Около шести вечера Мукаи заказал номер в отеле-люкс в районе Синдзюку. Он надел черные очки и старался держаться иначе, чем дома или на работе, как будто опасался, что его могут узнать. Проходя через гостиничный холл, он еще раз убедился, что за ним никто не наблюдает.
Мукаи было тридцать лет, и он работал в «Сучиру фото лайбрэри». Он не был известным фотографом, а его работа заключалась главным образом в покупке любительских фотографий для последующей перепродажи газетчикам. Хозяйкой заведения была дама сорока лет, которую звали Акико Мошидзуки. Она начала заниматься этим бизнесом после смерти мужа, в те времена, когда таких фотоагентств было совсем мало. Ей было тогда чуть больше тридцати. Под офис она приспособила свою двухкомнатную квартиру, в которой до этого и жила с покойным супругом.
Однажды Мукаи, в ту пору еще студент частного университета, наткнулся в одном специальном издании на объявление Акико «Покупаю фото» и пришел к ней в контору. Тогда, десять лет назад, он был всего-навсего обычным студентом заурядного института с одной только страстью — страстью к фотографии. Увлекшись ею еще в колледже, он участвовал в многочисленных конкурсах и считал себя наполовину профессионалом.
Мукаи прекрасно запомнил тот день. Он разложил свою подборку из пятидесяти диапозитивов и сотни черно-белых фотоснимков, и Акико воскликнула: «А в этом что-то есть!» Не «хорошо» и не «плохо», а именно «В этом что-то есть!». «В этом что-то есть!» Мукаи ничего не понял и попросил ее объясниться. Он очень трепетно относился к своим снимкам, и восклицание Акико только разозлило его.
— Я же не говорю, что ты полная бездарь, а твои работы — дрянь. В них есть что-то такое… Я от тебя и не требую высокохудожественных фотографий. Мне нужно что-то на уровне открыток и календарей. Для таких вещей не требуется особых достижений, достаточно простых фотографий.
Тогда Мукаи сделал несколько снимков цветов, гортензий под дождем, городских парков, порта Иокогамы и принес все это Акико. Она купила большую часть из них и, поскольку он еще не определился с выбором своей дальнейшей профессии, предложила ему работать у себя.
— Если ты найдешь хорошую работу, на фотографию у тебя почти не останется времени. Да, здесь ты не станешь зарабатывать миллионы, но, с другой стороны, ты будешь заниматься любимым делом. У тебя есть будущее… да и глаз наметан.
Так Мукаи стал работать у Акико. Ему не очень понравились слова Акико, ведь тогда получалось, что у него нет никакого таланта. Но при этом он должен был признать ее правоту: работа в фотоагентстве была и приятной, и перспективной. Особенно это стало заметно в конце восьмидесятых — начале девяностых годов. Когда разразился экономический кризис, многие издания начали отказываться от услуг известных фотографов, и дела у Акико Мошидзуки резко пошли в гору. Количество предложений возросло еще больше с появлением компьютеров, которые могли обрабатывать изображение. И если на первых порах у Акико работал один только Мукаи, то теперь штат разросся, офис пришлось перевести в более просторное помещение, в одно из зданий на юге Аояма.
На четвертом году работы у Акико Мукаи женился на девушке, служившей в небольшом издательстве. Она была всего на год младше него, и ее звали Маки Нагано. Нельзя сказать, что Акико не понравилась эта идея, но и особой радости она тоже не выказала. Только обронила: «У твоей Маки есть какая-то проблемка…»
Маки была первой любовью Мукаи. Идя с нею под руку или сидя в баре, он был счастлив от сознания того, что обладает этим изысканным телом, на котором постоянно останавливались мужские взгляды. Медовый месяц молодые провели в Австралии, а вернувшись, приобрели — в кредит, разумеется, — квартиру в пригороде.
Но в этом году Маки вдруг стала заявлять, что их жизнь больше не может продолжаться таким образом. Сначала Мукаи было подумал, что она узнала про его манеру раз в месяц ходить развлекаться. Он так и не смог отделаться от своей холостяцкой привычки, и иногда Акико приходилось прикрывать его похождения.
— Ты слишком уж серьезно относишься к этому. Но, видишь ли, твоя серьезность в конце концов может обернуться против тебя же.
Речь шла о сексуальных отношениях, и Мукаи понял, что имела в виду Акико. Он был типичным интровертом: плохо сходился с людьми, был прост и скучен. Его интересовала только работа, остальное же не имело никакого значения. Ну, и раз в месяц он ходил к проституткам. Эти барышни недолюбливают плохо одетых людей, от которых вдобавок еще и попахивает. Поэтому Мукаи стал куда чаще пользоваться душем, постоянно наведывался в парикмахерскую, покупал новые вещи. В обществе женщин он теперь чувствовал себя увереннее, а в его голосе появились повелительные нотки.
Поначалу он ходил по злачным местам. Его уже не особо смущали расходы, и он мог спокойно выложить двадцать-тридцать тысяч иен за одно такое посещение, благо Акико платила ему исправно, да и зарплата постепенно повышалась. Но когда он встретил Маки, то есть в самом начале кризиса, их фирма была на гребне успеха; к тому же появились компьютеры, и он смог значительно повысить качество своих развлечений. Теперь он снимал комнату или номер в отеле и приглашал туда девушку.
Даже женитьба не отвратила его от проституток, хотя Маки была куда красивее, чем большинство из них. К тому же она была отменно воспитана и могла поддержать любую беседу. Но при этом она оставалась какой-то недосягаемой, и Мукаи не раз задавался вопросом, как могла эта девушка выйти замуж за такого, как он.
— Н-да, что-то с ней не то, — твердила Акико.
Не успели окончиться свадебные торжества, а до Мукаи уже стали доходить всякие сплетни насчет жены. Мол, она долгое время была любовницей какого-то очень известного человека и он собирался бросить ее, поэтому-то она и поспешила выйти за более покладистого. Говорили, что она старшая дочь богатого семейства Кансаи, в университете у нее была любовная связь с некоей знаменитостью, но так как это могло быть сопряжено со сложностями, связанными с получением наследства. Маки «решила этот вопрос, выскочив замуж за первого встречного. Согласно еще одной версии, Маки, будучи любовницей важной шишки, очень страдала от его ревности, но, выйдя за Мукаи, все равно продолжала встречаться с бывшим покровителем… Иногда это был политик, иногда — бизнесмен, но в остальном все слухи были поразительно похожи.
Когда они познакомились. Маки исполнилось двадцать девять лет. Мукаи то и дело спрашивал себя: а зачем успешной и красивой девушке понадобилось выходить за него? А после слухов начались анонимные звонки. Стоило Мукаи поднять трубку, как на том конце тотчас же рассоединялись. А потом Маки велела провести вторую, персональную линию, и запретила Мукаи подходить к тому аппарату. Да, она была настоящей дочерью антрепренера Кансаи, с этим было трудно поспорить. У нее был свой счет в банке, а одежду она покупала какую заблагорассудится.
Все, начиная с Акико Мошидзуки, считали, что вряд ли такой брак окажется счастливым. Но Мукаи, хоть и имел некоторые сомнения насчет Маки, не разделял их опасений. Раз в месяц он развлекался, а все остальное время у него отнимала работа. О разводе не возникало даже и мысли. Маки всегда была слишком независимой. В спорах она неизменно одерживала победу. Любой скандал она обдумывала заранее, и Мукаи оставалось только молча сносить все обиды и оскорбления. Он не допускал лишь одного: разговоров о том, что он якобы спал с Акико Мошидзуки. Его уважение к этой женщине было настолько глубоким, что он не выносил даже самых туманных намеков.
Маки была довольно-таки истеричной особой, и любой скандал мог продолжаться не один час. Мукаи шел в отчаянии к Акико.
— То, что ты рассказываешь, довольно печально.
— Заметь, я уже привык к этому.
— Но ты постоянно на взводе.
— Да. Но такого со мной еще не было.
— Чего не было?
— Да скандалов. За всю жизнь ни одной ссоры. Даже дома — и отец, и мать, и брат — все вели себя очень спокойно. Хотя на самом деле у нас просто не было повода для мало-мальски серьезного разговора. А тут, когда это случилось в первый раз, я подумал, что это должно быть присуще современной женщине. Хотя теперь я верю в это все меньше и меньше.
— Н-да… Ну, твою Маки я не знаю, да и не хочу об этом говорить. Но я слышала, что она со странностями. Честное слово. Она до последнего момента будет молчать, а потом разом выльет тебе на голову целый ушат всякой дряни. Это очень жестокое существо. Про нее много чего рассказывают. Еще до вашей свадьбы я говорила тебе, что у нее не все в порядке, а на слухи не обращала внимания. Ты понимаешь, о чем я, Мукаи?
— Да, понимаю. И про слухи тоже. Но я ничего о них не знаю…
— Это о чем ты не знаешь?
— О ком. Об этих богачах, знаменитостях, обо всем этом мире, который мне безразличен.
— Угу. А домохозяйка, которая проводит себе отдельную телефонную линию, это как понимать прикажешь, а? Или тебя это не волнует? По-твоему, это нормально?
— Ну хорошо, и что это все значит?
— Если тут дело в ревности, то это означает, что она еще испытывает к тебе какие-то чувства. Ты так не думаешь?
— Ко мне?
— А если она действительно тебя ненавидит, дело кончится тем, что она просто прирежет тебя как-нибудь… В состоянии аффекта!
— Ну, не знаю…
— Ты еще бегаешь по своим развлечениям?
— Ну да. Но это лишь для того, чтобы сохранить ощущение, что что-то еще принадлежит мне.
— Если она догадается, тебе придется туго.
— Во-первых, она об этом не узнает. А потом, у меня такое впечатление, что ей вообще наплевать на то, чем я занимаюсь.
— В общем, как бы то ни было, подумай как следует. Все не так просто. И еще непонятно, чем все это кончится.
Акико Мошидзуки была совершенно права. В начале года Маки попросила развода. А когда Мукаи стал расспрашивать ее, она лишь повторила, что, мол, это не может больше продолжаться. Впрочем, он так и не понял, что она имела в виду. Но вскоре к Мукаи явился адвокат. Акико Мошидзуки нашла это очень странным и надавала Мукаи множество советов. Несмотря на это, у него так и не возникло желания бороться с Маки и ее адвокатом. Он очень страдал в одиночестве. Из-за разрыва с Маки ему пришлось переехать в более дешевую квартиру, расположенную недалеко от конторы. И как только он начал жить один, все заметили, как он постарел. Снова поползли слухи: одни говорили, что тот самый известный человек решил забрать Маки к себе; другие возражали: мол, наоборот, Маки сама просила своего бывшего любовника возобновить их связь и даже валялась у него в ногах, на что тот сказал, что не ударит и палец о палец, пока Маки не оформит развод.
Мукаи звонил ей раз сто, но Маки бросала трубку. Потом она сменила номер, и звонки пришлось прекратить. Мукаи по совету Акико тоже нанял себе адвоката, и теперь оба юриста обсуждали размер отступного. Представитель Маки был искушенным крючкотвором, достаточно известным в своем кругу. Поверенный же Мукаи только и знал, что повторять своему клиенту один и тот же совет: если бы Мукаи удалось узнать, с кем и о чем могла разговаривать его жена по телефону, вот тогда, может быть… ну и все в том же духе. Несчастный Мукаи уже уверил себя, что ему ни за что не выиграть процесс… Хоть он и жил теперь отдельно от супруги, его не переставала терзать мысль о ее таинственном собеседнике.
Он заполнил регистрационную карточку и поднялся в номер. Пока не стемнело, он сидел и потягивал пиво, а потом позвонил в клуб и вызвал к себе барышню.
Мукаи пользовался услугами садомазохистских клубов уже около трех лет. С этими девушками можно было спокойно расслабиться, и он полагал, что это лучшее средство, чтобы хоть немного отвлечься от того кошмара, в какой превратилась его жизнь.
Он посмотрел в окно, где мерцали огни небоскреба, в котором размещался токийский муниципалитет.
Акико Мошидзуки питала к нему поистине материнские чувства и часто расспрашивала его о развлечениях.
— Так это садомазо?..
— М-да… с недавних пор я понял, что в них есть свой кайф.
— А ты пользуешься плеткой?
— Нет, конечно нет. Вовсе не обязательно подвергаться физическим истязаниям, достаточно и на словах…
— То есть ты хочешь отыграться за Маки?
— Ну да, разумеется.
Появилась девушка. Барышни из клубов носили, как правило, костюмы или платья. Среди них не было ни одной в свитере или джинсах — клиентам нравились только стильные девчонки. Но правильно носить костюм умели лишь немногие.
Эта барышня была одета в розовый. Она оказалась очень худой и мрачной. Мукаи предложил ей стакан пива, и она осушила его одним глотком, не проронив ни слова.
Сначала он отправил ее в душ, потом связал, усадил на диван и раздвинул ей бедра. Мукаи нравилось беседовать с девушками в таких позах. Некоторые стеснялись, другие не очень, но ему нравились и те и другие. Мукаи вообще любил, чтобы женщина оказывалась перед ним в жалком и унизительном положении. Он презрительно оглядывал их, трогал и в конце концов кончал им в рот или в кулак.
— И как давно ты этим занимаешься?
— Садомазо?
— А чем же еще?
— Два года.
— Сплошная извращенность, да?
— Это уж точно.
— А что было самое-самое?
— У клиентов?
— Ну да.
— Была у меня одна такая… Хотела бы забыть, да никак не могу. Женщина…
— Женщина?
— Угу. Ну, скорее девица. Странная какая-то.
— Извращенна?
— Лесбиянка. Хотя… Она сказала, что может слышать сигналы, которые передаются по проводам.
— Не звезди!
— Да нет, правда! Она так и сказала. То есть она имела в виду телевизионные кабели, провода от видеомагнитофонов и все такое… И она может как бы заглядывать туда, вовнутрь, и слышать электросигналы. Она даже может видеть картинки без помощи экрана.
— Да ладно тебе!
— Я серьезно. Когда мы с ней закончили, я позвонила хозяйке. А она, хоть и сидела далеко от телефона и даже не смотрела на провод, она потом пересказала мне все, что говорила хозяйка. Слово в слово. Она все это услышала, причем даже на провод не смотрела. Я чуть с ума не сошла!