Пятница.
Город превратился в тундру. Столько снега видели разве что те, кто родился на Аляске. Снег засыпал все: крыши, стены, тротуары, мостовые, мусорные баки, даже людей. Такого не было и в знаменитую пургу 1888 года, говорили знатоки, родившиеся много позже. Его чести Дж. М. В. пришлось срочно нанимать тысячу двести работников для уборки снега. На это должно было уйти 585400 долларов и рабочая неделя — при условии, что снегопад не повторится.
Как только снежная буря прекратилась, люди взялись за работу. А прекратилась она в 15.30 — за пятнадцать минут до того, как Дженеро сел в патрульную машину, и за полтора часа до того, как Карелла и Уиллис заняли свой пост в ателье. Городские власти рассчитывали, что снег убирать будут в три смены, но ударил мороз, и работать стало трудно. Город накрыло волной холода — из Канады или откуда-то еще. Никого не интересовало, откуда взялась эта волна. Всем хотелось, чтобы она поскорее ушла куда-нибудь подальше — в океан, на Бермуды или во Флориду.
Лютый мороз загнал людей в квартиры. Жизнь в городе замерла. Днем объявили чрезвычайное положение, и к четырем часам дня улицы опустели. Большинство учреждений и контор закрылось, машины на улицах можно было пересчитать по пальцам, городской транспорт почти бездействовал. Автомобили, застрявшие на перекрестках, под тяжелыми снежными шапками выглядели допотопными животными на арктической равнине. Рабочие, убиравшие снег с мостовых и тротуаров, грелись у костров, которые разводили в железных бочках, а затем снова брались за лопаты. Они бросали снег в урчавшие самосвалы, из выхлопных труб тянулись сизые клубы дыма, быстро таявшие в морозных сумерках. В пять часов зажглись уличные фонари, и снег покрылся янтарными пятнами. По улицам гулял свирепый ледяной ветер, свинцово-серое небо становилось чернее и чернее.
Карелла и Уиллис коротали время за шашками в теплом и уютном ателье, причем Карелла проигрывал партию за партией, пока Уиллис не сознался, что в школе занимался в шашечной секции. Передвигая шашки, Карелла думал, как он будет добираться домой.
Карелла сильно сомневался, что налет состоится. Ему казалось, что в такую погоду ни один нормальный преступник не высунет носа на улицу. Если бы вопрос стоял так: сегодня или никогда — тогда другое дело. Например, в такой-то час в такое-то место доставят на десять миллионов долларов золота. Тут уж волей-неволей придется действовать, наплевав на опасность и погоду. Но ателье можно ограбить когда угодно. Преступники знали, что по пятницам Джон Портной уносит выручку домой в металлическом ящике. Он делает это семь тысяч лет и не изменит своему правилу еще пару тысячелетий. Поэтому можно ограбить его в эту пятницу, можно в следующую, а можно подождать до мая, когда распустятся листочки, защебечут птицы и грабить будет легко и приятно, не опасаясь замерзнуть по дороге.
Но вдруг они все же явятся сегодня? — размышлял Карелла. Уиллис тем временем съел сразу две его шашки. Вдруг он и Уиллис поймают грабителей? Как ему добраться до жены и детей в такую погоду? У его машины зимние покрышки, но без цепей. А как проехать даже на самых лучших покрышках по такому льду? Была, правда, смутная надежда, что капитан Фрик пошлет кого-нибудь из патрульных отвезти его домой в Риверхед, но использование служебного транспорта для перевозки служащих никогда не поощрялось, а тем более сейчас, когда глухие преступники носятся по городу, убивая направо и налево.
— Съешь меня, — сказал Уиллис.
Карелла хмыкнул и съел шашку. Он взглянул на часы — девятнадцать двадцать. Если Калуччи и Ла Бреска не передумали, они будут здесь примерно через полчаса. А тем временем в квартире Питера Калуччи хозяин и Ла Бреска тщательно готовились к налету. Джону Портному, худому сутулому старику с запавшими глазами, было за семьдесят, но ребята решили не искушать судьбу. Калуччи вооружился кольтом калибра 0.45, а Ла Бреска — «вальтером», который приобрел по случаю. Оба пистолета — полуавтоматические. Если Джон Портной вздумает брыкаться, его можно будет успокоить в два счета. Калуччи сунул кольт в правый карман пальто, Ла Бреска заткнул «вальтер» за пояс.
Приятели договорились стрелять, только если Джон Портной станет голосить. Они собирались связать старика, заткнуть ему рот и оставить в задней комнате, а потом вернуться с добычей к Калуччи. До ателье было пять минут ходьбы, но, поскольку улицы завалило снегом, они договорились выйти в 19.25.
Вид у обоих был внушительный, а уж с пистолетами и подавно. Досадно, конечно, что никто не увидит их сейчас и не оценит по достоинству этих крутых и отчаянных парней.
Из уютного салона патрульной машины Ричард Дженеро смотрел на занесенные снегом и продуваемые ветром улицы. Он прислушивался к позвякиванию цепей на колесах и стрекотанию рации. За рулем сидел верзила по фамилии Филлипс, который с самого начала смены, то есть с 15.45, непрерывно жаловался на свою горькую судьбу. Было уже полвосьмого вечера, но Филлипс все еще рассказывал, как он вкалывал на прошлой неделе, не зная ни секунды покоя («нет, это было безумием пойти работать в полицию!»). Справа от Дженеро продолжала бубнить рация: «Машина номер двадцать тринадцатый квадрат… машина двадцать восемь, сигнал…»
— Как это похоже на Рождество, — сказал Дженеро, глядя на сугробы.
— Рождество! — фыркнул Филлипс. — Я дежурил в это Рождество. Было черт знает что…
— Все белым-бело, — продолжал Дженеро.
— Вот именно, а кому это нужно?
Сунув руки под мышки, Дженеро слушал и не слышал, как бубнят радио и Филлипс. Рация потрескивала, цепи на колесах мелодично позвякивали.
Дженеро клонило в сон.
Глухому что-то не давало покоя.
И дело было не в снеге, который засыпал улицы, мостовые и колодец М3860 на Факсон-драйв. Снег его не пугал. Глухой был готов к сюрпризам погоды. В багажнике его черного автомобиля, стоявшего возле дома, лежали лопаты. Снег — ерунда, придется немножко его покидать, чтобы добраться до люка, вот и все. На это уйдет время, поэтому выехать надо на час раньше. Нет, дело было не в снеге, а в чем-то другом.
— Что происходит? — шепнул Бак. Он был в полицейской форме, взятой напрокат, и чувствовал себя в ней не совсем ловко.
— Ума не приложу, — ответил Ахмад. — Ты только погляди, как он мечется, места себе не находит.
Глухой и впрямь не находил себе места. Он ходил из угла в угол, бормоча под нос и кивая головой, словно скорбящий старик, который понял наконец, как несовершенен мир. Бак, чувствуя себя героем, потому что на его груди была ленточка «За доблестную службу», подошел к нему и спросил:
— Что с тобой?
— Восемьдесят седьмой участок, — ответил Глухой.
— Что?
— Восемьдесят седьмой участок, — повторил Глухой. — Что толку, если мы укокошим мэра… Неужели непонятно?
— Нет.
— Они выйдут сухими из воды, — сказал Глухой. — Дж. М. В. погибнет, но они из-за этого не пострадают.
— Кто не пострадает? — не понял Бак.
— Они.
— Послушай, пора двигаться. Надо откапывать колодец, надо…
— Дж. М.В. погибнет, ну и что? — спросил Глухой. — Разве деньги — главное в жизни? А где чувство удовлетворения?
Бак уставился на него.
— Где удовлетворение? — повторил Глухой. — Если Дж. М.В…
Он внезапно осекся, зрачки у него расширились.
— Дж. М.В., — прошептал он. — Дж. М.В.! — воскликнул Глухой и ринулся к столу. Открыв средний ящик, он вытащил телефонный справочник и стал его лихорадочно листать.
— Что он делает? — удивился Ахмад.
— Понятия не имею, — ответил Бак.
— Вы только посмотрите! — бормотал Глухой. — Их же здесь тысячи! Тысячи!
— Тысячи чего? — спросил Бак.
Глухой не ответил. Нагнувшись над справочником, он яростно перелистывал страницы.
— Так, так, — бормотал он, — нет, не годится, а ну-ка, что здесь… нет, не то… другой район… посмотрим здесь… нет, не то… Калвер-авеню: то, что надо!
Глухой схватил карандаш, что-то поспешно записал в блокноте, вырвал страницу и засунул ее в карман комбинезона.
— Пошли! — скомандовал он.
— Ты готов? — спросил Бак.
— Готов! — отозвался Глухой и взял тестер. — Мы ведь обещали укокошить Дж. М. В., верно?
— Было такое.
— Вот и отлично, — усмехнулся он. — Мы укокошим двоих Дж. М. В. Причем одного — на территории восемьдесят седьмого участка.
Глухой весело двинулся к выходу, команда последовала за ним.
Двое молодых людей уже давно слонялись по улицам. Они поели в закусочной неподалеку от Эйнсли-авеню, потом зашли на бензоколонку и купили там бензина. Тот, что повыше, нес в руках жестянку с бензином и страшно мерз. Он пожаловался приятелю, который был пониже ростом, но сочувствия не получил.
— Все мерзнут, — отвечал тот.
Высокий стал проситься домой. Он говорил, что все равно им никто не попадется, а потому нет смысла мерзнуть.
— Уже отнимаются ноги, — бубнил он, — и руки тоже. Почему бы тебе не взять у меня банку?
Приятель велел ему заткнуться, потому что в такую погоду охотиться лучше всего. Вдруг они отыщут не одного бродягу, задремавшего в подъезде, а целых двух!
Высокий буркнул, что и сам бы не прочь подремать где-нибудь в парадном.
Некоторое время они стояли на перекрестке и громко препирались. Наконец высокий уступил и согласился погулять еще минут десять. Коротышка сказал, что лучше полчаса — за это время кто-нибудь обязательно подвернется. Но высокий стоял на своем: десять минут — и точка. Приятель обозвал его кретином и повторил, что в такую погоду охотиться лучше всего. Высокий увидел выражение его лица и струхнул.
— Полчаса так полчаса, но потом сразу домой. Холодно ведь, Джимми.
— Смотри не заплачь, — сказал Джимми.
— Просто мне холодно, — ответил высокий.
— Потерпи, — сказал Джимми. — Мы обязательно кого-нибудь найдем и разведем хороший костер. Тогда и погреемся.
Молодые люди захохотали.
Они свернули за угол и пошли в сторону Калвер-авеню, навстречу патрульной машине номер семнадцать, в которой сидели Филлипс и Дженеро. Позвякивая цепями, словно колокольчиками, машина следовала по своему маршруту.
Трудно сказать, кто удивился больше — полицейские или грабители.
Когда шеф полиции сказал, что в работе полиции настоящее, прошлое и будущее связаны между собой, он не философствовал и не размышлял о сложной зависимости между иллюзией и реальностью, миром грез и повседневностью. Он просто хотел сказать, что в работе полиции много случайностей и что многие преступления так и остались бы нераскрытыми, если бы не другие преступления. Он пытался объяснить мэру, что порой полицейским просто везет.
В этот мартовский вечер Карелле и Уиллису очень повезло.
Они следили за входом в ателье, потому что Доминик Ди Филиппи, который, как он утверждал, никогда не был стукачом, предупредил, что налетчики должны войти в ателье без десяти восемь вечера, когда Джон Портной обычно опускал жалюзи. Эту работу, по словам Ди Филиппи, на сей раз должен был выполнить Ла Бреска, затем он запрет переднюю дверь, а Калуччи отведет Джона Портного в заднюю комнату. Ди Филиппи все время говорил о передней двери, поэтому полицейские решили, что Ла Бреска и Калуччи пожалуют именно через нее, а когда Джон Портной выйдет на звон колокольчика, достанут пушки и приступят к делу. Похоже, полицейские и не подозревали о существовании черного хода.
В отличие от Калуччи и Ла Брески.
Ровно в 19.50 они с грохотом вышибли заднюю дверь в надежде, что Джон Портной немедленно явится на шум. Первое, что бросилось им в глаза, это два типа, мирно играющих в шашки.
— Легавые! — крикнул Ла Бреска.
Он тут же узнал недомерка, который не раз допрашивал его. Второго он никогда не видел, но опыт ему подсказал, что, если ты напоролся на легавого, скорее всего, их здесь видимо-невидимо и это не что иное, как ловушка. В этот момент двери ателье распахнулись и кто-то отдернул портьеру.
Тут-то и перемешались прошлое, настоящее и будущее. Карелле показалось, что он смотрит на экран, где показывают сразу семь фильмов. Все произошло внезапно, молниеносно и крайне удачно для него и Уиллиса, причем ни он, ни Уиллис и пальцем не шевельнули.
Сначала Карелла решил, что его с напарником застали врасплох. Он совершенно не сомневался в этом, когда, выхватив револьвер, с криком: «Хэл, сзади!» — вскочил со стула. На них были наставлены два пистолета, и похоже, жить им оставались считанные мгновения. Он услышал, как один из налетчиков завопил: «Легавые!» — и на всякий случай попрощался с жизнью. Уиллис резко обернулся, отчего шашки полетели на пол, выхватил револьвер, и в этот момент Джон Портной отдернул портьеру, разделявшую ателье пополам. Неожиданно с шумом распахнулась передняя дверь.
Потом Джон Портной рассказывал, как, услышав шум, он решил взглянуть, что творится в задней комнате. Но едва он отдернул портьеру, как через переднюю дверь в ателье ворвались трое вооруженных людей.
Ту же картину увидели Ла Бреска и Калуччи, оказавшись напротив тех, кто ворвался с улицы. Не успев порадоваться, что застали легавых врасплох, они с ужасом поняли, что легавые их перехитрили и обошли с улицы. Вновь прибывшие были вооружены. К полиции они не имели ни малейшего отношения, но Калуччи и Ла Бреска этого не знали. Человек в форме сержанта крикнул: «Легавые!» — имея в виду Калуччи и его дружка, но те, приняв их за блюстителей порядка, открыли огонь. Трое в дверях решили, что напоролись на полицейскую засаду, и ответили тем же. Джон Портной упал плашмя. Карелла и Уиллис, мигом сообразив, что они тут явно лишние, попытались вжаться в стену. При этом Уиллис поскользнулся на шашке и полетел на пол, а над его головой засвистели пули.
Тем временем Карелла взял на мушку одного из вошедших через переднюю дверь. И хотя у того не было слухового аппарата, Карелла сразу узнал его. Целился он тщательно, но в последний момент его рука дрогнула. Глухой схватился за плечо и стал пятиться к двери. За спиной у Кареллы кто-то вскрикнул. Карелла обернулся и увидел, что Ла Бреска оседает на пол возле гладильной машины, заливая кровью белую простыню. Прогремело еще четыре выстрела, кто-то застонал, и снова поднялась стрельба. Уиллис успел вскочить на ноги и открыть огонь. Ателье заволокло дымом, мерзко пахло порохом, а Джон Портной лежал и тихо молился по-итальянски.
— На улицу! — крикнул Карелла и прыгнул через прилавок. Поскользнувшись у гладильной машины в луже крови, он едва удержался на ногах и выскочил раздетый на мороз.
Вокруг — ни души.
Было страшно холодно.
От ателье по белому снегу тянулся свежий кровавый след, удаляясь в бесконечность большого города.
Карелла шел по следу.
Глухой бежал изо всех сил, но боль в плече становилась нестерпимой.
Он никак не мог взять в толк, что же произошло.
Неужели они их вычислили? Этого не могло быть. Тогда почему они там оказались? Как они разгадали его план, когда пятнадцать минут назад он сам не знал, что пойдет в ателье?
В телефонном справочнике буква «В» занимала страниц двадцать пять, причем на каждой было около пятисот фамилий, стало быть, всего двенадцать с половиной тысяч. Глухой не считал, у скольких абонентов имя начинается на Дж., но по самым беглым подсчетам на каждой странице таких было человек двадцать-тридцать. Глухой просмотрел только одиннадцать имен, которые совпадали с инициалами мэра Джеймса Мартина Вейла, пока не выбрал хозяина ателье на Калвер-авеню.
Как они пронюхали? Как попали в ателье Дж. М. В., пусть даже оно находится на территории 87-го участка? Это невозможно, вертелось у него в голове. Я все рассчитал. Все должно было сработать. Оба Дж. М. В. были обречены. В колоде нет лишних карт.
Но лишние карты имелись там в избытке.
— Смотри, — сказал Джимми.
Высокий, тот, что нес жестянку, прищурился и втянул голову в плечи. Он увидел, как высокий блондин, шатаясь, сошел с тротуара и побрел по заснеженной мостовой.
— Пьян как свинья! — изрек Джимми. — Давай уделаем его, Детка?
Детка уныло кивнул, и они кинулись вдогонку. Свернув за угол, парни оказались на широкой улице. Ветер здесь дул как ненормальный, норовя сбить с ног. А бродяга словно сквозь землю провалился.
— Упустили! — пробормотал Детка. Его зубы выбивали дробь. Ему очень хотелось домой.
— Наверно, в подъезде спрятался, — сказал Джимми. — Вперед, Детка, пора разжигать костер.
Через проталину на замерзшем стекле машины патрульный Дженеро смотрел на пустую заснеженную улицу. На мостовой и тротуарах плясали снежные черти, гремели вывески, ветер завывал, как на кладбище. За замерзшими окнами домов тускло горел свет.
— Что это? — вдруг спросил Дженеро.
— Что именно? — не понял Филлипс.
— Вон там, впереди. Два парня…
— Ну и что?
— Они дергают подряд все двери парадных. Прибавь-ка ходу.
— Зачем?
— Подъезжай к ним и притормози.
Он слышал, как парни переговариваются на тротуаре, слышал, как они приближаются. Он повалился на пол парадного, из плеча по-прежнему текла кровь. Он знал, что должен подняться на чердак, выйти на крышу, перепрыгнуть на крышу соседнего дома, а потом, если потребуется, всю ночь напролет скакать с крыши на крышу, но сперва надо хотя бы немного передохнуть, собраться с силами, пока они не нашли его. Как же они его разыскали? Неужели весь огромный город начинен полицейскими?
Он не мог этого понять. Он не мог понять многого.
Голоса зазвучали совсем близко. Дернулась ручка двери.
— А ну, стойте! — крикнул Дженеро.
Юнцы как по команде обернулись.
— Легавые! — заорал Детка и, уронив банку с бензином, пустился наутек.
Дженеро выстрелил в воздух, а потом крикнул:
— Полиция! Стоять на месте! Буду стрелять! — и выстрелил еще раз.
Из машины, вынимая из кобуры револьвер, вылез Филлипс. Дженеро выстрелил в третий раз и удивился: бежавший рухнул в снег. Неужели попал? — пронеслось у него в голове. Затем он обернулся и увидел, что второй парень кинулся в противоположную сторону. Господи, подумал Дженеро, неужто я спугнул грабителей?
— Стоять! — крикнул он. — Ни с места!
Он выстрелил в воздух и, увидев, что парень прибавил хода, кинулся вдогонку.
Он гнался за Джимми три квартала. Проваливаясь в сугробы, оскальзываясь на наледях, не обращая внимания на пронзительный ветер, он наконец настиг его, когда тот уже карабкался на забор.
— Замри! — приказал Дженеро. — Не то получишь пулю в задницу.
Джимми подумал, не сигануть ли через забор, но решил не искушать судьбу и подчиниться — чего доброго этот псих действительно выстрелит.
Тяжело вздохнув, он соскочил с забора и приземлился у ног Дженеро.
— В чем дело, начальник? — спросил он.
— Сейчас расскажу. Руки вверх.
В этот момент, пыхтя и отдуваясь, подоспел Филлипс. Он пихнул Джимми к забору и стал его обыскивать. Дженеро быстро надел на Джимми наручники, чтобы Филлипс его не опередил.
Когда они отвели парня в машину и убедились, что его приятель с трудом, но все-таки дышит, когда нашли ту самую дверь, которую пытались открыть юнцы, открыли ее и, светя фонариками, вошли в подъезд, они не обнаружили там ничего, кроме лужи крови на полу.
Вверх по ступенькам тянулись кровавые следы.
Полицейские поднялись на чердак, подошли к распахнутой двери на крышу. Дженеро вышел наружу и посветил фонариком.
Петляющий кровавый след вел к краю крыши, оттуда на другую крышу, а от нее — в бесконечность.
Через два квартала они встретили Стива Кареллу, который ковылял по холоду без пальто.