– Поговорим? – Никита Сергеевич сидел развалясь в кресле, лениво постукивая пальцами по подлокотнику. Специально так, хотя и чувствовал себя не очень уютно – не был он по рождению барином, да и роль его, рубахи парня из народа, не очень соответствовала таким позам. Но нужно было показать, кто здесь Хозяин. Он! Поэтому собеседник его был посажен на твердый, без обивки стул, с низкой, неудобной спинкой. Пусть поерзает, полезно, чтобы понять, кто он такой есть, а кто перед ним! Беспроигрышный прием, когда следователи допрашивают преступников через стол, усадив на привинченный к полу табурет.
– Поговорим…
Пауза. Потому что начать разговор должен был визитер. Он здесь проситель, которого готовы выслушать. А он молчит.
– Ты чего воды в рот набрал? – специально на «ты», и с нажимом.
– Я слушаю.
– Что?
– Ваши предложения. Все свои я озвучил раньше.
– А ты повтори, не переломишься!
Никита Сергеевич чувствовал себя не в своей тарелке, потому что никак не мог найти верный тон, который поставит собеседника на место. Не привык он, чтобы с ним так разговаривали. Вернее, отвык. Коба тоже, бывало, смотрел с прищуром и молчал, а собеседники его, в том числе Никита Сергеевич, от того терялись и начинали искать свою вину. Которая всегда находилась. Умел Сталин страху нагонять. Даже в Ялте, даже с Президентами мог, слова не сказав, указать им их место. А после хоть лобызаться…
– Ну, я слушаю!
– Я предлагал вам наши услуги в решении проблем, которые иными, доступными вам, способами решить невозможно.
– А вы решите?
– Мы попытаемся.
– Это слова. Почему я должен им верить?
– Не должны.
– Что ты хочешь взамен?
– Чтобы нас и наши семьи не трогали.
– Я знать не знаю ни вас, ни ваши семьи. Мне дела до них нет!
– Конечно. Но ваши службы могут зацепить и потянуть. Например, при выполнении ваших поручений.
Никита Сергеевич поморщился. Это был пусть скрытый, но шантаж.
– А если ваши люди сами?..
– Наши люди это – наши проблемы. Если кто-то решит нарушить внутренние, между нами, договоренности, он уже никому ничего не расскажет. Жизнь и благополучие всех важне жизни одного. Хотя какая-то помощь в случае…
Никита Сергеевич резко сжал кулак и ударил им по подлокотнику.
– Я, что, должен прикрывать? Вас? Ты в своем уме?!
– Нет, давать распоряжения и информировать, в случае утечки информации. Дальше мы разберемся сами. Это единственно, что гарантирует от проблем и вас, и нас. Хочу напомнить, что прежним нашим Хозяевам, выполняя их поручения, мы не доставили лишних хлопот.
Да, верно. Они никто, он даже не знает их имен, действуют на свой страх и риск и сами решают свои проблемы. Идеальный вариант, который не может предложить никто другой. Если что, это будет одноразовая услуга.
Риски?.. На первый взгляд никаких, о чем он уже размышлял. Выгоды…
– Еще одна просьба. Архивы. Нужно, на всякий случай, пройтись по архивам, вычеркнув нас из всех дел. Ваш предшественник провел чистку, но вдруг… Мы, конечно «умерли» и сактированы, но могли случайно остаться какие-нибудь фотографии или отпечатки пальцев. Которых, лучше, чтобы не было. Если мы начинаем сотрудничество, нужно стереть любые следы.
Никита Сергеевич приподнял бровь.
– Архивы? Тогда за… архивы.
Замолчал, подыскивая слова.
– Политическая ситуация такая, что наши враги, в том числе там, за рубежом, ищут способы скомпрометировать наш строй и руководство, в том числе, меня. Они ищут и будут находить отщепенцев, которые готовы за жалкие подачки дать им подобную информацию, вернее, напридумывать черт знает что, очерняя заслуженных людей, чего допустить нельзя.
Никита Сергеевич возбудился, кажется, сам начиная верить тому, что говорил.
– Мы не можем ставить под удар наш строй, наш народ, нашу идеологию. Мы должны заткнуть рты скрытым врагам, которые будут лить грязь на мельницу капиталистов. Как вы сказали – нельзя жалеть одного предателя, рискуя жизнями многих? Это очень правильная формулировка. Кто не с нами, кто не идет в ногу со всеми, тот против нас, тот – враг который заслуживает…
– Фамилии и адреса.
– Что?.. – Никита Сергеевич осекся, Он привык чтобы его слушали и ему рукоплескали. Ему нравилось говорить и нравилось, что ему внимают. Его возбуждало собственное красноречие и восторг толпы. А этот…
– Мне нужны фамилии и адреса. Может быть, еще фотографии.
– Но вы понимаете, что это не прихоть, что мы не можем допустить очернения нашего…
– Я все понимаю. И все сделаю. Согласно нашей с вами договоренности.
Никита Сергеевич как-то сник и потерялся в кресле.
– Мне что, их написать?
– Нет, ничего писать не надо, достаточно словесно. Зачем нам плодить лишние бумаги.
На слове «нам» Никита Сергеевич дернулся. «Нам»…, он что, равняет себя и его. Первого Секретаря и какого-то без роду и племени проходимца. Наглец! И сволочь, явная сволочь… Но… возможно, очень полезная сволочь. С которой, с ним, можно будет после… Обязательно… А пока – ладно…
Никита Сергеевич снова развалился в кресле, хотя вышло это не очень убедительно. Он решился. Пусть… С чего-то надо начинать, чтобы закрыть этот вопрос. Потому что враги могут выкопать и вцепиться, компрометируя его не как человека, но как Первого Секретаря, как Руководителя Государства, чего допустить нельзя!