К ночи за лесами началась стрельба. Ба-бах! Ба-бах! — били за лесом орудия. Бум! — ударяли бомбы. Бум! Бум!
— Батюшки мои, — вздыхала бабушка, — война-то все ближе и ближе! Ну как, бой у нас в деревне будет?
— Да с кем бой-то, — возразила мать, — наши ушли. А немцы сюда и не подойдут. В такую глушь, в такие леса! В снегу им тут завязнуть, что ли?
— Хорошо, кабы не пошли.
— Да и не пойдут.
Маринка влезла к дедушке на лежанку и примостилась у него за спиной, на мягком полушубке. Ганя устал за день и уснул на печке. Как только голова его коснулась подушки, он тотчас засопел носом.
В теплой дремотной тишине трещали сверчки.
— Ты слышишь, как сверчки поют? — спросил дед.
— Слышу, — сказала Маринка.
— А ты разбираешь, какую они песню поют?
— Песню?! Ты всегда, дедушка, что-нибудь придумаешь.
— Песню. Вот, слышишь?
Наша печ-ка вы-со-ка,
Наша печ-ка ши-ро-ка…
Маринка улыбнулась, но затихла и прислушалась. И вот удивительно: она и в самом деле услышала, как сверчки весело повторяли эти самые слова:
Наша печ-ка вы-со-ка,
Наша печ-ка ши-ро-ка…
— Слышу… — прошептала Маринка радостно, — слышу!
— А дальше разбираешь?!
И на нашей на печи
Не остынут кирпичи.
Чтобы к нам пришла беда
Не поверим никогда!
Где-то там идет война,
Не заденет нас она…
Маринка слушала, затаив дыхание. А потом сказала нахмурясь:
— Дедушка, а что же это за песня у них? Они, значит, никакой войны не боятся? Почему же?
— А потому, что им кажется, что их печка крепче всех крепостей на свете и что до их печки никто добраться не сможет.
— А если немцы придут да печку разломают?
— А!.. Ну, тогда они совсем другую песню запоют, совсем другую.
Мать сидела за столом возле лампы и вязала варежки. Она взглянула на деда, улыбнулась и сказала:
— Папаша, про кого ты говоришь? Уж не я ли такую песню пою?
— Да нет, — ответил дедушка, — это мы с Маринкой про сверчков разговариваем.