Лешая

7

А через месяц я снова увидела силуэт большой фигуры. Теперь была уверена, что не привиделось. И мне даже показалось, что фигура стояла ко мне лицом. Но едва я замешкалась с пакетами, на том месте уже никого не оказалось. Странно это. Очень странно. Кто он? Но почему-то сердце было спокойно, страха не было.

Услышав звонок, ответила, не отводя взгляда от того места.

— Даш, — всхлип. — Даш.

Внутри похолодело.

— Мама в больнице. В реанимации. Что делать не знаю-ю-ю.

Она выла и всхлипывала и снова выла.

— Еду!

Мчалась, иногда нарушая правила. Туда где я нужна, где сейчас во мне нуждаются. Подруга, с опухшими от слёз глазами, кинулась мне на шею. И пока она не проревелась, я не могла толком узнать, что же случилось. Затем, закрывшись на кухне, села за телефон.

— Значит так. Пока ничего страшного не произошло. Врач сказал, что в реанимацию перевели, чтобы перестраховаться. Там и наблюдение круглосуточное и аппараты всякие. Её сейчас обследуют. Свет, ты меня слышишь.

Но подруга сидела, прислонившись к стенке, и смотрела на меня безучастным немигающим взглядом. Слышит да не слышит. Вся в своих мыслях.

Нужно её расшевелить, растормошить. Тут в квартиру вбежал Пашка. Его руки тряслись, губы побелели. Кажется, еще немного и мальчишка в обморок упадёт.

— А ну цыц! — закричала я.

— Вы чего живого человека хороните? Чего оплакиваете? Еще ничего страшного не случилось!

Пашка сразу обмяк, приходя в себя. А Светка захлопала глазами.

— Говорю же, ничего страшного. Нужно куриный бульон тёте Ане наварить. Светка, чем мать кормить будешь? А ну вставай, горемыка, курица суповая есть у тебя? Нет? Пашка дуй в магазин. Вот еще список, что купить нужно в больницу.

Я специально не произнесла вслух слово реанимация. Для нас, простых людей, это страшное слово.

— Свет, халат есть порядочный у мамы? А тапки?

Меж тем я провела её на кухню и налила холодной воды в стакан. Вроде в порядок пришла, хоть отвечает на мои слова киванием головы.

Тут уж я призадумалась, что дальше с ней делать. А то сядет сейчас, уставится в одну точку. Думай, Даша, думай. Что делает женщина в стрессовом состоянии? Правильно, убирает, моет, чистит. Так сказать, замывает своё горе. Вот и сейчас нужно замыть, растворить тревогу.

— Свет, нужно бы прибраться тут. Тётю Аню выпишут, ты же её сразу домой не отпустишь? К себе ведь заберешь? Ну вот. А тут пылюка. Когда в последний раз по углам мела? А больному человеку чистота необходима, свежий воздух.

Светка перевела на меня взгляд. Очень медленно в них просыпалась надежда, которую я сейчас дала. Что мама будет жива и здорова, что всё останется по-прежнему. Подруга обвела взглядом кухню, потом прошла в комнату. Сначала убрала вещи с кресла, а потом взялась двигать и само кресло.

Ага, процесс пошёл. Я быстренько набрала в таз воды и…

Мы двигали мебель, тёрли по углам, забирались на стремянку, чтобы протереть пыль. Перебирали вещи, наводя там идеальный порядок. Светка порывалась и шторы снять, но я вовремя остановила. Потом мы перебрались в ванную. После чего настенная плитка едва не скрипела. Потом настала очередь кухни.

Если честно, я устала. Чертовски устала. Но продолжала быть рядом с подругой. И вот глубокой ночью, когда бульон был сварен, мы добрались до постели. Паша спал к тому времени. Я едва не застонала, раскинув руки в разные стороны, давая мышцам расслабиться. Нужно поспать хоть несколько часов, утром рано вставать. Света лежала молча и равномерно дышала. Неужели уже уснула? Умоталась бедолага с этой уборкой. Ничего, перемелется. Главное чтобы страшное сейчас не случилось.

В этой тишине услышала:

— Спасибо. Я так испугалась. Когда домой к ней вошла, и по привычке крикнула в комнату, а там тишина. Стало страшно, что она никогда мне больше не ответит. Когда поняла, что не смогу разговаривать с ней по вечерам. Больше никогда не услышу её родной голос. Что не у кого будет спросить совета. И она не спросит, что я сегодня ела, не отругает, что без перчаток зимой хожу. Ни-ког-да! И стало пронзительно одиноко в этом большом шумном городе. И страшно. А ещё испугало то, что я останусь круглой сиротой. Разве имеет значение, в каком возрасте сиротой становишься? Не имеет. Даже страшнее когда ты взрослый. Воспоминаний очень много. И очень больно… Пока мама жива- я еще ребёнок.

Она замолчала. Я придвинулась к ней ближе и обняла. Света уткнулась в моё плечо и тихо сопела. Пока дыхание не стало равномерным. Спи подруга, крепко спи. Без снов, чтобы хоть во сне отдохнуть от мыслей.

Сама лежала и думала. Даже сильному человеку в такое время нужна поддержка. Такие люди, готовые прийти на помощь в любую минуту, ради тебя способные разрушить этот мир, в такие моменты становятся слабыми, растерянными и беспомощными. В такие минуты им самим нужна твердая опора. А пока спи моя дорогая подруга. Когда горе минует тебя, ты снова станешь сильной.

Утром поехали в больницу. Свету пустили к матери. Она вышла к нам, а лицо такое спокойное, на губах едва заметная улыбка.

— Сегодня в отделение переведут.

— Как бабушка, мам? В сознании?

— Еще в каком, сынок. Сама в проводах, но пошутила. Держится моя старушка, слава богу.

— Даш, дальше то что?

— Как это? Сейчас по магазинам пройдемся, халат новый купим. Самый красивый, чтоб соседки ахнули от зависти. И сорочку новую, и еще что-нибудь присмотрим.

Вечером нас пустили в палату, в которую тётю Аню перевели после реанимации. Она была такая маленькая, словно болезнь уменьшила её пышное тело. Света говорила и говорила, поправляя одеяло, вытаскивала еду, предлагая матери, пока тумбочка не заставилась контейнерами.

Паша иногда отворачивался, чтобы проморгаться и скрыть слёзы.

Я же, поздоровавшись, отступила назад. Теперь всё будет хорошо, теперь я им не нужна.

Во дворе меня окликнули. Обернулась. Толик Чекушкин. И настроение приподнятое.

— Представляешь… ете… Мой ведь экзамены хорошо сдал по математике и русскому. На четвёрки. Умный же пацан, а то дурак, да дурак.

Угу, дураков не сеют, не пашут. Сами растут.

— Думаю отдать его в десятый класс. Что думаешь…ете?

Я прям онемела. Перестарался наш директор. Скажи дураку богу молиться, так он лоб расшибёт.

Глубоко вздохнула.

— Анатолий. Вы хотите моего совета или просто сообщаете ценную информацию?

Он переступил на месте с ноги на ногу.

— Совета.

— Тогда вот вам мой совет- берите документы и убегайте так, чтоб пятки сверкали.

— Так экзамены же показали….

Я снова вздохнула.

— Чудо. Считайте это чудом, хорошим стечением обстоятельств. Всё что угодно, но не уповайте на знания сына. Честно говоря, второго чуда я для вас сотворить не смогу. Будьте здоровы.

И я пошла домой.

— Так это чего? Ты… вы? Спасибо Даш… Дарья Васильевна.

Я лишь махнула рукой. Делайте что хотите.

На следующий день ехала на участок и по дороге заехала в магазин. Купила сетку картошки, на этикетке которой были иероглифы. Чистенькая, с тонкой кожицей. А что? Мою ведь кроты съели. Так бывает, зайдешь в магазин за хлебушком, а выползаешь с тяжеленным пакетом продуктов.

Выйдя из магазина, услышала.

— Красавица, помоги на хлебушек.

Обернулась. Обычный местный алкаш, сшибающий на бутылку.

Вздохнула.

— Извините, налички нет. Да и тороплюсь я. Картошку посадить нужно, — зачем-то добавила я.

— Ненормальная что-ли. Люди выкапывают, а она садить едет.

Вот что он прицепился?

— Так это озимая.

— Ну- ну, рассказывай. Так дашь денег? На машине вон ездишь, а денег зажала.

Уф, как банный лист к одному месту. Я оглянулась по сторонам, а потом позвала жестом.

— Знаете сколько китайцев?

— Мульон, поди.

— Больше! Скажи мил человек, чем эта орава кормится? Если территория маленькая, а эти мульоны кормить нужно? Вот и вывели озимую картошку. А что? Удобно. Летом два раза снимают урожай, и сразу после зимы. Они же умные. Ну, сами подумайте, в магазинах весь товар китайский. Вот что ни возьми, сделано в Китае. А почему? Ум-ны-е. Вот и вывели методом селекции. Сами гляньте, что на этикетке написано.

— Так не умею я закорючки эти разбирать.

— Но картошка ведь иностранная? А почему в Россию, в сезон, когда по всей стране её выкапывают, привезли китайскую? А?

— Да шут его знает. Неужели и вправду озимую завезли…

— Давайте так. Вы меня не видели и ничего не слышали. Если узнают, что стратегическую тайну выдала, меня ликвидируют.

— Вона как, — задумчиво произнес мой собеседник. — Может и правда. Вот сволочи, а! До чего народ довели? Сами там жируют, картошку озимую сажают, а нам ничего не говорят. У-у-у, изверги проклятые.

Тады и я побегу куплю.

А потом остановился как вкопанный.

— У меня ж денег нет. Дай сто рублей на хл…картошку.

Я понизила голос.

— Товарищ, могу пару картофелин дать. Только тш-ш-ш, если узнают…

— Понял, — шёпотом ответил он, получив заветные картофелины.

— Побёгну. Моя как раз копает, обрадую.

— Ни в коем случае! Женщинам разве можно тайну доверить? Сразу всем расскажет. А так она копает, вы раз и лунку озимую. Вот она весной обрадуется. Тогда и расскажете.

— Ага, — он шмыгнул носом и ушел, слегка покачиваясь, оставляя за собой свежий сивушный запах.

Добравшись до дачи, поймала себя на том, что мысли всё время возвращались о словах, сказанных той ночью Светой. Что пока мама жива, ты остаёшься ребёнком.

Достала телефон, потом смотрела на него, собираясь с духом.

На звонок мама ответила сразу.

— Хелоу-у-у.

— Привет мам.

— Дарья, молодец, что позвонила. Надеюсь, ничего не случилось.

— Знаешь, тетя Аня в больнице, поэтому….

— Оу май гад. Что случилось?

Вот и мой гад тоже… Неужели нельзя в разговоре не вставлять эти словечки? Детей учу, а тут собственная мать, понимаешь. Хотя не удивительно, ведь она со своим четвёртым мужем живет за границей. Билингвы. Тьфу ты. Ну какой мама билингв? Выучила несколько слов, и вставляет везде. Ладно, не буду об этом. Ведь когда-нибудь наступит время, когда и я не услышу её голоса.

— Мам, у тебя всё хорошо?

А потом, расслабившись, слушала мамино щебетанье. И улыбалась. И внезапно просто включила диктофон. Чтобы голос мамин остался. У неё чудесный голос и смех. И я снова улыбалась. А в голове вспоминалось лишь хорошее.

— Мам, я люблю тебя, — внезапно сказала я.

— Я тебя тоже люблю. У тебя точно всё в порядке? Давай я приеду? — встревоженный голос доносился из динамика телефона. — Сэм, мы едем в Россию, собирайся.

Я едва не застонала. Господи, помоги. Только не это. Придётся ведь потесниться и принять в гостях очередного папа. А этот папа был темнокож и очень громок. Мои бедные соседи этого не выдержат второй раз.

— Мама, спокойно! У меня всё хорошо! Я просто хотела, чтобы ты знала.

Уф, вроде мне удалось миновать эту катастрофу.

Я вошла в домик, села и включила запись голоса. И тут что-то случилось со мной. Слёзы полились градом, едва я представила, что наступит такой день, когда не смогу поговорить с мамой. Внутри что-то сжалось, стало так горько, что теперь я рыдала навзрыд, немного поскуливая. А когда нос и глаза уже опухли от пролитых слёз, я успокоилась. Но так обессилила, словно слёзы выкачали из меня энергию. Да плевать на огурцы, что я себе килограмм огурцов не куплю? Легла в кровать и укрылась одеялом. И едва легла, почувствовала, как проваливаюсь в сон.

Проснулась на закате дня, отдохнувшей. А потом всё же взяла ведро и принялась таскать воду в теплицу. Жалко же.

Сегодня я решила попробовать остаться ночевать на даче. Ну а что? Люди вот всё лето на дачах живут и ничего. На костре вскипячу чайник, напьюсь чаю с сушками и конфетами, а утром за дела примусь. Потому и ношусь как сумасшедшая. И дома толком ничего не делаю, и здесь ничего не успеваю.

Эх, к соседке бы на чай напроситься, да она к дочери в гости уехала. Это ничего. Неужели сама не справлюсь? Взрослый ведь человек.