Летняя луна

Глава 9

Эту страшную новость Мерлин узнала от Вудроу. Он невинно обронил ее через неделю, стоя в западном бальном зале и разглядывая раму, на которую она натягивала нить.

– Мистер П-п-пеммини использует алюминий, – беззаботно сказал он.

Мерлин обернулась:

– И для чего он его использует?

– Для крыльев. Он сказал, что здесь нужна прочность н-н-на… – как обычно, Вудроу опустил глаза, и если она смотрела на него, то он заикался сильней, – н-н-натянутого алюминиевого провода.

– Прочность! Прочность дает полотно холста. Жесткий провод не имеет той эластичности, что натуральная нить кетгут. А кто такой мистер Пеммикан?

– П-п-пеммини. – Он глубоко вздохнул. – Он живет в б-б-башне на с-с-скале Бичи-Хед. Я иногда бываю там. Он т-тоже с-с…строит летательную м-м-ма-ашину.

Мерлин ахнула.

– Он строит… – Она ловила ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. – И он использует алюминиевый провод! – Она схватила Вудроу за худенькие плечи. – Он еще не опробовал ее?

– Вряд ли. П-п-пожалуйста, м-м-мисс Ламберн, не с-с-сердитесь! Я точно знаю, он ее еще не з-з-за… не з-з-закончил. Он п-приходил к дяде Деймереллу прошлой осенью и спрашивал, не з-з-захочет ли п-п-правительство выделить ему денег для окончания. Н-н-но мой дядя сказал, что он н-н-ненормальный.

– Прошлой осенью! – простонала Мерлин. – Еще прошлой осенью! Ну теперь-то он уже небось слетал через пролив и обратно.

– М-м-мисс Ламберн, п-п-пожалуйста, не р-р-расстраивайтесь. Я уверен, он не летал. Я езжу к-к-к нему почти каждые д-две недели. Это близко. И он очень злился на дядю Деймерелла. Он… с-сказал, что это п-п-реступление – заставлять г-г-голодать б-б-британского гения. П-п-по-моему, у него ма-а-ало денег, а алюминиевый провод очень дорогой.

– Но прошлой осенью! Наверняка он уже нашел себе какой-нибудь источник дохода. Не у всех же такая рыбья голова, как у твоего дяди, Вудроу!

Вудроу снова опустил глаза и начал шаркать ногой.

– П-п-простите, я не з-з-знал. К-к-когда я был в п-п-прошлый раз, м-м-мистер П-п-пеммини действительно сказал, что он р-р-разговаривал с какой-то… з-з-заинтересованной стороной.

– С заинтересованной стороной. – В голосе ее звучало отчаяние. – Ох… а эта сторона была по-настоящему заинтересована?

– Не знаю. Мне очень ж-ж-жаль. Он т-т-т-олько это сказал: «С з-з-заинтересованной с-с-стороной».

Мерлин прикусила костяшки пальцев. Затем она расправила плечи, повернулась и снова яростно принялась за работу.

По утрам, когда все еще спали, она, как и обещала Рансому, выделяла по два часа на работу над усовершенствованием говорящей коробки. В это время секретарь мистер Коллетт постоянно был к ее услугам, готовый сейчас же принести то, что ей требовалось, или переписать аккуратно ее записи и запереть их в коробке, хранившейся в кабинете Рансома.

Рансом хотел, чтобы разговаривать можно было на большом расстоянии. Мерлин соорудила батарею, в которой было больше, чем в прежней, чашечек и пластин, а также усовершенствовала катушку. Иногда прохладным утром Коллетт брал переносную часть устройства и шел с ней куда-нибудь в дальний угол поместья. Вместе они выяснили, что голос гораздо чище передается через эфир, если один из собеседников находится на некоторой высоте – на четвертом этаже дома или каком-нибудь холме. Мерлин размышляла над тем, как сохранить этот эффект, отказавшись от использования домов и пригорков.

Она добросовестно думала над говорящей коробкой и во время своего уединенного завтрака, планируя работу на следующий день. Но все оставшееся время она посвящала тому, что ее действительно интересовало. Когда Мерлин добиралась до бального зала, все мысли ее уже были полностью сосредоточены на летательной машине. Впереди предстояла огромная работа, и это не давало ей расслабиться. Единственным, что отрывало ее от размышлений, были ежедневные встречи с Рансомом. В Большом холле, по пути из комнаты, где подавали завтрак, она каждое утро проходила мимо него.

Он не заговаривал с ней уже три недели, и она не могла определить для себя, удручает ее это или нет. В общем-то, так было даже удобнее, поскольку никто не отвлекал ее, никто не вдалбливал ей всякие глупости вроде долга, репутации, благородных и честных поступков.

Утром он всегда был в костюме для верховой езды. Каждый раз при виде Рансома у Мерлин что-то сжималось внутри. Он выглядел так отчаянно элегантно в высоких лакированных сапогах и безупречном сюртуке, в то время как у нее вечно оставалась машинная смазка на пальцах и грязь на одежде после утренних экспериментов с говорящей коробкой. Постепенно она научилась обращать внимание на эти мелочи. Она замечала, что ни разу его бриджи не были порваны или запачканы, что они сидели на бедрах так же безукоризненно, как и сюртук на плечах – без единой лишней складочки, подчеркивая высокую стройную фигуру.

Сначала, когда они встречались в холле, он желал ей доброго утра. Однако любой разговор с ним, даже простое приветствие, потом долго не давали Мерлин сосредоточиться, так что теперь она лишь кивала в ответ и спешила дальше, вся погруженная в мысли о летательной машине. Со временем он тоже привык ограничиваться кивком.

Она работала целыми днями, до самого позднего вечера. Образ таинственного мистера Пеммини все время подгонял ее. Вудроу еще раз съездил проведать конкурента и привез оттуда тревожную весть. Мистер Пеммини действительно получил финансирование и вовсю занимался своим проектом – его машина должна была не просто летать, но даже перевозить вместе с авиатором еще и пассажира! Потрясенная, Мерлин стала работать еще лихорадочнее.

Когда часы в Большом холле били три часа ночи, она наконец позволяла себе расслабиться. В ночной тишине она устало взбиралась по огромной лестнице и ложилась в чистую постель, пахнувшую фиалками. Только здесь она разрешала себе забыть и о летательной машине, и о говорящей коробке. В эти моменты она всегда думала о Рансоме. И странная грусть закрадывалась к ней в душу, прежде чем усталость брала свое и Мерлин глубоко засыпала.

– Я предлагаю, чтобы в палате по этому поводу выступил Джордж Рид, – сказал Рансом и улыбнулся.

Его собеседник усмехнулся:

– Да, пожалуй. – Заместитель министра финансов встал. – Очень продуктивная беседа, Деймерелл. И благодарю вас за гостеприимство. Больше я здесь не задержусь.

– Не задержитесь? Разве вы не останетесь на выходные?

– Глубоко сожалею. Я собираюсь выехать в Лондон завтра утром. Но прежде чем уехать, Деймерелл, я хотел бы взглянуть на эту чудесную крылатую машину, о которой постоянно слышу от ваших гостей.

– А, это. – Улыбка увяла на лице Рансома. Он небрежно махнул рукой. – Просто большая игрушка.

Заместитель министра улыбнулся:

– И все же, как я понял, вы пожертвовали ради нее бальным залом.

– Она развлекает детей. Любого возраста.

– Хитро! Но мне-то вы можете доверять. Вы уверены, что это не станет триумфом военной техники? Боже мой, Деймерелл, какое было бы достижение, если бы эта штука заработала.

– Я на это не рассчитываю, – сказал Рансом.

Собеседник похлопал его по плечу:

– Мальчик мой, отведите меня к этой причудливой штуке и позвольте вынести собственное суждение.

– Разумеется. – Рансом склонил голову в легком сухом поклоне и жестом показал в сторону двери.

В общении с Мерлин он избегал конфронтации. Он нарочно не разговаривал с ней, чтобы дать ей время обвыкнуть и, что еще важнее, соскучиться по его вниманию. Во время последнего разговора стало очевидно, что он давил на нее слишком сильно и требовал ответа слишком быстро. Поэтому Рансом яростно погрузился в работу, отстранившись от всех домашних дел. В таком огромном поместье, как Фолкон-Хилл, это было нетрудно. Ему лишь иногда приходилось разделять трапезу с кем-нибудь из гостей, кому он хотел оказать особую честь. Все остальное время он проводил, закрывшись в собственном просторном крыле дома.

Вслед за заместителем министра он вышел из комнаты:

– Вообще-то я сам увижу ее в первый раз.

Шаги отозвались эхом в длинном сводчатом коридоре.

– Вы раньше не видели? Вам должно быть стыдно, Деймерелл. Неужели вам совсем чужда романтика и вы полностью растеряли свои юношеские мечты? Клянусь, я сам мальчишкой сидел, свесив ноги, на ветвях самого высокого вяза в округе и мечтал стать птицей и парить в воздухе!

– Очаровательная картина.

– По-моему, я сказал лишнее: мне кажется, что вы запомните это мое признание и однажды используете против меня в палате. Но ничего не выйдет. Я не стыжусь мечты своего детства, да и вам тоже не следует. Спуститесь же с высот своего положения и признайтесь: вы не меньше, чем я, хотите, чтобы эта штука полетела.

Рансом покачал головой:

– Я бы предпочел, чтобы ее разобрали и увезли из моего дома. Но… я влюблен.

– Ха! Единственное, во что вы влюблялись до сих пор, было место в Вестминстере, в зале парламента. Вам давно пора снова жениться, Деймерелл. Вы становитесь надменным, как старик.

– Спасибо за наблюдение. Я буду работать над собой.

Заместитель министра усмехнулся:

– Да, я вижу, вы хорошо принимаете критику. Ладно, дорогой друг, вы уж меня простите. Я понимаю, вам надо держаться с достоинством, подобающим вашему положению. И молоденькая, хорошо воспитанная жена без налета городских вольностей – это как раз то, что нужно.

– Вы так считаете? – Угрюмое выражение лица Рансома сменилось усмешкой. Он жестом указал гостю на дверь западного бального зала: – Тогда разрешите мне представить вас мисс Ламберн.

Он сделал неуловимое движение, и лакей с поклоном раскрыл перед ними двойную дверь.

Рансом думал, что он был подготовлен к приходу сюда. Несколько недель он выслушивал от племянниц рассказы об этом чудесном зале. Но одно дело было слышать и совсем другое – самому увидеть огромные грациозные крылья из холста, подвешенные на тысяче ленточек там, где полагалось быть люстре немецкого хрусталя.

Летательная машина заполнила все помещение. Конец одного крыла упирался в расписной потолок над ними, где Леандр переплывал Геллеспонт навстречу Геро; конец же другого крыла касался резного декора сицилийского мраморного камина. Изысканный узор из цветного камня, выложенный на полу, был спрятан под грубой деревянной платформой. В предвечернем солнце сверкали инструменты и провода, и повсюду были веревки: свисали с блоков и тянулись куда-то вдаль, отбрасывая на стены и на пол длинные пересекающиеся тени.

К удивлению Рансома, эта огромная конструкция обладала своеобразной красотой. В ней была жизнь: как будто мифологический зверь вышел из легенды и висел теперь в зале, как безмолвный трофей. А в тени гиганта двигались крошечные фигурки-лилипуты.

– Рансом! – раздался подозрительно дружеский голос Шелби из дальнего угла. Из тени появился один высокий силуэт и два маленьких по бокам от него; все трое подошли к Рансому и его гостю.

Заместитель министра приветствовал Шелби с искренним удовольствием. Он улыбнулся и погладил по головкам близнецов, которые были слишком возбуждены, чтобы вспомнить о застенчивости. С визгом они схватили дядю за фалды сюртука и потащили в глубь зала.

– Какое чудо! – произнес заместитель министра, обращаясь к Шелби, и они последовали за Рансомом и детьми.

– Да, это просто удивительно, правда? – воскликнул Шелби. – Я сам успел здорово увлечься этой штукой. Каждый вечер прихожу сюда и помогаю.

Когда глаза Рансома привыкли к резкому контрасту света и тени, он наконец увидел Мерлин. Она ссутулилась над письменным столиком в углу и, хмурясь, записывала что-то в блокнот. Близнецы подвели его к ней, но Мерлин даже не подняла головы. Рядом, упираясь спиной о камин, с поднятыми руками стоял майор Куинтон О’Салливан О’Тул О’Шонесси и аккуратными движениями накручивал проволоку на кончик крыла. Тут же находилась Жаклин – она придерживала крыло и, вытянув шею, наблюдала за его работой.

Мистер Пилл тоже был там – он стоял рядом с Мерлин и нараспев зачитывал ей численные равенства с какой-то пыльной бумажки. Группу завершали Вудроу и Блайз – Блайз, кто бы мог подумать! – они разрезали кетгут на узкие ленты и сортировали их по длине, раскладывая по полу в аккуратные ряды. Точнее, сортировал Вудроу, а Блайз ходила поблизости и указывала ему на ошибки.

Рансом сглотнул, пораженный тем, какая многочисленная и странная компания из гостей и родственников собралась здесь. Однако, повинуясь привычке, он ничем не выдал своего изумления. Оказывается, половина домочадцев регулярно занимается летательной машиной. Он посмотрел вокруг, пытаясь понять, что именно могло вызвать такую неожиданную привязанность. Но не обнаружил ничего, что позволило бы ответить на этот вопрос.

– Чем будет заниматься дядя Деймерелл? – радостно спросила Августа. – Мисс Мерлин! Можно, дядя Деймерелл возьмет нас на кошачье сиденье?

Мерлин подняла голову и взглянула ему в глаза. Между бровей ее залегла глубокая складка, а тени под скулами придали лицу незнакомый, усталый вид. Рансому показалось, она даже и не видела его.

– Да-да, конечно, – отстраненно сказала она и вернулась к своим записям. – Идите к Шелби, он даст вам конфет. Какое последнее число, мистер Пилл? Сто семнадцать на корень из чего?

Аврелия и Августа обрадовались и потащили Рансома куда-то в сторону, но он отстранился от них.

– Мерлин, – позвал он.

– Не сейчас. – Она покачала головой. – Только не сейчас, пожалуйста.

Он глядел на ее ссутулившиеся плечи, на огрубевшие тонкие пальцы, державшие карандаш. Она приказала мистеру Пиллу на время прерваться, схватила другой блокнот и стала быстро листать страницы. Найдя нужное место, она хмуро обернулась к летательному аппарату и прикоснулась пальцем к нижней губе – тем самым, свойственным только ей жестом, от которого у Рансома так часто закипала кровь. Однако на этот раз она покусывала палец с таким напряженным волнением, что и его реакция была совершенно другой.

– Мерлин, – снова позвал он, – можно минутку поговорить с тобой?

В ответ он не удостоился даже взгляда.

– Хотите, я запишу ваше послание, ваше герцогство, – весело поинтересовался ирландский акцент, – и доставлю, когда она снова вернется на нашу грешную землю?

Рансом взглянул на Куина. Майор стоял, облокотившись о камин: сюртук его был расстегнут, густые волосы цвета меди падали на глаза. Жаклин рядом сматывала остаток проволоки.

– Нет, благодарю. – Рансом сделал усилие и сохранил вежливый тон. Он улыбнулся Жаклин: – Здравствуй. Должен признаться, не ожидал тебя тут встретить.

– Я прихожу с детьми и провожу здесь обычно целый день. – Она засмеялась, слегка придвинулась к Куину и пальцами провела по его рукаву. – Эта комната нас так и притягивает – и детей, и меня.

– Понятно, – произнес Рансом как можно спокойнее. Он справился с растущим негодованием на Шелби и не стал оборачиваться, чтобы узнать, наблюдал ли его брат за этой сценой.

– Ах, Жаклин, – улыбаясь ей, сказал Куин, – не нужно портить мою репутацию перед его светлостью. Пожалуйста, выньте из моего сердца ваши прелестные коготочки, дорогая!

Жаклин вспомнила, что держится за него рукой, и послала ему воздушный поцелуй:

– Мерзкий мальчишка, не портите мне удовольствие быть легкомысленной женщиной.

Рот Куина скривился в улыбке.

– О, так вы легкомысленны? Возможно, я слишком рано отверг вас.

– Теперь уже поздно. – Куин попытался обнять ее, но Жаклин изящно уклонилась. – Теперь я уже снова мать.

Она встала на колени и вытянула руки, чтобы обнять дочерей, которые прибежали поцеловать ее.

Вдруг позади Рансома раздался высокий ледяной голос:

– Жаклин, ты же не думаешь, что это представление введет в заблуждение моих братьев? Рансом не настолько глуп, чтобы поверить, будто тебе до такой степени дороги дети, особенно после того как ты их оставила на…

– Блайз! – резко прервал Рансом сестру.

Жаклин посмотрела на Блайз, но было невозможно понять, какое чувство выражают ее фиалковые глаза. Перед тем как подняться, она еще раз обняла Августу.

– Но это же правда, – продолжала Блайз. Лицо ее побледнело, и она хмуро смотрела на Рансома. – Она приходит сюда каждый день и притворяется, что это из-за детей. А на самом деле единственное, что ей нужно, – это флиртовать с…

– Оставь ее в покое, Блайз! – Голос Шелби заставил всех обернуться. Он стоял вместе с заместителем министра и казался таким же бесстрастным, как одна из греческих скульптур во дворе. В повисшей тишине были слышны лишь скрип пера в руке Мерлин да голос мистера Пилла, продолжавшего зачитывать ей математические равенства.

– Боже мой, господин заместитель министра! – покраснела Блайз. – Простите, пожалуйста… Я и не знала, что вы вошли! Как поживаете? Где бы вы хотели присесть? О Боже, сейчас здесь, к сожалению, не так уж много места.

– Все в порядке, дорогая леди. Я задержусь всего на минуту. Хотел своими глазами увидеть летательную машину.

– Позвольте, я позвоню, чтобы принесли чаю.

– Пожалуйста, не беспокойтесь…

– Это займет совсем немного времени. Шелби, подвинь поближе тот ящик.

– Ну право же, леди Блайз, – протестовал заместитель министра, – мне ничего не нужно…

– Пожалуйста, присядьте сюда. Рансом, может быть, ты освободишь верстак от этих… вещей? Как поживает ваша дорогая супруга, господин заместитель министра? Она уже оправилась от того легкого недомогания?

– Да, с ней все хорошо. – Чиновник присел, но тут же вскочил опять. Он обернулся и снял с ящика, на который пытался сесть, отвертку и горсть шурупов.

– Давайте, я заберу, – сказал Рансом. Он переложил все на верстак, но тут подбежали близнецы, и все шурупы оказались на полу.

– Это кошачье сиденье, – объявила Аврелия. – Ты можешь сесть сюда вместе с нами, дядя Деймерелл. Мисс Мерлин разрешила.

Августа энергично кивала:

– Да, возьми нас туда!

– Одну секунду. – Рансом внимательно следил за Блайз и высокопоставленным чиновником. Похоже, она решила, что ситуация требует разместить гостя в достойной компании. Блайз не отстала от Шелби, пока он со вздохом не уселся на кучу сложенного полотна, а затем сходила за мистером Пиллом. Священник вежливо принял ее приглашение и присоединился к ним, сев на старое сиденье от экипажа, которое явно вытащили с чердака какой-то конюшни.

Покинутая мистером Пиллом, Мерлин нахмурилась и поджала губы, но потом снова вернулась к своим расчетам. Через некоторое время она отложила тетрадь и подняла голову. Рансом наблюдал, как постепенно из глаз девушки ушел мягкий туман задумчивости и она наконец вернулась в окружавший ее мир. И только тогда она заметила Рансома. Она улыбнулась, и вдруг Рансому три недели, которые прошли с их последнего поцелуя, показались тремя жизнями. Он протянул руку и очень мягко заговорил с ней: бледная, усталая и исхудавшая, она казалась очень хрупкой.

– Мерлин, – сказал он, – иди сюда. Мы будем пить чай и что-нибудь перекусим. Я хочу познакомить тебя с одним хорошим другом.

– Прости, – ответила она. – Мне нужно работать.

– Ты могла бы отдохнуть хотя бы пару минут? Нам будет приятно твое общество. Заместитель министра хотел бы кое-что узнать о летательной машине.

– Да, – она отложила перо. – Хорошо, конечно.

Она вышла из-за письменного столика, волоча за собой моток проволоки, прицепившийся к юбке. По пути она пересекала тени от натянутых веревок, и в ее каштановых волосах играли солнечные блики. Блайз подскочила и официально представила Мерлин, в то время как Рансом печально смотрел на нее. Его беспокоила вновь приобретенная худоба и хрупкость девушки – казалось, будто она может разбиться от любого неосторожного прикосновения.

Принесли чай, и Блайз разливала его так буднично, как это делает хорошо обученная горничная в обычной домашней обстановке. Рансом положил к себе в тарелку на три пшеничные лепешки больше, чем обычно. Блайз удивленно приподняла бровь, но Рансом ответил ей ничего не выражающей улыбкой. Он подвинулся к Мерлин, которая давала чиновнику какие-то объяснения по авиации, и предложил ей чаю.

Она взглянула на него, покачала головой и продолжила разговор. Рансом не опускал тарелку, и высокий гость взял одну лепешку, откусывая от нее в промежутках между вопросами.

Рансом подождал. Он маленькими глотками потягивал чай и наблюдал за Мерлин. Где-то сзади Куин развлекал Шелби и Блайз своим ирландским подхалимажем, который, если судить по хихиканью Шелби и пыхтению Блайз, пришелся им по вкусу. Его преподобие мистер Пилл завладел вниманием Жаклин. К изумлению Рансома, эти двое с видимым удовольствием и довольно долго обсуждали достоинства алюминиевой проволоки и кетгута.

Рансом вновь предложил Мерлин лепешки. Она прервала свой диалог и покачала головой:

– Нет, спасибо.

Заместитель министра взял вторую лепешку.

– А как насчет приземления? – дожевав очередной кусок, спросил он. – Как вы собираетесь решить эту задачу?

– Я слышала, мистер Пеммини использует колеса, – нахмурилась Мерлин. – Но я думаю, мои лыжи обеспечат большую мобильность… Хотя здесь также важно учитывать сопротивление ветра и…

– Я бы хотел, чтобы ты что-нибудь съела, – ровным тоном произнес Рансом.

Он снова подал ей тарелку, но она опять покачала головой:

– Я не голодна. Так вот, сопротивление ветра я учитываю с помощью…

– Ты выглядишь так, как будто не ела уже несколько дней.

Она махнула рукой.

– Мистер Пеммини собирается испытывать свою модель на следующей неделе, – сказала она, как будто это могло служить достаточным объяснением.

– А вы не думали использовать крюк? – спросил заместитель министра. Он взял последнюю лепешку с тарелки Рансома. – Что-то вроде корабельного якоря, если вы меня понимаете. Можно было бы сбросить его и выбирать веревку по мере снижения.

– Но это же лишний вес, понимаете? – Она потеребила нижнюю губу. – Мистер Пеммини, очевидно, как-то с этим справился, раз он планирует даже перевозить пассажира. Но моя конструкция, к сожалению, этого не выдержит. Я собираюсь испробовать машину в следующий понедельник. Не понимаю, как мистеру Пеммини удалось так быстро и далеко продвинуться…

– Черт подери этого мистера Пеммини, – тихо сказал Рансом и поставил пустую тарелку на пол.

– У меня есть вопрос, мисс Ламберн, – возвестил он.

Его настойчивый голос заставил Мерлин отвлечься от дискуссии. Все вокруг посмотрели на него.

– Я не могу понять, – будничным тоном поинтересовался он, – как вы планируете пронести этот аппарат через дверь?

Мерлин повернулась к нему, хотела что-то сказать, но замерла на месте. Потом подняла голову, чтобы охватить взглядом гигантские размеры крыла, и на лице ее вдруг появилось выражение ужаса.

– Ох… – выдохнула она. – Нет, только не это!

Повисла мертвая тишина.

– Вот так задача, – сказал Шелби. – Мерлин, ты что же, вообще не подумала об этом?

Шея ее напряглась, но она не произнесла ни звука.

– Так что, – воскликнула Блайз, – мы все это делали зря?

– А что именно тут сделала ты, Блайз? – поинтересовался Шелби. – Ничего такого, с чем Вудроу не справился бы в одиночку и вдвое быстрее.

– Вудроу еще ребенок. Меня попросили проследить за качеством его работы, – сухо ответила Блайз. – И, разумеется, я вообще не стала бы тратить на это время, если б знала, что мисс Ламберн не подумала о таком пустяке, как транспортировка аппарата за пределы этого зала!

– Какой ужасный просчет, дорогая, – сказал мистер Пилл. – Я приношу искренние извинения, если это я склонил вас к тому, чтобы так неразумно распорядиться вашим драгоценным временем.

– Ничего страшного, – сказал Куин. – Здесь такие огромные окна, что разобрать стену не составит труда.

Рансом наградил ирландца едкой улыбкой:

– Выбросьте это из головы.

Мерлин прикрыла лицо руками и бессильно опустилась на перевернутый бочонок от виски.

– Нет, нет, – стонала она. – Ох, нет, нет, нет…

К ней подбежали близнецы.

– Не плачьте, мисс Мерлин! Дядя Деймерелл придумает, как быть. – Аврелия погладила ее по щеке. – Дядя Деймерелл всегда знает, как надо поступать.

– Конечно. – Мерлин подняла голову и посмотрела на Рансома. Лицо ее светилось надеждой.

Все выжидающе замолчали. Рансом откашлялся:

– На этот раз я не могу помочь, к сожалению.

Послышались возгласы протеста. Он нахмурился и отвернулся, чтобы не видеть убитую горем Мерлин.

– Дядя Деймерелл! – окликнул его тоненький голосок. – Простите м-м-меня, н-н-но у меня есть ид-д-дея.

Рансом повернулся к Вудроу и, видя, что тот сцепил руки и опустил глаза в пол, постарался смягчить выражение лица:

– Да, Вудроу?

– Крылья, – произнес Вудроу и набрал в грудь побольше воздуха. – Крылья. Мы м-м-можем изменить их, п-п-правда? Вот тут.

Он показал пальцем:

– Тут, и еще вон там. Эти с-с-соединения сделаем из м-м-металла. На п-п-петлях и винтах… и они будут складываться вверх и… вниз. И тогда если только убрать… всего одно окно…

– Да! – обрадовалась Мерлин. – Я могу так сделать!

Она подскочила и стиснула Вудроу в объятиях:

– Вот спасибо тебе! Такое огромное спасибо! Ты самый умный из всех, кого я видела в жизни!

Рансом приготовился сообщить, что окно в Фолтон-Хилле будет вынуто только через его труп, когда Вудроу вынырнул из объятий Мерлин. От смущения и гордости он весь раскраснелся.

– Рад помочь, мисс Ламберн, – произнес Вудроу без единой запинки.

Похоже, сам он даже не обратил внимания на то, что не заикался. Но Рансом это заметил. С тяжелым вздохом хозяин поместья мысленно согласился пожертвовать одним из бесценных столетних окон.

Мерлин бегом вернулась к своему столику, схватила перо и стала вытаскивать какие-то схемы и записи из стопок, в беспорядке разложенных на полу. Она бормотала что-то про себя, но время от времени можно было расслышать что-нибудь вроде: «Это отбросит меня на месяц назад» или «Проклятие, проклятие, я не могу обрезать каркас тут… хотя минуточку! Может быть, сделать… хотя нет, так не пойдет. Так он не выдержит нагрузки. Это можно только в третьей четверти… Мистер Пилл! Мистер Пилл, где у нас та книга Джонсона, вычисления интегралов? Страница двести двадцать, по-моему… Ох, поторопитесь – у нас же совсем нет времени!»

Мистер Пилл, источая витиеватые извинения перед Блайз, быстро вернулся к работе. Сестрица Рансома, внезапно лишившись поклонника, так и осталась стоять, сжимая в руке оставленную им чашку. Уголки ее рта медленно опустились вниз, и от них разбежались две маленькие складочки.

– Он так легко покидает вас, дорогая? – К ней подошел Куин, избавил ее от чашки и поднес к своим губам ее пальцы. – По-моему, он неправильно расставил приоритеты.

Складочки у рта Блайз стали еще глубже, и лицо ее густо залилось краской. Куин задержал ее пальцы и потерся о них губами. Блайз резко выдернула руку:

– Я больше не стану терпеть ваши наглые выходки.

– Простите меня, ваша светлость. – Куин, раскаиваясь, отвесил поклон.

– Ерунда, – сказала Блайз и отвернулась.

– Дядя Деймерелл, пойдем на кошачье сиденье! – Августа схватила и потащила Рансома за руку. Аврелия бросила играть с Жаклин в импровизированные кегли и присоединилась к ним. Рансом позволил им подвести себя к верстаку, хотя внимание его разрывалось между Мерлин и заместителем министра, который решил откланяться и уже прощался с Блайз.

Августа выпустила руку Рансома, вскарабкалась на край верстака и перегнулась. Заместитель министра как раз направлялся в их сторону, кода пол под ногами Рансома вдруг качнулся. Он схватился за первое, что попалось под руку, – какая-то болтавшаяся веревка, которая вдруг натянулась в его руке. Одновременно зазвучал незнакомый скрип и лязг.

Рансом посмотрел вниз, и челюсти его сжались от страха. Шесть квадратных футов помоста, а вместе с ними и он, и близняшки, и верстак отделились и начали подниматься над остальным полом.