Кто, если стану взывать, услышит меня
В ангельском сонме?
Предложенное автором решение сценического пространства должно стать ясным при чтении самой пьесы, поэтому я ограничусь лишь указаниями на самое, с моей точки зрения, существенное. Прежде всего — о небе.
Оно должно быть огромным — на фоне его происходит все действие. Это относится и к интерьерным сценам. Впрочем, интерьеров, в подлинном смысле слова, в пьесе нет: стены либо отсутствуют, либо Слегка обозначены — там, где необходимо, скажем, повесить картину или сделать дверной проем.
В дневных сценах небо должно быть чистым и бездонно синим (как небо Италии, каким оно столь достоверно воспроизведено в ренессансных полотнах на религиозные сюжеты), а костюмы следует подобрать так, чтобы возник напряженный цветовой контраст между этой глубокой синевой и вырисовывающимися на ее фоне фигурами актеров. (Продуманность цветового решения и других зрительных эффектов представляется чрезвычайно важной.)
В сценах, происходящих вечером или ночью, на темном небе ясно различимы наиболее крупные созвездия, такие как Орион, Большая Медведица, Плеяды, а над ними, на самом верху, расплеснутый во всю ширь театрального горизонта, призрачно мерцает Млечный Путь. По горизонту могут быть также спроецированы смутные волнистые очертания проплывающих по небу облаков.
Вот и все относительно неба.
Теперь спустимся вниз и войдем в так называемые «интерьеры». Их в пьесе два: комната в доме священника и врачебный кабинет в соседнем доме. Внешние очертания обоих домов лишь слегка обозначены: по стилю это американская готика викторианской эпохи. Настоящих дверей, окон, стен в комнатах быть не должно — лишь оконные и дверные рамы изящного готического рисунка со свисающим с них ярко-зеленым и янтарно-желтым плющом. Отдельные части стен поставлены только там, где в них есть функциональная необходимость. В доме священника фрагмент стены должен быть укреплен за стоящим в комнате диваном — над ним висит романтический пейзаж в позолоченной раме, а в кабинете врача часть стены необходима, чтобы повесить анатомическую схему. Фрагменты стен и интерьеров превосходно использованы, например, в картине Де Кирико[1] «Беседа среди руин» — они-то и делают ее столь впечатляющей. По ходу пьесы мы поговорим об интерьерах более подробно.
Теперь мы выходим на основное, помимо интерьеров, игровое пространство пьесы. Это вдающаяся углом к просцениуму часть парка или сквера в городке Глориоз-Хилл. Расположен на ней фонтан в виде грациозно склонившегося каменного ангела с поднятыми крыльями. Руки его сложены чашечкой; из них стекает вода — общественный фонтанчик для питья. Этот каменный фонтанный ангел должен быть, видимо, на некотором возвышении, в глубине, с тем чтобы, находясь но отношению к интерьерам на заднем плане, доминировать над всем происходящим в пьесе, как некая символическая фигура (Вечность). Все это внеинтерьерное игровое пространство может быть несколько приподнято по сравнению с двумя фрагментарно намеченными интерьерами. Хотелось бы, чтоб все три игровые точки существовали не сами по себе, а воспринимались в гармоническом единстве, как законченная, цельная картина. Творческое воображение подскажет художнику спектакля разнообразные пути к решению этих пластических проблем; он не должен чувствовать себя связанным какими-либо из моих конкретных предложений.
В пьесе есть еще одно место действия — крохотная беседка, — мы поговорим о нем, когда дойдем до соответствующей сцены.
Следует сделать все возможное, чтобы действие не прерывалось и сцены следовали одна за другой без задержки. Занавеса давать не нужно, за исключением антракта между первой и второй частями. При чистых переменах следует менять освещение.
И наконец, о музыке. Одна и та же ведущая тема должна возникать снова и снова — это будет специально оговорено в сценических ремарках.