Легенды Лиса

Бран Бесцветный История первая: Звенящий мост

Бран то ли нёсся вниз по заснеженному склону, то ли летел, едва касаясь его. Сильные руки сжимали рулевую перекладину, спина упиралась в высокое кресло, он был пристёгнут к меховому седлу ледянки, а унты крепились прямо в стремена. Но даже так, закреплённый со всех сторон, он чувствовал дрожь напряжения в каждой деревянной и металлической детали, как в собственном теле. Мощные струи ветра наполняли матерчатые крылья ветрянки и толкали вперёд, будто стараясь повалить. Казалось, ещё немного, один сильный порыв, одна кочка — и снежный кораблик опрокинется и покатится вниз, разлетаясь на ходу. Но деревянная птица с белыми крыльями была крепче, чем кажется. Окружённая пружинистым слоем ветра, она уверенно несла Брана вниз.

Воистину, работа мастеров. Горные утлы, кочующие вокруг Ледяного моря, знали снег, лёд и ветер как никто другой — не зря их звали «ольдичалые» и «ездоки лавин». Иссиня-белые тела утлов чувствовали холод, но не боялись его. Ольдичалые знали, как смастерить настоящую белокрылку. Каждой ледянке давали собственное имя, к ним относились, как к живым, никто из утлов не отдал бы снежную птицу чужаку… Но Бран Бесцветный умел добиваться своего. Он уже владел одной снежной птицей, из плоти и крови. Теперь к ней добавилась вторая: из дерева, металла — и вихря, пойманного в магический плен. Ледянка с женским именем Хейла-хей-ол.

Они спускались посередине заснеженной гряды, дивясь величественной красоте. Не зря эту гору звали Блистающая Дева, её снежный наряд блистал в лучах восходящего солнца.

Два склона, справа и слева от Брана, разительно отличались. Левую сторону заливали лучи солнца, снег отливал розовым. А с правой стороны ещё прятались остатки ночной тени, там густела синева. Правый склон был пологий и весь покрыт густым еловым лесом. А слева елей было немного, склон опускался круче, и за ним открывалось огромное пространство… полностью, до самого горизонта заполненное морем белых облаков.

Когда ты забрался достаточно высоко в горы, облака уже не плывут надменно над головой, а покорно плещутся у твоих ног. Бран нёсся по белому подолу Блистающей девы, а впереди виднелись новые горы. Здесь вообще повсюду были заснеженные пики и хребты, это место не просто так звалось Белогорьем.

Хотя пройди еще с десяток миль к северу — и горы оборвутся. Взгляду откроется гладкая, как наковальня, чёрная равнина, мёртвые земли, устланные вулканическим песком. А за равниной, посверкивая в туманной дали, раунодушно плещется Ледяное море, в котором не бывает штормов. Оно такое же пустое и мертвенное, как черные пески на десятки миль вокруг. Суровые, неприветливые края, где не все способны выжить.

Туда и двигался Бран.

С небес донёсся легкий птичий клёкот. Никто, кроме Брана, его не услышал — а Бран узнал бы этот оклик, даже прозвучи он за полмира от него. С этой птицей они были связаны узами крепче братских.

Не мешкая, человек потянул рулевую перекладину на себя и одновременно вбок, вжал ногами педали по обе стороны от седла — и ледянка изящно ушла вбок, сбрасывая скорость. Шлейф искрящегося снега взметнулся в воздух, на склоне появился идеально гладкий веерный след. Ветер в крыльях Хейлы послушно утих, а крылья опустились, ледянка прокатилась еще шагов десять и замерла. Бран тут же опустил глухое забрало шлема, без единого отверстия и просвета, и оказался в полной темноте и тишине.

— Что случилось, Хан?

Снежнокрыл парил над горами в двух милях отсюда, но услышал голос хозяина, будто они были рядом. Разум птицы потянулся к нему, и темнота распахнулась ошеломляющим видом. Хан парил над изломанными скалами, где не ступала нога человека, а Бран смотрел его глазами. Сверху всё выглядит по-другому, но благодаря своей птице, Бран давно привык взирать на мир сверху. Он пытался понять, зачем Хан привлёк его внимание?

Пустые заснеженные красоты, леса, замерзший водопад. Вроде бы ничего… но Хан завершил свой вираж, и Бран увидел крошечный тёмный силуэт, летящий вдалеке. Ещё одна птица в небе, что такого? Но острота зрения Хана намного превосходила человеческую, поэтому они разглядели, что это дымный сокол. А дымные соколы не водятся на севере, это дети южных степей. Рыскать здесь, в Нордхейме, он может только если защищён от холода амулетом. А раз так, наверняка это связанный зверь, такой же, как Хан. У него есть хозяин.

И в этом тоже не было бы ничего особенного, подумаешь, магическая птица-компаньон. Вот только Бран знал, что дымных соколов чаще всего используют шкуроеды, мародёры черных песков. О, эти научились выживать в пустынных и неприветливых землях вокруг Ледяного моря, где всегда не хватает еды и ресурсов. Они едят своих пленников и врагов, и делают одежды из их шкур. Бран ощутил отвращение и гнев. Кого высматривает мародёрская птица? Где его жертва?

Хан заложил новый вираж, поднимаясь выше, держась с солнечной стороны. Несколько минут они с Браном неслись в залитом солнцем небе, невидимые для сокола и его хозяина. Наконец поиск принёс результат: маленькая золотисто-красная точка пересекала склон неблизкой горы.

Неужто самоходная повозка? Хан присмотрелся. У снежнокрыла были необыкновенные трехслойные глаза: с тремя зрачками, большим, средним и малым, они работали, как линзы телескопа. Зрачки наползли один на другой, точка приблизилась… В самом деле, самоходка! Осколок цивилизации в пустошах дикого севера. Колёса подняты и вдвинуты в борта, разумеется, на колёсах в снегах не проедешь. Обитая алым бархатом с золотым росшивом, роскошная лодочка с ледянистым дном вольготно катилась по снегу — вперёд к Сиротской пропасти и Звенящему мосту.

Хозяин богатой повозки вряд ли знал, что за ним следит дымный сокол. Скорее всего, беспечный ездок и подумать не мог, что мародёры затаились у моста и ждут, когда он пожалует в их сети. Будущий обед шкуроедов знай себе катился по склону, любуясь красивыми видами, и баловал себя вином с алой сахарной ягодой. Или с халвой. Бран бы усмехнулся, представив эту картину, но на шутки не было времени.

— Лети следом, Хан! — приказал он. — Будь сверху и с солнечной стороны, не дай соколу себя заметить. Но главное, не упускай из виду лодку.

Снежнокрыл рванул выше и быстрее, ещё секунду Бран чувствовал его сильное, напружиненное ветром тело, затем их связь ослабла. Подняв шлем, человек вздохнул.

«Хейла-хей-ол… Скользящая по самой кромке пропасти», подумал он. «Твой мастер дал тебе говорящее имя. Проверим, так ли ты быстра, как он уверял».

Бран поднял крылья ветрянки, потянулся к основанию седла и нащупал там железную фигурку: птицу, по крыльям которой змеились молнии. Он с лязгом передвинул птицу в положение «вверх». Это снимало грозовой замок. Ветер в крыльях пробудился и превратился в гудящий вихрь, от которого веяло мощью. Белокрылка задрожала, в воздухе запахло грозой.

— Ну давай, Хейла, — сказал Бран с предвкушением в голосе. Если честно, ему давно хотелось попробовать грозовую скорость, но раньше не было повода.

Бледные молнии прошлись по крыльям и бортам Хейлы. Ветер в крыльях закрутился и взвыл. Белая птица сорвалась с места, вздымая искрящегося снега, и помчалась вперёд.

Бархатная алая лодочка на пустынных просторах Белогорья выглядела, как яркий рубин на голой скатерти бедняцкого стола. А может, как капля крови на белом подоле высокородной невесты. Зависит от того, кому в голову пришла метафора. Впрочем, диким шкуроедам оба сравнения были недоступны. Для них диковинная посудина была именно посудиной и обещала скорый обед. И диковинные вещи, которые можно привезти в одно из пропахших дымом и жиром кочевий и обменять на оружие и еду.

Беспечный ездок не подозревал об этом. Его бархатная лодка подкатила к Сиротской пропасти с подвесным мостом и остановилась, небрежно ткнувшись носом в ледяной торос. Переехать на ту сторону она никак не могла. И даже не потому, что трясущаяся дощатая змейка с веревочными перилами подходила только для смелых духом, акробатов-самоубийц и невозмутимых горных коз. А скорее потому, что лодка была вдвое шире моста. Так что владелец повозки оказался в тупике.

Мародёры с обеих сторон пропасти, слившись с сугробами, не двигались, выжидая удобного момента. Нужно сперва рассмотреть, кто и что там. Не на каждую жертву можно напасть: вдруг перед ними высокий маг, который способен одним заклинанием выжечь половину отряда?

Расшитая золотыми узорами дверь откинулась наверх. Оттуда взметнулось тонкое облачко тёплого пара, в котором показалась кудрявая огненно-рыжая голова.

— Апчхи! — с чувством воскликнул юноша в красном бархатном камзоле явно в тон лодке. То есть, в одеянии кучера. — Ну и холодрыга!

И исчез обратно в повозку. Оттуда послышались кряхтение, звон посуды, какой-то треск, и сдавленные проклятия на рунском, древнем языке истинно образованных и культурных людей. Затем из открытой двери со щелчком развернулась позолоченная лесенка, украшенная резьбой из зайцев, оленей, волков и даже охотничьих борзых, танцующих рука-об-руку в цветущем лесу. Если приглядеться, можно было заметить, что они танцуют на проросших корнями луках, топорах и покрытых мохом человеческих черепах. Но это не бросалось в глаза. Видно, мастер, создавший лодочку, любил животных и не жаловал охоту. И по этой пацифистической лесенке, смакуя каждый шаг, спустился растрёпанный парень, укутанный в женскую соболиную шубу.

Роскошная шуба никак не могла принадлежать кучеру, к тому же была ему на восемь размеров велика. Она волочилась позади четырьмя пушистыми, хоть и уже несколько подпорченными соболиными хвостами, цепляясь за всё подряд. Но парень не обращал внимания на такие мелочи. Стильный с головы до ног, от королевского воротника, торчащего выше ушей, до ремня с золотой пряжкой и женских же унт, отделанных мехом ондатры, блестящий молодой человек снизошел из уютной безопасности самоходной повозки в непредсказуемые и суровые земли Белогорья. Он ступил на чистый, абсолютно нетронутый снег (мародёры умели устраивать засады и не оставлять следов).

— Вот засада, — с досадой сказал парень, рассматривая узенький мост. — Не проехать.

Он пинком сложил лесенку обратно вверх, сердито захлопнул дверь лодочки и воздел обе руки, явно собираясь призвать какую-то магию. Шуба распахнулась, Шкуроеды затаили дыхание. Радужные всполохи родились на кончиках пальцев молодого мага. Это было плохой признак! Никто не любит магию хаоса. Ну, кроме магов хаоса. Руки юноши нервно заскользили по борту лодочки, обходя кругом, а радужные отсветы впитывались в борта повозки, словно в губку. Губы шевелились, он что-то сосредоточенно перебирал в уме.

— Тащить самому… дерево, металл, ткань… Atelai feravis, реморфация через три фактуры… рюкзак… бурдюк… шкура…

Один шкуроед хотел было метнуть магу в спину гарпун на веревке, но едва он проявился в мешанине сугробов, один из собратьев схватил его под руку и угрожающе качнул головой. Нельзя ещё нападать. Надо сначала увидеть, на что способен чародей. Если его магия слишком сильна, лучше не связываться.

— Шуба… шерсть… медведь… Ну какой медведь, жизнь недостаточно интересна, да, Янни? — насмешливо высказал парень самому себе. — Рысь… кошка… Бурундук!

Глаза мага широко раскрылись, словно он узрел истину. Радужные отблески в руках всполыхнули, разгораясь многоцветным огнём. Стремительно обводя лодку по кругу и насыщая её радужной силой, он воззвал:

— Atelai feravis khaos, atelai berom BURUNDUK.

На лбу выступила испарина, шуба встопорщилась, по ней скользили едва заметные разноцветные отсветы. Парень с усилием отнял от бархатной обшивки руки, и сразу же, со странным чавкающе-грохочущим звуком лодочка стала стремительно меняться.

Снежнокрыл кружил высоко-высоко, прячась в лучах солнца. Из его горла вырвался тихий клёкот, когда повозка стала терять форму, скручиваться и сжиматься, превращаясь во что-то иное.

Бран слышал возглас птицы, но не мог отвлечься и посмотреть. Он с сумасшедшей скоростью нёсся по склону, огибая чернеющие выступы скал. Впереди зиял большой разлом, и едва Бран успел его заметить, как сразу стало невозможно успеть его обогнуть. За один вздох разлом приблизился и вырос вдвое. Бран видел выщербленные скалы на той стороне, о которые их с Хейлой размажет, если в следующую долю секунды он не найдёт, как вырулить.

Бесцветный не мог объяснить, как именно его сердце и разум принимают решения в такие моменты. Но он всегда принимал их мгновенно, без колебаний. Бран не стал разворачивать белокорылку и резко тормозить — наоборот, отпустил ветер в крыльях на полную силу и помчался на одну из чёрных скал, выступающих впереди. Самая пологая, самая гладкая, их с Хейлой единственный шанс.

Главное — выдержать руль. Перекладину мелко трясло, но руки Брана умели держать штурвал. Он сжал её так, что не отпустит до конца прыжка или до самой смерти. Мы вместе до конца, слышишь, Хейла-хей-ол? Деревянное и металлическое тело Хейлы стонало от напряжения. Выдержат ли крылья? Не сорвёт ли их взбесившийся ураган, который воет о свободе? Они внеслись на чёрную скалу, Бран задрал нос ледянки, она с воплем-скрежетом прошлась дном по заледеневшим наростам, едва присыпанным снегом — вверх, вверх — и взлетела, как с трамплина. Стало невероятно легко, как будто гигант швырнул тебя за горизонт, и ты летишь, как безумная комета, в полном восторге, но при этом в ужасе, ведь понимаешь, с какой силой упадёшь… Бран знал это ощущение из опыта. Да, его уже швырял гигант.

Стало совсем тихо, только ветер судорожно шептал-бормотал в крыльях, и ватные комья набухли в ушах. Хейла совершила гигантский прыжок через разлом, Бесцветный успел подумать, что с ними станет, если она не долетит до того края. Но она долетела. Мощный круговорот ветра облегал белокрылку, она приземлилась словно на воздушную подушку, подпрыгнула, упала, подпрыгнула ещё раз — и, почти не замедляя хода, помчалась дальше.

Сиротский провал был за следующим пиком.

Мародёры с изумлением взирали на то, как самоходная лодка, подёргиваясь в чавкающих судорогах, стремительно уменьшаясь в размерах, превратилась сначала в плащ-палатку с металлическими спицами, потом в рюкзак, затем в комок бесформенной дышащей шкуры, внутри которой барахталось что-то живое, пытающееся вырваться. И, наконец, в бурундука.

Мокрый от пота маг схватил ошалевшее животное за загривок и не без труда поднял в воздух. Бурундук неподвижно застыл в экзистенциальном ужасе.

— Четыре фактуры… а он ещё и живой! — срывающимся голосом провозгласил рыжий маг. И, лихо запахнув шубу, понёс свою уже не совсем бархатную и не совсем лодку через пропасть по звенящему мосту.

Звенящим мост назывался не просто так. От холода на веревках и досках намерзали сосульки, и стоило кому-нибудь вступить на скользкие промерзшие доски, мост начинал слегка раскачиваться. Сосульки принимались стукаться друг о друга и прозрачно звенеть, обламываясь и уносясь в бездонную пропасть. Псоглавые, охотники и воины северных земель, приводили сюда пленников и заставляли перебежать на другую сторону, а сами трясли мост. Наверное, один из сотни обречённых умудрялся пробежать по скользкой полосе, ходящей резкими волнами. Остальные с криками рушились вниз, и их падение сопровождал холодный льдистый звон. Так псоглавые приносили жертвы Китле, владычице горных бездн.

Любому здравому человеку было страшно до колик переходить через звенящий мост. Рыжий вообще не обратил на это внимания. Одной рукой держась за леденелую веревку, шаркая унтами по скользким доскам над жадно распахнутой бездной, парень просто топал на ту сторону. Из всего происходящего его интересовал только бурундук.

Самым простым и естественным со стороны шкуроедов было именно сейчас швырнуть магу в спину пару зазубренных гарпунов на веревках. Пробить лёгкое и ногу, подтащить извивающегося в агонии, кашляющего кровью беднягу к себе и придушить до полуобморока. Чтоб не умер прямо здесь: ведь при смерти мага его магия вырывается наружу в разрушительной терналии. Магов надо убивать или издалека, или умеючи, в спокойной обстановке. Так, чтобы терналия не причинила честным мародёрам вреда.

Но шкуроеды пока не стали швырять свои гарпуны, по нескольким причинам. Им понравилась безрассудная смелость парня и огненная грива у него на голове. Их привела в восторг величественная Шуба. Но больше всего на свете не искушённым в развлечениях дикарям хотелось увидеть, как бурундук превращается обратно в самоходную лодку, набитую всяким скарбом.

Убивать мага, пока он не вернул лодку на место, представлялось расточительством.

Поэтому пока рыжий шёл по трясущемуся мосту, на той стороне позади него из сугробов возникали белые тени с оружием в руках. Они беззвучно сходились к пропасти, пресекая бедняге путь к бегству. А шкуроеды с другой стороны ещё ждали. Вот обратит бурундука обратно в лодку, мы его сетью и накроем, по голове пристукнем — и с добычей и обедом отправимся домой, к довольным супругам с детишками. Так рассуждала каждая мало-мальски соображающая мародёрская голова.

Но капризной судьбе захотелось иначе.

Как только рыжий сошёл с предательского и зыбкого моста на твёрдую землю, бурундук решил, что перенёс достаточно ужасов и страданий. Он яростно извернулся и куснул мага в руку, чего тот никак не ожидал. Юноша вскрикнул, зверёк свалился на землю, тонко застрекотал и стал панически удирать.

Увидев, как лодка с добром убегает, шкуроеды рассудили, что пора знакомиться! Двое крайних сорвались в погоню за добычей, а остальные явили южному гостю свои приветливые лица. Рыжий ошалело озирался, осознав, что его окружает приветственная делегация северян, да и по ту сторону моста толпятся их угрюмые собраться.

В руках у двоих были сети, еще четверо сжимали свои верные зазубренные гарпуны на веревках, остальные держали луки и пращи. Мародёр особо людоедского вида откровенно вытащил из ножен два больших разделочных ножа.

— Ч-что? — не найдя ничего более вразумительного, спросил маг.

— Лодка, — показывая в сторону, куда устрекотал бурундук, угрожающе произнёс шкуроед с ножами. — Колдуй лодку обратно.

Говорил он, конечно, на своём наречии. Но рыжий внезапно ответил ему на практически чистом нордском языке. Немного с чудовищным акцентом, слегка с трудом подбирая слова, но всё-таки.

— Этнограф! — гордо сказал он, выпячивая грудь. Нашарил под шубой и предъявил людоедам медальку с переливающейся магической печатью. — Этнографическая лицензия Руниверситета… действуя на всех землях Нордхейм! Дать дипломатный неприкосновенность!

— Чего? — не понял головорез, с жадностью глядя то на переливающуюся штуку, то на её держателя.

— Руниверситет! — юноша с гордостью повторил главное в своей речи.

— Срусвертеп? — с недоверием переспросил шкуроед. С его точки зрения, странно было гордиться происхождением из такого срамного места. Но, может, он что-нибудь не так понял.

— Моржовая мать учила: все южане извращенцы поганые, — заметил бородатый людоед. — Уж огнеликие точно.

Даже такой беспечный человек, как рыжий маг хаоса, путешествующий в одиночку по диким окрестностям Ледяного моря и чуть-что норовящий превратить лодку в бурундука, почувствовал, что атмосфера складывается не вполне дружественная.

— Друзья! — с воодушевлением сказал он. — Нет нужды кроволитие! Я принёс дары. Идём к вашему очагу, и разрежем хлеб мира? Я рассказать вам о своих путешествиях по северный лёд. И дать дары!

— Ну пойдём! — шкуроед развёл ножами, поражённый настолько сознательной жертвой. — Ты у нас заговоришь. Всё расскажешь. Да.

Он улыбнулся во все зубы и указал ножами, куда идти. Гарпуны гостеприимно наклонились магу в бока и спину, деликатно подсказывая правильный путь. И лишь один из шкуроедов издал напряжённый возглас, указывая куда-то вверх. В следующий миг мародёры по ту сторону моста истошно заорали, бросаясь врассыпную, но небо обрушилось на белые скалы, и Китла, владычица горной бездны, получила самую большую жертву за сотню лет.

Юноша замер, расширенными глазами глядя, как большая белокрылая ледянка утлов рухнула на мародёров на той стороне, как хищная птица на меховую отару овец. Она упала на воздушную подушку из облегающего её вихря, но вихрь мгновенно сдулся, и ледянка с лязгом вдавилась в землю.

При падении она смяла троих, ещё мгновение назад живых, а теперь вбитых в мёрзлые камни. Ещё один северянин был на краю, его ударило крылом в грудь, и он с немым криком канул в пропасть. Осталось два самых быстрых мародёра, которые успели откатиться и теперь вскакивали, пытаясь понять, что произошло и куда им бить.

Шкуроеды на той стороне ощетинились оружием, двое уже натягивали луки и стреляли через пропасть, один со свистом раскручивал пращу. Никто, кроме головореза с двумя ножами, не следил за молодым магом, не принимал его в расчёт. Да в этом и не было никакой нужды, рыжий не собирался ни вредить шкуроедам, ни убегать. Он заворожённо смотрел, как за пеленой опавшего вихря обрисовалась фигура воина в стёганом доспехе, слишком лёгком для этих краёв. На нём был тёплый плащ из шкур, но воин уже скинул его. Он отбросил крепления, которыми был пристёгнут к покрытому мехом седлу, и соскочил вниз. В руке его был странный меч, который казался абсолютно бесцветным, глазу было странно смотреть на него.

Свистнули две стрелы, метивших воину в грудь. Но за мгновение до удара в его пустой руке вырос полупрозрачный ледяной щит, стрелы впились в него, сквозь щит блеснули холодные синие глаза человека. В глазах была спокойная, выдержанная ненависть. Воин рассчётливо шагнул вперёд, и камень из пращи пролетел у него над головой.

Двое вскочивших мародёров бросились на него с зазубренными гарпунами, напали слаженно, каждый со своей стороны, один бил снизу, второй сверху. Нельзя одновременно защититься от ударов сверху и снизу, с двух разных сторон! Но прежде, чем они успели ударить, воин уже шагнул к одному, закрылся ледяным щитом от второго, а первого встретил бесцветным клинком. Меч пронзил шкуроеду горло, воин прикрылся его телом от следующей атаки мародёра, а щитом от ещё двух стрел с другой стороны пропасти. Камень из пращи ударил его в спину, воин пошатнулся, но не издал ни звука.

Гарпун врезался в ледяной щит и пробил его, по щиту разошлись трещины, но гарпун застрял. Воин тут же крутанулся, выворачивая мародёру руку, и отшвырнул щит вместе с гарпуном. Шкуроед выхватил нож, но слишком медленно, бесцветный клинок уже пробил ему грудь. Воин отбросил умирающего ударом ноги, освобождая меч, а в его свободной руке вырос новый ледяной щит, куда ударились две новых стрелы. Камень из пращи прилетел запоздало, и врезался в одно из лежащих на краю пропасти тел — воин уже входил на звенящий мост.

Рыжий восхищённо ахнул, ведь всё увиденное, с момента, как белая птица рухнула с небес и до момента, как его удивительный заступник вступил на мост, заняло не больше четырёх секунд.

Что же он делает? пронеслось в голове у мага, потому что мародёры подскочили к мосту и начали рубить канаты. Осколки льда, лихорадочные снопы искр и обречённый звон. Сейчас натянутый мост лопнет, и воин рухнет в пропасть. Но на его лице не дрогнуло ни мускула, он не побежал назад, пока ещё мог успеть. Воин шёл убийцам навстречу, с бесцветным клинком, окрашенным их кровью. Ледяной щит по-прежнему прикрывал его от стрел, но лучники прекратили стрелять, ожидая, что мост вот-вот обрушится. Все глядели на безумца, открыв рты.

Левый и правый канаты лопнули одновременно, мост скрутила мгновенная судорога, он взвился вверх, как змея, и тут же стал падать вниз. Но воин не упал вместе с ним. Он шёл, не быстро и не медленно, сосредточенно, расчётливо, неотвратимо. Под каждым его шагом в воздухе наливался прозрачной синевой ледяной мост, который протянулся с того края пропасти уже до середины. Глаза воина ярко сверкали, как два осколка льда. Шкуроеды издали дружный злобный вой. Чужак двигался через пропасть, и мародёры не могли его остановить.

Сверху пронеслась быстрая тень, раздался яростный птичий переклик, и окровавленный дымный сокол камнем упал в снег.

В рядах дикарей родился ропот, пронёсся ещё не страх, но уже напряжённое сомнение. Отступить или нет? Их было семеро против одного. И ещё двое, кинувшихся за бурундуком, услышат звуки боя, скоро они вернутся, и северян станет девять.

— Швырь! — клокочущим от злобы голосом скомандовал вожак шкуроедов. Рыжий с ужасом увидел, как сразу пятеро сорвали с поясов гляниные шары и торопливо чиркнули искровыми камнями по промасленным фитилям. От них повалил вонючий дым, запахло прогорклым салом, дикари метнули их: двое в воина, а трое в мост позади него. Все шары угодили куда нужно, из разившегося шара выплескивалась едкая тягучая жидкость, которую тут же охватывал огонь. Но если щит воина просто покрылся пятнами горючей жижи и огня, то три глинянки, упавших на ледяной мост, расползлись по нему и начали плавить лёд.

Воин понял, что сейчас произойдёт. Он не мог успеть добежать вперёд, и не мог успеть домчаться назад. Через секунды проплавленная прозрачная полоса надломится, не выдержав его веса. Он остановился, прикрывшись щитом, и закрыл глаза.

Юноша затаил дыхание. А мародеры закричали и стали кидать гарпуны, чтобы отвлечь чужака, чего бы он там не делал, или свалить его в пропасть. Рыжий маг понял, что время быть безобидным чудаковатым обедом подходит к концу. Он отступил назад, и в руках его родились радужные отсветы.

Шкуроед с разделочными ножами был настороже, он тут же подскочил и ударил парня ножом в горло. Но нож встретила радужная рука, и ткнувшись в сияние, нож превратился в пёструю змею. Маг оттолкнул гадину, и та, разъярённая и испуганная сиянием хаоса, впилась в первое, что ей попалось — лицо мародёра. Крича, тот перерубил змею пополам, но сам уже чернел от яда и корчился в судорогах.

Второй и третий шкуроеды набросились на юнца.

Бран закрыл глаза и потянулся к Хану. Снежнокрыл уже пикировал вниз, он почувствовал опасность хозяину раньше, чем та произошла. Юный маг на той стороне пропасти наконец-то пришёл в себя и стал биться, как мужчина. Бран видел глазами Хана, что там происходит, но сейчас емку было совсем не до того. «Я стылый ветер ледяного моря. Я равнодушный ток холода. Я отзвук далекой бури». Вот что думал Бран.

Он чувствовал, как чужая Сила, древняя зимняя мощь леденит его вены. Власть зимы была велика. Сумеет ли он с ней справиться? Или превратится в одного из Потерянных, которых ведёт шёпот стылого ветра? «Я снежный вихрь, что хлещет по беззащитной земле. Я холод, который был всегда и пребудет всегда».

Мост треснул и Бран завис над пропастью на бесконечно-малый миг.

— Я зима, — прошептал он. И превратился в снежный вихрь.

Снежнокрыл спикировал с неба, влетел в беснующееся белое облако и пронёс его на своих крыльях через остаток пропасти, с пронзительным клёкотом сбросив в гущу врагов. Мародеров обдал порыв ледяного, колючего ветра, снег запорошил глаза. В стылом вихре родилась фигура воина в тёмном доспехе с бесцветным мечом, и эта фигура принесла им смерть.

Рыжий маг успел окружить себя сферой хаоса, которая отразила два гарпуна. Первый гарпун превратился в лохматый початок джунгарской капусты, а другой — в причудливый перламутровый нарост, наверное, со дна Блуждающего моря. Он разбился вдребезги и раскатился сотней жемчужно блестящих осколков. Сфера магической энергии отразила удары, превратив из смертоносных в просто неприятные, но всё равно они больно отозвались в груди и отбросили юношу на снег. Но Шуба, хвала божественной мягкости и гущине, смягчила падение. Упав, рыжий увидел, как тёмная фигура кружится в толпе шкуроедов, сея ужас и смерть.

Мародёры умели убивать. И хотя через две секунды их осталось всего четверо, двое прорвались через ледяной щит и меч. Нож укусил воина в ногу, топор разбил верх ледяного щита и впился ему в плечо. Воин дрогнул от этого удара, но устоял. И крикнул с холодной яростью странные слова:

— Я лёд!

Из его тела вырвались десятки острых ледяных шипов, пробивая руки, торсы и головы дикарям. Словно страшный ледяной дикобраз, воин замер. Раненый, кровоточащий, с пробитым в десятках мест собственным доспехом и одеждой. Но все окружавшие его враги были мертвы.

Лишь на холмике метрах в двадцати стояли два мародёра, так и не добывшие бурундука. И с ужасом в глазах смотрели на то, как больше десятка их собратьев были перебиты за полминуты.

Рыжий поднялся и направил сияющие руки на дикарей, нетерпеливо топнул ногой, и от его носка вверх по снегу потекли радужные разводы. Там, где они проходили, снег скукоживался, деформировался и плавился, сворачиваясь в причудливые и безумные узоры. Мародёры вздрогнули, увидев это, и синхронно сорвались с места, прочь отсюда.

Но далеко они не ушли. Белая птица понеслась им вслед с резким криком, не сулящим пощады. И каждый из них напоролся на мощный ледяной шип, внезапно выросший из земли прямо навстречу бегущему — и пробивший его насквозь.

Вокруг Сиротской пропасти наступила тишина. Немало шкуроедских детей остались сегодня сиротами. Владычица горных бездн была бы довольна такой жертвой, если б только она имела хоть какое-нибудь отношение к жестоким обычаям псоглавых и к этому месту вообще.

Тяжелые ледяные шипы с гулким стуком опадали с тела воина, тела шкуроедов сползали на стылую землю. Он осел на снег, кажется, у него не осталось сил. Кровь сочилась из двух его ран, воин тяжело, но размеренно дышал, прикрыв глаза.

Рыжий утер пот.

— Янни, — жизнерадостно сказал он, помахав нежданному спасителю рукой, но пока не решаясь приблизиться. — Янни Гранд из Руниверситета. А ты кто?

— Бран Бесцветный, — после паузы тяжело ответил воин, было видно, что ему нехорошо. Но он говорил на чистом андарском языке.

— Ты тоже путешественник? Надень-ка шубу, — нашёлся Янни, всё-таки подходя. — В лечении я, сам понимаешь, не спец. Поэтому, чем могу…

— Лечение мага хаоса опаснее, чем сами раны, — с трудом усмехнулся воин.

— Ага. Вот жаль, моя повозка убежала. Там есть медикаменты. Нельзя же в энтнографическую экспедицию без медикаментов. Эти гады пытались догнать бурундука, но бурундук был в истерике, поэтому…

Сверху послышалось хлопанье крыльев, над ними зависла роскошная бело-серая птица с хохолком. И окоченевший, оцарапанный, пребывающий в глубоком шоке бурундук шмякнулся прямо в руки изумлённого мага.

— Держи свою повозку, — прохрипел Бран, который заледенил обе раны, но не думал, что это особо полезно для здоровья. — Давай уже реформируй её обратно. Мне бы прилечь.