Легенды и были таежного края

Вверх по реке духов

Экспедиционный катер, оставив за кормой около двух с половиной тысяч километров, стал на якорь у села Хошлог на таежной реке Ляпин. Позади остались Обь, запруженная баржами и теплоходами, танкерами. и сухогрузами, вышки и факелы нефтяных и газовых месторождений. Этнографический Приполярный отряд прибыл на место работы, и его участники, почти месяц исполнявшие обязанности мотористов, вахтенных и рулевых, достают из рюкзаков фото- и кинокамеры, блокноты, компасы, рулетки.

Здесь, на Севере, люди отзывчивы и открыты, но они не спешат поделиться с приезжими своими «секретами», тем более что речь идет о такой деликатной стороне культуры, как мифология и традиционное мировоззрение. Горько порой уезжать, зная, что увидел лишь самую малость, лежащую на поверхности. Очень многое зависит от «информаторов»[1], как называют их в своих работах этнографы, а по сути — от единомышленников, понимающих, как важно собрать и зафиксировать данные о традиционной культуре народа, быстро исчезающей и изменяющейся.

В предыдущем полевом сезоне этнографам Приполярного отряда, работавшим среди манси на реке Ляпин, представился счастливый случай. С помощью местных жителей, знатоков и хранителей старины удалось посетить несколько старинных святилищ. Всю зиму в институте шла подготовка к нынешней экспедиции: составлялись планы и карты, делались выписки из старых книг и статей, добывалась кинопленка. Наши надежды оправдались: год спустя на Ляпине этнографов встретили как старых знакомых, а сам катер (с электрическим освещением) как бы придал еще больший вес слову «экспедиция».

— Научники приехали! — приветствовал нас Прокопий Фатеевич Меров, старейший житель Хошлога, наш проводник и помощник.

В первый же вечер в каюте состоялся «военный совет». Вспомнили прошлогодние походы по мансийским святилищам. Тогда был получен интереснейший материал по стремительно и безвозвратно исчезающим верованиям народа манси. Осколки некогда стройной картины мироздания да ветшающие остатки таких вот «капищ» еще хранятся в памяти стариков. Сколько же их осталось? Наверное, по пальцам пересчитать можно. А ведь некоторые из них были известнейшими культовыми местами крупных территориальных объединений.

— Есть еще, однако, место, — задумчиво глядя в иллюминатор на темнеющее зеркало реки, сказал Фатеич. — Манси это место Сат-Виклы зовут.

— А что это, Сат Вbклы?

— Такая рассказка есть. По Кемпажу[2] и Пупы-я[3], нашим рекам, гнал Хонт-торум[4] семь чужих богатырей. Они с войной к нам пришли. Говорят, ненцы были. Гнал он их по Кемпажу и Пупы-я и в вершине Пупы-я всех кончил. На память из дерева и вырубил. Рубленых сделал — «хурп» по-yашему. Там и стоят до сих пор.

— Ты сам-то бывал там, Прокопий Фатеич?

— Молодым бывал, охотился там.

— Да разве можно там охотиться? Ты же сам говорил: на святых местах ни охотиться, ни рыбу ловить нельзя было? И ягоду брать.

— Нет, на Сат-Виклы можно. Там не священная земля, не ялпын-ма.

Сам того не ведая, Прокоппй Фатеич нас просто ошарашил. О подобных святилищах с фигурами, вырубленными «на память», нам не доводилось ни слышать от манси, ни читать в литературе.

Пожалуй, на Ляпине трудно найти такого знатока мансийских легенд и преданий, как старик Мерой. Детство и молодые годы его прошли здесь же, в глубине первозданной сибирской тайги, среди болот и глухих урманов. Здесь промышлял он зверя, ставил запоры на рыбу. В 41-м году принял боевое крещение. Домой вернулся из-под Сталинграда с боевыми наградами, но без пальцев ног. Инвалидом Прокопий Фатеич себя не чувствовал: вместе с сельчанами добывал рыбу, бродил с неводом, ставил сети. И конечно, знал каждую речку до истоков, каждую тропу через болота.

— Так, может, съездим на Сат-Виклы, Фатеич?

— Съездить-то можно, да сейчас как пройдем? Вода упала, завалы кругом… Да я, может, и не найду. Давно там был. Да и упало, поди, все, заросло.

— Ну, хоть место бы посмотреть! Вверх но Кемпажу поднимемся на катере до устья Пупы-я, а там на «Прогрессе», зря что-ли его за собой тащим? Поехали, Фатеич! Все равно рыба пока не идет, сетки у тебя пустые.

Фатеич согласился. В путь по реке духов решили отправиться не откладывая, завтра утром.

На другой день катер вошел в устье Кемпажа. Маленький и юркий на Оби, здесь он выглядел солидным судном: ширина реки не превышала 25 метров. Промерили глубину, добавили оборотов, и… Резкий удар по килю оборвал благодушное настроение. Катер швырнуло в одну, потом в другую сторону. Берег стремительно рванулся навстречу. Толчок, скрежет — и ветки прибрежного тальника влетели в рубку. Может быть, духи не хотят пустить нас на Пупы-я? Мы так не думали. Но не решил бы так Прокопий Фатеич. Вскоре все стало ясно: под водой был скрыт громадный топляк, перегородивший шлагбаумом реку. Катер пришлось оставить. Фатеич безропотно пересел в «Прогресс», смирившись с потерей комфорта, но сохранив за собой права лоцмана. Туда же перегрузили спальные мешки, бензин, рюкзаки: кто знает, сколько продлится поездка?

Следов пребывания человека на Кемпаже не было видно. Если накануне по берегам Ляпина еще встречались небольшие поселки (паули), то здесь нет даже отдельных избушек. Зато на берегах можно увидеть медвежьи следы, а из-за поворота, упреждая приближение лодки, взмыл лебедь. Устье реки духов показа-лось в сумерках. Проводник показал направо, где виднелся гигантский завал. В невообразимом сплетении на воде лежали деревья. Сквозь этот завал, словно сделанный былинными вогульскими богатырями, журча пробивались воды реки духов. Самой же реки видно не было. Ее устье на десятки метров было закупорено деревянной пробкой. Это был одни из тех полулегендарных завалов, с которыми так часто сталкивались путешественники, побывавшие в начале века в западно-сибирской тайге. Перетащить лодку с мотором через завал не удалось. Пришлось прорубать проход, где с лодки, а где и выбравшись на осклизлый топляк. Иногда лодку удавалось протолкнуть и поверх полузатонувших бревен. Метр за метром «Прогресс» продвигался вперед, и мы не заметили, как наступила полночь.

Уже глубокой ночью, оставив позади груду покореженного леса и тучи комаров, лодка рванулась по чистой реке. Кто мог догадаться, что впереди на с ждут еще семь завалов? Только утром на высоком яру показалась охотничья избушка, и обрадованный проводник сказал:

— Ну вот, будем чай варить.

После полудня путешествие к заветному мысу продолжилось, и на сей раз без препятствий. Речка, сузившаяся до нескольких метров, петляла вправо и влево. На одном из поворотов Фатеич скомандовал: «Стоп!»

Берега реки духов поросли осокой, тальником, а чуть дальше начиналось болото с крутыми кочками и редкими кривыми деревцами. Прокопий Фатеич вел нас незаметной, одному ему известной тропкой. Вскоре показался высокий обрыв с густым кедровником. На краю лесного острова и находилось святилище, деяние легендарного Хонт-торума. Да, старик не ошибся. Ради этого стоило продираться вверх по реке духов.

Посреди поляны мы увидели полусгнивший сруб. Усталость и волнение заставляют несколько помедлить, по глаза уже метр за метром обшаривают поляну. Сруб зарос мхом, его нижние венцы уже поглотила лесная земля. Сохранилась лишь задняя стейка. Около нее из-под мохового ковра выглядывают лица деревянных идолов. На них яркие пятна лишайников. Под слоем мха угадываются еще две боковых стены. И вот уже стрекочет кинокамера, щелкает фотоаппарат. Перекрытие сруба не сохранилось, и мы решаем зачистить остатки сооружения. Разрезав меховой ковер, убираем его. Постепенно обнажается конструкция, стены которой (80 см высотой) углублены в землю на 20 сантиметров. У северной степы лицами на юг были установлены когда-то девять деревянных изваяний. Теперь черты лица можно различить лишь у четырех. Фигуры сохранились очень плохо — их тулова со временем превратились в древесный тлен.

Культовое место Сат Виклы.

Это и были ненецкие богатыри, настигнутые здесь, по преданию, Хонт-торумом. У одних фигур лица были удлиненные и узкие, у других — широкие и округлые. Заметив наши недоуменные взгляды, Меров пояснил, что изображены не только богатыри, но и их жены, и указал на одну из круглоголовых фигур. Не исключено, что раньше здесь стояло большее число изваяний. В мансийской традиции персонажи святилищ представлены, как правило, парами и каждый мужской персонаж имеет «жену». Пока мы рассматривали фигуры и живо обменивались впечатлениями, П. Ф. Меров объяснил, что территория вокруг Сат-Виклы не является священной, здесь не устраивались и ритуальные трапезы — пурлахтын. Однако мы знали, что на святилищах манси, хантов и селькупов в прошлом оставлялись разнообразные приношения — подарки духам, «живущим» на священном месте. Поэтому, приступая к исследованию внутренней части сруба, каждый испытал попятное волнение: что-то будет найдено здесь!

Мужское и женское изваяния с культового места Caт Виклы.

Расчистили внутреннюю площадь сруба и обнаружили слой сгнившей древесины — остатки рухнувшей кровли. Ниже, в желтой супеси с вкраплениями угля стали попадаться первые находки. Сначала нож упирается в какой-то небольшой металлический предмет. Да, несомненно, это изображение человекообразного существа. Под слоем ржавчины удается разглядеть щеки, глаза и рот фигурки с заостренной шлемообразпой головой. Она напоминает изображения мифических лесных великанов-менквов[5]. Еще два железных изображения, уже с трудом поддающиеся определению, по относящиеся к тому же времени, что и менкв.

Находки с культового места Сат-Виклы.

А вот следующая находка, более древняя. Из слоя супеси показалась зеленоватая голова бобра, отлитого из бронзы. Сразу бросается в глаза его сходство с литьем знаменитой усть-полуйской археологической культуры, существовавшей в Нижнем Приобье на рубеже нашей эры. Фигурка сильно патинирована. Съемная голова с полуоткрытым ртом переходит в слегка выпуклое тело. Широкий хвост покрыт косой сеткой, передающей его кожистое покрытие, столь характерное для зверька. Древний мастер отливал эту фигурку в глиняной форме. Вскоре из земли извлекается литая серебряная серьга со стилизованным изображением головы животного. Она явно не местного происхождения. Такие украшения изготавливались в скифской среде, в тысячах километров к югу. Недоумение усилилось, когда в том же слое обнаружили железный вильчатый наконечник стрелы и ружейный кремень. Слишком уж разнородные и разновременные вещи лежали в одном слое. Что объединило их здесь?

А вот и следы жертвенной трапезы — кости и челюсть медведя вперемешку с останками травоядного, скорее всего лося. Но вот под щеткой из земли появляется длинная желтоватая кость. Неужели человеческая? В лаборатории палеоэкологии ИИФиФ было установлено, что среди останков лося и медведя в святилище Сат-Виклы обнаружена плечевая кость взрослого человека.

Легенда о битве ненецких и мансийских богатырей на берегу реки духов начала обретать черты реального события. По-видимому, в срубе действительно был захоронен человек, а обстоятельства его смерти были таковы, что потребовали создания сруба и деревянных фигур. Что же произошло в этом медвежьем углу, в двухстах километрах от ближайших селений? Судя по находке ружейного кремня, военное столкновение на Пупы-я случилось не ранее XVIII века. Именно в это время у местных жителей появляются первые кремневые ружья. Кем был погребенный — мансийским или ненецким воином — мы никогда не узнаем, но военные столкновения из-за оленьих пастбищ между ненцами и манси в XVII–XVIII веках действительно имели место. Более того, человек мог быть принесен в жертву. Так или иначе события, ставшие причиной создания святилища, впоследствии были переосмыслены, мифологизированы. Быль переплелась с легендой.

После путешествия по реке духов мы стали внимательнее присматриваться к берегам и мысам таежных рек. То тут, то там речные воды подмывали высокие берега, и в обнажениях легко угадывались прослойки золы и угля — следы древнцх кострищ. Из обрывов без труда извлекались черепки глиняной посуды, наконечники стрел. На высоком холме у села Ломбовож различимы следы городища: оплывшие рвы окаймляют вершину холма. Крутые обрывы и болота затрудняли подступы к укрепленной вершине. И таких мест в западно-сибирской тайге немало. Почти везде, где живут люди сейчас, можно обнаружить приметы иной жизни.

Смотришь на бескрайние болота, узкие петляющие речки и редкие селения и с трудом представляешь, что здесь когда-то были городки, укрепленные от вражеских набегов, что местные мастера владели искусством бронзового литья, а торговые пути уходили далеко на юг. По именно об этом говорят былины хантов и манси, фольклор селькупов, материалы археологических раскопок и религиозные верования местного населения. Все они намечают контуры неясного пока времени таежного средневековья. Как жили тогда здесь люди, оставившие своим потомкам и нам удивительные легенды о богатырях и охотниках? Какой она была, цивилизация на болотах?