой вперемежку с рыком и визгом, и я едва не свалилась, когда невольно попыталась хоть немного зажать уши. Вконец окоченевшие руки уже просто не слушались, голова гудела и кружилась, ног я и вовсе не чувствовала, и вдобавок ко всему стали чаще накатывать приступы тошноты и слабости… С каким-то тупым безразличием смотрела я на то, как монстры сгрудились в кучу, на которую забрался самый крупный и лохматый, а потом в прыжке ухватил зубами толстую ветку в опасной близости от моих подошв. Хрипло рыча и давясь пенистой, вонюче парящей на морозе слюной, зверь извивался, скреб лапами по стволу и медленно, но верно продвигался вверх в яростной попытке добраться до желанной цели, не обращая внимания на раздирающие шкуру колючки…

Я машинально поджала ногу — для другой места просто не было, как не было и сил, чтобы даже хотя бы держаться за сучья, не говоря уж о каких-то активных действиях во имя спасения себя, любимой. «Вот и все! — далеким эхом отозвалась в гаснущем сознании с трудом состряпанная мысль. — Глупо как!.. И обидно… даже не успела…»

До конца додумать не удалось. Откуда-то сверху на нашу столь живописную компанию вдруг обрушился раскатистый утробный рев, переходящий в шипение и клекот, а следом ударила мощная струя багрово-желтого пламени. Будто со стороны я наблюдала, как трещала и осыпалась пеплом косматая шерсть, как исходили удушливым дымом обугленные туши, как с визгливым воем катались в снегу немногие уцелевшие после первого залпа монстры… Помню, что, с трудом удерживаясь в сознании, невольно удивилась, почему огонь словно стекает с меня жаркими струйками, не причиняя вреда и не опалив даже меха на шубке…

Над головой пронеслась огромная крылатая тень и ловко развернулась в узком пространстве заснеженного ущелья для новой атаки… Но я так и не увидела, к чему привел неожиданный поворот событий, с головой погрузившись в темную вязкую пучину беспамятства…

ГЛАВА 3

Мне явно снился сон. И явно дурацкий! Нет, теоретически я вполне могла вести практические занятия у студентов-первогодков, стоя посреди просторной, залитой режущим глаза светом операционной в хирургическом костюме, шапочке и резиновых перчатках по локоть, но… в туфлях из лакированной кожи крокодила на высоченных шпильках на босу ногу?! Тем паче что вместо скромной зелененькой «распашонки» на мне красовалось нечто совсем уж кружевное и блескучее на плетеных, опасно тонюсеньких лямочках…

Студенты же — низкорослые и все как один в халатах из «камуфляжки» (!), бахилах и противогазах (!!!) — сбились тесной кучкой по другую сторону стола и вдумчиво внимали комментариям своего собрата, который озабоченно пыхтел возле объекта. Комментарии были громкие и, скорее всего, не совсем цензурные, судя по бурной реакции слушателей (сказать наверняка мешало мое незнание применяемого языка). Вышеупомянутый объект — какое-то гигантское существо, накрытое белоснежной простынкой, — хрипло дышал, беспокойно шевелился и дергался на бескрайнем столе, заставляя сотрясаться всю операционную и нервно вздрагивать присутствующих (кроме, разумеется, меня), и то и дело норовил выдрать из похожих на струбцины креплений огромную, почему-то четырехпалую конечность, украшенную впечатляющими трехгранными когтями. Как раз над ней и колдовал бедолага-практикант, пытаясь ухватить что-то в зияющей ране длинными, основательно побитыми ржавчиной кривыми щипцами, ручки которых были тщательно, почти с претензией на изыск обмотаны синей изолентой.

— …дьявол побрал бы эту проклятую иглу!!! Как же тебя угораздило так подставиться?!

Существо хрипло рыкнуло с явно жалобной интонацией, снова дернулось и громко прерывисто засопело, словно собиралось расплакаться. Студенты отозвались множеством тоненьких голосков, сочувственно шелестя и подсвистывая. Один рискнул подойти ближе…

— Оставь, Гиса, не будем трогать. Сейчас Дин вернется, может, у него получится. Вот же незадача… В кости застряла эта пакость, не иначе…

— Нет, коллега, ответ неверный! — Это вступила я, авторитетно указуя перстом на объект. — При таких размерах иглы и толщине костей сие просто невозможно! Дело в том, что, встретив препятствие, она изогнулась и скользнула по надкостнице вдоль, пока не уперлась в пучок сухожилий — вот здесь. — Мои пальцы почти коснулись неровного вздутия в районе локтя неведомого существа. — Поэтому и следует сделать разрез в этом вот месте — так будет удобнее ухватить иглу за ребристый кончик, и зазубрины не помешают…

Зрители почему-то разом притихли, как-то странно глядя на меня, а практикант и вовсе отскочил, уронив на пол орудие своего нелегкого труда:

— Надо же, очухаться не успела толком, а уже командует!..

— Это кто не успел?! — праведно возмутилась я… и действительно пришла в себя.

Распахнув глаза, я некоторое время ошарашенно разглядывала детали окружающей обстановки, потом, отказываясь верить увиденному, снова зажмурилась и замотала головой. Этого ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Я все еще сплю! Или у меня горячечный бред! Или меня все-таки угораздило сверзиться с того дерева с приземлением на голову!.. Как иначе объяснить происходящее?!

Низкие своды просторной темной пещеры, полыхающий невдалеке костер, неподвижно распластавшееся по ту сторону огня огромное существо, больше всего похожее на… дракона (?!!), и скопище каких-то мелких мохнатых созданий, озабоченно снующих вокруг него… Мама мия, Господи, Аллах всемогущий, Пресвятая Богородица… ну хоть кто-нибудь! Объясните же мне, ради чего-нибудь, ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ?!

Я зажмурилась еще крепче и снова затрясла головой, отчаянно надеясь, что из глубины взбаламученного сознания вдруг выплывет какая-нибудь подходяще мудрая мысль. Бесполезно — видимо, надо было обзавестись подобным ценным багажом заранее… По щеке скользнул горячий мокрый язык. Я невольно вздрогнула и, не открывая глаз, махнула рукой, попав по чему-то мягкому и пушистому:

— Это кто тут еще такой приставучий?!

— Я не приставучий, а вежливый! С тобой как с человеком здороваются, а ты — по шее! — обиженно буркнули рядом.

— Извините, обидеть никого не хотела! — покаялась я, с трудом садясь и протирая глаза. — Просто…

И онемела, что со мной случается не так уж часто. Рядом с моим ложем, устроенным из елового лапника и меховых одеял, сидел очень большой волк и, навострив уши, придирчиво меня разглядывал. Встретившись со мной глазами, он кивнул и сказал:

— Ворх.

— Что? — переспросила я.

— Ворх, — невозмутимо повторил зверь. — Меня так зовут.

— Очень приятно, — машинально пробормотала я, но тут же затрясла головой. — Нет, не может быть!

— Почему? — Серый хищник удивленно склонил голову. — Имя как имя… Или ты волков никогда не видела?

— Да я не про это, про… вообще. Откуда здесь дракон? Кто эти зверушки? Где я, в конце концов?!

Дракон снова дернулся и рыкнул — очень жалобно, чуть ли не всхлипнул. Волк на миг взглянул в его сторону и снова повернулся ко мне.

— Ты не возражаешь, если мы с этими вопросами пока повременим? Тут у нас небольшая неприятность… Что ты говорила насчет иглы, разрезов и прочего?

— Когда?! — Я потерла лицо ладонями, пытаясь как-то упорядочить скачущие вразнобой мысли. — Ах да… Но сначала надо посмотреть как следует.

Попытка подняться ни к чему хорошему не привела. Мне, конечно, случалось испытывать головокружение, но ТАКОЕ!.. Земное притяжение буквально уложило меня пластом, перед глазами в сплошном хороводе весело замельтешили разноцветные искры вперемешку с темными кругами… Кое-как отдышавшись, я пошарила руками по сторонам, вцепилась в пушистую шерсть своего необычного собеседника и, не обращая внимания на его демонстративно-возмущенное сопение, повторила попытку. С третьего захода удалось не только сесть, но и натянуть на ноги сапоги. Осторожно, по стеночке и с помощью серого хищника я все-таки смогла встать и удержать вертикальное положение.

Понадобилось еще некоторое время, чтобы окружающий мир перестал скакать и вертеться, как стая припадочных белок, а каменистый пол, одумавшись и устыдившись, больше не предпринимал коварных попыток неожиданно уйти из-под моих дрожащих ног. Я, продолжая держаться за неровную гранитную стену — так, на всякий случай, — подошла ближе к лежащему существу.

Это и в самом деле был дракон, почти такой же, как тот, последний, на картине Кируэло Кабрала. Мощный корпус размером примерно с очень большой автобус, изогнутая шея, длинный гребнистый хвост и массивные лапы сплошь покрывала крупная чешуя изумительного ярко-лазурного цвета с черной «стрелкой» по выпуклой средней линии каждой треугольной пластинки. Впечатляющие трехгранные когти успели прочертить в каменном полу множество глубоких борозд. Кожистые крылья сейчас были свернуты и подогнуты, а украшенная длинными шипами голова плашмя лежала на гранитном полу. Большие глаза полуприкрыты мелкочешуйчатыми веками, в глотке клокочет приглушенное рычание.

— Какое чудо! — Мой восторг был самым искренним.

Чешуйчатый хвост, украшенный ребристым наконечником, шевельнулся.

— Он рад, что ты не боишься, — перевел волк, пристально глядя на меня. — И ему приятно твое восхищение.

Я кивнула и обвела взглядом распростертое напряженное тело. Мне кажется или я в самом деле вижу, как в такт ударам его мощного сердца вокруг него пульсирует красноватое свечение?!

— Ему больно…

— Еще бы! — кивнул волк, не сводя с меня внимательных глаз. — Эти чертовы иглы напитаны ядом — не смертельным, но все же…

Самым странным было то, что чужая боль теперь отзывалась где-то в самой глубине меня противно-щемящим ощущением дискомфорта. Я передернула плечами, шагнула ближе. Непонятные существа, до сих пор настороженно взиравшие на меня снизу вверх — росточком они были мне до бедра, — молча расступились. Я опустилась на колени возле пострадавшей конечности. Сочащийся кровью разрез на мощном шипастом предплечье был совсем небольшим, но глубоким, и в центре угадывалось торчащее наискось нечто напоминавшее длинный толстый карандаш.

Я вгляделась пристальнее — и мои глаза неожиданно выдали странную картину, словно увиденную через какой-то светофильтр. Красноватое пульсирующее свечение теперь буквально слепило, инородный предмет в ране окрасился в кислотно-зеленый цвет и стал просматриваться по всей длине на темном фоне драконьей лапы. Это действительно было что-то вроде очень длинной иглы, основание которой торчало в ране, а острый граненый кончик достиг локтевого сустава. Сама игла плотно прижималась к лучевой кости, удерживаясь, видимо, за счет зазубрин, остриями направленных к основанию.

Повинуясь какому-то внезапному порыву, я осторожно погладила чешуйчатую кожу вокруг раны, задержала руку на самом «ярком» участке — красноватое свечение слегка приутихло — и надавила кончиками пальцев на болезненную неровную припухлость возле локтя пострадавшего ящера, приговаривая: «Ничего страшного, сейчас мы быстренько все уладим!..» Потом не глядя взяла протянутый узкий нож, чиркнула им раз-другой по пламени, чуть помедлила, присматриваясь, и уверенно вонзила лезвие во всю длину как раз между двумя рядами глянцевито блестящих чешуй. Брызнула кровь, драконьи зубы явственно скрипнули, зверушки ахнули и обеспокоенно зашуршали, но затихли под строгим взглядом волка. Стоило слегка расширить разрез — и в нем показался черный кончик зловредной иглы.

— Ч-ч-черт! …! …!

Мокрые от крови пальцы никак не могли ухватить мокрую от крови гладкую колючку. Наконец, устав безуспешно пыхтеть, я примерилась и с первой же попытки вцепилась в нее зубами. Вытянув таким образом сантиметров двадцать этой пакости, позволила себе передохнуть, умыться и прополоскать рот подогретой водой из любезно поданной посудины, а за дело взялись добровольные помощники. Волк двумя мощными рывками выдернул всю «занозу», и зверушки ринулись промывать рану.

Я поднялась и подобрала с пола извлеченный предмет. Не совсем игла; скорее очень узкая костяная пластинка — около полутора метров длиной, сплющенная, обломана у основания. Оба края тонкие, режущие и украшены крупными зазубринами, от которых и шло зеленое свечение. «Яд!» — внезапно догадалась я и поежилась. Что происходит с моими глазами, черт побери?! А со мной? С каких это пор у меня появились навыки оперирования особо крупных животных, вообще неизвестных ортодоксальной науке?!

Я отбросила в сторону окровавленную колючку, машинально вытерла руки влажным обрывком холста, заботливо подсунутым кем-то из чудных существ, и с усталым вздохом поплелась по ближайшему коридору, продолжая на всякий случай придерживаться за стенку и щурясь от сильной рези в глазах. Интуиция не подвела: после ближайшего поворота обнаружился выход, плотно завешенный толстой лохматой шкурой какого-то животного. Я некоторое время помедлила, прежде чем ее отодвинуть, потом решительно шагнула вперед.

Вопреки опасениям, открывшийся пейзаж почти не шокировал. Правда, где-то в самой глубине души до сего момента еще теплилась надежда, что все увиденное вчерашней ночью было просто сном, но теперь… Я стояла на краю небольшой каменистой площадки почти на вершине высокой горы, заметенной искрящимся на ярком солнце снегом, и мои распахнутые во всю ширь глаза ошеломленно разглядывали нескончаемые горные хребты, тянущиеся во все видимые стороны. Куда ни глянь — голые гранитные пики, высоченные и неприступные, подпирающие блеклое зимнее небо, сплошь обледенелые скалы пониже с чернеющими расщелинами да поросшие заснеженными деревьями пологие склоны, конца и края которым не было до самой изломанной линии горизонта…

От резко накатившего приступа тошноты закружилась голова и подкосились ноги. Я, чертыхнувшись, осела по стеночке на ближайший камень, зачерпнула полные пригоршни свежего рыхлого снега и приложила к саднящим глазам. Под веками резало неимоверно, в самой глубине черепа словно перекатывались раскаленные угли. Я с трудом подавила желание закопаться в сугроб целиком (причем головой вниз) и ограничилась новой порцией снежных примочек, тихо рыча от облегчения.

— Помочь? — В хрипловатом голосе нового знакомца слышалось неподдельное сочувствие.

— Да! — обрадовалась я, не отнимая рук от лица. — Разбуди меня! Можешь даже особо не церемониться, лишь бы действенно и быстро!

— Рад бы, — вздохнули рядом, — но…

— … …! А я так надеялась… И, наверное, впервые в жизни была бы счастлива, что не дали досмотреть сон!..

После восьмой примочки мне похорошело настолько, что я смогла оторвать руки от лица, набросить на плечи любезно прихваченную собеседником шубку, вытянуть из-за пазухи сбившийся медальон и вприщур, все еще осторожно, взглянуть на странного зверя.

— Может, хотя бы в общем объяснишь озадаченной мне, что за дерьмовая история со мной приключилась?

— Так уж и дерьмовая?

— Это еще мягко сказано!!! Не будь я воспитанным человеком, назвала бы все происходящее … … …!

Волк некоторое время слушал меня, глядя в никуда остекленевшими глазами, потом спохватился, подобрал отвисшую челюсть и насупился.

— Чем тебе здесь не нравится?

— Хотя бы тем, что подобное не входило в мои планы на ближайшее счастливое будущее! — сердито фыркнула я, невольно поморщившись от очередной вспышки неприятных ощущений в самой глубине глазниц. — Жила себе, никого не трогала, мирно ехала на дружескую попойку, и вдруг на тебе: «здесь вам не равнина, здесь климат иной», несуществующие по определению травмированные драконы, непонятные зверьки, неправильные волки…

— Почему неправильные? — подозрительно прищурился хищник. — Потому, что разговариваю?

— Нет. — Я с удивлением поняла, что сей факт почему-то и впрямь не особо меня шокирует. — Просто сероглазых волков не бывает.

— Каких?!

— Дубль два, — вздохнула я, поправляя ворот водолазки. — Повторяю по буквам для особо одаренных: с-е-р-о-г-л-а-з-ы-х!

— Каких еще сероглазых?!

— Таких, как ты!

Я плотнее запахнула сползающую шубку. Было не очень холодно, и я не стала продевать руки в рукава, только надвинула капюшон.

— У меня глаза желтые! Можно даже сказать — медовые!

— В таком случае мед собирали чокнутые пчелы с цветов-мутантов, которые опыляются молотым графитом! — усмехнулась я, начиная сердиться. Ну не дальтоник же я, в конце концов! Тем более что все остальное вижу вполне нормально, в привычной цветовой гамме. — Да и какой ты, к черту, волк!..

Сказала — и сама удивилась. Откуда и с чего бы вдруг такие озарения?! Ч-ч-черт, опять глаза… Я, не обращая внимания на «неправильного» зверя, почему-то снова замершего в остолбенении, опять протянула руку за снегом, но застыла, услышав за спиной глубокий, звучный голос:

— О чем спор?

От резкого поворота головы капюшон соскользнул за плечи. Морозный ветерок обрадованно затеребил мои распущенные волосы, развеял их во всю длину и запустил холодные пальцы за растянувшийся ворот водолазки, но я даже не обратила на это внимания. В нескольких шагах от входа в пещеру стоял новый персонаж, и при взгляде на него впору было потерять если не рассудок, то как минимум сознание.

— Черт побери! — только и сказала я, прежде чем окончательно лишиться дара речи на ближайшее время.

Возможно, не самый лучший способ выразить нахлынувшие чувства, но я как-то совсем не была готова увидеть вживую главное действующее лицо своих снов, еженощно тешивших тоскующую душу в течение последних полутора лет моей неповторимой жизни.

Вне всякого сомнения, это был ОН! Парень с той самой картины, волей случая найденной в куче барахла, много лет пылившегося на чердаке дачного домика покойной бабули. Те же густые шелковые волосы почти до пояса, разлившиеся по широким плечам потоками жидкого серебра и перехваченные вокруг непокрытой, гордо посаженной головы плетеным ремешком; то же мужественное лицо с правильными чертами; те же роскошные ресницы и та же родинка пониже левого уха; те же парные, затейливо изукрашенные заклепками ножны на том же чешуйчато-узорчатом широком ремне, препоясывающем стройную талию, и те же изумительно вылепленные сильные руки, которые сейчас разжались, выпустив из пальцев хвост веревки, связывающей за лапы добрую дюжину крупных птиц, напоминающих наших тетеревов…

Только вот седых прядей на висках не наблюдается, и вместо безрукавки на нем надета длинная куртка мехом внутрь поверх полурасстегнутой рубашки, а на груди ярко поблескивает какая-то маленькая вещица затейливой формы, подвешенная на темном шнурке. Выше меня почти на голову… Да еще глаза… На картине даже после реставрации было невозможно разглядеть их цвет, а сейчас прекрасно различались некоторые особенности. Начать с того, что глазные белки совсем не просматривались, ярко-сапфировая радужка занимала все видимое пространство между широко распахнутыми веками. Парень смотрел на меня не мигая и… Да нет, не может быть! Он как будто бы тоже узнавал меня и не верил своим глазам! Иначе как можно было истолковать выражение бесконечного изумления и недоверия, столь ясно читающееся на его лице?!

Затем к этому добавилось восхищение и что-то еще, но я к тому моменту была поглощена созерцанием странного явления: зрачки незнакомого парня, представлявшие собой черные точки на фоне яркой радужки, дрогнули, стали расширяться, раскалывая сапфировый фон, и превратились в семилучевые золотые звезды. Это было настолько необычно и красиво, что я просто перестала дышать, как зачарованная глядя в эти удивительные глаза…

— Дин!

Голос из-за спины прозвучал совсем негромко и почему-то предостерегающе. Мы оба невольно вздрогнули, приходя в себя. Правда, смотреть друг на друга не перестали.

— Дин!!! — Волк настойчиво добивался внимания.

— Что? — не сразу отозвался парень, все-таки оглядываясь на хищника.

— Это «видящая».

— Что?! — Сапфирово-золотые очи снова впились в меня взглядом, и я ошалело наблюдала очередную эволюцию: его лицо каменело прямо на глазах, превращаясь в сурово-бесстрастную маску, яркую синеву радужки вытеснила матовая чернота, на фоне которой уже были незаметны зрачки, утратившие золотое свечение и сузившиеся до точки. Из приоткрытых губ вырвалось хриплое: — Нет!

— Да. Тэа-эйль-аанни, если тебе угодно.

— Не может быть! — И такая безнадега звучала в этом возгласе, что меня передернуло.

— Хотел бы я ошибиться…

— В чем дело, черт побери?! — не выдержала я, вскакивая и поворачиваясь к волку.

От резкого движения шубка соскользнула с плеч, и взгляды присутствующих странных особей тут же намертво приковались к моей груди. У серого хищника нижняя челюсть отвисла чуть ли не до когтей, а на лице парня теперь аршинными буквами явственно читалось: «Еще и это?!»

— Да что за …?!

Чем это, интересно, мой бюст их не устраивает?! Или дело в чем-то еще?.. Парень молча опустился на одно колено, склонив голову и особым образом сложив руки перед собой; волк распластался на брюхе, уткнув морду в передние лапы. Я в полном обалдении смотрела на эту немую сцену, а мое сознание услужливо выдало: «И снова злая шиза косит наши ряды!..» Нет-нет, «это только гриппом все вместе болеют, с ума поодиночке сходят»! И первой в списке, похоже, буду я…

— Ребята, — позвала я почти жалобно, — вы что, заболели? Не надо!!! Я не рок-звезда и не королева английская, разве только похожа на кого-нибудь… Лучше объясните, что происходит?!

Парень поднял голову и вперил в меня прищуренный взгляд.

— Кто ты?!

— Человек, — озадаченно пожала плечами я. — Женского пола, если кто не понял. Возраст — совершеннолетний, если кому интересно. А в чем дело-то?!

— Дело в том, что ты — «видящая», — пояснил он, поднимаясь. — И похоже, что именно твое появление вызвало мощный выброс энергии перехода и привлекло целую стаю склорхов, которых в этих местах не было уже добрую сотню лет. Кроме того, у тебя на шее медальон, который могут носить лишь Посвященные жрецы храма Семи Богов, — а о том, что происходит, вопросы ты задаешь нам?!

— А кому я должна их задавать? — В моем организме начался процесс медленного закипания. — Что-то не видно здесь толпы добрых самаритян, спешащих наперегонки, чтобы дать разъяснения!

— Но сама ты должна знать, откуда, куда и зачем направлялась?

— Я знаю, откуда и куда направлялась, и даже помню зачем! — Закипание пошло быстрее. — Только вот результат оказался не совсем тот, который ожидался! И теперь мне позарез нужен кто-нибудь сведущий в этих вопросах, чтобы во всем разобраться!

— Мы ничем не можем тебе помочь.

— Значит, помогите найти тех, кто сможет. Ну пожалуйста!!!

Парень медленно покачал головой:

— При неудачном переходе лучше вернуться обратно и найти причину сбоя. С нами оставаться нельзя.

— Я и не горю желанием здесь оставаться! Просто возьмите меня с собой…

— Это невозможно! — Дин отвернулся и шагнул к пещере, давая понять, что разговор окончен. — Тебе нельзя быть с нами. Ты должна уйти.

— Никому я ничего не должна! — вспылила я, но тут же взяла себя в руки. — Почему вы не хотите мне помочь? Я ведь не прошу ничего особенного! Все равно ведь пойдете к людям, вот и выведите меня…

— Ты так в этом уверена? — хмыкнул волк.

Повисла непонятная пауза. Наконец парень медленно повернулся и в упор взглянул на меня.

— Мы не пойдем к людям, — раздельно, чуть ли не по слогам проговорил он. — И тебе лучше вернуться туда, откуда ты появилась.

— Да если бы я могла! — вырвалось у меня уже почти на всхлипе.

Внезапно накатившая слабость заставила меня сесть там, где стояла, — прямо в сугроб. Я закрыла руками лицо и уткнулась в свои колени, пытаясь как-то унять головокружение. Рядом заскрипел снег — мои несговорчивые собеседники подошли ближе.

— Но сюда же ты как-то попала!

Вполне резонное замечание! Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, считая до десяти. Потом встала, отряхнулась и посмотрела на Дина в упор.

— Да, как-то попала! — Я чеканила слова. — Но не имею ни малейшего понятия, по чьей воле, как именно и зачем. И абсолютно не представляю, как выбраться обратно. Поэтому мне нужна помощь.

Новая пауза получилась еще более тягостной, чем первая. Парень переглянулся с волком и снова поднял на меня глаза.

— Идти с нами слишком опасно. Мы не должны отказывать попавшему в такую переделку, но также не имеем права подвергать риску постороннего человека, тем более «видящую»!

— Какому риску, черт все подери?!

— Дело во мне. Я изгнан из дома и семьи, отлучен от храма и проклят собственным отцом, который умер, так и не простив меня. Друзья, — он повел подбородком в сторону волка, сидящего у занавешенного входа, — не бросили в беде, но сами тоже попали в опалу и каждую минуту рискуют жизнью, находясь рядом со мной. Кроме того, я полукровка, и, значит, на меня, как на дичь, может охотиться любой желающий, а их не так уж мало, равно как и жаждущих услужить нынешнему королю. Добавь к этому размер суммы, назначенной именно за мою голову, — и получишь еще одну причину, по которой мне лучше не показываться вблизи людских поселений…

Ни себе чего!!! Это что же надо было умудриться отмочить, чтобы настолько попасть?! И если уж он такой злодей всех времен и народов, то у меня бы давным-давно сердце было не на месте, а так моя хваленая интуиция молчит, как особо стойкий герой партизанской войны на допросе… Может, она здесь работает через раз? Или дело в том, что этот государственный преступник первой величины ничем не опасен лично для меня? Или…

— Собственно, сюда мы забрели, уходя от погони, — продолжил Дин, прерывая мои заполошные мысли. — Задерживаться не собираемся и завтра пойдем дальше — в еще более глухие места. Поэтому тебе с нами не по пути.

— Так ты что же, предлагаешь мне в гордом одиночестве двигать бодрым пешочком неизвестно куда через горы в поисках братьев по разуму?! — У меня даже голос пресекся.

Парень прикусил губу и нахмурился, волк смущенно кашлянул.

— У тебя есть другие предложения? — несколько тише спросил Дин после недолгого молчания.

— У меня просто нет иного выхода, как идти с вами! — Я в сердцах махнула рукой. — Хотя, конечно, вам проще бросить меня здесь — авось околею быстро, долго мучиться не буду… Только зачем было в таком случае меня вчера спасать?!

— Затем, что мы не могли бросить человека на съедение тем тварям!

— А бросить его же на замерзание в пустой пещере, значит, сможете?!

Они снова переглянулись, явно сдаваясь. Волк нерешительно вильнул хвостом:

— Мы вообще-то можем попробовать не показываться никому на глаза…

— Ты сам-то понимаешь, о чем говоришь? — Парень поднял на него сумрачный взгляд и нахмурился еще больше. — Здесь хоть какое-никакое прикрытие, а стоит выбраться из этих ущелий… Далеко же мы уйдем со стаей «чистильщиков» на хвосте! А использовать Грома — значит просто выставить в качестве мишени для всех желающих! И без того придется ломать голову, куда и как будем его теперь прятать…

Волк вполголоса выдал нечто труднопроизносимое и явно нецензурное, избегая встречаться со мной глазами. Затянувшаяся пауза давила на слух звенящей тишиной, которую не решалась нарушить и я — только молча кусала губы да тщетно пыталась откопать во вдруг опустевших недрах сознания хоть какое-нибудь приемлемое предложение.

Наконец Дин повернулся ко мне, окидывая взглядом с головы до ног:

— Хорошо, мы изменим наши планы, только… Дорога не из легких, даже для опытных путешественников. Ты уверена, что выдержишь?

Горячая волна признательности затопила меня целиком — я прекрасно понимала, что они рискуют головой, становясь моими провожатыми. А еще — какую обузу взваливают себе на шею.

— Да, — сказала я, — мой прикид, конечно, не по ситуации, да и зимние виды спорта как-то не особо прельщали до сей поры, так что в это время года ходок по горам из меня — на большую букву «X», и не подумайте, что хороший! Но я постараюсь не доставлять лишних хлопот и… Если бы вы знали, ребята, как я вам благодарна!

— Пока не за что, — проронил Дин, — ты не знаешь, на что идешь.

— Догадываюсь! — Я невольно бросила взгляд на неприветливый пейзаж.

— Добавь к этому охотников, жаждущих моей крови, необходимость передвигаться скрытно и отсутствие надежды на помощь со стороны…

— А если что — «сама напросилась» и «тебя же предупреждали»? — Я взглянула на него вприщур и шагнула ближе. — Договорились!

Дин как-то странно посмотрел на мою протянутую руку, потом снова поднял на меня еще сильнее потемневшие глаза. Волк тактично изучал окрестности, отвернув ушастую голову совсем в другую сторону. Я начала терять остатки терпения:

— Ты что, уже передумал? Или с моей рукой что-то не то? Или ты меня попросту боишься?!

— Нет.

— Что — нет?

— Все, что ты сказала сейчас, — нет.

— Тогда в чем дело?

— Я проклят! — зачем-то напомнил он, по-прежнему не сводя с меня напряженного взгляда.

— Слышали уже! — вспылила я. — Сколько можно… или твое проклятие заразно?!

Глаза цвета грозовой полуночи сощурились еще больше.

— К дьяволу в… эти ваши местные заморочки! Я сама кого хочешь прокляну — мало не покажется!!! — окончательно рассвирепела я. — Долго мне тут еще маникюр проветривать?!

— Извини.

Короткое, но крепкое рукопожатие завершило этот странный разговор. От прикосновения неправдоподобно горячих пальцев у меня перехватило дыхание и словно током ударило, пронизав разрядом до самых пяток и заставив сердце покинуть свое законное место… Не помню как, но я смогла-таки сдержаться, унять мелкую дрожь и не подать виду, с третьей попытки сглотнула мешающий дышать горячий ком в горле и молча шагнула в предупредительно раскрытый передо мной проход.

При нашем появлении мохнатые существа бросились навстречу, окружили Дина и наперебой зашуршали-застрекотали-заподсвистывали, указывая сухонькими длиннопалыми ручками то на меня, то на дракона. Парень сначала выглядел удивленным, потом почему-то помрачнел еще больше. Может, он хотел сам оказать помощь другу, а тут я встряла не ко времени? Дернуло же меня вмешаться!.. С другой стороны, он где-то шлялся, а я должна была мирно смотреть в сторонке на то, как мучается живое существо?! Но тут вмешался лазурный ящер. Он выглядел гораздо бодрее, успел удобно развалиться у огня и с негромким урчанием, перемежавшимся гулким хлюпаньем и попыхиванием, пил что-то густое и вкусное из огромного деревянного ведра. Заметив нас, дракон звучно прошелся блестящим раздвоенным языком по забрызганной морде, подполз ближе и некоторое время разглядывал меня в упор, склонив голову набок и задумчиво щуря бездонно-черные глаза с узкими щелями зрачков цвета пламени. Потом приоткрыл пасть в улыбке и неожиданно мягко потерся о мое плечо блестящей чешуйчатой щекой.

— А ты не промах! — В голосе волка слышалось явное одобрение. — Не успела появиться, как уже обзавелась преданным поклонником! Кстати, его зовут Гром.

— Что-то не пойму — кому из нас ты завидуешь? — хмыкнула я, машинально протягивая руку и поглаживая продолговатые пластинки, покрывающие выпуклый драконий лоб, что явно пришлось по душе новому знакомцу.

Волк оставил вопрос без ответа и продолжил:

— Если уж кому и говорить спасибо за твое спасение, так это ему…

Дракон громко фыркнул, не дав серому хищнику закончить фразу.

— Хотя сам доблестный истребитель местной нечисти утверждает, что вы теперь квиты! — невозмутимо вильнул хвостом Ворх. — Гром все понимает, но не говорит — временно… А это, — кивок на странных существ, которые теперь хлопотали вокруг огня, — разумные обитатели пещер и подземелий. Собственное название расы почти непроизносимо для человека, поэтому все по обоюдному согласию зовут их просто шушками. Этот клан самый многочисленный и занимает господствующее положение, а главная среди них — Гиса.

Серый хищник повел носом в сторону коренастой подвижной фигурки, которая обернулась, помахала ручкой и что-то коротко прошуршала. Я машинально кивнула в ответ и села на расстеленную у огня толстую косматую шкуру. Кто-то из шушек тут же сунул мне в руки большую берестяную посудину с горячим ягодно-травяным отваром. Запах был незнакомый, но приятный, и я стала храбро прихлебывать из кружки — пить хотелось уже давно, а съеденный снег погоды не сделал.

— Мое имя ты знаешь. — Ворх любезно старался ввести меня в курс дела. — Нашего многострадального друга зовут Дин, он был… — Наткнувшись на его весьма красноречивый взгляд исподлобья, волк счел за благо примолкнуть, но ненадолго: — Может, скажешь, как нам называть вашу благословленную богами светлость?

Допускаю, что ехидные нотки, проскользнувшие в безукоризненно вежливом голосе, мне просто примерещились, но мое настроение, и без того не особо радужное, заметно подпортилось. Я устало махнула рукой:

— Ты ведь уже как-то успел обозначить мою персону? Кажется, что-то вроде Тэйлани?.. Так и зовите!

Дракон одобрительно фыркнул в опустевшее ведро. Мой собеседник озадаченно пошевелил бровями, покрутил носом, но возражать не стал: в конце концов, каждый сам волен выбирать, как называться…

Пока доваривалась похлебка из дичи, шушки мелко настругали принесенный Дином странный бугристый предмет размером со среднюю тыкву, запарили результат своих усилий в огромном котелке и накрыли крышкой. С некоторым удивлением я обнаружила, что запах настоя мне знаком. Ну конечно — так или очень похоже пахнет заваренная чага! Ворх, заметив мой интерес к происходящему, коротко пояснил:

— Противоядие.

Вот, оказывается, куда носило мою неприветливую мечту — искал для Грома лекарство! Только все равно неясно, чем его не устроила оказанная мною помощь, радовался бы, что другу не пришлось долго мучиться… Или дело не в этом? Я украдкой бросила взгляд на объект своих размышлений, который сидел, скрестив ноги, на шкуре по другую сторону костра, смотрел в огонь и отстраненно молчал, словно ушел в себя и заблудился. Нет, в конце концов, что за невнимание?!

— Я не очень помешаю твоим размышлениям, если задам вопрос?

— Не помешаешь. — Он поднял на меня ничего не выражающие глаза, из которых бесследно исчезла сапфировая синева. — Спрашивай.

— Когда выходим и как далеко пойдем?

— Рано утром, сразу после завтрака. Нам надо попасть в пещеру по другую сторону хребта, где можно будет пару дней переждать. Вы все пойдете по тоннелям и порталам — шушки знают, как их активировать, а я полечу на Громе — он в здешние «двери» не пройдет. Еще есть вопросы?

Что за вопрос! Тысяча!.. Только, если судить по более чем прохладному тону, вряд ли он в настроении на них отвечать… Что ж, придется придержать свою любознательность — пока.

Волк о чем-то переговаривался с шушками на их невообразимом языке, а я ненавязчиво разглядывала своих будущих попутчиков. Разумные обитатели подземелий внешне представляли собой очень симпатичный и очаровательный компромисс между человеком и мышиным лемуром: огромные доверчивые глаза, словно сделанные из дымчатого, зеленоватого или золотистого хрусталя, с черным щелевидным зрачком, аккуратный вздернутый носик, подвижные крупные закругленные ушки. Крепко сбитое гибкое тельце одето мехом — густым, пушистым, в рыжевато-серой или черно-коричневой гамме, а изящные пятипалые ручки были бы точной копией человеческих, если бы не длинные и острые втяжные коготки, больше напоминающие птичьи.

Я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и обернулась. Дракон, успевший одолеть котелок с лечебным снадобьем, вроде бы дремал в ожидании ужина, но в щелочке между прикрытыми чешуйчатыми веками предательски поблескивало. В ответ на мой хмурый взгляд в упор он перестал партизанить, некоторое время просто задумчиво смотрел на меня и неожиданно подмигнул. Мне стало чуть легче.

В застольной беседе, протекавшей, к слову сказать, вяло и беспредметно, я участия не принимала. Молча, ни на кого не глядя, прикончила свою просто убойную по объему порцию и сочла за благо скрыться в отведенном персональном «люксе» — небольшой нише, которую успели занавесить лохматой шкурой и оборудовать высокой лежанкой из пахнущего хвоей свежего лапника. Закутавшись в меховое одеяло с головой, я наконец-то позволила себе расслабиться и даже немного поплакать. Правда, это неблагодарное занятие мне быстро наскучило, поэтому я, пошмыгав носом, в сто пятнадцатый раз повернулась на другой бок и как-то незаметно для себя провалилась в глухую беспокойную темноту…

ГЛАВА 4

Где-то под утро мне приснился сон. Очень плохой сон, можно сказать, кошмар. Что именно? Я, проснувшись в холодном поту (вернее, подскочив на своем ложе как укушенная), так и не смогла вспомнить подробностей, но в груди прочно поселилось неприятное щемящее чувство. Еще некоторое время я лежала, сжавшись в комочек и бездумно глядя в неровную каменную стену, потом решительно сбросила одеяло.

Было довольно-таки холодно, и я спала не раздеваясь, поэтому сейчас мне оставалось только натянуть сапоги да набросить на плечи шубку. Терпеть не могу собираться в суете в последний момент, поэтому сразу же сгребла свои немногочисленные пожитки в сумку, а увязать одеяло в плотный тючок было делом нескольких минут. Раз уж собирались трогаться в путь сразу после завтрака, стоит быть готовой заранее — не хочется добавлять сложностей моим и без того не очень-то дружелюбным попутчикам. И все бы ничего, но на душе продолжали скрестись кошки. Много кошек, больших и настроенных весьма решительно! Странно, если учесть, что раньше, в своем таком далеком теперь мире, я не особенно страдала от подобных приступов-предчувствий — по крайней мере, острых до такой степени. Может, просто причины не было?..

У костра уже сидел волк, вежливо привставший при моем появлении, и суетились шушки, которые оживленно зашелестели в ответ на мое приветствие. Я приняла кружку с горячим травяным настоем и скользнула взглядом по пещере.

— Дин ушел проверять ловушки, скоро вернется, — пояснил Ворх, заметив мое беспокойство.

У меня снова нехорошо защемило сердце.

— Он давно ушел?

— Еще и часа не прошло, а что?

Кошки уже не просто скреблись на сердце — рвали его на куски. Недопитая кружка встала на широкий низкий чурбачок, заменявший столик. Я оглянулась и увидела в углу, где стояли сумки, лежащие на полу рукавицы — наверное, обронил, собираясь, но возвращаться не стал. Я, повинуясь какому-то наитию, дотянулась и подняла их. Вернее, успела только прикоснуться. Голова тут же бешено закружилась, перед глазами замелькали яркие цветные пятна, которые сложились в череду быстро сменяющих друг друга картинок: узкая оскаленная пасть, усеянная длинными загнутыми внутрь зубами, между которыми бился черный раздвоенный язык… яростно хлещущие по воздуху перепончатые крылья… знакомое мужественно-прекрасное лицо, залитое кровью… снег, залитый кровью… каменные глыбы и сосновые стволы, забрызганные кровью… Меня замутило, тело пронизало острой пульсирующей болью. Я зажмурилась и отчаянно затрясла головой, прогоняя видение. Потом встала и повернулась к недоуменно взиравшему на меня хищнику.

— Давай-ка его догоним! — Не дожидаясь ответа и натягивая на ходу капюшон, я рысью припустила к выходу.

Волк, не задавая лишних вопросов, сорвался следом за мной.

— Погоди, так не пройдешь — лыжи возьми!

Я от всей души чертыхнулась. Вот уж чем никогда не могла похвастаться, так это хоть какими-то способностями к зимним видам спорта, кроме разве что катания на санках с высоких горок. Еще понимаю — плавание, стрельба, теннис, пеший туризм в летнее время, даже игры с мячом куда ни шло ни ехало, но лыжи… Да без палок! Чтоб оно все …! Но волчара прав — брести пешком по уши в снегу будет еще смешнее…

— Куда он пошел? — Я кое-как приладила крепления и выпрямилась.

— Недалеко, в соседнее ущелье, но по тропе нам его не догнать.

— А если напрямик?

— Там слишком крутой спуск. Да к чему такая спешка?!

— Может, и ни к чему, дай-то бог! На месте разберемся…

Минут через двадцать, вся мокрая и растрепанная, пыхтя не хуже замученного жизнью и людьми паровоза, я уже стояла на скругленной макушке невысокой горки и, заслоняясь рукой от ослепительного утреннего солнца, безуспешно пыталась рассмотреть внизу хоть что-нибудь.

— Ворх, ты его чуешь?

— Нет, — виновато махнул хвостом хищник поневоле, — ветер весь понизу. Слышу что-то, но не пойму откуда.

Я закрыла слезящиеся глаза и с третьей попытки выровняла-таки дыхание. Придется попробовать, как сработает здесь мой фирменный «фокус-компас». Обычно этот прием выручал, если я оказывалась в лесу или просто в незнакомом мне месте. Главное — надо было четко представить, что или кого хочу найти, тогда где-то в дальних закоулках подсознания включались неведомые сенсоры, выдавая нужную информацию и направляя меня на путь истинный.

Я медленно переступала, поворачиваясь вокруг себя, и вдруг… Впечатление было такое, словно в лицо плеснули чем-то горячим, даже в глазах под закрытыми веками полыхнуло багровым. От неожиданности я пошатнулась, резко взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и… весело заскользила вниз под горку, все больше набирая скорость. Заснеженные камни, деревья и кусты проносились мимо так быстро, что я пискнула и присела на корточки, с трудом подавляя желание уткнуться носом в колени и закрыться руками. Волк, отфыркиваясь и рыча, кубарем катился следом.

Довольно скоро я поймала себя на мысли, что, пожалуй, понимаю спортсменов-экстремалов, но тут в прогалине слева по курсу мелькнуло нечто привлекшее мое внимание. Охотник не успел далеко уйти по ущелью и о ловушках, судя по всему, забыл, поскольку был всецело занят общением с нежданным собеседником, который зажал его в тесном пространстве между ребристыми скальными выступами и прямо-таки навязывал свое общество.

Все, что происходило дальше, я видела как в замедленном кино. Хлопающая кожистыми бурыми крыльями жуткая тварь величиной с вагон вьется над самой головой Дина, который ожесточенно рубится, перебрасывая меч из одной руки в другую и отражая наскок за наскоком… жадные выпады трехпалых чешуйчатых лап с длиннющими загнутыми когтями… мелькание черного раздвоенного языка в страшной оскаленной пасти с удлиненными верхними клыками… суровое, залитое кровью лицо… руки, располосованные по самые плечи… частое мелькание черно-серебристого меча… продольно-щелевидные зрачки на фоне ярко-алой радужки, которые делали и без того узкие глаза летучей твари презрительно прищуренными… длинные пряди серебряных волос, разметавшихся по залитым кровью плечам… причудливые выкрутасы длинного чешуйчатого хвоста, который, выписывая в воздухе очередную восьмерку, неожиданным хлестким ударом плоского пластинчатого наконечника выбил оружие из руки воина… короткий полет меча, с глухим звоном ушедшего до половины в глубокий снег… длинные шипы на предплечьях парня, которыми он уже не однажды ухитрился достать в прыжке отвратную тварь по запененной морде и шуршащим крыльям…

Лыжи зацепили невидимый под снегом камень, и я, едва успев прикрыть голову руками, с размаху кувыркнулась в глубокий сугроб. Кое-как содрав крепления и отерев с лица колючие льдистые крошки, я уже в нормальном режиме смотрела, как Ворх серым клубком подкатился к сражающимся и, высоко подпрыгнув, зубами ухватил крылатую мерзость за хвост. Гадина изогнулась, визгливо зарычала и забила задними лапами, пытаясь избавиться от неожиданной помехи. Улучив момент, Дин длинным кувырком ушел в сторону и, вставая, вытянул из щедро забрызганного кровью сугроба свой меч. Шурша кожистыми крыльями и продолжая рычать с присвистом, тварь набрала высоту, заложила крутой вираж и снова нацелилась на жертву, но сегодня наверняка случился не ее день. Меч, перехваченный на манер копья, был пущен с такой силой, что молнией промелькнул в морозном воздухе и по самую рукоять вонзился в желто-бурое брюхо точно между двумя гладкими трапециевидными пластинами панциря.

Волк все-таки успел вовремя разжать зубы и с головой ухнул в заметенную до краев яму. Мгновением позже рядом с ним грохнулась истекающая парящей на морозе кровью туша, все еще судорожно дергая располосованными крыльями и загребая лапами по сторонам. Напоследок спиной по сосновому стволу медленно сполз Дин. Я же, с трудом выбравшись из чертова сугроба, успела только перехватить мутнеющий взгляд и уловить едва слышный хриплый выдох: «Шлейф…» Странные глаза парня потускнели, закрылись, и он окончательно затих и обмяк бесформенной грудой в переворошенном снегу.

Я в оцепенении стояла посреди развороченной поляны, в полном смысле слова не зная, за что хвататься. В чувство меня привело тихое повизгивание — Ворх, придавленный верхней половиной поверженного монстра, никак не мог выбраться из ямы. С моей помощью он освободился из плена, и мы бросились к Дину.

Пульс на окровавленной шее, хоть и какой-то странный, прощупывался четко. Я с трудом перевела дыхание и повернулась к волку.

— При чем тут шлейф?

Ворх всполошенно взглянул на меня, на Дина и снова на меня.

— Это особое заклятие, наводится прицельно и действует до тех пор, пока не вытянет из жертвы все магические силы, а потом и жизненные. Так вот почему он не использовал магию!..

— Это плохо? — Я, не теряя времени, осторожно сдирала с пострадавшего лохмотья, в которые превратилась его одежда.

— Хуже некуда! Особо мощное заклятие, даже не каждый амулет поможет… Расщедрился братец, ничего не скажешь — ведь одного химерона вполне хватило бы на всех нас!

— Химерон — это вон та летучая гнусь? — между делом уточнила я, без особых раздумий сдергивая со своей шеи медальон.

— Угу… Ты спятила?!

Вид волка с отвисшей челюстью заставил меня приостановиться.

— Пока не совсем. А что, так заметно?

— Теперь — да. Ты же без магической защиты сама рискуешь попасть под удар!

— Во-первых, ты что, поступил бы иначе?

— Я — это я, мы с детства дружим…

— Ну и дружите дальше на здоровье! А во-вторых, ты что, можешь предложить еще какой-то выход?!

— Нет! — угрюмо признал серый хищник, наблюдая, как я осторожно застегиваю цепочку на шее Дина.

Изящный замочек защелкнулся, медальон моментально раскалился так, что обжег мне руки, а по глазам ударила ослепительная вспышка изумрудно-золотистого света. Когда я снова обрела способность смотреть, то увидела, что затейливая серебряная вещица явственно мерцает в такт ударам сердца того, кто с этой минуты находился под ее защитой. Рядом облегченно вздохнул волк.

— А ты теперь как же? — все-таки спросил он, глядя на меня.

Я отмахнулась:

— Кому я тут нужна в отличие от некоторых… Ты давай-ка заканчивай отсиживать нижние чакры, дуй бегом к нашим и гони сюда Грома. Пусть шушки дадут ему веревки, одеяло и какую-нибудь холстину. Кстати, дракон знает, как добраться до новой пещеры?

— Еще бы!

— Тогда вы уходите, а мы прибудем сразу туда. С вас — костер, постель, кипяченая вода и все для перевязки. Усек?

— Да.

— Вперед и с песней!

Только снежная пыль взвихрилась. Даже странно, что волк ничего не имеет против моих командирских замашек, впрочем, я же у нас «посланница небожителей»… С другой стороны, если он заинтересован в жизни своего друга, то и должен принимать помощь в любой форме! Что ж, теперь дело за мной. Я оглядела распростертое на снегу тело. Теоретически нас, конечно, неплохо натаскали на занятиях по медподготовке, и я даже кое в чем была среди первых — например, гипсовые повязки удавались на пять с плюсом, да и на уколы любой сложности рука у меня была легкой, но вот кто бы сказал, как в заснеженном лесу посреди пустынного ущелья не дать умереть растерзанному в лохмотья человеку, не имея под руками ничего из привычных средств?!

Все это пронеслось в моем сознании мутным вихрем за какие-то доли секунды и исчезло, оставив лишь чувство растерянности и страха. Панического страха за чужую жизнь, которая была мне далеко не безразлична и, кроме всего прочего, теперь от меня еще и зависела. К горлу подкатил горячий ком, защипало глаза. Я встряхнула головой и мысленно закатила себе крепкую затрещину — нашла время нюни распускать! Салонная фифа, да и только, еще в обморок упади! Хватит сидеть!!! Или я немедленно сделаю хоть что-то, или он просто тихо умрет в этом сугробе! До «Скорой помощи» здесь вряд ли додумались, так что придется вспомнить бабушкины уроки…

Я зажмурилась, протянула к раненому раскрытые ладони, плавно повела ими, едва не касаясь кожи и слегка перебирая пальцами. Нет, ничего не выходит… Ну-ка, соберись! Я стиснула зубы, сосредоточилась и старательно закрепила в сознании проявившееся изображение потока энергии, струящегося неподалеку в морозном воздухе. Так, теперь иди ко мне, мой сладкий сахар!.. Переливчато искрящиеся струи плавно изогнулись, коснулись моей головы — меня сильно передернуло, внутри начало разливаться приятное тепло… Сейчас внешний поток уже составлял единое целое с энергией, циркулирующей внутри меня, — полдела сделано! Как там бабушка учила?.. Бережно перенаправляем пульсирующие струйки в нужную сторону — нежное золотистое мерцание и легкое тепло явственно стали смещаться по рукам к моим ладоням, накапливаясь постепенно в пальцах, и вдруг словно пролились искрящимся потоком, пронизывая распростертое передо мной тело. В глазах зарябило, замельтешили цветные пятна, которые стали складываться в плавно меняющуюся «картинку» — словно в мозгу неожиданно заработал встроенный аппарат УЗИ, рентген или еще что-нибудь в этом же роде. Надо же, и в самом деле получилось, да еще так четко!.. Ай да я, ай да… неважно!

Итак, что мы имеем? Лицо и шея покрыты глубокими царапинами, даже разрезами; грудь и верх спины сплошь изодраны, предплечья прокушены в нескольких местах и насквозь, правое сломано — правда, чисто, как сухая ветка, без отломков. Плечи и основание шеи тоже украшены парными отверстиями от клыков, яркое зеленое свечение указывает на присутствие большого количества яда. В ребрах сплошь трещины, пять сломано. Рваная рана в левом боку, к счастью, не очень глубокая. Правая голень как ломом перебита. От левого плеча наискосок через грудь и живот почти до паха словно скальпелем от всей души распластали — видимо, здесь поработал наконечник хвоста… как его там? Химерона? По бедру явно прошлись когти, оставив три глубокие рваные продольные борозды, но крупные сосуды не задеты… Больше всего меня пугало количество светящихся зеленых пятен: сколько яда было у этой твари? Три ведра?!

Сканирование заняло не больше полуминуты, теперь я хотя бы знала, с чего начинать. Что ж, легендарный альпийский патруль в этих горах вряд ли водится, даже захудалого доктора Айболита здесь черта с два найдешь, на противозмеиную — вернее, противомонстриную — сыворотку рассчитывать не приходится, будем действовать по старинке! И я, как изголодавшийся вампир, добросовестно присосалась к отметинам, оставленным ядовитыми клыками летучей твари…

Когда Гром шумно приземлился рядом, взметнув целое облако искристой снежной пыли, почти все отравленные раны уже сочились чистой кровью, а меня отчаянно мутило и вдобавок сильно жгло во рту. Особенно много хлопот мне доставили прокушенные руки — гадина умудрилась позагонять свои «шприцы» в самую толщу нехилых мышц, и я уже не чувствовала ни губ, ни языка, онемевших окончательно и бесповоротно.

Не выдержав мерзкого вкуса, я хватанула полон рот снега, пожевала и выплюнула тягучую зеленую горечь. После нескольких таких процедур стало немного легче, и я смогла успешно завершить упорную борьбу за почетное звание «Кровопийцы года». Равных мне, само собой, не было, но даром это не прошло — мой многострадальный желудок решил весьма некорректным способом напомнить о себе, попросту вывернувшись наизнанку несколько раз подряд, отчего у меня надолго потемнело в глазах…

Дальше было еще интереснее. Кровотечение удалось остановить относительно быстро — хвала любимой бабушке, не жалевшей времени и нервов на обучение заговорам и прочим премудростям такой нерадивой ученицы, как я! Иначе толку было бы от всех моих способностей… Теперь следовало хоть как-то прикрыть раны, чтобы довезти его до пещеры и перевязать как следует. Я, черпая пригоршнями снег, стерла кровь с обнаженного тела и располосовала чистую холстину. Еще некоторое время ушло на то, чтобы на ощупь соединить концы сломанных костей и закрепить все это в сооруженных на скорую руку лубках, а уж потом вволю поупражняться в конструировании повязок, несмотря на круги перед глазами и отчаянно трясущиеся руки.

Но в тот момент, когда я с глубоким вздохом облегчения кое-как распрямилась, потирая онемевшую спину, Дин перестал дышать. Нет, ну видали вы такое свинство?!! Я, не веря своим глазам, уставилась на обмякшую фигуру, потом, опомнившись, опять упала на колени возле него и тронула за шею — пульс хоть и бился еле-еле, но все-таки был, а вот с дыханием полный крах! Высказавшись по этому поводу коротко и очень энергично, я с трудом разжала его крепко стиснутые челюсти, вдохнула поглубже и старательно воспроизвела все, чему нас учили на практических занятиях по оказанию первой помощи. Трудно сказать, сколько я билась над этим полутрупом, — все было бесполезно! И тогда, захлебываясь едкими слезами отчаяния и ярости, я со всей дури отвесила ему оплеуху и в сердцах выругалась так, что дракон зажмурился и сунул чешуйчатую морду под крыло…

Уж не знаю, что именно в конце концов подействовало, но по забинтованному телу пробежала дрожь, и Дин, хрипнув пару раз, раскашлялся, забрызгав алыми каплями горячей крови меня и все вокруг, и беспорядочно, со всхлипами задышал, а я обессиленно рухнула рядом с ним. Полностью отключиться не дал Гром. Деликатно ткнув меня носом в плечо, он своим раздвоенным гладким и горячим языком аккуратно прошелся по моей щеке и громко клацнул челюстями прямо над головой.

— Слышу, сейчас…

Я с трудом села, зачерпнула горсть снега и отерла и без того мокрое лицо. В левом виске часто и больно стучало, перед глазами суетливо мельтешили черные колючие мушки, вокруг все качалось и двоилось. Пыхтя и чертыхаясь на чем свет стоит, я поднялась на ноги и была вынуждена тут же ухватиться за изогнутые шипы, украшавшие драконьи скулы, потому что мои коленки подгибались буквально в обе стороны.

Просто не представляю, сколько времени прошло, пока я с помощью Грома закатала бесчувственное и отнюдь не маленькое тело в одеяло и после многочисленных неудачных попыток под мои затейливые комментарии все-таки затащила его на спину дракона, которой помогал по мере сил. Солнце давно успело уйти за лесистый гребень высокой горы, и в узком ущелье было сумрачно и холодно, что меня больше всего и подгоняло. Мне-то впору было раздеваться по самое некуда — настолько я упарилась во время всей этой возни, а вот за парня всерьез одолевало беспокойство.

В конце концов я тоже вскарабкалась на дракона, привязала ценный груз к себе и сделала своему союзнику краткое, но строгое внушение: чтобы летел ниже и ровнее, поскольку мне и одной-то без привычки удержаться на чешуйчатой спине будет непросто, несмотря на приспособления, а уж с таким «довеском» я и последнее «…!» сказать не успею. Гром покивал, огляделся и вперевалку зашагал вверх по более пологому склону. Уже стоя на вершине той самой горки, с которой мы с Ворхом скатились пропасть времени назад, он еще раз оглянулся, словно стараясь получше запомнить это неприветливое местечко, плавно взмахнул огромными перепончатыми крыльями и мощным рывком оторвался от земли.

Новое место жительства я сама в жизни бы не нашла! Дракон долго петлял по ущельям, часто сворачивая в одному ему известные распадки, причем почти все время шел на бреющем полете, едва не зацепляя крыльями верхушки заснеженных деревьев и островерхие скалы. Как уж он ориентировался — не знаю, для меня все эти последствия древних природных катаклизмов были, что называется, на одно лицо, да и проблемы волновали совсем другие. Например, как бы не сверзиться с покатой драконьей спины по причине слабости и страшной силы головокружения. Или — насколько сильный и быстродействующий яд у… черт, опять забыла, как называется та летучая сволочь!..

Ворх выскочил навстречу плавно приземлившемуся Грому и, еле слышно поскуливая, помог мне распутать узлы. Сначала мы осторожно спустили на снег ценный груз, потом я кое-как сползла сама. Меня опять мутило, хотя до сих пор я была уверена, что мой желудок остался на той поляне, и очень хотелось лечь, даже просто упасть — все равно куда и с какой высоты, лишь бы не шевелиться. Да где там! Все только начиналось…

Как мы распаковывали пострадавшего и промывали рваные, резаные и кусаные раны каким-то едким травяным настоем, который успели состряпать шушки, — отдельная страшная история. К тому же иногда возникали сложности, наверняка не описанные ни в каких наших учебниках по медподготовке…

Я осторожно размотала насквозь пропитавшиеся кровью бинты и осмотрела располосованные руки.

— Ворх, как бы мне до тех шипов добраться?

Волк задумчиво покрутил головой и, решившись, ткнул носом в кровоточащую рану поменьше. Лежащее тело непроизвольно дернулось, кулаки сжались, и предплечья Дина тут же украсились выростами, по два на каждом: один ближе к запястью, другой — к локтю. Чуть изогнутые, сантиметров по тридцать «кинжалы» были серьезно повреждены. От правых остались обломки, левые были выкорчеваны, что называется, с мясом.

Я быстро вытащила несколько длинных, острых как стекло полупрозрачных отломков, промыла зияющие раны и тщательно забинтовала все заново.

Потом были спешные раскопки недр моей безразмерной сумки в поисках косметички. Обнаружив так и не выложенную катушку с двумя иголками, я с облегчением перевела дух, выбрала иглу потоньше и опалила ее на огне свечи. Понадобилась еще длинная нить, вытянутая из новой холстины, мой пинцет для бровей и добрых полчаса времени, пока длилась обезболивающая манипуляция и «вышивка крестиком» по живому телу под свои приглушенные непечатные комментарии по поводу мелко дрожащих рук, длины и глубины раны и того, кто ее нанес.

На десерт пришлось перебирать заново «конструктор» из переломанных костей и сооружать новые лубки. И еще — постоянно задействовать свою энергию, чтобы снять боль и остановить кровь, и «скрытое зрение», чтобы правильно совместить кости… Только благодаря шушкам удалось провернуть все это за рекордно короткое время.

Теперь моя воплощенная мечта представляла собой хрипло дышащую мумию, у которой осталась незабинтованной только левая нога ниже колена. Последнее, на что меня хватило, — это с помощью шушек и волка перетащить пострадавшего на лежанку и укутать одеялами, а дальше все вокруг просто расплылось…

И даже ведь пригрезиться ничего не успело — мокрый шершавый язык прошелся по моему лицу несколько раз подряд. Я, не открывая глаз, вяло махнула рукой:

— Серый, сначала целоваться как следует научись, а потом уже приставай!

— У вас одно на уме! — фыркнул уязвленный хищник. — Подожди, вот стану снова человеком, посмотрим, кто кого и чему будет учить!

— Посмотрим, — согласилась я, безуспешно пытаясь отпихнуть наглую мохнатую морду, которая продолжала свое темное дело. — А сейчас чего тебе надобно, старче?

— Ты собираешься и дальше здесь валяться в таком виде?

— Ой, чихала я на виды с корабельной сосны! Дай помереть спокойно!..

— Размечталась! — ехидно фыркнул собеседник. — А болящего кто на ноги ставить будет? Вот поправится — тогда помирай, сколько хочешь!

— Эксплуататоры, изверги, злыдни, кровопийцы, тираны, садисты-любители!..

— Умирающие так не ругаются!

— Ты еще не слышал, как я ругаюсь! А чем, собственно, тебя не устраивает мой вид?

— Открой глаза… хотя, может быть, и вправду не стоит! — засомневался волк. — Смотря как у тебя с нервами…

Я мысленно досчитала до трех, резко села и взглянула на себя. Да уж, и впрямь есть на что посмотреть!.. Стоявшая рядом главная шушка — Гиса, если ничего не путаю, — протягивала мне берестяную кружку с каким-то травяным настоем и что-то увещевающее шуршала на своем непостижимом для меня языке.

— Выпей, — перевел Ворх, — и иди за ней. Полотенце возьми.

Я кое-как поднялась, хватаясь руками за стенку, и на подгибающихся ногах двинулась к своей сумке, попутно взглянув на лежащего в нише Дина. Он прерывисто дышал, еле слышно постанывая, пальцы чуть подрагивали. Ой, не нравится мне все это! Ладно, я ненадолго…

Шушки при желании могли двигаться с быстротой и неуловимостью ртутных капель, а вот я постоянно спотыкалась, пробираясь по довольно просторному тоннелю куда-то вглубь, вниз и вбок. «Скрытое зрение» после усиленной эксплуатации наотрез отказалось мне помогать, пришлось обходиться обычным, почти бесполезным в такой темноте. Меня все еще пошатывало и мутило, но после выпитого зелья стало намного легче — видимо, в кружке было какое-то противоядие.

Наконец мы добрались до небольшой пещерки, по дальней стороне которой стекал приличный поток воды, превращаясь в небольшой водопад, наполнявший выбитое в породе углубление объемом в три привычные ванны. От мелких причудливых по форме наростов, обильно усыпавших потолок здешнего «помывочного комплекса», шел неяркий рассеянный свет, и в этом голубоватом сиянии были видны сводчатые стены, разбросанные там и сям угловатые глыбы и широкие, грубо вытесанные ступени, ведущие к самой воде.

Я осторожно погрузила руку в чуть парящую воду — самое то! Моя провожатая что-то прошуршала одобрительным тоном и повернула обратно, а я стала торопливо стаскивать одежду.

Дно было ровное, твердое и выглаженное в виде желоба. Я села так, чтобы журчащая струя попадала мне на гудящую голову, пристроила затылок на плоском камне и наконец-то расслабилась, прикрыв усталые глаза. Теплые, чуть солоноватые струи успокаивающе скользили по телу, вытягивая усталость, боль и напряжение…

Внезапно мое сердце словно сжала чья-то жесткая ледяная рука. Ощущение было настолько неожиданным и болезненным, что я резко дернулась, хватанула воду ртом и закашлялась, пытаясь при этом выбраться из «ванны». В процессе лихорадочного вытирания мокрых волос я сообразила, что переодеться мне как раз не во что — водолазка и брюки лежали здесь же, мокрые и перепачканные чужой кровью. А, ладно! Хорошо, что полотенце у меня огромное…

Я обмотала вокруг себя цветастое махровое полотнище, закрепила его на груди булавкой и натянула сапоги на босу ногу. Видок получился впечатляющий, но мне было не до эстетических изысканий — непонятное беспокойство быстро переходило в сильный физический дискомфорт.

Вещи с пола я так и не подобрала — просто начисто забыла о них, когда, ускоряя шаг, двинулась обратно. Через десяток шагов я перешла на неровный галоп, не вдруг сообразив, что мчусь в полной темноте и даже не спотыкаюсь, но раздумывать над этим было некогда. Примерно на полдороге со мной чуть не столкнулся Ворх, бегущий во весь дух. Он развернулся в прыжке и хрипло выдохнул:

— Ему плохо!

Мы припустили со всех ног и ворвались в главную залу как раз в тот момент, когда метавшийся на постели Дин забился с новой силой и вдруг обмяк, опять перестав дышать. Снова здорово!!! Я с разбегу приземлилась возле него на колени, вытянула за цепочку мерцающий медальон и приложила ухо к забинтованной груди. Слава богу, пульс какой-никакой остался — не представляю, как бы я отрабатывала приемы непрямого массажа при сломанных ребрах! А вот с дыханием…

Разжать его челюсти было совсем не просто. Мне пришлось пустить в ход лезвие ножа и черенок деревянной ложки, прежде чем удалось разомкнуть намертво стиснутые зубы. После нескольких минут моих лихорадочных усилий вперемежку с отчаянной бранью и пары неслабых пощечин парень захрипел, давясь кровавой пеной, раскашлялся и все-таки вспомнил, как полагается дышать самостоятельно.

Я с трудом перевела дух, осела на пол рядом с ним, утирая взмокшее лицо, и только сейчас почувствовала, что в пещере не так уж и жарко. Прямо скажем, прохладно, а у меня волосы кое-как вытерты, да и мокрое полотенце — неважная замена теплому свитеру и штанам!.. Пришлось, кряхтя и чертыхаясь, подниматься и брести к развешанным у огня вещам. Моя шубка, заботливо оттертая шушками, разумеется, еще не просохла, поэтому я недолго думая сдернула плащ Дина и ушла в укромный уголок, прихватив сумку.

Критически оглядев результат своих усилий, я только вздохнула. Судите сами: длинный меховой плащ поверх кружевного французского белья и короткие сапожки на толстой подошве, каблуке и цигейке — прикид самый тот, особенно для походной жизни в зимнее время! Да, можно еще добавить и любимый шарфик с бахромой, благо длина позволяет как-нибудь интересно его повязать на каком-нибудь интересном месте… Но поскольку нет никакой альтернативы, по крайней мере, пока не просохнут мои вещи…

Я развесила полотенце, села поближе к огню и только сейчас обратила внимание на вытаращенные глаза и отвисшую челюсть волка.

— Что-то не так? — забеспокоилась я. — Или Дин будет из-за плаща сердиться?

— Да нет, не должен. — Волк сморгнул и отвел глаза.

От еды я благоразумно предпочла отказаться — желудок все еще не простил мне сегодняшнего вмешательства в его внутренний мир, — зато кисель пришелся кстати. Потом вместе с шушками заварила травяной настой для пострадавшего и ушла воевать со своей одеждой, пока еще можно было ее отстирать.

Этой ночью спать не пришлось — парню было совсем худо. Все тело горело; казалось, пересохшая кожа трещит от жара. Он метался на постели, жадно, прерывисто дыша с бульканьем и сипом. Время от времени его начинало трясти, буквально сворачивая в жгут мощной судорогой. Я то капала с ложечки в пересохший рот настой трав и разведенный ягодный сок, то меняла на горячем лбу холодные примочки, то вцеплялась мертвой хваткой в забинтованные плечи, пытаясь удержать его на месте, чтобы не навредил себе еще больше…

В один из таких моментов пальцы его уцелевшей руки сомкнулись на моем предплечье повыше запястья как стальной капкан, и я только зашипела от боли, когда он выпустил длинные — сантиметров по десять — серебряные когти, пронзившие мышцы практически насквозь. Кисть моментально занемела, кровь тонкими ручейками бодро заструилась на его смятую постель. Мои попытки разжать горячие, намертво стиснутые пальцы ни к чему не привели — с таким же успехом я могла рискнуть здоровьем и попробовать разогнуть подкову для особо крупного тяжеловоза!

— Дин!!! — взвыла я, не в силах больше терпеть. — Отпусти!..

Ворх, отлучавшийся на несколько минут, очень вовремя появился снова, моментально сориентировался и громко рыкнул в самое ухо буйствующего пациента. Тот разжал пальцы и сделал резкий, довольно точный выпад в сторону источника опасного звука. Волк ловко увернулся и подскочил ко мне:

— Покажи!

Он стал зализывать мою руку, а я куталась в плащ и пыталась побороть нервную дрожь — все происходящее было уже как-то слишком…

— Порядок! — Волк чихнул. — Только шрамы, наверное, останутся. Испугалась?

Я мотнула головой, судорожно вцепилась в пушистую шкуру и, уткнувшись ему в плечо, разревелась. Ворх успокаивающе фыркнул мне в самое ухо:

— Не убивайся так, все будет хорошо… правда, не скоро.

— Спасибо, утешил! — хлюпнула я носом. — С такими стрессами надолго меня не хватит!

— Может, поспишь? А я посижу…

— Не смогу, — прерывисто вздохнула я, утирая последние слезы, — мне почему-то кажется, что, если я отойду, он умрет… Глупо, да?

— Как знать! — не сразу отозвался волк, разглядывая меня с каким-то странным выражением на мохнатой морде.

ГЛАВА 5

Следующие полторы недели я отходила от пострадавшего только по совсем уж необходимой надобности. Более-менее спокойных минут перепало — по пальцам посчитать, причем на одной руке. Он то сгорал от сухого жара — и мы ведрами таскали снег, щедро засыпая полыхающее тело до кончиков пальцев, а мокрые бинты высыхали прямо на глазах, то исходил горячим потом, трясясь в жестокой лихорадке, — и мы по нескольку раз в день меняли повязки. Трижды во время приступа он срывал бинты, и я, припоминая вслух свой обширный запас нецензурных высказываний, восстанавливала его мумиеподобный имидж. Правда, с каждым разом перевязочного материала требовалось меньше — поверхностные раны заживали на Дине быстрее, чем на любой собаке, оставляя на загорелой коже гладкие светлые рубцы, но и те постепенно исчезали.

С костями пришлось повозиться подольше. Вот когда не раз и не два пришлось вспомнить бабушкины уроки! Сейчас бы она не нарадовалась, глядя на любимую внучку, ведь настолько прилежно упражняться в реализации заложенных возможностей мне в жизни еще не приходилось! «Скрытым зрением» я пользовалась реже — для определения фронта работ на ближайшее время, а вот запасы жизненной силы были затронуты основательно. Как ни крути, а починить и настроить на нормальную работу переломанный, растерзанный и отравленный организм — это даже не в горящую избу войти… хотя, конечно, и в таком варианте развлечение то еще!

«Встроенный рентгеновский аппарат», кроме всего прочего, помог найти причину столь странного пульса моего первого пациента. Просто-напросто у него было два сердца. Или одно раздвоенное, причем каждая половина представляла собой стандартную человеческую конструкцию, которая каким-то хитроумным способом соединялась в своей верхней части с другой такой же. Сокращались они по очереди с разницей в полсекунды, гоняя кровь с умопомрачительной скоростью — каждое по своему «трубопроводу». Это, конечно, имело кое-какие плюсы — наверняка нормальная температура тела была выше положенной хотя бы на градус, но и яд летучей страхолюдины был разнесен по всему организму в мгновение ока…

Впрочем, на теоретические изыскания ни сил, ни времени почти не оставалось. В первые дни с непривычки выматывалась я по-страшному, но потом приноровилась — научилась тратить меньше усилий на «подключение» и «настройку», стала быстрее концентрироваться и точнее направлять поток энергии, да и саму энергию тратила более разумно, без ненужных потерь. Мало того — еще и радоваться успевала тому, что именно мне достался такой полезный дар, что подвернулся случай попробовать свои силы… О том, что этот самый «случай» оказался воплощением практически всех моих романтических грез, на тот момент лучше было скромно умолчать.

Приступы буйства у болящего случались чем дальше, тем реже, но после каждого из них мне по-прежнему оставалось что-нибудь на память — располосованное когтями плечо, например, или комплект разнокалиберных синяков на запястьях от его стальной хватки, а уж про вывешенный язык (мой) и ноющие мышцы после сеанса вольной борьбы с этой связкой неуправляемых мускулов и вспоминать не стоит, мелочь, да и только! Просто без помощи Грома, Ворха и шушек мне бы здоровья не хватило удержать обеспамятевшего пациента от получения новых травм во время его настойчивых попыток превратить ставшую родным домом пещеру в малопригодные для жизни руины.

Даже в периоды затишья спокойно ему не лежалось. Парень метался и стонал — негромко, но так, что душа переворачивалась. Более-менее он затихал, когда я сидела рядом, положив на его пылающий лоб ладонь, и разговаривала с ним тихим шепотом или держала за руку, кончиками пальцев поглаживая выпуклые синеватые жилки под загорелой кожей.

В одну далеко не прекрасную ночь я, видимо, вымоталась настолько, что попросту отключилась рядом с лежанкой Дина, не выпуская его руки, причем, как сейчас понимаю, умудрилась каким-то образом подсмотреть кошмары, которые терзали его затуманенное сознание. Во всяком случае, до сей поры мне никогда не снились гигантские осьминогоподобные монстры не первой свежести, покрытые расползающейся на глазах мелкочешуйчатой шкурой гнусного буро-зеленого цвета, с неровными рядами раздвоенных шипов! Означенное ушлепище сидело у меня на груди этакой бугристой горой зловонной пульсирующей плоти, утробно рыча и садистски медленно сжимая мою шею липкими щупальцами…

До сих пор не знаю, как мне вообще удалось очнуться, но еще долго я периодически вскакивала с хриплым сдавленным криком и в холодном поту, не успев даже толком заснуть! Зато Дин в этот раз, пожалуй, впервые вел себя достаточно спокойно. Стоит ли говорить, что с тех пор я охраняла его сон с удесятеренным рвением, раз уж мне повезло ненароком разжиться подходящими способностями для разгона подобных кошмаров… Я после недолгих колебаний перетащила свою постель в ту же нишу и теперь часто коротала время, сидя в полудреме рядом с ним, сохраняя способность воспринимать происходящее вокруг, но не обращая внимания на мелочи. Главным же для меня на тот момент было состояние существа, волей судьбы вверенного моим хлопотам.

Кроме прочего, я всерьез опасалась, что авитаминоз и обезвоживание могут здорово подпортить мне всю спасательную кампанию, поэтому сидела в изголовье нашего так и не приходящего в сознание страдальца с ложкой на изготовку. Рядом на плоском камушке стояла батарея кружек, из которых я при каждом удобном случае по каплям вливала в пересохший рот попеременно хвойный настой, травяные отвары, бульон, ягодный сок и просто воду. И если не пустила корни рядом с лежанкой, так только благодаря заботам шушек, периодически сменявших меня на боевом посту.

Вообще, никто из нашей странной компании без дела не сидел. Про шушек и говорить нечего — на их многочисленные хрупкие плечи легли почти все хозяйственные хлопоты, иначе мне было бы впору многократно разорваться. Хорошо еще, что наша пещера — обширная, с множеством тоннелей и небольших пустот — обогревалась большей частью «земным» теплом и обладала дополнительными достоинствами в виде источников пресной, минеральной и горячей воды, так что на сбор топлива уходило много меньше сил и времени, чем это могло потребоваться в такие лютые холода. Вот и на долю «дуэта зубастиков», как я окрестила волка с драконом, выпали в основном другие заботы. Так, на следующее же утро после памятного события в забытом Богом ущелье Ворх о чем-то посовещался с чешуйчатым другом и явился отпрашиваться на денек «по делу». Я только рукой махнула и пожелала «попутного ветра в горбатую спину» — было не до них. К вечеру они явились прежде, чем я начала беспокоиться, и Гром, разжав челюсти, уронил к моим ногам объемистый узел.

Я заинтересованно распаковала их трофей. В мешке оказалась одежда для меня, любимой: две тонкие полотняные рубашки со шнуровкой у ворота и одна шелковая, украшенная ненавязчивой вышивкой во всю грудь — яркие васильки в обрамлении мелких ромашек и зеленых листочков. Дальше обнаружились темные штаны из плотной ткани, еще одни — меховые (определить бывшего хозяина шкуры с короткой, но плотной дымчатой шерстью мне так и не удалось), а под конец — высокие и теплые сапоги на толстой подошве и со шнуровкой.

Я, до глубины души тронутая такой заботой, даже сразу не нашла что и сказать, зато прослезилась и благодарно расцеловала обоих героев дня в холодные с мороза носы. Дракон почему-то чихнул и, кажется, покраснел, несмотря на чешую, а волк неожиданно засмущался и буркнул, глядя в сторону:

— Теперь хоть на человека похожа будешь, а то бродишь как озабоченный призрак в своем полотенце!

И с каверзным хихиканьем успел удрать из пещеры, пока я не добралась до его ушей.


Ворх не только помогал общаться с шушками, переводя для меня все ими сказанное и помогая с произношением, когда я пыталась освоить их столь своеобразный и труднопроизносимый для рядового человека язык. Он все свободное от охоты и караульной службы время проводил при мне, поднимая настроение всевозможными байками, но чаще отвечая на мои бесчисленные вопросы…

— …Переходы из иных миров к нам случаются не так уж часто, но и ничего необычного в этом нет. Многие сильные маги умеют открывать порталы, ведущие за Границу, а Посвященные жрецы — тем более…

— …Да, многобожие, а что? Творящая сила в принципе едина для всего сущего, а уж сколько богов требуется, чтобы следить за порядком в каждом из миров, — отдельный разговор. Нам вполне хватает семи…

— …Конечно, удивились, а ты как думала?! Шли себе поздним зимним вечерком, оторвавшись от погони, почти никого не трогали, совсем уж было настроились на ужин и ночлег, и тут… в небе — вспышка, земля под ногами качнулась, и откуда-то взялась целая толпа склорхов. Грома от их воя на десяток метров подбросило без всяких крыльев — драконы эту нечисть на дух не выносят!.. Рванул вперед не разбирая дороги, только искры во все стороны летели! Мы за ним со всех ног, пожитки побросали… хорошо хоть шушки прибрали, накопались бы потом в снегу! Так что Грому говори спасибо — и нужное ущелье на раз нашел, и самых голодных тварей подпалил, мы с Дином уже так, остаточки подгребли… Может, и двадцать, не считал, тогда была другая забота — вашу окоченевшую светлость побыстрее в тепло доставить и не разбить по дороге, как сосульку…

— …Зима как зима… Правда, в последние годы погодка и впрямь не радует, особенно в горах!.. Так и живем — охотой да рыбалкой, а что? Края у нас богатые, местная пушнина всегда в цене, и в земле кое-что интересное попадается, к тому же здесь места почти нехоженые. Почему же? К людям тоже выходим — правда, редко и в основном для обмена…

— …Что — медальон? Нет, не ослышалась. «Этэа-Луур» означает «помогающий видеть скрытое» или — в более широком смысле — «ведущий за предел», причем имеется в виду не только предел обычных человеческих возможностей, но и Предел, за которым начинаются иные измерения… Просто их в нашем Мире всего ничего, потому что сделаны из особого серебряного сплава, который небожители в свое время подарили главе правящего клана… кхм!.. одного из пришлых народов, а те передали жрецам главного храма Семи Богов — так и не открыв, правда, секрета его изготовления, который сейчас утерян окончательно. Все возможности этих своеобразных украшений даже не каждый Посвященный знает, но уж «двери» между мирами открываются с их помощью на раз… И энергию накопить помогают, и магическую защиту обеспечат, причем свойства металла во многом зависят от формы…

— …Драконы — пожалуй, самые древние из разумных созданий. Остальных подпускают к себе редко, неохотно и после долгих раздумий, особенно людей. Они вообще живут обособленно, в неприступных горах, такими семейными колониями, а в дела прочих не вмешиваются — конечно, пока эти самые дела их самих не коснутся. На зиму обычно залегают в спячку в своих пещерах, а Гром остался с нами… Нет, это ему совсем не на пользу, особенно в смысле здоровья, но попробуй убеди в неправоте огнедышащего несовершеннолетнего ящера, всерьез озабоченного преданностью своим друзьям… Гром!!! … …! Я же пошутил!.. Ты уверен, что моему хвосту самое место в этом ведре с ледяной водой, даже после того, как ты его подпалил?!

— …Что ты пытаешься найти на лице у Дина? Зачем тебе понадобилась щетина?! «За столько дней должна была вырасти»? Кому это вдруг она должна, если у всех мужчин из его клана усы начинают пробиваться годов после восьмидесяти, не раньше, борода еще позже, а до тех пор, кроме прически, ресниц и бровей, на теле вообще растительности нет, если ты обратила внимание… Ой, покраснела-то как!!! Пещеру не спали, а то вон — рядом уже стена плавится!.. Куда это я тебе пойду, на ночь глядя?! Тем более туда…

— …Нет, я не пошутил насчет восьмидесяти лет. В какой еще глубокой старости?! Для их семейки девятый десяток — самый расцвет, и двести лет жизни далеко не предел, а вообще-то Динов дедуля умудрился дожить и до трехсот восемнадцати годочков, да еще и женился раза три. Наследника, правда, одного только и оставил, как-то больше на дочек везло… А Дину всего-то пятьдесят четыре, совсем еще сосунок…

— …Нет, не у всех здесь так хорошо с долгожительством. Обычные люди живут лет сто — сто пятьдесят. В мирное время, конечно, и если мора никакого не случится. А что мой друг? Ты права, к обычным людям его при всем желании не припишешь… хм… Да… В общем, он сам про себя расскажет, когда поправится… если захочет, конечно!..


Ворх довольно долго сопротивлялся моим попыткам выудить из него историю Дина и случившихся с ними неприятностей, но в конце концов уступил. Неважно, что больше подействовало — мое упорство вкупе с бестактными напоминаниями о моем же крутом статусе или многократные обещания припомнить все при первом удобном случае с подробным описанием душераздирающих деталей, а может, все-таки дело было в сногсшибательности моего обаяния, главное — результат. А в этом самом результате выяснилось вот что.

Дин и в самом деле не был обычным человеком. Как и все, кто принадлежал к его когда-то многочисленному племени. Много веков назад некий странный народ проник в это измерение (именуемое далее просто Мир) через один из труднодоступных порталов и обосновался на Материке. К тому времени здесь царил самый что ни на есть раскардаш: разумные расы никак не могли ужиться бок о бок и постоянно что-нибудь делили между собой. Причем роль заводил и подстрекателей, как ни печально, принадлежала людям, которые стремились в силу каких-то неубедительных амбиций завоевать господствующее положение в Мире. Поэтому древние боги позволили проникнуть сюда пришельцам, родное измерение которых было уничтожено дотла как раз в результате подобной же заварухи, лишь нескольким кланам удалось вовремя уйти. К одному из них — правящему — и принадлежали предки Дина. Его прапра…прадед с благоволения все тех же небожителей воцарился на престоле самого большого королевства на Материке и постепенно присоединил к нему несколько соседних территорий, причем умудрился добиться этого исключительно мирным путем. Надо ли говорить, что пришельцы, не успевшие забыть печальную историю своей цивилизации, стали ярыми противниками каких бы то ни было войн и достаточно быстро погасили все местные «горячие точки». Было составлено и подписано межрасовое соглашение, в котором разумные существа получали равные права и свои законные территории для проживания, а также оговаривались условия добрососедского сосуществования.

Много сил и времени было потрачено, прежде чем на Материке воцарились мир и благоденствие. Сменялись поколения, но на троне Северного Королевства с определенной регулярностью продолжали появляться представители правящего клана — сереброволосые «золотоглазые нелюди», как их прозвали местные жители. Прежние боги, кроме Бога Времени, сочтя свою миссию выполненной, удалились на покой, уступив место новым (которых было всего шесть — Бог Смерти, Богиня Жизни да еще по божеству на каждую стихию), и оставили Пророчество, высеченное высшими силами за одну ночь на Скале Судьбы. Символами древнего языка там была отображена вся история Мира в целом и Северного Королевства в частности; правда, со временем текст во многих местах пострадал, и это в сочетании со сложностями стиля и грамматики дало возможность несознательным элементам толковать написанное по-своему и предпринимать «законные» попытки перекроить ход событий. Что, например, и произошло в данном случае.

Началась эта история во времена правления деда нашего Дина. Как и его предшественники, он слыл монархом справедливым и мудрым, только очень уж своевольным. Несмотря на предупреждение, изложенное в Пророчестве (правда, невнятное, а потому обманчиво малозначимое), он задался целью наладить морские пути к отдаленным архипелагам лет на сто раньше предписанных сроков. Желание вполне объяснимое с точки зрения развития экономики, только вот время было выбрано не совсем удачно — впору вспомнить известное высказывание по поводу благих намерений! Вместе с новыми экзотическими товарами на Материк завезли неизвестную болезнь, косившую всех без разбора направо-налево и вкруговую заодно. Мор буквально прокатился по континенту от одного побережья до другого, уничтожив добрых две трети населения независимо от расы и степени разумности. Общими усилиями знахарей и магов болезнь удалось обуздать, но еще много лет спустя нет-нет да и случались кое-где мелкие вспышки местного значения.

Подобная самодеятельность не сошла правителю с рук. Своевольно повернув колесо судьбы, он запустил целую цепь событий, отголоски которых расхлёбываются в настоящее время всеми живущими независимо от их желания. Для начала эпидемия породила ряд междоусобных войн: уцелевшие существа отчаянно пытались отвоевать пригодные для обитания места, которых не коснулась привозная зараза. Наводить порядок пришлось королевским войскам — во главе с королем, разумеется. Поэтому он и пропустил момент вспышки заболевания в столице. К тому времени его подросший сын Делемнор — единственный наследник (во всяком случае, законный) — должен был жениться, но все тянул с этим знаменательным событием, потому что давно и страстно влюбился в дочь короля одной из юго-восточных держав, а папину тягу к частой смене объектов пылкой страсти унаследовать как-то не удосужился.

Дело было безнадежным, поскольку особы, принадлежащие к правящему клану, могли бракосочетаться только с представителями своего племени, а желаемый тесть — увы! — несмотря на солидную родословную, был всего лишь обычным человеком, равно как и его уважаемая супруга. К тому же любовь золотоглазого принца не была взаимной: когда он вопреки традициям все же самовольно посватался к Фелиссе, она ответила отказом и вышла замуж за правителя соседнего небольшого королевства.

Несколько лет они прожили в счастливом браке, воспитывая первенца и наследника, но тут вмешалась рука судьбы. Междоусобные распри вылились в нешуточную смуту, которая охватила весь Материк не хуже заокеанской чумы и попутно унесла жизни мужа Фелиссы и деда нашего Дина, которого тогда и в помине еще не было. Делемнор, надев корону, стал заодно и народным героем, поскольку больше всех приложил усилий к возрождению нормальной жизни.

Когда же общими стараниями удалось наладить более-менее упорядоченное существование, отец Дина, снова посватавшись к своей первой и единственной любви, на сей раз получил согласие. Через несколько лет на свет появился и Дин, сразу осложнив ситуацию. По традиции наследником принято считать первого сына, но, согласно ценным указаниям древних богов, для процветания державы (да и равновесия Мира заодно) трон Северного Королевства должен занимать кровный потомок правящего клана, и до сих пор так оно и было. Крониган же — первый сын Фелиссы и старший из братьев — был рожден в предыдущем браке от обычного человека, поэтому никак не мог претендовать на этот престол. Стать королем ему посчастливилось бы разве что в случае удачной женитьбы на стороне, а дома самое большее, что ему светило, — это роль временного правителя до коронации законного наследника.

Видимо, сознание сего безрадостного факта постоянно подтачивало душевное спокойствие вышеупомянутого принца, мало способствуя зарождению трепетной любви к младшему брату и развитию между ними теплых отношений. Внешне это никак не проявлялось: мальчишки росли вместе, учились всему положенному и были окружены родительской любовью и заботой поровну, тем не менее…

Особенно часто соль на душевную рану старшего принца, и без того незаживающую, стала сыпаться, когда оба повзрослели. Мало того что младшенький удался хоть куда и внешностью, и талантами, взяв лучшее от обоих родителей (старшенький, несмотря на уйму своих неоспоримых достоинств и убедительно привлекательную, изысканную внешность, все же не мог с ним в этом тягаться)… Мало того что, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, Дин очень скоро стал одерживать верх в поединках гораздо чаще, чем хотелось его брату… Мало того что драконьи кланы, обитавшие по соседству, признали младшенького с первой же встречи, а один из огнедышащих «подростков» (к таковым относятся дракошки, не достигшие совершеннолетия, которое наступает лет примерно в триста) сразу и накрепко с ним сдружился… Мало того что к двадцати годам у Дина проявились магические способности, что порадовало их мать — весьма талантливую и умелую волшебницу, — которая тут же лично взялась обучать сына чародейским премудростям, попутно усилив муки ревности старшего, в этом смысле напрочь обделенного богами… Мало того что в глазах представительниц прекрасного пола потомок сильно поредевшего со времен мора и смуты племени пришельцев смотрелся куда как интереснее обычного человеческого мужчины, а уж отчетливо маячившая на горизонте королевская корона ощутимо прибавляла «золотоглазому нелюдю» обаяния, так еще на все это, вместе взятое, нешуточно повелась единственная дочь соседа-монарха, по которой старший принц давно и безрезультатно сох!..

Это, видимо, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Кронигана, окончательно утвердив его в мысли о необходимости принятия радикальных мер. Добраться до братца оказалось не так-то просто — подстроенные мелкие несчастные случаи благополучно проваливались по разным причинам, а после них мать, наверняка почувствовав неладное, практически ни на шаг не отпускала от себя младшего сыночка все то время, что дети не находились при отце. Поэтому пришлось поискать сторонников среди придворных и с их помощью организовать покушение на короля, предполагая убиение сразу двух зайцев — освобождение трона и пресечение дальнейшей возможности появления законных наследничков как источников головной боли.

Попытка провалилась в основном благодаря Дину. Он заинтересовался небывалой частотой малоприятных случайностей и с помощью магических приспособлений приглядывал за братцем, в отношении которого уже давно терзался смутными сомнениями. Короля предупредили; он, разумеется, принял меры и отделался легкими телесными повреждениями. Гораздо более сильный шок он пережил позднее, когда провел дознание и быстро нашел виновника — своего родного сына!.. Несмотря на доводы в пользу Дина и доказательства его непричастности к злому умыслу, нашлось немало «свидетелей» обратного. Сфабрикованные улики довершили дело, а участие в предотвращении покушения списали на запоздалое раскаяние в содеянном. Самое обидное, что даже мать, придавленная весомостью «неопровержимых фактов», поверила в коварство младшенького и от потрясения тяжело заболела.

Наличие остатков совести у любимого наследника несколько смягчило гнев Делемнора, да и Фелисса ни за что бы ему не позволила устроить публичную казнь. За попытку отцеубийства Дин отделался «всего лишь» отлучением от храма, изгнанием из дома и запретом появляться до конца своих дней даже в окрестностях столицы, но этим дело не кончилось. После раскрытия коварного заговора все немного расслабились, что и дало Кронигану возможность учесть ошибки, тщательно подстраховаться и сделать второе покушение более успешным…

Король, будучи уверенным, что это опять же дело рук младшенького, успел перед смертью проклясть его; мать, которая все-таки заподозрила что-то неладное, в последний момент пыталась помешать убийцам, но только получила безнадежно тяжелую рану. Она еще какое-то время силилась удержаться на этом свете, но стараниями заговорщиков долго мучиться ей не пришлось. Правда, королева, что называется, ушла, хлопнув дверью: уже на смертном одре она, собрав остатки былого магического могущества, сумела с помощью сильнейшего заклинания пробудить к жизни древние высшие силы, призвав их для восстановления справедливости…

В ту ночь по всему королевству бушевали ураганы, хлестали проливные дожди с грозами, реки вышли из берегов, побережья терзали небывалые штормы. В день погребения Фелиссы произошли землетрясения сразу в нескольких разных местах, а в столицу прибыли гонцы с известием, что Скала Судьбы стоит как новая и текст Пророчества читается теперь легко и просто. Время царствования «человеческого сына» определено всего лишь в десяток лет и названо Темными годами, а после обещано появление «блуждающей звезды», которая ознаменует поворот событий в пользу законного наследника.

Крониган, явно разделявший взгляды того, кто первым сказал «После нас хоть потоп!», действовал с размахом и похвальной предусмотрительностью. Для начала, не на шутку озаботившись блюдением чистоты человеческой породы, провозгласил новый принцип организации бытия: «Все — для людей!», автоматически определив прочим существам — независимо от степени разумности — статус тварей второго, а то и третьего сорта. В дополнение шел указ, разрешающий охоту на всех полукровок, поскольку они являются «гнусными созданиями, рожденными от позорных связей, порочащих высочайшее звание Человека, и посему подлежат уничтожению, во избежание размножения и расселения в ущерб человеческой расе», а уж нечеловекоподобные разумные существа и вовсе не имели права на существование — мол, тут и людям-то жить негде… Особым указом Черный Король, как его сразу же прозвали в народе (и наверняка не потому, что был он жгучим брюнетом!), объявил награду за голову младшего брата, окончательно поставив того вне закона.

Друзьям тоже досталось: Ворха обратили во вторую его ипостась, да так и оставили, а дракона, судя по всему, для пущего веселья хотели сделать безумным, но смогли только лишить речи. Так вот оно все и началось…

— А что за позорные связи, если не секрет? — Этот вопрос чрезвычайно меня заинтриговал (как биолога, естественно!).

— Какой там еще секрет?! — отмахнулся волк, растягиваясь у огня. — У нас вообще-то хватает всяческих причудливых существ, наделенных разумом, и человекоподобные среди них не редкость. Вот и случаются порой смешанные союзы. Взять хотя бы древесников…

— Это кто же такие?

— А кто их знает!

— В смысле?!

— Видишь ли, — пустился в объяснения волк, — одни считают, что это пришельцы из-за Границы, которые большую часть времени проводят в виде огромных деревьев, так им у нас удобнее. На северо-западе, в Междугорье, много таких лесочков растет поблизости от больших поселений. Зимой они спят себе под снегом, а в теплое время года живут как все нормальные люди, разве что малоразговорчивы. Кстати, в их племени только мужчины… А другие говорят, что это души тех самых древних волшебных деревьев, которые могут временно принимать человеческий облик. Сложность в том, что сами древесники не очень-то склонны к откровениям на эту тему, а люди так и не решили, какой из вариантов больше подходит.

— Подожди, а как же они размножаются? Черенкованием? Или просто живут вечно?

— Скажешь тоже! — Ворх покрутил головой, удивляясь моей буйной фантазии. — Придумала же — черенкованием!.. Хотел бы я на это посмотреть! Впрочем, оно и ни к чему… Долго живут — это факт, а детей им очень даже охотно рожают человеческие женщины. Мужички-то хоть куда: здоровенные, светловолосые, зеленоглазые, работящие, спокойные, не пьют, не бьют и силы немереной… Правда, исчезают на зиму, зато в остальное время заботятся о женщине как положено, пока оставленный ей ребенок не вырастет или не умрет. Многих такой временный муж очень даже устраивает.

— Что значит «оставленный»?

— Старейшины-древесники всегда сами решают, в кого ребенок больше удался. Если перевесит человеческая порода, дитя оставляют на воспитание людям, не лишая, правда, своего покровительства. Если же взято больше от второго родителя — забирают к себе, и он становится новым деревом в ближайшем лесу.

— Ни себе чего!.. А еще?

— Подводные охотники. Тоже непонятного происхождения: то ли выходцы из глубин, которые могут некоторое время бывать на суше, то ли жители дальних островов, которые много времени проводили в море, пока почти совсем туда не перешли, то ли, как говорят их легенды, попали к нам с упавшей когда-то звездой. Живут в основном на небольших глубинах вблизи восточных побережий, умеют зачаровывать людей песнями, хотя в этом чаще всего нет необходимости.

— Настолько привлекательные?

— Не то слово! Стройные, изящные, высокие, сложены просто идеально, глаза такие удлиненные, голубые или синие, слегка враскос… Волосы мягкие, густые, чуть ли не до пят, а кожа!.. Правда, перепонки между пальцев, за ушами по шее складки вроде жабр, и зубы заостренные, как у рыб, но на это как-то не обращаешь внимания…

— Это ты личным опытом делишься?

— Да уж, доводилось и в тех местах походить с торговым флотом — не всегда же я волком бегал!

— С тобой все ясно, кобелина ты этакий! Что, на этом и все?

— Нет, есть еще сумеречники. Эти бродячие охотники держатся в нехоженых лесах на северо-востоке. Чем-то напоминают кошек: рослые, гибкие, остроухие, большеглазые, на руках втяжные когти, в темноте видят, как днем, слух — любого зверя переплюнут, и клыки такие… заметные.

— Неужели тоже популярны у женщин?

— Почему нет? — пожал плечами Ворх. — Сами-то, может, не на любой вкус хороши, зато к своим подругам очень ласковы, да и дети от них рождаются потрясающей красоты, причем только девочки! Помню, была у меня одна такая вот полукровочка…

— Ты не отвлекайся! — Дотянувшись, я дернула за кончик пушистого хвоста волка, у которого взгляд уже опять затуманивался воспоминаниями. — Про свое бурное аморальное прошлое после расскажешь, а сейчас продолжай расширять мой кругозор!

— А с чего это ты так интересуешься всякими нелюдями? — ехидно прищурился хищник, мимоходом убирая хвост подальше от моих рук. — Неужели решила обосноваться здесь надолго и всерьез?!

— Да, и теперь озадачена поиском достойной пары. А ты что-то имеешь против?!

— Упаси боги, что я — себе враг?! Только почему тебе не ищется среди людей? У нас и этого добра хватает — южане-кочевники, жители северных, восточных и западных побережий, озерные жители, всевозможные островитяне, про лейоров уже и не говорю…

— Это еще кто?

— Коренные обитатели территорий, ставших когда-то Северным Королевством.

— А меня, может, на экзотику тянет? Я и сама-то… нездешняя!

— Тогда тебе надо прямиком на Недосягаемые острова! — хмыкнул волк. — Уж там народ — экзотичней просто некуда!

— Так, вот с этого места поподробней, пожалуйста!

— Пожалуйста! Острова так назвали потому, что морем плыть слишком долго и опасно — в тех морях много рифов, подводных скал и переменчивых течений, а еще очень часты штормы и ураганы, поэтому долгое время о жителях ничего не было известно. Когда же наладили переброску с помощью порталов, отбою не стало от любителей экзотики.

— Что, такие уж сногсшибательно неотразимые? — не на шутку заинтересовалась я.

— Дело не только в этом. Островки маленькие, сильно разрозненные, жителей мало, и они приспособились менять пол.

— Как это?!

— Постепенно, в три-четыре дня, — терпеливо разъяснил мой просвещенный собеседник. — Построит себе отдельный шалашик, зелья специальные пьет. Был мужчиной — стал женщиной, и наоборот. Смотря кого на тот момент не хватает. Правда, в последние лет сто пятьдесят у них такой необходимости не возникало… И что интересно — эта способность сохраняется и у полукровок. Но главное то, что, по всеобщему мнению, они — самые потрясающие любовники!

— Еще бы! — развеселилась я. — Богатый личный опыт ничем не заменишь! Решено: еду именно туда!

— Вот и определились, хвала богам! — с подвыванием зевнул Ворх в триста пятнадцатый раз. — А сейчас пора спать!

— Кому спать, а кому на трудовую вахту, — проворчала я, вставая и разминая ноги, затекшие от продолжительного сидения «по-восточному». — Хватит уже Гису эксплуатировать, и так заболтались…

ГЛАВА 6

На двенадцатый день принц очнулся. Я как раз направлялась к его ложу с полной кружкой свежего, еще горячего ягодно-травяного настоя, а поскольку саму здорово пошатывало от слабости, все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы пройти ровно и не расплескать. Почувствовав чье-то пристальное внимание, я вскинула голову и встретила еще мутный, но уже вполне осмысленный взгляд, выражавший одновременно недоверие и безграничное удивление. Как я ту кружку не уронила — один Бог ведает, но донесла-таки ее до места и осторожно пристроила на плоский камень, заменявший тумбочку. Потемневшие до матовой черноты глаза неотрывно и настороженно следили за каждым моим движением. Я присела рядом и окликнула его по имени. Левая бровь чуть шевельнулась.

— Ты меня слышишь?

Он медленно моргнул в ответ.

В пещеру вбежал Ворх, на несколько мгновений остолбенел на пороге, не веря своим глазам, потом ринулся к постели принца и ткнулся носом в его плечо.

— Хвала богам! Тебе лучше?!

Дин чуть шевельнул забинтованным плечом и снова перевел взгляд на меня. Я кстати вспомнила о некоторых сложностях.

— Будь любезен, выпусти шипы — нужно раны осмотреть.

Прищуренные глаза цвета грозовой полуночи некоторое время сверлили меня пронзительным взглядом, потом он со вздохом опустил веки, нахмурился и с видимым усилием сжал в кулак левую руку. Не сразу, но желаемый результат был достигнут, и осмотром я осталась довольна — рваные раны затянулись, а на месте выломанных в схватке шипов начали расти новые.

С правой рукой дело было хуже; собственно говоря, никак. Рука не желала подчиняться своему хозяину, хотя он честно старался как мог.

— Все ясно! — упавшим голосом подытожила я, переглядываясь с помрачневшим волком. — На сегодня хватит. Выпей это и спи.

Принц, продолжая буравить меня пристальным взглядом, послушно одолел всю кружку и отвернулся к стене. Вскоре он уже спал, а я время от времени тихонько подбиралась к нему, чтобы убедиться, что все в порядке. Выглядел он очень даже неплохо, дышал ровно и глубоко, и я, несколько успокоившись, позволила себе отлучиться по своим делам. Совсем ненадолго, но, вернувшись, я чуть не стала жертвой пресловутого кондратия, который так некстати обнимает всех кого ни попадя. В это невозможно было поверить: Дину не просто снова стало плохо, он в прямом смысле слова был на последнем издыхании! Медальон, почти утративший свечение, тусклой кляксой распластался поверх бинтов, дыхания не видно и не слышно, от пульса остались приятные воспоминания в виде невнятного трепета в сонных артериях. Кожа стала синюшно-бледной и холодной, и вся его фигура выглядела какой-то растекшейся.

Я, с трудом переведя дыхание, напустилась на Ворха, который с окаменелым видом сидел рядом с постелью друга и, понурив голову, неотрывно смотрел на него:

— Почему ты не позвал меня?!

— Потому, что нет смысла. — Хищник даже головы не повернул.

— Что ты несешь?! — Я рухнула на колени рядом с ложем и протянула было руки, но непривычно глухой голос Ворха остановил меня:

— Не трать понапрасну силы и время — этим ты ему не поможешь.

— Почему, черт побери?!

— Потому, что никакие целительские таланты не вернут к жизни тело, которое покинула душа.

— Что значит «покинула»? Ушла в самоволку?! — У меня перехватило горло, и вместо нормальных звуков из него вырывалось хриплое сипение.

— Нет, — волк не оценил юмора, — в Запределье. Подобное случается при отравлении некоторыми ядами, но ядом химерона те же, например, шаманы специально пользуются с этой целью. А уж после такой порции, что ему досталась…

В моей бедной голове тут же зароились вопросы, но я как-то умудрилась выбрать главный:

— Как ее вернуть?

— Никак. Потому я тебя и не позвал — смотреть еще и на твои бесполезные старания…

Он отвернулся, но, несмотря на поспешность, я успела заметить на серой морде влажные дорожки, оставленные слезами. Мое сипение перешло в хриплый рык:

— Ну нет! Хреновых сказок здесь не будет! — Я сгребла хищника за мохнатый загривок и с силой встряхнула. — Отвечай внятно, быстро и понятно: Запределье — это?..

— Пограничная зона между миром живых и миром усопших. Лабиринт, из которого почти невозможно выбраться в одиночку, — без единой запинки отбарабанил волк, словно прилежный ученик. — Остается только ждать и надеяться, что его душа не успела слишком сильно заплутать и сможет найти дорогу обратно…

Я только зубами скрипнула, пытаясь унять подкатившие некстати яростные слезы.

— А что ты говорил про шаманов?

— В некоторых горных племенах сохранились умельцы, способные ходить в Запределье и возвращаться, прихватив душу несчастного, застрявшего между жизнью и смертью. — Волк осторожно высвободился из моих рук и встряхнулся. — Правда, есть риск остаться там самому, поэтому они специально готовят помощников…

— …но нам с этого толку, что с козла молока, — мрачно закончила я, вновь обретая способность нормально говорить, — потому что своих секретов они чужакам не открывают!

Ворх одарил меня весьма красноречивым взглядом и мрачно усмехнулся.

— Еще вопросы будут, высокочтимая госпожа?

— Нет. — Я устало выпрямилась и машинально смахнула набежавшие слезы. — Будет много высказываний моего сочинения, большей частью неприличных. Тебе лучше бы…

Так и не успев подняться с колен, я буквально сложилась вдвое и уткнулась лицом в ладони, захлебнувшись рыданиями. Отчаяние, боль и смертельная тоска навалились непереносимой тяжестью, не давая дышать и двигаться, сдавливая до звона в ушах и черных кругов перед глазами, отделив меня от остального мира глухим колпаком, непроницаемым ни для чего человеческого…

Не знаю, сколько я так простояла — минуту или десять лет… Постепенно детали окружающего мира снова обрели былую четкость. Вдруг обнаружилось, что я стою, вернее — парю, как в невесомости, едва касаясь неровного каменного пола, и созерцаю со спины свою собственную персону. Сомнений быть не могло — я совершенно ясно видела небрежно сколотые «крабом» рыжевато-каштановые пряди и вздрагивающие от судорожных всхлипываний плечи, обтянутые велюровой водолазкой цвета морской волны. Мелькнула шальная мысль: что будет, если похлопать себя по спине?

Но претворить в жизнь эту бредовую идею было не суждено — вид на меня, любимую, с тыла стал плавно удаляться, словно кто-то передвигал камеру вверх и в сторону так, что я смогла любоваться на свой правый профиль. Как там говорил небезызвестный всем ослик Иа? «Душераздирающее зрелище… и с другой стороны ничуть не лучше!» Сгорбленная от горя и безысходности фигурка возле тела, неподвижно лежащего посреди неяркого пятна колеблющегося света, который давало пламя толстой белой свечи, а вокруг стремительно сгущался непроглядный мрак, в котором глохли все звуки…

Меня опять унесло вверх и вправо. Теперь печальную картинку можно было без труда прикрыть ладонью, а вот в стороне начало проступать из темноты еще одно светлое пятно. С каждым ударом сердца яснее вырисовывались причудливые полупрозрачные деревья, залитые исходящим изнутри тусклым, синеватым, каким-то мертвенным светом. Их толстые стволы, корявые и перекрученные, росли так тесно, что безлистые кроны смыкались и переплетались шипастыми ветвями, которые были немыслимым образом изогнуты, изломаны и образовывали труднопроходимую чащу. Я всем своим существом ощущала леденящий холод, который источало это жуткое местечко. Ни травиночки, ни цветочка, только тускло мерцающее черное ледяное зеркало у подножия гигантских деревьев, и ни намека хоть на что-нибудь живое. Даже ветер, похоже, никогда не проникал за узкую, но вполне осязаемую плотную полосу мрака, отделявшую эту дьявольскую лесопосадку от остального мира…

Внезапно мои глаза уловили беспорядочное движение в самой глубине застывшего леса. Одинокая человеческая фигурка, излучая беспокойное алое свечение, петляла и кружила, безуспешно пытаясь выбраться из непролазных зарослей. Мое сердце заколотилось так, что едва не вырвалось на волю из почему-то ставшей тесной и жаркой грудной клетки. Я знала, КТО там бредет, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, — но как же далеко успел он уйти!.. Я не сводила взгляда с упрямо шагающего Дина. Я чувствовала, как ему холодно, больно, тоскливо и одиноко среди этого стылого ужаса, как бьется в нем желание вырваться из мрака в привычный мир и заставляет его снова и снова кружить среди прихотливо переплетенных стволов, не находя пути, постепенно теряя надежду…

Мне все-таки удалось кое-как сморгнуть обжигающие слезы и сглотнуть горячий ком, не дававший дышать. Несколько глубоких вдохов помогли сосредоточиться. Я увидела, как моя фигурка, все еще стоявшая на коленях в круге света, решительно выпрямилась, прилепила свечу повыше и поставила между собой и мерцающим во мраке огарком посудину с водой. Затем, дотянувшись до полки, взяла с нее небольшой узкий нож, раз-другой чиркнула лезвием по пламени и легонько ткнула себя в левое запястье. Кровь засочилась из тонкой жилки, и поверхность воды пошла пересекающимися кругами — от крови, капающей в такт ударам сердца, и слез, капающих без остановки. Я склонила голову, коснувшись лбом переплетенных пальцев, и закрыла глаза.

Я горячим дыханием ветер согрею…

Кап-кап-кап…

Жаром крови своей лед в воде растоплю…

Сверху мне было прекрасно видно, как от колеблющегося светового круга, в центре которого я, замерев, напевным речитативом выводила невесть откуда пришедшие на ум слова, потянулась извилистая стежка, словно кто-то, оставаясь невидимым в этой плотной — хоть ножом режь — мгле, тянул за собой по сильно пересеченной местности ярко светящуюся нить. Или же свет и тепло, наполнявшие мир живых, ручейком пробивались наружу, медленно и верно протаивая себе путь в нужном направлении сквозь леденящий мрак.

И ни холод, ни мгла надо мною не властны!

Все равно — в жаркий полдень и в стылую ночь

На край света пройду по дорогам опасным,

Чтобы руку подать и вернуться помочь…

Тонкий ручеек яркого золотисто-зеленого света, вдоволь попетляв среди невидимых препятствий, остановился, коснувшись неровной границы потустороннего леса. От него отделился пульсирующий световой сгусток и плавно взмыл вверх, разгораясь все ярче.

Я звездой путеводной вспыхну во мраке,

Сквозь пространство и время тебя проведу.

Не жалея тепла и не ведая страха,

Разгоню темноту и беду отведу…

Одинокая поникшая фигурка, устало бредущая в никуда, остановилась. Дин медленно поднял голову, словно к чему-то прислушиваясь, оглянулся раз, другой и неуверенно шагнул в нужную сторону. Мой голос обрел небывалую силу; казалось, от звуков начинает вибрировать все видимое и невидимое пространство. Дин, поминутно останавливаясь и прислушиваясь, все увереннее двигался к «нашей» стороне леса, где ждал его светящийся шар-проводник, мерцающий в такт биению моего сердца. Все силы Запределья теперь не могли помешать выбраться из ледяных дебрей душе, за спасение которой я не раздумывая отдала бы свою… К счастью, этого не потребовалось.

Ты услышишь меня даже в чуждой Вселенной,

Я не голосом — сердцем тебя позову.

Ты во сне уходил по дороге забвенья,

Но вернуть я сумею тебя наяву!..

На краю леса деревья росли реже. Дин — откуда только силы взялись! — припустил бегом и… рухнул как подкошенный, ударившись о сгустившуюся на границе двух миров мглу, как о толстое стекло. Сердце отозвалось резкой болью, сжалось на миг и забилось так, что запульсировал весь круг света, защищавший от мрака мою напряженную как натянутая струна фигуру. Дин медленно поднялся, потряс головой, постоял, оценивающе оглядывая стену непроглядной темноты, потом решительным жестом приложил к ней обе ладони. Сгусток света опустился ниже и замер со своей стороны границы на уровне рук принца. Некоторое время ничего не происходило, но в какой-то момент стена мрака словно всколыхнулась и пошла тяжелыми волнами от уже вполне заметного углубления, образовавшегося там, где отчаянно пульсировали встречными потоками тепла руки принца и ослепительно-яркий световой шар…

И вот уже неровный искрящийся контур обозначил границы сооруженной совместными усилиями «проталины» подходящих размеров. Дин встряхнул кистями, словно избавляясь от обрывков липкой темноты, проскользнул в проем и протянул руки вперед. «Светлячок» засиял еще ярче, резко взмыл вверх, заставив скрюченные ветви отпрянуть в разные стороны, словно в испуге, и плавно опустился в подставленные ладони.

Боль медленно уходила из моего сердца, давая возможность перевести дыхание, а Дин уверенно продвигался шаг за шагом по мерцающей стежке, все дальше и дальше уходя от хищных ледяных ветвей, жадно потянувшихся вслед. Идти было совсем нелегко, будто что-то невидимое продолжало его удерживать. Я крепче сжала руки — кровь брызнула из проколотой вены и зацедилась тонкой струйкой. Сердце в груди забилось так, что меня начало пошатывать, но я только сильнее стискивала зубы, отсчитывая про себя удары, в такт которым пульсировал теплым живым светом сгусток энергии в ладонях принца…

Содержимое лохани быстро приобрело насыщенный красный цвет, который становился все гуще по мере того, как укорачивалась мерцающая во мгле стежка, выводившая к свету заблудшую душу. Вот вода пошла круговыми волнами, только почему-то не наружу, а, наоборот, от краев к середине, и стала собираться в закрученный столб, растущий кверху. Последнее, что я помню, — свое удивление по поводу того, как из небольшого количества воды смогло получиться подобной высоты сооружение. И еще — как зыбкая громада, вымахав под самый потолок, вдруг вспыхнула ослепительным изумрудно-золотистым светом…

Сознание возвращалось медленно, неуверенными толчками, словно раздумывая, стоит ли вообще это делать. Первые ощущения были совсем не из приятных: в глазах как будто насыпано по килограмму песка, в сердце поселилась тупая, ноющая боль, а мышцы занемели до деревянного состояния. Мне потребовалось еще некоторое время, чтобы понять, что я лежу, неудобно изогнувшись, на чем-то теплом, но не очень мягком и машинально к чему-то прислушиваюсь. Правая ладонь подсунута под щеку, а по левой руке шлепает чей-то мокрый горячий язык.

— Серый, ты что, не ужинал? — Глаза упорно не хотели открываться, отвечая на каждое движение век режущей сухой болью. — Еще покусайся!..

— Между прочим, завтрак давно готов, а ты все валяешься!

— Как — завтрак? Хочешь сказать, что уже утро?!

— Ну не знаю, как у вас называется время после восхода солнца, а у нас — именно так! — ехидно фыркнули мне в самое ухо.

— А почему ты меня раньше не разбудил?! — вознегодовала я, припомнив кое-какие дела, которые собиралась уладить перед сном.

— Я пытался, — хихикнул собеседник, — но после того, как ты, зверски рыча что-то совсем неприличное, показала мне кулак, а потом средний палец, я решил, что нашей светлости вполне удобно и так! Дин, кстати, тоже не возражал…

— А он-то тут при чем?!

Сухая резь под веками понемногу стихала, и я наконец-то рискнула открыть глаза. Распахнула их во всю ширь… и тут же зажмурилась опять, отказываясь поверить в увиденное. В принципе, ничего такого страшного я не узрела, просто встретила взгляд ясных сапфировых глаз, которые почему-то находились очень близко и пристально разглядывали меня в упор с каким-то недоверчивым интересом.

В следующий момент я осознала, что лежу на левом боку почти поперек торса своего подопечного, прильнув к забинтованной груди и закинув свободную руку ему на правое плечо. Знакомый звук, что так навязчиво ломился в уши, — это, вне всякого сомнения, стук его странного сердца, причем, как я тут же отметила про себя, идеально работающего…

Холодный нос ткнулся в мое плечо.

— Ты вставать-то собираешься или так уж пригрелась?

— Хочешь сказать, что теперь твоя очередь? — огрызнулась я машинально, чувствуя, что краснею до самого копчика.

Изящно и быстро вскочить у меня не вышло — затекшие мышцы категорически отказывались повиноваться. Я, по всей видимости, как стояла возле принца на коленях, так и осела в беспамятстве куда и как придется, и пролежала все это время в одном положении. Тем не менее честно попыталась нацепить непроницаемую маску, вернула своей фигуре прежнюю королевскую осанку и с достоинством удалилась к себе, провожаемая все тем же пристальным взглядом.

В своей «норке» я первым делом бросилась к сумке. Ну-ка, свет мой, зеркальце, скажи… Ой, нет, лучше не надо!!! Поздно… Н-да, видок, прямо скажем, совсем не товарный: ввалившиеся, покрасневшие, опухшие глаза в обрамлении бледно-фиолетовых кругов, а в качестве фона — нежно-салатовый оттенок помятой физиономии, осунувшейся как после долгой, изнурительной болезни. На голове словно тяжелый танк развернулся, причем не с первой попытки… Такое не каждый день увидишь, и даже не в каждом кошмарном сне! Принц имел полное право стать пожизненным припадочным заикой, если это, извините за выражение, лицо было первое, что он увидел после того, как очнулся! Спасибо, хоть промолчал, как настоящий джентльмен… а может, просто сил не было высказаться подобающим образом?..

И вот всю дорогу со мной так — по закону подлости! В любой момент обыденной жизни я всегда в полном порядке, от прически до набоек на каблуках, а вот когда в кои-то веки позарез понадобится произвести впечатление на интересующую особь, так что-нибудь да не слава богу! А уж теперь и вовсе — моя неописуемая красота как никогда не вовремя потерпела крах, сокрушительный как раз настолько, насколько был велик мой интерес к этой самой особи… Вот это, видимо, и называют — «что такое „не везет“ и как с ним бороться»!

Махнув рукой и твердо решив не расстраиваться по этому поводу, я взялась было за подол водолазки, надумав лишний раз принять водные процедуры, да так и застыла, зацепившись взглядом за левое запястье. Крупную синеватую жилку пересекал свежий разрез, небольшой, но вполне реальный и прекрасно заметный на фоне светлой кожи. Я машинально провела кончиком пальца по запекшейся полоске и уже не удивилась, разглядев, что нежный велюр украшен в некоторых местах разнокалиберными бурыми пятнами застывшей крови.

Та-а-ак! Приехали… Чем это я, интересно, занималась нынче ночью?! Лихорадочное перетряхивание закромов памяти дало лишь несколько беспорядочных обрывков: разговор с Ворхом у постели умирающего принца, мои слезы, жгучее ощущение бессилия и отчаяния… и пробуждение в оригинальном положении, а в промежутке — полный провал в биографии. Я что, уплакалась до беспамятства? Стоп, а как же умирающий?! Сегодня-то с ним полный ажур: сердце как часы, взгляд ясный и вполне осмысленный, дышит он вполне убедительно, бледный в меру, и болезненные ощущения не особо ему досаждают, если верить моим сенсорам. В целом, конечно, его вид чересчур цветущим не назовешь, так на данном этапе это нормально…

А вот как раз мое состояние вызывало серьезные сомнения. С чего бы вдруг я себя чувствую так, словно мое «скрытое зрение» и жизненная сила совсем недавно эксплуатировались на всю катушку? На что же я, черт побери, смотрела так пристально и с таким результатом?! Поскольку пресловутой бутылки, без которой никак не разобраться, у меня все равно не было, я решила оставить разбор полетов на потом и отправилась в пещеру с горячим источником снимать стресс.

Я очень люблю воду и могу находиться в ней до бесконечности, была бы глубина хотя бы по колено. Причем не имело значения, пресная она или соленая, разве что самым лучшим бассейнам я предпочитала природные водоемы. Не зря же близкие друзья во главе с Норкой считали меня единственным представителем вида «водоплюх разумный» с пометкой «в больших дозах опасный для жизни». Вот и сейчас, бережно поместив усталый организм в чуть солоноватую пузырящуюся воду, я с глубоким вздохом устроила голову поудобнее, растянулась во весь рост и погрузилась в блаженную дремоту, позволяя текучей стихии делать свое благое дело…

Все-таки в мире имеется кое-что беспредельное — человеческая упертость, например! Я резким движением вскинула руки и, ухватив серого хищника за мохнатый загривок, окунула в воду по самые плечи. Половину из того, что он смог выговорить между чихом, кашлем и фырканьем, я не поняла, поскольку не знала этого языка, но догадаться о степени его восхищения моей выходкой не составило труда.

— … …! — выдал волк напоследок, едва я позволила ему отскочить подальше. — Совсем сдурела?!

— Сам напросился! — фыркнула я с не меньшей агрессией. — Сколько раз говорить — не подкрадывайся ко мне, бесполезно! Тем более когда я в таком виде!

— Нужен мне твой вид! — Ворх отчаянно тряс головой. — Черт, в ухе вода!

— Тогда какого дьявола ты тут забыл?

— Дин отправил.

— Это еще зачем? — озадачилась я, на всякий случай прислушиваясь к своим сенсорам, которые упорно молчали, как партизаны на допросе. — Он же в порядке или?..

— Балда! За тебя переживаючи! Ушла и пропала, мы уж думали — где-нибудь свалилась без памяти… Вот меня и послали.

— А зачем крался?

— Чтобы не напугать!

— И тебе удалось это как никогда, — уже почти мирно проворчала я, отжимая волосы. — Ты меня всего лишь разозлил.

— А ты что, еще и добрая бываешь?!

— Вот поговори — я тебя тоже пошлю, хрен дойдешь без компаса! Дай лучше полотенце и отвернись, наглец волосатый!

Все еще взъерошенный и булькающий от негодования волк уселся ко мне спиной, а я в темпе привела себя в относительный порядок.

— Давай сюда твое ухо.

— Отстань, мегера!

— Ладно уж, хватит пыхтеть! Лучше скажи, что этой ночью случилось?

— Откуда мне знать, что ты там вытворяла!

— Хорошо, тогда скажи, что ты видел. Не дергайся, а то без ушей останешься! Так лучше? — Я отпустила серую голову.

Ворх встряхнулся, почесал за пострадавшим ухом и смилостивился:

— Честно говоря, не так уж много я видел. А понял и того меньше… В общем, после разговора с тобой мне пришлось ненадолго выйти. Возвращаюсь — а ты уже свечу переставила и ножом по пламени чиркаешь. Потом устроила себе кровопускание, руки сомкнула, голову опустила и замерла. И все это молча, только в воду кровь капает, и тоже без единого звука. Я хотел подойти, да куда там!

— Почему?

— Был бы в лирическом настроении, сказал бы так: нас разделила преграда, непреодолимая, как смерть, невидимая, как воздух, и подобная водной глади, подернутой легкой рябью от ветерка… Попросту говоря, не смог я преступить пределов круга света, побегал вокруг, покричал — все без толку! Потом вода в лохани покраснела от крови, тебя затрясло, Дина выгнуло в дугу, воздух зарябил еще сильней да как полыхнет!.. По пещере словно ураган прошел: костер задуло, шушки по углам кубарем, посуду с полок снесло, а я со всего маху кверху лапами на голову Грому так и шлепнулся! И все это в тишине — сначала… Шушек успокоили, огонь развели — я сразу к вам. Смотрю, свеча догорела, вода исчезла, Дин пришел в себя, а ты то ли спишь, то ли при смерти. Хотел было тебя растормошить, но Дин только руку твою зализать позволил, а сам до утра почти глаз не сомкнул — за тобой присматривал…

— Бред какой-то! — Я несколько раз тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок. В памяти вроде бы всплыли кое-какие моменты, но разумного объяснения всему этому так и не находилось. — Кстати, как выглядит это ваше Запределье?

— Кто ж его знает! — вильнул хвостом волк. — Оттуда редко возвращаются, знаешь ли… Хотя шаманы видят его как ледяной лес или подземный лабиринт.

— Ледяной лес! — Меня словно током ударило — настолько ясно вдруг предстала перед глазами увиденная ночью жутковатая панорама. Теперь я вспомнила все, до мельчайших подробностей. — Ворх! Он действительно был в этом лесу, и там… Ох, серый!

— Догадываюсь, — кивнул мой посерьезневший собеседник, разглядывая меня с каким-то особенно пристальным вниманием. — Еще бы узнать, где ты этому научилась!..

— Чему? — рассеянно переспросила я, занятая своими мыслями.

— Выманивать с того света заблудшие души.

— Не «души», а «душу», и ничему такому отродясь не училась. — Вяло махнув рукой, я стала складывать мокрое полотенце. — Со мной впервые подобное случилось, и повторить это я вряд ли когда-нибудь смогу, даже при всем желании…

Ворх только хмыкнул, вставая:

— Пойдем. Заговорились, а там принц наверняка весь извелся от беспокойства.

— Еще бы! — небрежно бросила я. — Где он вторую такую няньку себе найдет?

— Слушай, ну откуда у молоденькой девчонки столько цинизма? — вдруг совершенно искренне возмутился Ворх. — По-твоему, на человеческие чувства и переживания имеешь право только ты, а все остальные вокруг — законченные шкуры и сволочи?!

— Нет, конечно, и в мыслях не было ничего подобного! — Я даже опешила. — Это просто как защитная реакция — в жизни всякое бывает, а цинизм помогает не разочаровываться…

— Угу. А уж очаровываться он и вовсе не позволяет, об этом ты думала? Как можно жить, никому не веря, и видеть во всем только плохое?!

— Ну извини! — Я присела рядом с волком, взяла его за мохнатые скулы, виновато заглянула в сердитые серые глаза и прижалась носом к холодной черной нюхалке. — У меня и впрямь язык ядовитый, но ни тебя, ни принца я обижать совсем не собиралась! Веришь?

— Ладно, замяли! — снисходительно фыркнул Ворх. — Пошли уж, чудотворица ты наша!..

ГЛАВА 7

Дин, и без того не отягощенный лишним весом, за то время, что отлеживался в состоянии беспамятства, исхудал до безобразия и теперь вполне мог использоваться в качестве наглядного пособия по анатомии. А посему вся наша теперь уже сплоченная команда взвалила на себя очередную заботу — превращение живого скелета в подобие нормального человеческого организма (разумеется, под моим чутким руководством).

Основательно поломав голову и прикинув наши общие возможности, я составила подходящую диету, чтобы как можно быстрее восстановить этот кусаный, ломаный, почти обескровленный, травленый, штопаный, однажды почти умиравший, но все-таки выживший организм. Скажу честно: старалась как для себя, чтобы эта, как выразился Ворх, «едьба», получалась не только полезной, но и вкусной. Хотя, конечно, учесть разницу в пристрастиях удавалось далеко не всегда…

«Зубастики», после долгих колебаний уступив моим настойчивым просьбам, еще раз наведались к людям и доставили четыре больших круга замороженного молока, из которого шушки делали потрясающую простоквашу, коей жертва неудачного покушения пичкалась поистине с убойной регулярностью. Волк вначале отнесся к этой затее скептически, заявив, что принц молока не любит и есть эту «белую жуть» не станет, но получил в ответ мое коронное высказывание: «Не учи грузчика материться! Куда он денется — с подводной лодки-то!» — и, недоверчиво хмыкая, притих в углу. И в самом деле: Дин, обреченно покосившись на мою непреклонную физиономию, мужественно потреблял все, что дают, и в указанном количестве, разве что на добавку мы не скупились. Отвертеться ему не удавалось, ведь я еще некоторое время продолжала лично кормить его с ложечки, да и после неотступно стояла над душой, так что насчет сжульничать не стоило и заводиться…

Впрочем, не все было настолько уж страшно — на такой диете я бы и сама не отказалась посидеть. Если даже не вспоминать о кулинарном гении Гисы, которая даже вареные сапожные подметки, печально известные со времен «золотой лихорадки», наверняка превратила бы в неописуемый шедевр, наше меню вовсе не оставляло желать лучшего. Больше всего хлопот по этому поводу перепало «зубастикам». Со спины дракона почти не снималась причудливая конструкция из широких кожаных ремней, позволявшая удержаться на нем во время полета всем желающим, чаще всего волку. И о похождениях этого дуэта по-хорошему следовало бы сложить отдельную сагу…

Так, например, они наловчились добывать крупные корявые луковицы какого-то местного растения вроде наших саранок. Дракон высматривал в лесу подходящую полянку, дыханием вытаивал из-под снега пятачок дернистой почвы и вспахивал ее гранеными когтями, а на долю Ворха приходилась более тонкая работа — сбор и упаковка ценной добычи. В бело-желтую волокнистую сладковатую мякоть шушки добавляли сушеные фрукты или ягоды, запас которых, казалось, был неисчерпаем, и получалось блюдо из категории «за уши не оттянешь».

Однажды во время очередной вылазки охотникам подвернулась мирно спящая в заснеженном дупле ядовитая змея толщиной с мою руку. Ворх ее быстро придушил, а я растерялась не на шутку, получив такой трофей, и обратилась за помощью к шушкам, благо к тому времени успела с горем пополам освоить их странный шелестяще-шуршащий язык. Гиса взялась меня наставлять, и к вечеру мы совместными усилиями состряпали мазь на змеином яде с травами, которой стали натирать руку принца, все еще не поддающуюся лечению. А увесистую тушку (в смысле — рептилию) шушки с аппетитом съели в жареном виде. Меня они тоже пытались накормить этой экзотикой, и я отважилась-таки попробовать кусочек. Вопреки ожиданиям угощение оказалось очень даже ничего, но все же не настолько, чтобы перейти на такие блюда окончательно и бесповоротно…

В другой раз наши добытчики во время поисков достойного для охоты объекта наткнулись на вековой кедр, сплошь обвешанный шишками небывалых размеров, — и к повседневным звукам надолго добавились постукивание камешков и хруст скорлупы. Я сама вволю отвела душу (всегда была неравнодушна к орехам!), а уж наш болящий смесь толченых ядрышек с клюквой, медом и лечебными корешками употреблял большой ложкой в любое время дня и ночи без особых уговоров.

Не обходилось и без курьезов, причем небезопасных. Случилась как-то беспрецедентная непруха: в скитаниях по ближним и дальним охотничьим угодьям прошел «цельный день, а удачи хоть бы тень» — окрестные леса будто вымерли. Охотнички приуныли, но сдаваться не собирались, понимая всю ответственность возложенной на них задачи. Почесав затылок и прилегающие к нему места, вплоть до поясницы и дальше, они решились на рискованное мероприятие, а именно — добыть медведя из обнаруженной в процессе рысканий берлоги. В общем-то шансы на беспроблемный вариант у них были очень даже приличные, только вот никто не учел того, что в последние годы здешние медведи, дабы пережить суровую зиму, повадились для большего удобства собираться большими группами в одной берлоге…

Я даже не стала устраивать им «досмотр» — обошлась воображением, чтобы воочию представить эту картину: темный зев разворошенной берлоги, клубы пара в сумеречном уже воздухе и возмущенный рев толпы разбуженных не вовремя разнокалиберных косолапых засонь, спешно покидающих свое убежище, задымленное непрошеными гостями!.. Деталей дальнейшей «потехи» я предпочла не знать, мне вполне хватило изучения и латания ссадин, укусов, глубоких царапин и совместимых с жизнью рваных ран, в большом количестве украшавших доблестных снабженцев.

Таким вот образом я «развлекалась» почти полночи, попутно слушая красочное описание происходящего потом действа. Главной трудностью для наших «зубастиков» было не наделать лишних трупов, поскольку истреблять живые существа без необходимости не позволяла гражданская совесть, а вернуться с пустыми руками — чувство долга, да и жить почему-то хотелось, причем как можно более здоровыми. Вот и пришлось им покрутиться и попотеть: пока дракон с помощью огня и хвоста держал на безопасном расстоянии наступавших со всех сторон медведей, волк высмотрел и оттеснил в сторону подходящий экземпляр, которого потом гуманно прикончили одним ударом. Остальное, что называется, дело техники…

Дин, слушая излияния Ворха, лишь головой покачал. Я же не сдержалась и выдала им — в своей обычной манере — исчерпывающий расклад по ситуации с полным «разбором полетов» (крутя пальцем у виска и загибая остальные при перечислении допущенных ошибок и последствий, причем своих рук не хватило, пришлось прибегнуть к помощи суетящихся рядом шушек). Волк надулся и язвительно предложил мне в следующий раз присоединиться к ним и «научить уму-разуму на личном примере, чтоб дошло быстрее», на что я с энтузиазмом согласилась, жестом остановив открывшего было рот принца. В самом деле, я, может, и не умею плеваться огнем и вынюхивать следы, но уж на то, чтобы сначала проверить количество зубастых пастей, в которые предстоит сунуть голову, моей соображалки все-таки хватило бы!.. Неизвестно, сколько бы мы еще препирались, только Дин быстро прекратил это безобразие, сказав своим возмущенно пыхтящим друзьям пару фраз на каком-то неудобоваримом языке. На мою же долю достался настолько укоризненный и просящий взгляд, что я опомнилась и притихла — до следующего раза.

Довелось мне и удивиться, почти до потери дара речи, когда наши добытчики притянули чью-то сеть, битком набитую крупной рыбой. Прикинув по карте расстояние до ближайшего поселения, жители которого могли бы заниматься подобным промыслом, я только присвистнула и не стала ругать «зубастиков» за грабеж. Только велела отнести опустошенную снасть на прежнее место и пригрозила, что присмотрю за ними лично и пристально, так что, думаю, «хоронить» ее в дальнем сугробе они все-таки не стали. Зато четыре дня подряд мы отводили душу как только могли, поскольку нам успела основательно поднадоесть сушеная рыбья мелочь, водившаяся в здешних небольших ручьях и заготовленная хозяйственными шушками на зиму. Доставленные же издалека метровые рыбины чем-то напоминали стерлядь, хотя на пестрой коже не было и следа каких-либо щитков или чешуи, а темно-розовая мякоть оказалась нежной и очень вкусной независимо от способа готовки.

Хитом охотничьего сезона стал с трудом добытый объект размером с кабачок-переросток, ребристый, упругий и ворсистый. Я — после долгого разглядывания издали — с опаской ткнула в него пальцем и чуть не осталась пожизненной заикой, когда эта, с позволения сказать, «редкая добыча» начала медленно от меня уползать, как гусеница, меняя цвет с буро-коричневого на сердито-бордовый. Серый хищник, подвергнутый допросу с пристрастием, поведал, что эта живность называется «зимний гриб», живет под корнями некоторых старых деревьев, считается деликатесом, а отвар из него обладает многими целебными свойствами, особенно если мешать с клюквенным соком.

Это и решило его («гриба»!) дальнейшую судьбу. Как мы ловили его заново и готовили к варке — отдельная история, которую на ночь лучше не рассказывать, а уж слушать, если честно, тем более не стоит. Принц под впечатлением от всего происходящего и моих несколько несдержанных комментариев по этому поводу закутался в одеяло с головой и долго не соглашался принимать новое лекарство. Только вот его высочество не учло, что на длительные споры у него силенок еще не было, а пересловоблудить не в добрый час посланную богами целительницу и более энергичному оратору не каждому по плечу. В конце концов Дин с обреченным вздохом вынужден был подчиниться жестокой судьбе в моем лице, не забывая при этом укоризненно коситься на меня после каждой съеденной ложки.

К слову сказать, этих самых взглядов — совсем не восторженных — на мою долю перепало столько, что можно было солить их впрок. Меня всерьез тревожило состояние принца, ведь урон, причиненный каверзным заклятием, был совсем нешуточным, а уж вкупе с действием столь мощного яда… Никто не спорит, организм у него сработан как надо, тренирован и закален, и все же, и все же…

Словом, я по поводу питания продолжала придерживаться жесткой диеты и неизменно цепляла на лицо маску неумолимой неподкупности всякий раз, когда сапфировые глаза начинали метать в мою сторону взгляды, полные невысказанной мольбы и укоризны. Нет, я вовсе не задалась целью превратить пациента в сугубо травоядное существо или до скончания века держать его на отварной дичи, к тому же вполне разделяла пристрастие принца к соленой рыбе, грибам, жареным ребрышкам и копченому салу, но твердо придерживалась принципа, гласившего: «Поспешай не торопясь». Попытки волка сказать свое весомое слово пресекались тут же — моим свирепым взглядом из-под нахмуренных бровей.

На этой почве случались порой забавные моменты. В один прекрасный день я задержалась на прогулке, благо могла уже позволить себе такое: Дин уверенно шел на поправку, а погода выдалась на редкость безветренная и теплая. С принахмуренного неба неторопливо сыпались крупные хлопья рыхлого снега, плавно кружа в неподвижном воздухе. На ветвях ближних сосен резвилась тройка откуда-то взявшихся пушистых серо-крапчатых зверьков, немного напоминавших наших бурундуков, и я провела довольно много времени, с удовольствием наблюдая из укрытия за их веселой возней. В конце концов они обнаружили незваного наблюдателя, несколько минут разглядывали, подбираясь ближе и ближе; потом, задиристо цокая, пронеслись мохнатым вихрем по веткам прямо над головой, сбросив при этом на меня приличное количество свежевыпавшего снега, и унеслись в лес, растущий дальше по склону. Я размяла затекшие от неподвижного сидения конечности, отряхнулась и зашагала к пещере.

Принц не спал, а сидел, скрестив ноги, поверх одеяла и оживленно втолковывал что-то волку. Увидев, что я направляюсь к ним, сосредоточенно хмурясь и привычно разминая руки, он с тяжким вздохом расстелился на лежанке по стойке «смирно!». Ворх занял место у изголовья, с интересом наблюдая за процессом. Я присела рядом, как всегда, для начала окинула «поле деятельности» пристальным взглядом — и не поверила своим глазам. Что это еще за …?!!

Дело в том, что кроме внешних повреждений в данном организме сильно пострадала печень, принявшая на себя удар коварного яда и работавшая все это время, как провинившийся каторжник на галерах, избавляя вышеупомянутый организм от последствий отравления. Ценой основательных усилий мне удалось привести в порядок этот жизненно важный орган, и вот уже несколько дней никаких отклонений не наблюдалось, а теперь… характерный абрис печени просто полыхал тревожным ярко-алым цветом.

Я, все еще не веря «зрению», повела раскрытыми ладонями над распростертым телом, с досадой отмечая болезненную пульсацию и заметив мимоходом, как всполошенно переглянулись тут же примолкшие дружки.

— Та-а-ак!!! — Я сурово сдвинула брови. — И что бы это значило?!

— Что? — невинно поинтересовался пациент, преданно глядя мне в глаза.

— Ты мне тут своими дивными ресницами не хлопай, а то костер задует! — ласково посоветовала я. — Что это с твоей печенью творится, гражданин болящий?!

— А ничего! — радостно сообщил «болящий», для верности тоже пощупав сомнительный регион. — По-моему, все в порядке.

— А по-моему — нет! — не менее радостно улыбнулась я, не обращая внимания на то, как передернуло притихшего волка от моей улыбки. — Какой, к …, порядок, если тут полный …! Она же у тебя прямо-таки о ребра бьется и кричит «караул!».

Принц недоуменно пожал плечами, но, видя, как моя улыбка становится еще более ласковой, отвернулся с обиженной миной и стал с повышенным вниманием изучать неровности на ближней стене. Я обратила полыхающий праведным гневом взор на его дружка — и вот уже волк тоже срочно занялся поиском каких-то неведомых знаков на другой стене, заглядывая между делом и на потолок.

— Вот, значит, как. — Голос мой звучал тихо и проникновенно как никогда. — Я, значит, из кожи вон лезу, наизнанку мясом кверху выворачиваюсь, чтобы помочь, а вы… А вы, значит, чуть я за двери, бегом спешите вредные для здоровья деликатесы потреблять? Так уж стало невтерпеж?! — Я обернулась в сторону дракона, скромно лежащего в своем уголке. — Они как, все копченое сало стрескали в два грызла или осталось хоть немного?

Гром фыркнул и повел глазом в сторону кладовой, а Ворх возмутился до глубины души:

— Ну и к чему такие-то поклепы? Твою долю мы не тронули! И вообще…

Он осекся, заметив, как сузились мои глаза, да и выражение лица у меня, надо полагать, было то еще. Я встала и демонстративно смерила его взглядом, считая про себя до десяти: смех смехом, но происходящее разозлило дальше некуда.

— Если ты действительно подумал, что меня волнует возможность неравного раздела имеющихся в наличии продуктов питания, то ты еще больший дурак, чем иногда кажешься! — отчеканила я, глядя на него сверху вниз. — Можете заглотать все, что видите, и друг другом закусить, но в таком случае помощи от меня больше не ждите! — Я медленно сделала глубокий вдох-выдох, снова считая до десяти, потом обратилась уже к принцу, молча глядевшему на меня во все глаза: — Понимаю, тебе надоело «все на пару» и кашки-простоквашки, но мог бы и головой подумать, прежде чем отправлять под хвост чертям всю мою работу, которая мне, между прочим, дается не так легко и весело, как хотелось бы!

Я резко развернулась и, сопровождаемая скорбными взглядами дружков-обалдуев, ушла от притихшей компании в кладовую. Так и есть: налицо недостача копченого сала, жареных грибов, да и большая крынка, в которой хранилась до жути острая приправа, обожаемая шушками, пуста почти наполовину. Что называется — отвели душу. Да шайтан бы с этим провиантом, лишь бы на здоровье, но тут как раз не тот случай…

Сердиться долго и всерьез на эту парочку пещерных партизан я, конечно, не собиралась, но устроить разнос таки следовало — чтобы впредь неповадно было игнорировать мои ценные указания! Сдвинув брови еще суровее и скрестив руки на груди, я грозовой тучей выплыла из кладовки, остановилась и обвела испепеляющим взглядом примолкшую аудиторию. Гром поспешил отвернуться, для верности прикрыв голову крылом. В дальнем углу заинтересованно притихли шушки. Оставшиеся без поддержки непослушные мальчики попытались изобразить чистосердечное раскаяние, причем у волка это получалось намного лучше. У принца же, судя по всему, из эмоций преобладало праведное возмущение по поводу моего затянувшегося террора.

— Вы ничего не хотите мне сказать? — вкрадчиво поинтересовалась я.

Ворх (вот ведь паршивец!), безошибочно уловив перемену в моем настроении, тут же отреагировал — завилял хвостом по-собачьи, состроил умильную физиомордию и жалобно заныл:

— Не сердитесь, тетенька! Лучше сразу кочергой побейте, только не смотрите так, а то я рискую в расцвете лет скончаться от жестокого припадка раскаяния…

Гром в своем углу громко фыркнул, шушки залились довольным смехом, но я держалась, как Брестская крепость.

— Значит, так, — веско проронила я, дождавшись «тишины в студии». — Еще одно подобное поползновение к самостоятельности в неурочное время — и я умываю руки! Сами лечитесь как умеете, а уж я не то что пальцем не шевельну — и глазом не поведу, хоть умирайте на пороге!

— Так и оставишь?! — ужаснулся Ворх.

— Еще и сверху наступлю и попрыгаю, чтобы остаток жизни медом не казался! — твердо пообещала я, глядя в упор на них обоих сразу.

Принц ничего не сказал, только плечами повел, словно ему вдруг стало холодно в натопленной пещере.

— Все ясно?

Синхронный кивок был мне ответом.

— На первый раз — так уж и быть! — прощаю, — милостиво улыбнулась я, — но простоквашу будете сегодня есть оба. Двойную порцию!

— Это после сала?! — попробовал возмутиться серый хищник, но я улыбнулась еще шире:

— Ну что же я, монстр какой, садистски настроенный? Вечером, перед сном…

Оба страдальчески закатили глаза, но я уже повернулась к ним спиной и твердым шагом удалилась к себе в «норку» — смеяться.

Так мы и жили — с переменным успехом, но разнообразно. Наши совместные усилия вскоре стали приносить ощутимые плоды — Дин шел на поправку с какой-то крейсерской скоростью. Сначала быстро уставал, мало говорил, да и голос долго еще оставался слабым и хриплым. Потом стал садиться на постели без посторонней помощи, правда, от кормежки с ложечки отказываться не торопился (и сильно подозреваю, что дело было вовсе не в дрожании выздоровевшей руки!). Перестал впадать в беспамятство, но еще некоторое время засыпал неожиданно и сразу — будто из розетки отключался, причем спал подолгу и крепко, не добудишься. Да я и не пыталась этого делать: в конце концов, организм сам знает свои потребности, а если вдруг что изменится в состоянии, так и на расстоянии почувствую.

Просыпался он тоже когда как, но я всегда об этом узнавала сразу, потому что даже спиной ощущала его пристальный взгляд, который, честно сказать, меня сильно смущал. Сначала Дин смотрел на меня настороженно и недоверчиво, потом — испытующе-внимательно, словно пытался решить для себя какую-то сложную задачу, и чем дальше, тем чаще — с каким-то странным выражением, которое лично я для себя сразу не определила. После же приглядываться было как-то неудобно. Да и Бог с ним, пускай себе смотрит, как хочет, лишь бы поправлялся!..

Как-то мы с Ворхом — больше для смеха — затеяли перебранку с небольшой потасовкой, которая закончилась тем, что я под аккомпанемент своей прочувствованной нецензурной речи вытянула его по хребту полотенцем и пообещала оторвать уши самым болезненным из всех известных мне способов. Волк отбежал на безопасное расстояние и довольно хихикал, зная, что мне в жизни его не догнать, а посему он мог почти безнаказанно дразниться, вывесив свой язык без костей на всю длину, как розовый флаг. «Почти» — потому что возмездие было неминуемым, просто на некоторый срок откладывалось по техническим причинам. Я запустила в него поленом, промахнувшись ну самую малость, погрозила кулаком, отвернулась и… замерла, встретившись глазами с Дином.

Парень улыбался. Впервые за все это время… Его слабая улыбка просто пригвоздила меня к месту. Никогда не думала, что лицо может настолько меняться! До сих пор я имела возможность любоваться на сурово-сдержанную или в лучшем случае бесстрастную маску, а уж в болезненном беспамятстве ему тем паче было не до улыбок и конструирования на фасаде приятных взгляду выражений. Теперь же в посветлевших глазах проступила задорная лукавинка, в уголках успели собраться тонкие «лучики», на исхудавших щеках обозначились ямочки, а лицо стало совсем по-мальчишески обаятельным… Целых полторы минуты он тихо цвел, глядя на меня. Потом откинул голову и с усталым вздохом закрыл глаза, я же поймала себя на том, что стою с отвисшей челюстью.

С того дня словно лед тронулся. Он явно стал чувствовать себя гораздо свободнее и не напрягался уже в моем присутствии, а все чаще и охотнее поддерживал разговор, одаривая меня своей сногсшибательной улыбкой каждый раз, как встречался со мной глазами. С одной стороны, это не могло не радовать, а вот с другой… Я все больше впадала в тихую панику, понимая, что теперь мне уже не удастся думать о нем просто как о человеке, нуждающемся в моей помощи. Как ни крути, полтора года мирного сумасшествия даром не проходят ни для кого, так что — прости-прощай спокойный сон!..


Дин, еще будучи на положении «лежачего», начал разрабатывать мышцы — сперва с трудом, сцепив зубы и зеленея от напряжения, потом легче, но всегда подолгу, постепенно увеличивая нагрузку. Вставать он пытался задолго до того, как сняли лубки с ломаной ноги, а уж после ему и вовсе удержу не стало. Сначала он, прихрамывая, перемещался по пещере с моей помощью, периодически выбираясь на свежий воздух. Позднее на прогулки его стал сопровождать Ворх, и я частенько задерживалась у входа, наблюдая, как они дурачатся, устроив беготню вокруг сосен или возню в ближайшем сугробе.

Едва окрепнув, Дин взялся за тренировки всерьез, причем гонял себя нещадно, до седьмого пота, чередуя упражнения с долгим отмоканием в горячем источнике. Мои осторожные высказывания насчет преждевременности таких перегрузок он выслушивал, упрямо хмурясь, и вежливо напоминал, что лишнего времени у нас нет, а посему — «при всем уважении, но…» и так далее.

Впрочем, я не особенно вмешивалась: в конце концов, он и в самом деле восстанавливается с немыслимой быстротой… Только вот с его рукой я не знала уже, что и делать. От перелома даже следа не осталось, но мышцы упорно продолжали бастовать. Дотошно просмотрев на сто первый раз кости, суставы, сухожилия и прочие детали конструкции, просканировав попутно вдоль и поперек позвоночник и нервы, я могла поклясться чем угодно, что все в полном порядке, но толку-то…

Меня уже начали терзать смутные сомнения, и как-то под покровом ночи я коварно подобралась к ложу Дина с иголкой в безжалостных руках — и снова ноль на выходе! Никакой реакции на уколы не последовало, спящий не то что пальцем не шевельнул — ухом не повел, продолжал мирно и безмятежно сопеть в две дырочки, даже ресницы не дрогнули. С досады я чуть было не всадила иголку в него целиком (и уж не в руку, ясное дело!), но все-таки сдержалась и просто ушла из пещеры на свежий воздух. Там и дала выход эмоциям, швыряя в звенящую от мороза темноту обломки сосулек и камни, сопровождая сей высокоинтеллектуальный процесс крепкими выражениями — шепотом, зато почти не повторяясь.

Ни о каком сне и речи теперь быть не могло, так что я встретила хмурый зимний рассвет, сидя на камушке у входа с не менее хмурым лицом и все так же вдохновенно изливая душу, потому что успела устать и «снаряды» закончились, а искать их по темноте как-то не хотелось. Лишь когда стало совсем светло, я ушла в свою «норку» и проспала даже обед.

Остаток дня пребывала в мрачной задумчивости. Что-то здесь было сильно не так, и это «что-то» не давало мне спокойно жить, как засевшая колючка от кактуса: свербит и достает, а в руки не идет… Остальные опасливо косились на мое пасмурно-сосредоточенное лицо и на всякий случай обходили чуть ли не по стеночке. Оно и правильно: жизнь-то одна…


Поздно вечером, когда Дин закончил над собой издеваться (в смысле — тренироваться), вдоволь выполоскался в горячем источнике и с блаженным вздохом растянулся на лежанке поверх одеяла, я подсела к нему с кружкой в руках.

— Опять простокваша?! — ужаснулся принц.

Я невольно хихикнула, глядя на его вытянувшееся лицо.

— Нет, всего лишь травяной отвар. Вот, решила попробовать на тебе еще одну смесь… Но, если хочешь, могу и простоквашу организовать.

— Сохрани боги! Наелся на всю оставшуюся жизнь! Давай уж лучше свою новую отраву…

Мужественно усидев полную кружку очередного убойного пойла, Дин выжидательно поднял на меня глаза.

— Не вздрагивай, экзекуций не будет, — усмехнулась я. — Только руку еще раз посмотрю.

Можно было не морочить себе голову и не напрягаться понапрасну — все то же и все так же. Изумительная конструкция, идеальное состояние — но не работает! Впору вспомнить известный анекдот про догонку напильником… Вот же … … …!

Судя по вскинутой брови Дина, последнюю фразу я произнесла вслух и достаточно громко. Сердито фыркнув, я уже хотела было уйти, но взгляд принца, откровенно просящий, заставил задержаться. Вот ведь разбаловался! Впрочем, таких кошмаров, какие мучили его все это время, только бывшему лучшему другу пожелать!.. Я, невольно передернув плечами от «приятных» воспоминаний, привычным жестом коснулась его лба ладонью и запустила пальцы другой руки в шелковистую серебряную гриву на затылке. «Подключение», «включение» и «настройка» были отработаны до того, что уже не требовали усилий. Так, теперь сосредоточиться на пару минут…

Я еще некоторое время сидела на краю широкой лежанки, скрестив ноги, вполоборота к спящему, задумчиво грызла сдвоенную сосновую хвоинку и машинально массировала руки, которые после «работы» обычно леденели до полного онемения, словно утрачивая в процессе живое тепло. Потом просто сидела без движения, глядя, как на неровной стене колеблются зыбкие тени и отсветы пламени догорающего костра, и заодно еще на раз перетряхивала свою память в поисках решения доставшей меня проблемы…

Прикосновение горячих пальцев к плечу заставило меня вздрогнуть.

— Испугал? Извини! — На сей раз улыбка была чуть виноватой. — Не спится?

— Наверное, просто забыла, как это нормально делается. — Ответная усмешка вышла довольно хмурой. — Так, задумалась.

— О чем, если не секрет?

— По-твоему, не о чем? — Я сердито сплюнула измочаленную хвоинку в угол и кивнула на его руку.

Дин почему-то смутился:

— Да ерунда все это. Не расстраивайся!

— Попробую. Просто ненавижу оставлять недоделки, да и неопределенности не выношу!..

Дин отвел глаза и нахмурился: его взгляд упал на мои руки. Сегодня стараниями шушек в пещере было жарковато, я закатала рукава рубашки выше локтя, и моя богато «украшенная» кожа была видна во всей красе. Кончики горячих пальцев осторожно прошлись по свежим, еще розовым шрамам и уже доцветающим синякам.

— Моя работа. — Голос прозвучал скорее утвердительно, чем вопросительно. — Прости!

— За что? — Я убрала руку. — Ты же не нарочно.

— Намучилась ты со мной…

— Не только я, всем «весело» было. — Теперь пришел мой черед смущаться. — Если бы не твои друзья, меня одной бы на все просто не хватило!

— Друзья — это друзья, а вот как ты…

— Что — я?

— Зачем тебе все это было нужно?

— В смысле?! — не на шутку озадачилась я.

— Зачем нужно было лезть в чужую драку, травиться ядом, лишать себя магического прикрытия, собирать меня по кускам, ломиться в Запределье, рискуя как минимум рассудком, а потом еще и нянчиться столько времени? Что тебе за интерес в моей жизни? Только не говори, что просто не хотела остаться без проводника!

Вот же… какой догадистый попался! Только черта с два я прямо сейчас начну свою душу наизнанку выворачивать! Ему совсем необязательно знать, как сходят с ума почти высокообразованные романтически настроенные девицы из приличных семей, ненароком заглянувшие в нарисованные глаза нарисованного же прекрасного незнакомца…

— В драку, между прочим, полез Ворх, от меня было бы намного меньше толку. А что до прочего… — Я небрежно пожала плечами, стойко выдерживая недоверчивый взгляд прищуренных синих глаз. — Ты предпочел бы, чтобы я, имея возможность помочь, скромно сложа руки постояла в сторонке и полюбовалась, как ты отбрасываешь тапочки?!

— Нет! — Принц улыбнулся краем рта. — До такой степени мне жить не надоело. Все вышло на диво неплохо…

— И на том спасибо!

— Просто не могу тебя понять.

— А оно тебе надо? Может, я и сама не могу… Почему бы так же просто не принять все как есть и не радоваться результату?

— Странно…

— «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио»,[4] — снова пожала я плечами, сосредоточенно рассматривая свои ногти. — А я и в своем-то мире не очень-то вписывалась в общие рамки…

— Охотно верю! — Он, улыбаясь, подцепил тонкую прядку моих распущенных волос и медленно пропустил сквозь пальцы, словно рассматривая на свет.

— Ты что, никогда женщин раньше не видел? — не удержалась я от подколки.

— Почему же? И не только видел, — пожал плечами принц, — но не таких, как ты.

— И что же у меня не так? — Я добросовестно попыталась обозреть себя со всех сторон.

— Тебе ли беспокоиться? Все очень даже так! — улыбнулся Дин. — Только вот слишком уж много вопросов. Знать бы на них ответы…

— Я тоже до сих пор ответов не знаю, если тебя это утешит. — Я решительно поднялась. — И вообще, нечего на сон грядущий голову забивать! Спокойной ночи!..

ГЛАВА 8

Выйдя из пещеры, я оценивающе прищурилась на окружающий пейзаж. Похоже, долгая прогулка мне сегодня не светит — хмурое взлохмаченное небо тяжело навалилось на острые заснеженные вершины, а по гребням хребтов и неровным склонам уже курились разрозненные, но достаточно убедительные струйки поземки.

— У природы нет плохой погоды, — сказала я, отходя все-таки к старой сосне, росшей неподалеку.

Некоторое время я стояла, прислонившись к толстому темно-медному стволу, почерневшему у основания, — слушала, как мерно гудит в густой кроне все усиливающийся порывистый ветер, и наблюдала, как на смену растерзанным облакам из-за ближайшего хребта появляются новые, еще более темные и устрашающие.

— Каждая погода — благодать! — продолжила я уже громче, убеждая неизвестно кого, и упрямо зашагала вверх по склону, попутно подобрав пару старых пустых сосновых шишек.

Лучше всего мне думалось, когда я размеренно прохаживалась, вертя что-нибудь в руках, а дружная компания разновозрастных молодых сосенок и почти ровная полянка оказались для этого местечком вполне подходящим — подумать и впрямь было о чем.

Нет, странное нежелание руки принца поддаваться лечению как-то не вызывало у меня особой головной боли, в этом вопросе я всецело доверяла своей интуиции, говорившей, что рано или поздно все придет в норму. В остальном же он как новенький, моя помощь больше не нужна, отсюда и следовал основной вопрос: что дальше? Или — что ближе, как угодно. У этой в полном смысле слова разношерстной компании свои проблемы и планы, а вот куда в этом чуждом для меня мире должна вписаться я? Что-то или кто-то зачем-то выдернул сюда мою скромную персону и не оставил никаких ценных указаний. Должна ли я пополнить немногочисленную свиту проклятого принца и дальше играть роль сестры милосердия? Стоило ли такой огород городить, неужели здесь не нашлось бы подходящего кадра?! Хотя, учитывая образ жизни вышеупомянутого монаршего потомка и его статус…

Или все-таки попробовать вернуться? Но каким образом, черт побери?! Во-первых, куда и как? Я в свое время вдоволь начиталась фэнтези, где утверждалось, что перемещения между мирами возможны через определенные точки соприкосновения разных реальностей или специальные порталы. Если даже я — опять же неизвестно, каким именно макаром, — смогу попасть в то жуткое ущелье, всех чертей в аду будет мало, чтобы отыскать конкретное место моего выхода на здешнюю сцену. Одному Богу ведомо, где именно я совершила мягкую посадку, и за это время там все и вся задуло снегом. Во-вторых, даже найди я эти «двери», как и чем их открывать?..

Я споткнулась о заметенный снегом камень, машинально выдала вслух традиционный набор непечатных высказываний и продолжила свою прогулку по затейливой траектории между стволами сосен, а неутешительные мысли сами собой выстраивались, обосновывались и растекались по извилинам. «Где» и «как» — далеко не самое главное, гораздо важнее — «зачем». Если принять за аксиому, что ничего и никогда не случается просто так, значит, я смогу попасть домой только тогда, когда выполню какую-то миссию здесь. Но какую?! Снова пропасть вопросов, ни одного ответа и голова кругом…

Резкий порыв ледяного ветра хлестнул меня по лицу колючими крупинками. Я с некоторым удивлением поглядела вокруг — оказывается, погода успела стать еще более «душевной»! — и обнаружила в своих руках вконец растерзанную шишку. Мне, погруженной в тяжкие раздумья, незаметно для себя самой удалось общипать все жесткие чешуйки и разломать ее основание. Я поежилась от очередного порыва пронизывающего ветра, стряхнула с ладоней мелкий сор и, вертя очередную страдалицу шишку в пальцах, решительно зашагала к пещере.

Мне уже не приходилось напрягаться, чтобы переключиться с обычного зрения на «скрытое», и, едва переступив порог погруженной в полумрак большой залы, я знала, что обнаружу в ней только мирно сопящего у дальней стены дракона. Повела «взглядом» вдоль правого тоннеля и обнаружила в пещерке Гисы шушек, азартно режущихся в керль на орехи. Так, а этих двоих куда унесло?

Я прикрыла глаза и представила, что от меня, как от упавшего в воду камня, расходятся прозрачные круговые волны. Вот первая из них добралась до Грома, и тут же на фоне темной стены во всех подробностях прорисовалось его изображение в виде мерцающих оранжево-желтых линий, подчеркнутых синеватыми «тенями», — все правильно, тот, кто подвергся заклятию, будет и носителем характерной магической ауры. Дальше, дальше… Так, а вот и еще два объекта тепло высвечиваются среди размытых контуров неодушевленных предметов. Я недолго думая собрала свои «волны» обратно и двинулась в том направлении, на ходу расстегивая шубку и отбросив за спину капюшон. Почему-то я старалась передвигаться как можно тише; может, меня насторожило то, что о существовании этого тоннеля мне сказать никто не удосужился?

Внезапно в глаза плеснула желтая вспышка. Что за …?! Я остановилась и осторожно помассировала веки, потом подозрительно прищурилась в темноту, заполнявшую невысокий коридор. Поперек прохода в разных направлениях тянулись едва заметные тонкие нити, время от времени ярко мерцавшие насыщенным золотым свечением. Вот это новости! Ну теперь-то уж я точно пройду до конца, просто из принципа. Надо же, прятаться от меня вздумали, да еще и сигнализацию выставили, как от врага народа!

Я сбросила шубку, чтобы не мешала, свернула ее в аккуратный рулон и пристроила на ближайшем подходящем камне. Потом не спеша отыскала место, где промежуток между нитями был пошире, и осторожно, стараясь не задеть казавшиеся горячими лучи, просочилась в отгороженное пространство. Подумаешь, не кошкой родилась, так здесь работает «закон подворотни»: прошли плечи — весь пролезешь! Так-то!..

Поправляя волосы, я оглянулась на преодоленное препятствие и с трудом поборола соблазн чем-нибудь запустить в это заграждение. Убить наверняка не убьет, а вот переполох будет скорее всего порядочный! Хотелось бы взглянуть на их партизанские физиономии… Но нет, у меня наготове сюрприз поинтереснее!

Из-за очередного поворота доносились возбужденные голоса. Я, почти сливаясь с неровной шершавой стеной, осторожно выглянула и… замерла, не веря своим глазам. Нет, само по себе то, чем занимались друзья в низкой, но довольно просторной зале, вовсе не шокировало — они тренировались: Ворх, зверски скалясь и рыча, нападал, а Дин оборонялся всеми возможными способами, в том числе и с помощью великанской жерди. Вот принц на мгновение замер, провернул ее в воздухе, перебросил в другую руку и поманил хищника. Волк снова зарычал, припал к полу и попытался подловить противника на ложный выпад, но тот ловко увернулся, ушел в сторону длинным эффектным прыжком, и вся карусель завертелась опять. Зрелище просто завораживало — настолько стремительны и отточены были движения и заразителен азарт, но мои глаза моментально выхватили из общей картины самое главное… Сами догадались или все-таки сказать? Правильно: принц держал оружие в основном в той самой руке, которая никак не поддавалась лечению! И ведь не просто держал — орудовал им с непринужденным изяществом и той скоростью, которая даже совсем непосвященному говорит о прекрасной выучке и хорошем состоянии мышц. Причем выкладывался он при этом на совесть — обнаженный мускулистый торс основательно блестел от пота…

Когда Дин загнал отчаянно сопротивлявшегося хищника в угол и быстрым точным движением «добил» его, я решила, что настало самое время для моего выхода. Громкие неожиданные аплодисменты заставили обоих вояк буквально подскочить на месте. Волк сориентировался быстрее и безуспешно попытался вжаться в единственный доступный темный угол, а вот принц еще несколько долгих мгновений ошеломленно смотрел на меня, глубоко и часто дыша.

— Хаккэрн! — вырвалось у него на выдохе.

При наличии некоторого количества воображения, даже не зная этого языка, можно было догадаться, что эмоции он выразил далеко не самые восторженные, — меня здесь явно не ждали.

Я, наскоро припомнив, как сооружаются обворожительные улыбки, шагнула вперед из темноты и только сейчас обратила внимание, что ровный неяркий свет исходит от висящего над нами магического шара-«светильника». Вот и еще одно доказательство того, что у моего пациента ручки в полном порядке, иначе не много-то наколдуешь! Как говорится, взяла с поличным по всем статьям… только вот радости от этого, как ни странно, никакой…

— Браво, мальчики! Представление что надо! Жаль, за цветами сбегать не догадалась… впрочем, здесь моему появлению не очень-то и рады, как я погляжу?!

— Но как ты смогла пройти?..

— Через те желтенькие ниточки? — Я небрежно повела плечами. — Легко и непринужденно! Вы бы еще медвежьих капканов наставили!

— Кэррх'этт! — тихо констатировал волк в своем углу, оставив наконец бесплодные попытки стать еще одним корявым выступом стены.

— Вот-вот, причем самый полный! — веско подтвердила я. — Напоминаю первый закон выживания: не стоит недооценивать окружающих, а уж меня — тем более!

Ворх обреченно выдохнул еще какую-то короткую фразу на том же мозголомном языке, а принц, не сводя с меня глаз, только плечом повел, как бы говоря: «Чего уж теперь…»

— И давно это с тобой? — кротко и даже ласково осведомилась я, указывая взглядом на его руки.

Переспрашивать, о чем речь, никто почему-то не стал.

— С утра, — Дин перехватил жердь обеими руками и оперся на нее, как на посох.

— Врешь, — абсолютно бесстрастным голосом констатировала я.

— Вру, — после секундной паузы согласился принц. — Уже неделю.

— Чья была идея потихушничать?

— Моя. — Он все так же в упор смотрел на меня.

— В самом деле, можно было и не спрашивать! — Я, начиная закипать, не глядя вертела в пальцах старую сосновую шишку. — Наверняка еще и поспорили, сколько лет пройдет, пока я догадаюсь, что на тебе уже давно тайгу пахать можно?!

На лице Дина не дрогнул ни единый мускул, но Ворх не выдержал и отвел глаза.

— Конечно, — понимающе покивала я, — в глуши скучно, друг друга знаете как облупленных, а тут — прямо подарок добрых богов, бесплатный аттракцион: смотреть, как я от старания наизнанку выворачиваюсь!.. И с кого же причитается? Кто выиграл спор?

— Никто, — буркнул волк, по-прежнему глядя в сторону. — Ты сама обо всем давно догадалась, только тебя обманули!

До меня действительно дошло:

— Так ты все-таки не спал, когда я подобралась к тебе с иголкой?! А потом небось до утра веселился и слушал, как я места себе не нахожу, не зная, чем еще помочь болящему? — Я прикусила губу до крови. — И Гром в этом участвовал?!

— Нет, — на сей раз отозвался принц. — Он сразу отказался.

— Значит, из всех вас один лишь ящер оказался человеком? — Я покачала головой. — Какой интересный поворот в эволюции, Дарвин отдыхает!.. Ну и кто ты после этого?!

— Скорее всего неблагодарный себялюбец и последняя сволочь, — говоривший даже глаз не отвел, — но у меня была причина.

— Достаточно весомая, надеюсь? — Как жаль, что взглядом убивать не научилась!..

— Я боялся.

— И чего же? — саркастически усмехнулась я. — Что придется спать одному и в темноте?

— Что все-таки ты уйдешь, когда со мной все будет в порядке, а я этого не хочу! — Глубокий голос чеканил слова.

В другой ситуации я бы после такого признания растаяла быстрее мороженого в горячей духовке, но сейчас… До сих пор мне удавалось удержать свои эмоции, теперь же они просто прорвались наружу бешеным гейзером.

— Вот как?!! — Настолько ядовитой улыбки у меня еще не получалось ни разу. — Ваше высочество изволило хотеть присутствия моей скромной персоны при своей драгоценной особе?! Какая честь! — Я отвесила настороженно взиравшему на меня высочеству глубочайший реверанс. — И по этой причине мое собственное мнение насчет моих же планов на будущее можно храбро повесить в сортире на гвоздик?!

Принц неопределенно повел плечами.

— А просто поговорить по-человечески, объясниться или хотя бы придумать более подходящий повод и в голову даже не пришло? Так уж необходимо было выставить меня полной дурой и неумехой?! — Забытая шишка жалобно хрустнула в моем кулаке. — Про мои силы, нервы и слезы, надо полагать, и вспоминать не стоит: чего их жалеть, не свои ведь!

— Я был уверен, что ты не согласишься остаться.

— И снова это «я»! Другого мнения быть уже просто не может! Да и в самом деле — кто я вообще такая, чтобы со мной еще и разговоры разговаривать! — Я разжала саднящий болью кулак — в напряженной, звенящей тишине шелест ссыпавшихся фрагментов несчастной шишки прозвучал неожиданно громко — и методично выбрала из кровоточащих ранок на ладони острые отломки жестких чешуек. — Что ж, спасибо за науку. Рада, что мое убожество и тупоумие доставило вам несколько веселых минут! — Я развернулась к выходу.

— Тэйлани, куда ты?

— Счастливо оставаться! — не оборачиваясь, бросила я через плечо.

— Да подожди ты!..

— Да пошел ты … …! — Наконец-то можно позволить себе оскалиться. Какого черта! Хватит с меня вежливых улыбок!..

Остановившись лишь пару раз на пару секунд, чтобы сначала подобрать шубку, а потом взять шапку и рукавицы, я решительно шагнула из пещеры в бешеную вьюжную темноту.

Ветер обрадованно рванул навстречу и мгновенно залепил мне колючим снегом все лицо. Наброшенная на плечи шубка тут же надулась парусом, рукавицы чуть не выпали в рыхлый свеженаметенный сугроб. Кое-как прокашлявшись и проморгавшись, поминутно проваливаясь по колено и застегиваясь на ходу, я побрела вправо и вверх по склону к тому месту, где парой дней раньше приметила огромное, вывороченное с корнем дерево. Идти было в общем-то недалеко — каких-то три-четыре километра, — но полное отсутствие даже намека на тропу и порывистый ветер, весьма кстати заметавший мои следы, сильно замедляли передвижение. Зачем вообще меня сюда понесло? Хороший вопрос, и вовремя, да вот с ответом полная беда… В тот момент в моей голове не было ни одной четкой мысли, только настойчивое желание убраться подальше от этой теплой компании.

Уже устроившись в глубокой яме под корнями выворотня, плотно закутавшись и спрятав руки в рукава как в муфту, я смогла спокойно поразмыслить. Что ж, вот и решение всех проблем. Им я больше не нужна, идти некуда, делать нечего — значит, большего мне и не отмерено. «Желания исполняются рано или поздно, так или иначе…» Правда, говорилось это у моего любимого Макса Фрая про Вершителей, но и у меня вышло все по тому же рецепту: чудо произошло, иной жизни попробовала, мужчину своей мечты встретила и даже, можно сказать, в руках подержала — в полном смысле слова… Правда, счастливого финала у этой сказки так и не получилось. У высших сил чувство юмора убойное, вот и показали напоследок, что и на солнце есть пятна, и далеко не всегда исполнение желаний приводит к поголовному и пожизненному осчастливливанию. Так что если суждено мне именно здесь и сей момент сказать этому чуждому миру свое последнее «…!», то я еще должна быть благодарна, ведь не каждому за столь короткую жизнь перепадает столько перемен и впечатлений…

Я еще немного поворочалась в своей импровизированной берлоге, тщетно пытаясь ужаться как можно компактнее, и закрыла глаза. В самой глубине души до сих пор теплилась надежда, что скоро проснусь в уютной Норкиной квартирке и окажется, что я просто-напросто перестаралась накануне, поднимая бокалы за ее здоровье и большое человеческое счастье… или перегрелась в бане, и происшедшее — всего лишь странный сон, который даже толковать не стоит…

Надежда — глупое чувство, согласно тому же Фраю… Проснулась я в знакомой до колик пещере на знакомой же лежанке с ощущением, что закрыла глаза минуту назад, и четким тем не менее представлением обо всех предшествующих пробуждению событиях. Сначала я просто лежала, не открывая глаз, и прислушивалась к происходящему снаружи и внутри. Чувствовала себя на удивление хорошо, только во рту совсем пересохло и слегка гудела голова. В остальном же — все в порядке, если не считать некоторого дискомфорта от присутствия кого-то нежелательного. Я повела «взглядом» вокруг — ну конечно! На краю постели сидел Дин собственной персоной и клевал носом. Я невольно открыла глаза, чтобы удостовериться, что «скрытое зрение» меня не обманывает. Удостоверилась, но почему-то совсем не обрадовалась.

Дин, видимо, почувствовал взгляд, встрепенулся, с усилием потер лицо ладонями и повернулся ко мне.

— Хвала богам! — Он легонько сжал мои пальцы. — Ты двое суток не приходила в себя, мы уже не знали, что и делать…

— Надо было оставить меня там, где нашли! — Я выдернула руку.

— Зачем ты так?! Мы полночи тебя искали!

— А кто вас просил?! — Я снова закрыла глаза и отвернулась к стене.

Видимо, сказалось все и сразу — и шок после перехода, и непривычная нагрузка во время «видения» и целительских сеансов, и перенапряжение во время прорыва в Запределье, и постоянное недосыпание, и моральная «оплеуха» в самом финале… А может, и еще что послужило тому причиной — не знаю, но после двухдневного беспамятства я плавно и прочно въехала в глубочайший пофигизм. Странное было состояние: ничего не хотелось и ничто не волновало — абсолютно! Почти все время я спала или просто лежала, закрыв глаза и погасив за ненадобностью свечу. Или уходила в пещеру с водопадом и, погрузившись в теплую «ванну», расслабленно слушала журчание воды…

Я ничего не ела в эти дни, только пила воду, но при этом чувствовала себя прекрасно, и голова была ясной и легкой, словно той ночью из нее выдуло и выморозило все мысли, какие были. На памяти, впрочем, это никак не сказалось — желания общаться с этими… (не вслух будь сказано!) у меня так и не возникло. Встречаясь где-либо с волком или принцем, я равнодушно смотрела сквозь них и никак не реагировала на обращение, а если они заглядывали ко мне в «норку», не замечала их в упор, продолжая созерцать неровности потолка рассеянным взглядом. Они же, как нарочно, постоянно попадались мне на глаза, исчезая надолго лишь во время охотничьих вылазок.

Невзирая на погоду, я регулярно выбиралась на свежий воздух, усаживалась неподалеку от входа в пещеру на стволе давно поваленного ураганом дерева и просто бездумно слушала, как ветер шуршит по насту и гудит в кронах сосен. Ломать голову над тем, что в этой ситуации к чему, зачем и почем, больше не хотелось. Погибнуть мне пока не суждено, это ясно, а что будет потом… поживем — увидим.

Следом за мной увязывался Гром, общество которого я не отвергала во многом потому, что с ним не нужно было говорить — он попросту не мог, а я не хотела. Дракон молча устраивался у меня за спиной, примостив голову на тот же ствол, а я опиралась на него и периодически почесывала покрытую меленькими гладкими чешуйками теплую мягкую кожу под его нижней челюстью. Холода я совсем не чувствовала и вполне могла бы, наверное, так сидеть целыми днями, но Гром был всегда начеку и начинал беспокойно пыхтеть и ворочаться, толкая меня шипастой головой, когда, по его мнению, порция полученного нами свежего воздуха оказывалась достаточной. Мы возвращались в пещеру, и я снова залегала в спячку в своей «норке».

На восьмой день после моего неудавшегося покушения на свою загубленную обстоятельствами жизнь ко мне явилась делегация шушек во главе с Гисой и принесла завтрак в постель. Я, изо всех сил стараясь не замечать укоризненно-непреклонного выражения очаровательных рожиц, попыталась было совместить изъявление признательности за чуткость и заботу с вежливым отказом, но потом стало неловко: добрые и без того всегда печальные огромные глазищи предводительницы местного клана шушек тут же налились горькими слезами. Она, часто смаргивая и нервно перебирая хрупкими пальчиками, разразилась долгой пламенной речью на их малопонятном шелестяще-подсвистывающем языке. С горем пополам ей удалось втолковать мне, что любые огорчения проходят, а жить все равно как-то надо, и она, Гиса, не переживет позора, если я, находясь под ее опекой, зачахну от голода или даже просто похудею!..

Я успокаивающе погладила прохладные лапки, утерла своим платком слезы, часто капающие из дымчато-хрустальных очей, повинилась и с обреченным вздохом взяла протянутую ложку. Шушки обрадованно зашуршали и засвистели, но я округлила глаза и приложила палец к губам, стрельнув глазами в сторону двери. Гиса хихикнула и понимающе закивала, не забывая при этом проследить, чтобы в тарелке ничего не осталось. Потом они как-то незаметно исчезли так же бесшумно, как и появились, а меня после вкусной еды развезло в кисель, и я проспала до утра без снов.

Охотники вернулись уже к полудню, но на этот раз не обошлось без происшествий. Они смогли загнать на скалу огромного оленя, и он, как и было задумано, благополучно слетел вниз на камни, но Ворх не удержался на обледенелом утесе и тоже упал с приличной высоты. Дин так и притянул их к пещере на волокуше — поверх еще теплой туши распластался хрипящий волк, заботливо укрытый курткой. Принц остановился прямо возле меня — я мирно усваивала свежий воздух, сидя на чурбачке неподалеку от входа, — и, утирая взмокшее лицо рукавом рубашки, поднял на меня отчаянные глаза, потемневшие до матовой черноты. Я, не глядя на него, вопросительно шевельнула бровью.

— Пожалуйста, помоги ему! — тихо попросил он.

Я, не говоря ни слова, встала и направилась к пещере, на ходу разминая пальцы, «включаясь» и настраиваясь на работу. Следом за мной вошел Дин с волком на руках и осторожно уложил друга у огня.

Почему-то на сей раз вместо цветной панорамы внутренних систем со всеми «поломками» перед глазами замелькали динамичные картинки. Ба, знакомые все лица… и морды тоже! Скалы, заснеженные деревья, стволы которых скручены в корявые жгуты постоянно дующими ветрами… Олень, с трудом карабкающийся по ненадежному каменному карнизу на самую верхушку гранитного утеса… Принц в куртке нараспашку и с взведенным луком в руках… Да это же недавние события! Одно лишь неясно — какого дьявола волку понадобилось на том уступе?! Добыча уже распласталась на острых камнях у подножия утеса, Дин спускается туда же, мудро соблюдая правило «поспешай не торопясь», а вот серый хищник, проводив его взглядом, покрутил головой и зачем-то попер напролом. Ну и …!

Я невольно потерла глаза и встряхнула головой. Что это на него нашло — временное умопомрачение или?.. Особенно если учесть, что, спорхни он с другой скалы, последствия были бы куда более плачевными! Я в упор взглянула в честные серые глаза… даже слишком честные, но мой прокурорский взгляд он мужественно выдержал. Однако в самой глубине зрачков словно что-то дрогнуло, убедив меня в правильности догадки. Надо же, какое самопожертвование, только вот во имя чего? Ладно уж, молчишь — и я промолчу!

— Ничего страшного, — спустя некоторое время обернулась я к напряженно молчащему принцу. — Сильные ушибы, несколько трещин в ребрах и болевой шок. Боль я сняла, кровь остановила, сейчас перетянем потуже и обработаем раны — будет как новый, даже лучше!

Волк вильнул хвостом и заглянул мне в глаза, состроив умильно-виноватую мину. Я отвесила ему легкий щелбан в мохнатый лоб и сказала назидательно:

— Заруби на своем сером носу — не стоит плевать в колодец!

Горячий розовый язык прошелся по моей ладони, а Дин со вздохом облегчения встал и вышел из пещеры. Пока он возился снаружи, разделывая добычу, а шушки готовили обед, я закончила перевязку и даже рада была возможности лишний раз использовать свои раскрывшиеся так неожиданно способности. Ладони слегка покалывало, и было немного щекотно от пульсирующих волн исходящего от них тепла, а на «картинке», возникшей, как всегда, на фоне закрытых век, напряженно-беспокойные багровые и фиолетовые тона постепенно уступали место теплому желтому свечению. Кое-что, конечно, сразу не исправишь, но это дело времени.

— Хватит на сегодня! — выдохнула я наконец, осторожно массируя саднящие глаза. — Завтра будем смотреть, куда тебя дальше — в большую жизнь или на чучело… Хотя, может быть, лучше сразу на рукавицы?

— А ты, как я посмотрю, все добрее с каждым днем! — хмыкнул Ворх, скалясь в улыбке до ушей.

— На том стоим! — Я укрыла хищника одеялом и заботливо подоткнула со всех сторон. — Спи уж, философ…

На обед я осталась вместе со всеми, отмечая про себя, как все-таки радует разрядившаяся обстановка, но на принца по-прежнему не смотрела. Он же попереглядывался с шушками, быстро управился со своей порцией и куда-то вышел. Я, внимая рассказу Ворха о перипетиях сегодняшней охоты, упустила из виду перемещения Дина и невольно вздрогнула, когда он тихо подошел сзади и набросил мне на плечи какую-то меховую одежку. Хищник прервал на полуслове свое полное драматизма повествование и хитро прищурился:

— Не хочешь примерить?

Я встала. Это оказалась длинная, слегка приталенная безрукавка со стоячим воротом до подбородка. На сей раз я определила зверя моментально и в замешательстве взглянула на волка.

— Когда это, интересно знать, вы успели перейти дорогу рыси, да еще такой «малютке»?!

— На следующий день после той метели. По глубокому снегу охотиться трудно, она, вернее, он попытался отнять у Дина добычу… А шкурой занимались девочки нашей Гисы.

Я перевела взгляд на шушек. Предводительница клана лукаво мне подмигнула и показала большой палец. Мне пришлось присесть, чтобы обнять их всех сразу, и добрых минут пять ушло на то, чтобы с ними перецеловаться. Наконец я встала и повернулась к принцу, который все это время молчал и подпирал плечом стену пещеры, скрестив руки на груди.

— Тебе нравится? — Темно-синие глаза блеснули золотом.

Я с удовольствием потерлась щекой о нежный пестрый мех:

— Очень! Это что, мелкое подхалимство?

— Просто хорошая возможность убедительно извиниться.

— Можешь начинать — я вся внимание! — Мне даже удалось придать своему лицу соответствующее случаю выражение.

Дин шагнул ближе и осторожно взял меня за руки.

— Я действительно поступил недостойно. — И поспешно добавил, разглядев мою саркастическую усмешку: — Как неблагодарная, себялюбивая сволочь. Дурацкая вышла затея… Прости меня!

— И все?

— Мне в самом деле стыдно, просто я не умею краснеть.

— И все?!

— Нет. Никто не собирался над тобой смеяться. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты осталась. Мы все этого хотим! — тут же поправился он.

Вышеупомянутые «все» дружно закивали и загомонили, выражая свое полное одобрение.

— Теперь-то уж точно все?

— Нет. Этот мех тебе идет просто потрясающе!

Я невольно рассмеялась и шутливо, но достаточно крепко ткнула его кулаком в бок.

— Вот если бы не свои труды жалеть, убила бы… но за обновку спасибо!

ГЛАВА 9

Ближе к закату я, как обычно, вышла подышать свежим воздухом и заодно проверить в деле нежданный подарок. Пушистый рысий мех грел так, что шубку можно было и не надевать, несмотря на усилившийся мороз. Я — нараспашку, руки в карманы — продефилировала вдоль по склону, полюбовалась на окружающий суровый пейзаж и неожиданно для себя решила, что вот с этой корявой сосны обзор будет еще лучше. Недолго думая подошла к дереву и, хватаясь за неровности ствола и толстые сучья, оставшиеся на месте обломанных ветрами веток, стала карабкаться вверх.

Развилка, встретившаяся где-то на середине пути, вполне подходила в качестве насеста, и я смогла довольно-таки неплохо там устроиться. Вид сверху и вправду оказался не в пример интереснее, только я не учла, что гулять по морозу и почти неподвижно сидеть на месте при тех же условиях — далеко не одно и то же. Нахолодавший ствол ощутимо студил меня снизу, а руки пришлось втянуть в рукава, но спускаться я пока не собиралась: жаль было своих усилий, затраченных на совсем не простое восхождение…

— Тебе настолько дорога эта сосна, что ты согласна к ней примерзнуть?

Я посмотрела вниз. Мой прекрасный принц глядел на меня, запрокинув голову и насмешливо щурясь.

— Еще не решила, — пожала плечами я. — А что у тебя есть предложить взамен?

— Спускайся — прогуляемся вместе.

— Хм… — Я задумчиво посмотрела в синюю даль и почесала шапку в области виска. — Заманчиво, черт побери!..

— Так как насчет сосны?

— Не настолько, — наконец определилась я и начала осторожный спуск.

Сто чертей, забираться было легче! Вниз головой-то я не умею, а вверх головой-то не видно, куда ноги ставить, а ветки-то, как ни крути, обледенелые, а забралась-то я высоко-о-о-о-йе-о! Я только и успела тихо пискнуть нечто совсем нецензурное, когда подошва соскользнула, и оставшиеся метров пять высоты были преодолены способом свободного падения наперегонки с приличной порцией снега, прихваченного мною по дороге. И неизвестно, чем это закончилось бы, не поймай меня Дин…

Когда я решилась приоткрыть крепко зажмуренные глаза, то совсем близко увидела его серьезное лицо, а вокруг продолжали кружиться подхваченные ветром снежинки.

— Я еще падаю?

— Уже нет.

— Тогда, наверное, нет необходимости держать меня настолько крепко?

Дин шевельнул бровью и медленно разжал руки, но глаз не отвел. Я почему-то смутилась, взглянула вверх и зябко поежилась. Дин покачал головой, пряча в своих ладонях мои заледеневшие, исцарапанные кисти:

— Такие руки надо беречь как зеницу ока, а ты без рукавиц гуляешь!

— Похоже, мы поменялись ролями? — Я невольно поморщилась: пальцы, начиная отходить, противно заныли.

Дин молча прижался горячими губами к моему запястью как раз там, где лучше всего прощупывался пульс.

— Что бы это значило?!

— Пытаюсь тебе помочь, — доходчиво разъяснил принц, на миг отрываясь от моих рук. — Если кровь согреть в несущем сосуде, то тепло быстрее разойдется изнутри.

В самом деле: по кистям словно кипяток разливался. Меня даже бросило в жар.

— А я-то подумала… — протянула я, старательно скрывая разочарование за привычным насмешливым тоном.

— Правильно подумала, — невозмутимо кивнул серебряной головой «спасатель Малибу», примериваясь к другой руке. — Надеюсь, не против?

— Подожди-ка, ты о чем?! — Мое сердце в полной панике беспорядочно заметалось, громко ушиблось о ребра и обморочно затихло где-то совсем не на своем месте.

— Ты ведь решила, что я пытаюсь ухаживать за тобой, — и не ошиблась. Вот и спрашиваю: ты не против?

Нет, ну нельзя же так — в лоб, сразу и без переходов! У меня почему-то перехватило дыхание и отнялся язык.

— Или у тебя уже кто-нибудь есть?

— Нет! — опомнилась я. — В этом смысле — никого. А вот у тебя-то наверняка должна иметься если не возлюбленная, то нареченная с пеленок!

Принц воззрился на меня с таким удивлением, что я даже смутилась.

— Почему это вдруг «должна»?!

— А у вас разве среди королевских фамилий не принято решать насущные проблемы государства путем выгодных браков по расчету?

— Вообще-то есть такая традиция, — чуть поморщившись, кивнул Дин. — Только не в моем случае. Наше королевство слишком независимо и твердо стоит на ногах, так что в последнее время мои родственники свободны в своем выборе.

— Хочешь сказать, что за столько лет никого так и не выбрал?

— Нет! — отрезал Дин. — Это не тот выбор, с которым стоит чересчур торопиться, и потом… суженых не выбирают, их находят!

— Мудро! — согласилась я, деликатно высвобождая отогретые руки.

Он протянул мне забытые при выходе рукавицы:

— Но все-таки — ты против или как?

— Угадай с трех раз! — вызывающе прищурилась я, пытаясь утихомирить вновь заметавшееся по грудной клетке сердце.

Дин сосредоточенно прикусил нижнюю губу, взялся за подбородок и нахмурил свои соболиные брови — это, видимо, должно было изображать напряженную умственную деятельность.

— Валяй вслух, — подбодрила я. — Все не так страшно тебе, и не так скучно мне!

В синих глазах заплясали веселые чертики.

— Во-первых, — задумчиво начал принц, — если бы ты была совсем уж против, то я наверняка понял бы это, когда держал тебя на руках, — по размерам ущерба, нанесенного моему и без того хилому здоровью…

Я тихонько хихикнула. Он же, как бы не заметив, продолжал усиленно морщить лоб.

— Во-вторых, судя по всему, твой ответ где-то между снисходительным «не против», потому что ты, несмотря на избалованность мужским вниманием и неприступность натуры, не в силах устоять перед моим обаянием, и настороженным «не знаю», поскольку и вправду не знаешь, чего можно от меня ожидать… Отсюда скорее всего следует, что все в моих руках. Так?

Он вернул свое лицо в обычное состояние и взглянул мне в глаза. Я одобрительно хмыкнула:

— Надо же, в этой завлекательной упаковке… кто бы мог подумать!.. и впрямь завалялось кое-что, достойное внимания… мыслящие мозги, например! Что ж, действуйте, ваше высочество, Бог в помощь и флаг в руки!

— Это приказ? — Он поправил на мне капюшон.

— Скорее одобрение полезного начинания. Надеюсь, не доживу до того дня, когда придется отдавать подобные приказы!

— Только должен тебе напомнить, — голос принца был тих и серьезен, — я — по-прежнему проклятый изгой-полукровка, за которым охотятся все кому не лень! И за душой у меня ничего, кроме друзей, оружия и личных достоинств — на любителя. Разве что еще весьма туманная перспектива, невнятно изложенная в древнем Пророчестве…

— Так. — Я сунула руки в карманы, чувствуя, что начинаю закипать. — И зачем ты мне все это говоришь?!

— Стараюсь быть с тобой честным.

— Лучше постарайся быть умным, если уж и впрямь намерен иметь со мною дело! — посоветовала я, награждая собеседника убийственным взглядом. — Какого дьявола?! Ты что, всерьез боишься, что я тебе счет за услуги выставлю?! Или я, по-твоему, все это время из кожи вон лезла, не жалея сил, ради твоей будущей короны, пропади она и вовсе пропадом?!!

Буквально прикусив язык, с которого так и рвались крепкие слова, я резко развернулась и зашагала прочь. Ну что за дурак!.. Далеко уйти не удалось — Дин легко догнал меня и преградил дорогу.

— Куда ты опять собралась?! Если я тебя обидел…

— Если! — огрызнулась я, пытаясь обойти его, но маневр не удался — слишком уж узкой была тропинка.

— Извини, я хотел как лучше…

— А вышло как лучше не вспоминать! — Я все еще злилась.

— Но я должен был предупредить, что рядом со мной спокойного существования не получится!

— Со мной рядом тебе тоже ничего подобного не светит, хоть и в другом смысле, — хмыкнула я, успокаиваясь. — Так что если вам, по-твоему, до сих пор жилось чересчур однообразно, то ты как раз по адресу!

Вздох облегчения, вырвавшийся у принца, был красноречивее всяких слов. Он шагнул ближе:

— Осталось только выяснить, как у вас принято проявлять внимание к девушке. Я, знаешь ли, не хочу действовать наобум!

— Вот это здорово! — искренне восхитилась я. — Меня будут обольщать под моим же чутким руководством!

— Я вообще-то говорил о другом. — Дин укоризненно качнул головой, но глаза так и лучились искорками смеха. — Обольщают-то, наверное, везде примерно одинаково…

— А ты что же, большой дока в этом деле? — прыснула я.

— А ты что же, хочешь убедиться в этом лично и срочно?

Я ответить не успела. Беседуя, мы потихоньку продвигались по тропинке и к этому моменту как раз дошли до поворота, который уходил за огромную гранитную глыбу. И не успел принц договорить, как сверху на нас ринулось нечто рычащее и лохматое. Я отскочила в сторону и поскользнулась, принц успел ухватить одной рукой меня за рукав, а другой — вцепиться в это нечто мертвой хваткой. Что-то громко треснуло под ногами, еще раз — и я с ужасом почувствовала, что начинаю скользить вниз.

Некоторое количество следующих мгновений было заполнено шумом, визгом (не моим!), барахтаньем, кувырками через голову и друг друга, затейливыми выражениями (в три голоса) и мельканием фрагментов окружающего мира в плотной снежной круговерти. Видимо, с нашей помощью обрушился участок тропы перед самым поворотом, прихватив с собой нас…

Через некоторое время, когда все стихло, я рискнула открыть один глаз и осмотреться. В морозном воздухе все еще клубилась мельчайшая снежная пыль, радужно переливаясь в последних лучах заходящего солнца, а мы трое образовали вполне живописную группу на дне довольно глубокой, заметенной снегом расщелины. Больше всех «повезло» Дину — он в момент приземления оказался внизу и сыграл роль сноуборда, причем очень даже неплохо для первого раза. Я восседала на нем верхом, вцепившись в пояс его штанов и опираясь о его согнутые колени спиной. При определенных обстоятельствах такое положение вещей было бы вполне естественным, но не сейчас, особенно учитывая присутствие третьего лица. Вернее, морды: Ворх — это самое напугавшее меня «рычащее нечто» — также оказался на принце верхом, только нос к носу со мной, весьма нелюбезно предоставив королевскому отпрыску для обозрения свой мохнатый серый тыл.

— Вам удобно? — кротко поинтересовался Дин откуда-то из-за спины волка, на миг прекратив яростное отфыркивание. — И не настолько гнусно я бранился, чтобы затыкать мне рот хвостом!

Волк машинально поджал означенную часть организма, продолжая изображать ошалевший памятник самому себе.

— И вообще, вам не кажется, что двое на одного при любом раскладе нечестно, чего бы вы там ни задумали? Ворх, какого черта тебе не сидится в тепле?! Ты же у нас вроде больной?

— Прошу прощения, извиняюсь, как только могу! — Серого как ветром сдуло, и отряхивался он, уже стоя метров на десять выше по склону. — И в мыслях не было вам помешать, просто пришел сказать, что ужин готов. Разве что пошутил для поднятия настроения и аппетита…

— Тебе удалось это как никогда раньше! — Дин приподнялся на локте, отирая с лица начавший таять снег, и перевел взгляд на меня. — Если прекрасную даму все устраивает, я очень рад, но, честно говоря, предпочел бы иметь под боком что-нибудь помягче этих булыжников…

Опомнившись, я скатилась в сугроб, чувствуя, как щеки начинают полыхать. Принц поднялся, протяжно присвистнул, скользнув оценивающим взглядом по пропаханному нами склону, наскоро вытряс из волос и из-за пазухи набившийся снег и без лишних разговоров протянул мне руку.


Как-то само собой вышло так, что ужин вылился в незапланированный сабантуй, прошедший — с моей легкой руки — под общим девизом «Лучше поздно, чем не совсем!». Праздновали сразу все: милость небожителей, благодаря которым я оказалась по эту сторону Границы, окончательное выздоровление принца, наше с ним замирение после дурацкой размолвки… что называется — было бы желание, а повод найдется!

Мужская часть нашей дружной компании приложила изрядные усилия, чтобы уменьшить впечатляющие запасы невероятно убойного пойла, именуемого в народе «самодуром» (я в целях сбережения остатков своей нервной системы даже не рискнула спросить, из чего и как его производили местные умельцы). Мы же с шушками присоседились к внушительной бутыли, извлеченной из личных запасников Гисы, оценив по достоинству красное, слегка терпкое вино из густого сока неизвестных мне ягод, настоянного на душистых травах.

После пятого тоста шушки откуда-то натащили множество разнокалиберных барабанов, целый ворох погремушек, издававших мягкий шелестящий перестук, и некое подобие арфы в упрощенном варианте. Сначала мы изливали душу в песнях (слов я не знала, но, к счастью, в каждом куплете повторялись последние строчки, так что все были при деле). Даже дракон после третьего ведра «самодура» заметно расчувствовался, что-то рычал в такт и пытался дирижировать хвостом, то и дело сбивая кого-нибудь или что-нибудь на пол.

В какой-то момент разгорающегося веселья меня потянуло на свежий воздух. Я не стала дожидаться окончания очередной баллады, потихоньку встала и выскользнула из пещеры. Снаружи было морозно и царила такая тишина, что звенело в ушах. Я с наслаждением вдохнула полной грудью и обвела взглядом суровый призрачный пейзаж. В безлунном черно-фиолетовом небе холодно мерцали яркие незнакомые звезды, пронизывая колкими лучами стылый стеклянный воздух; причудливо изломанная горными вершинами линия горизонта, казалось, была близко — рукой подать. Почему-то именно сейчас я как никогда остро почувствовала свое одиночество и чужеродность в этом причудливом и странном мире…

Ветер ли старое имя развеял,

Нет мне дороги в мой брошенный край…

Всплывшие в памяти строки «Последней песни» Тагора заставили детали окружающего пейзажа задрожать и раствориться в горячей дымке навернувшихся слез. Я, закрыв глаза, судорожно вздохнула поглубже, запрокинула голову… и негромко спросила, не оборачиваясь:

— Все еще боишься, что я уйду не попрощавшись?

Дин подошел со спины, укутал меня меховым плащом и задержал руки на плечах.

— Не та сегодня погода, чтобы разгуливать налегке. Как ты узнала, что я здесь?

— Ты «видящую» спрашиваешь? — усмехнулась я, незаметно смахивая слезы. — Конечно, мой слух твоему в подметки не годится, но уж такое оригинальное сердцебиение вряд ли с чем-то перепутаешь!

Ты услышишь меня даже в чуждой Вселенной

— Что?!

— Я не голосом — сердцем тебя позову…

Руки на моих плечах сжались чуть сильнее. Какое-то время мне понадобилось, чтобы собрать всполошенно разбежавшиеся мысли.

— Ты что же, все помнишь?!

— Возможно, даже больше, чем ты сама.

— Вот это новости! — Я развернулась и взглянула на него в упор. — Ты же был без сознания! Или снова меня дурачил?!

— Нет! — Он покачал головой. — Не могу объяснить, но иногда я видел происходящее как будто со стороны, а иногда — словно во сне… А кое во что и до сих пор не верится.

— Что же такое ты помнишь?

— Пойдем в тепло, — ушел он от ответа. — Довольно глупо будет после всего свалиться от обычной простуды, тебе не кажется?

В пещере стоял дым коромыслом — почти в буквальном смысле. Наши соратники-собутыльники успели напиться до заикания и напеться до хрипоты, а поскольку скопившаяся энергия настойчиво требовала выхода, они затеяли танцы.

Сначала я просто смотрела, как лихо принц на пару с Ворхом отбивают в кругу расходившихся шушек что-то вроде ирландской чечетки, причем волк скакал на задних лапах, вывесив на сторону длинный розовый язык. Потом я обнаружила возле себя оставленный без присмотра барабан и решила внести свою лепту в столь заразительное веселье. Благодаря моим усилиям пляска пошла в таком темпе, что у танцоров ноги заплелись окончательно и бесповоротно, и они маловразумительной кучей рухнули бы прямо на меня, но я вовремя сообразила, что почем, и ретировалась в дальний угол общей залы — очень быстро, хоть и на четвереньках.

Разобрав конечности согласно принадлежности, танцоры с новыми силами принялись утаптывать каменный пол пещеры. Дурной пример оказался очень заразительным даже для дракона, который увлеченно скакал вместе с шушками, почти попадая в такт. Принц, наверняка опасаясь очередной диверсии или еще по какой причине, с галантной настойчивостью вытянул меня в круг. Тут и выяснилось, насколько же коварным оказалось винцо: мозги работали как надо, а вот с координацией была полная беда! Ноги напрочь отказывались мне подчиняться и выделывали все, что им самим казалось в тот момент уместным, так что Ворх, например, не торопился вставать, предпочитая покатываться от смеха там же, где снова упал сам.

Я еще успела погрозить ему кулаком, прежде чем непослушные конечности нашли очередную неровность на полу. Спасибо, Дин подхватил вовремя, а не то пахать бы мне носом гранитную плоскость до самой совсем не близкой стены! Не выпуская меня из рук, он повернулся к шушкам:

— Давайте уже что-нибудь помедленнее!

Добровольные музыканты послушно завели нечто напоминающее вальс. Еще того не легче: после такого количества такого вина!.. Но вопреки ожиданиям получилось у нас вполне прилично, причем принц даже не морщился, когда я с регулярностью и настойчивостью, достойными лучшего применения, наступала ему на ноги, особенно во время пируэтов. На него, кстати сказать, выпитое вообще не оказало никакого сколько-нибудь заметного воздействия…

В конце концов я закружилась так, что вынуждена была остановиться, поскольку моя многострадальная координация напрочь заблудилась в дебрях захмелевшего мозга.

— Устала? — Принц деликатно привлек меня к себе, и я благодарно уткнулась носом в его плечо, дожидаясь, когда не вовремя сбрендившие стены прекратят свои скачки по кругу наперегонки с прочими деталями скромного пещерного интерьера.

Через пару минут я обнаружила, что с закрытыми глазами ждать гораздо удобнее…

— А почему так тихо? — Я отстранилась и обвела опустевшую залу недоумевающим взглядом.

В дальнем углу обнаружился дракон в обнимку с порожним ведром, до сих пор щедро источавшим сивушные ароматы. Ящер мирно похрапывал на боку, беспорядочно раскидав перепончатые крылья и время от времени гулко икая и дрыгая задранной кверху задней лапой. Серый хвост Ворха мелькнул у самого выхода за миг до того, как за его хозяином опустился тяжелый полог, а шушки бодро и неслышно топали по своему тоннелю, заодно унося инструменты.

— Баста, карапузики, кончилися танцы, — пробормотала я, встряхивая головой, но продолжение цитаты мигом вылетело у меня из памяти.

Дин склонил голову, и некоторое время мы — лоб ко лбу, нос к носу — молча смотрели друг другу в глаза. Неизвестно, что видел он, а меня просто заворожили причудливые переливы всех мыслимых и немыслимых оттенков золотого цвета в самой глубине его странных зрачков…

Дин отвел с моего лица прядь растрепавшихся волос и осторожно поцеловал в самый уголок плотно сжатых губ. От этого нежного прикосновения у меня окончательно перехватило дыхание. Хмель тут же улетучился из организма, сердце остановилось и ухнуло куда-то вниз, и словно горячая волна захлестнула сразу с головой. А вместе с ней — дикая паника. Не знаю, что вдруг на меня нашло, но я резко оттолкнула принца и сама отскочила на пару шагов назад. Он застыл со вскинутыми руками, видимо боясь неосторожным движением напугать меня еще больше, и только негромко спросил:

— Я сделал что-то не то? Или не так?

Чтоб я знала!.. Да что со мной такое творится, дьявол побери?! Как будто в первый раз оказалась к парню ближе чем на километр! Нет, я вовсе не успела пройти и Крым, и Рим, чего уж зря на себя наговаривать, но, во всяком случае, имела представление о том, как особи противоположного пола могут с обоюдной пользой провести время наедине, даже не доходя до крайностей…

Я с трудом сглотнула горячий ком в горле и помотала головой:

— Нет-нет, все в порядке!.. Просто устала и хочу спать. Провожать не надо!!! Спокойной ночи!

Для кого-то, может, эта ночь и была спокойной, а вот мне удалось заснуть далеко не сразу. Поняв, что гигантский камень, прочно и с удобством обосновавшийся на моей душе, никуда не собирается деваться добровольно, я попробовала всплакнуть, надеясь, что станет легче. Черта с два! Ничего не вышло из моих разумных намерений! Попытка поразмыслить о тайнах мироздания тоже благополучно провалилась. Измаявшись вконец и превратив постель в скверное подобие панорамы Чернобыльской АЭС после памятного взрыва, я все-таки прикорнула в обнимку с подушкой, так и не додумав какую-то важную мысль…

ГЛАВА 10

Очень поздний завтрак начался слегка нетрадиционно, поскольку большинство наших вчерашних сотрапезников отчаянно нуждались в немедленной поправке здоровья. Шушками занялась Гиса, на мою долю достались прочие члены дружной компании. Насупленные и все еще немного шатающиеся Ворх с Громом стоически выслушали назидательные комментарии по поводу неумения пить, приняли на грудь лечебную дозу, отмеренную Гисой под моим неусыпным надзором (чтобы, чего доброго, легкий опохмел не перешел в очередную весомую попойку), воспрянули духом и приветствовали вошедшего последним Дина уже вполне бодро. Правда, от еды, поразмыслив, отказались. Принц, напротив, был свеж как огурец, а посему отмахнулся от выпивки, зато за троих воздал должное восхитительной стряпне шушек и после трапезы, не говоря ни слова, исчез в неизвестном направлении, прихватив с собой волка.

Я, с одной стороны, была даже рада отсутствию поползновений к задушевной беседе, а с другой — основательно уязвлена таким невниманием к своей персоне. Нет, он вполне вежливо пожелал мне доброго утра, поцеловал ручку, искренне побеспокоился, как мне спалось и не болит ли голова, — но и только! Упадок настроения сказался даже на моем аппетите, что для меня в общем-то несвойственно. Я кое-как домучила свою порцию, потом, поддавшись на страдальческие вздохи, немного подлечила голову дракону, после чего он с довольным рыком растянулся в своем углу и гулко захрапел, а я вышла проветриться.

Погодка выдалась тоже не ахти: с восходом солнца немного потеплело, но самого светила теперь не было видно вовсе, поскольку тяжелые рваные тучи, приползшие из-за дальнего перевала, успели в четыре слоя перекрыть все видимое небесное пространство. Усиливающийся ветер дул резкими порывами, гоняя по насту колючие струйки поземки, а с неба уже начинала сыпаться очередная порция рыхлого снега. Необходимость сократить прогулку до предела никак не добавила мне позитивных эмоций, а тут еще эти двое болтаются неизвестно где…

Вернувшись в пещеру, я честно попыталась найти себе какое-нибудь полезное занятие, но делать было решительно нечего. Поиграв за компанию с шушками в керль, я забралась в свою «норку» и окончательно поддалась черной меланхолии. Вообще-то подобные «наплывы» случаются со мной крайне редко, но уж если случаются… Недолгий беспокойный сон, сморивший меня ближе к вечеру, только усилил накопившийся негатив, отбив начисто и аппетит, и желание общаться с кем бы то ни было. Вопреки обыкновению, водным процедурам тоже оказалось не под силу справиться с моей хандрой. Даже появление пропавших с утра неразлучных друзей не заставило меня выйти, они же почему-то не торопились меня повидать. Ну и пусть, не очень-то и хотелось!..

Надувшись на весь белый свет оптом, я лежала, не раздеваясь, поверх одеяла и бездумно смотрела, как тает огарок свечи в грубой глиняной плошке. Зыбкий огонек, мерцавший в изголовье, как будто усиливал ощущение холода и пустоты, камнем давившее на сердце, выжимая непрошеные слезы. Я даже не вытирала мокрые щеки, только изредка хлюпала носом и сглатывала горячий ком в горле, и уже подумывала, что стоит перевернуть основательно заболоченную подушку, когда сенсоры неожиданно выдали чье-то присутствие у самого входа в мою «норку».

После деликатного покашливания раздался негромкий голос принца:

— Ты не спишь?

— Сплю, — буркнула я, поспешно поворачиваясь к стенке: не хватало еще, чтобы меня застукали в таком сопливом состоянии!

— При свете?

— Темноты боюсь! До потери пульса.

— Я так и понял. — Тяжелая шкура колыхнулась, пропуская позднего визитера. — Не возражаешь против компании?

— На кой тебе вдруг сдалась моя компания? — Ворчливый тон должен был дать понять, что я не в настроении общаться, но Дин словно бы ничего не замечал.

Он присел рядом и осторожно провел рукой по моим растрепанным волосам.

— Я тебе кое-что принес. Не хочешь взглянуть?

— Нет!

— Что ж, попробую пережить, хотя… обидно, знаешь ли — все-таки старался! Не будь я таким скромным, сказал бы — жизнью рисковал…

Ой, только вот не надо меня на пушку брать! Впрочем… Я, не оборачиваясь, дотянулась до него круговой волной — и поневоле встряхнулась. Не знаю, как там было насчет риска для жизни, но вот свежие ссадины на ребрах, потянутые запястья и глубоко исцарапанные руки — реальность вполне объективная. Я резко села, сдвинувшись в угол и поджав босые ноги.

— Куда тебя снова черти носили?! Что, готов на все, лишь бы я не скучала без дела?

— Просто вспомнил, что девушкам обычно дарят цветы — во всяком случае, у нас, — обезоруживающе улыбнулся принц. — А в здешних краях с ними некоторые сложности, особенно в такое время года! Возьми, это — тебе…

Я машинально приняла в ладонь плоский камешек размером со спичечный коробок, на котором тесной кучкой сгрудились пять бугристых бурых луковичек. Из нижней их части росли толстенькие коротенькие чешуйчатые корешки, прочно оплетавшие розовато-серый гранит. Из верхней бодро топорщились коренастые опушенные стебельки с парой округлых кожистых листиков, увенчанные цветочками размером с юбилейный металлический червонец.

Такого мне прежде видеть не доводилось, хотя, приглядевшись внимательнее, можно было понять, как эти хрупкие на вид растения умудрялись выжить высоко в горах. Семь плотных лепестков — песочно-коричневых у основания, мшисто-зеленых от середины до заостренных кончиков — были покрыты густым графитно-серым пухом, а в черной сердцевине прятались мелкие тычинки. От моего близкого дыхания цветочки дрогнули, покачались и начали медленно разворачивать к источнику тепла свои диковинные чашечки, а мне плеснула в глаза пара-тройка занимательных картинок из категории «события дня».

— С ума сойти! — невольно вырвалось у меня. — Так ты ради этой экзотики лез, цепляясь чуть ли не зубами, на те жуткие скалы, а потом отшлифовал собой половину ледника?!

— Не половину, чуть поменьше! — разулыбалось высочество, явно радуясь тому, что прекратилось мое слезоразлитие.

— Нет, с головой ты точно давно не дружишь! И зачем было так рисковать?!

— Есть о чем волноваться! — небрежно махнул рукой принц, но было заметно, что ему приятно мое беспокойство. — Тебе нравится?

— Потрясающе! — совершенно искренне сказала я. — Как они называются?

— «Горные звезды». Они похожи на тебя.

— Это чем же?!

— У тебя глаза тоже трехцветные: зеленовато-карие с дымчатыми ободками.

— Надо же, разглядел! — Я попыталась насмешкой прикрыть свое смущение. Боже, какая у него улыбка!..

— Еще бы — в первый же день! Такие глаза нечасто встретишь…

— Особенно если от хозяйки отдельно! — фыркнула я, намеренно не давая принцу развивать и дальше столь удачно найденную тему. — Спасибо за цветы. Это все?

— Нет. Я еще собирался вернуть медальон.

— Ни раньше и ни позже! — хмыкнула я, протягивая руку. — Давай.

Дин молча взял меня за кисть и совсем по-кошачьи потерся щекой о мою ладонь. Снова, как и вчера, нахлынула обжигающая волна пополам с паникой, и я, поспешно выдернув руку из горячих пальцев, отвернулась.

— Посмотри на меня, — тихо попросил Дин.

— Чего я там не видела?!!

— А если все же кое-что просмотрела? Может, поговорим?

— Может, все-таки вернешь медальон?!

Дался он мне, в самом деле! Просто я отчаянно и безуспешно пыталась взять себя в руки. Сердце окончательно сбилось с привычного ритма, трепыхаясь в груди всполошенной птицей, и больше всего на свете я сейчас боялась встретиться с Дином взглядом. Да что со мной такое творится, дьявол побери?!

В мою протянутую ладонь аккуратными кругами улеглась теплая витая цепочка, поверх нее — любимое украшение, оно же — оберег, оно же — переходник, оно же — черт знает что еще…

— Я, по-моему, так и не сказал тебе спасибо…

— Ну так скажи…

— Спасибо!

— На здоровье! Рада была помочь. — Я, чуть покачивая руку, с преувеличенным усердием наблюдала, как отблески пламени перебегают по завиткам серебра. — Теперь все?

— Почти. Мне уйти? — Он смотрел на меня спокойно и серьезно.

— Как хочешь, — выдавила я через силу, в глубине души отчаянно боясь, что он действительно уйдет.

— Я хочу быть с тобой, не только сейчас и не только здесь, — отчеканил глубокий голос. — Вопрос в том, чего хочешь ты!

Я невольно вскинула голову, но, все еще не решаясь посмотреть ему в глаза, упорно гипнотизировала гранитную стену за его спиной. Ну и какими словами, скажите на милость, я должна объяснять, что хочу того же, причем давно и настойчиво, только вот, несмотря на далеко уже не пионерский возраст, насчет определенных жизненных ситуаций до сих пор имею представление чисто теоретическое?! Правда, глубокое и разностороннее, учитывая три с половиной года обучения на биологическом факультете и в принципе широкий кругозор, но толку с того… Причем он-то себя чувствует очень даже уверенно, что немудрено — вряд ли при таких-то внешних данных и убойности обаяния столько времени жил монахом, даже события последних лет не причина для этого…

Прикосновение горячих пальцев окончательно внесло разброд в беспорядочно скачущие мысли. Дин придвинулся ближе, взял мои руки в свои, осторожно погладил их и поцеловал в середину ладони, отчего меня словно ударило током. Он снова заглянул мне в глаза:

— Чего ты так боишься?!

— Не знаю, — совсем беспомощно пискнула я, не в силах отвести взгляд.

— Надеюсь, все же не меня? — Дин приблизил свое лицо — дальше некуда, от его полыхающих золотом зрачков меня бросило в жар. — Кое-кому на этом свете и впрямь стоит меня всерьез опасаться, но только не тебе! Ты отвоевала у судьбы мою жизнь, теперь можешь изменить ее.

— Как?! — Я все еще пыталась унять внутреннюю дрожь.

— Добавить в нее смысла, тепла, света и радости.

— Обещать могу разве что полное отсутствие скуки.

— Что угодно — если хочешь…

— Ты еще сомневаешься, дурачок! — Я все-таки стряхнула оцепенение и уткнулась в его плечо. — Только вот насколько большую порцию радости ты сможешь выдержать?

— Заодно и проверим, — усмехнулся Дин, лукаво щуря переливчатые глаза и обнимая меня за талию. — У тебя ведь есть уже опыт моего воскрешения, в случае чего…

— Вот спасибочко!!! Вряд ли мне снова захочется в этом упражняться — то еще развлечение!

— Так и бросишь валяться бесхозным трупом? — скорбно вопросила моя воплощенная мечта, состроив соответствующую физиономию и ненавязчиво распуская шнуровку на вороте моей рубашки.

Я пожала плечами:

— Знать бы наверняка, что оно того стоит!

— Что ж, придется подыскать самые весомые доводы… Сколько у меня попыток?

— А на сколько здоровья хватит? — окончательно расшалилась я.

— А насколько старалась, когда лечила! — парировал этот нахал, в свою очередь пожимая плечами.

— Это я же еще и крайняя?! — успело-таки прорваться мое искреннее возмущение, прежде чем Дин мягко взял меня за подбородок и поцеловал в самый уголок губ, отчего я как-то сразу потеряла нить разговора.

Он отвел с моего лица распустившиеся пряди волос и, целуя в шею, спросил шепотом:

— До сих пор боишься?

— Сейчас еще больше, — призналась я и, отвечая на удивленный взгляд, пояснила: — Потому что совсем не могу сопротивляться.

— А это настолько уж обязательно?

— Конечно — хотя бы из вредности!

— Может, лучше в другой раз побольше повредничаешь, а сегодня как-нибудь обойдемся?

— Так ты успел и на другой раз губы раскатать?! — весело изумилась я. — Вот уж кто от скромности не умрет!

— В мире и без того найдется от чего умереть, но у меня другие планы, — хмыкнул Дин, временно выпуская меня из рук.

Он прищелкнул пальцами, закрутил в воздухе изящный быстрый пасс — и я восхищенно ахнула: над нашими головами тут же опрокинулся плотный матово-серебристый купол, отгородивший мою «норку» от остального пространства.

— У моих друзей слишком острый слух, — пояснил принц.

Несколько долгих мгновений он просто сидел, молчал и смотрел, видимо давая мне возможность опомниться и отступить, но потом порывисто привлек меня к себе…

Даже в самых смелых мечтах я не представляла, на какую нежность он может быть способен! Каждое позволенное прикосновение, каждую новую ласку Дин принимал с трепетом и признательностью, как долгожданный дар, чутко реагируя на малейший перепад моих эмоций и предугадывая желания. Он словно обволакивал меня своим теплом и дыханием, я уже просто плавилась в его руках, все больше ощущая себя тающей льдинкой, подхваченной стремительным и бурным весенним потоком… а желание вредничать почему-то начисто пропало, причем довольно быстро…


До чего же не хочется открывать глаза! Да в общем-то в ближайшее время и незачем: на ночь глядя никто из нас никуда не собирался, а уж учитывая разбушевавшуюся после заката метель — и подавно, так что можно было и дальше продолжать мурлыкать, уютно устроившись на широкой груди, млея от плавных поглаживающих движений горячих ладоней.

— Тэйли…

Не слово — скорее вздох.

— Мм?

— Все повторяется.

— ???

— Ты снова пригрелась у меня на груди.

— Так то была совсем другая страшная история — только к ночи вспоминать!

Я невольно передернула плечами, стараясь избавиться от возникшего вдруг ощущения, что вдоль всего позвоночника бодро галопирует вразнобой миллиона полтора самых отборных ледяных мурашек.

— И чему ты так загадисто улыбаешься? Я настолько смешно выгляжу, когда сплю?

— Ничего не смешно, а очень трогательно и беззащитно, как ребенок. Не замерзла?

— Шутишь?! — От него веяло теплом, как от хорошей печки, так что воспоминания о лежащем где-то рядом одеяле даже в голову не шли.

— Вовсе нет — огонь давно погас.

— Да на тебе же пирожки жарить можно!

— Что-то не пойму — это хорошо или плохо?

— Это просто из-з-зюмительно: такая грелка во весь рост!

— Значит, я для тебя всего лишь удобная грелка?

Ну вот, уже и обиделся. Как маленький, ей-богу! Я нежно провела рукой по его щеке, волосам, разгладила кончиками пальцев тонкую морщинку между принахмуренными бровями, коснулась плотно сжатых губ:

— Не «всего лишь», а «еще и», а это две большие разницы! Просто я хорошо умею находить и ценить положительные моменты.

Он только вздохнул, снова прижимая меня к себе. На некоторое время мы притихли. В этот раз первой не выдержала я:

— И в честь чего ты меня так пристально рассматриваешь?

— Не верю своим глазам.

— Что, все настолько уж страшно выглядит?

— Не то слово! Ты даже не представляешь насколько! — По голосу было ясно, что улыбка у него как минимум до ушей.

— Ах так! — Я метко ухватила его за нос и добросовестно потаскала из стороны в сторону.

— Так нечестно! — прогундело высочество, пытаясь освободиться.

— Что именно?

— Покушаться на мою неземную красоту без объявления войны!

— На кой тебе объявления? Ты же вроде видишь в темноте?

— Не веришь? Хочешь, все твои родинки укажу на раз?

— Стоп!!! — Я припомнила дислокацию своих родинок и перехватила его руку. — Я и сама в курсе! А если серьезно — что тебя смущает?

— Как бы тебе объяснить… Когда сбывается то, о чем долго думал и мечтал, в это верится как-то с трудом.

— Ой уж долго! — фыркнула я. — И сколько же времени прошло с тех пор, как я свалилась вам на головы?!

— Немного, — согласился Дин, задумчиво накручивая на палец прядь моих волос. — Просто еще года полтора до этого я почти каждую ночь видел тебя во сне.

— Хорош врать-то!!! — Мне почему-то стало жутковато: и он тоже?!

— Зачем бы это мне? Могу поклясться чем угодно! И когда увидел наяву, просто не поверил. Сначала меня поразили твои глаза…

— Да ну?!

— Ну да! У местных таких глаз не найдешь: карие, черные, даже фиолетовые — сколько угодно, светлые — реже, но тоже встречаются, в основном у жителей побережья и северных островов, а вот с трехцветными сложнее. И взгляд у тебя был…

— Какой? — не на шутку заинтересовалась я. — Перепуганный, растерянный и несчастный?

— Как раз наоборот — недоверчивый, насмешливый и дерзкий.

— И ты тут же сразился наповал?

— Чуть позже, когда ты почему-то воззрилась на меня как на чудо… Я даже покраснел.

— Ты же не умеешь?!

— С тех пор и не умею, — вздохнул Дин, сокрушаясь почти по-настоящему. — За раз все возможности в этом смысле начисто извел!

— Что-то я не заметила тогда проявлений дикого восторга!..

— Еще бы! Ворх же меня тут же огорошил известием о том, что ты — «видящая»! Это был полный крах мечты, конец надежды…

— С чего бы такие наезды на «видящих»? Мы что, не люди?!

— Люди, — снова вздохнул он, — которые появляются среди живущих не чаще чем раз в столетие. Люди, отмеченные особой милостью богов и только им и подчиняющиеся. Доверенные советники правителей, наиболее значимых в истории Мира. Люди, которым поклоняются и которых почитают больше, чем самих правителей, спеша исполнить их малейшую прихоть и окружая роскошью… Люди, которым, как правило, нет никакого дела до таких, как я!

— Вот как… — медленно проговорила я, припоминая подробности той первой встречи. — Поэтому ты тогда и решил, что я ошиблась адресом?

— А что еще я мог тогда решить? — пожал плечами он. — Правда, позже пришло в голову, что твое появление — добрый знак, что небожители дают возможность оказать услугу их посланнице, а это зачтется на будущее…

— И вы согласились вывести меня к людям, хотя для вас такая прогулка означала риск для жизни?

Дин молча кивнул.

— А как же ты при таком раскладе решился подъехать ко мне с ухаживаниями?

Он ответил не сразу — некоторое время разглядывал меня, задумчиво щуря золотящиеся глаза. Я терпеливо ждала.

— Видишь ли, считается, что под воздействием яда химерона душа может временно расставаться с телом. Не знаю, насколько это правда, но многие события помню, словно видел происходящее, стоя где-то рядом.

— И что же ты помнишь? — Я невольно передернула плечами.

— Самое главное… для меня, во всяком случае, — Дин улыбнулся краем рта, — как ты штопала и перевязывала мою оболочку, растерзанную в клочья, как заговаривала кровь и учила дышать заново, как уговаривала не умирать, поила с ложечки, делила со мной боль и кошмары и отгоняла чудовищ, приходивших по мою душу…

— Скажи уж честно и сразу — отпугивала выражением лица и мыслей! — буркнула я, почему-то чувствуя неловкость, а Дин между тем продолжал:

— Как выкладывалась до тошноты и обморока, пытаясь удержать меня на этом свете, как плакала надо мной, когда тебя никто не видел…

— Как у шушек вяли ушки от моих высказываний, особенно когда что-то шло не так. — Ехидный тон, как мне казалось, неплохо маскировал вдруг накатившее на меня дикое смущение. — А сколько новых адресов узнал, куда можно при случае кого-нибудь послать без предупреждения, но с интересными пожеланиями вслед!..

— Просто в твоем исполнении это и впрямь нечто незабываемое!

— И уж наверняка учел, сколько затрещин я тебе отвесила, когда ты упорно не желал дышать сам!..

— Да?! — невинно удивился принц. — Надо же, ничего такого не помню! Главное, что твоя оригинальная метода вполне себя оправдала… Просто все было вперемешку с видениями, поэтому, наверное, решил, что это бред.

— Или кошмар?

— Во всяком случае, глазам я поверил не скоро. Только после Запределья стал думать иначе. К тому же ты слишком уж не похожа на посланницу небожителей.

— В смысле?!

— Должна быть этакая важная и солидная персона, преисполненная достоинства и сознания собственной значимости, которая не с каждым правителем до разговора снизойдет…

— А на деле — оторва с ярко выраженными диктаторскими наклонностями, несдержанная на руку и на язык и чихающая на этикеты с высокой колокольни?

Дин тихо рассмеялся, целуя меня в макушку:

— Тогда я и решился рискнуть — попытаться воплотить свою мечту. По крайней мере, можно было надеяться, что после таких трудов хотя бы сразу не убьешь на месте за неслыханную дерзость. Это же ни в какие ворота не лезет: «видящая» — и со мной!

— Если что-то не лезет в ворота, надо либо перебросить через них, либо найти другие, либо завалить их к чертовой бабушке! — назидательно сказала я, легонько щелкая принца по многострадальному носу.

— Я не перестаю благодарить небожителей за нашу встречу. — Голос принца звучал тихо и серьезно. — Только меня по-прежнему не покидает ощущение, что произошла какая-то ошибка и тебя в любой момент могут…

— Послать по назначению? — Мне даже плохо стало при одной мысли о подобной подлянке со стороны здешних богов. Но я тут же разозлилась и решила: к черту! — К черту! — повторила я уже вслух, вставая. — Поживем — увидим, кто кого куда, зачем и сколько раз пошлет! А будешь и дальше портить мне настроение постным выражением лица, я и сама сбегу!

— Кто-то тебя отпустит! — Дин уже подбирался ко мне, сменив постное выражение лица на весьма убедительное хищное.

— Кого-то я спрашивать буду! — Моей ответной гримасе обзавидовалась бы самая каверзная из когда-либо существовавших на свете гнусных кикимор.

Никогда не думала, что в такой маленькой пещерке можно так долго играть в догонялки, бегая исключительно по полу, поскольку способностями Человека-паука ни один из нас не обладал! Эти скачки с препятствиями продолжались бы еще дольше, если бы я не наступила на край одеяла, которое коварно сползло с плеч в самый неподходящий момент. Дин поймал меня на лету, и мы вместе рухнули на лежанку, задыхаясь от смеха. И единогласно решили, что время терять не стоит, ведь и в самом деле неизвестно, что еще взбредет в премудрые головы небожителей — дай Бог им всем здоровья, как бы нелепо это ни звучало!..


Я, не открывая глаз, попыталась повернуться, но не тут-то было: одна мускулистая рука обвивала мою талию, другая — плечи, а сам коварный захватчик спал сном усталого младенца, зарывшись лицом в мои волосы. Он еще и ноги мои коленом сверху прижал — не иначе опасался, что и впрямь сбегу. Не дождетесь!.. В принципе, мне было вполне уютно и тепло, несмотря на так и не разожженный огонь, просто не люблю оставаться долго в одном положении.

Мне все-таки удалось путем осторожной возни слегка изменить позу, не потревожив при этом спящего. Сон почему-то не шел — так, легкая полудрема, — и мысли обрадованно взялись штурмовать расслабленное сознание. Что там Дин говорил насчет божественных ошибок? Я попала не по адресу и в любой момент меня могут переотправить отсюда куда-нибудь ко двору могучего правителя? Может быть, даже к родственничку моего прекрасного принца, нынешнему королю — для вразумления оного, дабы избежать смуты и гражданской войны… Да ну, это уж было бы совсем из области черного юмора, хотя кто их, здешних богов, знает! Вдруг это у них в порядке вещей — дать смертному порадоваться обретенной мечте, а потом жестоко умыть кирпичом?!

Я невольно поежилась — настолько стало неуютно от подобных мыслей. Как любому нормальному человеку, мне было бы совсем нерадостно разочароваться в своих ожиданиях, а будучи созданием с повышенной чувствительностью, я вообще вряд ли переживу подобное крушение всех надежд и «несбычу мечт». Банальной депрессией, пожалуй, не отделаюсь…

Следующая мысль и вовсе испортила настроение: что, если сегодняшние события имеют значение только для меня, а для него — так, рядовой, хоть и местами приятный, эпизод из жизни гонимого странника? Нежданно-негаданно попала в руки чужая игрушка, по-другому недоступная, почему бы не воспользоваться случаем?! Я сердито нахмурилась. Так не пойдет, нужно успокоиться, не городить огород из ничего, иначе и впрямь свихнешься лет на сто раньше срока! Лучше уж просто использовать старый прием, которому когда-то учила любимая бабушка: посмотреть ему в лицо, пока спит. Для знающих так легче всего считывать информацию, потому что в этом состоянии люди, как правило, притворяться не умеют. Надо лишь настроиться и выбрать один, главный для себя вопрос…

Почему-то на тот момент это стало едва ли не самым важным в жизни. Я, осторожно двигаясь, отстранилась, насколько было возможно, и попыталась посмотреть спящему Дину в лицо. Больше всего меня страшила вероятность увидеть самодовольное выражение самца, получившего свое. Или просто сыто-равнодушное — неизвестно, что хуже! Поэтому я, дойдя взглядом до его подбородка, некоторое время помедлила, решая, стоит ли окончательно портить себе настроение. Но каверзный червячок неудовлетворенного любопытства точил душу чем дальше, тем сильнее, и я все-таки взглянула выше.

Впору было умилиться до слез. Ни одно из моих мрачных предположений не оправдалось: на его лице было настолько умиротворенное выражение, такой безмятежный покой, словно ему, добравшемуся до желанной цели после изматывающе долгого и трудного пути, наконец-то выпала долгожданная возможность расслабиться и передохнуть. От едва заметной улыбки на щеках обозначились ямочки, а к уголкам глаз успели сбежаться лукавые тонкие лучики…

Дин шевельнулся, глубоко вздохнул, снова зарылся лицом в мои волосы, повозился и притих, разнеженно мурлыкнув мне в самое ухо. Нет, ну надо же — пригрелся, аки бродячий кот у печки! А почему, собственно, «аки»? Он и есть: ни кола ни двора, ни гроша ни шиша, и вдобавок на хвосте — свора науськанных борзых… И богатейший опыт игры в «догонялки с убивалками»: десять лет скитаний по всему королевству с постоянной оглядкой, запутыванием следов и риском для жизни — это вам не кило медовых пряников!..

И что интересно — бессонная ночь явно пошла ему на пользу. Вон и румянец на щеках проклюнулся, и в целом он выглядит свежим, как утренняя роза. А еще интереснее то, что и я ощущаю себя на редкость бодро, и никакой усталости ни в одном глазу. Только вот желудок все настойчивее выказывает возмущение вынужденной безработицей, поскольку ни к обеду, ни к ужину я не выходила, так что в ближайшее время спокойный сон мне в любом случае не грозит.

Я попыталась высвободиться, но безуспешно. Моя возня — сначала деликатная, потом все более настойчивая — только заставила его сильнее сжать руки. Я потеряла терпение:

— Дин-р-р-р!

— И совсем необязательно меня грызть! — отозвался коварный захватчик совершенно ясным голосом, не открывая глаз. — Я гораздо лучше выгляжу — и действую, кстати, тоже — в целом состоянии!

— Сейчас же выпусти меня!

— И не подумаю!

— Все равно выберусь! — пригрозила я, но «спящий» пожал плечами:

— Все равно через купол не пройдешь!

Вот … …! Я затейливо ругнулась вслух, потом решила кое-что уточнить:

— А скажи-ка мне, кудесник, любимец богов, что будет с куполом, если его создатель ненароком потеряет сознание?

— Исчезнет. — Переливчатые глаза вперили в меня подозрительный взгляд вприщур. — Только с чего бы мне вдруг его терять?!

— В результате удушения, например! Особо изуверским способом!

— Неужели рука поднимется?!

— Когда я настолько хочу есть, у меня что угодно поднимется, лишь бы добраться до еды!!!

— Насколько «настолько»?

Я невольно улыбнулась, вдруг вспомнив лопоухого непоседу Борьку, которого частенько по-родственному подкидывали Норке на часок-другой-пятый, пока ее кузина не переехала в соседний город. Нам тогда на пару скучать не приходилось — моя гражданская совесть не позволяла бросать почти сестру на произвол пятилетнего сорвиголовы.

— В таких случаях племянник моей подруги, бывало, говорил: «Кишка кишке бьет по башке!»

— Так бы сразу и сказала!

Почти неразличимое в темноте движение пальцев — и купол исчез, а его создатель, счастливо избежав удушения, снова мирно засопел в обнимку с моей подушкой. Я, не зажигая свечи, на ощупь натянула штаны и рубашку (судя по размеру, явно не свою), обулась, немного посидела в раздумье, куда сначала податься, и выскользнула в коридор. Любовь к водным процедурам одержала верх, а попромышлять у костра на предмет изъятия чего-нибудь съедобного можно и попозже.

Впрочем, далеко ходить не пришлось бы — сбоку от входа в мою «норку» на камешке стояла глубокая деревянная миска, прикрытая холстинкой, в компании пары самых больших кружек. Я заинтересованно приподняла край тряпицы и с умилением покачала головой: Гиса в своем репертуаре! Война войной, чума чумой, а обед по расписанию! Меня в самом деле до глубины души тронула такая тактичная забота, и я в очередной раз пообещала себе, что при первой же возможности обязательно сделаю для них что-нибудь по-настоящему хорошее… Но сейчас для начала — в воду!

Потом я, свежевымытая и вполне довольная жизнью, удобно устроившись на краешке лежанки, с аппетитом истребляла жареные оленьи ребра и свежие лепешки, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего, и когда в очередной раз потянулась, чтобы взять кружку, пристроенную на камешке в изголовье…

— А ведь руки-то, как пить дать, о мою рубашку вытирает! — констатировал совершенно ясный и нисколько не сонный голос.

— Поклеп! — возмутилась я, едва не поперхнувшись. — Впрочем, за идею спасибо!

— «Спасибо» на зуб не положишь…

— Ты же еще спишь!

— Попробуй поспи, когда рядом чавкают, хрустят и хлюпают киселем! Про сопение и урчание даже говорить не буду…

Я не стала отвечать на эту наглую клевету, просто фыркнула и встала, не забыв прихватить провиант.

— А я, значит, пропадай голодной смертью? В расцвете лет и на самом интересном месте?!

— Так и быть, — решилась я. — Спасу тебя еще разок, если ты сможешь объяснить мне быстро и доступно, какое место у тебя самое интересное!

— На твой вкус! — Пожав плечами, он сделал попытку дотянуться до миски, но безуспешно.

— Так тебя можно еще и на вкус попробовать? — обрадовалась я, продолжая уворачиваться и мимоходом пристраивая миску на камень в изголовье. — И даже прямо сейчас?! Ну держись!

Теперь настала очередь принца уворачиваться. После долгих упражнений в прыжках через подушку, беге с препятствиями на карачках по лежанке, перетягивании одеяла и очень вольной борьбе он решил взять меня «на пушку» — закатил глаза и с душераздирающим стоном растекся по разворошенной постели, практически не дыша. Я же, критически обозрев получившуюся картину (весьма живописную, надо сказать!) и честно попытавшись нащупать пульс хоть где-нибудь, села рядом, состроила самую мрачную физиономию, на какую только была способна, и подытожила вслух:

— Н-да, пациент скорее мертв, чем жив, даже вскрытие не поможет, а посему весь провиант поступает в мое полное распоряжение!

— Я так и знал, что этим дело кончится! — ТАКОЙ укоризненный взгляд не оставил бы равнодушным даже многотонный бетонный монолит, поэтому дело кончилось по-другому: «пациент», продолжая изображать полный упадок сил, нахально пристроил голову на моих коленках и, как потерявшийся птенец, кормился из моих же рук.

Потом он развлекал меня какими-то байками, а я, слушая, машинально водила пальцем по тонким, но четким линиям странного рисунка на его левом плече.

— Никак не привыкну, что ты тоже это видишь. — Рассказчик прервал сам себя, перехватил мою руку и поцеловал в ладошку. — Как правило, подобное по силам только магам или Посвященным жрецам из храма Семи Богов.

— Наверное, больно было?

— Что? Да нет, конечно! Кто же будет мучить новорожденного?! Это ведь не татуировка и не клеймо, а специальный знак. Его с помощью магии наносят Посвященные жрецы потомкам королей сразу же после рождения: наследникам — на левое плечо, прочим — на правое.

— А если близняшки?

— Тогда по старшинству.

— А если подделать?

— Да ты никак в наследницы собралась?! — рассмеялся королевский потомок, легонько щелкая меня по носу. — Не выйдет, моя хорошая! Ни подделать, ни переделать, ни убрать! Если даже я эту руку потеряю, на моей ауре останется отпечаток и его сможет разглядеть любой из тех, кому это положено. Мало того, даже много лет спустя после смерти подлинного потомка наших королей такой Посвященный на раз укажет, где погребен пепел носителя знака…

— Надо же! — Я задумчиво покивала. — Что же здесь обозначено?

— Много чего. — Наследный принц, вздохнув, пустился в объяснения: — Спираль означает бесконечность развития, весы — противостояние добра и зла… По сути, рисунок — отображение пути, проделанного моим народом, чтобы попасть в этот Мир. Наше появление было в свое время предопределено древними богами как необходимое условие приведения его в равновесие, а звезда — одновременно и путеводная веха, и ключ, открывающий Переход между мирами. На этом фамильном знаке она одна, потому что для моего племени обратной дороги нет — нам просто некуда возвращаться. Кстати, у Посвященных жрецов на медальонах две звезды, поэтому они свободно могут перемещаться «и туда, и оттуда», на твоем же — тоже всего лишь одна…

— Поэтому я, попав сюда, застряла не на шутку, — упавшим голосом закончила я сию малоутешительную мысль, мрачно глядя в одну точку. — Можно сказать, насовсем!

— Я расстроил тебя? — Дин сел рядом, виновато заглядывая в глаза. — Все еще переживаешь?

— А ты как думал?! — На глазах закипали слезы невольной злости на собственное бессилие. — По-твоему, я бесчувственный агрегат, как телевизор: переключил программу — и дело с концом?! Была одна жизнь, теперь другая, были родные и близкие — теперь вы, был мой мир — понятный и знакомый, теперь этот — чужой и враждебный… В самом деле, есть о чем говорить, а уж переживать тем паче!..

— Не знаю, что такое телевизор, и вовсе не считаю тебя бесчувственной! — Дин мягко привлек меня к себе и укутал одеялом поникшие плечи. — Я прекрасно все понимаю и сочувствую, просто помочь ничем не могу. И вряд ли вообще кто-то сможет, поэтому разумнее сделать над собой усилие и смириться с этим как можно быстрее. Так будет легче, поверь…

— Сама знаю. — Я сердито хлюпнула носом в его плечо. — Только вот смириться с тем, что эта ситуевина совсем безвыходная, не могу, хоть убей! Не в моем это характере — сдаваться без боя. Может, все-таки есть хоть какой-то способ?..

— Может, и есть. — Горячая ладонь осторожно пригладила мои растрепавшиеся волосы. — Мы обязательно попытаемся что-нибудь разузнать и предпринять, как только представится возможность. Но это в любом случае будет нескоро, да и успех маловероятен, так что лучше последуй моему совету…

— Постараюсь. — Я судорожно вздохнула, вытирая мокрые щеки о плечо Дина.

— А я в свою очередь постараюсь по мере сил помочь тебе прижиться по эту сторону Границы. Не возражаешь?

Я вызывающе прищурилась навстречу переливчатому взгляду его удивительных глаз:

— Даже не надейтесь, наше законное высочество!..

ГЛАВА 11

Метель разыгралась не на шутку и утихать не собиралась, так что и охота, и все прочие «выходные» дела откладывались на весьма туманное «потом». Торопиться было по-прежнему некуда и незачем, но к вечеру третьего дня мы все-таки покинули мою «норку» и предстали пред снисходительные очи друзей. Пришлось, конечно, выслушать определенное количество подколок и ехидных комплиментов, но это не самое страшное, что может случиться в жизни. А на преувеличенно участливый вопрос Ворха: «Ну и как оно?» — я с приветливой улыбкой отозвалась: «Да чего там, сам попробуй, мне ведь не жалко!» — и сделала широкий жест в сторону Дина, который от неожиданности временно забыл, как моргать и говорить, глядя на такую коварную меня…

Воздав должное густой мясной похлебке и компоту из диких сушеных груш (которые в итоге в полном составе достались мне, любимой, а я уже поделилась по-братски с Гисой), мы занялись кто чем. Я зашила наконец рукав шубки, распоротый во время экстремального спуска с горы, и присоединилась к шушкам, затеявшим игру в керль. Дин взялся точить оружие, обсуждая попутно с остальными «мальчиками» все ту же актуальную тему: «Пророчество — что бы это значило?» Я вовсе не собиралась их слушать, но мой обостренный слух поневоле держал меня в курсе развития беседы.

— Сказано же: «Когда в зимнем небе…»

— Не просто в зимнем, а «в зеркальном».

— Так зима, к твоему сведению, давно уже в разгаре, а знаменательных событий — никаких, кроме разве что появления «видящей»!

— О которой, кстати, ни слова не говорится!

— Значит, она ни при чем?

— Чтоб я знал!..

— И к чему бы, спрашивается, упоминание о зеркале?!

— Ты дальше вспомни: «Взойдет блуждающая чистая звезда…»

— Еще понятней!

— Может, о комете речь?

— Тоже мне астролог! — хмыкнул Дин, в шутку отвешивая волку подзатыльник свободной рукой под одобрительное фырканье растянувшегося рядом дракона. — Комета — хвостатая звезда! Уроки надо было учить, а не по фрейлинам бегать!

— Можно подумать, я один бегал, — обиженно пробурчал хищник, отодвигаясь на безопасное расстояние. — А сам?! Только и делал, что в парке по ночам шастал!

— Это были практические занятия!

— В четыре глаза звезды пересчитывали? И в четыре руки записывали? Или все-таки в две, пока две другие… Или вас там больше было?!

Последовавший затем обмен репликами на неизвестном языке завершился краткой, но бурной дружеской потасовкой под насмешливое фырканье Грома, который и разнимал дружков, что-то ехидно рыча и попыхивая дымом. Дин снова уселся на любимое бревнышко, подобрал отлетевший в сторону кинжал и как ни в чем не бывало продолжил:

— Так что перемещение всех известных комет уже давным-давно просчитано, и в ближайшие двадцать восемь лет нам такое зрелище не светит. В Пророчестве же ясно сказано, что «решится все в десятый год несправедливости и мрака»!

— Который, кстати, когда закончится?

— В первый день второго месяца весны. — Принц невольно поморщился. — Уж эту дату я не забуду при всем желании!

— В общем, если до конца нынешней зимы ничего не произойдет…

— И думать об этом не хочу! — Дин тряхнул волосами, откладывая в сторону кинжал и вытягивая из ножен любимый двуручный меч. — В последние несколько лет и так невесть что творится в Мире…

Я вслед за ним невольно передернула плечами, но была вынуждена в этот момент сосредоточиться на игре: Гиса выставила на кон копченую рыбину впечатляющих размеров, и для меня было делом чести добавить ее к числу своих сегодняшних трофеев. Да и проигрывать пузырек с любимым лаком для ногтей, хоть и не совсем полный, тоже почему-то не хотелось… Азартно шлепая кусочками разрисованного пергамента по гладкой поверхности плоского камня, заменявшего стол, я не сразу расслышала, что в процессе обсуждения труднотолкуемого наследия древних ясновидцев было несколько раз произнесено мое имя, в смысле — настоящее. Правда, выговаривалось оно несколько странно…

— Не сейчас! От винта, будьте любезны! — отмахнулась я, лихорадочно скользя взглядом по разбросанным передо мной картам. — Ага, вот сейчас-то я вас и научу родину любить… в нужном режиме! Так, так и так! Йо-хо-хо, знай наших!

Шушки, напряженно следившие за моими действиями, сначала примолкли, потом разразились бурей восторженных шелестяще-подсвистывающих звуков, по достоинству оценив ловкость, с которой мне удалось выпутаться из почти безнадежного расклада. Огромные дымчато-хрустальные глаза Гисы сияли законной гордостью: как-никак тонкостям этой мудреной игры меня обучала она!

Я встала с лохматой шкуры, на которой сидела скрестив ноги во время игры и с удовольствием потянулась. Потом попросила шушек почистить и разделить на всех мой трофей, а сама направилась в обход костра к оживленно спорящим парням.

— И что же вам надобно, старче?

— В смысле?! — Все трое переглянулись и снова воззрились на меня с некоторым удивлением.

— Что — в смысле? — в свою очередь озадачилась я. — Зачем звали-то?

— Кого?

— Да уж не Снегурочку! — Я начала раздражаться. — Меня, разумеется!

— Когда?!

Я даже не нашла что сказать — настолько была возмущена. Меня что, в глюконавты записать пытаются?! Но парни переглядывались между собой с явным недоумением, и я решила воздержаться от просящихся на язык высказываний — пока. Дин потянул меня за руку и усадил рядом с собой на бревнышко.

— Давай-ка все сначала. О чем ты спрашивала?

— Кто из вас меня звал и, главное, зачем?

Они снова переглянулись, и Дин осторожно спросил:

— А ты уверена, что тебя вообще кто-то позвал? Может, просто что-то не так поняла?..

— Нет, ну как еще можно понять, когда тебя называют по имени, да еще и несколько раз подряд…

И тут я осеклась. Вот именно — по имени… А ведь я, по-моему, настоящее имя им так и не сказала! Память услужливо зашелестела страницами хроники. Так, в первый же день я предпочла, чтобы меня называли звукосочетанием, производным от почетного звания «видящая»; с Дином наедине мы прекрасно смогли обойтись вообще без каких-либо имен… Похоже, моим собеседникам пришла в голову та же мудрая мысль, если я правильно истолковала появившееся на их физиономиях странное выражение. Волк же недолго думая брякнул:

— А как тебя зовут?

Случившаяся вслед за этим пауза тянулась недолго. Первым отмер Дин. Он закрыл руками лицо и с тихим стоном привалился к стене. Меч плашмя соскользнул с его колен прямо на вытянутые передние лапы лежащего с приоткрытой пастью Ворха, что мигом вывело того из прострации — многокилограммовый «звяк» слился с оглушительным волчьим взвизгом. Дракон от неожиданности подскочил на месте из положения лежа метра на два вверх и вбок, сшиб все, что подвернулось, и, видимо, помянул на своем языке что-то — или кого-то — подходящее к случаю, поскольку яркое оранжевое пламя полыхнуло до потолка и пещеру заволокло едким бурым дымом.

Дин, чихая и надсадно кашляя, метнулся к выходу, пытаясь на ходу протереть слезящиеся глаза, одним движением сорвал дверную шкуру и замахал ею в воздухе, выгоняя дым наружу. Шушки, стрекоча и шурша наперебой, сновали по зале, подбирая и растаскивая по местам рассыпанные предметы обихода. В общем, все были при деле, только я тихонечко сползла на каменистый пол с бревна и уже просто подвывала от смеха, уткнувшись в густую шерсть на шее сердито сопящего волка и вытирая об него слезы, которые наперегонки лились из глаз, отчаянно саднящих от густого дыма. Особенно жалко было черничного киселя, который шушки незадолго до этого сварили впрок и отставили в сторонку остывать прямо на треножнике…

Когда страсти немного улеглись, пещеру проветрили, прибрали посуду, наскоро подлечили волку отшибленные лапы и уязвленное самолюбие, отмыли драконий хвост от киселя и повесили входной полог на место, наша теплая компания снова собралась у костра. Дин, явно чувствовавший себя неловко, на правах главного вызвал огонь на себя:

— Может, хоть сейчас нам скажешь, как тебя все-таки зовут?

— Самое главное — вовремя спросить! — Я развлекалась от всей души, глядя на смущенные физиомордии окружающих. — Постель и в самом деле не повод для знакомства — даже у вас! А зовут меня голосом и по имени!

— Так назови его!

— Может, я уж лучше сразу напишу?

— Напиши!

Все почему-то не на шутку оживились. Я с тяжким вздохом встала, прошла в свою «норку», отыскала в кармашке сумки тот самый купленный на вокзале блокнотик и вернулась к ожидавшей меня компании. Несколько пар глаз внимательно пронаблюдали, как я сажусь и открываю первую страничку небольшой книжечки, а потом — как движется по синим клеточкам ярко-зеленый носик маркера. У меня вообще-то не самое длинное в мире имя, но я писала крупно и вдоль корешка, печатными буквами.

— Пожалуйста! — не без некоторого злорадства улыбнулась я принцу, передавая из рук в руки раскрытый блокнот.

Пусть себе читает на здоровье… конечно, если сможет, — насколько я знаю, письменность в наших мирах далеко не одинакова! Но Дин, как ни странно, смотрел совсем не на крупные зеленые буквы, а на обложку. Вернее, на ее внутреннюю сторону, которую сплошь прикрывало прямоугольное зеркальце. Смотрел и молчал. Не мигая и, по-моему, не дыша.

Пауза почему-то затягивалась. Остальные уже начали переглядываться между собой, и Ворх первым подал голос:

— Что, такое длинное имя? Или настолько неприличное?

Принц очнулся и, как-то странно глядя на меня, показал ему раскрытый блокнот, по-прежнему не говоря ни слова. Теперь неизвестный науке столбняк напал на хищника. Он так и застыл, уставившись в одну точку, забыв закрыть пасть. Вид у него был до того комичный, что я не удержалась и хихикнула вслух. Волк вздрогнул, щелкнул зубами, покрутил головой и снова обратился к Дину:

— Так, по-твоему, это и есть?.. Но…

— Да что вы там такое увидели, черт подери?! — не выдержала я.

Дин, по-прежнему не говоря ни слова, повернул ко мне страницу с четырьмя размашисто вычерченными буквами. Я недоуменно пожала плечами — он качнул головой:

— Не туда смотришь!

Его палец постучал по зеркалу-обложке, которое сейчас располагалось перпендикулярно плоскости страницы. Естественно, буквы отражались в нем в соответствующем зеркальном положении.

— Так что же я должна увидеть? — Мое недоумение начинало перерастать в досадливое раздражение. — Чем это, спрашивается, ваших благородиев не устраивает мое редкое, но скромное имя?! Да говорите же, роту блох вам в одеяло!!!

— Спасибо, добрая девушка! — Волк уже полностью ожил. — Имя у тебя очень даже ничего, и нас вполне устраивает, хоть и успели мы привыкнуть к другому. Просто не ожидали так… запросто и ненароком найти ответ на давно волнующий вопрос. И до сих пор не верится…

— Дело в том, что это, — Дин снова постучал ногтем по четкому отражению, — если отбросить некоторые особенности начертания рун, принятые в древности, не что иное, как выражение «блуждающая звезда» — разумеется, опять же на древнем языке, которым написано все пресловутое Пророчество…

Теперь настала моя очередь онеметь. И столбняк оказался на диво заразным…

— А ведь мы нашли тебя в первый день зимы… вернее, в первую ночь! — подал голос Ворх.

— В последнюю ночь осени, — машинально поправила я, все еще пребывая в оцепенении.

— К тому времени полночь давно миновала, — покачал головой Дин. — И потом, склорхи обычно выходят на охоту незадолго до рассвета…

Мне вспомнилось: когда я в нетерпении подпрыгивала на пронизывающем ветру вокруг столба на пустой остановке с гордым названием «Привокзальная площадь» в ожидании запаздывающей «газели», огромные электронные часы на башенке как раз высветили «23:46». Дорога в наш неблизкий край даже без учета пробок и светофоров занимает никак не меньше сорока минут, плюс все остальное… Он прав — официально зима как раз успела наступить! Долго же я добиралась… но зато как далеко забралась!..

— И что теперь? — первой нарушила я повисшую тишину.

— А теперь многое становится понятным, — задумчиво проговорил принц, не сводя с меня глаз. — Насчет зеркального зимнего неба, например…

— И насчет блуждающей звезды, — подхватил Ворх. — Кстати, о какой это, интересно, чистоте идет речь?

Я почувствовала, что мои щеки начинают полыхать, и решила срочно подбросить хвороста в ровно горевший костер.

— Неважно! — махнул рукой Дин, украдкой взглянув на меня. — Хотя лично я думаю, что имеется в виду бескорыстие помыслов… Ты дальше вспомни: «От Смерти ускользнет ее добыча на путеводный свет сквозь лед и мрак!»

Шушки, напряженно ловившие каждое слово, защебетали-застрекотали-защелкали, показывая поочередно то на дракона, то на Дина.

— Правильно, — кивнул тот. — Согласно Пророчеству, появление «блуждающей звезды» должно изменить ход событий в нашу пользу. Если бы не Тэйлани…

— То в лучшем случае твой любящий братец-король, сентиментально хлюпая носом, лично развеял бы пепел, оставшийся от сожженного заживо тебя, над самым любимым твоим же водопадом, — с видимым удовольствием развил волк поданную мысль, — а в худшем — стараниями всех местных падальщиков твои косточки были бы давно растасканы по родной природе!

Я скромно потупилась и напомнила:

— Так что же теперь?

— Начало новых забот, — пожал плечами принц, подавая мне кружку со свежим травяным отваром. — Переломный момент в истории — День Весеннего Равноденствия. К тому времени нам предстоит выбраться из этой глуши, наладить связи со своими друзьями-единомышленниками, найти союзников, собрать войско и не опоздать к месту сбора в Туманной долине.

— Только и всего?! — хмыкнула я, запуская ложку в туесок с клюквой в меду. — Как говорится, начать да закончить! — Мысль, посетившая минутой позже мою невыспавшуюся голову, заставила поперхнуться горячим питьем. — Это что же получается, — все-таки выговорила я после того, как меня добросовестно в несколько рук и лап отстучали по спине, — теперь меня отсюда заберут?!

— ??!

— Я ведь уже вроде бы сделала все, что могла?..

— Не думаю. — Дин деликатно забрал у меня кружку, опасаясь, видимо, что я сгоряча использую отвар не по назначению и в лучшем случае обожгусь только сама.

— Грядет масса важных событий, и твоя помощь будет просто неоценимой. Ты ведь не просто «видящая»… Лучшего подарка и небожители придумать не могли!

— Не торопился бы ты с выводами, — честно предупредила я. — Посмотрим, что потом запоешь!

— Посмотрим, — согласился Дин, улыбаясь краем рта. — С пением у меня до сих пор сложностей не возникало!

Но я уже думала о другом.

— Вот к вопросу о подарках. — Я отобрала свою кружку обратно. — Ведь в Пророчестве ни единым словом не упоминается об «исцеляющих» или «видящих», и я, может быть, совсем не та «звезда», что вам нужна?

— Во-первых, ты нам нужна при любом раскладе… особенно некоторым! — Ворх не был бы Ворхом, если бы упустил возможность поехидничать. — А во-вторых, далеко не весь текст Пророчества изложен ясным и понятным стилем, наоборот — очень много затейливых иносказаний, намеков и по-старинному цветистых формулировок, так что…

— Но если, вы неправильно истолкуете мое появление, заварите кашу с военными действиями, втянете в эту заваруху все королевство и Материк заодно, то потом в лучшем случае окажется, что все это было зря, а уж про худший даже думать боюсь!

— А что нам терять? — после напряженной паузы проявился Дин. — Причем я имею в виду не только нашу троицу, а все население Материка и Мира заодно. Судьба, знаешь ли, дама капризная и не любит, когда какие-то смертные пытаются ее перекроить по-своему, тем более только ради собственных амбиций! Уже на третий год после воцарения Кронигана в королевстве участились неурожаи, наводнения и землетрясения, стали рождаться уроды и еще чаще просто больные дети, да еще и новые хвори откуда-то взялись. Потом зимы стали намного длиннее и суровее, а засухи — обычным делом, и это на Материке, который всегда отличался от прочих мест в Мире самыми благодатными условиями для проживания кого угодно! И, что самое скверное, год от года эти проявления усиливаются. Поэтому либо в День Весеннего Равноденствия мы меняем положение вещей, повернув колесо истории в нужную сторону, либо весь Мир поглотит хаос, но никто из ныне живущих увидеть это не сможет — попросту не доживет…

— Значит…

— Значит, мы все-таки начнем «заваривать кашу» — это намного лучше, чем, сложив крылья, ждать конца света или — что еще позорнее — смерти от руки «чистильщика»! Тем более — сейчас…

— А я, значит, буду при вас наглядным средством массовой агитации? В смысле — живым доказательством трогательного благоволения всех богов поголовно к вашей нелегкой судьбе?

— Почему бы и нет? Например, в свободное от прочих занятий время. — Дин едва заметно мне подмигнул, чуть было снова не заставив покраснеть. — Какая-никакая, а все же «видящая»…

Увернуться ему не удалось, и некоторое время все с огромным удовольствием и оживленными комментариями наблюдали, как наше высочество пытается вызволить свой многострадальный нос из моих ласковых пальчиков. В это же время свободная рука моей оскорбленной в лучших чувствах, благословленной богами светлости щедро лила ему за пазуху полурасстегнутой как обычно рубашки так и не выпитый отвар (к сожалению, остывший окончательно).

— Считай, что это бесплатный пробник небесной кары! — Я наконец-то устала и под разноголосое хихиканье отпустила жертву.

Серый хищник окинул задумчивым взглядом своего встрепанного приятеля, мокрого спереди от ключиц почти до самых колен (и кружка-то была не самая большая!..), потом склонил ушастую голову набок и елейным голоском поинтересовался:

— Дин, это ведь не то, что я подумал?!

Принц как раз начал снимать рубашку, а в следующий момент она оказалась надетой на голову ехидствующего волка, да еще и завязанная вокруг мохнатой шеи рукавами.

— Ты лучше больше не пытайся думать, — посоветовал Дин озадаченному другу, — а то ерунда всякая получается, да еще и пополам с фигней! — И небрежно послал мне воздушный поцелуй.

— Погодите-ка, — вспомнила я о своих недавних недоумениях, мимоходом грозя ему кулаком. — Как все-таки переводится мое здешнее имечко?

— Тэа-эйль-аанни — буквально «благословленная видеть скрытое», — добросовестно просветил меня Ворх, выпутываясь из рубашки с помощью сердобольных шушек. — Тэйлани — разговорное упрощение…

— …а Тэйли — это если ласково.

— Надо же, какие нежности при нашей бедности! — неожиданно для самой себя смутилась я (так, чуть-чуть) и дернула волка за ухо. — Кстати, а как полностью зовут нашего мудрого серого брата?

— Лучше не спрашивай! — покачал головой Дин. — Язык жителей северного побережья — наказание даже для них самих. С непривычки не то что мозги — челюсти запросто вывихнешь!

— Ой, кто бы говорил!

— Значит, Ворх — это по-свойски? — уточнила я, не обращая внимания на уязвленное фырканье серого брата. — А ласково будет… Воршишечка?

— Орхи! — Волк одарил меня взглядом, полным благородного негодования. — Правда, есть еще варианты…

При попытке прикинуть прочие возможные версии от Ворха я убедилась, что ничего пристойного на ум почему-то не идет, а если озвучить все то, что пришло… Мудрый серый брат, расслышав мое сдавленное хихиканье, на всякий случай насупился и обиженно засопел, меряя меня подозрительным взглядом. Я сделала независимое лицо и повернулась к подозрительно притихшему принцу.

— Так, теперь с тобой разберемся.

— Может, я лучше пойду?..

— Куды?! Колись-ка по-хорошему, как ты правильно и в полный рост называешься?

— Его Ледяное Высочество Дейниорр Лодингейл Гроллсхорн Лоан-Ксорр-Локк! — выдал волк на одном дыхании. — За сколько раз выучишь?

Я независимо фыркнула: подумаешь, сложности, это после латыни-то?! Запомнилось легко и звучало… ничего себе! Правда, насчет ласковых версий спрашивать я не стала — у самой фантазии хватит, если что…

После очередной порции травяного чая меня как-то вдруг разморило. Я отставила кружку и пристроила голову на плечо принца, пропустив руки у него под локтем. Дин продолжал что-то рассказывать и доказывать своему несговорчивому другу, а меня уже качало на волнах блаженной полудремы — как ни крути, трое суток почти не спать… а возле него так тепло, уютно и спокойно… и метель опять же…

— Тебя проводить или донести? — вкрадчивый шепот в самое ухо.

— И до самого ужина не будить!

Открывать глаза мне было уже лень. Я хотела обхватить его за шею, чтобы облегчить свою транспортировку, но моя рука, скользнув по груди принца, замерла на полдороге, перебирая ищущими пальцами.

— Что-то не так?

— Ничего…

— Тогда почему…

— В смысле — ничего нет! — Сладкую дрему как из брандспойта смыло.

— Это как раз понятно, — Дин пожал плечами. — Твой медальон я вернул, а кольцо…

— Кольцо!!! У тебя на шее висело кольцо, на шнурке…

Договорить не удалось: в следующий момент словно две встречные ударные волны от взрывов чего-то мощного накрыли меня ледяной невыносимой тяжестью, смяв и расплющив, как бумажный стаканчик. Я буквально сложилась вчетверо, судорожно пытаясь вдохнуть, и трясла головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, резкого до боли. Друзья обеспокоенно суетились вокруг, стараясь помочь, но меня уже уносило сквозь глухую тягучую мглу куда-то вперед и вверх…

У меня и прежде случались видения, чаще всего невнятные и обрывочные, как те сны с участием Дина, или так называемые «вспышки», предупреждавшие о каких-то значимых событиях, обычно малоприятных. Но еще ни разу меня не скручивало так, будто я зачем-то перла напролом через все мыслимые и немыслимые линии защиты туда, где мне находиться было совсем не положено… А может, именно так оно и было в тот первый раз?

Беспорядочное мелькание цветных пятен и бесформенных теней, резкие переходы от света к мраку, дрожащая рябь, как сетка перед глазами, плавное растекание темных разводов по светлому фону довольно быстро сменились чередой четких картинок, ярких до рези в глубине глазниц. Головокружение и давящая боль в груди, от которой перехватило дыхание и сердце почти захлебнулось на полустуке, очень мешали «смотреть» как следует, но уж то, что удалось разглядеть, намертво врезалось в память…


Небольшая комната, обставленная изысканно и богато. Высокий сложнозакрученный канделябр на одном конце длинного стола, другой такой же — напротив. Между ними поверх тонкой скатерти — сплошь золотое кружево — расстелена огромная карта, испещренная непонятными значками. Весь пергамент покрыт неровным слоем серебристого мелкого песка. Такой же песок почти доверху заполняет глубокую плошку, вдоль края которой мерцают нанесенные вкруговую сложные руны. Посудина едва держится в дрожащих руках невысокого пожилого мужчины с неприметной внешностью и козлиной бородкой, который с явной опаской следит за ходом общения двух других персонажей.

Представить себе первого легче легкого: достаточно вспомнить Джонни Деппа в роли Джека Воробья, только без его экстремального макияжа и пиратского прикида, но изрядно потасканного и слегка постаревшего. Семизубцовая корона венчает гордо посаженную голову. Густые волосы иссиня-черными волнами спускаются ниже плеч, от крыльев носа к углам плотно сжатых губ и между нахмуренных бровей залегли глубокие складки, взгляд — пронизывающий, жесткий и циничный.

Он стоит, лениво барабаня пальцами по краю стола, и молчит, но его собеседнику явно не по себе. Высокий сутуловатый тип, который, похоже, насмотрелся «Властелина колец» и добавил к своему имиджу позаимствованные у Гэндальфа шляпу и бороду, взахлеб оправдывается, нервно крутя в худых узловатых пальцах какой-то темный круглый предмет. Приподнятая бровь придает лицу короля — в том, что это именно Крониган собственной персоной, нет никаких сомнений — сардоническое выражение, он бросает взгляд влево. То, что сначала было принято мною за предмет обстановки, смутно различимый в неосвещенном углу, вдруг шевелится, и становится ясно, что это живое существо, достающее головой почти до плеча хозяина.

Когда оно встает и неторопливо подходит к столу, высекая когтями неяркие искры из мозаичного пола, в памяти всплывает «улыбка» подземного монстра из фильма «Дрожь земли», только у этого домашнего любимца к очаровательному оскалу добавлен приземистый корпус, покрытый жесткой пятнистой шерстью и водруженный на четыре мощные трехпалые лапы. Еще — длинный, покрытый роговыми пластинками раздвоенный хвост, перепончатые уши позади глубоко посаженных глаз, когти на зависть любому дракону и множество зазубренных, загнутых внутрь зубов, украшающих непропорционально огромную пасть.

Под его пристальным оценивающим взглядом «Гэндальф» начинает говорить быстрее, все чаще сбиваясь, пока наконец не умолкает совсем. Королевская бровь снова приходит в движение — животное поворачивает уродливую голову к его сильно побледневшему собеседнику и, словно поддразнивая, многообещающе высовывает черный змеиный язык… Мелко дрожащая рука выполняет на удивление точный плавный пасс над столом — песок с пергамента собирается в компактное облако и, на секунду зависнув, отправляется прямиком в орнаментированную посудину. Щелчок пальцами — круглый предмет замирает на столе и раскрывается, выпустив на свободу длинный язык ровного синеватого пламени, а над ним уже без посторонней помощи зависает вышеупомянутый жбан с песком.

«Гэндальф» не глядя запускает в него руку и эффектным движением подбрасывает вверх прихваченную горсть прогретого песка. Он осыпается на расстеленную карту и несколько долгих мгновений лежит неподвижно, затем в нескольких местах по очереди начинают зарождаться миниатюрные смерчи, образованные тем же песком, который теперь начинает светиться. Чем ниже и тоньше смерч, тем тусклее свечение и темнее цвет. Самый впечатляющий вихрь — высотой в полметра, не меньше, — буквально слепит оранжево-желтым сиянием и настойчиво шуршит песчинками, протирая определенный участок причудливой карты…

Король раздраженно машет рукой, как бы перечеркивая получившуюся картину, следующим взмахом сбивает все еще парящую над пламенем посудину, и она, благополучно миновав успевшего присесть чародейского помощника, летит кувырком в дальний угол комнаты, щедро исходя мерцающим содержимым. «Гэндальф» поспешно переламывается пополам в низком поклоне — борода подметает пол перед носками башмаков — и, косясь на заинтересованно следящую за ним живность, уже в открытую пускающую черные слюни на зашипевший пол, что-то бормочет, отрицательно мотая головой и разводя руками. Король, не проронив ни слова, резко разворачивается и уходит, напоследок от всей души наподдав сапогом злополучную посудину…

Следующая «картинка», не столь яркая, возникает сразу после первой. Другая комната, другой стол, другие канделябры, но главное действующее лицо все то же, да и сюжет, похоже, катится по тем же рельсам. Черный Король молча стоит у окна, заложив руки за спину, и тяжелым, немигающим взглядом буравит ночную темноту за витражным стеклом; лицо непроницаемо-бесстрастно, и все же, судя по цвету окружающего его свечения, он чем-то раздражен и озабочен сверх меры. Пара дюжин разновозрастных мужчин, сидящих и стоящих вокруг стола, ожесточенно спорят, бурно жестикулируя. Слов разобрать не могу, зато хорошо чувствую настроение: преобладают сомнения, досада и… страх — настоящий, как в минуту смертельной опасности…

Кронигану, видимо, надоедает птичий базар, царящий за спиной, — он чуть поворачивает голову и роняет через плечо пару тихих слов, почти не разжимая губ; затем в тут же наступившей тишине снова звучит его негромкий голос, теперь уже с вопросительной интонацией. Спорщики переглядываются, мнутся, пока наконец один из них не набирается смелости, чтобы ответить, отрицательно качая головой и разводя руками. Король поворачивается, и присутствующих словно пригибает каким-то невидимым гнетом. Свинцовый взгляд монарших очей медленно скользит по застывшим лицам, останавливается на уже знакомом почитателе Гэндальфа, и тот поспешно выдает какую-то идею, видимо только что посетившую его многомудрую голову; остальные, тут же ожив, торопливо поддакивают. Губы Кронигана кривятся в издевательской ухмылке, от сказанного им выражение лиц окружающих становится кислым донельзя, но возражать никто не смеет.

В следующий момент за королем захлопывается резная с позолотой дверь, а в комнате развивается бурная деятельность. Стол сдвинут, по мозаичному полу, подоткнув полы длинной безрукавки, ползает на коленях кадр помоложе и сосредоточенно вычерчивает чем-то жирно-черным большой правильный круг, извлекая это «что-то» из объемистой широкогорлой склянки. При попытке разглядеть странную субстанцию более пристально меня резко и без предупреждения скручивает в жгут от омерзения и вполне реальной физической боли…

Остальные заняты другими действиями, пока не совсем понятными. На зеркальной каменной столешнице установлен большой треножник, на нем — круглодонная посудина, вся исчерченная сложными знаками, под ней — уже знакомый темный предмет, служащий источником синеватого пламени. В емкость поочередно добавляют что-то из пяти разных баночек и бережно — по одной — опускают крупные золотые монеты, предварительно собранные вкруговую из кошелей всех присутствующих. Над загнутыми наружу краями посудины закручиваются тонкие струйки мерцающего сизого дыма, от которого у любителей химии начинается кашель, чих, а у некоторых и рвотные позывы…

Через некоторое время, когда все присутствующие вволю наколдовались над гулко булькающим варевом, дымовая завеса рассеивается, и четверо трудяг, прихватив котелок за специальные «ушки», несут его в завершенный круг. Самый старый из магов (если судить по размерам бороды, количеству морщин и обилию седины в длинных черных волосах) снимает с пояса что-то вроде стаканообразного черпачка на длинной изогнутой ручке и осторожно погружает его в пышущую жаром и светящуюся «кашу». Размеренно черпая раз за разом получившуюся субстанцию, он уверенно льет ее тонкой струйкой прямо на мозаичный пол, рисуя какую-то сложную фигуру. Только под конец его вдумчивых манипуляций становится понятно, что это десятиконечная звезда — две наслоенные пентаграммы, прямая и перевернутая, с общим центром, в котором расторопные коллеги почтенного старца уже устанавливают сплошной круг из толстых коричневых свечей…

Снова смена кадра. Свечи горят ровным пламенем, периодически одновременно мигая, маг-аксакал нараспев читает с листа что-то труднопроизносимое, но в рифму. Остальные безмолвно стоят вокруг — их неподвижные фигуры окутаны призрачной красноватой завесой, выдающей напряженное волнение. На последних словах заклинания, пламя начинает резко пульсировать, и с каждой вспышкой все ярче сияет столб синеватого света в центре круга и все четче вырисовывается в нем высокий силуэт…

И напоследок — просторная комната, погруженная во мрак. Над столом, тихо гудя, медленно вращается висящий в воздухе шарик сине-белого пламени под полукруглым абажуром, бросая сноп яркого света на уже знакомую карту, расстеленную поверх инкрустированной столешницы. Над ней склонился некто в коричневом плаще с низко надвинутым капюшоном; видны только крупные холеные руки с длинными сильными пальцами, на одном из которых красуется массивный перстень из полупрозрачного металла с матово-черным камнем странной формы.

Раскрытые ладони плавно двигаются, почти касаясь пергамента, и каждая их остановка почему-то сразу же откликается во мне вспышкой обжигающей боли в самой глубине и без того перегруженного мозга. Недолго думая пытаюсь усилием воли подавить неприятные ощущения — это удается далеко не сразу, а человек в плаще досадливо цокает языком и небрежно извлекает прямо из воздуха высокую темную склянку. Другая его рука берет со стола недлинную цепочку, сделанную из трех разных металлов, и точным плавным движением опускает ее в узкую горловину, над которой вьется голубоватый дымок, затем снова извлекает и бросает прямо на карту. Металлическая «змейка», полежав пару секунд, неожиданно приходит в движение. Сначала медленно водит застежкой-«головкой», выбирая направление, потом быстро скользит, извиваясь, к левой стороне карты, где почти нет никаких пометок, и, свернувшись аккуратной спиралькой, замирает.

Человек в плаще удовлетворенно кивает и начинает закрывать склянку, но вдруг настораживается. Позади него в стене без малейшего звука открывается низкая потайная дверца, чтобы впустить новый персонаж. Вернее, старый — уже знакомую по предыдущему видению суперзубастую зверушку. Неведомый хищник плавно и неслышно скользит во тьме, как перышко, подхваченное дуновением ветерка… и врастает в пол, встретившись взглядом с человеком у стола. Низко надвинутый капюшон полностью скрывает лицо, но в этом пятне густой темноты явственно различимы его полыхающие алым зрачки. Зверь начинает мелко дрожать и пятиться, поджав чешуйчатый хвост, но пытается сохранить лицо (или морду?), изобразив очень убедительный оскал. Пронзительный глаз весело подмигивает ему из-под капюшона — чудовище захлебывается собственным рыком, с лязгом захлопывает пасть и все тем же задним ходом ползет обратно к двери, не в силах оторвать взгляд от пламенеющих зрачков незнакомца, пока совсем не исчезает в темноте потайного коридора. Капюшон резко поворачивается, теперь маг смотрит на меня в упор. Я физически ощущаю тяжесть его немигающего взгляда, словно прожигающего насквозь, — и меня скручивает снова, уже окончательно, с размаху окунув с головой в густую давящую мглу спасительного беспамятства…


Как же трудно приходить в себя, когда совершенно не представляешь, где находится пункт назначения!.. А если еще и глаза не желают смотреть на белый свет в целом, независимо от погоды и времени суток!.. Хотя, может быть, не так уж оно все и скверно: через некоторое время обнаруживаю, что мне тепло, уютно, удобно и мягко. Только вот откровенно ехидные комментарии, произносимые очень знакомым голосом, поневоле заставляют прислушаться:

— …Наверняка давно уже очнулась, только ведь ни за что не покажет виду!

Само собой — нашли дурака! И вообще, что хочу, то и показываю!..

— Пускай себе показывает, что и когда ей вздумается! — Принц будто мысли мои прочитал.

— Так и будешь сидеть?

— Как надо, так и буду! И нечего тут вслух завидовать!

По мере того как в моей гудящей голове укладывается суматоха, понимаю, что сижу — вернее, лежу — на руках у Дина, умостившись наподобие пригревшейся кошки, а он качает меня бережно, как ребенка.

— С каких это пор ты такой проницательный?!

— Тут и проницать нечего — всю дорогу возле нее слюной исходишь!

— Кто? Я?! Ну знаешь…

— Я-то знаю, особенно про твою любвеобильность по каждому поводу и без…

— Ой, кто бы говорил!..

— Вот я и говорю!

— Все, полный антрык! — заключил Ворх (кто же еще способен ехидничать в любое время года без перерывов на обед!). — Эти трое суток тебе даром не прошли. Не иначе ее «видючесть» оказалась на диво заразной…

Я не удержалась и громко фыркнула Дину в плечо.

— Вот! Она уже хихикает!

— Это предсмертные хрипы! — авторитетно заявила я, по-прежнему не открывая глаз — противное жжение под веками категорически не хотело прекращаться, — и даже попыталась изобразить конвульсии, дрыгнув пару раз ногой, но добилась только скептического хмыканья:

— Дождемся мы, как же!..

— А ты скоротай время за приятной и поучительной прогулкой… подсказать, куда, с кем и зачем? — Я многообещающе подмигнула волку одним глазом, все-таки приоткрытым по такому случаю.

Серый хищник сообразил, что вряд ли я расщедрюсь на что-нибудь хорошее, и возмущенно засопел, но сказать ничего не успел. Дин склонился ко мне:

— Тебе лучше?

— Смотря с чем сравнивать!

Я неосторожно попыталась приподняться, чем вызвала сильный приступ головокружения, заставивший меня снова уткнуться в его широкую грудь.

Рядом обеспокоенно застрекотали-зашуршали-защелкали.

— Ничего страшного, Гиса, — отозвался мой подчеркнуто-слабый голос из глубины бережных объятий. Нет, что ни говори, приятно, когда вокруг тебя так суетятся и волнуются!.. Но через некоторое время я все-таки решила не переигрывать и деликатно высвободилась из рук Дина. — Спасибо, теперь все в порядке!

— Так что это с тобой вдруг случилось? — Волк уже сидел напротив, навострив уши.

Принц, наблюдая, как я усиленно тру саднящие глаза, подержал себя за подбородок и неуверенно предположил:

— У тебя было видение?

— Черт его знает, что это было! — устало поморщилась я, с благодарностью принимая от Гисы мокрое полотенце. — Больше похоже на шпионский репортаж…

И добросовестно постаралась извлечь из недр памяти все что можно. По мере моего повествования выражение лица принца менялось прямо на глазах, а когда я поднапряглась и воспроизвела все услышанные звукосочетания, он страшно побледнел и, скрипнув зубами, от всей души врезал кулаком по гранитной стене.

— О боги! Так свалять дурака!..

— Ты о чем? — осторожно поинтересовалась я, мимоходом отмечая озабоченные переглядывания шушек и мрачное выражение серой волчьей физиономии.

— Обо всем!!! Чертов сентиментальный придурок! Мог бы додуматься и сам!..

Кулак Дина снова приложился к ни в чем не повинной стене — в одном из дальних тоннелей нешуточно грохнуло.

— Ты бы все-таки поосторожнее! — Мне пришлось повысить голос, чтобы перекрыть беспокойный галдеж, который подняли шушки. — Здесь еще жить да жить!

— Черта с два у нас это получится!!!

Спустя примерно полчаса, которые были с толком потрачены Дином на конструирование забористых многоэтажных высказываний в свой адрес и по поводу всего происходящего вообще, я смогла наконец прояснить все непонятные нюансы.

По всему выходило, что мне каким-то неизвестным образом удалось «подсмотреть» вполне реальные события, причем разбросанные во времени. К тому же, отвечая на мои вопросы, друзья сами только сейчас поняли суть и подоплеку некоторых моментов, так что море новых неописуемых впечатлений было с лихвой обеспечено всем присутствующим…

Конспективно дело выглядело так. Дин, спешно покинувший столицу после неудавшегося покушения на короля, некоторое время держался поблизости, поскольку был обеспокоен возможным развитием событий. К несчастью, расклад превзошел даже самые худшие ожидания — погибли оба родителя, которых принц любил всей душой. Почти невменяемый от горя, он сумел пробраться в резиденцию правителей и успел хотя бы в последний момент увидеться с матерью, получив прощение и взяв на память ее обручальное кольцо — фамильную драгоценность клана северных правителей, — которое носил с тех пор на шее на шелковом шнурке.

Погребальную церемонию, а затем и коронацию старшего братца Дин с друзьями наблюдал издали, под магическим прикрытием, и сразу же исчез в синей дали, ведь в столице их теперь ничто не удерживало. Первое время, пользуясь общей неразберихой, неизбежной при столь неожиданной смене власти, друзьям удавалось успешно скрываться без особого риска — подданные самозваного короля спешили на всю катушку использовать нововведения в своих интересах, поэтому за изгнанниками никто всерьез не охотился. Но чем ближе маячил на горизонте пресловутый «десятый год несправедливости и мрака», тем жестче становились условия игры, в которой на карту было поставлено нечто гораздо большее, чем власть и материальные блага. Тем изобретательнее и опаснее становились ловушки, тем беспощаднее велась травля: теперь огню и мечу предавались всё и все, кто хоть чем-то помог или даже просто мог помочь настоящему наследнику. В последние пару-тройку лет отряды специально натасканных «чистильщиков» попросту наступали беглецам на пятки…

Подслушанные мною обрывки разговоров Кронигана со своими приспешниками позволили понять, каким же образом им удавалось отслеживать перемещения объектов травли. Дело в том, что разнообразными алмазами Северное Королевство всегда было богато до полного безобразия, но крупные голубые представляют собой большую редкость и все известны наперечет. В материнском же кольце красовался один из наиболее ценных экземпляров, которые в свое время были помечены лично предусмотрительным предком Дина с помощью особого заклинания.

Теперь любой достаточно сильный маг мог отыскать его в пределах Мира по этой метке. А во всевозможных чародеях при дворе недостатка не было, поскольку Черный Король, сам начисто лишенный каких-либо способностей в этой области, решил проблему, используя казну, щедрые милости и еще более щедрые посулы — во всяком случае, вначале…

Нападение химерона вслед за зловредным шлейфовым заклятием должно было завершить многолетнюю беготню, но мое появление спутало все карты штатных королевских пакостников, сведя на нет их коллективные усилия. След принца оборвался в Змеином ущелье в тот памятный день, его самого — даже частично — так и не нашли, ведь меченый перстень был утерян и похоронен где-то в снегу во время схватки, а мой медальон успешно искажал магический фон во всей округе, между делом отфутболивая поисковые заклинания в синюю даль.

Те манипуляции с песком и картой — лишь одна из многочисленных лихорадочных попыток обнаружить утерянные следы желанной цели традиционными способами. Как следовало из увиденного, и эта крайняя мера благополучно провалилась, поэтому королевские маги, не без оснований опасаясь уже не за свое благополучие — за жизнь, решили вызвать из другого мира специалиста более высокой квалификации. Некоторое количество золота, необходимого для приготовления специального зелья, им пришлось пожертвовать из личных запасов, ибо короля интересовал — и срочно!!! — результат поисков, но никак не средства его получения. Отсюда повышенная кислотность выражений лиц доблестных деятелей от магии во время «производственных совещаний при работодателе»!

Тип в коричневом плаще и был тем супермагом, который смог вычислить местонахождение нашей теплой компании. Кстати, Крониган уже однажды прибегал к его услугам, иначе покушение на короля-отца и воцарение на престоле вряд ли удалось бы ему вообще… Теперь же, судя по всему, маг-иномирец обосновался при дворе надолго.

Дин попутно разъяснил, что за жуткая субстанция использовалась для начертания круга. Это была сажа от костра, на котором сгорело не менее трех человек, причем заживо. Неудивительно, что меня так скрутило! А цепочка была в свое время детским оберегом нашего наследного Проклятого Принца, который он первые семь лет своей жизни носил не снимая…

— Значит, не сегодня завтра снова в поход! — подытожил Ворх. — Так или иначе…

— Иначе! — перебила я его неожиданно для самой себя. — И даже не сегодня, а прямо сейчас. Пожалуйста!.. — И пояснила, глядя на удивленные лица друзей: — Чем дольше мы говорим обо всем этом, тем больше мне становится не по себе! Просто на месте не сидится, а это, как правило, не к добру — проверено!

— Что ж, — принц поднялся с бревна и потянулся до хруста в костях, разминая плечи, — мы и в самом деле здесь загостились. К тому же погодка самая подходящая для тех, кому надо замести следы…

Сборы не заняли много времени. Гораздо больше усилий ушло на то, чтобы уговорить Грома вернуться к семье в родные пещеры. Дракон, оскорбленный в самых лучших своих чувствах, ни за что не соглашался оставить своих друзей сейчас, когда начинают разворачиваться основные события. Сколько было слов, слез (моих с шушками), убедительных доводов наперебой и возмущенного рыка вперемежку с гневным фырканьем и дымными языками пламени — это же ни в сказке сказать, ни на заборе написать!

С большой неохотой он сдался только после того, как мы в три голоса (когда соло, а когда и хором) обрушили на него поток весомых доводов, разнообразных и убедительных. Ворх напомнил о грядущих проблемах с линькой и ростом крыльев из-за нарушения режима сезонных спячек в его еще юном возрасте и о том, что двух заклятых в компании гораздо легче отследить, нежели одного. Для меня было не совсем ясно, какие там возникают сложности с наложением и усилением носимого магического поля, но Гром явно понял суть, потому что помрачнел еще больше. Я же, обнимая упрямца за длинную чешуйчатую шею, просто подробно живописала, насколько мы все будем убиты горем и чувством вины, если сейчас, когда ситуация обострилась до крайности, не сумеем его уберечь от коварства королевских наемников.

Решающее слово было за Дином, который объяснил верному другу, что лишь в его силах убедить многочисленное и весьма своенравное драконье племя присоединиться к эпохальной битве за правое дело. Так что вынужденную разлуку следует расценивать не как проявление недоверия с нашей стороны или, что хуже во сто крат, его позорное бегство перед лицом грядущих трудностей, а совсем наоборот — как важное поручение, можно сказать, залог будущего успеха всей этой опасной для здоровья затеи с претворением в жизнь того самого Пророчества…

Было еще много вздохов, причитаний, пожеланий, суеты — как почти неизбежного бедствия во время любых сборов. Чуть меньше — слез и сожалений по поводу прерванных обстоятельствами зимних каникул на природе. Бессчетное количество прощальных поцелуев, объятий и рукопожатий вперемежку с облизыванием щек (моих) раздвоенным драконьим языком и дружескими тычками куда придется (это уже перепало на долю «мальчиков»)… Напоследок я презентовала Гисе свой стратегический запас лака для ногтей, оставив только дежурно-нейтральный, а взамен получила широкий браслет, искусно сплетенный из тонких полосок разноцветной кожи, украшенных продолговатыми каменными бусинами. Насколько можно было понять из объяснений главы местных шушек (их необычный язык по-прежнему давался мне с большим трудом, поэтому в разговорах со мной они старались медленно и четко выговаривать формулировки попроще), пестрый узор поведает Посвященному о моей связи с главенствующим кланом. Это в свою очередь гарантирует мне теплый прием в любой шушечьей общине и получение всей возможной помощи, какая только будет в их силах.

Последняя проверка и подгонка лямок на сумках с пожитками… Затем — присесть «на дорожку» (этот обычай оказался новшеством для моих здешних знакомцев, но был принят ими с одобрением — правильно, хороших примет чем больше, тем лучше!)… Последний прощальный взгляд на ставшую почти родной пещеру — и ветреная вьюжная ночь радушно распахнула нашей троице свои суровые снежные объятия…

Часть вторая ОБУЧЕНИЕ И МУЧЕНИЯ

ГЛАВА 1

На очередную горку я взбиралась уже почти в состоянии беспамятства — ноги дрожали и не держали, а коленки норовили выгнуться в стороны, совсем не предусмотренные конструкцией. Последние несколько восхождений начисто исчерпали и без того небогатые резервы моих силенок, а пресловутое второе дыхание благополучно скончалось от истощения еще позавчера, когда в этом бесконечном ущелье нас почти врасплох застал камнепад.

«Почти» — потому что в предпоследний момент мне вдруг поплохело, и я осела в ближайшем сугробе, тихо рыча от «радости» по поводу всплеска дикой головной боли, от которой тут же потемнело в глазах. Пока Дин отпаивал меня травяным отваром, немного дальше по курсу и случился обвал, но мы задержались на подходе из-за выкрутасов моей сенсорной системы, потому и не пострадали — опять же почти. На сей раз в невезучих оказался Ворх: он успел уйти вперед на разведку и не успел увернуться от сотни-другой острых увесистых обломков, из-под которых мы успели его извлечь, пока сверху не успела свалиться новая порция крупноколотого гранита…

Взглянув на нашего серого друга, мы только присвистнули дуэтом, и Дин спешно взялся искать подручный материал для лубков, а я занялась головой. Волчий череп оказался на диво крепким, но сотрясения избежать не удалось, и я, закончив заговаривать кровь, обильно сочившуюся из многочисленных ссадин и порезов, мрачно резюмировала:

— Иной раз ведь и впрямь засомневаешься, что иметь мозги такое уж благо! Сейчас бы только в голове погудело, и никаких тебе головокружений, потерь памяти, тошнотиков и прочих «приятных» последствий, а так… придется страдать по полной программе!

Волк одарил меня красноречивым взглядом доведенного до ручки мученика и молча закатил глаза, предоставив самой решать, с какого боку браться за скорую помощь…

Общими усилиями нам удалось привести пострадавшего в относительный порядок и донести его до пещерки, обнаруженной Дином по пути, где мы и скоротали остаток дня и ночь. Было ясно, что с таким добавочным грузом далеко мы не уйдем, поэтому придется на некоторое время осесть в каком-нибудь местечке поглуше и заняться поправкой волчьего здоровья. Принц, проведя полночи в хмурых раздумьях, высидел к утру единственное приемлемое решение — сделать небольшой крюк и отыскать в одном из ущелий избушку, вполне подходящую для наших целей. Загвоздка была в том, что дорога туда была не из легких (а то мы до сих пор по аллеям с розами гуляли!), к тому же Дин помнил ориентиры довольно смутно, а я пока ничем помочь не могла. Но за неимением других вариантов мы решили хотя бы попытаться…

Какой умник сказал, что «попытка не пытка»?! Ему явно не хватало жизненного опыта! Сюда бы этого остроумца, посмотрела бы я, какие еще глубокие мысли проклюнулись бы в его многомудрых мозгах — после шести подряд восхождений (точнее — восползаний) на обледенелые скалы без дороги, страховки, спецоборудования и точной карты, чередуя попытки отвернуться от пронизывающего ледяного ветра (и при этом не сорваться) с упражнениями в устном нецензурном творчестве!.. Больше всех досталось, конечно, Дину: только благодаря его нечеловеческим усилиям штурм заснеженных высот и перевалов обошелся без потерь.

Впрочем, на желанной вершине легче не стало. Обжигающий ветер с воем хлестнул по лицу колючей плетью, обрадованно подталкивая вправо, где чернел гигантский провал, а ноги заскользили по смерзшемуся и обледенелому снегу. Дин едва успел подхватить меня под локоть — мои руки, несмотря на меховые рукавицы, закоченели до полного бесчувствия и категорически отказывались выполнять свои прямые обязанности. Торопливо повернувшись к ветру спиной и утирая моментально застывающие слезы, я хриплым шепотом поинтересовалась:

— И куда теперь?

— Честно говоря, не уверен. — Дин виновато пожал плечами. — Я ведь был здесь всего несколько раз, летом и очень давно… и пешком не шел…

Я огляделась. Поблизости возвышалась внушительная груда бесформенных разнокалиберных глыб, видимо совсем недавно покинувших соседнюю, более высокую скалу. Дин проследил мой взгляд, молча впрягся в сброшенную было лямку, и вскоре волокуша с нашим скарбом и тяжело дышащим волком была надежно укрыта от ветра, а я, совсем обессилев, опустилась в снег, не обращая внимания на холод и радуясь уже одной возможности дать себе передышку и расслабить ноющие мышцы. Дин присел рядом, набрасывая на меня свой плащ.

— Я отойду ненадолго — надо бы осмотреться, прежде чем идти дальше. Смотри, не засни!

— Постараюсь…

Легко сказать — на меня уже сейчас накатывала вязкая дремотная слабость, заставляя сомкнуть отяжелевшие веки. Встряхивание головой и протирание лица снегом почти не помогали, очередная волна ненавязчиво затопила меня целиком и погрузила в темно-туманную мглу, но почему-то видеть я не перестала. Только выглядело все иначе — скалы, как на негативе, проступили белесыми, чуть мерцающими контурами, снег, наоборот, потемнел. На фоне всего этого ярким оранжево-желтым светом высветилась быстро удаляющаяся фигура Дина и совсем в другой стороне — внизу, среди заросшего густым заснеженным лесом ущелья, — теплым солнечным бликом проявился сдвоенный кубик. Наверняка та самая избушка с какой-нибудь пристройкой.

Волна отхлынула так же неожиданно, как и накатила. Я ошалело потрясла головой, наскоро помассировала отчаянно слезящиеся глаза, удивляясь неизвестно откуда взявшимся силам, восстала из облюбованного сугроба и рванула было вслед за принцем, но вовремя остановилась. Нет, его уже не догнать, попробуем по-другому. Пробормотав несколько подходящих и совсем не лестных сравнений в адрес незадачливых последователей Сусанина, я вернулась к оставленной волокуше и потеребила волка, лежащего с закрытыми глазами:

— Ворх, миленький, очнись!

— И чей же слышу я небесный голос?! — Даже в сильно ушибленном состоянии серый вреднюк оставался верен себе. — Что случилось?

— Повой, пожалуйста!

— Это еще зачем? — Удивленно распахнутые серые глаза воззрились на меня.

— Нужно Дина позвать обратно.

— А сама не можешь?

— А я выть умею?!

— А разве нет? Хотя имелось в виду совсем другое…

— У меня голос пропал…

— Говорил тебе — бранись поменьше! — Волк неловко завозился в своем кульке из одеяла. — Помоги сесть.

С моей помощью он кое-как утвердился в полусидячем положении и бережно умостил запакованные в лубки передние лапы. Затем вскинул забинтованную голову, прижал уши, прикрыл глаза… и выдал мощнейшее прочувствованное соло с переливами и взвизгиваниями. Я быстро усомнилась в разумности своей затеи — чего доброго, сейчас все окрестные хищники его породы сбегутся выручать несчастного собрата, которого наверняка кто-то зверски мучает или попросту ест заживо, начав отнюдь не с головы! На пятой минуте безостановочного вопля волчьей души я не выдержала, присела за ближайшей глыбой и заткнула уши. Еще и зажмурилась для пущего эффекта.

Открыть глаза снова заставила рука принца, крепко встряхнувшая меня за шиворот:

— Что случилось?! — Он все еще тяжело дышал, видно, летел сломя голову через расщелины и сугробы.

— Ничего! Просто я, кажется, знаю, куда нужно идти…

— Да неужели?! — Он подозрительно прищурился. — И откуда же?

— Оттуда же, откуда и все остальное! — рассердилась я, закашлявшись. — Умнее вопроса не придумал?!

— У тебя было видение? — Его лицо прямо-таки просветлело.

Вместо ответа я махнула рукой в сторону примеченной красноватой скалы и приняла его руку, чтобы встать. Мы снова, уже молча, впряглись в лямки.

Сказать, что спуск был ничуть не легче подъема, — значит вообще промолчать. Хотя этот склон малоприступной горушки и оказался более пологим, но и снега на нем задержалось больше, под которым камней было нисколько не меньше, чем заметенных ям. Добавить к вышесказанному тяжелую волокушу, то и дело норовившую сбить с ног усталых нас и отправиться с ветерком в самостоятельное путешествие до ближайшей расщелины поглубже, сильный боковой ветер, быстро наступающие сумерки, хмурое свинцовое небо, нависшее над самой головой, — вот вам и веселенькая зарисовка зимнего пикника…

Как там говорится в добрых народных сказках? «Долго ли, коротко ли»? Так и ползли мы неровным зигзагом по бесконечному склону, но настал-таки благословенный момент, когда ветер перестал обжигать и сечь лицо, запутавшись в заснеженных верхушках вековых сосен и развесистых берез, и напоминал о себе лишь изредка падающим с опущенных веток снегом да ровным гудением в густых кронах. Земля под ногами приняла горизонтальное положение, а наша поклажа послушно тянулась вслед за нами, забыв о своих недавних поползновениях.

Я к тому времени устала настолько, что двигала ногами совершенно бездумно, реагируя только на брезживший где-то в закоулках подсознания «маячок», который помогал выдерживать верное направление. Дин уже давно тянул и мою лямку и меня умудрялся поддерживать, когда было совсем уж невмоготу. И не остановись он вовремя, я бы так и уткнулась лбом в шершавую древесную кору.

Избушка, возвышавшаяся на двухметровых сваях, была совсем небольшой, но добротно сработанной — с тщательно подогнанными бревнами, проконопаченными мхом щелями, высоким крыльцом и основательной дверью, которая запиралась на огромный засов. В небольших сенях мирно мерзли два больших ларя, что-то стояло на полках вдоль стен и в большом количестве висело под потолком, узкие окошки напоминали бойницы. В прямоугольной комнате было чисто, хоть и чувствовалось, что сюда не заглядывали довольно долго. Почти в центре возвышалась печка, в закутке за которой была пристроена лежанка. На ней мы и поместили волка, забывшегося тяжелым сном.

Я успела заметить полки с посудой, аккуратно сложенную горку дров и связку сухой бересты возле печки, небольшой стол у окна и широкие нары вдоль стены, добраться до которых стало на тот момент главной целью в жизни. На это ушли остатки сил. Растянувшись прямо на голых досках, я уже в полудреме видела, как Дин разводит огонь, ставит в печь котелок со снегом, распаковывает одеяла, и чувствовала, как с меня стаскивают обледенелые меха и сапоги… Глаза постепенно закрылись окончательно, и я с блаженным вздохом позволила густой и темной волне забытья затопить мое донельзя усталое сознание.

Проснулась я внезапно, как от сильного толчка, и, не открывая глаз, попыталась определить, что же меня разбудило. В избушке было тихо и довольно прохладно — печь давно прогорела и погасла, но мне было вполне уютно: сильные руки надежно удерживали на моих плечах одеяло, а их столь заботливый хозяин, от которого так и веяло теплом, ровно и почти неслышно дышал в затылок. В закутке негромко похрапывал волк.

Я совсем было успокоилась и снова стала погружаться в тягучую полудрему, как еле слышный звук вернул меня к реальности: кто-то бродил вокруг избушки в глухой предрассветной мгле… Все, что происходило потом, я видела как будто со стороны. Округлый, слабо мерцающий сгусток энергии отделился от моей неподвижной фигуры и, помедлив секунду-другую, завращался, рассыпая вокруг себя сотни пульсирующих искорок ярко-изумрудного цвета, которые равномерно расположились в горизонтальной плоскости. Это мерцающее «полотно» все расширялось и расширялось, вышло за пределы избушки — толстые бревенчатые стены никак не помешали продвижению, но сам процесс преодоления деревянного заслона отозвался внутри меня ощущением легкого дискомфорта — и неожиданно вылепило в пространстве трехмерную фигуру какого-то крупного зверя.

Огромного медведя, если быть совсем уж точной. Хищник, наверное, что-то почувствовал, когда его нащупала «поисковая сеть» — так я назвала про себя непонятное пока явление. Он отпрянул от слюдяного оконца, в которое как раз пытался заглянуть, и со всех ног напролом ринулся в темный притихший лес, тряся головой и неуклюже вскидывая задом.

Зеленые мерцающие «светлячки», честно справив службу, так же по спирали, но в обратном порядке быстренько собрались в снова увеличившийся сгусток непонятной субстанции, который медленно растаял на фоне темного контура моего неподвижного тела. Минуту-другую сердце учащенно билось, потом успокоилось, а взамен возникло знакомое неприятное ощущение жжения и покалывания под закрытыми веками, которое заставило невольно поморщиться. Надо бы примочки сделать, но шевелиться отчаянно не хотелось, и, поворочавшись, я все-таки задремала снова.

Спала я, видимо, вполглаза, потому что проснулась в тот момент, когда Дин осторожно попытался высвободить руку из-под моей головы.

— Чего не спится в ночь глухую? — сонно пробормотала я, взглянув на темное окно.

— Вообще-то уже утро, просто пасмурно и лес кругом. — Принц одевался, не зажигая свечи. — Пойду пройдусь, а то на одной крупе долго не протянем. Да и осмотреться надо бы.

— Ты осторожней, тут шатуны бродят! — обеспокоилась я, просыпаясь окончательно.

Вскинутая бровь придала ответному взгляду принца недоверчивое выражение.

— Ты же спала всю ночь!

— Ну да, как убитый сурок! Сам увидишь, — пожала я плечами, вставая и заворачиваясь в одеяло. — Мое дело предупредить.

Дин только хмыкнул, натягивая куртку. Я задержала его у порога и сунула в карман узелок с оставшимися печеными орехами. Принц уже привычно умилился такой заботливости, взял меня за подбородок и легонько поцеловал в уголок губ.

— Не ходи гулять одна и запереться не забудь!

Я кивнула, побрела следом, отчаянно зевая, и задержалась в холодных сенях, наблюдая в приоткрытую дверь, как изменилось его лицо при виде уходящей в лес неровной цепочки огромных следов. Честно говоря, у меня у самой не было полной уверенности в реальности того, что произошло ночью, но сейчас последние сомнения отпали сами собой. Мой дар проявился в новом, довольно неожиданном качестве, теперь бы еще научиться управлять им…

Спать расхотелось, и я, одевшись, обвела избушку решительным взглядом. Учитывая сломанные лапы Ворха и снова затянувшие небо тучи, мы задержимся здесь не на один день, значит, придется засучить рукава.

Для начала я затопила печь и занялась волком. Он уже не спал, просто лежал, часто дыша и мрачно глядя в угол блестящими в полутьме глазами.

— Что загрустил, серенький? — Я пригладила густую всклокоченную шерсть. — Потерпи, сейчас подлатаю — как заново родишься! «Я пришью тебе новые ножки, и ты опять побежишь по дорожке…»

— ?!!

— Не пугайся! — попыталась я успокоить настороженно косящегося на меня Ворха, который усиленно пытался отодвинуться от меня в дальний угол. — Это всего лишь пара строчек из детской сказки.

— Детской? И про кого же может быть этакая сказочка? Про юных самоучек-знахарей, которые подрабатывают в пыточной у местного злодея?!

— Нет, — прыснула я, — про доброго доктора Айболита! Рассказать?

— Доброго? С таким-то имечком?! Хотя… давай, — неуверенно махнул хвостом серый хищник, — на дворе белый день, все не так страшно…

И за то время, что я проводила ревизию поломанных конечностей, снимала боль и старательно заставляла поврежденные ткани работать в нужном режиме, Ворху пришлось выслушать всю историю о знаменитом ветеринаре. И если он в конце концов перестал даже задавать вопросы, а просто потрясенно молчал, часто мигая расширившимися глазами, то дело вовсе не в том, что некоторые детали я помнила не совсем точно и проявила чуточку фантазии…

Волчья голова, успешно выдержавшая столкновение с гранитными обломками, доставила гораздо больше хлопот, но я справилась и с этой задачей. По крайней мере, Ворх смог сегодня хотя бы напиться, не жалуясь на тошноту, и заснул гораздо быстрее. Я умостила его поудобнее и еще некоторое время сидела рядом, держа руку на мохнатом загривке, пока Ворх засыпал.

А потом началась эпопея, названная мною «рождественским субботником», потому что по нашему календарю было как раз шестое января. Для начала я прогулялась поблизости, натаскала свежего лапника для лежанок и нашла незамерзающую речушку, вернее, большой и очень быстрый ручей, который вырывался на белый свет из-под ближайшей скалы.

Мы будем жить с тобой в маленькой хижине

На берегу очень дикой реки…

По поводу «теплых лесов», конечно, брало сомнение, но в остальном Бутусов попал в самую точку. Я отдраила избушку и поставила в печь котелок с перебранной и вымытой крупой — чем бы там ни закончилась охота, есть все равно что-то надо. Потом перетряхнула наши запасы и обрадовалась, раскопав последний кусок сала — все не пустую гречку жевать, если уж на дичь случится неурожай.

Давая выход бурлящей энергии, я полюбопытствовала, что за пристройку замело снегом по самую крышу, и доблестно пыхтела добрых два часа, не меньше, отбрасывая от стен смерзшиеся комья. Мое упорство было вознаграждено сполна: таинственное сооружение оказалось баней. Самой настоящей, только маленькой — на двух крупных человек или трех астеников, зато и нагревалась буквально с пары поленьев.

Неожиданное открытие повлекло за собой незапланированную стирку и «помойку». В конце концов, после такой бурной трудовой деятельности баня — это самое малое, что мне полагается, особенно с учетом всех лишений, выпавших за последние дни…

Одно не давало покоя — Дин задерживался. Я уже успела обсохнуть и привести в порядок свои непослушные волосы, натаскать воды снова, забрать из бани просохшие вещи, покормить проснувшегося волка и даже сварить компот из груш, запас которых благодаря заботам шушек у нас был еще немалый, а он все не возвращался.

Когда солнце почти село на верхушки вековых деревьев, я начала беспокоиться всерьез. Ворх тоже косился в сторону двери, но благоразумно помалкивал. Не зная, чем бы себя еще занять, я решила натаскать в избушку дров про запас, чтобы не выходить за ними по темноте, да и утром все меньше возни. Поскольку спина болела сильнее, чем ноги, прикинула, что лучше носить поменьше и почаще…

Я взялась было за длинное сучковатое полено, посчитав его достойным кандидатом уже для четвертой охапки, когда над моим ухом раздался хриплый рык:

— А это еще кто?! — и здоровенная ручища, поросшая темной шерстью до самых ногтей, схватила меня за плечо.

Вот как раз этого нежданному гостю делать совсем не стоило! Загвоздка в том, что в подобных ситуациях моей первой реакцией всегда бывает жуткая агрессия, а перепуг случается глубоко потом, в качестве «отходняка» — с дрожью в коленках, кратковременным заиканием и даже иногда слезами (в основном для того, чтобы порадовать окружающих). Многие мои знакомые, схлопотав чем-нибудь увесистым по черепу или свежим маникюром по ухмыляющейся физиономии, очень быстро усваивали, что остроумные шутки типа неожиданно закрыть мне глаза руками, подкравшись втихаря со спины, или — еще того пуще! — ткнуть пальцами в бок весьма рискованны в смысле сохранения здоровья. Одного раза, как правило, хватало даже самым завзятым шутникам, причем обижать я никогда и никого не собиралась, все происходило само собой…

Верзила, так некстати задавший свой дурацкий вопрос, конечно же не знал особенностей моей впечатлительной и ранимой натуры, поэтому сильно удивился, когда то самое облюбованное мною полено звучно раскололось вдоль о его непокрытую голову. От моего щедрого, со всей дури, тычка в живот он охнул и сел в сугроб, а я перепуганной кошкой, не касаясь широких ступеней, взвилась на крыльцо и захлопнула за собой дверь.

Дядя оклемался на удивление быстро — едва я успела задвинуть засов, как дверь содрогнулась от мощного удара и оглушительного басовитого рыка:

— Открывай!!!

— Сам открывай! — нисколько не тише рявкнула я в ответ со своей стороны, переводя дыхание.

— Ах ты!..

Последовавший далее витиеватый монолог окончательно успокоил мою совесть — память ему явно не отшибло, хоть и хорошего настроения не прибавило. Вежливо дождавшись паузы, я высказалась в его адрес не менее затейливо, причем запаса дыхания и слов у меня оказалось не в пример больше. Что же касается количества пожеланий и советов на тему, где и как провести свободное время, то мне, учитывая глубокие познания в области анатомии и физиологии, в этом равных не было даже на биофаке (во всяком случае, на нашем потоке и двух предыдущих)! Нежданный гость, видимо, никак не ожидал услышать подобные изыски, потому что слушал внимательно и ни разу не перебил. Правда, изредка гневно рычал и снова пробовал дверь на прочность — когда я выдавала особенно красочное описание самых нетрадиционных и технически трудновыполнимых моментов.

Уже заканчивая свой вдохновенный монолог, я почувствовала присутствие Дина. Радость и облегчение тут же сменились беспокойством за него, заставив заметаться по холодным сеням в поисках выхода из пиковой ситуации. До меня даже не сразу дошло, что разговор снаружи протекает вполне мирно. Я приникла ухом к заиндевевшей двери, но толком ничего не разобрала, кроме того, что зовут они друг друга по имени, а еще Дин извиняется за неожиданное вторжение. Вот так так! Это что же выходит — я хозяина здешней недвижимости обласкала столь душевно?! Сам виноват: нечего было пугать меня до такой степени, что я разозлилась! Еще Пушкин говорил: «Черт ли сладит с бабой гневной!» Хотя, конечно, вряд ли они тут читают бессмертные творения наших классиков…

Знакомый голос окликнул меня по имени. Я отодвинула засов и задержалась на пороге, оценивая обстановку. У здоровенной волокуши стоял огромный мужичина, приземистый и широкий, как старинный комод, и заросший дремучей бородищей чуть ли не до самых бровей. Он хмурился и мерил меня подозрительным взглядом — я тут же ответила тем же.

— Познакомься, — светским тоном произнес мой прекрасный принц, — это Дхоорн, хранитель здешних лесов.

— Леший, значит? — вырвалось у меня.

Дин пожал плечами и продолжил:

— Давний друг моей семьи. Эту избушку построил специально для гостей. Увидел дым, пришел посмотреть, кто бы это мог объявиться в такое время, а ты…

Я невольно покраснела, но сдаваться не собиралась:

— А я, между прочим, перепугалась до смерти! Ты ушел пройтись и весь вышел, вокруг шатуны бродят, а тут еще это явление над ухом рычит и лапы распускает!..

«Явление» только крякнуло, крутя головой, а Дин поспешил сменить тему:

— Насчет шатуна беспокоиться больше не стоит! — Он махнул рукой в сторону волокуши. — Может, все-таки спустишься и поздороваешься по-человечески?

Я с независимым видом поправила капюшон и сошла вниз, направляясь к ним. Леший набычился, его маленькие карие глазки буравили меня подозрительным взглядом из глубины бурых зарослей, а огромная пятерня все еще почесывала внушительную шишку на темени. Хорошо, что у них такие крепкие черепа!

Мою храбро протянутую руку он все-таки пожал и тут же прогудел густым басом, обращаясь к Дину:

— Где ты, малый, такую дикую девку себе раздобыл? В постель небось дубиной только и загонишь…

Под моим вспыхнувшим взглядом принц поперхнулся смехом и старательно закашлялся, а я медленно повернулась к говорившему, склонила голову набок и в упор и не мигая уставилась прямо в удивленно распахнувшиеся медвежьи глазки. Леший раз-другой сморгнул, прищурился, покрутил головой, словно не веря увиденному, подвигал бровями, а потом попросту обошел меня стороной и снова обратился к Дину:

— Как только ты с ней управляешься?!

— Это «видящая», Дхоорн. — Негромкий голос принца нарушил наступившую неловкую тишину. — Блуждающая Звезда.

— Вот оно как! — Леший присвистнул и снова повернулся, глядя на меня уже совсем по-другому. — Значит, пошло в ход Пророчество? Хвала богам, дождались!

— Это всего лишь начало. Нам нужна твоя помощь.

— Добро! — кивнул гость из леса и шагнул к волокуше. — Только сперва давай с этим закончим…

Пока мужчины возились во дворе с медвежьей тушей, я под чутким руководством проснувшегося Ворха ошпарила, ощипала и сунула в печь пару тетеревов, презентованных Дхоорном в качестве жеста примирения, пристроила туда же сковороду с ломтями свежего мяса и успела поработать над покалеченными лапами добровольного наставника.

Уже совсем стемнело, когда они, закончив дела и отведя душу в бане, ввалились в избушку, оживленные, усталые и голодные. К моей стряпне (как ни странно, встреченной на «ура») леший, лукаво ухмыляясь в расчесанную бороду, выставил плоскую флягу литра на два, не меньше, которую выудил из-за пазухи. Из откупоренного широкого горлышка потянуло крепким сивушным духом.

— «Самодур»! — гордо возвестил Дхоорн. — Сам гнал. На кедровых орехах!

Меня невольно передернуло, потому что к почитателям самопальных произведений алкогольного искусства я себя никогда не причисляла, предпочитая полусладкое белое вино. Дин сочувственно подмигнул при виде моего вытянувшегося лица, но помочь сумел не сразу. Первый тост мне все-таки пришлось поддержать, зато потом, когда леший увлекся расчленением жареного тетерева, принц исхитрился подменить мою кружку с убойным напитком такой же, но с компотом.

Застольная беседа текла весьма оживленно. Лесной гость пересказал нам все местные новости за последние десять лет, подробно живописал события государственного и семейного значения и перешел на разнообразные «случаи», которые происходили с ним самим или с его многочисленными родственниками. Впечатление было такое, что все эти десять лет он молчал и вот наконец-то добрые боги послали ему благодарных слушателей.

Вещал он очень красочно и эмоционально, с обилием жестов — большей частью приличных — и, увлекаясь, часто хлопал то по столешнице, то по плечу принца. От моего взгляда не ускользнула вспышка багрового свечения, окутавшая плечо Дина после очередного дружеского похлопывания лешачьей ручищи. Похоже, прогулка удалась на славу! И ведь ничего не сказал, партизан!..

Я медленно встала и ненавязчиво продефилировала к печке. Оказавшись у мужчин за спиной, пригляделась внимательней. Так и есть! Выше левой лопатки — три глубоких прокола, от которых до середины спины тянутся впечатляющие рваные борозды. Интересно, кто это настолько мило поздоровался?! Я осторожно положила раскрытую ладонь поверх раны и сосредоточилась. Дин обернулся, встретился со мной взглядом и вскинул бровь. Я нахмурилась и качнула головой: судя по размерам «автографа», зверушка была чуть поменьше тигра и своими нешуточными когтями пользоваться умела!..

Принц продолжал разговор, даже не поморщившись от резкой вспышки обжигающей боли, без которой у меня пока не получалась работа, необходимая, чтобы закрыть подобную рану побыстрее. Моя ладонь осторожно прошлась вдоль поврежденных тканей, задерживаясь на особо пострадавших местах. Дин и глазом не моргнул, несмотря на то что полностью блокировать боль мне удавалось не всегда, только благодарно прижался щекой к моей свободной руке, лежавшей на его плече.

Я прошлась придирчивым взглядом по раненой спине. Так-то лучше! Теперь можно расслабиться и послушать байки. Я вернулась на свое место за столом и долила себе компота, но надолго меня не хватило. Хоть и немного пришлось эксплуатировать свои способности, но последствия сказались очень быстро. Меня стало немилосердно клонить в сон, и я уже всерьез опасалась, что бестактно выпаду в осадок прямо за столом, в самый разгар напряженного повествования о приключениях очередного лешачьего родственника. В конце концов, пару раз почти клюнув носом сосновую столешницу, я потихоньку поднялась и ушла за печку к проснувшемуся Ворху. После всех лечебных мероприятий он пожелал присоединиться к теплой компании за столом, и я позвала принца. Пока они на пару с лешим со всеми удобствами устраивали хищника на лавке, я незаметно сняла с гвоздя шубку и вышла на свежий воздух.

Тяжелые свинцовые тучи, весь прошедший день пытавшиеся пригнуть к земле верхушки высоченных сосен, к ночи разродились обильным снегопадом. Я сгребла краем подошвы с верхней ступеньки приличный слой свежего снега, уселась и плотно запахнулась в мех, натянув поглубже капюшон.

Вокруг царила такая тишина, что слышен был нежный шелест, издаваемый огромными лохматыми хлопьями, которые плавно кружились в неподвижном воздухе. В пяти шагах уже ничего не было видно, кроме их завораживающе медленного движения. Слева от меня тускло светился квадрат оконца, поделенный переплетом на шесть маленьких золотистых прямоугольников, — совсем рядом и так далеко, потому что в небольшой участок налитого ночной синевой пространства, разделяющий окно и меня, уместилось никак не меньше пары миллионов хлопьев пушистого снега.

Было совсем не холодно, и я, засмотревшись на это великолепие, потеряла всякое ощущение реальности, а снег все падал и падал, укрывая спящий лес, притихшие горы, избушку и меня мерцающим невесомым покрывалом…

За спиной тоненько скрипнула дверь. Дин присел рядом на снова побелевшую ступеньку и поправил на мне капюшон.

— Не замерзла?

— Нет. — Я медленно качнула головой. — Посмотри — настоящая зимняя сказка!.. Почему ты не сказал мне?

Я говорила тихо, не поворачивая головы, но Дин сразу догадался, о чем речь.

— Было бы о чем! — отмахнулся он. — Не хотел тебя дергать по пустякам.

— Что это за живность настолько ласково тебя поприветствовала?

— Скальный барс. Их за эти годы многовато развелось. Они всегда нападают из засады, со спины. Обычно людей не трогают, но этому, видно, в последнее время на охоте не везло. Ничего серьезного, в самом деле!

— Ну да, не насквозь же проткнул, и потроха на месте, и голову не оторвал — и впрямь, о чем говорить! — В моем голосе звучал неприкрытый сарказм. Я всерьез чувствовала себя уязвленной, и Дин, как обычно, легко уловил мое настроение.

— Тэйли… — Он помолчал, подбирая слова. — Мне ведь и раньше доводилось попадать в переделки, причем куда более опасные. Я воин, и с детских лет нас учат обходиться своими силами…

— То есть в моих услугах ты больше не нуждаешься? — уже совершенно спокойно уточнила я, вставая.

— Дело не в услугах. — Дин вскинул голову и, глядя мне в глаза, снова чеканил слова: — Я нуждаюсь в тебе! И очень дорожу таким подарком судьбы. Сейчас у нас не самые легкие времена, поэтому я и не хочу, чтобы ты по пустякам тратила силы, которые понадобятся тебе самой!

Все — мир, дружба и разоружение! Знает ведь, хитрец, что я не смогу долго сердиться, когда он ТАК на меня смотрит, и нагло этим пользуется! Убила бы… если бы рука поднялась! Я все-таки сердито фыркнула и отвернулась, а Дин встал и приобнял меня за плечи:

— В самом деле, хватит морозиться. Пойдем, а то нам без тебя совсем одиноко!

— Троим врезавшим по «самодуру» мужикам?! — снова фыркнула я, но позволила себя отряхнуть и увести в избушку.

Брошенные на произвол судьбы одинокие мужики время даром не теряли. Наш бородатый лесной гость восседал в обнимку с подозрительно веселым Ворхом и старательно выводил вслед за ним припев какой-то душещипательной песни. У них выходило до того слаженно и томно — хоть за цветами беги! Как еще плату за послушать не потребовали… Судя по всему, певцы успели порядочно принять на грудь — вон как у обоих глаза блестят!

— О, вот и хозяйка! — радостно встретил меня громовой бас Дхоорна.

Я удивленно вскинула брови, но переспросить не успела.

— Сейчас нам она тоже что-нить споет! Уваж-ж-жишь?

— Да ты ж-ж-же только попроси, — хихикнул волк, ехидно щуря осоловелые глазки, — потом ведь не остановишь!

— Отвороти-ка свои бесстыж-ж-жие гляделки, пока ненароком не выпали… с моей помощью! — преувеличенно ласково посоветовала я, поправляя волосы и устраиваясь на лавке. — И вообще, бухтеть команды не было!

Не претендуя на оригинальность, я, откашлявшись для солидности, затянула «Ой, мороз, мороз!». Новинка сезона вызвала поголовный дикий восторг у присутствующих, и вскоре мы уже все вместе выводили насчет ревнивой «жены-раскрасавицы», причем леший старался больше всех. На очереди была история про то, как «на опушке жила зима в избушке», усилившая бурное оживление. Потом я, можно сказать, в лицах исполнила «Как хотела меня мать…», после чего Дхоорн всерьез пригорюнился и попытался у меня дознаться, что же такое у нас «деется с мужиками, что бедной девке и замуж выйти некуда?». Диалог с тонкой рябиной, что стоит, качаясь, и не может к дубу перебраться, вовсе довел чувствительную натуру до депрессии — леший от всей широкой души громко всплакнул в крепкое плечо сидящего рядом Ворха, мне же весьма кстати припомнилась «Кап-кап-кап, из ясных глаз Маруси»…

Для поднятия настроения пришлось еще выдать «на гора» историю про цыганку, которая Малежику «двести лет жить накуковала»… или то была кукушка? Неважно, главное, что мы всем квартетом дружно выводили:

Чтоб смеяться над бедой, а от счастья мучиться,

Чтобы козырем судьбу по хребту хлестнуть,

Чтобы пан или пропал, а дальше — как получится,

И еще, еще, еще, еще чего-нибудь!

Мы только-только вознамерились повторить всю программу сначала, как раздался решительный стук — вернее, даже грохот — в запертую наружную дверь. Быстрее всех отреагировал Дхоорн и выкатился в сени гигантским бородатым колобком. Я спросила у пытающегося скрыть улыбку принца:

— Кто там?

— Та самая «ревнивая жена-раскрасавица», — расплылся он до ушей. — Слышишь? Тебе, пожалуй, пока лучше не выходить!

Из темных сеней донесся громкий недвусмысленный звук увесистой затрещины, потом другой — и в ответ виноватое басовитое бурчание. Я невольно хихикнула, Ворх предусмотрительно растянулся на лавке, усиленно изображая спящего, а Дин встал и с обреченным вздохом двинулся на выручку старому другу.

Миротворческая миссия, по всей видимости, увенчалась успехом — громкий гневный бубнеж за стеной постепенно перешел в более спокойную тональность. Я тем временем подбросила в печку дров, сгребла со стола остатки пиршества, умылась и совсем было собралась нырнуть под одеяло, но задержалась у окна, бездумно глядя на отблески пламени, мерцающие в неровностях слюды, и механически общипывая тонкие колкие хвоинки с еловой лапки.

Как-то вдруг накатило все сразу — и усталость, и ощущение своей чужеродности, и воспоминание о том, что сегодня у нас Рождество, и обо всем, что связано с этим праздником, — общение с родными и близкими, елка, веселье, подарки, а главное — удивительное чувство тепла, единения, любви, душевного покоя… И ясное понимание того, что все это, как и многое другое, осталось там, за чертой, которую кто-то зачем-то провел для меня в пространстве и во времени… Которую, судя по всему, я вряд ли когда-нибудь смогу пересечь снова…

Все, что еще было различимо в зыбком пламени догорающей свечи, задрожало и расплылось в радужной дымке, которая сморгнулась на лицо горячими слезинками. Я не проронила ни звука, просто часто жмурилась от жжения под веками, в горле стоял горячий соленый ком, а слезы все текли, текли, оставляя мокрые дорожки на щеках, и торопливо капали друг за другом вдогонку, моментально промочив на груди тонкую рубашку. Все звуки перестали для меня существовать, вокруг была только глухая и темная дрожащая пустота…

Из топкого болота леденящей тоски меня вывел неуместно жизнерадостный голос принца:

— Не спишь?

Я досадливо дернула плечом: конечно, сплю, вообще иногда люблю вздремнуть стоя, по-лошадиному, не замечал раньше?! — но вслух ничего не сказала. Дин сел рядом на край лежанки, потянул меня за руку и усадил к себе на колени.

— Что-то не так, Звездочка? — шепотом спросил он, осторожно целуя меня в заплаканные глаза.

Я судорожно вздохнула, обняла его за шею и уткнулась хлюпающим носом в широкое плечо. Слезы продолжали свое мокрое дело, только теперь страдалицей была его рубашка.

— Что-нибудь случилось? — Дин потерся щекой о мои волосы.

Я молча качнула головой и с новыми силами принялась разводить сырость. Он больше не стал ни о чем спрашивать, просто запахнул на мне свою куртку, которую так и не снял, обнял покрепче и затих, зарывшись лицом в мои волосы.

Через некоторое время запас горючих слез начал истощаться.

— Что ты все время пытаешься найти у меня в прическе? — Немного успокоившись, я нашла в себе силы отреагировать на происходящее и ворчливо проявилась после долгого молчания.

— Ничего такого, просто запах нравится…

— И чем же пахнет? — Меня и впрямь это не на шутку заинтересовало.

— Медом! — тут же последовал ответ. — Тобой. Снегом и солнцем. И немножко смолой.

— Уж еловым-то духом все мы тут пропитались! — хмыкнула я. — Скоро такими темпами шишконосить начнем!

Дин фыркнул мне в затылок и в свою очередь поинтересовался:

— А ты чего все время к шее тянешься? Так уж хочется хлебнуть свежей кровушки?

— Да по той же причине, что и ты, но за идею спасибо! — Оскал получился вполне убедительным.

— Кстати, — вспомнил принц, — что это за зверь такой — как огромная кошка, длинный хвост, уши круглые, а сам рыжий с белым брюхом и черными полосками поперек?

— Тигр. — Вопрос меня озадачил дальше некуда. — А ты что, видел его здесь?!

— Не я, — почему-то рассмеялся Дин. — Видишь ли, у каждого есть своя вторая сущность, скрытая от постороннего взгляда, — как правило, какое-то живое существо. В него можно превратиться, если использовать специальное заклинание. А вот немногие — и лешие в том числе — умеют видеть эту сущность, просто глядя на человека.

— Ну и?.. — все еще не понимала я. — Тигры-то тут при чем?!

— При том, — снова закатился Дин, — что именно такую впечатляющую «кошечку» Дхоорн увидел, посмотрев на тебя!

Моя отвисшая челюсть заметно добавила ему веселья. Мне же понадобилось некоторое время, чтобы переварить информацию, свалившуюся как снег на голову. Ни себе чего новости!..

— То-то его так озадачила степень моей дикости! — припомнилось мне.

Дин, все еще посмеиваясь, аккуратно ссадил меня с колен и пошел к двери.

— Далеко собрался? — машинально спросила я и, само собой, получила в ответ:

— За дубиной, конечно! Жить-то хочется!

Пока он заносил еще одну охапку дров, задвигал засов и чем-то гремел в сенях, я успела смыть следы недавних слез и блаженно растянуться под одеялом у стенки. Дин вскоре вернулся, погасил свечу и устроился рядом.

— И где же дубина? — ехидно поинтересовалась я, глядя на стену — по выпуклым бокам сосновых бревен скользили неяркие мерцающие блики от магического купола.

— Стоит в углу, — прозвучало вполне серьезно. — Принести?

— Поздно! — грозно прорычала я. — С тиграми шутки плохи! Сопротивление бесполезно — завещание написать все равно уже не успеешь!

И медленно притянула его к себе за длинную серебряную прядь.

ГЛАВА 2

До сих пор мои гневные обещания кого-нибудь прибить или хотя бы серьезно изувечить были всего лишь способом дать ближним понять, насколько же они меня достали. Но регулярно перепадавшие в последнее время стрессы довели-таки меня до нужной кондиции, так что теперь не за горами был тот момент, когда мои слова перестанут расходиться с делом. А первой жертвой, несомненно, станет экстремал, рискнувший поднять суровую меня с нагретой постели ни свет ни заря в глухую зимнюю пору! Особенно если я, как вот сейчас, только-только успела расслабиться в объятиях любимого мужчины после достаточно бурной бессонной ночи…

Темные слюдяные оконца едва начали светлеть. Ровное тихое дыхание спящего Дина щекотало мне висок, а я балансировала на грани между бодрствованием и сном, все больше склоняясь в сторону последнего… и в этот момент раздался деликатный, но достаточно громкий стук в дверь. Я просто ушам своим не поверила: разгар зимы, почти непроходимые горы, затерянное в них ущелье, избушка на курьих ножках посреди занесенного снегом леса — и ни днем, ни ночью покоя нет от визитеров!

Стук повторился. Можно было, конечно, подождать, пока проснется принц, но уж очень сладко ему спалось, а у меня и так ушки на макушке. Я осторожно выскользнула из-под его руки, на ощупь обулась и, сооружая на ходу из одеяла подобие римской тоги, только с капюшоном, на цыпочках прокралась в сени и приникла к заиндевелой двери. Сенсоры никакой опасности не обнаружили, поэтому я вытянула из кованых скоб тяжелый засов и сонно прищурилась в приоткрытую дверь.

На крыльце стоял ворон. Черный, отливающий легкой синевой, с жесткими перышками-щетинками, которые топорщились у основания острого массивного клюва, с блестящими бусинами живых внимательных глаз. Обычный Corvus corax, только размером с матерого племенного индюка, выращенного на особо витаминизированных кормах старательными работниками экспериментальной фермы где-нибудь в окрестностях Чернобыля…

Я невольно протерла сонные глаза, но видение даже не думало исчезать, а заинтересованно склонило голову набок и помаргивало, разглядывая мою затейливо упакованную в одеяло фигуру.

— Вам кого? — К сожалению, ничего более умного мне в тот момент на язык не подвернулось — сильный недосып всегда крайне отрицательно сказывался на моих умственных способностях.

Птица, шаркнув по свежевыпавшему снегу жесткой когтистой лапой, распустила переливчатые, антрацитово блестящие даже в полутьме крылья и отвесила безупречный поклон, затем аккуратно пристроила их на место и негромко крокнула с явной вопросительной интонацией.

— Одну минутку! — Я прикрыла дверь и скользнула обратно в тепло избушки.

Принц, уже одетый, сидел на краю прибранной постели, затягивая шнуровку на сапогах.

— Доброе утро! — Он встал и чмокнул меня в кончик носа.

— Вот-вот, оно и есть! — мрачно согласилась я, выпутываясь из одеяла, и с душераздирающим зевком кивнула на дверь. — Это явно по твою душу!

Пока Дин и пернатый гость, судя по доносившимся снаружи звукам, обменивались любезностями, я успела привести себя в порядок, раскочегарила печь и поставила на огонь котелок с водой для чая. Наконец тоненько скрипнула дверь, и впечатляющая птица степенно шагнула в комнату.

Церемония взаимного представления не заняла много времени. Пришельца звали Карнль, и был он «здешним воронам начальник и сорокам командир» — так в силу давней привычки я перефразировала для себя услышанное. Пернатый повелитель от угощения отказался и, удобно устроившись на чурбачке, повел с Дином неторопливый разговор на своем странном крокрукающем языке. В моем присутствии необходимости пока не было, и я ушла в закуток проведать волка.

Тот уже не спал и как раз блаженно потягивался, задрав кверху все четыре лапы. Я не упустила возможности коварно дернуть его за самый кончик пушистого хвоста. Волк тоненько, почти неслышно взвизгнул от неожиданности, отдернул хвост и пристроил его меж задних лап — словно шляпой прикрылся.

— Ну что, болящий, будем выздоравливать по-хорошему или придется-таки лечить? — сурово сдвинув брови, приглушенным басом изобразила я не очень доброго доктора Айболита.

— И тебе доброго утра, Звездочка! — осклабился волк, ткнувшись холодным носом в мои руки.

— Опять подслушивал?! — шепотом вознегодовала я.

— Мне что же теперь — каждый раз в помойное ведро голову прятать, как вам поворковать приспичит?! — хмыкнул серый хищник, с напускным смирением разводя забинтованными лапами.

— Знала бы, что не спишь, лично бы тебе все отверстия законопатила, чтобы неповадно было!

— Да ладно рычать, ничего такого я и не слышал! — фыркнул Ворх.

— А как хотелось бы! — подковырнула я, заканчивая ревизию пострадавших частей организма.

Волк подхалимски завилял хвостом и умильно сощурился, заглядывая мне в глаза.

— Может, погулять выпустишь, а то скоро корни тут пущу? Лапы уже не болят, и с головой полный порядок!

— Голова, батенька, дело темное, неисследованное! — вспомнилось мне. — И порядка в ней у тебя отродясь не было, а вот лапы…

Действительно, с левой конечности лубки можно было снимать хоть сегодня — все заросло даже лучше, чем на любой собаке, но с правой предстояло еще повозиться.

— В самом деле, когда пациент хочет жить, даже медицина бессильна! Ладно уж, вставай… только не так резво!

Довольно ловко хромыляя на трех лапах, Ворх вышел из-за печки, поздоровался с гостем и с моей помощью выбрался в сени. Спуск по лестнице занял бы много времени, но нашелся способ и проще. На верхней ступеньке волк присел, оценивающе прищурился на внушительный сугроб слева и, взвизгнув для храбрости, лихо скакнул с крыльца.

— Вот … …! — только и сказала я, ошеломленно глядя на его вертикальный прыжок с приснежением на задние лапы. — Я же тебе сейчас уши оторву!

— За что это?! — изумился хищник, упоенно катаясь в развороченном сугробе.

— Чтобы не смел меня так пугать! Еще не хватало переломать все остальное!

— Ой, брось, ничего же не случилось, что я, сам не понимаю? — Волк снова кувыркнулся. — А что это на тебя вчера нашло? Так хорошо и душевно посидели…

Я только вздохнула, усаживаясь на последнюю ступеньку, и постаралась коротко и доступно пояснить притихшему в сугробе волку, что такое Рождество — и вообще, и для меня в частности.

— Ясно! — Серый кувыркнулся еще разок напоследок и встал, встряхиваясь и обдавая меня облаком снежной пыли. — Насчет подарков можно устроить.

— Ты не понял! — с досадой отмахнулась я, уже немного жалея, что вздумала с ним откровенничать. — Это ведь как раз не самое главное…

— Но все же лучше, чем совсем ничего, а? — Устроившаяся у меня на коленях остроухая морда лукаво подмигнула серым глазом. — И насчет остального я прекрасно понял, только помочь ничем не могу. Что поделать, раз вот так оно все вышло…

— Ты прав, мой мудрый серый брат, уже ничего не поделать, кроме того, что предписано Пророчеством, — вздохнула я, почесывая мохнатый волчий лоб.

Глухо стукнула дверь, и на крыльцо степенно вышел Карнль, за ним — Дин с лыжами под мышкой.

— Я скоро вернусь, — ответил он на мой вопросительный взгляд, стягивая волосы в хвост и заправляя их под капюшон.

Пока мы с вороном обменивались прощальными поклонами, принц встал на лыжи, натянул рукавицы и, помахав нам рукой, легко заскользил по свежему снегу в лес. Ворон прыжком ушел в снова нахмурившееся небо и заложил крутой вираж над самой головой Дина. Вскоре оба скрылись за деревьями.

Я зябко поежилась и посмотрела вверх. Из низких всклокоченных туч опять начинали сыпаться крупные мохнатые хлопья. Пора возвращаться, пожалуй…

Мы еще долго стряхивали снег в сенях, потом спасли себя от смерти на почве истощения, и вскоре волк снова сопел в своем закутке за печкой. Я же, сидя за прибранным столом с кружкой в руках, некоторое время бездумно смотрела, как расходятся по поверхности отвара круги, если постучать по краю посудины, потом отставила ее в сторону и уронила голову на сложенные поверх столешницы руки — бессонная ночь все-таки взяла свое…

Разбудил меня, естественно, стук в запертую дверь. Я, зверски рыча и не открывая глаз, добралась до входа, но убийства опять не получилось — это вернулся Дин. Усталый, довольный и голодный, как сразу две волчьи стаи в разгар снежной зимы.

Воздав должное мясной похлебке и печеным орехам, он занялся добыванием груш из компота, попутно рассказывая свежие новости. Карнль в силу старой дружбы согласился посодействовать и обеспечил целую стаю добровольных помощников, часть которых уже сегодня отправили к возможным союзникам и сторонникам законной королевской власти с посланиями, лично им написанными.

— А если перехватят? — не удержавшись, перебила я. — Врага не стоит недооценивать!

— Умница! — кивнул принц. — Я, как ни странно, тоже об этом подумал. Послания написаны с помощью старого как мир, но все еще действенного магического приема: смысл становится понятен только после произнесения ключевого слова, которое заставляет проявиться невидимые знаки, а написанные — занять положенные места. Без него — это просто беспорядочный набор слов и символов.

— Здорово придумано! — признала я.

— Так они узнают наш маршрут и будут присоединяться по пути, кому где удобней. Большая часть подтянется сразу к месту битвы, в Туманную долину, где мы все и встретимся в День Весеннего Равноденствия.

— А не будет ли подозрительным, если сразу множество птиц в один день подадутся отсюда в разные стороны?

Дин одобрительно хмыкнул:

— Мне повезло, что ты на моей стороне! Карнль будет их посылать не в один день, а постепенно, в две-три недели, начав, разумеется, с дальних.

Я дотошно пыталась отыскать слабые места в его плане.

— Ключевое слово можно вытянуть из посланца под пытками!

— А он его и не знает! Оно помещается в память и извлекается только под гипнозом.

— Думаешь, при дворе короля нет нужных умельцев?

— Даже больше чем надо! — вздохнул Дин, доливая себе компот. — И определенный риск тоже, конечно, есть, но это — единственное, что мы сейчас можем сделать.

Я задумчиво кивнула, машинально прихлебывая из кружки остывший травяной чай.

— Теперь — насчет тебя.

— А что такое? — насторожилась я.

— Не мешало бы освоить какое-нибудь оружие. Скоро за нами начнется охота уже всерьез.

Вот не было печали! Но Дин прав — от наемников одним лишь матом, в случае чего, не отобьешься.

— Только не меч! — Я поперхнулась напитком, вспомнив свои небезопасные для окружающих попытки манипулировать серебристо-черным клинком Дина, когда принц еще был без сознания и не мог мне помешать. — Что-нибудь полегче!

— Как насчет метательных кинжалов? — подумав, предложил принц и встал.

Он принес одну из необъятных сумок и расшнуровал, явив моему слегка растерянному взгляду целый арсенал. В том числе и три комплекта искомого оружия.

— Дин, отдай ей мои «перья сокола»! — неожиданно подал голос Ворх. Он, оказывается, уже сидел у печки, с интересом наблюдая за происходящим.

— С чего бы вдруг ты так расщедрился? — изумился Дин. — Ты же с ними в свое время даже под страхом смерти расстаться не захотел!

— Сейчас он тебе скажет, что я намного страшнее любой смерти! — обреченно вздохнула я.

— Так он и за деньги отдать их не согласился, хотя цену предлагали более чем достойную, да еще и шикарный медальон в придачу!

— Конечно, не согласился! Благородное изделие оружейников из владений Стального Барона достойно лучшей участи, чем попасть в руки сволочного придурка!

— Это ты про Ангриста? — хохотнул Дин. — Так ты же потом все равно их продал, и за обычную цену.

— Так и ножи были обычные, — хмыкнул Ворх, — кухонные! Только заколдованные кое-кем из присутствующих! Не будем показывать пальцем…

— Конечно, не будем, — согласился принц, улыбаясь до ушей. — Это некультурно!

— Короче, — подытожил волк, вставая и подбираясь поближе, — доставай! Когда еще они мне понадобятся, а ей в самый раз по руке будут. Тем более что потом, после всей этой заварухи, я же с тебя все равно «клыки дракона» стрясу, не отвертишься!

— А у кого-то здесь губа совсем не дура! — подмигнул принц. — Хотя… ты прав, пожалуй. Держи!

Он подал мне широкий пояс, искусно сплетенный из тонких полосок белой, черной и светло-коричневой кожи, на котором крепилась пара таких же ножен. Я подержала в руках свое новое снаряжение, потом положила на стол и вытянула один из кинжалов-близнецов.

Длинное поблескивающее лезвие и впрямь напоминало формой заостренное перо. По середине серебристо-серого клинка шла темная проточина, от которой расходились еле заметные узкие параллельные полоски, а упавший блик высветил продолговатые бурые и темно-серые пестрины вдоль острых даже на вид краев. Рукоять была очень удобная, с изящным рифлением и увенчана головой хищной птицы, выполненной точно до мельчайших деталей. Даже дополнительные зубцы на клюве просматривались четко.

Глаза сокола были сделаны из черно-желтого агата, округлые шлифы такого же цвета украшали крестовину с обеих сторон. Я коснулась кончиками пальцев тонких линий какого-то знака, вырезанного на почему-то теплом камне.

— Символ древнего языка, означает «видящий цель», — пояснил Ворх, с удовольствием глядя на мое восхищенное лицо, и подмигнул: — Надевай!

Так и начались мои страдания. Нет, я ничего не имею против развлечений на свежем воздухе, и учителем Дин оказался прекрасным: объяснял доходчиво, показывал наглядно, терпеливо повторял каждое движение столько раз подряд, сколько требуется, и не выказывал даже малейшего раздражения по поводу моей неумелости и непонятливости. Ворх тоже не остался в стороне — подкидывал советы, причем весьма дельные.

В конце концов я даже несколько раз попала в цель, но только чего мне это стоило! Тем же булыжником получилось бы на раз и гораздо быстрее, все-таки бурное дворовое детство чего-нибудь да стоит!.. Но вот с новым оружием договориться оказалось не в пример сложнее.

— Ты сейчас не думай о попадании в «десятку», — внушал мне принц, легко, практически не глядя, посылая свой «клык дракона» в самый центр импровизированной мишени. — Оружие надо почувствовать, оно должно стать продолжением твоей руки, частью тебя…

Но мы с кинжалами, видимо, еще не прониклись в должной степени взаимным доверием, поэтому было решено продолжить мои мучения на следующий день, тем более что начинало темнеть и снова повалил снег.

О чем говорили за ужином — не вспомню даже при желании. Под конец я вообще умудрилась отключиться прямо за столом, уронив голову на сложенные руки, только смутно чувствовала сквозь сон, как Дин стаскивал с меня теплую верхнюю рубашку и сапоги, а потом, что-то тихо приговаривая, укладывал и укутывал одеялом. Усталость последних дней бесследно не прошла — я как свернулась у стенки по-кошачьи клубочком, так и проспала всю ночь на одном боку.


Разбудил меня запах жареного теста. Некоторое время я еще нежилась под одеялом, потом решилась открыть глаза и озадаченно воззрилась на Дина, который как раз в этот момент снимал со сковороды последнюю лепешку. Я что, так долго спала и сегодня уже Восьмое марта?! Вроде не должно бы…

— Доброе утро, засоня! — разулыбалось его высочество, машинально лизнув обожженный палец. — Тебе как — отвар в постель или все же лучше в кружку?

— В самую большую! — Я решительно соскочила с лежанки. Умыться было делом одной минуты. — Удивил, нечего сказать!

— Чем? — озадаченно вопросил принц, разматывая бечевку с пергаментной упаковки стоящего посреди стола горшочка.

— Не думала, что ты со сковородкой управляться умеешь так же лихо, как с кинжалами! — призналась я, усаживаясь напротив и с интересом запуская ложку в содержимое объемистой посудины. — Ух ты! Откуда мед?

— Дхоорн заходил на рассвете. Что же насчет сковородки… — Дин пожал плечами. — Плох тот воин, который не умеет обеспечить себе ночлег и хотя бы какую-то еду! А уж мне в последние несколько лет как-то не приходилось рассчитывать на прислугу, да и появляться лишний раз в харчевнях и на постоялых дворах тоже не особенно хотелось… Эй, куда?!

Поздно! Лепешек было много, мне же понадобилась именно та, которую Дин облюбовал для себя и успел от всей души намазать медом. Теперь я, щурясь, как довольная кошка, и разве что не урча (только причмокивая), со вкусом обгрызала ее со всех поджаристых сторон, не забывала подхватывать языком чересчур торопливые липкие капли, преданно глядя при этом в глаза принца, потерявшего дар речи от моей наглости. Сидящий рядом Ворх едва не лопался от сдерживаемого смеха, но благоразумно хранил молчание.

Лихо прикончив добычу, я залпом допила травяной отвар из Диновой же кружки, встала и двинулась к нему вокруг стола, на ходу вытирая руки мокрым полотенцем, которое до этого мирно сушилось на крючке. Принц наблюдал за моим перемещением с опасливым интересом, не зная, какая пакость еще затевается. Но я всего лишь обняла его со спины, звонко чмокнула в ямочку на щеке и шепнула на ухо: «Спасибо, радость моя!»

В следующий момент меня уже в избушке не было. Задержавшись в сенях, чтобы приладить плетеный пояс и натянуть прихваченную шубку, я слышала, как принц удрученно спросил у откровенно хихикающего волка:

— Нет, ну… ты это видел?!

— Женщины — что дети, мой принц! — философски отозвался хищник и, понизив голос, добавил: — Только намного опаснее…

В прекрасном настроении я спустилась во двор и направилась в лес. Мне хотелось в одиночестве попробовать вспомнить вчерашний урок. Вытащив кинжалы, я чуть покачивала их на ладонях, любуясь отделкой и совершенством линий, как вдруг… Мне показалось или агатовые глаза и в самом деле моргнули, а птичьи головы склонились набок, рассматривая меня в упор?! Да нет же, просто свет падает под каким-нибудь особенным углом, или …?!! Я отвела взгляд немного в сторону и прошлась по странному оружию «боковым зрением».

Глаза птиц горели зеленым огнем, а неяркое золотистое свечение, которым был окутан контур каждого кинжала, слегка пульсировало.

— Мы с тобой одной крови — ты и я! — вспомнила я (почему-то вслух) фразу из любимой с детства сказки.

Зеленые глаза на миг погасли, ярко вспыхнули снова, и видение исчезло совсем.

Я перевела дыхание и взялась за резные рукояти так, как вчера показывал Дин. Прищурившись, оценила расстояние до мишени, попыталась «увидеть» весь путь, который предстояло проделать кинжалу. Представить именно так, будто клинок — часть меня самой, прожить эти несколько мгновений до глухого звука, что издает сталь, впившаяся в цель… А теперь плавно, без рывка, словно кошка тянется лапой, желая поточить когти об эту старую сосну…

Я сморгнула, прогоняя наваждение. Клинок, еще чуть слышно позванивая, блестел точно в середине креста, обозначавшего центр мишени, нарисованной вчера углем на толстом стволе. Мне пришлось постараться, чтобы вытащить глубоко засевшую сталь. Не веря своим глазам, я провела рукой по свежему следу на сухой древесине. Надо же!..

Не стану врать, будто дальше процесс пошел как по маслу, но, похоже, мы с моим новым оружием к взаимопониманию все-таки пришли. Я чувствовала себя гораздо увереннее, и результаты радовали все больше. Очередной раз вызволив «перья» из древесного плена, я вошла во вкус, решила, что дистанцию пора увеличить, и уже осматривалась на новом «огневом рубеже», когда вдруг ощутила чье-то пристальное внимание. Кто-то незнакомый без всякого злого умысла, но вдумчиво и неторопливо изучал мою скромную персону. Я помедлила и все-таки обернулась.

Примерно в полусотне шагов от меня возле вывороченного с корнем дерева неподвижно и величественно, как на троне, восседала самая настоящая рысь. Я молча смотрела на нее во все глаза, машинально замечая малейшие детали — густую рыже-пеструю шерсть с черными отметинами, особенно пышную на плечах и мощной шее, черные же длинные кисточки на концах бархатных ушей, огромные миндалевидные глаза цвета изумруда с черно-золотистыми вертикальными зрачками… Только вот у наших рысей клыки примерно впятеро короче и улыбка не настолько саблезубая! Но страха, как ни странно, не было. Я, любуясь этим потрясающим творением здешней природы, смогла лишь выдохнуть полушепотом:

— Какое чудо!

Хищница, все это время откровенно мерявшая меня взглядом, склонила набок ушастую голову, прищурила мерцающие глаза и снисходительно фыркнула. Потом встала, неторопливо встряхнулась и беззвучно скользнула в просвет между деревьями. Даже снег не скрипнул.

Я осторожно, с оглядкой подошла к тому месту, где всего минуту назад отдыхал замечательный зверь, всмотрелась в примятый снег и только тогда поняла, что же оказалось не так: следы были оставлены лапами такого размера, что просто не верилось глазам. Судя по всему, росточком лесная кошка удалась не намного меньше средней лошади…

Мне стало по-настоящему жутко, даже дрожь пробрала. Что здесь такое творится, черт побери?! То вороны размером чуть ли не со страуса будят по утрам, то гигантские рыси разгуливают… Может, поблизости залежи урановых руд или завалялась ненароком какая летающая тарелка с поврежденным реактором? Или просто ветер со стороны Чернобыля был все это время особенно сильным?! Такими темпами утром сам себя в зеркале не узнаешь!.. И почему, интересно, мои сенсоры не сработали, когда на горизонте появился этот зверь?!

— Это не рысь. Вернее, не совсем рысь. — Раздавшийся за спиной спокойный голос принца окончательно распугал мои суматошные мысли. — Обычные рыси у нас тоже обычных размеров.

— А эта какая же? — поинтересовалась я, прикидывая между делом, запустить в него чем-нибудь увесистым прямо сейчас, чтобы неповадно было пугать и без того растерянную меня, или подождать, пока он выдаст необходимую информацию.

— Это надха, Парящая Рысь. — Дин подошел и протянул мои рукавицы, забытые у мишени. — Представитель древней разумной расы, одной из коренных на Материке. Живут где-то в неделе пути отсюда, в Зачарованном ущелье. Раньше их было довольно много, но сейчас…

— Что — сейчас? — осторожно поинтересовалась я, усаживаясь на ствол поваленного дерева рядом с нахмурившимся принцем.

— Их число поубавилось, особенно за Темные годы.

— Почему?

— Для существ, которые могут обзаводиться потомством только после шестнадцатого дня рождения, у них слишком ценный мех, — горько усмехнулся Дин, — а у нынешнего короля очень много друзей и полезных знакомых, да и фавориток он меняет часто. Кроме того, за океаном такая шкура идет за золото по весу, где-то один к двадцати. Немало их туда ушло…

Я только присвистнула:

— Надо же, и у вас те же проблемы! Постой-ка, откуда ты-то в курсе подобных дел?!

— По-твоему, я эти годы только прятался и от братца бегал? Я обо всех делах знаю не намного меньше самого короля, просто пока эти сведения были мертвым грузом.

— Как же их до сих пор всех не выбили? — вернулась я к прежней теме.

— Они ведь разумны, к тому же телепаты. К счастью, не так-то просто их добыть, но с помощью магии получается. Кроме того, за один раз у них бывает и до шести детенышей, хотя опять же — не каждый год и не у всех…

— А почему парящая?

— У них по бокам кожистая перепонка, с помощью которой получается парить в воздухе. Могут и с ровной поверхности прыжком уйти на приличную высоту, а уж с обрыва или дерева… Не замерзла?

— Пока терпимо. Между прочим, — вспомнилось мне, — ты ведь обещал показать кое-что из приемов боя без оружия, не забыл?

— Нет. — Синие глаза, прищурившись, смерили меня взглядом. — А выдержишь — столько нагрузки сразу?

— Не выдержу — в ближайшем сугробе и зароете. Не попытаюсь — так зароете в другом сугробе, после первой же стычки. — Я пожала плечами. — У меня что, выбор есть?!

— Хм, — принц улыбнулся краем рта, — звучит убедительно. Что ж, можно и прямо сейчас погреться. — Он встал, поводя плечами, сбросил куртку и повесил ее на ближайший сучок. — Сначала научимся правильно падать…

Мои давешние подозрения, что подобные упражнения лучше наблюдать со стороны, чем ввязываться в них лично, сегодня оправдались на все сто. Я никогда — Боже упаси! — не задавалась целью переплюнуть Стивена Сигала или Джеки Чана, да и сейчас-то напросилась только в силу необходимости, так что после тридцать восьмого нырка с кувырком в глубокий сугроб энтузиазма в организме почти не осталось. Все мои попытки увернуться (о противостоянии, хотя бы мало-мальски убедительном, даже заикаться не стоило!) заканчивались одинаково — по уши в снегу, а этот блондинистый терминатор только разогрелся! Еще и лекцию между делом успевал читать — об истории, принципах и правилах подобного боя. И ведь ни разу не сбился, паразит!

Я не стала выбарахтываться из очередного сугроба, просто лежала на спине без движения, мрачно глядя в не менее мрачные небеса. Опять снег пойдет, не иначе… Обзор перекрыла белозубая улыбка во всю ширь — Дин весело поинтересовался:

— Что, нашла-таки подходящий уголок для зимней спячки? Я бы на твоем месте с этим не спешил — жира до весны тебе явно не хватит!

Он еще издевается! Я покорно приняла протянутую руку и позволила вытащить себя из несостоявшейся берлоги.

— При нашем образе жизни мне ожирение долго еще не светит! — буркнула я, безуспешно пытаясь вытрясти снег из рукавов. — И вообще, мог бы и не стараться до такой-то степени — даже сильно пьяному ежику понятно, кто у нас крутой, а кто «чайник»! Взял бы да поддался раз-другой, не полинял бы…

— Зачем? — прищурился он. — Чтобы у тебя сложилось неверное представление о собственных силах, которое подведет в настоящей схватке?

— Это за пару раз-то?! Я тебя умоляю! Для того чтобы у меня поднялось настроение, не пропало желание всем этим заниматься и появился лишний повод быть благодарной столь мудрому наставнику… но это тебе, как видно, не грозит!

Приличное количество снега, попавшего за ворот, вытрясти не удалось, он проник под одеждой глубоко вниз, до самой… и уже начинал подтаивать, что, само собой, не добавило мне хорошего настроения.

— Интересная мысль, — хмыкнул принц, меряя меня задумчивым взглядом, — и, главное, вовремя… но нас учили не так.

— Ты кое-чего не учитываешь. Во-первых, я — женщина, если ты, конечно, удосужился обратить внимание…

Дин снова хмыкнул:

— Что ты говоришь?! Кто бы мог подумать!.. А во-вторых?

— А во-вторых, достаточно «во-первых»!

Дин усмехнулся, но спорить не стал, просто поднялся, снова принял боевую стойку и поманил меня рукой:

— Не расслабляйся!

— А вообще-то в настоящей драке все средства хороши, даже совсем нетрадиционные, — продолжала я, все так же отряхиваясь и приближаясь к нему.

Он ведь и не заметил до сих пор, что стоит на самом краю неглубокой ложбины! Просто заросли низкого кустарника и наметенный ветром козырек уплотнившегося снега стали достаточным препятствием для его глаз. Но не для моих…

— И какие же, например? — заинтересовался принц.

Я спокойно дошагала до него, неожиданно ухватила за расстегнутый ворот, притянула к себе и выдала настолько страстный поцелуй, что у самой зазвенело в голове, а сердце с разгону чуть не выскочило на свежий воздух. Но мне удалось-таки удержать себя в руках и бдительно уловить момент, когда у Дина засбоило дыхание. Дальше дело техники — простенькая подножка и щедрый толчок в широкую грудь.

В другой ситуации он бы и не пошатнулся, теперь же державшийся на честном слове снежный пласт, не выдержав дополнительной нагрузки, с глухим шумом обрушился вниз, едва не прихватив с собой меня. Дин только руками взмахнул, почти с головой погружаясь в белое месиво, но позлорадствовать вволю мне не довелось. Он тут же вернулся обратно эффектным прыжком, задев по пути нижние ветви сосны, заметенной по самую маковку, и дерево, польщенное вниманием особы королевской крови, щедро принесло ему в дар все четыре с половиной центнера снега, накопившегося с начала долгой зимы…

Я, как правило, ничего не имею против пополнения словарного запаса, особенно нецензурного, только на сей раз дослушивать его вдохновенный монолог все-таки не стала, здраво рассудив, что уязвленное мужское самолюбие вполне может помешать моему строгому наставнику оценить по достоинству весь комизм ситуации. Поэтому я, утирая на ходу выступившие от смеха слезы, уже мчалась по сугробам прочь, стараясь даже не думать, что Дин сотворит со мной в гневе, когда все-таки догонит. Учитывая разницу в степени физической подготовки, это было делом времени, причем недолгого.

Еще более недолгого, чем я думала вначале! Буквально через минуту он достал меня в длинном прыжке, и мы закувыркались вниз по довольно крутому склону. К чести принца, всю прелесть экстремального спуска без подручных средств он принял на себя, точнее — на спину, а мне удалось оказаться сверху и отделаться легким испугом. Когда скольжение прекратилось, я наскоро проморгалась и торопливо сгребла начавший таять снег с лица отчаянно кашляющего Дина. Потемневшие глаза сердито взглянули на меня из-под густых нахмуренных бровей, которые успели промокнуть и смешно торчали взъерошенными острыми пучками.

— Наигралась?! Или еще что придумаешь?

— Сам же учил: не расслабляйся! — надулась я, почему-то чувствуя себя виноватой.

Глаза прищурились и слегка посветлели, взгляд стал задумчивым, а руки, все еще крепко державшие меня за плечи, медленно разжались.

— Вставай! — Голос уже звучал как обычно. — Не знаю, как ты, а я лежать в обнимку предпочитаю в тепле…

О черт! Он же вообще в одной рубашке, да и у меня снег, набившийся теперь даже под белье, начал недвусмысленно таять, но сил хватило только на то, чтобы сползти в сугроб рядом с Дином. Он с тяжким вздохом поднялся, ухватил меня поперек талии, без видимых усилий забросил на плечо, как свернутый в рулон коврик, и зашагал вверх по склону, попутно пытаясь вытрясти набившийся в длинные волосы снег.

У поваленного дерева принц аккуратно поставил меня наземь и, набрасывая куртку, скомандовал:

— А теперь в избушку — бегом! — И пресек возможные возражения сердитым вопросом: — Или хочешь заболеть?!

Откуда только силы взялись! Рукавицы и кинжалы были подхвачены уже на бегу. Пока я вытряхивала одежду, мой строгий наставник раскочегарил печь в бане и великодушно уступил первую очередь на «помойку», предложив напоследок безвозмездную помощь в растирании спины. Предложение было заманчивым, но я, вручив Дину свои меха и сапоги, вытолкала его прочь — готовить укрепляющий отвар.

Все-таки баня — великая вещь! Если бы не Дин, который, не переставая тактично кашлять, наворачивал уже, по-моему, сорок шестой оборот вокруг сей постройки, я бы добрых полночи пронежилась в горячей воде, тонко пахнущей заваренными травами. Волей-неволей пришлось уступить страдальцу интересующую его территорию. Одеваться я не стала, только с головой завернулась поверх простыни в одеяло и лохматым привидением ворвалась в жарко натопленную избушку, заставив серого хищника поперхнуться похлебкой.

— «Помойка» явно удалась, а как остальные успехи? — прокашлявшись, осведомился он.

— Меньше знаешь — крепче спишь! Отвернись! — бодро скомандовала я, сбрасывая одеяло и распуская мокрые волосы.

— Ой, чего я там не видел! — Серый наглюк демонстративно зевнул во всю пасть.

— Тебе сначала какой глаз подбить, левый или правый? — деловито уточнила я, развешивая полотенце.

— Нельзя меня подбивать, я и так раненый! — Волк на всякий случай пересел поближе к двери.

— Ушибленный, причем на всю голову, — поправила я, надежнее заворачиваясь в простыню, — иначе не стал бы меня выводить из себя по пустякам — вдруг обратно дорогу не найду?!

— И чего развоевалась? — Волк предусмотрительно пошел на попятную. — Сказал-то всего лишь о том, что и до тебя женщин видел… в разной степени одетых, так что вряд ли ты меня чем-то удивила бы!

— Ладно, не пыхти! — Я в качестве жеста примирения почесала его за ухом. — Бедной девушке нельзя уже ни порычать, ни в глаз кому-нибудь засветить, ни пакость какую сотворить — сразу сердятся, обижаются… Совсем заели, запритесняли, загоняли и застроили! Злые вы, уйду я от вас — будете знать!

— Совсем с ума сошла! — резюмировал Ворх, озабоченно качая головой. — Куда же мы теперь друг без друга?!

— Мой мудрый серый брат прав как никогда. — Я, вздохнув, отложила расческу. — И впрямь некуда деться — как с подводной лодки, если торпедный люк заварен!

В котелки я даже заглядывать не стала и уже в полусне, из последних сил сворачиваясь под одеялом в клубочек, уловила последнюю реплику Ворха:

— Тебе что же, настолько с нами плохо?..


Я снова проснулась посреди ночи. Нет, в этот раз ничто и никто не отважился потревожить мой драгоценный сон, и кошмаров никаких не было, и ощущение опасности благополучно скрывалось где-то в глубинах подсознания. Просто расхотелось, и все тут. Какое изумительное состояние — тепло, уютно, тихо, нет никакой необходимости срываться с места и куда-то лететь сломя голову!.. Я с удовольствием потянулась под одеялом, потом все-таки открыла глаза.

Сквозь мутноватые слюдяные окошки сочилось блеклое голубоватое свечение. Видимо, большей из местных лун удалось отыскать прореху в пухлом одеяле снеговых туч, и она, пользуясь моментом, светила изо всех сил. Рядом почти неслышно дышал Дин. Я осторожно повернулась на бок и, опираясь на локоть, притихла, засмотревшись на свое сокровище.

Одеяло наполовину сползло на пол, обнажив его до пояса, призрачное сияние ночного светила придавало загорелой коже какой-то металлический оттенок, а длинные пряди, разметавшиеся по примятой подушке, переливались жидким серебром. Его лицо во сне было совсем уж мальчишеским, особенно когда от легкой улыбки на щеках обозначились ямочки, а в уголках глаз — лукавые лучики.

«Золотоглазый нелюдь», — вспомнилось мне. Странные вещи случаются порой… Ведь у меня никогда не было недостатка в ухажерах, и встречались настолько достойные кадры, что даже донельзя переборчивая Норка только присвистывала и костерила меня на чем свет стоит, когда я вежливо — а то и не очень — спроваживала их восвояси. Аргументы она приводила вполне весомые: мол, в наше ли время такими парнями разбрасываться?! У меня же на все был один ответ — сердцу не прикажешь! А уж как наткнулась на ту картину, так и вовсе мой «чердак снесло, и шифер поехал», согласно диагнозу, вынесенному задушевной подругой, — приворожило меня сразу и намертво…

И вот вечно все не как у людей! Знакомые девчонки хоть в артистов каких влюбляются или спортсменов, я же… Зато в невезучих не хожу: вот она, моя мечта, во всей красе, хоть ешь ее с маслом (или без — как здоровье позволяет)! Кому еще наяву перепал прекрасный принц, хоть и Ледяной? И чихать на разницу между «нелюдем» и «людем», и все равно, что изгнанный, проклятый и отлученный, и одноцветно, что избушка посреди лесов, а не дворец посреди столицы… И нисколько не напрягает, что ближайшее окружение — лешие да шушки, птицы да зверушки…

А уж на затею с возвратом трона законному наследнику лично я наплевала бы с корабельной сосны, да еще и по ветру, но если для него это все так важно, я пойду с ним хоть куда и хоть зачем, буду исцелять и «видеть», сколько потребуется, вытаскивать его из переделок, если получится!.. Научусь и драться, и ножи метать, и стрелять из чего придется, и даже голыми руками вырывать сердце, если понадобится, чего бы мне все это ни стоило… Если у меня отобрали мою прежнюю жизнь и дали взамен возможность заполучить мужчину моей мечты, пусть не надеются даже, что я упущу свой шанс! Кто бы спорил, за все нужно платить, плавали — знаем, но уж то, за что заплачено, черта с два у меня отберешь! Разве что вместе с жизнью, да и то не сразу…

Дин вздохнул и шевельнулся, отворачиваясь и закидывая руку за голову. Мои неторопливо текущие мысли сразу свернули в другое русло. На темную родинку под левым ухом я не могла смотреть спокойно, не упуская возможности лишний раз ее поцеловать. Вот и сейчас, осторожно переменив позу, я потянулась к его шее и почти достигла цели, когда совершенно ясный и ничуть не сонный голос негромко произнес:

— Говорил же, натощак ложиться не стоит, но кто бы меня слушал! А теперь приходится лежать и дрожать — вдруг тебя на свежую кровушку потянет?!

Я подождала, пока сердце вернется на место, и спросила:

— Ты вообще когда-нибудь спишь?

— Конечно! — пожал он плечами, не открывая глаз. — Просто легко просыпаюсь. Например, от слишком пристального взгляда…

— Надо же мне как следует прицелиться! — Я провела кончиками пальцев по теплой коже над пульсирующей артерией (подыгрывать так подыгрывать!). — Подумаешь, стаканом крови меньше, стаканом больше… что, жалко?

— Для тебя — нет! — Он придвинулся ближе. — Кусай на здоровье!

Можно подумать, мне и в самом деле нужна его кровь! Но дважды себя приглашать не заставила — действительно куснула принца в шею. Он заметно вздрогнул, сгреб меня в охапку и с обреченным вздохом пристроил к себе на грудь.

— Угораздило же связаться с кровопийцей!

— Что, испугался? — Я, злорадно хихикая, теребила его за нос.

— От тебя ведь и в самом деле никогда не знаешь, чего ждать! — Он открыл наконец глаза, которые в полумраке переливчато мерцали золотыми звездами. — С тех пор как ты здесь появилась, у меня ощущение…

— Неземной радости, надеюсь?

— Кое-что еще. Как будто плыву на льдине в разгар ледохода: то ли к берегу прибьется, то ли расколется под ногами, то ли унесет в океан, то ли перевернется и утопит… И ни на минуту не расслабишься!..

Он осекся — видимо, разглядел, как изменилось выражение моего лица.

— А я, между прочим, к вам сюда не ломилась, — медленно, тихо и раздельно проговорила я, пытаясь отстраниться, — и никого не заставляю терпеть мое присутствие! Пусти!

— Ты что, обиделась?

— Нет, почему же, я просто счастлива узнать, что, не успев нарисоваться на горизонте, уже достала всех и вся, а ты, бедненький, так и вовсе ни днем, ни ночью покоя не знаешь! — Мое лирическое настроение будто из брандспойта смыло. — Как только жив до сих пор!.. Отпусти меня!

— Ты не поняла — я же совсем не о том говорил!

— Где уж мне, убогой! Кстати, со слухом у меня все в порядке! — Я вперила стылый прищуренный взгляд в его тут же потемневшие глаза и прошипела сквозь сжатые зубы: — Убери руки!

Он молча подчинился. Я соскользнула с лежанки, завернулась на ходу в одеяло и ушла в дальний угол к еще теплой печке, где устроилась к нему спиной на широком чурбачке, заменявшем табурет. Мне было прекрасно видно, что Дин сидит на краю постели, опершись локтями о колени и запустив обе пятерни в растрепанные волосы. Я раздраженно тряхнула головой и отключила «зрение» — была нужда на него «смотреть», потом еще глазами маяться!..

В тягостной тишине было слышно, как за стенами нашего временного пристанища гудит усилившийся ветер, пытаясь выбраться из переплетенных лап густо растущих елей и сосен. Дин бесшумно встал, набросил одеяло, подошел и уселся на пол возле меня, скрестив ноги. Меня по-прежнему интересовало лишь количество и расположение сучков, когда-то росших на стволах, которые потом стали частью сруба.

— Пожалуйста, выслушай меня!

Я пожала плечами: говори, кто тебе мешает?

— У меня и в мыслях не было сказать что-то для тебя обидное! Ты ведь настолько непохожа на других, что трудно угадать, как отреагируешь даже на самые простые слова или поступки… как сейчас, например!

Я невольно усмехнулась — знай наших! А кто сказал, что будет легко?!

— Вот я и промахиваюсь время от времени. — Он осторожно поправил на мне сползший край одеяла. — А то, что ты держишь нас в напряжении, так это как раз на пользу. Сегодня в лесу ты здорово подловила меня на небрежности — я недооценил тебя как противника и не учел твоих способностей, так что за хороший урок с меня причитается! — Мое насмешливое фырканье он расценил как добрый признак и закончил уже увереннее: — И жив я до сих пор твоими заботами врагам назло! Ну не молчи, лучше запусти в меня чем-нибудь, выругайся покрепче или по шее дай, что ли!

— Чересчур много чести! — Рычания, впрочем, в моем голосе уже не было. В самом деле, хватит пыхтеть и показывать кузькину мать — на следующий раз ничего не останется. Но не в моем характере так быстро сдаваться.

— Тогда вот подушкой стукни!

— Была охота шевелиться! — Я даже не стала отпихивать предложенное орудие возмездия, только плечом повела.

— Ну хоть посмотри на меня!

— Если бы что-то новое увидеть!

— В смысле?! — не на шутку озадачился принц.

— К примеру, отросло бы у тебя еще несколько рук, или крылья, или… ну я даже не знаю!

— Нет. — Высочество грустно покачало головой, вставая и запахиваясь в одеяло. — Здесь просто я, такой же, как и прежде.

— Но ты в состоянии придумать хоть какое-то развлечение для девушки? — Я все-таки соизволила повернуться.

— Может, из магии что-нибудь?

Он обрадованно подхватил меня на руки, легонько подбросил раз-другой (я только тихо пискнула, опасливо косясь на ближайшую потолочную балку) и унес на лежанку.

— Начинай, а там посмотрим!

Я уютно устроилась у стены и заинтересованно приподнялась на локте.

Начал он с того, что, щелкнув пальцами, закрутил несложный пасс, отгораживая нас от окружающего мира мерцающим куполом, непроницаемым для посторонних глаз и ушей…

ГЛАВА 3

Дни мелькали подобно спицам в бешено крутящемся колесе. Настолько насыщенного графика у меня в жизни еще не было! Я начисто потеряла счет времени, отмечая течение оного разве что по каким-либо событиям. Так, например, когда с Ворха сняли последние лубки, все дружно посчитали это вполне достойным поводом для очередных посиделок «за фляжкой киселя». На сей раз леший пришел не один, а с лешачи… леши… знать бы еще, как она правильно называется! Впрочем, как ни назови, а «вторая половина» была ему под стать — и ростом, и фигурой, и шириной плеч. Крупное лицо с правильными чертами, густые сросшиеся брови, волевой подбородок наводили на невольные мысли о ежовых рукавицах и коротком поводке, причем, судя по всему, Дхоорна это все вполне устраивало. Неожиданную легкую нотку в суровый облик Лхаанны привносила россыпь мелких веснушек на скулах, а длинная волнистая коса толщиной с мою ногу, не меньше, закрученная короной на ее гордо посаженной голове, последовательно повергла меня в состояние изумления, восхищения и почти черной зависти — правда, ненадолго.

Внушительная во всех отношениях супружеская пара солидно разместилась во главе стола, накрытого совместными усилиями, а после первой же фляги «самодура» некоторая натянутость и принужденность, имевшие место вначале, исчезли окончательно и бесповоротно, и общение пошло совсем по-семейному.

Расходились уже на рассвете, как следует потрудившись над осуществлением хорошо продуманных творческих планов по истреблению угощения, излив душу в песнях и обстоятельных разговорах «за жизнь». Испытующий взгляд проницательных мшисто-зеленых глаз благоверной нашего Дхоорна не раз и не два чуть было не заставил меня невольно поежиться, но я продолжала пить, петь и поддерживать беседу и даже ни разу не поперхнулась, хотя смущаться до такой степени давненько не приходилось.

Не знаю, что уж Лхаанна ухитрилась разглядеть во мне, только во время прощания на крыльце она, неожиданно приобняв меня за плечи, величественно пророкотала: «Ну что, девонька, теперь ваша очередь — к нам в гости!» Я уловила за спиной еле слышный вздох облегчения, вырвавшийся у принца, и не поленилась несколько совсем не лишних раз поблагодарить суровую богатыршу за приятную компанию и любезное приглашение.

Все остальное время было расписано буквально по минутам, и каких только развлечений не предусмотрели для меня мои заботливые спутники! Метание кинжалов, разучивание и отработка приемов рукопашного боя, бег на лыжах без палок по сильно пересеченной местности, спуск на этих же лыжах со склонов различной крутизны… Стрельба из боевого лука меня чуть было совсем не доконала, но я пережила и это — правда, не помню, как именно. Про такие повседневные игры на свежем воздухе, как постройка шалаша из подручных средств и выкапывание «ночевухи» в сугробе при отсутствии оных, отжимания и бег с препятствиями вокруг избушки, перестрелка снежками, вольная борьба в снегу и прыжки с шестом через незамерзающий ручей, и говорить не стоит: мелочи, право слово!

К вечеру я просто не помнила, как меня зовут. К чести принца, из него получился не только замечательный тренер и наставник, но и заботливая нянька. Во всяком случае, немалую часть хозяйственных забот он взвалил на свои широкие плечи, успевая между делом устраивать замученной подопечной баню и массаж, а уставшим я его так ни разу и не видела. Мне по утрам позволялось подольше подавить подушку, пока он жарил свои фирменные лепешки, чему я была несказанно рада, поскольку всегда была «совой» и ранние побудки для меня смерти подобны, а для окружающих опасны всерьез…

Волк то одобрительно кивал, то насмешливо фыркал, а то и ехидно хихикал, глядя на мои страдания и комментируя их на свой манер, но при случае всегда помогал советом, а уж регулярные «догонялки» по глубокому снегу не забуду по гроб жизни! Я, конечно, понимала, что все это для моего же блага, чтобы не просто выжить наперекор всему, а еще и добиться поставленной цели, но… Мудрые мысли за день успевали выветриться из головы, и в ночной темноте, когда я со стонами неприличного содержания из последних сил карабкалась по ступенькам в избушку, у меня на уме было лишь одно: поскорее добраться до лежанки!.. А на следующий день приходилось начинать все сначала, попутно поминая отборным недобрым словом слишком рано вставшее солнце, не в меру густо растущие деревья, затяжную зиму с крепкими морозами, чересчур глубокий снег, ноющие мышцы, негнущиеся суставы, наставников-садистов, судьбу-злодейку и несовершенство мироздания вообще.

Дин к тому же здорово умел нешуточно меня взбодрить. Например, когда что-то не ладилось и я с громкими нецензурными воплями расшвыривала все, до чего дотягивалась, куда придется и докуда долетит, он цеплял на лицо наскоро состряпанную сочувственную маску и так, между прочим, сетовал вслух на скупердяйство матери-природы. Мол, жаль, что не бывает совершенства и человеку не дано быть в равной степени одаренным и внешностью, и умом, и силенками (кто бы говорил!!!)… Да и зачем красивой девушке какие-то еще таланты и достижения, тем более в умении обороняться, на то вокруг мужички водятся, ее забота — уметь глазки строить и головы морочить… Мол, ничего не поделаешь, раз не дано великого ущербному творению богов — и так далее в том же духе…

Нет, я никогда не была феминисткой и не страдаю манией величия, но почему-то эти философские причитания сильно меня задевали, поэтому опальному наследнику престола не раз и даже не десять после особенно прочувствованных излияний приходилось на повышенной скорости петлять по заснеженному лесу, не прекращая, впрочем, этих самых излияний. А следом неслась я, гневно рыча и размахивая наспех нашаренной в сугробе валежиной, которая в двух случаях из десяти все-таки благополучно ломалась о спину злорадно хихикающего провокатора (хотя почти уверена, что и этих двух случаев не было бы, не вздумай он поддаться в силу щедрости натуры, дабы я могла отвести душу).

Через некоторое время я с изрядной долей удивления обнаружила, что страдала не напрасно. Для начала выяснилось, что вечерами, несмотря на возрастающие нагрузки, у меня хватает сил не только на вялое перемещение ползком в сторону спального места, но и на общение со спутниками, включая игру в карты. Потом пришло время серьезных достижений — первым из них стал крупный тетерев, снятый мною издалека в полете всего со второй стрелы, выпущенной из любимого лука принца. Я просто глазам не поверила, когда после моего выстрела птица с ходу кувыркнулась в морозном воздухе и рухнула за деревья. Ворх, ради такого случая взявший на себя обязанности охотничьей собаки, принес и молча положил трофей к нашим ногам, а сам сел рядом, гордясь едва ли не больше меня самой. Дин тоже ничего не сказал — пока, только сапфирово-золотые глаза сияли едва ли не ярче солнца.

На очереди был Дхоорн, добровольно позволивший использовать свою персону в качестве ходячей контрольной работы по рукопашному бою. Как мне удалось уронить сей крупногабаритный «живой тренажер» в ту заснеженную яму под корнями выворотня — ума не приложу (подозреваю, что все-таки поддался, хотя он в этом так и не признался до сих пор!). Тогда же нам пришлось еще и вызволять лешего из глубокого сугроба, где он выдавал затейливые комментарии по поводу происходящего, перемежая слова громовым хохотом, от которого с ближайших деревьев осыпался снег.

На этот раз чета хранителей здешней природы принимала нас у себя. Их приземистая основательная хижина, сработанная из толстенных бревен и крытая пластами потемневшей от времени коры, скрывалась от посторонних глаз в соседнем ущелье, также поросшем густым смешанным лесом. Внутри было чисто, уютно и жарко натоплено, а на столе… Я твердо решила воздать стараниям хозяев должное и перепробовала все: жареную рыбу и домашнее вино — потрясающе вкусное, несмотря на жутковатый сизо-черный цвет, копченое сало и соленые грибы, тушеные овощи и печеную дичь, пироги с ягодой и нечто вроде нашей квашеной черемши…

Петь я уже просто была не в состоянии, только что-то благодушно мурлыкала в такт, пригревшись возле Дина и сонно жмурясь на мерцающее пламя свечей. Ворх сначала усердно ехидничал на мой счет — я, разумеется, в долгу не оставалась, — а потом пристроился с другой стороны меня в качестве подпорки, пространно сетуя на неприспособленность к жизни подрастающего поколения, но мне уже все было по барабану.

Провожая нас, Лхаанна попеняла принцу за мой бледный вид: «Совсем загонял подружку, девчонок-то баловать надо, а не строить!» Видимо, для этой цели напоследок она щедро навьючила на него посудины с ежевикой в собственном соку и черникой в медовом сиропе, почти необъятный кулек сушеных грибов и внушительный шмат копченого сала, при взгляде на который мне вспомнилось: «Меняю ковер 2x3м на кусок шпика таких же размеров». Дин пообещал проследить за моим усиленным питанием и клятвенно заверил хозяйку, что лично подаст пример. Супруга Дхоорна насмешливо фыркнула: «Кто бы сомневался!» — и по-матерински заботливо поправила на мне капюшон: «А ты не очень-то им потакай, мужикам только дай волю!» На том и простились — до поры до времени…

Наши «каникулы в Простоквашино», протекавшие насыщенно и плодотворно, были прерваны весьма неожиданно, по крайней мере для меня. В одно в общем-то прекрасное зимнее утро нашу скромную обитель снова посетил Карнль и сообщил свежие новости. Все посланцы благополучно добрались до адресатов, и народ, возрадовавшись, начал шевелиться. Ближайшие друзья принца, все это время тоже не дремавшие, уже сколотили небольшой отряд и направляются сейчас к Туманной долине. Нам тоже надлежит выдвигаться в том же направлении, причем как можно быстрее, учитывая расстояние, вынужденную необходимость перемещаться только на своих двоих и пересеченность местности…

Собранные сумки стояли у порога, парни чем-то гремели в сенях, упаковывая провизию, а я присела на край нар, с грустью обводя взглядом обжитую избушку. Вот и еще один кусочек жизни переходит в категорию «прошлое»… И сделан еще один шаг по моей новой тропе, ведущей в самую гущу судьбоносных событий… Что там, впереди? Поживем — увидим, а скучно в любом случае не будет!..

Напоследок мы заглянули к лешим — попрощаться. Разумеется, в пять минут уложиться не удалось — для начала нас усадили за стол «подкрепиться на дорожку», причем этот процесс благодаря стараниям хозяйки грозил начисто лишить нас возможности передвигаться вообще… Попутно успели обсудить нашу маскировку. В конце концов было решено путешествовать под видом супружеской пары, причем Дин тут же, «не отходя от кассы», припомнил, как наводится подходящий случаю морок. Его серебряная грива стала темно-русой с проседью, глаза — раскосыми светло-серыми, а сам он теперь являл собой типичный образчик среднестатистического жителя юго-западного приграничья: широколицый, скуластый, с массивной нижней челюстью и заметными надбровными дугами. Мне всего лишь посоветовали тонкой черной полоской подвести глаза до самых висков, заплести несколько мелких косичек вокруг ушей и стянуть остальные волосы в хвост на самой макушке — такие прически носят замужние женщины с побережья, на которых я немного походила цветом волос Взглянув друг на друга, мы одновременно скроили похожие гримасы, а Ворх задумчиво констатировал:

— Ничего, бывает и хуже… Главное, не забудьте потом сделать опять как было!..

Потом Дин с Дхоорном стучали топорами за домом, а мне Лхаанна вручила какую-то пушистую меховую одежину и не терпящим возражений тоном велела немедленно примерить. Вот, оказывается, куда подевалась шкура того самого скального барса!..

Одна сторона обновки являла взору великолепие не особенно длинного, но искристого, нежного и густого меха, рафинадно-белого с продольными разводами графитного цвета. Другая — внутренняя — была сделана из дымчатых беличьих спинок, подогнанных одна к одной так, что швы практически не ощущались. Сама куртка доходила почти до колен и обладала дополнительными достоинствами в виде длинных шнурованных шлиц по бокам, глубокого капюшона и рукавов с отворотами, которые в отогнутом виде закрывали кончики пальцев. Добавить к этому то, что в целом получилось нечто совсем легкое, невероятно теплое и потрясающе красивое, — и мой дикий восторг будет вполне понятен!

Я невольно крутнулась туда-сюда, пытаясь оглядеть себя со всех сторон.

— Застегнись и постой хоть минуту спокойно! — велела суровая супруга Дхоорна, с явным удовольствием взирая на результат своих трудов.

Я послушно построилась и нащупала петли, незаметные в густых меховых зарослях.

— Вот сейчас ты более чем достойная спутница Ледяного Принца! — Незаметно подошедший Дин тоже соизволил подать голос.

Мои пальцы замерли на четвертой пуговице, а потом двинулись в обратном направлении по уже застегнутым, возвращая их в исходное состояние.

— Значит, все это время ваше высочество находилось в недостойной компании?! — Резким движением я скинула с плеч роскошные меха и, держа их за воротник двумя пальцами подальше от себя, как дохлую крысу, шагнула к Дину. — Забирай свою драную кошку! Себя саму я устраиваю в любом виде, а вы — как хотите!

Вопреки обыкновению Дин завелся с полоборота:

— Это что ты называешь драной кошкой?!

— То, что твоими стараниями надели на недостойную спутницу!!!

— Знаешь что!..

— Знаю! Еще и тебе объясню, а то все двести… сколько там ни положено лет проживешь дурак дураком!

— Это я же еще и дурак?!

Похоже, у нас обоих эмоции с ходу проскочили точку закипания. Мы стояли нос к носу, ощетинившись, как два не поделивших подвал кота, и перебрасывались шипящими репликами довольно тихо, но все окружающее пространство нешуточно искрило. Невольных зрителей буквально приморозило к месту.

— Значит, это твой способ говорить «спасибо»?!

— Да где уж нам, пришлым подкидышам, до благородных и достойных!!!

Вконец осатаневший принц не глядя, со всей дури запустил через плечо здоровенный топор, который до сих пор держал в руках. Раздался глухой стук, оглушительный треск и продолжительный грохот падения: тяжелое стальное лезвие целиком ушло в ствол высокой старой березы и раскололо его вдоль по всей длине, заставив меньшую часть обрушиться с приличным шумом.

Я вполне обошлась без подобных спецэффектов — просто, гордо вскинув голову, прошагала по двору и вошла в дом. А волка совершенно неожиданно для него спихнула с высокого крыльца в сугроб только потому, что он расселся перед самой дверью и даже не подумал пошевелиться, чтобы пропустить разъяренную меня.

— И ведь что интересно, — философски заметил серый хищник, стоя посреди двора и встряхиваясь уже в третий раз, — крайним опять оказался я!

В сердцах захлопывая за собой тяжелую дверь, я сорвала на мизинце ноготь и теперь, держа на весу кисть с набухающим кровью пальцем, лихорадочно перетряхивала свою сумку в поисках косметички. Как всегда — все под рукой, кроме того, что надо…

Тоненько скрипнула дверь.

— Лхаанна, тебе случайно помощница в хозяйстве не нужна, хотя бы до весны? — Я, не оборачиваясь, продолжала поиски, но шаги за спиной принадлежали вовсе не хозяйке дома.

— Что у тебя с рукой?

— Прибереги свое драгоценное внимание для более достойных! — огрызнулась я, правда, больше по инерции. Совсем немного времени понадобилось мне, чтобы остыть и осознать, насколько дурацкой была ссора.

— Тэйли, я ведь совсем не то имел в виду. — Голос Дина звучал тихо и устало. — Просто хотел сказать, что ты выглядишь по-королевски больше, чем обычно…

— Догадываюсь! — Я виновато заглянула в его глаза цвета грозовой полуночи. — Ты извинишь меня за «драную кошку»? Клянусь, это самый шикарный мех из тех, что мне доводилось видеть, а уж о том, чтобы носить подобную роскошь, я и мечтать не могла!..

Он только молча качнул головой, глядя на меня посветлевшими глазами, потом взял мою руку и коснулся губами пострадавшего пальца.

— Как тебя угораздило?

— Да ладно, — смутилась я, — тоже мне беда! Вот березе повезло гораздо меньше… Я уж думала, что ты в меня этим колуном засветишь!

— Была такая мысль, — кивнул Дин (и черта с два ведь поймешь: он шутит или не совсем!). — Сам не ожидал, что могу так вспылить…

Ой, то ли еще будет! Но вслух я говорить это конечно же не стала, а с удовольствием позволила снова запахнуть себя в королевские меха и, пользуясь моментом, несколько раз благодарно чмокнула его в щеку.

— Идем. Или ты все-таки остаешься? — Вопрос прозвучал небрежно, как бы между прочим.

Я застегнула последнюю пуговицу, вприщур взглянула в его честные сапфировые глаза и улыбнулась ласково до жути:

— Даже не мечтай!

Впрочем, на сегодня сюрпризы не закончились. Выходя на залитое солнечным светом крыльцо из полумрака избы, я зажмурилась на миг, а потом открыла глаза снова и остановилась на полушаге, встретив уже знакомый золотисто-изумрудный взгляд, снисходительный и насмешливый одновременно. Дину пришлось деликатно подтолкнуть меня вперед, поскольку я вросла ногами в толстые струганые доски, без труда распознав недавно увиденное чудо местной природы.

Сногсшибательной красоты хищница величественно восседала на нетронутом снегу возле упавшего фрагмента старой березы, чутко поводя бархатными ушами, которые заканчивались длинными черными кисточками. В ответ на невольный всплеск искреннего восхищения с моей стороны она звонко фыркнула и еще больше обнажила в приветливой улыбке устрашающе-саблезубое снаряжение совсем не маленькой пасти. Я физически ощутила, как за моей спиной затаил дыхание принц, только волновался он зря: душа моя нешуточно дрогнула, но не от страха — от восторга и сладостно-щемящего чувства, вызванного приобщением к потрясающей древней тайне… и к современным, не менее потрясающим событиям заодно. Само собой, это дивное существо здесь появилось не случайно!..

— Многоуважаемая Линга приветствует будущую соратницу, выражает согласие охранять ее драгоценную жизнь и помогать во всем по мере сил и возможностей, только присоединится к нам немного позже. — Дин перешел на едва слышный шепот: — Вообще-то людей, которые могут похвалиться подобной дружбой — по пальцам перечесть! Она ведь, кроме прочего, еще и близкая родственница их правителя…

— Который тоже решил не оставаться в стороне от судьбоносных перемен, — кивнула я, сбегая по ступенькам.

Не доходя до потрясающего зверя нескольких шагов, остановилась и не поленилась изобразить учтивый поклон по всем правилам — раз уж тут у нас общение на высшем уровне… Огромная рысь посмотрела поверх моей головы на принца, величественно поднялась, обошла вокруг меня (несмотря на размеры, двигалась она очень грациозно, словно перетекала в пространстве, и совершенно беззвучно — ни одна снежная крупинка не скрипнула под широкими лапами)… Остановилась нос к носу со мной, задумчиво щурясь и шевеля усами; влажный холодный нос коснулся моей щеки, а самый кончик шершавого языка деликатно прошелся по коже. Я не удержалась и осторожно погладила густой пушистый мех, украшавший мощную шею, — надха снисходительно фыркнула, мягко боднула меня в плечо массивной головой и направилась в лес, плавно и неслышно перемещаясь между деревьями, как причудливый сгусток пестро-серого тумана…

Часть третья ПУТЕШЕСТВИЕ И ПРОИСШЕСТВИЯ

ГЛАВА 1

К вечеру пятого дня мне было уже глубоко фиолетово, зачем и куда мы вообще идем. Близкое общение с лыжами в течение последнего времени совсем не прибавило мне любви к этим чертовым деревяшкам, и впечатление было такое, что они платят мне столь же пылкой взаимностью, отравляя жизнь при каждом удобном случае. Всю дорогу пришлось бороться с упорным и постоянно возрастающим желанием расшибить это ценное спортивное снаряжение о ближайшую гранитную глыбу. Вместо этого я, скрепя сердце и скрипя зубами, упорно шуршала по проложенной Дином лыжне, отводя душу тем, что мысленно материла на чем свет стоит горы, зиму, снег, лыжи, дорогу, а также все и всех, кто не вовремя подвернулся под горячую руку, включая древних богов, которых не в добрый час угораздило состряпать пресловутое Пророчество.

Мысленно — потому, что вслух изливаться было бы негуманно по отношению к моим спутникам, которые и без того со мной нянчились, как только могли. Например, тащили на себе все наши пожитки и припасы, оставив на мою долю всего лишь мою же собственную измученную тушку. Да и двигались медленно, подлаживаясь под первую черепашью скорость — самое большее, на что меня в тот момент хватало. Кроме того, без такой обузы в моем лице они наверняка уже ушагали бы шайтан знает куда напрямик через горы, а так пришлось выбирать путь поприличнее. Последние полдня мы с оглядкой двигались по наезженной дороге, не встретив, правда, ни души, поэтому в благодарность за риск, на который парни пошли ради меня, самое малое, что я могла сделать, — не доставать их жалобами и стенаниями, а молча переставлять вконец одеревеневшие конечности.

Давно пора было где-нибудь пристроить наши усталые кости на ночь, но каждый раз, когда Дин высматривал очередной подходящий уголок родной природы и останавливался, мне почему-то становилось не по себе. Я буквально места не находила, и парни, взглянув на мою страдальческую физиономию, со вздохом двигались дальше. Вот и сейчас…

— Дин, мне здесь не нравится! — Я невольно передернула плечами: по спине, уже в который раз, назойливо драл пресловутый мороз, и зимнее время года было абсолютно ни при чем.

Волк покосился в мою сторону, явно собираясь прокомментировать происходящее по-своему, но счел за лучшее промолчать, дабы не попасть под раздачу.

— Посмотри, уже совсем темно. Лучше остановиться на ночлег хотя бы сейчас.

Принц не произнес больше ни слова, но мне так и лезло в голову продолжение вроде «и так столько удобных мест пропустили только потому, что тебе там тоже не понравилось, и вообще, тащимся, как пьяные мухи, да еще в обход…».

Разумеется, он этого не говорил, даже вряд ли подумал, но так ведь оно все и было, поэтому я насупилась, умолкла и подсела к моментально разведенному огню, развязывая сумку с припасами…

— Лучше бы ты ее послушался! — Громкий насмешливый голос, раздавшийся из темноты, заставил подскочить на месте нас обоих. — Приветствую, ваше высочество! Какая встреча! — Вступившая в круг света рослая фигура в полном боевом облачении отвесила принцу явно издевательский поклон. — Мы уж и заждались… Нет, золотоглазый, и не думай — выстоять против пяти арбалетов даже тебе здоровья не хватит!

Принц метнул на меня быстрый взгляд — я согласно кивнула. Вообще-то их было вдвое больше, не считая говорившего, но с арбалетами действительно только пятеро. Впечатляющие темные фигуры с оружием на изготовку молча стояли вокруг места нашего предполагаемого ночлега, причем четверо из них целились в спину принца всего с нескольких шагов. Но ведь я могла поклясться чем угодно, что минуту назад здесь не было никого, кроме нас двоих! Даже Ворх, который отпросился побегать, чтобы «пригласить кого-нибудь свеженького к ужину», блуждал где-то вне зоны досягаемости моих сенсоров, кстати сказать, не такой уж ограниченной.

— О да! — Нежданный гость словно подслушал мои заполошные мысли. — Мы появились буквально только что и сразу же зашли к вам на огонек. Очень мило с нашей стороны, не правда ли?

— Но как?! — невольно вырвалось у меня, ошарашенной столь щедрым подарком доброй судьбы.

Оратор обернулся ко мне: видно, его до того распирала радость по поводу состоявшейся подлянки, что он даже снизошел до разговора и был чересчур оживлен и многословен.

— Очень просто, любознательная дева! Когда наши маги отыскали-таки тушу химерона и всего лишь море крови вместо трупа этого красавчика, возникли вопросы, на которые никто не мог толком ответить. Например, кто и как смог нарушить такой замечательный план? И где, черт побери, теперь искать нашего неуловимого героя? Не поверишь — бедный король просто извелся от беспокойства за его судьбу! И послал отряды прочесывать местность во всех возможных направлениях. Мои люди прошлись по эту сторону Срединного хребта до самого Локста и решили попытать счастья на большой дороге, поскольку все окольные пути замело буранами. Но сидеть в засаде, да еще зимой, так утомительно! Мы сделали проще: с помощью королевского мага расставили «маячки» вокруг мест, удобных для привала, и обосновались в ближайшем уцелевшем поселении. Получить сигнал и активировать проложенный портал — пара пустяков…

Он, вещая, прямо-таки светился от счастья, а я лихорадочно прикидывала в уме возможные варианты спасения. Нет, глухо, как в бункере! И, что самое скверное, помощи ждать совершенно неоткуда, волчьи зубы — совсем не то, что можно противопоставить арбалету. Я перехватила предостерегающий взгляд принца и отрицательно качнула головой: не беспокойся, милый, на рожон переть не собираюсь! Но что-нибудь придумать уже действительно пора…

Принц, видимо, пришел к тому же выводу, потому что незаметно выдал синхронный пасс пальцами обеих рук. Тонкая синяя молния беззвучно резанула морозный воздух и… бесславно сгинула, разбившись на тысячи мерцающих огоньков, которые какое-то время еще добросовестно штурмовали безупречно овальный купол, окруживший нашего словоохотливого собеседника, постепенно исчезая совсем.

— Принц, принц! — укоризненно покачал головой удачливый охотник на полукровок, вытягивая за цепочку из-за пазухи тяжелый черный медальон. — Забыл?! Никогда не стоит недооценивать противника! Неужели нас послали бы ловить настолько способного и шустрого мальчика без надлежащего снаряжения? Впрочем, будь ты профессионалом, сразу бы увидел, что я защищен от магической атаки, а с недоучки что возьмешь… Или так уж захотелось перед подружкой покрасоваться? — Он шагнул ближе и сдернул с моей головы капюшон. — И где нашел такую… яркую? Видно, до того разогнался, удирая от возлюбленного брата, что смог остановиться только на западном побережье!

Дин стоял с безучастным лицом, словно не ему адресовались эти оскорбительные выпады, но мне было хорошо видно, как тускло-красное свечение, окружающее контуры его фигуры, приобретает все более интенсивный цвет. Верзила между тем окинул меня придирчивым взглядом от макушки до шнуровки на сапогах и кивнул головой:

— Губа у тебя не дура! Принцесса Бальдиарская и рядом не стояла… Не пожалел еще, что отказался? Старый Кридис на радостях и остальных бы тебе в придачу сплавил, и сидел бы ты сейчас королем при законном гареме и приличной казне в столице на южном острове, а не шлялся по горам в странной компании! — Он бесцеремонно взял меня жесткими пальцами за подбородок и повернул к свету. — Неужели в приграничье настолько с мужиками хреново, что ты за этого полукровку так уцепилась?! Куда только родители смотрели… или ты попросту сбежала? Хотя на жителей побережья ты не очень-то и похожа…

— Отпусти ее, Ангрист! Вам ведь нужен я, так вы получили что хотели. Могу пообещать, что не буду сопротивляться, — впервые за все это время подал голос Дин.

— А у тебя и не получится! — хохотнул довольный собеседник. — Наш мудрый король позаботился о том, чтобы его единственному брату по дороге не пришлось бороться с искушением удрать или напакостить. Говорит ли тебе о чем-нибудь название «пояс Эгри»?

Судя по выражению лица принца, говорило, да еще как!

— Так что девочка пойдет с нами, — продолжил Ангрист, отворачиваясь. — Если бы я еще вас вдвоем где-нибудь на сеновале прихватил, отпустил бы, разве что не сразу, а после «теплого» разговора с каждым из моего отряда — надо же когда-то и отдыхать, в конце концов. Заодно бы оценили, чему ты успел ее научить…

— … … …! — вырвалось у меня. — Какой добрый, чтоб тебе … …! — Я невольно передернула плечами, стараясь унять нервную дрожь.

— Теперь же у меня возникает вопрос: а с чего ты, собственно, таскаешь ее за собой по всему королевству? — Говоривший даже не обратил на мой возглас внимания. — И нет ли здесь какой-нибудь связи с тем, что ты не только не подох в том ущелье, но и выглядишь еще более довольным жизнью, чем даже в лучшие для тебя времена? Да и наши «маячки», как ни крути, учуяла она, а не ты. Так что насколько здоровой и целой она доберется до места, будет зависеть в основном от вашего высочества…

Я не дослушала окончания этой многообещающей речи — отвлеклась на едва заметное движение за спиной Дина: во мраке неслышно скользила знакомая хвостатая тень. Явился не запылился, не прошло и сотни лет! Не обычным, бесполезным в темноте безлунной зимней ночи, а своим «скрытым» зрением я отчетливо видела, как Ворх, буквально не дыша и на цыпочках, проскользнул в тыл квартету внушительных мордоворотов и растворился в глубоком сугробе вместе с тушкой приличного тетерева, которую принес в зубах. Острый нос нацелился в мою сторону, я чуть заметно качнула головой: не вздумай!

— Ангрист! — Голос принца, зазвучавший громче и жестче, заставил меня вновь прислушаться к задушевной беседе старых, судя по всему, знакомцев. — Я больше двух раз не повторяю! Отпусти ее!

— Позволю себе напомнить, ваше высочество, — каждое слово звучало уже с неприкрытой издевкой, — ты сейчас не в том положении, чтобы диктовать свои условия! И я бы не советовал меня сердить, иначе у твоей подружки могут случиться серьезные проблемы — сначала с внешностью, а потом и со здоровьем! — Верзила вытянул из-за голенища узкий длинный нож и, гаденько ухмыляясь, провел кончиком лезвия по моей щеке.

Я перестала дышать и замерла, но ничего не произошло — видимо, пока только пугал. Но, взглянув на Дина, я перетрухнула еще больше. Странные глаза опального принца сначала полыхнули золотом едва ли не ярче костра, затем из глубины семилучевых зрачков расходящейся спиралью заклубилась черно-фиолетовая мгла, которая в считаные секунды вытеснила золотые переливы, оставив светиться лишь тонкий ободок по самому краю…

От этих изменившихся глаз повеяло такой жутью, что у меня тут же встали дыбом решительно все волосы, за исключением разве что тех, за которые успела ухватиться вражеская рука в кольчужной перчатке, оттягивая мою голову назад.

— Ангрист! — Голос Дина, как ни странно, звучал тихо и бесцветно. — Если с ее головы упадет хотя бы один волос…

— Простите дурака, ваше несостоявшееся величество, — продолжал кривляться наглец, — я не понял, о каком именно волосе идет речь? Об этом? Или об этом? — Тяжелая пятерня бесцеремонно взъерошила мою и без того уже черт знает на что похожую гриву. — Ах нет, наверняка ты имеешь в виду вот этот! — Оборзевшая мразь отхватила ножом тонкую прядку, начинавшуюся за моим левым ухом, и со вкусом, чуть ли не по одному, пустила волосы по ветру.

То, что произошло потом, я запомнила надолго, поскольку видела все почему-то как в замедленном кино, а посему разглядела в деталях, поэтапно — как у Дина побелели плотно сжатые губы и перекатились желваки на скулах, как вся его напряженная фигура словно подернулась дымкой и потеряла резкость очертаний, а потом замерцала и стала полупрозрачной… Как неожиданно контуры его статного тела исказились и оплыли, а этот немаленький организм вдруг словно растаял и с негромким плеском растекся внушительной лужей…

Ангрист осекся на полуслове и замер, глядя, как темная, тускло поблескивающая вода с мелодичным журчанием втянула обратно разбежавшиеся было ручейки и очень быстро впиталась в основание ближайшего сугроба. Наемники опустили арбалеты и распахнули рты, но прежде, чем их грозный командир успел что-либо сказать по этому поводу, проблемы со здоровьем начались у него самого.

Сначала на рябоватом, с крупными чертами лице отразилось легкое недоумение, которое сменилось откровенно озадаченным выражением, а потом выкаченные глаза уставились в пространство позади меня. Я машинально запустила в темноту «поисковую сеть», но не обнаружила ничего, кроме заснеженных деревьев и кустов. И тут этот упакованный в кольчугу здоровяк резко дернулся, словно пытаясь освободиться от чего-то, и распахнул перекосившийся рот в сдавленном хрипе. Именно в сдавленном — я, не веря своим глазам, явственно видела, как мерцающая в свете костра плотная струя воды толщиной с мое бедро методично и туго наматывается на торс нашего ушлого пленителя.

Когда уже большая часть его грудной клетки скрылась под полупрозрачными витками, они стали медленно сжиматься. Послышался долгий приглушенный хруст, от которого меня сильно передернуло. На полуоткрытых губах, еще совсем недавно кривившихся в ехидной ухмылке, запузырилась кровавая пена, а хрип сменился прерывистым бульканьем.

Помедлив пару мгновений, витки сжались резко и сильно — хруст перешел в треск, плотная струя брызнувшей изо рта крови запятнала снег далеко за пределами освещенного пламенем круга, грузное тело стало медленно оседать. Стоявшие рядом арбалетчики опомнились и дали слаженный залп. Сразу четыре кованых болта ушли вместе с оперением в примятый сугроб, из которого и тянулась нетрадиционно ведущая себя струя воды, но результат меткой стрельбы ошеломил и самих стрелков, и всех остальных.

Шустрая субстанция живенько втекла обратно в насмерть пронзенную кучу снега и тут же взметнулась из нее несколькими струями потоньше. Ближний ко мне наемник рухнул с коротким вскриком — из его глазницы торчал длинный и острый осколок льда. Еще один воин корчился под ногами, царапая пальцами горло: полуметровая ледяная «стрела» пронзила шею сбоку насквозь, и снег вокруг упакованной в шлем головы быстро пропитывался кровью, которая частыми толчками била из пересеченных сонных артерий.

Куда именно поразило еще двух стрелков, рухнувших одновременно, я разглядеть не успела. Из оцепенения меня вывел вылетевший из темноты Ворх, который с криком: «Не стой — замерзнешь!» — толкнул меня плечом и бросился в бой… И завертелось!

Мне под руку как нельзя более кстати подвернулся метровый обломок толстенного сука, приготовленный для костра, но в качестве ударного инструмента он проявил себя еще лучше. До головы все еще стоявшего с ошалелым видом детины достать не удалось, удар пришелся по тому месту, где шея присоединяется к черепу. Короткий хруст и едва не придавившая меня при падении туша окончательно убедили в правильности полученной еще на третьем курсе информации о том, что в человеческой шее наиболее хрупкими считаются два первых видоизмененных позвонка.

— И у них все как у людей! — одобрительно выдохнула я, поудобнее перехватывая свою палочку-зашибалочку.

Несомненным плюсом образовавшейся кутерьмы было то, что использовать арбалеты стало, мягко говоря, неразумно, и добры молодцы честно попытались отработать королевское жалованье поимкой нас вручную. Ой, зря они это затеяли!.. Мы ведь не стали дожидаться, пока у них все получится, и по мере сил показали врагам кузькину мать, и почем фунт изюма в неурожайный год, и наверняка еще что-нибудь — попутно.

Ворх отвлек на себя внимание троих вояк, успешно уворачиваясь от коротких мечей и успевая виртуозно комментировать происходящее. Это вовсе не добавляло им хорошего настроения и заставляло только мешать друг другу в тщетной попытке наконец расправиться с хвостатым доставалой. Я же до изнеможения набегалась вокруг елок и сосен — откуда только силы взялись! — и могла с полным правом заявить, что до сих пор настолько пристального внимания со стороны сразу двух представителей сильного пола не удостаивалась еще ни разу! Оба заметно уступали своей цели в маневренности, а уж подловить меня на неожиданный выпад из-за дерева не стоило стараться даже в такой темноте — с перепугу я стала «видеть» еще лучше.

Наконец один из них с яростным рыком явно нецензурного содержания метнул мне в ноги толстый корявый сук, выломанный где-то между делом. Хорошо хоть не в голову, а то искать бы мне ее в заснеженных кустах до весны! Впрочем, усталые конечности отнеслись к встрече с обломком дерева тоже без особой радости. Ни подпрыгнуть, ни увернуться не удалось, и я, шипя от боли, кубарем ушла в сугроб. Наемник издал торжествующий вопль и ринулся ко мне, но долго радоваться ему не пришлось. Прямо надо мной с шелестящим журчанием пронеслось переливчатое водяное «щупальце» и резким ударом в бронированную грудь опрокинуло вояку навзничь. Затем струя воды взметнулась над поверженным врагом, изогнулась, убавилась в толщину примерно втрое и решительно влилась в раскрытый для крепкого высказывания рот…

Несчастный корчился и булькал совсем недолго. Двое оставшихся наемников только успели подбежать с разных сторон к месту короткой схватки, а он уже перестал сучить ногами. Сверкающая даже в темноте струя пару мгновений задумчиво колебалась, вытянувшись метра на три вверх, потом вдруг обрушилась и застыла под ногами воинов зеркальной ледяной поверхностью, покрытой тонким слоем воды. Оно бы и ничего такого — подумаешь, поскользнулись, все-таки зима на дворе, с кем не бывает! — но только с приземлением как-то нехорошо получилось. Для начала упавшие тут же примерзли к субстрату, потом один их них сразу же, не успев ни подняться, ни закончить неприличную до безобразия фразу, несколько раз подряд от всей души схлопотал по шлему моей заслуженной дубинкой. Другим занялся Ворх, с остервенением всадив свои совсем не маленькие клыки в его шею…

Нет, мы, конечно, кое-что слышали вроде того, что лежачих не бьют, но уж очень, знаете ли, жить хотелось! И вскоре оба врага перестали подавать признаки жизни, в чем я удостоверилась лично.

— Где остальные? — прохрипела я, пытаясь отдышаться.

— Там же, — коротко рыкнул Ворх. — Ты цела?

— Относительно, а ты? Ух, кровищи!

— Ерунда! — Волк отмахнулся хвостом. — Вскользь по ребрам зацепило. Сейчас поважнее дела найдутся.

— А что с Дином? — спохватилась я.

— В том-то и дело, — мрачно буркнул волк. — Смотри в оба, ему понадобится помощь!

Я, опираясь на треснувшую дубинку, прихромала ближе и села прямо в снег рядом с Ворхом. Сначала ничего не происходило, и я даже стала подмерзать — к полуночи заметно похолодало. Но вот ледяное пятно начало темнеть, натаявшая вода постепенно собиралась к его середине, все больше уплотняясь и теряя прозрачность. Через некоторое время из этого сгустка стала вылепляться фигура обнаженного человека, лежащего ничком. Еще минута — и превращение закончилось. Ворх вскочил и толкнул меня плечом:

— Не спи! Его надо согреть!

Я очнулась, отбросила деревяшку и кинулась к неподвижно лежащему Дину. Он был бледнее беленой стены, холодный и почти не дышал. Я, отчаянно чертыхаясь, перевернула его на спину и, ухватив под мышки, пятясь, потащила волоком к ожившему с помощью волка огню.

Все пришлось делать в бешеном темпе, несмотря на дикую усталость. Для начала мы перенесли костер подальше от крови и трупов и подвесили котелок со снегом. Пока я натягивала на принца одежду, Ворх раскопал среди вещей топорик, и мы немного подправили форму кроны ближайшим елкам — я, спеша и отчаянно ругаясь, рубила тяжелые разлапистые ветки, а волк сооружал из них вполне приличную лежанку, на которой мы и устроили Дина, укутав его одеялами. Потом серый умчался за хворостом, а я попыталась привести в чувство лежащего без сознания принца. Усилия мои пропали даром — при полном отсутствии каких-либо повреждений жизнь, и без того еле теплившаяся в нем, казалось, утекала с каждым вздохом.

— Дин! — Ледяная волна отчаяния захлестнула меня с головой. Я затеребила его с удвоенной силой: — Очнись! Посмотри на меня!

Лучше бы он этого не делал! Блуждающий бессмысленный взгляд его снова изменившихся зрачков — теперь бесцветных, совершенно прозрачных и от этого бездонных до жути — буквально приморозил меня к месту. Бледные до мертвенной синевы губы чуть шевельнулись, пропустив еле слышный хрип.

— Что?! — Я наклонилась ближе.

— Помоги…

— Как?!

— Дай… энергии… — Уже не хрип, а прерывистый шепот.

— Я же не умею! — От сознания собственного бессилия на глаза навернулись жгучие слезы, я часто заморгала, сглатывая горячий ком в горле. — Возьми сам!

Ледяные пальцы с неожиданной силой сгребли меня за ворот куртки и притянули ближе некуда, полуоткрытый рот припал к моим вздрагивающим губам. Перед глазами замельтешили яркие мерцающие блики, словно его медленный бесконечный вдох вспугнул стаю маленьких золотистых бабочек, стремительно закружилась голова, и лишь одна мысль упорно билась в самой глубине гаснущего сознания в такт беспорядочным ударам сердца: «Бери все что надо и сколько хочешь, но только не вздумай умирать! Я же тогда просто не знаю, что с тобой сделаю!» В глаза плеснула ослепительная вспышка, по телу прокатилась ледяная волна тянущей боли, окончательно отключив меня от действительности…

Не знаю, сколько времени продолжалось мое беспамятство, но первое, что я увидела, очнувшись, — это ясный взгляд сапфировых очей, в которых отражалось танцующее пламя костра, и ту самую сводящую меня с ума улыбку, хотя и немного вымученную. Не веря своим глазам, я резко села, отчего в голове зазвенело с новой силой, а дикое головокружение чуть было снова не уложило меня пластом.

— Живой!!! — Плача и смеясь одновременно, я осторожно гладила по щеке свое сокровище.

Дин слабо кивнул в ответ. В его лице не было ни кровинки, но, по крайней мере, дышал он вполне нормально, и кожа не обжигала холодом.

— Как же ты меня напугал!..

Дин виновато пожал плечами, жестом попросил приблизиться, сжал мою руку и шепнул в самое ухо:

— Если бы не ты…

— Дурачок! — Я с облегченным вздохом уткнулась носом в его плечо, он — в мои волосы и притих.

За спиной раздалось покашливание, и знакомый до боли язвительный голос умилился:

— Вот так смотрел бы и смотрел! Райская идиллия — спасенный спаситель и его спасительница после спасения!

— А потом пришел поручик и все опошлил! — не открывая глаз, обреченно вздохнула я. — Кто тебе мешает, смотри, пока денег за погляд не берем…

— Я на вас утром посмотрю, если вы в ближайшее время не примете на грудь что-нибудь сытное и горячее! Те фокусы, что вы тут понаустраивали, вытягивают все резервы, так что…

— Вот и подсуетился бы сам. — Вариант был совершенно безнадежный, но до того не хотелось шевелиться! Да и не очень-то моглось, если честно.

— Знаешь, соратница, — очень серьезный Ворх уселся передо мной, — первое, что я сделаю, когда снова стану человеком, это приглашу тебя на шикарный ужин, и готовить буду сам!

— Господи, да что же я тебе настолько-то плохого сделать успела?!

— Обижаешь! Твоего, например, любимчика и приглашать не придется: вперед всех прибежит, не спрашивая, и уйдет последним, как ни выгоняй. Он-то знает, что я могу сотворить из обычного мяса!.. Ну а сейчас я для всего этого немного не в той форме, ты не находишь?

— Убедил! — И я с некоторым трудом приняла вертикальное положение.

Меня здорово мутило и пошатывало, голова еще кружилась, но я как-то умудрилась не промазать кипятком из котелка по тетереву и даже ощипать его идеально — почти. Во всяком случае, самые крупные перья были честно повыдерганы. Пока похлебка варилась, я отпаивала Дина остатками «самодура» и горячим травяным отваром с предпоследним кусочком сахара, а Ворх таскал сухой валежник для костра. Еще через пару часов принц, накормленный и укутанный в одеяла, спал глубоким сном, а мы с волком, от души поправив собственное здоровье чем бог послал, разговорились у огня. Начала я, задав давно интересующий меня вопрос:

— Серый, о каком это поясе шла речь?

— Хм… — Волк помолчал, выкусывая льдинки, намерзшие между пальцев передней лапы. — Скажем так: это одно из относительно недавних изобретений королевского мастера по дознаниям, предназначенное для того, чтобы держать в повиновении лиц именно мужского пола, отличающихся редкой несговорчивостью. Тебе в деталях описать?

— Пожалуй, обойдусь. И насколько действенно?

— До сих пор осечек не было, даже с очень сильными магами. Еще вопросы будут?

— Конечно! Будь любезен, просвети, что это все-таки было с принцем?

— Трансформация. — Ворх со вкусом зевнул во всю пасть и потряс головой. — Видишь ли, у каждого есть вторая ипостась, как правило, живое существо, скрытое от обычного взгляда…

— Точно! — припомнила я давний разговор с Дином по поводу того, что — вернее, кого — именно разглядел во мне хозяин приютившей нас избушки.

— Мою, например, ты видишь сейчас во всей красе, а у Лоан-Ксорр-Локков, как и у остальных членов правящего клана, скрытой сущностью является стихия. У Дина — вода, если ты потрудилась разглядеть.

— Больших трудов стоило бы не заметить! — проворчала я. — И что, так вот запросто можно перевоплощаться?

— Куда там запросто! Это сложное заклинание, особенно для новичка, и сам процесс буквально вытягивает резервы жизненной силы. Добавь к этому обратную трансформацию в течение часа и то, что он менял свое состояние несколько раз — то вода, то лед… Поэтому и понадобилась твоя помощь.

— А иначе?..

— Угадай! — Волк смерил меня выразительным взглядом.

— Но разве так уж обязательно было тут же превращаться обратно, раз резерва не хватало? Он же здорово рисковал!

— Это еще слабо сказано! С другой стороны, как долго, по-твоему, он мог бы оставаться водой в такой мороз? А чем дальше, тем сложнее было бы перевоплотиться, ведь пополнить резерв энергии в таком состоянии…

— Об этом я не подумала, — пришлось признаться мне. — До самой весны ждали бы в лесу погоды!

— И прости-прощай Пророчество! — кивнул волк. — Так что я тоже, пожалуй, должен тебе сказать спасибо…

— На здоровье! — Я зевнула, поворошила костер суковатой палкой, бросила ее в огонь и, плотнее запахнувшись в одеяло, свернулась клубочком на краю лежанки. — Только не думай, что этим отделаешься!

— За мной не заржавеет! — Волк устроился по другую сторону от принца. — Спокойной ночи, рыжая!

— Медно-каштановая, фигов ты дальтоник! — вяло рыкнула я, наконец-то проваливаясь в глубокий омут сна и будучи уже просто не в состоянии выслушивать ответные колкости.

ГЛАВА 2

Хмурый зимний пейзаж совсем не радовал, и я, едва проснувшись, поспешила закрыть глаза, но прислушалась и открыла их снова. Судя по всему, парни бодрствовали уже давно и куда-то собирались.

— Чего не спится в рань такую? — хрипловатым спросонья голосом поинтересовалась я. — И далеко ли лыжи навострили?

— Вообще-то скоро полдень, и никто ничего никуда не вострил. — Дин подсел ко мне, укутывая сверху еще и своим одеялом. — Сегодня все равно двигаться дальше смысла нет, пока не отлежишься, так что мы поохотимся и кое-что уладим, а ты поспи. Завтра пойдем напрямик, через горы — так все-таки безопаснее.

— Уговорил! — Я послушно закрыла глаза, укладываясь удобнее.

— Тэйли, я должен извиниться. — Принц, оказывается, еще не ушел.

— За что? — сонно удивилась я.

— За то, что не поверил тебе. Ты ведь предупреждала об опасности, а я решил, что просто капризничаешь от усталости.

— Ну знаешь!

Дрему как рукой сняло. Я рывком села и попыталась высвободиться из мехового кокона.

— Знаю. Но ведь я же извинился! — Дин закутал меня обратно и крепко прижал к себе. — Я, хвала богам, умею признать свою неправоту.

— Только поэтому до сих пор и не калека! — продолжала я бушевать и вырываться. — Нет, ну надо же — «капризничаешь»!!! — Я все же исхитрилась и отвесила ему приличный подзатыльник, что тут же положительно сказалось на моем настроении. — Кстати, как Ледяной Принц изволит себя чувствовать?

— Как заново родился! Ты же — «не умею, не умею», а сама с перепугу мне свои резервы чуть ли не целиком переправила…

— Что бы ты понимал — «с перепугу»! — Я попыталась отстраниться, но Дин удержал меня и нежно поцеловал в уголок губ.

— Где уж мне… Спи, Звездочка! Спеть колыбельную?

— Иди ты… лесом на охоту! — буркнула я, пряча улыбку, и снова завернулась в одеяло.

Друзья-соратники были здорово заняты, пока я отсыпалась под магическим куполом, предусмотрительно установленным Дином: успели весьма удачно поохотиться, разделать всю добычу и замести следы на месте вчерашней схватки. Трупы благополучно упокоились на дне ближайшего оврага и были засыпаны снегом, так же как и лужи застывшей крови на поляне.

— Люди называются! — ворчала я, поднявшись уже почти на закате короткого зимнего дня и пытаясь разобраться с вещами. — Явились без приглашения, нахамили, все перелапали, пейзаж затоптали, бебехи распинали, крупу рассыпали, а извиниться даже и не подумали! Убила бы… еще разок, на бис!

— Ты считаешь, мы поторопились? — осведомился Ворх, заканчивая зализывать рану в боку. — Надо было парочку наемников оставить в живых для грязной работы?

— Да нет, в этом смысле все в порядке, но можно мне, черт подери, побухтеть в свое удовольствие? Может, я стресс так снимаю!

— Бухти! — великодушно разрешил волк, потянулся и встал. — Пойду пробегусь по следам, авось что интересное найдется…

— Если что — свистни! — Я подвесила над костром котелок.

— Ага, в два пальца, чтобы громче! — Следопыт махнул хвостом и скрылся в подлеске.

Пока мы кипятили воду, готовили отвар и подкреплялись, успело зайти солнце, и воздух стал наливаться сизой синевой ранних сумерек. Я подсела к принцу, который сосредоточенно терзал длинный кинжал, доводя его до совершенства.

— Как ты?

— В порядке, — он поднял на меня глаза и улыбнулся, — разве что голова гудит немного.

— Это поправимо. — Я пристроила его бедовую голову себе на плечо и снизу вверх запустила пальцы в серебряную гриву на затылке. — Не вертись! — предупредила я, когда он шевельнулся, откладывая в сторону кинжал. — Собьешь настройку.

— И чем это грозит? — Он все-таки попытался меня обнять.

— Приложу энергию не туда, а потом… откуда я знаю?! Может, уши посинеют или глаза выпадут. Я ведь еще учусь.

— А на мне отрабатываешь?

— Ну не на себе же отрабатывать! Кроме того, ты так любезно все время попадаешь в переделки, что грех этим не воспользоваться! Сейчас лучше?

— Замечательно! И ничего не посинело. — Дин благодарно чмокнул меня пониже уха.

— Да? Странно… Может, проверим, пока не поздно?

— Ага, и оторвем, в случае чего, следы заметая?! Нет, все в порядке, спасибо, и даже глаза на месте!

— Кстати, — совсем некстати вспомнилось мне, — что это была за история с принцессой… как ее там?

— Бальдиарской? А, ерунда, дело прошлое.

— И все-таки?

— Ничего из ряда вон выходящего. Просто была в свое время попытка путем обольщения навязать мне брак в государственных интересах.

— Ты же говорил, что в твоей семье такое не практикуется?!

— В моей — нет…

— И что?

— Как видишь! — пожала плечами жертва домогательства. — Все остались при своих.

— Подожди-ка, ты разве не должен был унаследовать отцовский трон?

— Отец вовсе не собирался на покой. Когда в королевских семьях несколько сыновей, наследником становится, как правило, старший, а младшие могут заполучить власть через выгодный брак. Правда, в моем случае немного не так: старший не принадлежит роду Лоан-Ксорр-Локк, так что законный наследник все-таки я, несмотря на происходящее.

— А почему этот хмырь говорил о принцессе во множественном числе? — припомнила я.

Дин улыбнулся краем рта, загоняя кинжал в ножны:

— Потому, что правитель Бальдиара в своё время очень ответственно отнесся к необходимости оставить наследника престола…

— …и теперь ему надо куда-то девать целых восемь дочек! — закончил из полумрака за моей спиной знакомый ехидный голос, нарушив многозначительную паузу.

От нашего дружного хохота пламя испуганно заметалось и чуть не погасло.

— Может, и вправду тебе не стоило сопротивляться? — веселилась я. — Сразу бы на все готовое — и трон, и гарем. Теща с тестем-бракоделом на руках бы носили — по очереди! Или все было так уж страшно?

— Да не «так уж», а намного хуже! — Ворх красноречиво закатил глаза. — А уж помноженное на восемь!..

— Зачем же зря возводить поклеп на бедную девушку! — вступился принц, пряча улыбку.

— Зря? Зря?! А кого нашли — и то совершенно случайно и совсем не в качестве заложника — в шайке приграничных разбойников только на седьмой день после отъезда гостей? Может, меня?

— Не рычи, я не забыл, кто прикрывал мою спину во время… кхм!.. спешного отбытия на незапланированную дальнюю прогулку!

— Это теперь так называется? А ты не забыл, кто целых две недели водил погоню по ложным следам?!

Я расхохоталась, представив себе восемь озабоченных и разъяренных девиц во главе орды придворных, усиленно прочесывающих окружающую природу в поисках сбежавшего кандидата в женихи.

— Тебе смешно, — повернулся ко мне Ворх, — а мне потом еще полгода после той истории кошмары снились!

— Нервишки у тебя ни к черту! — посочувствовала я, утирая выступившие от смеха слезы. — Совсем себя не бережешь! Нельзя же так сгорать на службе!

— Если бы на службе, а то по дружбе… И потом, какие нервы могли бы выдержать подобную «красоту» и в таком количестве?!

— Ну не настолько уж она была и страшная, — примирительно заметил принц.

— Тогда зачем была нужна такая заваруха?

— Просто мое сердце при виде ее нисколько не дрогнуло, а в подобных делах я доверяю только ему!

— Видела бы ты ту принцессу, — не успокаивался волк, снова обращаясь ко мне за поддержкой, — разом поседела бы при мысли о женитьбе!

— У меня, знаешь ли, совсем не возникает мыслей о женитьбе, — фыркнула я, пожимая плечами. — Предпочитаю думать о замужестве, да и то неназойливо. А уж принцессы меня вообще не интересуют, вот принцы — совсем другое дело! — И я метнула в сторону имеющегося в наличии предмета моего интереса ну оч-ч-чень красноречивый взгляд, не забыв многозначительно подвигать бровями вверх-вниз.

Дин скромно потупил глазки, честно пытаясь покраснеть и часто хлопая своими роскошными ресницами, но через минуту хохотал вместе с нами.

Все еще посмеиваясь, волк снова отлучился в лес, а я, пользуясь моментом, поинтересовалась как бы невзначай:

— И как же вело себя твое привередливое сердце при виде меня? Дрогнуло?

Шутки шутками, но я почему-то ждала ответа, затаив дыхание. Мое собственное сердце притихло, забилось в самый дальний уголок организма, сжалось в ледяной комок и замерло.

— Почему дрогнуло? — Дин поднял на меня совершенно серьезные глаза. — Оно до сих пор вздрагивает каждый раз, лишь стоит мне тебя увидеть. Разве незаметно?

Ледяной ком в груди медленно таял, наполняя меня теплом. Я уткнулась в его плечо и с глубоким вздохом закрыла глаза…

— Между прочим, вы, чем всякие страхи к ночи вспоминать, лучше бы спросили меня, как прогулка! — Ворх бросил у костра притянутую волоком из леса валежину, встряхнулся и устроился напротив.

— Как прогулка? — послушным дуэтом отозвались мы.

Принц высыпал в закипевший котелок пригоршню сушеных трав.

— Пока не знаю, но, судя по тому, как тщательно это было спрятано, возможно, я пыхтел не зря. — Волк подтолкнул носом лежащую на снегу потертую кожаную сумку с длинным ремнем.

Дин подтянул к себе находку, внимательно ее осмотрел и распустил шнуровку. Я заглянула внутрь и присвистнула:

— Неплохая заначка на черный день!

Кроме плоского футляра из толстой коричневой кожи в глубине объемистой сумки мерцала и поблескивала целая россыпь разнообразных украшений. Для начала Дин вытащил кожаную вещицу размером с книгу приличного формата и осторожно раскрыл застежки. Внутри обнаружилось четыре плоских флакона темного стекла — каждый объемом примерно со стакан, аккуратно помещенных в кожаные же кармашки.

— Что скажет наш уважаемый знаток зелий? — Принц повернулся к Ворху.

Тот заинтересованно принюхался, покрутил носом и подмигнул мне.

— Как раз для тебя подарочек! Это ароматические смолы и масляные вытяжки из трав, причем настолько редких в наших краях, что приезжие торговцы подобным добром заколачивают очень даже приличные денежки! Вот это, — он кивнул на красноватый флакон, — помогает войти в рабочий транс. Пара капель на пламя свечи — и вперед! Рядом смесь, которая успокаивает и расслабляет.

Я вытянула из футляра зеленоватую бутылочку, с усилием отвернула тугую пробку и осторожно понюхала. Тягучая полупрозрачная масса пахла терпко, немного странно и довольно приятно.

— А что в остальных? — Я закрыла флакон и вернула его на место.

— В синем — обезболивающая смесь, в последнем — то, что добавляют в воду при обработке ран для их очищения и ускорения заживления.

— Действительно, стоящая находка!

— С этим все ясно, — подытожил Дин, застегивая футляр и вручая его мне. — Что же касается остального… погодите-ка!

Принц расстелил на снегу в круге света край плаща и высыпал на него содержимое сумки. Мы заинтересованно склонились над мерцающей кучкой драгоценностей. Весьма впечатляющей кучкой, надо сказать, и по величине, и по разнообразию собранных в ней экземпляров. Дин медленно и задумчиво разгреб этот ворох, я тоже протянула руку и коснулась было заинтересовавшей меня вещицы… но тут в глаза мне плеснуло багровым, содержимое желудка моментально смерзлось в ледяной угловатый ком, а во рту невесть откуда взялся противный металлический привкус. Я невольно отпрянула и сплюнула в сторону тягучую горько-соленую слюну.

— Что за мерзость?!

Мои спутники многозначительно переглянулись, и Дин предложил:

— Попробуй посмотреть поближе на что-нибудь из этого.

Я поежилась, но все-таки осторожно вытянула двумя пальцами из общей кучи широкий ребристый браслет из красного золота и, держа его за краешек звена-застежки, подняла на уровень глаз. Увиденное меня совсем не обрадовало. Я выронила украшение и отерла руку сначала о снег, а затем — еще более тщательно — о платок. Принц выжидательно приподнял бровь, и я нехотя пояснила:

— Он словно весь покрыт кровью и копотью, даже пальцы липнут…

Спутники невольно покосились на платок в моих руках, на котором не наблюдалось ничего подобного. Принц нахмурился и потер подбородок.

— Что скажешь, Ворх?

— Что эти молодчики под предлогом поисков мятежных заговорщиков и подлых предателей — то есть нас, любимых, — прошлись огнем и мечом по всем попавшим под руку поселениям вдоль Срединного хребта. Судя по всему, — он кивнул на «скромную» коллекцию, украшавшую плащ принца, — на соблюдение своих интересов у них времени тоже хватило. А чтобы не оставлять свидетелей и возможных сочувствующих на случай нашего здесь появления, вырезали всех подчистую, не особо утруждаясь объяснениями и не страдая угрызениями совести…

Дин согласно кивнул, а я, снова ощущая во рту неприятный привкус, все-таки спросила:

— Почему вы так решили?

— Хотя бы потому, что хорошо знакомы с приемами работы подобных отрядов. Тем более отряда, который возглавлял Ангрист — уж этот своего никогда не упускал и вычесывал все мало-мальски ценное. Вот смотри, — Дин подцепил мизинцем и вытянул на свет однорядное ожерелье из толстеньких, ошлифованных до зеркального блеска золотых брусочков, — такие украшения носят пещерные жители победнее, а вот такие — побогаче.

Следующим экспонатом было многоярусное колье, составленное из шестиугольных звеньев, которые соединялись между собой затейливыми завитушками и были украшены изящной резьбой и висюльками причудливой формы.

— Это работа мастеров с восточного побережья, можно купить в любой ювелирной лавке. — Дин откатил в сторону несколько массивных золотых колец, на которых красовались овальные ярко-розовые жемчужины разных размеров. — Это сработано пару веков назад и наверняка хранилось у кого-то из более зажиточных селян. — Поверх колец легло женское наголовное украшение с височными подвесками. — А это что?!

На ладони принца оказался увесистый — размером с очень большое блюдце — медальон из белого золота с крупным дымчатым топазом в центре герба, который делился на две равные части мелковолнистой чертой, идущей по диагонали. На одной половине скалилась волчья морда в обрамлении дубовых листьев, на другой в звездном небе мерцали три зигзагообразные молнии. Окантовка и плоские овальные звенья массивной цепи были украшены в одном стиле — гирлянда из мелких дубовых листьев затейливым узором оплетала символы какой-то надписи на неизвестном языке.

— Та-а-ак! — Волк привстал, не сводя взгляда с находки. — Его Черное Величество после многолетних попыток нашел-таки способ добраться до Стального Барона! Следовало ожидать — их фамильные рудники давно ему покоя не давали. Хорошо еще, что зимой до них ни долететь ни доехать…

— К черту рудники! Ольгвар был моим другом, отважным и верным, несмотря ни на что… Ну, Крониган! — Принц ударил по колену кулаком, глаза потемнели до черноты.

— Может, он еще жив? — несмело предположила я.

— Угу. А фамильный медальон передал из рук в руки этому ублюдку-мародеру, открыв ему ворота замка и встретив с распростертыми объятиями! И печатку заодно презентовал — на добрую память о нежной встрече!

Дин бережно выудил из поблескивающей в свете костра россыпи крупный мужской перстень с изображением уже знакомого герба и долго сидел, не говоря ни слова, только ходили желваки на скулах.

Повинуясь внезапному порыву, я протянула руку:

— Дай-ка мне взглянуть!

Тяжелый теплый медальон лег в мою ладонь, я закрыла глаза. Конечно, будь мы с ним знакомы лично, не пришлось бы тратить на поиски столько сил и времени… Ждать пришлось довольно долго. Я даже стала прикидывать, как сказать принцу, что «факир был пьян, и фокус не удался», как вдруг ощутила под пальцами слабое неровное биение, будто держала в руках живое сердце.

Перед глазами поплыли дрожащие блики, замелькали чьи-то лица, тени, сполохи огня, стрелы, летящие сквозь какой-то странный буро-зеленый дым, в клубах которого метались черные фигурки людей… Мертвенно-белая вспышка сменилась непроглядной мглой. Из нее проступила неровная каменная стена, стекающие по выступам и трещинам струйки воды и неясный светлый блик далеко вверху, а запястья и лодыжки нестерпимо свело холодом и ломящей болью. Я невольно поморщилась, выронила из дрожащих пальцев медальон и старательно растерла руки.

Дин молча смотрел на меня. Мне пришлось как можно точнее описать все, что видела и чувствовала. Его хмурое лицо немного просветлело:

— Значит, он все-таки жив! Хотя… учитывая больную фантазию моего братца, еще неизвестно, что хуже — в живых его оставили явно не для того, чтобы воздавать почести! Сколько сможет он продержаться в том подземелье…

Я развела руками:

— Сейчас ты ничем ему не поможешь! Единственное, что в наших силах — как можно лучше устроить затею с Пророчеством и при этом выжить самим, чтобы выручить всех пострадавших от ненаглядного родственничка!

Дин еще некоторое время сидел, глядя невидящими глазами в одну точку и машинально перебирая пальцами тяжелую цепочку медальона, потом встал, бережно завернул обе вещицы в кусок холстины, убрал в свою сумку и так же молча ушагал в темноту.

Я нерешительно взглянула на мрачного хищника, тот невесело усмехнулся:

— Что, хочется узнать, почему Ольгвара прозвали Стальным Бароном?

— Если можно…

— Почему бы и нет? — Волк помолчал, видимо собираясь с мыслями, и продолжил: — Во-первых, за характер. Более волевого, сдержанного и принципиального существа не каждым днем с огнем отыщешь, а его взгляд способен остановить взбесившегося медведя. К тому же в битве любым видом оружия ему равных почти нет. Во-вторых, роду Дорнхальдингер, последним представителем которого является наш друг, издавна принадлежат самые богатые железные рудники на Материке. Сталь тамошней выделки ценится дороже золота, и мастера-оружейники тех мест в большом почете. По сути, их родовые владения — это небольшое, но весьма прочно стоящее на ногах суверенное государство, которое веков пять назад совершенно добровольно примкнуло к Северному Королевству, потому что предок Ольгвара был очень дружен с прадедушкой Дина. Да и нынешнее поколение — неразлейвода! Когда Дина изгнали и прокляли, сделав крайним в той истории с покушением на короля-отца, Ольгвар на целый год приютил нашу теплую компанию, не слушая никого и ничего, в том числе наши возражения. Нынешний правитель ничего не смог поделать — барон ему на верность не присягал, следовательно, подчиняться не обязан, а силой вторгнуться в «Орлиное гнездо» за последние лет шестьсот никому не удавалось.

— Как же тогда…

— Думаю, с помощью магии. За эти годы Крониган собрал при себе редкую коллекцию всевозможных колдунов, так что…

Больше нас на разговоры не тянуло. Старательно игнорируя мерцающий в стороне «клад», мы дожарили впрок мясо, допекли орехи, разлили по кружкам отвар, вскипятили еще котелок и уже понемногу начали клевать носом, когда наконец вернулся принц. Все так же молча он пристроил в костер длинную сушину, сел у огня и сосредоточенно уткнулся в свою кружку.

— Что с этими… сокровищами делать будем? — нарушил тягостное молчание Ворх, кивая в сторону лежащего на снегу плаща.

— В ближайшем городе найдем перекупщика, — равнодушно проронил Дин, небрежно сгребая драгоценности и убирая их с глаз долой, — все равно деньги нужны. Давайте спать, поздно уже…

ГЛАВА 3

Ближайший город назывался Гранец. На карте расстояние до него выглядело смехотворно, а вот на деле мы добирались несколько дней.

Как все просто удается на словах и на бумаге!

Как легко на гладкой карте стрелку начертить,

А потом идти придется через горы и овраги…

Так что прежде, человечек, выучись ходить![5]

неотвязно вертелась в голове полузабытая песенка из детства. Уж лучше бы летать, а то и впрямь — «далеко ли эти ножки уведут его»!

К вечеру следующего дня мы кое-как одолели завьюженный перевал и примерно половину довольно крутого спуска, прежде чем нас одновременно догнали Парящая Рысь и основательный буран. Как только мы в этой снежной круговерти никуда не загремели! То, что мы все-таки благополучно сползли к основанию хребта и в заметенной по самое некуда узкой долине сумели обнаружить небольшую деревеньку, я до сих пор считаю милостью добрых богов, которые сподобились наделить нас обостренной чувствительностью — каждого на свой манер.

К людям нас вывела надха, с появлением которой передвижение заметно ускорилось. Она любезно согласилась помочь в транспортировке моего бренного тела, и последние километры я проделала верхом на пушистой спине. Впрочем, «верхом» слишком громко сказано, скорее, пластом — животом вниз, уткнувшись обледенелым носом в густую мягкую шерсть и обхватив мощную шею руками. Передохнув, я оклемалась настолько, что смогла «разглядеть» одиноко стоящую на самом берегу реки постройку. Проситься на ночлег мы не отважились, а вот эта самая банька нам весьма приглянулась, и мы успели-таки доползти до нее по глубокому снегу прежде, чем непогода окончательно разбушевалась.

Оба хищника обследовали окрестности, лишь после этого мы получили возможность дать себе желанную передышку. За крохотным слюдяным оконцем бешено завывал ветер, стемнело намного раньше обычного, но меня это все уже мало волновало. Кое-как стянув промерзшие меха и сапоги, я выхлопала их за порогом и, видимо, заснула еще в предбаннике при попытке нащупать вторую дверь, не открывая глаз. Во всяком случае, очнулась я, лежа на широкой лавке под одеялом. За окном было совсем темно, а Дин протягивал мне кружку с горячим отваром. Долго печь топить не стали, чтобы не привлекать внимания, на ужин обошлись мясом и орехами.

К утру погода заметно ухудшилась, хотя казалось, что дальше просто некуда, и было единогласно решено продолжать отсиживаться здесь до завтра и выспаться впрок. Печь протопили еще затемно и недолго, только воды вскипятить — опять же в целях маскировки, но все же кто-то нас углядел. Выйдя ближе к вечеру во двор по неотложным делам, я у самого порога наткнулась на объемистый узелок. Ощущения опасности не было, и я рискнула развязать концы пестрого лоскута. Внутри оказалась большая коврига чуть зачерствелого хлеба, пирог с капустой, пара приличных кусков сала, несколько печеных яиц, десяток вареных «в мундире» картофелин и — хит сезона! — слегка кривоватая глиняная бутыль впечатляющих размеров, под самую пробку заполненная «самодуром». Я даже прослезилась и от всей души воздала хвалу добрым людям, обращаясь при этом почему-то к небесам.

Соратники встретили подношение «на ура» и предложили опробовать. На мое замечание, что надо бы для приличия вспомнить хоть какой-нибудь праздник, тут же ответили, что повод есть давным-давно — еще один день прожит врагам назло! Я сочла причину вполне уважительной и расхрабрилась до того, что приняла на грудь порядочную дозу термоядерного мутноватого пойла, но на последнем глотке поперхнулась и раскашлялась до сиреневых кругов перед глазами. Меня тут же отстучали по спине, вручили посоленную картофелину и богатырский бутерброд с салом, упаковали в одеяло и уложили в уголок на лавку, где я и сомлела, чувствуя, как приятное тепло расходится по всему организму.

Все вокруг плавно покачивалось и плыло кругами под мелодичный тихий перезвон, звучавший у меня в голове. Я с умилением смотрела на своих друзей. Как же я их всех люблю! Особенно… ладно, не будем показывать пальцем, и без того все предельно ясно. До сих пор время от времени сомневаюсь, что он существует на самом деле, да еще и в пределах досягаемости, а не только на картине…

И Ворха люблю. Он, конечно, ехидный, вредный, бесцеремонный и невоспитанный кобель, пошляк, болтун и приколист, но при этом умный и веселый, внимательный и находчивый, отважный боец и надежный друг.

А надху просто обожаю! С первого же взгляда между нами установилось полное взаимопонимание. Эта потрясающей красоты и силы хищница сразу же отнеслась ко мне как-то по-матерински или по меньшей мере как старшая сестра. Вот и сейчас, пожалуйста, сидит рядом и подпирает меня литым пушистым плечом, чтобы дарованное богами сокровище — то есть я, если кто не понял, — не сверзилось по пьяни с лавки и не ушибло ненароком свою драгоценную голову, на которой и так уже чердак перекосило вместе с половиной верхних этажей…

— Ребята… и ты, Линга! — прочувствованно выговорила я, расплываясь в улыбке и шмыгая носом. — Я вас всех так… ик!.. люблю! Вы даже… ик-к-к!!!.. предста… ик!.. вить себе не можете!

Надха шевельнула пышными усами и снисходительно прищурилась, Дин озабоченно покачал головой и приложил руку к моему лбу, а волк присвистнул:

— Так, даме больше не наливать! Подруга, закусывать надо, а уж натощак и вовсе пить не стоит!

— Ы-ы-ы! — В ответ я состроила ему самую мерзопакостную гримасу, на которую только была в тот момент способна. — Жадина!!! — И запустила в него твердым огрызком сальной шкурки, ужевать который не хватило сил, а потом и пустой кружкой — правда, не попала, излив свою досаду в цветистом как никогда монологе.

У волка отвисла челюсть, а Дин, пряча улыбку, сел ближе, поправил одеяло и погладил меня по распущенным волосам.

— Ну хватит буянить! Мы все тебя тоже очень любим.

— Правда?! — искренне обрадовалась я.

— Правда, правда. А теперь спи.

— И ты?

— Что — я?

— Ты тоже меня любишь?

— Я же сказал — мы все.

Я упрямо покачала головой. Это было совсем не то, что я хотела бы услышать, но вот объяснить ему, в чем же все-таки разница, не удалось, несмотря на все мои старания. Глаза отчаянно слипались, и язык еле ворочался. Ладно, как-нибудь потом объясню при случае…

Утро началось нетрадиционно — с истошного визга, грохота и моего семнадцатиэтажного мата. Не подумайте плохого, просто банька по размерам сильно уступала даже самому завалящему стадиону, а свет через подслеповатое оконце внутрь почти не попадал, а свечу погасили еще вечером, а распластавшаяся во сне на полу волчья особь лежала ближе всех к лавке, а моя координация по утрам и в лучшие-то времена так себе… Продолжать? Зато все проснулись одновременно.

— Тоже мне «видящая»! — Ворх тряс отдавленным хвостом.

— «Видящая» и «летающая» — не одно и то же! — огрызнулась я, вставая с пола и гордо запахиваясь в одеяло. — Раскидал свои конечности! Мог бы и без «наследства» остаться, а так — радуйся, что хвостом отделался!

— И тебе доброго утра!

— И тебя туда же!

На сей раз я обнаружила дверь с первой попытки.

Тяжелые темные тучи, казалось, давили на самую крышу, а верхушки высоких деревьев и вовсе были неразличимы, но ветер почти утих. Редкие хлопья снега медленно кружились в стылом воздухе. Я зябко передернула плечами и вернулась к своим, которые уже приступили к истреблению запасов. Не было только Линги — она еще задолго до рассвета ушла поохотиться. Мы быстро замели следы своего пребывания в этой гостеприимной обители и приступили к новому этапу привычного занятия — поисками приключений на все соответствующие места во имя нашей высокой цели.

В этот день пришлось двигаться не столько вперед, сколько вверх и зигзагами. Лыжи довольно скоро присоединились к багажу — как только мы пересекли узкую долину и подошли к подножию нового хребта, носившего название Волчий Хвост. Услышав это, я тихонько прыснула, Ворх сердито зыркнул на меня исподлобья, а принц пояснил, что первооткрывателей вдохновил цвет скал, состоящих сплошь из серого гранита.

Снега было мало, и при беглом взгляде на окружающий пейзаж становилось ясно, что нога человека если и ступала здесь когда-либо, то это было давно и неправда. Впрочем, и конечный результат как-то вызывал сомнения.

— Есть еще один путь. — Принц, как обычно, с полувзгляда прочитал на моем лице все нерадостные соображения. — Через долину вдоль реки проложена вполне удобная дорога… единственная в этих краях.

Дальше можно было не продолжать. Нарываться лишний раз на теплую встречу с королевскими засланцами не хотелось никому, начиная с меня. Надха, как-то незаметно вновь появившаяся среди нас, подтолкнула меня плечом, и я с тяжким вздохом поплелась вслед за принцем.

Карабкаться по сплошь обледенелым скалам при сильном боковом ветре — это, честно говоря, не совсем то, что я называю отдыхом на природе. Основательно выручили нас приспособления, которые Дин извлек из недр своей бездонной сумки во время короткой передышки. Две идущие параллельно стальные полосы с тремя редкими рядами литых полуторасантиметровых шипов по одной стороне дважды перекрещивались, образуя петли, отогнутые так, что получался один острый скругленный и другой почти прямой угол с основной плоскостью. Петли плотно охватывали носок и пятку сапога, и все это хитрым способом крепилось еще и просмоленной веревкой, тонкой, но прочной.

С обувью Дина проблем никаких не было, а вот на мои ноги эти «ледоступы» оказались великоваты, и нам пришлось как следует попыхтеть в процессе «подковывания» моих сапог. Получилось так себе, но идти было можно, и времени терять мы не стали.

К вечеру наша разношерстная компания почти добралась до перевала. Тяжелый подъем вымотал всех. Я, само собой, выбыла из строя первой, и добрую половину пути надха несла меня на спине. Стылое небо вновь набрякло свинцовыми тучами, и Дин подал идею насчет привала с плавным переходом в ночлег. Пока совсем не стемнело, надо было успеть отыскать местечко, чтобы укрыться хотя бы от ветра, который пронизывал, казалось, до самого костного мозга.

Тут я неожиданно для себя обнаружила, что к уже известным разновидностям имеющегося в моем распоряжении зрения добавилась еще одна. Глядя на скалу, например, я видела одновременно и обледенелый серый гранит, и толщину ледяной корки на любом отдельно взятом участке, и каждую трещинку внутри глыбы. С непривычки разобраться в этом наслоении картинок было непросто, но через некоторое время все-таки удалось высмотреть кое-что для нас подходящее.

Зигзагообразная щель в скале перешла в короткий и узкий лаз, который окончился пещеркой примерно три метра на пять с низким потолком. На неровном полу не было снега, что немного утешало, но самым противным было то, что не светило никакой возможности развести костер. На всем пути нам не попалось ни деревца, ни кустика, ни даже травиночки, а значит, мы дружно обламывались и с теплом, и с горячим питьем.

Лично мне к тому времени уже было все до лампочки. Я закоченела до такой степени, что даже перестала дрожать и впала в тягостное оцепенение. Просто тихо сползла по стеночке на пол, сжалась в комок и закрыла глаза, уткнувшись носом в свои коленки, но спокойно замерзнуть мне так и не дали. Дин растормошил меня, заставил глотнуть «самодура» — оказывается, вчера усидели не весь! — и в два счета отогрел мои руки. Сначала, сдернув меховые рукавицы и перчатки, дышал на заледеневшие кисти, бережно растирая их своими горячими пальцами, а под конец быстрыми поцелуями окончательно разогнал кровь до нужной скорости.

Я невольно поморщилась от дергающей боли в руках и уже вполне осмысленно смотрела, как принц деловито перетряхивает наши пожитки. Моей фантазии просто не хватало, чтобы представить, как мы будем ночевать в этом насквозь промороженном природном склепе, но у Дина, похоже, с воображением было получше, и опыт что-нибудь да значит.

Вся запасная одежда и сами сумки, сделанные из толстой кожи, были уложены относительно ровным слоем на полу и прикрыты парой одеял. Моя шубка в свернутом виде легла в изголовье. Мы без особого аппетита сжевали по куску мяса и сухарю и прикончили «самодур», от которого надха отказалась. Меня совсем развезло, и до импровизированной лежанки я добиралась уже чуть ли не ползком, благо было недалеко.

Дин устроился рядом, расстегнулся до рубашки, крепко прижал меня к себе, как-то умудрившись обнять сразу всю, и запахнул на моей спине свою куртку. Моя куртка, его плащ и оставшиеся одеяла довершили упаковку. С другой стороны ко мне притулилась пушистым боком Линга, а Ворх, придирчиво наблюдавший за процессом укладки, заботливо предупредил друга: мол, что на груди однажды пригреешь, то всю жизнь шипеть и будет! Его счастье, что на тот момент у меня просто не было сил искать подходящую для ответа любезность вроде «Где ты раньше был?» — усталость, выпивка и долгожданное тепло, которым от принца веяло, как от хорошей печки, вопреки моим опасениям брали свое. Последним, что я слышала, было бурчание Ворха, который, сворачиваясь клубком у нас в ногах, честно предупредил, что каждому, кто вздумает во сне пинаться или даже слегка сучить ходулями, он пооткусывает все, до чего дотянется…

На следующий день мы, одолев перевал и долгий спуск по крутому склону, снова встали на лыжи. Лес по эту сторону хребта был в основном смешанным, с густым подростом и большим количеством кустарника, поэтому приходилось изрядно петлять. Оба хищника то и дело скрывались из виду, разведывая обстановку. Пару раз надхе пришлось влезать на дерево повыше для уточнения направления, а я при попытке сориентироваться по солнцу сошла с проложенной Дином лыжни и здорово повеселила всю компанию. Для начала съехала на пятой точке в неизвестно откуда взявшуюся ложбину, а потом выдала затейливый комментарий по поводу всего происходящего. Свой вдохновенный и в основном нецензурный монолог я адресовала равнодушным небесам, пока лежала в глубоком сугробе, задрав чудом уцелевшие лыжи, а друзья, сгибаясь пополам от хохота, спешили ко мне на помощь.

Во второй половине дня мы вышли на опушку и устроили привал. Дальше наши пути должны были на некоторое время разойтись. Поскольку мы как-то не горели желанием превращать наше путешествие к месту сбора в пожизненное, позарез требовались лошади, а раздобыть их можно было только в городе, который находился немного в стороне от нашего основного маршрута. Линге в этой населенной местности гулять было небезопасно, поэтому после коротких споров решено было разделиться. Каждый пойдет по своим делам, а после встретимся в назначенном, приметном только для посвященных месте.

Еще некоторое время, пока мы двигались по холмистой равнине вдоль кромки леса, надха была с нами, и, лишь когда в давно наступившей темноте замерцали тусклые огоньки в окнах постоялого двора, мы нежно простились и пожелали нашей спутнице удачи. Линга неслышно растворилась во мраке, а мы добрели по завьюженному полю до желанного приюта.

Здесь, по всей видимости, было принято играть отбой сразу после захода солнца, потому что Дину пришлось довольно долго пробовать на прочность кулаком толстые плахи, прежде чем тоненько скрипнули петли. Сначала сбоку приоткрылось небольшое зарешеченное окошко, через которое прищуренный глаз окинул цепким взглядом нашу компанию. Потом распахнулась узкая дверь, почти незаметная на фоне темного забора, и встрепанный спросонья мужик в тулупе нараспашку посторонился, пропуская нас внутрь и придерживая за ошейник огромного, хрипло рычащего кобеля.

Ворха мы пристроили в конюшне, выпросив для него за отдельную плату местечко на сеновале. Серый блаженно развалился на мягком ложе, откинув хвост и задрав кверху все четыре уставшие лапы, и ворчливо напомнил, что он совсем не прочь зверски заморить какого-нибудь червячка, желательно размером с хорошее бревно. Пообещав похлопотать насчет бревна, мы с Дином вошли в дом, где нас уже ждали.

Переговоры с хозяйкой вел принц и, пока я у порога расстегивала и отряхивала свои меха, живо уладил проблему с ночлегом и ужином. Сильно подозреваю, что, не будь меня рядом, они договорились бы еще быстрее — уж очень откровенно эта весьма дородная красавица неопределенного возраста посматривала на моего спутника. Неудивительно, мне ли не знать, как действует его улыбка на слабую женскую психику!..

Местный отель был совсем небольшой и набит буквально под завязку — народ направлялся в Гранец на ежемесячную ярмарку, — но в этот поздний час в трапезной никого уже не было, кроме нас троих. Нам это было только на руку, ведь праздное общение с населением в общем-то нежелательно, а найти попутчиков для дальнейшего путешествия можно и завтра.

Хозяйка споро заставляла угол крайнего стола тарелками и кружками, попутно сетуя на неурожаи, непогоду, вялотекущий бизнес, мужа-недотепу: «Не поверишь, милая, все сама да сама, а он без моей указки только со скотиной управиться и в состоянии, да еще разве что заезжую пьянь утихомирить, хвала богам, здоровьем не обижен…» За это время Дин успел забросить вещи в наш «люкс» и навестить мудрого серого брата с целью спасения от голодной смерти. Я, пригревшись в уютном уголке у теплой стенки, уже вовсю клевала носом, но принц меня растормошил и сунул в руки ложку.

— Давай подкрепляйся, а то тебя скоро можно будет за копье прятать!

— Зачем это? — не поняла я спросонок.

— Чтобы сквозняком не унесло. Держи!

После кружки вкусного свежего сбитня в голове прояснилось достаточно, чтобы осмыслить все, что пытался втолковать мне Дин, попутно уничтожая горячую кашу с мясом.

— Значит, мы сюда вернемся? — Я отодвинула пустую тарелку и взяла с блюда еще теплый пирог с капустой и грибами.

— Да. Поэтому оставим здесь Ворха и почти все пожитки. Комнату за нами на три дня сохранят.

— А мы можем это себе позволить? В смысле — как у нас насчет денег?

— Вообще-то не очень, но, к счастью, натуральный обмен пока никто не отменил, а спрос на соболей, особенно шиламугайских, если вдруг и упадет ненароком, то не в нашем столетии. Тем более что по эту сторону Срединного хребта они попадаются очень редко.

Я припомнила, что в пещере и впрямь сушилось немало сказочно красивых шкурок. Плотный легкий и пушистый мех, искристо-дымчатый до синевы с темно-пепельным подшерстком, вряд ли кого-то мог оставить равнодушным.

— Хорошо, если так, — я подождала, пока хозяйка соберет посуду и выплывет в кухню, и подтолкнула принца локтем в бок, — а то я уж было подумала, что она с тебя другой натурой плату потребует!

Дин поперхнулся, раскашлялся и отставил кружку.

— Сохрани боги! Впрочем, если только ты настаиваешь…

— Я — нет! Но если хочешь — попытайся, рискни здоровьем! — Я лучезарно улыбнулась во всю ширь, многозначительно шевельнув бровью. — Может, и в самом деле сэкономишь, а то еще и приплатит!

— К черту! — Дин залпом допил сбитень и стукнул кружкой по столу. — Что я тебе успел плохого сделать? С чего вдруг такое стремление найти повод, чтобы меня придушить?!

— Обычно мне для этого и повода не требуется! — Я не удержалась и от всей души зевнула в кулак.

— Что тебе действительно требуется, так это как следует выспаться, а то еще и не такая муть в голову взбредет! — Дин решительно встал и протянул руку, но меня уже снова разморило, на сей раз окончательно. — Эх ты, душитель! Гроза бесхозных принцев…

Он легко вытянул из-за стола мою сонную тушку и зашагал по лестнице, баюкая на руках, как ребенка.

ГЛАВА 4

От ужаса меня буквально сорвало с места, но спящим постояльцам все же было не суждено поголовно стать заиками, проснувшись от моего душераздирающего крика, — рот зажала горячая рука, другая обхватила меня за плечи, знакомый голос быстро зашептал в самое ухо:

— Тсс! Тише, тише, успокойся! Это я, все в порядке, не надо кричать! Моя хорошая, посмотри на меня! Тебе просто приснился кошмар…

Постепенно до всполошенного сознания стал доходить смысл его слов. Я, перестав мычать и вырываться, отважилась повернуть голову и взглянуть на говорившего. Это и в самом деле был принц. Он медленно разжал руки, а я, все еще трясясь, как в лихорадке, с облегченным всхлипом уткнулась в его плечо. Дин гладил меня по волосам, что-то приговаривая шепотом, и вскоре я успокоилась настолько, что вновь обрела способность соображать.

Связных воспоминаний о приснившемся кошмаре у меня не получилось — так, отрывки из обрывков. Четко запомнилось лишь одно — жгучее, жалящее ощущение опасности, пронизывающее сердце как раскаленная игла. Оно буквально висело в воздухе багровым туманом, и на этом фоне мелькали вооруженные люди, перекошенные лица, звенело скрещенное в яростной схватке оружие и… Вот что заставило меня вскочить с отчаянным криком: ясная застывшая «картинка» — тяжелый черный кинжал в полете и спина принца в качестве уже близкой мишени…

Я судорожно перевела дыхание. Дин отстранился и заглянул мне в лицо.

— Как ты?

— Уже терпимо, — я осторожно помассировала саднящие болью глаза, — твоими стараниями. Спасибо!..

— Что ты видела?

Я коротко пересказала свое видение. Принц некоторое время молчал, вприщур глядя на меня потемневшими глазами, потом тихо проговорил:

— Пожалуй, тебе лучше остаться и подождать меня здесь.

— Нет! — Ответ вырвался прежде, чем я успела сделать вдох. — Ни за что!!!

— Но послушай, одному ведь легче пробраться в город незамеченным…

— Нет, это ты послушай! — перебила я. — Чтобы уехать одному, тебе придется меня покрепче связать, предварительно оглушив. Или просто убить, потому что, едва очнувшись, я все равно пойду за тобой… Тебе так уж хочется, чтобы я тут вся извелась и с ума соскочила от волнения и неизвестности?! — закончила я совсем жалобно.

— Ладно, уговорила, — как-то слишком быстро и легко согласился Дин, — вместе так вместе. А теперь давай спать.

Ох, милый, не на ту напал! Я подозрительно прищурилась:

— Сдается мне, ваше высочество, что завтра я проснусь в гордом одиночестве, и дело будет совсем не в местных красавицах!

— Да с чего ты взяла?!

— Грех обманывать бедную девушку!

— Когда я тебя обманывал?!

Я выразительно хмыкнула, приподняв бровь. Дин слегка смутился:

— Только раз, и потом — сейчас ведь совсем другой случай!

— Но причина тоже уважительная… Короче, я и в самом деле хочу спать, а не препираться здесь до будущего лета! Поклянись, что не уедешь завтра без меня!

— Как угодно вашей светлости! Чем?

— Памятью матери!

Некоторое время Дин буравил меня тяжелым взглядом совсем уж почерневших глаз, потом обреченно вздохнул и глухо выговорил:

— Клянусь! Хотя… зря ты это затеяла, боги свидетели!

— Оставь небожителей в покое! — устало посоветовала я, закрывая глаза и откидываясь на подушки. — Почаще вспоминай, что мое появление здесь — это их рук дело, а уж в награду тебе или в наказание — решай сам…

Не то что бы я совсем уж ему не доверяла, просто поневоле просыпалась чуть ли не каждые полчаса. Такого тягомотного сумбура в снах давненько не случалось! Последнее более-менее четкое видение: большое зеркало в тяжелой резной раме, в нем — отражение, зыбкое, размытое, но это совершенно точно я. Лица почти не видно, только глаза — яркие, с изумрудным отливом и почему-то вертикальными кошачьими зрачками…

Стоит ли удивляться, что на следующий день мое состояние, равно как и настроение, просто не поддавалось описанию никакими выражениями, даже нецензурными. Видок у меня был тоже соответствующий, несмотря на тщательное умывание и вполне приличную прическу. Радушная хозяйка понимающе заулыбалась и одобрительно подмигнула мне в коридоре, оценив по-своему степень моего недосыпания. Ну да, конечно, будь все дело в том, о чем подумала она, было бы гораздо проще и полезнее для организма!

Впрочем, произошло и кое-что хорошее. Спустившись в трапезную во время обеда, я обнаружила Дина в компании невысокого седоватого здоровяка, одетого просто, но добротно. На его загорелом лице, украшенном ухоженной окладистой бородой и пышными усами, забавно смотрелись нос картошкой и голубенькие глазки под кустистыми бровями. В целом впечатление он производил вполне благоприятное. При моем появлении оживленный разговор прервался, новый знакомый одобрительно крякнул:

— Это и есть твоя благоверная? И впрямь — неплохо поохотился!

Дин озорно подмигнул мне, усаживая рядом и обнимая за плечи. Я скромно потупилась и уткнулась в тарелку с оранжево-глазастой яичницей и приличным ломтем окорока, прислушиваясь между делом к возобновившейся беседе. Здоровяк — бездетный, рано овдовевший купец по имени Кадор — постоянно проживал в соседнем городке, а сейчас, как и все, направлялся в Гранец вместе с приказчиком, который уже пообедал и в настоящий момент сторожил на улице два воза с товарами — шерстяными тканями и серебряными украшениями, которыми славились тамошние умельцы. Но самое главное — он был совсем не против заполучить нас в попутчики, при условии, что мы не будем слишком долго собираться: важно было добраться до места засветло, ведь городские ворота с наступлением темноты запирались до рассвета.

Беседа продолжалась уже в пути. Кадор любезно помог разрешить проблему с ночлегом в незнакомом городе, предложив нам остановиться вместе с ним у его двоюродного брата, который держал вполне приличную харчевню на одной из городских окраин. Мы, само собой, и не подумали отказаться, а приняли его предложение с выражениями безграничной благодарности.

Всю дорогу я проспала, удобно устроившись на мягких тюках с тканями. Дин заботливо упаковал меня в пожертвованный Кадором запасной тулуп, а под голову пристроил сумку. Изредка просыпаясь, я лежала, не открывая глаз, и слушала неторопливую беседу мужчин, а через некоторое время снова плавно погружалась в приятную дремоту.

Во время короткого привала — только чаю вскипятить и перекусить — зашел более подробный разговор и о нас. Я, делая вид, что в процессе поглощения пирожков думаю о чем-то своем, навострила уши. Попутчик снова одобрительно крякнул, узнав, что я знахарка, и сочувственно повздыхал, пока Дин излагал нашу легенду. Оказывается, недавно поженившись, мы жили в избушке по ту сторону хребта, но в этом году зима выдалась как никогда ранней и лютой, зверя было мало, а тут еще волки задрали единственную лошадь. Теперь мы, солнцем палимые и ветром гонимые, добираемся в Гранец, чтобы отыскать очень дальних родственников и попытаться подзанять монет на нового коня…

Черт побери, он рассказывал так убедительно, что я сама под конец невольно зашмыгала носом! Кадор же настолько проникся к нам участием, что пообещал свести с одним хорошим знакомцем, который владеет небольшой конефермой в окрестностях города и регулярно поставляет лошадок на продажу. В общем, на место мы прибыли, будучи уже буквально роднее всех родных.

У Диторна — того самого кузена — встреча была самой радушной. Все сдаваемые комнаты были разобраны приехавшими на ярмарку жителями прилегающих районов, но какой же владелец подобного заведения забудет оставить для своих целей хотя бы плохонькую бронь! Нам выдали ключ от самой дальней по коридору второго этажа комнаты и выпроводили в еще не остывшую баню, наказав долго не задерживаться, дабы не опоздать к ужину.

Моя бы воля, я бы в той бане провела всю ночь — до того здорово было понежиться в лохани с горячей водой и вообще вымыться по-человечески! На радостях я расшалилась как никогда и попутно выяснила, что Дин, оказывается, дико боится щекотки. Моего прекрасного принца можно было запросто довести до инфаркта в квадрате, неожиданно мацнув за бока в районе «плавающих» ребер!

Не в добрый для себя час Дин доверил мне потереть ему спину мочалкой… Конечно, до выпрыгивания в окно дело не дошло и стены устояли, но дверь в предбаннике, куда я успела-таки выскочить, даже будучи подпертой тяжеленной лавкой, трещала и выгибалась от его пылких высказываний в мой адрес. Для ясности: слова были совсем не те, которыми говорят комплименты или объясняются в любви, но моего настроения это ничуть не испортило. А лавки мы потом вместе поставили как было.

Кстати, вопреки своим обещаниям отрывать голову «пакостной девчонке» он все-таки не стал, просто позже, под занавес помоечных мероприятий, вылил мне на спину приличный ковш ледяной воды в самый неподходящий момент. От моего визга с потолка посыпалась труха, ближнее оконце слегка перекосило, наружную дверь заклинило, полотенца сдуло с вешалки, а веники дружно встали дыбом! Дин благоразумно переждал шквал за печкой, без труда увернулся от ковша с кипятком и кочерги, ласково поинтересовался, не помочь ли чем-нибудь еще и, злорадно хихикая, сбежал. Я догнала его на крыльце, и после недолгих уговоров оставить его при ушах в дом возвращались мы уже мирно и вместе.

Минут через десять в двери нашей комнаты робко поскреблись. Я как раз успела закончить расчесывание свежевымытых волос, а Дин блаженно растянулся поверх цветастого покрывала на внушительной кровати, закинув руки за голову, а ноги — на высокую резную спинку. В открытую мною дверь просочился хозяин, такой же низенький здоровячок, что и наш попутчик, разве что более седой и кареглазый. Его широкое простоватое лицо также носило явные черты фамильного сходства. Поминутно извиняясь, что не дает нам спокойно передохнуть с дороги, он поведал о своей проблеме.

Дело в том, что его старшенькая — девица на выданье — весьма усердно искала достойного кандидата на почетное место зятя и до недавнего времени умудрялась крутить романы сразу с двумя кавалерами, причем успешно скрывала их друг от друга. И вот буквально на днях выяснилось, что бурное времяпрепровождение привело-таки к закономерному результату… Нет-нет, избавляться ни от чего не собираются, упаси боги, просто эта вертихвостка сама не уверена, кто из них отец. Опять же — нет-нет, привораживать никого не требуется, поскольку и один, и второй готовы жениться хоть сегодня. Лично его как будущего тестя оба кандидата устраивают во всех отношениях, но вопрос в том, чьих родичей вызывать на переговоры. Так вот, не могла бы уважаемая госпожа знахарка помочь правильно составить одобренную богами пару?

Пока я ошалело хлопала глазами, посетитель вымученно улыбался и мял в руках и без того истерзанный платок.

— А у вас в городе что, своих знахарок или гадалок нет? — прорезался у меня вполне закономерный вопрос.

— Есть, как не быть, но стоящая умелица только одна, попасть к ней сложно, за услуги дерет четыре шкуры, да еще и на свадьбу напросится! Остальные… не вслух при людях будь сказано! — Диторн красноречиво махнул рукой. — Такого нагадают — не рад будешь! А дело-то, сами понимаете, серьезное, никак нельзя напутать. Уж будьте великодушны!

Я растерянно покосилась на Дина, тот еле заметно кивнул.

— Ну хорошо, — наконец решилась я, — только после ужина!

— Вот спасибо! Вот уважили! Благослови вас боги за доброту! — радостно бормотал почтенный папаша, утираясь платком и семеня к выходу.

Я плотно закрыла дверь и повернулась к своему спутнику.

— А теперь колись, «муженек», во что ты меня втравил на сей раз?! — очень ласково поинтересовалась я, поддергивая рукава. — И зачем тебе все это было нужно? И как, сто чертей тебе в панаму, я буду определять это семь раз благословенное отцовство?!

— И с какого вопроса начинать? — лучезарно улыбнулся этот авантюрист, пересаживаясь подальше — так, на всякий случай.

— С последнего, разумеется!

— То есть — как? Ничего сложного. Тебе понадобятся семь новых свечей…

— Подожди-ка, лучше запишу. — И я, спешно раскопав блокнотик, добросовестно законспектировала все, что говорил Дин. — Слушай, раз уж все так просто, почему тогда любой желающий не может провести эту процедуру?

— Потому, что имеет значение, кто этот самый желающий. Получится только у того, кого и в самом деле отметили своей милостью боги, а подобные счастливчики встречаются нечасто, так что местная знахарка не зря заламывает цену. Что же касается зачем… Почему бы и не помочь влюбленным? Тем более что эти люди нас приняли с распростертыми объятиями, ни гроша ни за что не спросив…

Я же, стягивая в хвост просохшие волосы, думала о другом.

— Ты мне вот что скажи: почему будущего тестя волновало не положение дочери еще до сговора, а только вопрос отцовства?

— Очень даже волновало — ты же видела, как он радовался!

— Вот это меня и удивляет…

Дин как-то странно посмотрел на меня, потом тряхнул головой.

— Все время забываю, что ты нездешняя! Видишь ли, у нас традиционно считается добрым знаком, когда девушка еще до свадьбы доказывает свою способность быть матерью. Говорят, что так сами боги одобряют союз этих людей, давая жизнь их продолжению — ребенку. Поэтому, кстати, на самом деле важно не ошибиться насчет отца, иначе жизнь всех задействованных лиц пойдет наперекосяк.

— О как! — уважительно протянула я, припоминая, что читала о чем-то подобном. Вроде бы похожие традиции встречаются и у каких-то наших народов. — Довольно мудро, я бы сказала…

Тут нас позвали вниз. Жилая половина, где обитало многочисленное хозяйское семейство, была отделена от собственно харчевни бревенчатой стеной с высокой дубовой дверью. Нас немедля усадили за длинный стол и перезнакомили со всеми домочадцами. Старшенькая, за которую так переживал отец, оказалась весьма симпатичной сдобной смугляночкой с ямочками на щеках и толстущей, цвета воронова крыла косой до пояса. Она по каждому поводу очаровательно заливалась румянцем, что, впрочем, нисколько не помешало ей тут же начать строить глазки принцу. Н-да, странно даже, что ухажеров у нее было так немного… Или это папаша знал только двоих?

Еще четверо детей мал мала меньше оживленно галдели напротив, а почтенная мать семейства — этакая моложавая добродушная матрона — как раз выплывала из кухни с большим блюдом в руках. Наши попутчики уже сидели за столом рядом с высоким сутулым старцем — дядей хозяина — и низенькой шустрой говорливой старушкой — мамой хозяйки. Было вполне по-семейному — шумно и весело.

По случаю приезда гостей на столе помимо весьма впечатляющего натюрморта из разнообразных блюд гордо возвышались объемистые бутыли с вином и «самодуром», и после первой же чарки стало совсем хорошо и душевно. Нас потчевали со всех сторон, то и дело подкладывая на тарелки то картошку с грибами, то жареные бараньи ребрышки, то еще какую-то снедь. Вскоре пришлось незаметно ослабить пояс и откинуться на высокую спинку стула.

Моим вниманием завладела огромная копченая рыбина, которая красовалась на том самом блюде в опасной близости от меня. Я в любое время года неравнодушна к хорошей рыбе, а если учесть, какая в последнее время с этим продуктом у нас была напряженка, то неудивительно, что я дала себе волю. С другой стороны блюда вовсю орудовала старшая дочь, постреливая в мою сторону вишневыми глазищами и застенчиво улыбаясь. Я краем глаза успела заметить, что хозяин, видя, как благодаря нашим совместным стараниям от рыбы остаются лишь приятные воспоминания, вопросительно покосился в сторону Дина. Тот, с невинным видом пожав плечами, попытался подсунуть мне соленые грибы — в качестве эксперимента, надо полагать. Мне вообще-то было совсем одноцветно, что там они себе напридумывали, но принцу для порядка я все-таки наступила под столом на ногу, а он, сдержанно улыбаясь, подлил мне вина.

После трапезы избранная компания — родители с дочкой в качестве клиентов, Кадор с приказчиком в качестве свидетелей, Дин со мной в качестве экспертов — перешла в небольшую комнату по соседству с трапезной, где на столе уже было приготовлено все необходимое для затеянного следствия. Ни на йоту не отступая от выданных принцем инструкций, я поставила в центр металлического резного подноса плоское бронзовое блюдо с водой и аккуратно укрепила свечи. Дин с помощью кресала запалил их — четыре по углам подноса, три на равном расстоянии друг от друга по самому краю блюда.

Я подвела смуглянку ближе, коснулась острием длинной иглы пламени всех свечей по очереди и, проговорив ключевое слово заклинания, осторожно уколола тонкую жилку на левом запястье девушки. Полновесные темные капли размеренно падали в блюдо с водой, а я тихим шепотом читала заученный текст. По сути, это было сложно зарифмованное обращение ко всем семи богам — просьба открыть истину, дабы помочь заключению на земле брака, одобренного ими на небесах. Наконец прозвучала последняя фраза, в которой восхвалялась мудрость небожителей, — и девушка отступила назад, прижимая к ранке платочек, а я резким выдохом погасила свечи. Все выжидательно притихли.

В наступившей глухой темноте постепенно забрезжил какой-то свет, неяркий, но вполне различимый. Это начала излучать собственное призрачно-серебристое сияние посудина с водой, и во все набирающем силу потоке света на неподвижной поверхности стали проступать черты человеческого лица. Прошло несколько томительных минут, прежде чем портрет оформился окончательно.

Первым над водяным зеркалом склонился Диторн, потом подтянулись и остальные. Я отступила в сторону, чтобы не мешать опознанию. Дин приобнял меня за плечи, шепнул:

— Умница, все сделала правильно!

— Это несложно, был бы учитель хороший! — Я потерлась носом о его плечо.

В этот момент у стола загомонили, и мы подошли поближе. Виновница всей этой кутерьмы стояла сбоку стола и, потупив глазки, водила кончиком туфли по крашеной половице. Мать и так и этак вертела блюдо, видимо не веря своим глазам, а отец, глядя в одну точку и держась за сердце, пытался дрожащей рукой расстегнуть ворот плотной рубашки. Кадор перехватил мой озадаченный взгляд и, понизив голос, пояснил:

— С женихами, видишь ли, неувязка получилась. Гадали-то, который из двоих, а отец ребенка и вовсе кто-то третий…

— Кто-то! — Диторн успел немного прийти в себя. — Новый помощник коменданта нашего городского гарнизона! И что теперь?! Удружила дочь, ничего не скажешь!

— Что, все так плохо? — Я невольно прониклась сочувствием к чужим трудностям.

— А вот и не знаю — так или эдак! — Почтенный папаша тяжело вздохнул и опустился на табурет. — С комендантом-то я на короткой ноге, он частенько сюда захаживает, а вот помощник здесь недавно, с лета. Говорят, раньше в столице служил, да что-то там выполнить отказался — то ли мятежников не стал вешать, то ли донос подписывать, — вот его и выслали в наш «райский» уголок. Здесь у него ни родичей, ни друзей близких… Кто знает, что он за человек. Но тебе, милая, все равно спасибо! — спохватился он.

— Пожалуйста! — Я шагнула к столу, чтобы взглянуть на портрет рассекреченного ухажера.

Он оказался очень даже ничего, хоть и не в моем вкусе. Судя по всему, особенно по состоянию «последствия», молодой человек на новом месте времени даром не терял…

Дин потянул меня за руку:

— Пойдем, им теперь не до нас.

Поднимаясь по лестнице, я вспомнила, о чем хотела спросить:

— И как долго можно будет любоваться на это изображение?

— До рассвета. Кстати, если оставить все как есть, то еще семь дней можно будет восстанавливать портрет с наступлением темноты, читая то же заклинание, но уже без кровопускания. Очень удобно — в случае чего, даже самый пристрастный судья будет вынужден признать такое свидетельство.

— И подделать нельзя?

Принц пожал плечами, открывая передо мной дверь:

— Во всяком случае, мне такой способ неизвестен.

Я подавила зевок и осторожно помассировала усталые глаза. Долгий был денек, что ни говори… После умывания стало легче, и я еще некоторое время постояла, прижимая к отекшим векам угол полотенца, смоченный холодной водой. Неожиданно по моей спине продрало морозцем и свело кожу между лопатками. Сомнений не было — кто-то пристальным взглядом заинтересованно изучал мою скромную персону. Неизвестно, кому именно не спалось — не в меру любопытному постояльцу, заскучавшему домочадцу, решившему восполнить недостаток развлечений подглядыванием за молодоженами в целях перенятия передового опыта, или же соглядатаю от властей — в любом случае демонстрировать свою бдительность не стоило.

Я даже плечами не повела, просто присоединилась к Дину, который целеустремленно рылся в своей сумке. Дождавшись, пока он поднимет на меня глаза, я одними губами произнесла: «За дверью!» Он согласно моргнул и продолжал раскопки, пока я с громким возгласом: «Да вот же она!» — не вытянула из глубины недр его запасную рубашку. Дин, секунду помедлив, кивнул, развесил находку на спинке кровати и повернулся ко мне.

— Ну что, женушка, давай-ка под одеяло, а то ведь, кроме всего прочего, хотелось бы еще и выспаться успеть!

Мои глаза распахнулись во всю ширь, но челюсть я все-таки на месте удержала. Что это с ним?! До сих пор он себе не позволял подобного развязного тона, да и с какого перепугу его именно сейчас вдруг разморило на постельные подвиги?.. Но тут принц, пользуясь тем, что стоит спиной к непрошеному зрителю, подмигнул и повел бровью в сторону двери. Так-так, значит, играем на публику? Добро! Для балета и оперы я сегодня слегка не в той форме, а вот на трагикомедию пороха вполне хватит. Цветы и деньги, так и быть, потом!

Я скромненько потупила взор и голоском утомленной жизнью и людьми примадонны протянула:

— Милый, давай не сегодня…

— Как не сегодня? Опять не сегодня?!

Надо же, до чего натурально у него получается! Или он всерьез губы раскатал?

— Почему опять? — не удержалась я.

— Тебя надо спросить!

— Но, милый, у меня так болит голова!..

Судя по глубоко и всерьез озадаченному виду принца, с такими осложнениями в интимной жизни ему прежде сталкиваться не приходилось. Любопытствующая особь за дверью вся превратилась в слух — покажись из отверстия замочной скважины ее ухо или вытаращенный глаз, я бы нисколько не удивилась! Диалог меж тем набирал обороты.

— Что-то она у тебя слишком часто болит! — подозрительно прищурился Дин.

— Да неужели?! — Я даже слегка опешила от подобного поклепа.

— Да уж мне ли ошибаться — считай, четвертую неделю одно и то же слышу!

Воистину: врать — не мешки ворочать!..

— Но, милый, так уж получалось — то у печки угорела, то на непогоду, то… сам понимаешь!

— Ну а сегодня-то что не так?!

— В дороге же весь день, растрясло, — тоскливо ныла я с виноватой миной, изо всех сил стараясь не расхохотаться. — Да еще эта ворожба!..

Принц безнадежно махнул рукой и стал стаскивать рубашку через голову, негромко, но внятно бурча:

— Дожил — при молодой жене хоть по девкам иди! Тоже мне знахарка, на собственную голову не нашла управы… А может, кое-кому законный муж попросту наскучил и она повадилась налево бегать?!

— Куда?! — искренне возмутилась я, перебив его желчные излияния. — К волкам и белкам? А то к медведям и разбойникам бегать как-то не сезон!

«Законный муж» поперхнулся очередным упреком — видимо, представил себе соответствующую картину, молча забрался в постель и отвернулся к стене. Я скромно свернулась клубочком с другой стороны кровати. За дверью разочарованно посопели, звучно почесали затылок — или еще что, не разобрала, шепотом, но весьма нелестно высказались в мой адрес, выразив таким образом сочувствие обломанному супругу, и на цыпочках, но пыхтя, как простуженный слон, удалились прочь. Я медленно перевела дыхание и некоторое время лежала, расслабившись и наслаждаясь тишиной и покоем, но потом все-таки решила кое-что выяснить.

— Дин? Дин!!! Только не притворяйся, что спишь!

— А что мне остается делать? — мрачно прозвучало из-за спины.

Я села и потрясла его за плечо:

— Ты что, в самом деле обиделся?

— Ну знаешь!.. Она еще спрашивает! Меня в жизни так не «умывали»! — В приглушенном голосе явственно слышались благородное негодование и ущемленная мужская гордость.

Я растерянно смотрела ему в спину, пока не разглядела в полумраке, что широкие плечи трясутся от беззвучного смеха. У меня вырвался вздох облегчения.

— Зато теперь тебе нет нужды переспрашивать, что такое «облом»… Но ты вправду не сердишься?

— Спи уж, хвороба ходячая! Эй, чего дерешься?!

— А не будешь обзываться чем попало!

— Ладно, если не устраивает «хвороба»… тогда — «болящая». На всю голову! Хотя, убей боги, не пойму, при чем тут голова! — И «муженек» закатился еще пуще.

Спихнуть с кровати эту ехидину так и не удалось — он просто сгреб меня в охапку и держал, пока мне самой не надоело понапрасну трепыхаться, потом укутал одеялом и чмокнул в кончик носа.

— Спи! Денек завтра будет не из легких.

И ведь как в воду глядел!

ГЛАВА 5

Новый день мы начали с приема визитеров. Еще до завтрака постучался хозяин и, сияя, как новенький рубль, сообщил, что все уладилось как нельзя лучше. Оказывается, вчера, как только мы удалились по-английски, семейство для начала устроило героине дня допрос, да еще с пристрастием. После того как были выяснены основные обстоятельства тайного романа, папаша прихватил Кадора с приказчиком и отправился к свежевыявленному дочкиному кавалеру для серьезного разговора.

Вопреки опасениям тот не стал с порога ударяться в амбиции или с ходу отнекиваться, а, наоборот, обошелся с ними вполне учтиво, предложил выпить и внимательно выслушал. Разве что после некоторых раздумий спросил, уверены ли они, что именно его усилия увенчались таким богоугодным успехом. Тогда ему предложили, несмотря на поздний час, прогуляться к дому Диторна и взглянуть самому.

Увидев свой портрет в бронзовом гадальном «зеркале», он хмыкнул, прошелся по комнате, постоял у окна и, наконец, подытожил: «Что ж, может, оно и к лучшему! Кстати, Эленику спросить не забыли? Она-то согласна?» Тут же предъявленная обществу девица без лишних слов повисла на крепкой жениховской шее, не забыв при этом покраснеть, влюбленные обнялись и поцеловались, родственники прослезились… После недолгих споров свадьбу назначили на седьмой день второго весеннего месяца. В общем, хеппи-энд вполне удался.

Не успел Дин отойти от двери, проводив счастливого без пяти минут и пары месяцев тестя, как снова раздался стук. На сей раз принесло нашего попутчика с какой-то кожаной трубой в руках. Оказывается, в торговле очень важно, кто сделает первую покупку, а раз у меня, как выяснилось, настолько легкая рука, он осмелился предложить нам купить у него что-нибудь из украшений «с о-о-очень большой скидкой» — и подмигнул нам обоим сразу.

Я, несколько подрастерявшись от нежданного скачка собственной популярности, хотела уже отказаться, но Дин опередил — быстро чмокнул меня в губы и со словами: «Все равно собирались тебе что-нибудь присмотреть!» — помог расторопному купцу развернуть непонятный предмет. Это была своего рода переносная витрина — кожаный пласт примерно полтора на два метра, на котором плотными рядами разместились всевозможные украшения из камней и серебра. Вещицы, надо сказать, и впрямь были стоящие!

Одна из них сразу и намертво приковала к себе мое внимание. Почти в центре живописной композиции красовался широкий — в четыре мужских пальца — браслет из черненого серебра с малахитом. Слегка выпуклые звенья имели форму вытянутых шестиугольников со скругленными углами и, несмотря на толщину, совсем не казались массивными — настолько ажурно были сделаны. Крупные, идеально гладкие каменные вставки в центре каждого звена радовали глаз на редкость насыщенной и сочной цветовой гаммой. Прищурившись, я увидела кое-что еще: оригинальное изделие было сплошь окутано тонкой дымкой золотистого свечения.

Дин перехватил мой взгляд и без лишних слов достал кошелек, но Кадор остановил его:

— Погоди-ка, это вещица непростая! Если твоя красавица угадает, в чем тут хитрость, заберет его просто в подарок. Так мастер наказал, что его делал.

Вот еще новости из дальней волости!.. Я озадаченно прикусила нижнюю губу. Разглядывание на расстоянии ничего не дало, пришлось аккуратно вытянуть украшение из кожаного кармашка. Браслет оказался довольно увесистым и почему-то теплым… а это что?! На укороченном звене-застежке едва заметно пульсировала синим крохотная выпуклость. Я недолго думая нажала на нее, и тут же каждое звено с едва слышным шелестом ощетинилось десятком тонких дюймовых шипов. Они явно состояли из органики вроде кости, а до поры до времени прятались, надо полагать, где-то в хитросплетениях сложного серебряного узора.

— Ни себе чего! — вырвалось у меня. — Вот уж действительно — убийственная красота!

Дин взглянул на купца:

— У вас еще встречаются стоглуры?

Тот кивнул. Я благоразумно воздержалась от вопросов и снова нажала на выпуклость. Браслет принял прежний вид. Кадор повернул его кверху обратной стороной и показал сложный символ, вырезанный на малахитовой вставке центрального звена.

— Это значит «надежный защитник». А сама никогда не поранишься, не бойся — на то специальное заклятие наложено!

Напоследок наш попутчик вручил мне перстень, сработанный в той же манере, только уже без всяких сюрпризов, и вот за него действительно взял с принца чисто символическую плату. И ушел, подбрасывая и ловя полученную монету, вполне довольный жизнью и собой.

Дин успел надеть перстень мне на палец, но едва взялся за браслет, как в дверь снова постучали. Мы наскоро заключили пари, кому бы это приспичило на сей раз осчастливить нас возможностью поучаствовать в решении актуальных проблем бытия, но это был всего лишь один из младших отпрысков Диторна, которого послали сказать, что все ждут нас к столу.

Спускаясь по лестнице, я спросила Дина, кто такие стоглуры. Оказалось, это небольшие змееподобные рыбы, живущие в мелких и чистых горных реках, вкусные и вполне безобидные — пока не трогаешь. Единственной их защитой и являются эти шипы, растущие в ряд на спине и содержащие неограниченное количество яда паралитического действия. Человеку достаточно пары таких уколов, чтобы впасть в основательный столбняк, а еще три-четыре легко поспособствуют отправке на тот свет. Я только присвистнула, представив себе возможности браслета.

Домочадцы по вполне понятной причине были охвачены радостным оживлением, а хозяйка расстаралась насчет завтрака так, словно уже проводила генеральную репетицию свадебного застолья. По моим самым скромным прикидкам, если даже просто пробовать всего понемногу, то будет чем заняться до самого полудня, а там, глядишь, кто-нибудь обязательно бросит клич типа: «Хватит обедать — ужинать пора!» — и мы осядем здесь еще на пару суток, и так до самой свадьбы. Нет, надо бы заранее продумать пути отступления поделикатней!

Хозяин между тем разливал выпивку. Я по совету Дина рискнула попробовать «русалочьи слезы» и пришла в дикий восторг: это было замечательное белое, даже голубоватое вино с какими-то пряными добавками. Пока Диторн что-то говорил, наполняя чарки по второму кругу, я шепотом высказала свое удивление на ухо принцу:

— У вас что, и русалки водятся?!

— Почему бы и нет? — в свою очередь удивился он. — Просто холода не любят и на зиму переселяются из наших морей в южные. Не отвлекайся — между прочим, за тебя тост!

Я, чокнувшись по очереди со всеми сотрапезниками, лихо опрокинула бокал. Дин в это время что-то высмотрел на столе и разулыбался до ушей, подвигая тарелку поближе:

— Постаралась хозяюшка! Это «снежки», обязательно попробуй! Только не откусывай, их надо есть целиком.

Я послушно забросила в рот нечто круглое размером с очень крупный грецкий орех, обсыпанное чем-то искристо-белым, и, едва начав жевать, потеряла дар речи. Внутри тонкой хрустящей оболочки из песочного теста оказалась нежная цельная клубника, сваренная в медовом сиропе, а кисловатая посыпка придавала всему этому изумительный привкус…

В общем, когда мы наконец покинули этот «праздник живота», я чувствовала себя фаршированным колобком и вынуждена была поминутно приостанавливаться, чтобы перевести дыхание. А ведь почти половину блюд и не попробовала! Прав был тот, кто впервые открыл, что много есть вредно, а мало — скучно…

На лестнице Дин с преувеличенной заботливостью предложил помочь мне подняться посредством подталкивания снизу «в области кормы», дабы добраться до комнаты хотя бы к вечеру. Нет, он, безусловно, мог бы продемонстрировать свое безупречное воспитание вместе с особым ко мне расположением и донести даму до места на руках, но, к великому сожалению, знахари, все как один обеспокоенные состоянием его хилого здоровья, строго-настрого запретили ему поднимать предметы тяжелее ломовой лошади…

Но разозлить меня так и не удалось. Я всего лишь хлопнула его по уже протянутым в нужном направлении рукам и ласково обозвала ехидной заразой и вредоносной клизмой, после чего с благодушным пыхтением продолжила вполне самостоятельное карабканье со ступеньки на ступеньку. Кстати, по моему мнению, за время завтрака их стало раз в пятнадцать больше, да и сами они заметно увеличились в смысле высоты…

— Как тебе «снежки»? — поинтересовался Дин, закрывая дверь.

— Потрясающе! — промурлыкала я, из последних сил докантовавшись до кровати и блаженно растекаясь поверх покрывала. — Небось тоже с детства любишь?

— Не то слово! Их делают с разной начинкой, но клубничные — самые вкусные!

— А у нашего высочества губа и впрямь не дура! — хмыкнула я. — Давно подозревала, что ты — прямой потомок Винни Пуха!

— Лоан-Ксорр-Локков, — поправил он.

— В твоем случае никакой разницы — таких сладкожорок поискать!

— Спорим, я знаю кое-что куда более сладкое? — Дин подсел рядом и потянулся ко мне.

Ну еще бы! Когда на губах вкус меда и клубники…

Очередной стук в дверь заставил Дина зарычать мне в самое ухо. Кадор так и не узнал, насколько близок он был к получению изощренных телесных повреждений, и уж точно не понял, с чего это я тишком хихикаю в кулак, пока он вежливо напоминал принцу о делах. Дин заверил, что через полчаса мы будем ждать его на выходе, и закрыл дверь.

По дороге я почти не обращала внимания на местные достопримечательности, хотя кое-что между делом и осело в памяти. Например, узкая речушка, украшенная множеством прорубей, прихотливо извивающаяся по территории городка. Вернее, улочки начинались от разновеликих мостов и мостиков, соединяющих высокие заснеженные берега, и растекались в обе стороны, карабкаясь по неровностям рельефа. Их пересекали несколько более длинных и широких «проспектов», повторяющих изгибы реки, носившей гордое название Онороттария («вспаивающая орлов»). Еще запомнились хмурые дома в несколько этажей, которые стояли очень тесно и вверху соединялись открытыми переходами. Сами здания, башни, заборы, мостовые — все было сделано из темно-серого гранита, что, видимо, и послужило причиной такого названия этого поселения, хотя по другой версии город стал называться Гранец из-за своего расположения на пересечении границ сразу трех княжеств.

Особенно сильное впечатление на нас произвел памятник основателю города, украшавший собой самую большую площадь. Монумент, вытесанный здешним единомышленником Церетели все из того же гранита, поражал прежде всего размерами. Рослый дядька в доспехах и шлеме, привстав на стременах и опираясь на огромное, упертое в землю копье, обозревал окрестности сурово-деловитым взглядом из-под кольчужной рукавицы. Под ним длинногривый и длиннохвостый жеребец-тяжеловоз, изваянный с тщательным соблюдением всех анатомических подробностей, меланхолично грыз удила, причем выражение лошадиной морды совершенно недвусмысленно давало понять, где он при этом хотел бы видеть хозяина со всеми его благородными устремлениями, которые завели обоих столь далеко…

Наверняка нам по пути попалось еще что-нибудь из достопримечательностей, но я была слишком погружена в собственные думы, благо следить за дорогой необходимости не было. Размышления же получались большей частью невеселые, а порой и вовсе паникерские, поскольку меня, мягко говоря, не очень-то радовала перспектива дальнейшего путешествия в седле. Нет, мне в свое время несколько раз доводилось кататься верхом, но… именно «кататься» и «несколько раз». Потом, одно дело смирная пожилая кобылка, специально для этой цели содержащаяся на турбазе, да и у мерина, ее напарника, характер был откровенно-флегматичный, так что найти с ними общий язык не составило труда, особенно если не поскупиться на сахар или посоленную горбушку. И совсем другое дело — здесь и сейчас, когда предстоит покрывать за день совсем немаленькие расстояния по сильно пересеченной местности, останавливаясь в основном на ночлег, да и рассчитывать на то, что моим новым боевым товарищем окажется «ласковый пони», тоже как-то не приходилось…

Я успела вообразить множество живописных моментов, меня ожидающих, в том числе постоянные мучения при посадке в седло, полный комплект малоприятных ощущений, обязательный для неопытного седока… И еще — регулярные падения со спины строптивого жеребца и самые жуткие версии ушибов и переломов, неизбежных при этом увлекательном времяпрепровождении!..

Продлись наша прогулка дольше, я бы окончательно себя застращала, пала духом и, пожалуй, начала бы убеждать принца в повышенной полезности дальнейших пеших перемещений, но тут Кадор свернул за очередной угол высокого забора и приглашающе повел рукой.

— Вот и пришли! — Он с усилием открыл тяжелую заскрипевшую дверь, пропустил нас вперед и, отпуская потемневшую от времени ручку, подмигнул. — Сейчас мы моего друга позовем! — Мощный грохот захлопнувшейся двери был прелюдией к зычному воплю: — Э-э-эй, Тревон, ты где?! Выходи, старый хрыч, и посмотри, кого я к тебе привел!..

— И незачем так орать! — совершенно спокойно проговорил хрипловатый бас прямо за нашими спинами. — Я вас еще в начале улицы увидел. Так ты их продавать привел, в подарок… или как?

— Или как! — разулыбался Дин, пожимая протянутую руку.

Я, как и положено добропорядочной жене, отвесила скромный полупоклон и отступила за спину «супруга». Наш попутчик представил нас друг другу, прояснил ситуацию, чем явно обрадовал хозяина, и тут же, тепло с нами распрощавшись, отбыл по своим делам. «Старый хрыч», которому на вид было лет сорок, не больше, внешне слегка напоминал своих питомцев — и лицом, и статью, и особенно глазами. Он тут же повел нас по длинному, сплошь усыпанному соломой проходу вдоль пустующих сейчас лошадиных стойл, попутно просвещая нас о положении дел на «копытном» рынке. Большую партию выезженных трехлеток у него забрали накануне, а сюда он пригнал «очески» — по его собственному выражению…

— Каковы же тогда отборные?! — невольно вырвалось у меня вполголоса.

Картинка была что надо: десяток ухоженных, сытых, вычищенных до блеска разномастных жеребцов с громким жизнерадостным ржанием и топотом давали выход молодецкой силушке, взрыхляя и тут же снова утаптывая снег внутри открытого просторного загона. Дин кивнул, не отрывая горящего взгляда от особенно мощного экземпляра своеобразной темно-серебристой масти, который был явным заводилой в этом непарнокопытном коллективе.

Но не все «очески» принимали участие в беготне и толкотне. Рослый караковый красавец размышлял о чем-то в гордом одиночестве, стоя в дальнем углу загона хвостом к остальным, изредка пофыркивая и встряхивая густой гривой, в которой угадывались отливающие медью пряди. Он-то и привлек мое внимание. Я вообще при виде лошадей никогда не могла остаться равнодушной, а уж этот… Остальные тоже были хороши — длинноногие и широкогрудые, с гордым изгибом шеи и волнистыми гривами волос к волосу, но в нем кроме редкостного окраса было еще что-то эдакое!

Я сама не заметила, как двинулась вдоль заграждения, медленно, словно боясь его спугнуть. Не доходя до скакуна нескольких шагов, остановилась, полюбовалась на переливы атласной черной шкуры с рыжими подпалинами во всех положенных местах и шепотом выговорила:

— Какой же ты… замечательный!

Конь чуть повернул ухо в мою сторону и презрительно фыркнул. Я припомнила, где именно заначила несколько сухарей.

— Можно тебя угостить?

Чудо природы пружинисто переступило точеными копытами и соизволило повернуть ко мне украшенную тонкой белой стрелкой голову. Влажный фиолетовый глаз будто заглянул в самую глубину души… Несколько мгновений конь внимательно изучал мою особу, настороженно двигая ушами, потом выдал такое долгое пренебрежительное фырканье с таким ехидным ржанием в конце, что перевода на человеческий язык даже не потребовалось.

— Ну да, не рыцарь и не гвардеец, и наемнику в подметки не гожусь, так что же мне теперь — по гроб жизни пешком ходить?!

Выражение лошадиной морды ясно давало понять, что это мои сугубо личные проблемы.

— Не спорю, но ты-то благородное создание, да еще и мужского пола! Неужели оставишь беспомощную девушку в безвыходном положении?! Тем более неизвестно в чьи руки потом попадешь… У нас, по крайней мере, можешь рассчитывать на понимание. Да и скучать не придется, это уж наверняка!

Несговорчивый красавец, навострив уши, посмотрел поверх моей головы на принца, который оживленно толковал о чем-то с хозяином, удерживая за холку серебристого заводилу, и снова смерил меня оценивающим взглядом. Я шагнула ближе и снова протянула на ладони сухари:

— Ладно уж, не вредничай! Я не бог весть какой знаток, а наездник еще хуже, но хватило же мне ума выбрать именно тебя как самого лучшего и мудрого!..

Уболтать можно кого угодно, лишь бы время позволяло да слова подходящие нашлись… Пока облюбованный экземпляр сосредоточенно хрустел сухарями, время от времени требовательно толкая меня носом, я стояла рядом и осторожно гладила шелковистую морду и пышную гриву, нашептывая в заинтересованно скошенное ухо нечто касающееся только нас двоих.

— Это иноходец и, между прочим, редкостный стервец! — раздался за спиной голос хозяина. — Потому среди «оческов» и остался — кому охота за свои же деньги нервы мотать с таким чертякой…

«Стервец» даже глазом не повел — продолжал вдумчиво уничтожать сухари, периодически фыркая мне в самое ухо.

— …но раз уж вы с ним столковались, так и быть, сброшу десяток монет.

— Лучше два! — не растерялась я.

Хозяин поморщился, почесал в раздумье нос, потом затылок и лоб, закончил бородой и махнул рукой:

— Ладно, чего уж там… Но чтоб забрали сегодня, а то другим продам и плакал ваш задаток!

Я оглянулась на принца — он за спиной говорившего показал большой палец, подмигнул и кивнул в сторону двери. Действительно, дел еще невпроворот. Я напоследок потрепала жеребца по длинной гриве и двинулась к выходу.


Спокойной прогулки так и не получилось. Нет, пока мы по безлюдным переулкам добирались до базарной площади, пока разыскивали нужные ряды, пока вливались в плотный человеческий поток и следующие полчаса все шло как по маслу. Я двигалась в кильватере у размеренно шагающего Дина, держась рукой за его пояс и ловко уворачиваясь от снующих поперек движения грузчиков, лоточников, зазывал и прочего люда. Еще и по сторонам смотреть успевала, подмечая уйму интересных деталей, но потом…

В глаза неожиданно плеснуло багрово-горячим, да так, что я невольно закрыла руками лицо и некоторое время только и могла, что трясти головой в тщетной попытке разогнать мельтешащие на «экране» круги. Со всех сторон меня толкали, невежливо интересуясь, какого черта я вросла в снег посреди дороги, но прошло добрых минут пять, пока я смогла приоткрыть саднящие глаза и отойти в сторонку.

Самым скверным было то, что я потеряла из виду Дина. Использовать «поисковую сеть» в такой толпе было бесполезно и небезопасно: слишком уж много движущихся объектов, да и ощущение тревоги никуда не делось. К тому же я никак не могла определиться с направлением, откуда ждать неприятностей — то ли носителей дурной энергетики было чересчур много, то ли еще что…

Здраво рассудив, что метаться по ярмарке не стоит и лучше подождать напарника там, где расстались, я перевела дух, вытерла все еще активно слезящиеся глаза и огляделась, высматривая Дина и заодно пытаясь отыскать местечко поспокойнее. Ч-ч-черт, не было печали!.. Спину свело холодком от чьего-то пристального взгляда. Нет, ну ни минуты покоя, чтоб вам всем … …!

Сделав безмятежное лицо, я стала неспешно выбираться из толпы, но тут же обнаружила, что ненароком обзавелась почетным конвоем в лице аж четырех непрошеных поклонников. Ошибки быть не могло: меня целенаправленно прижимали к повороту в пустынный переулок, многообещающе улыбаясь во все имеющиеся зубы и усиленно строя глазки. Мои попытки оторваться лишь ускорили процесс, и теперь я стояла, прижавшись к неровной гранитной стене, возле узкой лестницы в пять ступеней, а единственный выход из тупика перекрывали массивные фигуры преследователей.

— Уж не нас ли высматриваешь, крошка?

Я невольно хмыкнула: нашли что сказать!.. Хотя, конечно, в сравнении с ними я вполне тяну на Дюймовочку… переростка!..

— Так мы уже здесь!

Убиться веником, как, бывало, говаривал сэр Макс — радость-то какая привалила! Только вас и не хватало для полного и бесповоротного счастья!!! Низкий хрипловатый голос, которому безуспешно пытались придать подходящую случаю слащавость, сопровождался жизнерадостным гыгыканьем и плоскими комментариями в полтона. Я, прищурившись, разглядывала неожиданную помеху и лихорадочно прикидывала варианты выхода из пиковой ситуации.

В нескольких метрах от меня, подбоченясь и одновременно выставив начищенный сапог, приличное брюшко и короткую рыжеватую бородку, возвышался рослый детина, приодетый по случаю выхода в свет, в куртке нараспашку и с лицом первого парня в колхозе «Красный лапоть». Впрочем, его-то, хоть и с натяжкой, можно было бы считать симпатичным, если бы не похабная ухмылка до ушей и наглый взгляд маленьких светленьких глазок, изрядно косоватеньких от принятого на грудь «подогрева».

На заднем плане маячила группа поддержки в лице троих подобных же красавцев, разве что явно пониже рангом. Информацию о качестве коллективно употребленного ими пойла недвусмысленно выдавал витающий в морозном воздухе перегар.

— Чего глядишь? Не нравимся? — еще шире осклабился заводила.

… …! Куда пропал Дин, черт его дери?!

— Почему же? Очень даже ничего — в темноте и со спины, а если еще и глаза покрепче зажмурить… — Я наскоро состряпала умильно-дебильную улыбочку и непринужденно подняла валявшийся под ногами приличный булыжник.

— Ты камушек-то положь, где лежал, — очень ласково посоветовал детина, делая шаг вперед. — Не ровен час, уронишь, ножку зашибешь…

— Ой, какой дядечка добрый! — умилилась я еще больше, судорожно сканируя пространство. Глухо, как в заброшенном бункере…

Нет, столько мяса для меня одной многовато! Кинжалы не помогут, бежать некуда, ближний бой исключается — физически не потяну, он же меня просто массой задавит, прищемит, как чахоточного котенка… И на помощь звать бесполезно: проходивший по улице народ, завидев нашу теплую компанию, торопливо надевал на лицо железобетонную маску, отводил глаза и прибавлял ходу, так что на добровольное вмешательство со стороны никакой надежды не было. Н-да, на бэтменов и суперменов, к сожалению, в этих краях слишком явный неурожай… В лучшем случае привлеку внимание стражи — очень кстати, учитывая наше положение вне закона!

Но и сдаваться без боя как-то скучновато… Я задумчиво покрутила в руках булыжник, подбросила-поймала и встретила откровенно раздевающий взгляд светской улыбкой.

— Так что вам все-таки угодно, господа хорошие?

Буду тянуть время, а там… Бог не выдаст — свинья не съест!

— Долго рассказывать, — ухмыльнулся один из «адъютантов». — Пойдем с нами, на месте объясним.

— Да ты не бойся, дяди добрые! — радостно подключился следующий. — Глядишь, еще и на конфеты заработаешь…

— Не-э-э, я лучше тут мужа подожду…

Никогда не думала, что так хорошо умею «дурочку включать»… «Да она у тебя и не выключалась никогда!» — поспешил обрадовать меня внутренний голос. «Цыц!» — метнула я грозную мысль, продолжая мило улыбаться.

— Так мы замужем! — расцвел детина. — Тогда чего ломаешься? Муж свое получил, а с ближним делиться надо! Мы же тебя не насовсем заберем — так, взаймы… Разве что сильно понравишься.

Так. Теперь день и впрямь окончательно перестал быть томным… Мальчикам надоело попусту сушить зубы, и они, перебрасываясь гнусными шуточками, стали медленно приближаться вслед за своим главарем, который был уже совсем рядом.

— Ну все, хлопчики-до…бчики! Сами напросились! — Моя улыбка плавно перешла в оскал, а мурлыканье — в низкий рык.

Столь неожиданная перемена заставила-таки неуемных поклонников слегка притормозить — всего лишь на миг, но мне хватило этого с лихвой.

Один из «адъютантов», стоявший дальше всех, отрывисто вскрикнул и опрокинулся на спину, схватившись руками за разбитое лицо — как ни крути, булыжник есть булыжник, а дури у меня всегда своей хватало… Заводила обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть мелькнувшие в воздухе сапоги своего подельника по недетским шалостям. Разворачиваясь обратно ко мне — надо полагать, за разъяснениями, — он машинально дернулся, пытаясь увернуться от руки, мелькнувшей перед самым его носом, но было поздно.

Я уже снова стояла на каменной ступеньке, лучезарно улыбаясь и невинно хлопая ресницами, а верзила удивленно таращился на свою рубашку, пытаясь понять, откуда вдруг на ней взялись крупные красные «горохи». Потом до него начало доходить: он быстро провел рукой по лицу и уставился на яркие полосы, расцветившие ладонь. Все просто — теперь его щека была украшена четырьмя глубокими, обильно кровоточащими царапинами…

— Ах ты, с…! — медленно процедил он сквозь зубы, быстро растеряв игривость тона и нагибаясь — в руке блеснуло узкое длинное лезвие.

— Ошибочка вышла, господин хороший! — покачала я головой, продолжая улыбаться (и отчаянно стараясь не стучать зубами). — С… — это самка собаки, мы же больше с кошками роднимся…

Но хлопчик был явно не в настроении выслушивать поучительные детали моей родословной: оскалился и шагнул вперед, но снова приостановился. Видимо, его все-таки насторожила моя безмятежная улыбка и полное отсутствие страха. Я, нагло щурясь в лицо верзиле, медленно провела кончиком языка по своим окровавленным ногтям и облизнулась, урча и смачно чмокая:

— Мм! Правда, привкус так себе — что за дрянь вы бухаете?! Ну да ничего, третий сорт не брак — сойдет…

На лицах парней появилось какое-то странное выражение.

— Ну, долго тебя ждать?! — В моем голосе прорезались требовательные нотки, брови нахмурились, рука наполовину вытянула из ножен «перо сокола». — Ползи ближе! Надеюсь, не заставишь бедную девушку гоняться за тобой по всем торговым рядам?

— Она же чокнутая! — прозрел наконец «адъютант его превосходительства», делая шаг назад и трезвея прямо на глазах.

— Да нет, просто голодная.

Спокойный глубокий голос, прозвучавший за спинами моих поклонников, заставил их буквально подскочить на месте и обернуться, выхватывая шипастые цепи, кастеты и засапожные ножи. В узком-проходе, небрежно прислонясь к стене, стоял Дин и меланхолично вертел в пальцах «клык дракона».

— Дорогая, тебе не повредит столько крови сразу? — осведомился мой заботливый спутник, демонстративно не замечая подступающих к нему громил. — Оно, конечно, с коренного жителя Огненных островов штрафа не потребуют, если даже поймают, но все же…

От его слов мальчиков явственно передернуло, тем не менее от своих агрессивных планов они отказываться не собирались.

— Этого хочу!!! — разойдясь не на шутку, пальцем указала я на спавшего с лица главаря. — А того, что в сугробе, прихватим с собой — дорога дальняя, леса безлюдные…

Договорить мне не удалось. Невразумительно рыча что-то жутко нецензурное, троица ринулась на Дина — и… все! Как будто показали фрагмент фильма, смонтированного в дикой спешке в дупель пьяным работником: вот к принцу приближаются с трех сторон озверевшие подонки местного разлива, вот какая-то неразборчивая кутерьма, длившаяся от силы полминуты… А вот они же лежат без движения и прочих признаков жизни вокруг моего спутника, невозмутимо стряхивающего снег с куртки…

Дин повел неторопливым взором окрест, перешагнул через главаря, в два захода перетащил тела за шкирки к ближайшей стене и усадил их рядком сначала. Потом оглянулся на меня, что-то прикинул в уме и несколько изменил позы бесчувственных статистов и состояние их одежды. Теперь живописная композиция приняла, мягко говоря, пикантный вид, а если уж быть честным — совершенно непристойный…

Только вот мне в тот момент мало что было интересно, кроме собственного жгучего желания убраться отсюда как можно дальше и как можно скорее. Дин, словно прочитав мысли, подхватил меня под локоть и повлек в дальний угол тупика. Несколько заборов, преодоленных с его помощью, — и вот посреди каких-то глухих задворок я наконец-то дала волю давно уже наступившему отходняку. Ухватила принца за грудки и затрясла изо всех сил, рыча сквозь до скрипа сжатые зубы и давясь яростными слезами:

— Ты… ты… Ты! Подлец, мерзавец, дезертир, гад, предатель! Где тебя носило?! Как ты вообще мог оставить меня одну?!! … … …!

— Тэйли, послушай, ведь я…

— И никогда — слышишь? — никогда не называй меня «дорогая»!!!

К чести принца, он даже не попытался вывернуться из моих неласковых рук. Мужественно вытерпел тряску и тычки в бок, молча выслушал все излияния — словом, дал мне возможность как следует сбросить стресс. Лишь когда я, выплеснув эмоции, вдруг ослабла, сползла прямо в снег и разревелась, Дин присел рядом и крепко меня обнял.

— Испугалась? — Голос его звучал сочувственно и виновато. — Прости, я совсем не собирался задерживаться, так уж вышло: поймал в своем кармане вора и вытряс из него кое-какую полезную для нас информацию в обмен на свободу. Вся эта возня заняла некоторое время, но я быстро тебя нашел. Успел в самый раз, чтобы полюбоваться на твое выступление. Ты была просто неподражаема! Честно говоря, не ожидал… Даже самому стало жутко!

Я от всей души двинула его локтем в непробиваемый пресс и сердито хлюпнула носом, а он продолжал:

— Тебе в самом деле так уж хочется свежей крови? Может, я смогу тебя уговорить на «русалочьи слезы»?

— Не уверена, но что тебе стоит попробовать? — Я почти успокоилась и даже попыталась улыбнуться. — А по дороге будешь отвечать на мои вопросы!

— Сколько угодно! — разулыбался и принц, помогая мне подняться. — Начинай.

— Ты убил этих придурков?

— Нет, просто выключил. К вечеру очухаются без посторонней помощи, разве что кое-какие части отморозят…

— А почему парни так сбледнули на лицо, когда ты упомянул какие-то там острова?

— Огненные острова — вулканический архипелаг примерно в двух неделях пути на север от Материка, — монотонно завел Дин гнусавым голосом, словно цитируя справочник. — Условия жизни крайне тяжелые. Рудных месторождений нет. Земледелие не развито. Местные жители коротают время на охоте, рыбалке и в междоусобных войнах, практикуя при этом употребление человеческого мяса и крови…

— Понятно, — протянула я. — Значит, наше высочество — экстремал и любитель экзотики, раз уж не поленился подыскать спутницу-кровопийцу? Хорошенькую репутацию ты мне обеспечил!

— Зато ребята надолго запомнят этот злополучный день…

— А еще на дольше — горожане, которые заглянут в тот переулок! — прыснула я, вспомнив состряпанную принцем затейливую композицию из бесчувственных тел.

— Или захотят присоединиться…

На главную улицу мы вышли, всхлипывая от смеха.

ГЛАВА 6

Нужную нам харчевню удалось отыскать сравнительно быстро. Всего через каких-то четверть часа неторопливых блужданий да пары вопросов прохожим после очередного поворота перед нами предстала массивная дверь, основательно потемневшая от времени. Над крыльцом поскрипывала на ветру слегка погнутая вывеска, в центре которой красовалась огромная фигурная кружка с явно алкогольным содержимым, окруженная мелкими представителями сильного пола, в разной степени окривевшими. Затейливую надпись Дин перевел мне сразу.

— «Отрада страждущих»? — скептически хмыкнула я, притормозив на верхней ступеньке, чтобы лучше разглядеть местами поржавевший шедевр. — А при чем здесь эта деваха с таким… плотоядным выражением румяного лица, да еще и голосистая не в меру («голо-систая» в смысле — с о-о-очень глубоким декольте, в котором было что показывать)?!

— Мало ли какая жажда может вдруг одолеть людей! — пожал плечами Дин, открывая дверь. — На втором-то этаже явно «комнаты на час»…

— Веселенькое местечко! — подытожила я, тщательно сканируя местность и отмечая повышенный фон потенциальной опасности.

Я на всякий случай дотошно проследила направление и происхождение сигнала — и оторопела. Давненько не приходилось ощущать подобную дрожь в коленках!.. Несмотря на довольно типичный для подобных заведений набор человеческих особей, главную опасность, оказывается, представляли собаки — четыре огромные, глухо рычащие зверюги, больше всего напоминавшие помесь мастино-переростков с медведями-гризли. Правда, их успешно удерживали — пока! — в специальных стойлах тяжеленные цепи, кованые запоры на дверях и толстые ошейники с двумя рядами шипов: наружу — длинных и острых, внутрь — коротких и зазубренных. Меня снова передернуло.

— Что-то сия обстановочка не очень располагает к «свиданию», даже фиктивному!.. Слишком уж много романтики, даже на мой вкус!

— Мы здесь не задержимся, — успокоил меня спутник и приобнял за талию. — Главное — придерживаться роли!

Внутри было шумно, людно и душно. Дин окинул быстрым взглядом темноватое, заполненное народом помещение и усадил меня на невысокий массивный табурет в небольшой нише, попутно показав что-то на пальцах индивидууму за стойкой, который тут же ответил понимающе-слащавой улыбочкой. Шустрая фигуристая девица, игриво стрелявшая в нашу сторону глазами, пролавировала между тесно поставленными столиками, мимоходом задев Дина бедром, и поставила перед нами тарелку с поджаристым солоноватым печеньем и две кружки. Я тут же залпом осушила свою и удовлетворенно причмокнула: вполне прилично, хотя, конечно, никакого сравнения с тем замечательным напитком, которым нас потчевали у Диторна! Приятное тепло медленными волнами пошло по организму, пришлось расстегнуться и откинуть капюшон.

Дин, усмехнувшись, подвинул мне свою кружку, а сам вскинул сумку на плечо и подсел к стойке. О чем они толковали с хозяином — кривоносой и рыжей пародией на Дени де Вито, — я не слышала, видела только, что принц удовлетворенно кивнул, перебрасывая собеседнику монету. Он посидел еще некоторое время за стойкой с отсутствующим выражением лица, потягивая какой-то напиток из небольшого бокала, потом встал и направился к угловой двери, скрытой застиранной цветастой занавеской. Я еще раз на всякий случай просканировала пространство и успокоилась: никакой серьезной опасностью не веяло, так — все тот же легкий дискомфорт, что неудивительно, учитывая местный контингент. Можно было позволить себе расслабиться — во всяком случае, пока.

Принц отсутствовал недолго, я только успела прикончить вторую кружку и ополовинить содержимое тарелки, отгрызая сначала длинные хрусткие клювы и хохолки у печеных птичек — не то дятлов, не то удодов. Процесс немного застопорился, когда мне попался экземпляр настолько странной формы, что я поневоле призадумалась: кто бы это мог быть и с какой из выступающих частей стоит начать процесс поедания?! Дин, отодвинув занавеску, нашел меня глазами; затем вошел, задержался у стойки, прихватил еще вина и сел рядом. В ответ на вопросительный взгляд он подмигнул и, приобняв за плечи, дотянулся губами до моего уха:

— Порядок! Еще немного полюбезничаем, допиваем и уходим.

Я кивнула, протянула руку за очередным удодом, и вот тут-то меня скрутило, да так, что потемнело в глазах. Возглас радости по этому поводу все-таки сдержать удалось, но Дин моментально уловил перемену в моем состоянии.

— Тэйли?!

Я, не открывая глаз, чуть качнула головой: не мешай! Он понял и притих, продолжая обнимать меня за плечи, а я лихорадочно пронизывала пространство «поисковой сетью» так далеко, как только могла. Сто чертей!!! И в рот кило гороха — каждому!..

— У нас кое-какие сложности. — Надеясь, что моя с трудом состряпанная улыбка сойдет за кокетливую, я придвинулась к принцу ближе некуда. — Пятеро у крыльца и пятеро на подходе, в конце улицы. Все при полном параде — до зубов!..

Горячие губы снова коснулись моего уха.

— Придется разойтись. Вот деньги. — Его рука погладила меня по бедру, переместилась ниже. Сильные пальцы протиснулись за край голенища, доходившего до колена.

Я почувствовала, как внутрь моего сапога одна за другой скользят увесистые монеты.

— По улице иди спокойно. Выкупишь лошадей — жди меня за северными воротами, только на виду не маячь. Не заблудишься?

Я невольно хмыкнула — он вообще за кого меня держит?! Сложность в другом… Я жеманно повела плечиком и потупила глазки, продолжая ворковать со своим ухажером:

— Но как мы отсюда выйдем?

— Устроим скандал. Вскочи, дай мне по физиономии, грохни что-нибудь из посуды и беги в ту дверь — видишь занавеску?

Я кивнула, вдохнула поглубже… и выдохнула опять, виновато улыбнувшись выжидательно глядящему на меня принцу.

— Не могу. Меня надо разозлить, иначе останешься без пощечины!

На пороге затопали кованые сапоги, распахнувшаяся с противным взвизгом дверь пропустила в шумное душноватое тепло харчевни первого стражника. Дин долго не раздумывал.

— Знаешь, милая, — он сочувственно улыбнулся, — на самом деле ты никогда мне особо не нравилась. Я был с тобой только потому, что хотел быстрее восстановить силы, а в постели передача энергии происходит самым приятным способом и без потерь!

Никогда не думала, что смогу завестись вот так, с полоборота! Видимо, все дело в заводиле… Я буквально взвилась над столом, успев тем не менее вскинуть на плечо сумку.

— Ах ты, мразь! — На мое шипение и хлесткий звук закаченной от всей души пощечины обернулись даже тараканы. — Подонок!!!

Вторая попытка увенчалась чуть меньшим успехом: Дин почти успел отклониться и перехватил карающую руку.

— Сядь! — рявкнул он, дергая меня за кисть.

Стражники направились к нам.

— Убери щупальца, гад! — Тяжелая глиняная посудина, просвистев над головами и щедро окропив содержимым сидящих, врезалась в стену прямо над лысиной остолбеневшего хозяина. — Мерзкий урод!!!

Остатки вина из другой кружки благополучно миновали моего спутника и вместе с ней нашли себе место под солнцем на физиономии первого стражника.

— Кто урод, я?! — Дин, рыча, перескочил через опустевший стол и загородил мне дорогу.

Толпа оживилась — как же, такое развлекалово, да еще и бесплатно! Кто-то засвистел, кто-то крикнул:

— Держи рыжую!

Ага, сперва держалки подходящие отрасти! Да еще заточи под нужный контур!.. Моя табуретка успешно высадила окно за спиной Дина — он едва успел пригнуться. Морозный ветерок очень кстати освежил атмосферу.

— А это — за «рыжую»! — Не уверена, что тарелка разбилась об нужную морду лица, но мне было уже поровну.

— Бешеная стерва! — оскалился Дин. — Убью!!!

От его рыка в уцелевших окнах жалобно звякнули мутноватые стекла. Он старательно промахнулся мимо меня другой табуреткой, которая громко затормозила о ребристый шлем одного из вошедших, неосмотрительно подобравшегося чересчур близко. Первая ласточка безропотно улеглась под ноги окончательно расшевелившихся посетителей харчевни. Мама дорогая, что тут поднялось!..

К сожалению, мне было не суждено досмотреть эту батальную сцену в духе «Человека с бульвара Капуцинов» с поправкой на местный колорит. Метко запустив напоследок в стражников тяжелым бронзовым подсвечником, я со всех ног рванула к заветной двери. За спиной раздалось жизнерадостное гиканье Дина и забористый разноголосый мат. Судя по грохоту, в ход пошли уже столы…

Сенсоры включились на ходу, давая мне «зеленый свет». Я без опаски влетела в занавешенный проем, с разбега проскочила длинный темный коридор, свернула в другой и на миг притормозила, прижавшись к обшитой досками стене. Так-растак и переэтак! Один придурок все же увязался следом и прет прямо сюда!.. Я размашистым пинком громко распахнула ближайшую дверь, оказавшуюся выходом на задний двор, на цыпочках скользнула дальше по коридору и просочилась в следующую дверь — приоткрытую. Похоже, кладовая — тем лучше! Я вжалась в темный угол за широким стеллажом, стараясь не дышать. Конечно, так себе убежище, но легко заполучить меня им не удастся — я успела окинуть «взглядом» тесноватое помещение и кое-что присмотрела на случай драки.

Преследователь приближался к повороту, когда чья-то рука неожиданно дернула меня за полу распахнутой куртки. Я не взвилась под самые стропила только потому, что успела накрепко вцепиться в одну из полок, на которой лежали присмотренные «подручные средства». В следующее мгновение мое разгоряченное сознание отметило, что грохот шагов раздается уже слишком близко, а рука принадлежит парнишке лет восемнадцати, который только что вылез из подпола через небольшой квадратный проем.

Парень прижал палец к сомкнутым губам и потянул меня за рукав. Я недолго думая кивнула и скатилась вслед за ним вниз по неожиданно длинной хлипкой деревянной лестнице, успев бесшумно прикрыть за собой дощатую крышку.

Подземное хранилище оказалось весьма впечатляющим — и по размерам, и по степени загроможденности всевозможными бочками, ящиками и тюками. Темнота была — хоть глаз выколи, но парень ориентировался в этом лабиринте как в собственном кармане, лихо лавируя среди препятствий. Я вприпрыжку неслась вслед за ним, стараясь не высказываться вслух, когда все-таки спотыкалась.

Наконец мой провожатый резко свернул влево, протиснулся между гигантскими бочками в самый темный угол и с моей помощью отодвинул тяжелый ящик. Мы нырнули в едва заметную низкую щель и через несколько минут перемещения бодрой трусцой на цыпочках достигли очередной лестницы и выбрались на свет божий.

Мой провожатый, утирая лицо рукавом ветхой рубахи, с облегченным вздохом опустился прямо на пол. Я осела рядом, переводя дыхание и осматриваясь. Просторная комната (спальня, судя по наличию внушительной кровати) была обставлена и убрана совсем небедно, но мое внимание привлекли не ковры и побрякушки, а два плотно зашторенных окна и массивная дверь, запертая снаружи на ключ.

— Хозяйкина спальня, — пояснил нежданный спаситель в ответ на мой вопросительный взгляд. — По этому лазу к ней ночной сторож ходит…

— А мы здесь что забыли?

— Отсидишься, пока стражники улицы вокруг прочешут и в харчевню вернутся, — пожал плечами парень. — Окна выходят в глухой переулок, налево — сад, направо — конюшенный двор и старый дом, пустой. Можно уйти по-тихому.

— А ваши собачки? — Нарисовавшиеся перед глазами оскаленные морды «а-ля мастино» всплеска нежности почему-то не вызывали, равно как и воодушевления.

Парень махнул рукой:

— Не твоя забота!

— Кстати, у моего спасителя имя хоть какое-нибудь имеется?

— Нортис. — Он встал, отогнул край шторы и припал к образовавшейся щели.

Я выудила из голенища не успевший далеко проскользнуть золотой и вложила его в горячую ладонь. Нортис вспыхнул, отдернул руку и гордо вскинул подбородок.

— Не надо!

— Почему?

— Грех обирать людей, попавших в беду!

— Эти деньги вовсе не последние!

— Все равно!

— А с чего ты, интересно, взял, что мне вообще стоит помогать? Может, мы бандиты с большой дороги, а наши следующие жертвы будут на твоей совести! — хмыкнула я, не на шутку заинтригованная поведением этого представителя местного населения.

Он упрямо покачал головой:

— Тогда бы вас пасли до городских ворот здешние вояки, а там схватили бы с помощью караульного гарнизона. А раз эти — пришлые — не захотели с ними делиться, значит, вы — «особо опасные».

— Тогда зачем ты-то ввязался? Скучно стало без проблем?

Он зыркнул на меня исподлобья, заметно темнея худым лицом:

— Ненавижу их!..

— Вот как! — Я стала кое-что понимать. — Сирота, значит?

— Нет. Мать — прислуга на постоялом дворе, а отца… Неделю назад они повязали.

— За что?

— На пару с нашим соседом оружие заговорщикам переправляли. Вот и…

— И?..

Он молча пожал плечами, потом безнадежно махнул рукой:

— Они живыми не отпускают! Знать бы хоть, что не мучился и где зарыли… Если зарыли.

Видимо, его совсем недетская печаль зацепила меня сильнее, чем можно было бы ожидать, потому что даже напрягаться не пришлось — «картинка» плеснула в глаза сразу же, стоило только положить руку на его поникшее плечо.

— Тут поблизости есть большой овраг? Там еще рощица, берез так с полсотни, а у тропы — две развесистые рябины. Где-нибудь от города недалеко — сторожевые башни видно.

Парень вздрогнул и впился в мое лицо вспыхнувшим взглядом.

— А рядом озеро?

— Да, — кивнула я, «разглядев» продолговатое пятно ровного нетронутого снега, обрамленное блекло-бурыми зарослями сухого тростника. — За ним — какие-то заброшенные постройки…

— Так это же бывший Гротин хутор! И он… там?

— Да, — тихо сказала я. — В овраге, оба. Твоему отцу не пришлось мучиться, его закололи почти сразу. Он успел здорово врезать одному из вояк, тот обозлился и убил его, за что и сам огреб от старшего. А вот подельника долго пытали… Правда, без толку.

— От отца они бы тоже ничего не добились! — Нортис, часто дыша, снова повернул ко мне бледное, как стена, лицо. — Но как?!

— Нет, — невесело усмехнулась я, отвечая на невысказанный вопрос, — мне ваши местные сволочи не докладываются. Ты был прав — я из «особо опасных», и как раз потому, что слегка отличаюсь от прочих. Так что…

Он жестом прервал меня, к чему-то прислушиваясь, потом отдернул вышитую штору.

— Тебе пора!

В четыре руки мы разом отомкнули защелки, удерживавшие двойные рамы, и распахнули тяжелые створки. Напоследок я успела-таки всунуть монету в его пальцы и кивнуть.

— Спасибо! Сочтемся!

И ногами вперед съехала по заснеженному карнизу. Приземлилась я удачно — тихо и мягко, и тут же скользнула за высокий сарай. За спиной со стуком закрылось окно, а еще минут через пять послышался злобный собачий лай в три глотки, басистый нецензурный монолог — в две, и заискивающее, с покаянными подвываниями, бормотание моего нового знакомого. Шустрый малый успел и обратно в харчевню проскочить, и собак отвлечь, и «засветить» засаду! Теперь можно и дальше двигать.

Включив сенсоры на всю мощь и во всю ширь, я безмолвной тенью перетекала вдоль высокого забора, пытаясь попутно решить классический вопрос: что делать? Принц велел ждать его за воротами, и в случае необходимости срочного ухода от погони мое послушание было бы залогом успеха. Опять же — если у него получится добраться до этих самых ворот! Он, конечно, крутой — дальше некуда, но законы физики не отменить: на каждое действие найдется противодействие, а на каждую силу — куда большая… Нет, не та у меня натура, чтобы смыться втихаря, пока другие разгребают жар! Слишком уж много в этих краях развелось охотников за головами, а я пока не готова делать им столь щедрые подарки, так что… прости, любимый, как-нибудь в другой раз покомандуешь!

Я решительно свернула в сторону переулка, над которым, видимые только мне, полыхали всплески багрового и алого свечения — явное свидетельство нешуточного накала страстей и высокой концентрации напряженности и физической боли. Прямо тебе полярное сияние вперемежку с фейерверком в разгаре дня, только вот любоваться им почему-то не тянуло… Запущенная в том направлении «поисковая сеть» выдала мне трехмерную динамичную картину, причем никаких зевак рядом не наблюдалось. Наверняка жители сего славного городка давно и хорошо усвоили, что не стоит пополнять собой список свидетелей вооруженных разборок, если хочешь и дальше оставаться жителем, а не строчкой в ежемесячном некрологе. Тем лучше для них…

Но моим партизанским намерениям не суждено было сбыться: неожиданно сердце сжала ледяная когтистая рука — из бокового проулка надвигалось нечто куда более опасное, чем толпа вооруженных стражников прямо по курсу. Я недолго думая кинулась к пролому в каменном заборе, проскочила в заброшенный двор, заметенный снегом чуть ли не по пояс, и по разваленной поленнице взобралась на крышу хлипкого строения, судя по всему, когда-то служившего сеновалом. Обзор был вполне приличным, и скоро я увидела причину своего беспокойства.

Четыре массивные фигуры в доспехах несколько иного вида и черных плащах размеренно и целенаправленно рысили к месту схватки. Казалось бы, что особенного, просто подкрепление отряду городской стражи, который подвергся коварному нападению злого заговорщика, но меня при первом же взгляде на предводителя этой теплой компании скрутило болезненной судорогой. Раздумывать над вопросом, чем же сия особь не приглянулась моей хваленой интуиции, времени уже не было — как и необходимости.

Будь я потрезвее, наверняка бы еще поколебалась, что именно предпринять, и драгоценное время было бы упущено. Теперь же мне море было по колено, сам черт не брат, сто верст не крюк и все такое в том же духе. Рука сама нашла ножны и вытянула «перо сокола», пальцы удобно перехватили рукоять, в глазах что-то переключилось, приблизив цель и сделав ее движения замедленными, а мышцы послушно и отработанно сократились в нужной последовательности…

Я сморгнула и целых полторы секунды не верила своим глазам: рослая фигура вдруг словно споткнулась, взмахнула руками и тяжело сползла по каменной стенке в еще не примятый снег. Стоило ли удивляться — из его шеи слева торчала пестрая рукоять, увенчанная головой хищной птицы… Надо же, не пропали даром все мои мучения под чутким руководством заботливых соратников! Ладно, с меня причитается, дайте только выйти живой из этой заварухи.

Трое оставшихся воинов будто растворились на ровном месте. Один залег за грудой камней у пролома, двое других перемахнули через полуразрушенный забор и затерялись в зарослях кустарника. Тот, что повыше ростом, свернул за угол и пропал из виду, но вскоре мой до предела обострившийся слух уловил какую-то возню и сдавленный вскрик. Я перенаправила сенсоры и получила дивную «картинку»: огромная антрацитово-черная псина с куцым хвостом и обрезанными ушами, глухо рыча и встряхивая лобастой головой, пыталась облизать широким красным языком окровавленные брыли, а рядом неподвижно лежало нечто похожее на кучу скомканной одежды, только алая лужа с каждой секундой расползалась все шире…

Додумать, кому бы и для чего бы это вдруг понадобилось посреди бела дня спускать с цепи натасканную столь серьезно болонку Баскервилей, мне так и не удалось. Видимо, я неосторожно высунулась больше, чем следовало, и меня засекли — над обледенелыми досками плоской крыши внезапно показалось очень сосредоточенное лицо воина, которому скорее всего надоело загорать в сугробе у забора. Он прямо-таки расцвел при виде меня, и я, не в силах устоять перед обаянием кривой редкозубой ухмылки, щедро и ласково двинула его сапогом прямо по грызлу.

Все-таки толстая подошва со стальными набойками — это незаменимая вещь хоть при лазании по горам, хоть в банальной драке! Удостоившийся моего внимания мордоворот еще не успел толком приземлиться, а я уже съезжала на пятой точке по угрожающе заскрипевшим доскам в полузаметенную снегом кучу старой соломы, попутно молясь о том, чтобы там не оказались позабытые нерадивыми хозяевами вилы. Да и грабли были бы ни к чему…

Обошлось. В смысле — вил там не оказалось. Грабель, кстати, тоже. Зато не в меру глазастый дядя, у которого почему-то заметно испортилось настроение, уже выворачивал из-за угла ставшего почти родным сарая. Не вступать в единоборство с противником, который втрое превосходит меня по силе, хватило ума даже на нетрезвую голову, и я спешно вспомнила, как проводится «ускоренное наступление в обратном направлении» — развернулась и рванула галопом из низкого старта, между делом уводя преследователя подальше от места основной схватки.

Следующие минут пятнадцать моей неповторимой жизни слились в сплошное мелькание кустов, заборов, ступенек и крыш. Я даже не буду пытаться вразумительно рассказать, куда именно заносило меня в тщетной попытке оторваться от погони, как и чем я цеплялась, когда карабкалась вверх, и на что приземлялась, когда летела вниз. Настырный преследователь не отставал, и я уже начинала думать, что никогда не смогу отделаться от его непрошеного сопровождения, как вдруг добрые небеса решили сделать мне подарок — он споткнулся. А поскольку летел во весь опор, то и приземлялся красивым кувырком через голову в ближайшем сугробе, при этом потеряв меня из виду на целых пару секунд, которых вполне хватило, чтобы свернуть в какой-то глухой проулок.

Даже не проулок — щель меж двумя заборами, в которую пришлось протискиваться боком. Хорошо, что еще в самом начале беготни сбросила свои меха — застряла бы сейчас как тот верблюд в игольном ушке!.. Пыхтя и шепотом чертыхаясь, я выпала с другой стороны и огляделась. Надо же, стоило столько времени утаптывать снег по всей округе, чтобы вернуться туда, откуда все началось! Вон и первая моя живая мишень (вернее, уже неживая) остывает у забора. Мне как-то вдруг поплохело при виде закаченных глаз и впечатляющей лужи не успевшей застыть крови. А может, просто вино в харчевне было несвежее?..

Мои раздумья были прерваны самым бесцеремонным способом — уже знакомая когтистая ледяная лапа снова добралась до моего сердца. Загнув от всей души как никогда затейливый мат в адрес уже доставших назойливых вояк, я метнулась к пустующему дому и пригнулась в тени за высоким крыльцом, пытаясь еще и не дышать.

Вовремя — преследователь пронесся мимо с громким топотом, пыхтением и матом, и пара-тройка секунд мне перепала. Я успела отдышаться после бешеной гонки с препятствиями и со всей дури послала вслед стражнику приличный гранитный обломок, подобранный чуть раньше у разрушенной стены. Конечно, его мудрая голова в таком добротном шлеме не слишком пострадала от моего снайперского броска, но равновесие он все же потерял и, поскользнувшись, тяжело грохнулся на четвереньки, громко помянув множество неизвестных мне персонажей местного фольклора. Ребристый «горшок» с глухим звяканьем откатился в сторону.

Тут бы мне и сделать ноги, но… Я, повинуясь очередному наитию, рванула совсем в другую сторону. Добраться в два прыжка до противника и оседлать его, изо всех сил сжав ногами окольчуженные бока, было делом одной минуты. Мои руки, пронырнув у него под мышками, плотно переплелись пальцами на коротко стриженном затылке, заставив его упереться подбородком в собственную грудь. Нет, свернуть шею такому бугаю мне даже и не мечталось, тем более что спокойно дожидаться своей незавидной участи он явно не собирался… Мелькнула мысль: если сейчас выживу, смогу подрабатывать, объезжая боевых жеребцов! Удержаться на спине столь энергичного мордоворота оказалось не так просто, как хотелось бы, ведь мне надо было сосредоточиться совсем на другом.

«Включиться» удалось на удивление быстро. Перед глазами проступила четкая картинка содержимого чужой черепной коробки. Так, теперь выделяем сосудистую сеть и осторожно посылаем сразу несколько прицельных импульсов… Сердце преследователя послушно забилось в новом темпе — раза в три чаще, чем до моего вмешательства. Сосуды мозга не менее чутко среагировали на команду: несущие стали расширяться, наполняясь кровью, а выносящие, помедлив некоторое время, резко сузились, почти полностью перекрыв кровоток, отчего на них сразу в нескольких местах стали появляться и расти зловещие округлые выпуклости. Еще один посыл, самый мощный… Ладони противно занемели, в кончиках пальцев закололо, а приступ сумасшествия, поразивший с моей помощью чужие сосуды, закончился очень плачевно для их владельца — тонкие стенки не выдержали, причем примерно в полусотне мест одновременно, и внутричерепную «панораму» тут же заволокло быстро густеющей багровой дымкой.

Противник оставил напрасные попытки сбросить со спины «подлую стервозную ведьму» (это не признание, а цитата!) или выровнять мною заснеженную улицу — ему просто было уже не до того. Сдавленно вскрикнув, он ткнулся лицом в сугроб и обхватил голову руками, а потом тяжело завалился на бок. Я едва успела расплести сведенные судорогой пальцы и сползти с его широкой спины. Теперь вот полулежала в том же сугробе, стараясь побороть приступ дикой тошноты, и прикладывала к саднящим глазам полные пригоршни рыхлого, еще не перемерзшего снега дрожащими от перенапряжения руками. Расслабляться было рано, ведь где-то недалеко бродил еще третий.

И тут же стало ясно, где именно, вот среагировать как следует не удалось. Ноги здорово свело после этих скачек на выживание, и я смогла только увернуться и принять размашистый пинок не в живот, а на бедро. Нога сразу онемела еще больше — окованный металлом тупой носок сапога угодил в болезненную точку. Шипя, как прищемленная кошка, я вцепилась в полу чужого плаща и дернула что есть силы. Громила устоял и, зловеще скалясь, размахнулся для следующего пинка, но я успела укрыться за все еще дергающейся тушей его подельника и попыталась встать на ноги. Вернее, на одну — другая сейчас годилась только в качестве подпорки, да и то ненадежной.

Возьмись он за оружие, тут бы мне и каюк, но, видимо, я была нужна живой и как можно более целой, потому что вояка снова попытался сбить меня с ног. Некоторое время — по моим ощущениям, недели две — мы рывками двигались по узкому переулку: он делал выпады, я уворачивалась и отскакивала, пока удачный обманный финт и ловкая подножка не уложили меня плашмя в сугроб у самого забора. Бедная моя спина, как еще позвоночник на детали не рассыпался!.. Ни перевести дух, ни подняться я не успела — верзила с ходу сел на меня верхом и стал выкручивать мои многострадальные руки, пытаясь одновременно снять с пальцев кольца. Зряшная была затея, в самом деле! Кольчужные рукавицы ему пришлось отбросить, а ради новой хохмы мне было совсем не жалко на минутку перестать материться.

— Ах ты, с…! — взвыл придурок, тряся прокушенной кистью.

Везет же мне сегодня на комплименты! Однообразные, правда, но главное — железная хватка на миг ослабла, и мне хватило этого, чтобы высвободить одну руку и дотянуться до ножен за вторым «пером сокола». До бронированных штанов они, слава богу, не додумались, по крайней мере сегодня, и, хоть и не было возможности как следует размахнуться, даже не очень удачный удар оказался для вояки сюрпризом.

Любезно припомнив для меня еще несколько забористых эпитетов — кстати, надо будет спросить у моих парней, что значит предпоследнее слово! — он выдал мне столь щедрую оплеуху, что я почти отключилась. Ему понадобилось некоторое время, чтобы выдернуть из бедра клинок и отбросить в сторону, а потом все-таки содрать с моего пальца перстень. Не думаю, что его привлекла возможная стоимость, бывают и дороже, скорее он принял его за оберег или еще что-нибудь в этом же роде и пытался меня обезоружить. Наивный!..

Все-таки удивительно, насколько быстро я пришла в себя! И даже смогла припомнить кое-что из того, что пытался мне втолковать принц во время тренировок на лесной поляне. Нет, крутым терминатором за такое короткое время стать, разумеется, не получилось, но для сердитого дяденьки неожиданное подключение к делу до сих пор бездействовавших ног строптивой пленницы стало главной новостью за последние несколько минут. Он выпустил мои посиневшие запястья и упал бы вперед, если бы не успел упереться руками в снег по обе стороны от моей гудящей головы.

Прямо передо мной оказалась его побагровевшая, искаженная от ярости рожа с нездоровой пористой кожей и сивой щетиной, и я с каким-то злобным удовольствием оскалилась в самой мерзопакостной ухмылке, на какую только была в тот момент способна. Добраться до головы, упакованной в шлем, возможности не было, но меня вполне устраивала и шея, а чтобы вояке не было скучно, пока я соберусь и настроюсь, мои зубы впились в его нижнюю губу.

Что творилось в следующие несколько минут, я помню довольно смутно. Озверевший мордоворот пытался оторвать мои руки от своей глотки, нещадно утюжа моей же спиной дорожные колдобины, его кровь текла мне на лицо, и все это мешало сосредоточиться, но процесс уже пошел. На этот раз было даже проще — найти на «картинке» голосовые связки да заставить их перекрыть воздухоносный просвет, всего-то и делов… Я послала к пальцам такой поток энергии, что в глазах заискрило, и результат не заставил себя ждать. Напоследок противник успел особенно сильно приложить меня спиной и затылком о лед и камни, так что сознание все-таки я потеряла, хоть и ненадолго. Зато, когда ко мне вернулась способность воспринимать и соображать, в переулке мирно лежало уже три трупа.

«За что боролись, на то и напоролись!» — это мое сознание дало понять, что вернулось окончательно, а вот с телом было куда хуже. Глаза категорически отказывались открываться и смотреть сквозь густую и жгучую сеть мельтешащих черных мушек, рук и левой ноги я не чувствовала совсем, а спина, похоже, превратилась в сплошной кровоподтек. Про голову и вовсе лучше промолчать!.. Если бы можно было полежать подольше… и не в сугробе, а то и так трясет в ознобе… на диванчик бы сейчас, под пушистый теплый плед, и чтоб любимый рядом… и чайку бы не помешало — горячего, с лимоном, да под шоколадку… или коньячку грамм с полсотни, тоже с лимоном, только в сахаре… Господи, помоги! Совсем крыша поехала… И прости, если можно, что использую свой дар не только во благо, но ты же сам видишь — никак не получается иначе!..

Я, надсадно кряхтя и сдерживая стоны, кое-как, с пятой попытки, приняла вертикальное положение. Надо быстрее приводить себя в порядок и убираться: где гарантия, что вслед за этими недоумками сюда не мчится весь гарнизон?! Какое-то время понадобилось, чтобы умыться снегом, размять пострадавшие конечности и воплотить в жизнь правило «врач да исцелится сам». Вставала я уже почти бодро, не обращая внимания на слабость и головокружение, осторожно сделала пару пробных шагов по направлению к харчевне, но некстати бросила взгляд на неподвижные тела…

Оказывается, у меня есть еще и желудок! И как всегда, он решил напомнить о себе совсем не вовремя и в жесткой форме — вывернувшись наизнанку. Впрочем, его можно понять, стоит лишь увидеть лужу свежей крови вокруг одного поверженного врага, из шеи которого торчала рукоять моего кинжала, запрокинутую голову и налившиеся кровью глаза на искаженном судорогой лице другого, посиневшую от удушья физиономию третьего… Эти колоритные детали не относились к числу зрелищ, на которые хотелось бы смотреть подольше и почаще. Я отвернулась и поспешно захромала прочь, зажевывая тошноту пригоршней чистого снега и даже забыв подобрать куртку, поскольку, все еще разгоряченная схваткой, холода не ощущала, да и за принца было беспокойно.

Дин тоже не скучал и с толком провел время. Об этом очень красноречиво говорили все восемь застывших в разнообразных позах фигур, живописно расположившихся там и сям в пределах видимости. С последним кадром — судя по набалдашнику на шлеме, главным в этой стае преследователей — принц как раз выяснял отношения. Видимо, гостей здесь не ждали: явление меня народу настолько поразило Дина, что он чуть не пропустил удар, отклонившись буквально в последний момент, но быстро выправился и накинулся на противника с удвоенным рвением. Серебристо-черный клинок с неприятным хрустом пронзил грудь под кольчугой, звук падающего громоздкого тела поставил последнюю точку в этом эпизоде. Наступившая тишина почему-то показалась тем самым затишьем перед бурей.

Дин, тяжело дыша, хватанул горсть снега из уцелевшего сугроба и, отирая лицо, повернулся ко мне.

— Какого дьявола ты вернулась?!

— Чтобы смог вернуться ты! — ничуть не тише рявкнула я, тоже толком еще не остыв.

— Я не нуждался в помощи! — Дин, злющий, как целый осиный рой, только что не кусался.

— Зато и они ее не получили!

— Я велел тебе забрать лошадей и ждать за воротами!

— А я своих в драке бросать не приучена!!!

— Неумелый воин — только лишняя помеха и обуза! — Дин рывком выдернул глубоко засевший меч из ребер последнего поверженного врага.

— Как научил, так и умею! — От незаслуженной обиды у меня невольно сел голос и задрожали губы. — А к вам я вообще не лезла…

Но принц даже не слушал. Несколькими резкими движениями вытер клинок о плащ одного из противников, не глядя загнал его в ножны, подобрал с крыльца свою сброшенную в схватке куртку и стал с остервенением встряхивать ее, продолжая глухо рычать:

— Мало мне было до сих пор головной боли!

Так. Вот и расставили все точки над «ё»! Выяснили, кто «из ху»… Как ни странно, гневные слова принца привели меня в чувство не хуже ледяного душа. Значит, «обуза» и «головная боль»? Замечательно, дважды повторять не надо! Навязываться, кстати, я тоже не приучена…

Не говоря больше ни слова, я развернулась и, все еще прихрамывая, пошла в переулок, в котором остывали так и не дошедшие до места назначения воины. Для начала, невольно морщась и стараясь не запачкаться, вытянула из шеи первой жертвы моего произвола «перо сокола», отерла его снегом, потом полой чужого плаща и вернула на законное место в ножны. Отыскала в развороченном сугробе второе «перо», попутно проверила наличие пульса у остальных вояк, и не буду врать, что сильно расстроилась, вообще не обнаружив такового. С третьей попытки разжала сведенные судорогой пальцы последнего «собеседника» и забрала свой малахитовый перстень.

Дальше — больше. Не иначе здешняя атмосфера и последние события благотворно сказались на моем цинизме — когда я в следующие несколько минут споро и методично проверяла содержимое кошельков и карманов, оказавшихся в моем распоряжении, и пополняла свои запасы, вот хоть бы где-то в организме шевельнулось хоть что-то хоть немного похожее на угрызения совести…

Когда я выпрямилась, чтобы уйти, сенсоры уловили слабое мерцание, не замеченное мною раньше. Пришлось вернуться к первому трупу, сдернуть с шеи усатого брюнета уже знакомый черный медальон и на всякий случай прихватить кое-что из оружия, которое по неизвестной пока причине привлекло мое внимание.

— Что ты с ними сотворила?! — Голос, прозвучавший за спиной, застал меня врасплох.

Дин, видимо, потерял из виду строптивую спутницу, заглянул в ближайший переулок да так и застыл, не отрывая взгляда от моих преследователей, выглядевших теперь совсем необаятельно. Принца явственно передернуло, и он вопросительно взглянул на меня, но я упорно игнорировала сам факт его присутствия на этом свете. Покончив с мародерской деятельностью, отряхнулась, одернула рубашку, подобрала куртку, оглядела ее на предмет наличия дыр или пятен и стала выворачивать на другую сторону.

Скромная дымчатость беличьего меха быстро скрылась под роскошными графитно-пепельными разводами на фоне сахарной белизны. Одевалась, распускала надоевший хвост и заправляла волосы под капюшон я уже на ходу, остановившись лишь на секунду, чтобы подобрать брошенную у забора сумку. Теперь можно было подаваться и к воротам, даже нужно — солнце зацепило нижним краем флюгер на ближайшей сторожевой башне, а с наступлением темноты выбраться из города можно будет разве что через крепостную стену, но на этот подвиг меня уже не хватит.

Очень скоро Дин догнал меня и молча зашагал чуть впереди. Конюшни были по пути, мы там лишней минуты не задержались. Лошади ждали нас, уже оседланные и взнузданные. Пока принц рассчитывался с довольно улыбающимся хозяином, я прошла к своему красавцу, нашарила в кармане припасенный кусок сахара и, похлопав по крутой шее, спросила на всякий случай:

— Мы ведь с тобой договорились, Агат? — Почему-то именно это имя сразу попросилось на язык.

Жеребец навострил уши, притопнул передним копытом и встряхнулся, звеня сбруей. Потом терпеливо дождался, пока я приторочу сумку и вскарабкаюсь на непривычную высоту. Оглянулся, убедился, что горе-седок на месте и падать пока не собирается, и спокойно двинулся к выходу, не дожидаясь моих ценных указаний.

Дин выехал следом на приглянувшемся ему серебристом жеребце, ведя в поводу навьюченного вороного. Все так же храня молчание, мы добрались до ворот, которые миновали порознь, с небольшим разрывом во времени, а за стеной пустили лошадей в галоп.

ГЛАВА 7

К тому моменту, когда Дин постучал в уже знакомые ворота постоялого двора, я вымоталась до безобразия — четыре с лишним часа в седле что-нибудь да значат! Не будь Агат иноходцем, растрясло бы меня окончательно, так что ни на какие положительные эмоции способностей просто не осталось.

Впрочем, оно и к лучшему: как правило, дискомфорт физический не дает зацикливаться на терзаниях душевных. Я даже перемену погоды отметила чисто автоматически, а ведь сильный ветер с колючим снегом и наглухо затянувшие ночное небо тучи трудно было не заметить. На душе у меня было как на брошенной новостройке, когда возведены только стены и потолок, но ни окон, ни дверей, ни отделки, ни людей: сумрачно, тихо и дикий кавардак повсюду. И так же неуютно, пусто и холодно.

Расторопный малый на конюшне принял у нас поводья, а я, оставив принца вести переговоры, забросила сумку на плечо, поднялась на крыльцо и задержалась, чтобы оглядеться. Над головой, под козырьком «домиком», нудно поскрипывал на ветру жестяной фонарь со слюдяными вставками. Внутри его беспорядочно мерцал огарок толстой свечи, отчего на бревенчатые потемневшие стены строений через равные промежутки времени падали пятна мутного желтоватого света. С крыши ручейками стекал перемерзший снег, шуршащий и мелкий, как манная крупа; взвивался, подхваченный порывистым ветром, и награждал хлесткими колючими оплеухами всех, кто попадался на пути.

Я повернулась к ветру спиной и взглянула вверх. Ущербная луна — которая из двух? — то скрывала свой лик за рваными тучами, кучно бегущими плотной толпой по стылому небу, то, бледнея от собственной храбрости и стойкости, просовывала рожки в случайный просвет и сияла из последних сил, пока ветер, спохватившись, не залатывал прореху новым лохматым лоскутом. От этого и так не особо радостный забураненный пейзаж становился еще более «жизнеутверждающим»… Я невольно зябко поежилась и потянула за ручку двери.

Просторные холодные сени как-то не располагали к тому, чтобы в них задерживаться. На пороге большой трапезной залы я, зажмурившись, приостановилась — после уличной темени даже слабый свет от нескольких свечей ощутимо ударил по глазам. В следующий момент на грудь прыгнул мохнатый серый зверь и, поскуливая, принялся вылизывать мне лицо.

— Ворх, слон волосатый! Свалишь! Дай хотя бы сесть…

Волк опустился на все четыре лапы и потянул зубами за рукав, увлекая за дальний стол у самой стены. Я с облегченным вздохом откинулась на высокую спинку неуклюжего деревянного стула, вытянула ноги, расстегнула куртку и огляделась. Народу было совсем немного, человек пять, сидевших за одним длинным столом, но каждый сам по себе. Оно и понятно: те, кто сильно торопился, покинули город засветло и сейчас были уже далеко, а те, кто решил в базарный день погулять подольше, тронутся в путь завтра, и то не с утра.

Стукнула наружная дверь. Я решительно поднялась, подхватила сумку с пола, а бронзовый подсвечник — со стола и зашагала вверх по лестнице, провожаемая удивленным взглядом волка. Не объяснять же принародно, почему я не хочу лишний раз видеть его дружка!..

В знакомой небольшой комнатке было тепло, даже жарко. Я задула две свечи, решив, что хватит и одной, поставила затейливую фигурку на стол и в темпе сбросила свои меха и сапоги. Оставшись в тонкой рубашке и штанах, развесила вещи, обнаружила в углу таз и кувшин с водой и с удовольствием умылась, прежде чем растянуться на кровати поверх покрывала.

Некоторое время я просто лежала и слушала, как за маленьким окошком посвистывает все усиливающийся ветер и с шуршанием скребутся в замерзшее стекло колкие снежинки. Потом встала и прошлась по узкому пространству туда-сюда. Добрую треть полезной площади занимала кровать, у противоположной стены стояла широкая длинная лавка. К подоконнику примыкал небольшой узкий стол с двумя приземистыми табуретками, у двери набиты деревянные штыри для одежды — вот и все убранство.

Беспокоили меня, как ни странно, сущие мелочи — предстоящая ночевка, например. Нас еще в прошлый раз поселили в этой комнате вместе как молодоженов, а сейчас? Мне после всего, что произошло, под одной крышей с ним находиться тошно… Разве что попросить у хозяйки отдельные хоромы для себя, любимой, благо народу мало? Неплохая мысль, да вот с финансами невесело, даже считая сегодняшние трофеи. Если же учесть мои далекоидущие планы…

По дороге из города я окончательно утвердилась во мнении, что при получившемся раскладе пришло время покинуть это изысканное общество, дабы не стать гирей на ногах и не мешать моим высокородным спутникам в осуществлении великой миссии по воцарению законной власти на местном престоле. Мы сделали друг для друга все, что могли, к людям они меня вывели, как обещано было еще в самом начале знакомства, пора и честь знать! Значит, утром я тихо удалюсь в туман — или в метель, как получится, — и попытаюсь найти себе место под здешним солнцем. Хотя бы в экологически чистом сугробе, уж если совсем не повезет.

Вот и выходит, что дополнительные траты мне сейчас ни к чему, а к нему обращаться — слуга покорная! Да и внимание к себе лишний раз привлекать не есть умно. Может, попросту снахальничать — оккупировать кровать, а «благоверного» выселить на лавку или на пол? Так я и без того уже «обуза» и «головная боль»… Да пропади оно все пропадом!

Кратко высказавшись вслух в обычной своей манере, я махнула на все рукой и села за стол, умостив гудящую голову на сложенные руки и бездумно глядя в незамерзший кружок посреди оконца. Свеча тихо потрескивала, отбрасывая на темное стекло яркий, слегка колеблющийся блик, и казалось, что это не в комнате, а там, далеко в заснеженном поле, у самой кромки леса мерцает огонек…

Тихо скрипнула дверь.

— Не спишь? Идем ужинать.

Вот интересно, отсутствие стыда и совести — это врожденное, хроническое или все же как-то лечится? Я даже головы не подняла.

— Если устала, можно сюда принести.

Убиться веником! Какая забота! «Если», видите ли! Отец родной, да и только… Я соизволила-таки подать голос:

— Не стоит беспокоиться.

— Решила фигуру поберечь?

Страсть как остроумно! Сам додумался или помогал кто? Даже отвечать не стану…

— Тогда почему не ложишься?

— Не твое дело. — Мой голос был сух и бесцветен, как столетний гербарий.

— Но послушай…

— Да пошел ты со своей заботой в… к… и на… заодно подряд и много раз под контрабас! — При этом я ни голоса не повысила, ни головы не повернула, только высвободила затекшую руку и вытянула вперед, свесив кисть по другую сторону столешницы.

Хотя адрес был указан четко, принц никуда не пошел, а с тяжелым вздохом сел напротив, потер ладонями лицо и спросил устало:

— И долго ты собираешься дуться?

«Дуться»?! И впрямь — неплохо для начала! Мне даже стало интересно, что же он еще скажет, поэтому я нашла в себе силы на ответную реплику:

— До утра придется потерпеть.

— Что изменится утром?

— Перестану вам досаждать. Поищите себе другую путеводную звезду, а с меня хватит!

— Просто возьмешь вещи и уедешь?

— Могу и пешком уйти.

— И как далеко?

— Куда ноги донесут.

— Это из-за того, что я на тебя накричал?

— Нет, из-за того, что я встала не с той ноги. Я вообще на редкость вздорная стерва, от которой одни проблемы. Можешь начинать радоваться, что убираюсь из твоей жизни добровольно! — Кто бы знал, чего мне стоила моя сдержанность!

— Ну извини. — Принц попытался взять меня за руку, но я, все так же не глядя на него, резким жестом отдернула ее и снова убрала под голову.

— Извини! — повторил он тихо.

— Бог простит.

— Который?

— Сам разберешься, не маленький.

— Ты хоть подумала бы, почему я на тебя сорвался!

Обида и горечь, которые мне за эти несколько часов удалось превратить в мутный осадок на самой глубине души, всколыхнулись и вновь застили белый свет черными тяжелыми хлопьями. Бог свидетель, не хотела затевать разбор полетов, да никуда, видать, не деться!..

— А ты хоть подумал бы, почему я вернулась!

— Я и так это знаю.

Он еще и улыбается! Правда, почти незаметно, краем рта, но я-то вижу! Мне для этого и голову поворачивать не надо, но в его бессовестные глаза посмотреть все-таки стоит.

— И почему же? — Моим голосом вполне было можно травить злейших врагов и огородных вредителей — столько в нем было яда.

— Потому, что ты — своенравная, вредная и упрямая девчонка, — Дин говорил тихо, глядя мне в глаза, — но при этом — надежный друг и достойный соратник. Я ведь старался отвлечь этих вояк, чтобы дать тебе возможность уйти подальше, и считал, что ты в безопасности. А когда ты снова появилась, да еще в таком виде — впору с ума было сойти… Я не сдержался потому, что слишком боюсь тебя потерять!

Его слова, согласно законам жанра, должны были меня успокоить и заставить умилиться до глубины души, но у меня — уж не знаю, к счастью или к сожалению, — слишком хорошая память, поэтому пресловутая глубина души тут же выдала особенно мощный выброс осевшей было мути. Я понимающе кивнула:

— Вот это как раз можно и не объяснять — где еще тут возьмешь такой источник энергии, с целым букетом дополнительных возможностей, к тому же бесплатно! И как, тебе со мной было не очень противно? Или ради дармовой подзарядки еще и не такое вытерпеть можно?!

Принц оторопело воззрился на меня:

— Ты о чем?!

— О том!!! И нечего изображать склеротика! Хочешь сказать, мне тогда послышалось?!

— О боги! — До него постепенно доходило. — Так ты подумала, что я сказал ту ерунду всерьез?!

— А что я должна была подумать?!!

— Тебя ведь нужно было разозлить!

— В таком случае ты перестарался!

— Ты тоже не скромничала! — Он машинально потер щеку.

— А я все делаю с душой. И потом — чего ты ожидал? Что я после такого заявления брошусь ноги тебе целовать?! Может, еще попытаешься убедить меня, что сказал неправду?

— Правду, — он уже вполне овладел собой, — только наполовину.

— На которую?!

— На вторую. Это действительно идеальный способ. Но я не сказал, что энергия при этом передается лишь по доброй воле и взаимно, так что в результате выигрывают оба. — Дин спокойно выдержал недоверчиво прищуренный взгляд, сел рядом, снова взял мою руку и осторожно коснулся ее губами. — Как только ты могла подумать!..

— У тебя были очень честные глаза. — Ядреная и острая ледяная заноза, плотно сидевшая в моем сердце последние несколько часов, медленно таяла от золотого переливчатого сияния странных зрачков.

— Глупенькая! — Он по-кошачьи потерся о мою ладонь.

— Сам дурак! — Я запустила пальцы в густой шелк серебряных волос.

Он снова поднял на меня глаза:

— И после всего, что было сказано в харчевне, ты все-таки за мной вернулась… Почему?!

— Я уже один раз объяснила. Напряги память.

— С памятью у меня все в порядке, просто в голове не укладывается…

— Значит, носи снаружи! — снова рассердилась я, пытаясь отстраниться, но куда там! Когда он так на меня смотрит, вся моя хваленая сила воли тут же отбывает в срочную командировку в неизвестном направлении…

— Знаешь, — очередной приступ раскаяния заставил-таки принца сделать передышку между поцелуями, — я ведь еще не извинился за «бешеную стерву»…

— Не стоит! — милостиво махнула я рукой. — Это скорее комплимент.

И негромко пропела, довольно удачно подлаживаясь под Аллегрову:

Все мы, бабы, — стервы, так заведено:

Даже виноватые, правы все равно!

Все мы, бабы, — стервы, если нас достать…

Лучше бы здоровьем вам не рисковать!

Дин почему-то закашлялся, а я любовно треснула его по спине между лопаток и ехидно поинтересовалась:

— Ну что, продолжим работу над ошибками? А то, может, сразу перейдем к искупительным процедурам?

— Начинай! — пожал он плечами, с готовностью придвигаясь еще ближе.

— Почему это я?! — Мое возмущение было совершенно искренним.

— А кто назвал меня мерзким уродом?! И еще…

— И еще «желтой рыбой и червяком, земляным червяком»! — прыснула я, тут же вспомнив любимый с детства мультик про Маугли, но в следующую минуту до меня дошло. — О господи, только не это! Дин, ты же не думаешь…

— А что я должен был подумать?! — Он, конечно, не упустил возможности проявить злопамятность.

— Что я после твоего признания в диком гневе и за себя не отвечаю!

— Да уж, искры из глаз летели что надо! — расхохотался принц. — Память не отшибла — и на том спасибо! А если бы я всерьез такое выдал, страшно подумать, что было бы!

— А ничего. — Мой голос прозвучал на удивление спокойно.

— Совсем ничего? При твоей-то натуре?!

— Вот именно — при моей. Просто в ближайшие пять минут я исчезла бы с горизонта, и ты никогда бы меня больше не увидел, разве что во сне. Причем скорее всего в кошмарном.

Дин отстранился и некоторое время пристально разглядывал меня, словно видел впервые, потом качнул головой.

— Надо же, а я ведь начинал думать, что уже хоть немного тебя знаю!

— Размечтался! Сия тайна мироздания даже мне самой неведома! — Рассмеявшись, я щелкнула его по носу. — Никогда не знаю, что выкину в следующую минуту… Но пару-тройку моих основных принципов ты и впрямь усвоил.

Дин снова потянулся ко мне.

— Не боишься идти в мои руки? — поддразнила я его. — Ты ведь сегодня еще кое-что узнал обо мне, так ведь?

— Кое-что! — Принц передернул плечами. — Бессовестная девчонка, извела троих вояк в расцвете лет, и рука не дрогнула!

— Сам виноват — не надо было меня подпаивать! И так тормоза только через раз работают…

— Но я-то соратник, да и ты, надеюсь, успела протрезветь? Кстати, что ты все-таки с ними сделала?

— Честно? Понятия не имею! Пыталась убедить их всерьез подзаняться здоровьем, даже помочь хотела, только, видимо, перестаралась… Ты думаешь, это случайность?

— Что именно?

— То, что стражников занесло в харчевню в тот момент, когда там были мы.

— Хм… — Принц нахмурился. — В таком количестве? Вряд ли. Мы ведь зашли только спустить перекупщику товар, и хозяин вполне мог шепнуть страже об этом, рассчитывая на покровительство и долю от поживы. А ты что думаешь?

Я молча встала, прошла к висящим у дверей вещам и вытянула из кармана куртки один из моих трофеев.

— Ничего не напоминает?

Дин покачал на ладони увесистый черный медальон и поднял на меня прищуренные глаза.

— В основном кое-что малоприятное. Такие вещицы используют как защиту от магического удара, практически любого. Черт, а я так надеялся, что это просто грабеж!..

Я снова села рядом:

— И что мы теперь имеем?

— Очередные сложности. Вернее, все те же: нас вычислили! Придется срочно менять планы.

Дин поднялся, положил медальон на стол и вышел из комнаты.


Через некоторое время в дверь поскребся взлохмаченный сонный Ворх.

— Друзья-заговорщики, вы хоть когда-нибудь спите? — скорбно вопросил он, с душераздирающим подвыванием зевая во всю пасть. — А если уж совсем бессонница одолела, неужели не нашли чем заняться? Разбудили старого больного хищника…

И он снова зевнул, да так заразительно, что у меня скулы свело.

— Хорош тоску наводить! Мог бы выспаться, пока нас не было… Где Дин?

— Пошел брать приступом кухню.

— Вы ведь недавно из-за стола?

— Я — да, он же только сбитня выпил, сидел мрачнее тучи. Вы что, успели разругаться?

— Уже нет. Лучше сюда посмотри.

Я выложила рядом с медальоном кинжал, прихваченный с места схватки. Ворх осторожно принюхался издали, чихнул и потешно сморщил нос, отчего густые короткие усы встали торчком.

— А яду, яду! Да какого! И кто же тут у нас такой богатенький?!

Ответить я не успела — раздался деликатный стук. Ворх тут же стремительной серой струйкой неслышно стек под кровать, а я открыла дверь. Первой в комнату вплыла хозяйка в чепце и цветастом оборчатом переднике поверх длинного платья с юбкой в крупную складку. В руках улыбчивая мадам держала большой расписной кувшин. Следом через порог шагнул принц, неся сплошь уставленный поднос приличных размеров.

— Спасибо, добрая хозяйка! — Дин пристроил ношу на стол, сумку с плеча — под лавку и принял кувшин из пухлых ручек. — Да вознаградят тебя боги за твое золотое сердце!

Судя по виду обладательницы драгметаллического центра кровообращения, она была бы совсем не против принять благодарность от него самого, не беспокоя лишний раз небожителей подобными человеческими пустяками, но, учитывая наличие поблизости такой бдительной меня…

— Обычно мы не разрешаем трапезничать в спальнях, да уж ладно! — лукаво подмигнула нам хозяйка, оправляя фартук. — Резвитесь, молодые!.. А посуду в коридор выставите, позже заберу.

Она ободряюще похлопала по плечу скромно потупившего глазки принца и величественно удалилась. Я смерила его подозрительным взглядом:

— Ты чего ей наплел?!

— Сказал чистую правду — что мы всю ночь собираемся бодрствовать. — Дин поднял на меня кристально честные глаза.

Я прыснула:

— Судя по ее реакции, выражение лица у тебя при этом было то еще… С таким количеством еды и впрямь спать бы не пришлось!

— Я ей сказал, что наша прогулка в целях поднятия аппетита удалась как никогда…

Из-под кровати раздался тоненький, но громкий чих, потом еще три подряд, и Ворх, весь в пыли, выкарабкался на свет божий.

— А хозяюшка, чем строить глазки заезжим красавчикам, лучше бы под кроватями чаще подметала! Ч-ч-чхи-р-р-р!

На штырях у двери закачалась одежда.

— Будь здоров! — дуэтом отозвались мы.

— Обязательно, если раньше не откину пятки от жизни такой, — продолжал бубнить волк, встряхиваясь. — Никакого здоровья в организме не осталось!

— Подожди помирать, а то земля мерзлая, до весны в сугробе ждать придется.

— Добрая ты, слов нет! — Он чихнул напоследок особенно громко, со вкусом и наконец-то успокоился.

— Кому надо здоровье поправить — подходи по одному! — позвал от стола принц.

Я только сейчас вспомнила, что мой желудок давно и настойчиво подает сигналы бедствия, и живо устроилась на табуретке.

Взятие приступом кухни Дину действительно удалось на славу — чего там только не было! Тушеная со свиными ребрышками картошка в небольшом казане, нарезанное тонкими пластинками сало с мягкой шкуркой и розовыми прослойками, пара приличных колец домашней колбасы, пирог с грибами, коврига свежего серого хлеба… Соленые огурчики лежали ароматной пупырчатой горкой поверх квашеной капусты в отдельной миске, рядом — большая тарелка поджаристых оладий и плошка с медом в придачу. И… черт побери, яблоки! Крупные, желто-зеленые, три штуки!

— Ваше высочество, да вы сокровище! — Я дотянулась через стол до Дина и чмокнула его в нос, не забыв сначала присвоить самый большой фрукт.

— Кто бы спорил! — хмыкнул этот скромник, увлеченно сооружая внушительный бутерброд с салом.

— А про несчастного хищника здесь кто-нибудь помнит? — с тоской в голосе вопросил наш обездоленный соратник, восседая на лавке и демонстративно облизываясь при каждом взгляде на привлекательный натюрморт.

— Разве что кто-нибудь. — Я поставила перед ним глубокую тарелку с аппетитно пахнущим варевом, а сама с наслаждением впилась всеми зубами в сочную фруктовую мякоть.

После приличной порции добросовестно поглощенных вкусностей мысли у всех заработали в нужном направлении.

— О чем вы беседовали, пока меня не было? — поинтересовался принц, отставляя пустую кружку.

Я молча кивнула на свои трофеи, которые продолжали красоваться на дальнем краю столешницы.

— И что у нас тут? — Дин потянулся было к ребристой черной рукояти, но притормозил и удивленно воззрился на волка — хищник, спешно пытаясь что-то сказать, едва не подавился и издал впечатляющий утробный звук.

Я тоже замерла, застряв зубами в упругой кисло-сладкой мякоти — остальные фрукты были великодушно пожертвованы соратниками в мою пользу.

— Осторожней, он отравлен!!! — Волк наконец-то справился со своими голосовыми связками.

— И яд вроде бы страшно дорогой, — добросовестно припомнила я, оставляя в покое огрызок.

— Я сказал бы — дороже некуда! Это яд сизой аргилоны.

Принц хмыкнул и вскинул бровь.

— Значит, я могу начинать гордиться! Такие расходы в честь моей скромной персоны…

Я, как на уроке, подняла руку:

— Не будут ли благородные господа столь великодушны… Короче, что это за живность, о которой вы говорите?

— Птица, — пояснил Дин, доливая себе в кружку и с аппетитным хрустом разламывая колбасное кольцо. — Только не летает, а бегает и лазает по скалам, как ящерица.

— Ничего так ящерка, — хмыкнул волк, вылизывая тарелку, — размером с человека! На крыльях когти, а добычу ловит впрок.

— Солит или вялит? — Я честно поделила пополам кусок ароматной колбасы.

— Спасибо! Нет, просто загоняет и выстреливает языком. Он у нее длинный, с ядовитым шипом на конце.

— И где же водится это чудо эволюции? — Я невольно передернула плечами.

— К счастью, не у нас. До тех островов при попутном ветре плыть не меньше месяца.

Я присвистнула:

— А попроще и поближе яду негде было взять?!

— Такого — нет! — Волк покачал головой. — Он ведь не убивает, а лишает способности двигаться. Жертва все видит, слышит, чувствует и дышит, но… Пока противоядие не дадут или с голоду не зачахнет.

— Значит, я им понадобился живым, но безопасным, — заключил Дин, снова наполняя кружку. — Интересно, зачем?

Меня передернуло уже целиком.

— Вряд ли для чего-то хорошего, по крайней мере — для тебя!.. Лучше объясните мне, как они смогли нас выследить.

Мои спутники переглянулись. Дин встал, вытащил из недр своей сумки свернутую рулоном карту на потертом пергаменте и расстелил ее на кровати, не забыв подвесить над ней маленький, но яркий шарик-«светильник». Я немедленно перебралась поближе вместе с тарелкой и удобно устроилась в уголке на подушке.

— Вот смотри, — Дин щелкнул ногтем по маленькому треугольничку внизу. — Это пещера, в которой вы меня воскрешали. Так мы двигались, пока не пришли в избушку. — Черенок ложки скользнул поперек зубчатого изображения длинного и разветвленного хребта и остановился на темном сдвоенном квадратике.

— А дальше — так? — Осмелев, я кончиком пальца перечеркнула горные хребты, остановившись на кружочке, рядом с которым красовалась мелкая надпись «Роснотравье».

Дин кивнул.

— Наш след оборвался в том ущелье, где ты потерял кольцо, так? — Я вопросительно взглянула на принца и, дождавшись очередного кивка, продолжила: — По идее, преследователи должны были не ограничиться прочесыванием поселений по ту сторону Срединного хребта, а подстраховаться на случай твоего появления во всех возможных местах.

— Они так и сделали. — Задумчивый взгляд скользил по карте, задерживаясь на цветных кружках, обозначавших населенные пункты. — Гранец — первый более-менее крупный приграничный торговый город по эту сторону перевала… Братец прекрасно знает, что Блуждающая Звезда взошла и ход Пророчеству дан, а значит, мне понадобятся деньги и связи. Вот нас и поджидали там, где можно этим разжиться. Мы еще отделались легким испугом! Но теперь в Снежногорье нам хода нет…

— Может, отсидимся где-нибудь пару дней? — предложил Ворх.

— Я бы на их месте тоже подумала, что мы так и сделаем, — неожиданно для самой себя выдала я, отставляя пустую тарелку, и, пользуясь моментом, приложилась к еще полной кружке Дина — за своей вставать не хотелось. — А на месте нас в силу вредности характера сбежала бы в любом неожиданном направлении, вплоть до совсем обратного!

Волк покачал головой:

— Нам по-прежнему нужно разыскать своих, а время поджимает. К тому же по тем козьим тропам и летом с лошадьми не пройти, а уж после снегопадов…

Мы снова вперили взгляды в пестро разрисованную карту. Чтобы лучше думалось, я все-таки дошла до стола, прихватила блюдо с оладьями и снова устроилась в подушках. Нежное тесто, щедро сдобренное медом, так и таяло во рту, и вскоре задумчивые взоры друзей изучали уже не карту, а мою довольную физиономию.

— Шестая… нет, уже седьмая, — вроде бы шепотом изрек Ворх на ухо принцу, но его слова вполне можно было услышать, стоя в коридоре. И громче добавил: — Жуй, жуй, никто же не считает. Да что там — никто и не видит, что ты уже почти половину одна усидела! Лишь бы на здоровье…

Для всеобщего удовольствия пришлось делать вид, что столь бесцеремонно разбуженная совесть меня буквально догрызает. Широким жестом я протянула Дину тарелку, откуда он тут же выудил самую большую и поджаристую оладью и от всей души макнул ее в мед, а уж для волка я расстаралась собственноручно. Правда, прежде чем ценный продукт попал к нему в пасть, серая морда благодаря моим усилиям оказалась измазанной медом по самые округлившиеся от возмущения глаза. Ну и промахнулась, ну и подумаешь, с кем не бывает!..

Ворх даже не нашелся что и сказать, просто гневно пыхтел, пытаясь облизаться. И лишь после того, как я с невинным видом предложила свою помощь в столь трудоемком процессе и добросовестно продемонстрировала наличие орудия труда — высунула язык во всю длину, хищник не выдержал. Вскочил, оскалился и выдал короткую, но, судя по всему, весьма содержательную фразу на незнакомом языке, закончив словами:

— …чертову язву!!!

Дин поперхнулся, закрыл свободной рукой лицо и затрясся от беззвучного хохота. Я ткнула его локтем в бок:

— Что он такое сказал?

— Ох, лучше не спрашивай! — отозвался он, продолжая всхлипывать от смеха. И добавил, отнимая ладонь от лица и обращаясь уже к недооблизанному зверю: — Ну что, знаток женщин, кто был прав?

— Та-а-ак! — протянула я, аккуратно отставляя тарелку на пол. — Опять преступный сговор за моей спиной?!

— Да ничего такого, не думай! — поспешил заверить принц. — Просто на днях этот хвастун заявил мне, что ни одна женщина не способна вывести его из себя.

— А дальше?

Я, не отводя взгляда от честного лица собеседника, нашарила в своей сумке полотенце и быстрым привычным движением закрутила его в сложенный вдвое плотный жгут.

— А дальше я выразил уверенность в твоих безграничных способностях…

— И что же вы поставили на кон? — Я поколебалась, выбирая, с кого из них начать задуманную демонстрацию возможностей обычного полотенца в качестве подручного средства в бытовой драке.

— Мои «клыки дракона», — принц, невозмутимо жуя оладью, кивнул на свою сумку, поверх которой лежал пояс с ножнами, — против одной фамильной реликвии с весьма интересными свойствами.

— Покажешь? — Загоревшись, я на время забыла о возмездии этим обалдуям.

Дин тут же воспользовался моментом, ненавязчиво забрав у меня так и не опробованное подручное средство, и обратился к насупившемуся волку:

— Ну что, признаешь свое поражение?

— Куда от вас денешься. — Ответная гримаса вышла довольно кислой. — Наверняка ведь сговорились, теперь на пару надо мной, несчастным, измываетесь! Чего уж там, забирай свой выигрыш…

Дин, все еще посмеиваясь, принялся что-то искать в большой сумке, а я предложила серому свою безвозмездную помощь уже всерьез — кое-где он просто не сумел бы достать языком липкие капли. Он смилостивился и позволил оттереть следы моего злодеяния мокрым полотенцем. Выдав ему в качестве утешения тарелку с оставшимися оладьями (от меда он почему-то предпочел отказаться), я подсела к принцу, который как раз открывал маленькую резную коробочку.

Увиденное заставило меня ахнуть. На черном бархате лежал крупный, на всю фалангу, перстень изумительной красоты. Белый просвечивающий металл с радужным отливом нигде не блестел просто ровной поверхностью, а был переплетен, изукрашен резьбой и взвихрен в причудливых ажурных узорах так, что казался невесомым, как сгусток тумана. Камень в форме вытянутого ромба с усеченными острыми углами имел сложную огранку и необычный цвет. Он чем-то напоминал хорошо известный мне лунный камень, был таким же бело-полупрозрачным, но сиял изнутри яркими переливами сочного золотисто-изумрудного цвета с явственными проблесками пурпурных искр. Сквозь него угадывались темные тонкие линии какого-то знака, начертанного, по всей видимости, прямо на обратной стороне кристалла.

— Что это? — выдохнула я, зачарованно любуясь игрой света на завитках и гранях.

— Камень из другого мира, называется диллиатрис, что переводится как «застывшие слезы Диллии», нашей маленькой луны, — пояснил принц. — Вырезанный символ означает «все то, что внутри»… или, вернее, «скрытое от взглядов». А вместе — вещица, которая усиливает способности того, кто ее носит.

— А если нет способностей?

— Так не бывает, — усмехнулся Дин, чуть покачивая в руках коробочку, — разве что сам человек о них не догадывается. Опасная штучка, между нами…

— Почему?

— Способности бывают разные, — задумчиво проговорил принц, бережно доставая перстень из футляра. — Хочешь примерить?

— А можно? — искренне обрадовалась я, протягивая руку.

— Нет, правую! — И он ловко меня окольцевал.

Легкая на вид вещица устроилась на моем среднем пальце как дома, мы с ней, можно сказать, как будто так и родились вместе. Необычный металл сразу нагрелся, и не возникло даже малейшего дискомфорта, который, как правило, появляется у меня, когда приходится надевать что-то непривычное…

Дин зачем-то покрутил на моем пальце перстень и довольно хмыкнул, убедившись, что он мне впору.

— Вот так! — проговорил он с непонятным удовлетворением.

— Как — так? — отозвалась я рассеянно, не сводя глаз со своей руки, отставленной в сторону для улучшения обзора.

— Как и должно быть.

— Ты о чем? — Я наконец опомнилась и хотела уже снять экзотическое украшение, но принц не дал мне этого сделать.

— Оставь, ему там самое место.

— Да ты что! — едва не онемела я. — С какой стати?! Это же твой выигрыш!

— Правильно, значит, могу делать с ним что хочу! Тем более вредничала ты вполне самостоятельно и от всей души, так что выигрыш скорее на твоей совести.

— Ерунда какая-то! Полный бред, — растерянно пробормотала я. — Из-за глупого спора, просто так…

— Запомни, — Дин аккуратно, кончиком указательного пальца прижал мои губы, — никогда и ничего не случается просто так! На все есть свои причины, даже когда мы не видим их или не понимаем. Я загадал: если перстень придется тебе впору, то все идет как надо, тебе его и носить. Так и вышло, значит, именно так и должно быть… И не спорь, пожалуйста, хотя бы сейчас!

Удержаться от возражений было бы трудно, только во время поцелуя это все-таки довольно сложно технически, да и желание спорить почему-то быстро пропало. Единственное, что я успела между поцелуями, — это неуверенно, до сих пор сомневаясь в правильности сделанного, шепнуть ему на ухо: «Спасибо!»

К некоторым своим способностям я уже попривыкла, например, к тому, что могу видеть все происходящее у себя за спиной мимоходом, не оборачиваясь или вообще не открывая глаз, как сейчас. Я позволила себе на минуту расслабиться, уткнувшись в широкое плечо, и в то же время отчетливо, будто на экране, видела, как придремавший рядом с опустевшей тарелкой Ворх осторожно приоткрыл один глаз, но встретился взглядом с принцем и поспешно перевернулся на другой бок, спиной к нам.

Я невольно улыбнулась, отстраняясь, и вопросительно взглянула на Дина:

— Полагаю, сегодня спать нам не придется?

— Скорее всего, — кивнул он с чуть виноватой улыбкой. — Время и погода самые подходящие для тех, кто хочет запутать следы. Одно хорошо — ветер попутный, да и снегопад усилился…

— Просто мечта! Для романтической прогулки при луне лучше не придумаешь, так что ловите момент! — Волк потянулся, да так старательно, словно вознамерился разорвать себя пополам.

Собрались мы в считаные минуты, благо распаковаться толком и не успели. Уже укладывая остатки продуктов, я вспомнила:

— Так мы, собственно, далеко ли собрались?

— На северо-запад, навестим одного старого знакомого, наставника моей матери. Он имел, кстати, самое прямое отношение к появлению этого перстня в нашем мире, — отозвался принц, увязывая сумки.

— Ты думаешь, старый Мастер еще жив? — Ворх присвистнул, качая головой. — Уже сколько лет о нем ни слуху ни духу! Да и дорожка туда не из легких…

— Вот заодно и проверим. В крайнем случае, потеряем несколько дней, но уж в той стороне искать нас будут в последнюю очередь.

Дин встал, закончив шнуровать сапоги.

Я составила на поднос посуду и взглянула на принца.

— С хозяйкой сам прощаться пойдешь или проводить?

— Конечно, проводить, а то вдруг не отпустит! Вдвоем-то, глядишь, и отобьетесь! — поддел волк.

Дин мимоходом отвесил в мохнатый лобешник приличный щелбан, подхватил со стола поднос и выставил его в коридор.

— Я, между прочим, расплатился еще вчера, поэтому сделаем, как договорились. Лишние свидетели нам ни к чему…

Загрузка...