Лепестки на воде

Глава 9

Спустя четыре дня, вскоре после ужина, состоялся первый урок стрельбы из мушкета. Гейдж приступил к нему, как только Шимейн вытерла и убрала посуду. Он строго-настрого велел Эндрю играть с кубиками на задней веранде, на виду, подальше от мишени, которую Гейдж установил в противоположном конце двора. Прежде чем дать Шимейн в руки оружие, Гейдж объяснил, как следует заряжать его, а потом медленно показал на деле. Он сделал первый выстрел и проследил, как Шимейн заряжает мушкет для второго.

Перед тем как Шимейн впервые в жизни выстрелила из мушкета, Гейдж рассказал ей, что, нажав на спусковой крючок, она только начинает длительный процесс выстрела: курок спущен, боек ударяет по кремню, высекая искры, которые поджигают порох; тот взрывается и проталкивает свинцовый заряд через ствол. Хотя проходит не меньше минуты, прежде чем раздастся выстрел, это время пролетает незаметно.

Гейдж показывал Шимейн, как следует держать оружие, чтобы не уставали руки, и, поправляя ее позу, подошел вплотную. Шимейн затрепетала, ощутив тепло сильного мужского тела, и на несколько мгновений у нее перехватило дыхание. Девушка поняла, что слишком строго осудила Гейджа за блеск страсти в глазах, который заметила несколько дней назад: сейчас сама она с трудом усмиряла бьющееся сердце, когда рука Гейджа случайно касалась ее груди или бедро — ягодиц. Ткань платья оказалась ненадежной защитой — впрочем, даже доспехи не спасли бы ее от его обжигающего тепла. Как еще удается ее наставнику сохранять невозмутимость? Шимейн это оказалось не под силу, она еле сдерживалась, чтобы не убежать.

Несмотря на нервное возбуждение, оглушительные раскаты выстрелов и удары приклада в плечо, которые отбрасывали ее прямо в объятия Гейджа, Шимейн ухитрилась довольно быстро овладеть искусством стрельбы из мушкета. Хотя близость Гейджа немало отвлекала ее, он сумел превратить урок в столь же увлекательное занятие, как танцы на балу. Шимейн с восторгом палила по неподвижной мишени и предвкушала тот день, когда сумеет проделать дыру в движущейся цели. Правда, она всерьез сомневалась в своей способности убить животное или человека и втайне надеялась, что день решающего испытания никогда не наступит, но понимала, что ее представления об убийстве коренным образом изменятся, если ей будут грозить увечье или смерть от руки Джейкоба Поттса.

— Похоже, Шимейн, вы прирожденный стрелок, — похвалил ее Гейдж на следующий день. — Посмотрим, попадете ли вы в движущуюся мишень.

Джиллиан вызвался подбрасывать жестяную миску высоко в воздух, а Гейдж, встав за спиной Шимейн, помогал ей удерживать мушкет и руководил стрельбой. Хотя Гейдж в первый же раз позволил ей самостоятельно прицелиться и спустить курок, он внимательно следил, чтобы Шимейн случайно не ранила кого-нибудь. Почувствовав, как она трепещет, Гейдж неправильно истолковал эту дрожь и попытался развеять ее опасения.

— Для начинающего стрелка у вас все получается просто превосходно, Шимейн. Расслабьтесь и посмотрите, как надо целиться.

Но задолго до выстрела Шимейн поняла, что совершенно не в силах сосредоточиться: все ее мысли были поглощены стоящим рядом мужчиной, а не оружием в руках. Едва она выстрелила — причем пуля пролетела на значительном расстоянии от мишени, — отдача отбросила ее назад. Коснувшись крепкого туловища Гейджа, Шимейн не сдержала ошеломленный вздох, и не без причины. Как мягки ее ягодицы по сравнению с твердыми бедрами Гейджа! Наверное, подобное ощущение испытываешь, сев на раскаленные угли — она отпрянула, словно ошпаренная.

— Вчера вы стреляли лучше. Попробуем еще раз, — произнес Гейдж, глядя через плечо Шимейн, чтобы видеть, куда она целится. Он тоже замечал, каким нежным кажется ее тело в его объятиях, но решительно отгонял преступные мысли. — Незачем так волноваться, Шимейн. Успокойтесь.

Причин для волнения больше чем достаточно! Шимейн вздрогнула, почувствовав, как Гейдж грудью прикасается к ее спине и, поддерживая рукой мушкет, обнимает ее. Внезапно Шимейн показалось, что она задыхается, и она решила: надо бежать, пока ее смущение не стало заметным.

Отбросив руки Гейджа, она протянула ему мушкет и со всех ног бросилась бежать прочь, крикнув через плечо:

— Я забыла помесить тесто! Мне некогда продолжать урок!

— Шимейн, куда вы? Вернитесь!

Гейдж застыл с разинутым ртом, увидев, как она подхватила юбки и метнулась к задней веранде. Совершенно растерявшись, он перевел взгляд на не менее удивленного Джиллиана.

Парень пожал плечами, оглядел жестяную миску, которая не пострадала при стрельбе, и, показав ее хозяину, с усмешкой заметил:

— Она еще сгодится для еды.

На следующий день, к великому удовольствию Эндрю, Гейджа навестила Ханна Филдс с двумя младшими сыновьями. Пока ребятишки резвились и играли на заднем дворе, Шимейн и Ханна беседовали, наблюдая за ними с веранды.

— Малыш вашего хозяина — просто прелесть, — заметила осанистая, общительная женщина, с улыбкой следя за Эндрю. — Гейдж — прирожденный воспитатель.

— Вы давно знакомы с мистером Торнтоном? — спросила Шимейн, желая разузнать побольше о своем хозяине. С того вечера, когда Шимейн заметила вспышку чувственности в глазах Гейджа, она каждый раз испытывала неловкость, оставаясь с ним наедине — особенно потому, что с тех пор Гейдж Торнтон обращался с ней весьма обходительно. Разумеется, Шимейн не могла прочесть его мысли, но иногда, замечая, как пристально Гейдж смотрит на нее, удивлялась, о чем он думает и чего жаждет.

— Почти с тех пор, как он поселился здесь, — ответила Ханна. — Мы прибыли в колонию за два года до Гейджа. Его жена была настоящей леди, иначе не скажешь. Нет, она не отличалась надменностью и высокомерием, как некоторые, а всегда была приветлива и мила. Я ни разу не встречала женщину, которая любила бы своего мужа так, как Виктория любила мистера Торнтона. Некоторые считают, что он не заслуживал такого отношения, поскольку сам любил только свой корабль, но, по-моему, за всякое дело он брался прежде всего ради Виктории.

— Мистер Торнтон — целеустремленный и одаренный человек, — заметила Шимейн, указывая в сторону аккуратной дорожки, вьющейся среди фруктовых деревьев к хлеву и другим надворным постройкам. — А доказательства его трудолюбия я вижу повсюду.

Ханна искоса взглянула на Шимейн, размышляя, что еще ей известно о хозяине. Маловероятно, чтобы такая девушка смирилась со своим рабством, услышав сплетни, которые распускали за спиной Гейджа Торнтона миссис Петтикомб и ее подруги. Сплетницы строили самые гнусные догадки, и поэтому вынести их нападки были способны немногие. Гейдж устоял. С решимостью стоика он продолжал повседневную работу, давая отпор каждому, кто отваживался приставать к нему с подозрениями. Какой бы ни была причина рокового падения Виктории, Ханна не имела ни малейшего намерения обвинять в нем Гейджа. По ее представлением, осуждение невиновного являлось тяжким грехом. Альма Петтикомб и ее подруги не сознавали, сколько бед способны натворить своими длинными языками.

— Я пришла, чтобы научить вас готовить, — сообщила Ханна, поблескивая глазами. — Но ваш хозяин считает, что вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями. Вам и не нужна моя помощь.

— Я только хотела бы научиться печь хлебцы — такие, как в таверне, — живо отозвалась Шимейн. — По пути в колонию я попробовала морские галеты — они не имеют ничего общего со здешними. Чтобы питаться морскими галетами, нужны крепкий желудок и стальные нервы — слишком уж много самых неаппетитных примесей попадается в них.

— Мы можем сегодня же приготовить тесто для хлебцев, — предложила Ханна. — Я принесла с собой целую корзину припасов, думая, что вы, вероятно, уже устали от стряпни. Припасов хватит на обед и хлебцы придутся кстати.

— Тогда, пожалуй, следует забрать детей в дом, пока мы готовим, — обеспокоенно сказала Шимейн. — Недавно меня так напугала ядовитая змея, что теперь змеи мне чудятся повсюду.

— Гнусные твари! При одной мысли о них у меня холодеет кровь! Некоторых из змей называют гремучими — если вы когда-нибудь видели их, то понимаете, почему.

— Не только видела, но и слышала, притом совсем рядом, — передернувшись, призналась Шимейн.

Ханна громко захлопала в ладоши, созывая детей.

— Мальчики, сюда! Малькольм и Дункан, ведите себя прилично, иначе госпожа Шимейн подумает, что у меня не дети, а шайка хулиганов!

Оказавшись в тесной комнате, мальчишки вновь расшалились. В потасовке больше всех досталось Эндрю, как самому младшему, и у Шимейн сердце ушло в пятки при виде, как он упал на пол. Чтобы защитить его, она попыталась разнять старших мальчиков. Сыновья Ханны привыкли полушутя колотить друг друга, а Эндрю мог серьезно пострадать в такой игре. Но несмотря на синяки и шишки, малыш, очевидно, был доволен и рвался в бой. Шумная возня прекратилась, лишь когда Ханна прикрикнула на сыновей:

— Ведите себя как следует, а не то отшлепаю обоих. Вы знаете, я слов на ветер не бросаю!

С этой минуты мальчики уподобились ангелочкам — если не считать лукаво поблескивающих глаз. Они поняли, что материнские угрозы не пустые слова, и потому даже согласились вздремнуть вместе с Эндрю, пока Ханна и Шимейн возились на кухне.

Перед тем как отправиться в гости, Ханна приготовила еду для своей семьи и поручила дочерям подать ужин, если она вернется поздно. Гейдж пригласил соседку поужинать, и Ханна охотно согласилась — была не прочь отдохнуть от бремени обязанностей жены и матери. Еду, приготовленную Шимейн, она поглощала с отменным аппетитом и не стала отказываться от добавки. Наконец Ханна откинулась на спинку скамьи и притворно застонала:

— Надеюсь, лодка выдержит меня — после такого ужина мне ни за что не доплыть до берега. Бедняга Чарли никогда не простит мне, если ему придется самому растить всю нашу ораву!

Гейдж усмехнулся:

— Вы позволите проводить вас домой?

— Надо бы принять ваше предложение — в конце концов, это вы обкормили меня, — весело упрекнула Ханна, а затем взмахнула рукой: — Впрочем, если лодка начнет тонуть, я обвяжу веревкой Малькольма и Дункана, и пусть тащат меня домой.

— Мама! — хором воскликнули мальчики и уставились на мать с раскрытыми ртами. Услышав ее успокаивающий смех, они затеяли перепалку.

— Малькольм поплывет первым!

— Нет, мама, лучше первым брось в воду Дункана! Пусть сам плывет домой!

— Поплывете вместе! — предупредила Ханна, увидев, что сыновья вновь затеяли драку.

Ханна виновато взглянула на Гейджа, тот усмехнулся и предложил:

— Заарканьте их обоих сразу, чтобы не ловить потом.

— Я уже сама думала об этом, — со вздохом призналась мать драчунов. — Не знаю, выживут ли они, если будут все время колотить друг друга!

— Вы только представьте себе, какие храбрые воины выйдут из них, — утешил Гейдж. — Для воинской службы им пригодится детский опыт.

— Что правда, то правда! Но временами я жалею, что между ними никогда не бывает перемирий — во время такой передышки я могла бы освоить свою стратегию: например, как отшлепать их, не отбив себе ладонь!

Шимейн, которая готовила воду для купания Эндрю, едва сдерживала смех, слушая гостью. Снимая с крюка тяжелый дымящийся котел, Шимейн вдруг звонко расхохоталась. К ней присоединился Эндрю, затем не выдержали Гейдж и Ханна. Давно уже дом не наполняли столь радостные звуки. Дружный смех стал для Гейджа чудесной музыкой, согревающей его душу.

Наконец отсмеявшись, Ханна собралась в путь и уже на пороге обратилась к Гейджу:

— Если вы не против, Гейдж, я оставлю вам пару стульев — почините их, когда выберете время. Спешить незачем, но лучше бы починить их до конца года. На первый взгляд они кажутся крепкими, но спинки вот-вот развалятся. Сидеть на них опасно.

— Я непременно починю их, Ханна. А вы уверены, что они не понадобятся вам в ближайшее время?

— В нашем доме на всех хватает стульев, а эти мы достаем из кладовки только на Рождество, когда в гости приезжают родственники, братья и сестры Чарли. Каждый раз мне кажется, что мы выдержали осаду!

Гейдж усмехнулся, зная, что ремонт стульев не потребует столько времени.

— Они будут готовы задолго до Рождества. А если они потребуются вам пораньше, сообщите мне. Пусть стоят здесь, на веранде, как напоминание.

Ханна склонила голову набок и замолчала, услышав, как Шимейн поет в глубине дома, купая Эндрю. Мелодия ирландской песенки была легкой и веселой, а такого нежного голоса Ханне еще не доводилось слышать. Переведя взгляд на Гейджа, она улыбнулась:

— Похоже, Гейдж Торнтон, мне есть чему поучиться у вашей служанки. У нее светлая голова, не говоря уже об ангельском голоске. Пожалуй, я стану брать у нее уроки грамоты вместе с Эндрю — эта наука мне никогда не давалась.

— Шимейн не только оправдала, но и превзошла мои ожидания, — признался Гейдж.

— А вы уверяли, что она не умеет готовить, — дружески поддразнила его Ханна, качая головой.

Гейдж пожал плечами:

— По-моему, Шимейн сама не понимает, как щедро она одарена. Она восхитительно готовит, а об Эндрю заботится как родная мать. Мальчик привязался к ней.

— Да, я заметила еще утром, когда Шимейн пыталась защитить Энди от моих сорванцов. Она не знала, как поступить, чтобы уберечь малыша от синяков и не обидеть меня. Некоторое время я не вмешивалась, только наблюдала за ней, и могу сказать, что даже наседка не опекает свой выводок так заботливо, как Шимейн вашего сына.

— Из Шимейн получилась бы прекрасная мать, — задумчиво произнес Гейдж. — По-моему, она наделена особым талантом — создавать для ребенка мирную и спокойную обстановку, внушать ему, что о нем думают, заботятся и… любят.

Ханна удовлетворенно улыбнулась, отметив перемену, произошедшую в Гейдже. Очевидно, Шимейн окружила заботой и вниманием не только ребенка, но и его отца. Он казался гораздо более спокойным и умиротворенным, чем был прежде, после смерти Виктории.

— Вам повезло с Шимейн. Таких женщин, как она, не купишь ни за какие деньги.

Приглушенный плач пробился в затуманенное сном сознание Шимейн, но ей не хотелось просыпаться. Она вновь смеялась от восторга и счастья, галопом мчась по холмам отцовского поместья верхом на своем жеребце Донегале. Шимейн чувствовала, как ветер треплет ее волосы, подхватывает подол амазонки, и наслаждалась свободой, зная, что может скакать, куда ей вздумается.

Видение постепенно рассеялось. Шимейн обступили решетки камеры Ньюгейтской тюрьмы. В ушах зазвучали крики и беспомощные всхлипы несчастных, шлепанье босых ног и лязг цепей. Шимейн вновь погрузилась в бездну беспросветного отчаяния и чуть не задохнулась от мрака, душившего ее.

Вскрикнув, Шимейн рывком села и прижала ладонь к груди. Она огляделась, боясь увидеть вокруг землистые лица ее соседей по камере и услышать приглушенное шлепанье ног. Ей с трудом удалось отделить реальность от сновидения. Шимейн не сразу поняла, что на самом деле слышит плач Эндрю, доносящийся снизу, из спальни. Несколько минут она прислушивалась, ожидая уловить шум шагов Гейджа, но плач усиливался и становился все более испуганным. Неужели Гейдж спит, и ничего не слышит? А если с ним что-нибудь случилось? Или же он просто вышел во двор?

Шимейн откинула одеяло, набросила халат и поспешно спустилась по лестнице. Дверь в спальню Гейджа была приоткрыта; мерцания догорающих в камине углей и лунного света из окон хватило, чтобы Шимейн сразу поняла: в спальне хозяина нет. Она осторожно пробралась в комнату Эндрю, каждую минуту опасаясь наткнуться на Гейджа. Но ее опасения оказались напрасными. В спальне не было никого, кроме ребенка.

От всхлипов охрипшего малыша у Шимейн разрывалось сердце. Быстро подойдя к кроватке, она взяла Эндрю на руки и запела колыбельную, укачивая его, прижимая к груди и осыпая поцелуями мокрое от слез личико. Мало-помалу всхлипы затихли, ребенок глубоко вздохнул, но едва Шимейн попыталась положить его в постель, Эндрю вновь захныкал. Шимейн принялась убаюкивать его, расхаживая от кроватки к кровати в большой спальне, туда и обратно, и наконец детская головка сонно приникла к ее плечу. Постепенно Шимейн замолчала и остановилась, держа мальчика на руках.

Вглядываясь в личико спящего ребенка, Шимейн восхищалась его по-детски мягкими чертами и потому не сразу почувствовала в комнате чужое присутствие. Ее внимание привлек не столько шум шагов, сколько движение тени у постели. Она вскинула голову, собираясь объяснить, почему оказалась в чужой комнате, но лишилась дара речи, увидев, что Гейдж стоит совершенно обнаженный в потоке лунного света. Крохотные капельки воды поблескивали, как алмазы, на его мускулистом торсе и руках — очевидно, он только что купался в ручье неподалеку от дома. Он старательно вытирал полотенцем промокшие волосы, не замечая Шимейн.

Но девушка остро сознавала его близость. Никогда прежде она не видела голых мужчин, и вид стройного мощного тела ошеломил ее, но в то же время заворожил красотой и мужской грацией. Его широкие плечи не нуждались в ватных подкладках, с помощью которых напыщенные лорды придавали себе внушительный вид. Широкая грудь Гейджа плавно переходила в плоский мускулистый живот и узкие бедра. Тонкая дорожка волос сбегала вниз по животу, невольно побуждая Шимейн опустить глаза.

Ее щеки вспыхнули, сердце дико заколотилось, и Шимейн застыла, не в силах отвести взгляд. Несмотря на деликатные, несколько смущенные описания строения мужского тела, услышанные ею от матери, и объяснения, что ей предстоит после свадьбы с Морисом, Шимейн ничего подобного не ожидала!

Понимая, какое унижение она испытает, если хозяин узнает, что она видела его наготу и не убежала, как подобает стыдливой девушке, Шимейн медленно и бесшумно отступила в комнату Эндрю, но это не спасло ее от мучительных мыслей. Ведь рано или поздно все равно придется пройти мимо Гейджа.

Внезапно она остановилась — ее взор приковало нечто новое и странное, появившееся в его облике.

Она подняла глаза, вглядываясь в дрожащие тени, и наконец обнаружила, что Гейдж смотрит прямо на нее. Полотенце висело у него на шее, ладони упирались в бока. Черные влажные волосы, слипшиеся в сосульки, поблескивали в темноте.

— Прошу прощения, — сдавленно пробормотала Шимейн, с болью осознавая, что ей приходится извиняться слишком часто. — Эндрю плакал, а я не знала, куда вы ушли!

В последовавшей томительной паузе Шимейн развернулась и положила мальчика в кровать. Сгорая от стыда, она закрыла глаза, дрожа всем телом и стараясь собраться с силами. Зрелище, представшее ее глазам, намертво врезалось в память — она отчетливо видела обнаженное тело Гейджа.

Старательно отводя взгляд от Гейджа, Шимейн бросилась к открытой двери и выскользнула в гостиную. В спешке она споткнулась на лестнице и застонала сквозь зубы, ушибив ногу, но не остановилась. Рухнув на кровать, она отвернулась лицом к стене и с головой укрылась одеялом, отчаянно желая провалиться сквозь землю.