Левиафан (СИ)

Глава 5

Я кралась по переулку, как вор, которого вот-вот поймают. Шла быстро, пытаясь спрятаться от резких порывов ветра и дождя. Чувство того, как одежда намокала, даже под кожаным плащом, приводило мысли, как это ни странно, в ещё больший порядок, что давало возможность собраться. Подобная затея не нравилась даже мне, однако я упорно следовала за мужчиной, который посреди ночи решил пробраться в опечатанный пансионат.

После убийства пастора Абрахамса, его закрыли, а всех постояльцев банально отпустили на улицу, опечатав и описав каждое помещение. И всё это за несколько дней, пока наши спецы осматривали каждый угол не только часовни, но и всех комнат бездомных и наркоманов, которых святой отец принимал с завидной регулярностью в своих стенах.

Именно в эту ночь я заметила его впервые. Неспешно крадущуюся тень позади. Сперва я решила, что это люди Шавката, потому попыталась успокоиться, взяв себя и свой страх в руки. Собраться, продолжив то, за чем опять приехала в Уинзбери — найти нить, прочную зацепку, которая соединяла дело о Клетке Нильсона с делом сестер Делакруз. Потому первым, за кем была установлена слежка стал их приёмный отец.

Мужчина сразу показался мне не просто странным. После непродолжительной беседы с психологом, работающим с Изабель, я пришла к выводу, что мистер Делакруз настоящая тварь. А проведав его жену в муниципальной лечебнице для душевно больных, уверилась в этом полностью.

Мужчина не просто бросил женщину, с которой прожил в браке тридцать пять лет. Он вышвырнул её из жизни, как мусор. Через суд лишил любых прав на владение их собственностью, почему и пришлось приехать её младшей дочери. Грета собиралась оформить документы и перевезти мать в Корею. Однако это не так просто сделать, даже при том ресурсе, который был в руках Майкла Ли. Корея очень консервативная страна, и даже такая простая процедура, как воссоединение со своей семьёй и переезд родной по документам матери, очень сложная затея.

Я замерла у одной из стен, за которой начинался поворот к основному корпусу пансионата, и прислушалась. Четкие шаги и шорох справа помешали, и я потеряла мужчину из виду. Опять выглянув из своего укрытия, выругалась и скривилась, понимая, что упустила его.

Однако не того, кто шёл за мной! Быстро переместившись в углубление постройки храма, замерла, проследив за тенью пробежавшей под сенью нескольких деревьев в саду. Медленно и очень осторожно вытащила пистолет и взяла в обе руки, сжав. Дождь продолжал моросить, а тяжёлые капли падали на мои руки с капюшона, издавая шум хуже, чем моё дыхание.

В какой-то момент всё замерло. Я резко повернула голову влево. Перехватив скользящий удар ногой, присела и нажала на курок, однако тень опять исчезла.

— Проклятье! — зашипела, снимая перчатку с правой руки зубами и продолжая целиться в сторону, в которой исчез ублюдок.

— Почему не выходишь? Боишься? Или твой хозяин дал приказ не трогать его собственность, тварь?! — произнесла громче поднимаясь.

Выровняв дыхание и прижимаясь к стене, спустила по запястью кнут человека, который не сможет в этот раз помочь мне.

Дождь прекратился полностью. В наступившей тишине улавливались только звуки движения мокрых листьев на деревьях и стук капель, падающих с крыши прямо на кладку передо мной.

Однако спустя несколько секунд прозвучал негромкий удар. Как только я обернулась, в ту же сторону полетела плеть Тангира, но цепь ухватила фигура в спортивной черной байке. Наклонив, скрытую под капюшоном голову на бок, тварь стала только сильнее скручивать цепь, однако я лишь ухмыльнулась и выстрелила.

Оглушительный звук разрезал ночной сумрак. Руки задрожали, но я продолжала удерживать цепь и пистолет, смотря на то, как тварь присела словно кошка, успев увернуться от выстрела.

— Мы ещё встретимся, Невена…

Рукоять оружия дрогнула в моих руках, а кровь отхлынула от лица, вызвав покалывание на коже. Стало нестерпимо холодно. Так, будто меня окатили ледяной водой с ног и до головы.

— Будь готова выполнить своё предназначение, а в остальное не лезь! Иначе пострадает твой корейский мальчик. Он итак несчастный настолько, что превратился в чудовище. Не заставляй меня очистить этот мир и от него, подобно тем, которые прекратили свои мучения.

— Так это ты… — я оскалилась, продолжая чувствовать холод и озноб, который бежал уже вдоль спины.

"Либо это ловушка, и убийца послал своего подражателя. Либо это и есть та тварь, которая сперва убивает женщин, а потом сжигает целые церкви…"

— Это ты творишь этот дикий самосуд? — я потянула за цепь, и опять прицелилась.

— И поднимется дьявол из геенны огненной на земли людские. И откроет он вход в ад каждому, кто желает ощутить себя богом. И осквернит он тело чистое, святой сосуд для жизни. И превратит он мужское в животное. И бросит он демонов своих в пучину пяти самых страшных грехов. И приведет он ад прямо на земли своего отца! — это создание шипело как змея, однако продолжало говорить.

Я видела его губы, его подбородок, смотрела на простого человека, который очевидно возомнил себя тем самым дьяволом.

— Чокнутый псих!!! — скривилась и потянула кнут на себя, однако оно только громче расхохоталось, когда послышался колокольный звон часовни.

Гулкие удары отдавали вибрацией во всё тело, а тварь продолжала хохотать, в конце оскалившись и прошептав:

— Кажется, на одного продажного ублюдка в этом мире стало меньше, Невена… Мне интересно, — он продолжал стоять напротив меня, совершенно не опасаясь того, что я могу его застрелить, — твой сладкий мальчик, чью цепь ты надела на своё тело, тоже вешался? Или то, что о нём говорят — враньё, и он просто чокнутый псих, помешанный на вендетте? А она у него вышла весьма кровавой…

— Лучше стой на месте ровно! — я опять нажала на курок, однако как только выстрелила, тварь оттолкнулась в прыжке от стены.

Он обмотал цепь вокруг меня же, прибив к своей груди спиной, когда спрыгнул позади. Сцепив зубы, схватила его за руку, сдавившую мою шею в захват, чтобы перекинуть через себя. Он почти был в моих руках. Пыхтел, как животное в мой затылок, пока наша немая борьба продолжалась. Однако, в последний момент ублюдок скрутил меня, быстро и безумно зашептав прямо на ухо:

— Невена… Глупая маленькая дурочка. Я спас тебя, продав принцу, у которого слюня с подбородка потекла прямо в штаны, когда он увидел бледнокожую девочку с шелковистыми и густыми черными волосами и алыми пухлыми губами. Он помешался на тебе… Он бы всё тебе отдал! Положил бы к ногам любого и каждого! Потому что палач нашел своего ангела…

Я собрала все силы, продолжая сжимать тварь, и готовиться к тому чтобы намотать чертов кнут прямо на его шею, но замерла, после его последних слов:

— Шавкат бросит твоего сопляка в яму со змеями, Невена. А тебя заставит смотреть на то, как человека пожирают рептилии. Скользят по его телу, облизывают раздвоенными языками и сычат. Огибают сотнями его грудь, шею и лицо, впиваясь в каждую часть острыми зубами, впрыскивая смертоносный яд. Его тело будет неметь. Сперва просто парализует, а потом наступит настоящая агония. Боль такой силы, будто яд выжигает не только кровь, но и вены, по которым она бежит. Парень будет мучиться долго. Пару часов точно прогниет в яме… Может суток, учитывая, насколько этот сосунок крепкий. Однако сдохнет всё равно. А всё это время, ты будешь смотреть на то, как он умирает. Погибает потому что ты, сбежав, решила, что имеешь на это право. И когда Тангир издохнет, будешь с этой картиной перед глазами принимать в себя уже другой член… Потому что такова твоя судьба, Невена!

Громкое рычание стало зарождаться где-то на уровне диафрагмы, а потом как взрыв понеслось по гортани вверх, чтобы вырваться из горла, и привести моё тело в действие. Мышцы запульсировали подобно венам, а злость захлестнула с такой силой, что я перестала дышать. Затаила дыхание, прорычав и перекинув ублюдка через себя. Цепь кнута полетела в сторону, рассекая воздух, как нож. Издавая резкий звук того, как металл прошивает наэлектризованный после дождя плотный воздух.

Провернула кнутом по воздуху, отбив часть отделки стен. Порох и каменная крошка посыпались прямо на голову, но я этого даже не заметила. Освободившись, села верхом на тварь, однако он полоснул моё бедро ножом, и откинул от себя в тот момент, когда был нажат курок. Я полетела в сторону стены, и снова махнув кнутом, облизала только очертания его фигуры, юркнувшие в чащу за деревьями сада.

— Тварь! — рыкнула, выдернув нож из грубой ткани штанин и привалилась спиной к стене.

Ещё сантиметр и лезвие прошило бы мою ногу насквозь, а не полоснуло по грубой ткани. Я знала куда шла, и естественно понимала, что не бессмертная. Однако и ублюдка достать я сумела. Свернув кнут, присмотрелась к его кончику, на котором остался кровавый след.

— Я всё равно поймаю тебя! — выдохнула, а изо рта повалил пар, который обратился в глубокое и гулкое дыхание.

Именно оно напомнило мне о звуках вокруг. И первым вернувшимся был именно колокольный звон. Глухой, но глубокий звук удара колокола повторялся эхом во всём теле. С досадой закрыв глаза, нащупала в куртке сотовый и набрала номер подполковника.

— Да, Моника! — тут же прозвучал ответ грубым и сухим тоном, однако сейчас, я срать хотела на что либо.

— Свяжитесь с нашими в Сиэтле, дядя Стэн. Пускай приезжают к пансионату в Уинсбери и забирают дело у окружной полиции и шерифа, — я поднялась на ноги и посмотрела вверх на часовню, где прямо на колоколе очевидно висело тело, — и пусть захватят с собой спецов по эклектике и религии. У нас труп отца сестер Делакруз висит на колоколе.

— Что?! — дядя Стэн пробасил это таким голосом, словно не верил моим словам, а я приподняла лицо вверх, прикрыв его рукой с зажатым в ней до сих пор пистолетом, и выдохнула почти плача:

— Они знают моё настоящее имя, дядя Стэн. Они… Они нашли меня, и теперь я не знаю, что делать. Трижды этот несчастный парень спасал мне жизнь… Трижды, дядя. Это какой-то непрерывный кошмар. Это какой-то ужас… Я хочу…

— Моника!!! — в трубке послышался настоящий рык, а следом слова, которые я и боялась услышать, — Это твоя работа и твои обязанности! Доведи дело до конца, а потом мы задействуем программу по защите свидетелей и ты уедешь! Просто найди мне этого ублюдка, и я сделаю всё, чтобы твоё прошлое тебя не догнало!

Я закрыла глаза и стала кивать головой, чувствуя, как слёзы текут по щекам, а память возвращает мне слова отца:

" — Ты не должна никому слепо верить, девочка! Никому и никогда нельзя доверять полностью! Никому нельзя раскрывать кто ты!

— Но это ведь твои друзья, папа? Они ведь работают с тобой! Как ты можешь так говорить о них?

— Они используют любого, когда это станет выгодно! Им будет наплевать и на тебя, и на то что у тебя есть своя жизнь, когда решат добраться до Шавката. И если это случится, ты должна быть верна только себе, Невена. Только ты сможешь спасти себя, потому что жизнь человека, ценна только для самого человека…"

— Вы не станете мне помогать. Ведь так, дядя Стэн? — мой шепот заглушили звуки сирен полицейских машин.

— Моника… Ты не понимаешь о чем я? Речь идёт о десятке невинных жизней, которые забрал какой-то религиозный фана…

— Это не религиозный фанатик, и это не секта, подполковник! — я грубо перебила его, и втянула сопли обратно в нос, вытирая лицо тыльной стороной ладони, — И вы хорошо понимаете, что дело восьмилетней давности, которое касалось Сандерса, только верхушка всего айсберга. Именно того, который несколько месяцев назад сжёг дружок парня, которого вы ко мне приставили. Вам с самого начала было известно, что Клетка не одна. Что подобные места есть не только в Сиэтле, а девушки с клеймом не просто так были сожжены именно в церквях. Это культ поклонения Дьяволу, мать его! И вы это видели, когда вошли на сгоревшую дотла арену в Клетке Нильсона. Вы видели, что это место — клоака для богатых больных ублюдков! Всё говорило о том, что это идеальный притон для таких тварей! Я уже молчу о подвале полном игрушек для садомазохизма, на которых нашли следы не только наркотиков, но и прочей дряни, которая способна превратить человека в животное! И вы хотите и дальше молчать?! Продолжая лгать мне в лицо? — на последнем слове из моего горла вырвался настоящий рык.

Выдохнув и закрыв глаза, я остановила головокружение. Подняла руку вверх, подзывая к себе полицейских, которых очевидно вызвали местные, услышав звон колоколов.

— Моника… — уже по голосу подполковника, я поняла, что была наживкой с самого начала.

— Спасибо, что не стали врать хотя бы сейчас, дядя Стэн. Я доведу дело до конца. Позволю тварям бегать за мной по всей стране, пока буду искать ту, которая нужна вам. Однако… Не смейте трогать парня! Вы отдали его мне? Значит, этот человек теперь мой, и методы нашей с ним работы с этого момента вас не касаются!

— Агент Эйс, вы не можете решать подобные вопросы! Это не в вашей компетенции…

— Могу, дядя Стэн. Могу, потому что этот разговор записан. Я писала каждый наш разговор с того самого момента, как услышала о вмешательстве конгресса, а потом и узнала имя несостоявшегося жениха Греты Делакруз. Хотите, чтобы я это сделала? Говорите честно, дядя Стэн!

— Ты идеальная наживка… — прозвучал ответ сухим и безжизненным тоном.

— Тогда не мешайте нам! — я нажала на отбой, и вернула пистолет в нагрудную кобуру, продолжая сжимать в руке сотовый и кнут.

Серебристая цепь, которую я неспешно намотала на руку, пока шла к машинам патрульных, вернула мне воспоминание безжизненного лица Тангира на носилках скорой помощи. От этого стало ещё паршивее, и настолько, что хотелось размозжить череп этой твари в следующий раз.

— Мэм? — ко мне обратился один из патрульных, а я сразу раскрыла удостоверение, немедля задав вопрос:

— Лента для отпечатков с собой?

Мужчины переглянулись, а парень кивнул и вернувшись в машину, достал и протянул мне моток ленты и вакуумный пакет.

— Спасибо! — я сняла отпечаток с кровью и волосами с цепи, и положив его в пакет, ровно произнесла, — Меньше чем через полчаса здесь будут криминалисты ФБР. Поэтому просто дождитесь их, парни. Они знают что делать с телом и разберутся сами.

— А как же… — парнишка опять посмотрел на напарников, а потом на меня, — Вы не ранены? Вы вся в грязи.

— Не впервые… Расслабьтесь!

Медленно сознание возвращало меня в поток, или даже вихрь из мыслей, разных версий, домыслов, деталей. Я раз за разом прокручивала в голове всё, что произошло за эти несколько недель. Очевидно, что ублюдок следил за нами с самого начала, ещё до того, как появились твари Шавката. А значит, он совершенно точно был связан с кем-то из наших. Не могло быть такого, чтобы он постоянно таскался за нами и успевал ещё и трупы сжигать в церквях.

"Твари… Ублюдки, отравляющие и оскверняющие самое ценное ради сраных денег и удовольствия. Только бы трахать, да послаще, только бы разводить сраный разврат, да пожестче, только бы убивать, ради чувства власти и жестокости…" — именно это я произносила в голове, стоя над спящим Тангиром в его палате.

Осматривала черты лица парня, который потерял всё, и которого попытались сделать чудовищем. Отобрали самое ценное. Уничтожили, растоптали и убили на его собственных глазах.

— И ты называешь себя чудовищем? — прошептала и пригладила непослушные волосы, которые спутались во время сна, падая психу на глаза, — Ты может и больной, но более настоящего человека я ещё не встречала… Тэнгри…*(Тюр. "Вечное небо")

В ту ночь я ушла из его палаты, и решила, что не вернусь назад. Я не могла просто взять и подвергнуть его такой опасности. Тангир не был замешан в этом. Ни одна улика не показала его причастности к Клетке в Сиэтле. Только связь с её палачом Нам Джуном и его дружками.

А значит, он не должен быть ввязан в это. Не после того, что мне сказал тот ублюдок. Шавкат не получит меня такой ценой, даже если я цель его больного вожделения. Именно это внушала себе, как мантру, наблюдая за работой криминалистов. Продолжала вникать в подробности убийства пастора, и сопоставлять все улики с теми, что были найдены в церкви после пожара восемь лет назад.

Сидя в одном из кабинетов управления ФБР в Сиэтле, я вчитывалась в дело Делакруз, пытаясь найти хоть малейший намек на их настоящую мать. Однако, всё сводилось к тому, что женщина умерла. А значит, и здесь я стояла перед стеной, в глухом тупике.

Пока мне не принесли результаты анализа крови с кнута. И пришли они, как раз в тот день, когда должна была состояться выписка Тангира, а следом начаться процедура экстрадиции парня в Корею.

Я кивнула девушке в форме, и она тут же вышла, оставив пакет на столе. Схватив бумажный стакан с уже остывшим кофе, я бросила папку с материалами по пожару на стол, и допив горькую жижу, выкинула стакан в урну.

В тот день я запомнила каждое свое движение, каждый свой поворот, и даже то, как дышала, когда наконец, взяла бумажный конверт с грифом криминалистической лаборатории. Раскрыла, содрав ленту, и достала несколько бумаг, вместе с тем самым образцом, который отправила.

Перевернув бумаги, и начав вчитываться в их содержимое, взглядом пробежалась по стандартным процедурным записям, и только посмотрев на таблицу, сжала листы в руке так, что они оцарапали мне кожу.

Руки дрожали, тело сковал озноб от точно такой же нестерпимой дрожи, а глаза и вовсе замерли, даже не моргая. Медленно ощутила, как они начинают жутко печь, то ли от того, что высыхали, то ли от той пелены, которая начала как стекло закрывать мне взор. Настолько, что буквы и цифры стали плясать по бумаге, и я не могла разобрать их, чтобы прочесть опять.

— Этого не может быть! — отбросила листы в сторону, и как безумная схватилась за голову, сдавив её настолько, словно хотела заглушить истошный вопль, который прорывался прямо из моего горла.

— Нет… Нет… Мне уже это мерещится повсюду! — я закрыла глаза с такой силой, что слезы буквально брызнули их них, однако ошибки здесь быть не могло.

В документе значилось, что образец биоматериала принадлежал мне. Однако я хорошо знала, какую тварь полоснула этим кнутом, как было очевидно и то, что частицы эпителия, волос и крови, которые прошли экспертизу принадлежали именно мне.

"Я не могла настолько проколоться! Я уверена в том, что это кровь и волосы той твари! Уверена!" — сжала зубы и осев на пол, стала смотреть только на край столешницы.

Не знаю сколько времени прошло, может это были минуты, пока меня не позвали, и я не опомнилась.

В груди засаднило, как от удара, а во рту пересохло так, что остался только привкус желчи и горького холодного кофе. Я опять посмотрела на бумаги, которые пришли из лаборатории, и выдохнула.

"Мы дрались. Он намотал цепь мне на горло, так мои волосы и могли на нее попасть. А группа крови? Возможно, она у нас одинакова…" — мои мысли прервал всё тот же голос девушки из секретариата.

— Агент Эйс? Руководство запрашивает ваш рапорт о завершении работы с заключённым Чжи Тангиром, — она встала напротив меня, и опешила, когда заметила моё состояние, — Вам плохо, агент?

— Нет, всё в порядке! — я покачала головой, а потом посмотрела на рапорт, который приготовила ещё в то утро, после убийства отца Делакруз.

Смотрела на клочок бумаги, а видела перед собой мужчину, выходящего из объятого огнем дома. Фигуру Тангира, которую облизывали языки пламени, а он лишь наматывал на запястье цепь и смотрел мне прямо в глаза.

Заглядывал будто в саму душу, заставляя замереть и не отводить взгляд от хищного и узкого разреза глаз, в которых был виден только черный зрачок…

— Передайте подполковнику Денали, что заключённый Чжи Тангир останется под моим контролем, и продолжит принимать участие в расследовании.

— Но вы же сами… — девушка попыталась возразить, однако я только взяла рапорт в руки и запустила нож, нажав ногой на кнопку, тем самым уничтожая бумаги до мельчайших кусочков, пропустив их через машинку.

Отчаяние… Страх… Одиночество… Боль… Ненависть к самой себе и ко всему, что меня окружало… Всё это сменялось воспоминаниями совершенно другого характера. Как калейдоскоп, или мозаика — из тысяч частей складывалась вся картина в моей голове, пока я ехала в его машине в клинику за ним.

Его пальцы, впервые прикоснувшееся к моему запястью. Его ладонь, которая обжигает огнем, когда прижимает к его телу, чтобы увести от удара. Прикосновение подушечек пальцев, когда он забирает из моих рук сигарету, и этим вызывает приятный и теплый озноб, бегущий вдоль всей кисти и вверх к шее. Его рука, которая крошит золотой ошейник на мелкие куски, а потом она же держит моё лицо, пока мы целуемся посреди леса. Сжимает цепкими пальцами, двигает ими на коже, приподнимая подбородок, чтобы поцелуй стал глубже и жарче. Следом эта же ладонь сжимает мою грудь, и заставляет издать стон наслаждения, пока его плоть всё глубже проникает в мою, всё слаще двигается во мне, и всё больше вынуждает забыть обо всем.

"Чертов псих!!!" — сжимаю челюсть, поднимая взгляд на парня, который совершенно спокойно жуёт рыбу, которую сам же почистил, приготовил, а теперь просто ест.

Губы Тангира медленно раскрываются. На них остаётся маслянистый и блестящий след от соуса. Парень мягко слизывает его, и опять закидывает в рот кусок рыбы, продолжая жевать. Скулы двигаются под кожей, а глаза смотрят на тарелку, в которой лежат комки из риса. Он водит ими со стороны в сторону, чем заставляет играть свет на веках. Яркие лампы, горящие прямо над нами, создают какой-то сраный дисбаланс в моей голове, ведь раньше я не находила сексуальным то, как ест этот псих, или вообще как ест любой мужчина.

Но сейчас это было именно сексуально, потому что Тангир не гнушался и пальцы облизать, настолько был голодным.

— Я похож на тунца в лимонно-горчичном соусе?

— Я хотела сегодня отпустить тебя, — ровно произношу, а сама смотрю на руку Тангира.

Его пальцы сжимают палочки, а мой больной мозг подкидывает картину того, как они же смыкаются на моих сосках, точно так же как и тогда. Следом взгляд поднимается вверх и ведет вдоль набухших вен на тыльной стороне его ладони, а перед глазами то, как эта рука обхватывает всю грудь, а те самые губы смыкаются на ней. Хочется забыться, и этот парень именно то, что мне нужно для этого. Именно он способен выбросить из моей головы всё, потому что уже делал это.

— И что помешало? — Тангир начал набрасывать еду в мою пустую тарелку, а потом просто схватил мою руку, и вложил в неё вилку.

Это прикосновение заставило вскинуться, как от лёгкого удара током. Взбудоражило кровь настолько, что я задохнулась словами в ответ. Сглотнула комок и сдержала порыв, обхватить его ладонь своей в ответ. Всё потому что это было настоящим, бережным и не несло угрозы.

— Я задал вопрос, Моника. Что тебе помешало просто взять и отпустить меня? — наши взгляды встретились, а его рука сжала мою и вынудила всадить прибор в кусок рыбы, — Ешь и отвечай, агент Эйс. Если не хочешь есть, можем перейти к тому разговору, который рано или поздно всё равно состоялся бы. Либо…

Он отпустил мою руку, и ухмыляясь прошёлся взглядом уже по моей фигуре:

— Либо я просто опрокину к херам всё на этом столе на пол, и сделаю то, о чем думаю последние минут тридцать, наблюдая за тем, как ты трахаешь меня глазами, Куколка. Стол широкий, высокий, удобный, а главное прочный! И ты мешаешь мне вкушать бесценные дары небес, которые на твоём фоне обесцениваются и… превратились в вату во рту, — он продолжал ухмыляться сводя свой тон к хрипловатому шепоту.

Остановился взглядом на моём лице, а следом хмуро кивнув на мою тарелку, продолжил:

— Просто ешь! У нас много времени впереди.

— У нас его нет… — я опустила взгляд на еду и тихо прошептала, — У меня нет времени ни на что, Тангир, потому что Шавкат всё равно доберется до меня. Ты не знаешь и половины обо мне… — горько усмехаясь, говорила смотря на вилку в руке и вспоминая лица арабов, которые не стереть из моей памяти ничем.

— Так расскажи, — он спокойно продолжил есть, пока мне кусок в горло не лез.

— Приёмный отец сестер Делакруз мёртв. Пастор Абрахамс — последняя из нитей ведущих хоть к чему-то, тоже. Я в тупике, а мой начальник прямо говорит, что я наживка…

— Ты умеешь ловить рыбу, Куколка? — Тангир резко перебил меня жуя и хмурясь, перебирая палочками в блюде, а я подняла взгляд со словами:

— В смысле?

— В прямом, — он прожевал остатки еды, а всё, на что я смотрела это кадык который двигался под эластичной, слегка смуглой кожей шеи.

— Правильно, Куколка, — вдруг послышался его шепот, а я опомнилась, — Сейчас наживка — я! Ты смотришь на меня, как рыбка на крючок с прикормом. Плаваешь взглядом по мне и присматриваешься, пока внутри растет желание дотянуться до желаемого. Вот, что значит быть наживкой, Куколка. Играть со своей добычей, как я с тобой. Заставлять тебя смотреть на то, как двигается мой рот, и представлять как он же двигается по твоей коже. Медленно… Плавно… Не спеша, Куколка. Потому что нежность медленна, а ласка, как костер должна разгораться от искры. Как мой голос, который ты сейчас слушаешь и молчишь, потому что тебе он приятен и ты хочешь его слышать. Вот это и есть то, как быть наживкой. А если твой придурок подполковник этого не понимает, то передай ему, что в следующий раз, вместо прикорма для обрезанных тварей, я использую его мошонку. Только вот крючок подберу таких размеров, как гарпун.

— Тангир! — наваждение схлынуло, а я закатила глаза и поднялась, схватив свою тарелку, чтобы опустить в раковину.

Повернулась и почти положила посуду, когда прозвучал уверенный гортанный бас за спиной:

— Невена Мароди. Уроженка Сербии, пропавшая без вести во время военного столкновения в тысяча девятьсот девяносто шестом году в возрасте девяти лет. Предположительно украдена и переправлена в Марокко, по одному из живых транзитных коридоров работорговцев. Вся семья Мароди исчезла из реестра жителей и граждан Сербии в том же году. Никаких следов. Ничего не найдено, кроме маленькой девочки, которая в девятнадцать лет смогла спастись из рабства. Ради неё и ещё нескольких десятков женщин, американские военные силы организовали спецоперацию. В последствии ты была удочерена агентом ФБР Брайаном Эйсом, Невена. Так моя Куколка и стала Моникой Эйс — агентом федерального бюро расследований. А всего пару недель назад…

Посуда выпала из моих рук, звонко разбившись о металлические стенки раковины. По спине пробежал жар, пока я поворачивалась, а Тангир поднимался от стола и продолжал:

— К тебе был приставлен цепной пёс, задача которого ни что иное, как уничтожение арабского ублюдка. Ведь именно Шавкат Ибн Рашид один из принцев и палачей, которые содержат арабскую Клетку. Проще, я должен так захотеть защитить это тело… — он осмотрел меня, встав прямо надо мной и продолжив гортанным шепотом, — …чтобы прикончить не только палача, но и уничтожить саму клетку, а за одно и сам сдохнуть. Именно так: чисто, без шума и вмешательства спецслужб твой подполковник и хочет провернуть это дельце. Однако вот незадача, хозяйка предложенной мне прелести никак не хочет подпускать к тому, на что я должен был польститься, и что должно стать моей платой. Она отказывается… платить!

— Как ты посмел… — ярость поднялась горячей волной так, что тело стало зудеть и вибрировать, — Кто дал тебе право копаться в моей жизни?!! Как ты…

Я схватила его за грудки, но Тангир прижал меня всем телом к корпусу холодильника, перехватил мои руки и завел вверх, продолжив:

— Ничего не напоминает, Куколка? Подумай, ты же умная девочка, — его пальцы сильнее сжимали мои запястья, пока я не ощутила, как их опутывает та самая цепь.

— А вот и вещица, которую ты забыла мне вернуть… — он повел языком по моему лицу, будто слизывая мой вкус, при этом наматывая цепь на мое второе запястье, и защелкивая концы кнута, как наручники.

— Страшно? Да? — зашептал Тангир, и проведя носом вдоль влажной дорожки, которую оставил его язык, заставил тем самым чуть не застонать от наслаждения, — Я ведь конченный псих. Убийца, который может просто поиметь тебя и выбросить из окна этого лофта, спокойно сбежав.

— Ты совсем рехнулся? Жить надоело? — я начала скручивать цепь на руках, готовясь к тому что просто изобью этого дебила, но в конце концов почувствовала, как мои руки связали цепью окончательно.

— Попалась, Куколка, — Тангир опять посмотрел мне в глаза, а я только сильнее стала звереть от наглости идиота.

— Вот и мыслительный процесс включился… По глазам вижу, убить меня хочешь… Но сперва трахнешь, так чтобы удовлетворить свои похотливые фантазии. Так ведь, Куколка? — он осмотрел моё лицо, прищурился и продолжил шептать, но уже серьезным тоном:

— Посмотри на меня внимательно! Хорошо посмотри и скажи, к какому агенту бабе хоть раз привязывали неуравновешенного психа, который наверняка сильнее её? Заключённого, который убил десятки людей? Отбитое чудовище, способное убить такого агента, даже глазом не моргнув?

Он закончил, а рукой накрыл мой пах, с силой сжав, чем вызвал наконец мой стон. Я закрыла глаза и прогнулась, когда рука сжалась и обхватила настолько резким движением, что вынудила привстать на носочки и повиснуть на ней, держась только за вторую руку Тангира, которая продолжала сжимать мои скованные запястья.

— Опасную вещь надела, Куколка, — рука снова сжалась и на этот раз, молния джинс надавила прямо на возбуждённый клитор, а мой стон поймали глубоким поцелуем, от которого голова пошла кругом сразу, а дышать стало нечем.

По телу прошёл настолько яркий спазм желания, что я гулко выдохнула в приоткрытый рот Тангира и схватила его руку своими уже сама. Поддалась движению второй, которая ритмично сжималась и разжималась, играя с моей плотью. Наши движения вызывали дикое возбуждение, а понимание что мои руки связаны, стало разгонять кровь всё быстрее. Как и злость, наравне с яростью.

На какой-то короткий миг я снова ощутила себя той беззащитной жертвой, которую били, насиловали и унижали годами.

Видимо это читалось на моем лице. Тангир остановился, а рука из разгоряченного его движениями паха, переместилась как змея вдоль водолазки к моему горлу.

Медленно мужская ладонь обхватила шею, а я выплюнула всю свою злобу словами прямо ему в лицо:

— Связал и решил показать, что ничем не отличаешься от остальных тварей? Ты дурак, или совсем ненормальный, Тангир… — мой голос дрогнул, — Ты умрёшь? Неужели ты сам этого на понимаешь?

В затуманенной желанием голове проснулись воспоминания слов того ублюдка, и я с такой болью посмотрела в лицо психа, что стало нестерпимо даже дышать рядом с ним. Потому закрыла глаза и решила остановить это. Стала вырывать руки, но меня будто пригвоздили своим телом к поверхности холодильника, вынудив резко открыть полные слёз глаза и задрожать.

Умереть на месте только потому, что я рассмотрела во взгляде напротив такую агонию, будто Тангира уже рвали на куски. Словно мы не стояли слившись телами, а находились на краю той самой ямы с кишащими в ней змеями.

— Так смерть!!! — я вздрогнула всем телом после его безумного шипения сквозь ухмылку, ожидая всего чего угодно, но только не нежного прикосновения пальцев к моей коже на шее, — Смерть и есть моя цель, Невена. С самого начала я говорил тебе это, и не раз. А теперь она станет намного более романтичной…

Я скривилась, а резкие слова уже были готовы вылететь изо рта, но Тангир мягко накрыл мои губы своими и медленно отпустил руки.

— Ты слишком много думаешь, когда мыслительный процесс должен быть выключен напрочь, Куколка… Ужасная черта характера, — он продолжал шептать это, пока вёл губами по моим, мягко сжимая кожу в своей, вслед оставляя горячее дыхание.

— Ты больной… — я холодно оскалилась, смотря в его глаза и ощущая, как наши пальцы переплетаются, а мои руки ложатся на его плечи, тем самым беря в кольцо. Его вторая ведёт вниз по ткани водолазки, а я продолжаю, — Совсем чокнутый и ненормальный…

— Но ты ведь не станешь отрицать, что хочешь меня?

— А есть смысл? Ты тоже не идиот…

— И понимаю, что не смог бы сковать тебя… Ты сама позволила, теперь не жалей. Я отвык от нежностей, когда голодный.

— Ты только что поел!

— Видимо не наелся.

На пол полетело всё, что лежало на столе, а спину обожгло прохладой от поверхности стола. Глаза уловили только блеск ламп над головой, а потом закрылись, позволяя утонуть чувствам в жадных поцелуях и прикосновениях губ к мой коже. Влажных, резких и со звуком настоящего мужского желания.

Неистово и с голодом, я ловила слухом его хриплое дыхание и свои стоны в ответ на то, как широкие и слегка шершавые ладони, всей пятерней впивались в мою талию, бедра и ягодицы. Будто массировали, с силой сжимая между пальцами кожу, по которой итак бежала дрожь от движений горячего языка на груди.

Руки пробрались даже скованными в его волосы, а прохлада пощекотала пальцы, сменившись жаром по всему телу. Я прогнулась и открыла глаза, смотря, как с меня рывками стягивают одежду и расплываются в улыбке, когда замечают вязь татуировок, бегущую вниз к самому паху.

— Этого в лесу явно не разглядеть… — прохрипел Тангир, пока я жадно осматривала обнаженное мужское тело.

Опускалась взглядом вдоль его линий и рельефа, лишь на секунду задержавшись на белом пластыре, который скрывал новый шрам. Он останется на этом теле, точно так же как остальные, а таких было не мало.

— Согласна… — ответила закидывая скованные руки за голову, и с удовольствием следя, как наливается его член, пока Тангир жадно следит за тем, как я поднимаю ноги, упираясь пятками в край стола и раскрываюсь.

Медленно его взгляд темнеет настолько, что от этого становится только жарче. Пот начинает покрывать шею, и волнами жара спускается вниз. Наши взгляды встречаются и уже не расстаются. Их связь только крепнет, когда горячая, пульсирующая головка, дразня, несколько раз двигается вдоль клитора и складок то вверх, то вниз, а губы находят друг друга, так же медленно лаская, как его плоть входит в меня. Она минует нежную кожу, лишь слегка задевая её края, а следом одним глубоким толчком наполняет до своего основания, заставляя жарко выдохнуть с облегчением и улыбкой.

Однако тот самый костёр из ласки начинает разгораться, и каждое новое движение Тангира становится ещё глубже и жёстче. Вынуждает выдыхать весь воздух, и впиваться в губы напротив будто изголодавшись. Смотреть в глаза Тангира, а когда его пальцы мягко освобождают мои руки, схватиться за широкие плечи, проводя ладонями вдоль спины. Прижаться теснее и подаваться его движениям навстречу, ударяясь в него, почти насаживаясь на член, точно так же, как он резко и глубоко толкается в меня.

Наслаждение волнами разгорается во всём теле. И когда я почти кончаю, всё исчезает только начавшись. Тангир жадно сжимает мой затылок в руке и тянет к себе, бережно заставляя сесть, но продолжая плавно и уже не спеша двигаться. Обхватывает крепче, и оттягивая волосы раскрывает шею. Горячими поцелуями ведёт вниз по коже, снова наращивая темп опять.

Входит быстрее и глубже, а его руки смыкаются уже на моих коленях. Тянут их сперва вверх, а потом в стороны, почти максимально разводя и заставляя упереться руками за спиной о столешницу. Это позволяет видеть, с каким диким желанием он следит за тем, как его член погружается в мою плоть и покидает её. Тангир наклоняет голову на бок, медленно проводя по мне взглядом и прищуриваясь разводя ноги ещё шире.

Из-за этого каждое новое проникновение становится только острее, а с тем и жар разгорается настоящим давлением настолько ярко, что я падаю спиной на стол обратно, чувствуя как удовольствие несётся по мне с такой силой, что вынуждает выгнуться дугой, когда меня бьёт дрожь, и я теряю нить реальности.

Жаркое и сильное соприкосновение тел продолжается, доводя до ещё более яркого оргазма за считанные секунды, потому что я уже скольжу спиной по столешнице от бешенного темпа наших движений. Издаю глубокие стоны, теряясь в волнах удовольствия, не отпускающих, пока не слышу сдавленный хриплый мужской выдох. Пока не чувствую дрожь, с которой Тангир кончает, прижав лоб к моему плечу.

— Хорошо… хоть… — я сглотнула слюну подступившую к пересохшей гортани, однако замерла и опешила, когда меня обняли и спрятали в своих руках.

Теплые и влажные ладони прошлись по моей спине приподнимая, а одна сомкнулась на затылке, пока Тангир просто дышал мне в грудь и пытался выровнять дыхание.

— Жарко… Неудобно… И всё мешает… — прошипел парень, пока мои руки оплетали его плечи точно так же.

— Что предлагаешь? — прошептала и поцеловала его плечо.

— Банальную, придуманную сотни лет назад постель. Вечность не спал в кровати с нормальной женщиной.

— А я нормальная?

— Единственная… — послышался шепот, от которого я натурально окаменела, — на этом континенте. На остальных ещё не искал.

— Псих… — я впилась ногтями в его плечи, на что Тангир зашипел и поднял меня, обхватив бедра.

— Никто не отрицает, только не надо рукоприкладства, Куколка.

Он осмотрел моё лицо, а моя рука сама потянулась к парню и накрыла щеку. Я провела пальцем вдоль его губ и обвив ногами теснее, поцеловала. Сердце ещё не успокоилось, а тело горело.

Однако этот поцелуй так и остался спокойным, но настолько ласковым, что я впервые не хотела разрывать ни его, ни объятий, в которые он перерос в постели.

Спрятаться? Сбежать? Бросить всё, чтобы исчезнуть?

Мне этого не дадут сделать, только лишь потому, что я стою на рассвете у широкого панорамного окна, с сотовым в руках. Смотрю, как оживает город, а потом слышу тихие шаги по ступеням. Они медленно приближаются, а моя рука протягивает Тангиру стакан с соком.

— С добрым утром! — спокойно произнося, ощущаю трепет, когда его пальцы обхватывают мои вместе со стаканом.

Он так и подносит его к губам таща за собой и мою руку. Пьет сок и плавно поглаживает мои пальцы своими, смотря на панораму за окном так же как и я несколько секунд назад.

— Дай угадаю, Куколка. Мы летим в Элей к единственной зацепке, которая у тебя осталась, — Тангир переводит взгляд на меня, продолжая сжимать мою руку со стаканом в своей.

— Да. Будь готов, там много солнца…

— И "секс на пляже" в бокале до утра? Это для примитивных идиотов, — он вытащил стакан из моей руки, обхватив её своей, а я только сейчас обратила внимание на его внешний вид.

Прошлась взглядом по свободным штанам из лёгкой ткани темно-синего цвета, под которыми очевидно не было белья. Вернулась глазами вверх, и зацепилась за слегка влажные волосы, красноречиво намекающие, что псих только недавно вышел из душа.

— Что? — спросил Тангир, и вытащил свой сотовый из кармана штанишек, набирая чей-то номер.

— Ничего, — отвернулась к окну, пряча улыбку.

— Доброе утро, агашши…

Лишь услышав это, резко повернулась, однако Тангир только приложил палец к моим губам и продолжил разговор.

— Мне нужны два билета бизнес класса на ближайший рейс до Лос-Анджелеса.

— Тангир! — я попыталась откинуть его руку, но он обернул меня спиной, и прижал к груди, продолжая разговор.

— Через два часа? — опустил взгляд на моё лицо, и утвердительно кивнул со словами:

— Бронируйте на имя Моники Эйс, — расслышав утвердительный ответ, положил трубку и естественно решил заткнуть мой рот своим.

— Только попробуй просунуть свой язык в мою ротовую полость сейчас, Тангир! — я нахмурилась, и пройдясь взглядом по его голому торсу, шикнула, — И оденься! Бесишь!

— Кто бы говорил! — он парировал не менее ядовитым тоном, а я опустила взгляд на свою футболку, которую стащила у него же.

Снова прищурилась, однако ничего не ответив, обошла его и замерла, заметив погром, который так и остался на полу в секторе кухни.

— Спишем на магнитные аномалии, Куколка. Иди собирайся, у нас не так много времени на то, чтобы сменить машину.

Я с досадной ухмылкой прикусила губу, так и стоя к нему спиной, и понимая, что рядом со мной и правда надежный человек.

— Поедем на моей?

— Поедем на твоей, Куколка.

Кто в состоянии вернуть мне чувство реальности и стыда? Потому что, начав смотреть на Монику иначе, изменилось несколько аспектов в наших рабочих взаимоотношениях. Во-первых, Куколка стала ещё противнее, вернее язвительнее. Во-вторых, и это очевидно, ощутив некую долю власти надо мной, она почувствовала явное превосходство.

А я позволял ей это делать. Не потому что мне трудно обозначить наши рамки в обоюдных словесных баталиях, а по причине того, что это казалось забавным. Своим поведением она цепляла ещё сильнее. Как и тем, насколько непривычной лично для меня стала ночь в лофте Лея.

Смотрю на дорогу, как обычно развалившись на сидении и покручивая руль, объезжая немногочисленные ухабы на шоссе, которое ведёт через каньон и красную пустыню из камней. Именно из-за них, на некоторых участках дороги у скал, стоят кресты. Очень часто огромные валуны скатываются на шоссе неожиданно, чем травмируют, а иногда и приводят к смерти таких, как я и моя спящая красавица.

А сейчас Моника и правда опять похожа на спящую девочку. Снова поворачиваюсь в её сторону и затягиваюсь от сигареты сощуриваясь. В голове бурлят мысли, как сраный водоворот. Одна сменяет другую, третья четвертую, и так по кругу. А всё потому что я привязался к этому телу, к этой коже, к запаху… и её теплу.

Ветер дует в окно, а вырывается из другого. По мне стекает пот, но он не мешает смотреть на то, как красная пустыня — прерии — насыщаются более кровавым оттенком из-за заходящего солнца.

"Красиво и кроваво…" — опять шепчет в голове, а я продолжаю раздумывать над тем, что удалось узнать Монике.

Пепел падает на палец, а потом его уносит резкий порыв от окна, когда из моего рта вырывается шепот вместе с дымом:

— Отца Греты явно довели до этого, либо пришили…

— По результатам, мужчину повесили уже мертвым, прежде свернув шею, — слышу сонное бормотание справа.

— Спи! Скоро приедем в какое-то захолустье и отдохнем, — ухмыляюсь, хорошо понимая какой смысл вложил в эту фразу.

— Я даже не стану уточнять, что именно для тебя означает "отдохнем", если ты предлагаешь мне выспаться, — Куколка садится на сидение с ногами и достает из бардачка бутылку с водой.

Сбросив скорость, решил дать ей возможность посмотреть на то, чем любовался пока она спала.

— Никогда не думала, что это действительно настолько паршиво. В фильмах подобное преподносят, как романтичную чертовщину, а у меня ноги и спина затекли адски.

Усмехнувшись после её слов, отобрал бутылку и вылил себе на затылок хоть немного воды, потому что становилось ужасно душно. Я не любил жару, а духоту, которую она приносила ещё больше.

— Так, что ты говорила про тело Делакруз? — отдав бутылку обратно, набрал скорость заметив указатель поворота на более оживлённое шоссе, которое проходило через несколько городков, очевидно граничащих с Элеем.

— Криминалисты сделали заключение, что сперва мужчине свернули шею, а уже потом обвязали верёвку вокруг неё и повесили тело на колокол, — Моника скривилась, однако я только ухмыльнулся.

Следом припомнив нечто похожее, что явно намекало на некоторое сходство. И это мне очень не нравилось.

— У меня на родине очень распространены всевозможные религиозные секты, Куколка. Однажды я получил от своего бывшего хозяина интересный заказ.

Как сейчас, перед моими глазами стояло захолустье в Канвондо у границ с северокорейцами. Почти приграничная деревушка в лесу, рядом с которой вдруг вырос целый католической храм. Однако, я был уверен, что христианством там и не пахло. Скорее совершенно другими скотскими вещами, которые прикрывались молитвами к Господу.

— Сворачивай! — кивнула на поворот Моника, а следом подкурила, — И что это за заказ?

— Очень познавательный для такого дебила, как я, Куколка, — повернулся к Монике и осмотрел её фигуру.

Белая майка, простые джинсы, и растрёпанные волосы, которые будто облизывали её лицо своими локонами из-за ветра. Женщина упиралась спиной в дверцу и смотрела прямо на меня, а потом разулась, а я только ухмыльнулся, когда её ножки залезли мне на колени.

— Ты рассказывать будешь, или продолжишь жрать меня глазами, Тангир? — она сказала это точно так же, как ещё позавчерашним утром, и вчерашним.

Точно таким же гортанным и холодным тоном, который был настолько непривычным в исполнении женщины, что становилось самую малость неприятно.

— А понежнее? — опять осмотрел её, убрав одну руку с руля и обхватив лодыжку, которая плавно и не спеша двигалась по моим бёдрам.

— Понежнее ты ещё не заслужил, — Моника продолжала курить, как и язвить, а это заводило ещё больше.

"Тяжёлый случай, но всё поправимо…" — усмехнулся своим мыслям и продолжил рассказ.

— Я приехал в отдаленную горную деревню, которая больше напоминала общину. Если честно, то в двадцать первом веке, я и не ожидал увидеть такое в своей стране. Однако мне видимо везёт больше всех на нашем круглом шарике.

— Секта прикрывала что-то? — Моника зашевелила ногой опять, а я закусил щеку, понимая что именно она размассажировала только одним движением.

— Прикрывала, Куколка, — наклонил голову к плечу и опять бросил на женщину взгляд, красноречиво намекая, что она играет с огнем.

Однако Куколке явно было насрать на мои потуги, потому что я сам отпустил свой контроль, а она охотно это позволила точно, так же, как и я. Разрешила доступ к себе и впустила в свою же голову.

— Она прикрывала игорный дом, — ответил и опять стал следить за дорогой, на которую медленно опускались сумерки, — В Корее любые азартные игры уголовно наказуемы. Даже игра в покер на деньги может привести к вполне реальному местечку на одном из кошерных топчанчиков за решеткой. В любом случае… За церковью скрывалось казино, где играли на деньги в бадук и не только.

— Твой хозяин, насколько мне известно, держал вообще клуб для боёв без правил, где точно так же ставили бабки, но только на боях, — Моника легла удобнее и прищурилась, когда я посмотрел на неё, отвечая:

— Тебе правильно известно. Однако, это не отменяет того, что мой хозяин пользовался красивой ширмой из примерной семьи. Его жена и двое сыновей стали отличным прикрытием для любых грязных делишек. В свое время, когда я только попал к нему, он отжал целый старый район Сеула с доисторическими постройками, на месте которого потом вырос отличный и цветущий комплекс новостроя.

— Интересный мужчина, — Куколка выдохнула, а я невольно провел рукой по её ножке, и сжал всей ладонью.

— Очень. Как и сынишки, из-за которых я и попал в ту дыру. Однако мы отошли от темы. Настоятель церквушки почил с миром точно таким же способом, как и Делакруз, Моника. Когда я приехал, застал только кровавое месиво на месте церкви. Потом три дня, сидя у одного аджосси на шее, как заплутавший столичный парнишка, наблюдал, как наши спецы описывали количество трупов, которыми были усыпаны подвалы под зданием той самой церкви. Сынки хозяина успели сбежать до того, как этот притон уничтожили.

— Пастора сняли с колокола? — Моника села удобнее и нахмурилась, а я только со свистом втянул воздух, когда она задела ступней мой пах, и схватив за ногу, потянул её обратно.

— Куда? — гортанно шикнул.

— Отпусти! — язвительный и хмурый тон, а моя ладонь только сильнее сжимает крепкие икры.

— Зачем тогда? — приподнял бровь, а потом опять посмотрел на дорогу.

— Ноги затекли, — прозвучал тихий ответ, который побудил к невообразимой чуши.

Я стал разминать мышцы ног Куколки, а когда расслышал сдавленный выдох, чуть не сдох от того, как это на меня подействовало.

— Так что там… с настоятелем? — её голос стал глубже, а движения моей руки намного плавнее и медленнее.

— Висел прямо над входом. Однако, странность в другом. Мститель оказался неуловим, потому что не нашли никого из тех, кто мог бы сотворить подобное зверство. Хотя я бы назвал это очищением, — закончил, и когда вспомнил старика, у которого тогда прожил три дня, помогая с хозяйством и курами, резко нахмурился, а рука на ножке Куколки замерла.

— И бросил токэбби*(демон) деву в пучину морскую… И превратилась она в чоньё гвишин… — повернулся к Монике и спросил, — Помнишь легенду старика пастора, ту которую вечно повторяла тварь Нильсон? Про ангела и демона?

— Я не думаю, что всё завязано только на религии настолько, — Моника скривилась, однако в её глазах я видел, что Куколка пытается врать сама себе, чтобы успокоить собственный страх.

— Аджосси, который приютил меня в той деревушке, постоянно напевал песенку моряков про деву из морских глубин, — я начал набирать скорость, бросив взгляд не часы на приборной панели.

— Он мог просто петь всякую чушь. Я в курсе, насколько корейцы любят петь в караоке. Как и японцы… — Моника хоть и продолжила хмуриться, но всё равно замерла, смотря в мои глаза. А когда я покачал головой, спросила:

— Тангир, ты уверен? — её ноги на моих коленях и под рукой напряглись, а я кивнул со словами:

— Абсолютно. Сама подумай, Куколка. Таких совпадений не бывает. Я приехал на место не просто расправы. То, что было перед моими глазами, когда вошёл под своды того храма, больше походило на вендетту, подобную моей. Кто-то жестоко расправился со всеми. И только сейчас я сложил всё в кучу. Мне не давал покоя тот факт, что не было логической связи в стольких убийствах из-за делёжки игорного бизнеса. Теперь я уверен, дело именно в этой чертовой легенде.

Моника смотрела на меня пристально, цепко и хмуро, и только когда мы начали въезжать в последний из городков перед огромным мегаполисом, всё-таки убрала ноги, и села откидываясь спиной на сидение. Я видел, что ей необходимо время, чтобы обдумать то, что я ей рассказал. Как и мне понадобилось ещё несколько минут на окончательное осознание, что смерть моей Ми Ран, выбор меня для превращения в их тварь, и то что произошло дальше — всё это части того мира, который стал моим.

Того мира, в котором теперь костлявая старуха бросила мне новый вызов, как кость собаке. Последний шанс на искупление всех моих зверств и отобранных жизней. Ведь где-то внутри, сидела совесть и часть моей, ещё не прогнившей насквозь, человечности. Я не имел права отбирать то, что не было создано моими руками. А отобрав, стал совершенно таким же подобием той твари, которая убила мою женщину, сперва сломав её тело.

Перед глазами опять всё поплыло, а дыхание нагрелось настолько, что никакая калифорнийская жара мне уже была не страшна. Я сам горел понимая, что всё это время — почти восемь лет, с того самого момента, как впервые вышел на ринг, стал пешкой. Костью на чёрно-белой доске для игры в бадук. Однако если камни на этой доске имели четкий черный либо белый цвета, то я стал серым, а вернее красным в этой игре.

Потому и вошёл в номер отеля в районе Санта-Моника так, будто решил для себя всё. Не успев закрыть дверь, вжал Куколку в стену со словами:

— Очень символичное название райончика Моника, не находишь? — провел руками вдоль её фигуры, ворвался грубо, но нежно в её рот, и с удовольствием ощутил, как она повисла на мне и обхватила затылок в руке, с не меньшей страстью отвечая на ласку.

Сжал её в объятиях настолько, что самому стало нечем дышать, но не отрывался от губ ни на секунду, смотря в глаза, которые быстро темнели, и начинали блестеть от той дикости, которая в них горела.

Мне нужно было это. Не знаю с каких пор, но я стал не просто голоден до подобных чувств. За эти несколько недель, мой привычный мир начал оживать. В нём снова поднимались из болота деревья, и расцветали прямо на моих глазах. Однако болото всё так же гнило, как и продолжал кипеть мой чан со смолой в аду. Но теперь, когда я дышал, ко мне вернулись запахи и эмоции. Человеческие чувства, которые и побуждали ненасытно набрасываться на Монику, будто толкая меня в спину за новой порцией того, что могло оживить болото и заставить в нём расцвести даже сраный лотос. Именно такой, как она.

— Ты хочешь чтобы я прямо сейчас попросил помощи? Ты ведь понимаешь, что твой однорогий начальник тоже может быть замешан, и ему лучше не знать про связь ваших дел с корейскими, — оторвавшись от неё, взял лицо Куколки в свои руки, и мягко повел большими пальцами вдоль скул и щек.

Заглянул в горящий взгляд и опять втянул со смаком её раскрасневшиеся губы в свои, а в ответ получил только крепкий шлепок по заднице и выдох в рот с жаром. Моника схватилась за края моей футболки и рывком, разорвав поцелуй лишь на секунду, стащила её с меня и бросила на две сумки у входа.

— Ты уверен, что расправа в той деревне может быть связана с этим? — она провела руками по моей груди, следя за своим же прикосновением, на что я лишь ухмыльнулся и потянул её майку вверх, смотря на то как обнажается её тело.

Резко развернул Монику к стене и прижал к холодной поверхности, жадно обхватив одной ладонью грудь и начав массировать её в пальцах, ощущая как мягкая половина тут же налилась и приятно перекатывалась в руке.

Наклонился втягивая запах волос Куколки и перемещая руки по упругому животу вниз. Схватился за застёжку джинс расстёгивая пуговицу и слушая каждый выдох и вдох Моники. И лишь расслышав, как её дыхание становится дрожащим, потянул ткань слегка вниз, жадно поглаживая кожу ягодиц и ловя кайф лишь от того, как мои пальцы в неё впиваются, а руки Моники поднимаются над нами и обхватывают мой затылок.

— Уверен! — гортанно выдохнул, поймав губы Куколки, когда она прогнулась и подняла лицо.

Стянул джинсы с её бедер к коленям, вторгаясь в горячий рот языком и улавливая то, как вибрирует её выдох в ответ, как она крепче хватается пальчиками за мой затылок, а глаза смотрят прямо в мои.

Картина того, как её голова откинута на мою грудь, как вздымаются круглые половины, а соски твердеют обветриваясь, сносит крышу окончательно. Быстро, нетерпеливо и с некой долей того самого безумия, я вынуждаю Монику наклониться и с громким хлопком опереться ладонью о стену, чтобы я мог видеть, как вхожу в неё, разводя руками упругие ягодицы.

Живой ток от кайфа и чувства удовлетворения, пробегает по венам сразу, как одним глубоким толчком заполняю всё пространство в ней и слышу, как из горла Куколки вырывается рваный выдох от резкости моего движения и его полноты.

"Я кажется окончательно поехал головой. И в этот раз причина не смерть, а дикое и животное стремление брать и защищать. Брать постоянно и не позволять никому и взглядом смотреть в её сторону. Потому что её стоны — мои, а хрип, который вырывается из её рта — тоже мой! Это тело, которое извивается и дрожит в моих руках так же моё, как и каждый её выдох и вдох принадлежит мне. И никакая арабская тварь не посмеет больше её пальцем тронуть. Я сдохну, но она станет жить спокойно!"

Именно об этом я думал, когда брал её как башенный, как ненасытный зверь толкался всё глубже, и мне отвечали настолько же бешено, и с не меньшим желанием. Я выдохнул с таким жаром в её затылок, ощутив как дохожу до точки, продолжая жёстко двигаться, что уловил как Моника стала задыхаться, подаваясь движениями навстречу. Она резко выпрямилась и схватались за мой затылок, а мои руки на инстинктах обхватили обе груди и сжали с такой истомой, что возобновив толчки, я ловил на слух только её стоны, пока сам гортанно выдыхал, сцепив челюсть, потому что почти кончил, но терпел. Хотел видеть и слышать, как это сперва сделает она.

Куколка почти кричала, от того насколько ей хорошо, насколько это приятно и горячо. Насколько это удовольствие дикое и насколько оно правильное и полное.

Всему причина мои к ней прикосновения. То, как ладони сжимают и сминают её кожу, а губы ловят каждый вдох Куколки. Он грубеет только сильнее, а поцелуй в ответ становится лишь ненасытнее, как и мои движения в ней. Резкие, глубокие и острые настолько, что кажется мой член чувствует любой спазм внутри, и от этого дуреет только хуже, беснуется внутри желанного, пока пульс стучит уже во рту, прямо рядом с тем, как стучит под грудью Моники сердце. Я улавливаю этот стук губами, когда наклоняюсь, толкаясь в неё ещё глубже, и всасываю сладкую кожу, кончая, прежде ощутив как замирает и каменеет её тело от спазмов удовольствия.

Выдыхаю повернув Монику к себе лицом, продолжая сокращаться в её руке, которая водит вдоль ствола мягкими движениями, а глаза смотрят в мои, наблюдая за тем, как я рвано дышу.

— Вот ты и схватила меня за то самое место… — хрипло шепчу, обхватывая и сжимая её лицо в ладони, а сам закрываю глаза со стоном, потому что движения её руки не прекратились, а отголоски удовольствия ещё слишком яркие.

— Звони своим дружкам, Тэнгри… — шепчет Моника и я замираю после подобного обращения, — Нам нужно знать всё о том месте.

— Что? — я ухмыльнулся холодной усмешкой, ощутив нереально нежное прикосновение, — ФБР бессильно в чужой стране?

— Нет, просто однорогому не обязательно знать всё, что знаем мы, — её шепот обращается поцелуем с улыбкой и ласковой чушью, которая побуждает подхватить Монику на руки и ногой открыть дверь ванной комнаты.

Побуждает входить этой ночью в кипящий чан уже не с безумной улыбкой, граничащей с удовольствием от собственного кошмара, а с желанием вернуться обратно. Уйти из этого места. Потому я обнимаю сломленную невесту, с провалами из гниющих ран в черепе вместо лица. Потому и провожу молящим и любящим взглядом, лишённым любого отвращения, по её чертам и умоляю сквозь слезы:

— Отпусти меня… Я правда устал быть смертником. Либо убей и забери наконец с собой, либо отпусти меня, Ми Ран.

Однако моя Ми Ран не может ответить, она лишь плачет в моих руках, а вокруг разгорается огонь. Он растекается по следам смолы, подобно жидкости, способной не просто обжечь, а убить, смыкаясь вокруг нас, как проклятье, которое никак не может отпустить меня.

Ми Ран смотрит мертвым взглядом, а я чувствую только холодную боль внутри, понимая, что если вернусь сюда и в следующий раз, войти в этот ад уже не смогу. Мне нельзя сюда больше приходить, потому что иначе, я не смогу спасти, а продолжу так и искать путь именно в это место.

— Отпусти… меня… — шепчу, но руки смерти сжимаются вокруг моего тела лишь сильнее, а по лицу Ми Ран стекает струйка крови, вместо слезы.

Алая дорожка бежит уже по белой коже, а я застываю в ужасе понимая, что впервые вижу в этом кошмаре её настоящее лицо. Не изуродованную маску трупа, или воспоминание из прошлого. Нет… Сейчас передо мной моя девочка и она плачет кроваво-красными слезами, а потом нежным голосом шепчет:

— Но это не я держу тебя, милый. Это ты не отпускаешь меня из этого ада… Это ты привязал меня к этому месту, а теперь пришло время тебе меня отпустить, Тэнгри. Тебе…

Я поднялся в кровати, чувствуя как сжимаю зубы так, что от этого болит всё лицо, а по нему бежит холодный пот. Однако не это меня разбудило, а то, как настойчиво гудел сотовый на прикроватной тумбочке.

Вытерев пот рукой и встряхнув головой, я схватился за телефон и поднялся, повернувшись и глянув за спину, где прямо на покрывалах из-за жары спала Моника. Прошёлся взглядом по очертаниям обнажённого тела, и с болью закрыл глаза, проклиная себя за то, что не могу справиться с собственным безумием, которое пожирает мой мозг всё сильнее.

Как только я оказался снаружи на небольшой террасе, сразу ответил на звонок от Нам Джуна.

— Я нашел то, что ты просил, Тангир. Теперь это дело набрало совершенно другие и более красочные обороты, учитывая то, что произошло с отцом Греты. Зайди на почтовый ящик своего телефонного номера, там всё по делу в Канвондо.

— Спасибо, Хён. Надеюсь ты убрался со Штатов домой? — я уперся рукой в перила, наблюдая за тем, как внизу по улице на велосипеде проезжает афроамериканец, а за ним бежит пять собак.

— Да. Мы вернулись позавчера в Сеул и еле вывезли мать Греты. Никто не знает чем вообще это закончится. Учитывая, что Лей поднял на уши всех в Сиэтле, вероятность того, что нам станут мстить за уничтожение Клетки очень большая. И если дойдет…

— Здесь есть что-то намного большее, чем просто игорный бизнес и бойцовские ринги, Хён. Намного, потому что чем дольше я нахожусь рядом с Моникой, тем больше понимаю, что всех нас с самого начала кто-то избрал для своих собственных целей. Если учитывать, что мы просто мелкие сошки в подобном мире, то некто стоящий за всем этим очевидно намного опаснее даже Дже Мина, Хён. Вам нужно быть крайне осторожными в Сеуле. А лучше смыться ещё дальше. Подумайте об отдыхе и новом медовом месяце, примерно в стороне Таиланда.

— Думаешь в золотом треугольнике нас не найдут? — холодно и со смешком спросил Нам Джун, на что я съязвил не менее красочно:

— Не забывай с кем ты разговариваешь, Нам Джун-ши. Я годами скрывался во всех точках Азии, и могу с уверенностью сказать, что именно там можно найти массу мест, чтобы не попадаться этой твари на пути. Подумай, Хён. А мне пора посетить почтовый ящичек.

— Подумаю, сопляк. Смотри не нарвись на пулю опять.

— Постараюсь, — ответил, а на том конце послышались гудки.

Прохладный ветер сменялся на более теплый поток, из-за того что океан в этих широтах был намного теплее, чем в Сиэтле. Не спеша тело остывало хоть немного, пока за спиной не прозвучал уверенный голос.

— Показывай!

Я лишь усмехнулся, и опустив лицо покачал головой из стороны в сторону, понимая что от этой женщины невозможно скрыть ничего.

— Ты прослушку на мой сотовый поставила? — повернулся в желании опять съязвить, но проглотил язык, потому что Моника стояла передо мной в одном белье, а солнечные лучи, поднимаясь по её фигуре, золотили кожу, превращая татуаж в насыщенного цвета рисунки.

— Нет, просто я знала, что твой Хён очень оперативный мужчина, — Куколка прошлась по мне ответным взглядом, скосив его на соседние дома, а следом и на балконы, которые граничили с нашим.

— Тебя не смущает наш внешний вид? — она приподняла бровь, акцентируя внимание и на моем бесстыдстве в пять утра.

— Совершенно. Трусы — это такой же элемент одежды, как и твой лифчик, Куколка. Тем более мы в Штатах, и я уверен в Малибу есть с десяток нудистских пляжей. Здесь нет рамок приличий. Они стёрты, и это конечно огорчает, потому что становится непривычно. Сразу видно, что я не дома… — подмигнул ей и шепнул на ухо, проходя мимо внутрь номера.

— Несомненно, — послышалось за спиной, пока подключал сотовый к плазме и выводил картинку на широкий экран.

Моника встала рядом со мной по правую руку, наблюдая за тем, как я роюсь в сотовом, чтобы отыскать эту проклятую почту.

— Дай сюда! — она вырвала у меня телефон и двумя кликами нашла то, что я искал, — Интересно… и ни черта не понятно, — протянула, прищурившись и смотря на то, что было на экране плазмы.

Я перечитал рапорт следователя полиции управления Канвондо трижды, прежде чем мы открыли нужные документы, которые были точно так же изложены на хангыле. Естественно Моника не зная моего родного языка, стояла и буравила меня взглядом, пока на экране не появились снимки.

— Стоп! — она вырвала сотовый из моих рук опять и увеличив снимок на телефоне, присмотрелась к фото женщины, которая шла по терминалу аэропорта в Инчхоне.

— Катерина Лазарева собственной персоной, — холодно отчеканила и расплылась в ухмылке Моника, а я открыл предыдущие документы на возможных подозреваемых, в которые наши спецы действительно внесли имя россиянки.

— И ты правда думаешь, что подобное, — я переключил на фото с места побоища в подвалах секты и скептически скривился, — могла сотворить эта женщина? Я видел много наёмниц, но ни разу не встречал баб, которые были бы настолько жестоки.

— Катерина Лазарева точно такой же фигурант самого интересного архива нашего бюро, как и ты. Эта женщина неуловима настолько, что за пять лет с того момента, как она впервые устроила кровавую баню в Мексике, ни разу не попадалась нам на глаза, — возразила Куколка и хмыкнула, — Теперь понятно почему. Видимо Лазарева решила сменить географию предоставления своих услуг.

Я ещё раз глянул на Катерину, присматриваясь к ней пристальней. И чем больше осматривал её фигуру, тем больше мне казалось, что подобное невозможно. Передо мной на фото была обычная женщина лет тридцати, вероятно даже старше. Одетая в шикарное белое пальто, под которым естественно виднелись джинсы и кроссовки. Это и замылило сперва мой взгляд. Чисто корейский стиль. Посмотри на неё ещё раз, я бы решил, что это иностранка, удачно выскочившая замуж за чобаля. Однако, прочитав досье на неё от людей Мая в Корее, я понял что эта красавица действительно наёмный киллер.

— Она правда наёмница, — удивился и скосил взгляд на хмурое выражение лица Куколки, сразу понимая, что чего-то в этих документах недостает.

— Куколка? Я так понимаю, что хоть и не зная хангыль, ты уже поняла, чего нет в этих бумажках.

— Естественно, — она ответила глухим тоном, — Здесь нет причины, почему она устроила кровавую расправу. Иначе ты бы уже выдал подобное своей реакцией. Однако… — глаза Моники остановились на моём лице, и она прошептала, — …в этом вы с ней чем-то похожи. Причиной, чтобы стать такими.

— Ты наконец поняла, что я грязный убийца? — прошептал, ухмыляясь, а у самого по спине пробежал жгучий холод в ожидании осуждения из уст моей Куколки.

— Нет, Тангир. У вас была причина, чтобы превратить свою боль и ярость в оружие, — ответила таким же шепотом Моника и продолжила, — Мексика очень опасное место, особенно для молодой туристки и её семьи. Глупая молодая парочка с пятилетним ребенком, решила, что гид по тропам в мексиканских джунглях это чушь. Потому, когда по истечении десяти суток в лесу была найдена только Катерина, всё стало ясно сразу. Мексиканские медики еле спасли ей жизнь, после чего их власти подобное происшествие назвали банальным нападением хищников на людей. В их заключениях значилось, что муж Катерины, как и сын пропали без вести, и вероятно после нападения зверей их останки невозможно отыскать. Их могла унести река, они могли быть разбросаны тиграми на огромные территории.

Моника продолжала говорить, смотря на фото женщины, а я окаменел настолько быстро, словно слушал из уст Куколки свою собственную историю появления зверя внутри себя.

— Но это было не так, — продолжила Моника, — На самом деле Андрей и Катерина попали в деревню к наркоторговцам. Они сошли с туристической тропы, пренебрегая рекомендациями гидов и турфирмы, самонадеянно пройдясь по плантации дури, в обход того маршрута, который был безопасен для туристов. Но даже это их не насторожило. Попав в деревню, конечно же, их тут же начали окручивать местные жители, предлагая попробовать то, что якобы в Мексике совершенно легализировано. Туристы с деньгами, девушка в самом рассвете сил, которую на живом рынке можно продать за очень хорошие деньги, как и её малыша — всё это само пришло по своей глупости в руки к этим мразям. Люди бывают до ужаса наивны. Их убили, Тангир. Вернее убили Андрея. О том, что произошло с мальчиком ничего неизвестно. Однако учитывая, что Катерина вернулась в то место через четыре года и превратила его в кровавый ад, наталкивает меня на мысль, что ей хорошо известно что случилось с её сыном.

Я и не заметил, как мои руки сжались в кулаки, даже будучи сложенными в замок на груди. Пока Куколка говорила я всё больше узнавал в женщине на фото — зверя и чудовище не хуже себя. И сейчас на её лице и во взгляде я наконец заметил то, что невозможно разглядеть не зная человека ближе, чем по фото.

— Если это так, то теперь у нас есть ещё одна зацепка, Тангир. И она может стать намного прочнее жениха Греты Делакруз, учитывая что Катерина уничтожила корейский притон, рядом с которым напевали песенку про легенду о демонах и ангелах. Надо узнать, кто заказал её услуги…

— Очевидно это был мой хозяин, Куколка, — перебил Монику глухим тоном, — Только ему было выгодно уничтожить это место, потому что я может и был на привязи у твари, но Ким Ха Дже никогда не был чудовищем, а вот его сынки… Они туда не за бабками поехали, а за острыми ощущениями в койке. Только теперь я понял, почему он приказал сравнять то место с землёй. Очевидно там не только картишками твари баловались, — я безумно ухмыльнулся, похолодев разом, продолжая, — Этот мир прогнил насквозь, Куколка. Настолько, что мне кажется я сраный праведник в сравнении с этой клоакой из дерьма! Устроить притон под видом поклонения Господу! Мне интересно, как он ещё не сжёг эту планету дотла? Терпит? Я бы не терпел… — хохотнул, однако резко отрезал, — Мрази!

— Остынь… — послышался шепот справа, и я будто опомнился, а рука Моники схватила мою, когда я собирался пролистать документы дальше.

Куколка сжала мою ладонь, однако продолжала смотреть на экран и щуриться, словно решая сложную задачу в голове, пока её ладонь крепко сжимала мою в своей и нежно поглаживала вдоль кисти.

— Тебе нравятся такие прикосновения? — повернулся к ней и потянул на себя.

Моника опомнилась и хмуро посмотрела в ответ, обнимая и спрашивая:

— А что в этом странного?

— Прикосновения — основа отношений в моей культуре, Невена, — я погладил её по щеке и осмотрел лицо, которое вытянулось тут же, как я назвал Куколку настоящим именем, — Это порой приятнее самого дикого секса… — прошептал, а сам почти невесомо провел подушечками пальцев вдоль её спины, — Потому что это искусство, как прикоснуться к женщине так, чтобы она задрожала от этого, будто от дуновения морозного ветра снаружи, пока внутри всё огнем горит… — стал играть дыханием на её лице, а руками в её волосах и на спине, чувствуя как учащается сердцебиение Моники, а глаза становятся почти черными.

— Понимаешь… — еле задел своими её губы, и продолжил, — …почему я задал этот вопрос? Это тактильные ощущения, и они не всем нравятся. Многие считают что это чушь.

— А ты стало быть специалист в этом? — Куколка осмотрела моё лицо, а потом начала проделывать тоже самое и со мной, прикасаться точно так же, от чего стало настолько тепло внутри, будто снаружи и не начинался новый душный день.

— Через час нам нужно попасть к почтенному конгрессмену на приём, Тангир, потому мы запомним то, что ты проделал. Мне нравится.

— Непременно, агашши… — улыбнулся и выпустил её из рук, провожая взглядом в сторону ванной комнаты, а потом снова смотря на лицо женщины, которая копировала меня почти в точности.

"Видимо боль и агония создаёт своих тварей по одному и тому же подобию, как клонов или близнецов…"

— Ну, здравствуйте, Нуна*(старшая сестра). Рад знакомству, — сощурился и нажав на блокировку сотового, разорвал соединение, и лицо женщины исчезло с экрана, сменившись отражением моего.

С черной почти матовой поверхности на меня смотрел холоднокровный убийца с тёмным взглядом, который стал подобен церберу, охранявшему путь к искуплению своих грехов.

С таким же взглядом я осмотрел высокое здание в бизнес центре Элея в Даунтауне, когда захлопнул дверцы колымаги Куколки, и присвистнув надел солнцезащитные очки. Огромная высотка принадлежала одной из гильдий адвокатов и собственно в ней и находился офис одного из конгрессменов палаты парламента. Того самого бывшего жениха жены друга моего Хёна. От каши в голове, даже мне стало дурно, однако я пошел следом за Моникой, которая преобразилась опять в Куколку со значком и стволом за пазухой. Вот только в этот раз я знал и помнил каждый сантиметр под черной тканью её футболки.

— Поспокойнее! Ты выглядишь слишком устрашающе, Куколка, — я толкнул перед ней стеклянную дверь, и скривился от того, что даже её поверхность была горячей, — У них кондиционеры не работают?

— Поспокойнее. Похож на ноющую дочь здешней знаменитости или начинающую актрису, провалившую кастинг, — парировала Куколка, а я только хохотнул и осмотрел огромный вестибюль, в котором стояли два стеклянных капсульных лифта на верхние этажи.

— Нам нужен конгрессмен Маилз? — Моника раскрыла свое удостоверение перед носом консьержа, который побледнел тут же и переглянулся с девушкой на ресепшене, кивнув.

Я внимательно осмотрел эту парочку. Пережёвывая жвачку во рту, а потом надувая шарик, поднял очки и подмигнул крошке у стойки. Бедняжка так испугалась, словно я один из копов, а потом быстро опустила взгляд и схватилась за трубку на стойке, что-то быстро стенографируя очевидно секретарю того самого Дженсена Маилза.

Как только она кивнула в ответ своему напарнику, а Моника почти дошла до точки кипения из-за молчания перепуганного полудурка, это свершилось, и мужик произнес хоть что-то.

— Мэм! Прошу в лифт. Сэр! — он улыбнулся и мне, указывая дорогу, на что я расплылся в злорадной ухмылке, и произнес:

— Я не коп, красавчик! Можешь расслабиться и выдохнуть. Сходить в сортир… Прочистить желудок, — хмыкнул, на что бедняга побледнел ещё хуже, однако впихнул нас в кабину и опять еле улыбнувшись, просто сбежал.

— Мне не нравится то, как нас встретили, Куколка, — я смотрел на табло смены этажей, пока Моника следила за картиной за стеклом лифта.

— Нас ждали. И очевидно конгрессмен Маилз прямо сейчас видит нас и слышит. Так что можешь улыбнуться и передать привет в камеру.

— Чинча?! *(Серьезно?) — я состроил из себя полного дегенерата, и продолжая чавкать жвачкой во рту, стал оборачиваться по сторонам, — Куда?

— Тангир! — Моника оборвала моё ребячество холодным тоном, а лифт остановился раскрывая выход из кабины.

— Вва-а… Су-у-гэ-э-э… *(Ничего себе. Круто!) — выдохнул опять как дебил, однако как только мы попали в вестибюль приёмной, а я заметил двух жлобов из охраны и полное отсутствие хоть каких-либо работников, сразу остановил Куколку и вышел вперёд.

— Тангир! — она хотела пресечь мои действия, однако я срать хотел на её слова, после нападения в часовне пастора Абрахамса, потому сам открыл дверь в кабинет конгрессмена первым, искоса наблюдая за его охраной, которая цепко провожала нас взглядом.

— Я знал, что рано или поздно вы придете ко мне, агент Эйс, — от стола в центре помещения, широкие окна которого выходили на такие же высотки, прозвучал мужской бас, а потом кресло повернулось и мужчина поднялся, осматривая меня, а потом и Монику.

— Уберите своего пса! Пусть выйдет подышать свежим воздухом! — скривился Дженсен, и я понимал его отношение прекрасно, однако не собирался спускать оскорбления.

— Я тебе не пёс, аджосси. И если ты не начнёшь проявлять уважение, вылетишь проветриться со своего сорокового этажа прямо через окно, — осмотрел американца, подметив какая ненависть была в его взгляде, потому и произнес:

— Не я твою бабу увел, Дженсен. А то что мы похожи с её нынешним мужем не значит, что ты имеешь право отыгрываться на мне, пытаясь вернуть себе чувство мужского достоинства, — закончил шипя, как змея, и ухмыляясь, на что американский божок в костюме от "Армани" окаменел, испепеляя меня взглядом на месте.

Моника явно не выдержала подобного накала страстей, потому и закатила глаза, хмуро и строго отчеканив и достав свой значок:

— Меня зовут Моника Эйс, сэр. И вы правильно сделали назвав меня агентом. Это наводит на мысль о том, что вам так же хорошо известно и то, зачем я здесь.

— Конечно, — холодно ответил рогоносец, и кивнул Куколке на один из диванов, сев на противоположный.

Моника опустилась на предложенное ей место, а я встал за её спиной и начал листать какой-то бизнес талмуд, стащив его с тумбочки.

— Ты тоже можешь присесть, — прозвучало от дивана, пока я читал сводки мировой биржи.

— Спасибо, но здесь мне приказы отдает только женщина, сидящая перед вами, сэр конгрессмен. Потому не обращайте внимание на пса и начинайте беседу, — я прошёлся по мужику новым насмешливым взглядом и тряхнул в руке журнальчиком, — Тут индекс "Доу Джонса" обвалился… Опять… Надо наверное быстрее закупить туалетной бумаги, нас ждёт апокалипсис.

Мужика перекосило так, что мне даже совестно стало. Немного и на очень короткий миг, потому что я не верил в то, что зная кто к нему пришел, этот мудак ни в чем не замешан. Раз ждал, значит не просто так, и значит готовился к тому какую лапшу лучше навесить Монике на уши.

— Признаюсь, я ждал вашего появления, — начал Дженсен, на что я только приподнял уголок губ в усмешке, — Всё потому что конгрессу известно о тех страшных убийствах. Это ужасно, что погибло столько невинных женщин, и все в стенах таких святых мест.

Я не выдержал быстрее Моники, по позе которой понял, что Куколка еле сдерживает холодный хохот.

— Ужас! Просто кошмар! — запричитал, захлопнув журнал и продолжив, — Написано, что мировой экономике конец, если она не спасет священный доллар. Вы уже перевели всю свою валюту в слитки золота, конгрессмен?

— Агент Эйс! Мне казалось, вы хотели вести разговор, а не хамский базар! — мужик опять осмотрел меня, а потом сел на диване так, будто он хозяин жизни.

— Естественно, конгрессмен. Однако реакция моего… — Куколка скосила на меня взгляд, и продолжила, — …напарника совершенно оправдана, учитывая что вы пытаетесь скрыть то, что знаете.

— С чего вы это взяли? — нашелся Дженсен, а я бросил журнал обратно на столик, и сложил руки на груди, — Я наоборот лоббирую продвижение законопроекта о контроле распространения новых религиозных течений в Штатах, с тем, чтобы провести проверку их деятельности.

— Это прекрасная инициатива, сэр. Однако… — Моника подалась вперёд и продолжила, — Могу я быть откровенной?

Она бы всё равно продолжила, даже если бы мужик не окинул её молчаливым холодным взглядом.

— Почему молодой, перспективный и богатый парень, наступая ногой на свою гордость, даёт согласие на брак отцу девушки, даже зная то, что она спала с другим? В чём причина такой преданности?

Дженсен застыл, а я заглянул в его глаза, которые отражали некую долю боли, и смотрели только в одну точку, словно перед их хозяином пробегали картины из прошлого.

— Слово "любовь" вам не знакомо, агент Эйс? — вдруг тихо ответил спрашивая мужчина, и поднял на Куколку хмурый взгляд.

Конгрессмен изменился в лице за считанные секунды, а я подметил что таким он мне нравился намного больше.

— То есть, вы действительно хотите, чтобы я поверила в то, что вами двигали только чувства? Прошу не врите, Дженсен. И я, и вы — хорошо понимаем, что причина была и в другом. В чём же? И почему вы убрали всех работников со своего этажа, отключили всё наблюдение, а у порога в кабинет выставили охрану. Вы ждали меня и думали, что приедет недалекая дура, готовая на всё, чтобы поскорее закрыть дело. Однако и готовились к тому, что эта самая дура вполне может оказаться настоящим агентом, которому вы готовы помочь и рассказать правду. Я же права, Дженсен?

Мужчина осмотрел уже нас двоих, а потом оттянув галстук, приспустил его узел и схватился за бутылку с водой на столике.

— Вы правы, Моника. Я присматривался к вам с того самого момента, как это дело попало в ваши руки, потому что знал — рано или поздно ФБР докопается до смерти Изабель, а таким образом выйдет и на меня. Да, Моника, я знал сестру Греты, потому что она приезжала в Элей. Это было лишь раз, когда мы праздновали Рождество у моих родителей.

Я прислонился корпусом к спинке дивана и нахмурился, вслушиваясь в рассказ мужчины.

— Именно тогда я и увидел впервые сестру своей Гретти, и сразу решил что мне придется отгородить её от Изабель. Она не приехала к сестре за помощью, она притащилась к ней, чтобы сотворить тоже самое, что и с собой!

— Что сотворить? Накачать наркотой? — Моника свела брови и мы переглянулись, пока Дженсен продолжил горько усмехнувшись.

— Если бы это была только дурь. Я не мог рассказать этого Грете. Вернее страшно боялся, что подобное побудит её наконец откликнуться на просьбы их матери и помочь сестре. Не мог и потому, что люди моего отца изловили Изабель у клуба, где мы отдыхали и праздновали, в компании наёмников. Все мужчины оказались мексиканцами, и все сбежали, как только поняли, что Грета под защитой не простого богача из Беверли-Хиллз. Однако нашей охране удалось поймать Изабель, и то что я услышал от неё, когда она была под дурью, заставило кровь остыть в жилах.

Я сжал челюсть, и наклонился ниже, всматриваясь в черты конгрессмена, чтобы уловить хоть малейший намек на враньё. Однако мужчина только сделал два больших глотка воды и продолжил.

— На ней было клеймо, Моника. На теле этой обдолбанной дуры было выжжено свежее клеймо. Дебильный знак в виде полумесяца! Сама она шептала, как в горячке, что их мама ждёт, и что надо послужить господину, и тогда она увидит настоящую мать. А для этого нужно было не только себе эту срань на теле выжечь. Её и за сестрой послали, — мужик говорил так, словно ядом плевался, — Послали чтобы она нашла и затащила Грету в ловушку, где эти мрази добрались бы и до неё. Но я не позволил! И не дал бы и остальному случиться! Если бы не то, как Грета поступила со мной… Я мог простить всё… И простил бы… Но она и тогда отказалась от меня. Тогда я и послал её папашу приёмного, понимая, что кроме инвестиций в его дармовой бизнес, этому человеку ничего не нужно. Ничего! Ни жены, которую он колотил как вещь, ни дочерей, одну из которых он не уберег, а вторую чуть не продал мне за деньги! — закончил Дженсен, а я пробасил:

— Если это правда, американец, то я должен извиниться перед тобой, — наши взгляды встретились, и я уловил лишь лёгкий кивок его головы, а потом Дженсен опять выпил воды.

— Но вы и тогда не остановились, — тихо подытожила Куколка, а я усмехнулся её проницательности.

— Нет, — ответив, Дженсен горько хмыкнул и продолжил, — Как только я уехал из Сиэтла, осознав что окончательно потерял Гретти, я не мог всё равно успокоиться. Потому и стал искать всё, что связано с этой чертовой меткой! А когда понял, в какое дерьмо угодила Изабель, не удивился что её убили, выдав смерть девушки за передозировку наркотой.

Моника с досадой закрыла глаза и выругалась, на что мужчина только хмыкнул, продолжая:

— Как только наши люди принесли отчёты о том с кем была связана Изабель, я действительно стал молить Господа, чтобы этот придурок Ли смог спасти Грету. Я был готов помочь, но не успел. Как раз в этот год заболел мой отец, и мне не оставалось ничего другого, как просто надеяться и бросить затею слежки за жизнью уже чужой мне женщины.

— Дженсен… — предостерегающе начала Моника, однако он не стал молчать итак.

— Если вы хотите видеть, где ошивалась Изабель, и как её еле вытащил из того притона пастор Абрахамс, вам нужно проехать всего немного и попасть в крохотный городок Серро Гордо, где стоит точно такая же церквушка, — загадочно закончил Дженсен и поднялся, а дверь его кабинета тут же открылась.

— Уходите, Моника. Вам нельзя здесь долго находиться. Иначе они узнают, что я не просто отшил вас, состроив из себя идиота. А это опасно. Вы должны меня понять.

— Пошли, Куколка, — посмотрел на Монику, которая поджав губы кивнула и пошла к выходу.

Наши взгляды с мужчиной встретились, и в какой-то момент он опять посмотрел на меня, как на вора, который уничтожил его жизнь. Однако это не помешало легко ему поклониться, поблагодарив хотя бы за видимость правды.

Я пошел к выходу, где меня тут же пропустили трое парней, а за спиной хлопнули двери. Куколка уже стояла у входа в лифт, а я только незаметно обхватил её руку, встав позади, и легко сжал, прошептав:

— Мы близко, Невена.

— Очень, Тэнгри… — послышался ответный шепот, который утонул в звуках раскрывающегося лифта.

Уже в машине, я достал сотовый и набрал название города в поисковике. Прокрутив вебстраницу, мои брови поползли вверх, а Моника завела мотор.

— Куколка, ты знаешь что это за город? — я показал Монике результат поиска, и мы холодно улыбнулись друг другу.

— Идеальное прикрытие. Старый заброшенный городок посреди красной пустыни и камней, в декорациях дикого Запада. Целый город, который продают с молотка за миллион долларов и никак продать не могут, — Моника сжала руль в руках, а я надел очки обратно и бросил сотовый на приборную панель.

— Мяса хочу, — скривился от голода, а потом прошёлся таким же голодным взглядом и по Куколке, — И агент так горячо вспотела… Что же выбрать? — прицыкнул, а Моника ответила язвительным тоном:

— Едем в Корея-таун, господин Чжи! Там вас и накормят, и обласкают, — она вывернула руль и почти выехала на дорогу, а я вскинулся:

— В Элее есть чисто корейский квартал?

— Ага.

— Это значит… — я посмотрел на Монику и гортанно выдохнул, поднимая очки на макушку, — Курица и соджу.

— Не знаю, но это…

Однако я не дал ей закончить, а просто набросился и впился в губы, по-ребячески оттягивая нижнюю зубами. Моника всадила кулак в мою грудь тут же и рявкнула что-то непонятное, пока я ещё слаще втягивал мягкие губы в рот.

— Тангир!! Я же почти выехала из парковки! — она наконец отпихнула меня, а я лишь ухмыльнулся и сел обратно, открывая окно, но руку с её бедра так и не убирая.

— Ненормальный! — шикнула Куколка, а я сел ещё удобнее, мягко водя ладонью вверх и вниз вдоль её бедра.

"Очевидно в том городке мы и найдем то, что связывает все нити воедино…" — прошептал в мыслях, улыбнувшись, когда рука Куколки нашла мою и накрыла своей.