Лепестки на воде

Глава 13

Днем, когда Эндрю спал, а его отец работал в мастерской, в доме воцарялась тишина. После поездки в город прошло три дня. Покончив с делами, Шимейн на цыпочках вошла в детскую проверить, спит ли малыш. Он крепко спал, обняв сшитого Шимейн тряпичного зайца. Дыхание ребенка было ровным и глубоким — очевидно, он проснется еще не скоро.

Собрав в корзинку грязное белье, Шимейн прошла к ручью, присела на камень и принялась отстирывать перепачканные на коленках штанишки Эндрю. Птицы веселыми трелями славили весну. Радостно вздохов, Шимейн запрокинула голову, пытаясь разглядеть в верхушках деревьев чудесных певцов, наполняющих лес нежными звуками. Их щебет сливался с негромким журчанием ручья, в небе виднелись стаи диких уток и гусей, неутомимо стремящихся на север. Белоснежные цапли взмахивали крыльями или бродили по берегу в поисках пищи.

Глубоко вдыхая воздух, напоенный ароматом смолы, Шимейн залюбовалась окружающим пейзажем.

Высоко над верхушками сосен и зеленеющих дубов по лазурному небу плыли пушистые облака, словно корабли по морю. На противоположном берегу ручья молодой олень боязливо высунулся из кустарника, но заметил Шимейн и бросился обратно, подергивая куцым хвостиком.

Неожиданно прозвучавшее в этом раю приглушенное конское ржание насторожило Шимейн — звук доносился из глубин изумрудного леса, а не из сарая за домом. Она всмотрелась в даль, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку, и наконец увидела неподалеку оседланного гнедого жеребца, привязанного к дереву. Беспокойство закралось в душу Шимейн, по спине поползли мурашки, когда она заметила подкрадывающегося к ней мужчину в светлой рубашке и темных бриджах. Вынужденная в течение нескольких месяцев с ужасом лицезреть эту крепко сбитую фигуру, Шимейн без труда узнала Джейкоба Поттса.

Удивленно ахнув, она вскочила. Поттс застыл на месте. Расставив ноги, он вытянул вперед руки, обхватил обеими ладонями рукоятку кремневого пистолета и прицелился. Он хочет убить ее!

Шимейн мгновенно осознала собственную беспомощность: защититься было абсолютно нечем. Оставалось только отбежать подальше, прежде чем враг выстрелит. Она сорвалась с места, но не успела сделать шаг — выстрел перебил щебет птиц, которые поднялись в небо беспорядочной стаей. Пуля просвистела мимо, поцарапав Шимейн. Вскрикнув от боли, она прижала ладонь к левому боку, чувствуя, как под пальцами проступает и сочится горячая влага. Превозмогая боль, она поспешила к дому, испуганно оглядываясь через плечо. Поттс перезаряжал пистолет, и Шимейн знала, что он бросится за ней в погоню, твердо решив добить жертву.

Со стороны мастерской раздался крик, и она с облегчением увидела, что Гейдж и четверо работников спешат на помощь с мушкетами в руках. С другой стороны мчались отец и сын Морганы — они тоже были вооружены. Очевидно, все услышали выстрел и ее крик, и поняли — случилось что-то ужасное.

Оглядевшись, Поттс увидел, что наперерез ему бегут семь человек, и решил удирать, пока не поздно. Метнувшись к своему жеребцу, он отвязал его, вскочил в седло и погрозил Шимейн кулаком.

— Мы еще посчитаемся, болотная жаба! Все равно умрешь!

Матрос ударил каблуками в бока гнедого, пуская его галопом по лесу. Понимая, что вскоре Поттс окажется вне досягаемости, Гейдж остановился и прижал приклад мушкета к плечу. Деревья мешали ему прицелиться, и он понимал, что попытка окажется неудачной, если он не учтет все. Сделав поправку на скорость лошади, он положил палец на курок, мысленно проводя воображаемую линию между собой и Поттсом. Наметив по курсу движения матроса прогалину между двумя деревьями, Гейдж выстрелил — мерзавец еще только приближался к намеченному им месту. По лесу раскатился грохот выстрела, пуля просвистела между деревьями и попала в цель. Вопль ясно свидетельствовал, что матрос ранен. Он скорчился в седле; большое, темное пятно расплылось на его рубашке. Жеребец в замешательстве замедлил шаг, но Поттс, понимая, что его противником оказался меткий стрелок, яростно заколотил по бокам животного каблуками, изрыгая проклятия.

Гейдж принял из рук подмастерья-немца другой заряженный мушкет и вновь прицелился, но тени и густой лес быстро скрыли из виду удаляющуюся мишень.

— Ушел… — раздраженно пробормотал Гейдж, опуская мушкет.

— Но вы ранили его, мистер Торнтон! — возразил Эрих Вернер. — Так метко выстрелить не сумел бы ни один из нас!

Гейдж тяжело вздохнул.

— Ранить Джейкоба Поттса и убить его — разные вещи. Лучше бы убить…

— Кажется, Шимейн ранена, — заметил Ремси, указывая туда, где застыла Шимейн, крепко прижимая ладонь к окровавленному боку.

Бросив мушкет немцу, Гейдж быстрым шагом преодолел разделяющее их пространство, досадуя, что ему не удалось убить Поттса.

Шимейн шагнула навстречу, стараясь не морщиться.

— Все в порядке, — сумела выговорить она. — Кость не задета.

Но Гейдж не поверил ей. Кровь уже пропитала лиф платья и стекала по юбке. Гейдж осторожно подхватил Шимейн на руки.

— Осмотрим рану в доме.

Шимейн скривилась от боли. Чтобы сдержать стоны, она стиснула зубы и крепко обняла Гейджа за шею, но тут вспомнила, чем занималась у ручья, и смущенно призналась:

— Прошу прощения, мистер Торнтон, но я оставила белье у ручья.

— Забудьте о нем! — прикрикнул Гейдж. — Пусть уплывает, мне все равно!

Отперев дверь, Гейдж толкнул ее плечом и внес Шимейн в дом, где осторожно поставил на ноги. Он повернул ее лицом к свету и осмотрел пропитанный кровью лиф платья. Само платье не пострадало, если не считать двух отверстий там, где влетела и вылетела пуля. Взявшись за ткань обеими руками, Гейдж попытался разорвать ее, но Шимейн поспешно отступила, понимая, что он собирается сделать.

— Я вовсе не намерена стоять столбом, пока вы рвете мою одежду, мистер Торнтон. Платье можно выстирать и зашить. Зачем же портить..

Гейдж раздраженно вздохнул.

— В сундуке Виктории найдутся другие платья, Шимейн, — выбирайте любое.

Шимейн вновь попятилась, упрямо покачав головой.

— Я не стану злоупотреблять вашим великодушием, мистер Торнтон. Вы и без того слишком много сделали для меня.

— Тогда снимайте платье! — выпалил Гейдж. — Я не успокоюсь, пока не осмотрю рану.

— Непременно, сэр, — заверила его Шимейн. — Но не могли бы вы одолжить мне старую рубашку — лучше всего с застежкой спереди?

Застонав в изнеможении, Гейдж ушел в комнату и через минуту вернулся с домотканой рубашкой.

— Переоденьтесь, а я принесу воды.

Шимейн дождалась, когда Гейдж взял с умывальника кувшин, вышел из дома и закрыл за собой дверь. Расстегнув лиф и нижнюю кофточку, Шимейн спустила их с плеч и стиснула зубы, отрывая ткань от раны. Она бросила опасливый взгляд через плечо, убеждаясь, что Гейдж еще во дворе, и спустила платье до пояса, а затем набросила рубашку, застегнула ее и закатала рукава. В ожидании хозяина она нашла в кладовой старую простыню и принялась рвать ее на бинты.

Гейдж вернулся с тазом и слегка подогрел воду. Потом поднял рубашку на боку Шимейн, и она, вспыхнув, отвернулась. Смочив лоскут, Гейдж осторожно обмыл рану, определяя, насколько она серьезна. Он с облегчением убедился, что кость действительно не задета. Царапина была глубокой и сильно кровоточила, но жизни Шимейн ничто не угрожало — кроме опасности, что рана воспалится. Но воспаление Гейдж надеялся предотвратить с помощью дурно пахнущей целебной мази.

— Рана неопасна, — объявил он, — но чтобы остановить кровь, придется наложить тугую повязку.

Шимейн указала на приготовленные ею и аккуратно свернутые полоски ткани, стараясь не подать виду, насколько ее волнуют прикосновения Гейджа.

— Этого хватит?

— Вполне. Поднимите рубашку и держите ее, — велел Гейдж. — Под рубашкой вслепую наложить повязку невозможно.

Гейдж ушел за зловонной мазью, а Шимейн успела подобрать полы рубашки и завязала их узлом под грудью, оставив талию обнаженной. Это зрелище изумило Гейджа — мягкая материя обрисовала грудь, талия Шимейн казалась неправдоподобно-тонкой, и хотя Гейдж мог пересчитать все ее ребра, шелковистая кожа возбуждала его так, как в ту ночь, когда на Шимейн напала змея. Если не считать раны на боку, кожа Шимейн была безупречна.

— На память о Поттсе у вас останется шрам, — предупредил Гейдж, присев на табурет и открывая горшочек с мазью. — Но не беспокойтесь, он будет почти незаметен, как только сойдет краснота.

— Снова хотите намазать меня этим снадобьем? — Шимейн с отвращением сморщила нос. — Омерзительно пахнет.

— Зато рана быстрее затянется и не воспалится, — возразил Гейдж, усмехаясь при виде гримаски на лице Шимейн. В эту минуту она походила на капризного ребенка. — Я предпочитаю не рисковать таким ценным имуществом, как вы. Я дорожу вами, Шимейн О'Хирн, и не хочу вас потерять. Вряд ли удастся найти вторую столь же прекрасную и одаренную служанку.

— Вы говорите так только потому, что не хотите обижать меня, — буркнула Шимейн и ахнула, когда Гейдж вновь прикоснулся влажной тканью к ране. Внезапно ощутив головокружение и тошноту, она пошатнулась.

Гейдж обнял ее: прикосновение к слегка прикрытой тканью груди воспламенило его, и он замер, не осмеливаясь шевельнуть ни единым мускулом, чтобы Шимейн не бросилась бежать, как после поцелуя.

— Что с вами? — хрипло спросил он.

Слабо покачав головой, девушка приникла к нему. Прошло немало времени, прежде чем слабость отступила и Шимейн попыталась выпрямиться.

— Простите, не знаю, почему мне вдруг стало плохо, — смущенно прошептала Шимейн и робко взглянула на Гейджа. Его лицо было совсем рядом. Как ей хотелось поцеловать его. Странная мысль, да еще в столь неподходящую минуту!

С притворной невозмутимостью Гейдж заявил:

— После того как я перевяжу рану, вам надо лечь в постель.

— А как же стирка? А ужин? А Эндрю? Он скоро проснется.

— В мастерской обойдутся и без меня, — успокоил Гейдж. — А я побуду здесь в вашем распоряжении.

Шимейн приподняла тонкую бровь и насмешливо улыбнулась, вглядываясь в его глаза.

— Значит, намерены взяться за работу служанки, сэр? Неужели она вам не претит? Ведь мне следует быть в вашем распоряжении.

Карие глаза Гейджа тепло заискрились.

— И вы согласны бежать по первому моему зову, Шимейн О'Хирн?

— Конечно, сэр! — кивнула она. — Вы купили меня, я должна вам повиноваться.

— А если бы вы были свободны, Шимейн? — допытывался Гейдж. — И тогда поступили бы так же?

Шимейн с удовольствием ощущала на лице его горячее дыхание, но упорно смотрела в сторону, чтобы не поддаться искушению.

— Свободной я стану только через семь лет.

— Через семь лет… — Гейдж вздохнул, лаская ее взглядом. — Это слишком долгий срок для мужчины и женщины, живущих под одной крышей — если они не супруги и не родственники.

Шимейн с любопытством уставилась на Гейджа, ничего не понимая. Если он решил добиться ее благосклонности, то выбрал крайне неудачное время.

— Мистер Торнтон, если мы будем терять время, я истеку кровью, — сухо напомнила она. Пристальный взгляд Гейджа волновал ее: она так и не сумела забыть его страстный поцелуй и собственную слабость. В последнее время ее ложе стало орудием пытки — каждую ночь она подолгу ворочалась, борясь со всепоглощающим желанием. Она кивнула на горшочек с мазью, стоящий на табурете. — Надеюсь, вы передумали насчет этого зловонного зелья. Достаточно того, что вы…

— Нет, не достаточно, — перебил Гейдж, щедро зачерпнув из горшочка мази, и принялся втирать ее в рану. Взяв бинт, он наложил тугую повязку. — Утром я поменяю ее.

— Несомненно, добавив еще этой омерзительной мази, — проворчала Шимейн.

— Если уж она вам так противна, я лишь слегка смажу рану. — Обнимать Шимейн, обматывая ее тело бинтом, оказалось весьма приятно, и Гейдж был разочарован, быстро справившись с этим делом.

— Поттс поклялся убить нас, — пробормотала Шимейн, постепенно привыкая к крепкой повязке. — Ваш выстрел он счел оскорблением и теперь будет подстерегать нас, чтобы застать врасплох. После драки с солдатами он вряд ли настроен прощать своих врагов.

— Будем надеяться, что в следующий раз мне повезет и его визиты прекратятся навсегда, — мрачно отозвался Гейдж. — Теперь я понимаю, почему вы так опасались этого человека. Очевидно, он всерьез вознамерился отомстить вам. Мы с вами возобновим уроки стрельбы, как только затянется рана.

— До этого еще далеко… — приуныла Шимейн, понимая, что не осмелится отойти от дома, пока не узнает о смерти или исчезновении Поттса.

Гейдж уже знал, что надо делать: матрос не оставил ему выбора.

— Если Поттс по-прежнему в Ньюпорт-Ньюсе, я найду его, и если он не прислушается к моим предостережениям, придется его убить.

— Морриса знает, где он. Судя по тому, что Поттс шатается вокруг таверны, он не изменился и по-прежнему выполняет ее приказы. Наверняка Морриса велела ему приехать сюда и убить меня. Она давно грозила мне смертью.

— Чем вы ей так насолили?

Шимейн задумалась, нахмурив лоб. На этот вопрос она давно искала ответа.

— Точно не знаю, мистер Торнтон — правда, я свела на нет ее попытки повелевать другими каторжницами, призвав Энни и остальных дать ей отпор. Но вряд ли мой отказ пресмыкаться перед ней стал веской причиной желать мне смерти.

— Может, она завидует вам?

— Верно! Она рассчитывала, что вы купите ее, — охотно признала Шимейн, подавив гримасу боли. — Поклялась разделаться со мной, если я покину корабль вместе с вами.

— Морриса считает себя красавицей и потому уверена, что все мужчины должны увиваться вокруг нее. Появление соперницы привело ее в ярость.

— Мне кажется, есть и другая причина, но какая именно, не могу определить. Это всего лишь подозрение, однако оно не давало мне покоя с тех пор, как Морриса появилась на борту «Гордости Лондона»…

— Почему?

— Морриса не знала меня в лицо до того, как попала в одну камеру со мной на корабле. В Ньюгейте мы не встречались. Зайдя в камеру, она спросила, кто из нас Шимейн О'Хирн. Я промолчала, а остальные женщины сделали вид, что впервые слышат это имя. Обозвав меня болотной жабой, Морриса прекратила расспросы. В тот же день мы с ней чуть не подрались: она потребовала отдать еду, которая причиталась мне — бросилась на меня с ножом, а я выплеснула ей в лицо грязную воду из ведра. Пришедший боцман назвал меня по имени. Судя по усмешке Моррисы, она уже выяснила, что я и есть Шимейн О'Хирн. С тех пор она всеми силами старалась настроить против меня Гертруду Фитч и Джейкоба Поттса.

— Откуда Морриса узнала о вас?

— Понятия не имею. Все мы видели друг друга впервые. Кроме судьи и боцмана, располагающих списками каторжников, единственным человеком, который спрашивал, как меня зовут, был надзиратель в Ньюгейтской тюрьме. Впервые я увидела его вскоре после того, как согласилась отправиться в колонию.

— Он не обижал вас?

— Трудно сказать… он постоянно следил за мной.

— Наверное, восхищался вашей красотой, — предположил Гейдж, понимая, какое воздействие способна произвести Шимейн на любого мужчину.

— Вряд ли, — усмехнулась Шимейн. — Незадолго до того как нас отвезли на корабль, на меня напали трое заключенных. Один из них начал бить меня головой об стену так, что едва не проломил ее. Тюремщик видел все это, но даже не попытался вмешаться. Наконец старший надзиратель услышал шум и разогнал моих мучителей.

Затем, спустя несколько дней, ночью, когда все спали, меня разбудил шорох шагов. Открыв глаза, я увидела, что к тому углу камеры, где я лежала, подкрадывается тюремщик. В руках он держал короткую веревку — так, словно собирался кого-то задушить, но кого именно, меня или мою соседку, я так и не поняла. Он перешагивал через заключенных, спавших на полу, и наступил на руку одной из женщин. Она завизжала, на шум прибежал старший надзиратель. Тюремщик попытался объяснить, что хотел поймать крысу. Его объяснение показалось мне неубедительным, а старший надзиратель поднял его на смех и велел убираться. На следующий день меня отвели на корабль, и больше я не видела этого человека.

— Тюремщик мог быть знаком с ловцом воров?

Шимейн попыталась пожать плечами, но тут же пожалела об этом, испытав острую боль в боку. Доковыляв до стола, она оперлась на него.

— Я отнесу вас наверх, и вы ляжете в постель, — заявил Гейдж. — Наденьте ночную рубашку — в ней будет удобнее.

— Носить ночные рубашки днем неприлично, — возразила Шимейн. — Сейчас нет и трех часов, в мастерской еще не закончена работа…

— Вскоре работники уйдут, — перебил ее Гейдж, — а если кто-нибудь и заметит вас в таком виде, я скажу, что вы были ранены и потому переоделись.

— Думаете, вам кто-нибудь поверит? — Шимейн усмехнулась и покачала головой. — Судя по словам Энни, многие горожане не удивятся, увидев меня в ночной рубашке — но не из-за ранения. У них богатое воображение. По-моему, миссис Петтикомб сделала все возможное, лишь бы запятнать нашу репутацию — особенно после того, как вы пригласили меня на бал и на виду у всех танцевали со мной.

— Я знаю, по городу ходит немало грязных слухов, — признался Гейдж. — Мэри-Маргарет считает, что мы должны заткнуть клеветникам рты.

— А Мэри-Маргарет, случайно, не посоветовала, как этого добиться?

Некоторое время Гейдж смотрел на нее в упор.

— Она считает, что мы должны прекратить сплетни, поженившись как можно скорее.

Шимейн удивила бестактность добродушной женщины.

— Мэри-Маргарет не видит в этом совете ничего особенного, поскольку улаживать чужие браки — ее излюбленное занятие, но вам, возможно, не по душе жениться на каторжнице? Не понимаю, почему ей вздумалось предлагать такое решение. Оно совершенно неуместно, тем более из уст такой милой особы. По правде сказать, сэр, я готова сгореть от стыда: вы могли подумать, будто я убедила Мэри-Маргарет предложить такой выход. Нелепая, абсурдная мысль!

— В сущности, эта мысль пришла в голову не только Мэри-Маргарет, — пожал плечами Гейдж.

Шимейн оцепенела, не понимая, кто еще мог решиться на такую дерзость.

— Ни за что не поверю, что это предложение вы услышали от Роксанны! Ведь она не скрывает, что сама имеет на вас виды.

— Нет, Роксанна тут ни при чем, — с усмешкой ответил Гейдж.

— Ну, если не Роксанна, то Колли, — убежденно заявила Шимейн.

— Колли тоже ничего мне не говорила.

Шимейн окончательно запуталась.

— Позвольте узнать, кто взял на себя такую смелость?

В этот миг дверь спальни отворилась, и в гостиную вошел Эндрю, волоча за собой лошадку-качалку. Гейдж немедленно пришел на помощь сыну, пока не пострадала игрушка или мебель. Он усадил мальчика в обитое кожей седло, а Шимейн подошла поближе, с интересом наблюдая за ребенком.

С упоением раскачиваясь, Эндрю картаво подражал возгласам погонщика, которого однажды видел:

— Живей пошевеливайтесь! Эге-гей! Быстрее, ленивые мулы!

Шимейн и Гейдж рассмеялись, глядя на разыгравшегося малыша со взъерошенными после сна кудрями.

— Еще одно свидетельство ваших многочисленных талантов, мистер Торнтон? — спросила Шимейн, указывая на деревянную лошадку.

Гейдж коротко кивнул, не желая мешать сыну. Подняв руку, он поманил Шимейн за собой в задний коридор. Когда она подошла поближе, он отставил в сторону горшочек с мазью и бережно усадил Шимейн на табурет. Некоторое время он вглядывался в ее лицо, а затем тихо промолвил:

— Когда вы появились в этом доме, Шимейн, я говорил вам, что вскоре собираюсь в Уильямсберг. До сих пор поездка откладывалась, но вчера я получил известие, что дом моего заказчика достроен и ему нужна мебель. Если успеете набраться сил, через две недели мы с вами, Эндрю и моими работниками отправимся в путь.

— К тому времени рана заживет, и я смогу присматривать за Эндрю, мистер Торнтон.

— За время пребывания в Уильямсберге я хотел бы разрешить еще один, чрезвычайно важный для меня вопрос… конечно, если вы не против…

— Не против? — переспросила Шимейн и удивленно нахмурилась. — Почему вы спрашиваете согласия у меня, мистер Торнтон?

— Об этом нам надо поговорить сегодня же, и, умоляю вас, дайте ответ как можно быстрее — я не успокоюсь, пока не узнаю его.

Внешне Шимейн казалась сдержанной, но внутри у нее все оборвалось. Гейдж начал беспокойно вышагивать по узкому коридору, и девушка поняла, что предстоящий разговор будет серьезным. Неужели он решил продать ее? Понял, что из-за угроз Поттса она представляет опасность для его семьи?

— О чем же вы хотите поговорить со мной, мистер Торнтон? — осторожно спросила Шимейн.

Гейдж порывисто шагнул к ней.

— Я не шутил, говоря, что обдумываю, стоит ли взять вас в жены. Еще до появления на борту «Гордости Лондона» я долго размышлял о втором браке. Эндрю нуждался в няне, а я — в жене. Как я уже объяснял, в округе ощущается недостаток молодых незамужних женщин. Те из них, кто не прочь выйти за меня замуж — например, Роксанна, — меня не привлекают. Отправляясь на корабль, я не надеялся, что мне повезет и я отыщу умелую няню и жену. Но я ошибся, Шимейн. Вы оправдали все мои ожидания.

Шимейн воззрилась на Гейджа, совершенно ошеломленная его откровением.

— Вы хотите жениться на мне?

В ее голове беспорядочно завертелись мысли. Она пыталась понять Гейджа. Наверняка он знал, каковы последствия брака с женщиной, имеющей запятнанную репутацию. Прежде Шимейн казалось, что Гейдж готов сделать ее любовницей — ведь для этого ему не пришлось бы прилагать никаких усилий, а все намеки о браке она считала насмешками.

— Что это взбрело вам в голову, мистер Торнтон? Завидев меня, честные люди гадают, какое преступление я совершила, строят немало догадок — как о моем прошлом, так и о настоящей жизни в вашем доме. Вы же видели, как повел себя Сэмюэл Майерс, заметив меня на балу. В эту страну меня привезли в кандалах, сэр, и, взяв меня в жены, вы станете отверженным. «Муж каторжницы» — будут шипеть вам в спину. Несомненно, миссис Петтикомб оповестит весь город, что почтенным семействам не следует принимать меня. Вряд ли мне удастся объяснить ей или другим сплетницам, что я ничем не заслужила ареста. Вы готовы смириться с такой участью?

Гейдж недоверчиво уставился на нее:

— Неужели вы всерьез считаете, будто меня заботят слова или мысли этой женщины? Альма Петтикомб настолько чиста в собственных глазах, что не понимает, как она зла и коварна. Она клевещет на невинных, и когда-нибудь длинный язык доведет ее до беды. Не беспокойтесь, Шимейн. Нельзя допустить, чтобы она препятствовала вашему решению. Вы должны принять его по своей воле, ничего не боясь. Наш брак касается только нас двоих, и никого больше.

Взяв Шимейн за руку, Гейдж вгляделся в зеленые глаза, пытаясь прочесть в них хотя бы намек на отказ, но ничего не заметил.

— Шимейн О'Хирн, я сочту за великую честь, если вы примете предложение и станете моей женой.

— Значит, не боитесь брать в жены каторжницу? — изумленно спросила она. Ей казалось, что она пробуждается после долгого сна. — Не станете жалеть о том, что поспешили?

— Вы будете моей женой, Шимейн, а все остальное не имеет значения, — заявил Гейдж. — Здесь, в колонии, слухи быстро устаревают и забываются. Прозвища «каторжник», «мошенник», «вор» исчезают в короткий срок — за исключением тех случаев, когда их специально повторяют, чтобы напомнить людям о былых проступках. Поженившись, мы станем такой же парой, как любые супруги в городке.

— Правда? — робко спросила Шимейн. Представляя себя невестой, она только сокрушалась о том, что очень похудела. — И мы будем близки, как другие пары?

На этот раз пришла очередь Гейджа удивляться и хмуриться.

— Что вы имеете в виду, Шимейн? Хотите, чтобы я отказался от своих супружеских обязанностей?

— Ничего подобного я не жду, мистер Торнтон, — вспыхнула Шимейн, — но я сильно похудела… на меня неприятно смотреть, если я…

— Если вы раздеты? — закончил за нее Гейдж, чувствуя смущение девушки. На миг он перевел взгляд на ее грудь, удивляясь, почему стесняется Шимейн. Гейдж считал ее самой прекрасной из женщин, каких когда-либо видел. — Если вы настаиваете на воздержании, Шимейн, лучше совсем забыть о браке: для меня невыносимо видеть вас рядом, желать вас… и понимать, что близость невозможна. Я мужчина, Шимейн, а не монах. И жажду вас так, как может мужчина жаждать женщину. Думаю, вы и сами это поняли. А если вас смущает собственная худоба — поверьте, для меня она не имеет значения. Я хочу вас такой, какая вы есть! Если до свадьбы вы не успеете оправиться от ранения, моих сил хватит на двоих. Я буду осторожен, не причиню вам боли и постараюсь не убить ваши нежные чувства в зародыше. Итак, я прошу вас, моя дорогая Шимейн, считать меня серьезным претендентом на титул вашего мужа во всех смыслах этого слова.

— Вы меня совсем сбили с толку, мистер Торнтон, — отозвалась Шимейн, с трудом отогнав мысли о прикосновении к стройному телу Гейджа. Неужели она будет лежать в постели рядом с Гейджем? Теперь, когда она собственными глазами видела нагого мужчину и восхищалась им, она наконец-то поняла смущенные объяснения матери о том, что происходит между мужем и женой.

Подняв руку, Гейдж нежно провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Так вы будете моей женой, Шимейн?

Шимейн вспоминала, с каким торжественным и напыщенным видом тот же вопрос ей задал Морис дю Мерсер, однако тогда ее сердце не билось столь стремительно, как во время простого, но волнующего предложения Гейджа. Шимейн понимала: согласившись на замужество с колонистом, она обрекла бы себя на долгую жизнь в колонии, а не только на семь лет каторги. Она по-прежнему мечтала увидеться с родными, но если эта мечта была вполне оправданна, то желание выйти замуж в Англии покинуло Шимейн. Гораздо сильнее ее влекла жизнь в этом доме, с мужчиной, пробудившим в ней страсть. Пока она не любила его, только пылала желанием, а обуздывать это желание долгих семь лет ей было не под силу.

Шимейн медленно кивнула:

— Да, мистер Торнтон, я буду вашей женой во всех смыслах этого слова.

Гейдж просиял.

— Мы можем пожениться в Уильямсберге, — предложил он. — К тому времени вы поправитесь, а к вечеру мы вернемся домой и проведем первую брачную ночь здесь.

— Как вы сочтете нужным, мистер Торнтон. — Несмотря на все попытки сохранять спокойствие, голос Шимейн дрогнул.

Гейдж нежно поцеловал ее в губы и отстранившись оглядел блестящими глазами:

— Почему бы тебе не начать звать меня Гейджем? В конце концов, скоро я буду твоим мужем.

— Гейдж… — со вздохом произнесла Шимейн, и он вновь прильнул к ее губам, но на этот раз поцелуй длился гораздо дольше. Сердце Шимейн лихорадочно забилось, в глубине тела вспыхнуло пламя, как недавно вечером. Внезапно захотелось, чтобы две недели пролетели как можно быстрее.

— Папа, Энди хочет пи-пи! — послышался вдруг крик малыша. Гейдж и Шимейн отскочили друг от друга, словно ошпаренные. Мальчик побежал к задней двери. Гейдж догнал его и помог открыть дверь, а Шимейн застыла посреди коридора, ошеломленная и недоумевающая. Второй раз воспламенившись от поцелуя, она пришла к убеждению, что Гейдж Торнтон на редкость чувственный и страстный человек. Мысль о том, что он станет ее мужем, приводила Шимейн в восторг.

Это не сон? Неужели она скоро будет делить ложе с Гейджем Торнтоном? А вдруг сейчас он вернется с Эндрю и скажет, что пошутил?