Легенды Лиса

1

— Хаджи-Далар, что ты ответишь на предложение?

— Властительные, вы приводите меня в замешательство.

— Тебя называют лучшим убийцей Самоцветного побережья.

— Я без сомнения лучший во всей Империи.

— Что же мешает тебе принять его?

— То, что даже в этой провинции есть множество, способных выполнить его вместо меня.

— Мы желаем нанять лучшего.

— Лучший не желает заниматься недостойным своего клинка.

— Осторожнее, убийца. Не забывай, с кем ты разговариваешь.

— Нижайше прошу прощения. Я забылся.

— Не смотри на нас так. Не улыбайся. В этом деле мы хотим твоего ножа не просто так. Есть причина.

— Я — слух.

— Причина… Причина в том, что это не простой ребенок. Этот мальчик сейчас никто. Но… сам Гетар, верховный владыка тьмы, отметил его.

— «Нет тьмы непрогляднее, чем в его взгляде. Нет тьмы непроглядной, которую бы не пронзил его взор». Возможно, в своей бездонной мудрости владыка прозрел будущее?

— Да, так. Да, точно. Да, в том-то и дело. Пророчица Далайя Герс предсказала возвышение этого ребенка. Он станет высшим Изгнателем, возродит древний орден.

— Станет высшим Изгнателем? Теперь, когда орден Изгнателей Хаоса уничтожен и втоптан в песок?.. Но откуда возьмутся силы, которые возвысят этого ребенка, вернут власть Династии?.. Судьбы не меняются просто так.

— То нам неведомо. Но истинно: возродив орден, избранный выиграет войну у кочевых орд Травяного моря, разрушит пустынные Столпы, уничтожит Серую гильдию и Храм Боли, предаст казни лучших и могущественнейших из хардай. Вернет славу древнему ордену. Скоро. Всего через двадцать лет.

— Как забавно.

— Что в этом забавного?

— Сильнейшие из хардай — это вы. И… я. Мы знаем, кто и что сделает с нами через двадцать лет. Мы можем изменить это сейчас. Великая милость Гетара. Какой в этом смысл для Него?..

— Ты принимаешь предложение?

— Когда вы смотрите на Луну, о чем вы думаете?

— Зависит от обстоятельств. Ты принимаешь предложение?

— Я должен увидеть пророчицу.

— Это невозможно. Ты осквернитель Времени. Ты Убийца. Ты выпиваешь время людей. А пророчица служит будущему, она не станет говорить с тобой.

— Вы сделаете это.

— Ты забылся. Ты совсем забылся.

— Вернёте мангуста в клетку, когда он удавит змею. Если удавит.

— Хорошо. Мы сделаем это. Ты увидишь ее.

2

— Где ты, Далайя Герс?

— Там, где время. Везде и нигде.

— Я не вижу тебя. Впрочем, обычно не видят меня, здесь мы просто поменялись местами. В этом есть смысл?

— Не знаю.

— Ты же провидица. Как ты ответишь на мои вопросы про мальчика, если не можешь дать такой простой ответ?..

— Не я отвечаю на вопросы. Отвечает владыка тьмы. На этот вопрос Он молчит.

— Хорошо. Не буду тратить твоё… Хм, как раз для тебя время не имеет значения.

— Спрашивай.

— Когда ты смотришь на Луну, о чем ты думаешь?

— Она когда-нибудь кончится. Но это не имеет никакого значения, потому что когда-то она была. И смерть чего угодно не имеет никакого значения, потому что когда-то оно было, хотя бы малый миг. А то, чего не было, не имеет значения потому, что его нет и оно бессмысленно. Но это не те вопросы, которые ты должен был задать. Спрашивай снова.

— Этот мальчишка. Если он может и должен победить всех хардай… Как он убьет меня? Когда он убьет меня?.. Чем он убьет меня?.. Что я увижу перед смертью?

— Выдавит твои глаза. Когда ты подкрадешься к нему со спины, и совершишь свой удар. Рукой в латной перчатке. Алую темноту.

— Как?! Как?!

— Ты промахнешься. Твой удар не будет смертелен. Он не промахнется. Он будет готов, потому что будет ждать. Он уже ждет.

— Ты хочешь сказать…

— Тьма вездесуща.

3

— О чем вы думали?! Она открыла будущее не только хардай, но и им, всем наследникам Ордена!

— Тьма вездесуща. Владыка Гетар склонил свою милость не только к нам, но и к другой стороне весов. Что мы могли сделать?

— Теперь каждый из хардай и каждый из людей Ордена знает судьбу этого ребенка, а сам он знает о том, что смерть ему должен принести я!

— Потому мы и наняли тебя.

— Я не мясник. Не буду убивать теленка.

— Если не сделать этого сейчас, он станет взрослым и убьет тебя. Ведь он все время готов к твоему приходу. Все время ждет.

— Пошлите другого! Кого он не ждет!

— Любой откажется. Все знают, что он твоя жертва. Никто не осмелится перейти дорогу… тебе.

— Какая глупость. Ловушка судьбы.

— Ты откажешься от него?

— Нож не щадит плоть, в которую втыкается; падая, дождь не летит к небу. Вы знаете, что я не могу отказываться. Богиня Смерти не прощает… отказов.

— Тогда скажи нам — когда ты совершишь это.

— Когда вы смотрите на Луну, о чем вы думаете?

— Что ночь, которую она озаряет, светлее, чем день, который затмевает Солнце. Когда ты совершишь это?

— Не знаю. Впрочем, нет. Знаю. Завтра на рассвете я отправлюсь в Дарьян. Поговорю с ним.

— Ты сумасшедший. Тебя не впустят в Дарьян. Тебя узнают в воротах и схватят.

— Не думаю. Теперь известно, что мальчишка в моих руках. Пустите слух, что я сомневаюсь и иду увидеть его. Любой, кто знает Убийц, понимает, что после разговора я уйду, и лишь затем нападу, чтобы убить. Халиф Дарьяна умный человек. Он нанимал моих учеников. Он знает. Никто не остановит меня.

4

— О, нет! Вы пришли за ним! Он слишком мал, еще слишком мал! Уходите! Уходите! Прочь!

— Женщина. Твой крик невыносим. Убийцу нельзя разжалобить, глупая. И если меня видно, значит, я иду не убивать.

— Господин милостив! Вы пожалели бедного мальчика! Все знали это! Все говорили, что вы не станете убивать беззащитного! Господин милостив!

— Перестань хвататься за мои колени, руки у тебя липкие. Поди на кухню и принеси нам вина.

— Но… мальчику всего семь лет. Он не пьет вина!

— Сегодня выпьет. Избавь нас от своего присутствия, поскорее. И где он? Я не желаю бродить по всей усадьбе.

— Он… в комнате слева. Мы вымыли его сегодня, и переодели, он уже высох. Но вы… Вы пощадите его?..

— Когда ты смотришь на Луну, о чем ты думаешь? Отвечай!

— О том, что она отражает свет Солнца. Господииин!..

— Чего ты плачешь. Иди к подругам. С ним ничего не случится сегодня. Иди.

5

— Здравствуйте, Убийца.

— Привет, моя Смерть.

— Нет!

— Ты отшатнулся?.. Не хочешь быть смертью? Ведь ты рожден для справедливости и защиты. Для чести и света. Но очищение требует смерти. Тебе предстоит убить очень многих. Слишком многих для бледного мальчика, которого плохо кормят и который… мочится в постель.

— Я не хочу убивать.

— Не хочешь убивать невинных?

— Нет. Не хочу убивать.

— Никого? Даже меня — того, кто умертвит тебя, как выпивал время сотни несчастных, без всякой жалости и сострадания — мужчин, женщин, стариков и детей?..

— Не хочу. Не хочу. Не хочу.

— Наверное, тяжело быть ребенком, в которого все тычут пальцем и который вдруг узнает, что должен стать величайшим рыцарем Изгнателей со времен падения Ордена, величайшим воином Света за несколько сотен лет. И знать, что весь твой путь лежит на острие ножа того, кто может прийти в любой момент и воткнуть его тебе в спину. Знать, что если не ты его, то он тебя. Да… Для семилетнего мальчика это, должно быть, тяжело. Чего ты молчишь?

— Я не знаю, что сказать… господин Убийца.

— Подойди ко мне. Чего ты выпячиваешь грудь? Для удара? Я бью в спину, ты должен знать.

— О… Извините.

— Прекрати выгибаться. Стать горбуном тебе все равно не удастся.

— Почему вы улыбаетесь?

— Ты смешной.

— Так все говорят. Как я могу стать таким великим, если я такой смешной!

— Откуда я знаю. Как-нибудь сможешь. Должен стать. Ты знаешь, что все простые люди надеются на тебя? Чего ты опустил голову! Если твоя голова будет клониться от этого, что с ней станет от меча?..

— Простите.

— О, нет, это ты прости меня. Хотя вряд ли ты сможешь. Трудно простить того, кто несет тебе смерть.

— Давайте быстрее! Я устал!

— Молчи, лягушонок. Кто ты такой, чтобы подталкивать смерть.

— Я спаситель человечества.

— Лишь одной его половины.

— Добро спасает каждого, даже врагов!

— Что ты знаешь о добре…

— Узнаю все, что нужно, если зло меня не убьет!

— Научись терпеть. Иначе как же ты будешь мучаться, если я вздумаю убить тебя лет в пятнадцать?

— Вы ведь тоже будете мучаться. Все это время.

— Что с того. Я вообще живу недобрую, несладкую жизнь.

— Я мог бы… спасти вас.

— Спасти меня от кого? От моей совести? От моего Божества? От них обоих нет спасения. Но поверь мне, я знал, на что шел. И, поверь мне, есть вещи более важные, чем мое спасение. И я не зря отдал им жизнь.

— Значит, и я не зря отдам жизнь — моим более важным вещам.

— Никто не сомневается. Отдать жизнь важным вещам вообще проще простого, если идет речь о том, чтобы просто умереть. Другое дело — отдать жизнь всю, от начала до конца, целиком — сохранив ее.

— Я… не понимаю.

— Что поделать.

— Научите меня.

— Что?

— Они любят меня, обожают меня, боятся меня, кормят меня, моют меня, одевают меня, защищают меня, рассматривают меня, превозносят меня, надеются на меня… Никто не говорит со мной — как вы. Никто не учит меня.

— Ты даже не понимаешь, что сказал, лягушонок. Не понимаешь… Когда ты смотришь на Луну, что ты думаешь?

— Что я один, и что она одна. Что в мире нет другой такой Луны, и нет другого такого меня. И никогда не будет. И что если убить Луну, то умрет весь мир, который был до того. И если убить любого человека. Я не хочу убивать весь мир.

— Лягушонок…

— Что с вами? Вы… вы же не умеете.

— Я и не плачу. Я просто слишком часто убивал Луну. Давай так, лягушонок. Я не трону тебя. Я развернусь сейчас и уйду.

— Но почему?.. Почему вы так сделаете?

— Я объясню тебе, слушай.

— Я — слух.

— Когда — то, когда я был молод, но уже стал Посвященным, обычай Ордена потребовал от меня принести в жертву одного из соучеников. На мне лежала большая ответственность за всех непосвященных. Вся группа знала, что один из них должен стать жертвой. Все тряслись от страха, кроме тех, что были дружны со мной. Мои друзья тщательно выбрали мне жертву. Это был хилый мальчик из горного рода, самый неспособный из всех нас, тот, кому светило лишь стать слугой при храме. Его никто не защищал, а сам он только трясся и плакал. Я убил его, чтобы остальные успокоились и перестали ждать. Но в жертву я принес не его, а того, кто был самым лучшим и сильным. Кого было сложнее всего застать врасплох. Когда он умирал, глотая воздух, на моих руках, я на мгновение перестал быть человеком, приблизился к небу и понял, что поступил верно.

Теперь слушай.

Я мог бы легко убить тебя сейчас. Это было бы бесчестьем и изменой моему Божеству. Я потерял бы небо, а небо потеряло бы лучший из своих ножей.

Я мог бы подождать двадцать лет и принять бой, несмотря на пророчество — и в этом бою погибнуть от твоих рук вместе со всеми хардай и с темной чашей весов. Но это глупость, а глупость так же принизит моего Бога и всех Убийц.

Ты мог бы послушно умереть сейчас, но честь и свет великого Ордена умерли бы вместе с тобой.

Ты мог бы вырасти и убить меня, но предавать смерти человека, беззащитного перед Роком, ждавшего своей смерти двадцать лет — жестоко и бесчестно. Является предательством тех высших идей, для защиты которых ты рожден.

По вине владыки тьмы Гетара мудрого, что теперь делай, мы станем предателями, и дело наше потерпит крах.

Поэтому единственная возможность, которая мне остается — сделать тебя сильным, чтобы потом вступить с тобой в честный бой. Угодный и твоей, и моей чаше весов.

— Вы станете моим учителем? Поможете мне?

— Я стану силой, что возвысит тебя. Я помогу тебе возродить орден Изгнателей, выиграть войну у кочевых орд, разрушить пустынные Столпы, уничтожить Серую гильдию и Храм Боли, предать казни лучших и могущественнейших из хардай. Вернуть славу Ордену.

Все эти годы, пока ты будешь расти и свершать, я буду невидимой тенью следовать за тобой. Когда ты закончишь, мы сразимся. И я убью тебя, принесу в жертву Смерти. Или ты убьешь меня, защитив все, что тебе дорого. Все будет совершено, как должно. Не будет бесчестья ни для одной из чаш весов.

— Я… Я буду ждать вас, Учитель. Я буду все время ждать вас. Но я не буду все время готов.

— Я рад, что ты понял меня, лягушонок.

Убийца помолчал.

— Кочевники затевают реставрацию пустынных Столпов и пробуждение Бури. Мне нужно отправляться в пустыню и помешать им… Я отправляюсь немедленно. Ты что-то хочешь сказать?

— Счастливого пути, Учитель!

— Убийцам не желают счастливого пути. До свиданья.

2003 г.