Ленин в Цюрихе. — Париж: Ymca Press. 1975

жуазного правительства в России! Временное прави­тельство — правительство реставрации монархии, агент английского капитала! И — лучше раскол с кем угод­но из нашей партии, чем сотрудничество с Керенским или Чхеидзе, чем доля уступки им! .

А в этом разворачивании и разъяснении сам для себя находя, тут же и для партии встраивал недостаю­щие звенья и планы организации: в ответ на велико­лепный манифест большевистского ЦК (это — Каме­нев, голова, это он наверно!), объявленный в Пите­ре еще 28 февраля, а сюда дошедший через 10 дней отрывком в случайной газете, — предложить им и объяснить, как же организоваться (не так, как он советовал в 905-м, а теперь): вооружение народных масс целиком! народная милиция изо всего поголовно населения от 65 до 15 лет (втягивать подростков в по­литическую жизнь!) и обоего пола (вырвать женщин из одуряющей кухонной обстановки!) — и чтоб эта милиция стала основным органом государственного управления! Только так: оружием в руках у каждого будет обеспечен абсолютный порядок, быстрая раз­вёрстка хлеба, а затем вскоре — мир и социализм!

И от вторника 7-го до воскресенья 12-го вырва­лись четыре таких „письма из далека" и тут же сдава­лись на почту экспрессами (когда уже написано — тем более жжёт, нельзя задержать, нельзя удержать)

— кому же? — Ганецкому, умному славному расто­ропному Кубе, а он будет отправлять, налаживать туда дальше, в Петербург! (А копии — сразу Инессе, а та

— Усиевичу, а тот — Карпинским, а те — назад, и всё экспрессами, это всё крайне важно для спевки о так­тике.) Почти всё время кто-нибудь спотыкается — на почту, а еще же искать по киоскам и читаль­ням непрочтённые газеты и снова анализировать, уга­дывать — и светом луча выбрасывать вперёд новые пункты программы! А тут Луначарский увиливает вы­ступить против Чхеидзе — предупредительную холод­ность ему. Тут Горький, недоумок, суётся в политику: приветствие Временному правительству да басенки „почётного мира", архивредное выступление, придёт­ся ударить по рукам! (Не можешь выдержать пар­тийной линии, так и не суйся, пиши свои картинки.) А там неприятности с Черномазовым в Питере, мало им Малиновского, хотят и вовсе залить нашу партию помоями. А там Коллонтай уезжает в Россию, счастли­вая! А тут, пока застряли, успеть бы на машинке перепечатать 500 страниц „Аграрной программы", кто бы взялся? А еще: как не написать листовки к рус­ским военнопленным, их 2 миллиона: заявите громко, что вы вернётесь в Россию как армия революции, а не армия царя (вполне бы их могли использовать и против); а мы поспешим уехать и будем посылать вам из России деньги и хлеб... А еще: как же при отъезде не написать прощального письма к швейцарскому про­летариату, еще раз заклеймить шовинистов, еще раз указать им путь (только это опасно, может помешать отъезду. А вот как: написать, оставить здесь, а уже из России телеграммой взорвать, пусть печатают.) А тем временем...

...а тем временем совсем плохо с Инессой. Оби­жена. Сердится. Сидит в Кларане (а может уже и не в Кларане? вот письма прервались, может уже и не там). Сердится, но, как всегда у женщин, это выворачи­вается во что-то другое, стороннее: будто бы „теоре­тические разногласия", возражает и капризничает, где ребёнку ясно. Как бы нужна была тут, рядом! Какое время! — неужели время для бабьих обид? Некому собрать, систематизировать все телеграммы из Рос­сии, ведь что-нибудь пропустишь наиважное! Но не только не захотела испытать английский путь возврата, а даже в Цюрих не хочет приехать на денёк! В Четыр­надцатом году ехала для него с Адриатики в Брюссель, бросив детей, а сейчас без детей и из Кларана — ни разу не приехала на денёк.

И нельзя понять: вообще ли поедет с нами?..

Но всё это, всё это кружилось как внешние ворон­ки на воде, даже с Инессой, — а главные события большими толстыми тёмными рыбами беззвучно про­ходили близ дна.

Ганецкий коротко отозвался: будет! Но пытка была — дождаться. По расчёту дней уже мог быть приготовлен в Берлине паспорт и прислан сюда — а не было.

И молчал всесильный Парвус.

Да он справедливо мог быть и в обиде. А не ис­ключено: испытывал Ленина нервы, усилял свою по­зицию выжиданием.

Но некуда было деться им друг от друга: события соединяли их.

Если платили ему миллионы ради призрака, — то сейчас-то есть для чего платить.

И — будет, куда принимать. И теперь-то и нужно, не тогда.

А тем временем в шумных „Комитетах возвраще­ния", хотя и с перевесом циммервальдистов, льнули все к законности, ждали разрешения от продажного тучковского правительства, а оно уже слало 180 тысяч франков от частных сборов — на возврат дорогим соотечественникам, только конечно через союзников (где и германские подводные лодки топят транспорты дураков) — и уже вокруг этих денег начинались ин­триги, могли обделить большевиков, собрания шли чуть не до драки.

Ильич на те заседания конечно не ходил, но ему подробно рассказывали. И чем больше все эти споры накалялись — а швейцарско-эмигрантское настроение было только отблеск того, что в России подымается, — понял Ленин, что он поспешил, сорвался: никакого отдельного паспорта получать нельзя, ехать одному невозможно.

И 10-го, ровно через неделю после фотографии, послал Ганецкому отменную телеграмму: „Официаль­ный путь для отдельных лиц неприемлем/'

Всё, отказались.

Зато Цивин-Вейсс ходил и ходил к Ромбергу. Тот уверял, что идёт усиленная переписка с Берлином, даже курьерами. И постепенно — из темноты, из буду­щего, из никогда не бывалого, проступали контуры крупного замысла — как большой паровоз из тумана — да только медленно-медленно проворачивал он свои колёса или всё еще стоял.

А за ним — вагон.

Проступал из тьмы — вагон.

Неплохо. Приемлемо.

Но там пока для этих болтунов, для Комитета по возвращению, надеюсь...? эти условия не открыты?..

Нет, нет. Нет-нет. То — официально, здесь — кон­фиденциально.

Хорошо, хорошо. Так постепенно, несколькими головами, общими усилиями — что-то выявляем, вы­являем, находим. Стало потвёрже. (Но — как тяну­лось! Но — непохоже на немцев как! Да ведь их еще больше должно припекать, когда объявило Временное, что продолжает войну.)

Стали готовить список, кто поедет. Запрашивали своих по всей Швейцарии, но —¹ тайно, это важно, никого чужих не примешивать. Одновременно (тоже важно!) вслух говорили всем обратное: и Англия нас не пустит, и через Германию ничего не выйдет. И шумно обсуждали анекдотические попытки: Валя Са­фарова просилась в английском консульстве, кто-то слал телеграфный протест Милюкову, а Сарра Равич придумала фиктивно выйти замуж за швейцарского гражданина — и так получить право прямого проезда. Смеялся Ленин и советовал ей „подходящего старич­ка" — старого Аксельрода, ничем другим уже не год­ного революции.

Y немцев с одной стороны тянулось, с другой — крутилось и чересчур проворно, верней — одна маши­на крутила независимо от другой. 14 марта вече­ром, воротясь из Народного дома, где два с полови­ной часа делал швейцарцам доклад о ходе русской революции — что истинная, вторая революция еще впе­реди, и есть для неё хорошая форма — Советов депу­татов, и уже сегодня надо готовить против буржуазии восстание, — хорошо отвлёкся докладом, освежился от этих изжигающих безвыходных планов отъезда, охотно возвращался пешком по приятному вечеру, поднялся к себе — и ахнул: маленький, сухой, седо­вьющийся, с уголком платочка из кармана, сидел и улыбался, как ожидая радостной встречи, и от своей важности не торопясь подняться для рукопожатия, —

Скларц!!!

Не укорив, но и не похвалив, не сказав ни „плохо¹', ни „хорошо", — Ленин пошёл на Скларца с прони­зывающим косым взглядом (такой взгляд всегда пу­гал) — тот поднялся, теряя уверенность, и Ленин пожал ему руку, как хотел оторвать:

— Да? Что привезли?

Без путевых впечатлений, без вводных, без санти­ментальностей: что привезли?

Коммерсант, всё более входящий в большую по­литику большой Германии, почтенно принимаемый за­метными генералами и в министерствах, и при щед­рости своей сегодняшней миссии, — опешил перед этим режущим взглядом щёлок глаз и недобрым изги­бом бровей, усов, а всё остальное — как мяч футболь­ный, накативший ему в самое лицо, — опешил, поте­рял улыбку и то приятное многословие с предисловием, которыми думал развлечь, и даже приготовленные шу­точки, — а сразу высказал главное и выложил на стол.

И не садился.

И Ленин не садился.

А Зиновьев сидел и сопел.

Вот что было. Скларц приехал уже не только от Парвуса, хотя Бегемотская голова всё и начал (начал сам, еще до ленинской просьбы, она пришла потом, начал по первым известиям о петербургской револю­ции, рассудив, что не хуже Ленина знает, что нужно),

Скларц приехал со всеми полномочиями от генерала ного штаба на проезд через Германию и с обеспечен­ным выездным содействием здесь германского консула в Цюрихе, а если нужно, то и посла в Берне, — Скларц привёз готовые документы, — и вот они лежали, чудо, хотя чудес не бывает, — лежали на блеклой клеёнке в жёлтом кругу керосинового света.

Вот. Господин Ульянов. Госпожа Ульянова. Всё в порядке.

А — Зиновьев?..

Пожалуйста. И госпожа Лилина. Всё в порядке.

Да, но... А..?

И еще один, пятый, да, вот: госпожа Арманд.

Всё тонко знал, всё сам предусмотрел гениальный Парвус!

И — Инесса...

И всё! И все проблемы решены! И ни часа более не ждать, не маневрировать, не дипломатничать, не раздражаться, не посылать посыльных, не ждать из­вестий, ни от кого не зависеть — собрать вещи — а их нет у революционера! <— и ехать хоть завтра утром! хоть завтра вечером! Двенадцать дней назад отрёкся царь — а мы через три дня будем в Питере — повер­нём всю российскую революцию, куда надо! Может ли быть быстрей во время мировой войны? Еще никто ничего не успеет испортить — а уже вырваться первым на первую петербургскую трибуну, опережая даже си­бирских ссыльных, — и отворачивать Совет Депута­тов от тучковского подлого правительства, и создавать всенародную милицию от 15 до 65 лет обоего пола, да что угодно!

Документы — лежали. С немецкими готическими вывертами, немецкими орластыми печатями и с при­годившейся, уже приклеенной, вот вернувшейся ленин­ской фотографией, — в керосиновом свете, драгоцен­ные документы на дешёвой клеёнке, местами протёр­той до переплёта нитей.

Таким документам сам канцлер должен был ска­зать: „да", чтоб их изготовили.

Парвус отплачивал долг, что перескакал когда-то.

И мешок Зиновьев — расплылся, руки потянул к бумагам.

Ленин вскинулся как на врага — тот замер.

Увы, уже понятно было: так просто сунуть руку в пламя революции — обжигалось.

И потерев, и нервно потерев над документами уже чуть обожжённые ладони, Ленин резко взял их назад, сведя за спиною вместе.

Такая сделка не могла бы потом укрыться. Невозможно будет прилично объяснить. И размотает­ся, и размотается до самого Парвуса — и не прикро­ешься его славным революционным прошлым, — а прилепят тебя в ту же мразь, и руль революции выр­вут из рук.

Да вот что: не потому ли Парвус так и старается, чтоб именно — Ленина замарать с собою вместе? Вот такой индивидуально-семейной поездкой накинуть пет­лю — а потом и в руки взять? а потом и условия диктовать — как революцию вести?

Но — вовремя разгадал Ленин ловушку!

— Так вы же сами заказывали, господин Ульянов!

— Нет коммерсанту оскорбления хуже, чем когда на хороший товар говорят: плохой.

— Заказывал. Но это была ошибка. Обстановка исправляет, — мрачно говорил Ленин, всё так же не садясь, всем напряжением не в речи, а там, внутри, в мысли, и оттуда чревовещательно диктуя: — Надо

— большую группу. Человек сорок. Вагон. Изолиро­ванный, экстерриториальный вагон.

Поднял глаза, посмотрел на Скларца вниматель­ней, внимательней — и уже сочувственней, и даже веселей. (Сообразил: да этот человек за сутки может доехать до германского правительства! Да это велико­лепно, что он приехал. Спасибо, Парвус! Ну, немножеч­ко изменим вариант, ну — несколько дней.)

И почувствовав, что Ленин к нему подобрел — рас­слабился, улыбнулся Скларц: он и в высоких сферах не привык к такому обращению, он ничем его не за­служил.

— Израиль Лазарич просил торопиться, — напом­нил он. — А то — как бы это правительство народного доверия не заключило бы мира!

— Не заключит, не заключит, — развеселились глазные щёлки Ленина.

Усадил его, сел сам через угол стола — и не только словами, но всеми глазами внушал, гипнотизировал, чтоб тот запомнил и точно исполнил:

— Поезжайте и договоритесь прямо. Другие линии очень долго работают. Пусть хорошо поймут, что мы не можем себя скомпрометировать — и не ставят нас в такое положение. Пусть не ставят нам ограничений — кого там нельзя, годных к военной службе и так далее.

(Как раз сам Ленин и был годен. Но никогда не призывался как старший сын в семье — казнь брата дала ему эту льготу.)

— Или — отношение к войне и миру. Не устанав­ливали бы проверки паспортов, личного контроля. Как въехали — так и выехали, как неразбитое яйцо, пони­маете? И чтобы — ни слова в печати.

Всё — внезапно. Вагон пропустить — как снаряд. Не дать публике времени узнать, обсуждать.

— Да! — вспомнил Скларц, порадовать самым приятным. — Стоимость проезда германское прави­тельство берёт на свой счёт.

— Еще чего! — темно вспыхнули и по-разному два глаза Ленина. — Странно бы выглядел такой проезд. Какие ж там глупые у вас. За проезд обязатель­но платим мы! — Смягчился: — Но — по тарифу третьего класса.

И еще отдельно:

— Идёте ко мне — и не можете одеться скромно. Вас могли заметить товарищи. Из-за этого завтра еще перебудьте здесь, сидите в отеле, а ко мне пусть при­дёт Дора. Разумеется, без документов, а что-нибудь мямлить, а я ей буду отказывать. И только после это­го вы уедете. А как только будет согласие правитель­ства — чтоб дали нам знать немедленно!

Когда Скларц всё понял и документы собрал, пожал руку очень почтительно, благодарственно, и ушёл, —

— Как еще можно им ставить условия? — уди­вился размяклый Зиновьев, колыша вялыми плечами.

Ленин остро щурился:

— Никуда не денутся. Заинтересованы больше

нас.

— Про Скларца — скроем.

— Нет, Платтену скажем. Хуже, если узнает сам. Платтена, Мюнценберга — нам терять нельзя.

А еще, для страховки — немедленно письмо Га- нецкому (может, кому и покажет):

„Пользоваться услугами людей, имеющих касатель­ство к издателю „Колокола", я конечно не могу..."

И даже:

„...Ваш план поездки через Англию..."

Чем больше прыжков и ложных ходов, тем безо­пасней нора.

Вот — предложенный Ромбергом вагон. Вагон. Надо проговорить его словами, надо помочь этому вагону, как цыплёнку, вылупиться в общественное сознание. Говорить, писать, бросать фразы:

— А может быть, швейцарское правительство по­лучит вагон?..

— А не согласится ли английское правительство пропустить вагон?..

— Как это?

— А... от порта до порта. Отчего бы Англии не пропустить запираемый вагон? Например, с товари­щем Платтеном и любым числом лиц, независимо от их взглядов на войну и мир?

— Но как же: Англия — остров, а — вагон?

— А... дальше — нейтральным пароходом. С пра­вом известить все-все-все страны о времени его отхода.

(Чтобы германская подводная сдуру своих не пото­пила.)

А говорят о поездке — все и много. И несколько эмигрантских комитетов и все партийные направления просили Гримма вступить в переговоры с немецким послом. (Как Мартов предложил — за каждого эми­гранта освободим пленного немца.) Отлично, отлично, план Мартова работает!

Гримм — взялся! (Еще лучше.) Но он не только вождь Циммервальда — он и член швейцарского пар­ламента, и такой шаг неблагоразумно делать без сочув­ствия правительства, например министра иностранных дел Хоффмана. (И если Гримм взялся — значит, кон­сультация была, заметим. А почему бы Швейцарии быть против? Швейцарии и самой бы неплохо эту шумную банду отправить. Швейцария сама стеснена войною со всех сторон.) Гримм ходит и ходит к Ромбергу, он ведёт переговоры абсолютно-секретные, чтоб не про­никло в печать, чтоб не опорочить швейцарский ней­тралитет, — но главным представителям каждой пар­тии (Натансону, Мартову, Зиновьеву) он-то сообщает. Мы — знаем.

Улита едет — когда-то будет. Пусть, пусть.

А Ромберг всем отвечал: „да". И Гримм посчитал, что он легко всё исполнил: да — и да. Теперь остаётся вам, товарищи, обращаться за разрешением к своему Временному правительству.

Ах, спасибо! Ах, забыли перед вами шапочку снять! И потом век кланяться в ножки Луи Блану-Керен- скому?

Все эти острые дни ужасно не хватало Радека- плута, телефоном вызвали его из давосской санатории, отдыхал, даже на русскую революцию сразу не ехал. Но уже по пути всё понял и придумал еще один шаг отвлекающего зондирования: в Берне, через немецкого корреспондента.

Что ж, и тут был ответ от Ромберга, как и всем: да, да, конечно, всех желающих пропустим.

Но — не распахивалась германская граница, да и все желающие только узнать хотели, да посравнить, да спроситься Временного (слали телеграммы Керен­скому), а так больше мялись.

Все согласны — и не начиналось ничто. Неуклю­жи старинные дипломатические пути.

Не начиналось, пока тёмные крупные рыбы у са­мого дна не пройдут свой курс.

Пока Скларц не доложит в Берлине встречных предложений Ленина.

И германская Ставка скажет окончательно: да.

И министерство иностранных дел не всполошится: уже так много публичных разговоров об этом возврате, уже князь Львов откровенно сказал швейцарскому посланнику, что быстрый отъезд эмигрантов из Швей­царии нежелателен. Так надо ж поспешить! — из-за кого же тянулось? — этот шанс для Германии не по­вторится!

И 18 марта, в субботу, посол Ромберг в Берне полу­чил наконец распоряжение как можно быстрей сооб­щить Ленину, что его предложения об экстеррито­риальности приняты, не будет личного контроля и ограничительных условий.

В субботу — и „как можно быстрей"! Значит — не перемедливать лениво воскресенья. И, нарушая все' законы осторожности, используя запасную крайнюю связь, германский посол стал вызванивать по телефо­нам, в Народном доме нашёл наконец социалиста- немца Пауля Леви: надо немедленно передать Ленину, что...

И еще одним звонком был вызван Ульянов к со­седнему телефону на Шпигельгассе — и шёл, вол­нуясь, что это Инесса.

А это был — ответ!!!

И вот когда — путь был открыт! Вот когда можно было назначать группе в 40 человек отъезд хоть через два дня, ровно сколько нужно товарищам уложить вещи, сдать книги, уладить денежные дела, съехаться из Женевы, Кларана, Берна, Люцерна, купить продук­тов на дорогу, можно было ехать уже во вторник, а в ту субботу — на одну субботу позже, чем со Склар- цем — вмешаться в русскую революцию!

Но еще во мраке тёмной затхлой лестницы, а по­том в дневном мраке комнаты-камеры (с утра опять то крупный густой снег валил, то снег с дождём впе­ремежку), руки подхватывая к вырезам жилета, чтоб они не вырвались к действию прежде времени, и ус­покаиваемый пальтовой тяжестью старого засаленного пиджака, — Ленин заставил себя ни к кому не ки­даться объявлять, но — подумать. Подумать. Подумать, бегая.

Потерять голову в поражении и в унынии не мо­жет твёрдый человек. Но потерять голову в успехе — легко, и это самая большая опасность для политика.

Всё открывалось — а воспользоваться и сейчас было нельзя: как потом объяснишь: через кого и как согласовано, что вдруг внезапно подали вагон одним ведущим большевикам — и уехали?

Еще надо сделать несколько отвлекающих, ослеп­ляющих шагов.

Никакого простора бегать ногам, и на улицу не выскочить в такую погоду (и давно забыты читальни) — и вся беготня ушла в огненные вихревые спирали, провинчивающиеся в мозгу.

Поездка — открыта, да, но — куда? "Для задержки на финской границе? Или в тюрьму к Вре­менному правительству? Можно представить, как там сейчас свистит шовинизм! По существующим мещан­ским представлениям это ведь так называемая „изме­на родине". И даже тут, в Швейцарии — меньшевики, эсеры, вся бесхребетная эмигрантская сволочь, закри­чат об измене.

Нет!

Нет.

Нет...

Пусть бы удерживали обстоятельства, но держать себя самого, уже свободного, рваться — и держать, до чего ж трудно!

Тут надо... тут надо...

Всё, что проплыло у дна тяжёлыми тёмными ры­бами, теперь провести по поверхности беленькой па­русной лодочкой.

Переговоры окончены? — теперь-то переговоры начать! Как будто сегодня начать их в первый раз!

И нет фигуры приличнее, чем доверчивый без­лукавый Платтен.

Готовить группу — само собой. Да список уже и есть.

(Инесса! Неужели и теперь не поедешь? Чудо­вищно! С нами — не поедешь? В Россию¹/ — на празд­ник, на долгожданный? Останешься в этой гнили?..)

Сорок человек — уже не обвинишь в измене. По сорока человекам пятно расплылось — и нет. Конечно, можно бы прихватить и максималистов и разных от­дельных отчаянных, тогда б еще безгрешней. Но... Лучше с собой чужих не брать, лишние свидетели в пути, лишние свидетели каждого шага, а мало ли бу­дет что. Да и в чём тогда успеванье, если своими усильями, в своём вагоне провозить врагов, а в Питере с ними бороться? Нет! Всё до последнего момента — втайне, и день и час отъезда втайне.

Только переговоры — открытые.

Не имея согласия уже в кармане — такие перего­воры нельзя начинать: а вдруг не удадутся, что за позор! Но с согласием в кармане — вот тут-то их и вести.

И: как нужна высокая организация во всяком пролетарском деле, в каждом шаге пролетарского де­ла, — так и в этой,поездке. Жестокий обруч. Чтобы какое-нибудь дерьмо в сторону не вывернулось. Чтобы все заодно — и никто не уклонился, не сказал бы никто: а я не участвовал! а я не подозревал, в чём дело!

Поэтому — за подписью каждого. Как присяга, как клятва. Как разбойники целуют нож. Чтоб никто не отбился потом, не кинулся „разоблачать". Ответ­ственность — самая серьёзная, и должны разделить все сорок.

(Неужели Инесса не поедет?..)

И уже — сидел, составлял такое обязательство. Уже набрасывал, на стуле у окна на коленях, в сумер­ках снежной вьюги, своим почерком косоугончивым, как в настиг за мыслями наискосок листа, в эти дни крупней обычного, так волновался, — набрасывал пункты, какие могли бы тут войти: я подтверждаю... что условия, предложенные германским посольством товарищу Платтену, мне были объявлены... и я под­чинился им со всей политической ответственностью перед возможными последствиями...

И вдруг из коридора — приятно-резкий, насмеш­ливый голос Радека. Приехал?! Ну, лучшего гостя и помощника не придумать сейчас! Карл, Карл, здрав­ствуйте, раздевайтесь, ох, за воротник вам насыпалось. Да вы новость нашу — представляете?!?

Короткий вопль, сверкающие зубы, не убираемые за верхней губой, кучерявый, с ореолом бакенбардов — смеющийся озорник Радек!

Ну-ка-сь, ну-ка-сь, давайте вместе составлять. Та­кие же твёрдые условия надо подготовить и для Ром­берга.

— Вы — им — условия?

— Да. А что?

— Восхитительно!

Такая затея — как раз по Радеку. Он — и советует, он — и шутит, у него и находки и мысли предусмотри­тельные.

Только вот курить в этой комнате запрещено, сухую трубку сосёт. И... Э-э...

— Владимир Ильич! А как же будет со мной? Неужели вы меня способны не взять?

— Да почему ж не взять?

— Да ведь если мы пишем — „русские эмигран­ты , а я — австриискии подданный?

Ах ты, чёрт, австрийский поданный! Ах, чёрт! Привыкли как к своему, только для виду считается — польская партия. Но как же можно Радека не взять? Радека — и не взять!

Y Радека выход готов: если будет Платтен с Ром­бергом заключать письменный договор (а не будет письменный, так устно еще легче попутать) — про­пустить слово „русские", написать — „политэмигран­ты", а — о каких же еще речь? Не додумаются немцы, подмахнут.

Вообще в такой архиответственный момент, в таком наисерьёзнейшем деле недопустима игра, и гер­манская Ставка — не из тех партнёров, с которыми шутят. Но для Радека — незаменимого, ни с кем не сравнимого, фонтана изобретений, острого, едкого, на­хального Радека — пожалуй и попробовать?

— Но — согласится ли Платтен вести эти пере­говоры? Ехать?

— А больше — некому. Значит, согласится.

— А если — Мюнценберг? Потвёрже.

— Вилли? Да ведь он считается немецкий дезер­тир. Как же ему — с послом? И как через Германию?

— Всё-таки... — постукивал Радек черенком меж­ду зубами, — всё-таки, Платтен — партийный секре­тарь, а какая-то поездка с эмигрантами? А тут начнёт мучиться, не будет ли вреда его Швейцарии?..

— А что — Швейцарии? Ей только лучше.

Нет, Ленин тут не сомневался. Перед Гриммом

Платтен заминался, да, отступал, но в главном — пой­дёт, раз увидит аргументы. Он — человек рабочий, пролетарская кость. О переговорах же с Парвусом он не знает и никогда не узнает.

А Радеку о Парвусе хоть рассказывай, не расска­зывай — всё понимает сам. Радек даже неприлично преклонён перед Парвусом: в бернских кабачках, по интернациональному долгу, как бы ни обязан был его поносить — за отчаянный шаг к шовинистам, за богатство, за тёмные сделки, за нечестность, за дам­ские истории, — а сам со ртом разинутым, с набив­шейся пеной в углу губ, видно: ах, и молодец! ах, мне бы так!..

— Про Скларца я ему сказал: восьмигрошовый парень немецкого правительства, я его выгнал! Про Гримма скажу: что-то подозрительное, тормозит отъ­езд, какие-то гешефты в свою пользу. А мы — больше ждать не можем, революция зовёт! По-пролетарски, открыто, без всяких тайностей — возьмём и обратим­ся в германское посольство! Возьмётся! — уверен был Ленин.

Вот как научить его с Ромбергом говорить? Ведь это ж совсем новый текст. Мол, в России дела прини­мают опасный для мира оборот. Надо вырвать Россию у англо-французских поджигателей войны. Мы конеч­но приложим ответное усилия к освобождению не­мецких военнопленных (лови нас потом!..). Но мы должны быть застрахованы от компрометации и гаран­тированы, что не будет придирок в пути... Готовы ехать в запертых и даже в зашторенных купе. Но должны быть уверены, что вагон не остановят...

Ленин захватил пространство комнаты и носился по косой — три шага, три шага, три — одну руку за спину, а другой размахивая, — а Радек записывал, пустой трубкой придерживая лист.

С Радеком внакладку находки: для такого шага еще неплохо бы нам собрать оправдательных подпи­сей от западных социалистов... Социалистов — да, но и еще бы каких-нибудь безупречных людей... Где же таких найти?..

— Ну, например, Ромена Роллана?

Головасто придумано, хорошо!

Так пора и крючок закинуть. Через кого бы за­кинуть под Роллана?

С приходом Радека облегчились невместимые про­жигающие вихри в голове: есть мыслям исход, можно высказать и услышать ответ. Вот... Если начинать де­монстративные новые переговоры через Платтена, то ведь надо так же демонстративно порвать с Гриммом?

Да просто — звонко порвать!

— Да чтоб всю вину на него же и свалить!

— Да чтоб и за старое ему наложить, мерзавцу! Пусть попомнит, как отложил швейцарский съезд!

А для этого надо: во-первых, опубликовать все доверительные сведения о его скрытых переговорах!

Эт-то очень всегда ударяет: внезапная публикация доверительного. Оч-чень ошеломляет.

То есть, просто вот сейчас, немедленно, подгото­вить такую публикацию!

— ...И расставить нужные акценты!

— ...И завтра же опубликовать!

Ну, с Радеком и самая напряжённая работа пре­вращается в весёлую игру! За что он особенно Радека любил — за хорошую пристрастность!

Уже сидели и писали: Радек писал, теребя пустую трубку в зубах, в коридор выйти некогда, иногда смеясь и даже подпрыгивая от выражений, — а Ленин сидел сбоку и советовал.

Единственный такой был Радек человек, кому, сидя рядом, Ленин вполне мог передать перо и только посмеиваться. Лучше радекова пера никогда не было во всей большевистской партии. Богданов, Луначар­ский, Бухарин — все писали слабей.

— Тут важно, что еще получится: что имено Швейцария все эти переговоры ведёт и нас выталки­вает. А вовсе не мы!

Ах, умный, понимающий, золото!

— Завтра же и опубликуем — у Нобса или...

— Завтра — воскресенье. А вот что! — запрыгали, запрыгали искры за радековскими очками: — Завтра воскресенье, так-пошлём сейчас же, немедленно — Гримму телеграмму! В субботу вечером, немедленно, сейчас! — Усмехался и подпрыгивал Радек, к:ак будто его со стула кололо.

И Ленин подпрыгивал от удовольствия.

И говорили, говорили вперебой, поправляли, и Ра- дек тут же записывал:

...Наша партия решила... безоговорочно принять... предложение о проезде через Германию... и тотчас же организовать эту поездку... Мы абсолютно не можем отвечать... за дальнейшее промедление... решительно протестуем... и едем одни!..

— Та-ак! — почесал Ра дек за ухом, — закатаем ему в листовой шоколад:

...Убедительно просим немедленно договориться...

— Завтра, в швейцарское воскресенье, договорить­ся!.. Да! еще завтра по-западному первое апреля!

— Первое апреля?!! — давно так не смеялся Ленин, всё напряжение последних недель выбивалось из его груди сильными, жёсткими, освобождающими толчками. — Вот получит бонбоньерку, центристская сволочь!

...Договориться... и, если возможно, завтра же...

— Когда вся Швейцария дрыхнет!

...Сообщить нам решение!.. С благодарностью...

Как на шахматной доске, уже сделав задуманный

ход, еще больше видишь успеха и возможностей, чем рассчитывал перед тем. Но эту усмешку — с 1-м апре­ля и с воскресным заданием товарищу Гримму — придумал Радек-весельчак!

— А если за воскресенье он не сделает — так в понедельник мы свободны действовать сами!

— Ну, во вторник...

Да что! да еще лучше придумал Радек:

— Владимир Ильич! А — Мартову? А Мартову мы тем более обязаны написать, он же инициатор плана\? — душился Радек от смеха.

— А что же Мартову? — так быстро и Ленин не сообразил.

— Да что мы немедленно принимаем предложе­ние Гримма о проезде через Германию\ Вот обкакать: что это его предложение!!! На весь мир — его! Швейцарские социалисты нас выталкивают! Член швей­царского парламента!

Ну, это совсем было гениально! Ну, Радек! Ну, завоет Гримм! Ну, кинется оправдываться. Да отмы­ваться всегда трудней, чем плюнуть. Надо уметь быст­ро и в нужный момент плюнуть первым.

— Вспомнит, подлец, ненапечатанную мою брошю­ру!..

— Но уже поздно. Придётся идти сдавать на Фрау- мюнстер.

— Да я сбегаю, Владимир Ильич.

— Да уж пойдёмте вместе, разохотились.

Но уж тогда оглядеться, подумать — что еще? А, вот, Ганецкому в Стокгольм:

— Срочно переведите три тысячи крон на дорож­ные расходы!

(Тогда уж и Инессе: ...О деньгах не беспокойтесь... Их больше, чем мы думали... Здорово помогают това­рищи из Стокгольма... Надеюсь, мы едем вместе с Вами?..)

И вот что: там залог в кантональном банке за проживание в Швейцарии, 100 франков, нечего бало­вать лакейскую республику, надо забрать.

Одевались, Ильич — в своё железно-неподъёмное, на ватине, а Радек — в летнее пальтишко, так всю зиму и пробегал, все карманы затолканы книгами.

Трубку набивал, спички готовил.

Ленин вслух:

— Ничего. Y Платтена с Ромбергом — какие пе­реговоры? Ромберг вынет из стола — и даст. Но эти несколько дней надо, надо было кинуть шовинисти­ческим харям.

Радек крутился как юноша, лёгкий, удачливый:

— Руки чешутся, язык чешется! — скорей на рус­ский простор, на агитационную работу!

И, пропуская Ильича вперёд, уже спичка наго­тове, в коридоре зажечь:

— В общем так, Владимир Ильич: через шесть месяцев или будем министрами — или будем висеть.

18 марта [31 марта]. Берлин

Докладная записка чиновника м.и.д. из генштаба.

...Прежде всего мы должны избежать компроме­тации едущих слишком большой предупредительно­стью с нашей стороны. Очень было бы желательно получить какое-либо заявление швейцарского прави­тельства. Если без такого заявления мы внезапно пошлём эти беспокойные элементы в Швецию, это может быть использовано против нас.

18 марта [31 марта]

Помощник статс-секретаря — послу в Берне Ромбергу.

(Шифровано.)

Спешно! Проезд русских революционеров через Германию желателен как можно быстрей, т. к. Ан­танта уже начала противодействие в Швейцарии. По возможности ускорьте переговоры.

20 марта [2 апреля]

Германский посол в Копенгагене граф Брокдорф-Рантцау —

в м.и.д. Совершенно секретно.

...Мы должны теперь непременно стараться со­здавать в России наибольший хаос. Для этого избе­гать всякого внешне-заметного вмешательства в ход русской революции. Но втайне делать всё, чтобы углубить противоречия между умеренными и край­ними партиями, так как мы весьма заинтересованы в победе последних, ибо тогда переворот будет неиз­бежен и примет формы, которые сотрясут устои русского государства. ...Поддержка нами крайних элементов — предпочтительнее, ибо таким образом проводится более основательная работа и достигает­ся быстрее результат. По всем прогнозам можно рассчитывать, что месяца за три распад продвинется достаточно, чтобы нашим военным вмешательством гарантировать крушение русской мощи.

Те, кого поразят выражения В. И. Ленина, образ мыслей его или действий, могут более внимательно прочесть его произведения, использованные здесь:

— В Боевой комитет при Санкт-Петербургском комитете. Собрание сочинений, 4-е изд.

т. 9, стр. 315

— там же, 389 т. 23, стр. 83

— там же, 110

— там же, 126

— там же, 138

— там же, 141

— там же, 212

— там же, 247

— там же, 282

— там же, 289 изд. т. т. 48,49

— Задачи отрядов революционной армии

— О лозунге “разоружения”

— Речь на съезде швейцарской с-д партии 4.11.1916

— Задачи левых циммервальдистов в швейцарской с-д партии

— Тезисы об отношении швейцарской с-д партии к войне

— Принципиальные положения к вопросу о войне

— Открытое письмо к Шарлю Нэну

— Двенадцать кратких тезисов о защите Г. Грёй- лихом защиты отечества

— Набросок тезисов 4(17) марта 1917

— Письма из далека

— Письма Ленина военных лет (1914-1917) — 5-е

Считаю долгом назвать четыре современных исследования, среди других особенно помогших мне при написании этих глав:

Werner Halweg — Lenins Riickkehr nach Russland 1917. — Leiden, 1957 Winfried B. Scharlau, Zbynek A. Zeman — Freibeuter der Revolution. — Koln, 1964

Willi Gautschi — Lenin als Emigrant in der Schweiz. — Koln, 1973 Fritz N. Platten, jun. — Von der Spiegelgasse in der Kreml. —

«Volksrecht» (13.3 -17.4.67)

и выразить признательность авторам за пристальное внимание к событиям, определившим ход XX века, но так старательно скрытым от истории, а по направлению западного развития оставленным в малом внимании.

Москва, 1971; Цюрих, 1975

СПРАВКА

(революционеры и смежные лица)

АБРАМОВИЧ Александр Е. (род. 1893). Родом из Одессы. Член РСДРП с 1908. С 1911 в Швейцарии: студент в Женеве, рабо­тает на часовом заводе в Шо-де-Фоне. Вернулся в Россию (в ленин­ской группе. Есть следы, что в 1918 был советским агентом при Баварской республике. Сотрудник Коминтерна.

АРМАНД Инесса Теодоровна (1874-1920). Родилась в Париже, в семье французских артистов. Воспитывалась в России у тёти-гувер­нантки, вышла замуж за фабриканта Арманда, с которым у неё было четверо детей, затем перешла к его младшему брату и родила (в Швейцарии) еще сына. При революции 1905 была связана с мос­ковской группой эсеров, затем в ссылке, оттуда ушла в эмиграцию. После смерти второго мужа училась в Сорбонне, встретилась с Ле­ниным в 1909, с этого времени примкнула к большевикам. Была его подругой, с короткими перерывами до самой смерти, постоянно среди его близких сотрудников. В 1912 ездила в Россию, недолгое время сидела в тюрьме, освобождена по ходатайству первого мужа. Участница Кинтальской конференции (в числе большевиков). Воз­вратилась в Россию в ленинской группе. После Октябрьского пере­ворота одно время — председатель Московского губсовнархоза, позже — заведующая Женотделом при ЦКРКПб.

БАГОЦКИЙ Сергей Юстинович (1879-1953). Поляк из России, врач. Был с Лениным в Кракове, вслед за ним переехал в Швейцарию. В то время был практическим помощником Ленина в бытовых и денежных делах, в поддержании конспиративных контактов с немцами через посредников. В швейцарской эмиграции жил ши­роко, много тратил (свидетельство Нобса). С 1918 — представитель русского Красного Креста в Швейцарии.

БОГДАНОВ (Малиновский) Александр Александрович (1873-1928). Сын учителя-физика, кончил Тульскую гимназию, в 1899 — меди­цинский факультет Харьковского университета. С тамошним интел­лигентским кружком социал-демократов “разошёлся из-за вопроса о морали, которой они придавали самостоятельное значение”. Врач, социолог, философ. Несколько лёгких высылок (Тула, Калуга, Во­логда), в 1904 примкнул к Ленину, вошёл в первое большевистское руководство. Теоретик вооружённого восстания, организатор так­тических нападений, экспроприаций, накопления денежных фондов

партии. В 1905 арестован в полном составе Петербургского Совета Рабочих Депутатов, но вскоре освобождён. Революционные 1906-07 годы жил вместе с Лениным в Куоккале. Последовательно наста­ивал на бойкоте парламентской и легальной деятельности, от чего Ленин в 1907 отказался. Тяготясь участием Богданова в руковод­стве партии, Ленин повёл против него атаку в философии (“Ма­териализм и эмпириокритицизм”, 1909) — и вовсе изгнал Б. из партии. Б. никогда больше не занимал видных партийных или советских постов. В войну мобилизован, врач на фронте. Много печатных работ по политической экономии, философии, организа­ции науки и хозяйства, два фантастических романа. Погиб при рискованном эксперименте по переливанию крови.

БОШ Евгения Готлибовна (1879-1924), родом из Очакова. С 16 лет замужем за сыном фабриканта, в 21 год покинула мужа и окунулась в с-д деятельность (Киев), большевичка. Подруга Пя­такова. В 1913 сослана в Иркутскую губернию, оттуда вместе с ним бежит через Владивосток. Короткое время в Швейцарии, затем -в Скандинавии. После Февральской революции — председатель Киевского губ. комитета партии, агитирует гвардейский корпус идти на Киев, свергать Раду. Член Киевского Военно-Револю­ционного комитета. В первом коммунистическом правительстве Украины (Харьков 1918) — “народный секретарь внутренних дел”. В Гражданскую войну командировалась на административно-кара­тельные задания в масштабах губерний (Пенза, Астрахань, Гомель), комиссар Каспийско-Кавказского Фронта. В 1923 обвинена в троц­кизме, в 1924 покончила с собой.

БРИЛЛИАНТ — см. Сокольников

ВРОНСКИЙ (Варшавский) Моисей (1882-1941), родом из Лодзи. Польский с-д, затем большевик. В 1907 эмигрировал в Швейцарию. Ближний помощник Ленина, вставлен им в Кинтальскую конферен­цию. После Октябрьского переворота — одно время редактор “Прав­ды”, заместитель наркома торговли и промышленности. 1920-22 — полпред (посол) в Австрии. После смерти Ленина не занимал круп­ных постов.

БУРЦЕВ Владимир Львович (1862-1942) — революционер-народо­волец с 80-х годов, террорист конца XIX века. После ареста бежал. В Англии печатно призывал убить Александра III, за что даже у англичан получил полтора года заключения. За пропаганду тер­рора выслан также из Швейцарии. Специализировался на разобла­чении агентов полиции в русском революционном движении. В революции 05 и 17 годов — редактор журнала “Былое”, с 1911 по 1914 — газеты “Будущее” и из-за границы рассылал её царю, великим князьям, министрам, в библиотеку Государственной Думы. С началом мировой войны стал патриотом, добровольно сдался на русской границе, судим, сослан, амнистирован (1915). При боль­шевиках арестовывался, снова издавал “Былое”, затем у белых — “Общее дело". Снова эмигрировал.

БУХАРИН Николай Иванович (1888-1938). Крупнейший теоретик большевистской партии и несостоявшийся вождь её. Родился в учительской семье. Смесь воспитания интеллигентского и простого. Окончил 1-ю Московскую гимназию, с 18 лет — член партии боль­шевиков, 20-летним студентом кооптирован в Московский комитет партии. Несколько лёгких арестов, из ссылки уехал в эмиграцию. С 1911 заграницей, много образовывался, начал публицистическую дея­тельность. Возвратился в Россию в 1917 через Америку, Японию, Си­бирь. С лета 1917 — член ЦК. Против Брестского мира возглавил оп­позицию “левых коммунистов” (не укреплять Германию сепаратным миром, но добиваться мировой революции). В советские годы много печатался (работы экономические, политические, популяризация). После смерти Ленина — в ведущей семёрке (Политбюро) и исполь­зован Сталиным для её уничтожения: с его помощью разбиты Троцкий, Каменев, Зиновьев, после чего уничтожен и он со своими сторонниками Рыковым и Томским. На пороге 30-х годов как будто бы понимал преступность сталинского курса, ведущего к гибели крестьянства и здоровой национальной экономики, но не сумел твёрдо и эффективно противостоять. После показательного процесса с обычными “признаниями” расстрелян.

ВЕЙСС — см. Цивин

ГАНЕЦКИЙ (Фюрстенберг) Яков (1879-1937). Из варшавской бога­той семьи, к с-д примкнул с конца XIX века, участник II съезда РСДРП от польских с-д, много лет состоял и в польской и в рос­сийской партии. Несколько лёгких арестов, ни одного серьёзного приговора. На воинской службе обругал командира полка, но про­щён “за возбуждённое состояние”. Уехал из двух ссылок. Перед войной вместе с Радеком раскалывал польскую с-д (оппозиция против Розы Люксембург). С 1912 тесный сотрудник Ленина, вме­сте с ним в Кракове, затем в Швейцарии, оттуда в 1915 переехал к Парвусу в Скандинавию директором его конторы. В марте 1917 вместе с Радеком и Воровским оставлен Лениным в Стокгольме под вывеской Заграничного Бюро ЦК для бесперебойной подачи денежных средств от Парвуса на укрепление большевистских орга­низаций и прессы в России, а также для ведения большевистской пропаганды на Запад. После Октябрьского переворота — в народ­ном комиссариате финансов (главный комиссар банков). Участник “Дополнительного Соглашения” с Германией в августе 1918 — по которому, в расширение Бреста, Советская Россия обязалась уве­личить продуктовую и материальную помощь Германии в самый канун её поражения. Участник важных дипломатических перегово­ров 1920-25 годов. Много тёмного в биографии. После смерти

Ленина — наркомвнешторг, второстепенные роли. В 1937 арестован и расстрелян вместе с женой и сыном.

ГИЛЬБО Анри (1885-1938) — французский с-д, интернационалист. Как противник войны — с 1915 — в Женеве, с 1916 издавал журнал «Demain». Участник Кинтальской конференции. Деятель Коминтер­на. Но в 30-е годы отошёл от СССР.

ГРЁЙЛИХ Герман (1842-1925), родом из Бреслау, переплётчик. Один из основателей швейцарской с-д партии и её органа “Бернер Тагвахт”. Популярнейший швейцарский рабочий вождь (“папа Грёй- лих”). С 1902 и до смерти — депутат швейцарского парламента.

ГРИММ Роберт (1881-1958). Типограф, механик. Один из лидеров с-д партии Швейцарии. С 1905 — профсоюзный секретарь в Базе­ле. С 1909 — секретарь партии, главный редактор “Бернер Тагвахт”. С 1911 — депутат швейцарского парламента, с 1946 — председатель его. Инициатор и председатель Циммервальдской и Кинтальской конференций. Один из организаторов II l/2-ro Интернационала (ле­вей социалистического, умеренней коммунистического).

ЗИНОВЬЕВ (Апфельбаум) Григорий Евсеевич (1883-1936), родом из Елизаветграда. Без образования, в юности — конторщик. С 18 лет примкнул к с-д, с 19, еще ни разу не арестованный, эмигриро­вал. В 1903 познакомился с Лениным и примкнул к нему навсегда. Пытался учиться в Бернском университете то на химическом, то на юридическом факультете, бросил. В революцию 1905 с жалобой на сердце (22 лет отроду) получил от профессора запрет “всякой политической деятельности” 'И опять уехал заграницу. После мино­вания главных революционных событий — выздоровел, вернулся в Россию. В 1908 арестован первый раз, через несколько месяцев выпущен по заступничеству — и эмигрировал окончательно. Начи­ная с 1907 — постоянный член большевистского ЦК. После смены ленинского окружения в 1908 выдвинулся его ближайшим помощ­ником, соредактором всех изданий, следует за ним в Галицию и снова в Швейцарию, взят им на Циммервальдскую и Кинтальскую конференцию, все военные годы “ЦК” есть: Ленин-Зиновьев и кого они кооптируют. Возвратился в Россию через Германию в ленинской группе, был в курсе всех связей с Парвусом и немецкой помощи, в июле 1917 после разоблачений в печати скрылся вместе с Лени­ным от возможного суда (Разлив). Скрывался до самого Октябрь­ского переворота. После него — председатель Петроградского Со­вета Рабочих Депутатов, предсовнаркома Союза Коммун Северной Области, т. е. после бегства советского правительства в Москву в марте 1918 остался фактическим диктатором Петрограда и северо­западной России, под его руководством проведён террор 1918-1919. С 1919 — глава Коминтерна. В 1923-24 помог Сталину разбить Троцкого и утвердиться генеральным секретарём. В 1925 вместе с Каменевым возглавил “ленинградскую оппозицию”, пытаясь за­хватить власть в партии, но разбит союзом Сталина и Бухарина. После этого пытался блокироваться с Троцким, но отвоевать пози­ций уже не могли. С 1926 потерял все основные посты и значение. Процессами 1935 и 1936 приведён к расстрелу. Сохранилось свиде­тельство, что целовал сапоги оперчекистов, ведших его на рас­стрел, прося о пощаде.

ЗИФЕЛЬДТ Артур Рудольф (1889-1938), эстонец из Таллина. Пере­пробовал почти все революционные направления, примкнул к боль­шевикам. С 1913 по 1917 в Цюрихе. Помогал Ленину в связях с Кескулой. Покинул Швейцарию в 1917 со вторым эмигрантским транспортом через Германию.

ИНЕССА — см. Арманд

КАМЕНЕВ (Розенфельд) Лев Борисович (1883-1936). Кончил Тиф­лисскую гимназию, в Московском университете (юридический факультет) начал революционную деятельность, исключён, после краткого ареста уезжает заграницу, там в 1903 примыкает к боль­шевикам. Несколько возвратов в Россию, два кратких ареста, пропагандистская деятельность в революционные годы, длитель­ная эмиграция с 1908, там входит в новое окружение Ленина. После разоблачения Малиновского в 1914 командируется в Россию для руководства большевистской фракцией Государственной Думы извне (с началом войны — из Финляндии). В ноябре 1914 аресто­ван на тайном совещании с ними под Петербургом, на процессе 1915 смягчил свою участь отказом от ленинского пораженчества, признанного фракцией Думы. Сразу после Февраля воротясь в Петроград и более всех удостоенный доверия Ленина, возглавляет партию до его возвращения. Единственный в партии, кто возражал апрельским тезисам Ленина. С захватом большевиками 2-го Съезда Советов в ночь переворота — председатель съезда и нового ЦИКа. Участник брестских переговоров с Германией. В 1922 вместе с Рыковым и Цюрупой — один из заместителей заболевшего Ленина. Разделил с Зиновьевым все неудачи борьбы против Сталина. Уже обречённый, на съезде партии в 1934 требовал по отношению к “кулацкой” оппозиции “рютинцев”: не спорить с ними идеологи­чески, но расстреливать их. Расстрелян после процесса 1936 года.

К AM б (Тер-Петросян) Семён Аршакович (1882-1922), родом из Гори, сын богатого подрядчика. Исключён из школы за вольно­думство в законе Божьем. Находился под влиянием своего старшего земляка Джугашвили. Находчивый и умелый в нелегальных дей­ствиях с оружием, производил по поручению Сталина успешные изъятия денег, в том числе знаменитый налёт на казну — в Тиф­лисе в июне 1907. В поездке на следующий налёт в Берлин аресто­ван германской полицией с чемоданом взрывчатых веществ. Избе­гал выдачи русскому правительству тем, что несколько лет успешно симулировал буйное помешательство. Всё же выдан, но спасён от казни кампанией германской прессы в защиту “заведомо больного человека”. Из тюремной больницы бежал заграницу к Ленину. В 1912 1вернулся на Кавказ и при .новом грабеже денежной почты ранен и арестован, приговорён к смертной казни. Однако либераль­ный прокурор задержал исполнение приговора до манифеста к 300-летию дома Романовых и спас его. Освобождён из тюрьмы Февральской революцией. Ленин отправил его на кавказский гор­ный курорт для поправки здоровья. Затем Камо служил в Бакин­ской ЧК. После установления меньшевистской власти вёл подполь­ную деятельность. Отказался от предложения Ленина поступать в Академию Генштаба. Погиб под автомобилем.

КАРПИНСКИЙ Вячеслав Алексеевич (1880-1965). С-д с 1898, боль­шевик от времён раскола. В постоянной эмиграции в Женеве с 1904. Держался Лениным на второстепенных издательских и технических ролях. В советское время — доктор экономических наук.

КЕСКУЛА Александр Эдуард (1882-1963) — эстонец из Тарту, участник революции 1905. Арестован, но амнистирован. Эмигри­ровал. Перед войной несистематически учился в Швейцарии. С 1914 поставил себя в распоряжение немецкого посла в Швейцарии баро­на Ромберга, добивался от Германии поддержки эстонского осво­бодительного движения. Ромберг использовал его для связи с различными направлениями русских революционеров в Швейца­рии, в том числе с Лениным. Для развития деятельности переведён немцами в Скандинавию, откуда засылал агентов в Россию и где финансировал большевистские издания (Бухарина, Пятакова и др.), не объявляя им об источнике средств. Осуществлял для большеви­ков связь между Скандинавией и Швейцарией.

КОЗЛОВСКИЙ М. Ю. (1876-1927) — с-д, петербургский адвокат, в конспиративных связях с конторой Парвуса. В 1917 — член Исполкома Петроградского Совета. В июле после опубликования разоблачений о связи большевиков с немцами — арестован вместе с несколькими ведущими большевиками (все освобождены при корниловском мятеже). После Октябрьского переворота — пред­седатель Чрезвычайной Следственной Комиссии в Петрограде и председатель Малого Совнаркома. Затем — нарком юстиции Литвы- Белоруссии.

КОЛЛОНТАЙ Александра Михайловна (1872-1952). Дочь генерала (украинца) и финской крестьянки. Воспитывалась в богатых поме­щичьих условиях, не отпущена ни в гимназию, ни на Бестужевские курсы, чтобы не столкнулась с революционными элементами. Част­ная учёба у профессоров истории, литературы. Раннее короткое замужество с целью выйти из-под воли родителей. Культурно­просветительные общества, все связанные с помощью революцио­нерам. Экономическое образование заграницей. С-д с конца XIX века. Свидетельница стрельбы на Дворцовой площади 9 января 1905. Писала прокламации для обеих фракций с-д. “По душе мне ближе был большевизм с его бескомпромиссностью”, но до 1915 была меньшевичкой, в 1914 сторонница всеобщего примирения, лишь постепенно перешла к ленинской “гражданской войне” и, значит, большевизму. В предвоенные и военные годы — подруга Шляпникова. В первом большевистском правительстве — народный комиссар социального обеспечения. Затем долгие годы — посол СССР в Норвегии и Швеции.

КРАСИН Леонид Борисович (1870-1926). Родом из Тобольской гу­бернии, революционер со студенческих лет (ссыльное окружение). С перерывами на аресты и ссылки получил технологическое обра­зование, инженер. Этим дальше определилась его роль техника партии: конспирация, подготовка взрывных материалов, нападений. Он же установил контакт с фабрикантом Саввой Морозовым, полу­чение постоянной денежной помощи для партии. С 1903 — боль­шевик и даже член ЦК. В разгар своей революционной деятель­ности беспрепятственно заведывал осветительной кабельной сетью всего Петербурга. В 1908 эмигрировал, в 1909 отстранён от боль­шевистского руководства и отошёл от политической деятельности. Работал инженером в Берлине, вернулся в Россию, здесь занимал директорские места. С 1917 вернулся в партию. Участник брест- литовских и дополнительных берлинских (август 1918, см. Ганец- кий) переговоров. Ездил в Ставку к Людендорфу тщетно прося не отбирать Кавказа и Туркестана (план Людендорфа сорван американской высадкой во Франции). Ряд крупных хозяйственных постов, нарком внешней торговли, путей сообщения, с 1920 — посол в Лондоне, участник других дипломатических переговоров, Генуэзской и Гаагской конференций.

КРУПСКАЯ Надежда Константиновна (1869-1939). Дочь судейского чиновника. С 1897 — жена Ленина (церковный брак по формальной необходимости). Разделяла всю его жизнь, вела техническую пар­тийную работу. Пыталась самостоятельно писать сочинения по пе­дагогике, но достижений не было. После Октябрьского переворота — в руководстве народного комиссариата просвещения. С 1925 примкнула к неудачной оппозиции Зиновьева-Каменева против Ста­лина. С тех пор всё время сталинской диктатуры поведение её было безгласно.

ЛЕВИ (Хартштейн) Пауль (1883-1930) — немецкий с-д, адвокат. В швейцарской эмиграции — участник циммервальдской левой, позже в Германии — коммунист. В 20-е годы вернулся в с-д.

ЛИТВИНОВ (1876-1951). Из состоятельной семьи, из Польши. Проходил военную службу вольноопределяющимся и там потя­нулся к марксизму. В 1901 арестован в составе Киевского коми­тета РСДРП, в 1902 бежал из Киевской тюрьмы — заграницу, с 1903 — большевик. В 1905 неудачно пытался доставлять оружие в Россию из Англии. Кроме коротких наездок в Россию — почти всё 1время в эмиграции, с 1907 — в Лондоне. Представлял боль­шевиков в Международном Социалистическом Бюро (И Интерна­ционал). После Октябрьского переворота — первый советский полпред (посол) в Англии, арестован в ответ на арест Локкарта в Москве и на него же обменён. Успешная дипломатическая деятельность, заместитель наркома, с 1930 по 1939 — высшие годы сталинского террора — народный комиссар иностранных дел, вестник мира на Западе; речи его заливали страницы советских газет и были популярны. Понижен в годы дружбы с Германией Гитлера, с 1941 — посол в Соединённых Штатах.

ЛУНАЧАРСКИЙ (Воинов) Анатолий Васильевич (1875-1933). Пло­довитый журналист и лектор, слабый драматург и писатель (лите­ратурный уровень виден по избранному псевдониму). Родом из Полтавы, из семьи радикально настроенного чиновника, с 15 лет изучал марксизм, с 17 лет агитировал рабочих. По окончанию гимназии поехал в Цюрихский университет. В 1899 возвращается в Россию, ведёт пропаганду. Три коротких ареста, сроки в месяцах, ссылки в Калугу, в Вологду, усиленное образование, первые печа­тания. С 1903 — в эмиграции и, примкнув к большевикам, популя­ризирует большевистскую пбзицию объездом всех эмигрантских групп в Европе, не отказывается и от доклада о принципах воору­жённого восстания на III съезде партии. Во время революции 1905 — газетная деятельность, пережив месячный арест — эмигрировал до следующей революции. Участник многих большевистских эми­грантских изданий. Ученик Авенариуса, разошёлся с Лениным по философским вопросам в 1908-09. Неудачная попытка создать дру­гую партию (группа “Вперёд”). В годы войны — в группе Троц­кого-Мартова. Возвратился в Россию через Германию со вторым эмигрантским транспортом, несколько месяцев был “межрайонцем” до влития их в большевики в июле 1917. Так вернулся к Ленину. Короткое время сидел в тюрьме при Временном правительстве по обвинению (вместе с ведущими большевиками) в государственной измене —связи с немцами. “И до тюрьмы и в тюрьме неоднократно создавалось крайне опасное для моей жизни положение”. Выпущен через месяц после Октябрьского переворота — народный комиссар просвещения (до 1929). В годы Гражданской войны много разъез­жал по фронтам и прифронтовой полосе, непрерывно агитируя. Известен неуёмной лекционной деятельностью и в Москве. В 1923 выпустил книгу о вождях революции, не упомянув Сталина. Эта ошибка стоила ему многолетней опалы и принесла действительную опасность. Умер по пути в Испанию, куда назначен был послом.

МАЛИНОВСКИЙ Роман Вацлавович (1876-1918). Поляк родом из-под Плоцка. Портной, затем токарь по металлу. Три кражи, уголовные судимости. На военной службе стал сотрудником тайной полиции. Сперва — у меньшевиков, с 1910 перешёл к большевикам. Лениным кооптирован в ЦК, назначен председателем Русского Бю­ро (руководителем партии на территории России). По поручению Ленина расколол с-д фракцию Гос. Лумы и стал лидером больше­вистской фракции. Работу её вёл и свои речи составлял одновремен­но под руководством Ленина и Департамента Полиции. Но в 1914 новый начальник Департамента Полиции счёл, что иметь осведо­мителем видного парламентского депутата противоречит самой го­сударственной идее, дал Малиновскому отступного и велел пре­кратить работу в Думе. (Есть сходство с разоблачением Азефа самой же полицией.) Малиновский без объяснений сложил с себя парламентские полномочия и исчез. Поднялись слухи о его прово- каторстве, но Ленин-Зиновьев-Ганецкий реабилитировали Малинов­ского — «в 1914 и еще раз в 1917: “Руководящие учреждения партии абсолютно уверены в политической честности Малиновского... Об­винения абсолютно вздорны”. Во время войны — в армии, попал в немецкий плен. В 1918 решил вернуться в Советскую Россию после обещания Ленина о личной безопасности. (По слухам гарантийная записка, подписанная Лениным и отобранная на границе.) 5 ноября 1918 над ним состоялся суд трибунала в присутствии Ленина. Малиновский держал 6-часовую защитительную речь. Расстрелян немедленно.

МАРТОВ (Цедербаум) Юлий Осипович (1873-1923). Революцион­ную деятельность начал студентом, исключался, арестовывался. В 1890-е годы в Вильно сформулировал идеологию Бунда, но сам стал (вскоре противником его. Вместе с Лениным арестован в Петер­бурге в 1896, осуждён на 3 года ссылки, но в отличие от Ленина не имея протекции, отбыл её в Туруханском крае. С 1901 — эми­грант. Лидер меньшевиков. Не выносил моральной неразборчивости большевизма. Был сторонник легального развития с-д. С начала войны был против защиты отечества, но и против превращения войны в гражданскую. Вернулся в Россию через Германию со вторым эмигрантским транспортом в мае 1917. Был за общее со­циалистическое правительство против захвата власти. В октябрь­ские дни на заседаниях Съезда Советов пытался отговорить от штурма Зимнего дворца. Резко протестовал против разгона Учре­дительного Собрания, в разгар красного террора — против смерт­ной казни. В 1920 с разрешения Ленина уехал в Германию, там издавал “Социалистический Вестник”. Один из создателей II 1/2 Интернационала (“за диктатуру пролетариата, но без террора”). Умер от туберкулёза горла.

МООР Карл (1852-1932). Швейцарский с-д. 1892-1906 годы участ­вовал в редактировании “Бернер Тагвахт”. Состоятелен. Во время войны, под кличкой “Байер” — двойной агент немецкой и австрий­ской разведки. Много помогал Ленину. Опекал Мюнценберга в швейцарской тюрьме, Платтена — в литовской, спас Радека из берлинской (1919). Выполнял тайные дипломатические миссии со­ветского правительства. После Октября — почётный гражданин СССР и жил там большей частью до 1927. Последние годы жизни — в Берлине.

МЮНЦЕНБЕРГ Вильгельм (1889-1940), родом из Эрфурта, эмигрант в Швейцарию с 1910. Здесь — секретарь Социалистического Интер­национала Молодёжи, редактор его органа “Югенд Интернациона­ле”. Организатор рабочих демонстраций в Цюрихе в военные годы. Участник Кинтальской конференции. С 1916 — в руководстве с-д партии Швейцарии. В 1917 ездил через Германию при содействии германских властей (будучи германским дезертиром). В 1917 ус­троил кровавую баррикадную схватку в Цюрихе, после этого и еще раз в 1918 арестовывался. По окончанию войны выслан в Германию. 1919-1921 — секретарь Коммунистического Интернацио­нала Молодёжи, 1920 — у Ленина в Москве. С 1924 в Германии создал левый газетный концерн. До 1933 — коммунистический де­путат рейхстага. В 1933 эмигрировал во Францию. Отказался при­ехать в СССР по вызову Сталина. Летом 1940 найден повешенным в лесу близ Гренобля.

НОБС Эрнст (1886-1957), сын портного, учитель. С 1915 — глав­ный редактор партийного органа “Фольксрехт” и других социали­стических изданий. С 1916 — председатель цюрихской партийной организации. С 1917 — член руководства швейцарской партии. С 1919 — депутат швейцарского парламента, с 1943 по 1951 — член правительства, в 1948 — президент Швейцарии.

ПАРВУС (Гельфонд) Александр (Израиль) Лазаревич (1867-1924). Родом из Минской губернии (Березино), детство в Одессе. 1885 — окончил Одесскую гимназию, 1891 — Базельский университет. На­чал успешно печататься в левой германской печати (“публицисти­ческая революция”), связывал германских с-д с русскими (Плеха­нов, Потресов). Организовал печатание “Искры” в Лейпциге и сам печатался в ней. За свою публицистику высылался из разных германских земель, переезжал в другие. Фактический руководитель Петербургского Совета в 1905, несколько месяцев в Крестах и

Петропавловке, административная ссылка в Сибирь на три года, ушёл с пути, вернулся в Петербург, уехал заграницу. Резко кри­тиковал “русский курс” (сближение) германской политики, наме­чавшийся в 1907. С 1910 по 1915 — в Турции и на Балканах, сильно разбогател, финансовый советник турецкого и болгарского прави­тельств при входе их в мировую войну. С февраля 1915 в пере­говорах с германским м.и.д. Взялся сделать революцию в России и вывести её из войны. Под прикрытием торговли направлял германские деньги русским революционерам, после Февральской революции — исключительно большевикам, дав им быстро укре­пить свою прессу и организацию, совсем слабую и малочисленную до Февраля 1917. После разоблачений в июле 1917, не доведённых до конца, резко атаковал в германской прессе Керенского. В 1917 тормозил обще-социалистические попытки мира, влиял на герман­ское правительство — дождаться анархии в России и обезвредить её. После Октябрьского переворота хотел вернуться в Россию (не доверял организаторским способностям большевиков, ставил Лени­ну в вину “уступки” крестьянам). Ленин отказал. От момента, когда советское правительство отпустило 2 миллиона рублей “на поддержку европейской революции”, Парвус стал нападать на Ле­нина (впервые). Считал опасным, что большевики сделают из Рос­сии сильную военную державу. После германской революции нояб­ря 1918 уехал в Швейцарию, поселился в вилле на Цюрихском озере. Его оргии здесь в сочетании с берлинским скандалом вокруг Скларца, подкупившего с-д правительство, привели к высылке Парвуса из Швейцарии. Устроил себе богатое жилище на острове Шванненвердер (Германия) и жил там до смерти.

ПЛАТТЕН Фриц (1883-1942), слесарь, затем чертёжник. Секретарь швейцарской с-д партии, участник Циммервальдской и Кинтальской конференций, где примыкал к Ленину. При отвозе ленинской груп­пы не был пропущен в Россию английским контролем на границе. Возвратясь в Швейцарию, восстановил контакты с послом Ромбер­гом для организации следующих эмигрантских транспортов (“Надо увеличить в Петербурге число убеждённых сторонников мира путём подвоза их из-за границы”). С 1917 — член швейцарского пар­ламента, в 1918 — основатель швейцарской коммунистической партии. Тем временем неоднократно ездил в Москву, одна из видных фигур при создании Коминтерна в 1919, член бюро Ком­интерна. До 1923 — секретарь компартии Швейцарии, с 1923 и до смерти — в СССР. Умер в ссылке.

ПЛЕХАНОВ Георгий Валентинович (1956-1918). Первый крупный русский марксист и долгое время (до раскола с Лениным в 1903) глава русской социал-демократии. (В 1883 создал марксистскую группу “Освобождение труда” в Женеве.) Но и на раскольном (П-м) съезде выступал сторонником революционной диктатуры. Позже опять блокировался с Лениным, тщетно пытаясь вернуть себе ведущее место в партии. С 1914 занял патриотическую пози­цию и она сохранилась и углублялась до самой смерти его. В 1917 вернулся в Россию через Англию несколькими днями прежде Лени­на. В результате дробления с-д партии он давно уже не был вождём меньшевиков, но лидером группы “Единство” (т. е. нацио­нального), искавшей союза с кадетами и разбитой в результате Октябрьского переворота.

ПОТРЕСОВ Александр Николаевич (1869-1934). Дворянин, сын ар­тиллерийского полковника. От матери перенял чувство страдания за народ. Окончил естественный факультет, поступил на юридичес­кий, но отвлёкся политической деятельностью. В 1892 — первая поездка в Швейцарию, связь с группой “Освобождение труда”, с Плехановым — становится его издателем в России. 1898-1900 — ссылка в Вятскую губернию; «месте с Мартовым и Лениным (переписка между тремя ссыльными местами) создал план “Искры” и в 1900 поехал в Швейцарию осуществлять его. 1901-03 по бо­лезни отошёл. В 1905 — один из первых вернулся в Петербург (на революцию) и участвовал с Парвусом и Троцким в издатель­ской деятельности. После разгрома революции не поехал в эмигра­цию принципиально: надо быть в России. Плеханов из-за границы напал на Потресова в ответ 'на его журнальную критику, этим воспользовался Ленин (так родился термин “ликвидатор”). Потре- сов считал, что подполье не может выражать интересов рабочих и надо сосредоточиться на легальных организациях. Войну 1914 воспринял как начало гибели России. Поддерживал военно-про­мышленный Комитет Гучкова. Признанный вождь “меньшевиков- оборонцев”. Резкий противник сепаратного мира, при большевиках жил нелегально, арестовывался ЧК, освобождён хлопотами старых знакомых. В феврале 1925 с туберкулёзом позвоночника отпущен на лечение в Берлин и больше уже не поднимался до смерти.

ПЯТАКОВ Георгий Леонидович (1890-1937). Сын инженера. 15-лет­ним реалистом участвовал в уличных митингах, исключён из учи­лища. В 16 лет вёл анархистскую пропаганду и участвовал в “экс­проприации”, готовился к террору. С двадцати лет — с-д. В 1913 сослан на поселение в Сибирь, оттуда уехал через Японию в Европу — Швейцария, Швеция. После Февраля — председатель Киевского комитета большевиков, потом и — Киевского Совета Рабочих Де­путатов. Активный, участник Октябрьского переворота в Киеве, подпольная деятельность на Украине, с конца 1918 — первый глава советского правительства Украины. В Гражданскую войну большей частью был комиссаром, не чуждался карательной дея­тельности, в 1920 вместе с Троцким делал попытку создавать Труд­армию (прообраз трудлагерей) на Урале. В 1922 — председатель

Трибунала на процессе эсеров в Москве. С 1923 — член ЦК. Все годы — в руководстве хозяйством СССР, к 1930-м годам — фак­тический руководитель всей тяжёлой промышленности. Арестован, пытан, после показательного процесса расстрелян.

РАВИЧ Сарра Наумовна (1879-1957). С-д с 1903, в Женеве с 1907. Была арестована в Мюнхене при размене денег, награбленных у русской казны в Тифлисе. Вернулась в Россию в ленинской группе, вошла в петроградский комитет большевиков. Видимо, арестована в 1938, но в лагерях выжила. Написала роман о декабристах.

РАДЕК (Зобельзон) Карл Бернгардович (1885-1939). Блестящий журналист, дерзкий находчивый политик. Уроженец Галиции, поль­ский с-д. Эмигрировал, приезжал на революцию 1905 в Варшаву, снова эмигрировал в Берлин. В польской с-д противник Р. Люк­сембург, из немецкой с-д исключён за неблаговидные поступки, с началом войны уехал из Германии в Швейцарию, чтоб избежать мобилизации. Участник Циммервальда и Кинталя, то в спорах с Лениным, то в союзе, и тогда любимец его. Через Германию про­ехал с ленинской группой, на 1917 остался в стокгольмском Загра­ничном Бюро большевиков (см. Ганецкий). Участник переговоров в Брест-Литовске. В конце 1918 поехал в Германию помогать делать там пролетарскую революцию, арестован, в тюрьме его посещали видные политики. Освобождён. Неоднократно был в Германии и с другими тайными миссиями (поиск союза против Польши и т. д.). В 1923 послан туда снова — разжечь революцию (не удалось). Член ЦК, член Исполкома Коминтерна. В 1923-25 годах потеснён вместе с оппозициями, ушёл с видных политических ролей. Многие годы — первое перо советской прессы. Перед процессом 1937 давал показания на других, после процесса не был расстрелян, но вскоре умер в заключении при неизвестных обстоятельствах.

РАКОВСКИИ Христиан Георгиевич (1873-1941) — из зажиточной болгарской семьи и из рода, много воевавшего за независимость от Турции. 14-летним гимназистом участвовал в политическом бро­жении, 17-ти лет эмигрировал в Женеву, где попал под влияние Плеханова и сознакомился с мировым с-д движением. Через же­нитьбу на русской был связан с Россией, ездил туда, публиковался в левой печати (“Инсаров”). Многие годы европейской эмиграции, упорная революционная деятельность в Румынии и Болгарии. Участник Циммервальда. Из румынской тюрьмы освобождён Фе­вральской революцией, поехал в Петербург, примкнул к больше­викам. После Октября — комиссар на юге России (матросского отряда, одесской чрезвычайной коллегии и т. д.). По поручению советского правительства вёл переговоры со Скоропадским и Гер­манией об отделении Украины и мире с ней. Напротив, при захвате Украины большевиками всякий раз становился председателем ее

Совнаркома — и так до 1923 возглавлял Украину. (Совмещал со многими политико-военными и хозяйственными постами.) 1923 — полпред в Англии, 1925 — во Франции. С 1919 — в ЦК партии, в верхах руководства. Испытал падение вместе с оппозициями. Осуждён на показательном процессе 1937. Умер в тюрьме при незвестных обстоятельствах.

РЯЗАНОВ (Гольденбах) Давид Борисович (1870-1938). С 17 лет в революционном движении, “почти первым стал в Одессе марк­систом”. Уклон в теорию и книжную деятельность, стал историком марксизма. Несколько арестов, несколько выездов в эмиграцию. С 1907 пишет историю I Интернационала заграницей, публикует неизданное Маркса и Энгельса, становится лучшим знатоком их наследия. Участник Циммервальда. В Россию вернулся через Гер­манию со вторым эмигрантским транспортом. С 1917 — в больше­виках. Лектор, основатель и директор института Маркса-Энгельса. В 1931 исключён из партии. Умер в ссылке.

САФАРОВ Георгий Иванович (1891-1942). С-д с 1908, эмигрант в Швейцарии с 1912, примыкал к Ленину и в Россию выехал вместе с ним. Главный редактор “Ленинградской правды”, в 1925 — активный член оппозиции Зиновьева-Каменева. В 1927 исключён из партии как троцкист. В 1935 арестован.

СЕМАШКО Николай Александрович (1874-1949). Сын орловского дворянина, племянник Плеханова, кончил елецкую гимназию, с перерывами (краткие аресты, ссылка в родной уезд) — медицин­ский факультет. В революцию 1905 заметен на собраниях в Ниж­нем Новгороде, арестован, отпущен под залог, эмигрирует. В Же­неве и Париже близок к Ленину. После Октября — народный комиссар здравоохранения (его именем названо в СССР множество больниц и переулков, где расположены больницы, — как именем Подбельского — переулки с почтами).

СКЛАРЦ Георг (род. 1878). Коммерсант, политических взглядов не выражал. С начала войны 1914 — агент германской разведки и главного морского штаба. Сотрудник в Парвусовской конторе, затем собственные крупные операции по поставкам военным и в послевоенной разорённой Германии. Обвиняемый на скандальном процессе по подкупу и финансовому подчинению ведущих деяте­лей германской с-демократии — Шейдемана, Носке, Эберта, круп­ных военных.

СОКОЛЬНИКОВ (Бриллиант) Григорий Яковлевич (1888-1939). Сын роменского врача, учился в московской гимназии. Большевик с 1905, участник “военно-технического бюро” (организация налётов). Из енисейской ссылки ушёл в эмиграцию в 1909. В Париже кончил

юридический факультет. В войну колебался между “нашесловцами” (Мартов-Троцкий) и большевиками. Вернулся в Россию в ленинской группе. С июля 1917 — в ЦК большевиков, редактор “Правды”, в момент переворота — в Политбюро. Руководил захватом банков и стал их генеральным комиссаром. Подписал Брестский мир (пред­седатель делегации), участник дополнительных соглашений в Бер­лине. Политически возглавлял подавление восстаний на Ижевском, Боткинском заводах и крестьянских в Вятской губернии, затем — расправы на Дону, вызвавшие Донское восстание. Командовал армией при взятии Ростова и новороссийской эвакуации белых. В 1920 вместе с Сафаровым, Кагановичем и Петерсом возглавлял подавление Туркестана. Занял несчастливую позицию в партийной дискуссии “о профсоюзах”. С 1921 по 1926 — народный комиссар финансов. С 1929 — посол в Англии, с 1934 — заместитель нар­кома иностранных дел. Сужен показательным процессом в Москве, умер в заключении.

УРИЦКИЙ Моисей Соломонович (1873-1918) — из купеческой се­мьи г. Черкассы, гимназия в Белой Церкви, юридический факультет Киевского университета. Участие в с-д движении, легко уходит из ссылок, эмигрирует. Меньшевик, в годы войны — “нашесловец” с Троцким, поддерживает связь Парвуса с “межрайонцами” в Петер­бурге. С ними вместе вливается в большевики, сразу — член ЦК. В Октябрьский перворот — член Военно-Революционного Комитета, руководившего восстанием. “Комиссар Учредительного Собрания”

— разогнал его. Начальник Петроградского ЧК, руководитель тер­рора в бывшей столице. Убит студентом Канегиссером.

ХАРИТОНОВ Моисей М. (1887-1948) — с-д с 1905, больше­вик. С 1912 — в Швейцарии, студент-юрист. Близок к Ленину, вернулся в Россию в его группе. После Октябрьского переворота

— начальник петроградской милиции. В 20-х годах — секретарь губкома на Урале, в Перми, в Саратове. В 1925 поддержал оппози­цию Зиновьева-Каменева, затем их блок с Троцким. Далее крупных постов не занимал.

ЦИВИН Е«ген (клички от немецкой и австрийской разведки — “Вейсе”, “Эрнст Колер”). Русский революционер, работавший в Швейцарии в годы войны в контакте с австрийской, потом и немец­кой службой.

ЧУДНОВСКИЙ Григорий Исакович (1894-1918). С-д меньшевик, долгие годы эмигрант. В Россию возвращается вместе с Троцким, входит в межрайонцев, потом — большевик. Вместе с Антоновым- Овсеенко руководит штурмом Зимнего дворца. Военный комиссар Киева. Убит на Украине.

ШКЛОВСКИЙ Георгий Львович (1875-1937). С-д с 1898, эмигрант в Швейцарии с 1909. Химик. У Ленина — на технических ролях, казначей и др. Вернулся в Россию летом 1917 с третьим эмигрант ским транспортом. 1918 — руководитель советского представитель­ства в Берне, затем и другие дипломатические посты. В 1927 понижен как троцкист. В год чисток покончил самоубийством.

ШЛЯПНИКОВ Александр Гаврилович (1885-1937). Из старообряд­ческой муромской семьи. Отец-ремесленник рано умер, мать оста­лась с четырьмя детьми. Кончил трёхлетнюю народную школу, мечтал стать мастеровым, постепенно стал слесарем и токарем высокого разряда. Из стойкой старообрядческой религиозности по веянию времени перешёл в социал-демократизм. Работал в Сор­мове, в Петербурге. Несколько арестов, не более года каждый, освобождался то по амнистии, то под залог. С 1905 — большевик. В 1908 эмигрировал, работал на многих европейских заводах. В течение войны несколько раз пересекал русскую границу из Скан­динавии, единственный во всей большевистской партии осуществляя реальную связь между эмиграцией и метрополией: привозил про­пагандную литературу, оживлял организацию в столицах и провин­ции (конспиративно объезжал её). С 1915 — председатель Русского Бюро ЦК, т. е. фактический и формальный руководитель всей пар­тии на территории России, все прочие именитые партийные деятели в годы войны замерли, большинство комитетов бездействовало. Февральская революция застала Шляпникова в Петербурге, он во­шёл от большевиков в Исполнительный Комитет Совета Депутатов, создавал Красную Гвардию, организовывал встречу Ленина. Но вскоре оттеснен многими приехавшими. На многие годы стал пред­седателем союза металлистов. Вошёл народным комиссаром труда в первое советское правительство. При бегстве правительства в Москву ему поручена организованная эвакуация Петрограда. В 1921 году возглавил “рабочую оппозицию”, обвинявшую партийных вождей в забвении рабочих интересов и перерождении. Подвергся яростной атаке Троцкого, Ленина и большинства ЦК, эта оппози­ция никогда не была ему прощена. С тех пор занимал лишь второ­степенные посты. Был обставлен осведомителями, Сталин в 1929, вызывая по ночам, требовал от Шляпникова самооклеветания. В 1933 исключён из партии, ссылка, через год арестован. Почти три года под следствием, не уступал, вывести на показательный процесс оказалось невозможно, расстрелян в сентябре 1937. Проку­ратурой реабилитирован в 1956, но в партийной реабилитации ему отказано и поныне: рабочая оппозиция не может быть прощена.

Стр.

Узел I «Август Четырнадцатого»

Глава 22 7

Узел II «Октябрь Шестнадцатого»

Глава 38 35

Глава 44 58

Глава 45 75

Глава 47 96

Глава 48 111

Глава 49 131

Глава 50 142

Узел III «Март Семнадцатого»

Глава Л-1 159

Глава Л-2 185

Глава Л-3 203

Справка (революционеры и смежные лица)

225

Societe d’lmprimerie Moderne

S I M

18, rue du Faubourg du Temple

75011 PARIS

Заметки

[

←1

]

В каждого русского — стреляй!