Летописный замок

Глава пятая, в которой демон получает сначала посылку, а затем — травму

Разбудил Стёпку пронзительный петушиный крик. Петух надоедливо горланил во всё своё лужёное горло где-то за стеной. Или даже ещё ближе. Спросонья Стёпке показалось, что вредная птица устроилась прямо под лежанкой. Этого, конечно, не могло быть, потому что с какого перепугу Смакла стал бы держать петуха у себя в каморке? Кто бы ему позволил да и зачем? Когда вредная птица напомнила о себе во второй раз, Стёпка дёрнулся и вытаращил глаза. Сон как рукой сняло.

Смакла? Каморка? Так это с ним всё на самом деле случилось?! Наяву?! Значит, он и в самом деле провалился в сказочный мир? К этой мысли надо было привыкнуть заново. Всё вокруг убеждало его в том, что да — на самом деле. Взаправду. Не во сне. Провалился, попал, потерял друга, и теперь лежит в одежде, под какой-то лохматой тряпкой, таращится в низкий каменный потолок и вдыхает приторный запах сена, которым набита жёсткая неудобная подушка. Стёпка повернул голову и не обнаружил рядом гоблина. Смакла куда-то исчез. Впрочем, это сейчас волновало меньше всего.

Спать больше не хотелось. На душе было нехорошо. Скверно было на душе, тоскливо и безрадостно. Как будто школу сдуру прогулял и не знаешь, как родителям признаться.

Странно было ему вспоминать события прошедшей ночи. Словно во сне привиделось. На минутку Стёпку охватило отчаяние. Ему вдруг страшно захотелось оказаться дома. Чтобы проснуться в своей комнате под тёплым одеялом, и чтобы ничего не надо было делать, и чтобы мама на кухне пекла оладьи, а папа чтобы взял с собой на рыбалку… Но это длилось недолго. Мир магии, мир настоящий, осязаемый, полный неизведанных тайн, чудес и волшебства, мир, в которой можно было попасть, просто перешагнув порог каморки, властно захватил его душу и заставил напрочь забыть о спокойной, но такой обычной и скучной жизни в родном неволшебном мире.

И ещё Стёпка вспомнил слова чародея о том, что его отсутствие дома никто не заметит и что он вернётся в тот же миг. И ему сразу стало легко. Дурное настроение как рукой сняло. А когда он вдобавок сообразил, что его каникулы магическим образом удлинились на неделю или даже на две, ему стало совсем весело. Жаль, никто потом не поверит, что такое с ним взаправду произошло. Скажут — выдумал. Да он и сам бы ни за что в такое не поверил. Невозможно в такое поверить, если сам не пережил. Даже если бы он догадался взять сюда свой мобильник и фотографировал бы здесь всё налево и направо, всё равно — кто в эпоху компьютерных спецэффектов верит фотографиям?

Надоело валяться, пора уже начинать что-то делать. Смаклу отыскать для начала, потом в дорогу собираться… Стёпка поёжился, вспомнив о том, что вскоре предстоит отправляться куда-то в неведомую даль, что придётся идти пешком, по совершенно незнакомой чужой стране. Даже думать об этом было неприятно. Ванька гад! Придурок упрямый. Тащись теперь из-за него неведомо куда.

Злость помогла преодолеть утреннюю расслабленность. И сразу обнаружилось странное. Ощупывая себя со всех сторон, Стёпка вспомнил загадочные слова Серафиана, на которые ночью не обратил внимания. Твоя одежда, мол, всё равно изменится. Вот она и изменилась. Очень сильно, надо сказать, изменилась. Теперь это была совсем другая одежда. Совсем другая. Джинсы превратились в тёмно-серые штаны свободного покроя. Смотрелись они круто и что самое главное — все карманы остались на своих местах На бронзовой пряжке не слишком широкого кожаного ремня весело скалила зубы драконья морда. Футболка обернулась рубашкой с закатанными рукавами. К ней добавился ещё и кожаный жилет со множеством шнурков вместо пуговиц. Выглядело всё непривычно, однако движениям не мешало и никакого неудобства не ощущалось.

Кроссовки тоже не пожелали оставаться «белыми копытами» и превратились в довольно приличные кожаные полусапожки. Стёпка некоторое время придирчиво рассматривал их, чуть ли даже не обнюхал. В слове «полусапожки» отчётливо звучало что-то девчачье, но, к счастью, у видоизменившихся кроссовок сохранился в неприкосновенности вполне суровый мужской облик. Получились нормальные короткие сапоги с плотной подошвой, тупыми носками и широкими отворотами. Они сидели как влитые, и, если закрыть глаза, то казалось, что на ногах всё те же привычные кроссовки.

Стёпка одёрнул жилет, заправил выбившуюся во время сна рубашку, даже попрыгал, как разведчик перед отправлением в тыл врага. Нигде не жало, ничто не брякало и выглядело достойно. Маскировочка что надо, подумал Стёпка, наверное, теперь никто не разгадает во мне демона какого-то там круга или периода. Обычный отрок. Весич или тайгарь. Иду себе, никого не трогаю. Друга ищу. Спохватившись, он засунул руку под тюфяк, и распихал по карманам своё нехитрое имущество. Нож, понятно, в дороге необходим, а вот всё остальное — едва ли. Но всё равно — пусть будет. Мало ли что.

В тесной каморке было душно, от приторного запаха трав слегка шумело в голове. Стёпке захотелось поскорее выбраться на свежий воздух. Но едва он подумал об этом, как перед ним буквально из ничего возник туго набитый холщовый мешок с лямками. Он повис, покачиваясь, перед изумлённым Степаном, и хрипловатый мужской голос негромко спросил, старательно напирая на букву «о»:

— Племянник почтенного Серафиана не тут ли ночевать изволил?

Стёпка посмотрел по сторонам, даже под лежанку заглянул, хоть и понимал, что это глупо, — но никого не увидел. Только мешок в воздухе висел.

— Кхм! — сказал тот же голос. — Оторопел, али как?

Невидимка! Волшебство свершалось рядом, в двух шагах, руку протяни — и потрогаешь. Зачарованный Стёпка не сразу сообразил, что племянник — это он сам, а когда сообразил, поспешно закивал:

— Здесь, здесь. Я племянник, а что?

— Посылка тебе от почтенного чародея. Дорожная котомка с припасом. Получить не поленись.

Котомка упала в подставленные Степкой руки. Она оказалась тяжёлой, и он поспешил опустить её на пол. Из воздуха тем же непостижимым образом возникла покрытая непонятным письменами желтая полоска пергамента.

— Отметку поставь, — сказал голос.

Стёпка с недоумением посмотрел по сторонам, выпятил губу и робко поинтересовался:

— А чем?

Невидимка вздохнул и устало пояснил:

— Кровью, понятно, чем же ещё.

— А… как?

— Перст приложить изволь.

— Всё равно какой?

— Любой можно.

Стёпка изволил приложить к пергаменту указательный палец правой руки. Мягкая полоска висела в воздухе без опоры, но на ощупь оказалась твёрдой, как доска. Подушечку пальца слегка укололо, и на пергаменте осталась капелька крови.

— Премного благодарен, — сказал голос, уплывая в никуда.

— Эй, подождите минуточку! — спохватился Стёпка. — Вы не подскажете, где здесь?..

— За дверью, по левую руку, на повороте, — не дослушав, ответил голос и растворился насовсем вместе с пергаментом. Местный невидимый почтальон Печкин прекрасно обходился без велосипеда. Возможно, это был демон. Настоящий почтовый демон, которого Серафиан отправил с посылкой, потому что не бегать же ему самому, чародей всё-таки. Посмотреть бы ещё на этого демона, каков он с виду. Если судить по голосу — вроде бы человек, и даже не злой, вежливый даже… А если по окающему говору судить, то представляется кто-то вроде мультяшного лешего.

— Спасибо большое! — запоздало крикнул Стёпка, тоже невольно окая, но ему уже никто не ответил.

Котомка лежала на полу и растворяться вроде бы не собиралась. Посылка от почтенного Серафиана. Посмотрим-посмотрим, откроем, поглядим. Вологодский говор оказался прилипчивым как паутина. Крошечное незастеклённое окно, на ночь закрывающееся деревянной заслонкой, пропускало слишком мало света, и Стёпка распахнул дверь пошире. За дверью был пустой коридор и основательная каменная лестница, под которой, собственно, и располагалась каморка. Почти как у папы Карло. Ночью Стёпка всё это видел мельком и сейчас с любопытством разглядывал. Ладно, попозже осмотримся, а пока на очереди котомка.

Он потянул за узел — тот не поддался. Стёпка дёрнул сильнее, потом взялся теребить его двумя руками. Узел на горловине был затянут столь основательно, что распустить его не удалось даже с помощью зубов. Ну и зачем, скажите на милость, нужны такие подарки, которые даже открыть нельзя? Не разрезать же его, в самом деле! Стёпка даже нащупал в кармане свой ножичек, но вовремя одумался. Нет, тут что-то не так. Не для того чародей отправлял ему эту котомку, чтобы портить её ножом. Минут пять он напряжённо размышлял, буравя сердитым взглядом недоступные дорожные припасы. Вспомнив Смаклу и упрямые свечи, пощёлкал пальцами, совершенно, впрочем, не надеясь на успех. И успеха, понятно, не достиг. Ни с первого раза ни даже с десятого. Когда пальцы устали, он сдался. Спасибо, конечно, великодушному Серафиану за заботу, но мог бы, между прочим, заодно и инструкцию по открыванию приложить. Местные-то, наверное, все знают, как такие узлы развязывать, а о том, что демон в таких делах ни в зуб ногой, чародей подумать забыл. Минус ему за это.

Разозлившись на себя за недогадливость, Стёпка выщелкнул лезвие ножа, прижал его к узлу и произнёс нарочито злодейским голосом: «Ну что, мешок, открываться будем или хочешь, чтобы я тебя ножиком почикал?» Котомка как лежала завязанная, так даже и не почесалась развязываться. Зато Степан при этом настоящим дураком себя почувствовал, который зачем-то взялся с неодушевлёнными предметами разговаривать. Хорошо ещё, что никто этого позора не видел и не слышал.

Разгадка оказалась до обидного простой. Когда Стёпка, уже совсем отчаявшись, наугад произнёс про себя обычное «да откройся же ты, гад», узел вдруг легко распустился. Сам собой. Действительно, не для средних умов. И очень удобно. Только не совсем понятно, для чего такие сложности. Это же не сейф, чтобы от чужих свои сокровища прятать. Стёпка ради эксперимента вновь затянул узел и вновь повторил про себя заветные слова. Во второй раз фокус не удался. Заклинание оказалось одноразовым. Что-то вроде печати на посылке. Мол, завязано, заколдовано, и ещё никто не открывал.

Содержимое котомки Стёпку приятно удивило. Чародей позаботился о том, чтобы «племянник» в дороге не голодал, не холодал и не испытывал нужды в предметах первой необходимости. Зубной пасты со щёткой, конечно, не обнаружилось, зато в небольшом, похожем на старинный кошелёк мешочке лежали твёрдые пахучие шарики, о назначении которых, впрочем, сибирскому мальчишке догадаться было несложно. Это была сера, жевательная лиственичная смола, точно такой же торговали старушки на рынке недалеко от школы. Правда, мальчишки эту серу не жаловали, потому что тут же в киосках продавалась намного более заманчивая жевательная резинка. Ну, а здесь выбирать не приходится, будем вместо зубной пасты серу жевать. Только к запаху смолистому привыкать придётся, потому что это тебе не орбит без сахара, а натуральный лесной продукт. Стёпка отложил в сторону мешочек, вытащил завёрнутый в вощёную бумагу большой неровный кусок серого шершавого мыла, затем вышитое ёлочками полотенце, которое так и хотелось назвать рушником. Для полного счастья ещё только носовых платков не хватало и рулончика туалетной бумаги.

В двух пузатых бутылях было, кажется, вино. Одна бутыль тёмного стекла, другая светлого. Стёпка выдернул из тёмной пробку, понюхал (точно вино), но пить не стал, ему пока не хотелось. Ещё он обнаружил каравай ржаного хлеба с аппетитной корочкой, несколько кругов очень жирной колбасы, головку твёрдого белого сыра, туесок с изюмом, туесок с кедровыми орешками, туесок с сушёной черникой, склянку с какой-то пряностью, деревянную солонку с крупной серой солью, деревянные же ложку с миской, огниво и трут, связку свечей, деревянную баночку с очень пахучей зеленоватой мазью — Стёпка не удержался, сунул в неё нос, — смешную ушастую шляпу и меховой плащ с капюшоном, немного длинноватый, но очень лёгкий и тёплый.

А в довершение ко всему этому богатству в маленьком мешочке лежали два десятка золотых монет и записка на бересте от Серафиана: «Отрок, прими эти монеты и дорожный припас как малую толику платы за причинённое тебе неудобство. Виновен в твоих бедах не столько мой слуга, сколько Я сам. Впредь буду осмотрительнее. Надеюсь, что моя скромная помощь не окажется лишней. Ничего не бойся. Серафиан, чародей, Первый Местохранитель Совета Летописного замка, магистр и прочая, прочая…»

Написано было густыми чёрными чернилами, слегка небрежно, и буквы закруглялись странно, и все имели непривычные хвостики… Но в целом это были самые обычные русские буквы и самые обычные русские слова. Степка прочитал записку два раза, после чего береста самовольно свернулась в тугую трубочку и исчезла так быстро, что Стёпка не успел понять, каким образом и куда она подевалась. Да и была ли она вообще? Чудеса! Серафиан зачем-то принял меры, чтобы не оставлять в чужих руках собственноручно написанный им документ. Пусть даже и такой невинный, как коротенькая записка на бересте. Впрочем, понятно, почему чародей так поступил. Оставил он уже однажды на столе свой недописанный трактат. Известно, чем это кончилось.

Стёпка задумчиво взвесил на ладони тяжёлые монеты, слегка подбросил, подивился. Настоящее золотое золото! До этого он как-то и не думал о том, что деньги ему могут пригодиться, а теперь вдруг подумал. Действительно, без них он был бы здесь всё равно что нищий: ни еды купить, ни на ночлег попроситься. Пустить, может быть, и пустят, а ну как потом заплатить потребуют. «Ах, у тебя денег нет! Ах, ты думал, что мы тебе задаром место под крышей предоставили? Ну иди тогда, отработай: воды в бочку наноси, свиней накорми и хлев вычисти». Имея в кармане деньги, можно было надеяться, что до свиней и хлева дело не дойдёт… А ну, как их украдут? Разбойники выследят или вор какой-нибудь пронырливый руку в мешок незаметно запустит? Кукуй тогда впроголодь, Серафиана же не попросишь ещё немного денежек подбросить. Придётся золото спрятать получше, и язык держать за зубами покрепче и вообще быть настороже. Богатство досталось, возможно, не слишком большое, но лишаться его уже не хотелось.

Монеты здорово отличались от привычных Стёпке рублей и копеек. Размером примерно с пятирублёвик, они все были не очень ровные и не очень одинаковые, а у одной монеты кто-то даже откусил или отстриг краешек. Но при всём при том они были сделаны из настоящего золота! Правда, золото оказалось почему-то не таким, как его себе представлял Стёпка. Оно почему-то не сверкало, не пускало во все стороны золотые лучи и не заставляло Стёпкино сердце биться сильнее. Просто тусклый жёлтый металл, тяжёлый и непраздничный. Может, это и не золото? Но что-то внутри уверенно шептало Стёпке: «Золото это, золото! Никому его не отдавай!» Так, наверное, и зарождается в людях жадность и алчность.

На одной стороне каждой монеты был выбит профиль некрасивого горбоносого мужчины с густыми усами и выпученным глазом, на другой — раскинул крылья дракон, как две капли воды похожий на того, длиннохвостого, с обложки волшебной книги.

Крылатый дракон. Красивый. Отличающийся в лучшую сторону и от сказочных Змеев Горынычей и от угловатых перепончатых птеродактилей. Ладная и гибкая ящерка с крыльями. Даже не ящерка — ящер. Большой, огромный, стремительный. Волшебный. Стёпку вдруг словно молнией пронзило. До него вдруг дошло, что в самом скором времени он своими глазами сможет увидеть настоящего волшебного дракона! Потому что ведь не может такого быть, чтобы в магическом мире, где есть чародеи, гномы, гоблины и упыри, не существовало драконов. Если дракон был нарисован на обложке книги, если изображение дракона красуется на монетах и на пряжках ремней, значит, они здесь водятся и их можно увидеть. Хотя бы издали, хотя бы одним глазком. И Стёпке захотелось немедленно отправиться в путь, чтобы поскорее начались волшебные встречи и удивительные магические приключения. Только чтобы не такие, как у Ваньки, с исчезновением неведомо куда, а настоящие, интересные, с захватывающим продолжением и счастливым концом. Котомка с припасом и золото вселяли уверенность в том, что предстоящее путешествие окажется не таким уж и тяжёлым и, возможно, совсем не тягостным.

И тут вновь закукарекал петух. На этот раз точно — под лежанкой.

Стёпка свесил голову и увидел во мраке… нет, не петуха. Под лежанкой стоял маленький, вернее даже, малюсенький, человечек. Ростом чуть выше котёнка, весь кругленький, со смеющимся лицом, без бороды и усов, но с густыми белыми бровями. Одет он был в потрёпанный, насквозь пропылённый тулупчик, в столь же потрепанные штаны с большими кожаными заплатками на коленях и в тяжёлые стоптанные башмаки. На горделиво выпирающем животике красовался широкий ремень с позеленевшей зелёной пряжкой, а на голове — заляпанный паутиной забавный малахай с ушами разной длины. Можно было подумать, что этот гномик побывал в серьёзной потасовке или просто впал в крайнюю нужду. Но при всём при том, он, этот мужичок с ноготок, унынию не предавался и вид имел вполне бравый. А глазки его так и лучились едва сдерживаемым смехом. В крохотной руке гномик держал небольшую кирку с широким щербатым лезвием. Несмотря на слабое освещение Стёпка всё это очень хорошо разглядел.

— Ты кто? — спросил он, сползая с лежанки на пол, чтобы удобнее было разговаривать.

Человечек, не переставая улыбаться, сделал несколько шагов вперёд. Он был такой махонький, что мог свободно ходить под не слишком высокой лежанкой. Его можно было поставить на ладонь и даже без труда засунуть в карман. Это было удивительно, так же удивительно, как отвечай-зеркало или людоедский меч.

— Это ты меня разбудил? — спросил Стёпка, тоже невольно улыбаясь в ответ. — Ты гном, да?

Человечек сделал ещё шаг, ещё и, оказавшись рядом с левой рукой Степана, вдруг коротко размахнулся и ударил киркой по ногтю большого пальца.

Стёпка с воплем отпрянул:

— Ты что, сдурел?!

Он не ожидал ничего подобного. От резкой боли из глаз брызнули слёзы и подкатила мгновенная тошнота.

Человечек довольно захохотал неожиданно густым басом. Словно радовался меткому удару. Будь его кирка потяжелее, он без сомнения отрубил бы сустав напрочь. И это было совсем не смешно.

— Ах ты, гад!

Не помня себя от боли, Стёпка стянул с ноги притворяющуюся сапогом кроссовку и швырнул её в гнома. Тот ловко увернулся и сам в ответ запустил в Стёпку окаменевшей хлебной коркой, пролежавшей под лежанкой лет триста.

Стёпка разозлился не на шутку. Подлая и ничем не объяснимая выходка гнома его просто взбесила. Палец болел немилосердно, ушибленный ноготь чернел на глазах. Душа жаждала мести — и немедленно. Стёпка метнул в гнома вторую кроссовку и снова промазал. Маленький обидчик проворно отскочил, показал Стёпке язык и с удивительной для его роста силой отправил кроссовку обратно. И попал. Прямо в лоб каблуком.

Тут уж Стёпка забыл обо всём на свете. У него от ярости буквально потемнело в глазах. Отплатить проклятому гному! Поймать его, раздавить, накормить паутиной, поотшибать ему все пальцы его же киркой, а саму кирку зашвырнуть куда подальше!

По каморке летала обувь, лежанка сотрясалась от ударов, пыль стояла столбом. После каждого промаха Стёпка страшно ругался, после каждого попадания гном обидно хохотал. Безумная дуэль продолжалась долго, «рука бойцов метать устала», но Стёпке так ни разу и не удалось поразить врага. Гном как угорелый бегал на своих коротеньких ножках под лежанкой, успевая хохотать, кривляться, уворачиваться от Стёпкиных снарядов и метко — до обидного метко! — швыряться в ответ.

Сообразив наконец, что кроссовками гнома не подбить, Стёпка оглянулся в поисках более подходящего оружия. На глаза ему попался стоящий в углу лохматый веник с длинным черенком. То что надо! Он кинулся к венику с кровожадным воплем: пришёл миг расплаты!

Но гном, увидев веник в его руках, испуганно ойкнул и в мгновение ока ушмыгнул в какую-то потайную нору под лежанкой.

— Вот гадёныш! — Стёпка в бессильной ярости шмякнул веником по стене. — Вернись, трус! Вернись, кому говорю!

Противник позорно бежал с поля боя, и отмщение, увы, не состоялось. Хотелось преследовать его, хотелось пролезть вслед за ним в нору и веником его под зад, веником!.. Жаль, нора маловата!

Позднее, вспоминая «великое сражение великана с лилипутом», Стёпка со стыдом признавал, что «позволил себе потерять лицо», как говорят самураи. Со стороны, наверное, всё выглядело очень глупо. Носится по тесной каморке разъярённый пацан с перекошенным от ярости лицом и швыряет под лежанку всё, что под руку попадается. Да ещё и орёт при этом всякие нехорошие слова. Позор на все улусы! Совершенно недопустимое для настоящего демона поведение. Но уж очень его этот мелкий поганец разозлил. Особенно подлый удар киркой.

Вот полюбуйтесь — ноготь уже начал чернеть, и скоро, конечно, слезет, — чёрт бы побрал этого гнома! Хорошее настроение было безнадёжно испорчено. И это только начало — первый день, даже первое утро! А что же будет дальше? Как бы уже не палец, голову бы не оттяпали! И между прочим, запросто могут. Не понравится какому-нибудь вурдалаку то, твоя, скажем, причёска — и ага! Вжик мечом, или хвать кулаком, чтобы другим неповадно было. Доказывай потом, что ты демон!

Палец дёргало так, что отдавалось даже в голове. Когда боль сделалась невыносимой, Стёпка открыл деревянную баночку и осторожно погрузил страдающий палец в мазь. А вдруг поможет! Палец поболел ещё немного и успокоился. Мазь помогла и помогла очень хорошо. Наверное, тоже была чуть-чуть магической.

Он сидел встрёпанный, разгорячённый и пылал справедливым негодованием. Он вдруг понял, что всей душой ненавидит гномов. Если они все такие, как этот… кукарекальщик, то лучше бы с ними вовсе не встречаться.

Но куда же подевался Смакла?

Монеты Степка ссыпал в карман. Странно ему было осознавать, что могущественный чародей чувствует себя его должником. За что? За то, что Стёпку выдернуло сюда? Так это вовсе не неудобство, это настоящий подарок, неслыханная удача. Ведь ещё вчера Стёпка полжизни готов был отдать за такое перемещение. Чародей же извиняется перед ним, котомку вон даже прислал. Наверное, он хороший человек и добрый чародей. Во всех сказках бывают добрые волшебники… И злые, между прочим, тоже. Куда же без них? Без них не так увлекательно. Стёпка ещё раз пожалел, что не удалось ему прочитать книгу. Или взять её с собой сюда. Знал бы сейчас об этом мире намного больше. Хорошо ещё, что здесь говорят по-русски. Или, как уверял, Смакла, по-весски.

Прежде, чем уложить припасы обратно в котомку, он отломил немного хлеба, куснул сыр — невкусно и очень твёрдо! — сжевал горсть изюма и, помедлив, решительно отхлебнул из тёмной бутыли. В светлой, как выяснилось, был обычный брусничный морс без сахара. И пить его было неинтересно. А вот вино… Стёпка ещё ни разу не пил вина, только чуть-чуть шампанского на Новый год. Вино было сладковатое, пахло яблоками и самостоятельной взрослой жизнью. И оно ему понравилось. Не опьянеть бы! Вот хохма будет, если Смакла, вернувшись, обнаружит пьяного демона, храпящего на его лежанке.

Утолив слегка голод, Стёпка завязал, как сумел, котомку и затолкал её под лежанку. Однако, вспомнив о драчливом гноме, придумал подвесить котомку на удобно торчащий из стены бронзовый крюк — здесь она целее будет. Потом ещё раз привёл в порядок одежду, пригладил волосы — и отважно шагнул через порог. Непроизвольно сжался, готовый ко всякому, но — обошлось. Не жахнуло и не шмякнуло. Он оглянулся, помедлил, затем на всякий случай вернулся в каморку и ещё раз — уже осторожнее — перешагнул через порог, изо всех сил прислушиваясь, присматриваясь и… как бы правильнее сказать… причувствоваясь. И не заметил никаких магических изменений ни в себе, ни в окружающей обстановке. Кажется, всё нормально, опасности нет, можно смело отправляться навстречу неизвестности. И он отправился. Правда, для начала не в неизвестность, а немного поближе — по левую руку, за поворот коридора.