Легенды Ых-мифа

ЛЕГЕНДА О ТЫНГРАЕ

Впервые о легенде я услышал уже не помню от кого. Услышал во время одной из многочисленных ночевок на охоте и рыбной ловле. Тогда попался ничем не примечательный рассказчик. Он отделался лишь тем, что сказал: вот-де раньше были собаки! Куда сегодняшним собакам до них. И только назвал имя легендарной собаки, добавив, что упряжки во главе с Тынграем не знали поражений. Второй раз услышал через несколько лет зимой и вот при каких обстоятельствах.

Я приехал в свой родной поселок Ноглики на Праздник народов Севера. В районном центре собрались рыбаки, оленеводы и охотники за десятки и сотни километров, чтобы посостязаться в стрельбе из лука, гонках на собаках и оленях, нивхской борьбе и других видах спорта. Гонки на собаках выиграл каюр из Пильтуна, самого северного селения на восточном побережье. Упряжка у него выделялась среди других: собаки высоконогие, поджарые, с развитой мускулатурой, красивой аккуратной головой. В беге они нестомчивы и резвы.

После гонок я встретился с каюром. Мы знали друг друга: были школьными приятелями. Разговорились. Он много расспрашивал о жизни в городах на материке. Мой приятель ни разу не бывал дальше районного центра. Но это не мешало ему быть хорошим рыбаком и отличным каюром. Когда зашла речь о соревнованиях, мы тут же заговорили об упряжках. Говорили с интересом. Мой приятель большой знаток ездовых собак. Он отметил, что собаки из разных селений отличаются друг от друга: то ли мастью, то ли размерами, то ли экстерьером в целом. И даже характером.

О своей упряжке только сказал, что выводил ее долго, строго отбирая производителей. Мой друг признался, что не любит угрюмых собак: угрюмые и в работе не резвые. Особенно трудно давалось ему изменить характер своры. И тут он сказал, что его любимцы — далекие потомки того легендарного Тынграя, о ком и по сей день рассказывают легенды. А Тынграй был угрюмым псом…

Второй раз услышав это имя, я уже не мог позволить себе не записать легенду о Тынграе. Но мой приятель не унаследовал от своих предков дар рассказывать, да и относился к легендам и преданиям как к не стоящим внимания пустякам.

И все-таки помог мне мой приятель. Сказал, что, если верить преданиям, Тынграй был родом с побережья Лунского залива. Эту версию подтвердили и другие каюры. А тут мне еще сообщили, что с недели на неделю в стойбище на берегу Лунского залива состоится медвежий праздник. Весть привез охотник-соболятник. Он приезжал в райцентр сдавать пушнину.

Через день меня уже мчали быстроногие собаки. Предстоял путь более чем за сотню километров через залив, соболиную тайгу и перевал.

Через три дня мы приехали в стойбище Миях-во. Стойбище — в нескольких километрах от оголенного берега. Оно защищено от ветров низкорослыми рощами корявой лиственницы. В двух-трех километрах в глубь острова — отроги хребта, изрезанные распадками и покрытые хвойным густолесьем — излюбленные места соболя.

В стойбище (в нем четыре дома) жил род Сакквон-гун — таежные охотники. Мы приехали за несколько дней до праздника.

Наши хозяева — люди Сакквонгун — оказались по-нивхски гостеприимными. Днем они занимались охотой я другими делами. А вечера отдавались тылгурам (преданиям, легендам, сказкам). Иногда мы слушали нгастуры — эпические сказания о необыкновенных путешествиях какого-либо безымянного героя (мен-нгафкк — «наш человек», так именуется герой в эпосе). В один из вечеров я сказал, что видел на Празднике народов Севера упряжку, которая состоит из потомков легендарного Тынграя. Искра попала в цель. В эту ночь я услышал тылгур о Тынграе от человека из рода Сакквонгун. Именно люди Сакквонгун воспитали Тынграя и были его первыми хозяевами.

И в то время род Сакквонгун не был многочисленным. В стойбище Миях-во стояло несколько то-рафов — зимних жилищ, покрытых корьем и землей.

В одном из то-рафов жила семья: хромоногий мужчина, который мог кормить только одну жену, его жена, красивая женщина, и их десятилетний сын. Несколько родов предлагали красивой женщине, когда она была незамужем, перейти к ним, но ее родители свято хранили обычаи — отдали свою дочь в род ымхи — зятей.

Хромоногий был старательный кормилец. Но не всегда удачей заканчивались его старания. А долго преследовать добычу он не мог.

Зимой хромоногий ловил пушного зверя. Он не мог ходить далеко и ставил ловушки сразу за стойбищем. Потому не часто приносил добычу домой.

Весной он ездил вместе с сородичами в море, во льды бить нерпу. Охота на нерпу требует сноровки. Но откуда быть сноровке, если охотник хромоногий? И сородичи брали его гребцом. При дележе добычи хромоногого не баловали вниманием.

Только летом хромоногий мог один промышлять. Он вместе с женой сплетал из тонких ветвей тальника тёкко — ловушки на рыбу — и ставил их в горных речках. Много ли, мало ли добывали они рыбы, но делали кой-какой запас юколы и как-то тянули до весны.

А если весна затягивалась — первой начинала голодать семья хромоногого.

У хромоногого было всего три кобеля и одна сука. Он не мог держать целую упряжку — собаки требуют много корма. И, когда нужно было заготовить дрова, хромоногий запрягал в легкую нарту трех своих тощих кобелей и медленно исчезал в ближайшей роще. А потом люди видели: из рощи выходила странная упряжка — те же три тощих кобеля и вместе с ними тянул нарту хромоногий. У хромоногого была одна радость — сын. Мальчик рос смышленый. И отец делал все, чтобы передать сыну свои нехитрые секреты рыболовства и охоты.

В свои десять лет мальчик уже умел точить наконечники гарпуна, умел различать следы лесных зверей и узнавать птиц по их голосам.

Мальчик любил собак, и те отвечали ему взаимностью. В сытые вечера в начале осени мальчик помогал матери варить на костре похлебку для собак. Когда выпадал первый снег, он запрягал всех трех кобелей в упряжку и с веселым криком носился вверх и вниз по-над берегом реки. Об одном мечтал мальчик: когда станет юношей, заимеет свою упряжку. И не какую-нибудь, а самую отборную. Чтобы она возила с весенней охоты тяжелую нарту, груженную жирными нерпами и лахтаками, которых добудет удачливый юноша; чтобы она возила хозяина по весеннему насту в отдаленные стойбища в гости; чтобы она не знала поражений в гонках.

Однажды весной кто-то заметил: один из нё (Нё — амбар, хранилище.) ограблен. По следам определили: не ограбила собака. Следы собаки были крупные, но аккуратные. Они вели в лес.

И с тех пор неизвестная собака стала каждую ночь проникать в закрытые не и пожирать юколу и скудные запасы нерпичьего жира.

Люди, чтобы поймать пса-грабителя, выставили ловушки с приманками. Но собака будто обладала человеческим умом: она ловко обходила настороженные ловушки и безнаказанно брала приманку.

Тогда жители стойбища решили травить дикого пса домашней сворой. Отобрали несколько крупных и злобных кобелей и стали караулить дикаря.

Но он не появился в ту ночь. Караулили и в следущую ночь. Но пес будто знал, что его ждет, и опять не появился. А люди сменяли друг друга, но продолжали караулить каждую ночь. И вот на шестую ночь появился дикий пес. По-видимому, голод выгнал из леса. Нет, люди не видели его. Но откормленные кобели вдруг яростно взлаяли и один за другим помчались к крайнему не. При сильной луне было видно: от не к лесу стрелой метнулась длинная тень. Кто-то утверждал, что заметил, как луна высеребрила его рыжеватый загривок и сделала пса каким-то неземным.

Долго доносился лай, отдаляясь. Потом лай перешел в рык и рев. Было ясно: свора нагнала дикаря. И люди облегченно подумали: теперь стойбище избавится от грабителя. Рык и рев перешли в визг, который вскоре оборвался. «Конец», — подумали люди. Но тут же недоуменно переглянулись: лай донесся с новой силой.

Когда рассвело, хозяева увидели: у одного кобеля до основания разорвано ухо, у другого прокушена лапа, у третьего на загривке зияет рваная рана, а четвертого, самого могучего, не узнать: морда разбита, будто колотили по ней обухом топора. И подивились люди, какой же силой и ловкостью надо обладать собаке, чтобы отбиться от целой своры ездовых кобелей!

Прошло несколько спокойных ночей. И так уж случилось, что мальчик, сын хромоногого, выйдя поздно вечером за дровами, увидел: огромный пес желтой масти воинственно прохаживался среди привязанных к кольям трех тощих кобелей, а те покорно прижимали уши и водили куцыми отрубленными хвостами.

Когда вышли взрослые, пса уже не было. Только три тощих кобеля пристально глядели куда-то в ночь.

Наутро жена хромоногого вынесла объедки от скудного завтрака, чтобы дать непривязанной суке. Обычно сука поджидала у порога, когда ей вынесут объедки. Но на этот раз ее не было.

Женщина громко звала суку, но та не появлялась.

Женщина так и не дозвалась, пришлось отдать объедки кобелям-бездельникам, от которых летом нет никакого проку.

Сука объявилась через четыре дня. Стелющимся шагом подошла она к хозяйке, лизнула ей ногу. Она была какая-то другая: шерсть на ней лоснилась, будто ее долго откармливали. Она теперь подолгу лежала на солнцепеке и старательно вылизывала себя и не отвечала на ласковый зов мальчика.

Прошло два месяца, и однажды утром хромоногий воскликнул:

— Хы! Да наша сука отяжелела!

Как-то в середине лета, когда мальчик с отцом вернулись с рыбалки и привезли матери жирных красноперок, мать загадочно улыбнулась и сказала сыну:

— Сходи-ка к конуре, посмотри.

Мальчик вышел посмотреть. И что увидел: из-под лежащей суки выглядывали маленькие игрушечные лапки с белыми коготками и тонкие хвостики с белесой редкой шерстью. Лапки и хвостики беспокойно шевелились, доносились недовольные попискивания щенков, ищущих соски, и сочное торопливое причмокивание других, кто счастливо обладал молоком матери.

Вслед за сыном подошел отец. Он криво уставился на суку и усмехнулся почему-то горько. Потом резко наклонился, сдвинул суку ногой, схватил одного щенка за задние лапки и перевернул. Сказал: «Щенок-кобелек». Схватил второго, потянул кверху. Но щенок намертво всосался в розовый пухлый сосок, обхватив его такими же розовыми лапками. «Ох и жадный ты!» — сказал хромоногий, не то сердясь, не то поощряя. Взглянув между задних лапок щенка, отец опять сказал: «Щенок-кобелек». В выводке всего одна сука и восемь кобелей как на подбор!

Отец опять усмехнулся и печально сказал:

— Сын мой, ты мечтал об упряжке — вот тебе целая упряжка. И смотри, какая будет отборная красивая упряжка: все кобели одной масти!

Мальчик счастливо запрыгал, прибежал к матери:

— Мама! У меня будет самая лучшая упряжка!

— Когда станешь большой, тогда у тебя будет самая лучшая упряжка, — ответила мать.

— Нет! Сейчас у меня будет самая лучшая упряжка! — возразил десятилетний мальчик.

— Но ведь сейчас лето… И щенки еще не подросли… — сказала мать.

Наступила осень, дождливая, ветреная. Хромоногий каждое утро выходил из то-рафа, всматривался вдаль, туда, где лесистый хребет зазубренными вершинами вгрызался в низкое тяжелое небо. Иногда шквалом разрывало тучи и между ними голубыми прогалинами пробивалось небо. И тогда хромоногий облегченно вздыхал и шел готовить рыболовные снасти. Но зря он это делал: следующий шквал приносил новые тучи. И землю заливал дождь, крупный, холодный.

Хромоногий не успел за лето заготовить столько юколы, чтобы быть уверенным, что весна не принесет беды. Он еще надеялся на осенний ход кеты. Но этот ход или задержала непогодь, или кета прошла незамеченной в бурных потоках разлившейся реки.

Всему бывает конец. Конец наступил и шторму.

Вышел хромоногий на реку, хотя знал: рисковано ставить сети, когда река озверело вырывается из русла.

Вышел хромоногий на реку, поставил сети. И тут же был наказан: бурное течение бросило на его сети огромное суковатое дерево. И от сетей остались одни обрывки. А у хромоногого сети были одни-единственные.

Вернулся хромоногий к себе, сказал испуганной жене:

— Не печалься, жена. Станет лед, будем удочками ловить рыбу.

А на следующий день мальчик увидел: отец подпоясался ремнем и стал класть щенков себе за пазуху. Хватает щенков за голову и сует за пазуху. Одного, второго, третьего… Семь кобельков положил за пазуху. Оставил одного, у которого щеки были желтее, чем у других, того, который в первый же день жадно всосался в сосок матери и никак не отпускал, когда хромоногий хотел перевернуть его на спину.

Мальчик испуганно следил за действиями отца, еще не понимая, чего он хочет.

— Папа, ты это зачем? — спросил мальчик. И тут страшная догадка поразила мальчика и он закричал:

— Нет! Нет! Не дам!

Мальчик повис на шее отца. Он ощущал под животом живые комочки, чувствовал, что щенкам больно от его тяжести, но мальчик не отпускал рук и плакал:

— Нет! Нет! Не дам!

Вокруг тревожно забегала сука. Хромоногий пнул ее кривой ногой и тяжело поплелся к реке. А мальчик раскидывал ноги в разные стороны, цеплялся ими за кустарники, чтобы хоть как-то задержать отца.

У самого обрыва остановился хромоногий. Он устал и дышал тяжело. Сын мешал ему. И хромоногий двинул плечами, пытаясь стряхнуть мальчика, но мальчик продолжать висеть на его шее. Тогда хромоногий схватил сына за кисти, но руки сына будто окаменели.

Долго стоял хромоногий над бурлящей рекой. Стоял угрюмый, темный. Потом медленно повернул к стойбищу.

Морозы недолго заставили ждать. Несколько дней стояло ясных. Потом в мире что-то сместилось. Ветер сорвался из-за гор, будто высокие хребты долго держали его и не пускали. Налетел студеный ветер, оледенил все за собой.

К тому времени щенки уже понимали свои имена и шли на зов. Они все реже и реже лезли к матери под ее теплое брюхо, больше спали отдельно на сене, свернувшись пушистыми клубками. Выспавшись, они резвились во дворе, дрались с соседскими щенками. Все. драки возглавлял желтощекий щенок по имени Тынграй.

Мальчик каждый день варил для своих любимцев еду. Щенки пожирали много рыбы, запас которой быстро таял.

И вот пришел день, когда отец сказал:

— Сын мой, нам с тобой не прокормить всех щенков. Они уже большие и могут прожить без матери. Отдадим половину соседям?

Мальчику было жаль щенков. Но нечего делать: чтобы прокормить их, нужно иметь большой запас рыбы и мяса.

И отдали половину щенков соседям.

Выпал снег. Колючий, ледянистый. Будто, пока летел, его сперва оттаяли, и уже потом заморозили. Он выпал на землю, и ветер еще несколько дней переметывал его, как сухие песчинки. Четыре щенка, резвясь, носились по кустам, принюхивались к неведомым запахам и так низко наклоняли мордочки, что снежинки бисеринками прилипали к их влажным носам.

Семья хромоногого с утра до вечера пропадала на реке, пробивала лунки во многих местах на льду и ловила форелей на удочки.

Когда удавались безветренные дни, хромоногий уходил в лес ставить петли. Он пропадал целыми днями и возвращался поздно ночью. Жена не ложилась спать, пока не встречала мужа. Но не часто она видела, чтобы муж принес добычу. Та зима выдалась на редкость скупая на добычу, и хромоногий, и без того неудачливый, на этот раз поймал всего двух соболей.

Щенки за зиму подросли. И к весеннему насту были высоки, как взрослые нартовые псы. Только в костях они были тонки и характером шаловливые.

Мальчик уже научил своих любимцев ходить в упряжке. Молодые псы поначалу резво тянули нарту, но быстро выдыхались.

С весенним настом жители стойбища запрягли лучшие упряжки и уехали далеко за сопки менять пушнину на товар. И хромоногий запряг своих трех кобелей, ввел в упряжку и молодых псов. Поклажа не тяжелая, и несильная упряжка легко тронула нарту.

Уехал хромоногий в отдаленное селение разменять две шкурки соболя на одежду, топор, пилу, ножи. Уехал и долго его не было. Уже вернулись все охотники. Вернулись с богатыми товарами, с неслыханной вкусной едой для детишек, с душистым чаем и табаком. А хромоногого все не было. И, когда снег уже почти растаял, а кое-кто в стойбище уже поговаривал, что хромоногий, наверно, погиб, появилась маленькая упряжка: три тощих кобеля и с ними один молодой пес — Тынграй.

Приехал хромоногий в стойбище, но мало чем порадовал семью. Сказал, что торговый человек плохо оценил его соболей и мало товару дал в обмен. И еще сказал: торговому человеку понравились молодые псы, и он потребовал продать их. Хромоногий наотрез отказался продавать любимцев сына. Торговый человек клялся, что любит хромоногого, предложил свою дружбу, просил не торопиться с отъездом. Обещал заплатить за каждого пса дороже, чем за шкуру соболя. Держал он хромоногого, спаивал водкой. Хромоногому давно пора домой, скоро снег растает, и придется идти пешком. Вот на это и рассчитывал торговый человек. Без снега упряжка не понадобится хромоногому, и он оставит ее.

Пришлось уступить торговцу. Тот в обмен дал немного товару. Скавал, что, пока хромоногий жил у него, пропил всю упряжку. Только и сумел хромоногий забрать Тынграя и под покровом ночи выехать из селения.

Весна этого года выдалась тяжелая. И хромоногий успокаивал себя: хорошо, что молодые псы находятся не у нею. А то бы они терпели жестокий голод и вряд ли выжили до дней весенней охоты.

Оставшихся собак хромоногий спустил с привязи. И те, кто как мог, сами добывали корм.

Когда устойчивый ветер пригнал льды к побережью, жители стойбища вышли в море промышлять нерпу.

Хромоногий одним из первых вывел свою утлую долбленку во льды. С ним на свою первую охоту вышел сын. Мальчик был очарован величием торосов и громадой ледяных полей. Засмотревшись, он порой забывал о своих обязанностях. А от него пока требовалось немного: несильно грести. Отец ловко действовал рулевым веслом, умело направлял лодку между льдами.

Когда лодка обогнула торосистую синюю льдину, мальчик увидел невдалеке стадо нерп и указал на него рукой. Отец глянул: около пятнадцати нерп лежало на небольшом ледяном поле. Охотник сильным движением увел лодку снова за торосистую льдину, чтобы не вспугнуть нерп. Он недолго соображал, выбирая наилучший план нападения на стадо. Отец велел сыну лечь в лодку, чтобы его не было видно со стороны, а сам, низко наклонившись, направил лодку так, чтобы ветер шел от нерп.

Несколько десятков сильных, но неслышных гребков рулевым веслом, и лодка тихо уткнулась носом о край ледяного поля. Отец взял в руки гарпун и палку-колотушку, мягко прыгнул на льдину и понесся к нерпам что есть силы. Нерпы увидели опасность и в панике, наталкиваясь друг на друга, поползли к воде. Те, кто лежал ближе к краю льда, успели уйти в воду. Но четыре нерпы со взломанными черепами остались на льду. Пятую, остервенело вырывающуюся, хромоногий держал на гарпуне. Потом подтянул ее к себе и добил колотушкой.

Нерпы не уместились в лодке. И двух пришлось тащить за лодкой на ремне.

В стойбище старики угощались первой весенней добычей, славили тех, кто дал людям пищу. О сыне хромоногого говорили, что его первая охота обещает ему удачу на многие годы. И тут же мальчика назвали кормильцем.

Удача не покидала охотников до конца весенней охоты.

Мальчик щедро разносил по то-рафам мясо и сало от своей добычи. И конечно, он не забыл и нартовых псов. От хорошей пищи Тынграй быстро пошел в рост. К началу лета Тынграй стал высоким, сильным псом.

Несмотря на большой рост, Тынграй был легок и подвижен.

К этому времени у пса сложился характер. Это был угрюмый и величавый кобель. Он ко всему окружающему относился спокойно. Других кобелей он не замечал. И когда те не желали уступить добром, пускал в ход свои острые клыки. Он никогда не лаял без необходимости. Жители стойбища так и не слышали его голоса. Он и рычал-то всегда негромко. В этом не было нужды: достаточно его взгляда, чтобы псы поджимали хвосты.

Хромоногого Тынграй не любил. Во всяком случае, он ничем не показывал радости при встрече с ним. Но исправно выполнял требования хозяина.

Мальчика же Тынграй всегда встречал радостным поскуливанием. Разрешал трепать себя за уши, охотно играл в борьбу, позволяя положить себя на лопатки.

О Тынграе давно судачили старики. Но по-настоящему заговорили о нем осенью, когда открылся сезон охоты. Мальчик напросился в тайгу. И хромоногий с сыном ушли на промысел еще до появлении пороши. Взяли с собой Тынграя.

Пришли охотники в сопки, срубили балаган и на следующее утро пошли ставить силки. Ставили ловушки у ключей, на местах, где должны быть переходы соболей.

Тынграй, пока охотники выбирали удобные места, носился рядом, принюхивался к невидимым следам.

Мальчик с любопытством смотрел, как Тынграй по только ему известным приметам находил, где прошел зверь. А Тынграй бегал по кустам, по колодинам, долго распутывал следы у нагромождений мертвых деревьев. И вот охотники впервые услышали его голос. Он был звонкий и азартный. Пес пронесся мимо охотников, не видя их. Помчался вверх по склону сопки и, будто наткнулся на стену, остановился и залаял отрывисто, призывно.

Мальчик прибежал на лай и увидел: на вершине толстой и высокой лиственницы сидел темный зверек — соболь. Мальчик восторженно смотрел на зверя и ждал отца. Хромоногий не спеша подошел, как-то отрешенно взглянул наверх и молча подался в сторону. У хромоногого не было никакого оружия, чтобы достать зверька. Мальчик понуро поплелся за отцом. Тынграй же обиженно осекся и недоуменно взглянул на людей. Он долго не хотел отходить от дерева. И когда наконец понял, что этот зверек не интересует его хозяев, тоже подался следом за хромоногим.

Тынграй трусил сзади. Но вот он остановился, отрывисто потянул носом и вдруг помчался по распадку. Хромоногий понял: Тынграй поймал след. Пес нетерпеливо повизгивал, и охотник понял еще: след теплый.

Хромоногий, неловко припадая на кривую ногу, побежал за собакой. Мальчик тоже припустил. Он тут же обогнал отца и побежал впереди.

И увидели охотники: из куста, к которому подбежал пес, выскочил соболь и длинными прыжками стал уходить к ломам — нагромождениям леса.

Тынграй стрелой погнался за соболем, и когда тому оставалось до ломов всего несколько прыжков, пес на лету подхватил его. Возбужденный пес остервенело тискал добычу зубами, когда подбежали запыхавшиеся охотники. Тынграй неохотно отдал свою добычу.

С этого дня Тынграй стал охотиться на соболей. Он научился неслышно подкрадываться к кормящемуся зверьку. Иногда пес, завидев соболя, долгими минутами лежал в кустах, выбирая удобный миг, чтобы зверь отошел подальше от валежин или высоких деревьев. Умный пес прекрасно знал свою скорость. Изучив, как быстро бежит соболь, Тынграй нападал так, чтобы соболь не успевал вскочить на ближайшее дерево. Иногда пес в высоком прыжке снимал зверя, когда тот уже взлетал на нижний сук.

Охота в ту осень началась удачно. Хромоногий уже строил планы новой поездки к торговым людям. И жалел, что отдал купцу замечательных нартовых кобелей. Теперь семья будет сыта, и хромоногому, как уважающему себя мужчине, следовало бы иметь полную упряжку. Но не суждено было хромоногому иметь полную упряжку. Перед самым снегопадом отец и сын преследовали соболя и ушли вверх по глухому распадку. Тын-грай залаял неожиданно яростно и злобно. Хромоногий, опытный таежник, сразу определил, что пес не на соболя напал. Олень? Нет, оленя собаки берут уверенно. Злость приходит, когда сильные зверовые псы не уверены в своих силах. А по лаю видно — пес не схватился со зверем. Наверно, медведь. А у охотника только нож. Надо бы уйти. Тынграю надоест облаивать, и он догонит хозяев по следу. Но тут какая-то смутная сила толкнула хромоногого вперед на голос. Может быть, он вспомнил последнюю голодную зиму. Голод сильнее, чем страх перед самым лютым зверем… У хромоногого нож, надежный охотничий нож… в медведе мясо… на всю зиму хватит.

Какая-то необыкновенная сила толкнула охотника. Наверно, это было отчаяние.

Медведь сидел у входа в берлогу и отмахивался от наседавшего пса. Видно, зверь уже залег на зиму, но пес разбудил.

Хромоногий выхватил нож и с диким криком, ослепленный отчаянной смелостью, бросился на громадного зверя. И было бы совсем худо охотнику, если бы Тын-грай не вгрызся в загривок медведю.

Хромоногий сунул в пасть зверю левую руку по плечо, а правой с ножом нанес несколько быстрых ударов в грудь. Медведь навалился на охотника.

Хромоногий с трудом оттолкнул от себя еще рычащего зверя, но не смог подняться — медведь предсмертным ударом сломал ему вторую, здоровую, ногу.

Всю зиму пролежал охотник в постели. Нога срослась, но плохо слушалась.

Так и не поохотились хромоногий и его сын. Все охотники стойбища добыли соболя, а семья хромоногого снова осталась без добычи.

В начале весны жители стойбища праздновали удачную зимнюю охоту. Было большое веселье. В стойбище приехали гости из отдаленных мест. Несколько дней продолжалось веселье. Мужчины соревновались в борьбе, в стрельбе из лука, в поднятии тяжести, в прыжках. И когда начались соревнования в гонках на собачьих упряжках, собрались и млад, и стар. Упряжек было как никогда много.

Хромоногий не участвовал в гонках. Но о Тынграе были наслышаны далеко за пределами побережья. И вот в один из вечеров к хромоногому пришел молодой гонщик. Сказал, что он из рода Такрвонгун. Человек из рода Такрвонгун дает в обмен на Тынграя шкуру черного соболя и полтуши таухурша-лахтака.

Семья хромоногого уже голодала, и человек из рода Такрвонгун без труда договорился.

На другой день весть о победе человека из рода Такрвонгун облетела все стойбище. Все говорили о вожаке упряжки — Тынграе. Говорили о его силе, нестомчивости, азарте в беге.

Так и уехал человек из рода Такрвонгун в свое стойбище со славой победителя. Он жил в двух днях езды к северу по восточному побережью Ых-мифа.

Сын хромоногого долго горевал. Но нечего делать — нельзя перечить отцу.

Прошло несколько дней после того, как гости разъехались по своим селениям. И однажды вечером сын хромоногого, играя у своего то-рафа, увидел Тынграя. Он лежал на своем обычном месте у конуры. Мальчик обрадовался, подбежал к собаке и стал играть с нею. Потом вошел в то-раф и рассказал отцу. Отец велел сыну привязать Тынграя.

Через два дня у то-рафа хромоногого остановилась упряжка. Это приехал человек из рода Такрвонгун. Оказывается, Тынграй перегрыз привязь и убежал. И чтобы такое больше не повторялось, хромоногий сильно избил Тынграя. На следующее утро человек из рода Такрвонгун увез пса. И мальчик видел: Тынграй долго упирался, рвался назад. Но ему одному не осилить целую упряжку.

Тынграй попал к новому хозяину, молодому, удачливому и сильному.

Новый хозяин хорошо кормил собак. И Тынграй вскоре превратился в матерого пса. Человек из рода Такрвонгун был рыбак и охотник на морского зверя. В тайгу же он ездил разве только за дровами. Потому новый хозяин не ходил с собаками на охоту. Тынграя он держал только для соревнований. Откормленный и сильный, Тынграй мало бывал в упряжке. Он стал еще более угрюмым. Даже появилась в нем злость. Теперь он чаще пускал клыки в ход, бил других кобелей без причины. И чтобы Тынграй не покалечил упряжку, новый хозяин держал его отдельно на цепи.

Через год человек из рода Такрвонгун женился. И за невесту отдал богатый юскинд — выкуп. Тестю очень понравился Тынграй, и он забрал пса. Тынграя увезли еще дальше на север в селение Пильтун. В том селении от Тынграя ощенились несколько сук. И тамошние каюры стали подбирать упряжки из кобелей — потомков Тынграя.

Но и в Пильтуне Тынграй недолго жил. Его перекупил богатый род из селения Нгань-во, что на западном побережье Ых-мифа. И на том побережье Тынграй возглавлял упряжки на соревнованиях. И всегда упряжка с Тынграем побеждала в гонках.

О необыкновенной собаке пошли легенды. Самые богатые нивхи мечтали приобрести ее.

Последним хозяином Тынграя был торговый человек. Тот самый купец, у которого несколько лет назад оставил своих собак хромоногий.

К тому времени у торгового человека подобралась самая отборная упряжка. Богатый человек потехи ради участвовал во всех крупных состязаниях. И не знал поражений. Если во время гонок Тынграй нагонял чужую упряжку, с ходу вцеплялся в горло другому вожаку. И каюры не любили участвовать в одном заезде с купцом.

В середине зимы и в начале весны торговый человек объезжал нивхские селения, забирал пушнину.

Как-то случилось, что он приехал в стойбище хромоногого. Тынграй узнал своего бывшего хозяина — мальчика. А хромоногого не допустил к себе, встретил его глухим рыком, обнажив острые клыки.

Через несколько дней заболел сын хромоногого. Болезнь была тяжелая. Родовой шаман сказал, что болезнь идет от тоски по любимой собаке. Хромоногий готов был отдать все, чтобы вернуть пса. И торговец сказал, что вернет Тынграя, если хромоногий и его сын дадут за него пять самых темных соболей. А у хромоногого было четыре соболя. И сговорились купец и хромоногий: двух соболей обменивают на товары, а двух других торговец берет в счет Тынграя. Как только хромоногий привезет еще трех соболей, тут же получит пса. Когда торговец уезжал, хромоногий вырвал у Тынграя клок шерсти, завернул в тряпочку и повесил на шею сына. Так велел сделать шаман. Тоска по любимой собаке будет не столь велика, и страдания подростка уменьшатся.

К концу сезона охоты хромоногий поймал еще пять соболей. Жители стойбища ждали торгового человека. Но тот не приезжал. Семья хромоногого голодала.

С наступлением весны подростку стало хуже. Он худел на глазах. Но вот однажды в стойбище увидели Тынграя. Люди подумали: надо ждать торгового человека. Тынграй, наверно, снялся с ошейника и опередил упряжку. Но прошел день, прошел второй, а купца все нет и нет.

Хромоногий хотел поймать Тынграя, ввести в то-раф, чтобы сын мог видеть своего любимца. Но Тынграй не давался в руки. Он ходил вокруг стойбища, дразня привязанных к кольям собак.

Как-то всю ночь жители стойбища слышали вой Тынграя. Он ходил вокруг стойбища и выл. А утром сын хромоногого умер. В тот же день исчез Тынграй.

Говорят, через день его видели в селении рода Такр-вонгун.

Он ходил по селению с низко опущенной головой и кидался на нартовых кобелей. Его хотели поймать, но напрасно.

Через день его видели в Пильтуне. И там он грыз собак, и люди в панике прятались от него в жилищах.

Потом его видели на западном побережье.

И с последним весенним настом Тынграй перевалил Ых-миф через горы и вновь появился на восточном побережье.

Некоторое время он не уходил от таежного стойбища. Люди видели его следы на могиле сына хромоногого. Через несколько дней он снова ушел по побережью на север.

Шаман сказал, что Тынграй будет ходить вокруг Ых-мифа, заходить во все селения, куда его забирали. Будет ходить, нигде не останавливаясь. Ходить до тех пор, пока его держат ноги…