Легионер

Глава 15

Все трое — старик, девушка и мальчик — сидели во дворе, на деревянных лавочках, вкопанных вокруг круглого стола, изготовленного из пня огромного дерева. Как помнил с раннего детства старик, всегда за таким столом в хорошую погоду собиралась его семья. Еще в те времена, когда и он сам был вот таким маленьким мальчиком. Стол сгнивал, на его место всегда ставили точно такой же, сделанный из ствола огромного старого дуба.

Как же хорошо было собираться за этим столом несколько лет назад! Тогда вся семья была еще в сборе, тогда здесь велись долгие разговоры, пелись песни… Как чудесно было пить чай, заваренный из горных пахучих трав, щедро напоенных солнцем на цветистых лугах. А каким вкусным было вино, изготовленное из собственного винограда! Здесь бывали и гости, и тогда вечера становились просто удивительными.

Ничего этого сейчас уже не было. Последние годы прошлись по семье, словно палящий смертоносный ветер по цветам. Дружная семья исчезла. Сын Мирела Касаи больше года томился в сербском плену, тяжело больной после полученного ранения. Два внука, братья Ледины, тоже покинули родной дом. Один где-то далеко воевал. А второй, младший, уехал в Канаду искать счастье на чужой земле. Свою жену Мирел схоронил, и вот теперь только внучка была ему отрадой.

Вскоре после того, как ошеломленный старик сделал эту странную находку под шкафом, в комнату вошли внучка и мальчик. Мальчик был весел, что именно он нашел гусенка, отбившегося от всех, и прижимал птицу к себе. Но его улыбка тут же пропала. Вид Мирела с крестиком и ладанкой в ладони тоже ошеломил девушку. И вот теперь она поняла все. Все странности, загадочное поведение и отмалчивание мальчика становились понятными. Слишком понятными…

Но если старик, умудренный жизненным опытом, прошедший, казалось, через все, воспринял эту новость философски, то для Ледины это был удар посильнее.

— Вот такие дела… — задумчиво произнес старик. Его узловатые пальцы легонько барабанили по столу.

На лице девушки отразилось крайнее смятение. Взяв в руки крестик и ладанку, она разглядывала эти приметы веры и национальности в Косово. Увидев такое на шее у человека, уже не приходилось сомневаться по поводу того, в какой храм он ходит и кто его родители. И вот теперь вся ее выстроенная за последнее время схема покачнулась. Еще недавно все было ясно: где враги, а где друзья. Было ясно, кто виноват во всем, кто убивает албанцев, не дает им учиться и разговаривать на родном языке, кто желает выгнать их из собственного дома. Теперь же она глядела на несчастного мальчика, которого никак нельзя было назвать убийцей и собакой, и не понимала ничего. Нет, с одной стороны, она знала, что мальчик ничем перед ней лично не провинился. С другой — ненависть к христианам вообще и к сербам в частности никуда так просто исчезнуть не могла. Короче говоря, в такие моменты человек часто теряет всякое понимание ситуации.

— Вот так история, — растерянно сказала она, не замечая, как в точности копирует фразу старика.

Во рту пересохло, и она, взяв расписной глиняный кувшин, плеснула себе воды. Ее руки дрожали, это заметили поднявшие головы мальчик и старик. За оградой мирно блеяли овцы.

С дуба на стол спикировал лист и лег на краешке. Все трое проводили его взглядами. Ледина хотела что-то сказать, но промолчала.

— Ну, хорошо, — неуверенно начала она. — Вот папа… он же пропал без вести и, скорее всего, находится в плену у Пелагича.

— Ну и что? — поднял голову старик.

— Если бы мальчика обменять… — взглянула ему в глаза девушка, — всем было бы хорошо.

— О чем ты говоришь, внучка? — тихо произнес старик. — Хорошо никому не будет.

Он пожевал губами и тяжело вздохнул.

— У каждого должен быть свой дом, у моего сына — этот, у него, — погладил он мальчика по голове, — свой… У тебя ведь есть свой дом?

— Есть, — ответил мальчик и всхлипнул.

— Ну, вот видишь, внучка. На, бери свой крестик.

Мирел взял у Ледины цепочку и вернул мальчику.

— Бери, надевай.

— А можно? — спросил тот.

Весь его вид мог, наверное, разжалобить камень. Но боевики Хайдари не имели даже каменных чувств, и Мирел это знал.

— Зло нельзя множить, его можно только уменьшать, — медленно произнес старик. — Если человек попал в беду, его нужно вызволить из нее.

Мальчик, поняв, что здесь его окружают сочувствующие ему люди, немного приободрился.

— Ничего, ты нас не бойся, — похлопал его по плечу старик. — Мы знаем, что такое добро и зло. Правда, Ледина?

— Да, конечно, — помолчав минуту, кивнула внучка.

— Ну, вот видишь. Не бойся. Но для того, чтобы мы знали, как нам дальше действовать, ты должен нам все рассказать.

Мальчик снова надел крестик и ладанку на шею, и в глазах его засветилась надежда. В них появилась жизнь. После того затравленного зверька, которого они привезли на ферму, Мирел и Ледина Касаи увидели, что он понемногу раскрывается перед ними.

— Кто твои родители? — спросил старик.

Достав трубку, он принялся прочищать ее, а затем не спеша достал из кармана кисет с табаком. Развязав кисет, он высыпал на заранее подстеленную бумажку горку пахучего табака и принялся набивать трубку. Невольно мальчик следил за этим завораживающим процессом. Щелкнула зажигалка, и Мирел несколькими глубокими затяжками прикурил трубку.

— Моя мама — учитель, а папа — торговец, — стал говорить мальчик. — У него… у нас маленький магазинчик. Мы живем в Дмитровице, меня зовут Богдан.

Девушка, опершись на руки, внимательно слушала наконец-то заговорившего мальчика.

— Я приехал с папой и мамой в Приштину, — продолжил он рассказ. — У них там были какие-то дела. Они оставили меня во дворе и сказали подождать их. Я сидел и ждал. Потом мне стало скучно, и я стал играть с какими-то мальчиками.

— А кто они были — албанцы или сербы? — спросила девушка.

— Внучка! — укоризненно произнес старик.

Он не мог понять, как можно задавать такие вопросы. Ну, хорошо, пускай взрослые решают свои вопросы. Хотя, конечно, ничего хорошего в их решении не было, особенно на Балканах, но так происходит. А разбираться в игре, кто есть кто среди детишек, — это в голове у Касаи никак не укладывалось.

«Как она могла нахвататься этой чепухи? — сокрушенно думал он, глядя на внучку. — Ведь у нее же доброе сердце. Да, война есть война. Умелая пропаганда приводит к тому, что люди начинают думать, что они лучше соседей только потому, что они другие. Ну, ничего, жизнь сама научит отличать добро от зла».

— Я не знаю, кто они были, — ответил Богдан. — Я их не спрашивал, мы просто играли. Нам было весело…

Ничего удивительного в том, что в Косово даже дети свободно разговаривают на двух языках, нет. Это нормальная ситуация во всем мире — в приграничных регионах, в районах со смешанным населением люди с детства вращаются среди своих сверстников двух, а то и более национальностей. Они вместе растут, вместе играют. И поэтому для них абсолютно естественно свободно владеть не только своим языком, но и тем, на котором говорит его сосед. А часто бывает так, что какой свой, а какой чужой, разобрать вообще непросто. Так же происходило и в Косово. Смешение сербов и албанцев привело именно к такой ситуации. Ведь только в последнее время отличия по крови и вероисповеданию многим стали стоить жизни.

— Мы стали играть в прятки, — рассказывал мальчик, — а потом появились голландские миротворцы и, особо не разбираясь, всех загнали в автобус. Вначале я не понимал, в чем дело. Думал, что нас покатают и вернут на место… А когда сказали, куда мы едем, все понял. Но говорить, что я — не албанец, не стал. Мне было страшно. Эти дети должны были ехать в Призрен, и я испугался, я не знал, что мне дальше делать.

— А потом? — спросила Ледина.

— А потом мы ехали через горы, и я уснул. И тут в темноте началась стрельба. Все кричали, плакали. Я тоже кричал, мне было очень страшно…

— Бедный мальчик! — не выдержала девушка.

— По автобусу начали стрелять. Рядом со мной сидел мальчик. Ему пуля попала в голову, и меня забрызгало его кровью. Я хотел убежать, но не знал куда. Стреляли со всех сторон. — Богдан зажмурился, вспоминая события той ночи.

На мгновение ему снова стало страшно. Как будто вокруг зазвучали стрельба, крики детей, его собственный крик…

— А потом раздался взрыв, и я уже ничего не помню. Я ударился головой. Когда очнулся, стрельба уже кончилась. Те солдаты, которые ехали в машинах, сопровождая нас, вытащили всех из автобуса. Несколько солдат убили и ранили. В нашем автобусе было то же самое. А меня не ранило, я только сильно ударился, когда автобус упал.

То, что происходило в конце, Ледина и старик, конечно, знали. Они видели репортаж об этом в новостях. Когда они увидели такое, у них не осталось никаких сомнений по поводу того, надо ли взять временно к себе кого-то из пострадавших детей. Но слова очевидца, слова того, кто сам пережил это, конечно, не могли не волновать.

Мирел Касаи задумчиво пыхтел трубкой, нахмурив брови, Ледина тяжело вздыхала. А мальчик, окончив свой рассказ, тоже замолчал, смущенно теребя ворот рубашки.

— Дедушка, слышишь? — вдруг встрепенулась девушка. — Кто-то едет…

Все вскочили. Подойдя к ограде, выходившей с этой стороны на самый край крутого склона, они увидели, как к ферме, поднимаясь по горной дороге, катила машина стального цвета, за ней еще три. Кортеж ехал к ним, так как других соседей у них не было.

— Казим, — узнав машину, тихо сказал старик.

— Что будем делать? — с беспокойством спросила девушка.

— Встречать гостей, внучка, что же нам еще остается. Вот только… — наморщил лоб Мирел. — А ну-ка, все за мной! — и он с неожиданной для его солидного возраста быстротой почти вприпрыжку пошел к дому, увлекая за собой остальных.