Лица

13

Возвращаться в квартиру у Центрального парка было странно. Не будь рядом Кэла, Алекса никогда бы не решилась. Но он был рядом. Он заплатил за такси и подождал, пока вернут сдачу, в то время как Алекса тряслась, ожидая пули в спину. Страх преследовал с тех пор, как она прошла таможенный контроль.

Это было самое ужасное путешествие в жизни, хоть Кэл и пообещал отложить съемки и встретить ее в Нью-Йорке. Она выглядела и вела себя странновато – никакой косметики, волосы спрятаны под большой английской шляпой, безразмерное темное пальто, которое она купила в гостинице в Лондоне – и это когда в Нью-Йорке стоит настоящая жара.

Веселый и любезный раньше швейцар был не похож на себя. Он сильно покраснел и сказал враждебно:

– Боюсь, что у меня есть приказ вас не впускать, мисс Уэллс. Я жду вас уже больше недели. Вам каждый день звонят… – Он протянул Алексе несколько листков. Везде одно и то же – позвонить Блэр Бенсон сразу по приезде, срочно.

– Где Кико? – холодно спросила Алекса.

– Не знаю. – Джозеф заговорил с нотой извинения в голосе. – Простите, я забыл. Кико уложил ваши вещи в эти чемоданы. Приходила почта, но Барри Хантер, который представляет владельца квартиры, переправил ее во «Вью», чтоб вы забрали ее оттуда.

Кэл уже вышел на улицу, пытаясь опять остановить машину.

– Куда же теперь? – сказала Алекса, когда они забрались в такси. С минуту она снова была похожа на девочку, которую он встретил в Мендосино, – дерзость и в то же время неуверенность в себе. – Я знаю. В «Виндхэм» – где актеры селятся. Там безопасность самая надежная. Никого наверх не пропустят, пока не спросят, кто и зачем… Страшнее всего то, что до сих пор невозможно связаться с Джо. Кэл говорил с Майком Таннером, просил Майка позвонить Алексе в «Херли». Но упрямец так и не позвонил. Кэл сказал ей, что Майк хитрил, не совсем доверял ему: от Майка удалось добиться только, что интервью с Мадам Дэви состоялось, но Браун и Джо все еще где-то в северной Калифорнии и что факты потихоньку стягиваются в один узел.

Не имея информации, Алекса невыносимо мучалась и в конце концов не смогла дольше оставаться в «Бэлл». Она окончательно решила, что надо вернуться – все лучше, чем томительная неопределенность.

Поселившись в гостинице, Алекса тут же попыталась связаться с Майком Таннером. Она не застала Майка, но его ожидали с минуты на минуту. Пришлось оставить номер телефона в «Виндхэме» и попросить его срочно перезвонить, по делу, «не терпящему отлагательства».

– Попробуй узнать, где Браун, позвони в ее офис. Мне ничего не сказали, – извиняясь, сообщил Кэл.

Дождаться ответа от секретаря Браун оказалось долгим делом. Когда та услышала, что звонит Алекса, то смогла лишь выдохнуть: «Минутку.»

Через секунду ответил ледяной голос Блэр:

– Где ты была? Самая неблагодарная дрянь, какая только может быть. Как ты посмела сбежать с середины сеанса?..

Алекса даже не поняла, о чем идет речь. Потом вспомнила. Казалось, с тех пор прошли годы… ведь это совсем не важно. Она в самом деле должна объясниться с Блэр, но не сейчас, не завтра, но скоро, когда восстановятся ее силы.

– Нам необходимо увидеться. Можешь приехать сейчас? Есть для тебя важные новости.

– Я только что из… из Европы. Неважно себя чувствую. Это не может подождать?

– Нет. Где ты?

Алекса замялась и посмотрела на Кэла. Он успокоительно подмигнул и поднял кверху большой палец. Почему-то это вселило уверенность. Она вздохнула.

– Хорошо-хорошо, Блэр. Приеду в… – она подняла к глазам часы, но приказы, как обычно, отдавала Блэр:

– Будь здесь в пять тридцать. Спасибо.

Кэл уговорил ее привести себя в порядок, открыть один из чемоданов и «сбить их с ног» шикарным нарядом. Кико уложил вещи точно так же, как делал это всегда – все одна к одной, переложены листами оберточной бумаги, все чудесным образом без одной морщинки. Наверное, Кико не умел делать это по-другому.

Она вымыла и высушила голову, натянула темно-зеленую льняную водолазку.

– Краситься не буду, – категорически заявила она.

– Тебе это и не нужно. Но чуть-чуть подрисуй кое-что, не хочешь же ты ослепить Мадам Вью своей естественной красотой.

Кэл сказал, что поднимется с ней на этаж Блэр и подождет ее снаружи. Алекса пыталась сопротивляться, но на самом деле это принесло ей облегчение.

– А потом сходим в китайский ресторанчик, как договаривались три года назад, – усмехнулся Кэл.

Пока не вошла в кабинет Блэр, Алекса была уверена в себе – если изобразить в нужном количестве раскаяние и муки совести, то есть шанс впоследствии все объяснить, сделать так, что Блэр пойдет на мировую.

Но Алекса ошиблась. Блэр откровенно получала огромное удовольствие от своей речи, но Бог мой, подумала Алекса, как она жутко выглядит!

Не считая нужным задерживаться на преамбулах, Блэр заговорила, даже не предложив Алексе сесть.

– Если, судя по твоему невообразимому самомнению, ты считаешь, что будешь еще работать во «Вью», считаю нужным сообщить, что твоя карьера в Нью-Йорке и вообще в Америке закончена. Я приняла меры, чтобы тебя не взяли ни в одно агентство.

Алекса все равно уселась на стул напротив Блэр. Она знала, что у Блэр еще не все, и молчала, пока та доставала из ящика конверт с эмблемой «Дэви».

Алексу трясло, но она не проронила ни слова, чувствуя, что с бывшей начальницей что-то происходит. Блэр уже теряла контроль над собой, и на лице отчетливо читалась ярость.

– Это письмо – подтверждение того, что ты, наверное, знаешь. Твой контракт с «Дэви» расторгнут. Тебе конец. Считай, что ты уже на улице…

Блэр поднялась. В глаза Алексе бросились вены на ее шее, сама она походила на скелет.

Когда Алекса взяла конверт и, не раскрыв его, подходила к двери, Блэр взвизгнула вслед:

– Вы обе суетливые, тупые и лезете не в свое дело, хоть никто вас в грош не ставит. Можешь винить не только себя, неблагодарная дилетантка, скажи спасибо и сестренке за то, что сломала тебе карьеру!

Прошло два часа с тех пор, как она последовала его указаниям и лично нанесла смертельный удар по карьере Алексы Уэллс.

Он обещал прислать вознаграждение. Его доставили тридцать минут назад, и до сих пор Блэр боролась с искушением раскрыть пакет. Он сказал, что ночь они проведут вместе. Предвкушение счастья давало силы не трогать презент, но в который раз Блэр начинала чувствовать, что не может ничего с собой поделать. Но если закурить сейчас, без него, за кайф придется заплатить таким мощнейшим эмоциональным упадком, что может не хватить сил выполнять его желания и вообще дать или получить какое-либо сексуальное наслаждение.

Она легла в ванну, пустив между ног мощную струю воды, то поднося ее ближе, то отводя дальше – как делал ей Форга, когда хотел наказать. Она обмотала себя тонкими золотыми цепочками, приятно касавшимися самых интимных мест. Она готова… но придет ли он? Она жадно глянула на шкаф, где лежал пакет. Что бы такого сделать, чтобы отвлечься от его содержимого?

Блэр подошла к столу. Золотые цепи ощутимо натягивались, и это еще больше усиливало желание… но при этом она чувствовала пустоту, недоумение, разочарование – Алекса не сломалась, да она почти вообще не отреагировала.

Она открыла свой портфель. В нем лежала пачка писем для Алексы, переданных из квартиры «Дэви» на хранение «Вью». Форга попросил подержать их до его приезда. Зачем? Почему ему интересно читать письма тому, кого он уже вывел из игры? Неужели он заботился о той, кого хотел отправить на помойку?

Блэр пролистала пачку… счета, приглашения, каталоги и – толстый конверт с буквами П.С.Ж.С.С.В.М.М.

Что-то подсказывало Блэр, что хозяин этого уверенного почерка и инициалов как раз и интересует Форгу. Подозрение, ревность, гнев заставили разорвать конверт.

Это было любовное письмо Марка Лэннинга Алексе, любовное письмо, которое невыносимо было читать – такое оно было нежное, заботливое. Со зверской злобой она начала высматривать имя, которое искала:

«Я знаю, какое влияние имел на тебя Форга. К сожалению, мне слишком хорошо знакомо это его свойство – заставлять людей с самой ясной головой вести себя словно лунатики. А особенно действие на таких, как ты – впечатлительных хорошеньких девушек, которые могут решить, что Это любовь.»

– Сволочь… – с болью выкрикнула Блэр. Она скомкала письмо, потом дрожащими руками расправила его снова и перевернула страницу. Слезы ярости расплывались в чернильные пятна.

«Мне надо многое объяснить. Отец женился на обыкновенной девушке, русской студентке Светлане Сергеевой, когда мне исполнилось шесть. Моя мама умерла за два года до этого. Думаю, вначале брак был достаточно счастливый, пока, как теперь можно догадаться, они не встретили Форгу. Я никогда не любил его и не доверял ему. Он заморочил им голову идеей всемирной империи красоты. Отец обанкротился, вложив деньги в этого мыльного пузыря, и вскоре умер от инфаркта. Мне тогда было шестнадцать. С тех пор я почти не виделся со Светланой. Хотел оставаться в стороне, когда рядом с ней был Форга, а это случалось все чаще. Только когда ушел из флота и занялся пластической хирургией, Светлана стала немного мной интересоваться. Я сделал большую ошибку. Согласился на этот маскарад – он казался совсем невинным – убедить окружающих, что я ее настоящий сын, а не приемный. Я не имел никакого отношения к их бизнесу, но мои медицинские работы подходили под критерии «Дэви». Не могу простить себе, что не принимал ничего всерьез и мирился со многим во имя отца. Теперь, получив твое письмо, я намерен выяснить все до конца, хоть, может быть, из-за Форги я потерял тебя навсегда. Я должен сделать это для себя, докопаться до самого дна…»

Из-за Форги я потерял тебя навсегда… из-за Форги.

Блэр снова скомкала письмо и зашагала по комнате, не замечая, как цепи врезаются в тело. Она рванула их, расцарапав кожу. Форга и Алекса! Блэр подбежала к шкафу и вскрыла пакет. Все очевидно: Форга узнал о ней и Марке… из-за этого хотел размазать ее по стенке, разорвал с ней контракт. Хотел преподать Алексе урок, так же как всем ее предшественницам. И выбрал самую жестокую месть: для этой дрянной девчонки самое главное – карьера, и он сделал так, чтобы ее самодовольное лицо никогда не увидело больше огней славы.

Блэр едва успела начать ритуал, как зазвонил телефон. Она перестала ощущать цепи – с первой затяжкой обжигающая вспышка удовольствия заставила забыть обо всем. Она может взять над ним верх и сделает это. Когда Форга сказал, что не сможет к ней выбраться, она не сдержала разочарованного вздоха, такого тяжкого, что на том конце провода почувствовал ее состояние.

Последовала пауза, и он проговорил:

– Я пришлю за тобой рано утром… очень рано… приедешь на Шестьдесят вторую улицу, и там есть кое-что, что, мне кажется, ты сможешь носить на работу… – Форга точно придумал какое-то особое наказание, но, повесив трубку и затянувшись снова, Блэр решилась. До утра ждать нечего, сегодня вечером она выскажет ему все, что знает, в лицо.

Телефон звонил долго. До смерти измотанная Алекса только что открыла дверь номера в «Виндхэме» и мечтала только о том, чтобы он замолчал. Никто не мог знать, что она здесь – кроме Майка Таннера, а он так ни разу и не потрудился позвонить.

Кэл поднял трубку и, как обычно спокойно улыбаясь, сказал: – Одну минуту, Джо.

– Ой, Джо! – Алекса чуть не сломала себе нос, бросившись к трубке через чемоданы.

– Я набираю телефон твоей квартиры в Центральном парке уже несколько дней. Когда ты вернулась? Что произошло?

Рассказав Джо о спектакле, разыгранном в Лондоне, Алекса услышала – к своему удивлению и злости – только грустный вздох в ответ.

– Ты молодец, это смело и здорово, но… с другой стороны… лучше б ты подождала…

– Почему? – Алекса оторопела от такого предательства.

– Алекса, замешан отец… – Джо вкратце сообщила все, что случилось на интервью: как у Мадам Дэви нашлись объяснения на все, как она сохраняла величавый вид, до сих пор искренне уверенная в своем неоценимом вкладе в счастье человечества. – Единственный раз она сорвалась, когда я стала выяснять, где Магда. Она чуть в обморок не упала, сразу указала на дверь… а потом мы увидели, как к ее воротам подъезжает отец. Он меня заметил – но не остановился, удрал, понимаешь? Браун, Майк и я с тех пор везде его ищем. Дома его нет. Он испарился. Что все это значит, не представляю. Самое невероятное, что Мадам Дэви все это время знала, что ты дочка Тери Шепард. Откуда ты взяла, что они с Магдой сестры?

Кровь стучала у Алексы в ушах, руки похолодели.

– Форга держал в Нью-Йорке клуб. Что-то вроде скаутского штаба для своих талантливых дружков – извращенцев и сводников. Я нашла письма Магды Светлане, Форге… они все объяснили.

Наконец сестры пожелали друг другу спокойной ночи. Алекса без сил упала в кресло и рассказала Кэлу о появлении отца в лабораториях «Дэви». Кэл поцеловал ее в лоб.

– Ну, я пошел. Отдыхай, ты на себя не похожа.

Все это… просто уму непостижимо, сразу и не переварить. Давай утром поговорим, на свежую голову. И знай, из любой истории можно найти выход.

Когда Кэл ушел, было только половина девятого, но Алекса не могла дождаться минуты, когда можно будет заползти на кровать. Она так устала, что даже не разделась. Кэл так добр к ней, и всегда был добр… чуткий, верный, но Алексе показалось, что он немного подшучивал над ней, не понимал, какова на самом деле власть Форги. Он не удивился, что «Вью» сделал ей ручкой: сбежала со съемок, рванула в Лондон и никому ничего не сказала. Чего еще ждать?

Не удивился он и тому, что контракт с «Дэви» так быстро аннулировали и сразу выгнали их из квартиры. После того, что она наговорила в «Конноте», другого и быть не могло. Наверное, решил, что психанула.

Алекса еще раз прокрутила в голове все, что сообщила Джо. Мадам Дэви сказала, что та сидела на игле, связалась с опасными людьми. Неожиданно мысли прервал звонок. Позвонили снизу:

– Мистер Робинсон хочет вас видеть.

– Мистер Робинсон? – Она немного разозлилась, что Кэл вернулся, хотя прекрасно понимала, что он о ней заботится и беспокоится.

– Хорошо-хорошо. Пусть поднимается. Алекса почистила зубы и причесалась, довольная, что не успела раздеться. Может, и хорошо, что Кэл вернулся. И она выговорится, и он узнает все с самого начала.

Когда в дверь постучали, она с улыбкой подошла открыть… но это был не Кэл. Перед ней стоял Барри Хантер – и не тот сосед из дома напротив, а Барри-пиранья. Прежде чем Алекса успела захлопнуть дверь, он вколол ей в руку шприц…

У подъезда дома на Пятьдесят восьмой улице в маленьком седане, припаркованном недалеко от длинного серого лимузина, сидело трое мужчин. Тот же небольшой автомобиль сопровождал Кэла и Алексу от Центрального парка до «Виндхэма» и от «Виндхэма» в офис «Вью» и обратно. Эти трое проводили глазами разъяренного калифорнийца, выскочившего из лимузина, и теперь ждали появления Алексы, которая привела бы их и их чернокожего предводителя к неуловимому человеку, на чей след никак не удавалось выйти.

Ассистент Пен Уоверли сдержал слово и позвонил Мимсу сразу же, как дошли слухи, что Блэр Бенсон ожидает Алексу у себя, чтобы задать ей хорошую взбучку. Когда девочки вырастают из своих детских юбочек и вбивают себе в голову, что все может сойти им с рук, приятно уменьшить их в размере… особенно, если это девочки с обложки.

Мимс ни капли не удивился, когда увидел, что минут через сорок после ухода Кэла Робинсона она появилась, почти падая на руку другого мужчины, которому пришлось чуть ли не втаскивать ее в лимузин. Транспорт и доставка. Куклам, вроде Алексы, нравится такое обхождение, нравится, когда их кормят с ложечки – вверху и внизу. Любимый трюк Форги – капнуть женщине меда между ног и потом высосать его, до этого сковав ей руки и ноги золотыми цепями. Мимс все это знал, все видел. Он должен был догадаться: несмотря на страх и отвращение Алексы к боссу, она такая же, как и все остальные, – помешана на нем, загипнотизирована деньгами и властью… и все же он не ожидал, что она удерет в Лондон с этим гадом.

Мимс похвалил себя за терпение. Он знал, что Алекса вернется… и она вернулась… позже, чем через два-три дня, как обещала, но в самое подходящее для него, Мимса, время.

Далеко ехать не пришлось. Они проследовали за серым лимузином до дома на Шестьдесят второй с зашторенными окнами и – признак особого богатства владельца – отдельным гаражом. Машина подъехала к двери гаража, которая бесшумно поднялась вверх и впустила гостей внутрь.

Мимс и его лучшая «пара кулаков» выскочили вслед за ними. Сигнализация точно есть, но, вероятно, отключена, когда ожидаются посетители. Они подошли к гигантской двери, и Мимс в который раз поблагодарил бабушку на небесах: автоматика сработала и дверь открылась. Навстречу им вышел блондинчик, привезший подружку Форги.

Кулак так быстро и при этом неторопливо заехал ему новым кастетом, полученным в подарок от одного китайского мафиози, что парень так и не узнал, чем его стукнули. Мимс легко поймал Барри Хантера, завалившегося вперед, и, засунув в дверь подпорку, не дававшую ей закрыться, они оттащили Хантера, как пьяного, в свой автомобиль.

Но с возвращением пришлось подождать: на сцене появилось новое действующее лицо. Не иначе как Форга решил устроить оргию.

Такую при всем желании не заметить было нельзя. Под бледно-зеленым прозрачным платьем ничего не было. Выходит, запланирован вечер развлечений. Хорошо, он получит то, что хотел.

Женщина уверенно подошла к двери, будто ожидая найти ее открытой. Бесшумно, как две большие кошки Мимс и Кулак проследовали за ней: шаг за шагом, вверх по лестнице, в коридор. У входа в гостиную все трое остановились.

Преследователи были полны решимости выполнить свой план – план мести, который Мимс вынашивал больше двух лет, но сначала они оказались свидетелями интересной пантомимы. Новоприбывшая застыла на месте, словно окаменев, наблюдая за тем, как Форга тащит с криком отбивающуюся Алексу в другую комнату. Этот человек был явно больной.

– Дорогая, завтра тебе лучше не смотреться в зеркало, – вкрадчиво сказал он.

– Бакстер Форга, – пролетело над залом эхо, – ты предал меня в последний раз.

От неожиданности онемевший Форга выпустил Алексу из рук. Она стукнулась об пол и отползла в ту сторону, где в тени прятались Мимс и его приятель.

– Тсс, – шикнул Мимс.

Она бессмысленно взглянула на спасителя, но сейчас тратить на нее время он не мог. Как только Форга с искаженным лицом вцепился в горло Блэр, двое выступили из своего укрытия.

– Ты… значит, это ты… вор… – эти слова стали последними – пошевелить ртом Форга смог лишь спустя много недель: кастет Кулака с неимоверной силой ударил ему в челюсть. Послышался хруст ломающихся зубов и тут же – резкий крик самого Кулака, который, растопырив пальцы, нанес страшный удар по глазам, носу и подбородку Форги.

Когда Форга, уже без сознания, лежал у стены, обливаясь кровью сам и обливая ковер, Мимс сдвинулся с места. Медленно, методично, словно отламывая хвостики у креветок, Мимс один за другим начал перебивать ему пальцы, безумно приговаривая:

– Этот за Мэри, этот за Сью, этот за Агату… – Десять пальцев – десять имен. – Мимс поднялся и осмотрел то, что лежало на полу. – Думаю, надо его прикончить именем брата, – прошептал он.

– Не надо, – сказал Кулак. – Не тот он человек, чтоб из-за него садиться.

Мимс подумал с минуту, потом занес ногу в тяжелом ботинке и со всей силы ударил Форгу в самое чувствительное место.

– Ты прав. Теперь все равно конец его развлечениям. Даже лучше – пусть живет в таком виде… живая смерть. Да, очень хорошо.

Блэр не двигалась, пребывая в состоянии шока после неврохимического урагана – такого страшного свидания с адом с ней никогда еще не случалось. Она уже долго смотрела на их фотографию с Клемом – фотографию молодой женщины, которую она хорошо помнила. Волна холодного пота захлестнула вновь, и, собравшись с силами, она дотянулась до телефона 800-КОКАИН. Этот номер, по которому обещали анонимную помощь, часто печатали в рассказах о наркоманах, которые иногда заканчивались надеждой… он становился тонкой нитью жизни для многих людей. Сейчас, задавленная ужасом, Блэр понимала, что времени на раздумья нет. Узнав, куда ехать, Блэр набрала номер полиции и рассказала, где можно найти одного из крупнейших наркодельцов в стране, если не во всем мире – некоего мистера Форгу, который лежал в луже крови в элегантном особняке на Шестьдесят восьмой улице.

Когда Джо и Майк нашли нужный дом, Джо до боли сжала ему руку. Майк правильно рассчитал, что отец приползет к своей девчонке, и он приполз.

Бен открыл дверь еще до того, как они успели нажать на кнопку звонка. И если Джо выглядела неважно, отец оказался совсем плох. Вокруг глаз запали страшные черные круги, словно его жестоко избили. Передвигался он тоже, как глубокий старик, сгорбившись, пошатываясь из стороны в сторону. Господи, подумал Майк, за две недели Бен постарел на двадцать лет. Бен молча протянул к Джо дрожащие, руки. Та хотела сделать ответный жест, но не смогла и опустила руки отца вниз.

– Отец, нам надо поговорить. Ты не можешь больше скрывать то, что знаешь…

Он начал всхлипывать. Подружки Салли в доме не было, но следы ее пребывания чувствовались во всем.

– Мистер Шепвелл, послушайте, не стоит. Мы пришли не за тем, чтобы уличить вас или шантажировать. Нам нужна только правда. – Не дожидаясь просьбы, Майк подошел к забитому до отказа бару и налил Бену брэнди.

– Отец, скажи мне, что случилось с мамой… – Больше ничего говорить не потребовалось. Слова прорвались из него наружу сами собой.

– Джо, Джо, я хотел все рассказать вам так давно… но становилось трудней и трудней… с успехом Лекс и все такое прочее… – Бен закусил губу, обхватил себя руками и зашагал по комнате. – Мне позвонили. Где-то в час ночи, я точно не помню. Какой-то безумный женский голос с сильным акцентом начал орать, что мне срочно надо выезжать, что мама… – он бессильно опустился на стул и закрыл лицо руками, – что твоя мама попала в аварию. Она сказала, что Тери сильно пострадала…

– Кто она? – сурово спросил Майк.

Бен не ответил, только тихо застонал. Джо неловко потрепала его по плечу, глазами умоляя Майка молчать. Отец поцеловал ей руку. Он смотрел вниз, в пол.

– Она… это была Светлана Лэйн… доктор Лэйн, хотя я тогда этого не знал. Она вопила, что я должен приехать… что ее сестра, ее сестра… машина загорелась, и ее сестра Магда не успела из нее выбраться… Что виновата была Тери, потому что она сидела за рулем. Кричала, Что твоя мама убила Магду.

У Джо перед глазами поплыли круги, и Майк притянул ее к себе. Бен, казалось, уже не мог остановиться:

– Я рванул к границе, как сумасшедший. Теперь не знаю, как сам не разбился. Часа через два нашел их там, где они объяснили. – Бен спрятал лицо в ладонях. Иногда его было трудно расслышать, но Джо не могла сдвинуться с места и даже открыть рта. Бен снова принялся хлюпать, глаза болезненно покраснели.

– Твоя мама не узнала меня. Это была и она, и не она… ужасно. Потеряла память, речь, но… она потеряла и лицо. Все в белых рубцах, наростах. Я не мог ее узнать. Только потом понял, что это не имеет никакого отношения к катастрофе, а тогда думал, что это ожог. Когда все открылось – после того, как ты нашла чек и записку от Магды – было слишком поздно, – он вздрогнул. – Никогда не забуду огни проклятых фар с холма, они светили прямо на то, что осталось от лица твоей матери.

– Форга там был? – вырвалось у Майка.

Бен или не слушал, или уже не мог слышать. Тем же полным горечи тоном он продолжал:

– Забрать их приехал Борис Бакстер. Они сказали – Светлана и он – что машину вела Тери. Что она виновата в смерти Магды. Светлана сказала, Тери чудом удалось спастись. И все повторяли, что винить надо твою мать.

– Светлана… доктор Лэйн… Вы ведь, конечно, имеете в виду и Мадам Дэви? – спокойно спросил Майк.

Бен нервно кивнул.

– Они сказали, что возбудят дело. Что я потеряю все.

– Кто сказал?

Бен сел прямо и в первый раз поднял глаза на Майка. В них горела ненависть.

– Бакстер. Борис Бакстер Форга. Я никогда не забуду, как он заставлял меня смотреть на Тери. Зрелище хуже любого кошмара. Никогда не забуду, как он сказал: «Ты хочешь до конца жизни просыпаться в постели рядом с ней?» Страшно, до сих пор страшно.

Если б Майк не удержал Джо, сейчас она точно бы ударила отца.

– Что ты говоришь, – закричала она. – Что ты нам говоришь? Что ты имеешь в виду?

Бен залпом проглотил брэнди.

– Бакстер Форга – или как его там еще – сказал, что дело можно замять: машину брали на имя Тери, пусть все и думают, что погибла она. – Бен умоляюще посмотрел на дочь. – Он сказал, что Светлана – химик и, может быть, подлечит ей лицо.

Но это займет годы и потребует тысячных затрат. – Бен постепенно успокаивался. – Тери меня не узнавала, денег таких не было. И вообще соображал я тогда плохо…

– В итоге Форга заплатил за молчание вам, не так ли? – холодно прервал его Майк.

Несколько секунд они слышали только звуки с улицы, и Бен наконец прошептал «да».

Джо вырвалась от Майка с громким криком:

– Ты хочешь сказать, мама жива? Чудовище. Где она? Где она? Или ты согласился на ее убийство?

Бен подавленно посмотрел на дочь:

– Как ты можешь так говорить, Джо? Светлана всегда говорила, что со временем приведет Тери в нормальный вид… что она врач-кожник. Только спустя месяцы, годы я получил полную и настоящую картину. Я даже не вникал, почему она оказалась с Тери той ночью. Я думал, что все это связано со съемками в Мексике, ты помнишь об этом?

Джо с яростью толкнула его обратно на стул.

– С этого дня я не желаю тебя видеть. Но сначала ты скажешь, где сейчас моя мать.

Образ Светланы из детства так глубоко засел у Марка в голове, что, когда она вошла, он даже не узнал ее. Первая реакция – самозванка… еще секунда – «это опять ее трюки», и, в приливе ярости – «Неужели она до сих пор думает, что может меня одурачить? Что я все тот же застенчивый, пытающийся угодить пасынок, которого можно одним взглядом отправить в ее родную Сибирь или куда-нибудь в этом роде?»

Когда она медленно подошла ближе, осторожно, как человек, только что вставший на ноги после болезни, Марк увидел, что она не самозванка и нет никаких трюков. Это была оболочка той женщины, которая когда-то вышла за его отца. Марк тогда не смог определить свое отношение к ней – то любя ее, доверяя, то в следующий момент ненавидя за высокомерие и равнодушие к нему и – довольно часто – к отцу. И сейчас с ним творилось то же самое.

С тех пор как Марк получил мучительное и трогательное письмо Алексы, его переполняли самые разные чувства. И он ожидал, что они выльются в поток горьких разоблачений. Но появление Светланы лишило всех эмоций, оставив один шок.

По дороге из аэропорта на север от Сан-Франциско Марка раздирала ярость: он так рассеянно слушал рассказ Алексы о деревьях, при первых встречах она вспоминала о них с детским восторгом. Этот восторг никак не вязался с ярлыком пустой, разряженной куклы, который он цинично пытался налепить на нее. И при всем при том приходилось признать, что она – самая прекрасная из всех кукол, какие только могут быть. Она рассказывала о восхитительных, сказочных красных лесах точно так же, как он рассказывал о восхитительном, сказочном океане. Тогда он заглянул в мир настоящей Алексы, девушки, женщины, в которую он честно старался не влюбиться, которая помогла ему увидеть все лицемерие в отношениях с мачехой и ее компанией. Теперь он понимал, что, ничего не делая, никому не говоря ни слова, он подписался под идеей «Вечной Молодости», дав убедить себя, что это «коммерческие мелочи, которые никому не принесут вреда». Марк презирал себя за то, что должен был с первого дня заподозрить неладное и не сделал этого.

– Марк, это… это такой сюрприз… Что ты здесь делаешь? – К непроходящему изумлению Марка, Светлана все еще пыталась сохранять видимость королевского бесстрастия и неуязвимости. Но что-то случилось, это больше не удавалось. Свет в ее мире угас. – Ты всегда отказывался приехать посмотреть и оценить мою работу! – Слова прозвучали как патетическое блеяние.

Седоволосая медсестра, которая наконец-то вышла на его разъяренные звонки в дверь, появилась в проходе, сильно нервничая.

– Мадам, этот джентльмен сказал, что он доктор Лэннинг, ваш приемный сын. Я сказала ему, что вы больны. Вы хотите, чтобы он ушел?

Светлана до сих пор могла остановить нервную болтовню одним величественным взмахом руки. Сестра ушла, и к Марку вернулось понимание той цели, ради которой он пришел сюда.

– Мне все известно, – сурово проговорил он. – Алекса мне все рассказала.

Светлана заплакала. Видеть это было все равно что наблюдать за Тем, как рушится памятник. Слезы лились беззвучно, плечи опустились, и вдруг в Марке зашевелилось что-то непонятное. Он понял, что не хочет видеть ее такой, поверженной, разбитой. Хотелось дотронуться до ее плеча, напомнить ей, кто она, кто он. Светлана словно поняла его ощущения: она едва заметно дрогнула, как от настоящего прикосновения, и повернулась к солнцу, которое пронзало гигантские кипарисы за окном ослепительными золотыми лучами.

– Не суди меня, Марк, – низким голосом сказала она. И снова повторила, уже жалобно: – Не суди, пожалуйста.

Марк опустился в глубокое кресло, память уносила его в другой день, другое противостояние – совсем еще мальчик, он пытается обвинить властную женщину в чем-то, чего сам не понимает отчетливо… в том, что не заботилась об отце… что виновата в его смерти из-за того, что пренебрегала им… что попала под влияние отвратительного человека по имени Бакстер Форга… Надменная женщина сидит на стуле у окна – дело происходит в Париже – слушает, спокойно ждет, когда он закончит излияния. Теперь его очередь ждать, и он будет ждать сколько угодно, пока она не расскажет все.

В ее глазах все еще стояли слезы, когда она повернулась к пасынку.

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать этим «все»? «Все» – это годы моих страданий? Ты хочешь сказать, что знаешь, как я жила все эти годы отшельницей, зная, что совершила ошибку?

Светлана тяжело опустилась на стул рядом, протягивая ему красивую белую руку, которую он не смог взять.

– Это несчастный случай. Я была слишком уверена в себе. Решила, что мы в конце концов нашли ту самую совершенную формулу красоты.

– Мы? – Голос Марка не давал никакой надежды на доверие, не говоря уже о прощении.

– Магда и я – мы работали вместе. Она делала ошибки. Я никогда не делала ошибок. Форга знал это. Он ненавидел Магду, но в меня верил. Магда тоже в меня верила… всегда говорила, что в семье я единственный гений. И твой отец – он тоже так думал. Он верил в мои эксперименты, ты не помнишь? – Напряжение в комнате становилось физически ощутимо.

Он помнил все прекрасно. Ведь это из-за близорукости и слепой преданности отца он оставил дом. Если таковым можно было считать маленькую комнату наверху, куда неохотно ставили раскладушку, когда он приезжал летом на каникулы. Сразу после школы он ушел во флот. Марк с трудом сдерживал слезы, впервые услышав в голосе мачехи боль. Теперь он понимал, что ждал от нее этой боли долгие годы – боли за смерть отца. Но страдала она из-за другого человека – своей сестры Магды.

Она заговорила отрывисто, коротко, то и дело переводя дыхание:

– Она увидела – Магда увидела лицо Тери после операции. Это был настоящий ужас! Магда лично выбрала Тери как идеальную кандидатку на мой новый метод, этот метод должен был сполна окупить все наши потери в борьбе с правительством. Она была совершенной. Совершенным материалом… – Голос оборвался. – Но оказалось слишком рано. Хоть Бакстер Форга и вложил деньги, их хватало, но… не сработало. Это было страшно – самое ужасное несчастье.

Марк тупо уставился на мачеху… Миссис Лэннинг… Светлана… Мадам Дэви, доктор Лэйн из клиники «Фонтан». Имена вдруг взорвались в его сознании. Лучшим кандидатом была Тери Шепард, мать Алексы! Он с отвращением смотрел на женщину, всхлипывавшую рядом с ним. Рыдающую из-за того, что ее обожаемая сестра стала свидетелем неудачи ее «совершенного эксперимента».

Светлана откинулась на спинку кресла, серебро волос блестело на фоне темно-синей шелковой подушки. Она закрыла глаза.

– Каждую ночь, до сих пор, Магда приходит ко мне. Иногда она в ярости, иногда прощает меня. Я вижу, как она стоит в операционной, заламывая руки, – она увидела страшные шрамы Тери, знает, что Тери потеряла память, жизнь ее висит на волоске.

Ее голос становился все ниже и ниже и перешел на шепот, свист.

– Как обычно, Форга нашел решение. Он знал, что выявление формулы – для меня только вопрос времени. После Тери не должно было быть других крупных экспериментов.

Марк сжал кулаки. Он лопался от ненависти к себе, от позора, что имел дело с «Дэви». Светлана не открывала глаз и продолжала говорить:

– Мы собирались отвезти Тери в клинику через мексиканскую границу. Там у нас было бы время решить, что делать дальше. Нужно было уезжать из Штатов после того случая в Лас-Вегасе. Мы сделали то, что сказал Борис, – мы всегда его слушались. – Светлана открыла большие голубые глаза и наклонилась к Марку, схватив его за колено. – Ты ведь знаешь это, да? Ты никогда его не любил. Твой отец говорил мне, что ты его ненавидишь.

Марк не ответил, ему не надо было отвечать. Светлана снова рухнула назад на спинку кресла, уронив голову в поток солнечных лучей. Он осветил лицо, как прожектор на допросе.

– Он – Борис… Форга сказал, чтобы мы взяли машину на имя Тери. Он знал, что Магда уговорила ее дома соврать, что едет в Мексику на съемки. Очень просто – Магда воспользовалась ее правами, которые нашла в сумочке. Магда была за рулем… – У Светланы почти пропал голос. Ей стало трудно выговаривать слова, каждое из которых вгоняло Марка в еще больший шок. – Мы с Тери ехали на заднем сиденье… туман, дождь, все это несчастье – ехать к Борису в клинику, которая вовсе и не клиника, а… палата для наркоманов. Но туда мы так и не добрались. Машина врезалась в скалу. Магда – моя Магда!.. – Неожиданно Светлана пронзительно заверещала: – Ей было не выбраться. Так и сгорела заживо. Моя Магда умерла с мыслью, что я неудачница.

Марк вцепился в мачеху. Он сказал, что знает все. Теперь он понял, что и он, и, судя по письму, Алекса не знали ничего. Но Светлана не понимала этого.

– А Тери спаслась, – последовал не вопрос, а утверждение.

Светлана вздохнула тяжело и длинно.

– Тери спаслась, а я стала узницей… Форги. С тех пор он не переставал меня шантажировать. – Вдруг глаза Светланы заблестели, слезы исчезли. – У Тери большой прогресс. Кожа потихоньку начинает восстанавливаться…

– А память? – выдохнул Марк.

– Конечно, доктора следят за тем, чтобы она не узнала, что произошло на самом деле, – снова вздохнула Светлана. – Они говорят, с момента катастрофы прошлое отрезано для нее.

Марк с презрением просмотрел на Светлану. Даже сейчас эта женщина, похоже, не понимает, что именно она стала виновницей всей кровавой путаницы.

Опустив глаза, она заговорила опять:

– Они говорят, что если появится кто-нибудь из прошлого, кого она любила, это может помочь… – Светлана всем своим видом умоляла его об одобрении. – Но, естественно, я никогда не пускала к ней Бена, ее ничтожного мужа. Я попросила докторов показывать ей обложки «Вью». Уговорила Форгу попробовать Алексу для работы в «Дэви» – надеялась, это принесет спасение – чтобы Магду простили на небесах. Тери писала Алексе письма как простая поклонница – не зная, конечно, кем она ей приходится… Это давало Тери радость, я знаю.

– Радость? Как ты смеешь говорить так после всего, что натворила? – оборвал Марк. Но злобой ничего не добьешься. Теперь единственное, что он может сделать – это чем раньше, тем лучше начать участвовать в лечении Тери – Тери, матери Алексы. При одной мысли об Алексе все вокруг озарялось. Скоро он сможет позвонить ей и сообщить невероятные новости, что ее мама жива, но сначала придется подумать, как улучшить состояние Тери. И тогда он снова попросит ее выйти за него замуж.

На солнце наплыло облако, в комнате потемнело. Марк резко поднялся: нельзя терять ни минуты.

– Я хочу сам обследовать Тери Шепард, и как можно быстрее. Где она?

Светлана словно не могла двинуться с места. Она еще глубже провалилась в кресло.

– Отсюда всего в получасе езды. В маленьком секретном опытном центре – в Орегоне. – Она горько усмехнулась. – Очень маленьком, слава Богу. Она единственный кожный пациент. Еще есть пара потерянных душ – алкоголики и наркоманы.

– В Орегоне? – повторил Марк.

– Да, в Орегоне, в получасе езды отсюда, – с чувством сказала Мадам Дэви. – Ты готов встретиться с Тери Шепард прямо сейчас?

Сегодня утром красивый доктор, появившийся в ее жизни то ли несколько недель, то ли месяцев, назад, объявил Тери, что приготовил ей чудесный сюрприз. Она надеялась, что он действительно окажется чудесным – это не то что утомительные беседы с доктором Лэйн. Та, хоть и очень умная женщина, никогда не могла внятно ответить на простые вопросы, например, почему нигде вокруг нет ни одного зеркала. Тери пришлось долго вспоминать это слово. Зеркало, зеркало на стене… она до сих пор все путает. Иногда даже чашку она называла другим словом, а на следующий день вспоминала, как оно звучит на самом деле. И тем не менее, она прошла «долгий, долгий путь». Понемногу все становилось на место. Доктор Лэйн очень помогла в этом, уговорив продиктовать пару писем хорошенькой модели из «Вью», которая, как ей сказали, очень похожа на нее.

Тери верила в это. Что-то в этой девушке вызывало из глубины сознания самые разные мысли и воспоминания. Тери вздохнула: она не видела Светлану, доктора Лэйн, с тех пор, как она привела ей нового доктора, и фотографии девушки тоже перестали приносить.

Может, доктор Лэйн начинает стареть? В последний раз она смотрелась старой, мешковатой – совсем не похожей на ту женщину, которая сначала произвела такое сильное впечатление на Тери. Но это было так давно.

Если доктор Марк Лэннинг полностью заменит Светлану, Тери решила, что так будет даже лучше. Она прикоснулась к своему лицу. Последняя операция, из-за которой она плакала, кажется, действительно сделала кожу ровнее. И новый молодой доктор сказал, что уверен в том, что теперь ее внешность очень близка к кардинальному улучшению. Давно пора бы ему наступить. Хотя вокруг не было зеркал, она знала, что все равно будет почти непреодолимо страшно взглянуть на себя.

Прежде чем приехал новый доктор, она пережила столько страданий, каждое утро просыпаясь с тем, чтобы вспомнить, что Магда, чудесная подруга Магда, погибла в автокатастрофе. Магда вела машину, а они с доктором Лэйн сидели сзади. Они ехали в реабилитационный центр в Мексике. По крайней мере, так рассказывала доктор Лэйн, потому что самой так и не удавалось вспомнить, куда они ехали… и почему. Все слилось в одно смутное пятно. Она не помнила даже, как уезжала из Мексики и как попала в Орегон, где живет уже так долго.

Знакомясь с Тери, доктор Лэннинг сказал, что его зовут Марк, и ей понравилось имя – звучит как-то по-французски. Он дал ей небольшую шелковую сумочку, которую с тех пор она почти не выпускала из рук. Что-то при виде сумочки сладко щемило внутри. Она пахла ландышем. Она обожает запах ландышей. Марк сказал, что скоро они пройдутся по магазинам и, может быть, найдут похожие духи, но сначала – чудесный сюрприз.

Календарь большими красными буквами показывал среду, первое число. Таким же красным светом горел восход над Орегоном, где шла ее жизнь, в которой приходилось довольствоваться маленькими радостями. Но тут же следовала беспричинная грусть, которой Тери никогда не понимала. И все равно она любила свой маленький домик посреди живописных газонов клиники, в которой сиделок было больше, чем самих пациентов.

Среда, первое число. Тери раскрыла сумочку, закрыла ее и улыбнулась. Несомненно, букет роз на подносе с завтраком – тоже часть сюрприза.

Теперь у нее есть гардероб, из которого можно кое-что выбрать самой – с тех пор, как двигаться стало полегче. Она нахмурилась. Когда-то ходить совсем не получалось, и даже сейчас не прошел страх от звука опасности – едущей машины. Иногда она слышала его, но слава Богу, близко они никогда не подъезжали.

Тери погуляла в саду, где в воздухе витал запах роз, и вернулась на террасу. Из комнаты со стеклянными дверьми слышались голоса, мягкие, грустные. Там оказался красивый доктор и – Тери боялась поверить глазам – та самая модель из «Вью», лицо которой так напоминало Тери себя. С ними еще один молодой человек, а с ним вторая девушка – до боли знакомое, любящее круглое лицо со слезами на глазах. Не зная отчего, Тери протянула к ней руки. Она знает ее. Вдруг стало ясно, что она знает обеих девушек очень, очень хорошо. Страшновато, но раз доктор Лэннинг, Марк – здесь, то все в порядке… все будет хорошо.

Тери медленно приближалась к ним, Марк взял ее за руку и нежно сказал:

– Тери, это Алекса – человек очень важный для меня, для тебя, я хочу тебя с ней познакомить…